Вопреки предположению Роберта, на следующей неделе они продолжали перезваниваться каждый вечер. Правда, теперь их разговоры стали более спокойными. Они вошли в привычку, как обмен новостями с подругами на работе каждое утро. Она рассказывала о делах в конторе, о своем посещении матери. Сказать правду, мадам Бриваль была обижена на дочь: она даже не зашла после поездки, ее не было целых пять дней. Зато теперь она провела у матери весь вечер. Под конец она не удержалась и намекнула, что в ее жизни произошло одно важное событие. “Неужели вы с Жан-Полем наконец решили пожениться? — обрадовалась мадам Бриваль. — Давно пора”. Однако Камилла решительно заявила, что дело обстоит как раз наоборот, Жан-Поль оказался не тем человеком, с которым она хотела бы связать свою жизнь. Старуха загрустила: Жан-Поль такой милый, такой воспитанный, он ей так нравился! Но она знала, что дочь всегда поступает по-своему, и только спросила, не расскажет ли Камилла что-нибудь еще. Однако в этот вечер она не решилась рассказать о Роберте, но в следующий раз обязательно расскажет. И когда он приедет, она поведет его знакомиться. Как он относится к такой перспективе?

Хаген отвечал, что он именно об этом и хотел просить. У него дела идут хорошо. Правда, погода испортилась, часто налетают грозы с ураганным ветром, полеты приходится откладывать, но он надеется, что на этот раз он сможет выехать в субботу сразу после полудня, и они, таким образом, смогут провести вместе почти два дня.

Что ж, решила она, можно будет пожертвовать половиной одного из этих дней на визит к матери. Однако следует ее к этому подготовить. Поэтому в пятницу она отправилась на улицу Гей-Люссак. Встретила ее Жюстина. Полчаса Камилле пришлось ждать, пока мадам Бриваль досмотрит свой любимый сериал. Как она ни любила дочь, но оторваться от экрана не могла. Но даже самое занудливое когда-то кончается.

После обычных расспросов о здоровье, о делах Камилла собралась с духом и объявила, что завтра собирается прийти не одна.

— Кто же этот гость? — спросила мадам Бриваль.

— Человек, с которым я познакомилась... недавно, — ответила Камилла. — Он мне очень нравится, и я надеюсь, что понравится также и тебе... и Жюстине тоже, — добавила она, повернувшись к старушке.

— Кто же он? Как его зовут? — почти одновременно спросили обе дамы.

— Его зовут Роберт. Он американец, — стараясь говорить как можно тверже, объявила Камилла. Она знала, что матери не понравится то, что она сообщила, и не ошиблась.

— Американец? — недоуменно и как бы обиженно протянула мадам Бриваль. — Никогда не думала, что тебе может понравиться американец. А что, он тебе... очень нравится?

— Как ты думаешь, мама, если бы не очень — стала бы я знакомить его с тобой? — ответила вопросом на вопрос Камилла.

Мадам Бриваль должна была признать, что в этом есть резон, однако у нее возникли новые вопросы.

— Чем же он занимается? Он молод? Есть ли у него дети? — спрашивала она. Камилла начала рассказывать о Роберте. Она с досадой вынуждена была признать, что на некоторые вопросы она ответить не может. Однако ей не хотелось признаться, что она знает своего возлюбленного еще недостаточно, и она отвечала уклончиво или говорила наугад. Не сказала и о том, что познакомилась с Робертом всего десять дней назад; старая Жанна Бриваль пришла бы просто в ужас от такого сумасбродства. Зато сообщение о профессии Хагена пришлось ей весьма по душе — конструктор, инженер — эти профессии всегда привлекали мадам Бриваль. Камилла сообщила, что он весьма начитан, разбирается в живописи, в истории.

Сказав о живописи, Камилла вспомнила, что хотела кое-что спросить у матери. Она осведомилась, хорошо ли она знает предков своих и отца; не было ли среди них кого-то из рода баронов де Шателлэ?

Жанна Бриваль задумалась, затем ушла в другую комнату и вернулась с несколькими тиснеными папками: в них хранился семейный архив.

— Боюсь, что я не смогу с уверенностью ответить на твой вопрос, — сказала она. — Смотри, вот генеалогическое древо моего рода Дюмурье. Он ведет свое начало с того момента, когда испанская дворянка Луиза Контрерас вышла замуж за гасконского дворянина Филиппа Дюмурье. Однако записи свидетельствуют, что дворянство ему было пожаловано за военные подвиги. Стало быть, бароны не могли быть его предками. Но, возможно, они были среди предков моей прапрабабушки? Что касается рода Бривалей, то о нем известно еще меньше... Но почему ты спрашиваешь?

