Эвелина Смит была юной особой, склонной к меланхолии, и очень интересовалась всеми сверхъестественными явлениями. Ее литературным вкусам отвечал Эдгар Алан По. В религиозном отношении она склонялась к спиритизму. Ее любимым развлечением было собрать вокруг себя несколько содрогающихся от ужаса подруг, погасить газовый рожок и в темноте рассказывать истории о привидениях. Она обладала обширным запасом жутких историй о призраках и вампирах – историй, почерпнутых не из художественной литературы, но из рассказов ее знакомых о том, что они лично пережили. Да и у нее самой было одно или два спиритических приключения, и она сообщала подробности о них с широко раскрытыми глазами и понизив голос, в то время как ее слушательницы держались за руки и дрожали. Ни одна из ее близких подруг не обладала развитым чувством юмора.
В один из субботних вечеров школа Св. Урсулы была в необычно общительном настроении. Эвелина устраивала вечеринку с привидениями в Восточном крыле; Нэнси Ли в честь своего дня рождения угощала десять своих ближайших подруг в Центральном коридоре; класс европейской истории варил в кухне леденцы из патоки, празднуя таким образом окончание Тридцатилетней войны; Малыш Маккой проводила соревнования по бегу с картофелиной вдоль Южного прохода, взнос участника – почтовая марка, приз запечатан в большой коробке из-под шляпы и гарантированно стоит двадцать пять центов.
Пользовавшуюся в школе популярностью Патти пригласили на все четыре мероприятия. Она отказалась от угощения Нэнси, чтобы не встречаться с приглашенной туда Мей Ван Арсдейл, ее главным врагом. Однако все остальные приглашения Патти охотно приняла и проводила вечер, переходя от одного светского мероприятия к другому.
Она пронесла свою картофелину, ненадежно уравновешенную на чайной ложке, над одним столом и под другим и через подвешенный к потолку на веревке обруч и положила в мусорную корзину в конце коридора, уложившись ровно в две минуты и сорок семь секунд. (У Малыша Маккой был секундомер с остановом.) Результат был гораздо лучше, чем у остальных рекордсменов, и Патти с надеждой помедлила несколько минут возле шляпной картонки, но появились новые участницы, и вручение приза пришлось отложить, так что Патти предоставила судьям выбирать победительницу без излишней спешки и побрела к комнате Эвелины.
Там было почти темно – лишь на подносике для булавок, куда налили немного спирта и положили соли, горел дрожащий голубой огонек. Гостьи сидели вокруг на диванных подушках, и в тусклом, зловещем свете их лица казались явно синюшными. Патти молча опустилась на свободную подушку, вежливо внимая выступавшей в этот момент Эвелине.
– Знаете, у меня самой прошлым летом было совершенно замечательное духовное переживание. Я случайно оказалась в лагере спиритов и присутствовала при сеансе материализации.
– А что это такое? – спросила Розали Паттон.
– Сеанс, во время которого духи являются медиумам в материальной форме, которую имели при жизни, – снисходительно объяснила Эвелина. Розали была просто приглашенной гостьей. Она не принадлежала к кружку почитательниц.
– О! – сказала Розали, которой этот ответ почти ничего не прояснил.
– Я, собственно, не ожидала, что произойдет что-нибудь важное, – продолжила Эвелина, – и как раз думала о том, как глупо поступила, зря потратив доллар на билет, когда медиум закрыла глаза и начала дрожать. Она сказала, что видит дух красивой молодой девушки, которая умерла за пять лет до этого. Девушка была одета в белое, и ее одежда была мокрой, и она несла в руке разводной гаечный ключ.
– Гаечный ключ! – воскликнула Патти. – Да зачем же…
– Мне известно об этом не больше твоего, – нетерпеливо перебила Эвелина. – Я просто рассказываю, что случилось. Медиум не могла разобрать ее имя и фамилию, но сказала, что имя начинается на С. И меня тут же осенило, что это была моя кузина Сюзан, которая упала в колодец и утонула. Я не думала о ней много лет, но она точно подходила под это описание. Я спросила медиума, не Сюзан ли это, и через некоторое время она сказала, что это Сюзан и что она пришла с предупреждением для меня.
Эвелина выдержала впечатляющую паузу, во время которой ее слушательницы подались вперед в напряженном внимании.
– Предостережение! – выдохнула Флоренс Хиссоп.
