Ветер бездны

Уэйнрайт Крис

 

Часть первая

Старый дом

 

Глава I

Вечерело. Небо обложили тяжелые серые тучи, предвещая скорый дождь. Они низко нависли над городом, и сумерки сгустились, набросив на дома и улицы влажный покров. Порывы леденящего северного ветра заставляли Соню зябко поеживаться. Она жалела, что не послушалась матери и не надела теплый гирканский халат: он прикрыл бы ей ноги и хоть чуть-чуть защитил от холода. Улицы Майрана постепенно пустели; жители приморского городка заканчивали свои дневные дела и расходились по домам.

Когда-то Майран был богат и многолюден. В большой гавани стояло множество торговых и военных судов, улицы от рассвета до заката были заполнены толпами народа: купцами, приплывшими из далеких стран, чиновниками, спешащими по своим делам с важными надутыми лицами, караванщиками и погонщиками мулов, ремесленниками и торговцами, наперебой расхваливающими свой товар и прочим людом — либо занятым каким-нибудь промыслом, либо праздно шатающимся в надежде, что сегодня уж непременно удастся поживиться на одном из шумных базаров.

О былом величии Майрана теперь напоминали лишь исполинские развалины крепостных стен и городских башен. Время стирает все: от горных вершин и каменных монолитов до лесов и морей, что же говорить о творении рук человеческих — робкой попытке оставить о себе след, все растворяется в неумолимой поступи веков.

Как в кипящем котле нерадивой хозяйки, когда варево перемешивается и со дна поднимается муть, так и в хайборийском смешении народов наступило неспокойное время. Будто лежавшее долго без движения неведомое подземное чудовище начало просыпаться, ворочаться, стряхивая со своей спины горы и долы, стирая границы и разрушая города. Казавшиеся незыблемыми империи рушились, шатались и падали троны, летели в пыль короны вместе с головами всесильных правителей, а шеи рабов сгибались под ярмом новых владык.

Два с лишним века Аквилония безраздельно господствовала в западном мире. Во времена правления Конна Четвертого ее рыцарство покорило большую часть Хайбории, превратив могущественные некогда Зингару, Аргос и Офир в провинции аквилонской империи, сохранявшие лишь видимость независимости. Укрывшийся за горами Коф, подобно Коринфии и Шему, платил ей непосильную дань.

Заносчивая Немедия не могла позволить своему извечному врагу безнаказанно расширять свои владения и пыталась сдержать натиск Аквилонии, но совладать со столь мощным противником оказалось ей не под силу.

Однако времена менялись. И постепенно новые силы поднимали голову в спокойном дотоле мире. Ведомые новыми вождями, на западе и востоке, на севере и на юге поднимали голову варвары. Пока еще волна нашествия лишь копила силу, но ни у кого не было сомнений, что еще немного — и она обрушится на хайборийский мир всей своей чудовищной мощью…

Блистательная туранская империя, чьей столицей сделался город Аренджун, клонилась к упадку. Некогда цветущий Майран, находящийся на ее северной окраине, превратился в провинциальный, захолустный городишко. Жителей его постигла та же участь, что и многих других собратьев по несчастью: те, у кого была возможность, покидали свои обжитые места, увозя скарб и бросая дома и постройки, оставшиеся жили без особой надежды на будущее, в постоянном страхе ожидания набегов гирканских орд и войск горных князьков, во множестве расплодившихся на окраинах Заморы и в Кезанкийских горах.

Семья Сони жила здесь недавно, всего несколько лет, но девочка плохо помнила прежнее место, где они жили, и для нее родным городом стал Майран. Ей исполнилось уже тринадцать. Высокая и длинноногая, она была еще по-детски угловата, но при внимательном взгляде на девчонку каждый, кто хоть сколько-нибудь понимал в этом толк, несомненно, заметил бы, что в будущем она станет незаурядной красавицей.

От матери, родом из Ванахейма, Соня унаследовала серые глаза и светлый, с оттенком меди цвет волос, из-за которого все кому не лень называли ее Рыжей. Она была стремительна в движениях и непоседлива, а в ее походке, легкой и словно летящей, чувствовалась энергия, словно стремящаяся вырваться наружу.

Сейчас Соня возвращалась домой, выполнив поручение матери: ее послали отнести какой-то сверток приятелю отца, живущему в самом центре Майрана у городского рынка. Она шла очень быстро, подгоняемая холодным ветром, мечтая, как усядется у очага, где вовсю полыхает жаркое пламя… Ей оставалось пройти всего два кривых переулка и пустынную площадь, на краю которой стояло несколько старых, но еще довольно-таки крепких домов; в одном из них и жил с семьей зажиточный по майранским меркам купец Келемет, отец Сони.

Девочка вприпрыжку поднялась по узкой тропинке на земляной вал, разделяющий нижнюю и верхнюю части города, и уже ступила ногой на остатки когда-то ровной, мощенной камнем улицы, ведущей на площадь, когда услышала за спиной топот множества ног, крики и бряцание металла. Зная по опыту, что встреча со стражниками вряд ли может сулить что-либо приятное, Соня проворно шмыгнула в ближайший проулок. Однако любопытство оказалось сильнее страха, и, притаившись за большим камнем, она осторожно выглянула наружу. На улочку выскочило несколько мальчишек.

— Сюда, быстрей! — свистящим шепотом скомандовал один.

Остальные бросились за ним и, пробежав всего в двух шагах от Сони, исчезли в развалинах. Мальчишки так торопились, что никто не заметил замершую за камнем фигурку. Девочка чуть не вскрикнула от изумления — в одном из пробегавших она узнала своего старшего брата Хункара.

«Интересно, куда это они?» — с любопытством подумала Соня, но тут раздалась громкая ругань и рядом с проулком показались трое задыхавшихся стражников, которые, по всей видимости, гнались за мальчишками и, потеряв их из виду, были донельзя раздосадованы таким поворотом событий.

— Куда подевались эти отродья? — озираясь по сторонам, недоумевал высокий небритый детина с вытаращенными, словно у рыбы, глазами.

Двое других, опершись на алебарды, тяжело, со свистом отдувались и поэтому не ответили на вопрос своего товарища.

— Как сквозь землю провалились, племя Нергала! — ярился небритый.

— Может быть, они свернули вон туда? — предположил другой стражник и указал концом алебарды куда-то вниз.

— Кто их знает? — возбужденно ответил высокий. — Эта майранская падаль, как крысы — в любую нору юркнут.

Соня прижалась к камню, моля богов, чтобы ее не заметили, но тут второй стражник заглянул в проулок и увидел девочку.

— Эй, ты! — Он сделал шаг к ней. — Не видела здесь кого-нибудь?

Соня, не открывая рта, помотала головой, надеясь, что стражник не станет упорствовать и отстанет.

— А не врешь, маленькая мерзавка? — подозрительно поглядев на нее, спросил третий, маленький плешивый гирканец, который снял свой шлем и вытирал рукавом вспотевшую от быстрого бега лысину.

Двух передних зубов у доблестного стража не было, и поэтому у него получилось что-то вроде:

«А не всешь, матейкая мертавка?», однако Соня поняла вопрос и еще раз отрицательно покачала головой.

— Да пойдем отсюда, Халил, что ты к ней пристал? Только время зря теряем… — потянул его за рукав высокий стражник. — Они, видно, спрятались внизу, где конюшня этого ублюдка Тургута. Бежим наперерез, глядишь, и поймаем…

— Подожди, — усмехнулся небритый, — девчонка-то ничего, может, побалуемся? — Его глаза похотливо заблестели, ощупывая хрупкую фигурку Сони, которая вся сжалась под взглядом стражника.

Он сделал еще шаг в ее сторону и протянул руку, намереваясь схватить девочку за плечо, но Соня проворно отскочила назад, хотя понимала, что сзади стена дома и в этом тупике она бессильна убежать от взрослого мужчины.

Соня завела правую руку назад и нащупала рукоятку кинжала, с которым не расставалась. Если этот мерзавец сделает еще один шаг к ней, то будет долго жалеть об этом…

— Пойдем, я тебе сказал! — гаркнул высокий — видимо, он был среди них старшим. — Нашел время, сучий потрох! Упустим этих ублюдков, Дурбан нам головы поотрывает!

— Не поотрывает, — не сводя глаз с девочки, осклабился его товарищ, но все же с явной неохотой повернулся и под суровым взглядом высокого отступил назад. — Ладно, чего уж там, пойдем…

— Давай, давай, побыстрее! — еще раз рявкнул высокий, и троица, громыхая доспехами, побежала вниз, откуда совсем недавно появилась.

Соня с облегчением вздохнула, чувствуя дрожь во всем теле.

* * *

Она повернула назад и крадучись стала продвигаться к развалинам дома, где исчезли мальчишки. Среди огромных камней фундамента, она заметила проем и осторожно просунула туда голову. До Сони донесся возбужденный говор, Звучавший глухо и неразборчиво, в ноздри ударила затхлая вонь подземелья. Девочка несколько мгновений не шевелилась, прислушиваясь к полосам внутри, и ей показалось, что она явственно различила голос Хункара. Соня, держась правой рукой за шершавую стену, сделала несколько осторожных шагов внутрь подземелья. Она давно подозревала, что старший брат занимается каким-то недозволенным промыслом: он, то являлся домой за полночь, то исчезал на несколько дней. А однажды она видела, как Хункар прятал в сарае какой-то сверток. Заметив сестру, тот сделал страшную гримасу и прошипел: «Нечего тут высматривать! Беги отсюда!»

Случай помог Соне утвердиться в своих подозрениях и побольше разузнать о том, чем занимается ее брат. Не до глубины души обижало, что Хункар все еще считает ее маленькой и ничего не рассказывает. А ведь ей уже тринадцать и она умет держать язык за зубами. А клинок метает даже лучше его!

Отец считал, что в нынешние неспокойные времена, женщина должна уметь защитить себя, и обучал своих дочерей владеть кинжалом и луком наравне с братьями. Соня могла с сотни шагов попасть стрелой в насаженное на шест яблоко, а в метании кинжала она даже превзошла братьев.

— Смотрите, вы, мужчины! — насмешливо говорил Келемет сыновьям, когда клинок, пущенный рукой Сони, вонзался в колоду, прислоненную к стене сарая, и рукоятка кинжала еще некоторое время дрожала в воздухе, наполняя легким звоном пространство. — Если когда-нибудь встретитесь с такой женщиной, как ваша сестра, она живо поотрезает вам все лишнее, коли чуть замешкаетесь! — Он откидывал назад голову и весело хохотал собственной шутке.

Братья раздраженно сопели с негодованием поглядывая на улыбающуюся до ушей Соню, но, как ни старались, не могли поразить мишень точнее, чем маленькая рыжая плутовка.

…Глаза постепенно привыкли к темноте, и Соня теперь различала усыпанный мелкими камешками лаз. Девочка сделала еще несколько маленьких шажков и заглянула за угол. Где-то впереди блеснул огонек, и она вздрогнула, будто этот лучик света мог обнаружить ее присутствие. Соня постояла еще немного, и в тусклых отблесках смогла разглядеть, что впереди проход упирается в стену, из-за которой и доносились обрывки разговора.

Девочка крадучись скользнула вперед. В стене были щели, откуда пробивался свет, и Соня приникла глазом к одной из них. Она увидела часть небольшого помещения, на полу в глиняной плошке горел небольшой фитилек, выхватывая из темноты лица сидящих вокруг него людей. Соня не видела всех, но одного из них, стоящего посреди круга, узнала сразу — это был Удод, прозванный так за маленькую вертлявую головку, сидящую на длинной тощей шее.

Он жил в нескольких кварталах от их дома и пользовался дурной славой среди местных жителей. Соседки, указывая на него, говорили меж собой, сокрушенно покачивая головами:

— Из этого парня выйдет законченный мерзавец, еще хуже, чем его отец!

Соня не знала, говорят ли они так потому, что ненавидят его отца, — старшего сборщика податей Майрана, или на самом деле считают мальчишку отпетым негодяем.

Сейчас этот Удод, покачиваясь на носках, обращался к кому-то со злобой и ненавистью, временами подкрепляя свои слова угрожающими жестами:

— Блевотина Нергала! Из-за тебя, ублюдок, мы чуть ли не попали в лапы к стражникам. Еще раз ошибешься, отправлю в портовый бордель, к матушке Заире. Рожа у тебя смазливая, собачий выкормыш, работенку тебе там найдут!

Никто из присутствующих не смел пошевелиться. Было ясно, что все безропотно признавали главенство Удода. Некоторое время стояла тишина.

— Понял, — сдавленным голосом ответил кто— то из угла, и Соня с удивлением узнала голос своего брата.

Кровь бросилась ей в голову — девочка почувствовала, как запылали даже кончики ушей. Хункар терпел подобное обращение! Но ей этого не вынести, и рука сама потянулась к кинжалу. Однако Соня сдержала свой порыв, хотя ей до смерти хотелось ворваться в соседнее помещение, и воткнуть клинок в спину вертлявому ублюдку. Девочка не верила своим ушам — ее брат безответно позволил себя унизить! Ведь отец учил их не уступать никому, и в их квартале сверстники побаивались не только братьев, но и саму Рыжую Соню.

Она перевела дыхание, успокаиваясь. Должна быть причина, почему брат ведет себя так. И она ее узнает.

— Смотри, Хункар, я тебя предупредил. — Удод потянулся. — Все вон. Встретимся завтра на закате.

Мальчишки молча поднялись со своих мест и по одному двинулись к выходу. Соня протиснулась поглубже в узкий лаз, чтобы ее не заметили выходящие из своего убежища члены шайки. Они возникали перед ее глазами, словно бестелесные тени и, в молчании промелькнув в боковом коридоре, исчезали.

Последним вышел Удод, держа перед собой плошку с огнем. Он наклонился, и черты его лица, и без того не слишком привлекательные, осветились неровным желтоватым светом — на мгновение Соне показалось, что прямо на нее смотрят не глаза живого человека, а уставились невидящим взглядом пустые глазницы обглоданного черепа. Девочка инстинктивно схватилась за рукоятку ножа, но Удод, сложив губы трубочкой, дунул на огонь. В наступившей тьме только шуршание его сапог по камешкам напоминало Соне, что она здесь не одна. Шаги затихли, и в подземелье наступила мертвая тишина. Соня, подождав немного, убедилась, что ее присутствие осталось незамеченным, и, ощупывая стену, медленно двинулась к выходу. Ее глаза, привыкшие к темноте, различили поворот и скудный вечерний свет, пробивавшийся снаружи. Девочка выбралась через узкий лаз и с удовольствием вдохнула свежий воздух. Внимательно оглядевшись по сторонам и не заметив ничего подозрительного, Соня вышла из тупичка, пересекла площадь и кинулась к дому.

«Сейчас мне достанется — думала она на бегу. — Неизвестно, сколько времени я просидела в этом подвале…»

Она не ошиблась: мать выждала ее у покосившихся ворот их двора.

— Соня, Соня! Где ты была? — Голос матери взрывался от волнения.

Соня прекрасно понимала: ее отсутствие было настолько долгим, что объяснить его какой-нибудь правдоподобной причиной ей вряд ли удастся. Девочка стояла перед матерью, нахмурившись и покусывая нижнюю губу, что выдавало ее замешательство, но ничего подходящего в голову ей так и не пришло.

— О, Светлые Боги, эта девчонка отправит меня на Серые Равнины. — Женщина устало махнула рукой и отправилась к дому. Соня поплелась следом.

Сиэри слишком хорошо знала дочь — когда личико Сони вот так хмурилось, добиться от девочки вразумительного ответа было невозможно.

— Ты промерзла, скорей садись к печи, я принесу тебе горячего молока, — мать тяжело вздохнула и отправилась на кухню.

Сиэри была родом из Ванахейма, но ее семья переселилась в Аграпур, когда ей было лет пять, и она считала себя настоящей туранкой. Высокая статная женщина, она и в свои тридцать шесть лет сохранила былую привлекательность.

Дочери получились в нее, так уж распорядилась природа: обе высокие, стройные, с рыжевато-медными, как у матери, густыми волосами, но серо-стальные глаза унаследовала только младшая, Соня, старшая, Ална, была кареглазой, в отца.

Оба сына статью вышли в Келемета — невысокого роста, но широкоплечие и плотно сбитые, словно вытесанные из цельного куска камня. Темные волосы и чуть раскосые карие с желтизной глаза безошибочно выдавали гирканское происхождение братьев. Зато характером все, кроме Сони, походили на ваниров: немногословные и сдержанные, чуть медлительные в движениях. У матери с ними не возникало особых проблем, потому что дети были учтивы и послушны — разумеется, в той степени, насколько могут быть управляемы дети, выросшие в Майране, где временами кровь лилась рекой и с юных лет рука обитателя сего городишки привычней ложилась на рукоять кинжала, чем поднималась в приветствии.

Сиэри постоянно вспоминала те времена, когда семья жила в Аграпуре, где и родились все четверо. Она не интересовалась, чем ее муж зарабатывает на жизнь, а занималась домом и воспитанием детей, тем более, что денег он приносил достаточно и они вели, может быть, и не очень богатую, но вполне пристойную жизнь: дом был просторным и крепким, держали двух служанок и повара, имели несколько лошадей и щегольскую карету, сделанную на заказ в Пуантене, на которой вся семья временами выезжала в горы или на дикий берег моря в нескольких лигах к северу от города.

Потом все вдруг резко изменилось, им пришлось спешно покинуть Аграпур, а если все назвать своими именами, то просто в одну из ночей спастись бегством, бросив дом и хозяйство, от которого в Майране и осталась только эта проклятая карета, совершенно ненужная здесь и стоявшая в сарае, заваленная мешками и всякой рухлядью.

— Подожди, скоро вернемся обратно, — обещал ей Келемет в первые годы их пребывания здесь, — или, может быть, переберемся даже в Аренджун!

Однако годы шли, а надежды обосноваться где-нибудь в более приличном месте так и оставались мечтами, и временами Сиэри, с тоской вспоминавшей Аграпур, приходило в голову, что так ей и придется дожить до старости в этом ненавистном городишке, когда-то бывшем богатым и процветающим. Рассказывали, что давно, лет сто назад, а может, и того больше, майранскую гавань заполняли суда иноземных торговцев и военные корабли туранского флота, в великолепных дворцах обитали вельможи, роскошью с ними спорили высокие правительственные чиновники, от слуг и челяди тех и других было тесно на улицах. Постоялые дворы и харчевни славились своей кухней по всей империи. И далеко с моря было видно золотое сияние куполов многочисленных храмов…

Может быть, так оно и было, кто знает? Во всяком случае, развалины храмов с пустыми глазницами окон и выросшими на остатках карнизов кустами, семена которых занес ветер, еще встречались кое-где в Майране, но уже никто и не помнил, каким богам молились когда-то в этих огромных зданиях, камни построек которых местные жители уже давно растащили для своих жилищ.

Солдат, правда, в городе и сейчас было порядочно. В последние годы Туран несколько укрепил свои позиции на востоке и даже готовился к тому, чтобы завоевать Замору. Соня привыкла к тому, что военных в их городе можно встретить повсюду, и даже у ее отца было несколько знакомых офицеров.

Иногда, когда в доме собирались приятели Келемета, чтобы пропустить кувшинчик винца в домашней обстановке, ей удавалось подслушать кое-что из разговоров взрослых. Она не все понимала из этих бесед, но запомнила, как однажды один высокий усатый военный кричал, что пора растоптать этих выскочек из Аквилонии, как он ненавидит этих заносчивых и высокомерных жителей западной империи и что все неприятности в стране от них, а торговля не приносит достаточной прибыли из-за непомерных пошлин зажравшихся аквилонских таможенников.

Слушавшие согласно кивали головами и поддакивали, что давно пора готовиться к тому, чтобы начать завоевывать запад и показать этим аквилонцам, кто является хозяином в мире. Соня с жадностью внимала этим разговорам и тоже ненавидела и Аквилонию, и ее обитателей, желая им всяческих бед…

Но, в общем, они и здесь жили вполне сносно: Келемет открыл несколько лавок, и на жизнь денег хватало; здесь тоже держали служанок, и у детей был учитель, который обучал их грамоте, потому что глава семьи считал умение читать совсем нелишним. Дочери обучались игре на музыкальных инструментах, подобно детям нобилей и богатых чиновников, но у Сиэри все равно душа не лежала к этому месту, и она часто предавалась мечтам о том, как бы поскорее уехать из глухого городка.

Со всеми детьми можно было как-то сладить… со всеми — кроме младшей дочери. Соня унаследовала характер отца: она была резкой и строптивой, и ничто не могло обуздать ее непоседливый и беспокойный нрав — ни увещевания матери, ни даже наказания. Она упрямо сжимала губы и все равно поступала по-своему.

Теперь уж поздно ее пороть, почти взрослая девушка, и у Сиэри совсем опустились руки. Ну ладно старший брат занимается какими-то странными делами, и хотя отец этого не слишком одобряет, он, в конце концов, мужчина… но почему так тянет на неприятности юную девицу?!

— Я тебя видела сегодня… — Соня подошла к Хункару, который сидел ссутулившись, невидящим взглядом уставившись на огонь.

— Где? — равнодушно спросил он, не поворачивая головы.

— Угадай, — усмехнулась Соня и, пододвинув ногой стул поближе к очагу, присела рядом с братом.

Тот посмотрел на нее с недоумением, по его лицу было видно, что он безуспешно старается вспомнить, где сегодня мог столкнуться со своей Сестренкой.

— Ну как? — осведомилась девочка.

Хункар задумался, напрягая память, но в голову ему так ничего и не пришло.

— Ха! — засмеялась Соня, чрезвычайно довольная замешательством брата. — Ни за что не угадаешь!

 

Глава II

— Ну ладно, — признал свое поражение Хункар, — Чего тянешь, рассказывай!

— В подвале у Кривого переулка! — выпалила девчонка, с любопытством глядя на брата — как тот отреагирует на ее слова.

Ожидания оправдались, пожалуй, в большей степени, чем она могла предположить: Хункар застыл, пораженный, и отвисшая нижняя челюсть сделала его похожим на проголодавшегося осла перед кормушкой с сеном. Хорошенько насладившись его изумлением, Соня глубоко вздохнула, как перед прыжком в неизведанное, и добавила:

— Я не только видела тебя, но и слышала, о чем вы там говорили!

— Что говорили?! — Хункар, наконец, сумел захлопнуть рот, но его удивление было настолько велико, что он мог произнести только эту короткую фразу.

— И, между прочим, — Соня нахмурилась и, взглянув ему прямо в глаза, спросила: — Почему ты позволяешь этому ублюдку Удоду обращаться с тобой как с прислужником?

— Так ты… действительно все слышала? — запинаясь, произнес Хункар, отвернувшись к огню.

Он взял кочергу и стал помешивать почти прогоревшие поленья. Сноп искр, вырвавшись на волю, мелькнул вспыхивающими звездочками и унесся вверх.

— Понимаешь, — смущенно начал брат, — я его не очень-то и боюсь, но он предводитель… — Он внезапно замолчал, поняв, что сболтнул лишнее, и вдобавок еще и оправдывается перед младшей сестрой. — Это тебя не касается! — сурово закончил он и зло ткнул кочергой в угасающие уголья.

Соня не ответила, но с губ ее не сходила слегка презрительная усмешка. Хункар тоже молчал, щеки его залил багровый румянец, в темных глазах вспыхивали злые огоньки.

— А как ты, собственно, туда попала? — резко повернувшись к сестре, спросил он.

— Я видела, как за вами гнались стражники, — ответила Соня. — Как это вам удалось заставить их побегать?

— Я же сказал: не суй нос не в свое дело! — раздраженно бросил Хункар и вновь отвернулся к огню.

На его скулах заходили желваки, не предвещавшие ничего хорошего. Соня прекрасно понимала, что сейчас может последовать взрыв ярости. Они часто ссорились, иногда по самым пустяковым причинам, а сейчас причина была вовсе не шуточной. Но Соня не собиралась уступать и, будто невзначай, заметила:

— Вот отец узнает, что ты связался с Удодом, и тогда…

— Что «тогда»? — резко бросил Хункар. — Думаешь, наш отец был овечкой в свое время?

Соня с любопытством уставилась на брата.

— Да, да, — понимая, что ему следует замолчать, но не в силах остановиться, раздраженно кивнул Хункар. — Никогда разве не слышала о его подвигах?

— О чем ты говоришь? — удивилась девочка.

— О чем? — презрительно бросил брат. — Тебе, малышка, совершенно ни к чему знать «о чем»!

— Ну, расскажи, расскажи, пожалуйста! — Соня умоляюще взглянула на Хункара.

— Ну… — замялся юноша, тронутый ее тоном.

Несмотря на нередкие ссоры, они с сестрой всё— таки были очень дружны.

— Только ты обещаешь, что никому больше не расскажешь об этом?

— Клянусь, сосками Дикой Кобылицы! — зловещим шепотом ответила девочка, оглянувшись по сторонам, как будто кто-нибудь мог подслушать ее слова.

— А мама знает? — не удержалась она.

— Думаю, что нет, — покачал головой Хункар. — Ее никогда особенно не интересовало, чем занимается отец.

— Откуда же ты узнал?

— Откуда, откуда? — передразнил ее брат. — Не задавай ненужных вопросов. Нет, не буду ничего рассказывать, мала еще!

— Прости, пожалуйста, — Соня тронула его; за рукав и с трогательной улыбкой заглянула в глаза Хункару, — я буду молчать как рыба! И потом, я не такая уж и маленькая. — Она выпрямилась на стуле. — Вон, стражники сегодня даже гнаться за вами перестали, хотели…

— Что они еще хотели? — встрепенулся брат, и быстро сообразив, о чем речь, резко прикрикнул на Соню: — Поколотить тебя мало, рыжая паршивка! Тебе мать сколько раз говорила не шататься вечером по городу?!

— У меня всегда при себе кинжал… — попробовала оправдаться Соня.

— Кинжал! — фыркнул брат. — Ты что, совсем спятила?! Да ты бы и пикнуть не успела, как тебя бы скрутили, а потом и убили, чтобы скрыть следы! Кинжал! — презрительно повторил он и покрутил головой в знак того, что отказывается понимать, как можно иметь дело с глупыми женщинами. — Ладно! Так и быть, расскажу…

По его лицу можно было прочитать, что ему самому до смерти хочется поделиться с кем-нибудь своими сведениями.

— Наш отец в молодости был известным разбойником! — выпалил Хункар и торжествующе посмотрел на сестру, наслаждаясь произведенным впечатлением.

— Боги! — От изумления Соня вскочила. — Он тебе сам сказал?

Мне показалось, ты обещала не задавать вопросов, — язвительно заметил Хункар. — Если не будешь держать язык за зубами, ничего больше не узнаешь.

— Ой, прости, прости, — спохватилась сестра, вспомнив свое обещание, — говори, пожалуйста, я не произнесу больше ни единого слова!

— Садись, — смилостивился юноша, — и слушай дальше. Мне об этом рассказал косой Талгат, знаешь сына Рашмаджана, что живет в Нижнем городе у базара?

— Откуда мне знать всех твоих приятелей! — фыркнула Соня. — Я и Рашмаджана то не знаю. А кто это?

— Ну, сестрица, — рассмеялся Хункар. — Не знаешь Рашмаджана? Помнишь человека, который чинил нашу карету?

— Ох уж эта карета! — прыснула Соня. — Никак не пойму, зачем мы держим эту рухлядь? Так тот длинный туранец и есть Рашмаджан?

— Угу, — кивнул брат, — он был в одной шайке с нашим отцом, давно, еще в Аграпуре. Мы совсем не просто так переехали сюда, — тут он взглянул на Соню и махнул рукой, — да, опять забыл, ты же не помнишь, совсем маленькая была тогда. А я помню, как мы долго ехали: несколько дней, и как раз на этой самой карете.

Ему доставляло большое удовольствие при каждом удобном случае подчеркивать, что он старший.

— Наш отец и Рашмаджан вместе бежали из Аграпура. Пришлось, — вздохнул он и развел руками, — что поделаешь, если дело дошло до самого правителя…

— Правитель?! — От изумления Соня едва не поперхнулась.

Мысль, о том, что судьбы могущественного властителя Турана и людей, живущих где-то на самом краю света — во всяком случае, именно так девочка представляла себе местоположение Майрана, — могли каким-то образом пересечься, совершенно не укладывалось в ее голове.

— Сам правитель?! — Она повторила эти слова еще раз, не в силах осмыслить их значение.

Для ее полудетского сознания правитель был чем-то вроде Огненного Скорпиона или Белой Волчицы, чье существование никто не смел оспаривать, но чей облик не видел ни один из смертных.

— Ну да! — Хункар гордо посмотрел на сестру. — Да ты глаза-то так не закатывай, — усмехнулся он, — тот правитель давно умер…

— Как умер?.. — снова перебила его Соня, но, встретившись с грозным взглядом брата, мгновенно умолкла.

— Как все люди, — усмехнулся Хункар, — и место его пустым не осталось. Теперь в столице сидит другой владыка.

— Другой?! — как эхо, отозвалась Соня, для которой слово «правитель» было равнозначно слову «бог» и сама мысль о том, что такое существо может умереть, просто не приходила ей в голову.

— Другой, другой, — рассердился Хункар. — Да очнись ты! — Он потряс ее за плечо. — Подумаешь, тоже… Наш отец такие дела проворачивал, что и самому правителю не под силу. Откуда, ты думаешь, у нас столько денег?

Вопрос брата поставил Соню в тупик. С детства привыкнув к достатку, она не задумывалась до сих пор о его истоках. Конечно, девочка знала, что отец держит несколько лавок на городском рынке и занят ими с утра до позднего вечера.