Камилла, не вдаваясь в подробности, рассказала о посещении замка де Шателлэ и о портрете баронессы д’Аргонь. Обе старушки выслушали ее рассказ с большим вниманием, хотя Камилла не рассказала о самом удивительном в этой истории — о буквальном совпадении лица на портрете с ее собственным...

— Ну, я еще пороюсь в наших семейных бумагах, — задумчиво проговорила Жанна Бриваль, выслушав рассказ дочери. — Я также поговорю с господином Денье, нашим нотариусом. Но что может дать тебе этот титул, даже если выяснится, что ты имеешь на него все права? Разве что владельцы замка упомянут тебя в своем завещании...

— Но, мама, я вовсе не рассчитываю стать владелицей замка, — возразила Камилла. — Мне просто интересно.

Разговор вновь вернулся к Роберту Хагену. Договорились, что Камилла со своим спутником придут в гости к матери вечером в субботу.

Вернувшись домой, Камилла убрала квартиру, расставила везде цветы. Теперь-то она встретит Роберта так, как ей хотелось, а не впопыхах, как прошлый раз! Приготовив все, она села у телефона, ожидая звонка Роберта. Однако он не звонил. Тогда она решила позвонить сама. Удивительно — в номере, который занимал Роберт, никто не подходил к телефону. Такое случилось в первый раз.

“Что ж, — успокоила она себя, — он, вероятно, вышел поесть или что-нибудь купить. Позвоню попозже”. Она выждала полчаса и повторила звонок. Тот же результат. После этого она звонила каждые 15 минут — никто не снимал трубку. Роберта Хагена не было в отеле. Где же он? У нее возникла мысль позвонить портье. Некоторое время она колебалась, а затем решительно набрала номер. Портье, голос которого она сразу узнала, сообщил, что американец еще не возвращался с завода, и это довольно странно — обычно в такое время он сидит у себя в номере. Он в последнее время даже просит принести ему обед в номер, чего не делал прежде. А сегодня вот его нет. Позвонить на завод? Да, у него есть телефон, но ведь уже поздно, там наверное никого нет. Но если мадам будет угодно...

Тревожное ощущение охватило Камиллу. Она еще уговаривала себя, что Роберт просто задержался на работе, но тревога не проходила.

Она набрала контору завода. Тишина. Там действительно никого не было! О, если бы она могла заглянуть в тот ангар, в котором видела Роберта 10 дней назад! Что делать? Как узнать, что случилось?

Камилла не спала всю ночь. Она еще несколько раз набирала телефон гостиничного номера, и всякий раз слышала одно — длинные, безнадежно длинные гудки. Под утро она все же заснула в кресле рядом с телефоном. Ей приснилось, что она, одетая в доспехи, сражается с каким-то человеком, лица которого не видит. Наконец она наносит своему противнику рану, он падает, и в этот момент она узнает его: это Роберт. Он еще жив, но истекает кровью.

“Вот так все и кончается”, — пронеслось у нее в голове, и с этой мыслью она проснулась.

Было уже позднее утро, в окно светило яркое весеннее солнце, но оно не радовало Камиллу. Она еще раз, просто на всякий случай, набрала номер Роберта, уверенная, что никто не ответит. И вдруг кто-то взял трубку! Однако Камилла услышала не тот низкий голос, ставший ей родным, а женский голос: это была всего лишь горничная, пришедшая убираться. Она подтвердила, что в номере никто не ночевал, так что ей, в сущности, нечего делать. Нет, она, конечно, не знает, где постоялец.

Пытаясь узнать хоть что-нибудь, Камилла спросила, не слышно ли в городе что-нибудь о том, что делается на авиазаводе. И вдруг девушка сообщила, что да, сегодня утром, когда она собиралась на работу, по радио передавали про какую-то аварию. Хотя, кажется, никто не пострадал. Признаться, она плохо слушала. Может быть, мадам позвонит на завод. Хотя сегодня суббота...

Однако звонить Камилле не потребовалось. В дверь постучали. Это была телеграмма. Она лихорадочно разорвала обертку и прочитала: “Гренобль, госпиталь святого Людовика, хирургическое отделение. Рана неопасна. Дюпре”.

Рана неопасна! Какая рана? Самолет! Ну конечно же, самолет, на котором он совершал свой полет, упал. Можно представить, что может случиться с человеком в таком случае. Но ведь у него был парашют. Разве он им не воспользовался?

Она так погрузилась в свои мысли, что начисто забыла о почтальоне, который переминался у двери, ожидая вознаграждения. Он понимал, что принес плохую весть, но ведь вовремя — разве он виноват? Она нашла кошелек, достала какие-то деньги... Наконец она осталась одна. Что делать? “Как что делать? — сказала она самой себе. — Конечно, ехать! Для того тебе и дали такую телеграмму”. Это ведь он, Роберт, попросил Дюпре дать телеграмму, это совершенно ясно. Скорее всего, он не мог писать, а диктовал, поэтому телеграмма подписана не им. Но она узнает его стиль в каждом слове. Он не хочет ее волновать, поэтому спешит сообщить, что рана неопасна. Но он хотел бы, чтобы она приехала, поэтому такое точное указание, где он находится.