– Да. Она велела мне никогда не есть лимонный пирог.
Патти задохнулась от неожиданного смеха. Эвелина бросила на нее строгий взгляд и продолжила:
– Потом медиум снова задрожала и вышла из транса, но уже не могла вспомнить ни слова из сказанного ею! Когда я рассказала ей о гаечном ключе и лимонном пироге, она удивилась не меньше моего. Она сказала, что послания, приходящие из мира духов, часто необъяснимы, но, хотя могут касаться на первый взгляд самых тривиальных вещей, в действительности содержат глубоко скрытую правду. Возможно, когда-нибудь у меня появится враг, который попытается отравить меня лимонным пирогом, так что я ни в коем случае не должна к таким пирогам даже прикасаться.
– И ты с тех пор ни разу не пробовала лимонного пирога? – спросила Патти.
– Никогда, – печально заверила ее Эвелина.
Патти постаралась скрыть веселье и изобразить на своем лице нечто вроде теоретического интереса.
– Ты думаешь, что медиум говорила правду?
– У меня не было причины сомневаться в этом.
– Значит, ты действительно веришь в привидения?
– В духов? – мягко поправила Эвелина. – В жизни случается много странного, что не может быть объяснено никак иначе.
– Что бы ты стала делать, если бы к тебе явился дух? Перепугалась бы?
– Конечно нет! – с достоинством сказала Эвелина. – Я очень любила кузину Сюзан. У меня нет никакой причины бояться ее духа.
Снизу донесся запах кипящей патоки. Патти извинилась и направилась в кухню. Она нашла, что на духовных высотах, где обитала Эвелина, атмосфера слишком разреженная, чтобы там мог дышать обычный человек.
Горячую леденцовую массу уже готовились разливать в миски.
– Эй, Патти! Ты не работала с нами? Сбегай в кладовую и принеси масла, чтобы у нас леденцы к рукам не прилипали, – распорядилась Присцилла.
Патти послушно отправилась вместе с кухаркой в подвал, не думая ни о чем, кроме масла. На полке в кладовой стоял завтрашний десерт – выставленные в ряд пятнадцать лимонных пирогов, аккуратно украшенных сверху белой глазурью. Когда Патти смотрела на них, ее внезапно охватило озорное искушение; ее здравомыслие боролось с ним несколько мгновений, но в конце концов отступило. Пока голова Норы оставалась склоненной над бочонком масла, Патти открыла окно и ловко высунула один из пирогов через железную решетку на наружный оконный карниз. К моменту, когда Нора подняла голову, окно было снова закрыто, а Патти с невинным видом переводила содержание этикетки на бутылке с итальянским оливковым маслом.
Пока три подруги тянули и крутили из еще довольно горячей леденцовой массы витые палочки в уединенном углу кухни, Патти, заливаясь смехом, рассказывала Конни и Присцилле о своем плане. Конни всегда была готова принять участие в любой затеваемой проказе, но на Присциллу иногда требовалось оказать давление. Она начинала – что было крайне неудобно – превращаться в высоконравственную натуру, так что двум ее подругам, которые еще пользовались всеми преимуществами своей аморальности, порой было трудно вовлечь ее в свои проделки.
Наконец Присцилла дала свое неохотное согласие, а Конни с энтузиазмом вызвалась достать разводной гаечный ключ. Будучи капитаном спортивной команды, она могла сделать это лучше, чем Патти. Во время краткого визита в конюшню – под предлогом необходимости проконсультироваться с Мартином насчет разметки теннисных кортов – она выбрала на его верстаке один из гаечных ключей, небрежно накрыла его своим свитером и благополучно унесла, а затем вместе с Патти пронесла добычу тайными окольными путями в Райский Коридорчик. На пути было много разных опасных моментов, за которыми следовало много сдавленных смешков, но наконец гаечный ключ и пирог (несмотря на пострадавшую в пути глазурь, с первого взгляда становилось ясно, что он лимонный) были благополучно спрятаны под кроватью Патти, чтобы сыграть свою роль в предстоящем ночном приключении.
Звонок «отхода ко сну», как всегда, прозвенел в половине десятого, но все остались глухи к нему. Повсюду еще царил беспокойный дух празднества. Младшие девочки из Палаты Младенцев бегали по коридорам и дрались подушками, пока их, сурово отчитав, не отправила в кровати сама директриса. Было почти десять, когда кондитерши вымыли липкие руки и отправились наверх.
