Одним солнечным днем во время репетиций «Реквиема» в Нью-Йорке у меня выдалось немного свободного времени. Сара ушла со своей матерью на примерку платья для премьеры, а я болтался по городу. На Пятой Авеню я наткнулся на книжный киоск, в котором мое внимание привлек экземпляр английского перевода «Призрака оперы» Гастона Леру. Мне нечем было заняться, поэтому я расстался с пятьюдесятью центами, вернулся в Ритц-Карлтон, где мы остановились, и погрузился в чтение. На меня снизошло озарение.

Гастон Леру создал свое блюдо из самых разных ингредиентов: фальшивого исторического сюжета, подражания роману «Trilby» Джорджа Дюморье, истории ужасов, французского детектива и сказки о «Красавице и чудовище» с демоническими чертами Паганини. Честно говоря, с самого начала было понятно, что это низкопробный роман.

Но кое-что мне очень понравилось – конец истории. Тело призрака эксгумируют спустя годы после смерти, а на его пальце все еще красуется кольцо, которое он дарил своей возлюбленной Кристине Даэ.

«Призрак оперы» мог бы стать историей о страстной и безответной любви.

В тот вечер мне в голову пришла еще одна мысль. Самый запоминающийся момент в фильме Лона Чейни – когда Призрак обрушивает люстру. Что, если шоу начнется с аукциона, на котором будут распродавать интерьер заброшенного оперного театра? Передо мной живо пролетели те дни, когда мальчиком я лазил в полуразрушенные здания театров. И тогда последним лотом могла бы стать разбитая люстра, которая, подобно фениксу, ожила и зависла бы над аудиторией, как настоящий дамоклов меч. Зрители знали бы, что в какой-то момент люстра упадет. И когда Кристина успела вернуть Призраку кольцо? Это была уже не история из романа Леру.

Передо мной была история, которую я мог превратить в романтическое произведение, которое всегда мечтал написать. Я решил ничего не говорить Саре до возвращения в Лондон. Но, когда мы оказались дома, я придумал другой сюжетный поворот. Призрак должен был сочинить оперу для Кристины. А во время представления внезапно самому занять место главного героя рядом с ней. Кристина же публично унижает его, срывая с него маску.

МАРТОВСКИЕ ИДЫ принесли мне тему моей мечты. Но, как всегда бывает с Идами, они заставили меня совершить самую серьезную ошибку в моей карьере, последствия которой я расхлебываю и по сей день. Я позволил Брайану Бролли вывести Really Useful Group на Лондонскую фондовую биржу. На это у меня было две причины. Во-первых, попытка найти финансового партнера для восстановления театра Пэлас не увенчалась успехом. Брайан отказался от сотружничества с Берни Делфонтом. Публичное размещение акций принесло бы нам доход, и тогда мы смогли бы отреставрировать театр, не увязнув в долгах. Также мы с Брайаном немножко заработали бы и для себя. Я должен был подписать контракт, который утвердил бы мой контроль над всем творческим процессом.

В реальности оказалось так, что, несмотря на все условия контракта, я фактически продал себя Сити и Уолл-Стрит. Финансовые аналитики заботятся только о том, какую прибыль принесет следующий год. Горе тому, чьи творческие идеи идут в разрез с планами акул финансового мира. Но тогда я и понятия не имел о проблемах, в которые втягивал себя. Я искренно верил, что стану свободнее в творческом плане, отреставрирую Пэлас, а Really Useful, став публичной компанией, займет ниши, не связанные со мной, так что не будет полностью зависеть от моей работы. Я даже представить не мог, что принимал самое катастрофическое для своей карьеры решение. Брайан начал искать людей на руководящие позиции. Первым человеком, которому мы предложили директорский пост в компании, бы Тим Райс.

МЫ ЗАПЛАНИРОВАЛИ ВЫХОД КОМПАНИИ на биржу, и я наивно почувствовал, как будто гора свалилась с моих плеч. Я встретился с Кеннетом Макмилланом. И затем впервые погрузился в работу над «Призраком оперы». Никогда больше сюжет и музыка так быстро не складывались в единое целое. Конечно, не все было идеальным, но структура, которую я наметил, не менялась ни разу. Вот мои записи о первом акте.

