На следующее утро Терри разбудил меня, с громким топотом войдя в мою комнату, одетый в бриджи для верховой езды и ботинки, заляпанные свежей грязью.
Это были вещи Рэднора, – Терри поймал меня на слове и был совсем как дома.
– Здорово, старик! – сказал он, присаживаясь на край кровати. – Ты спал, да? Прости, что разбудил, но у нас сегодня куча дел. Надеюсь, ты не против, что я позаимствовал одежду Рэднора. Я приехал из города не подготовленным к верховой езде. Соломон дал мне ее, – кажется, решил, что Рэднору она больше не понадобится. О, мы с Соломоном большие друзья! – прибавил он со смехом и вдруг словно вспомнил о цели своего визита и принялся шарить по карманам.
Усевшись в постели, я нетерпеливо наблюдал за ним. Было ясно, что у него есть какие-то новости, а также то, что он вовсе не торопится ими поделиться.
– Прелестное местечко, – заметил он, покончив с карманами пиджака и перейдя к жилету. – Здесь почти стоило бы жить, если бы случались такие вот многочисленные мелкие дела, которые не давали бы расслабиться.
– Вообще-то, Терри, – проговорил я, – когда ты называешь убийство моего дяди «мелким делом», на мой взгляд, ты заходишь слишком далеко!
– Ох, прошу прощения, – добродушно ответил он, – полагаю, я неисправим. Видишь ли, я не знал полковника Гейлорда лично, но я настолько привык к убийствам, что стал думать, будто это единственный естественный способ уйти из жизни. Так или иначе, – добавил он, вытаскивая наконец желтый конверт, – у меня есть нечто, что заинтересует тебя. Это объясняет, почему наш юный друг Рэднор не пожелал говорить.
Он бросил конверт на кровать, и я поспешно и нетерпеливо вытащил телеграмму. Она была от комиссара полиции Сиэтла и гласила следующее:
«Джефферсон Гейлорд вернулся в Сиэтл пятого мая после шестинедельного отсутствия. Сказал, что навещал милый старый дом в Виргинии. Разыскивался полицией. Подозревался в причастности к делу о приобретении денег путем мошеннического обмана. Обвинение ложное. Дело прекращено.»
– Что это значит? – спросил я.
– Это значит, – отвечал Терри, – что мы вычислили призрака под номером один. С самого начала было очевидно, что Рэднор пытается кого-то прикрыть, даже ценой собственной репутации. Если из данных обстоятельств исключить женщин, то все прямиком указывает на его старшего брата. Частично твоя гипотеза была верна, но есть одно «но»: ты зашел слишком далеко. Ты заставил Джеффа совершить и ограбление, и убийство, в то время как, по сути, он не совершал ни того, ни другого. Тогда, обнаружив, что часть твоей гипотезы недоказуема, ты полностью от нее отказался.
– Вот как обстояло дело: Джефф Гейлорд отчаянно нуждался в деньгах. Я подозреваю, что выдвинутое против него обвинение, в чем бы оно ни заключалось, достоверно. Деньги, которые он взял, следовало вернуть и купить чье-то молчание прежде, чем удалось бы все замять. Как бы то ни было, в Сиэтле ему больше нельзя было оставаться, и он в спешке уехал на Восток. Он обратился к Рэднору, однако Рэднор, который и сам находился в стесненных обстоятельствах, не мог распоряжаться ничем, кроме суммы, подаренной ему отцом на день рождения. Эта сумма была вложена в новую инвестицию, и если бы он ее обналичил, то по убыточной цене. Так прошло около недели, пока Рэд лихорадочно искал способы вывести брата из игры и избежать очередного скандала. Но внезапное волнение Моисея по поводу его способности видеть призраков ускорило события. Сознавая, что терпение отца исчерпано и что он более не в состоянии сбивать тебя со следа, он решился занять денег для Джеффа на обратный билет до Сиэтла и закрыть тем самым свой вклад.
