Не так давно полиция Остина, штат Техас, добилась самого большого успеха в истории борьбы с наркотиками. Сотрудники департамента общественной безопасности штата легким движением руки изъяли наркотиков на сумму свыше 1,8 млрд долл.! В особенности следует отметить, что операция прошла абсолютно тихо и незаметно — не было выпущено ни единой пули, и никто не пострадал. На самом деле, ни один полицейский даже не вставал из-за своего рабочего стола, не говоря уже о том, чтобы достать пистолет из кобуры. Крупнейшая облава удалась просто-напросто благодаря тому, что изъятая на границе контрабанда была пересчитана не в оптовых, а в куда более высоких розничных ценах. Одним лишь росчерком пера общая стоимость перехваченных властями штата наркотиков выросла со 161 млн долл. до 1,8 млрд долл. Подобная ревизия пришлась полиции как раз кстати — ведь через неделю им нужно было сдавать отчет о выполненной работе.

Будь то мексиканские генералы, которые раздувают стоимость костра из марихуаны, или техасская полиция, стремящаяся завысить ценность изъятого добра, — все власти, ответственные за борьбу с наркотиками, похоже, умеют проявлять избирательное понимание экономики. Тогда совсем не удивительно, что из полицейских получаются не слишком надежные экономисты. А что если дать экономисту шанс побыть полицейским?

Это не такая уж и странная идея, как вам могло показаться. В бизнес-центре на юге Уэльса команда исследователей изучает довольно необычную информацию. Большинство аналитиков в официальном счетоводстве Великобритании — Службе Национальной Статистики — и вправду просиживают сутками за расчетом таких скучных показателей, как инфляция и безработица. Но с 2014 года перед ними была поставлена задача работать не только с наблюдаемой, но и с теневой экономикой. Пока что они ограничились рынком наркотиков и интимных услуг, для оценки которых используют те же модели расчета, что и для легального бизнеса. И первые результаты их труда показали, что в Великобритании торговля запрещенными веществами добавляет к ВВП около 7,4 млрд долл. ежегодно — примерно столько же, сколько и рекламный бизнес. А проституция генерирует и того больше — 8,9 млрд долл. Их суммарный вклад в экономику страны даже больше, чем сельского хозяйства.

Но как же все-таки странно изучать статистическую методологию, которая довольно сухим языком объясняет, что из доходов производителей марихуаны вычитается стоимость электричества, а из доходов проституток — стоимость «резиновых изделий». Работа была выполнена тщательно и не упускает ни малейшей детали. За основу расчетов по марихуане была взята информация Министерства окружающей среды, питания и сельского хозяйства; данные по проституции рассчитывались исходя из предположения о ежемесячных расходах на одежду в размере 170 долл. и еще по 70 центов на контрацептивы за каждого клиента. Все это больше напоминало бы какой-то розыгрыш, если бы отчет не был официально опубликован. И тем не менее, все больше стран предпочитает анализировать преступность как обыкновенную бизнес-единицу, ведь из такого анализа можно почерпнуть немало полезной информации. Например, сегодня все страны Европейского Союза охотно включают в свою систему национальных счетов рынки интимных услуг и наркотиков. А тем временем Великобритания уже подумывает над тем, чтобы расширить область статистических исследований нелегальным игорным бизнесом, пиратской музыкой и программным обеспечением, а также крадеными вещами. Что же мы получим, если преступность будет рассматриваться не только в рамках войны с ней или морального права, но и как самостоятельный бизнес?

В этой книге я постарался изучить деятельность картелей как обыкновенную отрасль экономики. Оказалось, что между ними и обычными компаниями много общего — от трудностей в управлении персоналом до рисков, связанных с деятельностью интернет-магазинов. Но особенно важно и то, что слишком часто все попытки придушить наркоторговлю попросту не работают. Почему же тогда власти с легкостью отказываются от неэффективных мер по управлению законным бизнесом, но столь яро привержены им в борьбе с преступностью? Я пришел к выводу, что в своих бессмысленных потугах они допускают четыре основные ошибки.