Аукцион проходит в оперном театре, которой вот-вот будет снесен. На нем распродаются разные вещи, важные для сюжета. Среди покупателей – пожилая леди мадам Жири и пожилой мужчина Рауль, Виконт де Шаньи. Один из лотов – музыкальная шкатулка, которую покупает Рауль (примечание насчет музыки: первый диалог и мелодия должны раздастся их шкатулки, Рауль должен вступить первым). Последний предмет на продажу – разбитая люстра из «страшного происшествия». Волшебным образом люстра возвращается к жизни. На наших глазах опера возвращается к своим лучшим временами, а мерцающая люстра поднимается над нашими головами. (Начало темы Призрака играется на педалях органа с 1/32 обязательной нотой.)

Репетиция в самом разгаре. Новые руководители оперы, месье Андре и месье Фирмен, только что вступили в права владения. Прежний владелец и таинственный балетмейстер мадам Жири рассказывают им о том, что в здании живет Призрак, который смотрит каждое представление из пятой ложи, и что она всегда должна быть свободной для него. Если нет, произойдет «катастрофа, которую они и представить не могут». (Это сцена должна состоять из диалогов, чтобы быстрее рассказать сюжет, но мы должны услышать оперу, которую репетируют. Мейербер?) Призрак одержим юной легкомысленной участницей труппы Кристиной Даэ, чья лучшая подруга – дочь мадам Жири, танцовщица Мег. Призрак учит Кристину петь. Он обрушивает часть декораций, которые чудом не падают на примадонну Карлотту. Она и ведущий тенор сеньор Пьянджи резко покидают оперу. Примадонну заменяют Кристиной, которая после неуверенного начала срывает овации своей арией (место для ключевой песни) и сразу становится парижской сенсацией. (Мы также должны услышать, как ранее арию исполняет Карлотта.)

Действие переносится в гримерку Кристины. Она объясняет Мег, что ее таинственный учитель музыки – Ангел Музыки (важная мелодия в размере 3/4). Затем появляется новый покровитель оперы, друг детства Кристины, Рауль, Виконт де Шаньи. Он уже давно влюблен в нее. (Примечание: странные факты из детства Рауля и Кристины из романа. Мрачные скандинавские истории, подарок для музыки!) Призрак слышит весь разговор и приходит в бешенство. Он заманивает Кристину в волшебное зеркало и перевозит ее через озеро под оперой (звуки органа, главная песня) в свое подземное логово.

Там стоит огромный орган, на котором он сочиняет свою музыку. (Примечание: его стиль должен опережать тенденции девятнадцатого века… увеличенный лад? В романе его зовут Эрик. Никакого «Эрика»! Мюзикл «Эрик!» – просто ужасно.) Призрак говорит девушке, что музыка навеки связал их (место для песни о том, что музыка приводит к любви и т. п.) Ночь проходит (пришли ли они к чему-то?!) На следующее утро Призрак сочиняет музыку. Она снимает с него маску и видит, что половина его лица обезображена. Призрак приходит в ярость, но затем умоляет Кристину обращать внимание не на его лицо, а на душу (место для главного музыкального мотива).

Призрак возвращает Кристину. Владельцы оперы обезумели из-за того, что их молодая звезда внезапно исчезла. В отчаянии и Рауль. Карлотта вне себя от радости. Однако, к огорчению примадонны, Кристина возвращается, и одновременно Призрак посылает записку (найти мотив для Призрака) с требованием, чтобы Кристина вновь заменила Карлотту в следующей опере. Владельцы оперы показывают в ответ на это два пальца. (Не уверен, что делать со всем этим, слишком много сюжетных поворотов. Песня о пятой ложе?) Карлотта выступает вопреки приказу Призрака и в итоге оказывается униженной, потому что вместо пения начинает квакать, как жаба. (Комическая сцена, опера в стиле Моцарта.)

