Спросите любого, кто знает Майкла Кроуфорда, и первое, что вы узнаете, это, что если он принимает вызов, то всегда идет до самого конца. Так, он настаивал, что будет самостоятельно делать все опасные трюки в шоу «Some Mothers Do ’Ave ’Em». И я уверен, что в мюзикле «Barnum» он ходил по канату безо всякой страховки. Так что я не нуждался в заверениях Иэна Адама, что Майкл идеально подходит на роль Призрака. Если бы Майкл сказал, что он забудет про амплуа тощего Фрэнка Спенсера и к премьере превратится во внушительный невероятно сексуальный баритон, то так бы оно и было. Надо было только заставить его принять этот вызов.

Я знал, что Майкл попался на удочку, когда я дал ему послушать увертюру. Момент, когда оркестр вступает в игру, довершил дело. Это был жаркий летний день, все окна квартиры на Грин-Стрит, выходившие в сад, были открыты нараспашку. Я описал ему сцену аукциона, и как звуки органа сопровождают люстру, поднимающуюся над залом оперного театра, возвращающегося к жизни. «Бедные соседи», – думал я, включая запись. Майкл буквально подскочил с дивана, когда прогремел орган, и стоял рядом со мной все время, пока играл оркестр.

«Эндрю, – прошептал он, – это самое потрясающее начало мюзикла, что я когда-либо слышал».

В мои сети попался самый лучший театральный артист, с которым мне довелось работать. Переговоры с Майклом были следующим препятствием, и иногда казалось, что мы натолкнулись на каменную стену. В итоге Кэмерону пришлось поступиться своими принципами и пообещать ему часть прибыли от шоу. Так как до этого он уже был вынужден согласиться на немалую долю для Хала, ему потребовались сутки, чтобы прийти в себя.

Участие Майкла было анонсировано 27 мая, через две недели после премьеры «Шахмат». Звездная компания Тима Райса, Элейн Пейдж, Тревора Нанна, и международной армии фанатов группы ABBA превратила премьеру «Шахмат» в самое грандиозное событие за всю историю Вест-Энда. «Призрак», напротив, казался весьма сомнительным шоу. Жена композитора и парень, который играл Фрэнка Спенсера, в главных ролях? «Теперь понятно, это улучшенная версия шоу Кена Хилла с Кроуфордом, раскачивающимся на люстре и пугающим Брайтман в перерывах между комедийными сценами», – говорили представители театра Rialto.

Единственное, что они не могли понять, так это, как в историю вписывался Хал Принс. Но мы с Кэмероном точно знали, как. Тем незабываемым утром Хал и Мария Бьорнсон позвали нас взглянуть на эскизы. Мы встретились в квартире Марии на Гледхау-Гарденс, которая была буквально дверь в дверь с моим самым первым собственным жилищем. Было ли это предзнаменованием? Никогда раньше я так не волновался, когда смотрел на эскизы декораций. Я понял, что они идеально соответствуют моей музыке, когда Хал показал, как заброшенный оперный театр возрождается из пыли и небытия: улетает пленка, покрывающая роскошную авансцену, поднимаются фантастические декорации, и все это приходит в действие к моменту, когда люстра оказывается на своем месте. Все было подвижным, пластичным и, в первую очередь, необыкновенно женственным.

Говорят, что у «Призрака» огромные декорации. Но это не так. Все очень компактно и продумано. Сцены с владельцами оперы происходят на фоне занавеса с дверным проемом. Логово Призрака – не что иное, как пустая зеркальная рама, кровать, маленький орган и канделябры, вырисовывающиеся на фоне черной материи. Даже сцена маскарада происходит на наполовину составленной из строительных лесов лестнице, а многие из гостей – манекены. Хал и Мария возродил некоторые викторианские приспособления в театре Ее Величества, который должен был стать домом для нашего шоу. Например, прыжок Рауля в озеро Призрака появился благодаря обнаруженному подъемно-опускному механизму сцены. Костюмы Марии были настолько же шикарными, насколько негромоздкими и подвижными были декорации. Наряды для маскарада были, кажется, одними из самых роскошных и изобретательных, что когда-либо шились для мюзиклов. У нас даже была костюмированная шутка, от которой пришлось отказаться. В самом начале месье Андре и месье Фирмен до смерти пугают друг друга, столкнувшись в совершенно одинаковых костюмах скелетов. Мы придумали примерно такую же историю для двух женщин, которые заявляются на шикарное мероприятие в совершенно одинаковых бальных платьях. Но во время примерок Джон Сэвидент, игравший в роли Фирмена, отказался носить свой костюм, потому что он его толстил. В общем, костюм поменяли, и шутка была утеряна, что достаточно печально.

