Глава 12

1547

После смерти Генриха Элизабет осознала, что ее детство подходит к концу и пора обретать свое место в странном и угрожающем мире взрослых. Она понимала, что без защиты Генриха она оказалась предоставлена самой себе. Вряд ли она играла существенную роль в интригах Сеймуров, и в скором времени ее, пожалуй, вместе с Мэри отодвинут на задний план, стремясь приобрести власть над юным королем и парламентом.

Элизабет знала, что на королеву полагаться не стоит. Екатерина не родила покойному монарху сыновей и потому не могла влиять на общественную жизнь. К тому же Екатерина наверняка сейчас горюет об умершем муже, и вряд ли ее интересуют заботы Элизабет. Нет, следовало рассчитывать только на себя, полагаясь исключительно на собственный ум, чтобы выжить.

Набравшись решимости, она стремилась обрести внутреннее спокойствие, облегчавшее молитвы. С присущей юности проницательностью она чувствовала, что ее отцу они понадобятся.

После того как лорды из совета поклялись в верности королю Эдуарду, лорд Хертфорд, вопреки воле своего господина поставивший себя во главе совета, незамедлительно собрался в Лондон, чтобы подготовить все необходимое для похорон покойного короля и коронации нового.

— Можно мне поехать с вами, милорд? — спросила его Элизабет.

Хертфорд покачал головой:

— Сожалею, миледи, но его покойное величество недвусмысленно просил о том, чтобы никто из его детей не присутствовал на похоронах. А поскольку король не женат, женщинам не подобает присутствовать на коронации. Простите.

— Так что же мне делать, сэр?

— Пока оставайтесь здесь с госпожой Эстли. Я пришлю вам весточку после того, как короля коронуют.

Элизабет стиснула кулаки, полная горечи и разочарования. Ей даже нельзя присутствовать на похоронах отца? К глазам тотчас же подступили слезы. Сочувственно взглянув на девочку, граф протянул ей свернутый пергамент, с которого свисала большая печать Англии.

— Это завещание вашего отца, миледи, — молвил он, — в соответствии с которым вам оставлено три тысячи фунтов, что позволяет вам стать состоятельной женщиной — не менее богатой, чем любой вельможа. Должен вам сообщить, что, когда вы выйдете замуж, вы получите окончательную выплату в размере десяти тысяч фунтов. Вынужден, однако, предупредить, что, если вы выйдете замуж без одобрения и согласия совета, вы лишитесь права на престолонаследие раз и навсегда. То же касается вашей сестры, леди Мэри.

— Я не собираюсь выходить замуж, — заявила Элизабет, которую нисколько не тронуло крупное состояние. — Но мне бы хотелось жить вместе с братом при дворе.

— Боюсь, это невозможно, — возразил граф. — По крайней мере, пока король не женится. Вы будете и впредь жить в Хэтфилде, Эшридже и других привычных вам местах.

— Но ведь королева осталась при дворе, — заметила Элизабет.

— Ненадолго. Разумеется, сейчас она в трауре, но уже дала понять, что намерена удалиться в одно из своих вдовьих владений. Король ее тоже хорошо обеспечил.

Элизабет отвернулась. Последствия смерти отца оказались еще хуже, чем она предполагала. Да, теперь она была богата, но что толку в роскоши, если ей преградили путь во дворец, оставив гнить в Энфилде? Она даже не могла должным образом попрощаться с отцом, проводив его в последний путь.

Величественно уставившись на Хертфорда, она, к своему удовольствию, заметила, как тот слегка поник под ее взглядом. Ей доводилось видеть, как смотрел на других ее отец, и она порадовалась тому, что отчасти унаследовала исходившую от него властную силу, заставлявшую дрожать остальных. Не исключено, в будущем это пригодится. Но что толку в видимости власти без нее самой? Ведь, даже будучи королевской дочерью, она оставалась беспомощной юной сиротой, у которой не было иного выбора, кроме как поступать так, как ей велели.

— Что мне делать? — воскликнула Элизабет, оставшись наедине с Кэт. — Я третья женщина в стране, а они хотят сделать из меня отшельницу!

— Почему бы не поговорить с королем? — предложила Кэт. — Он всегда вас любил, и его слово может иметь некоторый вес.

Элизабет задумалась.

— Пожалуй, вы правы, Кэт, — сказала она. — Пойду и поговорю с ним прямо сейчас.

— Миледи Элизабет, вряд ли это будет удобно, — заявил лорд Хертфорд, возвышаясь в дверях королевских апартаментов.

— Я желаю увидеть моего порфироносного брата, — холодно ответила она, давая понять, что не потерпит возражений.

Она вся в отца, подумал граф, — проще уступить. Будучи мужем самой деспотичной мегеры во всей стране, он давно усвоил, что с женщинами не стоит пререкаться, — крепче спишь.

Брат Элизабет, наряженный в украшенные самоцветами траурные одежды, сидел за столом и тщательно выводил паучью подпись — «Edward R.»— на официального вида документах, которых набралась целая стопка. Подняв глаза, он кивнул опустившейся на колени сестре.

— Встань, сестра, — великодушно произнес он.

— Рада, что вижу ваше величество в лучшем расположении духа, — ответила Элизабет.

— Спасибо, — сказал Эдуард. — Уверен, что и мне незачем тебя утешать, ибо, будучи разумной и благочестивой, ты умеешь принимать волю Божью как она есть. Вижу, что ты, как и я, уже спокойнее относишься к смерти нашего отца.

— Стараюсь успокоиться, как могу, сир, — молвила Элизабет. — И постоянно напоминаю себе, что должна гордиться таким отцом.

— Он теперь в раю, — не по годам серьезно проговорил мальчик, — покинув сей убогий мир и уйдя в страну вечного блаженства. Одно это должно служить нам утешением.

К глазам Элизабет вновь подступили слезы, но выражение лица Эдуарда осталось бесстрастным.

— Ты что-то хотела, сестра? — осведомился он. — Или просто пришла меня утешить?

— Ваше величество, прошу вас, позвольте мне поехать во дворец! — умоляюще сказала Элизабет. — Я не хочу здесь оставаться, для меня это очень важно!

Эдуард нахмурился.

— Конечно, ты должна поехать во дворец, — ответил он. — Но не сейчас. Подожди, пока меня не коронуют, а потом я пошлю за тобой. Я никогда тебя не забуду. Ты всегда будешь мне дорога.

Коронация состоялась, и Элизабет с надеждой ждала в Энфилде весточки от брата, но обещанное приглашение от короля и лорда Хертфорда так и не пришло. Зато прилетело письмо от Екатерины Парр.

— Это от королевы! — воскликнула Элизабет, срывая печать и быстро пробегая взглядом изящные строчки. — Она приглашает меня жить с ней в Челси! И говорит, что совет дал согласие! О Кэт!

Глаза Элизабет впервые за несколько недель заблестели, и Кэт не смогла сдержать радости. Однако сердце ее упало — она думала, что больше не увидит последнюю из своих соперниц. Но она ошибалась, горько ошибалась, и в итоге перед ней замаячила неприятная перспектива переезда в новую обитель королевы. И все же она заставила себя улыбнуться.

— Рада за вас, — молвила она.

— Ее светлость особо распорядилась, чтобы мою прислугу возглавила ты, — возбужденно продолжала Элизабет. — Мастер Гриндал тоже может поехать с нами — и, конечно, мастер Эстли!

— Весьма польщена, — с едва заметной иронией ответила Кэт.

— О, как я счастлива! — пропела Элизабет. — Я снова буду вместе с королевой! Она ведь мне как мать.

Кэт сглотнула.

— Не сомневаюсь, что и на сей раз она окажет вам поддержку, — неохотно проговорила она, но ее подопечная, слишком занятая своими мыслями, не заметила обиды.

— Я в самом деле по ней скучала, — призналась Элизабет.

Сев на скамью, она рассеянно провела изящными пальцами по широкой черной юбке траурного платья.

— Королева пишет, когда мы должны приехать? — спросила Кэт.

— Она намеревается переселиться в Челси в марте, после чего пригласит нас. При одной только мысли об этом мне становится лучше, милая Кэт! И раз королева переезжает в Челси, то понятно, почему мне нельзя жить во дворце.

— О нет, — сказала гувернантка, — дело вовсе не в этом. Во дворце не должно быть дам, пока принц не женится, а я гарантирую, что в ближайшие несколько лет этого не случится.

— Нужно собираться! — оживленно заявила Элизабет.

Нахмурившись, Кэт кликнула слугу и велела принести с чердака дорожные сундуки леди Элизабет.

Адмирал вернулся. Едва до него дошли известия о смерти короля Генриха, он поспешил в Англию, торопясь ухватить свою долю власти и прочую поживу, пока она не досталась более предприимчивым.

Когда королева, все еще пребывавшая в уединении, как подобает вдове, узнала о его возвращении, ее сердце запело от радости и страстного ожидания. Не теряя времени зря, он вернулся, чтобы заявить на нее свои права! Вне всякого сомнения, он пошлет ей весточку, едва завершится первый месяц траура!

Лорд Хертфорд, занятый утверждением своей власти над советом, глухо застонал, когда в зал Уайтхолла самодовольной походкой вошел его брат — так, как будто это место принадлежало ему.

— Нед! — громогласно воскликнул Том, хлопая графа по плечу. — Рад, что я наконец дома. Я спешил, как только мог.

— Добро пожаловать, Том, — с притворной радостью ответил Хертфорд, высвобождаясь из его медвежьих объятий. — Не ждал тебя…

— Думаешь, я мог оставаться в стороне, когда нужен здесь? Мне сообщили о создании регентского совета, и я пришел, чтобы занять положенное мне кресло.

Хертфорд несколько смутился. Будь здесь Анна, его жена, она бы сразу поставила Тома на место, но Анны здесь не было, а сам он терпеть не мог стычек и неприятностей.

— Сожалею, но покойный король не назначил тебя в совет, Том, — неохотно проговорил он.

— Что? — взревел Том. — Я дядя нового короля, как и ты, и имею полное право на членство в совете.

— Боюсь, все уже назначены и принесли присягу, — сказал Хертфорд, тщательно изображая жалость.

— Это не ответ! — взорвался Том. — У тебя нет права меня исключать.

— Решение совета окончательно, брат, и не в моих силах его изменить, — объяснил Хертфорд, с трудом сдерживая злость.

Сжав кулаки, Том придвинулся к брату.

— Ты думаешь, будто можешь отстранить меня от власти, — прошипел он. — Ты всегда меня ревновал, так что можешь не заблуждаться — я знаю, кто стоит за моим исключением из совета. Но предупреждаю, я получу свою законную долю власти над королевством, даже если мне придется пойти ради нее на убийство или измену.

— Подобное тщеславие и пустые угрозы нисколько тебя не красят, — заметил Хертфорд, попятившись. — Создавая совет, мы лишь следовали желаниям покойного короля. Можешь винить его в том, что он тебя не назвал.

— А ты весьма умен, прячась за юбку старины Гарри, — с неприятной ухмылкой бросил его брат. — Но ты еще пожалеешь. Я получу власть, которая принадлежит мне по праву, и даже больше, чем ты мог бы мечтать. А когда это случится — берегись, братец. Твоя голова полетит первой.

— Ты расстроен, Том, и лишь это тебя извиняет, — парировал Хертфорд. — Во имя милосердия я забуду, о чем ты только что говорил, но я начинаю понимать: его покойное величество проявил немалую мудрость, не назначив тебя в совет. Королевство не нуждается в столь горячих головах. Подумай над этим.

— О да, ты дал мне немало поводов задуматься! — подхватил адмирал.

— Вернулся мой дядя Томас? — переспросил юный король.

— Да, сир, он требует аудиенции, — ответил лорд Хертфорд, — но я сказал ему, что вы заняты государственными делами.

— Пусть войдет! — приказал мальчик.

— Ваше величество, вряд ли это разумно, — предупредил его дядя. — Он безрассудная личность, и вам незачем тратить на него время.

— Разве не я король, дядя? — возмущенно заявил Эдуард. — Я не могу сам решать, кого мне принимать?

— Со временем — да, сир, — учтиво ответил Хертфорд. — Но пока, ваше величество, хотя вы умны не по годам, вы еще ребенок, и вам следует полагаться на совет тех, кто намного умнее и опытнее вас.

— Я король! — горячо бросил Эдуард.

— А я, сир, — глава совета, назначенного вашим оплакиваемым всеми отцом, его величеством королем Генрихом, чтобы править страной, пока вы не достигнете совершеннолетия. Ваш отец наверняка хотел бы, чтобы вы считались с моим мнением, и, боюсь, мне придется на нем настоять.

Эдуард надулся. Быть королем оказалось вовсе не так весело, как он ожидал. Он полагал, что его, как и отца, все будут бояться и подчиняться ему, но на самом деле его обложили со всех сторон множеством правил и ограничений. Он должен был еще прилежнее посещать уроки, не пропускать молитв, быть добродетельным и набожным, словно новопровозглашенный пророк Давид или Самуил; ему надлежало сторониться даже друзей, постоянно помня, кто он такой, и запрещалось рисковать жизнью на рыцарских турнирах, ибо от самого его существования зависело благополучие королевства. Ему полагалось постоянно хранить в памяти образ своего августейшего родителя и всегда стремиться быть на него похожим во всех отношениях. А теперь, судя по всему, он даже не мог никого принять без предварительного согласия совета, вернее, своего дяди Хертфорда.

— Оставляю вас наедине с вашими книгами, сир, — сказал дядя, подобострастно кланяясь и пятясь к выходу.

Эдуард проводил его мрачным взглядом.

Адмирал был вне себя от злости, но его изобретательный ум уже строил новые планы. Сеймура распирали амбиции, и если он не мог сколотить состояние, получив придворную должность или покровительство короля, значит в этом ему поможет выгодный брак. Он прекрасно понимал, что лучше всего для этого подходят незамужние королевские сестры. Женитьба на одной сестре могла даровать ему престиж, власть и богатство, а заодно и явиться пощечиной его пронырливому братцу.

Но кого из сестер выбрать? Об этом и думать было нечего. Мэри могла оказаться следующей в очереди на трон, но маловероятная перспектива короны отнюдь не перевешивала того факта, что Мэри давно превратилась в старую деву и, скорее всего, была готова заполучить в постель любого. Впрочем, вряд ли там от нее будет много толку.

Нет, конечно же — только Элизабет. Ей уже исполнилось тринадцать — вполне брачный возраст, — и, насколько он слышал, она отличалась красотой и умом, хотя он уже давно не видел ее при дворе. При мысли о юной невесте, дочери короля Генриха от соблазнительной кокетки Анны Болейн, он ощутил трепетание в чреслах.

Но с чего начать? Пожалуй, с письма самой юной леди, которой наверняка польстит внимание столь опытного мужчины. И послать его нужно ее гувернантке, незапечатанным, с пояснительной запиской. Так будет лучше всего.

Кэт не отрываясь смотрела на письмо. К счастью, она была одна в комнате, которую делила с мужем, и, когда курьер доставил письмо, Кэт разбирала одежду.

Она снова перечитала текст.

«Прошу Вас, — писал адмирал Элизабет, — дайте знать, когда я смогу стать самым счастливым из самых несчастных мужчин». Вот наглец! Да как он осмелился? И что насчет его былых ухаживаний за королевой, которая могла бы выйти за него замуж, как только истечет годовой траур?

Но, если подумать, адмирал был ослепительный мужчина — смелый, решительный, обаятельный и дерзкий. Большинство женщин с радостью вышли бы за него замуж, несмотря на его тщеславие и вздорность. Однако Элизабет не принадлежала к большинству женщин. Она была дочерью короля, и ее брак, имея государственное значение, требовал одобрения совета. Более того, она часто заявляла, что у нее нет никакого желания выходить замуж.

Однако он мог бы стать для нее наилучшей парой. Именно такого мужчину хотела бы Кэт для Элизабет. Честно говоря, Кэт сама уже давно была в него немного влюблена. Вне всякого сомнения, Джон Эстли был добрым и любящим мужем, но он не заставлял сердце Кэт трепетать так, как это случалось в присутствии сэра Томаса. Конечно, сэр Томас никогда не рассматривал Кэт с подобной точки зрения, поскольку для него она была слишком стара, но ей бы очень хотелось жить рядом с подобным мужчиной. А если он женится на миледи Элизабет, он поселится рядом и Кэт сможет боготворить его издали, радуясь, что ее дорогая Элизабет счастлива с ним. О да, для Элизабет это была бы самая подходящая пара!

Вздохнув, Кэт присела на кровать, размышляя, показать ли письмо Элизабет или ответить самой. В конце концов благоразумие победило, и, сев за стол, она сообщила адмиралу, что ему, если он претендует на руку леди Элизабет, сперва надлежит получить разрешение совета.

— Нет, — моментально отказал лорд Хертфорд.

— Но почему? — возмутился адмирал, взирая на враждебные лица членов совета.

— Потому что леди Элизабет — одна из лучших невест в Европе, а также ценный политический капитал, — объяснил его брат. — Когда-нибудь, в не столь далеком будущем, мы подберем для нее выгодный брачный союз.

— Она королевской крови, и ее нельзя тратить попусту на простого рыцаря, — заметил похожий на быка Джон Дадли, хмуря темные брови. — Даже если он дядя короля. Вы сами должны это понимать.

— Забудьте о ней, сэр Томас, — вежливо посоветовал архиепископ Кранмер. — Найдется немало юных леди, чьи семьи обрадуются союзу с Сеймурами. Уверен, вам будет из кого выбирать.

Адмирал бросил на него испепеляющий взгляд и, собрав остатки достоинства, поклонился и быстро вышел.

Распечатав письмо, которое отдала ей Кэт, Элизабет прочитала его и уставилась на строчки текста, разрываясь между возмущением подобной дерзостью и тревожным волнением.

Курьер, передавший письмо, сообщил Кэт, что его господин последовал ее совету и сделал так, как она просила. Он не говорил, согласился ли совет на брак, но, рассудила Кэт, навряд ли сэр Томас столь опрометчиво обратился бы к Элизабет, не получив на то разрешения.

— Адмирал жаждет моей руки, — сказала Элизабет.

Сердце Кэт подпрыгнуло в груди, но осторожность взяла верх.

— Он пишет, что совет одобрил его просьбу? — спросила она.

Элизабет еще раз просмотрела письмо:

— Нет.

— То есть следует предполагать, что да? — удивилась Кэт.

— Можно предполагать что угодно, — ответила Элизабет, — но за него замуж я не выйду. Я еще слишком юна, да и желания никакого нет.

— Но вам уже тринадцать, — заметила Кэт. — Замуж счастливо выходили и девушки младше вас. К тому же адмирал — прекрасный мужчина, образец отваги. Неужели вы упустите такой шанс?

— Да, — категорично заявила Элизабет. — Я решила, что никогда не выйду замуж. Но я напишу ему любезное письмо: мол, мне нужно хотя бы два года, чтобы оплакать отца, а потом уже думать о замужестве. Столько он ждать не станет.

— Миледи, прошу прощения, но это глупость! — возразила Кэт.

— Лучше уж быть одинокой дурой, чем замужней предательницей, — ответила Элизабет. — У нас нет никаких доказательств, что милорд получил благословение совета на этот брак. В любом случае мне нравится быть девственницей, и я намерена ею остаться.

Кэт печально покачала головой:

— Не хотеть замуж — неестественно. Все девушки хотят мужа, а вы? А если замужество вас пугает, то уверяю вас, все это пустые разговоры. Беспокоиться не о чем.

— Я сказала, что не хочу замуж! — взорвалась Элизабет, и ее темные глаза яростно вспыхнули. Темпераментом она ничем не отличалась от отца. — Почему ты мне не веришь? Думаешь, я не знаю, что говорю?

— Вы еще очень молоды, — возразила Кэт, — и, поверьте, еще передумаете! Послушайте тех, кто старше и умнее. Выходите замуж за адмирала — вряд ли вы найдете лучшую партию.

— Нет, — процедила Элизабет, в которой пробудились былые страхи перед замужеством. Она не знала, чем они вызваны, но одна только мысль наполняла ее ужасом…

«Позвольте мне, милорд адмирал, быть с Вами откровенной. Хотя в настоящее время я отказываюсь от счастья стать Вашей женой, я буду рада остаться Вам доброй подругой, и пусть увенчаются славой Ваши заслуги».

— Проклятье! — взревел адмирал, комкая письмо. — Я что, обречен на крах любых моих желаний?

— Что случилось, сын мой? — спросила подоспевшая на его крик старая леди Сеймур.

— Она мне отказала! — пробормотал ее сын. — Маленькая холодная стерва!

— Какая еще стерва, дорогой?

— Леди Элизабет! — прорычал он.

— Знаешь, сынок, тебе вряд ли стоило на нее рассчитывать, — упрекнула его леди Сеймур. — Она тебе не пара, и сразу следовало понять, что она тебя отвергнет. Она весьма рассудительная юная леди. — Мать вздохнула. — Ты всегда был чересчур опрометчив, Том. Думай, прежде чем действовать. Найди себе симпатичную жену из благородной семьи с хорошим приданым и угомонись. Добрая верная женщина — вот что тебе нужно. И уже давно.

— Да, мама, — ответил адмирал, со вздохом закатывая глаза.

К королю подошел слуга по имени Джон Фаулер, чтобы забрать у него тарелку.

— Подарок от адмирала, сир, — прошептал он, вкладывая в ладонь Эдуарда кошелек с монетами и не сводя взгляда с доктора Чика, который сидел в дальнем конце комнаты, делая пометки в переводах мальчика.

Эдуард благодарно взглянул на слугу.

— Весьма любезно со стороны моего дяди, — сказал он. — Могу ли я чем-то отблагодарить его в ответ?

Фаулер изобразил задумчивость.

— Наверняка можете, сир, — ответил он, повторяя заученные слова. — Как говорит лорд-адмирал, он слышал, будто люди удивляются, что он до сих пор не женат. Он хочет жениться, и я сам слышал, как он неоднократно об этом упоминал, но подходящую невесту пока не нашел. Вы не против его женитьбы, ваше величество?

— Конечно не против, — согласился король.

— Ваша милость, не могли бы вы предложить подходящую невесту? — спросил Фаулер.

Польщенный, что к нему обратились по столь взрослому вопросу, Эдуард ненадолго задумался.

— Как насчет миледи Анны Клевской? — наконец предложил он. — Нет, погоди — пусть адмирал женится на моей сестре Мэри. Может, тогда она изменит свое мнение. Я бы хотел, чтобы она приняла истинную протестантскую веру, как полагается всем верноподданным гражданам.

— Я передам вашу рекомендацию моему господину, — поклонившись, ответил Фаулер. — Он будет благодарен вашей милости за совет.

Эдуард великодушно кивнул.

— И снова нет, — молвил Хертфорд, — и по той же причине. Послушай, брат, ни ты, ни я не рождены быть королями и жениться на королевских дочерях. Нам следует благодарить Господа и довольствоваться тем, что имеем, не претендуя на большее. Я доподлинно знаю, что леди Мэри никогда не согласится на подобный брак.

— Откуда тебе знать? — возразил адмирал. — Послушай, мне нужно лишь одобрение совета, а дальше я уже сам ее добьюсь на свой манер.

— Разве я не сказал — «нет»? — почти закричал Хертфорд. — Предупреждаю, не суйся не в свое дело.

— Вижу, ты мне больше не друг, братец, — ухмыльнулся Том, — и готов постоянно ставить мне палки в колеса. Что ж, я скорее увижусь с тобой в аду, нежели сдамся!

— Ваше величество, я сообщил адмиралу о вашем мудром предложении, на ком ему следует жениться, — осторожно сказал Фаулер, украдкой кладя еще один кошелек с золотыми монетами рядом с блюдом. — Но он ответил, что есть одна, кого он любит больше, чем леди Анну и леди Мэри. Что скажете, ваше величество, насчет его женитьбы на королеве?