— Торговля приносит хороший доход, — повторила она слова отца, услышанные как-то раз, когда он беседовал с приятелями.

— Правильно, — похвалил ее Хункар. — Но ты пошевели немного мозгами и ответь: прежде чем лавка начнет приносить доход, ее надо построить или купить у другого торговца, да завезти товары и еще много чего, а на это нужны деньги. И где, ты думаешь, отец взял их?

— Мама говорила, что в Аграпуре у отца тоже была торговля, — запротестовала Соня.

— Угу, — хмыкнул брат, и в глазах его зажглись насмешливые огоньки. — Была, конечно, для отвода глаз. Рашмаджан рассказал Талгату, что, в Аграпуре они грабили караваны купцов и сокровищницы вельмож. И убивать людей отцу тоже доводилось не раз.

В это девочка поверила сразу: в Майране редкий день обходился без драк и поножовщины, и в свои тринадцать лет она давно привыкла к виду крови и к трупам на улицах. Соня и сама без лишних раздумий была готова распороть живот любому обидчику — правда, пока боги миловали ее от подобных испытаний.

— Зачем Рашмаджан рассказывает о подобных делах? — рассудительно спросила Соня. — Так нам, может быть, придется и отсюда бежать. — Она с тревогой посмотрела на брата.

— Почем мне знать? — пожал плечами Хункар, — Наверное, напился — с ним это бывает нередко. Все может быть. Да ты не бойся. Косой Талгат никому, кроме меня, не проболтается… — не совсем уверенно прибавил он.

 

Глава III

— Будет он молчать, как же! — Соня неприятно усмехнулась, в ее глазах зажглись злые огоньки. — Тебе вон рассказал, и так же легко может разболтать все кому-нибудь другому!

— Нет, нет! — торопливо и, как показалось Соне, виновато замахал на нее руками Хункар. — С чего ты взяла? Ведь Рашмаджан и наш отец вместе были! Он не посмеет!

— «Не посмеет!» — передразнила его сестра, и в этот момент их роли переменились: теперь уже старшей была она, а Хункар внимательно следил за ее жестами и словами.

— Вы оба не умеете держать язык на привязи, — сердито буркнула Соня. — Нет, даже не оба, — поправила она себя, — а все трое: и Рашмаджан, старый пьяный дурак, и твой косой дружок, да и ты сам!

— Но я же только тебе рассказал… — стал оправдываться Хункар.

— Я на твоем месте рассказала бы все отцу, — сестра одарила его жестким взглядом. — Пусть он решает, что делать со своим подельником и с его не в меру болтливым сынком.

— Ты что? — испугался Хункар. — Он же прибьет меня!

— Глупец! — презрительно ответила Соня. — Пятнадцать весен стукнуло, а такой же болван, как твой трепливый приятель! Да он и пальцем тебя не тронет, если ты предупредишь его об опасности. А вот если не предупредишь… то наверняка получишь так, что мало не покажется.

— Странно, — с недетской умудренностью добавила она, — как это тебе самому не пришло в голову? Хорошо, что я умею держать рот на замке. На вас, мужчин, положиться совершенно нельзя.

— Ишь, нельзя… — обиделся брат. — Я, кроме тебя, никому не рассказывал…

Но в глубине души он не мог не признать правоту сестры: женщины с детских лет привыкают к осторожности и осмотрительности, не в пример мужчинам и юношам, большинство из которых беспечны и недальновидны и воображают, что все вопросы легко решаются крепкими мускулами да стальным клинком. Правда, на самом деле Косой Талгат рассказал Хункару совсем немного. То, что по пьянке сболтнул его отец вряд ли могло причинить какие-то неприятности их семьям. Правда, как говорят на базаре, — слово без ног, а пройдет тысячу лиг. Да еще приукрашенное людской молвой. А оговорить ближнего, даже без пользы для себя, кто откажется? Это крепко сидело в голове у Сони, младшей дочери зажиточного торговца Келемета.

Конечно, если бы хоть о сотой доле давних прегрешений жизнерадостного широкоплечего супруга Сиэри стало известно местным, властям, то семейству наверняка бы пришлось бежать и из этого города в поисках нового пристанища. Келемет происходил из семьи аграпурских торговцев, может быть, и не очень богатых, но имеющих твердую почву под ногами. Издревле гирканцы составляли значительную часть населения Турана, знать этого королевства. Все наиболее высокие посты при имперском дворе, должности судей, сборщиков податей и прочие хлебные места доставались обычно гирканцам. Двести-триста лет назад еще существовали законы, по которым гирканцы имели большие преимущества перед другими народами, населявшими Туран, и преступление, за которое гирканец обычно отделывался денежным штрафом, остальным легко могло стоить головы.

Правители Турана, несмотря на многочисленные дворцовые перевороты и распри, всегда были гирканцами — их поддерживали военные. Армия империи, несмотря на то, что последние несколько веков ей приходилось беспрестанно отбивать наскоки кочевников с севера и юга, была все еще сильна, а предания о ее победах в прошлых далеких битвах достигали даже необозримых степей и холодных предгорий Северных Земель, не говоря уж о южных границах.

Набеги в основном совершались на пограничные городки и селения. Разогнав вояк отдаленных гарнизонов имперской армии, обычно уступавших в численности противнику, варвары, ограбив население и уведя наиболее сильных в рабство, снова откатывались назад, растворяясь в бескрайних степях или покрытых лесами горах, — связываться с регулярными силами Турана они все еще не решались. Самарра, Аграпур и другие города в центральной части Турана жили спокойно и зажиточно, но содержание армии с каждым годом требовало все больших и больших средств, это ослабляло империю, и, следовательно, меньше внимания уделялось внутренним делам.

Уже не так, как в старые времена, были расторопны стражи порядка, не такой многочисленной и всепроникающей армия соглядатаев, гораздо легче стало откупиться деньгами даже за крупные преступления: взятки брали все, от мелкого чиновника на базаре до сатрапа, правившего где-нибудь на окраине империи. Нельзя сказать, что люди в старые времена были сплошь честными и порядочными, но все-таки такого всеобъемлющего взяточничества, какое воцарилось ныне в Туранской империи, раньше не встречалось.

Но самая большая опасность подстерегала цивилизованные государства изнутри: не только Туран, но и не менее могущественные и процветавшие когда-то Аквилония и Немедия, Аргос и Зингара на многие десятилетия и века стали ареной кровопролитных религиозных войн.

Сначала сторонников новой веры было немного, и служители монастырей, поклонявшихся Митре и другим хайборийским богам, без труда искореняли ересь удобным и широко распространенным способом — сжиганием отступников на кострах. Но шло время, и число новообращенных росло, их богопротивные идеи проникали во все слои общества. И вот уже в иных краях и некогда всесильным толкователям заветов Солнцеликого Митры приходилось укрываться, теперь для них запалялся огонь, а вопли слуг Всеблагого в свою очередь услаждали слух новых властителей человеческих душ. Чародеи и маги первыми познали мощь новой веры и первыми стали дымом жертвенных костров. Новые боги были невидимы и неслышимы, облик их ведом лишь посвященным, но все люди явствовали над собой тяжелый и давящий покров силы и могущества Незримых.

… Келемет, унаследовав состояние своего отца, приумножать его взялся совершенно иным способом. Множество лавок теснилось на узких улицах родного города, сохранившего, несмотря на трудные времена, свое былое влияние и величие. В этих лавках не только торговали, но и укрывали награбленное.

Келемет решил объединить эти два столь прибыльных промысла. Смелый, отчаянный, он искусно владел любым оружием, так что в скором времени сколоченная им шайка принялась успешно потрошить по ночам склады купцов или грабить подходящие к городу караваны. Много лет он трудился таким образом, превращаясь при дневном свете в почтенного торговца и уважаемого человека; богатство его росло.

Кроме всего прочего, Келемет был умен, хитер и жесток: в его отряде царила железная дисциплина, и любое неповиновение главарю каралось сурово — кровь ни он, ни его подельники проливать не боялись. Они не оставляли свидетелей своих набегов, и так могло продолжаться до того времени, когда пришедшая старость уже не позволила бы ему заниматься этим выгодным ремеслом, но боги рассудили по-другому.

Вожак и его люди настолько обнаглели от своей безнаказанности и, казалось, вечно сопутствующей им удачи, что задумали ограбление одного из знатнейших вельмож Аграпура, ни много ни мало — самого наместника владыки. Но кто-то из шайки проболтался, а может быть, просто предал — они напоролись на многочисленную засаду. В короткой и кровопролитной схватке погибло немало охранников владетельного аристократа, но и шайка Келемета понесла огромные потери: собственно говоря, в живых остались только он, да Рашмаджан.

В такой клоаке, как Аграпур, подыскать новых лихих ребят было несложно, и Келемет хоть на следующий день смог бы набрать себе новых подельников. Но произошло самое худшее — их узнали, и только благодаря тому, что не успели вовремя оповестить городскую стражу, в которой, кстати, у Келемета были верные люди, ему удалось спасти жизнь, вовремя бежав из Аграпура. Гирканец не только сам унес ноги, но спас свою семью, немалую толику денег; да и Рашмаджана исхитрился вытащить. Иначе торчали бы их головы на шестах привычным украшением базарной площади, пока вороны дочиста не обглодали черепа, а ветры и дожди не выбелили кости.

Вот почему Келемету пришлось покинуть свой родной город, богатый и обильный, и прозябать ныне в этом захолустье, от одного вида которого к горлу его жены подступала тошнота.

… Соня и ее брат молчали, каждый на свой лад и по-своему переживая мрачное прошлое отца. Наконец Хункар оторвал взгляд от пляшущих в очаге синеватых огоньков и повернулся к сестре. Он раскрыл рот, собираясь что-то сказать, но девочка его опередила.

— А почему этот ублюдок Удод помыкает тобой? — почти выкрикнула она. — Мужчина из нашей семьи не должен позволять, кому бы то ни было, командовать собой!

— Тебе легко говорить! — буркнул Хункар. Даже в красном свете догорающих углей было видно, как запылали его лицо и кончики ушей. — Ты многого не понимаешь, — понуро продолжал он. — Не думай, я вовсе не боюсь Удода…

— Да? — прервала его сестра. — Едва осмелился пролепетать пару слов, а так молчал, словно пень, и покорно глотал оскорбления…

— Ты не права! Не знаешь, так молчи лучше! Удод знает многое, и поэтому с ним можно иметь дело. Если он выгонит меня, куда я денусь?!

— Что это, интересно, он знает? — спросила Соня. — В его маленькой головенке и мозгов-то, наверное, совсем нет. Один череп пустой! Он и читать не умеет, могу поклясться!

— А Удоду не нужна грамота, он держит в своих руках нашу шайку и половину мальчишек из Нижнего города, — оправдывался брат. — Именно ему они рассказывают, кто какой товар получил и где его хранит…

— Ну вот, — торжествующе засмеялась девочка, — ты все и выболтал мне о ваших делах. Ох уж эти мужчины! Хвастают безудержно и напрочь забывают, что можно говорить, а что — нет.

— Но я же только тебе… — На лице Хункара вновь застыло прежнее туповатое выражение. — Ты же моя сестра, неужели ты пойдешь доносить на меня Удоду?!

— Конечно, я твоя сестра, — согласилась Соня. — Только ведь и Ална твоя сестра, а Эйдан — твой брат… — Она с лукавой усмешкой посмотрела на Хункар. — Ты и им расскажешь?

— С чего бы это… — проворчал Хункар. — Они — совсем другое дело.

 

Глава IV

Хункар не лукавил: их старшая сестра Ална и брат Эйдан, близнец Сони, совсем не походили на эту рыжую бестию. По своему складу он и сам больше был похож на них, нежели на свою младшую сестрицу. И трудно сказать, как он при своем характере и послушании связался с бандой Удода. Но что произошло, то произошло — время не течет в обратную сторону, и так получилось, что один из троих детей, на которых мать возлагала надежды, стал грабителем, — скорее всего, боги рассудили по-своему и решили, что сыну следует повторить путь отца.

Что касается Сони, то на ее воспитание Сиэри давно махнула рукой, не в силах совладать со строптивым и дерзким нравом и замашками, более подходящими какому-нибудь разбойнику, Нежели дочери почтенного семейства. Вот старшая Ална — просто пример послушания и благонравия! Ална во всем походила на мать: столь же неторопливая в движениях и мыслях, она не слишком интересовалась происходящим вокруг. С детских лет ее занимали всяческие таинства, она целыми днями могла рассматривать толстый, чудом сохранившийся в семье фолиант, в котором древний мудрец рассуждал о природе божественных сил, а художник нарисовал, как умел, их воплощение в виде удивительных и непривычных человеческому взору животных.

Там были Полярный Волк, совсем непохожий на волка, Серый Медведь и Буревестник, ничуть не напоминавшие могучего зверя и морскую птицу, а скорее вызывавшие в памяти ночные кошмары, когда приходят во сне зыбкие и расплывчатые тени и человек не может осознать увиденное.

Художник изобразил в этой чудной книге и Бога-Вепря, похожего на огромного волосатого и страшного человека, Гуллах, женщину-скорпиона, львицу с человеческой головой — все эти странные образы притягивали Алну, заставляя ощущать трепет и неясное томление.

Ей чудилось, будто она слышит их. Вернее, не воспринимает голоса дивных существ слухом, как все люди, а словно впитывает кожей. Мать, когда заметила непонятные пристрастия своей старшей дочери, подумала, что девочка заболела. И отвезла к какому-то не то шаману, не то колдуну, обитавшему в глухом лесу у Рабирийских гор.

В Аграпуре говорили, что он беседует с богами и ему дано понимать сокрытое от глаз и ума простых людей. Имя этого человека никому не было известно, узнала о нем Сиэри от своей соседки, которая шепотом, словно опасаясь, что их услышат, посоветовала показать ему дочку.

Келемет, когда Сиэри попросила у него денег на дорогу, с недоумением приподнял бровь, ибо больше всего на свете верил в крепость рук и остроту кинжала, а ко всяким там колдовским и знахарским штучкам относился подозрительно, однако перечить жене не стал, тем более, что в средствах стеснен не был.

— Поезжай, раз тебе так хочется, — усмехнулся он и дал жене нескольких провожатых из своих подельников, отпетых головорезов, на которых мог полностью положиться, а также приказал запрячь карету, здраво рассудив, что лучше потакать блажи супруги — спокойствие в семье стоит куда дороже, нежели пара десятков золотых.

… Путь был неблизкий, потому что шаман жил в самой отдаленной и глухой части Рабирийских гор. Когда они подъехали к месту, которое описала соседка, Сиэри, приложив ладони ко рту, прокричала те слова, которым ее научили. В глухом лесу эхом отозвался рык не то человека, не то зверя, и над путниками, снявшись с ветвей, принялась кружить стая птиц, сопровождая хлопанье крыльев тоскливыми и пронзительными криками.

Через некоторое время зашуршали кусты, и на тропу вышел человек — с виду обычный, высокого роста, худой, смуглый, с космами темных волос, падавших на плечи. Странный, почти неподвижный взгляд его черных блестящих глаз, одновременно пугающий и завораживающий, подсказал женщине, что это тот, кого она искала. Человек ничего не спросил — он безошибочно прочитал в глазах Сиэри, зачем она пришла к нему.

— Вы, люди добрые, — скрипучим голосом произнес человек, обращаясь к спутникам женщины, — вон на той поляне поставьте шатер и ждите, пока мы вернемся.

Провожатые, лихие и далеко не робкого десятка мужчины, восприняли его слова как должное и, подобно телятам, повинующимся пастуху, не говоря ни слова, направились в то место, куда указал человек, оставив Сиэри и Алну, вцепившуюся в руку матери, со странным незнакомцем.

— Пойдем, — сказал он и, повернувшись, шагнул в чащу, прямо в переплетение ветвей.

Сиэри, дрожа от страха, последовала за ним и увидела, что среди бурелома и могучих стволов старых сосен вьется неприметная тропинка, которую она сама никогда не смогла бы обнаружить. Тропинка поднималась все выше в тору, и они с дочерью с трудом поспевали за человеком, который шагал вверх по камням упругими быстрыми шагами.

Шаман был одет в куртку из шкуры лисы, заканчивающуюся нашитыми на подоле беличьими хвостами, они болтались при каждом его движении, и Сиэри казалось, что перед ее глазами мелькает спина неведомого многохвостого зверя.

Через некоторое время они вышли на площадку, прилепившуюся к огромной черной скале, возвышавшейся над остальным миром, словно громадный каменный кулак. У подножия монолита были вырублены ступени, ведущие к неприметному отверстию в скале. Шаман, не оглядываясь на женщин, поднялся по ступенькам и скрылся в скале. Сиэри ничего не оставалось, как последовать за ним. Ална молча и безропотно шла за матерью, крепко держась за ее руку.

Войдя внутрь, женщина увидела, что находится в небольшой пещере, в которой было еще несколько дверей, по всей видимости, ведущих в другие помещения. Окон не было, но несколько факелов, укрепленных на стенах, давали достаточно света, чтобы рассмотреть убранство пещеры.

Вдоль стен стояли широкие скамьи, скорее похожие на невысокие столы, под потолком проходило несколько деревянных балок со свешивающимися вниз цепями и кожаными ремнями, на одной из стен была прикреплена полка, уставленная множеством кувшинчиков и флаконов, а чуть пониже на выступающих из камня железных прутах были развешаны пучки трав, звериные шкурки и еще много других предметов, из которых Сиэри показались знакомыми только Две многохвостые плети с узорчатыми рукоятками да круглый бубен, сделанный из тонкого деревянного обруча с натянутой на него кожей.

— Подойдите! — приказал шаман и указал Сиэри на небольшое каменное возвышение посреди помещения, чуть выступавшее над полом. Она повиновалась и встала, куда указал ей черноволосый человек. Тот пододвинул одну из скамеек поближе к возвышению и коротко бросил:

— Раздень девочку и поставь ее сюда!

Сиэри снова повиновалась, словно не отдавая себе отчета в своих действиях. Ална, напуганная необычностью происходящего, встала на скамью, куда указал шаман, и напряженно глядела на него широко раскрытыми глазами. Тот отошел на несколько шагов и посмотрел на стоящих рядом мать и дочь. Удовлетворенный увиденным, он вновь приблизился к ним и, взяв обе руки девочки, поднял их вверх и прикрепил к кожаным петлям, спускавшимся с одной из балок.

— Теперь ты! — повернулся он к женщине.

Сиэри застыла от неожиданности и открыла, было, рот, собираясь сказать шаману, что она совершенно здорова и приехала показать дочь, но под взглядом черных блестящих глаз оробела и медленно, вещь за вещью, сняла с себя все до последней нитки. Колдун продолжал внимательно наблюдать за ней, отчего у женщины начали дрожать руки, и она долго не могла расстегнуть последнюю застежку.

— Хорошо! — сказал шаман, когда Сиэри осталась стоять перед ним совершенно обнаженной, и было непонятно, к чему это относилось: к тому, что она, наконец, выполнила его приказ или к оценке ее тела, открытого взору этого непонятного, наводящего ужас мужчины.

Сиэри находилась в странном оцепенении и даже не пыталась прикрыться, а стояла, опустив руки на бедра и позволяя шаману осматривать цепкими холодным глазами ее нагое и беззащитное тело. Затем тот, не говоря ни слова, подошел к женщине и, подняв ее руки, прикрепил кисти к кожаным петлям. Теперь и мать, и дочь оказались в одном положении.

Смущенная пристальным взглядом шамана, Сиэри, тряхнув головой, перебросила часть своих густых волос со спины вперед. Медно-желтый водопад заструился по ее плечам и груди, но шаман подошел к ней и, убрав волосы назад, стянул узлом. Потом он принялся осматривать обнаженные тела подробно и не спеша ходил вокруг и вглядывался, словно стараясь найти в матери и дочери какое-то сходство или, наоборот, то, что отличало одну от другой. Особенно внимательно он рассматривал каждую обнаруженную родинку или пятнышко на коже.

Сиэри и Ална стояли молча, не смея пошевелиться, все время, пока взгляд черных глаз скользил по их телам, иногда останавливаясь — тогда шаман бормотал себе под нос непонятные слова. Наконец он развернулся и, подойдя к полке, снял оттуда несколько глиняных плошек. Расставил их вокруг возвышения и, налив в сосуды какую-то жидкость, поджег ее. Каждая плошка превратилась в светильник, озаривший женские тела зеленоватым, слегка мерцающим светом. Потом шаман снял со стены бубен и, ударяя в него и подпрыгивая на каждом шагу, принялся кружиться в медленном, но все убыстряющемся танце. И запел тонким и пронзительным голосом — от этих звуков по телу матери и дочери побежали мурашки, и они ощутили холод окружавшего их воздуха.

Огонь в плошках стал гаснуть, и вместо света из них начал подниматься зеленый дурманящий дым, постепенно окутавший все таким густым туманом, что совершенно скрыл от взгляда женщин сначала стены пещеры, а потом и самого шамана. Только глухие удары бубна и стук ступней о каменный пол выдавали его присутствие. Через некоторое время Сиэри не смогла различить даже дочь, стоявшую в одном шаге слева, сознание ее стало меркнуть, как будто она проваливалась в сон. Женщина больше не чувствовала своего тела, ее слух и зрение исчезли в зеленом дыму и последнее, что она ощутила, — это прикосновение к телу чьих-то холодных и влажных рук.

Внезапно вспыхнуло яркое сияние, озарившее все вокруг, но это была уже не пещера шамана, а осенний лес: голые стволы, покрытые светлой скользкой корой, тянули в разные стороны корявые ветви. Сиэри стояла среди зарослей на мокрых прелых листьях и чувствовала, как ее обнаженное тело окутывают влажные испарения.

Света солнца, да и самого неба она не видела — все скрывал густой светящийся туман, и в этом струящемся мареве взгляд мог проникнуть лишь за ближайшие два-три ствола, но там вновь громоздились деревья, протягивающие к женщине свои скрюченные лапы-ветви.

Она оглянулась, ища Алну, но дочери рядом не оказалось.

«Где же она?» — Женщина поворачивала голову в разные стороны, но не различала ничего, кроме поблескивающих стволов.

Сиэри несмело сделала несколько шагов вперед, потом вернулась на прежнее место, как ей показалось, и вздрогнула — на прелой лиственной подстилке не оставалось следов ее босых ног.

— Ална! — громким шепотом попробовала окликнуть дочь Сиэри.

Ответом ей была тишина.

— Ална! Доченька! — повысила она голос, но густой и влажный туман поглотил ее слова, и женщине показалось, что ее крик не разносился Дальше, чем на несколько шагов.

— А-а-а-лна-а! — закричала женщина во всю силу своих легких и увидела, как светящийся туман слегка дрогнул под напором выдохнутого воздуха.

— …аал… наа… — чуть слышно донеслось откуда-то, и Сиэри не могла понять, то ли это откликнулась дочь, то ли просто эхо играет с ней.

 

Глава V

Женщина пошла вперед к тому месту, откуда ей послышался голос дочери. Сиэри отводила руками мокрые скользкие ветви, и они, возвращаясь на прежнее место, обдавали ее влажными брызгами. Ноги по щиколотку утопали в листве, иногда она чувствовала под босыми ступнями корень дерева или камешек, и их прикосновение отдавалось на мгновение во всем теле острым уколом.

Вновь и вновь женщина звала Алну, но, кроме глухого эха, не получала никакого ответа. Вскоре ей показалось, что туман рассеивается. Действительно, воздух вокруг нее стал как будто суше и прозрачнее. Сиэри сделала еще несколько шагов и внезапно вышла из окутывавшего ее марева, словно раздвинула занавес. Частокол стволов и сплетение ветвей остались позади, и ее глазам открылась большая поляна, противоположный край которой терялся за стеной светящегося тумана. Женщина пошла вперед, оглядываясь вокруг в поисках дочери. Поляна была абсолютно пуста.

— Ална!

Теперь отзвук был звонким и мгновенно возвращался к Сиэри. Женщина в страхе оглянулась назад, но она уже была не в состоянии определить то место, откуда вышла, — все укрыл светящийся плотный туман. Она вдруг почувствовала страшную усталость и в изнеможении опустилась на землю. Почва была сухой и твердой, как засохшая глина. Женщина безвольно сидела, чуть откинув назад голов, — она ощущала странное безразличие ко всему. Казалось, что туман, возведший вокруг нее колдовскую стену и пологом закрывший небо, подавлял любое желание и лишал сил.

Сколько времени прошло так, Сиэри не могла определить — жизнь остановилась в безмолвном и обездвиженном пространстве, однако шум, послышавшийся за пределами поляны, заставил ее вздрогнуть и насторожиться. Она вскочила на ноги и, поворачивая голову, пыталась сообразить, с какой стороны слышатся эти звуки.

Треньканье бубенцов и мерный стук напомнили ей удары бубна, и женщина вдруг вспомнила шамана и зачем она здесь очутилась. Вновь тоска по внезапно исчезнувшей дочери охватила все ее существо. Шум нарастал, к ударам бубна и звону колокольчиков прибавился непонятный топот — будто сквозь густую чащу пробиралось стадо оленей или каких-то других животных.

Звуки приближались, треск ломаемых ветвей стал более явственным, теперь, как показалось Сиэри, она могла различить и человеческую речь.

Вскоре женщина уже разбирала отдельные слова, что-то вроде «вперед!» и «давай!», но голоса звучали странно, и в каждой ноте звенел металл.

Сиэри казалось, что шум раздается прямо за ее спиной — так близко, что вот-вот должны появиться обладатели необычных голосов, до сих пор скрытые плотной завесой тумана. У нее не было сомнений — это не люди, а какие-то неведомые ей существа, и женщина вся сжалась в предчувствии чего-то страшного. То, что произошло в следующее мгновение, заставило ее похолодеть от неожиданности, гнетущего страха и абсолютной беспомощности.

Туман в одном месте рассеялся, образовав в светящейся завесе нечто вроде прохода. В мерцающем воздухе показался силуэт Алны.

— Ална! — вскричала Сиэри, прижав руки к груди. — Дочка!

Девочка не слышала ее слов. Она, медленно вращаясь, плыла по воздуху, раскинув руки и ноги. Глаза девочки были открыты, но совершенно безжизненны и тусклы. Ална парила на высоте двадцати локтей, и мать с ужасом наблюдала за ее полетом, каждое мгновение, ожидая, что девочка рухнет.

Ничего не видя, кроме дочери, она побежала и, споткнувшись, упала на землю. Тут же вскочила, но Ална, все так же вращаясь, вплыла в стену тумана и исчезла за ней. Не помня себя, мать кинулась следом, но, к ее ужасу, туман оказался плотным и податливым, словно сеть. Он на мгновение принял женщину, но тут же вытолкнул обратно.

Опустившись на колени, Сиэри завыла, как собака, потерявшая щенков. Она бросилась на землю и зарыдала от раздиравших ее душу тоски и страха. Внезапно раздался ужасающий треск, подобный отдаленному раскату грома. Сиэри опрокинуло навзничь, и она лежала, не в силах подняться или хотя бы присесть.

Из-за туманных стен на поляну выступили чудовища: полярный волк, серый медведь, буревестник, лисица, олень, вепрь, кобра, женщина-скорпион, львица с человеческой головой, кобылица и множество других, ни на что не похожих. Они зашагали, поползли, полетели к ней, окружая со всех сторон: их движения были неслышны — ни стука копыт, ни цоканья когтей, ни шороха крыльев.

Из плотно сомкнутых челюстей не вырывалось ни звука, а жуткие глаза уставились прямо на женщину. Она вся сжалась в комок, и только взгляд ее перебегал с одной морды на другую в ожидании неизбежного.

— Хватай ее! — вдруг закричала женщина с телом скорпиона, и сонм чудовищ набросился на Сиэри. Скользкие и сухие, мягкие и чешуйчатые лапы схватили женщину и подбросили вверх. Дыхание Сиэри прервалось, тело ее, описав дугу, неудержимо начало падать вниз, и она почувствовала, что вот-вот разобьется о твердую глину, однако упасть ей не дали.

Твари, хохоча и повизгивая, принялись перебрасывать между собой, словно мячик, обнаженное тело, цепко и похотливо стискивая груди и ягодицы женщины. Взрывом восторга встречали они стоны боли, непроизвольно вырывавшиеся из ее сведенных судорогой губ. Во рту у Сиэри мгновенно пересохло, а кожа взмокла от пота. Женщина не могла понять, где верх, где низ… узел, в которой шаман скрепил ее волосы, растрепался, длинные медно-рыжие пряди развевались, словно грива бешено скачущей лошади, залепив рот и глаза, но у Сиэри не было сил отбросить их…

Хохот, визг и крики тварей слились в один бесконечный вой, который бил в уши со страшной силой, доставляя женщине неимоверные мучения. Сиэри казалось, еще чуть-чуть и голова ее лопнет от чудовищного шума. И она потеряла сознание. А когда очнулась, поняла, что лежит на мягком ложе, закутанная до подбородка в колкое шерстяное одеяло. Повернув голову, Сиэри увидела лежащую рядом дочь.

— Очнулись? — раздался голос шамана, и от этого звука Ална глубоко вздохнула и открыла глаза.

Сиэри, еще не вполне пришедшая в себя от пережитого кошмара, удивилась, посмотрев в глаза дочери — спокойные, безмятежные, как у человека после долгого, крепкого и здорового сна.

— Одевайтесь! — коротко бросил шаман, указывая на одежду, сложенную рядом, и кивнув головой на дверь, добавил: — И уходите.

Сиэри поспешно натянула на себя платье и помогла одеться дочери.

