В знак дружбы с Англией король Карл решил наградить двух подданных Елизаветы орденом Святого Михаила – высшей французской рыцарской наградой. Выбор награждаемых он оставил за ней. Елизавета назвала лордов Лестера и Норфолка. Роберта она хотела задобрить, ибо до сих пор не назвала дату их свадьбы, а Норфолка ублажить, чтобы упредить его зависть. Вскоре она убедилась, что герцог неисправим. Своей награде он почти не радовался, зато бурно возмущался награждению Лестера. Королеве пришлось уговаривать его прийти на церемонию.

Зато Роберт воспринял эту церемонию как прелюдию к своей скорой женитьбе на Елизавете. Он был почти уверен. Но Сретение прошло, а королева даже не заикалась о свадьбе.

– Сколько еще раз ты будешь нарушать свое же слово? – бушевал Роберт.

– Робин, прошу тебя, потерпи совсем немного, – вздохнула Елизавета. – Я сейчас вовлечена в переговоры с другими государствами и не хочу их портить. Ничего не поделаешь: политика. Подыграй мне, сделай вид, что поддерживаешь мой брак с эрцгерцогом.

– Что ж, я готов. Ради блага Англии выходи за эрцгерцога. Обо мне не беспокойся.

– Хвалю тебя за бескорыстие. – Елизавета намеренно не обратила внимания на сарказм его слов.

Роберт не поверил своим глазам, когда в тот же день увидел королеву напропалую флиртующей с галантным графом Ормондским. Это было уже слишком. Между ним и Елизаветой произошла жаркая перепалка, настолько жаркая, что удивительно, как не вспыхнули шпалеры на стенах. Затем Роберт покинул двор.

Нет, с него хватит! Эти слова он твердил, скача к себе в Кью. Он сильно устал от придворных интриг и грызни, а также от нескончаемых, мучительных игр Елизаветы. Роберта тошнило от постоянных упреков в его адрес. Можно подумать, это он мешал королеве выйти замуж. А они забыли, сколько раз он публично убеждал ее выбрать себе мужа? Какое же все-таки стадо эти придворные! То заискивали перед ним, а теперь, начисто забыв о достоинствах, стремятся выпятить только одни недостатки.

Сначала Роберту написал Сесил. Затем привезли письмо от Трокмортона. Оба выражали свое сочувствие и утверждали, что он единственный достойный муж для Елизаветы. Оба сожалели, что он покинул двор, и старались держать его в курсе всех тамошних событий. В ответном письме Сесилу Роберт написал, что его угнетает и приводит в глубокое отчаяние тупиковая ситуация с браком королевы. Похоже, ее величество вообще никогда не выйдет замуж. Сесил прислал новое письмо. Елизавета все еще не вышла из полосы дурного настроения, поэтому он советовал пока не возвращаться ко двору, дабы не навлечь на себя новые обвинения. По правде говоря, Роберту и не хотелось туда возвращаться.

Дул легкий мартовский ветерок. На деревьях набухали почки. В это время ко двору доставили письмо с печатью Марии Стюарт, которое Сесил тут же отнес королеве. Елизавета читала его с нарастающим ужасом:

– Черт бы побрал этих варваров! Риццио убит.

По словам Марии, Дарнли и многие лорды, которые прежде были к нему в оппозиции, ворвались в ее покои, когда она ужинала с Риццио и несколькими друзьями. Завязалась словесная перепалка, быстро переросшая в потасовку. Жизнь самой Марии оказалась под угрозой. Какой-то заговорщик даже ткнул ее стулом в живот, будто забыв, что шотландская королева находится на седьмом месяце беременности. Дарнли крепко держал ее, а бунтари выволокли отчаянно сопротивляющегося Риццио из покоев и убили, нанеся ему пятьдесят шесть ударов. Мария почувствовала себя узницей. Она поняла, что лорды перетянули Дарнли на свою сторону, пообещав, что он сможет править от ее имени. Мария попыталась убедить мужа: она, как и Елизавета, знала, сколь дешево стоят подобные обещания, что завтра же эти лорды полностью отрекутся от своих слов. Похоже, Дарнли все-таки поверил. Вместе им удалось бежать. Затем стараниями верного ей графа Ботуэллского шотландская королева сумела восстановить свою власть. Мятежники бежали. Но вероятность лишиться трона и самой жизни была очень велика.