Под своей дверью Патти встретила делегацию участников гонок с картофелиной. Ей было объявлено, что она выиграла приз. Собралась заинтересованная толпа, чтобы пронаблюдать, как она откроет шляпную картонку. В картонке оказался жестяной похоронный венок, который все видели в ту зиму в витрине деревенского гробовщика: Малыш купила его дешево, так как он был засижен мухами и следы не оттирались. Венок водрузили на конец блестящей палки и пронесли по коридору под мелодию марша «Тело Джона Брауна», в то время как Мадемуазель тщетно ломала руки и умоляла соблюдать тишину.
– Mes chères enfantes — десять часов. Soyez tranquilles. Патти!.. Mon Dieu!.. Как ты плохо себя ведешь! Маргерит Маккой, вы меня не слышите? Идите в свою комнату, сию ми-ну-ту! Вы не из моего коридора. Дети! Я умоляю. Идите спать… все… tout de suite!
Процессия ликовала и шла дальше, пока мисс Лорд не спустилась из Восточного крыла и не отдала распоряжение не шуметь. Мисс Лорд, когда была разгневана, быстро могла добиться своего. В Райском Коридорчике на время восстановился покой, и мисс Лорд победно вернулась в свой собственный лагерь. Но тут же гам поднялся снова, так как обнаружилось, что кто-то щедро посыпал сахарным песком все постели. Обвинение немедленно пало бы на Патти и Конни, если бы они не собрали такой же песок в больших количествах с собственных простыней. Прошло еще полчаса, прежде чем постели были перестелены и школа наконец успокоилась, чтобы погрузиться в сон.
Когда дежурная учительница совершила последний обход школы и все затихло, Патти откинула одеяло и осторожно ступила на пол. Она была по-прежнему одета – и лишь сменила туфли на мягкие домашние тапочки, больше подходящие для ночных приключений. Присцилла и Конни присоединились к ней. К счастью, высоко в небе была полная луна, так что зажигать свет не пришлось. С помощью двух своих ассистенток Патти превратила простыни со своей кровати в два больших крыла и надежно прикрепила их английскими булавками. На голову ей натянули наволочку, углы которой завязали, превратив в уши. Присилла и Конни на мгновение заколебались с ножницами в руке.
– Скорее прорежьте нос, – шепнула Патти. – Я задыхаюсь!
– Вроде как нехорошо испортить совершенно хорошую наволочку, – сказала Присцилла, чувствуя легкий укор совести.
– Я положу деньги за нее в коробку для пожертвований, – пообещала Патти.
Были вырезаны глаза, нос и улыбающийся рот, а жженой пробкой наведены дьявольски выгнутые брови. Наволочка была крепко завязана у нее на шее, чтобы не соскользнула, уши висели криво и колыхались – она была самым поразительным призраком, какой когда-либо покидал приличную могилу.
Эти приготовления заняли довольно много времени. Когда Патти была готова, часы показывали без десяти двенадцать.
– Я подожду, пока пробьет полночь, – сказала Патти. – Тогда я впорхну в комнату Эвелины, помашу крылами и шепну: «Пойдем!» Гаечный ключ и пирог я оставлю в ногах ее кровати, чтобы она потом знала, что это ей не приснилось.
– Что, если она завизжит? – спросила Присилла.
– Не завизжит. Она любит призраков… особенно кузину Сюзан. Она сказала сегодня вечером, что была бы рада встретиться с ней.
– Но что, если она все-таки завизжит? – настаивала Присилла.
– О, пустяки! Я помчусь назад и прыгну в кровать. Прежде чем кто-то проснется, я уже буду крепко спать.