— Одобряю, — не колеблясь, объявил мальчик. — Но не сейчас, конечно. Моя дорогая мачеха совсем недавно овдовела.

Лицо его осталось бесстрастным, ничем не выдавая горя от недавней утраты.

— Я передам адмиралу, сир, — пообещал Фаулер.

Простерши руки, королева Екатерина стояла на широком крыльце дворца в Челси. Хотя она была вдовой всего шесть недель и оставалась в темном траурном платье и чепце из черного атласа с лентой из пурпурного бархата, вид у нее был достаточно радостный, и ей не терпелось приветствовать падчерицу.

— Миледи Элизабет, как я соскучилась! — воскликнула она, заключая девочку в мягкие, сладко пахнущие объятия. — Добро пожаловать, госпожа Эстли! Входите.

Она повела их в просторное здание из красного кирпича, по коридору с высоким потолком и окнами в нишах, а после наверх по большой лестнице в личные покои, где показала Элизабет роскошно обставленные комнаты, украшенные дорогими гобеленами, ценными коврами и прекрасной мебелью. На дубовых столах и комодах стояли вазы с нарциссами, а на решетчатых окнах висели ярко-зеленые бархатные портьеры.

— Мистер и миссис Эстли будут жить в комнатах внизу, — сказала королева. — Туда ведет винтовая лестница.

Кэт попыталась изобразить благодарность, но распиравшая ее ревность не ускользнула от внимания Екатерины.

— Мадам, я так вам признательна за вашу заботу и эти прекрасные покои! — восхитилась Элизабет, целуя мачеху.

— Не за что, — тепло ответила Екатерина. — Располагайтесь, а я вас на время покину.

Оставшись наедине с гувернанткой в роскошных апартаментах, Элизабет запрыгала от восторга.

— Ну и повезло же нам, Кэт! О, как я рада! — вскричала она. — Уже давно я не была так счастлива!

Кэт с трудом скрывала переполнявшие ее чувства.

— Пусть счастье никогда вас не оставит, — улыбнулась она, решив навсегда забыть о враждебности к Екатерине Парр.

Ближе к вечеру в личных покоях королевы подали обед, на котором присутствовали лишь Элизабет и леди Герберт, сестра Екатерины. За рыбой в пикантном соусе последовали любимые засахаренные фрукты и заварные пирожные Элизабет. Женщины обсуждали последние придворные новости и, на радость Элизабет, к ней относились как ко взрослой, позволяя участвовать в разговоре и высказывать свое мнение.

— Я слышала, лорда Хертфорда назначили регентом, — сказала королева.

— Вернее, он сам себя назначил регентом, — вставила леди Герберт, беря соль. — Но ведь теперь его уже нельзя называть лордом Хертфордом?

— Прошу прощения. Он стал герцогом Сомерсетом, — объяснила королева озадаченной Элизабет. — Многие в честь коронации короля получили повышение. Джон Дадли теперь граф Уорвик, а сэр Томас Сеймур стал лордом Сеймуром Садли.

Ее улыбка мгновенно увяла. Он не пытался с ней увидеться, не прислал ни одного письма. Екатерина не скрывала разочарования. Но, конечно, прошло слишком мало времени, — возможно, он не хотел мешать ее трауру или подвергать риску ее честь. Будучи праведным и откровенным, он наверняка многое понимал. Но если бы она могла хоть раз его снова увидеть… или получить от него хоть слово… Ее сердце разрывалось от тоски. Она так долго его ждала…

— До чего хорошо, что люди могут наконец открыто исповедовать реформатскую веру, — сказала леди Герберт. — Помнишь, как мы прятали нашу английскую Библию, боясь, что ее найдут?

— Не напоминай, — содрогнулась Екатерина. — Я чуть не умерла. Элизабет, ты рада, что Англия теперь протестантское королевство?

— Рада, мадам, — искренне улыбнулась Элизабет. — Для меня это истинный путь к спасению, и именно так, пусть и непреднамеренно, меня воспитали. Но я боюсь, что запрет католической мессы станет немалым горем для моей сестры Мэри.

Она вдруг подумала, что уже давно не видела сестру.

— Леди Мэри придется приспособиться, как и всем остальным, — резко заявила леди Герберт. — Она не вправе оспаривать волю короля.

— Она очень набожна, — заметила Элизабет.

— Но при этом заблуждается, — добавила королева, складывая салфетку. — Откровенно говоря, мне ее жаль, хотя она должна сама понять, что ошибается.

— Совет мог бы оставить ее в покое, — задумчиво сказала Элизабет. — В конце концов, никому нет вреда от того, что она исповедует свою веру наедине с собой.

— Не стоит ее недооценивать, — предупредила Екатерина. — Она водит дружбу с императором, ее кузеном, а он — поборник католической веры в Европе. Он могущественный правитель и, если пожелает, может привести в Англию войска, вынудив нас принять римскую веру. К счастью, он слишком занят изгнанием турок из своих владений.

— Вряд ли моя сестра желает, чтобы в наше королевство вторглись иноземные захватчики, — возразила Элизабет. — Она слишком предана нашему брату-королю и очень его любит. На самом деле все, чего она хочет, — это супруг и дети. Политика ее не интересует.

— Возможно, ей все же придется, — заметила леди Герберт. — Сомневаюсь, что ей и дальше позволят посещать мессу. В конце концов, скоро это станет незаконным.

— Будем за нее молиться, — сказала Екатерина. — А теперь, поскольку мы все насытились, может, послушаем музыку перед сном? Элизабет, сыграешь нам на лютне?

Был май, вечер пятницы, и после необычно холодной весны Элизабет и Кэт наслаждались первым теплом, сидя под вишневым деревом в прекрасном саду, спускавшемся вдоль берега Темзы. Элизабет отложила книгу «В защиту добрых женщин» сэра Томаса Элиота, которая, несмотря на привлекательное название, оказалась довольно скучным чтением для столь чудесного дня. Ее убор лежал рядом на траве, и она уже подумывала разбудить посапывавшую Кэт, когда заметила королеву, которая вышла из дому и поспешно направилась в противоположную сторону между огороженными цветниками, скрывшись затем за рассекавшей сад пополам буйной живой изгородью. Судя по решительной походке Екатерины, мысли ее были заняты чем-то крайне важным.

Элизабет больше об этом не думала, пока три дня спустя, раздевшись перед сном и погасив свечу, не остановилась у окна, глядя в ночное небо и вспоминая отцовские рассказы о звездах. Небо было усыпано ими, и сияла почти полная луна. Элизабет распахнула окно и с наслаждением вдохнула свежий ароматный воздух.

И тут она увидела внизу на дорожке королеву, которая целеустремленно шла в ту же сторону, что и три дня назад. Еще удивительнее было то, что Екатерина сняла траурное платье и облачилась в другое, более светлое — цвет в лунном свете не разобрать, — с глубоким квадратным вырезом.

Несколько секунд спустя она скрылась из виду, но Элизабет продолжала стоять у окна. Ее терпение быстро вознаградилось — королева не задержалась надолго и вскоре появилась из-за деревьев в обществе высокого мужчины с уверенной походкой. Они о чем-то негромко разговаривали и даже приглушенно смеялись, подходя к дому. К своему изумлению, Элизабет узнала Томаса Сеймура, нового лорда Садли, — человека, еще недавно предлагавшего ей себя в мужья. Она потрясенно смотрела, как тот обнимает Екатерину за плечи, привлекая к себе, а потом наклоняется и крепко целует в губы.

Внезапно в Элизабет что-то дрогнуло — и вовсе не потому, что ее потрясла неожиданная и глубоко интимная сцена. Она не видела лица Екатерины, но в свете луны можно было различить, как та прижимается всем телом к адмиралу, полностью ему отдаваясь. Элизабет вдруг поняла, что значит желать мужчину, и вместе с этим знанием явилось легкое чувство потери, ибо и с ней могло быть то же, последуй она совету Кэт.

Внизу живота разлилось незнакомое тепло, в набухающих грудях закололо. Несмотря на юный возраст, она поняла, что так реагирует на желание ее тело. У нее перехватило дыхание, она вся дрожала. Ощутив странную влагу между ногами, она взглянула вниз и увидела капавшую на пол кровь.

Несмотря на страх, она знала, что это такое, и ожидала месячных с тех пор, как о них рассказала ей Кэт в прошлом году. Но Элизабет все равно слегка испугалась, а ее утомленный мозг выкидывал каверзы. Желание… и кровь. В ее сознании одно было неразрывно связано с другим, и по странному стечению обстоятельств второе последовало за первым.

Но было еще кое-что — нахлынули не слишком приятные воспоминания. Мужчина и женщина могли желать друг друга, но итогом часто становился ребенок, рожденный в потоках кровавой жижи, — она слышала, как об этом рассказывали женщины. И некоторые от этого умирали, как ее собственная бабушка Элизабет Йорк и ее мачеха Джейн Сеймур. Желание бывало гибельно и по иной причине. Ее отец желал ее мать, и та встретила кровавый конец, как и Екатерина Говард, еще одна жертва желания, на сей раз незаконного. А теперь ей самой, как всем женщинам, предстояло ежемесячно истекать кровью, а когда она решит удовлетворить собственное желание — Кэт не скупилась на подробности, — будет еще больше крови и боли, по крайней мере в первый раз. При мысли об этом ее бросило в дрожь.

Но ведь она решила никогда не выходить замуж? Если этого не случится, она избегнет кровавого вторжения в свое тело, столь же кровавых родов, а то и чего похуже. Зато ей придется навсегда отказаться от возможности испытать те трогательные чувства, которые она только что наблюдала между королевой и адмиралом и которые в силу своей невинности могла лишь воображать. Впрочем, подумала она, это не такая большая цена за жизнь и здоровье; мимолетное возбуждение улетучилось, больше не омрачая ее рассудок. Она лишь удивлялась тому, как легко забыла обо всем. Теперь предстояло подумать о вещах более насущных и безотлагательных.

Влюбленные ушли, и сад опустел. Ухнула сова. Нужно забыть об увиденном, решила Элизабет. Она не могла предать ту, кто стала для нее добрым ангелом, и ей не хотелось думать о том, что могло случиться. Подоткнув меж ног ночную сорочку, она босиком поспешила к ящику в спальне, за льняными лоскутами, заранее приготовленными Кэт.

В последующие ночи Элизабет вновь видела влюбленных, направлявшихся к дому примерно в одно и то же время. Осторожное обследование сада показало, что королева впускала адмирала через маленькую калитку в стене. Иногда Элизабет слышала, как тот уходил перед рассветом, в одиночестве торопясь к выходу.

Она никому ничего не рассказывала, всей душой защищая Екатерину и считая, что их дела никого не касаются.

Кэт, однако, тоже смотрела в окно и, будучи намного более искушенной, чем Элизабет, сделала свои собственные выводы. Королеве следовало больше заботиться о своей чести! Как могла она столь легкомысленно вести себя меньше чем через полгода после смерти короля Генриха, да еще с мужчиной намного ниже ее рангом? И как она посмела путаться с сэром Томасом Сеймуром, которого Кэт предназначала Элизабет? Был ли это просто флирт или нечто серьезнее? В любом случае их поступок мог иметь неприятные последствия, положив конец планам Кэт в отношении ее подопечной.

Все добрые намерения Кэт мгновенно улетучились. Терзаемая ревностью, она представила, как выкладывает королеве все, что ей известно, или рассказывает правду о ней Элизабет, а то и доносит о ее позорных похождениях совету. Но вряд ли эта история надолго останется в тайне. Кэт уже слышала сплетни, гулявшие среди слуг, — в большом доме невозможно было хранить секреты. Рано или поздно все должно было всплыть. Кэт ничего не требовалось делать — оно и к лучшему.

Направляясь в бельевую два дня спустя, Кэт подслушала обрывок разговора двух королевских служанок, и услышанное ее потрясло.

— Помяни мое слово, они поженились на прошлой неделе! — говорила одна. — Я стелила постель и видела доказательство.

— Не может быть! — выдохнула вторая.

— Кто поженился? — требовательно спросила Кэт, входя в кладовую.

— Э… вы их не знаете, миссис Эстли, — испуганно пробормотала первая женщина.

Они с напарницей подхватили узлы и поспешно скрылись.

Сердце Кэт забилось сильнее. Они явно имели в виду королеву. Она вышла замуж? За лорда Садли? Как они посмели, когда старый король еще и четырех месяцев не провел в могиле? О, это будет грандиозный скандал! И она, Кэт, воспользуется им в полной мере.

Время от времени Кэт отправлялась в Лондон купить книг для Элизабет в соборе Святого Павла и поглазеть на драгоценности в лавках золотых дел мастеров в Чипсайде. Иногда она ехала в экипаже, а порой шла пешком вдоль изгибающегося русла реки. Однажды, возвращаясь через Сент-Джеймс-парк, она случайно встретила адмирала.

— Да это же наш доблестный страж! — лукаво приветствовал он Кэт, но она ощутила его настороженность.

О его тайных притязаниях на ее юную леди знала она одна; догадывался ли он, что до нее дошли сплетни о нем и королеве?

— Добрый день, милорд адмирал, — ответила Кэт, не обращая внимания на насмешку и ставя корзинку на скамью.

— Сегодня прекрасный день, миссис Эстли, — подхватил тот. — Я только что вышел. — Адмирал показал на красное кирпичное здание дворца Сент-Джеймс за их спинами. — Хочу подышать воздухом. В апартаментах милорда регента слишком уж жарко!

Он уныло улыбнулся. Кэт подумала, что сейчас ему станет еще жарче.

— Я рассчитывала увидеться с вами в Челси, сэр, — сказала она. — Я думала, вы претендуете на руку леди Элизабет.

— Ах это… — в замешательстве пробормотал адмирал.

— Я слышала, многие говорят, что вы хотели бы взять миледи Элизабет в жены, — язвительно продолжала Кэт.

Ничего подобного она, конечно, не слышала.

— Вовсе нет, — застенчиво возразил тот. — Я не готов положить жизнь ради жены. Да, я говорил с советом, но это невозможно. — Он понизил голос. — Скажу вам по секрету: я помолвлен с королевой.

Кэт едва сумела сдержать гнев.

— Судя по другим слухам, вы уже не помолвлены, а женаты, — возразила она.

Адмирал улыбнулся, но взгляд его остался настороженным.

— Не слушайте пустых сплетен, миссис Эстли, — ответил он, после чего поклонился и зашагал назад, в сторону дворца.

Кэт смотрела ему вслед, кипя от злости и с болью осознавая, что все ее надежды насчет Элизабет оказались перечеркнуты.

Элизабет, которую королева позвала к себе в покои, с удивлением обнаружила там адмирала, стоявшего позади Екатерины. Королева поднялась из кресла и поцеловала падчерицу в щеку.

— Я должна кое в чем тебе признаться, — начала она без обиняков. — Я вышла замуж за адмирала.

— Замуж за адмирала? — выдохнула Элизабет.

— Да, милая, — невозмутимо ответила Екатерина, беря нового мужа за руку и преданно глядя на него.

Тот улыбнулся полными губами, обнажив белые зубы. «Он и в самом деле очень красив, — подумала Элизабет. — Вряд ли можно винить его в том, что он нашел себе другую жену. Ведь я ему отказала…»

— Когда вчера я была у короля, я все ему рассказала и попросила прощения за то, что снова вышла замуж без его разрешения, — продолжала Екатерина. — Он весьма любезно к этому отнесся и публично обещал дать нам свое благословение.

— В отличие от моего брата-регента, — скривился адмирал. — Он на нас гневается. Вернее, его жена. Она поняла, что ей придется уступить первенство жене ее презренного деверя, и теперь вне себя от обиды.

— Надеюсь, ты будешь столь же добра к нам, как и твой брат-король, Элизабет, — сказала королева с оттенком мольбы.

— Откровенно говоря, я даже не знаю, что и сказать, кроме того, что рада вашему счастью, — ответила Элизабет.

Она действительно была рада, ибо, судя по блеску в глазах и легкому румянцу на щеках Екатерины, ее мачеха была счастлива, но замужество состоялось слишком, почти неприлично рано. Разве овдовевшей королеве не полагалось оплакивать покойного короля?

— Боюсь, мы вызвали ужасный скандал, поженившись столь быстро после смерти твоего отца. — Екатерина покраснела. — Уверяю тебя, что многие при дворе смотрели на меня косо. Не слишком приятное ощущение. Сам лорд-протектор грубо заявил мне, что, если у меня по прошествии столь малого времени со смерти короля родится ребенок, никто не будет точно знать, чье это дитя, что поставит под сомнение законное престолонаследие вместе с королевским титулом. Но мы поженились лишь в начале мая, так что его расчеты основаны на злобе, а не на логике.

— Я думала, мадам, что вдовы должны ждать год, прежде чем им можно будет снова выйти замуж, — не сдержалась Элизабет. — Наверное, было бы лучше отложить свадьбу до этого срока.

— Будь у меня впереди столько времени, поверь мне, я бы так и поступила, — призналась Екатерина. — Но я уже не молода, мне тридцать пять, Элизабет, и очень хочется родить ребенка, пока еще есть возможность. Не стоит думать, что этот брак — плод внезапной страсти. Клянусь Богом, я уже была к нему готова в тот раз… но мне пришлось подчиниться высшей власти. И я вовсе не хотела проявить неуважение к твоему отцу, дитя мое. Он был мне добрым господином. Но я ухватилась за последний шанс обрести счастье и могу сказать лишь одно: Господь снизошел ко мне!

Лицо ее сияло, и радость казалась почти физически ощутимой. Элизабет улыбнулась. Она ни за что на свете не разрушила бы счастье королевы. Она склонилась и вновь поцеловала Екатерину:

— Благословляю вас, мадам, и милорда.

Глядя на нее, Том подумал, насколько она становилась похожей на мать. За исключением рыжих волос и носа старины Гарри, она была вылитая Анна Болейн. Еще год-другой, и мужчины начнут смотреть на нее с вожделением.

Он любовно взглянул на Екатерину, под глазами которой пролегли едва заметные морщины. Королева говорила правду — она действительно была уже не молода. Но она оставалась все такой же миловидной, и он любил ее. Любил по-настоящему.

Элизабет полагала, что скандал закончился, но вскоре пришло письмо от Мэри.

«Ты должна немедленно приехать ко мне в Хансдон, — требовала сестра. — Тебе следует незамедлительно убраться из этого дома. Меня до глубины души потрясло известие, что едва остывшее тело нашего отца столь позорно обесчещено. Но поскольку мне не хочется обижать королеву, которая была так любезна ко мне, ты должна придумать тактичный повод для отъезда, чтобы не выглядеть неблагодарной. Однако в дальнейшем ты не должна быть свидетелем подобной безнравственности, а тем более ей потворствовать».

— Что мне делать, Кэт? — расплакалась Элизабет. — Я не хочу уезжать. Я здесь счастлива. Я люблю королеву, которая так добра со мной, и мне нравится адмирал. Как я могу их оставить?

— Думаю, вам следует послушаться леди Мэри, — посоветовала Кэт, радуясь появлению неожиданной союзницы. — Должна признаться, что у меня возникли опасения, когда вы рассказали, что благословили этот брак. Ваш отец, Элизабет, скончался совсем недавно; вы должны понять, что они выбрали не слишком удачное время, и это еще мягко сказано.

Элизабет неуверенно взглянула на нее.

— Да, слишком рано, — согласилась она. — Я тоже об этом думала. Но если не считать, что они не выждали приличествующего срока, королева и адмирал поженились законно. Они не живут во грехе. А мне здесь так хорошо, что я не могу сказать ничего плохого про их брак. Я действительно желаю им добра и так и скажу сестре. Разумеется, со всем положенным тактом.

— Разумно ли это? — остерегла ее Кэт. — Речь идет, как вы понимаете, только о вашей репутации. Я ничуть не осуждаю королеву и адмирала.

— Милая моя Кэт, — улыбнулась Элизабет, обнимая ее, — ты всегда заботилась о моем благополучии. Понимаю твою тревогу, но для нее нет никаких причин. Я сегодня же вечером напишу сестре, что у меня здесь все хорошо и дела обстоят совершенно не так, как ей кажется, и хорошо бы мне подождать и посмотреть, чем все обернется. Разве это не лучший выход? В конце концов, ни Мэри, ни я не в силах что-либо изменить. Нужно довольствоваться тем, что есть.

— Хорошо, — ответила Кэт, признавая свое поражение и пытаясь подавить легкое чувство страха.

— С тех пор как адмирал переехал сюда жить, в доме стало намного светлее, — заметила Элизабет, обращаясь к королеве.

Сперва она опасалась, что в ее рай вторгся змий, но за две недели успела узнать отчима поближе, и страхи ее рассеялись.

— Жизнь стала легче, мы веселимся…

— И все мы счастливы! — закончила Екатерина. — Воистину каждый день для нас словно праздник, от которого я никогда не устану.

— Все хорошо отзываются об адмирале, мадам, — сказала Элизабет. — Он со всеми любезен и никого не презирает, даже слуг. Все его любят.

Королева улыбнулась. Они устроили пикник за столом под персиковым деревом на выходившей к реке лужайке. Екатерина призналась, что пикники — ее любимая манера обедать, и заказала настоящее пиршество. Стол был уставлен серебряными блюдами с курятиной, дичью, пирогами, горошком и рыбой, а также любимыми Элизабет засахаренными фруктами. В отдалении под деревьями сидел музыкант, тихо наигрывавший на лютне. Дул легкий ветерок, насыщенный ароматом двух сотен розовых кустов. Элизабет радовалась жизни, уже понимая, что истинное счастье даруется не в ретроспективе, но осознанным моментом, когда действительно его ощущаешь.

Замужество пошло Екатерине на пользу. Она вся сияла и с удовольствием говорила о своем муже.

— Я сказала ему, — делилась она с Элизабет, — что, если он каждый день будет придумывать себе новые развлечения, все остальное пройдет мимо.

Впрочем, было похоже, что ее это не особенно беспокоило.

— Хотя какая разница? Жизнь коротка, и нужно брать от нее все возможное. Должна признаться, мой муж довольно капризен и, наверное, набожен меньше, чем подобает. Как ни странно, у него постоянно находятся какие-то срочные дела именно во время утренней воскресной службы, но он, насколько я поняла, сам себе голова.

Она печально вздохнула, но в глазах блеснул огонек.

— Хорошо, что у тебя есть тот, кто сможет заменить тебе отца, Элизабет, — продолжала она, поглаживая девочку по руке. — Настоящий защитник, который может о тебе позаботиться.

— Я рада, — ответила Элизабет, и вот на тянувшейся от дома дорожке вдруг появился тот самый защитник, ослепительно улыбавшийся в лучах солнца.

— Добрый день, ваша светлость, леди! — крикнул он, сгибаясь в преувеличенном поклоне. — Не поделитесь куриным крылышком с голодающим?

— Похоже, мы все уже съели, — лукаво сказала Екатерина.

— Как вам не стыдно! Вы обе до неприличия располнеете!

— Держите, сэр, — сказала Элизабет, передавая блюдо. — Ее светлость просто шутит.

— Как вам здесь нравится, миледи Элизабет? — сверкнул улыбкой адмирал.

Он смотрел прямо на нее, и она почувствовала, что ее сердце забилось быстрее, а внизу живота вновь появилось странное ощущение. Он действительно был весьма привлекательным мужчиной…

Элизабет взяла себя в руки.

— Не могу поверить своему счастью, милорд, — ответила она. — Мне полагается оплакивать моего бедного отца, но ее светлость не позволяет мне грустить. И благодаря ей и вам этот дом стал для меня настоящим раем.

Томас несколько мгновений разглядывал девочку, любуясь ее царственной осанкой и набухающими под тугим лифом грудями.

— Рад слышать, — ответил он и повернулся к жене. — Завтра, Кейт, я снова еду во дворец, чтобы всыпать как следует братцу, который отдал драгоценности королевы своей хапуге-женушке.