Елизавета вздрогнула и потом долго не могла унять дрожь. Чтобы королева, отвечающая только перед Богом, подвергалась таким унижениям? Чтобы королева становилась жертвой скандала и государственной измены неслыханного уровня? Она ведь тоже королева. Вдруг и ее лордам вздумается устроить заговор против нее? Елизавете это было трудно представить. Подданные ее любят, Тайный совет – тоже. И тем не менее письмо Марии стало для нее серьезным предостережением. Ничто нельзя принимать на веру. Как же она была права, что отказывалась выходить замуж. Гнусный пример Дарнли – лучшее тому подтверждение. Но этот высокомерный глупец, возмечтавший о королевском троне, был всего лишь пешкой в руках заговорщиков. Елизавета вдруг остро ощутила одиночество и беззащитность Марии. Она и сама не чувствовала себя защищенной.

На заседании Тайного совета и в разговорах с придворными Елизавета возмущалась грубым обхождением с Марией. Даже стала носить на поясе ее миниатюрный портрет, показывая солидарность со своей «самой дорогой сестрой». Де Сильве она сказала:

– Будь я на ее месте, я бы выхватила у нечестивого мужа кинжал и вонзила бы ему в грудь!

Посол оторопел. Он явно поверил в способность Елизаветы на такой шаг. Тогда она поспешила улыбнуться и добавить:

– Разумеется, я бы никогда так не обошлась с эрцгерцогом.

Марии она отправила участливое письмо. Между ними возникли новые, по-настоящему родственные и теплые отношения. Елизавета пожелала «дорогой сестре» удачи – этого бедняжке остро недоставало, – написала, что молит Бога, чтобы роды прошли как можно легче, и «полна желаний получить следующее твое письмо, где будут радостные вести».

Елизавета ничуть не лукавила. Сознание собственной беззащитности заставило ее послать одну из фрейлин к Роберту. В коротком письме королева сетовала на его холодность и недоброе к ней отношение. Как она и надеялась, Роберт поспешил ко двору и рассыпался в извинениях. Они в который раз помирились, однако за время разлуки между влюбленными возникла не то чтобы отчужденность, а незримый, но ощутимый барьер.

– Больше я тебя никуда от себя не отпущу, – заявила Елизавета.

– Я весь к твоим услугам, – ответил Роберт.

«И я же еще вынужден извиняться за то, что она сделала. Точнее, чего не сделала», – хмуро думал он.

– Роберт, черт тебя побери, почему ты так холоден со мной? – не выдержала королева.

– Ты же знаешь: я твой верный слуга, – уже теплее ответил он.

Елизавета вздохнула:

– Я хочу большего, и тебе это известно.

– А я всего лишь прошу показать миру, что ты меня ценишь.

Елизавета пообещала. Заверила, что больше никогда не подвергнет его публичному унижению. И вновь Роберт оказался возле нее. И вновь на него изливались прежние милости королевы. Елизавета изо всех сил старалась прекратить флирт со своими поклонниками, хотя сделать это оказалось непросто – флирт являлся неотъемлемой чертой ее характера. Так или иначе, но уже невозможно было вернуть прежние чувственные отношения. И прежнюю легкость в общении друг с другом тоже.

В апреле, устав от невыносимости своего положения, Роберт испросил у королевы разрешение поехать к себе в поместье.

– Так ты отвечаешь на мою благосклонность? – возмутилась Елизавета.

– Бесс, я должен туда поехать. Меня вынуждают неотложные дела, иначе я бы за все сокровища мира тебя не покинул.

Несмотря на красоту фразы, слова звучали неубедительно. Елизавета позволила Роберту уехать.