Обняв Алну за плечи, она вышла за дверь и очутилась в пещере, куда шаман привел их вчера.

Вчера? Она выбросила этот вопрос из головы — ей страшно было даже подумать, сколько времени они провели здесь. День? Два? Или полгода?

Шаман, вышедший за ними следом, присел на лавку, перебирая руками ракушки, нанизанные на нить.

— Иди, погуляй на полянке, — ласково кивнул он девочке. — Посмотри, какие там цветы у скалы.

Сиэри удивилась словам шамана: она точно помнила, что на голой земле у входа в пещеру было пусто, как на ладони. Но промолчала.

— Девочка твоя совершенно здорова, — сказал шаман, буравя Сиэри темными глазами, — но может так статься, что из нее вырастет женщина, способная беседовать с богами. Это редкий дар, очень редкий. Возвращайтесь домой, и живите, как прежде. Настанет время, о ней вспомнят.

— Кто? — вырвалось у Сиэри.

— Я сказал: о ней позаботятся, — строго глянул шаман, и женщина, осознав неуместность своего вопроса, смущенно замолчала.

— Вот здесь… — развязывая кошелек, начала она, но шаман остановил ее строгим жестом:

— Я не знахарь, деньги мне не нужны. Прощай.

Та встала, молча поклонилась шаману и вышла наружу. Боги! Вся поляна была покрыта зарослями высоких цветов. Их крупные желтые бутоны кивали под дуновением ветерка, и среди них женщина не сразу заметила Алну.

— Мама! Правда, красиво? — закричала девочка, с трудом пробираясь сквозь толстые стебли к Сиэри, и та вдруг поняла, что это первые слова, которые дочь произнесла с тех пор, как они очутились здесь.

— Пойдем! — Мать схватила Алну за руку и, не оглядываясь, поспешила вниз по тропинке к поляне, где должны были ждать провожатые.

— Долго вас не было, — встретил ее Рашмаджан, когда они вышли к палаткам охраны, — целых три дня! Мы уж думали, не случилось чего…

«Три дня?!» — ужаснулась женщина. Мурашки вновь пробежали по коже при воспоминании о кошмарах, что привиделись ей в лесной обители.

Весь обратный путь Сиэри исподволь пыталась выведать у дочери, что она помнит из встречи с шаманом, но Ална могла рассказать лишь о том, как они с матерью стояли раздетые с поднятыми вверх руками и шаман осматривал их. Все остальное, если что и происходило с ней, растаяло в памяти девочки, не оставив следа.

«Ну и хорошо, — решила женщина. — А большего знать никому и не следует!»

Когда они вернулись, Сиэри рассказала мужу только то, что могла помнить Ална. Келемет еще долго, но беззлобно посмеивался над женой:

— Надо же, отдать двадцать золотых, чтобы съездить невесть куда да показаться в голом виде какому-то шарлатану, увешанному лисьими хвостами. — Гирканец крутил головой, изображая недоумение. — Ну ладно, ладно, — махал он рукой на жену, готовую вспыхнуть, — я понимаю, что все это делается для здоровья Алны.

Сиэри, помня слова шамана о беседующих с богами, первое время все ждала, что вот-вот явятся за ее старшей дочерью. Время шло, никто не приходил, и женщина все реже и реже думала об этом. Потом пришлось спешно сниматься и переезжать в Майран, и она совсем забыла о предупреждении колдуна, успокоив себя мыслью, что, скорее всего, прав муж, а шаман просто одурманил ее, чтобы без помех насладиться телом женщины, да еще навел морок для отвода глаз. Однако года через два какая-то старушка пришла к ним в дом и, посмотрев на Алну, которой в то время было четырнадцать лет, сказала:

— У этой девушки большие и редкие способности, я это вижу. Присылай ее время от времени к нам в Храм, и она научится многому из того, что я могу ей передать.

— Зачем?! — недовольно бросила Сиэри, у которой в тот момент была масса дел и странные речи бродяжки только отнимали время и казались совершенно неуместными.

— А ты вспомни Рабирийские горы, — просто сказала старуха.

Внутри у Сиэри все похолодело.

«Значит, шаман был прав, и это не приснилось мне!» — подумала она и, почтительно поклонившись старухе, спросила, где находится их Храм и когда лучше привезти туда Алну.

Женщина все подробно рассказала Сиэри. С тех пор Ална временами проводила по несколько дней в Храме Айнсор, благо тот был расположен неподалеку от города и добираться туда было несложно…

Ничего о том, что случилось в пещере шамана, ни Соня, ни Хункар, конечно, не знали. Они даже не интересовались, почему их старшая сестра ходит к этим старухам, — мало ли какая блажь могла прийти в голову ей или родителям? В те времена сестру и брата больше интересовали обычные для их возраста детские забавы и развлечения.

Правда, однажды Соня из любопытства, пользуясь тем, что никого нет дома, заглянула в принесенную сестрой шкатулку. Когда девочка приоткрыла крышку, в глаза ей ударил сноп яркого зеленого света. Она зажмурилась от страха, но потом, преодолевая себя, открыла глаза и все-таки заглянула внутрь.

На небольшой металлической подставке лежал шар, похожий на плод каштана с торчащими во все стороны колючками. Шар казался прозрачным и испускал во все стороны ровное зеленоватое сияние. Он завораживал, от него было не оторвать взгляда, и Соня долго бы еще любовалась им, но тут хлопнула входная дверь — пришел кто-то из домашних. И девочке пришлось со вздохом сожаления поспешно закрыть странную шкатулку.

Долгое время ее так и подмывало расспросить сестру, но природная осторожность взяла верх, и Соня никому, даже Хункару, с котором была ближе всех в семье, не рассказала о светящемся шаре. Теперь, выслушав рассказ брата, которой поделился с ней отцовской тайной, Соня хотела было открыть ему свою, но передумала. Вместо того она твердым голосом произнесла:

— Я хочу быть с вами.

— Да ты что?! — опешил он, замахав от удивления руками. — Совсем рехнулась? Кто же примет девчонку? — усмехнулся он и, немного успокоившись, уже тише добавил: — Это не женское дело.

— Не женское?! — возмутилась Соня. — Да я лучше всех твоих приятелей владею кинжалом и луком, да и бегаю быстрее их!

— Это правда, — вынужден был согласиться Хункар, — но все равно тебя не возьмут. Сама понимаешь, — потупился он, — ведь не я все решаю…

— Конечно, — усмехнувшись, перебила его сестра, — все решает этот болван Удод. Это я успела понять. Вот и спроси его.

— Как это — «спроси»?! — Хункар в недоумении едва не поперхнулся.

— Да вот так просто возьми и спроси, — спокойно ответила Соня. — Или боишься?

— Я боюсь?! — возмутился брат. — Да я… — Он хотел было что-то сказать, но внезапно умолк. Помолчав, он произнес: — Просто девчонке там не место.

— Девочке не место, а болтунам — место? — Девочка сделала значительную паузу и посмотрела брату прямо в глаза. — Ну так как? Поговоришь с Удодом? Или мне рассказать все отцу?

— Что? — оторопел Хункар. На его лице появилось выражение ужаса. — Ты же обещала!

— Ну, я обещала не рассказывать чужим, — усмехнулась девочка, — а к отцу это не относится. Он и так все знает, и, между прочим, позвольте твоего, — твердо отрезала она. — Так что, сделаешь, что тебя просят?

— Ладно, — махнул рукой брат, — уговорила… только не иди к отцу, — жалобно попросил он.

— Я же дала тебе клятву, — засмеялась Соня, довольная, что смогла добиться своего. — Вот прямо завтра и спроси! Договорились?

— Угу, — уныло протянул Хункар. — Разве от тебя отвяжешься, рыжая шельма…

 

Часть вторая

Клинки Майрана

 

Глава I

— Ты, случаем, не рехнулся? — Удод смачно сплюнул на пол и, гордо подбоченившись, посмотрел на Хункара. — Девчонку в нашу компанию? Ты это сам решил, или, может, мама присоветовала?

Сидящие вокруг мальчишки дружно заржали, готовностью подхватив шутку главаря. Тот довольно усмехнулся и вновь смерил Хункара недобрым взглядом.

— Или она сама попросилась? — медленно процедил он. — Значит, ты рассказал ей о нас. Так?

В Подземелье наступила зловещая тишина.

— Ну что ты, — замахал руками Хункар. — Откуда ей знать… Просто я подумал, что, может быть… — Он сбился и в растерянности замолчал.

— Что «может быть»? — наслаждаясь замешательством приятеля, неторопливо спросил Удод, любовно оправляя широкие рукава своей новой Ингтастой рубахи. — Ты, я вижу, язык проглотил.

— Да я думал… — начал парень.

— Что ты думал, мы уже слышали, — усмехнулся Удод. — Давай ближе к делу.

— Она может нам пригодиться. Соня здорово владеет кинжалом, бегает хорошо, и вообще… — Хункар замолчал.

— Говоришь, умеет обращаться с клинком, — задумчиво произнес главарь. — Ну что ж… — Видимо, какая-то мысль пришла в его маленькую головенку, и он, посмотрев на Хункара, спросил: — А сколько ей, кстати, лет?

— Тринадцать, — с готовностью ответил парень.

— Тринадцать, — повторил Удод, причмокнув губами. — И как у нее? — Он показал руками на грудь и провел ладонью по своим тощим бедрам.

Мальчишки захихикали.

— Все на месте, — ничуть не обиделся Хункар, — я же сказал, ей уже тринадцать лет.

— Ну, тогда, — глумливо посмотрел на него главарь, вновь с любовью оглаживая свою обновку, — можешь привести ее завтра. Пожалуй, я готов поболтать с твоей сестричкой.

Все вновь дружно рассмеялись, подталкивая друг друга локтями. Хункар посмотрел на главаря и кивнул. В душе он готов был разорвать в клочья этого ублюдка, но выхода у него не было. Ведь он обещал Соне поговорить с главарем. Ведь иначе рыжая стерва непременно выполнит свою угрозу и отправится отцу. А Хункар, несмотря на все заверения сестры, даже предположить страшился, что может тогда произойти.

— Ну, чего набычился? — с притворной ласковостью спросил Удод. — Не бойся, парень, не сделаю я твоей сестренке ничего плохого, — он обвел взглядом приготовившуюся заржать компанию, — разве что проверю, на что она способна…

Снова раздался взрыв хохота. Смеялись даже мальчишки из Верхнего города, его соседи, и это было особенно обидно.

«Вот влип! — тоскливо подумал Хункар. — Пообещал сдуру… Что теперь делать? Вдруг он и в самом деле начнет к ней приставать?»

Хункар, в отличие от своей сестры, был слегка трусоват. Он уставился в землю.

«Скажу ей, что Удода сегодня не было, и разговор не состоялся! — На мгновение повеселел парнишка, но тут же беспокойство охватило его вновь. — Так она и поверит, рыжая шельма! Да ни за что… А отец…»

Он торопливо отогнал от себя тревожные мысли и помрачнел еще больше.

— Эй, Талгат, у тебя что-нибудь есть? — Голос одного из мальчишек, оторвал Хункара от мрачных раздумий. Он повернул голову в сторону Талгата, который с важным видом оглядывал ребят, а потом, выждав для значительности паузу, ответил:

— А то! — Затем, пошарив в кармане, вытащил руку и показал всем то, что в ней находилось.

На ладони у него лежала кучка листьев Желтого лотоса. Все дружно потянулись к Талгату. Листики эти были хорошей и нужной штукой. Если их пожевать, то во рту образовывалась густая пахучая жижа. Ее следовало медленно глотать по капельке, и вскоре становилось так весело и хорошо на душе, что забывалось обо всем на свете.

Листья привозились издалека, из южных стран, и стоили очень дорого. Обычно большую часть своей добычи мальчишки тут же спускали на эти сморщенные серо-зеленые листья. Говорили, что там, где они растут, цвет их яркий, желтый, как и у цветов, а дурманящее ощущение от свежих растений гораздо сильнее. Но сюда, в Майран, они доходили только сухими.

— Что, угощаешь? — недоверчиво спросил Хункар.

— Совсем оглупел! — презрительно бросил Талгат. — Серебряная за лист, сам, что ли, не знаешь? В крайнем случае, в долг, но тогда за две монеты.

Все знали его жадность и стремление заработать на чем угодно, потому никто не спорил. Имеющие деньги — а таких оказалось меньшинство — взяли по листку сразу, остальные получили вожделенное зелье лишь после того, как Талгат, вытащив из-за пазухи связку тонких палочек, сделал на каждой зарубку ножом. Для всех товарищей у него были приготовлены такие палочки, на которых он одному ему известным способом отмечал долги, и надо сказать, делал это честно, по крайней мере, ссор при расплате никогда не возникало.

Все уселись в кружок и принялись сосредоточенно жевать зелье. Лица у мальчишек сделались одинаково суровыми и сосредоточенными, будто они занимались важным, ответственным делом. Через некоторое время парень по прозвищу Тюк, данным ему за мешковатую и несуразную фигуру, Захихикал, указывая пальцем на Удода:

— Смотрите, как башкой вертит!

В обычном состоянии главарь вряд ли позволил бы кому бы то ни было смеяться над своей внешностью, но сейчас Удод глубоко вздохнул, его глаза сузились до такой степени, что превратились в едва заметные щелки, и, в свою очередь, зашелся дробным смехом.

— А-а-х-а, ихи-и… — Он смеялся долго и бессмысленно, временами вытирая слезы и обводя остальных счастливым взглядом.

Постепенно остальные присоединились к ним, и скоро уже не осталось никого, кто не заливался безудержным хохотом. Иногда смех смолкал, но даже самой плоской и глупой шутки или просто случайно брошенного слова было достаточно, чтобы вся компания снова покатывалась от хохота и долго никто не мог остановиться, смеясь из последних сил, пока смех не останавливала икота, а только что безумно веселившийся мальчишка не замирал как истукан с раскрытым ртом и выпученными глазами.

«Чего это я растревожился? Охота была голову ломать? — спрашивал себя Хункар, чувствуя в себе огромный прилив радости и сил. — Подумаешь, ну задерет Удод юбку моей сестре! Сама напросилась. Да и лет ей уже достаточно, давно пора…» — Мысли его разбежались, он приобнял сидящего рядом Тюка за плечи и зашелся смехом, донельзя счастливый и довольный: на горизонте его жизни не было видно ни облачка.

* * *

— Проходи. — Хункар пропустил сестру вперед, и они, слегка пригнувшись, чтобы не удариться головой о притолоку, вошли в подвал.

Вся компания мгновенно прекратила разговоры, и глаза мальчишек впились в Соню. Она спокойно стояла, заложив руки за спину, и, в свою очередь, с интересом оглядывала собравшихся. Многие, не выдержав взгляда серо-стальных холодных глаз, опускали головы, но были и такие, кто осматривал ее пристально и нагло, как барышник, собирающийся выгодно купить лошадь.

Девочка презрительно усмехнулась и слегка кивнула двум-трем показавшимся ей знакомыми соседским мальчишкам.

— Вот… привел… — пробормотал Хункар, обращаясь к Удоду, который, развалившись на единственном в подвале кресле, старом и продавленном, невесть откуда здесь взявшемся, в упор смотрел на девочку.

— Ух, ты! — не выдержал кто-то. — Какая хорошенькая!

Она медленно повернула голову на голос и, отыскав глазами говорившего, молча показала ему кулак, чем привела в восторг всю компанию.

— Ха-ха-ха! — заливались мальчишки. — Нет, Гафур, тебе здесь не перепадет! Такие девчонки не для тебя!

— Тихо, вы! — не меняя позы, прикрикнул на них Удод. — Что разорались, как вороны! Еще напугаете красотку, и она подумает, будто мы недостаточно хорошо воспитаны!

Он вновь смерил Соню липким взглядом с ног до головы и поманил к себе пальцем:

— Подойди ко мне!

Девочка сделала несколько шагов вперед. Хункар было двинулся следом, но главарь строго прикрикнул на него:

— А ты не мелькай перед глазами! Сядь! — Он указал рукой на камень у самого входа в подвал.

Соня спокойно подошла к Удоду и встала в двух шагах, ожидая, что тот скажет дальше.

— Так, значит, ты хочешь присоединиться к нашей компании? — начал Удод, состроив серьезную мину. — А ты знаешь, чем мы занимаемся?

— Нет! — Соня качнула головой, вспомнив наставления брата. — Но, думаю, ты мне расскажешь, — прибавила она, дерзко глядя прямо в глаза главарю.

— Хм-м. — Удод на мгновение смутился, не ожидавший, что с ним посмеют говорить без подобострастия, к которому он успел привыкнуть.

Главарь напустил на себя еще больше важности, пытаясь скрыть замешательство и не уронить достоинства в глазах приятелей. В подвале воцарилось молчание.

— А знаешь, что наш промысел опасен? — наконец медленно процедил главарь.

— Повторяю, я ничего про вас не знаю, а просто хочу быть вместе с братом! — отчеканила Соня.

— Хорошо, — важно процедил главарь. — А что ты умеешь?

— Все, — отрезала девочка, всем своим видом показывая, что ей донельзя надоели пустые расспросы.

Мальчишки переглянулись меж собой: так с главарем никто и никогда вести себя не осмеливался.

— Да? — осклабился главарь, к которому вернулась его обычная наглость и уверенность. — Прекрасно, мне будет интересно посмотреть… — Он с сальной усмешкой подмигнул своим товарищам.

Те дружно захихикали, а Удод, ухмыльнулся и еще больше откинулся назад, упираясь головенкой в остатки бревенчатой стены за спиной.

— Видишь, у нас все ребята сильные и мускулистые, нам иногда приходится поработать руками…

— Если надо, я смогу за себя постоять! — фыркнула девочка, тряхнув гривой густых рыжих волос.

Кое-кто из мальчишек не удержался и одобрительно защелкал языкам, однако Удод заставил всех притихнуть, смерив компанию грозным взглядом.

— А вот сейчас мы это проверим! — Главарь внезапно вскочил на ноги и очутился рядом с девочкой.

Соня не шелохнулась, продолжая пристально смотреть ему в глаза.

— Должен же я проверить, какие у тебя мускулы. — Широко расставив руки, парень направился к Соне.

— Не смей! — раздался в дальнем углу вскрик Хункара, который, несмотря на все свои страхи, бросился защищать сестру: намерения Удода уже не вызывали никаких сомнений.

— Цыц! — гаркнул на него главарь. — Эй, придержите-ка её братца!

Трое мальчишек схватили Хункара за руки и силой усадили на место. Он пробовал вырваться, но не тут-то было: держали его крепко.

— Вот так-то лучше! — удовлетворенно процедил Удод и вновь повернулся к Соне. — Особенно важны для нашего дела мускулы на груди, — наставительно заметил он и, сграбастав Соню, рванул на ней ворот рубашки.

То, что произошло дальше, поразило всех, и впоследствии мальчишки не раз с удовольствием вспоминали, какую взбучку получил их предводитель. Соня сделала быстрое, неуловимое движение, высвобождаясь от объятий Удода, и со всей силы врезала коленом парню в пах. Тот охнул и поначалу не смог даже вздохнуть, судорожно ловя ртом воздух и бестолково размахивая руками. Мальчишки вскочили на ноги и оцепенели, а их главарь, скорчившись и прижав руки к причинному месту, выл от боли, как раненый вепрь.

Соня отступила назад, ее шаги были мягкими, как у пантеры, и, обернувшись к одному из мальчишек, ловким движением выхватила у него из-за пояса кинжал. Она проделала все настолько быстро, что владелец клинка утратил от неожиданности дар речи и, беззвучно шлепнув губами, застыл в недоумении.

— Ах, дрянь! Ты у меня… — прохрипел Удод, справившись с болью и с трудом выпрямляясь. — Убью!

Он схватился за кинжал. Сердце девочки учащенно забилось. Она не испытывала страха, просто события требовали быстрого и безошибочного решения. Девочка чуть выставила вперед левую ногу, слегка покачнувшись на носках, как учил ее отец, прицелилась и метнула нож. Клинок просвистел, с глухим стуком войдя в дерево. Мальчишки единодушно вскрикнули, по подвалу пронесся приглушенный стон. Широкий рукав цветастой рубахи главаря оказался пригвожденным к дощатой стене. Удод сильно дернулся, но крепкий материал не порвался, и его развернуло вбок, так что парень едва не врезался лбом в стену подвала.

Свидетели этой сцены онемели и застыли. Даже те, кто держал Хункара, отпустили его и широко раскрытыми глазами смотрели на происходящее.

— Если думаешь, что я промахнулась, — раздался в голос Сони, звучавший в наступившей мертвой тишине звонко и твердо, — то ты ошибаешься! Хочешь проверить?!

— Ай, да Рыжая! — восхищенно воскликнул Косой Талгат.

Он хоть и знал немного эту девчонку, но совершенно не предполагал, что та способна проделать такое.

— Прямо-таки змея! — добавил он с уважением.

Соня не обратила внимания на столь высокую оценку своих способностей, насмешливо глядя на безуспешно силящегося оторваться от стены Удода:

— Может, ты хочешь еще раз проверить мою меткость? Так скажи — я постараюсь!

В доказательство она покачала на ладони собственный клинок, готовая воспользоваться им при первом же подозрительном движении Удода. Кто-то из стоявших вокруг опомнился и сделал шаг в сторону Сони, но та, краем глаза уловив движение, резко обернулась.

— Еще один желающий появился? — зловещим шепотом произнесла она, выразительно поведя кинжалом в сторону мальчишки.

— Да нет, что ты? — стал оправдываться Тюк — а это был именно он, — быстро сообразив: с девчонкой шутки плохи — располосует шкуру и глазом не моргнет, рыжая стерва. — Я… я просто…

— Тогда сядь и не мелькай перед глазами! — Соня сделала в его сторону быстрое движение, и кончик кинжала мелькнул на расстоянии ладони от горла мальчишки.

Тюк попятился назад и шлепнулся на спину, запнувшись о камень. Растянувшись на полу, парнишка, упираясь локтями и носками ног, пытался отползти как можно дальше от острого Сониного клинка.

Лицо его исказила гримаса отчаяния — он вдруг понял, что все случившееся было еще терпимо, а самое страшное может произойти только сейчас. Дергающийся, как паук с перебитой ножкой, Тюк представлял собой настолько забавное зрелище, что все, несмотря на серьезность ситуации, дружно расхохотались. Это сразу сняло царившее в подвале напряжение. Удод меж тем отцепился от стены, порвав рукав новой рубахи, которой так гордился, и в изнеможении плюхнулся в кресло. Он низко опустил голову, не желая встретиться с чьим-нибудь презрительным взглядом. Уши парня горели, голова шла кругом: подумать только, перенести подобное унижение, да еще в присутствии всёй компании!

— Вот ты и проверил меня, — миролюбиво произнесла Соня, поворачиваясь к Удоду. — Как считаешь, подхожу?

— Думаю, да… — буркнул тот, по-прежнему не поднимая головы и делая вид, что занят изучением дырки на рукаве.

— Вот и хорошо. — Девочка была довольна, чувствуя себя на данный момент хозяйкой положения. — А теперь, ребята, — обратилась она к остальным, — давайте знакомиться.

Ответом ей были восхищенные взгляды.

Соня стояла в центре подвала и, как королева, благосклонно кивала каждому назвавшему свое имя мальчишке, причем любому из них в этот миг казалось, что именно на него она посмотрела особенно ласково. Все безоговорочно приняли рыжую девчонку; на Удода, все еще сидящего в кресле с опущенной головой, никто старался не смотреть. Сейчас на ее лидерство здесь мог покуситься разве что сумасшедший. Однако Соня интуитивно почувствовала, что ей еще рано пользоваться плодами своей нежданной победы. Она повернулась к Удоду и громко сказала:

— Спасибо, что позволил мне стать одной из вас!

Удод мгновенно сообразил, что на его власть больше никто не претендует и приосанился.

— Все! Хватит разговоров! — прикрикнул он на присмиревших мальчишек. — Есть дела поважнее.

Он бросил на Соню быстрый взгляд исподлобья, и девочка поняла: ей постоянно придется быть начеку — Удод не простит и не забудет. Он предпримет все возможное, чтобы отомстить Рыжей за свой позор.

 

Глава II

— Сегодня ночью нам будет, чем заняться. — Удод горделиво оглядел своих подельников.

Все оживились в предвкушении доброй добычи. Уж что-что, а разнюхать выгодное дельце главарь умел. Удод, правда, не выглядел столь самоуверенно, как обычно, но властные нотки явственно звучали в его голосе. Он оглядел настороженно впившихся в него глазами мальчишек и добавил:

— Встретимся после первой стражи. А тебя, Рыжая, мамочка отпустит? — Он повернулся к Соне, язвительно усмехаясь.

Раздалось два-три коротких смешка, но тут же смолкли — лишь немногие подхватили шутку своего предводителя.

— Пойдет посоветоваться к твоему отцу, — спокойно ответила Соня.

Сегодня был второй день ее пребывания в шайке, и самоуверенность ее лишь возросла. — Где скажешь, там и буду в назначенное время.

Удод вспыхнул, но обиду пришлось проглотить: девчонка остра на язык, а вторично попадать в неловкое положение, ему не хотелось. Да, рыжая стерва способна на многое…

— Соберемся у старого рынка, там, где разрушенная башня. Со мной пойдут шестеро. Ты, ты… — указал он пальцем на мальчишек, — и еще Гафур и Хункар. Остальные свободны. Все поняли?

Те закивали головами, и только Волчий Клык, прозванный так за длинные зубы, торчащие из-под верхней губы, осмелился спросить:

— А ты не сказал, на какое дело идем…

— Скажу на месте, — злобно перебил его Удод. — Что велю, то и будешь делать… — уже спокойнее закончил он.

Потом повертел своей узкой головой и, обращаясь куда-то в пространство, произнес:

— Разве я когда-нибудь вас подводил?

Все дружно замотали головами. В этом Удод был прав — у него всегда имелись точные сведения: кто, откуда и какой товар привез в Майран, сколько охранников — в общем, все, что необходимо для успешного налета. Да и товар он всегда выбирал отменный: не увесистые тюки с тканями или громоздкие ящики с утварью, а благовония, драгоценности или что-то вроде этого — легкое и дорогостоящее. Попробуй-ка с тяжеленным тюком пробежать половину Майрана, а потом еще и припрятать, как следует, краденое! И сбыть такие товары было гораздо труднее. То ли дело маленький мешочек или узелок за пазухой, с ними ничего не стоит мгновенно раствориться в узких переулках и запутанных тупичках города, где любой мальчишка чувствует себя как рыба в воде.

А затем неспешным шагом отправиться в облюбованное подземелье, где Удод забирал награбленное и через некоторое время отдавал подельникам их часть добычи уже деньгами. Исключений из правил не было. Даже когда у одного приезжего купца удалось стащить мешок — целый мешок! — листьев желтого лотоса, главарь забрал почти все, оставив мальчишкам только по несколько листиков. И те, втихомолку понося своего предводителя и призывая на его голову все возможные беды, вынуждены были покупать вожделенное зелье у торговцев. Может быть, те самые листья, что за пару дней до этого держали в своих руках.

Однако никому даже в голову не приходило укрыть часть добычи. Бывало, конечно, всякое: иногда кому-то не везло — его хватали стражники, но в таких случаях пойманному следовало моментально избавиться от ворованного и молчать о сотоварищах. Отвесив пару затрещин за то, что шатается ночью, стражники пойманного мальчишку обычно отпускали, ну а, в крайнем случае, поутру Удод посылал кого-нибудь выкупить бедолагу.

Обмануть главаря под предлогом, что, мол, попался стражникам, а тем временем припрятать свой улов, никто и не пытался после случая с Рахманкулом. Видимо, главарь имел своего человека среди стражников, и тот сообщал парню обо всех ночных происшествиях — труп хитреца Рахманкула нашли через несколько дней в одном из заброшенных храмов.

Поговаривали, что Удод каким-то образом свел знакомство и с Одноглазым, атаманом самой крупной шайки Майрана. Эта связь, если она на самом деле существовала, давала ловкому парню немалые возможности и такую власть, что у мальчишек просто дух перехватывало. Потому-то они и не смели, не только обманывать, но даже перечить своему предводителю, опасаясь разделить участь незадачливого Рахманкула.

— Жду после первой стражи, — напомнил Удод, к которому вернулась почти прежняя уверенность, — а пока можете расходиться. Ты останешься со мной! — приказал он Хункару, Который двинулся вслед за сестрой.

«Это он специально, — сообразила Соня. — Хочет, чтобы я ночью одна, без брата, пробиралась через весь Майран».

До сих пор ей не приходилось совершать подобные прогулки, но девочку это не особенно тревожило. В конце концов, сбылась главная ее мечта — она, наконец, займется чем-то интересным! Она не Ална, ей не по вкусу таскаться по храмам, да плести кружева…

* * *

— Опять ее не было допоздна! — мать укоризненно покачала головой. — Хоть ты, Келемет, образумь дочь, — обратилась она к мужу, который сидел за столом и с упоением трудился над бараньей ногой.

Напротив отца сидел Эйдан, он тоже не мешкал, управляясь со своим куском. Парня называли в семье младшим, потому что первой из двойняшек на свет появилась Соня. Они оба только что вернулись из лавки. Лица у них были усталые и сосредоточенные.

— Мать права, — не поворачивая головы, согласился Келемет, — где тебя носит?

— Я была у подруги и немножко засиделась, — не моргнув глазом, соврала Соня.

Сиэри выразительно хмыкнула.