Они совершили разведку в пустые коридоры, чтобы убедиться, что все спокойно. Из открытых дверей доносилось лишь размеренное дыхание. Эвелина – к счастью – жила одна в комнате, но – к несчастью – в самом конце Восточного крыла, а комната Патти находилась в противоположном конце здания. Конни и Присцилла в домашних тапочках и халатах следовали на цыпочках за Патти, пока она летела вдоль Райского Коридорчика. Она проплыла туда и обратно и помахала крыльями в лунном свете, лившемся через застекленную крышу центрального холла. Две зрительницы прижались друг к другу и содрогнулись – от восторга. Несмотря на то что они присутствовали за сценой, помогая Патти облачиться в костюм, обе получили ясное представление о том, что почувствует неожиданно разбуженный и верящий в призраков человек, и не без некоторого страха думали о последствиях. У входа в Восточное крыло они вручили Патти ее пирог и гаечный ключ и вернулись в Райский Коридорчик. Им не хотелось, чтобы их обнаружили слишком далеко от их комнат, если все же поднимется шум…
Патти потрясла кровать. Спящая слегка пошевелилась, но продолжала спать. Это было досадно. Призрак не хотел беспокоить соседок Эвелины, производя слишком много шума. Патти положила пирог и гаечный ключ на покрывало и снова потрясла кровать с настойчивостью землетрясения. Когда она попыталась снова взять в руки свою собственность, Эвелина неожиданно села в постели и неистовым рывком подтянула одеяло к шее. Патти едва успела спасти пирог… гаечный ключ упал на пол с грохотом, и, как показалось испуганной Патти, этот грохот мгновенно отозвался эхом и усилился в дальнем конце холла. У нее не было даже возможности взмахнуть крылами или пробормотать: «Пойдем!» Эвелина не стала ждать, когда призрак подаст свою реплику. Она раскрыла рот так широко, как он только открывался, и издавала визг за визгом такой оглушительной мощности, что от ужаса ноги Патти на несколько мгновений словно приросли к полу. Затем, по-прежнему сжимая в объятиях пирог, она круто повернулась и побежала.
К ее ужасу, впереди раздавались ответные крики. Весь дом, казалось, проснулся и визжал. Она слышала, как хлопают двери и испуганные голоса спрашивают о причине переполоха. Она неслась к своей комнате, надеясь, что общее замешательство и темнота помогут ей скрыться, когда в конце коридора появилась мисс Лорд в ярком цветастом халате. Патти летела прямо в ее объятия. Задохнувшись от ужаса, она повернула назад к визжащей Эвелине.
Теперь ей стало ясно, что она попала в ловушку.
Узкий проход вел через Восточное крыло в помещения обслуживающего персонала. Она нырнула в него. Если она сможет добраться до задней лестницы, это будет означать спасение. Она толчком приоткрыла дверь и, к своему ужасу, была встречена еще худшим гамом. Все служанки находились в состоянии паники. Она увидела, как мимо пронеслась Мэгги, закутавшаяся в полосатое розовое одеяло, а из общего испуганного хора выделялся густой голос Норы:
– Помогите! Убивают! Я видела гр-р-ра-би-те-ля!
Патти закрыла дверь и съежилась в проходе. Где-то за ее спиной все еще истерически вопила Эвелина: «Я видела привидение! Я видела привидение!» – а впереди становился все громче крик «Воры!».
Совершенно ошеломленная этими проявлениями бурных чувств, Патти прижалась к стене в дружеской темноте прохода, с глубоким чувством возблагодарив Небеса за то, что в школе все еще не провели электричество. Десяток голосов кричал, прося спичек, но никто, похоже, не мог их найти. Она с пыхтением дергала наволочку завязанную вокруг ее шеи, но Конни крепко завязала ее белой лентой для волос, и узел был сзади. Во всяком случае, даже если бы ей удалось снять ее маскарадный костюм, это ей не помогло бы: в полночь она по-прежнему была в том же белом платье, в котором ходила вечером, а даже богатое воображение Патти не могло подсказать, чем можно было бы объяснить этот факт преподавательницам.
Голоса обыскивающих здание слышались все ближе; она заметила проблеск света впереди. В любой момент кто-нибудь мог открыть дверь в коридорчик. Искать спасения можно было лишь в стенном шкафу с бельем… и то лишь очень ненадолго. Она ощупью отыскала дверную ручку и скользнула внутрь. Если бы она обнаружила там кипу простыней, то могла бы нырнуть под них в надежде остаться незамеченной, так как сама была закутана в простыни с головы до ног. Но была суббота, и все белье унесли вниз. Длинный скользкий наклонный желоб соединял стенной шкаф с прачечной, находившейся в подвале двумя этажами ниже. Шаги были уже слышны в коридорчике. До нее донесся голос мисс Лорд:
– Принесите свечу! Мы обыщем бельевой шкаф.