Ошибка 1. Одержимость поставщиками

В безудержной войне с наркотиками власти сконцентрировали все свое внимание на поставщиках — продавцах — в то время как существуют признаки того, что куда логичнее было бы обратить внимание на субъекты спроса. В первой главе мы выяснили, что распыление тонн химикатов над кокаиновыми плантациями в Андах никак не сказалось на розничной цене кокаина, несмотря на долгие годы насилия и колоссальные государственные расходы. Главным образом, это произошло из-за того, что покупательная сила картелей позволила тем возложить издержки на фермеров, как это делает «Walmart» по отношению к своим поставщикам. Более того, стоимость сырья — листа коки — попросту очень низка, так что она и не может повлиять на цену конечного продукта. Так, издержки на покупку сырья для изготовления одного килограмма кокаина составят всего пару сотен долларов. Учитывая, что этот же килограмм порошка будет затем продан за 100 000 долл., даже двукратный рост стоимости сырья добавит менее 1 % к стоимости готового продукта. Поэтому нацеливаться нужно на тот конец цепочки поставок, который располагается уже в непосредственной близости к потребителям в развитых странах. Только конфискация заметно подорожавшего товара сможет нанести ощутимый вред наркокартелю.

Есть еще одна причина, по которой воздействие на поставщиков если и вообще возможно, то зачастую оказывается малоэффективным. Обычно если цена продажи растет, то спрос должен снижаться. Однако, снижается он не всегда одинаково. Спрос на некоторые товары весьма эластичен. Это означает, что даже за небольшим повышением цены может последовать резкий обвал продаж. На другие же продукты спрос неэластичен — то есть потребители будут покупать столько же, сколько и раньше, даже при значительном повышении цены. Измерить эластичность спроса на наркотики не так-то просто, ведь данные по ценам и объемам потребления не слишком точны и надежны. Однако, судя по всему, спрос на запрещенные вещества отличается довольно низкой эластичностью. Так, в одном американском исследовании отмечается, что эластичность спроса на марихуану составляет 0,33 — то есть 10 % рост цены снизит потребление всего на 3,3 %. В других исследованиях, посвященных вероятности обнаружения следов наркотиков в анализе мочи задержанных, называются цифры и того меньше — 0,17 у кокаина и 0,09 у героина. Иными словами, при повышении цены на кокаин на 10 %, число людей, у которых анализ был положительным, снижалось на 1,7 %; у героина — менее чем на 1 %.

Предположение о неэластичности спроса наркотиков по цене, в принципе, отвечает даже здравому смыслу. В особенности если речь идет о веществах, вызывающих сильную зависимость. Вспомните Синтию Скудо, героинозависимую бабушку из Денвера. Вряд ли она откажется от очередной дозы только потому, что цена немного подросла. Аналогичные выводы можно сделать и в отношении новой сферы деятельности картелей — контрабанды людей. Несмотря на то что власти США стали куда тщательнее охранять свои границы, а издержки на ее незаконное пересечение заметно выросли, соответствующее повышение цены не отбило охоты у потребителей прибегнуть к услугам «койотов». Очевидно, что спрос на них столь же неэластичен, как и на наркотики. Но это и неудивительно. Некоторое удорожание перехода через границу все равно не станет поводом отказаться от встречи со своими детьми или возможности найти более высокооплачиваемую работу.

Из неэластичности спроса на незаконные товары и услуги вытекает два следствия, которые усложняют борьбу с преступностью через подавление предложения. Во-первых, даже значительные успехи властей в повышении цены на наркотики (или на услуги «койотов») лишь немного снизят объем их потребления. При этом государству придется тратить колоссальные объемы сил и средств. Во-вторых, заметный рост цены вкупе с небольшим спадом спроса будут в дальнейшем повышать капитализацию рынка. Ну и какой же это «успех»? Представьте, что в каком-нибудь захудалом городишке конкурирующие дилеры вместе продают один килограмм марихуаны в неделю. Пусть один грамм стоит 10 долл., тогда их суммарная выручка составит 10 000 долл. Усиление полицейского надзора вынуждает дилеров поднять цены на 10 %, то есть один грамм теперь обойдется в 11 долл. Если верить эластичности, приведенной выше, то спрос на товар упадет на 3,3 %, а еженедельный объем продаж снизится до 967 грамм. Но общая выручка вырастет уже до 10 637 долл. Успешные действия полиции привели к снижению спроса, но за счет роста цен объем рынка тоже увеличился.

