В одной из роскошных комнат президентского дворца Лос Пинос, что в Мехико, Фелипе Кальдерон размахивает кипой бумаг, на которых красуется тридцать семь угрюмых физиономий. На дворе стоял октябрь 2012 года, и господину Кальдерону оставалось всего шесть недель до истечения срока его президентских полномочий. В своем последнем интервью он попытался впечатлить меня успехами в борьбе против главных наркобаронов страны. Тридцать семь человек получили статус самых разыскиваемых преступников еще в 2009 году, когда информация о них впервые была опубликована в официальной государственной газете «Diario Oficial De La Federación». Одни фотографии похожи на тюремные снимки, другие — как если бы их вырезали из семейного альбома. Что удивило меня сильнее всего, так это черная линия, проведенная по диагонали на большинстве изображений.

«Главарь группировки „Лос-Сетас“ — Эль Талибан, — говорит президент Кальдерон, указывая на бородатого мужчину, на фотографии которого красуется штамп „арестован“. Большинство лиц, фигурирующих как члены крупнейшего картеля „Лос-Сетас“, уже вычеркнуто. „Эль Амарильо“ (Желтый) заправляет делами „Лос-Сетас“ на юго-востоке страны. „Счастливчик“ — лидер группировки в Веракрусе. Ла Ардилья (Белка) — считается одним из самых опасных и кровожадных убийц», — продолжает Кальдерон. На карточках двадцати пяти из тридцати семи человек присутствуют пометки: семнадцать арестованы, шестеро убиты полицией или армией, двое казнены (то есть убиты конкурентами). В июле 2013 года, спустя восемь месяцев после ухода президента Кальдерона, новый главарь группировки «Лос-Сетас» — Мигель Анхель Тревиньо — был задержан на техасской границе. В марте 2015 года силы федеральной полиции арестовали его брата Омара в роскошных апартаментах в пригороде Монтеррея.

Читателю может показаться, что планомерное устранение верхушки криминального мира может покончить с наркокартелями. На самом деле, этого не происходит. Во время правления Кальдерона объем контрабанды наркотиков через границу с США едва ли уменьшился, а число новых последователей нелегального бизнеса среди молодежи лишь возросло. Единственным заметным результатом его политики стал небывалый рост насилия. Еще в 2006 году Мексика была одной из самых безопасных латиноамериканских стран, ведь на 100 000 человек приходилось всего 10 убийств. Этот уровень был даже ниже, чем в большинстве американских штатов. В 2012 году количество смертей удвоилось, и президент Кальдерон покинул Лос Пинос как самый непопулярный лидер в современной истории Мексики. Теперь его изображают на карикатурах в военной форме не по размеру, стоящим посреди могил и черепов.

«Горячий список» главарей наркокартелей мексиканского президента Фелипе Кальдерона. Более половины из них были нейтрализованы, но уровень насилия только увеличился.

Как раз когда смертность в Мексике была на подъеме, в одной из ее стран-соседей сложилась диаметрально противоположная обстановка. Долгое время Сальвадор считался самым опасным государством, на фоне которого проблемы Мексики просто меркнут. Наводящие ужас «марас», или банды, знаменитые своими татуировками с головы до пят, каждый день совершали множество убийств по принципу «зуб за зуб» в сальвадорских трущобах. Но в 2012 году ситуация резко поменялась. Всего за несколько дней восторжествовал мир, количество убийств снизилось на две трети, и все благодаря редкому событию — два враждующих клана, «Мара Сальватруча» и «Квартал 18», пришли к мирному соглашению. Две группировки, бывшие злейшими врагами, даже провели пресс-конференцию, заявив о том, что убийств больше не будет. В результате перемирия ежегодно удается сохранять более 2,000 жизней.

Мексиканские картели и сальвадорские марас работают в одном регионе, занимаются похожими видами деятельности и обнаруживают одинаковую готовность прибегнуть к насилию. Почему же тогда всего за несколько лет банды Мексики стали предельно жестокими, в то время как в Сальвадоре убийства перестали быть популярными? На языке экономики это вопрос звучит так: почему один рынок продемонстрировал возрастание конкуренции, тогда как на другом появился феномен альянса?

Отправной точкой в войне против мексиканских картелей считается тот самый город Хуарес. Как и многие другие поселения, раскинувшиеся вдоль границы с США, Хуарес выглядит так, как будто его строили на скорую руку. По мексиканским стандартам он не так уж и беден. Некоторые бары и забегаловки в центре города, похоже, были пересажены прямиком из Техаса. Но на его пустынной окраине живут отчаянно бедные работяги, которые едва сводят концы с концами, собирая идущие на экспорт телевизоры и холодильники на близлежащей «макиладора» — фабрике конвейерного типа. На склоне горы, что к западу от города, видна крупная надпись: «Хуарес: Библия дает вам истину, читайте ее».

До недавнего времени, не знаю уж какими высшими силами, в городе царил мир и порядок. В обычное время в год убивали порядка 400 человек — не такая уж и большая цифра для бедного города с населением 1,5 млн человек, который граничит со страной, легализовавшей торговлю оружием. В 2008 году в криминальном мире Хуареса произошел всплеск насилия, в результате чего уже к лету 2011 года местные морги были буквально забиты трупами: ежемесячно здесь находили более 300 мертвых тел.

Все случаи имели почерк организованной преступности. Большинство жертв было убито крупнокалиберными пулями, выпущенными из «куэрно де чиво» — козлиного рога, как здесь принято называть АК-47 за его изогнутый магазин. Многие не были местными: это были приезжие наемные убийцы либо их жертвы, незаметно избавиться от которых после похищения решали именно в Хуаресе. В какой-то момент ежемесячное число только неопознанных жертв подобралось к отметке в 50 человек. За время правления президента Кальдерона, бесследно исчезло более 25 000 человек, многие из которых впоследствии оказывались в едва успевающем расширяться морге Хуареса. Почти каждый день небольшая очередь выстраивается на входе в здание в надежде обнаружить пропавшего родственника.