— Ну, как мне тебя образумить, Рыжая? — буркнул отец, пытаясь вытряхнуть мозг из кости — это важное дело занимало в данный момент все его помыслы. — Не пороть же ее! Поздновато… Вон, какая вымахала! — Он с удовольствием посмотрел на дочь. — Ишь, какая, вся в тебя, мать!

При этом Келемет незаметно подмигнул Соне. Пряча в глазах смешливые искорки, Сиэри безнадежно махнула рукой:

— Садись есть, а потом немедленно спать.

— Хорошо, — уронила Соня, усаживаясь на лавку рядом с братом.

— А где Хункар? Ты его не видела? — продолжила расспросы мать.

— Не волнуйся за него, — Келемет попытался успокоить жену, — Хункар — взрослый парень.

— Вот и посадил бы его в свою лавку! — воскликнула Сиэри. — И на глазах был бы и при деле…

— Ты же знаешь, не получилось из него торговца, — возразил Келемет, — а потом, Эйдан отлично справляется в лавке, да и дело это ему по душе. Верно, сынок?

— Угу, — проворчал тот, пихнув Соню под столом ногой.

Обычно сестра его не медлила с ответом, но сейчас, находясь под впечатлением прошедшего вечера, не сочла нужным отвечать на выходку младшего брата. После событий в подвале она вдруг почувствовала себя взрослой. Мечты о приключениях, которые, несомненно, будут в ее жизни, совершенно захватили Соню. Она, задумавшись, медленно жевала пищу, не обращая внимания на то, что лежит у нее в миске. Эйдан, задетый необычным поведением сестры, отложил ложку и обернулся к ней.

— Ты смотри не усни, а то упадешь носом в похлебку, — поддел он.

Соня, очнувшись от своих грез, повернулась к брату и вяло огрызнулась:

— В свою смотри!

Эйдан, обиженный равнодушием сестры, засопел и вновь принялся за еду. Соня, отставив миску, встала из-за стола и направилась к выходу из комнаты.

— Ты плохо поела, — забеспокоилась мать.

— Спасибо! — произнесла девочка, не оборачиваясь.

— Пойдешь наверх, постарайся не разбудить Алну.

— Оставь ее! — Келемет, довольный хорошим ужином, откинувшись на спинку стула, потянулся, будто сытый кот, и благосклонно взглянул на младшую дочь.

Соня открыла дверь:

— Спокойной ночи!

С отцом у нее отношения были гораздо лучше. Сиэри своим постоянным беспокойством и опекой раздражала свободолюбивую дочь, хотя та и сознавала, что матерью движет только любовь к ней. Но сейчас девочке не хотелось общаться даже с Келеметом: ее переполняло ожидание грядущих приключений.

Поднявшись наверх по скрипучей лестнице, она отворила дверь в комнату, где они жили вместе с сестрой. Ална, натянув одеяло чуть не до самого носа, спала спокойным и глубоким сном. Соня посмотрела на нее и, быстро раздевшись, юркнула на свой топчан. Она закуталась в одеяло и отвернулась к стене.

Через некоторое время она услышала стук сапог бегущего по лестнице брата, а чуть погодя — шаги поднимавшихся наверх родителей. Они о чем-то тихо переговаривались между собой, но Соня не могла разобрать слов. Услышав легкий скрип отворяющейся двери, она задышала ровно и глубоко, притворяясь спящей. Мать подошла сначала к кровати старшей дочери и, немного постояв около нее, направилась к Соне. Сиэри поправила ей одеяло и, вздохнув, тихими шагами вышла из комнаты.

Подождав несколько мгновений, девочка повернула голову и, убедившись, что матери нет, села на постели. Теперь предстояло самое главное: не разбудив никого, выбраться из дома.

«Хорошо Хункару, — позавидовала Соня брату. — Никому нет дела, что он ушел, куда отправился и когда пришел… Мне бы так! Везет же мальчишкам… Никакой справедливости в жизни»!

Деятельная натура девочки требовала выхода, и размолвки с матерью возникали именно на этой почве. Иногда Соня даже завидовала тем детям, у которых нет родителей. Она видела этих оборванцев на городском рынке, они выпрашивали на пропитание, не забывая зорко приглядывать — где что плохо лежит, чтобы ловко стянуть, как только хозяин на миг отвернется. Дети постарше подрабатывали у торговцев. Где они обитали, Соня не знала, но брат рассказывал ей, что их логово находится далеко за городом, в пещере.

Сирот было много, времена стояли неспокойные, и те, кому удалось выжить, были вынуждены собираться в шайки вроде компании Удода. Поговаривали, будто они находятся под покровительством Одноглазого, и тот особо способных берет в свою банду. Эти ребята отличались исключительной жестокостью и хитростью, и горе было тому, кто вставал на пути стаи оборванцев. Однако с друзьями Удода у них было нечто вроде соглашения: крупных стычек с поножовщиной и кровью не случалось. Скорее всего, такие отношения определялись Одноглазым, но подробностей Соня не знала и о многом могла только догадываться. Девочка осторожно, стараясь не разбудить сестру, открыла сундук и, покопавшись в его глубине, вытащила припрятанные старые кожаные штаны старшего брата. Хункар долго не хотел отдавать их, но Соня все-таки добилась своего. Не лезть же на забор или удирать от стражников в платье с развевающейся юбкой! То, что ей придется проделывать все это, не вызывало у девочки ни малейшего сомнения.

Быстро одевшись и взглянув на спящую сестру, Соня свернула свою одежду в длинный сверток, уложила его на постель и накрыла одеялом. В скудном свете луны, пробивавшемся через небольшое оконце, она придирчиво осмотрела дело рук своих и осталась довольной — сверток весьма походил на спящего человека. Затем тихо, стараясь не стукнуть дверью, выбралась из комнаты. Боясь, что скрип ступеней выдаст ее, девочка просто-напросто съехала вниз по перилам, что проделывала не раз, когда рядом не было родителей, и на цыпочках прошла к выводу.

Облегченно вздохнув, она выскользнула во двор. Их пес, лохматый и огромный, заворчал в своей будке, но, узнав Соню, радостно завилял носом и проводил ее до ворот, стараясь ткнуться носом в руку. Она потрепала его за холку и приложила палец к губам:

— Тихо, Вулкан! — Соня, отворив ворота, вышла в переулок.

Через некоторое время она уже вприпрыжку бежала по притихшим и пустынным улицам Майрана, настороженно прислушиваясь к каждому шороху: ей совсем не хотелось еще одной встречи со стражниками.

 

Глава III

— Все собрались? — Удод внезапно, как призрак, появился откуда-то из глубины развалин, подойдя к троим мальчишкам и Соне, укрывшимся в небольшом углублении стены. Мельком оглядев их, он коротко скомандовал:

— За мной!

Они вышли на улицу и гуськом последовали за своим предводителем. Хункара не было, но Соня решила, что брат выполняет какое-то особое задание Удода, и не особенно обеспокоилась. Ночь была лунной, резкие неподвижные тени на мостовой и стенах домов делали окружающий мир непривычным, даже знакомые при дневном свете улицы выглядели неизвестными и пугающими. Шли молча. Только один раз Удод, обернувшись к Волчьему Клыку, прошипел:

— Тихо ты, не грохочи своими сапогами! Весь Город хочешь разбудить?

Они прошли несколько улиц и свернули в переулок, по одной стороне которого тянулся длинный забор. Конец его терялся за поворотом, и в скудном лунном свете дощатая ограда казалась бесконечной. Удод огляделся и, остановившись у известного ему места, отодвинул доску, после чего тихо свистнул, заложив два пальца в рот. Изнутри послышался ответный свист.

— Порядок, — повернулся парень к своим подельникам. — Ты, Волчий Клык, пойдешь в ту сторону, — главарь махнул рукой вдоль забора, — что делать, знаешь. А ты, Рыжая, — обернулся он к Соне, — вернешься к углу улицы. Если услышишь стражу, свистнешь коротко два раза. Умеешь свистеть?

Соня утвердительно мотнула головой.

— Когда они уйдут, свисти длинно, понятно?

— Понятно, понятно, — раздраженно ответила девочка. — Не слабоумная!

— И спрячься так, чтобы тебя не заметили! — недовольно добавил Удод. — Посмотрим, как ты сумеешь выполнить свое первое задание. Может, спеси-то поубавится. Вперед! — Он махнул рукой двум оставшимся мальчишкам, и те, последовав за главарем, поочередно исчезли в проеме забора.

Соня осторожно, стараясь держаться в тени, вышла на угол улицы, и остановилась на мгновение, размышляя, как бы ей получше спрятаться. Она оглядывалась, но не могла отыскать укромного места. С одной стороны — забор, что шел вдоль переулка и после поворота далеко по улице. На противоположной стороне стоял крепкий высокий дом. Обе его стены продолжались высокой каменной оградой, окружавшей, по всей видимости, обширный двор. И ничего, что могло бы послужить укрытием.

«Ублюдок тупоумный! — выругала Соня про себя главаря, озираясь по сторонам. — Где же я спрячусь? Здорово придумал, ничего не скажешь! Не проситься же мне в тот дом, — усмехнулась она, — пустите, дескать, хозяева: мне бы из окна вашего глянуть, не идет ли стража…»

Девочка еще раз посмотрела на спящий дом с крепкими решетками на окнах. Что же все-таки делать? Где-то вдалеке послышалось бряцанье металла. Соня прислушалась, слух ее не подвел: теперь она уловила далекие шаги и приглушенный разговор за поворотом. Соня лихорадочно обшарила глазами злополучный угол, затем, приняв, наконец, решение, подбежала к деревянному забору и, подтянувшись на руках, заглянула за его кромку.

Перед ней был двор, заросший кустарником: видимо, чей-то ягодный сад. Он был пуст. Чуть в отдалении Соня увидела темные очертания невысоких строений, времени на раздумья не оставалось, девочка, ловко подтянувшись, перемахнула через ограду и спрыгнула вниз.

Она прислушалась. Тихо… Доски забора оказались толстыми, но старыми, и Соня без труда проделала в местах их соединений два отверстия кинжалом.

Закончив работу, она прислушалась: голоса и шаги раздавались уже совсем близко. К ним прибавился звук, похожий на скрип открывающейся двери, но задумываться над его происхождением девочке было некогда.

«Надо предупредить!» — вспомнила она наказ главаря и, обернувшись в ту сторону, где, по ее расчетам, орудовали подельники, два раза коротко, пронзительно свистнула. Никто не отозвался, Соня прислушалась, повторила сигнал. И тут сообразила: люди — и как это могло случиться?! — шли по переулку как раз с того места, где поставлен на страже Волчий Клык.

«Что случилось? — недоумевала Соня. — Почему я не слышала его сигнала?»

Она прикинула расстояние до того места, где Удод с мальчишками проникли сквозь отодвинутую доску в сад. Соня сейчас стояла в том же самом саду и была убеждена, что от мальчишек ее отделяет шагов двадцать, самое большое тридцать. А значит, до Клыка в два раза больше.

«Ничего не понимаю, — ошеломленно подумала девочка. — Я непременно должна была услышать его свист, если, конечно, он свистел. Стражники идут прямо из переулка, он не мог их не увидеть!» Она приникла глазом к проделанному в доске отверстию и чуть не отшатнулась от неожиданности: прямо напротив стоял человек в теплом гирканском халате, видимо поджидая стражников, — а то, что это именно стражники, сомнений у девочки не было. Видеть их Соня, правда, не могла. Зато разговор слышала хорошо, так как стражники остановились совсем рядом.

— Селем! — окликнул один из них обладателя цветастого халата.

Соня прижалась к забору, обратившись в слух.

— Никого не видел?

— Нет! — густым басом ответил человек, названный Селемом. — Я только вышел из дома.

«Значит, это его дом, — поняла Соня, — вот почему я не услышала, как он шел по улице. Зато слышала скрип двери, я не ошиблась!»

Тем временем мужчины стали в кружок, и девочке удалось хорошо рассмотреть каждого из них. Одного из них она уже встречала дня два назад: высокого, с рыбьими глазами, а второго, коротышку с отвислыми, как у зайца, ушами, вылезающими из-под шлема, видела впервые.

— Где же девчонка? — оглядываясь вокруг, пробасил Селем. — Сказал, будет стоять на углу.

«Какая еще девчонка? — подумала Соня и вдруг, от догадки по спине пробежали мурашки. — Он же говорит про меня… Подонок Удод продал меня стражникам, и сделал это намеренно! Решил таким образом расправиться со мной и отомстить за вчерашнее! Неплохо придумано, кусок ослиного дерьма!»

Соня замерла, опасаясь неосторожным движением выдать себя. На миг она пожалела, что напросилась в шайку к Удоду, но быстро взяла себя в руки и отогнала трусливую мысль. Жажда приключений и опасностей владела девочкой куда сильнее, чем вполне понятный страх. Сейчас надо было придумать, как не попасться в лапы к этим негодяям.

«Что делать? — лихорадочно старалась найти выход Соня. — Бежать? Нет! Могут услышать, они же в двух шагах от меня!»

Ей стало не хватать воздуха, и как ни старалась девочка восстановить спокойное, мерное дыхание, ничего не получалось. Соне казалось, что прерывистые вздохи ее разносятся по всему Майрану.

— Может, видел ее в окно? — спросил вислоухий.

— Что я, ставни ночью буду отпирать? — буркнул Селем. — Вышел сюда, и все. Она должна была стоять здесь.

— А на кой она нам сдалась, Селем? — спросил высокий, позевывая и ежась от ночной прохлады.

— Действительно, на что может сгодиться девчонка? — засмеялся Селем. — А мне к тому же длинноголовый паршивец пообещал добавить золотой.

— Золотой, говоришь? — удивился стражник. Отдал девку, да еще и приплатил? Ну, повезло тебе, ничего не скажешь!

— У них свои заботы, у нас — свои, — усмехнулся Селем. — Ладно, искать ее по переулкам мы не договаривались. Боюсь, ребята, побаловаться с молоденькой курочкой нам сегодня вряд ли удастся. Но вот золотой я с этого паршивца получу, будьте уверены!

— Может, подождать немного, вдруг появится? — с надеждой в голосе предположил коротышка.

— Не думаю, — возразил хозяин дома, — длинноголовый сказал: будет именно тут. Бежать ей некуда, на углу я, в переулке вы. Наверное, не удалось ему уговорить девчонку.

— Удалось, не удалось… С тебя выпивка! Зря, что ли мы топали в такую даль по ночным улицам! — потребовал высокий.

— Эх, хитрец, — Селем почесал переносицу, — вы все равно на службе, вот я без толку подеялся среди ночи, чуть хозяина не разбудил…

«Дрянь! Мерзавец поганый! — втихомолку поносила Соня главаря. — Быстренько же он надумал, как отомстить мне, гадина! Ну, подожди, — она в гневе сжала маленькие кулачки, — даром тебе это не пройдет!»

Ее опять затрясло — но на этот раз не от напряжения, а от ярости.

«Надо было прирезать его вчера и дело с концом! — Девочке казалось, что, попадись Удод ей сейчас в руки, она разорвала бы его в клочки, как собаки рвут падаль. — Переросток пустоголовый! Рассчитаюсь я с тобой!»

Она вновь приникла к щели в заборе. Стражники, похоже, собирались расходиться.

— Ладно, уговорили, — басил Селем. — Завтра вечером в «Золотом быке». Так уж и быть. А сейчас пойду досыпать. Поутру у меня дел невпроворот…

Он поднялся на крыльцо и вошел в дом. Двое его приятелей медленно зашагали прочь. Соня сквозь вторую дырку следила за удаляющимися стражниками, пока те не скрылись за поворотом. После этого девочка заложила пальцы в рот, и тишину сада прорезал длинный тихий свист. На этот раз она услышала ответный сигнал.

«Гаденыш! — довольно усмехнулась Соня. — То-то наверное, удивится, что я жива и здорова!»

Она не спеша прошла вдоль забора и притаилась за кустарником совсем рядом с тем местом, где Удод и остальные пролезли в сад. Некоторое время ничего не было слышно. Девочка свистнула еще раз, но тише, чем прежде, — пусть незадачливые сводники подумают, будто она находится дальше, чем на самом деле.

Совсем рядом, шагах в пятнадцати, вновь раздался ответный свист, и вскоре из-за стоящего невдалеке сарая показался Удод и трое мальчишек, в том числе и Волчий Клык, который вроде был послан сторожить противоположный конец переулка.

«Похоже, они знали о замысле главаря, — пронеслось в голове Сони. — Что ж, я хорошо запомню, кто был здесь сегодня».

Она и сама не ожидала от себя такого яростного желания отомстить. Кровь кипела от бешенства, но девочка взяла себя в руки.

«Дотерпи, — успокаивала она себя, — в спешке и гневе легко наделать глупостей. Мое время еще придет!»

Она скользнула чуть поглубже в кустарник, чтобы ее не обнаружили. Парни прошли, ничего не заметив, и, отодвинув доску, вылезли в переулок. Соня подождала немного и выглянула им вслед. Фигуры мальчишек, слабо освещенные луной, маячили на том самом углу, где должна была находиться она. Члены шайки возбужденно размахивали руками и, судя по всему, что-то горячо обсуждали.

«Сорвалась ваша забава! — ликовала Соня, но внезапно возникшая мысль заставила ее похолодеть. — Хункар! Он тоже все знал?»

Девушка не могла поверить — неужели брат не решился предупредить ее о готовящемся предательстве. Соня, конечно, знала, что он трусоват и нерешителен, но не до такой же степени!

Однако времени на раздумья не оставалось. Бесшумно пробежав вдоль забора, она подтянулась на руках и спрыгнула вниз чуть ли не на головы своим подельникам.

— Рыжая! — не мог сдержать изумленное восклицание Волчий Клык. — Где ты была все это время?

— Не твое дело! Я свое задание выполнила, — отмахнулась от него Соня и повернулась к Удоду.

— Хорошую добычу взяли, Удод? — напустив на себя наивный вид, спросила она.

Тот, донельзя удивленный неожиданным повелением Сони, каким-то образом явно избежавшей хитроумно расставленной ловушки, ответил не сразу. Он растерянно переминался с ноги на ногу, а потом с трудом выдавил:

— Хорошую…

— Я знала: с тобой не пропадешь, — с удовлетворением продолжала Соня. — Так, когда приводить за моей долей?

— Успеешь! — Удод еле сдержал рвущиеся с языка грязные ругательства: несмотря на свою тупость и злобность, он хорошо запомнил вчерашний урок. Он никак не мог сообразить, как этой рыжей удалось выйти сухой из воды. — Завтра приходи… к вечеру!

— Вечером так вечером, — кивнула девочка, на всякий случай внимательно следя за тем, чтобы никто из подельников не оказался за спиной. — А где мой брат? — задала она следующий вопрос.

Удод сквозь зубы ответил:

— Должен вот-вот подойти. Я послал его разузнать кое-что…

Главарь не соврал, Хункар действительно вскоре появился и, мельком взглянув на остальных, отвел Удода в сторону и что-то зашептал ему на ухо. Удод, выслушал его, кивнул и, обернувшись к подельникам, приказал:

— Останьтесь еще на пару слов, а вы, — махнул рукой на брата с сестрой, — ступайте домой!

Хункар взял девочку за локоть, но та резко отшатнулась и зашагала с весьма независимым видом. Остальные молча смотрели, как они уходят вдоль по улице. Слегка обернувшись, Соня краем глаза увидела: мальчишки собрались вокруг Удода, и он тихо и веско втолковывает им что-то!

«Наверное, наказывает молчать о случившемся, — подумала Соня и, прибавив шаг, догнала Хункара. — Все-таки интересно, знает братец, что эти ублюдки хотели со мной сделать, или нет».

* * *

— Ну, как добыча? — будничным голосом поинтересовался Хункар. — Много взяли?

Соня, не отвечая, молча шла рядом, погруженная в свои мысли. Приближался новый день, и улицы города просыпались, освещенные лучами поднимающегося из-за горных вершин солнца.

— Как ты справилась? — повторил свой вопрос брат. — Вожак остался тобой доволен?

— Чем доволен? — переспросила Соня, очнувшись от размышлений.

— Ты что, заснула? — рассмеялся брат. — Понятное дело, ночью-то спать не пришлось. Поначалу и мне пришлось привыкать. Я спрашиваю, как прошло твое первое дело? Не жалеешь, что напросилась?

— Да нет, все замечательно! — усмехнулась Соня. — Ты даже представить себе не можешь, как я прекрасно справилась. И совсем ни о чем не жалею!

— Ну, смотри, — недоверчиво взглянул на нее Хункар. — В случае чего с меня не спрашивай, сама во всем виновата…

— Конечно, я, кто же еще! — звенящим от ярости голосом воскликнула сестра. — Ты, может, не знал, какие планы на эту ночь были у твоих ублюдков?

— Не-е-ет, — протяжно зевнув, ответил Хункар. — Удод мне ничего не сказал… Сама же видела, я бегал совсем по другому делу. А чего это ты взвилась как ошпаренная? Говоришь, все было в порядке… Случилось что? — В его голосе послышалась искренняя тревога.

— Нет… Но могло! Вы, во всяком случае, все для этого сделали! И то, что ничего не произошло, вовсе не ваша заслуга! — с ненавистью взглянув на него, ответила Соня. Она, застыв на месте, молча уставилась на брата.

Тот машинально сделал несколько шагов, развернулся и с недоумением воззрился на девочку:

— Какая заслуга?! Говоришь загадками… Ничего не пойму!

— У тебя, в самом деле, мозгов в башке меньше, чем у курицы, или ты просто прикидываешься? — набросилась на него Соня. — Удод и остальные собирались продать меня стражникам!

— Как это — продать? — упавшим голосом пробормотал Хункар.

— Не притворяйся! Может, ты ничего об этом не знал? Так я и поверила!

Брат отрицательно замотал головой.

— Поклянись! — потребовала девочка.

— Клянусь здоровьем отца и матери!

— Придется поверить… — чуть более спокойно произнесла Соня и, вздохнув, рассказала брату все, что произошло этой ночью.

Тот слушал её молча, не перебивая, но его лицо с каждой новой подробностью серело, и девочка, мельком отметив это, подумала, что, продлись её рассказ чуть дольше, Хункар, наверное, совсем бы превратился в кушита.

Несмотря на все их полудетские ссоры, она были очень привязана к брату. Со старшей сестрой Соня никогда не стремилась найти общий язык, единственное, что их сближало, — увлечение музыкой. Соня с детства любила и неплохо играла на флейте. Тихая, спокойная Ална ее раздражала — книги, неспешные беседы с престарелыми жрицами… Ну как можно тратить жизнь на подобную чепуху?!

Брат-близнец Эйдан, которому сама судьба, казалось, предназначила стать самым близким человеком для Сони, настолько отличался от нее нравом и интересами, что с ним она лет с восьми-девяти даже и не играла вместе.

Они вечно дрались друг с другом, как два задиристых петушка, и Сиэри приходилось силой разводить их по разным углам. Пару лет назад отец приставил младшего к торговле в лавке, после того как убедился в неспособности Хункара с толком вести дела. Эйдан, с детства отличавшийся серьезностью и вдумчивостью, с большим удовольствием занялся этой работой. Соню удивляло, как можно целый день просидеть в пыльной лавке, рыться в каких-то записях, считать, проверять, записывать! С ума же можно сойти! Сам вид абака, на котором брат ловко перебрасывал костяшки, что-то подсчитывая, вызывал у Сони позывы к рвоте. Кроме того, младший с большим уважением относился к Алне, и та частенько вела с ним серьезные разговоры на малопонятные и совершенно не интересующие Соню темы. Старшая сестра даже позволяла брату заглядывать в старинные фолианты, которые давали ей жрецы.

Иногда девочке казалось, что и Эйдан, вслед за Алной, помешался на учении, и она редко отказывала себе в удовольствии подразнить его — мол, когда своего ума не хватает, то не один мудрец древности не поможет. Тот, впрочем, не обижался и обычно пренебрежительно махал рукой на все Сонины насмешки, приговаривая, что ее девичьим мозгам многое недоступно.

Все же несмотря на это, что-то неуловимое крепко связывало их, и Соня понимала Эйдана с полуслова. Порой им достаточно было просто отменяться взглядом…

А вот к старшему брату она тянулась с малых лет. Когда Келемет начал обучать Хункара владению оружием, Соня отправлялась вслед за ними и терпеливо сидела в углу двора, ловя каждое движение и слово отца. Заметив интерес дочери, Келемет стал учить воинским премудростям их обоих. Хункар и Соня постоянно соревновались, и если сначала брат чаще выходил вперед; в стрельбе из лука или метании кинжала, то потом, когда Соня подросла, вопрос о победителе можно было не задавать: сам Келемет удивленно крутил головой, когда стрелы рыжей шельмы одна за другой ложились точно в центр деревянного круга, приспособленного им под мишень.

— Гляди, как надо! — пенял он Хункару, который старался изо всех сил, не желая уронить: перед сопливой девчонкой достоинство мужчины. Но далеко не всегда ему это удавалось.

Хункар сполна отыгрался, когда связался с Удодом: в своих глазах он поднялся на недосягаемую для сестры высоту. Он заважничал — у него появились деньги, свои деньги, а не те жалкие монетки, что иногда давали отец и мать на сласти или игрушки. И тратил он их не на всякие детские глупости, а на лист желтого лотоса или вино.

Брат стал разговаривать с Рыжей снисходительно, как и положено старшему и занятому серьезным делом юноше. Соня обижалась, не разговаривая с братом по несколько дней. У нее были подружки, с которыми она играла в обычные девчоночьи игры, но чем старше становилась Соня, тем скучнее ей становилось с ними.

Их глупейшие, на ее взгляд, разговоры о будущем замужестве, непременно удачном и выгодном, и вздохи о прекрасных юношах и не менее прекрасных нарядах, вызывали у девочки примерно такое же чувство, как вид Эйданова абака. Ее подруги не имели абсолютно никакого представления о кинжале и луке — точь-в-точь как ее сестра. Келемет как ни бился, так и не сумел обучить старшую дочь сносно владеть оружием. Соня только презрительно фыркала, глядя, как неловко и напряженно Ална держит лук. То же и с подругами: они куда больше радости получали от пустых разговоров или бренчания на лютне.

Соню тянуло совсем к другому — один вид туго натянутого гирканского лука или старинный кинжал из Иранистана или Кофа заставляли, учащенно биться ее маленькое сердечко.

И получалось, что из всего окружения лишь Хункар разделял Сонину тягу к оружию и приключениям. А с тех пор как Соня была принята в шайку, брат перестал важничать и, более того, почти сразу молчаливо признал ее превосходство. Еще бы, так отделать Удода, как это сделала его сестра! На такое способен далеко не всякий!

Парень растерянно потер ладонями лицо, рассказ сестры не укладывался в голове не отличавшегося особым умом, но по-своему честного Хункара.

— А ты не могла ошибиться? Может недослышала чего?

— Как же! «Недослышала», — со злостью передразнила его Соня. — Стражники стояли в двух шагах. Не виляй! Тебе просто не хочется схватиться с твоим дружком Удодом! Да чего там — ты просто боишься его до дрожи в коленках!

— Никакой он мне не дружок, — покраснел! Хункар. — Просто он у нас главный…

— Главный, главный! — взорвалась Соня. — Конечно, тебе-то что, если бы на твою сестру набросились трое здоровенных мужиков! Да наплевать тебе на это! Вот отец…

— Что «отец»? — перебил ее брат.

— Отец прирезал бы его, не задумываясь! Вот что сделал бы отец! Потому что он — настоящий мужчина!

— А может быть, все рассказы Рашмаджана просто выдумка, и наш отец никогда и не был разбойником! — вдруг вырвалось у Хункара.

— Ты готов, во что угодно поверить, лишь бы ничего не предпринимать! — презрительно бросила девочка. — Зря трясешься. Я сумею постоять за себя, но мне противно, что ты не в состоянии защитить собственную сестру! — Она гордо вздернула подбородок и быстро пошла вперед, не оглядываясь на брата.

— Подожди! Я же не отказываюсь!.. — закричал Хункар, бросаясь за девочкой вдогонку.

 

Глава IV

На следующий вечер, как и было условлено, Соня знакомым путем прошмыгнула в подземелье, где уже собралось несколько мальчишек. Фитиль масляной лампы освещал подвал тусклым светом. Привалившись спиной к стене, подростки лениво перекидывались плоскими шутками и, как обычно, поддразнивали друг друга. Увидев Соню, они смолкли и выжидательно взглянули на нее.

— Чего уставились? Не первый раз вроде видите… — Соня подошла ближе.

Двое из компании, встретившись с ней взглядом, потупились и в смущении отвели глаза. Это были Гафур и еще один мальчишка, бывший с ними прошлой ночью, имени которого она не запомнила.

— А что, Удода еще не было? — поинтересовалась Соня.

— Обещал прийти, — раздалось сразу несколько голосов.

— Уже пора бы, — поддержал их Талгат, вошедший вслед за девочкой. — Что вчера добыли? — поинтересовался он.

— Не знаю, но вот этот точно знает. — Соня указала пальцем на Гафура.

— Ну, так чего там было? — повернулся к нему Косой.

— Листья, — буркнул тот.

— У-у-у! — восхищенно протянул Талгат. — И много?

— Не очень, — так же коротко ответил Гафур.

— Сколько «не очень»? — продолжал приставать к нему Косой. — Говори толком!

В шайке был заведен порядок: доля с добычи доставалась всем, независимо от того, участвовал ты в деле или нет. В следующий раз другой отправится или все вместе. В любом случае, вознаграждение получал каждый. Поэтому интерес Косого был вполне объясним.

— Может быть, ты лучше знаешь? — Соня развернулась, в упор глядя на второго вчерашнего подельника.