Он едва успел добраться до Норфолка, как привезли письмо от королевы. Роберт читал ее укоризненные слова и морщился от негодования. Чем заслужил он столь ядовитые, жгучие упреки? У него и в мыслях не было ее оскорбить. Охлаждение, возникшее между ними, больно ударяло и по нему и по ней. Обоим требовалась передышка. Но неужели его долгое служение королеве, годы верности и преданности ничего не значили? Бог свидетель, он изо всех сил старался вернуть отношения между ними в прежнее русло, вспоминая золотые дни их любви. Но Роберт не раз задавался вопросом: а почему нужно прикладывать столько усилий? И потом, если понадобились усилия, быть может, момент уже упущен? Наверное, Елизавета испытывала схожие ощущения. Это было горестно – горестно настолько, что Роберт мечтал забиться в пещеру или даже гробницу… куда угодно, где можно обрести забвение.

Потом привезли новое письмо. Королева требовала его немедленного возвращения ко двору. Роберт ехал с тяжелым сердцем, не зная, чего ожидать, и не смея питать никаких надежд. Но надежда вспыхнула сразу же, когда ему сказали, что королева примет его в своих покоях. Он подпрыгнул от радости, когда Елизавета протянула к нему руки. Глаза ее были полны слез. На этот раз извинялась она сама.

– Мария разрешилась от бремени сыном, – объявила Елизавета. – Сесил сообщил.

– Наследный принц Шотландии. Рад за королеву Марию. Досталось бедняжке.

А ведь это мог быть его ребенок! Он, Роберт, мог бы стать отцом будущего шотландского короля. От мысли о собственной бездетности всегда делалось больно. Роберт бы многое отдал, чтобы стать отцом любого ребенка, пусть и не короля.

– И я тоже очень рада за Марию, – сказала Елизавета, однако ее тон говорил обратное.

– Бесс, в чем дело? – спросил Роберт, хотя прекрасно знал ответ.

– Страдания страданиями, а сейчас Мария радуется. Она сделала то, что мне сделать не удастся. Чрево мое бесплодно.

– Что за чушь ты говоришь? – не выдержал Роберт. – Ты не считаешь, что это немного похоже на спектакль? Напрашиваешься на жалость? Как ты можешь говорить о бесплодности чрева, не попробовав родить?

Елизавета хотела возразить, однако Роберт прижал палец к ее губам.

– Послушай. – Он обнял Елизавету. – Не существует причин, мешающих тебе родить ребенка, наследника престола. Только твои безосновательные страхи, которые ты непременно преодолеешь, если всерьез постараешься. Ты здоровая женщина. Твои месячные наступают без задержек. И ты знаешь, что путь к зачатию лежит через наслаждение. Понимаешь? Не через страдание, а через наслаждение.

– Это что, очередная уловка с целью заставить меня выйти за тебя замуж?

От подобных разговоров Елизавете всегда становилось не по себе. Ни один мужчина, даже Робин, не имел права говорить ей такое.

– Нет, Бесс, я лишь хочу тебя подбодрить, – нежно возразил он.

Похоже, Роберт действительно ничего не замышлял. Просто хотел вернуть прежнюю нежность и сердечность их отношениям.

Елизавета поцеловала его. Поцелуй был коротким, крепким, но без страсти.

– Спасибо, Робин, но давай оставим эту тему.

В августе традиционное летнее путешествие двора Елизаветы пролегало по землям Нортхэмпшира и Оксфордшира. Роберт настойчиво уговаривал королеву заехать к нему в Кенилворт и даже заранее готовился к ее визиту.

– Ваше величество, а благоразумно ли это? – предостерег Сесил. – И так говорят, что ваш приезд в Кенилворт станет прелюдией к вашему браку с лордом Лестером.

– При чем тут брак? – насторожилась Елизавета.

– Вы же знаете людскую молву.

– Что ж, тогда я туда не поеду.

Узнав о ее отказе, Роберт принялся бурно возражать:

– Прежние твои летние визиты в дома знати почему-то никто не считал прелюдией к твоему браку с их хозяевами. Почему же обычное приглашение погостить у меня должно восприниматься по-иному?