Почему же мексиканские картели стали так отчаянно сражаться за неказистый Хуарес? На первый взгляд он не должен представлять для них особый интерес. С точки зрения производства наркотиков он едва ли полезен, ведь марихуана и опиум выращиваются в тысяче километров на юго-западе, на Сьерра-Мадре, а кока и вовсе отправляется из Южной Америки. Да и потребителей здесь не так много, в особенности по сравнению с крупными городами в США. И все же война в Хуаресе была настолько ожесточенной, что всего за несколько лет он получил статус самого опасного города в мире.

Хуарес важен для картелей как транспортный узел и канал входа на более крупные рынки. Управление по борьбе с наркотиками США (DEA), задачей которого является полное уничтожение наркоиндустрии, полагает, что около 70 % всех мексиканских наркотиков, попадающих в страну, пересекает границу в районе Хуареса. Большие объемы ненаркотической контрабанды просачивались через пустыню Чиуауа. Даже до кокаинового бума 1970-х Хуарес был излюбленным местом американских туристов, которые приезжали сюда на один день ради недорогой выпивки, бюджетного авторемонта, стоматологии, интимных услуг — словом, всего того, что дешевый мексиканский труд может производить по столь же невысоким ценам. Находясь в городе, сложно даже понять, где заканчивается Хуарес и начинается техасский Эль Пасо.

Чтобы задушить картели, правительства США и Мексики приложили максимум усилий, усложняя пересечение границы. В частности, после терактов 11 сентября на охрану американской границы было выделено еще больше полицейских (к всеобщему негодованию как законопослушных граждан, так и мошенников: «Полицейский — ay, cabrón!» — возмутился бармен в Хуаресе, обвиняя Америку в том, что у него стало меньше посетителей). Обратная сторона медали подобного ужесточения — каждая точка входа для картелей стала еще более ценной. На границе между Мексикой и США, протянувшейся на три с лишним тысячи километров, есть всего 47 официальных таможенных постов, из которых шесть отличаются особенно высокой пропускной способностью. Если картель не сможет заполучить в свои руки один из таких постов, то ему не удастся снять сливки с крупнейшего в мире рынка потребителей наркотиков. Чтобы получать свою баснословную прибыль, картель должен владеть пропускным пунктом. И на это не жалеют денег.

Таким образом, конкуренция за каждый вход неимоверно высока. Хуарес — далеко не единственный приграничный город, который был наводнен ужасающим насилием. В последние годы ожесточенные столкновения между наркокартелями наблюдались и в таких городах, как Тихуана, Рейноса и Нуэво Ларедо. Самые высокие коэффициенты смертности в Мексике характерны для шести граничащих с США штатов. Соревноваться с ними в этом могут только крупные порты — Веракрус и Мичоакан, ценные для картелей по той же причине. Именно малое количество таких высокоэффективных шлюзов вынуждает наркоторговцев драться за контроль над ними не на жизнь, а на смерть.

И все же конкурентная среда всегда была более-менее стабильной. Почему же именно во время правления Кальдерона все так изменилось? Долгое время наркоторговля в Хуаресе была в руках «Карильо Фуэнтес Организасьон», которую чаще называли просто хуаресским картелем. В 1990-х годах лидером группировки был Амадо Карильо Фуэнтес по прозвищу «повелитель неба», коль скоро для импорта кокаина из Колумбии на вооружении у него был целый авиапарк. Словно по сюжету дурного кино, Амадо умер в 1997 году под ножом пластического хирурга во время операции по изменению внешности. Никто толком не знает, как и почему именно он скончался, но спустя несколько месяцев три оперировавших его доктора были найдены заживо забетонированными в бочках из-под нефти. Еще одним серьезным ударом для картеля было разоблачение контакта в правительстве. Хосе де Хесус Гутьеррес Ребольо был отставным армейским генералом, назначенным на должность руководителя Национального института по борьбе с наркотиками, что автоматически делало его царем мексиканской наркоторговли. Ребольо получал крупные суммы от хуаресского картеля все время, пока занимал свою должность (вероятно, вы уже слышали об этом из фильма «Траффик» 2000 года). Со смертью Амадо и после отставки Ребольо дела у банды пошли совсем неважно.

Их конкуренты быстро об этом прознали. Стабильные потоки бутлегерского алкоголя, текущие через Хуарес, делали город еще более лакомым куском, и все, что было нужно для его захвата, это наличие талантливого специалиста по корпоративным слияниям. Словно по заказу, одним зимним утром 2001 года дерзкий побег из тюрьмы совершает Хоакин Гусман, самый ловкий наркоторговец во всей Мексике. Коренастого Гусмана из синалоанского городка Сьерра Мадре неспроста прозвали «Эль Чапо» — коротышкой. Именно невысокий рост всего в пять с половиной футов и помог ему сбежать из тюрьмы, расположенной на окраине Мехико, в прачечной тележке. Поездка под грудой грязного тюремного белья не навредила репутации самого могущественного наркобарона Мексики и главаря крупнейшего в мире «синалоанского картеля». В рейтинге миллиардеров «Forbes» Эль Чапо занял шестидесятую строчку как один из наиболее влиятельных людей в мире (а вот Президент Кальдерон вообще не попал в этот список).

Выйдя на свободу, Эль Чапо решил прибрать к рукам осиротевший без Амадо Фуэнтеса Хуарес. Вот хроника последовавших смертей. В 2004 году на выходе из кинотеатра в Синалоа был убит Родольфо, младший из братьев Карильо Фуэнтес. В том же году в тюрьме было найдено тело Артуро Гусмана, брата Эль Чапо, что было расценено как акт возмездия. Спустя четыре относительно спокойных года неизвестные расстреляли одного из сыновей Эль Чапо — Эдгара Гусмана — в синалоанском торговом центре. Существует легенда, что на День матери, который отмечался через два дня после смерти Эдгара, в Хуаресе было не найти ни одной красной розы, потому что все они были выкуплены Эль Чапо в порыве глубокой скорби. Еще через несколько месяцев в багажнике автомобиля обнаружили мертвую возлюбленную Эль Чапо, а на ее теле был вырезан символ враждебной банды. И вот тогда началась настоящая бойня.