— Почему это я?

— То есть как «почему»? — Соня сделала по направлению к парню два шага. — Ты же был вместе с главным и вот с этим, — она указала пальцем на нахохлившегося Гафура, — а я и Волчий Клык караулили. Так?

— Так, — нехотя подтвердил он, и по голосу было заметно, что разговор этот не доставляет мальчишке никакого удовольствия.

— Ладно, — Соня уселась в кресло главаря, — подождем Удода, тогда все и узнаем.

Предводителя пришлось ждать довольно долго. К тому времени собрались почти все. Не явился только Хункар, но его отсутствие никого не удивляло: он был одним из ближайших подручных Удода и часто выполнял особые получения главаря.

Как обычно, мальчишки пустились в разговоры. Сначала все слегка косились на Соню, еще не привыкнув к тому, что девчонка — подумать только! — стала одной из них. Однако постепенно ее присутствие перестало сковывать подростков, и разговор потек свободнее, перескакивая с одной темы на другую. А Соня, в свою очередь, торопливо приглядывалась к ним. Несколько человек явно были из вполне зажиточных и благополучных семей. Для них все это было скорее забавой, игрой в приключения, в отличие от товарищей, что кормились со своей доли и просто подохли бы с голоду, не защищаясь воровским промыслом. Одним из них приходилось тайком выбираться из дома, а у других и дома не было, они жили в лачугах Ослиной пустоши — так называлась в Майране та часть города, где обитала городская беднота, и где в бесконечной череде переулков и тупиков легко мог скрыться любой, кто не в ладах с законом.

Там находилось логово Одноглазого и других подобных ему предводителей темного мира. Краденое тоже относилось туда, и никто особенно не интересовался, откуда у продавца товар: так жили почти все обитатели Ослиной пустоши. Говорили, что давно, в те времена, когда Майран был огромным и богатым городом, в том месте располагался Ослиный рынок, знаменитый на весь Туран, да и не только Туран. Там покупали и продавали ослов и лошадей, быков и овец, а бывали дни, когда целые стада переходили из рук в руки.

Теперь на огромном пространстве, в долине меж двумя длинными холмами, лепились друг к другу сотни, а может быть, и тысячи захудалых лачуг, в которых и обитало большинство из членов шайки Удода. Этот малый знал, кого брать: голодранцев, готовых за лишний кусок хлеба удавить любого, на кого укажет главарь.

Когда на Майран налетала орда гирканцев или отряды наемников с Кезанкийских гор, они никогда не наведывались в Ослиную пустошь: взять там было нечего, а если что случайно и имелось, то уж пряталось куда как надежно — не тратить же целые дни, чтобы найти мешок жалкого скарба. Иногда, правда, Ослиную пустошь поджигали, и в жарком пламени сгорало все, включая и многих обитателей, но проходило несколько лет, и вновь лепились по склонам холмов жалкие лачуги, снова появлялись те, кому на роду написано жить в таком — и никаком другом — месте.

— Что-то долго нет нашего главаря… — зевнув, произнес Талгат, не глядя ни на кого, а просто так, в пространство, чтобы хоть как-то нарушить молчание.

— Значит, занят, — веско промолвил Гафур. — Сиди себе и жди. Тебе-то что беспокоиться? Покормят, оденут, да еще и спать, глядишь, уложат… Ты же живешь в городе!

Сам Гафур был из Ослиной пустоши, на ребят из обычных семей посматривал свысока и недолюбливал их, но, в то же время, отчаянно завидовал. Не раз между мальчишками по самому пустячному поводу вспыхивали ссоры, но обычно Удод быстро пресекал стычки.

Сейчас главаря не было, и Гафур от нечего делать искал повод, чтобы как следует накостылять по шее этим городским чистюлям. Два слова, которыми он перекинулся с Соней, испортили ему настроение — он сообразил, что рыжая девчонка или что-то пронюхала об их сговоре со стражниками, или просто имеет на сей счет какие-то подозрения. И то и другое было крайне неприятно. Вот он и искал случая выместить на ком-нибудь свое раздражение.

— Тебе, Косой, — ехидно сказал он, — мама, небось, еще и ножки моет на ночь?

— Чего задираешься? — миролюбиво пробурчал Волчий Клык.

Он, хоть и был соседом Гафура по Ослиной пустоши, но нрав имел более спокойный. Его к тому же мало волновало, что думает Соня. Удод приказал, он исполнил.

— А ты сиди себе! — зло огрызнулся Гафур. — Не с тобой говорят! Так что, Талгат, — снова повернулся он к Косому, — моет тебе мама ножки?

— А иди ты… — отмахнулся Талгат. — Тебе самому не мешает помыться!

— Ты хочешь сказать, что я грязный? — ощетинился Гафур.

— Как свинья, — с удовольствием подтвердил Косой и ухмыльнулся. — С тобой даже на дело не стоит идти.

— Это почему? — слегка опешил забияка.

— Собаки учуют тебя раньше, чем мы выйдем отсюда…

— Не понял… — угрожающе протянул Гафур.

— Помойкой воняешь, — доходчиво объяснил Талгат и отодвинулся на всякий случай подальше. — Недаром ведь ваши лачуги называют Ослиной помойкой.

— Сам ты из помойки! — зло прошипел Гафур. — Вот сейчас как врежу тебе!

— Попробуй, — усмехнулся Талгат, который был на полголовы выше своего противника. — Я тебе сам так врежу, что будешь лететь, кувыркаться и мечтать — скорей бы стенка!

— Ну, давай! — с угрозой протянул парень, но на решительные действия все же не решился. Однако, чтобы не потерять лицо, через мгновение продолжил: — Еще одно слово, и я за себя не ручаюсь!

— Ручаешься, не ручаешься, какое мне дело, — усмехнулся Косой. — Чище не сделаешься. Все равно несет от тебя помойкой.

Гафур в ярости заскрипел зубами и начал подниматься со своего места. Остальные, развалясь на всяком хламе, который был в изобилии навален повсюду, с интересом наблюдали за тем, чем закончится разгорающаяся ссора. Перепалки между городскими и Гафуром были делом обычным и почти всегда кончались дракой, если рядом не было Удода.

— Дай ему, Гафур как следует, — лениво подзадорил Волчий Клык. — Уж больно стал важничать Косой.

Задира, смерив Талгата взглядом, направился было к нему, но Косой встал и прыгнул на Гафура прежде, чем тот успел нанести удар. Кулак Талгата просвистел рядом с ухом уклонившегося противника, и они налетели друг на друга, как разъяренные петухи. Гафур вцепился в рубаху Косого и рванул что есть силы в сторону. Раздался треск разрываемой материи и истошный вопль Талгата:

— Ах ты, паршивец! Рубаху порвал!

Он двинул Гафура в ухо довольно-таки чувствительно, потому что тот на мгновение отпустил Талгата, но, быстро оправившись от удара, ответил коротким и резким тычком под ребра. Талгат охнул и согнулся пополам.

Гафур что есть силы размахнулся, чтобы ударить Косого по шее, но тот успел уклониться и в свою очередь попытался ногой попасть противнику в то самое место, куда несколько дней назад успешно врезала Удоду Соня. Но, в отличие от рыжей шельмы, Косой промахнулся, и противники, сцепившись, покатились по грязному полу, рьяно осыпая друг друга ударами.

Размахнуться, как следует, не удавалось, и тычки мальчишек не причиняли обоим особых неприятностей. Под громкие вопли собравшихся, катаясь в пыли, они продолжали тузить друг друга, обмениваясь попутно смачными ругательствами.

Зрители возбужденно вопили, подзадоривая дерущихся. Никто не пытался ввязаться в драку: по неписаному закону шайки это было дело тех, кто ее затеял. Все настолько увлеклись зрелищем, что никто, кроме Сони, не заметил вошедших Хункара и Удода.

Главарь некоторое время с интересом наблюдал за потасовкой; мальчишки, наконец, увидев его, притихли. Главарь отвесил каждому из катающихся под его ногами по хорошему пинку и громко выругался. Гафур с Талгатом вскочили на ноги, отряхиваясь, потирая ушибленные места, и воззрились на Удода.

— Я же сказал, что не потерплю этого! — Предводитель влепил провинившимся еще по одной здоровенной оплеухе. — На место!

Драчуны, как побитые собаки, поплелись к своим ящикам. Удод прошел несколько шагов и увидел, что его персональное кресло занято — и не кем иным, как рыжей девкой! — на мгновение замер в замешательстве. Соня, выждав не много, усмехнулась и встала:

— Принес? — спросила девочка у главаря, словно тот был ее подчиненным.

— Принес… — не обращая внимания на ее ухмылку, ответил Удод, усаживаясь на свое место.

— Ну-ка! — небрежно кивнула Соня Гафуру. — Подвинься!

Тот беспрекословно потеснился, и она присела на крышку разбитого сундука. Мальчишки захихикали.

— Тихо! — гаркнул главарь. — Всем причитается по два золотых. Кто хочет получить мелочью, могу разменять.

Это была обычная уловка Удода. Куда пойдешь с золотым, на который можно купить целого барана? Особенно если такую монету увидят в руках обитателя Ослиной пустоши или, того хуже, сопливого мальчишки. Серебро еще куда ни шло, но за размен главарь брал мзду. Протестовать никто не решался, все с этим давно смирились. Можно было, конечно, обратиться к меняле, тот не будет задавать лишних вопросов, но за размен возьмет еще больше.

— Начнем с тебя, — главарь кивнул Хункарy, — подходи!

«Богатый! — присвистнула про себя Соня. — Чтобы скрыть свою неудачу, ему пришлось здорово раскошелиться! Вон ведь нас сколько…»

— Мне не разменивай! — небрежно кивнула она, когда подошла ее очередь. — Давай золотом.

Все разинули рты, а Удод, скривившись, вытащил откуда-то пару золотых туранских монет и нехотя протянул Соне. Она попробовала монеты на зуб с бывалым видом, хотя золото в руках держала впервые в жизни, и небрежно спрятала в маленький кожаный мешочек, который болтался у нее на шее.

— С ним, в самом деле, не пропадешь! — подмигнула она Талгату, который, стоя рядом с главарем, принимал долги у любителей желтого лотоса.

— Угу! — ухмыльнулся тот, довольно пересчитывая монеты, с которыми, тяжело вздыхая, расставались его должники. — Удод — лучший главари во всем Майране. Тебе здорово повезло, Рыжая!

 

Глава V

— Слушайте! — Удод, развалясь в кресле, обвел глазами свою команду. — Завтра отправляемся на большое дело. За городом. Потребуется пару дней. Пойдем все, кроме нее. Он указал на Соню.

— Это почему же? — возмущенно спросила девочка.

— Тебя из дома не отпустят, — усмехнулся Удод. — Того и гляди искать начнут, а мне шума не требуется.

— Мне тоже! — дерзко ответила Сон я. — Можешь не беспокоиться.

— Ну, если так… — не нашелся что возразить Удод, — Тогда подходи.

Он коротко рассказал подельникам, в каком месте за городом им следует завтра собраться, и все разошлись.

— Как ты договоришься с матерью? — полюбопытствовал Хункар, когда вместе с сестрой они шагали к дому.

— Есть задумка, — не вдаваясь в подробности, ответила Соня. — Иди домой и скажи маме, что я пошла к Илинне.

И, кивнув на прощание брату, свернула на улочку, ведущую на базар. День перевалил за полдень, торговля была в самом разгаре. Пройдя несколько рядов, девочка свернула в небольшой тупик, образованный лавками, стоящими по обеим сторонам улицы. Правая лавка, длинное строение с широкой дверью в самом начале, принадлежала ее отцу. Точнее, это была одна из них, самая большая на базаре.

Соня вошла в широко распахнутую дверь и чуть не наткнулась на своего братца Эйдана. Тот стоял с большой книгой в руках, делая какие-то пометки.

— Ты? — изумленно воскликнул Эйдан.

Появление сестры было воспринято им с большим удивлением, чем, если бы в лавку заглянул сам наместник правителя.

— Дело есть, — коротко бросила Соня и повертела перед носом брата золотой монетой.

— Ух, ты! — Эйдан приподнял брови. — Где стянула?

— Там уже нет! — усмехнулась Рыжая. — Хочешь заработать?

На лице Эйдана появилось выражение легкой обиды — кто же в здравом уме откажется от золотого?

— Что я должен сделать?

— Прыткий ты у меня, братец, — похвалила Соня. — Соображаешь быстро. Слушай: завтра я пойду в гости к Илинне и останусь там ночевать.

— Мне тоже нужно отправиться под бочок к Илинне? — рассмеялся Эйдан. — И получить золотой?

— Размечтался! — оборвала его смех Соня. — Послезавтра, если к вечеру не вернусь, сделаешь вид, будто заглянул к ней. Потом скажешь домашним, что меня пригласили остаться там еще на одну ночь. Понял?

— Чего не понять? — осклабился парень и, понизив голос, спросил: — А куда ты пойдешь на самом деле?

— А вот этого тебе знать не следует, — усмехнулась сестра. — В конце концов, ты услугу получаешь золотой. Или раздумал подработать?

— Не волнуйся, все сделаю как надо, — поспешно заверил сестру Эйдан, опасаясь, что Соня может передумать. — Значит, вечером, когда мать встанет беспокоиться из-за твоего отсутствия, я скажу ей, что сбегаю за тобой, а потом передам, что ты опять заночуешь у Илинны. Так?

— Умница! — похвалила сестра. — Когда вернусь, он будет твоим. — Она снова повертела монетой перед его лицом.

— Не обманешь? — настороженно протянул Эйдан.

Парень достаточно рано понял: деньги способны подарить их обладателю весьма серьезные удовольствия и преимущества. А также то, что мало кто добровольно расстается с ними.

— Вспомни, я тебя когда-нибудь подводила? — совсем как недавно Удод своих ребят, спросила его Соня.

Младший наморщил лоб и, на мгновение задумавшись, отрицательно помотал головой:

— Нет…

— Тогда дай-ка мне на пять медяков сластей. — Девочка кивнула на полку, уставленную горшочками.

— А деньги? — не преминул, как истинный торговец, спросить Эйдан.

— Ну, ты и скупердяй, братец… В счет золотого, — нахмурилась Соня.

Эйдан недовольно покрутил головой, но, поразмыслив, отвесил в небольшой полотняный мешочек всякой всячины: засахаренных орехов, сладкого шербета, ломтиков сушеной дыни. Он скрупулезно и тщательно отобрал товар, следя, чтобы не получилось больше, чем на выделенную сестрой сумму. Соня, усмехаясь, наблюдали за его аккуратными движениями.

— Добавь-ка орехов, нечего жадничать!

— Но ведь уговор был…

— Добавь, добавь, не обеднеешь.

Эйдан со вздохом добавил еще горсть сластей, ворча, что ему непременно влетит от отца за его доброту, но Соня выхватила у него мешочек и, не дослушав, вприпрыжку убежала, крикнув напоследок:

— Не забудь — иначе ничего не получишь.

До дома ее подруги Илинны было рукой подать, всего два городских квартала. Дом ее родителей выделялся среди остальных огромной аркой над воротами, которую то ли дед девочки, то ли прадед сложили из камней, взятых с развалин самого большого храма города.

Эта арка, скорее всего, украшала когда-то главный алтарь храма. Какие-то полустертые надписи на непонятном языке еще виднелись на портале, а по колоннам арки шли остатки резьбы. Соня обогнула дом и очутилась на лужайке в небольшом садике, излюбленном месте подруги.

Она заметила расположившихся в тени Илинну и еще одну девочку, с которой давно не виделась, Это была дочка одного из городских чиновников, отправленная своим отцом на учебу в столицу.

— О, Соня! Как здорово, что ты пришла! — хором закричали девочки, увидев гостью.

— Ты совсем нас забыла, — прибавила Илинна несколько обиженным тоном.

— Да знаешь, я очень занята последнее время, — оправдывалась Соня, присаживаясь на расстеленный на траве пушистый ковер. — Смотрите, что я принесла, угощайтесь.

— В Аренджуне такой вкуснятины нет, — заметила Джанель — так звали дочку чиновника, — у них принято все орешки мазать какой-то красной помадкой.

— Да-а? — удивилась Илинна и, помолчав гордо заявила: — Чем-чем, а уж сластями Майран всегда славился!

— А что еще интересного в столице? — завела приличествующий девам разговор Соня.

— Даже не знаю, с чего начать, — жеманно начала Джанель. Девочка явно чувствовала свое превосходство над подругами. Еще бы, она уже успела «повидать мир». — Столица, сама понимаешь. Это вам не наше захолустье!

— А правителя видела?

— Его — нет, а вот супругу его — целых три раза.

— Красивая? — затаив дыхание, спросила Илинна.

— А! — пренебрежительно махнула рукой Джанель. — Так себе… Единственное, что в ней привлекательного, — это прическа. — Девочка, показывая какая, высоко подняла над головой руки, — вот такой высоты, и так хитро уложена, что сразу не разберешь, как там все понаверчено. Одна моя подружка отправилась к цирюльнику, — вдруг захихикала она, — и велела причесать себя, как правительницу. Глупышка! А цирюльник ей и говорит:

«Когда будешь иметь такие волосы, как у нашей госпожи, тогда я и сделаю тебе подобную прическу».

Все рассмеялись, а Джанель, взглянув на Соню, добавила:

— Вот из твоих волос, Соня, наверняка бы получилась роскошная прическа. Только у супруги правителя они черные, как ночь. — Она вновь захихикала и добавила: — Впрочем, эта моя знакомая, Анора, всегда была совершенной глупышкой! Кстати ей почти четырнадцать лет, и у нее еще крови не было. А у вас?

— Была, — ответила за обеих Илинна. — Началось полгода назад. А у тебя?

— Две луны, — ответила Джанель.

— А для чего это все происходит? — спросила Соня.

— Моя подруга из Аренджуна говорит: это для того, чтобы иметь ребенка. — «Столичная штучка» взяла еще горсточку орехов и с некоторой снисходительностью продолжила. — Ребенок нуждается в крови, когда он внутри тебя. Ведь если ждешь ребенка, то крови нет.

— А как же он получит кровь? — продолжала любопытствовать Соня.

— Через пупок, — назидательно ответила Джанель, — из твоего пупка идет такая трубочка, и он получает кровь.

— Да? — удивилась в свою очередь Илинна. — А зачем пупок у мальчиков и у мужчин?

— Вот этого я не знаю… — задумалась девочка. — Но у мужчин есть другие вещи, совсем не лишние!

Она засмеялась несколько возбужденным смехом и чуть не поперхнулась сластями. Соня со всего размаху шлепнула ее рукой между лопаток.

— О Боги, зачем так сильно? — взвизгнула Джанель.

— Извини! — Соню уже утомила болтовня девиц. — Я пришла к тебе, Илинна, по делу.

— Ну, конечно, как я не догадалась сразу, — обиженно повела плечами ее подруга, — ты ведь такой важной стала, просто так и не зайдешь!

— Не сердись, — примирительно сказала Соня. — Илинна, помоги мне. Если случайно встретишь моих родителей, скажи им, что я ночевала у вас две ночи: завтрашнюю и еще одну.

Воцарилось молчание. Девчонки сразу же почувствовали, что здесь пахнет настоящим — правда, пока непонятно каким — приключением, и некоторое время жадно переваривали новость.

— А что, — осторожно спросила Илинна, — ты будешь ночевать, в каком-то другом месте?

Она, изнывая от любопытства, все-таки постаралась не упоминать слово «мужчина», вертевшееся на языке, и задала свой вопрос, как ей показалось, наиболее деликатным образом. Соня на мгновение замялась: не говорить же этим курицам, что она в шайке Удода! Девочка загадочно вздохнула и скромно потупила глаза:

— Ну, это неважно…

— Да ты что? Очень даже… — защебетали обе подружки, но, заметив, как на лицо Сони набежала тень, поняли, что сейчас не стоит продолжать расспросы.

— Хорошо, хорошо — это твоя тайна! Но потом-то ты нам все расскажешь?

— Обязательно, — пообещала Соня, понимая, что иначе не избавиться от надоедливых вопрос сов. — Непременно расскажу.

Она попрощалась с девочками и поспешила к выходу из сада, оставив Илинну и Джанель с широко раскрытыми от восхищения и зависти глазами.

 

Часть третья

По бурным волнам

 

Глава I

В назначенное время все собрались за городом в том месте, которое указал Удод. Лица мальчишек были серьезны и сосредоточены, никто не отпускал обычных шуток: все понимали — дело, на которое они идут, не может сравниться с тем, чем они занимались до сих пор. Впервые Соня пришла на сборище вместе с Хункаром. Дома она без труда отпросилась к Илинне: мать считала, что общение с благовоспитанными девочками может хорошо сказаться на необузданном характере младшей дочери. Но, увидев, что они собираются вдвоем с Хункаром, недоуменно взглянула на старшего сына.

Парень поспешил неловко объясниться:

— Я решил проводить Рыжую к Илинне.

Родители переглянулись. Келемет одобрительна хмыкнул:

— Ты, кажется, становишься настоящим мужчиной.

Соня с Хункаром, радуясь, что отделались сравнительно легко и расспросы не затянулись на неопределенное время, поспешили покинуть родительский дом. Всю дорогу они строили догадки по поводу предстоящего дела. Но на этот раз Удод не поделился планами даже с Хункаром.

* * *

— Идти придется далеко, — хмуро глядя на своих сообщников, сообщил главарь. — Лиг пять, а то и больше. Клинки у всех с собой?

Мальчишки дружно закивали головами. Удод удовлетворенно оглядел всех и скомандовал:

— Теперь за мной! Что делать, скажу на месте.

Идти, в самом деле, пришлось немало, но цели они достигли задолго до захода солнца.

— Вот за тем холмом, — Удод указал рукой на вершину, встающую над кронами деревьев небольшой рощицы, — на ночевку встанет караван.

— Караван?! — раздались изумленные голоса.

— А вы что думали? Всю жизнь лавки потрошить? — издевательски протянул Удод.

Ответа не последовало, и он довольно ухмыльнулся:

— Не бойтесь, для первого раза караван всего ничего. Их шесть человек, а нас… — Он обвел внимательным взглядом свою ватагу. — Все пришли?

— Все, все, — загалдели мальчишки.

— Значит, четырнадцать клинков, а со мной, — он гордо выпятил грудь, — пятнадцать. Здесь караулить не придется, — он, скривил губы в ухмылке, глянув на Соню, — всем найдется работа!

Та ответила ему злой усмешкой и отвернулась. Главарь меж тем продолжал:

— Караванщиков всех убить. Свидетелей оставлять не будем. Понятно? — жестко добавил он.

Все закивали головами, но далеко не с прежней готовностью. Мальчишки прекрасно понимали, что убивать — дело не шуточное. Не в лавку ночью залезть.

— Кто из вас уже убивал?

Отозвалось человек пять и среди них, к удивлению Сони, Косой Талгат и Хункар. Ее брат, которого она в душе считала рохлей и трусом, совершил убийство? Новость не укладывалась в голове девочки. Она с недоумением взглянула на Хункара, а тот в ответ только важно кивнул головой.

— Ладно, я-то знаю все ваши подвиги, — усмехнулся Удод, — а спросил для того, чтобы другие не струсили. Пойдем по двое, — он оглядел своих подчиненных, — Хункар, возьмешь вон его, ты, Косой, вместе с девчонкой, Волчий Клык, пойдешь с ним…

Распределив людей, главарь принялся объяснять каждой паре их задачу. Соня поняла, что она, похоже, ошибалась в Удоде. Этот парень, хотя поначалу и показался ей туповатым, но в своем ремесле разбирался неплохо. Ей и Талгату выпало снять второго дозорного, если караванщики выставят двоих. Первого взялся убрать сам главарь. Компания расположилась на некоторое время среди деревьев, пока не вернулись посланные в разведку Хункар и Волчий Клык.

— Подошли! — радостным шепотом сообщил Хункар. — Семь человек и двадцать лошадей.

— Хорошо! Ждем, пока стемнеет. Все помнят свою задачу? Смотрите в оба, это вам не по чужим огородам шастать! — зловеще усмехнулся он. — Кто не расстарается — нянчиться не буду, а здесь и оставлю на съедение шакалам. Мне хоронить вас некогда. Тюк! Тюк… — главарь грязно выругался, — заснул что ли, мерзавец?

— Я! — истошно вскрикнул задремавший подросток.

— Тихо, дубина! — зашипел Удод. — Переполошишь охрану. Ты что, отдохнуть сюда явился?

— Да я…

— Закрой рот! — оборвал его главарь. — Возьми своего напарника и беги к стоянке. Посмотришь, что там и как. И сразу назад… Понял, сонная задница?

— Понял, понял… — испуганно закивал головой Тюк.

Парочка, отправленная на разведку, не мешкая, заспешила к холму.

— Остальные хорошенько запомните, что я сказал: не зевать! Скоро отправимся. — Удод еще раз оглядел свою шайку. — Верю — удача сегодня с нами!

Он подобрался, его напряженная фигура и хищный блеск прищуренных глаз напомнили Соне голодного волка. Она, правда, никогда не видела этого зверя, но представляла его именно таким.

Когда стемнело, шайка, вытянувшись цепочкой, направилась к холму. Подойдя ближе, все остановились. Удод приглушенным голосом приказал:

— Тихо…

Парни замерли.

— Видите костры?

Шагов за двести за изгибом склона блеснул слабый отблеск огня.

— Теперь не зевать! — Главарь негромко свистнул и через некоторое время в кустарнике зашуршало, и появились Тюк с напарником.

— На караул выставили двоих, — свистящим шепотом сообщил Тюк. — Остальные в шатре. Второй дозорный с лошадьми там, неподалеку. — Он показал направление.

Небо было покрыто редкими облаками, но сквозь их пелену луна достаточно, хорошо освещала местность. Глаза, привыкнув к полумраку, четко различали все вокруг.

— Все готовы? — спросил главарь. — Косой с девчонкой обходите справа. Видели, куда указал Тюк? Ступайте! — получив утвердительный кивок Талгата, велел он. — Остальным разделиться и с двух сторон двигаться к шатру. Начинаем по третьему свисту. Вы, — он отыскал глазами Хункара с напарником и еще двоих, — как только увидите, что Талгат или Рыжая, — он кивнул в их сторону, — убрали парня, гоните к стоянке лошадей. Всех! Понятно?

Он еще чуть постоял, напряженно вслушиваясь вдаль, и махнул рукой:

— Пошли! Помните — у караванщиков могут оказаться и мечи, так что не зевайте.

«Чего же не прихватил хотя бы три-четыре сабли на всех? — подумала Соня. — Глупость какая-то: с кинжалами на вооруженных мечами людей! Неужели Удод настолько скуп? — вдруг сообразила она. — Мечи или сабли еще купить надо… Эх, пожалел десятка золотых!»

Но особенно раздумывать стало уже некогда: все дружно ринулись в разные стороны, выполняя распоряжения главаря. Соня с Талгатом поползли сквозь невысокую траву и редкий кустарник к дозорному с лошадьми. Через некоторое время девочка уже могла разглядеть долговязого мужчину, который, опершись на копье или пику — в слабых отблесках пламени невозможно было определить точнее, — помешивал палкой угли в маленьком костерке.

Соня толкнула Косого локтем.

— Вижу! — шепнул тот. — Я брошу клинок первым!.. Если промахнусь, метни вслед за мной.

Девочка, сжав губы, кивнула в знак того! что поняла.

— Готовься! — махнул рукой Талгат и быстро пополз вперед.

До костра оставалось шагов двадцать, когда подельники заметили, что кустарник и трава уступили место вытоптанной площадке, посреди которой и сидел дозорный. Поодаль паслись стреноженные кони. Мужчина сидел вполоборота к костерку и приглядывал за лошадьми, но временами крутил головой, осматриваясь по сторонам. Подобраться к нему ближе, без риска обнаружить себя, оказалось невозможным.

Чуть слева, из темноты, раздался тихий свист, похожий на голос какой-то птицы. Дозорный встрепенулся, привстал, но, не заметив ничего подозрительного, снова уселся у костра. Сигнал повторился. Талгат начал медленно приподниматься на одно колено, чтобы по третьему знаку Удода метнуть кинжал.

Внезапно налетевший порыв ветра взвил пламя костра, и в этот момент дозорный повернул голову в их сторону. Движущаяся тень заставила его вскочить на ноги. Ему вряд ли удалось различить среди поросли Косого, однако мужчина встревожился и поудобней перехватил копье.

Талгат метнул кинжал, не дожидаясь третьего сигнала, но второпях промахнулся и попал не в горло, куда целил, а в бедро караванщика. Тот, присев от боли, громко заорал. Теперь о внезапном нападении не могло быть и речи: слева от них, там, где стоял шатер у большого костра, раздались ответные крики. Раненый Талгатом дозорный выхватил саблю и, припадая на одну ногу, ринулся в сторону растерявшегося мальчишки.

— Соня!

Но сдавленный крик Косого оказался лишним. Девочка, чуть отклонившись назад, уже метнула кинжал. Клинок вонзился прямо в горло бегущего к ним человека. Тот машинально сделал еще пару шагов и рухнул ничком. Изо рта хлынул поток крови, заметный даже в тусклом свете луны. Соня выдернула свое оружие из раны и, вытерев клинок о его же куртку, спрятала в ножны.

— Не забудь, — она повела головой, указывая подбородком на ногу мертвеца, из которой торчал нож Косого.

Не глядя на тело мужчины, который мгновение назад был жив и здоров, а теперь лежал, застыв, с раскинутыми по траве руками. Соня не испытывала почти никаких ощущений.