Патти не колебалась. В воображении она уже чувствовала, как мисс Лорд хватает ее за плечо. Сломанная шея была предпочтительнее.
Все еще сжимая лимонный пирог – несмотря на все свое волнение, Патти продолжала крепко держать его в руках, – она влезла в желоб, вытянула ноги прямо вперед и оттолкнулась. Две секунды, затаив дыхание, она неслась в пространстве, затем ударилась ногами в откидной люк на дне и влетела в прачечную.
Секундой раньше дверь с кухонной лестницы осторожно открылась и в прачечную проскользнул мужчина. Он едва успел окинуть взглядом, полным бесконечного облегчения, пустую, залитую лунным светом комнату, когда Патти и пирог катапультировались перед ним. Они слетели вместе в вихре машущих крыльев. Оказавшаяся сверху Патти первой оправилась от изумления. Она все еще сжимала свой пирог – по меньшей мере то, что осталось от него, белая глазурь покрывала волосы и лицо мужчины, но лимонная часть была все еще цела. Мужчина сел с ошеломленным видом, протер глаза от глазури, бросил взгляд на атаковавшего его противника и, с трудом поднявшись на ноги, прижался к стене, широко раскинув руки, чтобы не упасть.
– Боже! – выдохнул он. – Куда я, черт побери, попал?
Патти извинила его за грубое выражение: он, похоже, не знал, что обращается к леди, и предполагал, что перед ним дьявол.
Наволочка на ее голове сидела очень криво, одно ухо показывало на север, другое на юг, и она могла видеть только одним глазом. В наволочке было очень жарко и она, задыхаясь, жадно ловила воздух. Несколько напряженных мгновений они просто смотрели друг на друга и тяжело дышали. Затем ум Патти снова заработал.
– Вероятно, – предположила она, – вы тот самый грабитель, о котором они визжат наверху?
Мужчина еще сильнее вжался в стену, испуганно глядя на Патти, блестящими сквозь бахрому глазури глазами.
– А я, – представилась Патти, – привидение.
Он что-то пробормотал про себя. Она не разобрала, молится он или чертыхается.
– Не бойтесь, – сказала она любезно. – Я не причиню вам вреда.
– Дьявольщина! Это сумасшедший дом?
– Всего лишь школа для девочек.
– Черт возьми! – охнул он.
– Тише! – предупредила Патти. – Они приближаются!
В кухне наверху послышался топот ног, а к визгливым сопрано, продолжавшим звучать набатом, добавились несколько басовитых голосов: это из конюшен прибежали мужчины. Грабитель и привидение уставились друг на друга, затаив дыхание; грозившая каждому из них опасность сблизила их. Патти на мгновение заколебалась, изучая те части лица грабителя, которые виднелись между мазками глазури. У него были честные голубые глаза и желтые кудри. Неожиданно она протянула руку и схватила его за локоть.
– Живо! Через минуту они будут здесь. Я знаю место, где можно спрятаться. Идите за мной.
Она толкнула его, несопротивляющегося, в коридорчик, а затем в отгороженную от главного подвала кладовую, где держали декорации драматического клуба.
– Вставайте на четвереньки и следуйте за мной, – приказала она, наклоняясь и ныряя за груду холстов.
Мужчина пополз следом. Они вынырнули в дальнем конце в маленькой нише за какими-то брезентовыми деревьями. Патти опустилась на пенек и предложила своему спутнику присесть на деревянный «валун».
– Они никогда не догадаются заглянуть сюда, – прошептала она. – Мартин слишком толстый, чтобы там проползти.
Маленькое зарешеченное окошко впускало в нишу немного слабого лунного света, так что у грабителя и призрака появилась возможность не спеша изучить друг друга. Мужчина, казалось, все еще чувствовал себя не совсем уверенно в присутствии Патти: он присел на самый дальний от нее уголок своего «валуна». Через несколько секунд он провел рукавом куртки по голове и долго и серьезно смотрел на глазурь, явно теряясь в догадках относительно природы этой субстанции: в суматохе он не обратил внимания на пирог.
Патти остановила на нем взгляд одного глаза.
– Я буквально таю! – прошептала она. – Не могли бы вы развязать этот узел?
Она наклонила голову и подставила заднюю часть шеи.