Меня угораздило ступить на улицы Хуареса именно на пике вооруженных столкновений в 2011 году. Выйдя из аэропорта с блокнотом в руке и бесполезным устройством, болтающемся в моем носке, я встретился с Мигелем, информатором, который согласился покатать меня по городу и все рассказать. Хотя я и привык в своих путешествиях пользоваться такси, но в этот раз меня предупредили, что местные «таксистас» часто по совместительству являются наблюдателями картелей, а потому мой товарищ и свел меня с Мигелем. Наличие собственного водителя казалось мне просто невероятной удачей до тех пор, пока тот не попросил меня подтолкнуть машину с парковки, потому что задняя передача была сломана. «Да, на этой колымаге будет не скрыться от погони», — подумал я, когда мы направились в город.

Как только мы въехали на скоростное шоссе, я поймал себя на мысли, что в Хуаресе что-то не так. В отличие от других мексиканских городов, где на каждом перекрестке кто-нибудь да продает еду, вееры, мухобойки и прочий скарб, местные улицы были пустынны. Даже с потеплением в течение дня окна автомобилей остаются закрытыми. Люди, похоже, изо всех сил стараются вести машины предельно осторожно. В Мехико дорожное движение просто кошмарное: несколько лет назад там отменили экзамен на водительские права, потому что большинство экзаменаторов были настолько коррумпированы, что пройти испытание без взятки было почти невозможно. В Хуаресе водители же, напротив, вежливы и обходительны. Я поинтересовался у Мигеля, почему на светофорах он останавливается так далеко от впереди идущей машины. «А вдруг будут стрелять», — пожал он плечами. Киллеры чаще всего нападают на своих жертв на светофоре. Поэтому лишние пару метров до следующего авто могут решить вопрос жизни и смерти.

У меня была назначена встреча с профессором Уго Альмадой, специалистом по городской наркоиндустрии, изучившим ее как свои пять пальцев. Профессор устало опустился на мягкое сиденье в американского стиля закусочной «Барригас» («Сытый живот»), где мы заранее договорились побеседовать. «Наркотрафик словно река», — сказал он, изображая одной рукой ее течение, а другой — нарезая свою энчиладу. «Попробуй только построить дамбу и преградить ей путь, — рука с громким стуком опускается на стол, — и она разольется повсюду». Было ясно, что, как и многие другие мексиканцы, он раздражен тем, что Президент Кальдерон слишком буквально подошел к вопросу войны с наркотрафиком, при малейшей возможности решая проблему с помощью вооруженных сил, в результате чего она лишь сильнее усугубилась. Профессор Альмада нехотя признает более циничный подход к ведению этой «войны» в США. «Нам бы следовало взять с них пример. Торговля идет полным ходом, наркотики продолжают прибывать в страну, деньги отмываются — и все в целом спокойно. Но стоит одному козлу подставиться и убить стража порядка, на уши поднимут всю полицию, его отыщут и посадят лет на сорок, и вряд ли он сможет сбежать. Это негласное правило. А здесь, в Хуаресе, полицейские мрут как мухи».

Убийство полицейских имеет под собой сугубо экономическое основание, вот почему в Хуаресе это происходит с завидной частотой. В 2008 году первая вспышка агрессии началась после сообщения синалоанского картеля, который оставил послание на мемориале в честь погибших офицеров. Небрежная надпись гласила: «Те, кто не верил». А под ней были нацарапаны имена четырех убитых полицейских. Далее было написано следующее: «Для тех, кто все еще не верит». И снова список, на сей раз из семнадцати еще живых. Вскоре после этого синалоанцы стали методично убивать их по одному. После первых шести убийств остальные были вынуждены бежать.

Все эти убийства не были случайны. Как и при проведении обычных сделок по корпоративным слияниям и поглощениям, сперва необходимо умаслить регулирующие органы, которые в случае с наркоиндустрией представлены силами полиции. Их работа — не давать бизнесу развиваться, а для того, чтобы они свою работу выполняли не так качественно, картели стараются уговорить их с помощью взяток и запугиваний. Вот тут-то Эль Чапо и прокололся. Хуаресский картель талантливо обхаживал органы правопорядка, и даже подмял под себя главу национального института по борьбе с наркотиками. Считалось, что местная полиция была полностью в его руках.

Городское правление же, обладающее высшими руководящими полномочиями, отчаянно это отрицало. Сидя в своем офисе-бункере неподалеку от техасской границы, сварливый мэр Хуареса, Эктор Мургия Лардисабаль, приходит в бешенство от моего вопроса о том, достаточно ли хорошо полиция справляется со своими обязанностями по контролю за наркотрафиком. «Куда лучше, чем в вашей „Инглатерра“», — парировал он, как бы невзначай поигрывая своим «Blackberry». И все же существует множество доказательств того, что местная полиция работает сообща с картелем. Например, бывший глава службы государственной безопасности при мэре Мургия был осужден в США после попытки дать взятку в размере 19 250 долл. таможенному инспектору, чтобы тот, в свою очередь, закрыл глаза на груженный полутонной марихуаны грузовик. Выход на правоохранительные органы картель Хуареса осуществлял посредством организации «La Linea» («Линия»), члены которой были отставными и действующими офицерами местной полиции. Тесные связи полиции с хуаресским картелем завели Эль Чапо в тупик: полицейские приняли сторону местной мафии и оставались неподкупными для синалоанцев.

И что, в таком случае, обычно делает обычная компания, если регулирующие органы смешали все карты? С одной стороны, можно было бы попробовать обратиться к другой юрисдикции. Взять хотя бы знаменитую сделку по слиянию «General Electric» («GE») и «Honeywell» в 2000 году. К сущему кошмару для своих конкурентов, «GE» объявила о поглощении высокотехнологического конгломерата «Honeywell», который специализировался на производстве широчайшей номенклатуры товаров: от охранных сигнализаций до вертолетных компонентов. Американские власти дали «GE» добро. Но вот их конкуренты не согласились с подобным решением и обратились с жалобой в органы ЕС. По результатам анализа они пришли к противоположному решению: сделка приведет к нарушению условий свободной конкуренции. В частности, при слиянии с «GE» дочерние предприятия «Honeywell», производящие реактивные двигатели, могут образовать монополию на некоторых рынках. Так конкуренты «GE» смогли воспрепятствовать принятому в США решению путем обращения к аналогичному органу в другой юрисдикции.