— Они по праву принадлежат мне, пока король не женится, — сказала Екатерина. — Прошу вас, проявите силу. Нельзя этого так оставлять.

Наклонившись, Томас крепко поцеловал ее в губы. Элизабет отвернулась, не понимая, почему ей вдруг стало так больно.

Постепенно Элизабет осознала, что все больше и больше засматривалась на адмирала — в доме, за столом, в саду или в часовне, в тех редких случаях, когда он там бывал. Она то и дело бросала на него тайные взгляды, отмечая его точеные черты, темные насмешливые глаза, прямой нос, густую бороду и чувствуя, что никак не может на него наглядеться.

Возможностей для этого у нее имелось достаточно — хотя днем адмирал часто бывал во дворце, по вечерам его баркас возвращался в Челси точно к ужину в окружении новой семьи. С Элизабет он всегда держался подчеркнуто рыцарски и любил ее поддразнивать, благо она всегда попадалась на удочку. Но за все эти недели он ни разу не вспомнил, что предлагал ей руку и сердце.

Со временем Элизабет обнаружила, что хочет видеть его все чаще, не будучи в силах противостоять неподдельному обаянию адмирала. Однажды, проснувшись рано утром, она выглянула в окно и увидела, как он возвращался с теннисного корта в одних лишь бриджах и чулках, с накинутым на плечи белым полотенцем. Волосы его намокли от пота, — похоже, игра потребовала от него немало сил. Элизабет хватило одного взгляда на покрытую редкими темными волосами широкую мускулистую грудь, чтобы понять: она никогда не видела столь совершенного во всех отношениях мужчины.

Конечно, она знала, что мужчины устроены иначе, чем женщины, и понимала, почему это так, но могла лишь гадать, какие диковины скрывались в его увесистом гульфике, ибо имела весьма смутное представление о том, как выглядит голый мужчина, — ведь единственным существом мужеского пола, которое она видела обнаженным, был ее брат во младенчестве. Но к сладостным картинам, возникавшим в ее воображении, примешивалось чувство вины, поскольку он был мужем королевы, а она любила Екатерину и не хотела причинять ей боль. Но ведь грезы не причиняют зла?

В большом зале висел новый портрет адмирала, очень похожий на оригинал. Однажды Кэт наткнулась на Элизабет, зачарованно смотревшую на картину, и сразу все поняла.

— Прекрасный мужчина, да?

Элизабет вздрогнула.

— Да, — согласилась она, чуть задохнувшись.

— Королеве повезло, — продолжала Кэт. — Но никогда не забывайте, что первой его избранницей были вы. И если не ошибаюсь, вы немного в него влюблены?

Она вопросительно улыбнулась подопечной.

Элизабет покраснела и промолчала, не сводя вожделеющего взгляда с портрета. Художник изобразил адмирала совсем как живого.

— Ах, Кэт, я сама себя не понимаю, — наконец молвила она. — Как ты знаешь, я давно решила, что никогда не выйду замуж. И ты была права, теперь я уже не очень в том уверена. Похоже, любовь между мужчиной и женщиной — нечто такое, чего не стоит отрицать. Мне следовало тебя послушать, ибо ныне я знаю, что, будучи замужем за таким мужчиной, я наверняка изменила бы свое мнение.

— Что ж, теперь уже поздно, — бесстрастно ответила Кэт. — Вы даже не догадываетесь, как горько я сожалею, что этого не случилось, — вы с ним могли бы стать прекрасной парой. И можно не сомневаться, что такого жениха вам еще придется поискать. Но он теперь женат на королеве, и вам не следует о нем думать.

— Он так прекрасен и обаятелен, что я не могу о нем не думать, — прошептала Элизабет.

— Это пройдет, — бесцеремонно бросила Кэт. — Юные девушки часто влюбляются в мужчин старше их, особенно таких привлекательных, как адмирал. Всего лишь безобидное увлечение, хотя я понимаю, что вам оно кажется серьезным. Но он для вас запретный плод, дитя мое, так что выбросьте его из головы.

Но Элизабет не могла выбросить его из головы. Образ адмирала преследовал ее постоянно. Даже неискушенный мастер Гриндал заметил, что на занятиях она не столь прилежна, как прежде. В ее мозгу возникали соблазнительные образы — как они с адмиралом лежат в постели, совершая тот самый интимный акт, который не так давно во всех подробностях описала ей, краснея и смущаясь, Кэт. А когда она пыталась вообразить такую любовь, у нее начинало сильнее биться сердце и взмокали ладони.

Она просто не могла о нем не думать.

Кэт улеглась в постель рядом с мужем и погасила свечу. Джон Эстли, как обычно, поцеловал ее, прежде чем откинуться на пуховые подушки. Кэт расслабилась — сегодня не придется исполнять супружеский долг. Она не могла себе представить, какое удовольствие получают от этого мужчины; ей самой не было в том никакой радости, как, впрочем, и необходимости, ибо она уже вышла из детородного возраста. И все же она любила мужа, который был с ней добр и нежен во многих отношениях.

— Кэт, — произнес в темноте Джон, — меня кое-что тревожит. Это касается леди Элизабет.

— О чем ты? — удивленно спросила Кэт.

— Я наблюдал за ней, — объяснил Джон, — и заметил, что всякий раз, стоит лишь упомянуть адмирала, она бросает все свои дела и внимательно слушает. Когда королева его хвалит, она безмерно радуется, а сегодня, когда кто-то произнес его имя, я увидел, как она покраснела. Думаю, тебе стоит ее предостеречь, — боюсь, она тайно в него влюблена.

— Чушь! — раздраженно бросила Кэт, не ожидавшая такой проницательности. — Он видный мужчина, а она в том возрасте, когда на это обращают внимание. Всего лишь невинное увлечение, и даже если она питает к нему романтические чувства, то никогда не сделает ничего, что причинило бы боль королеве.

— Она, возможно, и нет. А он? — В голосе Джона звучала тревога. — Подумай, Кэт. Я видел, как он на нее смотрит, и его взгляд вовсе не показался мне невинным. Ты должна поговорить с ней, предупредить ее. Только представь: если между адмиралом и леди Элизабет случится нечто непристойное, обоих обвинят в государственной измене. Государственной измене, учти!

— Он не настолько глуп, — возразила Кэт.

— Многие мужчины делали глупости с симпатичными юными девушками, — прервал ее Джон. — И позволь мне напомнить, какое наказание полагается за государственную измену. Для него — повешение, потрошение и четвертование, хотя ввиду звания ему, скорее всего, просто отрубят голову. А для нее — обезглавливание или сожжение.

— Они не посмеют, она сестра короля, — ужаснулась Кэт.

— Двух королев уже обезглавили, и не столь давно, — напомнил ей Джон. — И одна из них — ее мать.

— Говорю тебе, ничего между ними нет, — сказала Кэт, помолчав. — Невинное увлечение, не более того.

— Дай бог, ты права, — вздохнул Джон. — Но на всякий случай будь начеку. Если заметишь что-то подозрительное — сразу же пресекай.

— Адмирал никогда на такое не пойдет, — рассерженно заявила Кэт. — Он честный человек и опекает ее, пока она с ним под одной крышей. Не могу поверить, что он способен на такую подлость.

— Тебя он тоже очаровал? — осведомился Джон с кислой миной.

— Какой вздор! — искренне возмутилась Кэт.

— Честно говоря, жена, ты слишком доверяешь другим, — заметил Джон, поворачиваясь и с тревогой глядя на нее. — Приказываю тебе как муж: будь бдительна. Иначе мы все можем оказаться в Тауэре.

Кэт промолчала, не веря, что до такого может дойти.

Однажды утром, когда Элизабет только закончила одеваться, дверь отворилась и на пороге возник адмирал, неизменно элегантный в темно-зеленом наряде.

— Милорд! — в замешательстве воскликнула Кэт. — Прошу вас, стучите, прежде чем войти. Миледи могла быть еще не готова вас принять.

— Доброе утро, Элизабет, — улыбнулся Томас, не обращая внимания на гувернантку и похлопывая ее смущенную подопечную по плечу.

— Доброе утро, милорд, — ответила Элизабет, краснея от удовольствия.

— Ваши служанки уже проснулись? — спросил он, кивая в сторону комнаты горничных. — Если нет, я пойду их разбужу. В этом доме нет места лени!

— Проснулись, милорд, — поспешно сказала Кэт. — Я слышала их несколько минут назад. Могу я спросить, с чем вы пожаловали?

— Я просто пришел пожелать доброго утра леди Элизабет, — широко улыбнулся адмирал. — Разве нельзя оказать любезность своей новой падчерице?

Кэт уныло вздохнула.

— Доброе утро, милорд, — достаточно холодно повторила Элизабет, хотя щеки ее пылали.

— Надеюсь, вы хорошо себя чувствуете, миледи? — спросил адмирал, не прекращая улыбаться. — Вы всегда так рано встаете?

— Да, сэр, — ответила она.

— Что ж, я тоже. Каждое утро!

В его глазах мелькнул коварный огонек. Кэт покраснела. О негодный! К счастью, Элизабет, в силу своей невинности, ничего не поняла.

— Рад видеть вас в добром здравии. Хорошего вам дня, леди. — Адмирал поклонился и вышел.

— Ну и ну! — выдохнула Кэт. — В высшей степени непристойно!

— По-моему, он просто пошутил, — взволнованно возразила Элизабет.

— Лучше бы он больше не приходил, — тревожно молвила Кэт, хотя в душе была рада, что ее подопечная сияет от счастья.

— Я уверена, что он не придет, — ответила Элизабет.

Но вряд ли стоило на это надеяться.

Два дня спустя адмирал вернулся, ворвавшись в спальню, когда Элизабет надевала чепец. Он точно рассчитал время — Кэт только что ушла на поиски прачки.

— Доброе утро, миледи, — улыбнулся он, легонько шлепнув Элизабет ниже спины. — Как дела у моей падчерицы?

От прикосновения его ладони, ощущаемого сквозь толстый дамаст платья, по телу ее пробежала дрожь — сперва внизу живота, потом ниже, сменившись уже знакомым болезненным ощущением между ногами. Неужели он в самом деле хотел ее возбудить?

— У меня все хорошо, сэр, — ответила она, с трудом изъясняясь твердо. — Прошу прощения, но мне нужно идти в класс. Мастер Гриндал ждет.

— Очень, очень хорошо, — просиял адмирал. — Рад вашему учебному рвению.

— Вы же знаете, я люблю учиться, — ответила Элизабет. — А теперь прошу меня извинить…

Она почти выбежала за дверь.

Элизабет потянулась под одеялом. Сквозь щель в пологе кровати было видно, что в комнате еще темно. Пока не рассвело, можно и подремать. Она сонно повернулась на бок.

Внезапно занавески раздвинулись, и перед ней возник ослепительно улыбавшийся красавец-адмирал.

— Вы еще в постели? — воскликнул он. — Доброе утро, миледи, пора вставать!

— Сэр, что вы здесь делаете? — в ужасе спросила она. — Миссис Эстли еще спит.

— В таком случае она пренебрегает своими обязанностями! — возразил он. — Ну же, вставайте!

Он сдернул с нее одеяло, открыв стройное тело в тонкой батистовой сорочке. Элизабет судорожно вздохнула.

— Может быть, пощекотать вас? — вскричал он, шевеля пальцами и делая вид, будто приближается к ней.

— Уходите, сэр! — прошептала Элизабет, отпрянув на постели еще дальше.

— Уйду, когда увижу, что вы встали, — возразил адмирал. — Ну, давайте же! Не ленитесь!

Элизабет нехотя прикрыла ноги полами сорочки, соскользнула с кровати с противоположной стороны и выглянула из-за полога, зная, что ведет себя крайне непристойно и этому следует положить конец.

— Я встала, милорд. Уходите, прошу вас.

В это мгновение в комнату вошла сонная Кэт, в просторном халате и капоре с лентами. Она с ужасом уставилась на происходящее.

— Милорд, вам нечего делать здесь! — воскликнула она.

— Напротив, королева просила меня пожелать доброго утра леди Элизабет, прежде чем я уеду во дворец, — учтиво молвил адмирал.

— Но она не одета, это неприлично! — возопила Кэт.

— Вполне прилично. Она еще ребенок, миссис Эстли, а я ее отчим и просто шутил с ней.

Кэт не осмелилась возразить, видя его спокойный взгляд.

— Что ж, хорошо, сэр, — с сомнением в голосе сказала она. — Но впредь будьте любезны подождать, пока леди Элизабет оденется.

Адмирал как будто ее не слышал.

— Доброго дня, Элизабет, — поклонился он. — Жду встречи с вами сегодня вечером. А теперь мне нужно идти. Мой баркас подождет, но дела ждать не могут.

Щеки Элизабет порозовели.

Едва он ушел, она подбежала к зеркалу, разглядывая свое отражение в отполированной серебряной поверхности. К счастью, свет в спальне был тусклым, но она все же смогла различить темное пятнышко соска под тонкой тканью сорочки. А это что — намек на лобковые волосы? Что он успел рассмотреть на ее теле? Она вся дрожала, разрываясь между смущением и радостным волнением. Он назвал ее ребенком, но наверняка заметил, что она уже выросла.

Когда она надевала бежевый бархатный халат, вошла Кэт.

— Если он снова явится, немедленно зовите меня! — приказала она. — Что скажут люди, если узнают, что адмирал посещает вас в вашей спальне, а вы не одеты?

— Он думает, что я еще мала. Для него это просто игра, — ответила Элизабет, лишь наполовину веря собственным словам и втайне надеясь, что тот все-таки не считает ее ребенком.

— Игра, как же! — нахмурилась Кэт. — Знаем мы эти игры! Просто зовите меня, если он придет.

Вечером Элизабет увидела, что ее халат лежит на кресле возле кровати на случай, если адмирал ворвется к ней утром. Кэт, мучимая дурными предчувствиями, пообещала встать пораньше и быть у нее в спальне еще до рассвета, просто спокойствия ради.

Но тот не пришел и после — тоже. Элизабет начала успокаиваться, испытывая, однако, необъяснимое разочарование. Мысль о том, что адмирал может явиться к ней в спальню, когда она почти раздета, возбуждала ее, вызывая невольное желание. Но Элизабет знала, что это неправильно. Он был мужем королевы, и об этом не следовало забывать.

— Просыпайтесь, миледи! Вставайте, вставайте!

— Сэр, прошу вас! — послышался умоляющий голос Кэт.

— Хватит ворчать, женщина. Я пришел проследить, чтобы моя падчерица вовремя встала и пошла на уроки. Королева знает, что я здесь.

— Миледи никогда не опаздывает, в этом нет надобности. И потому я вынуждена настоять…

Полог откинулся, и над Элизабет нависло симпатичное лицо адмирала. Девочка инстинктивно сжалась под одеялом в комок. Посмеет ли она потянуться за халатом? Казалось, что до кресла очень далеко.

— Как ваше самочувствие нынче, миледи? — осведомился Томас. — Вам не кажется, что пора вставать? Уже почти пять часов.

Элизабет уже собиралась ответить, когда он внезапно сорвал с нее одеяло и, пригнувшись, шлепнул ее по ягодицам. Ее тело предательски среагировало, и от внимания как ее мучителя, так и гувернантки не ускользнули пробежавшая по нему дрожь и невольный прерывистый вздох.

Кэт быстро шагнула вперед:

— Ваш халат, миледи. — Схватив халат, она подала его Элизабет. — А теперь, милорд, будьте любезны нас покинуть, оставив миледи Элизабет одну.

Адмирал хотел было возразить, но, судя по всему, передумал. Молча поклонившись, он вышел.

— Сегодня вечером запрем дверь! — твердо заявила Кэт.

И это была не шутка.

В замке заскрежетал ключ.

— Что такое… — ошеломленно начала Кэт.

Дверь распахнулась, и на пороге снова появился адмирал. На этот раз Элизабет сидела на кровати, натягивая чулки, и его взгляду открылись ее стройные бедра. Она быстро опустила подол сорочки.

— Милорд! — вскричала Кэт, полная решимости раз и навсегда положить конец утренним визитам. — Дверь была заперта!

— Да, была, — весело отозвался тот. — Но, видите ли, миссис Эстли, я велел изготовить ключи от всех комнат в доме для себя лично, и, поскольку я здесь хозяин, никто не вправе запретить мне войти. Вы не согласны?

— Мы ничего вам не запрещаем, сэр, просто еще раз настаиваем не приходить, пока миледи Элизабет не оденется. Вряд ли мы просим о многом.

— Успокойтесь, миссис Эстли. Я просто пришел, как обычно, пожелать моей падчерице доброго утра. У меня в мыслях нет ничего дурного. И Элизабет это знает — не так ли, миледи?

Элизабет молилась, чтобы он ничего не увидел сквозь плотную льняную сорочку, которую она сочла более безопасной.

— Да, милорд, — рассеянно ответила она. — Но я предпочла бы, чтобы вы приходили позже.

— В самом деле? — шутливо спросил он, и в глазах его мелькнул коварный огонек. — Разумеется, я поступлю так, как предпочтет ваша светлость.

Элизабет почувствовала, как жар приливает к лицу. Это не было невинной игрой. Она поняла, что адмирал знает о ее чувствах к нему и желает этим воспользоваться в полной мере. «Но почему? — подумала она. — Разве он не любит королеву?»

Или он все это время любил ее, Элизабет? Ее сердце затрепетало.

Днем Элизабет получила от адмирала записку. Письмо было коротким, но от него ее бросило в дрожь.

«Если утром, когда я Вас навещу, Вы еще будете в постели, я перегну Вас через стул и задам заслуженную порку! — написал адмирал, добавив ниже: — Конечно, это всего лишь шутка, но отец должен время от времени напоминать дочери о ее долге».

Кэт тоже получила записку.

— Ну и наглец! — воскликнула она.

— Что он пишет? — спросила Элизабет, и сердце ее продолжало неистово биться.

— Он спрашивает — и как ему только не стыдно? — не выросла ли моя большая задница, как он ее называет!

— Как грубо! — вскричала Элизабет. — Зачем писать столь странные вещи?

— Я знаю зачем, — сказала Кэт. — Несколько дней назад я говорила королеве, что мне следует ограничить себя в еде, поскольку я прибавила в весе, а он услышал и заметил, что ему нравятся женщины с большим задом. Ее светлость лишь рассмеялась, но я его отчитала, сказав, что при дамах такого не говорят. Так что это, — она взмахнула запиской, — его месть. Вот ведь мошенник!

Элизабет скомкала свою записку и зажала ее во вспотевшей ладони.

— Вы тоже получили письмо? — спросила Кэт.

— Нет, — солгала девочка, не зная, как та отнесется к правде, и не желая рисковать, ибо Кэт могла показать записку королеве.

Именно в доме Сеймуров — лондонском жилище адмирала, куда они переехали на время генеральной уборки во дворце в Челси, — Кэт по-настоящему начало беспокоить его поведение.

К ее немалому облегчению, утренние визиты прекратились.

— Слава богу, адмирал образумился, — сказала она Элизабет.

Та промолчала.

Но однажды утром Томас ворвался в спальню Элизабет в одном халате, из-под которого виднелись голые ноги в домашних туфлях. Элизабет, уже проснувшаяся и одетая, удивленно оторвалась от книги и тут же покраснела, обнаружив, что его халат завязан слишком свободно и слегка приоткрыт. Девочка поспешно потупилась.

Кэт, заметив, что увидела Элизабет, набросилась на адмирала, подобно ангелу мщения:

— Как вам не совестно, сэр! В таком виде неприлично появляться в комнате девушки!

Адмирал плотнее запахнул халат, бросив злобный взгляд на Кэт.

— Я требую, чтобы вы немедленно ушли, сэр! — нисколько не испугавшись, продолжила та. — Речь идет о репутации миледи Элизабет!

Не говоря ни слова, адмирал вышел и хлопнул дверью. Больше он в халате не появлялся.

Однако он не унялся. По возвращении в Челси он приходил снова и снова, каждое утро.

— Еще раньше он прийти не может? — возмущалась Элизабет, уже привыкшая вставать до рассвета, чтобы одеться до его прихода. — Так мне и всю ночь спать не придется!

К тому времени пошли разговоры среди горничных, и другие слуги тоже начали замечать, что происходит. Кэт уже слышала непристойные сплетни на кухне, а некоторые фрейлины королевы недвусмысленно намекали Кэт, что та не в состоянии положить конец выходкам адмирала. Ей было обидно — она не раз пыталась, пусть и тщетно. Он был хозяином в доме и попросту ее не слушал. Ничто не могло ему помешать.

Потом наступило утро, когда Элизабет проснулась и узрела склонившегося над ней адмирала, который многозначительно улыбался.

— Всего один поцелуй, моя прекрасная дева! — потребовал он, нетерпеливо выпячивая губы.

— Нет! — крикнула Кэт, выходя из-за внутренней двери и направляясь к постели. — Прошу вас, сэр, уходите! Как вам не стыдно!

— Уйти? — в притворном гневе прорычал адмирал. — Нет уж! Я требую поцелуя от моей падчерицы и только потом уйду!

Кэт продолжала стоять на своем.

— Прошу прощения, сэр, но я вынуждена оберегать репутацию миледи, — заявила она. — Вам следует знать, что из-за ваших утренних визитов слуги говорят о ней дурное — и о вас тоже, милорд!

Адмирал нахмурился:

— Правда? Да поможет мне Бог — я отучу их сплетничать. Они у меня попляшут! Я не замышляю ничего дурного и потому никуда не уйду. Напротив, я намерен доложить моему брату-регенту, как на меня клевещут. Обещаю, последствия не заставят себя ждать.

Он удалился, гневно хлопнув дверью. Кэт осталась стоять, вся дрожа. Дело зашло чересчур далеко, и она понимала, что отчасти виновата в этом сама. Хотя она и пыталась прекратить утренние визиты и сдержать бурные чувства адмирала, в глубине души Кэт сознавала, что старалась плохо; ей даже доставляли странное удовольствие его заигрывания с Элизабет. Ее приводила в трепет радость на лице Элизабет, реакция девочки на шутки адмирала, всячески стремившегося ее очаровать, — и Кэт втайне поощряла адмирала, притворяясь, будто ее подчиненное положение не позволяет возражать против его вторжений.

Что ж, обманываться дальше было нельзя. Следовало это прекратить, иначе могла пострадать репутация Элизабет и даже оказаться под угрозой ее жизнь. Происходящее чудовищным образом компрометировало ее милую девочку, чему лишь способствовали распространявшиеся слухи. Люди могли даже подумать, будто Элизабет сама поощряет ухаживания адмирала…

По крайней мере одно Кэт сделать могла — рассказать обо всем королеве.

 

Глава 13

1547

— Какой приятный сюрприз, миссис Эстли!

Королева Екатерина оторвалась от написания послания и улыбнулась. Ей было прекрасно известно о ревности гувернантки, но она знала, что к этому не было никаких оснований. На самом деле ей даже было жаль бедную женщину.

— Ваша светлость, мне хотелось бы поговорить с вами по весьма деликатному поводу, — молвила Кэт.

Екатерина отложила перо и встала.

— Прошу вас, сядьте, — ответила она, присаживаясь на скамью и приглашая Кэт устроиться рядом. — Так в чем же дело? — озабоченно спросила королева.

— Прошу меня простить, ваша светлость, но дело в милорде адмирале, — нерешительно начала Кэт. — Все обстоит, разумеется, совершенно невинно, и он не желает ничего дурного, но каждое утро он приходит в спальню миледи Элизабет, чтобы пожелать ей доброго утра, а иногда является, когда она еще в постели, и щекочет или шлепает ее, как ребенка. Но, мадам, она уже не дитя, и слуги распускают сплетни. Я пыталась объяснить ему, что неприлично так забавляться со взрослой, четырнадцатилетней, девушкой, но он не только меня не слушает, но злится и грозит пожаловаться лорду-протектору, будто на него клевещут.