Мужчина теперь почти не сомневался в человеческой природе своего спутника и послушно взялся за узел, но руки у него дрожали. Наконец узел подался, и Патти со вздохом облегчения стянула наволочку с головы. Волосы у нее были немного встрепаны, все лицо в полосах жженой пробки, но ее голубые глаза смотрели так же честно, как его собственные. Их взгляд успокоил его.
– Вот так штука! – пробормотал он, испытывая громадное облегчение.
– Не двигайтесь! – предупредила Патти.
Преследователи приближались. Из прачечной доносился топот нескольких пар ног и был слышен разговор мужчин.
– Привидение и грабитель! – сказал Мартин с глубоким презрением. – Отличное сочетание, а?
Для очистки совести они все же поверхностно осмотрели угольный погреб. Мартин шутливо спросил:
– Ты заглянул в топку, Майк? Ну-ка, Осаки, дружок, ты маленький. Проползи-ка вверх по трубе и посмотри, не прячется ли там привидение.
Затем они открыли дверь и заглянули в комнату с декорациями. Грабитель втянул голову в плечи и затаил дыхание, а Патти боролась с несвоевременным желанием хихикнуть. Мартин был в шутливом настроении. Он посвистел – словно подзывая собаку.
– Эй, призрак! Эй, вор! Сюда, дружок!
Затем мужчины захлопнули дверь, их шаги стали удаляться. Патти раскачивалась взад и вперед, зажав в зубах угол простыни, чтобы не расхохотаться вслух. У грабителя стучали зубы.
– Боже! – выдохнул он. – Вам, мисс, может быть, смешно. Но для меня это означает каторжную тюрьму.
Патти прервала свой истерических смех и раздраженно взглянула на него.
– Для меня это означало бы исключение из школы или по меньшей мере что-нибудь столь же страшно неприятное. Но это не причина, чтобы терять присутствие духа. Хороший же из вас грабитель! Возьмите себя в руки и будьте молодцом!
Он вытер лоб, удалив еще одну порцию глазури.
– Вы, должно быть, ужасный дилетант, если вот так вламываетесь в дом, – презрительно заметила она. – Неужели вы не знали, что ложки только посеребренные?
– Ничего я об этом не знал, – сказал он мрачно. – Я увидел, что открыто окно над дверью сарая, и влез. Я страшно голодный и искал чего-нибудь съестного. Ничего не ел со вчерашнего утра.
Патти пошарила на полу позади себя.
– Возьмите пирог.
Мужчина отпрянул, когда в него ткнули пирогом.
– Ч-что это? – охнул он.
Он был нервный, как мышь в мышеловке.
– Лимонный пирог. Выглядит немного запачканным, но есть можно. Он только лишился глазури. Основная ее часть у вас на голове. Остальное размазано по мне, по полу прачечной, по кровати Эвелины Смит и желобу для постельного белья.
– О! – пробормотал он с явным облегчением, в очередной раз потерев голову рукой. – Я все удивлялся, что это за дрянь.
– Но лимонная часть вся здесь. Вам лучше его съесть, – настаивала она. – Он довольно сытный.
Грабитель принял из ее рук пирог и принялся есть его с аппетитом, подтверждавшим правдивость его утверждения о вчерашнем завтраке.
Патти наблюдала за ним, ее природное любопытство боролось с внушенной воспитанием вежливостью. Любопытство победило.
– Как вы докатились до того, что стали грабителем? Вы такой плохой грабитель, что, мне кажется, любая другая профессия подошла бы вам гораздо больше.
Продолжая жевать пирог, он рассказал свою историю. Для человека, лучше знакомого с полицейской хроникой, она могла звучать несколько неубедительно, но у него было честное лицо и голубые глаза, так что Патти даже не пришло в голову усомниться в его правдивости. Грабитель начал мрачно: никто никогда не верил ему до сих пор, и от нее он этого тоже не ожидал. Он охотно выдумал бы что-нибудь чуть более правдоподобное, но ему не хватало воображения, чтобы убедительно лгать. Так что, как обычно, он неуклюже рассказал всю правду.
Патти слушала с напряженным вниманием. Его рассказ звучал несколько приглушенно и невнятно из-за лимонного пирога во рту, а его словарь не всегда совпадал с ее собственным, но она сумела уловить суть.