Наркокартели тоже придерживаются такой практики. Не сумев убедить полицию Хуареса в состоятельности захвата синалоанцами местного рынка наркотиков, Эль Чапо обратился к другой структуре. К счастью для него, это стало возможным благодаря многоступенчатой правоохранительной системе. В Мексике у каждого из более чем двух тысяч органов местного самоуправления в подчинении находятся собственные силы полиции (во всяком случае, на бумаге, ведь практически в некоторых городах ее вообще нет). Кроме того, на уровне штатов (которых в стране насчитывается 31) тоже есть полицейские силы прямого управления. Наконец, существует федеральная полиция — элитное подразделение, обладающее более совершенной техникой, оружием и подготовкой, и предназначенное для решения общегосударственных проблем. Ее штат, кстати, был значительно расширен за время правления Президента Кальдерона.

Так вот, Эль Чапо счел возможным пойти на сделку с федералами. Многие коррумпированные полицейские в Хуаресе уже давно работали на банду Карильо Фуэнтес, на откупе у которой были даже представители властей штата. Но вот федералы, не привязанные к конкретному городу, были куда более открыты к сотрудничеству.

В отношениях между двумя уровнями полицейских сложилась абсурдная ситуация. Каждая из сторон наперебой кричала о том, что другая находится в сговоре с одним из воюющих картелей, и зачастую обе оказывались правы. Силы городской полиции арестовали двух федералов, устроивших перестрелку в баре. Федералы обнаружили участников серии похищений, среди которых был и городской офицер. Вооруженные силы армии задержали городских полицейских по причине ношения ими несанкционированного оружия. Тут же остальные заявили о том, что прекращают патрулировать, потому что не хотят быть арестованными. В 2011 году произошел громкий скандал, новость о котором быстро разлетелась по всему миру: личный телохранитель мэра Мургия из числа городских сил был застрелен офицерами федеральной полиции.

Как США, которые возмутились позицией ЕС по сделке «GE» (по словам заместителя генерального прокурора, «это противоречит задачам антитрестовского законодательства»), власти Хуареса с досадой следили за тем, как «федералес» помогают синалоанцам захватывать город. Мэр Мургия в сердцах воскликнул, обращаясь к федералам: «Кто вы такие, чтобы здесь командовать?» После размещения в городе дополнительных федеральных сил в 2008 году вооруженное противоборство усилилось уже не только между картелями, но и между двумя группами полицейских.

Действия хуаресского картеля в ответ на угрозу поглощения были похожи на поведение обыкновенной коммерческой компании. В первую очередь, была развернута широкая PR-акция против агрессивного конкурента. По всему северо-западу Мексики стали появляться написанные от руки объявления «наркомантас» (буквально, «наркоплакаты») с призывом прогнать Эль Чапо. Плакаты гласили, что синалоанцы — это не просто наркоторговцы, но воры, насильники и чуть ли не агенты правительства.

Как любая другая компания, хуаресская мафия нуждалась в больших средствах для ведения войны. Традиционные поставщики уже находились во власти синалоанского картеля, и поэтому новым источником дохода стали вымогательство и шантаж. Из местных предпринимателей буквально высасывали всю кровь, облагая их непомерными налогами. Жить в городе стало невозможно.

Центр города показался мне необычайно пустынным. Ресторан «Эль Пуэбло», на крыше которого красуются фигуры певцов-мариачи, сдается в аренду. По соседству с ним стоит отель «Оливия» с обвалившейся крышей словно после бомбежки. Я зашел в небольшой бар, чтобы узнать у его владельца об отношениях с мафией. Мои глаза постепенно привыкают к полумраку после палящего полуденного солнца. Внутри не было никого, не считая хозяина и нескольких скучающих проституток. По его словам, оплата дани обходится как еще один сотрудник. Еженедельно он платит 1500 песо, или около 120 долл. «А если оплата задерживается, то тебе начинают названивать с угрозами или того хуже». Скелеты сожженных зданий все время напоминают о том, что будет, если отказаться сотрудничать. Ни для кого нет исключений: все стекло в ритуальной лавке напротив пришлось заменить после визита коллекторов, а в еще один ресторан неподалеку даже закинули гранату.

Медленно, вязко, большой кровью Эль Чапо и его союзники начали одерживать верх. Помимо убийств городской полиции, они раздували слухи о том, что весь аппарат государственного обвинения штата работает на хуаресскую банду. Чтобы доказать это, синалоанцы похищают брата ушедшего на пенсию генерального прокурора и под страхом смерти записывают его «признание» в том, что он помогал картелю установить связи с властями. На видео, которое впоследствии было размещено на «YouTube», он называет имена нескольких госслужащих, в том числе офицера полицейской разведки, который вместе со своим братом (экс-боксером) был найден мертвым несколько недель тому назад. Хотите верьте, а хотите — нет, но поддельное признание позволило пошатнуть доверие местных властей к картелю, с которым они ранее сотрудничали. Решающим моментом в битве за Хуарес стал арест в 2011 году главы «Линии» Хуана Антонио Акосты, известного как «Эль Диего». После этого он признал, что участвовал в подготовке более полутора тысяч покушений. Количество убийств пошло на спад, как только Эль Чапо окончательно закрепился в городе, а сопротивление хуаресского картеля постепенно сошло на нет. За отсутствием прочих препятствий, синалоанское поглощение успешно завершилось.