Она хладнокровно убила человека? Необходимость, не более. Иначе это ее кровь сейчас бы впитывалась в землю. Главное в жизни — опередить противника, хоть на волосок, хоть на вздох, на удар сердца, и нанести удар первой.

— Змея! — похвалил девочку Талгат. — Теперь быстро к нашим, может, нужна помощь!

Они бросились к месту, где стоял шатер. Оттуда неслись громкие крики и шум борьбы. Соня оказалась права: жадность Удода, не захотевшей снабдить никого из своих мечом или саблей, дорого обошлась троим мальчишкам. Их неподвижные тела виднелись почти у самого костра. Но силы все-таки были неравны — пять человек, не вполне очнувшиеся со сна, пусть и неплохо вооруженные, против десятка ловких, умеющих работать кинжалом молодых разбойников.

Главарь, услышав вопль раненного Косым дозорного, не раздумывая, кинулся на другого, а подоспевший Гафур добил бешено сопротивляющегося караванщика. Но спасая главаря, он подставил спину выбежавшему из шатра воину. Парнишка только и успел, что обернуться… Его тело лежало среди тех, кому сегодняшней ночью повезло меньше всех, а лицо было располосовано мечом. Соня узнала беднягу лишь по одежде.

Девочке на мгновение стало жаль его, хоть он всегда и задирал их, городских, да и вообще казался ей весьма неприятным, злобным типом. Потери шайка понесла из-за того, что несколько замешкались те парни, в чью задачу входило перебить караванщиков, отдыхающих в шатре. Главарь, возбужденный и довольный, властно отдавал распоряжения:

— Быстро собирайте поклажу! Где эти, с лошадьми?

Соня, поймав в отблеске костра его взгляд, внезапно поняла, что Удод нимало не огорчен гибелью своих подельников. Его сейчас занимали только размер добычи и стремление поскорей покинуть разоренную стоянку.

— Почему не дождался третьего свистка, засранец? — напустился он на Косого.

— Понимаешь… — начал оправдываться Талгат, — он сам…

— Молчать! Завтра разберемся! Присоединяйся к остальным! А ты, — он кивнул Соне, — побудь рядом, может быть, еще понадобишься. Мальчишки, подгоняемые криками Удода, носились как нахлестанные, подготавливая к перевозке вьюки и упряжь.

— Клык! Клык! — крикнул Удод.

Бегущий мимо них Волчий Клык резко остановился.

— Проверь у всех карманы и кошельки! — Приказал главарь. — И у наших тоже, — усмехнулся он, и в его глазах Соня вновь уловила зловещий блеск, — им ничего больше не понадобится. Лошади, где лошади? — снова заорал он.

В тот же миг послышался топот копыт, и на поляну влетели верхами Хункар и трое других, каждый вел за собой в поводу двух-трех коней.

— Не торопишься, растяпа! — Предводитель шайки раздраженно накинулся на Хункара.

— Да мы…

— Скорей грузите, — отмахнувшись от его объяснений, приказал Удод, и все бросились навьючивать поклажу.

— Ха! — Он довольно потер руки. — Теперь нас на трех человек меньше и каждому как раз достанется по верховой лошади. Сумеешь добраться до города в седле? — Главарь повернулся к Соне.

Девочка усмехнулась. Хункар подставил кулак, и она легко взлетела на спину серого жеребца, которого подвел кто-то из мальчишек. Поймала ногой стремя и спокойно наблюдала сверху, как Волчий Клык ссыпает в поставленный главарем мешочек улов, добытый из карманов и кошельков убитых.

— Держи, Рыжая! — Удод кинул добычу девочке. — Отдашь потом, когда спрошу. По коням! — гаркнул он, увидев, что лошади навьючены.

 

Глава II

Удод вскочил на рыжую кобылу и медленной рысцой тронулся вперед. Остальные двинулись за ним цепочкой. Назначенные главарем вели в поводу вьючных лошадей; трое, среди которых оказалась и Соня, замыкали колонну.

— Как же так? — наклонившись к Хункару, спросила она тихим шепотом, чтобы не слышали другие. — Наших мальчишек даже не закопали…

— А! — пожал плечами брат. — До утра шакалы и гиены только кости оставят и от наших, и от караванщиков… пустая забота. Потратим время, а за это головой поплатиться можно.

Соня, с сомнением покачав головой, ослабила повод своего коня и поскакала вперед. Все ехали молча, но лица мальчишек горели от возбуждения, события прошлой ночи еще не отпускали их.

Когда подъехали к городу, Удод повел своих спутников прямо к пролому в стене, за которым начиналось бесконечное нагромождение лачуг Ослиной пустоши. Они проехали несколько пустынных в это раннее время проулков, и Удод остановив свою лошадь, соскочил на землю. Тут же приотворились большие ворота какого-то двора. Их явно ждали, и все поспешно двинулись внутрь…

Человек в плаще с капюшоном немедленно: затворил тяжелую створку. Он подошел к главарю, и Соне показалось знакомой походка этого мужчины. Когда тот, отбросив капюшон, обменялся с Удодом несколькими словами, она чуть не вывалилась из седла — это же отец Талгата!

— Быстро спешивайтесь, расседлывайте лошадей, снимайте поклажу, — негромко, но четко велел Удод.

Мальчишки засуетились, исполняя приказ. Соня, спрыгнув с жеребца, подошла к Талгату:

— Ты знал?

— А ты как думала! — довольно осклабился тот. — Если большой улов, мы почти всегда привозим его моему отцу, — добавил он.

— Он знает, что я с вами?

— Этого я ему не говорил, клянусь всеми богами! — горячо заверил ее Косой. — Ты отойди в сторонку, за лошадей, может, он тебя и не заметит.

Совет припоздал. Рашмаджан направился прямо к сыну, но, не дойдя пару шагов, увидел Соню и остановился, как вкопанный:

— Ты? — не сказал, а скорее прохрипел Рашмаджан.

Видимо, от великого изумления он на миг потерял голос.

— Да, — просто сказала Соня. — Чего ж тут удивительного? Вон твой сын и мой брат, — он указала на Хункара, который поблизости снимал вьюки, — занимаются этим промыслом, а почему мне нельзя? Что тебя так поразило? Я ничем не хуже их!

— Но ты… — Он подумал немного, подбирая подходящее возражение, но, не найдя другого, вынужден был сказать: — Ты же девочка!

— Девочка, мальчик — какая разница? — усмехнулась Соня. — Важно, чтобы человек был подходящий, с головой на плечах, да и руки росли, откуда следует. Так ведь, Талгат? — повернулась она к Косому.

— Верно, отец! — подтвердил ее приятель. — Рыжая сегодня мне жизнь спасла. Если б не она, тот караванщик, видят боги, проткнул бы меня саблей. Я тебя еще не успел поблагодарить. — Он с восхищением посмотрел на Соню. — Значит, судьба, — вздохнул Рашмаджан. — Меня когда-то спас твой отец, а моего сына — ты… Наша семья в неоплатном долгу перед вами!

— Так это правда? — спросила Соня.

— Что «правда»? — насторожился собеседник.

— Что ты и мой отец… — начала девочка, но Рашмаджан, не дослушав ее, повернулся к сыну, удивленно вращая глазами:

— Все разболтал, паршивец? — Он с размаху влепил сыну крепкую затрещину. — Зря ты его спасла, — усмехнулся он Соне, — болтунов убивать надо! Точно тебе говорю!

— Но ты же сам все рассказал ему, — вступилась за Талгата девочка.

— Я говорил ему, как сыну, надеясь на то, что он сможет держать за зубами свой длинный язык. Трепливая баба! — Рашмаджан в сердцах залепил Косому еще одну оплеуху.

— Что это вы не поделили? — Услышав шум, к ним подошел главарь шайки.

Рашмаджан усмехнулся.

— Просто беседую с сыном. По-родственному. Получил все сполна? — спросил он у Удода.

— Да. — Главарь поднял вверх зажатый в правой руке небольшой кожаный мешочек.

— Ну и хорошо, — кивнул Рашмаджан. — Она тебе сегодня понадобится?

— Зачем? — криво улыбнулся Удод.

Соня одарила его неласковым взглядом, и ухмылка с лица вожака мгновенно исчезла.

— Нет, нет! — торопливо добавил он, — сейчас всех распущу по домам.

— Не хочешь ли ты поговорить со мной? — повернулся к Соне Рашмаджан. — И позавтракать.

— Согласна. — Соня, бросив главарю мешочек с награбленными у мертвых деньгами, пошла вслед за отцом Косого.

— А ты, сучий потрох, — обернулся он к Талгату, — дуй домой, пока я тебя не угробил, да скажи матери, что скоро буду.

Девочка посмотрела на удрученное лицо парня и, не удержавшись, подмигнула. Талгат отреагировал вяло. Он, насупившись, потирал щеку, которая еще горела: отец приложил от души, а рука-то у него была тяжелая.

Пройдя за Рашмаджаном в низкую каморку, Соня присела на короткую лавку, стоявшую около деревянного стола, такого старого, что между досками столешницы образовались щели в палец шириной. Отец Талгата сел напротив и, положив локти на стол, подпер ладонями подбородок и некоторое время молча смотрел на девочку. Потом обернулся, достал из небольшого сундучка и доставил перед ней тарелку с сыром и вяленым мясом. Хмыкнул и добавил к угощению кувшин вина. Появилась и пара кружек.

— Так что ты хотел мне сказать? — спросила она, засунув в рот кусок солоноватого сыра.

— Прежде всего, попросить: не говори отцу о том, что мой разгильдяй все выболтал…

— Понимаю.

Жевать и улыбаться оказалось делом трудным, даже для Сони.

— Он будет вне себя от ярости, если узнает… — тихо продолжал Рашмаджан.

В голосе его слышался нескрываемый страх.

— Боишься, что убьет? — предположила Соня, и по: изменившемуся лицу собеседника поняла, что не ошиблась.

— Да… — прошептал Рашмаджан, будто опасался, что его кто-то услышит. — Келемет не щадил никого и никогда. В Аграпуре у него кличка была среди… — Он замялся, но девочка пришла ему на выручку, подсказав:

— Среди разбойников?

— Угу, — потупился отец Талгата, словно услышал из уст ребенка непристойность.

— Продолжай!

— Его называли Бешеный Гирканец. Там было много лихих людей, но твой отец считался среди них атаманом, никто не осмеливался ему перечить.

— А сейчас? — внезапно спросила Соня.

— Что сейчас? — недоуменно переспросил собеседник.

— Он продолжает…

— Нет, что ты! — замахал на нее руками отец Талгата. — Теперь Келемет почтенный купец. У него другие дела… — И тут же осекся, словно сболтнул лишнее, но Соня ничего не заметила.

— Расскажи мне о его прошлом, — удобнее пристраиваясь на лавке, потребовала девочка.

Рашмаджан налил вина из кувшина, подвинул кружку Соне. Пригубил сам.

— Нет, — он никак не мог решиться продолжить тягостный для него разговор, — не могу!

— Не можешь? — почувствовав, что этот грузный, лысеющий мужчина не осмелится ей перечить, Соня тихо, с расстановкой добавила:

— Мне очень хочется узнать, чем занимался в молодости мой отец. Но если ты не желаешь говорить, то придется обратиться к нему самому. Может, он кое-что вспомнит…

— Да ты что? — Рашмаджан пришел в такой ужас, что у него даже щеки затряслись. — Ладно, ладно… Так и быть, спрашивай.

— Он много людей убил?

— Кто считал? — вздохнул отец Талгата. — думаю, и Келемет не знает.

— Я жду, — требовательно заявила девочка.

Рашмаджан воззрился на нее с недоумением, но, почесав затылок, все же начал рассказ.

 

Глава III

— Аграпур, — отец Талгата сладко причмокнул, словно не слово произнес, а прожевал шербет или сладкий орех, — совсем не такой город, как эта дыра. В пять раз больше, а богаче в десять. Вокруг него высятся стены, крепостные ворота окованы железом. Никто не войдет в город, не заплатив дань страже. Не то что здесь, — усмехнулся Рашмаджан, — целый караван явится в Ослиную пустошь, а никто его и не заметит.

— Да, мать тоже не любит Майран. Но ты отвлекся, меня интересует прошлое отца, а не порядки в Аграпуре, — напомнила она.

— Верно, — кивнул головой ее собеседник, — просто дело происходило именно там, потому я издалека и начал. Потерпи чуток, и ты услышишь все. Я обещал, и слово свое сдержу. — Он немного помолчал, словно вглядываясь в прошлое, затем продолжил: — Мы познакомились с Келеметом давно, совсем молодыми. Тогда твои родители еще и не знали друг друга. Я был членом шайки Синих Тюрбанов. Она существовала с давних времен, может, лет пятьсот или больше — так говорили все. Главари принадлежали одной семье, не буду упоминать ее имя, тебе оно ничего не скажет, да и никого из них уже нет в живых — род прервался. Принимали они только гирканцев и только по очень хорошему знакомству. Поручитель отвечал головой за того, кого привел. Если новичок оказывался трусом или утаивал часть добычи, то расправе подвергались оба.

— А как ты попал к ним? — перебила Соня.

— О, это весьма необычный случай, — небрежно сказал Рашмаджан, но по лицу мужчины легко читалось: он невероятно горд тем, что; произошло много лет назад. — Я был в те времена погонщиком верблюдов у одного караванщика и однажды нашел в пустыне раненого. Я подобрал несчастного и тот выжил. Хотя казалось, что истощенный и потерявший много крови; бедолага вряд ли протянет до Аграпура.

— Неужели? — с иронией спросила девочка. Твоя доброта достойна похвал. — Сомневаться в правдивости собеседника ее заставила всем известная жадность Рашмаджана.

— Ну, как сказать… — замялся достойный муж, чувствуя себя крайне неуютно под взглядом насмешливой девчонки. — Видишь ли, он пообещал…

— Много? — засмеялась Соня. — А то я подумала, что ты один в вашем роду такой…

— Какой? — насторожился Рашмаджан.

— Да не чета сыну, — усмехнулась Соня. — Талгат вечно норовит заработать хотя бы медяк.

— Ты молода и глупа! — рассердился Рашмаджан. — Я учу его бережливости, как меня учил этому мой отец. Чего сорить деньгами, если они достаются тяжким трудом? Моя наука идет ему впрок! Тут медяк, там серебряный — глядишь, и золотой в кармане.

Он припал к кружке. Потом засунул в рот большой кусок мяса и принялся сосредоточенно жевать, недовольно сопя. Налил себе еще и проворчал:

— Ты будешь слушать или нет?

— Буду, буду, — успокоила его девочка.

— Так вот, — продолжал отец Талгата, — этот человек оказался двоюродным братом предводителя Синих Тюрбанов. Родственником самого Анвара!

— А ты этого не знал?

— Представь себе, не знал. Этот Самат ехал к нам из другого города, когда на него напали и тяжело ранили.

— Странно, — не выдержала Соня, — напали, а не убили. Зачем оставлять свидетелей?

— Да-а… — пожевал губами опешивший Рашмаджан. — Вся в отца! Узнаю Келемета. Вижу, девочка, от тебя нужно держаться подальше, иначе не выживешь. — Улыбка Сони не сулила ничего хорошего.

Собеседник взглянул на нее с удивлением, и в глазах его мелькнуло нечто вроде уважения к рыжей соплячке.

— В общем, — он снова почесал в затылке, — тот человек замолвил за меня словечко Анвару. Сама понимаешь, в знак благодарности, да и рубакой я был тогда совсем неплохим, — самодовольно добавил он.

— Ну а какое отношение к твоим успехам имел отец? — поинтересовалась девочка.

— Я как раз к этому подхожу, — почему-то понизив голос, сказал отец Талгата. — В городе Синих Тюрбанов боялись, как огня. Никто не решался с ними связываться. Как-то мелкая шайка Хромого Сабира, взяла одну лавку. Так себе людишки, не из особо ловких. Во всяком случае, мало кто про них знал. Копошатся себе, ну и пусть копошатся… — На лице Рашмаджана появилась, презрительная гримаса. — Так вот, погрузили они товар на двух ослов и собирались уже сматываться. Дело, сама понимаешь, происходило ночью. Кто ж днем ворует? — ухмыльнулся Рашмаджан, — На их беду в переулок, где подельники ограбили лавку, въехало человек двадцать из Синих Тюрбанов. И сам Анвар с ними.

— А ты?

— Я охранял дом главаря. Так вот, — продолжал он, — Анвар был в плохом настроении и велел отобрать добычу у Хромого Сабира. Просто решил повеселиться да указать воришкам, место. Кто ж посмеет перечить Анвару? Отдали безропотно, но один человек все-таки высказался: в ночном промысле, мол, все свои и негоже так поступать.

— Мой отец? — затаив дыхание, спросила девочка.

— Да, он, — вздохнул Рашмаджан. — Я его тогда не знал. Анвар рассвирепел и приказал убить нахального парня, да тот оказался не из пугливых…

— Ну! — Соня даже привстала в нетерпении. — Что он сделал?

— Убил троих и сумел удрать.

— Здорово! — восхищенно захлопала в ладоши девочка.

— Так-то оно так, — снова вздохнул отец Талгата, — но его узнали. Келемет ведь не с луны спрыгнул, а жил в Аграпуре с детства и многим был знаком. Я тоже слышал о нем от брата, с ним твой отец вел какие-то торговые дела.

— И что?

— А то, — покачал головой Рашмаджан. — Анвар пришел в ярость и приказал добыть его, хоть из-под земли и прирезать. Наши кинулись в дом Келемета, но его, разумеется, там не оказалось. Но Синие Тюрбаны убили его жену, ее мать, а жилье и лавку подожгли.

— Ничего не понимаю, — нахмурилась Соня. — Ты сказал, что мои родители тогда еще не познакомились…

— Да, — кивнул Рашмаджан. — Но Келемет в юности был женат на другой женщине, а с твоей матерью встретился позже.

Девочка сильно сдвинула брови. Она живо представила себе, как десяток бандитов издеваются над двумя невинными женщинами. В ней всколыхнулась жалость и к ним, и к отцу. Он ушел на дело, оставив семью, дом, а вернулся на пепелище, к обгорелым трупам. Соня в гневе сжала кулачки.

— Дальше! — требовательно воскликнула она.

— Дальше? — задумчиво повторил собеседник. — Мне пришлось познакомиться с Келеметом… — Он прикрыл глаза, пытаясь справиться с нахлынувшими на него воспоминаниями.

Соня молча ждала, наконец, Рашмаджан, заговорил вновь:

— Я уже сказал, что стоял в ту ночь на страже у дома Анвара, огромного дома, с садом, бассейном, окруженного крепкой стеной. Таких в Аграпуре нашлось бы немного, может, только у наместника пороскошней, да у пары вельмож, — медленно продолжал Рашмаджан. — Каждую ночь человек семь-восемь из Синих Тюрбанов охраняли самого главаря и его семью. Надо ли говорить, — гордо продолжал он, — какие умелые ребята мы были. Любой мог справиться с двумя, а то и с тремя воинами. Боялись нас все. В Аграпуре, да и за его стенами, не удалось бы найти человека, который по доброй воле, в твердом разуме, решился бы столкнуться с Синим Тюрбаном. Но один такой сыскался.

Соня вся превратилась в слух. Она впилась глазами в Рашмаджана, и тому показалось, что эти серо-стальные глаза с неподвижными бездонными зрачками пронизывают его насквозь. Он зябко повел плечами, удивляясь, как может обладать подобным взглядом молоденькая девчонка.

— Я нес службу во внутреннем дворике, у покоев Анвара и его близких. Остальные сторожили в других местах: кто в саду, кто у ворот один всегда сидел на крыше. Сама понимаешь, времена были неспокойные — а когда жизнь шла без тревог? — да и обиженных Синими Тюрбанами хватало, в общем, охрана имелась многочисленная и надежная…

Он снова надолго замолчал, собираясь с мыслями.

— Короче говоря, я ничего не услышал: ни шума, ни шороха, но внезапно почувствовал у своего горла холод лезвия. Меня спас подаренный братом шелковый платок, очень яркий: даже в ночном полумраке пурпурная материя переливалась и блестела. Брат купил два таких не то в Иранистане, не то еще где-то в тех краях и один отдал мне. — Рашмаджан весь съежился, будто вновь очутился в ночном карауле, а смертельный холод стали по-прежнему сковывает его движения и разум.

Я различил тихий, почти неслышный шепот, а в моих ушах он прогудел словно колокол:

«Как зовут твоего брата?»

«Ришат», — прохрипел я, уже прощаясь с жизнью.

«Я так и подумал, — лезвие чуть ослабило свой нажим, — считай, что тебе повезло. Ришат мой друг, и я пощажу тебя, если только будешь сидеть тихо, как мышь».

Ничего не оставалось, я согласился. Человек, держащий клинок, издал короткий смешок, взмахнул рукой, и я провалился в темноту. Потом Келемет рассказал мне, что для верности оглушил меня рукояткой кинжала. Вот этого! — Он кивнул на оружие, которое торчало из ножен Сони. — Отец подарил?

— Кто же еще? — фыркнула Соня. — Не отвлекайся!

— Да, это он, — не обращая внимания на возглас девочки, продолжал Рашмаджан. — Хороший клинок, — причмокнул он губами. — Не тяжел для тебя?

— В самый раз по руке, — усмехнулась Соня. Продолжай!

— Да, собственно, это все, — ответил Рашмаджан. — Келемет сумел проникнуть в сад, вырезать охрану, а как он расправился с Анваром и его семьей, он мне никогда не говорил. На следующий день жители Аграпура узнали, что какие-то люди ночью убили двенадцать человек в доме Анвара! После этого банды Синих Тюрбанов не стало. Оставшиеся попытались было найти убийц своего главаря, но их быстро постигла та же участь. Только я и Ришат, который спрятал меня в подвале своей лавки, знали, что произошло на самом деле: Келемет не прикончил меня, Но велел не показываться в городе. Он уничтожил всех! Подумай, он назидательно поднял вверх палец, — банду из трех десятков человек! Один! И не какую-то шайку, а Синих Тюрбанов.

На Соню рассказ произвел неизгладимое впечатление. Девочка сидела молча, сосредоточенно, как будто заново переживая события, о которых поведал Рашмаджан.

— А что произошло с твоим братом? — спросила она. — Я никогда не слышала о нем.

— Потом твой отец сколотил свою шайку посильнее Синих Тюрбанов. Такие дела проворачивал, что Анвару и присниться не могли! Главное, люди много лет не догадывались, кто такой на самом деле почтенный купец Келемет. Никто! Но нет ничего вечного — нас раскрыли. Свой же предал. А брат мой погиб. Уцелели только мы с Келеметом. Чудом удалось сбежать из Аграпура…

— А если вас найдут?

— Не успеют, — ухмыльнулся Рашмаджан. — У Келемета есть верный человек в столице, он многим обязан твоему отцу. В случае чего предупредит.

— Обязан — чем?

— Ну, это уже совсем другая история, — пробормотал растерянно сотоварищ Келемета.

— Расскажи, — потребовала девочка.

— Я и так много лишнего понарассказывал, — замялся Рашмаджан, но, увидев нахмуренные брови своей собеседницы, понял, что иначе отвертеться от Рыжей не удастся, печально вздохнул и начал:

— Мы торговали шелком с кхитайцами…

— С кхитайцами? — перебила Соня, в ее голосе послышались нотки презрения.

— А что? — недоуменно вымолвил Рашмаджан. — Чем они тебе не угодили? Любое дело не зазорно, особенно если приносит хороший доход. Торговля шла бойко, и мы ждали очередной караван из Хоарезма…

— А почему не морем? — вдруг поинтересовалась девочка.

— Морем, морем… — передразнил ее Рашмаджан, чуть не поперхнувшись от дерзости маленькой негодяйки, — много ты понимаешь. Конечно, переправлять товар на корабле было бы быстрее и дешевле, — он взглянул на Соню с некоторой долей уважения, — в этом ты права… но существовало в те времена Черное братство — пираты… Товар мог и не дойти. По суше надежнее. Караванщиком и был Маади… — Внезапно лицо рассказчика исказилось гримасой отчаяния. — Я назвал его имя… — прохрипел он, закрыв глаза ладонями.

— Да будет тебе, — фыркнула Соня, — ну проговорился, с кем не бывает… Уже забыла, как его зовут. Не беспокойся, я умею молчать.

— Так вот, — продолжал Рашмаджан, — утром в город прискакал погонщик, весь окровавленный, еле в седле держался. И рассказал, что на наш караван напали аквилонцы. Почти всех перебили, а товар забрали. Повезли, наверное, в Замору.

— Аквилонцы? — переспросила Соня и топнула ногой. — Ненавижу этих собак!

— Кто их любит? — отозвался отец Талгата, — Им давно пора как следует пощипать перья! Да, собственно говоря, Келемет тогда им показал… Он разъярился, ведь у него увели товар из-под самого носа. Мы сразу помчались в погоню, времени собирать людей недостало, и нас оказалось всего семеро. Это против полутора десятков рыцарей в броне… и хорошо вооруженных к тому же, — добавил он.

— Как же вы сумели? — Соня вся подалась вперед, не отводя взгляда от рассказчика.

— Мы — гирканцы, — самодовольно усмехнулся Рашмаджан. — Лук и аркан — ничего больше и не требуется. Я, знаешь ли, сам неплохой лучник, но такое видел впервые в жизни. — У него округлились глаза, как будто отец Талгата заново испытывал охватившее его некогда чувство изумления. — Мы догнали самодовольных болванов к полудню, Келемет с ходу закричал, чтобы те вернули нам верблюдов и товар. Аквилонцы лишь приостановились и захохотали… Конечно, они же видели, что нас вдвое меньше… Но что потом началось! — Рашмаджан, словно большой толстый кот, зажмурил от удовольствия глаза. — Я только успевал подавать стрелы твоему отцу, а он стрелял с поразительной скоростью в коней аквилонцев. Да так точно, что несчастные животные валились, как подрезанные стебли. Никто не успел и глазом моргнуть, а половина рыцарей уже валялась на земле, пытаясь выбраться из-под рухнувших лошадей. Остальные из наших, набросив арканы, стащили с седел неповоротливых вояк. Против нас, гирканцев, не особо повоюешь! — гордо заявил он. — Все произошло так быстро, что эти закованные в железо остолопы не успели даже мечи вытащить из ножен. Мы их добили дубинами, словно куропаток. — Рашмаджан залился дробным смехом.

— А Маади? — напомнила Соня.

— Ах, да… — Ее собеседник утер выступившие от смеха слезы. — Беднягу длинным ремнем привязали к верблюду. Аквилонцы прихватили нашего товарища для потехи, чтобы посмотреть: успеет ли тот за ходом отряда и сколько протянет без воды и пищи. Еле мы его потом выводили… Сама понимаешь, он на всю жизнь запомнил, как твой отец спас ему жизнь.

— Ненавижу их! — еще раз повторила Соня. — Я бы этих аквилонцев… всех… — Она с силой ударила по столу маленьким кулачком.

— Придет время, — согласно кивнул Рашмаджан, — и гирканцы покажут Золотому льву, кто истинный хозяин всей Хайбории. Еще попляшем на благородных костях!

Соня сидела не шевелясь. Она в свое время не до конца поверила рассказу брата, но теперь все встало на свои места. От услышанного кружилась голова и темнело в глазах. Подумать только, ее отец — грабитель, воин, герой, а она до сих пор так мало знала о нем!

Рашмаджан тоже сидел задумавшись. Казалось, только вчера его колени сжимали бока горячего скакуна, горячий ветер бил в лицо и ладонь ощущала привычную тяжесть сабли. Степь, бьющая черед край сила, молодость… Лицо Рашмаджана разгладилось, и он почти с нежностью посмотрел на разбудившую в нем воспоминания рыжую девчонку.

— За то, что сделал для меня твой отец, — торжественно сказал он, — ты всегда можешь рассчитывать на мою помощь! Любую… Только — его лицо опять приняло умоляющее выражение, — прошу, не выдавай меня Келемету!

— Я обещала, — повела плечом девочка, — чтя никому не скажу, значит, так и будет!

Соня повернулась к двери и пошла к выходу, не оборачиваясь на притихшего Рашмаджана.

«Каким человеком был мой отец! — восхищенно и гордо повторяла она про себя. — Я сделаю все, чтобы походить на него!»

 

Глава IV

Дни катились один за другим, как обычно, но после разговора с Рашмаджаном девочку не покидало смутное и тревожное желание совершить что-либо достойное дочери такого великого человека, ее отца. Соню томили неясная тоска, нетерпеливое желание действий и жажда приключений.

По ночам она лежала без сна, раздражаясь дарящим вокруг покоем и легким посапыванием спящей рядом старшей сестры. Придумывала сотни способов расправы со своими врагами.

Правда, пока особых противников у нее не было. Удод, казалось, совсем забыл о том, как Соня опозорила его. Красочный рассказ Талгата о Сонином кинжале в горле дозорного, убедил главаря: девчонка не промахнется, если почувствует опасность.

Конечно — и Соня это прекрасно сознавала, — мстительный Удод просто выжидает удобный случай, чтобы рассчитаться с ней за свое унижение. Но пока он вел себя с нею ровно, даже выделял среди других своих подельников.

Они провернули несколько успешных дел, все члены шайки, в том числе и обитатели Ослиной пустоши, ходили сытые и довольные. А Соня просто не знала, куда девать принадлежавшую ей долю добычи — не нести же матери, на хозяйство!

Однажды девочка представила: вот она передает свое богатство Сиэри, попутно объяснив, откуда деньги… Соня долго не могла справиться с душившим ее хохотом. Она поделилась выдумкой с братом, и Хункар тоже долго смеялся, повизгивая от удовольствия и похлопывая себя по коленкам.