На самом деле он был садовником. На последнем месте работы он обычно спал на чердаке, так как хозяин часто бывал в отлучке, а хозяйка боялась оставаться в доме одна, без мужчины. А слесарь-газовщик, которого он всегда считал своим другом, дал ему как-то вечером пива, и напоил допьяна, и унес ключ от задней двери. И пока он (садовник) крепко спал в детской песочнице под яблоней на заднем дворе, слесарь вошел в дом и украл пальто, серебряный кофейник, коробку сигар, бутылку виски и два зонтика. А суд доказал, что это он (садовник) украл, и его закатали на два года. А когда он вышел, никто не захотел дать ему работу.
– И никто не заставит меня поверить, – добавил он с горечью, – будто в то пиво ничего не было подмешано!
– Но это было ужасно с вашей стороны – так напиться! – воскликнула шокированная Патти.
– Это была случайность, – настаивал он.
– Если вы уверены, что никогда не сделаете этого больше, – сказала она, – я обеспечу вас работой. Но вы должны дать слово чести – как джентльмен. Вы же понимаете, что я не могу рекомендовать пьяницу.
Мужчина слегка усмехнулся.
– Думаю, вы не найдете никого, кто захотел бы нанять уголовника.
– Найду! Я знаю именно такого человека. Он мой друг, и ему нравятся уголовники. Он понимает, что сам он лишь по счастливой случайности стал миллионером, а не преступником. И он всегда готов дать человеку шанс начать все сначала. У него убийца ухаживал за цветами в оранжерее, и скотокрад доил коров. Я уверена, вы ему понравитесь. Пойдемте со мной, и я напишу вам рекомендательное письмо.
Патти подхватила свои простыни и приготовилась выползти.
– Что вы делаете? – спросил он торопливо. – Не собираетесь ли вы меня выдать?
– Неужели на то похоже? – Она смотрела на него с презрением. – Как я могла бы выдать вас, не выдав в то же время себя?
Такая логика успокоила его, и он послушно последовал за ней на четвереньках. Приблизившись к двери прачечной, она внимательно прислушалась: мужчины, производившие поиски, удалились в другую часть здания. Она провела грабителя по проходу и вверх по лестнице, а затем проскользнула в пустую классную для младших школьниц.
– Тут мы в безопасности, – прошептала она. – В этой комнате они уже искали.
Она огляделась: чернил нигде не было видно, но на глаза ей попались красный карандаш и блокнот. Она вырвала из блокнота листок – в верхней его части красивым шрифтом было напечатано «Честность – лучшая политика».
Взяв карандаш, она заколебалась.
– Если я обеспечу вас хорошей работой среди лука, орхидей и всего такого, вы обещаете никогда больше не пить пива?
– Конечно, – согласился он, но без большого энтузиазма.
В его глазах было смущенное выражение. В прошлом он не переживал ничего, подобного приключениям этой ночи, и подозревал подвох.
– Понимаете, – продолжила Патти, – если бы вы вдруг напились, я оказалась бы в ужасно неприятном положении и больше никогда не осмелилась бы порекомендовать на работу ни одного другого грабителя.
Она написала записку на подоконнике при лунном свете и затем прочитала ее вслух:
«Дорогой мистер Уэтерби!
Помните разговор, который состоялся у нас в тот день, когда я убежала и попала в Ваш огород с луком? Вы сказали тогда, что преступники очень часто ничуть не хуже прочих и что Вы охотно найдете работу для любого моего друга-преступника. Я пишу эту записку, чтобы представить Вам моего знакомого взломщика, который хотел бы получить должность садовника. Он учился на садовника и предпочитает эту работу работе взломщика, но ему трудно найти место, так как он побывал в тюрьме. Он надежный, честный, трудолюбивый и обещает оставаться трезвым. Я буду благодарна за все, что Вы сможете сделать для него.
Искренне Ваша
Патти Уайат
P. S. Пожалуйста, извините за красный карандаш. Я пишу в полночь, при лунном свете в классной для самых маленьких, и чернила под замком. Грабитель объяснит обстоятельства, которые слишком запутанны, чтобы о них писать.
Всегда Ваша П. У.»
Она вложила записку в большой конверт из оберточной бумаги, в котором прежде лежал картон для аппликаций, и адресовала его Сайласу Уэтерби. Мужчина взял его с осторожностью. Он, кажется, думал, что конверт может взорваться.
– В чем дело? – спросила Патти. – Вы боитесь?
– Вы уверены, – спросил он с подозрением, – что этот Сайлас Уэтерби не полицейский?