Из-за многоступенчатой полицейской системы Мексики для проведения поглощений картели вынуждены согласовать свои действия с несколькими уровнями властей, из-за чего вооруженный конфликт сильно затягивается. Вот и Президент Кальдерон часто обращал внимание на то, что его федеральные полномочия перекрываются властями штатов и местным самоуправлением. Едва Хуарес успел оправиться от недавних потрясений, была осуществлена попытка захвата еще одного города — роскошного прибрежного курорта Акапулько, известного тем, что здесь располагается вилла Джона Уэйна, а молодая чета Клинтонов в свое время проводила здесь медовый месяц. В крайнем раздражении от всего происходящего Кальдерон сказал, что проблему можно было бы решить, если бы местные власти сотрудничали с федеральными. «Лично я с удовольствием стал бы мэром Акапулько, мне очень нравится этот город, — продолжает он. — Но суть в том, что между городским правлением и властями штата есть еще пять тысяч полицейских, которыми оба хотят управлять. Ну а пока они разбираются в том, кто же будет это делать, кризис продолжается». Считается, что только за время правления Кальдерона этот кризис между картелями унес более 60 000 жизней.

Мексика стала беспокойным, мрачным местом. Страх не дает мне задерживаться на одном месте слишком долго. Наспех перекусывая в забегаловке с говорящим названием «Крестный отец» (как будто и без того недостаточно напоминаний о мафии), я спешу на следующую встречу. Вечером, когда мы уже возвращались в аэропорт, страстно желая завершить наше путешествие до наступления темноты, Мигель шепотом сообщил мне, что за нами может быть хвост. Мы сидим в тишине, а мимо проезжают автомобили федеральной полиции и армейские грузовики, из которых на нас устремлены немигающие взгляды сквозь прорези в масках. В сумерках мы добрались до терминала вылета. Расслабиться я смог только тогда, когда мой самолет взмыл в ночное небо. Я так и не узнал, преследовал ли нас кто-то, но во время каждой следующей поездки в Сьюдад-Хуарес, да и в другие приграничные города, меня не покидало гнетущее чувство того, что я ступил на чужую территорию. Даже в фешенебельных районах Мехико гул голосов стихает, когда напротив очередного ресторана останавливается дорогой спорткар, из которого выходит стильно одетый мужчина. Немногие города могут похвастаться такой же привлекательностью для картелей, как Хуарес, но каждый из них кому-то да принадлежит.

Так почему же в Сальвадоре все сложилось иначе? Как и Мексика, страна буквально кишит самого разного рода представителями криминального мира. Две главные уличные банды, «марас», это «Мара Сальватруча» и «Квартал 18», известная также как банда 18-й улицы. Обе группировки берут свое начало не из Сальвадора, а из тюрем и беднейших кварталов Калифорнии. Молодые сальвадорские иммигранты объединялись для самозащиты, ведения рэкета и наркоторговли. Банды фактически были реэкспортированы в Сальвадор при депортации. Молодые, безработные, с татуировками, а теперь еще и со связями в США и с опытом обращения с оружием, они привезли преступность и разбой в Центральную Америку, и благодаря отсталости системы правоохранительных органов банды стали процветать как никогда. По приблизительным оценкам, количество членов группировок в регионе составляет около 70 000 человек, примерно столько же, сколько сотрудников «General Motors» работает в США. В группе Центральноамериканских стран с общим населением всего в 40 млн это внушительная сила.

Я захотел узнать больше о том, как же устроены эти транснациональные корпорации. Карлос Мохика Лечуга, лидер банды 18-й улицы, любезно согласился ответить на мои вопросы. Мохика управляет своим бизнесом из-за решетки тюрьмы Кохутепеке, больше похожей на крепость. Тюрьма расположена в часе езды от Сан-Сальвадора, столицы республики Эль Сальвадор. Раньше это было величественное здание, но теперь сквозь решетки на окнах, грубо вмонтированных в каменный фасад, видно, как свет пробивается через жалкое подобие крыши. Солдаты в масках патрулируют периметр здания или стоят у примитивных заграждений из мешков с песком, лениво наводя автоматы на любого, кто подойдет слишком близко. Мы были почти в центре города, но даже здесь у меня не ловила мобильная связь. Утомленный жарой продавец «пупусас», жареной закуски из кукурузы, которой и славится Сальвадор, объяснил мне, что дело в глушилках, которые не дают арестантам просто так сделать телефонный звонок. Он ткнул пальцем вниз по дороге, где связь снова оживала, и я заметил компанию местных, размахивающих телефонами в попытке поймать сигнал.

В тюрьме меня все равно попросили сдать телефон и все остальные вещи, разрешив оставить только блокнот, ручку и диктофон. В сопровождении вооруженной охраны я прошел через просторный двор прямиком в камеру размером со школьный кабинет, которая была абсолютно пустой, не считая пары стульев. Затем ввели сеньора Мохику. На нем надеты наручники, но это, пожалуй, единственное неудобство, которое он вынужден испытывать, отбывая свой срок. Гардеробу титулованного арестанта можно позавидовать: синяя баскетбольная футболка, белоснежные шорты и пара стильных кроссовок «Reebok». Вся одежда выглядит совершенно новой, словно только сошла с прилавка магазина. Лысину умудренного опытом наркоторговца скрывает черная бейсболка, спереди на которой вышито число «18», а сбоку — его прозвище — «Viejo Lin» («Старик Лин»). Тело с головы до пят покрыто татуировками. На шее крупный рисунок — «100 % 18-й». Изображение на правой руке искажено длинным шрамом, тянущимся от самого плеча. У левого глаза нарисована слеза, а кепка частично скрывает три строки, выбитые на лбу: «En Memoria De Mi Madre» («в память о моей матери»).

Карлос Мохика Лечуга, лидер «Квартал 18», банды в Сальвадоре, вместе с дружками-бандитами в тюрьме Кохутепеке.

Большинство членов банды — это молодые люди, а все потому, что шансы дожить то старости, работая на «марас», совсем невелики. На 2009 год коэффициент смертности в Сальвадоре был равен 71 на каждые 100 000 человек, из-за чего страна была названа ООН самой смертельно опасной в мире. В пересчете на жизнь среднестатистического человека, вероятность быть убитым в этой стране составляет примерно 10 %. И это только среднее значение. Для бедного населения и членов банд оно куда выше.