В суматохе обнаруживают труп рабочего сцены Буке, который знал слишком много. Рауль бежит с Кристиной на крышу оперы, где испуганная девушка рассказывает ему все о своем таинственном покровителе. Рауль обещает защитить ее. (Шанс написать большой любовный дуэт! Его предваряет инструментальная композиция, показывающая потрясающий вид Парижа с крыши.) Теперь у Кристины роман с Раулем, и она соглашается уехать из Парижа. Фантом подслушивает разговор, его сердце разбито, и в ярости он обрушивает люстру (повтор мелодии любовной песни и главной песни Призрака… не уверен, где в этот момент находится Кристина). Далее акт второй…

Теперь вопрос состоял в том, кто мог бы привести все это в божеский вид. Мы с Кэмероном обратились к Тому Стоппарду, но он вежливо отказался. Вторым вариантом был Джим Стайнман. Мы встретились с ним за потрясающим обедом в парижском Le Grand Véfour. Человек, подаривший миру «Bat Out of Hell», был большим любителем поесть и выпить. Кроме того, он вечно мучился с выбором. Годы спустя во время работы над «Whistle Down the Wind» я сполна познакомился с этой его особенностью. Одним жарким нью-йоркским вечером мы пошли в мексиканский ресторан. Джим пристально изучил меню, затем подозвал официанта и сказал: «Мы будем по одной порции всего».

Официант озадаченно переспросил: «Вы уверены, что хотели заказать по одной порции всего, сэр?»

Джим задумался: «Вы правы. Нам нужно по шесть порций всего».

Мы с Кэмероном опоздали на полчаса на встречу в Le Grand Véfour. На столе перед Джмом стоял целый ряд декантеров, а за ним громоздились бутылки в ведерках со льдом. «Я не мог решить, какой урожай Латура заказать», – сказал он.

Кэмерон заметил, что у Джима неестественно бледная кожа, которая, вероятно, никогда не видела солнца. Он предложил поселить его в подвале в Сидмонтоне и говорить ему, что на улице ночь, когда нам нужно будет поработать. Но у Джима были обязательства перед Bat Out of Hell, и мы не совпадали с ним по времени. Тем не менее мы стали хорошими друзьями, и я даже написал с ним одну из своих лучших песен 1990-х годов – «No Matter What».

ЗАТЕМ Я ПОЗВОНИЛ Ричарду Стигло. Ричард был большим любителем оперы, и я подумал, что его остроумие поможет удержать шоу от излишней напыщенности. Я решил показать первый акт на Синдонтонском Фестивале 5 июля 1985 года. Одного акта было достаточно, чтобы понять, есть ли у «Призрака» потенциал.

К тому моменту Кэмерон еще не успел добиться особого успеха со своей другой французской находкой. Около года назад кто-то дал ему послушать французский концептуальный альбом с коротким мюзиклом по мотивам «Отверженных» Виктора Гюго, поставленным в Париже в 1980 году. Кэмерон отметил несколько сильных композиций и решил, что Тревор совместно с Королевским шекспировским театром сможет переделать шоу для англоязычной аудитории.

Впервые он упомянул «Отверженных» во время ланча в Le Caprice. Он возмущался тем, что в качестве поэта-песенника пригласили Джона Питера, однодневного критика и поэта из Sunday Times, который нашел последнюю песню из «Кошек» особенно тошнотворной. Кэмерон даже начал переговоры с Бидди Хэйворд по поводу «Отверженных», которых можно было бы показать на сцене Пэласа после показов Королевской шекспировской компании. Не считая «Отверженных», мы постоянно работали рука об руку. У нас был мюзикл «Песня и танец» и «Café Puccini», и Кэмерон в очередной раз убедился, насколько я был воодушевлен идеей поставить «Призрака». Когда он послушал черновые композиции, то сразу засомневался, сможет ли Ричард написать слова. Но мы согласились, что не будет ничего плохого, если мы напишем один акт и покажем его на Фестивале в пятницу вечером, а «Café Puccini» займет все субботнее утро.