А что, если государство сосредоточится на стороне спроса? Давайте снова вернемся к нашему городку и предположим, что местные власти провели общественную работу против наркотиков: запустили рекламную кампанию; сделали более доступным отдых для молодежи; открыли новый реабилитационный центр и так далее. Спрос упал. Из-за этого дилеры будут вынуждены снижать цены, так как теперь они будут бороться за куда меньшее число потребителей. Так что снизится не только потребление, но и цены — двойной удар по рынку наркотиков. По этой же логике можно воздействовать и на другие нелегальные рынки. Вместо того, чтобы отлавливать «койотов», которые представляют предложение на рынке нелегальной миграции, было бы куда логичнее отнять у них спрос на предлагаемые услуги. Это можно сделать как пряником (например, выдавать больше виз, чтобы людям было легче попасть за границу), так и кнутом (сделать так, чтобы без документов в США жить было невозможно). В любом случае, если снизить число желающих незаконно пересечь границу, то, вслед за этим, уменьшится не только количество «тайных троп», но и цена на услуги «койотов».

Вне зависимости от рассматриваемой отрасли — будь то наркотики, миграция или что-то другое — суть мер остается той же. Воздействие на предложение будет лишь снижать спрос, но увеличивать не только цены, но и доходы картелей. А вот воздействие на спрос приведет к снижению и того, и другого.

Ошибка 2. Сначала сэкономили - потом расплачиваемся

В Нью-Гемпшире число заключенных непрерывно растет, а вот расходы на их содержание только сокращаются. В 2009 году одну из тюрем закрыли, а ее постояльцев распихали по оставшимся исправительным заведениям. Сокращение бюджета на 15 млн долл. в 2014 году означает лишь то, что на программы обучения и реабилитации заключенных будут выделяться сущие копейки. Чиновники признают, что это позор, но денег все равно нет. Власти не могут обеспечить должное тюремное содержание.

Однако у любого здравомыслящего человека заявления о нехватке денег вызовут лишь сомнения, особенно если он посетит городок Кин в Нью-Гемпшире. Кин поражает своим спокойствием и умиротворением. С 1992 по 2012 год здесь произошло всего три убийства. И тем не менее, местная полиция не постеснялась потратить 286 000 долл. на БТР «BearCat». На вопрос о том, зачем Кину нужен военный бронетранспортер, которому самое место в Багдаде, глава местной полиции ответил, что она будет патрулировать на «фестивале тыкв» и других массовых мероприятиях.

Кин — это яркий пример того, как власти тратятся на избыточные силовые меры, совершенно забывая о превентивных. На радость избирателям правительство заявляет, что его главный приоритет — это обеспечение общественной безопасности, а потому крупные покупки, вроде «BearCat» в Кине, пропускают без проблем. В 2002-2011 годах на такие вот игрушки МВД Великобритании выделило местной и государственной полиции более 35 млрд долл. А вот к средствам на превентивные меры оно относится куда скареднее. Нехватка денег в первую очередь сказывается на заключенных, наркоманах и других потенциальных преступниках. Вполне понятно, почему общество не спешит обеспечить им достойное существование. Но такой подход позднее оборачивается весьма крупными расходами.