СИДМОНТОНСКИЙ ФЕСТИВАЛЬ 1986 года проходил 4 июля. Виндзорская труппа вновь показала «Крикет», и его оценили как «забавную диковинку». Субботнее вечернее выступление включало в себя песни из второго акта «Призрака», которые еще не были готовы в прошлом году. Слова «Wishing You Were Somehow Here Again» все еще не были готовы до конца, и песня называлась «This Is Where the Story Finishes». Чарли Харт винил в этом пять повторяющихся в начале нот и угрожал назвать песню «Spare a Thought for Kids at Christmastime». Он до сих пор злится на меня, что ему пришлось включить слово «somehow» в финальное название песни. Некоторые зрители были удивлены, что имя Кристины Даэ поменялось с «Kristin» на «Christine». Халу казалось, что первый вариант бредовый.

Несмотря на то что «Призрак» набирал обороты, Саре удалось записать альбом с народными песнями в аранжировке Бенджамина Бриттена для EMI. Но это не было ее единственной работой на «Эбби-Роуд» в том августе. Спустя два дня после записи «O Can Ye Sew Cushions?», «Dear Harp of My Country» и семнадцати других песен, она вернулась на студию, что помочь мне исполнить месту – записать песню с Клиффом Ричардом. Клифф согласился спеть дуэтом «All I Ask of You». Я был на седьмом небе от счастья. Клифф нечаянно вступил не в том месте, но это не помешало синглу занять третье место в чартах за пару недель до премьеры «Призрака».

Тем летом у меня было два огорчения. Ни одно из них не касалось «Призрака», но они были предвестниками серьезных неприятностей в будущем, благодаря которым Really Useful стала публичной компанией. Во-первых, Брайан Бролли заставил нас записать «Вариации» для EMI/HMV. Часть рок-группы была переделана для Королевского филармонического оркестра и Дэвида Каллена. Лорин Маазель дирижировал. Несмотря на то, что мой брат Джулиан вновь выступал в качестве солиста и великолепно играл, я протестовал изо всех сил. Это была ужасная идея. Если когда-либо музыка не предназначалась для классического оркестра, то это был именно тот случай. Не знаю, какие там дела были у Брайана с EMI, но впервые он был на стороне компании, а не на моей. Когда оркестровка оказалась настолько плохой, что Лорину пришлось брать еще один день на перезапись, что стоило целое состояние, меня так и подмывало сказать: «А я же предупреждал».

Конечно, альбом плохо продавался. Единственным плюсом в этой истории было, что в обмен на мой отказ от публичных причитаний, музыкальную поэму нашего отца под названием «Aurora» записали в качестве сопутствующего материала. Поскольку большая часть времени ушла на запись моих обесцвеченных «Вариаций», на репетиции «Aurora» его почти не оставалось. Но это в общем-то доказывает, каким гениальным музыкантом был Лорин, когда у него был достойный материал для исполнения.

Во-вторых, Роберт Стигвуд отказался работать со «Звездным Экспрессом» в Америке. Для показа шоу на больших площадках США Роберт предложил объединиться с рок-промоутером Стивом Либером, который участвовал в турах «Суперзвезды», будучи сотрудником в William Morris. Для меня было лучше согласиться, на это, чем рисковать Бродвеем. Но к середине лета и Роберт, и Стив вышли из проекта, сытые по горло бездействием Брайана. Тогда я еще не знал, что Джимми Недерлендер предложил ему гарантированную сумму в 10 миллионов долларов (22 миллиона долларов на наши деньги), если он поставит «Звездный Экспресс» в одном из его бродвейских театров. То была типичная ситуация, когда владелец театров и миллионер считает себя продюсером и рассматривает шоу как «продукт», не понимая, что именно заставляет этот «продукт» работать.