Поэтому Старик Лин своего рода долгожитель. На мой вопрос о возрасте его лицо на мгновение исказилось ироничной гримасой, но затем вернулось к привычному ничего не выражающему состоянию. «Мне 25. Шучу, на самом деле мне 50». Скорее всего остаток своих дней он проведет за решеткой за то, что обезглавил двух девочек-подростков, встречавшихся с членами «Мара Сальватруча» (позже из газет я узнал, что, вероятно, их еще и пытали машинкой для натирки полов). Как и большинство своих коллег, Старик Лин вошел в банду еще в Лос-Анджелесе в возрасте 21 года. Сегодня он лишь обладатель утробного прокуренного голоса, да бледно-серой кожи, которая достается всем обитателям тюрьмы.

Компания Старика Лина предпочитает несколько иные бизнес-стратегии, нежели его мексиканские коллеги. В марте 2012 года «Квартал 18» пошел на перемирие со своим злейшим врагом — «Сальватруча». Старик Лин и его конкурент, гангстер американского происхождения Эдсон Закари Юфемия, договорились, что члены их банд будут в дальнейшем стараться избегать взаимных убийств. «Решение было принято после долгих размышлений, — Лин переключился в режим генерального директора. — Жестокость окончательно себя исчерпала. Теперь мы готовы жить вместе, как братья. Война банд в 1990-х унесла жизни более 50 000 человек. Тюрьмы оказались заполнены молодежью, и не все из них были осуждены по справедливости. Пострадали наши семьи, страна оказалась поделена на сферы влияния». В трущобах Сальвадора достаточно лишь ступить шаг на чужую территорию, и это будет поводом для убийства. Сколько же территории находится в руках «Квартала 18»? Он наградил меня еще одной полуулыбкой: «Bastante. Достаточно много».

Раздел территории и система секторов частично объясняет, почему мирное соглашение оказалось жизнеспособным в Сальвадоре, а в Мексике — нет. Цель такого сговора, будь то между наркокартелями или обычными фирмами, состоит в том, чтобы превратить стихийную конкуренцию на крупном рынке в серию небольших монополий. Давайте представим, что в какой-нибудь стране есть всего две телефонные компании. Если они будут соперничать на территории всей страны, то рынок завоюет та, которая будет предлагать более качественные услуги по более низкой цене. Но в таком случае ни одна из компаний не будет получать высокую прибыль. А вот если же они договорятся (читай: вступят в сговор) о том, что одна из них будет обслуживать, например, города на севере, а другая — на юге, то каждая из них по сути станет региональной монополией, которая сможет продавать некачественные услуги по высоким ценам. Вот почему в большинстве стран это запрещено. Компании, занятые нелегальным бизнесом, конечно не станут особо стремиться соответствовать антитрестовскому законодательству, вот почему сговоры и соглашения между картелями это вполне обычная практика.

Несмотря на экономическую целесообразность, мексиканским картелям не удалось таким путем поделить рынки. Крупнейшие пограничные шлюзы и портовые хабы у картелей на вес золота, а с учетом того, что на один лишь Хуарес приходится более 70 % всей торговли, о «справедливом» разделе не может быть и речи. В случае с сальвадорскими «марас», ситуация сложилась иначе. Хотя на международном уровне их обороты весьма скромны, но основной объем деятельности приходится на внутренние рынки, среди которых особое значение играет наркоторговля и рэкет. Местный рынок значительно легче поддается разделу на сферы влияния. В условиях свободной конкуренции Старику Лину и его противнику пришлось бы постоянно снижать цены на наркотики, и все более мягко заниматься вымогательством (или наоборот, все более жестко, из-за чего выбывание целевой аудитории стало бы происходить куда быстрее). Разделив же страну на две части, они могут спокойно задирать цены и не бояться за эффективность своего рэкета, тем самым значительно снизив издержки, характерные для ситуации с непосредственным противостоянием.

Сговор произвел небывалый эффект. Всего за одни сутки смертность в стране — мировом лидере по уровню жестокости снизилась на треть, и жить в Сальвадоре стало даже менее опасно, чем в соседней Бразилии. А к концу 2011 года количество убийств в Сан Сальвадоре стало ниже, чем в калифорнийском Окленде. Старик Лин уже не на шутку разошелся в своей импровизированной рекламной акции, сообщив, что сговор преследовал лишь одну цель — восстановление количества молодежи в стране. «Слушай, мы всего-то хотели достойно работать и зарабатывать на свой кусок хлеба, — сжатая в кулак пятерня рассекла воздух, подчеркивая важность поднятой темы, — но получилось, что наши дети выросли среди насилия».

Отличительной чертой юных сальвадорских «марерос» было огромное количество татуировок. Как и Старик Лин, почти все члены банд охотно заполняют свою кожу рисунками в знак принадлежности к «Сальватруча» или «Кварталу 18». Наколки, кстати, тоже вносят свой вклад в показатели смертности, потому что это настоящая мишень на теле жертвы, ступившей на территорию враждебной «мара». Но, вместе с тем, именно они позволили бандам столь быстро прийти к перемирию.

Исследование сицилийской мафии, проведенное итальянским экономистом Мишель Поло, показало, что местные группировки наполняют свои ряды путем подкупа «сольдати», рядовых пешек противной стороны. Поло была выведена формула, показывающая, каким образом мафиози минимизируют риски дезертирства, заключая «трудовые договоры» со своими сотрудниками. Оказывается, что это достигается двумя способами. Во-первых, необходимо назначить достаточно высокое вознаграждение, чтобы обеспечить лояльность. А во-вторых, учитывая ограниченность финансовых ресурсов, каждому сотруднику также выдается своя порция угроз и запугиваний. Мексиканские картели поступают так же: предателей и перебежчиков наказывают самым жестоким образом.

А вот «марас» действуют иначе. Принадлежность к той или иной группировке определяется не уровнем заработной платы, а местом рождения будущего гангстера. Как только он вступит в банду и набьет несколько татуировок, например, с символом «Сальватруча», вопрос о возможности перехода в «Квартал 18» отпадет сам собой, и наоборот. Покинуть банду и начать жизнь законопослушного гражданина тоже почти невозможно, ведь вы вряд ли найдете работу, если на лбу у вас будут красоваться черепа и кости. Говоря языком экономики, мексиканский рынок труда более подвижен, потому что гангстеры могут выбирать ту группировку, которая предложит лучшие условия (с позиции денег или силы); в Сальвадоре же рынок труда абсолютно неликвиден. За отсутствием риска перемещения сотрудников, «марас» нет необходимости конкурировать за наиболее компетентные кадры, что и позволяет держать зарплаты на низком уровне.