Екатерина быстро собралась с мыслями, встревоженная словами Кэт. Так ли все невинно, как та утверждала? Конечно же да — все дело лишь в чрезмерном самолюбии Тома, в чем у нее не было никаких причин сомневаться. Он оставался столь же внимательным и любящим, если даже не в большей степени. Королева чуть покраснела, вспомнив их ночные любовные утехи.

— Не волнуйтесь, миссис Эстли, — спокойно сказала она. — Я не придаю этому никакого значения, чего и вам желаю, и знаю: милорд хочет только добра, даже если это у него получается несколько неуклюже, и ничем не может подорвать репутацию миледи Элизабет.

— Понимаю вас, мадам, но, сколь бы невинными ни были его визиты, они не могут больше продолжаться, — возразила Кэт. — Уже пошли разговоры…

— Что ж, думаю, я знаю, как положить этому конец, — улыбнулась Екатерина. — Я буду сама сопровождать адмирала, когда он захочет побывать в спальне миледи Элизабет. Надеюсь, это вас успокоит?

— Благодарю вас, мадам, — ответила Кэт, злясь на себя за то, что поддалась обаянию Екатерины.

И все же она облегченно вздохнула — вряд ли в присутствии королевы могло случиться нечто непристойное. Ее юной госпоже больше ничто не угрожало.

Для смены обстановки они переехали в Хэнворт, одно из вдовьих владений королевы. Элизабет с радостью узнала, что когда-то оно принадлежало ее матери.

— Все эти терракотовые шары поставили здесь для нее, — сказала королева, когда они гуляли по прекрасному саду, изредка останавливаясь полюбоваться птицами в вольере или выхватить из пышной травы землянику.

— Мне нравится античный стиль, — восхитилась Элизабет.

— Дворецкий говорит, что дом перестроил твой отец, чтобы порадовать твою мать, — сказала Екатерина.

Глаза девочки заблестели.

— Прекрасное место, — выдохнула она. — Знаете, мадам, здесь я чувствую себя так, будто мама где-то рядом. Жаль, что я почти ее не знала и едва помню. Вы были с ней знакомы?

— Лично — нет, ибо до замужества я редко бывала при дворе, но я присутствовала на ее коронации вместе с моим вторым мужем, лордом Латимером, — пустилась вспоминать Екатерина. — Тогда она была беременна тобой и выглядела очень красиво в роскошном белом платье. Помню, волосы у нее были такие длинные, что она могла на них сесть.

Екатерина не стала упоминать о грубых замечаниях зрителей, считавших постыдным, что беременная женщина появляется на публике в белом платье и с распущенными волосами, символизирующими девственность. Не стала она говорить Элизабет и о том, что мало кто ликовал при виде Анны Болейн, никогда не пользовавшейся популярностью.

— Жаль, что я ее не видела, — тоскливо проговорила Элизабет. — Как же печально быть сиротой — без матери и отца…

— Вряд ли твои родители хотели, чтобы ты печалилась, — молвила Екатерина. — Жизнь продолжается, и в ней всегда можно найти утешение. Не стоит постоянно вспоминать о прошлом.

— Боюсь, что есть такой грех, — сухо улыбнулась Элизабет.

— Тебе не кажется, что ты слишком долго носишь траур? — мягко спросила Екатерина, взирая на черное платье Элизабет. — Придворный траур завершился несколько недель назад. Со смерти короля прошло уже полгода.

— Я его дочь, — ответила Элизабет. — Я просто хочу почтить его память.

— Тогда, вероятно, ты плохо думаешь обо мне, — горестно отозвалась Екатерина, взглянув на свое желтое платье.

— Я никогда бы не подумала о вас плохо, милая мадам! — возразила Элизабет. — Я рада за вас, но мне бы хотелось поносить траур чуть дольше.

— Уважаю твое желание, — заверила ее мачеха, — но ты юна и красива, и тебе не стоит ограничиваться мрачными цветами. Никто тебя не обвинит, если ты снимешь траур.

— Я подумаю, — пообещала Элизабет.

С тех пор как королева настояла, что будет сопровождать адмирала, его утренние визиты к падчерице стали реже. Однако в Хэнворте они однажды пришли вдвоем, пребывая в игривом настроении, и застали Элизабет еще в постели.

— Давайте ее пощекочем! — вскричал адмирал.

Екатерина склонилась и со смехом пощекотала торчавшую из-под одеяла стройную белую ножку. Томас, однако, оказался смелее, принявшись за подмышки и ребра жертвы.

— Ваша светлость! Милорд! Прошу вас, перестаньте! — крикнула Кэт.

Элизабет беспомощно извивалась, хватаясь за бока.

— Успокойтесь, миссис Эстли, это просто игра! — ответил адмирал. — Смотрите, ей нравится!

— Думаю, с нее хватит, — заявила Екатерина, не уставая потешаться. — Том, слышишь, что говорит миссис Эстли? Перестань!

Том прекратил мучить Элизабет, но напоследок все-таки хлопнул ее по заду. Екатерина нахмурилась, но промолчала.

— Устроим сегодня пикник в саду, — объявил адмирал. — Миледи Элизабет, надеюсь, вы к нам присоединитесь?

Элизабет села на постели, разбросав по плечам длинные рыжие волосы.

— Да, милорд, если пообещаете больше меня не щекотать! — вызывающе бросила она, изображая на покрасневшем лице притворный гнев.

— Согласен! — усмехнулся Томас. — И наденьте черное платье, которое было на вас вчера. Оно вам очень идет.

— Том! — укоризненно прошептала королева.

Кэт заметила, как они переглянулись. Не замышлял ли адмирал чего дурного?

— Идемте, дорогая, — молвил тот королеве. — Увидимся с леди Элизабет после уроков.

С этими словами они удалились.

Пирог с дичью был превосходен, подумала Элизабет, утирая рот салфеткой. Перед ней на столе красовались остатки пиршества, а над головой на легком ветру шелестела листва. Слуг отпустили, и в саду остались только трое — она, королева и адмирал.

— Рейнского, миледи? — предложил адмирал.

— Спасибо, милорд, — ответила та.

Королева откинулась в кресле, наслаждаясь солнцем и полусонно глядя на мужа, наполнявшего ее кубок.

— Не спать! — скомандовал он, и глаза его озорно сверкнули. — Может, поиграем в салки, чтобы размяться после обильной еды от твоих поваров?

— В салки? — переспросила Екатерина. — Слишком жарко. Попозже.

— Ерунда! — возразил Томас.

— Да, пожалуйста! — воскликнула Элизабет, которая ничего так не любила, как подвижные игры на свежем воздухе. — Можно?

— Естественно, миледи. Ваше желание для меня закон! — просиял адмирал. — Ну же, Кейт, нечего лениться! Вставайте! Это особая игра, не забыли?

— Ну ладно, — улыбнулась королева, поднимаясь. — Только не перестарайтесь.

Элизабет спряталась в небольшой беседке, окруженной деревьями. Медленно досчитав до двадцати, она вышла и огляделась. Что это за красное пятно виднеется сквозь живую изгородь? И королева, и адмирал были одеты в красное. Она на цыпочках двинулась в ту сторону.

— Попалась! — крикнул Томас, появляясь сзади и хватая ее за руки. — Кейт! Я ее поймал!

Королева, смеясь, вышла из-за фонтана.

— Но это я должна была вас ловить! — сопротивлялась Элизабет.

— Это новая разновидность игры, которую я сам придумал, — объяснил адмирал. — Все дело в том, миледи Элизабет, что меня утомило все время видеть вас в этом унылом черном платье, и ее светлость согласна со мной, что пора вам надеть нечто более подходящее для юной леди вашего возраста и положения.

— Милорд, это никак вас не касается, — твердо заявила Элизабет, не ожидавшая от адмирала подобной дерзости.

Внезапно она почувствовала, что вся дрожит, ощущая прикосновение его тела, а в особенности чего-то твердого чуть пониже живота.

— Именно, что касается, поскольку я ваш опекун, — ответил тот, обдавая горячим дыханием ее затылок. — Ну-ка, держите ее крепче, Кейт, а я постараюсь, чтобы в этом уродстве ее никто больше никогда не увидел.

Королева, все так же смеясь, крепко схватила Элизабет за руки, а адмирал достал большие ножницы и начал резать ее платье. Сперва она пыталась сопротивляться, но испугалась, что лезвия могут ее поранить, и замерла, разрываясь между смехом и слезами и беспомощно хохоча, как и королева. Вскоре ее юбка, — или то, что от нее осталось, — висела клочьями, рукава распались на куски, а лиф разошелся по швам. Она поняла, что на ней лишь сорочка, нижняя юбка и корсет.

Она смущенно прыснула. Ее мучители сотрясались от хохота.

— Отличная игра! — воскликнул адмирал.

Его пальцы опасно приблизились к ее левой груди, проникая дальше под лиф. Увидев это, королева вдруг перестала смеяться.

— Думаю, с нее хватит, — тяжело дыша, проговорила она. — Перестаньте, милорд! Бедная девочка почти голая! Не думала, что вы так увлечетесь.

Отпустив руки Элизабет, она оттолкнула мужа, шутя лишь отчасти.

— Прости моего мужа за излишнее рвение, — сказала она Элизабет, — и не держи на нас зла. Нам обоим показалось, что тебе самое время снять траур. Мы просто подумали, что проще будет обратить все в игру, и мы тут одни, так что никто ничего не увидит. Скажи миссис Эстли, что я дам вместо этого платья другое, намного красивее, и нижнюю юбку тоже — она у тебя порвана.

Элизабет кивнула, чувствуя взгляд адмирала, устремленный на глубокий вырез ее сорочки.

— Спасибо, мадам, — неуверенно проговорила она, повернулась и пошла прочь, стараясь держаться с как можно большим достоинством.

Позади нее на гравии остались лежать рваные клочья черной ткани.

— Ваша светлость, я протестую! — Миссис Эстли стояла перед королевой, дрожа от ярости. — Платье разрезано на сотню кусков! А миледи Элизабет пришлось возвращаться домой в одном нижнем белье. И мало того, мадам, что милорд порезал платье, так Элизабет еще и говорит, будто вы тоже в этом участвовали, крепко держа ее за руки. Честное слово, мадам, даже не знаю, что сказать…

— Это была безобидная игра, миссис Эстли, — урезонила ее королева. — Может, мы и зашли чересчур далеко, но если так — прошу прощения. Я уже предложила ей новое платье.

— Она носила траур, — печально напомнила Кэт, и к глазам ее подступили слезы. — В память о покойном короле, вашем муже.

Екатерине не понравился ее тон, в котором улавливался откровенный упрек. Возможно, устало подумала она, вполне заслуженный.

— Мы с милордом сочли, что девочка носит траур намного дольше необходимого, — попыталась объяснить королева. — Милорд придумал эту шалость именно из-за траурного платья. Он хотел показать миледи Элизабет, что жизнь продолжается и ей незачем губить свою юность, гуляя в мрачном одеянии. Только и всего. Если мы оскорбили ее и вас — мне искренне жаль.

Кэт фыркнула. Ее, в отличие от королевы, было не так-то легко провести.

— Подобные игры следует прекратить, мадам, — твердо сказала она.

— Я об этом позабочусь, обещаю, — заверила ее Екатерина.

У нее вдруг возникло неприятное чувство, что все же не стоило вести себя так, пусть даже со стороны Тома все выглядело вполне безобидно. Внезапно ей стало стыдно. Следовало как-то обуздать его темперамент, а не поощрять, забывая о всяких приличиях. И вообще, от случившегося сегодня ей стало весьма не по себе…

— Миледи Элизабет, приехала ваша кузина Джейн Грей, — объявила королева, обнимая богато одетую девочку с такими же рыжими волосами, как и у Элизабет.

Но в отличие от высокой, стройной, светлокожей и уверенной в себе Элизабет, девятилетняя Джейн была невысокой и худенькой, с настороженным выражением на веснушчатом лице.

— Добро пожаловать, кузина, — приветствовала Элизабет девочку, протягивая руку, и порывисто расцеловала двоюродную сестру в обе щеки.

— Леди Джейн будет жить с нами — она теперь подопечная адмирала, — объяснила Екатерина. — Конечно, Джейн слишком мала, чтобы брать уроки вместе с тобой, и у нее будут свои учителя.

Она повернулась к девочке и поцеловала ее в щеку.

— Надеюсь, тебе здесь понравится, Джейн, — сердечно сказала она.

Джейн взглянула на нее с щенячьей преданностью.

— Может, покажешь Джейн дом, Элизабет? — предложила Екатерина.

— Конечно. Идем, Джейн. Нет, погоди, сперва покажу тебе вот это. — Элизабет взяла книгу, которую читала, — томик итальянской поэзии, присланный мастером Эшемом. — Мастер Эшем постоянно со мной переписывается, — гордо сказала она.

— Знаменитый мастер Эшем? — переспросила Джейн. Элизабет знала, что ей тоже очень нравится учиться. — Как я вам завидую, кузина!

— Возможно, когда-нибудь ты с ним познакомишься, — великодушно посулила Элизабет, купаясь в лучах обожания Джейн.

Проводя девочку по комнатам, она с удовольствием щеголяла познаниями, стараясь произвести на юную кузину наилучшее впечатление.

— Почему адмирал взял тебя под опеку? — спросила Элизабет у Джейн.

— Он пообещал моему отцу, что устроит мне прекрасное замужество, — ответила та.

— С кем? — поинтересовалась Элизабет.

— Мне пока не говорили, — призналась Джейн, — да это и не очень интересно. Я просто рада, что смогу жить в одном доме с королевой.

Элизабет слышала, как Екатерина говорила, что родители суровы с Джейн. Ей стало жаль девочку, и она поняла, почему та была глубоко благодарна адмиралу за опеку.

— Интересно, что на уме у адмирала? — подумала она вслух. — Прекрасное замужество! Может, за кем-то из сыновей лорд-протектора?

— Я бы лучше вообще не выходила замуж, — сказала Джейн. — Мне куда интереснее с книжками и учителями.

— Я тоже когда-то так считала, — призналась Элизабет, думая об адмирале и ощущая знакомое волнение. — Но теперь я уверена в этом меньше, и, похоже, за любовь хорошего человека можно многое отдать. И ты, кузина, наверное, тоже передумаешь, когда станешь старше.

— Что бы я ни думала, я должна поступать так, как велят родители, — печально проговорила Джейн.

— Что ж, до этого еще далеко, — утешила ее Элизабет. — За несколько лет может случиться что угодно. Так что давай в полной мере наслаждаться жизнью в доме королевы.

Элизабет очаровала маленькую Джейн, и та ходила за ней, как преданная собачка. Элизабет нравилось рисоваться перед девочкой, демонстрируя свой жизненный опыт, а когда они оставались одни, ругалась на чем свет стоит, наслаждаясь реакцией Джейн и чувствуя себя по-взрослому дерзкой. Джейн в ужасе хихикала и закрывала лицо руками.

— Вас побьют, если кто-нибудь услышит, — предупредила она.

— Черт побери, они никогда не посмеют! — снова выругалась Элизабет. — В этом доме никого не бьют. Здесь царят счастье и радость.

— Мне кажется, будто я в раю, — молвила Джейн. — Дома меня часто били. Мои родители очень строгие.

— Здесь тебя никто бить не будет, — повторила Элизабет. — Посмотрим мои прекрасные платья? Королева как раз купила мне новое.

— Темнеет, — заметил мастер Гриндал. — Зажгу, пожалуй, еще свечу.

Элизабет смотрела в ноябрьские сумерки. Вечера быстро становились длиннее, и даже трещавший в жаровне огонь не мог прогнать холод. Она вновь склонилась над отрывком из Тацита, который переводила на французский.

— Пожалуй, на сегодня закончим, — сказал Гриндал. — Скоро будет готов ужин.

— Я только допишу абзац, — ответила Элизабет, не поднимая головы.

Учитель вышел. Через несколько минут она отложила перо.

Элизабет была рада остаться наедине со своими мыслями, мучившими ее весь день. Уже несколько недель — с тех пор как Кэт пожаловалась насчет истории с платьем — адмирал и королева больше не приходили к ней по утрам. Она лишь обменивалась с ними приветствиями за столом, когда они завтракали после утренней молитвы. Кэт сказала, что это правильно и так и должно быть.

Но на самом деле ей недоставало волнения, которое она испытывала при появлении адмирала в ее спальне, нетерпеливого ожидания его прихода, горячих чувств, вызванных восхищенными взглядами Томаса. Она старалась увидеть его при любой возможности, испытывая сладостные муки от этого соседства, пусть даже в рамках принятых в обществе условностей и подчеркнутой вежливости.

«Неужели это любовь? — спрашивала она себя. — То самое чувство, о котором писали поэты?» Она не знала. Адмирал вел себя с ней не как страстный ухажер, который обожает свою избранницу издалека, сокрушаясь, что она ему не ровня и потому никогда не снизойдет до любви к нему. Именно так полагалось вести себя влюбленным, по крайней мере в читанных ею романах. Но нет — он действовал дерзко, чересчур фамильярно, и, если честно, именно это ей больше всего в нем нравилось. Его прямота приводила Элизабет в трепет. Но означало ли это любовь?

Она часто ловила на себе адмираловы взгляды, ощущала прикосновение его руки к плечу или талии — как бы мимоходом, случайно. И естественно, сомневалась, что между ними возможно нечто большее, ибо он был счастливо женат на королеве.

По крайней мере так она думала — до сегодняшнего дня.

Закутавшись в теплый плащ, она, как обычно по утрам, в одиночестве гуляла по саду, быстро шагая в холодном тумане по заиндевевшим дорожкам в тени похожих на скелеты деревьев. И тут появился он, шедший ей навстречу со зловещим блеском в глазах. «Откуда он знал, что я здесь?» — удивилась Элизабет. Впрочем, ни для кого не было тайной, что ей нравилось подышать свежим воздухом до начала уроков.

Он, как всегда, вежливо поклонился, сняв большую шляпу с пером:

— Миледи Элизабет! Должен сказать, когда ваши щеки краснеют от холода, вы еще привлекательнее.

— Это все из-за усталости, милорд, — осторожно ответила она, не желая признавать его вежливую речь и думая, что Кэт наверняка хватит удар, если она проведает, что они виделись в отсутствие посторонних. — Вижу, вам тоже нравятся долгие утренние прогулки.

— Мне нравитесь вы, — к ее ужасу и радости, изрек он и, шагнув к ней, обхватил за талию и привлек к себе. — Если честно, еще ни одна женщина меня так не пленяла. Не могу больше этого вынести.

— Милорд! — Элизабет вырвалась из его объятий, пытаясь подавить предательскую реакцию тела и собственные чувства. — Вам не подобает говорить такие вещи, а мне — слушать. Вы женатый мужчина, и мне следует заботиться о своей репутации. То, о чем вы думаете, — настоящее безумие.

— И какое сладкое безумие! — выдохнул Томас, беспомощно простирая руки. — Миледи, меня неудержимо влечет к вам. Все мои мысли заняты вами.

— Замолчите, сэр! — в отчаянии воскликнула Элизабет. — Это непристойно!

— Не важно, — ответил он, хватая ее за плечи и пристально глядя ей в глаза. — Я люблю вас, и не притворяйтесь, будто вы об этом не догадываетесь. Возможно, по годам вы еще ребенок, но вашего очарования хватит не на одну взрослую.

— Прошу вас, сэр, — умоляюще проговорила Элизабет, отводя с плеч его руки. — Не забывайте, у вас есть жена, с которой мало кто может сравниться в доброте. Я ни за что не причиню ей боль, а вы поклялись в супружеской верности.

— Ей вовсе не обязательно знать, — улыбнулся адмирал. — Только не притворяйтесь, будто не желаете меня. Я отчетливо вижу это по вашим глазам.

— Не ваше дело, чего я желаю! — со слезами в голосе крикнула Элизабет и повернулась, собираясь уйти, но он схватил ее за запястье и развернул лицом к себе:

— Вы будете моей. — Взгляд его темных глаз был полон решимости. — Вы будете моей, даже если мне придется вечно гореть за это в аду. И вы поймете, что на самом деле нас связывает.

— Нет, сэр, вы не посмеете! — твердо заявила Элизабет, хотя и была в том не уверена.

— Это мы еще посмотрим, моя прекрасная принцесса, — возразил адмирал, отпуская ее. — Кто там говорил, что хочет жить и умереть девственницей? Вряд ли вам это удастся!

— Как же вы отвратительны, милорд! — бросила она и побежала к дому, сопровождаемая смехом Томаса.

Королева неотрывно смотрела на них из окна верхнего этажа, и сердце ее сжималось от тоски. Она видела все — как ее муж и падчерица то сходились, то расходились, подобно крошечным куклам, и он, судя по их жестам, выражал недвусмысленное желание, а она протестовала. Потом девочка убежала.

Екатерина села на кровать. Подозрения возникли у нее еще раньше, но она тщательно их подавляла. Имелись они и у миссис Эстли, но та их тоже отвергала, считая беспочвенными. Теперь все стало ясно.

Увиденное обрушилось на Екатерину, словно тяжелый камень, раздавив все, что она считала главным достоянием своей жизни. Королеве хотелось плакать и кричать, но ею овладело странное оцепенение — она не могла даже поднять голову. Что делать? Что она могла сделать? Что она посмела бы сделать?

Ее спасла многолетняя привычка ставить на первое место чужие нужды. Долг был очевиден — защитить королевскую дочь, вверенную ее заботам.

Но для этого придется бросить вызов мужу.

Войдя в спальню, Том бросил на скамью плащ и шляпу. Его встревожило выражение лица жены, сидевшей на кровати в странной позе.

— В добром ли вы здравии, Кейт? — озабоченно спросил он.

— Телесно, полагаю, да, — ответила она, взирая на него печально и укоризненно. — Но душевно — боюсь, что нет. Чем вы занимались в саду с миледи Элизабет?

— Миледи Элизабет? — переспросил Том, пытаясь выиграть время и сочинить правдоподобное объяснение.

Екатерина внимательно наблюдала за его лицом.

— Милая, — сказал он, садясь рядом с ней и беря ее за руку, — вам не о чем беспокоиться. Когда я встретил леди Элизабет, она была очень расстроена, и я убедил ее поделиться своими тревогами, только и всего. Разве вы на моем месте не попытались бы отечески утешить ее?

Екатерина уже готова была облегченно вздохнуть. Но верить ли ему? Ей очень этого хотелось. Возможно, она серьезно ошиблась, обвиняя его в неверности, когда он, скорее всего, лишь пытался выказать доброту. В конце концов, он был человек тактичный.

— Что же ее так расстроило? — спросила она. — Вчера она была в прекрасном настроении.

— Боюсь, это все из-за мужчины, — сказал адмирал.

— Мужчины? Кто посмел? — гневно воскликнула Екатерина.

— Увы, не знаю, она не призналась, — ответил Том. — Но я сам его видел. Я застал их вдвоем.

— Когда? — настойчиво спросила Екатерина, потрясенная до глубины души.

— Известно ли вам маленькое окошко, что выходит в длинную галерею? Я случайно увидел их оттуда. Она обнимала его.

— Обнимала? И вы мне ничего не сказали? — в ужасе спросила она. — Том, я ее опекунша.

— Но, Кейт, тогда я не знал, что это Элизабет. Да, сперва мне так показалось, но я не видел ее лица, только рыжие волосы, и на ней было темное платье. Потом я вспомнил ту рыжую девчонку в твоих покоях и решил, что это она. Но теперь Элизабет сама призналась, что была там.

Вряд ли он мог такое сочинить, подумала Екатерина. Он просто не посмел бы — дело обстояло чересчур серьезно.

— Чудовищно, — проговорила она. — Элизабет сказала, кто это был?

— Боюсь, она будет молчать, — облегченно вздохнул Том. — Я всячески пытался заставить ее признаться, но она упорно отказывалась.

— И насколько далеко зашли их отношения? — осведомилась Екатерина.