Впоследствии Брайан согласился на щедрое предложение Джимми, пригласив другого продюсера – Марти Старгера. Сейчас я понимаю, что Брайан пытался получить гарантии для «Звездного Экспресса», чтобы повысить краткосрочную прибыль компании Really Useful и ублажить Сити, что, конечно же, принесло бы неплохие дивиденды ему самому. Кроме того, Брайан начал совершать ошибки бизнесмена, который думает, что может заниматься творчеством. Доказательством этого была его провальная версия «Вариаций».

РЕПЕТИЦИИ «ПРИЗРАКА» начались на третьей неделе августа в «Ужасном» Алфорд-Хаузе, доме культуры Воксхолла, но никто не жаловался. Это было похоже на репетиции шоу, которое уже было ранее опробовано и проверено.

Все шло настолько гладко, что мы были готовы показывать первый акт уже в конце второй недели. Более того, у нас было время прослушать песню «Masquerade», открывающую второй акт. Но песня не шла. Я помню, как Алан Джей Лернер хотел в первую очередь заняться именно ей. То были длинные августовские выходные, так что мы с Чарли Хартом отправились в Сидмонтон. Нам понадобился целый день, чтобы понять, что проблема предельно проста. Мы написали традиционную открывающую сцену празднования шести месяцев с освобождения оперы от Призрака. Это был маскарад. Но маскарады обычно пугающие и экзотичные. В них даже есть оккультные подтексты – вспомните, например, венецианские карнавалы.

Чарли переписал слова для нового музыкального ритма, и подтекст песни стал казаться более зловещим. Прятался ли Призрак за одной из масок? Я привел «Masquerade» к большому хоровому исполнению на старый манер – исполнители спускались с лестницы до появления Призрака в костюме «красной смерти». Уже к следующему вторнику Джиллиан целиком поставила эту сцену.

На той неделе произошло нечто, что можно назвать «инцидентом». Кэмерон, Майкл Кроуфорд и я ехали из Воксхолла в театр. Когда мы поравнялись с Ламбетским мостом, Майкл сказал, что хотел бы заранее записать песню «The Point of No Return», потому что он исполнял ее в капюшоне. Ему казалось, что он звучит глухо. Кэмерон взбесился и сказал, что за деньги, которые ему платят, Майкл, по крайней мере, может сделать одолжение и спеть вторую важную песню своего персонажа вживую. Или он хочет звучать фальшиво? К этому времени мы застряли в пробке. Майкл крикнул: «Да как ты смеешь?», после чего продюсер и ведущий актер выпрыгнули из машины и на глазах у изумленной публики устроили кулачный бой. Я, будучи убежденным пацифистом, предпочел остаться в машине. Рассосавшаяся пробка и мои слова «Пусть победит сильнейший» помогли разрядить атмосферу. Мы продолжили путь к театру Ее Величества в полной тишине. Этот вопрос больше никогда не поднимался.

Так как дела шли хорошо, внимание Кэмерона переключилось на театр Ее Величества, где все было не так гладко. Уверения Хала и Марии, что декорации это в основном всякая всячина в сцене-коробке, были правдой, но это была сложная для установки «всячина», и техническая часть особенно затянулась. В прессе муссировали историю о том, что в гримерке Сары специально построили ванную комнату, потому что Майкл Кроу-форд не хотел ни с кем делить свою. На самом деле, ее роль подразумевала более десяти переодеваний, поэтому без ванной было не обойтись.

Затем произошла драма с голубями. Хал хотел, чтобы голуби порхали над зрителями в конце первого акта. Считается, что голубей привлекает свет, поэтому на балконах установили два ярких прожектора. Но это было явно не о наших птицах. После нескольких почти прямых попаданий птичьего дерьма Кэмерон объявил театр территорией свободной от пернатых.