– В ту же ночь он отвез Джеффа на вокзал в Кеннисберг. Вашингтонский экспресс не останавливается на узловой станции Ламберта, да к тому же Кеннисбергский вокзал больше и путешественники вызывают меньше толков. Это не логический вывод, а факт. Утром я съездил в Кеннисберг и нашел этому доказательство. Работник вокзала помнит, что около трех недель назад, глубокой ночью, продал Рэднору Гейлорду билет до Вашингтона. Какой-то мужчина, который ждал снаружи и чьего лица агент не разглядел, сел на поезд, а Рэд уехал с вокзала один. Продавец билетов с Рэдом лично не знаком, но знает, как он выглядит. На этом все. Рэд вернулся домой и лег спать. Когда поутру он спустился по лестнице, его встретили известием, что призрак ограбил сейф. Ты понимаешь, какая внезапная мысль его осенила: неясно как, каким образом, но эти облигации взял Джефф. Однако, несмотря на то, что от него это можно было ожидать, Рэд не мог понять, как такое было возможно. Ограбление, кажется, произошло в его отсутствие. Мог ли Джефф просто сделать вид, что уехал? Мог ли он спрыгнуть с поезда и вернуться? Вот какие вопросы донимали Рэднора. Он не лгал, говоря, что не представляет себе, как были украдены облигации, и все-таки, не желая знать правду, он тоже был честен.
– Он мог довериться мне, – сказал я.
– Лучше бы он так и поступил. Однако чтобы понять позицию Рэда, следует принять во внимание личность Джеффа. Видимо это беспечный, лихой, упрямый, но чрезвычайно обаятельный парень. Отец терпел его безобразия в течение шести лет, пока, наконец, окончательно с ним не разругался. Как рассказал мне старый Джейк, Моисей-Кошачий-Глаз хандрил несколько месяцев после его исчезновения. Будучи пацаном, Рэд боготворил своего нехорошего, но очаровательного брата. И вот что выходит: Джефф вновь появляется с историей о том, как ему тяжело живется, а Моисей с Рэднором возвращаются к своей прежней вассальной зависимости.
– Джефф находится в очень неприятном положении, он уклоняется от правосудия и его ждет тюрьма. Он во всем признается Рэднору, правдоподобно выводя смягчающие вину обстоятельства на передний план. Он поступал нечестно, но делал это неумышленно. Он хочет взяться за ум и вести достойную жизнь. Будь у него, скажем, полторы тысячи долларов, он смог бы аннулировать предъявленное ему обвинение. Он брат Рэднора и сын полковника, но Рэд получит наследство, тогда как он будет его лишен. Деньги, которые он теперь просит, лишь принадлежат ему по праву. Если он получит их, то исчезнет и больше не побеспокоит Рэда. Полагаю, наш вернувшийся мот применял свои доводы именно в такой последовательности. Как бы то ни было, Рэда он убедил. Рэднор подумывал о женитьбе, он мог как угодно распорядиться всеми деньгами, которые оказались бы в его распоряжении, но, судя по всему, парнишка он великодушный, вот и пожертвовал собой.
– По понятным причинам Джефф пожелал сохранить свое присутствие в тайне, и Рэд с Моисеем исполнили его желание. После ограбления Рэднору настолько претила мысль, что брат его предал, что он хотел лишь избежать огласки. Услышав про убийство, он не знал, что и подумать, – в вину Джеффа он не верил и все же другого варианта не видел.
Терри ненадолго смолк и подался всем корпусом вперед, его глаза возбужденно блестели.
– Вот и вся правда о призраке номер один, – сказал он. – Теперь нам предстоит отследить номера второго, и в качестве отправной точки у нас имеются пропавшие ценные бумаги.
Он бросил на кровать связку заплесневелых бумаг и в ответ на мое изумление торжествующе засмеялся.
И правда, здесь были все пять пропавших облигаций с еще не оторванными купонами за первые числа мая. Кроме них были акты о передаче права собственности и страховой полис, – в том же виде, в каком лежали в сейфе, разве что отсырели и покрылись пятнами грязи.
На мгновение я уставился на него, от удивления потеряв дар речи. – Где ты их обнаружил? – Наконец с трудом вымолвил я.
Терри внимательно посмотрел на меня и многозначительно улыбнулся.
– Там, где я и надеялся их обнаружить. О, сегодня рано утром я вышел прогуляться! Я видел восход солнца и в шесть сорок пять позавтракал в Кеннисберге. Хотя от очередного завтрака не откажусь. Одевайся скорее. Сегодня у нас дел невпроворот. Я погнал в конюшню договориться с дядюшкой Джейком о лошадях; как только будешь готов к завтраку, пошли за мной Соломона.
– Терри, – проговорил я умоляюще, – где на всем белом свете ты отыскал эти облигации?
– У входа в коридор, ведущий в ад, – серьезно промолвил Терри, – но я и сам толком не уверен, кто их туда положил.
– Моисей? – Спросил я пылко.
– Может, он, а может, и нет. – Он беззаботно взмахнул рукой и удалился.