— Как она меня заверила — недалеко. Собственно говоря, тот джентльмен сказал, что она ему больше не интересна, поэтому она и расстроилась.

— Нужно послать за миссис Эстли, — молвила королева, вставая.

Гувернантка потрясенно смотрела на королеву.

— Я ничего об этом не знала, ваша светлость, — угрюмо заявила она.

— Похоже, мы обе оказались недостаточно бдительны, — признала Екатерина. — Но чтобы дошло до такого! Молю Бога о том, чтобы девочка говорила правду и чтобы она действительно осталась непорочна.

— Я немедленно поговорю с ней, мадам.

— Поговорите, прошу вас. И передайте, пожалуйста, я настаиваю, чтобы она назвала имя этого негодяя.

— Не беспокойтесь, мадам, передам. — Кэт едва сдерживалась. — Но кто это мог быть? В доме нет мужчин, кроме слуг, — вряд ли она могла столь низко пасть. Остается только мастер Гриндал, но он — высохший старикашка. Не могу представить, чтобы у него могла возникнуть хоть одна сладострастная мысль.

— Он мужчина, — раздраженно заметила королева, — так что нельзя исключать и его. Но согласна, это маловероятно.

— Позвольте мне потолковать с ней, мадам, — сказала Кэт. — Сейчас же пойду и разыщу ее.

Она ушла, но Екатерину не покидали тревожные мысли. Что бы ни случилось в саду, это событие не предвещало ничего хорошего. Но если Элизабет станет отрицать, что встречалась с таинственным ухажером, и между ней и Томом действительно что-то есть, то, узнав, что Екатерине известно о свидании в саду, девочка пусть поздно, но поймет, что это следует раз и навсегда прекратить.

На самом деле Екатерина не знала, что больше ее пугало — мысль о том, что Элизабет скомпрометировал кто-то из прислуги со всеми вытекающими последствиями, или о том, что Том, возможно, солгал ей, пытаясь скрыть свои нечестивые домогательства.

— Миледи, — окликнула Кэт, появившись в дверях классной комнаты.

Элизабет и ее учитель оторвались от книг. Гриндал удивился: почему гувернантка столь странно на него смотрит?

— Прошу прощения, мастер Гриндал, не могли бы вы на минутку отпустить миледи Элизабет?

— Конечно, миссис Эстли, — ответил тот, надеясь на дальнейшие объяснения, но их не последовало.

Элизабет озадаченно встала и пошла за Кэт в спальню. Что случилось? Кэт редко прерывала уроки — Элизабет забыла, когда такое случилось в последний раз. Потом она вспомнила сцену с адмиралом в саду, и сердце ее ушло в пятки. Их разоблачили!

Закрыв дверь, Кэт стальным взглядом уставилась на девочку:

— Я только что виделась с королевой. Она рассказала мне кое о чем, и ее слова меня изрядно встревожили.

Элизабет мысленно застонала. Все оказалось хуже, чем она думала.

— Что же она сказала? — невинно спросила девочка.

— Что вы говорили лорд-адмиралу, будто видели какого-то мужчину.

— Я? — ошеломленно переспросила Элизабет. — Я никогда не говорила ему ничего подобного, — неподдельно удивилась она.

— Королева сказала, что вы обнимались с ним в галерее. Это видел сам адмирал.

Элизабет начала догадываться.

— Неправда! — горячо заявила она. — Когда я могла говорить адмиралу про этого мужчину?

— Как сказала ее светлость — сегодня утром, в саду. Она видела в окно, как вы рассказывали об этом адмиралу. Он сказал, что вы были очень расстроены, потому что тот мужчина утратил к вам интерес.

— Понятно, — кивнула Элизабет.

Да, все действительно становилось ясно. К горлу подступил горький комок. Адмирал подставил ее, спасая собственную шкуру. Не в силах вынести такого малодушия и бессердечия, она расплакалась.

— Элизабет, скажите мне правду, — потребовала Кэт. — Так был мужчина или нет?

— Нет, — всхлипнула девочка. — Никогда.

— Но вы встречались с милордом в саду?

— Да. Он подошел ко мне, когда я гуляла. Я не собиралась с ним встречаться.

Шмыгнув носом, она полезла в карман за платком.

Теперь и для Кэт все начало проясняться.

— Я правильно поняла, что он вел себя с вами вовсе не как заботливый опекун? — мягко спросила она.

— Он меня схватил. Я его отталкивала, но он не отставал. Он сказал, что любит меня.

Элизабет поведала всю печальную историю, прерывая ее судорожными всхлипами. Кэт слушала ее с растущей тревогой, пытаясь осознать случившееся.

— Мне кажется, — наконец сказала она, когда Элизабет замолчала, — что королева знает правду и сама сочинила эту историю про тайного воздыхателя, чтобы я была более осмотрительна в отношении милорда.

— Думаешь, ее выдумала королева, не адмирал? — удивилась Элизабет.

— Да. Вряд ли она вообще с ним говорила, как мне теперь кажется. Наверное, она испугалась, что может услышать нечто, о чем не желает знать.

— Что ты ей скажешь? — спросила Элизабет. — Если о том, что никакого мужчины не было, то она обо всем догадается, и ей будет очень больно.

— Я скажу, что вы все неправильно поняли. Вы решили — естественно, по ошибке, — что адмирал посягает на вашу честь, и сочинили историю, чтобы его отвлечь. Не слишком убедительно, но не хуже того первого вздора. Я передам, что вы огорчены своим заблуждением насчет его намерений и глубоко сожалеете.

— Хорошо, — ответила Элизабет. — Я согласна, ради королевы.

— Посмотри на меня, Элизабет, — велела Екатерина, и та подняла взгляд. — То, что рассказала мне миссис Эстли, — правда?

— Да, мадам, — тихо ответила Элизабет. — Прошу прощения, что ошиблась насчет милорда. Клянусь, никакого мужчины не было — спросите моих фрейлин. Я не могла бы позволить себе подобные фривольности, даже если бы захотела, — я почти не бываю одна и всегда на виду у фрейлин. Единственные мужчины, с которыми я общаюсь, — слуги, мастер Гриндал и милорд адмирал.

Слова ее, однако, не убедили Екатерину, объяснение выглядело слишком надуманным. И все же некий внутренний страх не позволял ей требовать от девочки дальнейших подробностей.

— Боюсь, я обидела вас и адмирала, — продолжала Элизабет.

— Тебе нечего бояться, — как можно искреннее ответила королева. — Ни я, ни милорд не держим на тебя зла. Все прощено и забыто. И у меня есть хорошие новости: ты поедешь на Рождество во дворец. Так распорядился твой брат-король.

Элизабет облегченно улыбнулась:

— В самом деле отличная новость, мадам! Вы с адмиралом тоже поедете?

— Увы, нет, — сухо сказала Екатерина. — После того как жена лорд-протектора присвоила драгоценности, принадлежащие мне по праву, и позволила себе оскорбительные слова в мой адрес, я поклялась, что ноги моей там больше не будет. Но не беспокойся, мы прекрасно повеселимся в Челси. А с тобой будет твоя сестра Мэри.

— Рада слышать, — отозвалась Элизабет. — Я не видела ее с кончины отца, да и моего брата тоже. — Она замолчала и посмотрела на мачеху. — Вы и вправду простили меня, мадам?

Ей не хотелось ехать во дворец, зная, что Екатерина ею недовольна.

— Да, — натянуто улыбнулась королева.

Когда Элизабет ушла, Екатерина снова послала за миссис Эстли.

— Все решилось, — сказала ей королева, — но, хоть это наверняка глупая чушь, мне отчего-то кажется, что милорд во всей этой истории выглядит не столь уж невинно. Мужчины… вы сами знаете… — Она смущенно умолкла.

Кэт промолчала, и Екатерина вдруг подумала, что гувернантка знает намного больше, чем говорит.

— Так не должно продолжаться, — молвила она. — Скорее всего, это лишь мои домыслы и для тревоги нет никаких оснований. Но на мне, миссис Эстли, лежит ответственность за леди Элизабет, и я хочу, чтобы вы бдительно следили за всем, что происходит между ней и адмиралом. — Она застенчиво улыбнулась. — Вы же знаете милорда — он обожает безобидный флирт, как и все мужчины. Я не хочу, чтобы кто-либо неправильно это понял.

— Безусловно, мадам, — ответила Кэт, наслаждаясь замешательством королевы. — Я буду начеку как никогда, не сомневайтесь.

В Хэмптон-корте царило обычное оживление, однако, к смятению Элизабет, там многое изменилось после смерти короля Генриха. Дворец выглядел заброшенным, а жизнь в нем — менее упорядоченной, судя по грязной ливрее конюха, забравшего их лошадей, и поведению кухонной прислуги, которая болталась во дворе и закусывала. Более того, во дворце не оказалось женщин — сплошные мужчины, занятые государственными делами.

У подножия лестницы ее приветствовал лорд-протектор. Он выглядел старше и серьезнее своего брата, к тому же не отличался приятной внешностью, но, с другой стороны, решила она, на нем лежало избыточное бремя ответственности. Недоставало ему и обаяния адмирала. Вместо того чтобы делать Элизабет комплименты, он тут же прочел ей длинную лекцию о протоколах, на которых настаивало его величество. Она не представляла, как можно было все это запомнить.

Осознав себя сестрой короля и второй в очереди на трон, Элизабет решила, что новомодными формальностями ее не запугать. В конце концов, она приехала в гости к брату, который любил называть свою милую сестренку именем Темперанс — «Сдержанность».

Сомерсет повел ее через величественный большой зал, где слуги расставляли обеденные столы, а затем в малые покои, где горел камин и стоял стол с закусками. Элизабет вспомнила, что уже бывала здесь, когда приезжала во дворец к отцу. К ней шагнули пажи, чтобы снять с нее дорожный плащ, а Кэт и фрейлины принялись суетиться вокруг, разглаживая ее юбку, разворачивая длинный придворный шлейф и поправляя головной убор.

Наконец она была готова. Герцог препроводил ее в большую комнату, где толпились придворные и просители, стояли на страже королевские гвардейцы и солдаты-наемники. Толпа расступилась, и они прошли к двери в дальнем конце, которая, как хорошо помнила Элизабет, вела в зал для приемов.

— Его величество в личных покоях, — объяснил Сомерсет. — Он ожидает общества вашей светлости за обедом.

— С нетерпением жду, когда смогу увидеться с его величеством, — ответила Элизабет. — Для меня большая честь трапезничать с ним.

Под завистливые взгляды роскошно одетых лордов в приемном зале она прошла в святую святых личных покоев — и внезапно остановилась.

Король сидел на троне за уставленным яствами столом, который поставили на помост. Над его головой сиял вышитый золотом на балдахине королевский герб Англии. Чуть дальше за столом, вне балдахина, сидела леди Мэри, любезно улыбнувшаяся вошедшей сестре.

Эдуард бесстрастно смотрел на Элизабет. Она, как ее учили, опустилась на одно колено и склонила голову, после чего встала, сделала три шага и снова с поклоном опустилась на колено. Этот ритуал она повторила трижды, прежде чем оказалась прямо перед помостом, не в силах поверить, что между ней и братом пролегла столь страшная дистанция.

— Добро пожаловать, дорогая сестра, — надменно произнес Эдуард. — Прошу садиться.

Он указал на место за балдахином с противоположной стороны от Мэри. Кресла не было, лишь скамеечка с подушкой. Элизабет подняла брови — со времен отца и впрямь изменилось многое. При Генрихе никогда не было стольких формальностей и важных гостей короля никогда не унижали. Казалось, что Эдуард подчеркивал их с Мэри статус незаконнорожденных.

Всячески стараясь не обращать внимания на такую неучтивость и гадая, не приложил ли к этому руку лорд-протектор, чтобы напомнить ей, кто здесь хозяин, она села со всем возможным достоинством.

— Надеюсь, ты в добром здравии, милая сестрица Темперанс? — спросил Эдуард.

— Лучше некуда, ваше величество, — ответила она.

— Рада, что ты так хорошо выглядишь, — вторила Мэри, которой пришлось почти кричать, чтобы ее услышали с другого конца стола.

— А я рада снова видеть тебя, сестрица, после столь долгой разлуки, — с улыбкой крикнула в ответ Элизабет. — Как у тебя дела?

— Честно говоря, не очень хорошо, — вздохнула Мэри. — У меня нелады со здоровьем, а хуже всего я себя чувствую зимой.

Бедная Мэри. Элизабет уже заметила, как та постарела со времени их последней встречи. Конечно, той было уже за тридцать, и не стоило удивляться, что она изрядно увяла, но королева Екатерина говорила, что Мэри страдает многими недугами, а во время месячных испытывает настоящие мучения.

— Я просила заступничества у Святой Девы, — молвила Мэри, чуть вызывающе глядя на короля.

Эдуард нахмурился, став похожим на своего отца, когда у того бывало дурное настроение.

— Я полагаю, ты зря тратишь время на эту папистскую чушь, сестра, — неодобрительно заявил он.

— Сир, вопрос религии — один из тех, которые мне необходимо с вами обсудить, — отозвалась Мэри.

Эдуард замер и сжал губы, выказывая непокорность.

— Наш отец — да упокоит Господь его душу — оставил королевство в добром порядке и спокойствии, — невозмутимо продолжила Мэри, — но боюсь, что лорд-протектор и его правительство делают все для поощрения ереси и беспорядка, вводя новомодную протестантскую разновидность веры. Английский сменяет латынь в богослужении, нам более не следует почитать образы и реликвии, отменены законы против ереси, и ходят ужасные слухи, будто запрещена сама святая месса. Сир, я вынуждена протестовать. Это недопустимо.

Эдуард холодно взглянул на нее.

— Меня поражают твои тревоги, сестра, — изрек он. — Эти изменения произошли по моей воле, и большинство моих подданных — верных подданных — их одобряют.

— Сир, — пылко воскликнула Мэри, — при всем уважении к вам напомню, что вы еще дитя, а ребенок не способен принимать зрелые решения, касающиеся религии. Послушайте тех, кто старше и мудрее вас, умоляю. Как быть тем, кто многие годы преданно исповедовал истинную веру и должен посещать мессу, чтобы облегчить душу? Католическая вера существует с тех пор, как Господь наш сам ходил по земле; она основана Его властью. Кто вы такой, чтобы ее ниспровергать?

Она зашла чересчур далеко. Взгляд юного короля стал ледяным.

— Ты не вправе оспаривать мою власть, — заявил он. — Учти, сестра, что это измена. Я не намерен тебя преследовать и позволяю тебе мирно исповедовать твою религию, но ты не должна подвергать сомнению мои законные указы. Будь уверена, я полон решимости положить конец папистскому учению.

Повисла напряженная тишина. Мэри склонила голову, стараясь сдержаться. Элизабет хотелось, чтобы брат и сестра были не столь упрямы. Почему бы им не позволить друг другу поклоняться Богу по-своему? Зачем лезть в чужую душу? Им никогда друг друга не убедить…

Эдуард сурово посмотрел на Элизабет.

— А ты, дорогая моя сестренка, как относишься к религии? — требовательно спросил он.

— Я следую слову Божьему и воле короля, — искренне ответила она.

Эдуард удовлетворенно кивнул. Видя, что Мэри глядит на нее с нескрываемым смятением, Элизабет подцепила кусок мяса и уставилась в тарелку. Пришла пора сменить тему.

— Будут ли празднества на Рождество, сир? — спросила она брата.

Торжества были, но они ее разочаровали. Какой-то человек в маске изображал папу развратным злодеем, выступили несколько акробатов. В остальном придворные развлекали себя сами, объедаясь, пьянствуя и играя в азартные игры на глазах у юного короля, наблюдавшего за ними с высоты трона.

Элизабет вдруг очень захотелось домой.

— Что случилось со двором? — спросила она Мэри однажды вечером, когда они шли по длинной галерее. Элизабет только что вырвалась из любовных объятий какого-то барона, настолько пьяного, что он ее не узнал. — При жизни отца такого разврата не было. Да и празднества совсем никакие.

— Что верно, то верно, — пробормотала Мэри, с содроганием вспомнив кощунственное представление, по ходу которого папа резвился с монахинями. — Королевы нет, а потому нет и женщин, в присутствии которых мужчины обычно не столь склонны к излишествам. И денег тоже нет. Война с Францией опустошила казну. Королевство разорено!

— Честно говоря, я жду не дождусь, когда смогу уехать, — призналась Элизабет. — И это я, которая всегда тосковала по дворцу!

— Меня не столько беспокоит состояние дел при дворе, как опасная чушь, которой заразили нашего бедного брата, — прошептала Мэри. — Умоляю тебя, сестренка, заботься о своей душе. Не дай этим еретикам сбить тебя с пути истинного.

Элизабет скромно склонила голову, но оставила свое мнение при себе, не желая обидеть сестру.

— Спасибо тебе за заботу, Мэри, — молвила она. — Не бойся, я буду следовать слову Божьему.

Мэри смерила ее ледяным взглядом.

— А как ты, сестра, воспринимаешь слово Божье? — парировала она.

— Я следую учению Иисуса Христа, как и все правоверные христиане, — тихо ответила Элизабет.

— Как у меня уже был повод убедиться, ты весьма умна, — гневно уставившись на нее, язвительно бросила Мэри. — Ты отлично притворяешься. Но Господь знает истинную душу, и Его не проведешь.

Они остановились у двери покоев Мэри. Сестра исчезла внутри, не сказав больше ни слова.

— Доброй ночи, сестра, — произнесла в пустоту Элизабет.

 

Глава 14

1548

Элизабет радовалась возвращению в Челси и предстоящей встрече с мачехой, но, едва ступив из экипажа на запорошенную снегом землю, она узрела серьезное лицо королевы.

— У меня печальные новости, — объявила Екатерина, обняв и поцеловав падчерицу. — Гриндал умер. Он поехал на Рождество к сестре, но в той округе была чума. Он заразился, и в считаные часы его не стало.

Милого доброго учителя больше не было в живых — его безвременно забрали к праотцам. На глаза Элизабет навернулись слезы.

— Как жалко, — тихо проговорила она.

— Пойдем в дом, — мягко пригласила королева. — Нужно согреться. Адмирал уже ждет. Он говорил, что ему не терпится тебя увидеть. Как поживает его королевское величество?

Они были к ней очень добры — и королева, и адмирал. Усадив Элизабет у огня, они угощали ее дымящимся вином Гиппократа и вафлями. Элизабет вновь потрясло учтивое обаяние адмирала, но в скорби ей было не до него, да и ему приходилось играть роль верного мужа. Мысли Элизабет были заняты несчастным Гриндалом, которого она никогда больше не увидит.

«Кто теперь будет меня учить?» — думала она за полночь, засыпая.

— Миледи Элизабет, вам письмо, — сообщила Кэт, поспешно войдя в спальню, где уже несколько дней лежала, мучимая недугом, ее подопечная.

Элизабет приподнялась на подушках, отложила книгу и сломала печать.

— Это от мастера Эшема! — воскликнула она, сразу почувствовав себя лучше. — Он хочет меня навестить. Письмо написано два дня назад. Кэт, он может появиться в любой момент!

Вскочив с постели и не обращая внимания на протесты Кэт, она немного постояла, пошатываясь, а затем принялась рыться в сундуке в поисках одежды.

— Тише, миледи! — воззвала Кэт.

— Все в порядке, мне уже лучше, — ответила Элизабет. — Принеси мое зеленое платье, хорошо? То самое, с меховой оторочкой.

Ближе к вечеру, как она и предполагала, прибыл Роджер Эшем, которого Элизабет встретила с распростертыми объятиями.

— Королева с адмиралом в Лондоне, мастер Эшем, так что придется вам обойтись мной в качестве хозяйки! — весело заявила она.

— Сударыня, я не могу вообразить более сладостной чести, — сердечно ответил тот со знакомым йоркширским акцентом.

Кэт принесла вино, и они, расположившись в зимней гостиной, где полыхал большой камин, принялись обсуждать недавно вышедшую книгу Эшема об искусстве стрельбы из лука, а после перешли к предметам, которые изучала Элизабет.

— Ладно, хватит, — наконец сказала она. — Вы ведь приехали не затем, чтобы беседовать о моих скромных успехах в учебе, мастер Эшем. Что привело вас в Челси?

На морщинистом лице ученого появилась печальная улыбка.

— Я слышал, вы остались без учителя, мадам, и пришел предложить свои скромные услуги.

Элизабет просияла.

— О большем я не могла и мечтать, — отозвалась она.

— Для меня большая честь учить особу столь признанных способностей, — молвил Эшем.

Элизабет знала, что он не льстил.

— А для меня большая честь — иметь столь выдающегося учителя, — ответила она, — и я уверена, что королева не будет против. Я сегодня же напишу ей и скажу, что мне нужны только вы, мастер Эшем, и никто другой.

— Вам, разумеется, придется подчиниться решению вашей опекунши, — согласился Эшем.

— Именно так я и намерена поступить при условии, что она одобрит мой выбор! — возликовала Элизабет. — Я сама поеду в Лондон и буду ее убеждать, если потребуется! А вы, мастер Эшем, возвращайтесь в Кембридж и попросите отпуск на время вашего пребывания в доме королевы.

— Вы так уверены, что у вас все получится, миледи? — удивился Эшем.

— Вне всякого сомнения! — ответила Элизабет.

— Хлопот не оберешься, — с сомнением заметила Кэт, глядя на груды книг в классной комнате.

Роджер Эшем улыбнулся.

— Вовсе нет, сударыня, — возразил он. — Этого нам хватит надолго. Вам следует знать, что я не сторонник зубрежки. Если вливать слишком много вина в кубок, большая часть его выльется через край.

Кэт удовлетворенно кивнула.

Уроки с мастером Эшемом доставляли Элизабет неподдельную радость. Она с удовольствием обнаружила, что его любимым латинским автором был Цицерон. Ей нравилось читать письма, полученные Эшемом от широкого круга европейских интеллектуалов, с которыми он переписывался. Он превозносил познания девушки в классике и владение латынью и греческим, приводя ее в благоговейный трепет.

— Вы за день читаете на греческом больше, чем многие доктора богословия за неделю! — похвалил он ее.

Утренние часы они проводили в обществе Софокла и Исократа, днем же читали Ливия и Цицерона или изучали теологию. Когда уроки заканчивались, учитель и ученица часто предавались общей страсти к верховой езде и охоте, выезжая в поля за дворцом, невзирая на дождь или снег. По вечерам Элизабет упражнялась в игре на лютне и клавесине — Екатерина Парр подарила ей прекрасной работы инструменты, принадлежавшие ранее матери Элизабет, с эмблемой Анны в виде белого сокола. Они стали самым ценным имуществом Элизабет наряду с портретом Анны, теперь открыто висевшим в спальне, и той, самой первой подвеской в шкатулке для драгоценностей.

Элизабет быстро заметила, что мастер Эшем часто внимательно разглядывает ее одежду.

— На что вы так смотрите, сэр? — спросила она однажды, увидев, как он хмурится на ее розовое шелковое платье и дорогие золотые цепочки, подарок королевы.

— Могу я быть откровенным, миледи?

— Конечно, — кивнула она.

— Благочестивые протестантские девушки обычно носят простые наряды, — молвил Эшем.

Элизабет взглянула на свое платье, и внезапно оно показалось ей довольно нелепым — с серебряными подрукавниками, украшенным драгоценными камнями поясом и жемчужной каймой вдоль выреза. И еще пять колец на ее изящных пальцах… Внезапно смутившись, Элизабет вдруг вспомнила, что маленькая набожная Джейн Грей неизменно предпочитала черную одежду без особых украшений, хоть и была родом из богатой семьи. И королева Екатерина тоже — в последнее время она носила одежду неброских тонов, хотя и из дорогой ткани, и меньше драгоценностей. Что подумает мастер Эшем о ней, Элизабет, до сих пор разряженной столь вызывающе? Мнение учителя она считала крайне важным.