У него, как и у остальных, подобных забот не существовало: лист желтого лотоса, вино, портовые девки через короткое время не оставляли ни медяка в карманах. Тогда все впадали в некоторое уныние, за исключением Талгата. Безденежье товарищей приносило «бережливому» сынку достойного родителя хорошую прибыль.

— Смотрю, ты не в духе? — Соня вошла в подвал и наткнулась на Косого, сидящего у самого входа и меланхолично двигающего челюстями.

— Да нет, ничего, — неопределенно ответил мальчишка.

Действительно, сейчас Талгат был в мрачноватом настроении: его услуг не потребовалось — мальчишки жевали листья, купленные у других, не забывая одаривать приятеля насмешливым взглядом.

— Не грусти, — похлопала его по плечу Соня, поняв причину его подавленного состояния. — Сам знаешь этих недоумков, скоро опять прибегут к тебе. Расскажи лучше, что новенького?

— Тебе главный велел что-то передать, — вздохнув, ответил Талгат, — спроси у Клыка, он знает.

Девочка оглядела собравшихся в подземелье ребят. Все давно приняли ее как свою и относились к ней с должным уважением. В отсутствие Сони, конечно, обсуждались ее ноги, бедра, грудь, но и только. Руки распускать никто бы не посмел, все прекрасно помнили, что случилось при подобной попытке с их главарем. Сейчас подростки дружно жевали листья и находились, в самом что ни на есть прекрасном расположении духа.

— Что передал мне Удод? — спросила Соня, подойдя к Волчьему Клыку. Тот ухмыльнулся и нехотя процедил:

— Он сказал: ты вряд ли с этим справишься. Можешь отказаться, он простит…

— Совсем отупел? — Соню задела такая снисходительность. — Говори, что велено!

— Надо разведать, что происходит в подвале у Обезьяны.

Прозвище это было дано жителями Султанопура одному из городских сборщиков налогов за его неповторимое сходство с уродливым животным.

— Собираемся его навестить? — небрежно спросила она.

— Не знаю, — с рассеянным выражением лица произнес Волчий Клык. — Удод решит, стоит ли. Никому, кроме тебя, идти к Обезьяне не следует — там всех нас знают. Сразу засуетятся.

— Знаешь, как пробраться в подвал? — спросила Соня.

— Удод сказал, лезть туда вовсе не обязательно. Просто проберись в сад и загляни в окно, оно около большой чинары. В общем, на месте сообразишь. Собак у Обезьяны нет. Потом придешь и расскажешь мне, что выяснила. Вот и все.

— Всего-то? — удивилась девочка.

— Всего-то, — в тон ей ответил Клык, и девочке показалось, что в его голосе она уловила усмешку.

— И когда?

— Сейчас.

«Нет ли здесь подвоха?» — подумала Соня, но отказаться не позволила гордость. Она вышла из подземелья и направилась к дому Обезьяны.

«Надо быть поосторожней, этот подонок Удод запросто может подстроить мне пакость, — размышляла она. — Но какую?»

Рыжую не особенно беспокоило то, что прислужники Обезьяны могут поймать ее в хозяйском саду. Во-первых, пусть попробуют, если заметят, конечно; а во-вторых, всегда можно прикинуться заблудившейся дочерью уважаемых родителей. Слуги не посмеют грубо вести себя с прилично одетой девочкой.

«Нет, послать меня в ловушку Удод не посмеет, — решила она. — Или главарь сам собирается подстеречь глупую девчонку… Один? Вряд ли! Побоится. Отправится наверняка с кем-нибудь еще. С кем, интересно?»

Она стала перебирать в уме мальчишек, которых приметила сегодня в подземелье. Дважды себя перепроверив, удовлетворенно кивнула: были все, кроме Удода и ее брата.

«Да, но братец ему тут не помощник… Или опять нанял ублюдков? — задала она себе вопрос. — Нет! Тут что-то другое…»

Размышляя, таким образом, она сама не заметила, как очутилась почти у самой цели. Стоит перейти через площадь и за каменным забором начнется усадьба Обезьяны.

Соня свернула в переулок, по которому собиралась подобраться к саду с тыльной стороны — не идти же ей через ворота! Неторопливо прошла пыльной тропинкой вдоль высокой изгороди и; найдя в стене выемку, уперлась в щербатый камень носком ноги. Подтянулась, и через мгновение ее голова уже высовывалась над кромкой ограды.

Вечерело, и стало довольно темно, но что происходит за забором, разглядеть удалось. Девочка несколько раз пробежала глазами уголки сада, доступные ее взгляду, и, не обнаружив ничего подозрительного, решительно перемахнула внутрь. Оглянулась и приметила место, где казалось удобнее всего преодолеть каменную преграду в случае нужды.

Осторожно ступая по усыпанной прошлогодней листвой земле, направилась к дому. Сад Обезьяны толком и нельзя было назвать садом: так, несколько шелковиц да ореховых деревьев — старых, огромных, разросшихся до такой степей ни, что их ветки закрывали, чуть ли не половину крыши.

Дом выходил в сад глухой стеной, и только у самой земли виднелось небольшое окно. За ним горел свет, и тень от переплета лежала на песчаной дорожке, насыпанной вдоль фундамента.

«Вот то, что мне нужно, да и песок кстати! неслышно будет, как подойду…»

Соня на всякий случай еще раз оглянулась по сторонам и настороженно прислушалась. В соседнем дворе, за высоким деревянным забором, кто-то дразнил собаку, и она то хрипло лаяла, то переходила на жалобное повизгивание. Больше никакие звуки тишину не нарушали. Девочка медленно, стараясь ступать бесшумно, подошла к окну и заглянула внутрь.

Ничего примечательного она там не увидела. Обычное помещение, похожее на их собственный подвал, где свалены в кучу всякая рухлядь и старые вещи — вдруг пригодятся рачительному хозяину. Здесь повсюду стояли большие корзины, а в углу лежали набитые чем-то мешки. Еще в углу расположилась женщина, на вид лет двадцати, в длинной синей юбке, светлой просторной блузе с глубоким вырезом, открывавшим крепкую белую шею и ложбинку на груди.

Она ничего не делала, а присев на большой сундук, очевидно, прислушивалась к чему-то приводящему за стенами. Толстые зеленоватые втекла, вставленные в потрескавшийся заваленный переплет, не пропускали звуков.

«Ну и что я расскажу Удоду? — с недоумением пожала плечами Соня. — Самый обыкновенный подвал… Подожду немного…»

Она устроилась так, чтобы ее не заметили изнутри, и стала ждать. Ожидание не затянулось. Внизу открылась дверь, и вошел сам хозяин дома. Он был пожилым человеком, с узким лысым черепом, квадратным; подбородком с огромным, словно растянутым в стороны, ртом. Из-под закатанных рукавов белой рубахи торчали покрытые густыми волосами длинные руки, действительно похожие на лапы обезьяны. А лицо его с выдвинутой вперед нижней челюстью и толстыми широкими губами усиливало сходство с этим животным.

Он сказал несколько слов женщине, и та расплылась в довольной улыбке. Она встала со своего сундука и подошла к нему. Обезьяна снова открыл рот и, беззвучно для Сони, произнес что-то. Обхватил женщину своими лапами и притянул к себе. Молодка откинулась назад, засмеялась, довольно жмуря глаза. Хозяин дома приник к ее открытой шее, впился в нее поцелуем. Женщина выгнулась еще больше, и некоторое время они оставались в такой позе. Соня смотрела на парочку и недоумевала: зачем ее послали сюда? Наблюдать, как этот старик своим слюнявым ртом целует служанку? Обладатель нелестного прозвища меж тем не остановился на достигнутом, его волосатая рука полезла в глубокий вырез и принялась шарить там. Он оторвался от шеи женщины, и на мгновение Соня увидела его лицо, на котором расплылась похотливая улыбка. А прислужница зашлась громким визгливым смехом, отзвуки которого, даже сквозь толстое стекло, долетели до ушей девочки.

«Какая мерзость! — подумала Рыжая. — Зачем же послал меня сюда главарь?»

То, что произошло дальше, показалось ей еще отвратительней. Старик, высвободив вторую руку, с обезьяньей ловкостью стянул с женщины рубаху, та помогала ему, подняв руки вверх и смеясь, словно ее щекотали. Скрюченные пальцы мужчины сжали груди служанки и принялись мять их, как пекарь мнет куски теста. Движений обольстительницы Соня не видела, поскольку Обезьяна повернулся к ней спиной, заслонив собой женщину.

«Гадость! — передернула плечами девочка. — И Удод хотел, чтобы подобное проделали со мной стражники».

Гнев и отвращение душили Рыжую. А двое за окном переступали ногами, словно кони, медленно кружили среди хлама, и перед глазами Сони мелькала то голая спина женщины, то профиль старика, высунувшего от избытка удовольствия влажный язык.

Он подхватил подол широкой юбки служанки, и та уже стояла перед ним почти обнаженной. Обезьяна, отступив на шаг в сторону и чуть ли не пуская от вожделения слюни, рассматривал ее тело. Широкие бедра, тяжелая грудь делали служанку более толстой, чем она казалась в одежде. Старик в этот момент отвернулся, но Соня готова была поклясться, что тот снова раскрыл свой широкий, как у лягушки, рот.

«Пакость, пакость», — шептала она, но все же не могла заставить себя оторваться от действа, что разворачивалось внизу, будто какая-то сила удерживала ее на месте. Женщина, дав партнеру время, чтобы тот вдоволь насмотрелся на нее, отошла к сваленным в углу тюкам и легла ничком, выставив в сторону Сони свой пухлый широкий зад. Старик, торопливо расстегивая пояс штанов, направился к ней.

То, что дальше предстало перед девочкой, напомнило ей случку собак, причем визг и крики находившихся в подвале долетали до нее, почти не отличаясь от визга спаривающихся животных. Сердце Сони учащенно забилось, а лицо запылало, словно кто-то застал ее за похожим занятием. Не в силах больше выносить подобное зрелище, Рыжая метнулась к забору, вскарабкалась на него и спрыгнула вниз, в переулок.

Остолбенела от раздавшегося отовсюду громового хохота. Оказалось, вся шайка, собралась у изгороди и терпеливо ждала ее появления. Соня мгновенно догадалась: мальчишки просто подшутили над ней, отправив наблюдать за любовными играми мерзкого старикашки. Рыжая не страдала излишней чувствительностью, но сейчас помимо ее воли на глаза навернулись слезы.

— Тупицы! Ублюдки! — набросилась она на товарищей, чуть не плача.

Подростки заржали еще пуще прежнего.

— Нажевались, как ослы своего листа, недомерки!

Соня помчалась прочь, а вдогонку ей по-прежнему неслись взрывы хохота.

 

Глава V

— Благодари своего косого приятеля. — Хункар говорил медленно и степенно, подчеркивая этим, свою значимость. — Он уговорил Удода взять и тебя…

— Куда? — оживилась Соня.

Последние несколько дней она не появлялась на сборища, и от скуки не знала, куда себя деть.

— Дело стоящее?

— Угу, — важно кивнул брат, — вечером пойдем в море.

Слушая его, можно было решить: он на большом корабле собирается плыть куда-нибудь на остров Лавас или в Аграпур, по крайней мере. Но речь шла о лишь том, чтобы на лодке подойти к одному из торговых судов и взять товар.

— Что за груз? — спросила Соня, хотя и без того; легко догадывалась: скорее всего, это будет очередной мешок листа желтого лотоса.

— Точно, — вновь ухмыльнулся Хункар, словно прочитав ее мысли, — лотос. Самый лучший товар, легкий, расходится хорошо, да и недешевый. Так что, — он радостно заулыбался, — опять будем с деньгами.

— С деньгами! — рассмеялась Соня. — Ты бы поменьше пил вина и не тратился на эту отраву, тогда бы деньги у тебя не переводились! Подожди!

Она поднялась с лавки и вышла из комнаты. Хункар услышал, как сестра легко бежит по лестнице наверх, а через некоторое время звук ее стремительных шагов, вернее, прыжков по скрипучим ступенькам, подсказал ему, что девочка возвращается.

— Смотри! — Влетев в комнату, она развязала кожаный мешочек и высыпала на стол груду монет: серебряных, медных, даже один золотой ярко блеснул желтизной среди не столь блага родного металла.

— Ничего себе! — ахнул Хункар. — Откуда у тебя столько?

— Догадайся! — усмехнулась Соня. — Сколько времени прошло с тех пор, как ты меня привел в шайку?

— Не помню, — почесал затылок брат, — может, две луны, может, три…

— Мы получали одинаково, — показывая на горку монет, сказала девочка, — но у меня все цело, а у тебя пары медяков не найдется.

— Да, даже кошель, что отец подарил, заложил Талгату — с сожалением подтвердил Хункар, но, похоже нащупав что-то в кармане, расплылся в довольной улыбке. — Есть! Серебряная… нет, медная, — вздохнул он, рассматривая монету.

Его лицо помрачнело еще больше, когда он перевел взгляд на груду денег, лежавшую на столе.

— Ты совсем как наш братец, — осуждающе заметил он, — Эйдан сам не свой становится, когда в руки деньги попадают. Купчишка занудливый — хмыкнул он. — То-то я заметил, ты с Косым в сотоварищах. Понятно: два ростовщика…

— Сам ты ростовщик! — вспыхнула Соня. — Это мои деньги, доля из нашей добычи. А показала, чтоб ты понял, сколько тратишь на разное дерьмо вроде листа этого проклятого лотоса!

— Никогда не задумывался об этом, — честно признался Хункар, растерянно глядя на монеты. — Конечно, дом на это не купишь, но…

— Правильно! — насмешливо глянула девочка, сгребая монеты обратно в мешочек. — Еще не все мозги прожевал, соображаешь!

— Ты свои сокровища хранишь в спальне? — стараясь говорить как можно небрежнее, поинтересовался Хункар.

— Сейчас, расскажу! — усмехнулась сестра. — Лежат, где надо лежат! Когда отправляемся? — перевела она разговор на другую тему.

— Удод сказал, что корабль подойдет на закате, так что после обеда сразу и двинемся. Сколько нас будет?

— Трое: ты, я и твой любимый Косой, — хохотнул брат. — Небось, соскучилась по нему? Дня три уж не встречались? — засмеялся он, видя, глаза сестры начинают темнеть от гнева.

— Угомонись, глупец! — Соня, схватив свой мешочек, со всего размаху огрела брата по спине.

Раздался звон металла и жалобный вопля Хункара:

— Ой, больно! Прекрати! Это же железо! — причитал он, уворачиваясь от ударов Рыжей. — Хватит! Я пошутил!

— Язык у тебя поганый, как ишачий хвост! — оставила за собой последнее слово Соня и хлопнула дверью, выбегая из комнаты.

Но через мгновение приоткрыла створку, просунула голову в щель:

— Да и не железо в мешке, а серебро! Девочка показала брату язык, и звук ее шагов затихая, понесся куда-то вверх.

* * *

Они шли по старому деревянному настилу вдоль морского берега. Хункар и Талгат несли на плечах весла и шест с намотанным на него парусом, а Соня шла налегке, держа в правой руке кошель с деньгами, который вручил ей Удод.

— Проверь, а то подсунут какое-нибудь дерьмо, — наставлял Удод Хункара. — Хотя Сурету можно доверять, но…

Он недоговорил, покачав головой. Каждый и так понимал — доверять в эти времена стоит только самому себе, да и то не всегда. Теперь троица двигалась по пристани, выбирая подходящее суденышко. Лодок оказалось немного, все они были надежно привязаны цепями к сваям. Они слаженно покачивались на мелких волнах, набегавших на причал и с шорохом облизывающих покрытые плесенью, почерневшие от воды и ветров доски.

Порт, как и все в этом городе, хранил на себе разрушительные следы времени и запустения. Давно уж никто не следил за покосившимся настилом, и местами дерево прогнило настолько, что при неосторожном шаге можно было запросто провалиться вниз, под причал.

Чуть ближе к порту была другая пристань, где стояли суденышки рыбаков, каждый день выходивших на них в море, там все содержалось в большем порядке, но зато здесь не было лишних глаз и никто не стал бы интересоваться, зачем да на чьей лодке собираются отчалить трое человек.

— Какую возьмем? — Талгат вопросительно взглянул на Хункара.

Тот окинул внимательным взглядом десяток старых посудин, высматривая, какая покрепче, но никак не мог выбрать.

— Может, все-таки пойдем на большую пристань? — неуверенно спросил он Талгата, но тот уже бренчал отмычками, примериваясь к замкам на ржавых цепях.

— Конечно, — усмехнулся Косой, — и за нами сразу увяжутся какие-нибудь ублюдки.

— Да все давно разошлись по домам…

Хункар обернулся назад и, прикрыв ладонью глаза от солнца, посмотрел вдаль, туда, где за вдававшимся в море небольшим мысом виднелись белые паруса и вершины мачт кораблей.

— Кто их знает, — покачал головой его приятель, — хорошо, если так. А вдруг морская стража захочет, на нашу беду, выйти в море? Давай не будем рисковать. Да и вашу лодку брать не стоит: найдутся желающие сообщить Келемету.

— Верно, — согласился Хункар.

На большом причале у отца имелась хорошая, почти новая лодка с парусом, но народу там действительно было слишком много, и, поразмыслив, парень решил не спорить с Косым.

— Давай вот эту. — Наконец Хункар остановил свой выбор на одной из лодок, показавшейся ему сравнительно крепкой.

Соня не вмешивалась в беседу брата и Талгата, полагая, что им лучше знать, какое суденышко получше. Она не раз ходила в море вместе с отцом и братьями, умела поставить парус и поймать попутный ветер, это занятие нравилось ей, как, впрочем, и все остальные; требующие быстроты реакции и ловкости тела, будь то фехтование на мечах, стрельба из лука, метание кинжала. Чего Рыжая не выносила, так это неподвижности и безделья. А сейчас, предвкушая выход в море, улыбаясь, щурилась на поверхность воды, блестевшую яркими бликами отраженных лучей солнца.

Погода была отличной, небо ясным и голубым, только далеко на горизонте чернела темная полоска туч, но ветер дул с берега, и она постепенно таяла, уходя все дальше и дальше.

— Готов? — Хункар наклонился с причала, посматривая, как Талгат с сопением возится с замком величиной с баранью голову.

— Сейчас, — отозвался Косой, безуспешно пытаясь прокрутить длинную отмычку. — Тупицы! — Он поднял на Хункара покрасневшее от натуги лицо. — Зачем им такой ржавый замок, его никакой ключ не возьмет. Чья это лодка, как ты думаешь?

— Не нашего ли знакомца? — хохотнул Хункар, осторожно кивая головой в сторону Сони.

Талгат недоуменно взглянул на приятеля, а потом тоже захихикал, стараясь, чтобы смешок не достиг ушей девочки, стоящей поодаль.

— Угадал, Обезьяна ее владелец. — Он согнулся в три погибели, заходясь от смеха. — У него на ней надпись имелась, — парень, осторожно переступая по днищу лодки, прошел к корме, — не могу вспомнить, то ли «Звезда», то ли «Сияние», — он перегнулся через борт, пытаясь прочесть полустертые временем буквы.

Хункар оглянулся в сторону Сони, но та не прислушивалась к разговору, наслаждаясь видом бескрайней водяной глади, ослепительно сверкавшей на солнце.

— Точно! — послышался голос Косого. — «Блеск»! Это его лодка. Надо же, название какое дал этой рухляди старый таракан!

— Он не родился старым, да и лодка когда-то была новой, — возразил Хункар, снова хихикнув. Кстати, судя по всему, он и сейчас в кое-каких делах очень прыток… — Он, не сдержавшись, захохотал громче. — Как ты думаешь, что она видела?

— Откуда я знаю? — Талгат поднял палец вверх, видимо что-то прикидывая. — Смотря, с кем резвился старый плут, — добавил он. — Если с двоюродной сестрой Удода, то тогда ничего особенного, а вот если с толстушкой, прислужницей своей, то-о… — Он вкусно причмокнул губами и закатил глаза.

Мальчишки дружно заржали.

— Что вас так развеселило? — Соня подошла поближе.

— Пустяки, — поперхнулся Хункар. — Одну смешную историю вспомнили.

— Понятно. — Соня с подозрением взглянула, на брата.

Парень втянул голову в плечи и смотрел на сестру, ожидая взрыва ярости. Однако та молча смерила его взглядом и спросила:

— Готовы?

— Да, да, сейчас, — заторопился Талгат, и, словно услышав его молитвы, замок поддался.

Раздался легкий скрежет, цепь соскользнула. Без долгих размышлений брат с сестрой спрыгнули к Талгату, и Хункар оттолкнулся веслом от причала.

— Давай на веслах отойдем подальше от берега, — предложил Косой, — а за тем островком поднимем парус. Где эти ублюдки будут нас ждать!

— У Длинных островов, — буркнул Хункар, усилием налегая на весла.

Длинные острова лежали неподалеку от гавани Майрана. Собственно, они даже и не были островами, эти три длинные скалистые гряды, выступающие над водой. Иногда, когда дул сильный восточный ветер, их заливало, и немало кораблей проломило днища о предательские камни.

Находились желающие, понырять в тех местах. Им удавалось обнаружить на дне много всякой всячины, которую еще не успело занести песком. Попадались и старинные монеты, и доспехи, и бочонки с вином — для хорошего ныряльщика настоящая сокровищница. Раз Талгату повезло — отыскал там толстую золотую цепочку и удачно продал ее местному ювелиру.

Как он усмотрел безделушку, оставалось загадкой даже для него самого. Несомненно, боги, решили поощрить, таким образом, если не его стремление к обогащению, то завидное упорство в достижении этой цели. Так думали все знакомые парня.

Слабый ветерок с берега немного помогал гребцам, и лодка шла быстро; мелодично журчала вода, рассекаемая острым носом. Соня, устроившись на корме, посматривала вперед: не покажутся ли паруса нужного им корабля, но пока горизонт был пуст.

Как и договорились, отойдя за небольшой островок, подняли парус, и дела пошли еще веселее. Теперь Хункар и Талгат оказались свободны и, усевшись на скамейку около мачты, тихо перешептывались. Соня, взяв весло, держала курс на Длинные острова, ориентируясь по прибрежным холмам.

— Корабль! — вдруг воскликнул Талгат.

— Вижу!

Все посмотрели в ту сторону, куда указывал его грязный палец. В самом деле, почти! наперерез им шел небольшой двухмачтовый корабль.

— Они, наверное, прибыли заранее и отсиделись в Извилистой бухте, — предположил Косой. — Соня, дай чуть левее.

— Без тебя знаю! — Девочка круче поставила весло, и их лодчонка немного изменила направление.

На корабле их заметили и стали убирать паруса. Судно легло в дрейф у самой гряды камней. Расстояние быстро сокращалось, и скоро лодка подошла почти вплотную к небольшому паруснику с пышным названием «Утренняя звезда». Десяток матросов расположились у борта и следили за тем, как приближалась старая посудина с ребятами.

— Эй, на палубе! — крикнул Хункар. — Давай капитана!

— Сейчас, — отозвалось несколько голосов, в один из моряков, отлепившись от борта, скрылся в надстройке.

Вид у этих покорителей морей был весьма живописный. Они, по всей видимости, находились в море очень давно, а их суденышко не раз трепали бури. Все дочерна загорелые, полуголые — настоящие оборванцы, весьма смахивающие на майранских нищих, что гнусавыми голосами выпрашивают подаяние на базарной площади.

Увидев в лодке девочку, они сначала притихли от неожиданности, а потом их глаза зажглись алчным блеском.

— Эй, на лодке! — крикнул один из них. — А девку-то зачем с собой прихватили? Не иначе нам побаловаться, а?

Соня передернула плечами и отвернулась.

— Да ты не прячься, красотка! — приплясывая от нетерпения заорал второй. — Хочешь заработать пару монет, поднимайся к нам! Жалеть не будешь! Мы ребята щедрые!

По всей видимости, последний раз судно было в порту несколько лун назад, и матросы смертельно истосковались по женщинам. Они так и пожирали Сонину фигурку глазами.

— Девчонка-то красавица! — Мужчина перегнулся вниз почти по пояс, рассматривая Соню. — А за пазухой у девки полным-полно! — радостно сообщил он товарищам.

Все дружно загоготали, подталкивая друг друга локтями. Нагнувшийся матрос, усердно оглядывая Соню, едва не свалился за борт, но остальные успели подхватить его, и тот, поболтав в воздухе ногами, все-таки опустился на палубу, а не полетел вниз головой в воду.

— Что происходит? — На палубу вышел человек в цветастом шарфе на шее, примерно таком, как описывал Рашмаджан, говоря о куске материи, спасшей ему жизнь.

— Да вот, девчонку привезли! — скаля в улыбке рот, сказал один из подчиненных.

— Действительно, недурна, — пожевал губами капитан, — только нечего рот разевать: такие девочки — для приличных людей, а не для такой швали, как вы. Верно, малышка? — обратился он к Соне.

— Отстань… — нахмурив брови, отозвалась та без всякого почтения. — Займись лучше делом.

— Ты что, не видишь, с кем говоришь? — обиделся не ожидавший такого обращения капитан.

— Почему же? — усмехнулась Соня. — Таких, как вы, я уже навидалась. Если есть желающие отправиться кормить рыб, могу помочь!

На палубе удивленно засвистели.

— Вас прислал Удод? — обратился капитан я Хункару, не желая более иметь дела с дерзкой и, по его мнению, абсолютно не понимающей! своего счастья девчонкой.

— Да, — кивнул брат Сони, который все это время сидел молча.

«Сидят, как пни! — зло подумала девочка; оглянувшись на брата и Талгата. — Хоть бы словечко сказали в мою защиту! Привыкли, что сама со всем справляюсь…»

— Деньги привез? — хмуро спросил капитан.

— Я же не покататься на лодочке выехал, — усмехнулся парень.

— Тогда поднимайся. Бросьте ему трап, — кивнул капитан матросам.

Те повиновались приказу, и на дно лодки шлепнулся конец веревочной лестницы. Хункар, ловко забравшись наверх, скрылся с капитаном внутри надстройки. Слегка присмиревшие, было, матросы вновь принялись отпускать соленые шуточки. Особенно старался один из них, худой, заросший черной бородой мужчина, по виду происходивший из козаков, живших по ту сторону моря Вилайет.

— Поднимись к нам, и я тебе кое-что дам. — Он порылся в кармане грязных коротких штанов и вытащил какой-то блестящий предмет. — Смотри-ка, проказница! Такого браслета здесь ты не найдешь! И всего-то за один разочек. Еще благодарить потом меня будешь!

Весельчаки на палубе вновь дружно захохотали. Соня оглянулась на Талгата — тот сидел, отвернувшись от корабля, и, свесив руку, лениво плескал в воде ладонью.

«Ну, подожди ты у меня!» — рассвирепела Соня.

— Ну, ты даешь, Муншаб! — подтрунивали над чернобородым его приятели. — Да за такое дерьмо с тобой не то что эта красотка, а и овца не пойдет! Ха-ха-ха!

— А это мы сейчас посмотрим! — вскипел матрос. — Я вам покажу, как объезжают таких непокорных кобыленок! Последний раз тебе спрашиваю, — свесив голову вниз, с угрозой закричал он Соне, — пойдешь по-хорошему?

— Сено к лошади не ходит, — подняв голову вверх, невозмутимо отозвалась вдруг девочка. — Если уж тебе так приспичило, спускайся сюда, тогда и поговорим.

На палубе на мгновение воцарилось гробовое молчание, потом чернобородый, оглянувшись на товарищей и довольно хохотнув, перевалился через борт и стал спускаться по веревочной лесенке в лодку. Соня краем глаза заметила, что Талгат повернулся к ней, и в его глазах мелькнул огонек тревоги.

Матрос, уже почти добравшийся до лодки внезапно остановился: он почувствовал, как что — то острое и холодное уперлось ему прямо в поясницу. Кинжал!.. Соня надавила чуть посильнее:

— Что же ты встал? — медоточивым голосом произнесла она. — Неужели расхотелось? Или забыл что-нибудь наверху?

Матрос, вцепившись в перекладины лестницы не мог заставить себя даже пошевелиться. Острая сталь уже впилась ему в спину, и он чувствовал, как из разреза на коже начинает сочиться кровь.

— Ты чего? — только и смог прохрипеть он, — шуток не понимаешь, что ли, совсем дикая?

— Я тоже, знаешь ли, обожаю пошутить, — со злостью сказала Соня. — Этим кинжалом таких, как ты, порезано человек двадцать! Исключительно ради шутки!

Она надавила сильнее.

— Давай живо наверх! — потребовала она. — Если поторопишься, останешься в живых. Может быть…

— Сумасшедшая! — прохрипел матрос, сваливаясь на палубу под громоподобный хохот приятелей.

— А ты что вылупился? — набросилась Соня на Талгата, который с открытым ртом смотрел на происходящее. — Мог бы и защитить меня, осел безмозглый!

— Да я… — смущенно протянул Косой. — Понимаешь…

— Сиди уж! — Соня презрительно махнула на него рукой. — Все вы только зубоскалить и можете…

От позора Косого спасло только появление Хункара.

— Лови! — Перегнувшись через борт, тот бросил в лодку объемистый мешок.

— Ух, ты, сколько! — радостно завопил Талгат, легко принимая мешок на руки. Он бережно уложил его, чтобы не замочить: суденышко было старым, и, пока они шли к длинным островам, успело набрать воды. Хункар попрощался с капитаном и быстро спустился вниз.