Итак, решено: она едет. Где расписание? Вот оно. Ура, удача: она еще успевает на экспресс и к обеду будет в Лионе, где сделает пересадку на Гренобль. Сколько она там пробудет: два, три дня или больше? Надо позвонить Таркэну, предупредить, что она не выйдет на работу в понедельник. Да, и еще надо сообщить матери — ведь она ждет их обоих сегодня вечером. Но как ей сказать, чтобы не волновать ее зря? Вот что: она скажет, что ее опять послали в командировку в этот город, поэтому посещение отменяется. Точнее, откладывается. Они еще обязательно ее навестят.

Так она и сказала старой мадам Бриваль. Та была очень огорчена: ведь Жюстина уже печет любимый пирог Камиллы. Что ж, придется им съесть его вдвоем, а позже испечь новый. Нет, до отъезда она не успеет зайти.

Шефа не было дома, и она продиктовала короткую и очень сухую информацию на автоответчик: неотложные семейные обстоятельства вынуждают ее просить о коротком отпуске.

Она уже собиралась уходить, когда зазвонил телефон, Взяв трубку, она с удивлением услышала голос Жан-Поля. Она совсем забыла о нем. Жан-Поль сообщил, что хочет извиниться за свой срыв там, в кафе. Он не в обиде на нее. Видимо, так должно было случиться, он это предчувствовал. Нет, они не пара. Он хотел бы...

Она в нетерпении прервала его монолог. Конечно, она рада его звонку, рада тому, что они помирились, но сейчас ей некогда, она спешит на поезд. И, совершенно неожиданно для себя, добавила:

— С Робертом случилось несчастье. Роберт — это тот человек... тот человек, к которому я тогда спешила.

Она сама не знала, почему она сказала об этом Жан-Полю. Видимо, ее снедало желание поделиться с кем-нибудь своей бедой. С матерью она не захотела, но почему-то поделилась с Жан-Полем. “А ведь он, в сущности, должен этому радоваться”, — мелькнула у нее мысль.

Однако Жан-Поль ее удивил. Помолчав несколько секунд, он спросил, что, собственно, случилось и где находится американец. А затем произошло нечто и вовсе неожиданное: Жан-Поль предложил Камилле сопровождать ее в этой поездке.

— Я ни на что не рассчитываю, не строю никаких планов, — твердо заявил он. — Я хочу, чтобы ты меня поняла и поверила. Просто я вижу, что тебе тяжело, а я мог бы помочь. Завтра я ничем не занят. Если тебе придется остаться на большой срок, я уеду. Твое согласие тебя ни к чему не обязывает.

Камилла молчала, не зная, что сказать. Странно, конечно, ехать к возлюбленному с брошенным женихом, но... Жан-Поль предлагает ей помощь просто как хороший товарищ. Ведь они и были товарищами много лет, почему бы им не остаться ими и теперь? И если Роберт узнает, она уверена, он поймет все правильно. Конечно, поймет. А помощь ей сейчас действительно нужна. Она не выносит вида крови, не любит бывать в больницах. Что ж, если решаться, то надо делать это быстро.

— Хорошо, я согласна, — просто сказала Камилла.

— Тогда я закажу билеты и заеду за тобой, — сказал Жан-Поль.

Ждать Камилле пришлось дольше, чем она рассчитывала, и она уже начала волноваться, когда наконец раздался звонок.

— Ты знаешь, — объяснил Жан-Поль причину задержки, — я решил, что будет удобнее ехать не поездом, а на машине. Я заправил полный бак.

Они спустились. “Фольксваген” Жан-Поля стоял за углом. Когда они наконец поехали, Камилла немного успокоилась. С каждой минутой, с каждым километром она приближалась к Роберту. Через несколько часов она его увидит, сможет обнять. Наверное, он ее ждет. Конечно, ждет, иначе не просил бы своего компаньона отправить телеграмму.

Интересно, как будет выглядеть их встреча, размышляла Камилла. Скорее всего, случилось что-то действительно серьезное, — если бы это была пустяковая царапина, он не стал бы просить чужого человека о телеграмме, а позвонил бы ей сам. Скорее всего, он не может встать. Может быть, ему сделали операцию. В сознании ли он? Если да, она сядет у его кровати, и он расскажет ей, что случилось. Ей так интересно будет его слушать! А если он без сознания? Если ему угрожает опасность? Ей впервые пришла в голову мысль о том, что происшедшая авария — не простая помеха их встрече, что это может быть очень серьезно и она может потерять Роберта. Как она тогда будет жить? Нет, лучше об этом вообще не думать.