— Погодите! — порывисто воскликнула она и бросилась в спальню. — Где мое черное бархатное платье? — спросила она у ошеломленной Кэт.

— Что, миледи, кто-то умер? — с тревогой спросила гувернантка.

— Нет, я просто взялась за ум, спасибо мастеру Эшему. Женщины, следующие слову Божьему, должны одеваться скромно.

Она сорвала ожерелье и кольца. Кэт покачала головой. Девочка явно склонна к причудам и странным идеям, подумала она. Но спорить с Элизабет, если она что-то решила, было бессмысленно. Лучше уж потакать ее прихотям, чем нарваться на скандал. Сняв черное платье с вешалки в шкафу, она помогла Элизабет переодеться и зашнуровала платье на спине.

Когда Элизабет вновь появилась в классе, мастер Эшем был рад случившейся в ней перемене, но и немало встревожился. В строгом, но элегантном черном платье, с низким квадратным вырезом без украшений, тугим лифом и длинной юбкой, с падающими на плечи рыжими волосами, Элизабет выглядела воплощением благочестивой протестантской девушки — и притом весьма соблазнительной.

Она заметила его пристальный взгляд.

— Достаточно ли благочестиво я выгляжу, мастер Эшем? — спросила она.

— Воистину, миледи, — ответил он. — Вы воплощение добродетели.

— Да, — кивнула она, слегка стыдясь того, что недавно ее искушали сойти с пути добродетели. Нельзя быть внешне иной, чем в душе. И потому она добавила: — С сегодняшнего дня я решила не только одеваться, но и жить скромно, не поддаваясь нечестивым чувствам и желаниям, возникни они у меня.

Она не подозревала, как скоро ее решимость подвергнется испытанию.

— О миледи Элизабет, — сказал адмирал, встретивший ее на лестнице, — вы прекрасно выглядите!

Взгляд его упал на ее частично открытую грудь.

— Спасибо, милорд, — ответила она, купаясь в лучах его неприкрытого восхищения и вместе с тем желая, чтобы он как можно скорее прошел мимо.

Элизабет знала, что не сможет долго оставаться с ним наедине, не выдавая своих чувств. Ибо безумие — а здравомыслием это никак нельзя было назвать — все еще требовало постоянного общения с возлюбленным, наслаждаясь одним его видом и звуком голоса. После встречи в саду, едва не закончившейся катастрофой, адмирал держался поодаль и больше не приходил к ней в спальню. И все же, хоть он и играл перед королевой роль преданного мужа, Элизабет понимала по его жгучим взглядам, что он все еще пылает к ней любовью — как и она сама, несмотря на всю свою решимость, да поможет ей Бог.

Томас мягко коснулся волос девушки. Прикосновение обожгло ее, и она инстинктивно оттолкнула его руку.

Он вожделенно смотрел на нее и молчал. Впрочем, слов и не требовалось. Она знала, что должна отвести глаза и идти своей дорогой, но не могла; она продолжала стоять, прикованная к ступени, не в силах двинуться с места.

Заклятие внезапно разрушило появление Екатерины Парр, спешившей в мягких туфлях вниз по лестнице по какому-то неотложному делу.

— Мое почтение, Кейт, — пробормотал адмирал, приходя в себя.

— Все ли у вас в порядке? — резко спросила королева.

— Да, мадам, — прошептала Элизабет и, присев в реверансе, устремилась наверх.

— Конечно, все хорошо, — бесстрастно подхватил Том.

Бросив на мужа долгий тяжелый взгляд, Екатерина пошла дальше.

Элизабет начала замечать, что королева уже относилась к ней не так тепло, как прежде. Екатерина стала реже с ней общаться, а за столом или в классе, куда королева регулярно приходила понаблюдать за учебой своей подопечной, она вела себя учтиво, даже любезно, но в ее взгляде не было прежней улыбки — та сменилась настороженностью. Вдобавок Екатерина выглядела усталой и измученной, и от ее жизнерадостного настроения не осталось и следа.

То же сказал однажды мартовским вечером Томас Перри, казначей Элизабет, когда та сидела в зимней гостиной с Кэт, собираясь выпить вина перед сном. Элизабет нравился толстый валлиец — несколько суетливый, но приятный во всех отношениях, похожий на преданного доброго дядюшку.

— Должен признаться, меня беспокоит королева, — сказал он. — Она слишком плохо выглядит.

Сидевшая за столом Элизабет оторвалась от книги.

— Я тоже заметила, — кивнула Кэт.

— Она рассеянна и задумчива, — продолжал Перри, — а сегодня в конюшне очень резко говорила с адмиралом. Похоже, она за что-то сильно гневается на него.

Элизабет почувствовала, что больше не может нести свое бремя в одиночку.

— Пожалуй, я знаю за что, — молвила она.

Оба повернулись к ней.

— Боюсь, все дело в том, что адмирал слишком меня любит, и уже давно, — призналась она, — а королева ревнует нас обоих.

— Не могу поверить, — потрясенно воскликнул Перри.

— Откуда вы знаете, Элизабет? — спросила Кэт, пристально глядя на подопечную.

— Адмирал сам сказал, что любит меня. Тогда, в саду. Я думаю, королеве об этом известно. — Щеки ее пылали.

— Он вам сказал? — переспросила Кэт.

— Да. Честное слово, Кэт, ничего больше не было. Я сразу ушла.

— Он до вас дотрагивался? — не отставала Кэт.

— Пытался, но я его отталкивала, — ответила Элизабет.

Ведь было и вправду так?

— В таком случае, вы не сделали ничего предосудительного, — облегченно вздохнула Кэт.

«Как сказать, — подумала Элизабет. — Я действительно его вожделела. Я мысленно с ним согрешила… и могла согрешить на деле, будь у меня такая возможность». В глубине души она сознавала, что ее пресловутая решимость остаться девственницей может с легкостью рассыпаться в прах перед чарами Томаса.

— Ну, вы меня просто удивили! — заметил мастер Перри. — Никогда бы не подумал такого про адмирала.

— Он давно ухаживал за леди Элизабет, — признала Кэт. — Даже просил ее руки после смерти короля Генриха. Но совет не позволил, и он женился на королеве.

— И вы полагаете, королеве известно, что он проявляет к вам интерес, миледи? — спросил Перри у Элизабет.

— Боюсь, что да, — кивнула она. — Жаль, что так вышло, но что я могу поделать?

— Ничего, просто следите за своим поведением и не давайте адмиралу никаких поводов, — предупредила ее Кэт, тревожась, что ситуация может выйти из-под ее контроля.

Адмирал, несомненно, был весьма привлекательным мужчиной, но на Кэт лежала ответственность за леди Элизабет, и она, вполне возможно, была отчасти сама виновата в случившемся, слишком расслабившись.

— Я не сделаю ничего, что повредит королеве или мне самой, — заверила ее Элизабет.

Поднявшись на рассвете, адмирал отправился проведать ощенившуюся накануне суку. Он пообещал Элизабет щенка и готов был поклясться, что выберет лучшего. Конечно, щенка получит и Екатерина — помет обещал быть превосходным.

Было прохладно, и вскоре он вернулся в свои покои надеть камзол потеплее. Адмирал решил проведать супругу, в последнее время она неважно себя чувствовала. Какое-то легкое недомогание из тех, которым слишком подвержены женщины, — подробностями он не особо интересовался, уверенный, что отдых и хорошее питание непременно ее излечат.

Но, войдя в спальню, он услышал звуки рвоты. Екатерину, стоявшую на коленях в ночной рубашке, тошнило в таз.

— Любовь моя! — воскликнул он. — Я понятия не имел…

Обняв ее за вздрагивающие плечи, он откинул со лба влажные пряди волос. Когда спазмы прошли, Екатерина вытерла рот полотенцем и опустилась на постель. Том сел рядом, озабоченно глядя на жену.

— Ничего страшного, — слабо улыбнулась она. — Все в порядке.

— Нужно позвать врача, — возразил он.

— Нет, Том, врач мне не нужен. Меня, знаете ли, уже неделю тошнит по утрам, и месячные прекратились. Вы понимаете, что это означает. У меня будет ребенок.

— О милая! — вскричал Том, обнимая жену. — Какая чудесная новость! Ребенок — будем надеяться, сын, наследник! Я не могу поверить!

— Уверяю вас, я могу! — Екатерина состроила гримасу. — Но я действительно рада. Никогда не думала, что в моем возрасте Господь ниспошлет мне подобное благо. Я давно молилась о том, чтобы стать матерью, и, похоже, добрый Бог счел нужным ответить на мои молитвы.

— И мои тоже, — добавил Том. — Я молился о сыне.

— Может быть и девочка, — напомнила Екатерина.

— В любом случае я стану самым гордым из всех отцов! Главное, Кейт, чтобы вы успешно разрешились от бремени и младенец родился здоровым. О вас придется как следует позаботиться. Вы должны отдыхать, хорошо питаться и ни о чем не волноваться.

— Похоже, с вашими заботами мне и акушерка не потребуется! — рассмеялась она, но улыбка тут же исчезла с ее лица. — Откровенно говоря, я немного боюсь. Мне тридцать шесть лет, а это слишком много для первых родов.

— Ничего не бойтесь, дорогая, мы наймем лучших докторов, каких только удастся найти, — пообещал Том. — Я немедленно обо всем объявлю и разошлю письма нашим друзьям.

— Как пожелаете, — улыбнулась Екатерина, пытаясь подавить свои страхи. — Но меня беспокоит кое-что еще.

— Что именно, милая? — Том изо всех сил старался ее приободрить.

Она сглотнула:

— Только между нами, хорошо, Том? Я боюсь, что в последнее время мы начали отдаляться друг от друга.

— Чушь! — заявил он. — Я ничего такого не замечаю. Уверяю вас, это просто фантазии беременной женщины.

— Конечно, — облегченно вздохнув, согласилась она.

Она все выдумала. Все было в порядке. Ее страхи беспочвенны. Неверный муж не сумел бы так нежно отнестись к известию, что скоро они станут родителями.

— Отдыхайте, — молвил Томас. — Я пойду объявлю. — И весело добавил: — Как мы его назовем?

— Томасом, конечно! — лукаво улыбнулась Екатерина. — Или Екатериной!

Болезнь не ослабевала в течение месяца, и королева каждое утро лежала в постели допоздна, приходя в себя после очередного приступа, а потому адмирал мог вволю предаваться мужским утехам. Охваченный страстью, он, не задумываясь о последствиях, настолько увлекся юной падчерицей, что готов был идти на любой риск, лишь бы добиться своего.

Однажды ранней весной, едва забрезжил рассвет, Элизабет выскользнула из постели и вдруг услышала, как повернулся ключ в замке. Кэт еще не появилась, и Томас, видя, что Элизабет одна, бросил на нее торжествующий взгляд.

— Милорд, — протестующе начала она, набрасывая бархатный халат.

— Тсс! — прошипел он, приложив палец к губам. — Я хочу поговорить с вами наедине.

Элизабет испугалась и в то же время пришла в возбуждение.

— О чем таком вы хотите сказать, что не может подождать? — вызывающе бросила она, боясь услышать вещи, о которых тот не имел права говорить…

Через мгновение адмирал уже приступил вплотную, и ей стало не по себе.

— Элизабет, — прошептал он, — я изнемогал от надобности поговорить с вами. Тогда, несколько недель назад, я сказал правду. Я вас люблю. — Он крепко обнял ее, шепча ей в волосы: — Я хочу вас… я сгораю от желания…

— Сэр! — слабо возразила она, зная, что должна оттолкнуть его, но не будучи в силах сопротивляться его восхитительной близости. — Прошу вас…

Она ощущала предательский отклик тела. Уловив охватившую девушку дрожь, Томас запрокинул ей голову и мягко поцеловал. Чувственному прикосновению его губ невозможно было сопротивляться…

— Ах, значит, вам тоже хочется, — усмехнулся он и поцеловал ее крепче, раздвигая языком зубы.

Элизабет ощутила нахлынувшую теплую волну, чудесное томление, лишавшее ее воли. Ладони адмирала, дрожа, двигались по ее спине, задерживаясь на талии и ощупывая бедра. Их прикосновение, притупленное бархатом халата и тонкой тканью сорочки, пугало ее и вместе с тем восторгало. Слабый голос разума призывал остановиться, но его заглушали волны ни с чем не сравнимых ощущений. Она ответила на поцелуй, позволив языку адмирала хозяйничать у нее во рту.

— Вы уже встали, миледи? — Голос Кэт, донесшийся из соседней комнаты, вернул Элизабет в чувство.

Адмирал быстро выпустил девушку, тяжело дыша и любовно глядя на нее.

— Мне нужно идти, — прошептал он одними губами, — но не волнуйтесь, я вернусь.

Едва он тихо прикрыл за собой дверь, в спальню быстро вошла Кэт с одеждой Элизабет. Надеясь, что гувернантка не заметит ее покрасневшего лица и ошеломленного взгляда, Элизабет поспешно повернулась спиной к Кэт, склоняясь над умывальником и прижимая к разгоряченным щекам холодную влажную ткань.

Опять началось, подумала она. Движимая добрыми намерениями, Элизабет не учла воздействия, оказанного адмиралом на ее чувства. И она не знала, сумеет ли найти силы ему сопротивляться.

— Доброе утро, миледи Элизабет, миссис Эстли!

Кэт в ужасе уставилась на адмирала, который ворвался в спальню Элизабет на следующее утро, едва та закончила одеваться.

— В чем дело, миссис Эстли? У вас такой вид, будто вам ночью явился призрак, — поддразнил ее Том.

— Милорд, это более чем непристойно! — настаивала гувернантка. — Миледи еще могла быть в постели.

— Миссис Эстли, мы все это уже давно обсудили, — терпеливо возразил адмирал, заметив, что Элизабет смотрит на него с нескрываемым восхищением.

— Да, сэр, и вы перестали сюда приходить и покушаться на скромность миледи. Не могу понять, зачем вы явились снова. Это неприлично!

— Скажите, пожалуйста, какая беда в том, что отчим приходит пожелать падчерице доброго утра? — высокомерно осведомился адмирал.

— При всем уважении, сэр, известно ли королеве, что вы находитесь здесь? — отважно спросила Кэт.

— Конечно известно, — ответил тот, но его уклончивый взгляд выдал ложь.

— Что ж, я с ней поговорю, — ответила Кэт.

Адмирал мысленно застонал:

— Нет, не беспокойте ее, она плохо себя чувствует.

— Я увижусь с ней сегодня же днем. В это время ей всегда лучше, — вызывающе бросила Кэт. — Если ее устраивает, что вы приходите сюда по утрам, то и меня устроит. Но я вынуждена настаивать на своем присутствии.

Злобно взглянув на нее, адмирал повернулся и вышел. Элизабет с тоской смотрела ему вслед.

— Да, я знаю, — резко сказала Екатерина.

Она мирно дремала в гостиной, и ее не обрадовало появление Кэт с вопросом, известно ли ей, что адмирал возобновил свои утренние посещения леди Элизабет.

Однако в действительности королева ничего не знала, и новость встревожила и огорчила ее, хотя она не собиралась признаваться в этом гувернантке.

— Должна ли я сделать вывод, что ваша светлость одобряет подобные визиты? — настаивала Кэт.

— Да, миссис Эстли, — раздраженно ответила Екатерина. — Хотя, полагаю, приличия требуют, чтобы при этом присутствовали вы. Милорд и сам не будет против.

— Очень хорошо, мадам, — сказала Кэт. — Уж об этом я позабочусь.

Элизабет спускалась к берегам Темзы, где в низкую каменную стену возле причала мягко плескалась вода. Барка адмирала была привязана у пристани — тот недавно вернулся из Лондона. Дни тянулись все дольше, подумала она, глядя на заходящее солнце в розово-золотистом небе. Скоро придет пора возвращаться к ужину, но пока еще можно было насладиться редкими минутами одиночества. Атмосфера в доме стала напряженной. Отношения между адмиралом и королевой, все еще страдавшей от недомоганий первых месяцев беременности, заметно охладели. Прохладнее стала относиться Екатерина и к самой Элизабет. Кэт сделалась бдительной, как ястреб, а Элизабет слишком остро переживала обжигающий взгляд адмирала и собственное волнение всякий раз, когда тот приходил пожелать ей доброго утра.

Кэт, вероятно, сейчас искала ее. Похоже, она боялась выпустить Элизабет из виду даже на минуту. Но Элизабет сомневалась, что Кэт пойдет так далеко, — в последнее время она располнела и страдала одышкой. К тому же берег скрывался за высокой живой изгородью, и там, пусть недолго, можно было побыть одной.

На берегу и нашел ее адмирал. Он снова заключил Элизабет в объятия, и она растаяла в них, будто в том не было ничего особенного, не в силах что-либо с собой поделать.

— Элизабет! — выдохнул он между поцелуями. — Я совершенно измучен!

— Это… неправильно, — сбивчиво пробормотала она, но отклик тела противоречил словам.

— Любовь не бывает неправильной, — тихо молвил адмирал.

— Но королева… — слабо возразила она.

— Королева ничего не узнает, — поклялся он. — Я ни за что не причиню ей боль, особенно в такое время.

Элизабет ощутила укол ревности при намеке на состояние Екатерины. Она представила, как он занимается любовью с женой, зачиная новую жизнь… У нее перехватило дыхание. Как же ей хотелось разделить с ним эту запретную радость! Согласись она выйти за него замуж, ее положение не было бы столь печальным. Ужасная несправедливость.

Адмирал целовал ее в шею, крепко удерживая за талию.

— Я должен увидеться с вами наедине, — хрипло прошептал он.

— Это невозможно, — услышала Элизабет собственные слова.

Но душа ее пела: возможно! Она больше не могла без него.

— В воскресенье, — тихо сказал он. — Я редко хожу в часовню на утреннюю службу, так что королева не заметит моего отсутствия. Притворитесь больной — скажите, что у вас месячные и болит живот. Тогда нас никто не заподозрит. И избавьтесь от мегеры, которая вас стережет. Потом я приду, и никто нам не помешает.

Элизабет ощутила пугающий трепет. Как она могла согласиться? Она знала — это неправильно, так нельзя. Но тело ее пылало желанием, и она не могла устоять.

— Скажите, я могу прийти? — требовательно спросил он, крепче сжимая ее и сверля взглядом темных глаз.

— Можете, — прошептала она и, вырвавшись из его объятий, устремилась к дому. Длинные рыжие волосы развевались на бегу.

Она уговаривала себя не делать этого. Нет, она сделает, и незачем себя обманывать. Да, незачем. Совесть боролась в ней с горячим желанием, приводя Элизабет в смятение. От ее врожденного здравомыслия не осталось и следа, и она не могла убедить себя, зная в душе, что получит желаемое.

— Пожалуй, я полежу немного сегодня, — сказала из постели Элизабет. — Мне что-то нездоровится.

— Что случилось? — спросила Кэт, просовывая голову меж занавесок.

— Очень болит голова, — пожаловалась Элизабет, предпочтя не ссылаться на месячные; Кэт вскоре все поняла бы, не найдя окровавленных тряпок.

Гувернантка пощупала ее лоб:

— По крайней мере жара у вас нет.

— Нет, просто мигрень, — поморщилась Элизабет, надеясь, что выглядит достаточно убедительно.

— Хотите, чтобы я посидела с вами?

— Нет, мне просто хочется спать. И вовсе незачем пропускать из-за меня молитву.

— Что ж, отдыхайте, — успокаивающе сказала Кэт, задергивая занавески.

Она немного повозилась, раскладывая одежду Элизабет, затем послышался щелчок закрывшейся двери. Облегченно вздохнув, Элизабет сосчитала до десяти, после чего вскочила с постели, плеснула в лицо розовой водой и расчесала волосы. Сменить простую сорочку на расшитую она не осмелилась, так как Кэт наверняка спросила бы, зачем это ей, а подозрений вызывать было нельзя.

Когда в дверь постучал адмирал, она была уже готова и сидела в кресле, одетая в черное бархатное платье поверх тонкой сорочки. Огненно-рыжие волосы падали на плечи, отчего она показалась адмиралу еще прекраснее. Быть может, ее чуть портили узкие губы и нос с горбинкой, но свет ее очей, так похожих на материнские, притягивал и манил, а высокая стройная фигура вызывала неодолимое желание. К тому же она была дочерью короля, что лишь добавляло остроты, разжигая страсть Томаса.

Какое-то время он стоял, не сводя с нее взгляда, а потом вдруг упал на колени, заключив ее в объятия и мягко целуя в губы. Элизабет растерялась, не зная, сколь далеко он намерен зайти.

— Милая, — прошептал он, утыкаясь носом ей за ухо, а после вновь ища ее губы. — Как же мне тебя хочется!

Элизабет не знала, что ответить. Неужели это и есть любовь? Она не сопротивлялась, когда он поднял ее на руки, словно перышко, и отнес на постель, нежно уложив среди смятых простыней. Потом он оказался рядом с ней, настойчиво шаря руками под бархатным платьем и гладя ее тело сквозь тонкую материю сорочки. Охваченная наслаждением, она еще крепче обхватила его за шею.

Первый тревожный звонок прозвучал, когда он внезапно разорвал на ней сорочку, обнажив маленькие острые груди, и начал страстно целовать и ласкать их. Его руки заскользили ниже по ее телу, решившись на более смелые ласки. Прикосновения его пальцев вызывали непередаваемо сладкие ощущения, но вдруг они прекратились, и адмирал начал возиться со своим гульфиком, тяжело дыша ей в лицо и шепча слова, которые она едва могла разобрать. Затем он поспешно задрал ей сорочку, обнажив бедра и ягодицы, которые обдало утренней прохладой. Запоздало смекнув, что она ступила на путь не только греха, но и государственной измены, Элизабет попыталась оттолкнуть его, но девичьих сил не хватило, чтобы справиться с распаленным самцом. Не обращая внимания на ее сопротивление, Томас навалился на нее, раздвинув коленями ее ноги, и с силой вошел в нее, с нарастающей страстью двигаясь туда-сюда. Она судорожно вскрикнула от невыносимой боли, но адмирал ничего не заметил и только удвоил усилия. Внезапно он напрягся, тяжело дыша, и стал двигаться еще быстрее, пока наконец не дошел до высшей точки, и Элизабет ощутила внутри себя скользкую влагу, в ужасе осознав, что он только что с ней сделал — при ее соучастии.

Адмирал бессильно обмяк на ней, словно окончательно выбившись из сил, и она испугалась: должно быть, лишился чувств. «Что мне делать? — в отчаянии подумала она. — Нельзя допустить, чтобы нас нашли в таком виде!» Но она не могла даже сдвинуть его с места, настолько он был тяжел.

— Милорд! — испуганно прошептала она. — Очнитесь! Очнитесь, прошу вас!

В ответ адмирал открыл глаза и сладострастно подмигнул ей.

— Ну как, принцесса, понравилось? — лениво спросил он.

Элизабет это вовсе не понравилось. Неужели женщины могли получать удовольствие от столь недостойных и грязных отношений, которые, как ни странно, нисколько ее не тронули? Она чувствовала себя так, будто ее просто использовали, удовлетворив низменную мужскую страсть. Ни о какой возвышенной любви не могло быть и речи.

Осознав чудовищность случившегося, Элизабет испытала всепоглощающее чувство вины. Она предала свою добрую мачеху, и ей не было прощения. Едва адмирал перевернулся на спину, она дрожащими пальцами быстро натянула разорванную сорочку, пытаясь прикрыть ее обрывками грудь, но тот приподнялся на локте и начал целовать ее в шею.

Внезапно распахнулась дверь и на пороге возникла потрясенная королева Екатерина.

Элизабет никогда не видела, чтобы человек двигался так быстро. Адмирал вскочил с постели, набросил на девушку одеяло и начал возиться с завязками гульфика. Она никогда еще не чувствовала себя настолько униженной. Никто не произнес ни слова, и воцарилась жуткая тишина. Неожиданно королева вышла, и адмирал бросился за ней, зовя ее по имени.