Пусть вы сэкономите пару тысяч долларов на программах реабилитации и образования в тюрьмах. В результате этого бывшие заключенные (пусть их даже не так много), которых за свой срок не научили читать или бороться с зависимостью, скорее снова пойдут на преступление, нежели станут искать новую работу. А новые преступления для властей будут означать еще бóльшие расходы. В ставшем классикой исследовании специалисты «RAND Corporation» попытались сравнить, насколько теми или иными мерами государство может сократить потребление кокаина. Оказывается, что каждый 1 млн долл., потраченный на сдерживание поставщиков в странах Латинской Америки, снижает объем потребления наркотика в США на 10 кг. Если бы этот 1 млн долл. передвинули чуть выше по цепочке поставок, ближе к потребителям, то сбыт снизился бы уже на 20 кг. Превентивные меры, такие как образовательные семинары в школах, еще эффективнее — они сокращают продажи кокаина на 25 кг. Но все эти цифры — ничто, по сравнению с программами реабилитации наркозависимых. Стоит направить в них ту же сумму — и потребление снизится на целых 100 кг. Иными словами, превентивные меры до 10 раз эффективнее, чем силовые (частично потому, что нацелены на спрос, как и указано в предыдущем разделе). Скучная и совсем неудивительная правда состоит в том, что намного дешевле вылечить наркозависимого и найти для него работу, чем гоняться за ним на БТР.

На страницах этой книги мы уже встречали примеры того, как раннее предупреждение приносит государству куда более ощутимую выгоду, чем борьба постфактум. Так, в Карибском регионе тюрьмы становятся своеобразной биржей труда для картелей просто потому, что власти не стремятся сделать их более безопасными (или хотя бы покормить заключенных). В Мексике картели завоевывают общественное признание благодаря проявлению так называемой «корпоративной социальной ответственности», подменяя власти, которые не в состоянии предоставлять минимальные услуги населению своей страны. Правительствам андских государств достаточно лишь приложить немного усилий, чтобы фермеры выращивали помидоры вместо коки. Но нет — они предпочитают тратить уйму денег на бессмысленное уничтожение их плантаций. Власти Центральноамериканских государств вполне могли бы помогать молодым людям искать работу, а не ждать, пока те сами найдут ее — у одной из местных банд. В конце концов, США могли бы тоже немного потратиться на реабилитацию зависимых от рецептурных болеутоляющих, чтобы в итоге они не пересаживались на героин — бороться с зависимостью от которого куда сложнее.

Конечно, легко сказать, что на решение любой социальной проблемы нужно больше денег. Но в случае с наркотиками их и без того тратят немало — просто тратят не эффективно. Пора бы властям сменить приоритеты и перестать жадничать на действенные меры.

Ошибка 3. Местное лечение глобальной болезни

Наркоторговля уже давно вошла в век глобализации. Она стала по-настоящему безграничной и раскинулась на целые страны, и даже континенты. Не стоит ограничивать борьбу с ней лишь территорией отдельных государств. Существует множество примеров, когда успешная антинаркотическая политика в одной стране попросту перемещала этот бизнес в другую. На страницах книги мы уже рассматривали, как действует эффект «воздушного шара» или, в латинской терминологии, «эффект таракана»: стоит прогнать его из одного места — и он тут же появится в другом. Так, в 1990-х годах власти Перу добились, по словам директора управления по борьбе с наркотиками ООН, «заметных успехов» в борьбе с культивацией коки, которая после этого совершенно неожиданно стала в больших объемах расти в Колумбии. Спустя десять лет уже Колумбия избавилась от этой напасти, но теперь снова за счет Перу — а ООН опять назвала это «заметными успехами». Несмотря на оба этих «заметных достижения», что-то не особо заметно, чего именно они достигли.

Игра в кошки-мышки продолжается и в сбытовой части наркоиндустрии. Когда в 1980-х годах для контрабанды был закрыт крупнейший карибский маршрут, наркобароны обратили внимание на Мексику. Стоило властям обрушиться на их новое пристанище — и теперь они понемногу перемещаются в Центральноамериканские офшоры. Силы полиции и военных, конечно, не оставят это без внимания, а картелям снова придется переезжать — обратно на Карибы. Не меньшую ловкость преступники проявляют и в случае необходимости поменять рынок сбыта. В начале 2000-х в США наблюдался заметный спад продаж кокаина, однако ему сопутствовал аналогичный рост в странах Европы. Похоже, что в войне против наркотрафика локальных успехов достичь куда как проще, нежели глобальных. «Все, на что мы способны, это выдавить их со своей родины, чтобы это стало чьей-то еще проблемой», — мрачно сказал мне один из высокопоставленных чиновников штата на севере Мексики, когда мы проезжали в его бронированном внедорожнике по контролируемому картелем району.