Елизавета не понимала, огорчен ли он или только делает вид.

– Ты намерена остаться с Сесилом, но почему-то никому в голову не приходит, что у тебя есть виды на него.

– Глупая аналогия, – пробормотала Елизавета.

– Не отказывайся от поездки в Кенилворт! – умолял Роберт. – Докажи всем этим сплетникам, что они ошибаются. Мне очень хочется, чтобы ты посмотрела, как я изменил облик замка. Обещаю: тебя примут так, как и должны принимать королеву. И ненавистное тебе слово «брак» ни разу не будет произнесено!

Минута, в течение которой Елизавета раздумывала, показалась Роберту вечностью.

– Ты меня уговорил! – наконец улыбнулась она.

Пусть мир катится ко всем чертям. Когда ее заботило чужое мнение?

Визит в Кенилвортский замок прошел с огромным успехом, разочаровав тех, кто был падок до сплетен. Но по возвращении в Лондон Елизавета нашла свой парламент пронизанным бунтарским духом. Обе палаты отказывались одобрить любые постановления о новых налогах, пока королева не рассмотрит их петиции и не отнесется с должным вниманием к исключительно важному вопросу о назначении преемника.

– Как смеют они диктовать мне условия! – бушевала она на заседании Тайного совета.

Затем, утихомирившись, отправила парламенту послание, где давала честное слово – «слово принцессы» – выйти замуж. Палата лордов и палата общин не раз слышали ее обещания и к нынешнему отнеслись весьма прохладно.

– Я никогда не позволю парламенту вмешиваться в подобные вопросы! – снова бушевала Елизавета. – Налоги нужны не для балов и охот, а на благо моего народа. Но эти упрямцы противятся, вместо того чтобы меня поддержать!

– Если бы ваше величество вышли замуж, парламент не ставил бы вам палки в колеса, – заметил Сесил.

– Дух мой, неужели ты думаешь, что я сама этого не знаю? – вздохнула Елизавета, устало приваливаясь к спинке стула. – Ладно. Я напишу императору Максимилиану и сообщу о своем согласии на брак с эрцгерцогом.

Пока королева не передумала, Сесил бросился за бумагой, пером и чернилами.

Парламент спешно уведомили о готовности королевы выйти замуж, но, пока император не ответил на ее письмо, она не станет называть имени счастливца-жениха. Далее Елизавета узнала, что палата общин собирается послать к ней депутацию с просьбой назвать имя ее будущего мужа и имя преемника на случай, если она умрет бездетной.

– Их требования необоснованны! – возмутилась Елизавета.

– Ваше величество, парламентарии всего лишь заботятся о благополучии королевства, – попытался успокоить ее Сесил.

– Черт бы их побрал с их заботой! Такие вопросы мне решать, а не им. Когда правил мой отец, им бы и в голову не пришло противиться королю.

– От тебя не убудет, если ты примешь депутацию, – вмешался Роберт.

– Нет, – заупрямилась Елизавета.

– Ваше величество, палата лордов их поддерживает, – предостерег Сесил.

– Они не посмеют!

Но палата лордов посмела, и это добавило веса новой петиции.

– Герцог Норфолкский! Ты и подобные тебе – изменники! – объявила Елизавета, щурясь на герцога.

Тот сидел с каменным лицом.

– Ваше величество, они думают о благе Англии и благе королевы, принимая то и другое близко к сердцу, – сказал Роберт.

Прежде он никогда не поддерживал Норфолка.

– Роберт, ты ничем не лучше их! – крикнула Елизавета. – От меня мог отвернуться весь мир, и меня бы это не испугало. Но я никак не думала, что среди предательских голосов услышу и твой.

– Я готов умереть у ног вашего величества, – с жаром произнес Роберт.

– Что толку мне от твоей смерти? – сердито бросила Елизавета и покинула заседание Тайного совета.