Между столицей и тюрьмой раскинулся пригород Илопанго, разделенный на сферы влияния между бандами. На обратном пути я созвонился с его недавно избранным мэром, Сальвадором Руано, которому, похоже, по душе его новое место работы. Едва мы присели, и мэр стал набивать рот рисом с бобами из пластиковой коробки, он тут же вскочил, вспомнив, что должен сегодня обвенчать молодую пару, и предложил мне поучаствовать. Из его кабинета, располагающегося в крохотном здании городского совета, мы прошли в небольшой конференц-зал. Нарядные молодожены и их родственники уже сидели за столом в волнительном ожидании. Произнеся речь с пожеланиями гармонии в браке (призвав жениха помогать невесте по дому: «Женщина не должна сама готовить тортилью»), мэр объявил, что теперь они муж и жена, после чего мы вернулись в его кабинет, и он снова принялся за свой обед.

Мэр Руано, у которого есть странная привычка говорить о себе в третьем лице, признает, что каждый клочок земли в его городе принадлежит либо «Мара Сальватруча», либо «Кварталу 18». «Во время своей предвыборной кампании от района к району я встречал группы людей с татуировками по всему телу. Большинство из них интересовалось лишь тем, смогу ли я дать им работу». Мэр пообещал, что сделает все возможное, и его избрали. «Теперь поиск рабочих мест для молодых членов банд помогает снижать дань, которой „марас“ облагают местный бизнес, — говорит он. — Раньше владельцам магазинов приходилось платить по 5-10 долл. в день». Тыча себя пальцем в грудь, он с гордостью заявляет: «Этот мэр живет здесь, и его дети тоже. Мы все хотим тихой и мирной жизни».

Для выполнения своей части уговора, правительство приложило усилия к поиску законной работы для членов банд. Благородный поступок, скажете вы? Но он потребовал больших расходов бюджетных средств на тех людей, которые еще недавно терроризировали всю страну. Только за первый год действия соглашения государство пообещало выделить 72 млн долл. на реализацию проектов занятости для бывших бандитов. Изначально планировалось, что мероприятия пройдут в восемнадцати городах, но о желании поучаствовать в проектах объявило почти сорок. В Илопанго для «марерос» построили пекарню, а сейчас мэр Руано занимается подготовкой к открытию куриной фермы.

Похоже, что эта сделка пошла на пользу и самим бандам. Вот, к примеру, Старик Лин. Тюрьма, в которой он отбывает свой срок, конечно не люксовый отель, но по меркам Сальвадора это заведение с довольно мягким режимом. Ранее он побывал в тюрьме Сакатеколука, которую не просто так в народе называют «Сакатрас». Незадолго до объявления о соглашении, его перевели в более комфортные условия. Эдсон Закари Юфемия, лидер «Сальватруча», тоже переехал из тюрьмы строгого режима. Причиной тому, согласно официальным источникам, была необходимость дать главарям банд возможность обсудить друг с другом и со своими подчиненными будущий сговор. «Нам были нужны условия, в которых мы могли бы посоветоваться со своими „компаньерос“», — объясняет Старик Лин. Конечно, это лишь одна сторона медали. Умаслить главарей помог и сам факт смягчения тюремного режима.

Все это — тюремные ротации и крупные расходы бюджетных средств — вызвало бурю общественного протеста, несмотря на значительное снижение количества убийств. Никуда не делось обложение данью, это самое ненавистное проявление преступного мира за его направленность на мирных граждан. «Дань — это основной источник дохода банд. Нам сказали, что банды готовы пойти на переговоры по любому вопросу, кроме этого», — сказал Дэвид Мунгия, занимавший пост министра безопасности Сальвадора на момент заключения сделки в 2012 году.

Именно по этой причине власти опасались за конечный результат. Когда о сговоре впервые стало известно, его назвали «соглашением между бандами пред лицом господа». Правительство отметило заметный спад количества убийств, но на тот момент о его участии в сделке не было ничего известно. Спустя год после заключения перемирия, наблюдая за стабильно низкой смертностью, власти решили засвидетельствовать и свою роль в мирном процессе. Как впоследствии выяснилось, посредником в нем выступал Рауль Миханго, бывший советник Министерства обороны. В марте того же года, когда, наконец, «Мара Сальватруча» и «Квартал 18» завершили переговоры, он также убедил присоединиться к соглашению сначала такие мелкие банды, как «Да Мао Мао» и «Ла Макина» («Машина»), а затем «Ла Раса» («Раса») и даже потрепанную тюремную группировку «M.D». («Мара де Десорден» или «Неорганизованная мара»).

С тех пор соглашение пережило несколько потрясений. В 2014 году оно было разорвано, когда вновь избранный президент страны Сальвадор Санчес Серен официально отказался от поддержки банд, а в предвыборной кампании и вовсе пообещал с ними покончить. Естественным образом после этого число убийств вернулось к своему традиционно высокому уровню, пока банды увлеченно нашинковывали друг друга с прежней жестокостью. Совершенно неожиданно в качестве советника по борьбе с преступностью частной организацией был нанят мэр Нью-Йорка Рудольф Джулиани, который в 1990-х годах смог основательно почистить свой город от криминальных элементов. Но даже это не помогло урегулировать кризис, и кровавая резня продолжалась.

Власти других стран, а в особенности — США, не поддерживают стратегию перемирия. Это вызвало сильное раздражение в Сальвадоре, в особенности с учетом заметного спада насилия во время действия режима прекращения огня. «Им это не нравится? Хорошо, пусть тогда придумают другое решение. Или какое-нибудь волшебство. Если США знают, как с этим бороться, пусть не молчат», — требовательно заявляет мэр Сальвадор Руано. Дэвид Мунгия тоже хоть и признает несовершенство метода, но все же настаивает на том, что войну банд нужно было остановить. По его подсчетам соглашение позволило сохранить от 1900 до 2500 жизней, чего не удалось бы в других условиях. В стране с населением всего в 6 млн человек это очень большое достижение. Договор, кроме того, помог урегулировать обстановку в тюрьмах. Незадолго до моей встречи со Стариком Лином, в страну с визитом приехал глава Организации американских государств Хосе Мигель Инсульса. Ему даже позволили посетить места заключения, что ранее было бы крайне рискованным.