Словно подслушав ее мысли, Жан-Поль, до этого молча ведший машину, осторожно, видимо опасаясь причинить ей боль, стал расспрашивать ее о Роберте, об аварии. Вначале она думала ограничиться самыми необходимыми сведениями — вроде тех, что сообщают чиновникам при пересечении границы. Однако Жан-Поль был так внимателен, а ей так хотелось говорить о Роберте, рассказывать о Роберте, о своей любви, что она увлеклась и рассказала почти свое, что знала. Что касается аварии, то она и сама почти ничего не знала о том, что случилось. Почему он не воспользовался парашютом?

— А может, он выпрыгнул, но парашют не раскрылся? — предположил Жан-Поль.

— Не знаю, ничего не знаю, — покачала головой Камилла. — Знаю одно — я ему нужна и он хочет меня видеть.

— А ты — его, — печально констатировал Жан-Поль.

Камилла ничего на это не ответила. Да и что было говорить? Жан-Поль все правильно понял. Она была благодарна за то, что он избавил ее от унизительных сцен и за то, что сопровождает ее в этой поездке. Она только теперь поняла, насколько ей нужно было выговориться, как важно чувствовать рядом понимающего, чуткого человека.

— Ты отличный товарищ, Жан-Поль, — вырвалось у нее. — Я и не знала, какой ты. Хотя знаю тебя так давно...

— Друзья познаются в беде, — повторил Жан-Поль старую, как мир, истину.

Дорожный указатель известил их, что они миновали Лион. Дорога стала ветвиться. Камилла заметила, что Жан-Поль ведет машину далеко не так уверенно и быстро, как Роберт. Что ж, это понятно: Роберт — профессиональный гонщик, находиться за рулем для него — естественное состояние. Она представила Роберта в шлеме, сидящего в гоночной машине. Нет, она бы не хотела быть женой гонщика. Ей не нужна слава, не нужно, чтобы их имена встречались в газетах. Знать, что он постоянно рискует жизнью ради их благополучия... Нет, в таком случае она бы чувствовала себя обязанной, а это ей не по душе. Конструктор — это гораздо лучше. Хотя, оказывается, и здесь есть риск.

— Мы не будем останавливаться в отеле? — прервал ее размышления голос Жан-Поля. — Поедем прямо в госпиталь?

— Да, — согласилась Камилла. — Сначала нужно узнать, что с ним. Тогда будет ясно, как долго надо мне здесь оставаться.

Показались пригороды Гренобля. Остановившись у поста дорожной полиции, Жан-Поль узнал, где находится госпиталь святого Людовика. Пришлось поплутать по центральным улицам, пока наконец они не въехали в ворота старинного монастыря. Правда, тут же выяснилось, что от монастыря осталась одна оболочка. За старым зданием аббатства стояло несколько новых корпусов. В одном из них, как им объяснили, и находился пациент Роберт Хаген.

Жан-Поль поставил машину на больничную стоянку и помог Камилле выйти.

— Я подожду здесь, — кивнул он на монастырский садик. — Думаю, тебе не надо говорить, что я приехал с тобой — он может не понять. Если ты там очень задержишься, как-нибудь дай мне знать.

— Ты ошибаешься, Роберт все поймет, — запальчиво возразила Камилла. — Мы во всем понимаем друг друга. Я не думаю, что тебе придется ждать долго — я приду, как только выясню, как обстоят дела.

В больничном холле за дисплеем сидела пожилая монашенка. Как выяснилось, это была старшая сестра. Камилла объяснила ей, кого ищет, и назвала свое имя. Взглянув на строчку на экране, монашка приветливо заметила, что американец ее ждет и уже несколько раз спрашивал о ней.

— Скажите, что с ним? — взмолилась Камилла. Она не могла больше выносить неизвестность.

— Сейчас все в порядке, — успокоила ее сестра. — Правда, когда его доставили к нам, этого нельзя было сказать. Но идите, он сам, вероятно, хотел бы вам все рассказать.

В лифте Камилла поднялась на третий этаж. С замиранием сердца она приблизилась к двери палаты, в которой лежал Хаген. Постучав, она вошла.

Она думала увидеть Роберта, но увидела прежде всего две вещи: яркую глянцевую обложку какой-то книги с пистолетами и девицами и огромную забинтованную ногу, вытянутую к потолку и висящую как бы отдельно от тела. Хаген опустил книгу и увидел Камиллу. Он сделал инстинктивное движение, пытаясь вскочить, и сморщился от боли. Камилла шагнула к постели.

— Лежи! — решительно заявила она, как будто он и в самом деле мог встать, и тут же спросила: — Что, очень больно?

— Нет, сейчас уже ничего, — бодро заверил ее Роберт. — Как ты доехала? Как себя чувствуешь?