– Он президент железнодорожной компании.
– О! – грабитель вздохнул с облегчением.
Патти открыла задвижку окна и приостановилась для заключительного напутствия.
– Я даю вам шанс начать сначала. Если вы смелый человек и передадите это письмо, вы получите работу. Если вы трус и не осмелитесь отнести его, то можете продолжать заниматься грабежами до конца жизни… мне нет до этого дела… но грабитель из вас никудышный!
Она распахнула окно и жестом пригласила его в широкий мир за стенами школы.
– До свидания, мисс, – сказал он.
– До свидания, – сердечно сказала Патти. – И удачи!
Он помедлил – половина его тела уже была снаружи, половина оставалась внутри – и в последний раз уточнил:
– Это точно по-честному, мисс? Вы ничего мне не заливаете?
– Все по-честному, – заверила она. – Я вам не заливаю.
Патти пробралась наверх по задней лестнице и, проследовав окольным путем по коридорам, избежала встречи с возбужденной толпой, которая все еще оставалась в Восточном крыле. Там снова поднялся шум, так как Эвелина Смит нашла на полу своей комнаты гаечный ключ. Он был продемонстрирован насмехающемуся Мартину как наглядное доказательство, что грабитель побывал там.
– Да еще и мой собственный гаечный ключ! – воскликнул он в изумлении. – Ну и наглец!
Патти торопливо разделась и накинула кимоно, а затем, сонно протирая глаза, присоединилась к собравшимся в холле.
– Что случилось? – спросила она, щурясь от яркого света. – Пожар?
Ответом ей был общих смех.
– Нет, грабитель! – сообщила Конни, демонстрируя ей гаечный ключ.
– Ну почему вы меня не разбудили? – застонала Патти. – Всю жизнь мечтала увидеть грабителя.
Две недели спустя в школу прибыл конюх мистера Уэтерби с вежливой запиской для директрисы.
Мистер Уэтерби посылал миссис Трент свои наилучшие пожелания и просил об удовольствии показать молодым леди из старшего класса его картинную галерею в следующую пятницу в четыре часа.
Вдова была в полной растерянности, не зная чему приписать эту ничем не вызванную вежливость со стороны прежде недружественно настроенного соседа. После минутного размышления она решила пойти ему навстречу, и конюх поскакал обратно со столь же вежливым посланием, в котором сообщалось о том, что приглашение принято.
В следующую пятницу, когда школьный «катафалк» свернул в ворота имения Уэтерби-холл, владелец уже стоял на крыльце, ожидая гостей. Если он и приветствовал Патти более любезно, чем ее спутниц, директриса этого не заметила.
Мистер Уэтерби оказался исключительно любезным хозяином. Он лично провел их по галерее и показал знаменитую картину Боттичелли. Чай был подан за маленькими столиками на западной террасе. Каждая девочка нашла у своей тарелки гардению и серебряную бонбоньерку с монограммой Св. Урсулы на крышке. После чая хозяин предложил им посетить итальянский сад. Когда они шагали по дорожкам, Патти обнаружила, что идет рядом с ним и директрисой. Его слова были обращены к миссис Трент, но веселый взгляд устремлен на Патти. Они повернули за угол мраморного павильона и подошли к фонтану, где садовник трудился над бордюром из венерина волоса.
– У меня замечательный новый садовник-швед, – небрежно заметил мистер Уэтерби, обращаясь к директрисе. – Этот человек поистине гений: знает, как заставить растения расти. Его мне очень рекомендовали… Оскар! – позвал он. – Принесите дамам тех тюльпанов.
Мужчина отставил лейку и приблизился, сняв шляпу. Это был золотоволосый, голубоглазый молодой парень с искренней улыбкой. Он вручил цветы сначала пожилой леди, потом Патти. Когда он поймал на себе ее заинтересованный взгляд, в его глазах вдруг вспыхнул радостный огонек узнавания. Ее костюм настолько отличался от того, в котором она предстала перед ним во время их первой встречи, что сначала он не догадался, кто стоит перед ним.
Патти отстала на шаг, чтобы взять у него цветы; директриса и владелец имения прошли вперед.
– Я должен поблагодарить вас, мисс, – сказал он с чувством, – за лучшую работу, какая у меня только была. Все в порядке!
– Теперь вы знаете, – засмеялась Патти, – что я вам не «заливала»?