Неудивительно, что власти отдельных стран не сильно беспокоятся о проблемах вне границ вверенной им территории. Уничтожение плантаций коки в Колумбии было сверхэффективным с точки зрения самих колумбийцев, хотя особо никак не сказалось на глобальном рынке. Картели — это транснациональный бизнес, но до сих пор не существует никакого наднационального органа по борьбе с ними. Есть, конечно, Управление ООН по наркотикам и преступности, но оно так зациклено на подавлении производства, что как будто просто не замечает всех недостатков подобной политики. Эксперты Управления с распростертыми объятиями приветствуют личные успехи каждой страны на этом поприще, и у них совсем не остается времени на то, чтобы подумать, как мало эти успехи значат для общего дела. Если бы обычная ТНК аналогичным образом попыталась прикрыть свою убыточность выдающимися достижениями на каком-то одном рынке, то ее акционеры вскоре начали бы задумываться о переносе своего капитала в другую компанию.

Причина, по которой эта война до сих продолжается, состоит в том, что самые крупные «акционеры» ООН — развитые государства, на которые приходится львиная доля голосов, полностью удовлетворены такой политикой. Страны Запада, традиционно потребляющие наибольшее количество наркотиков, только рады тому, что вся эта кутерьма происходит где-то вдалеке от них. Как мы уже отмечали, эффективнее всего воздействовать на наркотрафик ближе к концу цепи поставок, когда цена товара становится особенно высокой и, стало быть, его конфискация нанесет картелю наибольший ущерб. И все же небо над Лондоном или Вашингтоном не будет кишеть боевыми вертолетами. На этот счет горькое, но вполне оправданное замечание сделал Уго Альмада — профессор из Университета Хуареса. Он сказал, что США (и союзники из числа развитых государств) на своей территории войну с наркотиками ведут куда более взвешенно, чем в других странах. 4 из 10 американцев признают, что принимали (или все еще принимают) наркотики. Это означает, что общество относится терпимо к наркотрафику, покуда это не приводит к насилию. А в отношении менее состоятельных стран, которым не хватает полицейской мощи, чтобы подавить наркоторговлю, применяются санкции. «Те, кто отказывается сотрудничать, подвергается общественному осуждению, экономическому сдерживанию, односторонним мерам США при поддержке международного финансирования Всемирного банка и МВФ (Международного валютного фонда)», — пишет Мойзес Наим, эксперт по организованной преступности и бывший исполнительный директор Всемирного банка.

Президенты Латиноамериканских стран уже даже не пытаются скрывать своего раздражения по поводу такого положения дел. «Я считаю, что если американцы хотят наркотиков, то пусть ими и подавятся. Я этого не поддерживаю, но это их решение как общества и как потребителей. Они не понимают, что добровольно дают свои деньги убийцам», — сказал Фелипе Кальдерон, багровея от злости. А ведь у него есть повод злиться. Он потратил шесть лет своего президентского срока на то, чтобы уничтожить наркоторговлю в Мексике. А в это время США, хоть и настаивали на предельно жесткой политике, продолжали импортировать наркотики целыми тоннами.

Структура мирового рынка неизбежно привела к политическому тупику. Исторически сложилось так, что все страны делились на три типа: производители (Колумбия), транзитные (Мексика) и потребители (США и Европа). Из-за этого как правительства, так и их избиратели, видят только одну сторону медали. Страны-потребители, которые просто хотят не дать наркотикам достичь их границ, поддерживают самые жесткие меры борьбы, направленные в самое начало производственной цепочки, совершенно забывая о неэффективности такого подхода. В свою очередь, производители и транзитные страны не вполне понимают, почему собственно они должны тратить свои силы и средства на подавление бизнеса, деятельность которого по большей части сконцентрирована за их пределами.