Поскольку Джон Непер был занят в постановке «Отверженных», Кэмерон предложил пригласить Марию Бьорнсон помочь нам с художественным оформлением и костюмами. Она только что закончила работу над пьесой «Camille» в театре Шекспира. Это была отличная идея. Он также предложил задействовать актеров из «Отверженных», чему я ужасно обрадовался. Колм Уилкинсон, мой первый Че, получивший роль Жана Вальжана, мог бы сыграть моего Призрака. Несмотря на то что Сара Б. гастролировала с «Реквиемом» по Европе, роль Кристины, безусловна, была ее. Весь май я сочинял музыку, так что он напрочь выпал из моей памяти.

В июне пришло время для перерыва. Меня с композиторами Джули Стайном и Саем Коулмэном позвали сыграть на вручении премии «Тони». К сожалению, 1985 год был не богат на мюзиклы, и организаторам даже пришлось исключить некоторые номинации. Вечеринка перед вручением в отеле Плаза тоже не обещала ничего грандиозного – сотрудники нью-йоркских отелей объявили всеобщую забастовку.

Нужно было обладать достаточной храбростью, чтобы прорваться на вечеринку через толпу крайне агрессивных пикетчиков. Что-то подсказывало мне, что это не та площадка, где уместно приводить в пример протестующих шахтеров, которых я обсуждал с Маргарет Тэтчер за ужином на прошлой неделе. Так что, едва увернувшись от летевшего прямо в меня яйца, я попал на мероприятие, которое понравилось бы только любителям ходить на поминки. В углу я заметил Хала Принса. Он был номинирован на премию «Лучший режиссер мюзикла» со постановкой «Grind». Даже на таком безрыбье она обладала такими же шансами на победу, как я возможностью обратить пикетчиков снаружи в тэтчеризм. Я предложил Халу переместиться в более приятное место. Вскоре я уже спрашивал Хала, не думал ли он когда-нибудь о работе над романтической вещью, полностью ожидая, что человек, поставивший «Company» и минималистическую «Эвиту», сразу же сменит тему на урожай лимонов в Израиле.

Но вместо этого он сказал: «Конечно, малыш. Есть идеи?»

Я рассказал ему о «Призраке»: как мне в голову пришла идея, как я никогда не думал, что это моя тема, но внезапно наткнулся на книгу. Хал ответил, что собирается приехать в Лондон в конце июня. Мы договорились о встрече в Сидмонтоне.

Домой я вернулся настолько воодушевленным, что для записи минусовок в студии нанял целый Королевский филармонический оркестр. 23 июня Хал послушал музыку из первого акта. С самых первых нот он понял мою задумку с люстрой. Даже мало сказать, что понял, он прочувствовал то, что я имел в виду. Единственной композицией, которую он посчитал на уровень ниже остальных, была «Box 5». После Фестиваля я переписал ее, и она превратилась в сцену с владельцами оперы из первого акта, заканчивающуюся песней «Prima Donna».

Кроме того, ему не понравилось, что в либретто Ричарда слишком много банальных шуток. Мы полностью сошлись на том, что Гастон Леру сделал правильный ход, написав, что Призрак родился с изуродованным лицом. Некоторые экранизации в этом отличались от оригинального сюжета. Например, в фильме Артура Лубина Призрак получает увечье, когда ему в лицо плескают кислотой, но это совершенно меняет суть трагедии.

Мы расстались, договорившись, что Хал станет режиссером «Призрака». У Кэмерона, конечно же, были свои соображения. Он сильно зависел от Тревора и его команды в Королевской шекспировской компании, так как Тревор руководил постановкой «Отверженных». Так что Кэмерон считал, что в первую очередь нам нужно рассмотреть именно его кандидатуру. Кроме того, он боялся, что Хал утратил хватку, так как его последние мюзиклы потерпели крах.

Короче говоря, я оказался в очень неудобном положении. Внутренний голос подсказывал мне, что у Тревора будут проблемы с сюжетом. Его дотошность потребует логичных объяснений того, что нужно просто принять как данность. Хал же имел чутье на эффекты, и я искренне верил, что это именно то, что нужно «Призраку». В любом случае, Тревор был занят «Отверженными», что, однако, не помешало ему посмотреть наше шоу в Сидмонтоне.