— Ее величество будет весьма вам признательна, миссис Эстли, если вы немедленно явитесь к ней, — бесстрастно сказала фрейлина.

Кэт, только что вернувшаяся из часовни, отложила часослов и взглянула на Элизабет, сидевшую с книгой у камина.

— И в чем дело на этот раз? — спросила она.

Элизабет, перед глазами которой прыгали строчки, покачала головой, притворяясь, будто ничего не знает. Душа ее ушла в пятки — она понимала, что о ее проступке скоро станет известно, но из страха перед скандалом не могла заставить себя признаться в нем гувернантке и решила оттягивать неизбежное как можно дольше.

Кэт поспешила в королевские апартаменты, гадая, что такое стряслось, и королева сразу же приняла ее в своих личных покоях. Екатерина в одиночестве расхаживала взад и вперед. Лицо ее осунулось, под глазами обозначились тени.

— Ваше величество. — Кэт присела в реверансе.

Королева, вопреки обыкновению, не предложила ей сесть и не села сама. Она была вне себя от негодования.

— Миссис Эстли, выражая вам просьбу возглавить домашнее хозяйство леди Элизабет, я полностью рассчитывала на вас и полагалась на вашу честность, — начала Екатерина, с трудом сдерживая гнев. — Но теперь оказывается, что я серьезно ошиблась.

— Мадам, я…

— Выслушайте меня, миссис Эстли, — прервала ее королева. — Не более чем полчаса назад я обнаружила моего мужа в постели с леди Элизабет в ее спальне. И оба были непристойно обнажены.

Кэт прижала ладонь ко рту, сдерживая отчаянный стон.

— Я говорила с милордом, который конечно же раскаивается и клянется, что ничего такого не случилось, за что, полагаю, мы должны благодарить Господа. Но, не говоря уже о его измене и моем негодовании, вы должны понимать, насколько это серьезно. Элизабет — вторая в очереди на трон и несовершеннолетняя под моей опекой. Ее будущий брак — дело государственной важности, и вы прекрасно знаете, что ни один мужчина не может жениться на ней без согласия совета, а тем более позволять себе такие вольности. Если я предам случившееся огласке — на что имею полное право, — скандал может стать пагубным для всех нас.

Она едва сдерживалась, испепеляя Кэт взглядом.

— Вся ответственность лежит на вас, миссис Эстли. Да, Элизабет повела себя недостойно, проявив явное неуважение к доброте, которую я оказывала ей столько лет. То, что я ею крайне недовольна, — это еще мягко сказано. Но вы, миссис Эстли, в полной мере отвечали за ее добродетельное воспитание и, безусловно, подвели как Элизабет, так и меня!

Кэт расплакалась, не в силах сдержать слез. Слова королевы повергли ее в ужас, а поступок Элизабет оскорбил до глубины души. К тому же та ни о чем не рассказала Кэт, поставив ее под удар…

— Поверьте, мадам, я пыталась прекратить визиты адмирала и, как вы помните, предупреждала вас, — страстно возразила она. — Но вы не придали этому особого значения. Более того, я всегда присутствовала, когда он появлялся по утрам в спальне миледи. Сегодня же она сказала мне, будто плохо себя чувствует, и я позволила ей остаться в постели. Вряд ли можно винить меня за ее проступок — скорее уж непростительно поведение милорда адмирала, поскольку Элизабет всего лишь невинная четырнадцатилетняя девочка, а он — мужчина, опытный в подобных делах.

— Хватит! — вскричала королева, побагровев. — Возможно, мы все виноваты. Вопрос в том, что с этим делать? Элизабет явно нельзя здесь оставаться. Я больше не желаю ее присутствия в моем доме. Но куда ее отправить? Кому мы можем доверять?

Кэт лихорадочно размышляла. Несмотря на боль и унижение, она понимала, что ее подопечной лучше перебраться в более безопасное место. Королева была права: Элизабет не следовало здесь оставаться. Адмирал был слишком опасен, а Екатерина — настроена к ней чересчур враждебно. Элизабет больше нечего было делать под одной крышей с ними.

— Моя сестра Джоан замужем за сэром Энтони Денни, — наконец сказала Кэт. Королева хорошо его знала — тот был главой личных покоев короля Генриха и присутствовал у его смертного одра. — У них свое поместье в Чесханте. Сестра наверняка будет рада мне и миледи Элизабет, и мы можем полагаться на ее благоразумие.

Королева перестала ходить по комнате и села, на мгновение задумавшись.

— Мысль вполне разумная, если супруги Денни не против. Я сейчас же напишу им и спрошу, может ли Элизабет приехать к ним жить.

— Хорошо, мадам, — пробормотала Кэт, все еще чувствуя боль от несправедливых, по ее мнению, упреков королевы.

— Можете идти, миссис Эстли, — велела Екатерина.

Едва Кэт ушла, королева бросилась к тазу, мешая слезы со рвотой, и рухнула на колени, сотрясаясь от безутешных рыданий.

— Скажите мне правду! — яростно вскричала Кэт, с грохотом захлопывая за собой дверь. — Что произошло между вами и адмиралом?

Элизабет задрожала — она никогда еще не видела Кэт в таком гневе.

— Ничего особенного, — запинаясь, пробормотала она.

Что ж, для нее и впрямь не случилось ничего особенного, но она знала, что это не ответ.

— Насколько далеко он зашел? — настаивала Кэт.

Элизабет помялась.

— Не очень, — ответила она.

Кэт прищурилась.

— Что он сделал? — не отставала она.

— Он просто ласкал меня и целовал, — прошептала Элизабет.

— Мне говорили, что у него был расстегнут гульфик, — мрачно молвила Кэт. — Он обнажался перед вами?

— Нет, — еле слышно ответила Элизабет, густо покраснев.

— Думаете, я поверю, будто вы лежали полураздетые и между вами ничего не произошло, кроме ласк и поцелуев?

— Ничего больше, уверяю вас, — солгала Элизабет.

— Что ж, надеюсь, это правда, — недоверчиво сказала Кэт.

— Да, — чуть тверже кивнула Элизабет.

— Но вы понимаете, что я имею в виду? — тревожно спросила Кэт, чувствуя, что ее подопечная что-то скрывает.

— Да, — ответила девушка, отведя взгляд.

— В таком случае вам повезло, — молвила Кэт. — И даже очень. Как вы могли впустить адмирала к себе в спальню в мое отсутствие? Это верх глупости, по сути — открытое приглашение. Если об этом узнают, ваша репутация рассыплется в прах. Слышите?

— Слышу, — пробормотала Элизабет. — Но адмирал оказался весьма настойчив, и я не смогла ему воспротивиться. Если бы не пришла королева… — Она замолчала, не в силах больше лгать.

— Тогда благодарите Бога, что пришла королева, — заявила Кэт. — Полагаю, что адмирала вы больше не увидите.

— Я буду только рада, — искренне ответила Элизабет.

Каким бы ни был обаятельным ее отчим, он лишил ее невинности — единственного, чего она никогда не вернет. Она до сих пор не могла с этим смириться. Ее отчим, мужчина, который должен был оберегать ее от подобного, не только отобрал у нее девственность, но и пошел на прелюбодеяние. И для него, похоже, все это было сущим пустяком…

Что ж, сделанного не вернешь. Не было смысла лить слезы. Ей предстояло найти силы, чтобы забыть обо всем. Она уже сознавала, что ей и в самом деле повезло. Он просто не был этого достоин…

Королева и адмирал уехали в Лондон. Никому из них не хотелось оставаться в Челси, и Екатерина знала, что ей нужно какое-то время побыть наедине с мужем, чтобы заделать пролегшую между ними трещину и восстановить прежние отношения. Они отсутствовали несколько дней, а после их возвращения Элизабет получила приглашение предстать перед королевой.

Она не знала, как смотреть в глаза мачехе, с которой столь предательски поступила. Но Екатерина Парр не подала и виду, убедив себя, что четырнадцатилетняя девочка оказалась попросту беспомощна перед силой и обаянием сорокалетнего мужчины, и рассудив, что Элизабет стала жертвой страсти Тома в той же мере, что и она сама.

— Тебе придется отсюда уехать, — сказала она девушке, красневшей перед ней. — Ты будешь жить с сэром Энтони и леди Денни, которые пишут, что будут рады тебя видеть. Леди Денни, как ты знаешь, сестра миссис Эстли, и я слышала, что Чесхант — весьма приятное место. Я уверена, что тебе будет хорошо там. Мастер Эшем поедет вместе с тобой.

— Да, мадам, — тихо ответила Элизабет.

— Вряд ли нужно напоминать, что твоя глупость могла вызвать придворный скандал. Однако я отсылаю тебя вовсе не в наказание, но ради твоей же безопасности.

Ее взгляд полнился болью — настолько тяжко ей было признать, пусть и не явно, измену некогда любимого мужа.

— Мадам, я в самом деле опасаюсь за свою репутацию, — с тревогой молвила Элизабет. — Прошу вас, скажите — обо мне не было никаких слухов?

— Я ничего не слышала, — заверила ее Екатерина, смягчившись при виде искреннего беспокойства девушки. — Полагаю, что никаких слухов и не будет, поскольку вопрос решился без лишних глаз. Но если я что-нибудь узнаю, то сообщу тебе или миссис Эстли.

— Вы были более чем добры ко мне, мадам, — сказала Элизабет. — Поверьте, мне крайне жаль, что я причинила вам страдания. Могу я писать вам из Чесханта?

— Можешь, — согласилась Екатерина, не желая больше ничего говорить.

Она любила Элизабет, как родную дочь, и пребывала теперь в полном смятении чувств. Глядя, как девушка приседает в реверансе и уходит, она вдруг испытала странное чувство безвозвратной потери.

Подготовка к отъезду шла полным ходом. Слуги и носильщики грузили багаж и вещи Элизабет на повозки и вьючных мулов. Кэт укладывала в паланкин подушки и корзину с едой, чтобы не испытывать никаких неудобств в пути.

Королева Екатерина в сопровождении фрейлин стояла на ступенях величественного портика. Беременность уже становилась заметной, и в последнее время королеве приходилось распускать шнуровку платья. Рядом уныло переминалась с ноги на ногу леди Джейн Грей, которой не хотелось расставаться с Элизабет, в ком она видела пример для подражания.

— Почему вы уезжаете, кузина? — спросила девочка.

— Нас пригласили пожить у сестры миссис Эстли, — уклончиво ответила Элизабет.

— А когда мы снова увидимся? — с тоской спросила Джейн.

— Скоро, скоро, не сомневайся, — прервала ее Элизабет, которой очень не хотелось уезжать из дома, где она еще недавно радовалась обществу маленькой кузины.

Она с облегчением отметила, что адмирала нигде не было видно, — вряд ли она смогла бы в его присутствии не выдать хотя бы взглядом или жестом то, что между ними произошло.

Королева печально смотрела на унылую девушку в зеленом дорожном костюме и шляпе с пером. Ей было грустно, что она не смогла исполнить свой долг в отношении падчерицы, и теперь королеве грозило навсегда потерять ту, для кого она была второй матерью. И все же простить Элизабет за содеянное было трудно.

Однако следовало быть справедливой, — в конце концов, Элизабет во многом оставалась ребенком. Порывисто шагнув вперед, Екатерина чуть сжала руки падчерицы и расцеловала ее в обе щеки.

— Господь вознаградил тебя прекрасными качествами, — молвила она. — Развивай их и совершенствуй, и да поможет тебе Бог.

— И вам, мадам, — со слезами на глазах ответила Элизабет. — Молю Бога, чтобы он послал вам счастье, когда придет время.

— Пиши мне, — сказала Екатерина.

— Обязательно, — пообещала Элизабет.

— И еще, Элизабет, — добавила королева. — Я тебя предупрежу, если услышу, что кто-то говорит о тебе дурное.

— Спасибо, мадам, — ответила падчерица, не в силах выразить словами, насколько была в долгу перед мачехой.

Она уселась в паланкин рядом с Кэт, и процессия двинулась на север, в сторону Хертфордшира.

Чесхант представлял собой впечатляющих размеров дом с просторным внутренним двором и в окружении рва. Сэр Энтони Денни и его жена Джоан ждали на подъемном мосту. Сэр Энтони, печальный лицом, был высок и смугл, с длинной жесткой бородой и умными глазами под тяжелыми веками. Его жена, бывшая Джоан Чампернаун, была очень похожа на свою сестру Кэт, только моложе и красивее.

— Миледи Элизабет, добро пожаловать, — проговорил сэр Энтони, низко кланяясь и ничем не показывая, что ему известна причина ее приезда.

— Благодарю вас за гостеприимство, сэр Энтони, — ответила Элизабет, пытаясь скрыть замешательство.

Она могла лишь догадываться, что именно рассказала им королева Екатерина. Вежливо улыбаясь, она смотрела, как леди Денни приседает в реверансе и после радушно обнимает Кэт.

— Мастер Эшем, добро пожаловать и вам! — изрек сэр Энтони, энергично пожимая руку учителю. — В нашем доме высоко ценят знание.

— Ваша репутация летит впереди вас, сэр Энтони, — ответил учтивостью на учтивость Эшем. — Воистину, миледи Элизабет, вы не могли выбрать лучшего места — сей образованный джентльмен питает страсть к новым познаниям и вдобавок большой поклонник слова Божьего.

Хозяин дома скромно улыбнулся.

— Прошу вас, входите, — пригласил он, ведя их в прекрасный зал с деревянными потолочными балками.

Дверь в дальней стене выходила в личные апартаменты, и Элизабет препроводили по винтовой лестнице в комнаты, окна которых смотрели на лес за рвом. В гостиной с большим каменным камином стояли резные кресла и скамьи, а также большой стол, накрытый турецким ковром; в спальне имелась просторная кровать с балдахином, белоснежными простынями, мягкими пуховыми подушками и роскошным бархатным покрывалом, а дальше располагались комнаты для мистера и миссис Эстли, мастера Эшема и прочей прислуги Элизабет.

— Благодарю вас, здесь очень красиво, — молвила Элизабет хозяевам, но в душе уже тосковала по Челси и своим светлым покоям, окнами выходившим на прелестный сад.

Как ей хотелось туда вернуться! Сейчас они сидели бы за ужином… Ей становилось не по себе при мысли, что она больше не принадлежала тому миру и, возможно, никогда уже не будет принадлежать. После истории с адмиралом о прежних легкомысленных отношениях не могло быть и речи, и вряд ли чувство вины позволило бы Элизабет сидеть за одним столом с Екатериной, зная, что она согрешила с мужем королевы…

Первый ужин в Чесханте, состоявший из простой, но хорошо приготовленной пищи, прошел за разговорами. Сэр Энтони и мастер Эшем, улавливавшие уныние Элизабет, пытались увлечь ее обсуждением ученых тем, а Кэт с сестрой оживленно делились новостями. В иных обстоятельствах Элизабет только радовалась бы, но сейчас она лишь облегченно вздохнула, когда убрали скатерть и прочли послеобеденную молитву. Сославшись на усталость вследствие поездки, она укрылась в своих покоях.

Позже вечером, когда она распаковывала и расставляла книги, в гостиную заглянул мастер Эшем.

— Темнеет, — сказал он, ставя на стол еще одну зажженную свечу. — Вижу, вы уже обустроились, миледи. Завтра сможем начать уроки.

— Я буду только рада, — ответила Элизабет.

— Ничего, вы еще привыкнете, — мягко заметил Эшем.

— Неужели так заметно, что я тоскую по дому?

— Очень, — печально улыбнулся тот.

— Вам известно, почему я здесь, мастер Эшем?

Элизабет стремилась выяснить это хотя бы потому, что в его обществе ей предстояло находиться почти ежедневно.

— Королева кое-что объяснила, — кивнул наставник. — Она всячески подчеркивала, что согрешили не вы, а скорее над вами.

Элизабет чувствовала, что ему можно доверять.

— Я вела себя крайне неразумно, — призналась она. — Сама не понимаю, как так вышло.

— У всех нас есть слабости, — отозвался Эшем. — Ничто человеческое нам не чуждо, и многие юные девушки вели себя неразумно в присутствии симпатичного негодяя.

— Вы смеете так говорить про адмирала? — изумилась Элизабет.

— Я смею говорить правду. По крайней мере так считает большинство. Он действительно негодяй и виновен в случившемся намного больше вас. — Эшем с трудом сдерживал гнев. — Он нарочно поставил вас в такое положение и воспользовался своим преимуществом. Ни один приличный мужчина так бы не поступил.

Элизабет вдруг захотелось защитить адмирала, так как ей крайне не нравилась оценка Эшема, хотя она и понимала, что тот прав и желает ей только добра. Неужели она продолжала любить Томаса после его поступка? Что бы ни говорил учитель, она знала, что отчасти виновата и сама, но по-прежнему питала теплые чувства к своему соблазнителю.

— Я тоже была не права, — призналась она, — и меня до сих пор мучит совесть при мысли о боли, которую я причинила королеве. Да, я понимаю, что, отправив меня сюда, она поступила как нельзя лучше. И пусть я все бы отдала, чтобы вернуться, я знаю, что оказалась здесь по своей собственной вине.

— Вам следует перестать себя казнить и взглянуть на жизнь с новой стороны, — посоветовал Эшем. — Не сомневаюсь, что то же сказала бы и миссис Эстли.

— Я попробую, — согласилась Элизабет. — Я уже попросила прощения у Бога, и теперь мне остается лишь надеяться на человеческое прощение. Я напишу королеве, как и обещала.

— Я получила письмо от леди Элизабет, — сказала Екатерина, грузно опускаясь в мягкое кресло.

— Вот как, дорогая? — небрежно бросил адмирал.

После отъезда Элизабет ее имя почти не упоминалось.

— Да. Она благодарит меня за доброту и пишет, что ей было очень грустно уезжать, зная о моем недомогании из-за беременности. Она также благодарит за обещание предупреждать в случае дурных сплетен — для них, конечно, нет никакого повода, имейте в виду…

Адмирал вздрогнул, услышав ее резкий тон.

— Дальше она пишет, что надеется на мое прежнее расположение, иначе я не сделала бы столь дружеского жеста. — Королева ненадолго задумалась. — Хотя дело не столько в дружбе, сколько в том, что предупрежден — значит вооружен. Ибо если случится хоть какой-то скандал… — В ее голосе прорезалась горечь.

— Кейт, мне действительно очень жаль, — наверное, уже в тысячный раз повторил адмирал.

Когда же она перестанет напоминать о своей немилости?

Его жена вернулась к письму:

— В заключение она пишет, что благодарит Бога за таких друзей и просит Его ниспослать мне долгие годы жизни. И подпись: «Смиренная дочь Вашего Высочества». — Она положила письмо на стол. — Можете почитать сами.

Поднявшись, королева медленно и устало направилась к двери.

— Кейт! — крикнул он вслед. — Переедемте в замок Садли! Мы никогда там не были, и мне кажется разумным, чтобы наш ребенок родился в главном владении моего баронства.

Екатерина отрешенно повернулась к нему.

— Пожалуй, я не против, — сказала она. — Здесь слишком многое напоминает о дурном.

— Мы попробуем начать все сначала, — осторожно предложил адмирал.

— Возможно, — ответила она и вышла.

Элизабет распечатала первое письмо. То была короткая записка от королевы, благодарившей падчерицу за добрые слова и заверявшей ее в своей дружбе. Сердце Элизабет встрепенулось — она не ожидала от Екатерины такого великодушия.

Она вскрыла второе письмо. И адмирал написал! Она быстро пробежала глазами единственную страницу. Он был краток — лишь интересовался ее здоровьем и сообщал, что королеве очень нравится в Садли и она с нетерпением ожидает рождения ребенка в августе, до которого оставалось всего несколько недель. У Элизабет перехватило дыхание, когда она прочла, что он решил взять на себя вину за случившееся, и с радостью узнала, что адмирал был готов при необходимости поклясться в ее невиновности. Дай Бог, чтобы до этого никогда не дошло! В конце он писал, что остается неизменно добр к ней, и если ей нужна от него какая-либо помощь, то стоит лишь попросить.

Что это — тайная попытка возобновить отношения? Или он одумался и решил, как и она сама, оставить этот неприятный эпизод в прошлом и вести себя с ней, как подобало благородному мужу? Даже теперь Элизабет не удержалась от восторга при мысли о вполне возможном первом варианте, хотя прекрасно сознавала, что перед ней никак не любовное письмо. И все же она решила не делать опрометчивых шагов.

Она написала вежливую записку, не вызывавшую никаких подозрений, в которой благодарила его за письмо и хорошие новости о королеве и просила оказать ей небольшую услугу — переслать книгу, забытую в Челси.

Проходили недели, но ответа не было. Элизабет уже не сомневалась, что неверно истолковала его предложение, но тут пришло письмо, где он рассыпался в извинениях за то, что не смог найти книгу, и уверял, что дело вовсе не в недостаточной благожелательности или дружбе. Его оправдания показались ей чрезмерными, но вполне типичными для мужчины, и она написала в ответ, что ему вовсе не за что извиняться. «Я из тех друзей, которых не приобретают на час и не теряют легко, — закончила она, а затем, желая сохранить дистанцию и показать, что с фамильярностями покончено, добавила: — Прошу Вас выразить мою скромную благодарность ее королевскому высочеству. Вверяю Вас и дела Ваши в руки Божьи».

Ее радовало, что их общение с королевой возобновилось. Похоже, все улеглось и неприятный эпизод канул в прошлое. Она надеялась, что королева ее простила и когда-нибудь они встретятся снова. Что касалось адмирала, Элизабет решила забыть о нем навсегда, ни словом, ни жестом не намекая на его некогда важную роль в ее судьбе. Тем временем жизнь в Чесханте продолжалась — с ежедневными уроками, прогулками, трапезами и учеными беседами с дружелюбными хозяевами. В общем, подумала Элизабет, она довольно легко отделалась.

Однако легко отделаться ей не удалось. Проведя в Чесханте всего месяц, однажды июньским утром она проснулась, испытывая сильнейшую тошноту. Опорожнив желудок в ночной горшок, она решила, что съела нечто несвежее.

Когда беда повторилась и на следующее утро, она продолжала считать, что это последствия отравления. Но как только ее, несмотря на улучшившееся к вечеру самочувствие, стошнило в третий раз, она в страхе подумала о более тревожных причинах. На четвертый день она начала опасаться, что Бог действительно наказал ее за тяжкий грех, а на пятое утро уже не сомневалась, что страхи ее вполне оправданны, — она видела Екатерину Парр в таком же состоянии меньше четырех месяцев назад. От фактов не убежишь, поняла она, пытаясь унять озноб, — она беременна адмиральским ребенком.

Ее месячные, начавшиеся лишь в прошлом году, никогда не отличались регулярностью — она могла проходить два месяца без единой капли крови, а потому ее не насторожило то, что у нее не было кровотечений с апреля. В последние месяцы Элизабет донимали головные боли, так что она не находила ничего необычного в том, что мигрень стала мучить ее сильнее, считая, что виной тому явились переживания последних дней.

Не придавала она значения и тому, что ее грудям стало тесно в тугом корсете. В последнее время она стала больше есть и слегка прибавила в весе — или ей так казалось.

Что же делать? Она скорее бы умерла, чем поделилась с кем-нибудь своей тайной. И все-таки здравый смысл подсказывал — нужно кому-то открыться. Она жила не в келье, и ее состояние вскоре все равно бы заметили. При мысли о возможных последствиях ее снова пробрал озноб. Нет, одной ей не справиться. Нужна помощь.