— Тоже мне вопрос! Лучше скажи, как ты сюда попал и как себя чувствуешь.

— Летел, видишь ли, летел, — очень серьезно объяснил ей Роберт, — и вдруг почувствовал необъяснимую тягу к земле. Меня так туда потянуло, что я не успел выбрать место поровнее. Встреча с землей вышла очень бурной и страстной. Вот результат.

— Нет, а что все-таки случилось на самом деле? — продолжала допытываться Камилла. — Надеюсь, что это не твой мотор отказал?

— Ты попала в самую точку... — начал Хаген, но Камилла его опередила:

— Не может быть! Значит, это действительно был мотор?

— Нет, ты не так поняла. Ты попала в точку — меня беспокоило больше всего именно это. Просто в воздухе — а я забрался достаточно высоко — самолет вдруг перестал слушаться руля. А затем и мотор заглох. Я начал кувыркаться, потом немного выровнял машину, но она по-прежнему плохо слушалась и быстро теряла высоту...

— А почему ты не воспользовался парашютом? — перебила его Камилла.

— Видишь ли, когда я решил, что дело безнадежно и мне не удается выправить положение, я находился достаточно близко к городу. Я не знал, куда упадет самолет. Конечно, он маленький, но весит побольше автомобиля, к тому же мне было жаль мой мотор! Если бы он разбился, как бы я узнал, что он тут ни при чем!

— И что же ты сделал?

— Как что? Я же сказал с самого начала: у меня было бурное свидание с землей. Я высмотрел какую-то полянку и каким-то образом сумел направить туда самолет. Встреча с землей была такой страстной... Мы так долго с ней не виделись... Вот как с тобой. А мы вместо того, чтобы обняться, сидим и разговариваем, и ты выпытываешь всякие подробности, точь-в-точь как полицейский инспектор и страховой агент, которые побывали здесь до тебя. Может быть, мы наконец обнимемся?

— Извини, я не знаю, что со мной такое, — смутилась Камилла. — Мне так хотелось поскорее узнать, что с тобой случилось...

Она склонилась к нему, он крепко обнял ее. Поцелуй был долгим-долгим. Так не может оторваться от кувшина с водой человек, который долго мучился от жажды. Наконец они смогли разомкнуть объятия.

— Вот так же, — показывая, как он задыхается и измучен, сказал Роберт, — вот так же не отпускала меня земля.

— Что с твоей ногой? — спохватилась она. — И что еще, какие еще раны?

— Нога сломана в нескольких местах. Еще вот рука, — Камилла только теперь заметила, что левая рука Роберта тоже забинтована. — Ну, и пара ребер. В общем, можно сказать, что я легко отделался. Доктор так и сказал, что я счастливчик. Да вот он сам это и подтвердит. Правда, док, мне крупно повезло?

Последние слова были обращены к невысокому худощавому человеку, в окружении медсестер и студентов вошедшему в палату. Камилла встала, пропуская доктора к его пациенту.

— Я, док, объясняю моей невесте, как мне повезло при близком знакомстве с Францией, — продолжал шутить Роберт. Однако одно слово в этой тираде сразу окрасилось для Камиллы в другой, совершенно особый цвет. “Моей невесте”! Так он еще ни разу ее не называл. Собственно, он еще не делал ей предложения, она не ответила ему, и он не имеет нрава так ее называть незнакомым людям... Она могла бы протестовать... Нет, такая мысль даже не пришла ей в голову. Нет, она не будет протестовать, даже если он назовет ее своей женой!

— О, мисс уже прилетела из Штатов, — начал доктор по-английски, но Роберт остановил его:

— Нет, месье Ласурс. Моя невеста — ваша соотечественница, и вам, я думаю, будет удобнее объясняться на родном языке. Тем более я за эти недели стал говорить на нем гораздо лучше.

— Итак, — повторил доктор фразу уже по-французски, — мадмуазель уже успела приехать. И я должен согласиться с вашим женихом — ему, можно сказать, повезло. Хотя ему все же крепко досталось. Он держится очень мужественно.

— Кентукки не сдается! Кентуккские буйволы пройдут через любые прерии! — твердо заявил Хаген, придав лицу как можно более воинственное выражение.

— Однако я должен просить мадмуазель подождать несколько минут — мы должны осмотреть нашего героя, — обратился доктор к Камилле. Она вышла в коридор. Окно выходило в больничный сад. На скамейке под каштаном сидел Жан-Поль. Он не видел ее. Она с благодарностью подумала о нем. Как ей везет на благородных людей! Жан-Поль оказался настоящим другом. Но как ее поразил Роберт! Она понимает, что это слово он употребил в известной мере вынужденно, чтобы как-то представить ее врачу. Но он мог найти и другое объяснение. Однако он не захотел. Несомненно, он знает, что она заметила эти его слова, и теперь ждет, каким будет ее ответ. Итак, что ты ответишь, Камилла?