Сейчас страны начинают пересматривать свое отношение к наркоторговле, и тому есть две причины. Во-первых, из-за того, что понятия «страна-производитель» и «страна-потребитель» размылись, их интересы стали совпадать. Наркотики преимущественно являются болезнью среднего класса, и по мере роста доходов в развивающихся странах, этот самый средний класс начинает потреблять их все больше — наравне с автомобилями, путевками на море и другими благами. Самым ярким примером того является Бразилия. Сегодня она занимает второе место в мире по объему потребления порошкового кокаина, и первое место по крэку. Одновременно с этим производство наркотиков в странах-потребителях тоже растет. В частности, марихуану теперь выращивают в непосредственной близости к потребителю, в особенности в США. Синтетические наркотики так и вообще можно приготовить в домашних условиях. И чем больше растет производство в странах-потребителях, тем сильнее они осознают всю неэффективность борьбы с самими поставщиками. Глядя на взрывной рост продаж марихуаны у себя на родине, американцы совсем позабыли о радикальном уничтожении плантаций в Колумбии и предпочли ему легализацию. Власти Новой Зеландии пришли к аналогичному выводу о синтетических смесях, которыми, хоть и спотыкаясь, все же пытаются как-то управлять.

Во-вторых, международная антинаркотическая политика развивается под влиянием изменений в расстановке сил. Бедные страны, традиционно считающиеся прибежищем для производителей и продавцов наркотиков, постепенно растут и обретают все больший вес. Так, в 2000 году Управление ООН по наркотикам спонсировалось на 96 % двадцатью «основными донорами» — по большей части развитыми государствами. В 2014 году на них пришлось уже 60 %, а оставшаяся сумма была предоставлена «развивающимися донорами». Среди них больше всего средств предоставили Колумбия и Бразилия, будучи совершенно недовольными силовым решением проблемы. Другие же страны придерживаются альтернативного подхода. Так, Россия, периодически инвестируя средства на эти цели в ООН (и даже направив своего дипломата, Юрия Федотова, на пост главы Управления в 2010 году), сама проводит крайне жесткую антинаркотическую политику. В Китае международный день против наркотиков и незаконной наркоторговли ежегодно отмечается казнями контрабандистов. Среди развивающихся стран есть не только «кнуты», но и «пряники», причем последних пока что больше. Но сегодня международная борьба с наркотрафиком стала активной, как никогда.

Ошибка 4. Не путайте запреты с контролем

В 1998 году под эгидой ООН прошла акция «Мир без наркотиков: мы можем!». Во многих отношениях это была великолепная идея. Ежегодно около 250 млн чел. принимают запрещенные вещества, и, хотя большинство остается в полном порядке, пострадавших тоже немало. Порядка 180 000 умирают от передозировки; неизвестно сколько еще получают серьезные увечья или наносят их другим. Том Горман, полицейский из Денвера, объявивший наркотикам войну, считает, что ни один человек, который своими глазами видел ужасы наркозависимости, не станет поддерживать легализацию. «Есть те, кто осознанно употребляет наркотики, а еще есть их жертвы, — сказал он. — Я стараюсь защитить последних».

Как и я. Но все выводы, которые я сделал на страницах этой книги — от истоков наркотрафика в Латинской Америке до карибских маршрутов; от потребителей в Колорадо и до продавцов в киберпространстве — лишь указывают на то, что если власти действительно хотят контролировать наркоиндустрию, вывести картели из игры и оградить свой народ от этой напасти, то запреты — далеко не самый удачный выбор. С момента проведения оптимистично настроенной акции ООН, наш мир так и не стал миром «без наркотиков». Несмотря на то что мировое сообщество тратит ежегодно более 1 трлн долл. на поддержание запретов, с 1998 года потребление марихуаны и кокаина выросло в полтора раза, а опиатов и вовсе утроилось. Не похоже, чтобы мы добились хоть каких-то успехов.