— Давайте-ка быстрее! — бросил он Талгату и Соне. — Отсюда не видать, но там идет большая туча. Похоже, движется прямо на нас. Как бы в бурю не угодить… Ставь парус! — кивнул он Косому и оттолкнулся веслом от борта корабля.

Он сделал несколько сильных гребков. Огромная черная туча словно выползала из-за удаляющегося судна, и, когда они отошли дальше, стало видно, что тьма затмила почти весь горизонт.

Талгат расторопно поставил парус, и в то же мгновение налетел первый порыв ветра. Он был таким сильным, что даже корабль, до которого было уже больше ста шагов, резко накренился под его напором. Матросы на палубе забегали как ошпаренные, подчиняясь приказам капитана.

— Держи вон к тому мысу! — прокричал Хункар, уворачиваясь от брызг. — Там укроемся, покуда буря не спадет!

 

Глава VI

Лодка, подгоняемая порывами ветра, мчалась вперед. Небо быстро темнело, и Соня, обернувшись назад, уже не могла различить силуэт корабля, от которого они отошли только что: все потонуло в сплошном сером мареве. Еще мгновение, и хлынул дождь. Поднялось сильное волнение, и лодку качало вперед-назад, как ореховую скорлупку.

— Уйди с кормы! — Соня скорее поняла по жесту, чем расслышала слова брата.

Рев ветра и плеск разбушевавшихся волн заглушали его голос. Девочка кивнула и, хватаясь руками за борта, перебралась на середину лодки, туда, где Талгат, отворачивая от дождя лицо, пытался направить парус так, чтобы ветер гнал лодку к берегу. Соня схватилась рядом с ним за перекладину паруса, но и вдвоем им было не удержать его.

Ткань намокла, она то висла бесформенным комком около мачты, то, расправляясь под натиском ветра, хлопала со страшной силой и вновь нахлестывалась о деревянный шест. Наконец рывок ветра оказался настолько резким, что раздался треск, мачта переломилась и подхваченная вихрем вместе с обрывками паруса исчезла в волнах. Лодка стала совершенно неуправляемой: ее швыряло в разные стороны.

— Мешок! Держите мешок! — заорал Хункара.

Соня посмотрела под ноги и увидела, что тюк с драгоценным грузом намок. Тогда она, держась одной рукой за борт лодки, чтобы не вывалиться в пенящееся море, ногой запихнула его поглубже под сиденье.

«Высушим потом, — подумала она. — Главное — не потерять!»

Налетевший шквал сорвал лодку с волны, она на мгновение повисла в воздухе, а затем тяжело шлепнулась прямо на гребень поднявшегося морского вала и сильно черпнула бортом воды.

— Где черпак? — истошным голосом завопим Талгат, ныряя под скамью. Он долго шарил там, но когда голова его вновь показалась наружу, на лице парня было написано отчаяние.

— Нет черпака! — закричал он и начал горстями вычерпать воду.

Соня попыталась помочь ему, но где там! Каждый новый порыв ветра приносил с собой столько воды, что не справилось бы и десять человек. Хункар, бросив бесполезное весло, тоже присоединился к ним, но тщетно: вода неумолимо прибывала. Наверное, старая посудина от сильных ударов волн дала трещину.

— Тонем! — в панике вопил Талгат.

Его взгляд метался по сторонам, на искаженном страхом лице читалось только одно желание — уцелеть. Он наклонился вперед, стараясь найти взглядом берег, но в пелене дождя и разошедшихся от ветра высоких волн, невозможно было ничего разобрать.

— Смотри! — вдруг заорал Косой, и щеки его от ужаса приобрели землистый оттенок.

Соня с Хункаром одновременно повернулись в ту сторону, куда указывала его рука, и увидели нечто похожее на струйку дыма от костра, поднимающуюся из моря. Она клубилась, каждое мгновение изменяя свои очертания, становясь более широкой вверху, соединяясь с тучами. Как завороженные, ребята, судорожно вцепившись руками в лодку, не могли оторвать взгляда от зловещего зрелища. Постепенно тонкий сначала столбик превратился гигантскую воронку, которая в сполохах молний казалась черной. Бешено вращаясь, она увлекала в себя волны и неслась прямо в их сторону.

— Смерч! — обреченно произнес Талгат и опустился на дно своего суденышка, которое еле держалось на поверхности; почти полностью залитое водой.

Воронка стремительно приближалась, и Соня неожиданно ощутила смертельный страх, которого не чувствовала никогда в жизни. Она вдруг поняла: все, конец, ничто не может спасти их… Последнее, что ей врезалось в память, — сведенное судорогой лицо брата, потом все поглотила черная и удушающая мгла. И девочке казалось, какая-то гигантская рука вытащила ее из лодки и поволокла…

Дальше не стало ни верха, ни низа — ее несло куда-то с невероятной силой и скоростью, тащило, швыряло, кувыркало, обдавало леденящими потоками воды. Она не могла вздохнуть, потому что всю ее накрыло, спеленало, сжало давящее со всех сторон облако, тяжелое, пронизывающее насквозь и сковывающее движения.

Сколько это продолжалось, Соня не знала, но внезапно она ощутила сильный удар, как будто тело ее с размаху налетело на препятствие. Она на мгновение потеряла сознание, но быстро очнулась, чувствуя дуновение ветерка. Соня улучила момент, ухитрилась вдохнуть глоток воздуха. Нырнула поглубже, чуть передохнула от ударов волн.

«Спасена!» — мелькнула мысль, когда она снова вынырнула на поверхность бушующего моря. Огромные валы то бросали девочку вниз, то поднимали на гребень, но теперь она уже успевала нормальная дышать и пыталась оглядеться.

Ни лодки, ни ее спутников ей не удалось обнаружить, по-прежнему только пелена косого дождя вокруг и пенистые шапки разбушевавшихся волн.

«Где берег?» — Она судорожно вертела головой, стараясь разглядеть хоть какой-нибудь признак суши.

Но серая хмарь застилала и небо, и море. И все усилия Сони теперь были направлены только на то, чтобы удержаться на поверхности воды. Надежды девочки таяли, но неожиданно она вскрикнула от удара по ноге, лодыжка сразу же заныла от острой боли.

«Что это? — пронеслось в голове Сони, и тут же она вновь почувствовала прикосновение чего-то твердого. — Неужели берег?»

Она из последних сил сделала два-три мощных гребка.

Да! Соня не могла поверить в свое счастье: нога ступила на зыбкий песок! Девочка, оттолкнувшись, сделала еще гребок и твердо встала, но тут же новая волна подняла ее вверх. Девочка понеслась к берегу, помогая себе руками, а когда вновь ощутила под ногами спасительную твердь, бросилась вперед. Соня не смогла достичь берега, когда следующая волна накрыла ее с головой, но уже не отнесла так далеко. Еще одна попытка, и Рыжая побежала по мелкой воде, стараясь обогнать новую волну. В сумерках и пелене дождя она увидела поднимающийся вверх невысокий Скалистый склон, но тут с шумом и грохотом ее накрыл новый пенный вал. Девочку потащило по песку, она чуть не разбила лицо о камень, увернулась… ей удалось вскочить, и она со всех ног кинулась к прибрежным скалам. Ей повезло: она попала на узкую песчаную промоину, уходящую вверх. Если б не эта спасительная ложбинка, ей бы не выбраться на сушу — волны неминуемо расплющили бы ее своими ударами.

Соня, увязая по щиколотки в песке и помогая себе руками, выбралась на ровную часть берега, поднятую над морем. Потом она долго без сил бежала на пожухлой и мокрой траве у подошвы холма, а море разъяренно ревело внизу, Словно злясь, что упустило добычу.

Девочка не замечала ничего: ни хлещущие по ее телу струй дождя, ни воя бури — и только немного отдышавшись, начала приходить в себя и осознавать, что, похоже, самое страшное позади. Прошло немало времени, пока она смогла подняться на ноги и оглядеться по сторонам. Уже стемнело, небо казалось почти черным в светлых пятнах клочковатых туч, убегавших за гребень холма, сполохи молний и раскаты грома слышались где-то вдалеке, но море еще шумело, не успокаиваясь.

Соня зябко поежилась: теперь она ощутила, что промокла насквозь и измучена так, будто целый день ворочала камни. Одежда на ней была разорвана в клочья, и остатки ее прилипли к мокрому телу — только это позволяло им каким-то образом еще держаться.

«Хункар! Талгат!» — Она с надеждой взглянула на море, но на расстоянии двадцати шагов от пенных гребней, бьющихся о берег волн все терялось во мраке. Соня приложила ладони ко рту и закричала, но тут же поняла всю тщетность своей попытки — в реве прибоя ее голос не услышат. Она пошла, всматриваясь в набегающие валы, но, кроме них, ничего не видела.

«Погибли… оба погибли!» — И девочка повернула в обратную сторону, по направлению к городу.

Зубы ее стучали от холода, и Соня побежала, стремясь согреться и побыстрее добраться домой. Море успокаивалось и уже не ревело так свирепо. Взошедшая луна сквозь прорехи, а облака освещала все вокруг скудным светом, достаточным, чтобы различить дорогу, и Соня могла не опасаться, что споткнется в темноте.

Дальше берег спускался к морю, и по светлому песку бежать было еще легче. Она помчалась, что есть сил и вскоре согрелась, но быстро выдохлась и перешла на шаг. Слабый отсвет вдали — огни засыпающего Майрана — радовали ее. Расстояние до города оказалось большим, чем она подумала вначале, но Соню это не огорчило: лишняя лига пешком немного значит в сравнении с тем, что ей довелось только что испытать…

Ее внимание привлек какой-то темный бугор впереди. Сначала Соня решила, что это камень или куча водорослей, но очутившись ближе, разглядела выброшенное на берег, тело человека. Она стремглав помчалась к нему. Хункар!

Ее брат лежал навзничь на мокром песке у самой кромки воды, и волны, лизнув ему ноги, с шумом откатывались назад.

— Хункар! Хункар! — Девочка приподняла голову брата, повернула набок, из носа и рта полились струйки воды.

С трудом приподняв его за плечи, Соня повернула парня на живот и попыталась встряхнуть посильнее. Набежавшая волна окатила их брызгами, и девочка, схватив тело брата под мышки, с трудом поволокла его повыше на берег.

Она уложила Хункара на спину и несколько раз ударила по щекам, но ее попытки успеха не имели: он не подавал признаков жизни.

— Хункар! Очнись же! — в отчаянии повторяла Соня, тряся его за плечи.

Брат оставался нем, его голова безжизненно моталась из стороны в сторону. Соня, потеряв надежду помочь Хункару, в изнеможении опустилась рядом.

Небо совсем расчистилось, и звезды одна за другой вспыхивали на небе, чуть посеребрена ном светом узкого серпика луны. Вдруг раздался слабый стон. Девочка оглянулась на брата думая, что ей почудилось, но грудь его судорожно поднялась, и он сделал глубокий вдох.

— Хункар! Брат! — закричала она во всю силу своих легких. Его веки на мгновение распахнулись, парень вздохнул еще раз и открыл глаза. Некоторое время он бессмысленно смотрел вверх потом повернул голову к Соне:

— Ты… — и обессилено умолк.

— Я! Я! Это я, Соня! — Девочка припала к нему.

— Не тормоши меня! — слабым голосом прохрипел Хункар, потом посмотрел на сестру и попытался приподняться.

Соня помогла ему, и Хункар, повернувшись сначала на бок, оперся на руку и с трудом сел.

— Где Талгат? Где лодка? — спросил он почти нормальным голосом.

— Лодка разбилась. Ты ничего не помнишь? — Девочка была настолько рада возвращению брата к жизни, что обо всем остальном просто не думала. Мы живы! Живы! Понимаешь?

— Понимаю… — он снова глубоко вздохнул и уставился на сестру.

Лицо его приняло недоуменное выражение, и Соня, проследив за его взглядом, вспомнила, что на ней только жалкие лохмотья.

— Чего пялишься, бесстыжая морда? — сурово спросила девочка, безуспешно пытаясь стянуть на груди остатки одежды. — Мало насмотрелся на проделки вашей Обезьяны?

— Успокойся, — ухмыльнулся Хункар. — Ты же мне сестра. А где Талгат? — отвернувшись, спросил он.

— Не знаю… — прошептала Соня. — Утонул, скорее всего, твой Талгат… Но может, это и к лучшему…

— Как — к лучшему? — ошарашенно переспросил Хункар.

— Да так! — отрезала Соня. — Теперь точно ничего не разболтает!

— Вот ты какая… — Хункар захлопал глазами, силясь осознать услышанное. В глубине души он понимал жестокую правоту сестры, но разум воспринимать ее отказывался.

— Не рыдай, — одернула его Соня, вскакивая на ноги. — Пошли домой, я совсем замерзла…

Отчаяние, вызванное потерей брата, сожаление по поводу нелепой смерти Талгата в Сониной душе уступили место одному желанию — поскорее попасть в тепло.

— Подожди… — опираясь на ее руку, Хункар наконец поднялся с земли. — А мешок где?

— Идем! — потянула его за рукав девочка. — Вспомнил… Там, где и лодка. — И, помолчав, жестко добавила: — и Косой…

— И еще, — когда они уже торопливо шагали вперед, к огням Майрана, наставительно промолвила Соня. — Родителям скажем, что поехали покататься на лодке и попали в шторм. Понял?

— Угу-гу-гу, — согласно кивнул брат, стуча зубами.

Хункар осторожно, стараясь не производить лишнего шума, отворил калитку в заднем конце двора. Они собирались незаметно проскользнуть к дому, но услышали крик:

— Сиэри! Она здесь!

От ворот спешил отец с лампой, поднятой в правой руке.

— Где тебя носило? — набросился он на дочь, не заметив стоящего чуть поодаль от нее Хункара. — Боги! — подойдя ближе, воскликнул он. — Что приключилось?

От дома уже бежала Сиэри, на ходу причитая:

— О, девочка моя! Жива!

Она с разбегу чуть не налетела на вышедшего вперед сына и только тогда заметила, в каком виде ее дети. Оторопело глядя на них, она на некоторое время лишилась дара речи, а потом, как следует, огрев Хункара по щеке левой ладонью, прижала к себе дочь:

— Бездельник! — повернулась она к сыну, не переставая гладить Соню по мокрым волосам. Сам неизвестно где шляешься, так зачем же сестру с собой поволок?

— Да я… — потирая щеку, начал оправдываться Хункар, но мать, не слушая его, повернулась к мужу: — Келемет! — чуть не рыдая, простонала она. — Сделай же что-нибудь!

— Хватит! — гаркнул на нее муж. — Идите в дом, переоденьтесь в сухое. Мать принеси горячего вина с травами. Тогда и поговорим.

 

Глава VII

Скандал в доме произошел грандиозный. Даже Ална на следующее утро сочла необходимым вмешаться и, поджав губы, посоветовала матери:

— Надо отправить ее подальше от Майрана, в какой-нибудь храм на обучение. С ней тебе не справиться. А я могу попросить сестер.

— Иди ты со своими сестрами… — Последнее слово Соня прошептала едва слышно. Но жестом сопроводила недвусмысленным.

— Вот, видишь, отец, что творит? — оскорбленная в лучших чувствах, Ална беспомощно оглянулась на Келемета, ища поддержки.

— Да уж, вижу, — усмехнулся он. — Ладно, не гневите богов — хорошо, что хоть живы остались, мокрые кошки… Но, может, ты и права, — посмотрел гирканец на старшую дочь. — Надо подумать… А ты, Рыжая, хорошенько запомни: дальше дома этой трещотки, как ее там?.. — обернулся он к Соне.

— Илинна, — хмуро глядя в пол, проговорила дочь.

— Вот, вот, — прищурился Келемет. — Дальше ее дома тебе путь заказан. Иначе выдеру араод ником. Хорошо меня поняла?

— Угу… — с облегчением вздохнула Соня. Ее немалый опыт подсказывал: на этот раз гроза миновала.

* * *

Удод яростно шипел, словно рассерженный кот:

— Ты понимаешь, сучий потрох, какие деньги мы потеряли?

— Конечно, я тоже считать умею, — оправдывался Хункар. — Но я не виноват… Я же сказал тебе, мы попали в страшную бурю, лодку разбило, Талгат утонул.

Ватага молча слушала разговор главаря с Хункаром. Каждый знал: за листья желтого лотоса, что стали добычей разбушевавшегося моря, был отдан целый кошель серебра. И кто знает, может, Хункар просто хотел все свалить на шторм, а Талгата предусмотрительно убрал с дороги, чтобы тот не продал его Удоду? Как оно было на самом деле?

Мальчишки сидели тихо, боясь вымолвить хоть слово, иначе гнев предводителя мог запроста обрушиться на любого из них. Сони не было — девочка благоразумно решила первые день-два не ссориться с родителями. Потом все успокоятся, надеялась она, и можно будет зажить по— старому.

— Значит, поступим так… — Удод повертел своей маленькой головкой по сторонам, — даю тебе три дня! Потом принесешь деньги. Верно я говорю, разбойники? — Он обвел глазами сидящих перед ним мальчишек.

— Верно, — послышался нестройный хор голосов.

— Удод! — взмолился Хункар. — Где же мне взять столько денег?

— Не знаешь, где достать, — проси у отца! — усмехнулся главарь. — И запомни, — его глаза зловеще сверкнули, — если не принесешь, можешь пенять на себя. Рахманкула помнишь?

Лицо Хункара покрылось холодным потом, в висках болезненно застучало.

— Давай я отработаю, — жалобно проскулил он. — Пойми, мне не найти столько денег за раз!

— Я сказал, — жестко отрезал главарь. — Через три дня. Ступай!

Хункар на подгибающихся ногах вышел из Подвала и без сил прислонился к стене дома. Руки предательски дрожали, перед глазами плавали огненные круги.

«Бежать из этого Майрана! — билась в голове одна только мысль. — Убьет же, скотина, как пить дать, убьет! Но куда?..»

Парень медленно пошёл по проулку, понурив Голову и ссутулив плечи, придавленный своим несчастьем.

«Сестра!» — неожиданно вспыхнуло в мозгу. Но тут же понял, что и ее денег не хватит. «Но если принесу половину… — с надеждой подумал он. — Может, сумею уговорить этого ублюдка подождать. Не убьет, решит дождаться остального…»

Он вошел в дом и, пройдя через нижнюю комнату, стал подниматься по лесенке в комнату сестер.

«Хорошо, что никого нет, — открыв дверь, подумал он. — Где она их, интересно, прячет?»

Хункар методично и со знанием дела обшарил оба сундучка, заглянул под матрацы на кроватях — нигде не было и следа того мешочка с серебром, что он видел в руках сестры.

«Придется попросить, — решил он. — Неужели сестра откажет? Не захочет же рыжая шельма, чтобы Удод убил ее брата?.. А если пожадничает? — Он похолодел от страха. — Попрошу взаймы!..»

Парень сел на кровать, обхватив голову руками. Погруженный в свои мысли, Хункар не слышал, как Соня поднялась по лестнице, и открыл глаза только на стук открывающейся двери.

— Привет! — кивнула она брату. — Что это ты делаешь в нашей спальне?

— Со мной приключилась большая беда… — Хункар с виноватым видом посмотрел на сестру. — Удод требует с меня деньги!

— Какие деньги?

— Те, которые отдали за листья…

— Он совсем с ума сошел? — презрительно повела плечом Соня. — Ты разве виноват? Мы сами еле спаслись…

— Я объяснял, а он слышать ничего не хочет, — заскулил Хункар.

— А если не принесешь?

— Тогда… — Брат выразительно провел ладонью по своему горлу.

— Ох, бедненький! — ехидно бросила девочка. — Ты не пробовал искать другого выхода?

— Нет, искал! Дай мне денег. В долг, в долг, — видя, как поднялись брови сестры, торопливо добавил Хункар. — Я верну… Постепенно…

— Ах, вот что ты делал здесь! — усмехнулась Соня. — Искал мой кошель с монетами. Или скажешь — нет?

— Рыжая, да я… — начал брат.

— А что на это сказали остальные? Как обычно, молчок? — спросила Соня, не желая выслушивать его сбивчивые оправдания.

— Ты же знаешь… — подавленно взглянув на сестру, ответил Хункар. — Они все смотрят ему в рот. Как он скажет, так и будет. Кто ему возражал когда-нибудь? Все имеют голову на плечах, своя шкура дороже.

— Надо же, нахватался разумных мыслей! Рассуждаешь, словно познал мудрость древних, — Съязвила сестра. — Почти как Джанель…

— Эта та, которая была в Аренджуне? — спросил Хункар, чтобы поддержать беседу, втайне надеясь, что сестра, смягчившись, все-таки даст ему денег. — Хорошая девушка…

— Ошибаешься, — фыркнула Соня. — Расфуфыренная глупышка, хотя в Аренджуне ее и пытались обучить чему-то. Впрочем, безуспешно. — Она усмехнулась. — Впрочем, тебе виднее, ты же у нас здорово разбираешься в женщинах…

— Ты дашь мне взаймы? — окончательно потеряв терпение, спросил Хункар.

— И не подумаю! — жестко отрезала сестра. — Сам ведь не веришь, что сможешь отдать! Да как ты мог распустить сопли из-за пустяка? — набросилась она на него. — В кого ты уродился таким тюфяком? Ты должен брать пример со своего отца, а не с каких-то водоносов с рынка, у которых душа расстается с телом при одном только виде клинка…

— Он же убьет меня… — запричитал парень. — Сама прекрасно знаешь, каков Удод…

— Если будешь вести себя как трусливый шакал, конечно, убьет! — Девочка посмотрела на Хункара, прищурив глаза. — Что, руки растут не из того места? Чему нас учил отец?

— Но их же много! — чуть не взвизгнул брат, втянув голову в плечи. — И потом, Удод владеет ножом не хуже меня…

— Владеет ножом… не хуже меня… — передразнила его Соня. — Красиво говоришь! Да только никто из мальчишек по доброй воле не станет его защищать… Никогда об этом не догадывался?

— А если он прикажет?

— Так постарайся управиться до того!

— Тебе легко говорить, — внезапно перешел в атаку Хункар. — С тебя и спроса нет, хотя не я один там был…

— Узнаю своего брата — в первую очередь пытается свалить вину на кого угодно, — язвительно произнесла девочка. — Да, ты там был не один. Ты еще Косого забыл упомянуть! Только вот с него, бедняги, теперь не спросишь! — Она посмотрела на него взглядом, полным презрения — Ты жалкий трус!

— Что же делать? — упавшим тоном спросил Хункар.

— Но все-таки ты мне брат, хотя иногда я и удивляюсь этому… Ладно! Уговорил, — сказала Соня. — Когда, говоришь, он велел принести деньги?

— Я же знал, ты не бросишь меня в беде! — с явным облегчением воскликнул Хункар.

— Ты не так меня понял, — прервала его восторги сестра. — Денег для этого ублюдка ты не получишь.

— Но он велел…

— Я пойду с тобой, и думаю, мне удастся уговорить его!

— Он ни за что не согласится, ты его знаешь…

— Да уж знаю, — усмехнулась Соня. — Не бойся, он будет просто в восторге!

* * *

На следующий день, когда Соня с Хункаром вошли в логово шайки, там их встретили только двое: Волчий Клык и Тюк. Они лениво жевали свою жвачку, прислонившись спиной к стене, и, не проявив особого интереса к вошедшим, небрежными кивками ответили на приветствие.

— Где Удод? — спросила Соня, подойдя почти вплотную к Клыку.

— Придет, — захихикал тот, глядя на нее замаслившимися глазами.

Соня смерила его презрительным взглядом и, пройдя в глубину помещения, привычно села в кресло главаря. Хункар опустился невдалеке на какой-то хлам и, сжав голову руками, невидящим взглядом смотрел в пустоту перед собой.

Утром он попробовал еще раз уговорить сестру, но та наотрез ему отказала. Теперь его трясло от страха, хотя парень изо всех сил старается не подавать виду.

Предводитель пришел довольно скоро. Он удивленно посмотрел на Хункара, поднявшегося со своего места при его появлении. Соня не шелохнулась, деланно безразличным взглядом смерив Удода!

— Принес? — усмехнулся главарь. — Я не сомневался…

Закончить фразу он не успел. Краем глаза он уловил резкое движение Сони, но и только: кинжал, который мгновение назад она держала за спиной, уже вонзился в живот Удода.

Главарь, согнувшись, схватился руками за рукоять, и лицо его исказилось от боли. Он качнулся, попытался шагнуть к ненавистной девчонке и рухнул лицом вниз. Тюк и Волчий Клык вскочили. Но тут в руках Сони блеснул еще один клинок — и парни тут же уселись обратно.

— Вы ведь ничего не видели? — выразительно спросила Соня.

Нагнувшись, она ловким движением перерезала Удоду шею от уха до уха. Лицо ее осталось, спокойным, только мстительная усмешка заиграла на губах.

Оба мальчишки дружно замотали головами.

«Твой отец свидетелей оставлять не любил», — вспомнила Соня слова Рашмаджана.

— Может… — повернулась она к Хункару.

— Что ты? Что ты? — с исказившимся от ужаса лицом, тот замахал руками.

— Слюнтяй! — Она посмотрела на брата и повернулась к намертво приклеившимся к стене мальчишкам. — Возьмите вашего бывшего, — она небрежно кивнула на скорчившееся на полу тело, около которого растекалась порядочная лужа крови, — и отнесите его за изгородь, в конце тупика. Ну? Что застыли?..

Тюк и Волчий Клык стремительно рванулись со своих насестов. Схватив Удода за руки и за ноги, они проворно поволокли тело к выходу.

— Стойте! — Соня подошла к ним, выдернула клинок из раны.

Вытерев его об одежду убитого, она кивнула парнишкам и повернулась к Хункару:

— Вот и все, — произнесла она так буднично и просто, что у Хункара по спине пробежал противный холод. — Ты никому ничего не должен.

— Прав был Талгат, — переведя дух, сказал старший брат, — ты, Соня, настоящая змея… Рыжая змея, — добавил он, и впервые за последние дни на его губах показалась слабая улыбка.

* * *

Когда они вошли во двор, отец вновь ждал детей у порога.

— Я ведь тебе ясно сказал: не дальше дома твоей подружки, — устало произнес он. — Мое терпение иссякло. Иди за мной.

Соня поспешила следом и увидела мать, держащую лист пергамента.

— Ну, вот и все! — почти теми же словами, что Соня произнесла чуть раньше, приветствовала ее Сиэри. — Наконец-то я смогу вздохнуть спокойно.

Девочка вопросительно посмотрела на нее, потом перевела взгляд на отца.

— Мой старый знакомый прислал письмо — кивнул отец на пергамент в руке жены, — он приглашает тебя пожить у него.

— Где это? — не поняла Соня.

— Поедешь в Хауран, — сказал Келемет, и по его голосу Соня поняла, что этот вопрос решен окончательно и любые споры бесполезны. — Поживешь там год или два. Обучишься всему, что стоит знать приличной девице. Маади был не последним человеком в столице, а уж в провинции и вовсе стал важной персоной. Кстати, у него дочь твоих лет, — продолжал отец. — Подружишься с достойными людьми, а не с теми шалопаями, с которыми водится твой брат. Так что собирайся. Завтра отправишься в путь…

— Но я не хочу уезжать отсюда, отец! Как же мы расстанемся? — Неожиданно даже для самой себя Соня хлюпнула носом. — Я вас всех так люблю, да и мама будет переживать…

Сиэри растерялась от подобных речей строптивой девчонки, и на ее глаза навернулись слезы.

— Келемет, — повернулась она к мужу. — Может быть…

Тот не дал ей договорить и твердо произнес;

— Соня уедет. — Он устало повернулся к дочери и улыбнулся. — Пойми, малышка, это тебе не в наказание… хотя ты его вполне заслуживаешь! И не простая прихоть… Маади прислал мне письмо неспроста. Он сообщает тревожные вести. Мы с матерью вынуждены отправить вас, тебя и Алну, подальше отсюда: времена наступают неспокойные. А в Хауране пока все мирно…

Соня кивнула. Хотя она не вполне понимала намеки отца, но привыкла, что Келемет всегда знает, о чем говорит. Девочка напряженно ждала Продолжения.

— Ална завтра уедет в свой храм, к сестрам, — в глазах Келемета, как показалось Соне, промелькнула смешливая искорка, но тут же исчезла, уступив место озабоченности, — а мы с мамой и с мальчиками будем пока управляться тут. Ну а там видно будет. Всякое бывает, — вздохнул он, обведя семейство глазами. — Так что иди, Рыжая, собирай вещи. Ничего не поделаешь, дочка.

* * *

Когда на следующее утро несколько всадников по извилистой тропе взобрались на перевал и весь Майран оказался перед ними как на ладони, один из верховых, обернувшись к Соне, бросил:

— Посмотри на свой город, девочка! Неизвестно, когда увидишь его в следующий раз.

— Очень даже известно, — возразила Соня. — Отец сказал: следующим летом я смогу на пару лун вернуться домой, навестить их.

Сама она не очень верила в то, что так и будет: в прощальных словах отца Соня уловила скрытую тревогу и невысказанное предостережение. Но девочке не хотелось выказывать слабость или сомнения при посторонних…

— Ну, тогда конечно. Келемету можно верить… — Мужчина сумрачно усмехнулся в бороду и тронул коня: — В путь!

Соня все же повернулась взглянуть на город, и на мгновение ей стало немного грустно: окончились ее дни среди лихих майранских мальчишек. Стало жаль пропавшего средь бурных волн Талгата и других, кому больше не радоваться солнцу и соленому запаху моря… Но грусть промелькнула мимолетным облачком и уступила место новым надеждам.

Девочка тронула поводья и поскакала вслед за спутниками, ни разу больше не оглянувшись.