Она не успела додумать: дверь палаты отворилась, и доктор со свитой вышли в коридор.

— Все, мадмуазель, возвращаем вам вашего жениха, — заявил доктор. — Теперь он гораздо здоровее. Хотя некоторое время не рекомендую его крепко обнимать — ребра еще не зажили.

Камилла вернулась в палату. Роберт лежал, откинувшись на подушки, лицо его было бледнее обычного.

— Что, больно? — сама страдая от его боли, спросила Камилла. Роберт улыбнулся как можно бодрее и сел повыше.

— Пустяки, — уверенно заявил он. — Просто надо немного потерпеть.

— И долго придется терпеть?

— Доктор говорит, что в госпитале меня продержат еще дня три. Потом можно выписываться, но еще две недели надо находиться в гипсе. Можно будет даже ходить, но осторожно. Он предлагает мне остаться здесь хотя бы еще неделю: что я буду делать в отеле со своей негнущейся ногой?

— И что ты решил? — спросила Камилла.

— Пока не знаю.

— А я считаю, нечего тебе занимать место дольше срока, — решительно заявила Камилла. — Поухаживать за тобой могу и я. Мне кажется, из меня получится неплохая сиделка. Снимем комнату в каком-нибудь пансионате...

— Что ж, этот план мне начинает нравиться, — улыбнулся Роберт. — А как же твоя работа?

— Будем считать, что это мой очередной отпуск. Да, но ты мне так и не рассказал, из-за чего на самом деле произошла авария. Расскажи теперь.

— Оказалось, что механик неправильно соединил провода, ведущие от панели управления к мотору. Обычно я все делаю сам, а в этот раз торопился и решил, что механик уже достаточно разбирается... Такие вещи время от времени случаются. Он уже приходил сюда, страшно расстроенный, просил прощения...

— Представляю... А что было потом, после падения?

— Я, наверно, на какое-то время потерял сознание, а когда очнулся, рядом были люди. Меня уложили в машину, повезли. И знаешь, первая мысль была: как же я смогу попасть сегодня в Париж? Я ведь опоздаю! Я чуть было не попросил их везти меня на станцию, но неловко повернулся и опять потерял сознание. Так и не удалось мне в тот день до тебя доехать.

— А жаль, — задумчиво сказала Камилла. — Представляю, как хорошо бы ты смотрелся в моей квартире с этой твоей негнущейся ногой.

Их разговор опять прервали: сиделка принесла больному чай. Роберт предложил Камилле разделить его с ним, однако она сказала, что, пожалуй, пойдет узнает о пансионате, где можно остановиться.

— Ты приехала одна? — внезапно спросил Роберт.

— Конечно, одна, — так же неожиданно для себя соврала Камилла. — А почему ты спросил?

— Так, не знаю. Вдруг взбрело в голову. Так ты придешь к обеду? Я попрошу сестру, чтобы на тебя тоже накрыли. Пообедаем вместе. Или приходи после, когда тебе будет удобно. Спать вместе нам здесь, к сожалению, не разрешат — все-таки это госпиталь святого Людовика.

— Наверно, я приду после обеда, — сказала Камилла и, на прощание еще раз поцеловав Роберта, вышла. Спускаясь по лестнице, она спрашивала себя, почему она солгала Роберту, не сказала о Жан-Поле. Она ведь собиралась о нем сказать. Вопрос Роберта застал ее врасплох. И еще одно... В том, как он задал этот вопрос, ей почудилась какая-то тревога, и она, защищаясь, не сказала правду. Ну, ничего страшного в этом нет, успокаивала она себя. Роберт никогда не увидит Жан-Поля, их здесь никто не знает. К тому же Жан-Поль сегодня уедет. Иногда приходится обманывать даже любимых людей. Если им это не приносит вреда, что же в этом плохого?

Жан-Поля она нашла в госпитальном саду. Камилла рассказала ему то, что услышала от Роберта и предложила поехать, помочь ей искать пансионат, где бы они с Робертом могли остановиться на две недели. Однако Жан-Поль не поддержал ее предложение.

— Насколько я понял характер твоего американца, — сказал он, — он не сможет сидеть здесь две недели, зная, что их проект может сорваться. Он все равно бросится на свой аэродром. Не лучше ли снять пансионат в вашем городке? Там он мог бы продолжать готовиться к салону, хотя бы и со сломанной ногой.

Подумав, Камилла согласилась, что он прав. Оставалось найти отель на те три дня, когда Роберта не выпишут из госпиталя. Долго искать его не пришлось — им подсказали отель в нескольких кварталах от госпиталя. Когда Камилла привела себя в порядок, Жан-Поль предложил ей пообедать вместе. И вновь она была вынуждена согласиться с его доводами.