Долгие годы легализацию поддерживали в основном только любители «травки», а их главным аргументом было то, что марихуана куда безопаснее, чем множество других разрешенных веществ, как, например, алкоголь. Это чистая правда, но для широкой общественности она звучит неубедительно; большинство считает, что в мире и без конопли (да и других, более тяжелых наркотиков) достаточно опасных «развлечений». Правда, в последние годы их позиция несколько поменялась. Теперь в рамках легализации наркотики рассматривают не с точки зрения их безопасности, а, наоборот, вреда. Иными словами, контролировать распространение наркотиков и обеспечивать здоровье общества будет куда как проще, если забрать их из рук мафии и включить в правовое поле.

Как же тогда будет выглядеть легальный и управляемый законом наркорынок? Его прообраз мы рассмотрели на примере Колорадо. Наркотики тестируют на предмет безопасности и крепости, понятным языком доносят до покупателя их содержание, запечатывают в упаковку с защитой от детей и продают в ограниченном количестве лицам старше 21 года. Налоговые доходы выросли — в бюджет штата Колорадо только за первый год действия легализации дополнительно поступило 76 млн долл. Кроме того, эта мера позволила немного сэкономить на арестах. В Колорадо число задержанных за марихуану снизилось с 30 000 чел. до всего 2000 (конечно, по-прежнему будут отлавливать тех, кто не прошел возрастной ценз, у кого конопли слишком много либо нет соответствующих показаний). Фактически у картелей отняли более чем 700 млн долл. ежегодной выручки и отдали ее легальному бизнесу. Пока еще рано делать выводы о воздействии меры на потребление, потому что львиная доля спроса приходится на гостей из других штатов, и все-таки уже понятно, что легализация не затопила страну наркотиками. Почти половина штатов легализовала марихуану в той или иной форме — большинство в общепризнанных «медицинских» целях — а объем ее потребления не сильно изменился с 1990-х годов.

Столь позитивные предварительные результаты побудили и других к принятию этой меры. В течение года после запуска эксперимента в Колорадо к нему присоединились еще три штата. В 2014 году Уругвай стал первой страной в мире, полностью легализовавшей марихуану. В 2015 году власти Ямайки заявили, что легализуют «ганджу» для медицинского и религиозного использования, а также декриминализуют ее для всех остальных. Тот факт, что революция началась именно в США, отнял у федерального правительства всякое моральное право осуждать другие страны, придерживающиеся мягкого подхода. «Законы Ямайки — это, конечно, ее личное дело и ее суверенное решение», — сказал Уильям Браунфилд, заместитель секретаря сената США по борьбе с наркотиками, перед которым стоит крайне противоречивая задача: отстаивать запреты за рубежом, игнорируя их у себя на родине.

По сравнению с полнейшим провалом антинаркотической политики по другим фронтам, легализация марихуаны пока что полностью себя оправдывает. Что же делать с тяжелыми наркотиками? На сегодня единственной страной, попытавшейся включить в правовое поле другие рекреационные вещества, является Новая Зеландия. Испытывая нехватку классических наркотиков, она стала мировым лидером по производству синтетических. В попытках запретить так называемые «легальные смеси» как в самой Новой Зеландии, так и в других странах, власти лишь попусту «гоняли тараканов» и «мяли воздушный шарик». Новые запреты лишь порождали все больше почти идентичных товаров-заменителей. Постоянные запреты синтетических наркотиков не только оказались неэффективными, но и опасными. На замену относительно безопасным MDMA и экстази (если их потреблять в небольших количествах) пришли куда менее приятные альтернативы. Сегодня многие жертвы экстази на самом деле принимают PMA, его близкого, но куда более вредного родственника. Запретив MDMA, власти прогнали маленького и безобидного таракана, место которого тут же заняли десятки смертоносных копий. Намного безопаснее для общества будет разрешить небольшое количество безрисковых и официально протестированных «синтетических смесей», чем запрещать все. Если, конечно, власти Новой Зеландии когда-нибудь к этому придут.