Сговор между бандами, проведенный под контролем властей, может и был нужен только для передышки и перегруппировки, но он помог оправиться и мирным гражданам. Американский священник в Сальвадоре Дэвид Бланшард, чья миссия находится на пересечении территорий «марас», надеется, что перемирие поможет сдержать рост численности банд. Известно, что в одной из школ недалеко от столицы четверо шестиклассников (дети возрастом 11-12 лет) работают рекрутерами на «18-ю улицу». Эти обязанности, как правило, и сообщаются самым юным членам группировки, а позже им могут доверить сбор дани и даже выдать 9-мм пистолет, который они непременно заткнут за пояс. Священник говорит, что банды похожи на древнего бога Баала, который требует в жертву детей. «А пока перемирие действует, у нас есть шанс снять детей с жертвенного алтаря и дать им шанс на нормальную жизнь».

Новостные сводки о войне наркоторговцев производят впечатление, что последние постоянно находятся в состоянии жесточайшей конкуренции. Жестокость и правда есть неотъемлемая часть этого бизнеса: в силу того, что для реализации своих интересов криминалитет не может использовать законные средства, насилие для них является единственным способом добиваться выполнения контрактных обязательств. На примере Мексики и Сальвадора мы выяснили, что уровень насилия, тем не менее, можно значительно менять, регулируя рыночные условия. Сравнение двух криминальных рынков с точки зрения экономики позволило отыскать ряд причин, по которым ситуация в обеих странах развивалась по диаметрально противоположным сценариям, а также выявить наиболее адекватные меры государственного воздействия для дальнейшего сдерживания роста насилия.

Ключевой причиной ожесточенной борьбы за такие города, как Сьюдад-Хуарес, является дефицит пограничных хабов. Растущее насилие в таких точках входа стало вызывать все больше разговоров о необходимости их и вовсе перекрыть. И все же экономика подсказывает нам обратное: если искусственно создать еще больше таких наркотических шлюзов, каждый из них в отдельности станет менее ценным, что и отнимет у картелей стимул к вооруженной борьбе. Да, в таком случае ввезти очередную партию наркотиков в США будет гораздо легче, но и обвал сырьевых поставщиков особо не отразился ни на объемах контрабанды, ни на ее цене (см. главу 1). Тогда расширение доступа тоже не произведет значительного воздействия на рыночные условия, а вот конкуренция с использованием огнестрельного оружия явно ослабнет.

На примере Мексики мы также узнали, что для наркоторговцев важен еще и контроль над регулирующими органами власти — то есть над полицией. Ужесточение отбора и повышение зарплат полицейским в равной степени увеличит издержки картелей на их подкуп. Конечно, борьба с коррупцией займет, мягко говоря, немало времени. А пока процесс идет, было бы целесообразно провести реформу и слить воедино все уровни полицейской системы. Специалисты по борьбе с преступностью уже долгое время на этом настаивают, поскольку такая мера значительно повысит эффективность борьбы с криминалитетом. С точки зрения экономики, в результате этого сотрудничество с представителями власти на разных уровнях станет невозможным, как и их конфронтация из-за поддержки враждующих кланов. На сегодняшний день, тем не менее, картели все еще могут развязывать друг против друга «виртуальные» войны за счет столкновения тех или иных полицейских сил штатов и федерального центра. Слияние же последних сделает этот метод мало возможным.

Из жизни сальвадорских «марас» можно извлечь другой урок. Несмотря на то что власти пошли на уступки, которые вроде бы не так уж далеки от содействия преступности, правительству все же стоит иметь в виду эффективность роли посредника в войнах банд. Еще одной причиной сговорчивости группировок был раздел сфер влияния, позволивший им вести бизнес на отдельных территориях. Поощрять такое поведение банд, разумеется, недопустимо, но по некоторым параметрам жизнь общества при этих условиях все же несколько улучшается. Например, наркотики становятся дороже, а конкуренция за рынки — ниже.

Неликвидность трудовых ресурсов «марерос», вытекающая из невозможности перейти в другую банду, с одной стороны, помогла ускорить принятие мирного соглашения. С другой, она приоткрывает завесу тайны над организацией управления в криминальных группировках, упрощая процесс борьбы с ними. Обычно «сотрудникам» приходится платить достойную заработную плату, чтобы те не сбежали к конкурентам. Так, если синалоанцы перестанут платить своим наблюдателям в Хуаресе, последние запросто могут уйти к враждебному картелю. И напротив, в «марас», покинуть которые едва ли возможно из-за татуировок, зарплаты остаются предельно низкими. Таким образом, чтобы переманить «марерос» из банд на обычную законную работу, компании не придется тратить больших денег. Все, что для этого требуется, найти такого работодателя, который будет готов закрыть глаза на татуировки. Государство может этому поспособствовать, выделяя средства на выведение рисунков. Именно это и предлагает шериф округа Лос-Анджелес в США бывшим заключенным, желающим начать новую жизнь. Предоставляемая бесплатно услуга обычно стоит несколько тысяч долларов. Но это сущие копейки по сравнению с платежами в социальные фонды, которые устроенный на работу преступник затем вернет в бюджет. В Сальвадоре такая практика может сохранить не только деньги, но и жизни.

Подводя итог, на примере Мексики и Сальвадора мы выяснили, насколько сильно на криминогенную обстановку влияет изменение рыночных условий. Более 4000 мирных сальвадорцев были спасены благодаря сотрудничеству местных «марас», в то время как из-за ужесточения конкуренции между картелями погибло 60 000 простых мексиканцев. Всего этого можно было избежать. Когда ставки высоки, властям следует придавать рынкам более устойчивую форму, а не сломя голову кидаться в драку, чтобы прикрыть их любой ценой.