— Вряд ли твоему Роберту понравится чувствовать себя беспомощным рядом с тобой, когда нельзя ни согнуться, ни повернуться, ни поухаживать за дамой, — говорил Жан-Поль. — Мужчине, как, впрочем, и женщине, всегда хочется показать себя дорогому человеку в самом выгодном свете.

Камилла согласилась, и они отправились в ресторан. Теперь, когда все выяснилось и тревоги остались позади, она чувствовала себя так, словно с души упал тяжелый груз. Роберт жив, рана его действительно неопасна, через несколько недель он будет совершенно здоров — и она ему в этом поможет. Она по-прежнему нужна ему, он ее ждал и ждет — что ей еще надо в жизни?

Теперь ей хотелось веселиться. Она с удовольствием выпила вина, а когда заиграл оркестр, сама пригласила Жан-Поля танцевать. Ведь она так была ему благодарна!

Когда после танца они шли к своему столику, Камилла заметила, что из-за соседнего столика за ней внимательно наблюдает какая-то женщина. Камилле даже показалось, что незнакомка усмехается. Она сделала вид, что ничего не заметила, но ей стало неприятно.

— Уйдем отсюда, — попросила она Жан-Поля. — Тем более мне пора идти к Роберту.

Жан-Поль подвез ее до госпиталя, а сам поехал в отель. Они договорились, что он уедет в воскресенье утром.

Роберт как раз закончил обед и ждал ее. Они поговорили о делах, Камилла рассказала про свой визит к маме. Однако она чувствовала, что разговор как-то не клеится. Роберт иногда отвечал невпопад, как будто его мысли были заняты чем-то другим. Появление медсестры с лекарствами прервало разговор, становившийся тяжелым для обоих. “Наверно, ему больно, он это скрывает, а я тут щебечу о пустяках, — укоряла себя Камилла. — Интересно, как бы я разговаривала, будь у меня сломано ребро и нога?!” Пожелав Роберту спокойной ночи и пообещав прийти на следующее утро, Камилла направилась в отель.

Спала она плохо, несколько раз просыпалась. Ей снились бессвязные, нелепые сны. Она от кого-то спасалась, бежала по длинным узким коридорам и всякий раз оказывалась в тупике. Несколько раз во снах мелькала женщина, увиденная в ресторане. У Камиллы было чувство, что она где-то видела эту женщину. В то же время она была убеждена, что она ее прежде не встречала. “Что за чушь может лезть в голову!” — заключила Камилла, окончательно проснувшись. Ей хотелось поскорее увидеть Роберта. Едва дождавшись, когда минул час, с которого были разрешены посещения больных, она направилась в госпиталь.

Однако в вестибюле ее ждал сюрприз. Дежурная сестра сообщила, что у мистера Хагена посетители. Точнее, одна посетительница. Камилле почудилось, что, говоря это, медсестра посмотрела на нее сочувственно.

Камилла заколебалась. Может быть, прилетела мама Роберта? Правда, он ничего не рассказывал о матери, но это ничего не значит. Отлично, она сейчас с ней познакомится. Или это господин Дюпре прислал одну из своих служащих, чтобы справиться о здоровье компаньона? Да нет, он бы позвонил или приехал сам... Чего она боится? Ей нечего бояться. Решено: она пойдет и сама сейчас все узнает.

Приняв решение, Камилла уже двинулась к лестнице, когда увидела спускавшуюся ей навстречу женщину. Это была она — вчерашняя незнакомка из ресторана! И конечно же, Камилла ее знала, хотя они и правда никогда не встречались! Теперь во внезапном озарении она поняла, кто это. Рыжие волосы, зеленые глаза, выражение превосходства на лице... По лестнице навстречу Камилле спускалась Джоан — женщина, которую любил и не мог забыть Роберт Хаген.

Камилла застыла на месте, не зная, что делать. Джоан прошла мимо нее, одарив ее снисходительной улыбкой. Камилла видела, как она садилась в какую-то роскошную машину.

Камилла стояла, как оплеванная. Ей казалось, что медсестра смотрит на нее насмешливо и так же снисходительно, как Джоан. Все окружающие знают, что с ней произошло. Первым ее желанием было бежать отсюда без оглядки. Никогда больше не видеть Роберта Хагена, не слышать его, не думать о нем! Она даже сделала несколько шагов к выходу, но затем остановилась. Нет, она должна его увидеть! Пусть он объяснит, как это произошло. Она хочет посмотреть ему в глаза.

С этой мыслью она поднялась по лестнице и вошла в палату. Роберт полулежал на кровати, откинувшись на подушки. Услышав шаги, он открыл глаза. Камилла подошла к кровати, но осталась стоять. Несколько минут они смотрели друг на друга, и никто не решался заговорить первым. Наконец Камилла не выдержала.