Похоже, что даже в отношении самых тяжелых наркотиков легализация проявляет себя с лучшей стороны. Забрать эти вещества из рук картелей стоит хотя бы из-за их опасности для общества. Взять, к примеру, тот же героин. Хотя страны Европы предпочитают об этом молчать, некоторые из них — в том числе Швейцария, Нидерланды и Великобритания — в каком-то виде уже его легализовали. Наркотик, конечно, не продается на каждом углу, как марихуана в Колорадо. Вместо этого специализированные клиники получили право выписывать героин по рецепту и бесплатно для лечения наркозависимых. Идея состоит в том, что посредством управляемого и ограниченного употребления зависимые смогут постепенно «слезть» с него. Лучше всего такая программа реабилитации поставлена на поток в Швейцарии. Здесь 10-15 % (около 3000 чел.) всех потребителей наркотиков испытывают крайнюю степень героиновой зависимости, но именно на них приходится более 60 % всего наркотрафика в стране. Предоставляя им героин под надзором врача, властям удалось снизить их склонность к грабежам и другим преступлениям на 90 %.

Но это еще не все. Лишив рынка этих ключевых потребителей, программа реабилитации позволила сделать его куда менее привлекательным для наркоиндустрии с точки зрения объема спроса. Одновременно с этим мощный удар был нанесен и по предложению. У некоторых пациентов героиновая зависимость достигла таких чудовищных масштабов, что им приходилось самим продавать наркотик, чтобы заработать на очередную дозу. Теперь же они вне игры: число дилеров в стране заметно снизилось, и рядовым покупателям в Швейцарии стало гораздо сложнее раздобыть героин. Реабилитация крепко «сидевших» на нем пациентов позволила буквально обвалить рынок. Так, в 1990 году в Цюрихе было зарегистрировано 850 героинозависимых, а в 2005 — всего 150. Легализация наркотика в форме строгого лечения под присмотром врача произвела такой эффект, о котором любые запреты могли только мечтать.

Спустя несколько месяцев после того, как фраза «война с наркотиками» впервые увидела свет, сидя в овальном кабинете, Ричард Никсон обсуждал со своим начальником штаба Гарри Холдеманом новый антинаркотический буклет, предложенный правительством. Президент рвал и метал.

«На обложку брошюры они хотят поместить мою цитату и фотографию, хорошую такую фотографию, и все остальное, чтобы люди поняли, что война с наркотиками — это проблема номер один, и решать ее мы будем всеми доступными средствами, — Никсон не на шутку разозлился. — А когда я увидел все эти „доступные средства“, черт возьми, меня чуть не стошнило. Ради всего святого, мне кажется, что лучше будет написать „полномасштабная война“, или „на всех фронтах“, или, эм-м, хотя бы „отвратительная“».

Холдеман был полностью согласен. «„Всеми доступными средствами“ — будет означать, что мы на самом деле слабо представляем, как с этим бороться, — ответил он президенту. — Может, это и так. Но нам явно не стоит этого говорить».

С тех пор такого же подхода придерживались власти многих других стран. Не имея ни малейшего представления о том, как бороться с растущей во всем мире наркозависимостью, они и по сей день упорно продолжают надеяться на доказавшую свою неэффективность силовую политику. С каждым годом ее последствия проявляются все больше. Число потребителей наркотиков вовсе не снижается, а ряд ранее дешевых сельскохозяйственных культур теперь продается по заоблачным ценам. Все это только на руку преступникам. «Полномасштабная война» лишь помогла создать «отвратительную» и жестокую наркоиндустрию с оборотом более 300 млрд долл.

Уже прошло почти полвека с тех пор, как Никсон объявил наркотикам войну. Но за эти годы ничего не изменилось. Настало время попробовать другие средства из «всех доступных средств», чтобы бороться с наркобизнесом. Если правительства не изменят антинаркотическую стратегию радикально, условия для бизнеса мафии и дальше будут оставаться благоприятными.