В приемной она увидела де Сильву, ожидавшего конца заседания. Послу требовалось переговорить с Сесилом. Де Сильва сразу заметил, что королева не в себе. Как Робин мог не поддержать ее? Это самое настоящее злодеяние, по-другому не назовешь!

– У вашего величества неприятности? – участливо спросил де Сильва.

– И еще какие! Зла не хватает на моих советников. И в первую очередь на лорда Лестера! Сами посудите, господин посол! Человек, к которому я благоволила, которого одаривала всем, чем могла, порою рискуя собственной честью. И вдруг такая черная неблагодарность! Я намерена прогнать его с глаз долой и очистить путь для приезда эрцгерцога в Англию.

Для де Сильвы эти слова были как манна небесная. Он сочувственно кивал, воздерживаясь, однако, от высказывания своего мнения.

– Представляете? Вся знать против меня, – жаловалась Елизавета. – Палата общин отказывается поддерживать нужные для страны законы, пока я не соглашусь с их требованиями. А я не знаю, чего этим дьяволам от меня нужно!

– Представлю, как оскорбителен для достоинства королевы компромисс с палатой общин, – бархатным голосом произнес де Сильва, превратившийся в одно сплошное сочувствие судьбе несчастной Елизаветы.

– Однако у меня нет иного выбора, – горестно вздохнула она.

В этом была главная сложность Елизаветы. Она не могла обойтись без парламента.

Наконец королева уступила. Депутации парламента было велено дожидаться ее появления. Елизавета сразу предупредила, чтобы спикер даже рта не открывал. Говорить будет она сама. Елизавета приготовила речь. Вариантов было несколько, и она выбрала самый сильный, и теперь, когда парламентарии обеих палат стояли перед ней на коленях и под ее стальным взглядом, обрушила на них свой праведный гнев.

– Некие необузданные личности в палате общин замыслили маневр, который иначе как предательством не назовешь, – суровым тоном начала Елизавета. – Я бы еще могла понять тех, кто обратился бы ко мне с мольбой или с искренней просьбой назвать преемника. Но еще никто не смел от меня что-либо требовать! Особенно удивляет то, с какой поспешностью палата лордов поддержала нижнюю палату в их глупости и вероломстве. Разве я не родилась в Англии? Или мои родители не были англичанами? Притесняла ли я кого-нибудь за все годы моего правления? Как я правила вами? Или теми, кто пытается меня осуждать, движет зависть? Я не собираюсь ни перед кем оправдываться. Я не собираюсь увязать в длинных речах, ибо мои деяния говорят сами за себя. Я заявляла о своем намерении выйти замуж, и честь не позволит мне нарушить слово королевы. Говорю вам снова: я выйду замуж в ближайшее благоприятное время и надеюсь родить детей, иначе замужество не имело бы смысла.

Елизавета сделала паузу. Сказанное до сих пор было своеобразным выговором и предостережением. Теперь она обращалась к разуму и пониманию:

– Никто из вас не был вторым лицом в государстве, как я в годы правления покойной королевы Марии. Никому из вас не знакомы ужасы, испытанные мной, когда я находилась рядом со своей фанатичной сестрой и встречала каждый новый день как последний день моей жизни. Однако кое-кому в парламенте спокойная жизнь не по нраву. Кое-кто пытается впутать меня в свои заговоры.

Королева сделала новую паузу, оглядывая собравшихся. Ее слова попали в цель. Некоторые парламентарии тревожно переглядывались.

– Если бы я не заботилась о королевском достоинстве, я бы прямо сейчас назвала имена этих жуликов и мошенников.

Послышались вздохи облегчения. Судя по опавшим плечам – тоже признак облегчения, – и этот ее удар попал в цель.

– Я бы не пожелала своему преемнику оказаться в моем нынешнем положении. В вашем лице я обращаюсь к обеим палатам парламента и заявляю: вопрос преемственности королевской власти таит немало опасностей для страны и лично для меня. Короли имели обыкновение воздавать почести философам. Я бы воздала поистине ангельские почести тем, кто, будучи вторыми, не тщились стать первыми!