— Это была ваша сестра, Роберт Хаген, не так ли? — спросила она.

— Нет, — сдавленным голосом ответил он и еще раз повторил, уже тверже: — Нет. Это была Джоан, о которой я тебе говорил.

— О да, вы же очень искренни, очень откровенны! И что же она здесь делала? Приехала за вами поухаживать, услышав о вашем несчастье?

— Нет, — вновь с усилием сказал Роберт. — Она не знала об аварии. Она приехала мириться.

— И она была здесь еще вчера днем?

— Да.

— И ты не сказал мне об этом?

— Нет... Я...

— Ну да, ты, наверно, все никак не мог выбрать, какая из двух лучше. А теперь выбрал наконец?

— Камилла!

— Что Камилла? Ты ведь рассказал ей обо мне, еще вчера?

— Да... Но откуда ты знаешь?

— О, у меня собственная служба безопасности. Я веду слежку. И хочешь, я тебе скажу, что еще знает моя служба?

— Что?

— Что ты не сказал ей, что любишь меня. Ты не сказал ей, что назвал меня своей невестой. Ты сказал ей, что это обычное увлечение.

— Нет, Камилла, не так!

— А как? Ты сказал ей, что у вас все кончено и что у тебя есть любимая? Сказал или нет?

— Нет, но...

— Что “но”? Довольно, Роберт. Не лги больше. Я-то думала, что ты такой твердый, сильный... А ты... Ты такая же мямля, тряпка, как и большинство мужчин! Но те, по крайней мере, этого не скрывают, не корчат из себя героев, рыцарей. А тут у нас, как же, гонщик, летчик, знаток и ценитель древностей. Просто король Ричард, да и только. А ты просто жалкое трепло! Понял, кто ты?!

— Ах, вот как? — сверкнул глазами Роберт Хаген. — Ты говоришь, я лгу? А сама ты, конечно же, всегда говоришь правду?

— Я не лгала тебе.

— А когда сказала, что приехала сюда одна — это тоже была правда?

— Я...—растерялась Камилла, — я не придала этому значения...

— Ну да, конечно! Ты приехала сюда со своим женихом — зачем?

— Жан-Поль предложил мне помочь... Когда я узнала про аварию, я растерялась... Мне необходима была чья-то поддержка, и он...

— Ну да, конечно, бескорыстная дружба, куча благородства! Вы ведь даже остановились в разных отелях!

— Откуда ты знаешь?

— Наверно, у меня тоже есть служба безопасности. А мне кажется — знаешь зачем ты его захватила? Чтобы не упустить ничего! Ты же любишь получать удовольствие от жизни, верно? Ты сама мне об этом говорила. Один, к сожалению, негоден — временно, а может, и навсегда — так не упустить бы второго! Разве нет?

— Ты... — задохнулась от ненависти Камилла, — ты... Ты негодяй! Ты жалкий, подлый негодяй! Да Жан-Поль в тысячу раз благородней тебя! Он хотя бы не строит из себя героя!

— Ты все сказала? — изменившимся голосом, с напускным спокойствием спросил Роберт. — Если все, можешь закрыть за собой дверь и оставить меня в покое.

Это была последняя пощечина. Он даже не дал ей возможности сказать, что она его бросает. Он ее выгонял! И она не могла отплатить ему, как может отплатить женщина — ведь не бьют раненого! Какая подлость! Взгляд Камиллы упал на стоящий на столике мужской одеколон. Она схватила флакон и, нажав пульверизатор, направила струю на Хагена.

— На, — почти спокойно проговорила она, щедро поливая его голову, руки, которыми он загораживался от душистой жидкости, одеяло, — на, душись на здоровье. Когда твоя Джоан придет, ты должен хорошо пахнуть. Никакой больничной вони! Такая женщина заслуживает, чтобы мужчина был хорошо ароматизирован!

Когда поток из пульверизатора иссяк, Камилла швырнула флакон на одеяло, затем сбросила со столика на пол стоявшую там вазу с цветами (краем сознания она отметила, что сама она вчера не принесла цветы — как-то забыла об этом). Больше ей нечего было здесь делать. На негнущихся ногах, с такой же твердой, словно приклеенной улыбкой на лице Камилла вышла из палаты.

Так же твердо она вышла из госпиталя и пошла по аллее к воротам, а затем по улице. В голове не было ни одной мысли, ни одного ощущения. Она не знала, куда идет, зачем. Кажется, она в эту минуту даже не знала, кто она.

Очнулась она оттого, что кто-то осторожно взял ее за руку. Подняв глаза, она увидела Жан-Поля, который с удивлением и тревогой смотрел на нее. В ту же минуту весь ужас случившегося дошел до ее сознания. Увидев любящие, добрые глаза Жан-Поля, она разрыдалась и упала на его грудь.