После этого мы с Кэмероном решили, что нам нужен свободный от работы вечер. И это было не самым мудрым решением. Случившееся привело к тому, что нас на веки изгнали из театра Кингс-Хед в Ислингтоне. Причиной стал мюзикл «Марло», отсылающий к поэту, драматургу, современнику Шекспира. Стив Харли играл Марло. По правде говоря, он был действительно хорош. Проблема заключалась в самом шоу. Оно начиналось песней о человеке шестнадцатого века с сознанием двадцатого века. Потом там был персонаж Мальчик по Вызову Чарли и песня «Ода девственности». Что действительно сделало то шоу, так это сцена, в которой умирающий Марло передает Шекспиру свое перо со словами: «Теперь это твое дело, Уилли». Я думал, у Кэмерона будет припадок. Именно в тот момент руководство театра почувствовало, что наше присутствие в зрительном зале крайне не желательно.

К концу недели ситуация в театре Ее Величества казалась все более и более мрачной. Проверяющие организации заставили нас снизить скорость падения люстры до скорости благородной старушки на кресле-каталке. Мы с Майклом и Сарой сбежали в Париж, где позировали на крыше оперы для светского хроникера из Daily Mail Баса Бамигбоайя. Имо и Ник тоже были с нами. Нам даже разрешили посмотреть на знаменитое озеро. Майкл был особенно впечатлен огромным вентилем, на котором было написано «Eau de Seine». Он решил, мы должны продавать под этим лейблом парфюм.

В понедельник у нас была запланирована репетиция оркестра. Нашим музыкальным руководителем был Майк Рид, протеже импресарио Харольда Филдинга и самый молодой дирижер, который когда-либо дебютировал в Вест-Энде. Он работал с Кроуфордом на мюзикле «Barnum», это придало Майклу невероятную уверенность в себе. Кроме того, он всегда действовал в интересах темпа. В общем, он был идеальным дирижером для «Призрака». Мы репетировали в старой частной квартире сэра Герберта Бирбома Три под сводом театра Ее Величества. В какой-то момент во время прогона песни «The Point of No Return» Кэмерон впал в полубезумное состояние. Он подпрыгивал и визжал: «Это неправильно, боже, это неправильно», и это было возмутительно, потому что я знал, что это было неправильно, и знал, как это исправить. Оркестровка звучала, как саундтреки Франсиса Ле, тогда как нам нужен был эротический, соблазнительный намек на опасность. Ночью я переделал ее: добавил военный барабан, который не только покончил с розовыми соплями, но и усилил чувственность и напряжение.

Мы потратили огромное количество времени на обработку ключевых музыкальных мотивов. Ничто в «Призраке» не звучит просто так. Например, строчка месье Фирмена «Good heavens will you show a little courtesy?» в первой сцене намеренно введена для понижения музыкальной линии заглавной песни. А строчка рабочего сцены Буке «Please Monsieur don’t look at me» вторит словам Рауля «a collector’s piece indeed», которые, в свою очередь, становятся музыкой для песни Призрака «Notes». Все специально связано друг с другом. Я схожу с ума от удовольствия, когда слышу все эти переклички. Но так как эти детали стали жизненно важным элементом шоу, было необходимо услышать, как они звучат в театре.

27 СЕНТЯБРЯ 1986 ГОДА была проведена позорная генеральная публичная репетиция. То, как люстра застряла на полпути, стало вест-эндевской легендой. Декорации работали с точностью часов по всему миру в течение тридцати лет, но в ту конкретную ночь наши рабочие сцены не смогли справиться с ними. Я потерял счет ошибкам. Сара настолько вымоталась, что заснула прямо в сценическом костюме, не переодеваясь. Несмотря на это Кэмерон отказался переносить первый предпоказ. Весь следующий день мы снова и снова отрабатывали смену декораций.

К тому моменту мое состояние было близко к состоянию желе, которое вот-вот засунут в духовку. Технические репетиции означали, что я лишился генерального музыкального прогона в театре. Что еще хуже, все внимание было сосредоточено на моей жене. На актрисе, играющей Кристину, держится все шоу. Призрак присутствует на сцене всего лишь семнадцать минут! Весь Лондон с нетерпением ждал, когда Сара поскользнется на банановой кожуре. Ее по-прежнему считали стервой, которая разрушила счастливый брак. Так что пришло время для новой миссис Ллойд Уэббер понести заслуженное наказание.