В глазах собравшихся она видела смирение. Кто-то явно сочувствовал тяжелому положению, в каком оказалась королева, и не в последнюю очередь по их вине.

Елизавета вновь сердито посмотрела на них:

– Вы имели наглость вызвать меня на заседание парламента и потребовать, чтобы я назвала преемника. Так знайте: мне, вашей правительнице, решать, кто наследует мою власть. Недопустимо, когда ноги пытаются указывать голове. Надеюсь, что у зачинщиков парламентской смуты достанет совести покаяться и открыто признать свою вину.

Ряды коленопреклоненных парламентариев охватил испуг. Елизавета решила, что пора напомнить им, из какого теста она слеплена. Она хорошо помнила ужасы, недавно пережитые Марией Стюарт.

– Как известно, все люди смертны. Знаете вы и то, что женщин принято считать слабыми. Только пусть не обманываются те, кто желал бы видеть во мне слабую женщину. Смелостью я пошла в своего отца. Я – ваша законно коронованная королева. Никогда я не поддамся никакому нажиму и не сделаю что-либо против своей воли. Я благодарю Бога, наделившего меня таким характером. Если бы волею судьбы мне вдруг пришлось покинуть Англию прямо в том, в чем стою сейчас, я бы не пропала ни в одной стране христианского мира.

Елизавета вглядывалась в лица лордов. Их она победила, чего нельзя было сказать о палате общин. У тех и сейчас еще сохранялся бунтарский дух. Речь королевы они слушали в угрюмом молчании. Неудивительно, что через пару дней парламент вновь призвал королеву удовлетворить требования, изложенные в их петициях.

Нет, с нее достаточно!

– Передайте палате общин мое спешное повеление. Больше никаких петиций. Пусть удовлетворятся моим обещанием выйти замуж.

Слова королевы взбудоражили парламент. Послышались обвинения, что королева нападает на узаконенные свободы своих подданных. Парламент по-прежнему не одобрил ее запрос на новый налог. Вскоре Елизавета с ужасом поняла: парламентариям удалось-таки загнать ее в угол. То, что начиналось с просьб выйти замуж и назвать имя преемника, быстро переросло в словесную войну прав и привилегий королевы и парламента.

– Ваше величество, я настоятельно советую вам уступить парламентариям, – говорил Сесил.

– Ну что ж, – ледяным тоном произнесла она.

Однако внутри Елизавета признавала себя побежденной. Новые поединки с парламентом могли оказаться губительными.

– Передай палате общин, что они вольны затевать дебаты о преемнике. Еще скажи, что я проявляю милость и на треть уменьшаю первоначальную сумму налога.

Палата общин ликовала. Они победили! Новый билль о налогах был принят единогласно, не дожидаясь дебатов по престолонаследию. Но когда этот билль принесли королеве на подпись, она рассердилась, увидев там обещание выйти замуж. Оно было замаскировано среди общих фраз. Схватив перо, Елизавета написала: «Не понимаю, почему мои личные дела должны служить предпосылкой к принятию этого закона. Не понимаю и другого: как у составителей закона хватило наглости вплести туда мои слова, надеясь на мою невнимательность?»

Парламент она распустила. Сообщая об этом, Елизавета сердито оглядела членов обеих палат:

– Вы решили испытывать мое терпение. Не вздумайте когда-либо проделать то же самое с терпением моего преемника. Когда-нибудь вы согласитесь, что Англия не знала более любящей и заботливой правительницы.

Во дворец она вернулась довольной.

– Я победила, – широко улыбаясь, сказала она Сесилу.

– Думаю, ваше величество ошибается. Вопрос с преемником не решен. Вопрос с вашим замужеством – тоже. Опасности не устранены, а будущее Англии вызывает опасения. Это всерьез тревожит парламентариев. И меня тоже.

Елизавета собиралась ответить колкостью, но поскольку была отнюдь не глупа, сразу поняла, что советник прав и единственное, что она сейчас могла, – это надеть маску несправедливо обиженной.