Ее охватил ужас. Она не могла представить реакцию Кэт, а тем более — четы Денни. Сообщат ли они адмиралу? Или, еще хуже, королеве? И может ли она далее полагаться на благоразумие Екатерины? Если дело всплывет, скандал станет для нее роковым. Она знала, что ей нельзя выходить замуж без согласия совета. Как тот поступит, если узнает, что она носит незаконнорожденное дитя адмирала? Для него это означало Тауэр, если не хуже. А для нее? Сочтут ли их незаконную связь государственной изменой? Она уже представляла себе неприступные стены Тауэра, чувствовала врубающуюся в шею сталь топора, видела трещащее под ногами прожорливое пламя…

Комната закружилась перед глазами, превращаясь в темный туннель. В голове зашумело, сердце отчаянно забилось, колени задрожали, ладони вспотели. Она поняла, что еще немного, и она умрет прямо здесь и сейчас.

— А-а! — в панике возопила она. — Помогите!

Вбежав в комнату, Кэт увидела побледневшую Элизабет, которую била дрожь, и на подоконнике предательский таз с рвотными массами. Ее тоже охватила паника, она и без того мучилась подозрениями. Уже много недель ей не приходилось выбрасывать окровавленные лоскуты, но она решила — прости господи! — что это пустяки. В конце концов, Элизабет поклялась, что между ней и адмиралом не случилось ничего серьезного. Но теперь она не сомневалась: правда была налицо. И она тоже представила Тауэр, темницу, веревку и — самое кошмарное — пылающий хворост.

— Что вы натворили? — пронзительно закричала она. — Вы давали мне слово!

Элизабет попыталась что-то сказать, но не смогла: страх лишил ее дара речи.

— Отвечайте! — настойчиво прошипела Кэт. — Вы беременны?

Девушка сумела лишь молча кивнуть. Глаза ее полнились ужасом.

— Когда у вас в последний раз были месячные? — требовательно спросила Кэт.

Элизабет судорожно сглотнула.

— Кажется, сразу после Пасхи, — прошептала она.

— То есть в начале апреля, — вспомнила Кэт, — а сейчас конец июня. Когда вы… Когда адмирал… — Она не могла найти слов, те лишь подтверждали ее собственную вину.

— Всего один раз, в начале мая, — пробормотала Элизабет со слезами на глазах. — Я пыталась ему помешать, но он оказался слишком настойчив. Я очень его любила!

Она горько разрыдалась.

— Не важно. Значит, прошло уже почти два месяца, — быстро подсчитала Кэт. — Есть другие признаки? Вы чаще мочитесь? У вас набухли груди?

— Да, — всхлипнула Элизабет.

— В таком случае, да поможет нам Бог, вы наверняка беременны, — молвила Кэт, чувствуя, что сама вот-вот расплачется. — Что на вас нашло? Почему вы его к себе подпустили? Вас предупреждали, чтобы вы никогда не встречались с ним наедине.

— Я любила его! — воскликнула Элизабет. — Я не смогла устоять. Что мне делать?

— Одному Богу ведомо, — ответила Кэт. — Дайте подумать. — Она немного постояла, тяжело дыша. — Придется рассказать сестре. У меня нет выхода.

— Что она сказала? — тревожно спросила Элизабет, едва Кэт вернулась.

Вздохнув, Кэт грузно опустилась на скамью:

— Для нее это стало шоком, что вполне естественно. Но она ничего не будет делать без одобрения мужа. Она позвала сэра Энтони и все ему рассказала.

Элизабет опустила голову. Ей нравились супруги Денни, добрые и великодушные хозяева дома, и она ценила их мнение. Но теперь они станут ее презирать, и поделом…

— Я сама перепугалась, — продолжала Кэт. — Сэр Энтони так на меня посмотрел… — Ей вдруг захотелось завыть во весь голос. — Он хочет вас видеть, и немедленно.

Элизабет, дрожа, вошла в гостиную хозяйской четы. Сидевшая у камина леди Денни встала и присела в реверансе, после чего чопорно опустилась в кресло. Сэр Энтони, стоявший спиной к огню со страдальческим выражением лица, поклонился и уставился куда-то поверх Элизабет, будто не в силах вынести ее вида.

— Миледи Элизабет, — сухо проговорил он, — я крайне расстроен, узнав о случившемся с вами. Если бы такое произошло с какой-нибудь служанкой в этом доме, я бы немедленно ее уволил. Но я издавна предан короне и памяти вашего покойного отца, короля Генриха. Ради него я помогу вам в вашей беде.

— Спасибо, — пролепетала Элизабет, которую привел в смятение его ледяной тон. — Я не заслуживаю такой доброты.

— Это всего лишь мой долг, — столь же холодно ответил сэр Энтони. — Вы останетесь здесь, пока ребенок не родится. Покуда ваше состояние удастся скрывать, вы можете есть вместе с нами и гулять в саду и парке, хотя я предпочел бы, чтобы вы держались не дальше мили от дома. Потом, разумеется, вам придется оставаться в своих комнатах. Мы объявим, что вы заболели, по возможности не вдаваясь в детали. Вам будет прислуживать одна Кэт. Никто другой не должен узнать правду.

— Я так вам благодарна, — прошептала Элизабет. — Но что будет с ребенком?

— Его отдадут кормилице в одном из моих имений в Норфолке, а после поместят в надежную семью. Мы скажем, что это найденыш, которого оставили на церковном крыльце. Никто никогда не узнает, кто он на самом деле.

— А вам, миледи, следует об этом как можно скорее забыть, — добавила его жена.

— Я так и сделаю, — пообещала Элизабет, вновь ощутив тошноту.

Но ей, по крайней мере, ничто не угрожало, во всяком случае пока, если все пойдет по плану.

Она никогда не думала, что ей может быть так дурно. Каждое утро она просыпалась с тошнотой и бежала к тазу. Единственное, что помогало, — поесть мяса или рыбы, но в восемь утра она не могла послать за ними Кэт, не вызывая лишних подозрений. И ей оставалось только страдать.

— Попробуйте съесть яблоко, — советовала Кэт. — Джоан говорит, ей помогало.

Но Элизабет не могла даже смотреть на яблоки. Откусив кусок, она тут же его выплюнула.

Прием пищи превратился в настоящее испытание. Элизабет мучил голод, но стоило ей попробовать пищу, как желание насыщаться пропадало, и она сидела, гоняя куски по тарелке, пока не заканчивали трапезу остальные. Вино имело странный, металлический привкус, и она могла выпить лишь несколько глотков.

Потом на нее навалилась страшная усталость. Порой ей казалось, будто она засыпает стоя. Элизабет еще могла свободно передвигаться по дому и окрестностям, но большую часть времени проводила в постели, полностью обессилев. Преследуемая страхом перед родовыми муками, она вспоминала все услышанные когда-то страшные истории о роженицах. Она не могла представить ужасы, через которые приходится пройти беременной женщине, и непрестанно клялась, что даже в куда более счастливых обстоятельствах никогда больше не рискнет забеременеть.

В разгаре лета пришло известие, что королева заболела: на нее очень плохо действовала жара и она страдала сильными головными болями. Элизабет с тяжелым сердцем прочла последнее письмо адмирала.

— Бедная женщина, я буду молиться за ее здоровье, — сказала она Кэт. — У нее постоянные обмороки, и она слегла.

Кэт все еще сердилась на Элизабет, но потихоньку оттаивала.

— Честно говоря, у меня были дурные предчувствия, едва я узнала, что она ждет ребенка, — ответила миссис Эстли, качая головой. — Тридцать шесть лет — слишком поздний возраст для первых родов.

— Надеюсь, она поправится, — молвила Элизабет, с тревогой думая о предстоявших ей самой испытаниях.

— Все в руках Божьих, — проговорила Кэт, — и мы можем лишь молить Его о том, чтобы она благополучно разрешилась от бремени.

— Я буду молиться Ему каждый день, — горячо сказала Элизабет.

Будучи сама беременной, она до боли сознавала, насколько глубоко оскорбила королеву, свою добрую благодетельницу, и ей хотелось любым способом загладить свою вину.

К ней пришел Роджер Эшем, не знавший о ее беременности.

— С позволения вашей светлости, я хотел бы посетить моих друзей в Кембридже, — сказал он.

Слова его повергли Элизабет в смятение. В соответствии с планом, когда ее состояние станет слишком заметным и ей придется оставаться в своей комнате, притворяясь больной («А так ли уж притворяясь?» — недоверчиво подумала Элизабет), мастер Эшем должен был вернуться в Кембридж к своей прежней работе. Успехи Элизабет были столь велики, что он намеревался отбыть в университет насовсем, самое позднее — осенью, и в том, что он уедет на месяц-другой раньше, большой беды не было.

Но ей вдруг захотелось, чтобы он остался. Эшем был добр к ней и, ничего не зная о случившемся, продолжал относиться к Элизабет с прежним уважением в отличие от Кэт и Денни, в чьих глазах она пала слишком низко. Кэт обменивалась с ней короткими, отрывистыми фразами, а взгляды хозяев дома были беспощадны и холодны.

— Не уезжайте, — жалобно попросила девушка.

Эшем удивленно взглянул на нее:

— Что случилось, миледи?

— Королева больна, и я боюсь за нее, — со слезами на глазах ответила Элизабет. — Я хочу, чтобы вы были рядом.

Ее слова застигли учителя врасплох. До сих пор он считал леди Элизабет сильной и независимой личностью. Но сейчас она беспомощно плакала, шаря вокруг себя в поисках несуществующего платка. Он дал ей свой, а затем осторожно обнял за плечи, пока она утирала глаза, и вздохнул про себя.

— Конечно же я никуда не уеду, — молвил он с некоторой неохотой. — Но, как вам известно, моя работа здесь практически завершена, и мои услуги вам больше не понадобятся. К тому же у меня есть дела в Кембридже.

— Я знаю, — ответила Элизабет. — И все-таки я надеялась, что вы останетесь как мой учитель и друг, ибо я во всем полагаюсь на вас.

Эшем несколько приуныл. Как бы он ни любил Элизабет и ни восхищался ею, Кембридж звал его назад, и он начал опасаться, что она никогда не позволит ему туда вернуться.

— Миледи, мне хочется возобновить мою научную работу, — мягко сказал он, — которую я прервал, пойдя к вам на службу. Но не бойтесь, я отложу отъезд и еще немного побуду с вами.

— Вы настоящий друг, — ответила Элизабет.

Наступил август, и она почувствовала себя намного лучше. Единственная неприятность заключалась в том, что у нее начал расти живот. Корсаж, который ей приходилось носить, с каждым днем становился все туже и неудобнее. Вскоре ей предстояло уединиться в своей комнате, поскольку дальше притворяться она уже не могла. Ей казалось несправедливым, что она будет вынуждена скрываться от всех, тогда как сообщник по преступлению, ничего не знавший о ее положении, мог делать что вздумается.

Но последнее письмо адмирала хотя бы принесло добрые вести.

— Ей стало лучше! Королеве лучше! — воскликнула Элизабет, вбегая в спальню, где Кэт убирала простыни в сундук под окном.

— Слава богу! — ответила гувернантка, не обращая внимания на знакомый укол ревности. — Рада слышать.

— И еще, — торжествующе объявила Элизабет, — милорд пишет, что ей недостает моего общества. Как по-твоему, Кэт, значит ли это, что нас могут позвать обратно в Садли? Не сейчас, конечно, — поспешно добавила она.

— Я бы на это не рассчитывала, — предупредила Кэт. — К тому же у ее светлости и без того хватает забот. Скоро она уединится в своих покоях, а потом ей придется заботиться о ребенке.

— Да, конечно, — тоскливо согласилась Элизабет, но к ней почти сразу вернулась радость от известия, что королеве ее не хватает, — приятная неожиданность в ее разбитом вдребезги мире. Она еще раз перечитала письмо, дабы увериться, что все это ей не приснилось. — Адмирал пишет, что младенец очень резвый и так часто толкается ножкой, что королева не спит ночами. Я напишу ему и попрошу, чтобы он сообщал мне, как дела у этого малыша! Знаешь, Кэт, я уверена: будь у нас возможность присутствовать при его рождении, мы бы увидели, как его отшлепают за все те хлопоты, что он причинил королеве!

Элизабет была вне себя от восторга. Все должно было закончиться хорошо, как она и молилась, — она знала, что так и будет!

— Да поможет нам Бог — приехала герцогиня Сомерсет! — простонала Кэт, врываясь в спальню.

— Значит, я разоблачена? — прошептала Элизабет, предполагая худшее.

— Надеюсь, что нет, — ответила Кэт, — но миледи прослышала о неком скандале и наверняка решила удовлетворить любопытство. Она хочет вас видеть, — резко добавила она.

— Она не может… я не посмею… — в ужасе пробормотала Элизабет, полагая, что ее положение вряд ли укроется от орлиного взгляда герцогини.

— У вас нет выбора, — сказала Кэт. — Вставайте и одевайтесь. — Она оглядела чуть располневшую фигуру Элизабет, пока та с неохотой стягивала через голову ночную рубашку. — Ничего страшного, придется просто потуже вас зашнуровать, — заявила она, доставая чистую сорочку.

Когда Элизабет появилась в гостиной, она выглядела стройной как всегда, в розовом платье из дамаста и тугом корсаже, скрывавшем беременность. У нее кружилась голова и перехватывало дыхание, она с трудом держала осанку, расправляя плечи и втягивая живот.

Герцогиня Анна присела перед ней в реверансе.

— Миледи Элизабет, я рада видеть вас в добром здравии, — проскрипела она. — Милорд регент шлет вам свои приветствия.

— Добро пожаловать, мадам, — рассеянно ответила Элизабет, осторожно садясь в кресло у камина, которое только что освободил сэр Энтони. — Что привело вас в Чесхант?

— Я приехала проведать мою старую подругу леди Денни и поинтересоваться вашим здоровьем, миледи. Ходят слухи, будто вы недомогаете.

— Всего лишь сенная лихорадка, — беспечно отозвалась Элизабет, заметив, что хозяевам дома явно не по себе. — Мне уже лучше, спасибо, ваша светлость.

— Во многих отношениях, — согласилась герцогиня. — Вы стали намного лучше выглядеть, покинув дом королевы.

— Прошу прощения, сударыня, — возмутилась Элизабет, — ее величество была очень добра ко мне.

— Я не о королеве, — уточнила леди Сомерсет, намекая тоном, что именно королева, вне всякого сомнения, допустила распространение слухов. Все хорошо знали об их ссоре из-за того, кто важнее при дворе и кому носить королевские украшения.

— Не знаю, кого вы имеете в виду, ваша светлость, — невинно ответила Элизабет.

— Думаю, знаете, миледи, — твердо заявила герцогиня. — И должна сказать, вы поступили весьма разумно, переехав сюда. Или вас заставили?

Атмосфера становилась все более напряженной. Элизабет злила безрассудная дерзость этой женщины — злила и вместе с тем пугала. Какие сплетни слышала герцогиня?

— Я пригласила погостить у нас мою сестру, миссис Эстли, а миледи Элизабет была рада почтить нас своим присутствием, — поспешно сказала леди Денни.

— Мне оказали самый радушный прием, — добавила Элизабет. — Чесхант — прекрасный дом.

— Вряд ли настолько прекрасный, как Челси или Садли, — резко возразила герцогиня.

— Да, но королева быстро уставала из-за беременности, и мне не хотелось ее утомлять, — сказала Элизабет, чувствуя себя ввергнутой в битву. — Ее величество постоянно мне пишет, и я надеюсь увидеться с ней, когда она родит.

Поняв, что ничего больше не добьется, герцогиня отступила. Не желая смущать хозяев дома открытыми оскорблениями в адрес их царственной гостьи, она предпочла промолчать, и разговор перешел на обсуждение придворных сплетен и красот Сомерсет-хауса.

Несмотря на задувавший в открытые окна ветерок, Элизабет вдруг бросило в жар. Ладони стали липкими, по шее потекли капли пота. Ей захотелось сорвать жестоко зашнурованный корсет и упасть на постель. В комнате потемнело; светская беседа, казалось, звучала все дальше и дальше… Девушка покачнулась в кресле.

— Миледи! — Кэт встряхнула ее за плечо. — Что с вами?

Элизабет очнулась и непонимающе уставилась на гувернантку. Кровь стучала в висках, она едва могла дышать.

— Мне жарко, — прошептала она и неожиданно без чувств осела на пол.

Кэт упала рядом с ней на колени, благодаря Бога, что пышные юбки Элизабет скрывают предательские признаки беременности от ястребиного взгляда герцогини, всячески изображавшей озабоченность.

— Вина, сэр Энтони! — приказала Кэт, беря инициативу на себя.

Сэр Энтони бросился исполнять ее распоряжение, и его жена поднесла кубок Кэт, которая тем временем усадила Элизабет и облегченно вздохнула, увидев, что та пришла в себя.

— Выпейте, — прошептала она, поднося кубок к губам девушки. — Вот так, вам лучше?

— Все из-за ее возраста, — услужливо подсказала леди Денни. — В пятнадцать лет я тоже часто падала в обморок. Давайте помогу. — Она помогла Кэт поднять Элизабет на ноги.

— С вашего позволения, ваша светлость, я провожу ее в постель, — предложила Кэт и, подтолкнув подопечную к двери, вышла.

Герцогиня смотрела им вслед из-под прищуренных век, сокрушаясь, насколько хрупки современные девушки…

В том же месяце Элизабет получила письмо от мистера Уильяма Сесила, секретаря регента Сомерсета. Он писал, что его назначили ее сюрвейером — помогать в управлении землями, которые оставил ей в приданое отец. Тон письма был вежлив и почтителен.

Она показала письмо сэру Энтони.

— Вы слышали про этого Уильяма Сесила? — спросила Элизабет, надеясь, что хозяин дома отнесется к ней хоть немного мягче.

Тот был по-прежнему галантен, но неизменно холоден, как будто еле сдерживал неодобрение.

Сэр Энтони прочитал письмо.

— Я его знаю, — ответил он. — Умный молодой человек, восходящая звезда при дворе. Вам повезло, сударыня, что он стал вашим сюрвейером.

Вернув ей письмо, он официально поклонился и вышел. Элизабет вздохнула — неужели он никогда ее не простит? — и снова взглянула на письмо Уильяма Сесила.

«Если могу хоть чем-то Вам услужить, приказывайте не колеблясь», — писал он.

Когда-нибудь, подумала Элизабет, она так и сделает. Пока же она написала теплый и признательный ответ со словами: «Надеюсь однажды лично поблагодарить Вас за Ваше усердие в моих делах».

Вскоре они уже дружески переписывались, и между ними быстро установились прочные отношения. Элизабет поняла, что сэр Энтони был прав: Сесил действительно отличался выдающимся умом, обладая талантом добраться до самой сути проблемы и найти лучшее или, во всяком случае, самое прагматичное решение. Но, кроме несомненных способностей, она чувствовала его дружеское расположение и непоколебимую преданность, что безмерно радовало ее.

Первая неделя сентября выдалась теплой. Элизабет больше не покидала своих комнат, и дни тянулись невыносимо долго, поскольку ее убедили позволить мастеру Эшему вернуться в Кембридж, и общество Кэт уже начало ее утомлять. Безделье тяготило Элизабет, но деваться ей было некуда, и потому она просто сидела, читая, занимаясь от случая к случаю переводами и постоянно отвлекая Кэт жалобами.

— Мне так скучно, — проворчала она однажды вечером.

— Тогда займитесь чем-нибудь, — раздраженно бросила Кэт. — Сами знаете, дьявол всегда найдет работу праздным рукам.

— И чем же мне заняться? — простонала Элизабет.

— Как насчет того, чтобы закончить сорочку, которую вы вышиваете для ребенка королевы? — предложила Кэт.

Элизабет немного подумала.

— Ладно, — вздохнула она. — Но сперва мне нужно в уборную.

Оставшись одна и подняв юбки, она, к своему удивлению, увидела пятна крови на белой нижней юбке и чулках. Слегка встревожившись, она схватила тряпку и сунула ее между ног. На той осталась кровь. У Элизабет перехватило дыхание. Что это значило?

Сунув между ног еще одну тряпку, она вывалилась из уборной, крича:

— Кэт! Помоги, у меня кровь!

— Кровь? — переспросила гувернантка. — О господи! Не бойтесь, дитя мое. Идите ложитесь. Я позову сестру.

Когда пришла леди Денни, у Элизабет уже начались схватки, сопровождавшиеся непрестанной тупой болью в животе и пояснице. Она лежала, со стоном потирая больные места.

— Боюсь, ей грозит выкидыш, — проговорила леди Денни.

Элизабет не знала, радоваться ей или плакать.

— Нужна помощь, — сказала Кэт. — Она вторая в очереди на трон, и мы не можем рисковать ее здоровьем. На четвертом месяце такое легко не проходит.

Элизабет снова застонала, на этот раз громче. Боль за несколько минут усилилась, став настолько острой, что она испугалась по-настоящему.

— Нельзя, чтобы о ее беременности узнали, — напомнила сестре леди Денни. — Погоди-ка… у меня есть мысль.

У женщины, которую в полночь провели в спальню, были завязаны глаза, но Элизабет этого уже не заметила. Боль пронизывала все ее тело, обжигая спину, живот и ягодицы, а между ног обильно сочилась кровь. Ее била дрожь, тошнило, мысли путались, сил почти не осталось.

После того как сэр Энтони снял повязку и, отводя взгляд от постели, выскользнул за дверь, распорядившись призвать его колокольчиком, когда он сможет вернуться, акушерка, щурясь при свете камина, поняла, что находится в богатом особняке — хотя одному Богу известно, в каком именно, — и позволила роскошно одетой даме, явно здесь главной, подвести ее к постели. Там лежала очень бледная юная девушка на последней стадии преждевременных родов. Рядом сидела встревоженная женщина средних лет.

Акушерка не стала терять времени — она гордилась своей репутацией, хотя и сомневалась, что кто-то поставит ей в заслугу сегодняшнюю работу. Откинув окровавленную простыню, она раздвинула ноги девушки и пристально вгляделась.

— У нее выкидыш? — тихо спросила пожилая женщина.

Девушка тяжело дышала, ничего не замечая вокруг.

— Да, — кивнула акушерка. — Есть тряпка?

Кэт протянула ей тряпку, и акушерка собрала ею сгустки крови и жалкое мертвое тельце, слишком рано явившееся на свет. Затем она потребовала воды и полотенец и начала ухаживать за юной матерью, впавшей в забытье.

Когда Элизабет привели в порядок и она мирно заснула, женщины позвонили в колокольчик, и вернулся сэр Энтони:

— Где ребенок?

— Мертв, — бесстрастно ответила Кэт, протягивая ему крохотный сверток.

Отвернув край, сэр Энтони взглянул на сморщенное красное личико.

— Родился мертвым? — с ничего не выражающим лицом спросил он.

Кэт кивнула.

— В таком случае в наших молитвах нет нужды, — мрачно молвил сэр Энтони и, не говоря больше ни слова, бросил мертвого внука короля Генриха в огонь.

Женщины в ужасе вздохнули, но сэр Энтони не обратил на них никакого внимания. Вновь завязав глаза возмущенной акушерке, он поспешно вывел ее из комнаты. Его жена и Кэт продолжали стоять, прижав руки ко рту и глядя на пламя, пожиравшее свидетельство греха Элизабет. Девушка крепко спала, не чувствуя заполнившего комнату жуткого запаха жареного мяса.

Чувство облегчения не могло сравниться ни с чем. Она мирилась с постепенно отступавшими тупой болью и кровотечением — они ничего не значили в сравнении с тем, через что ей пришлось пройти. Порой она ощущала и грусть, но лишь мимолетную. Главное — ей дали передышку. Бог счел нужным покарать ее, но после чудесным образом смилостивился. Она понимала, что рисковала жизнью во всех смыслах: могла умереть, потеряв ребенка; могла оказаться в Тауэре или еще хуже…

Она поклялась, что впредь никогда не рискнет своей репутацией, не говоря уже о том, чтобы пойти на подобную близость с мужчиной. Случившееся потрясло ее до глубины души, и она не знала, как благодарить Небо за свое спасение.

— Вы даже не знаете, как вам повезло, — покачала головой Кэт, когда Элизабет еще лежала в постели, бледная и измученная после перенесенных испытаний.

«О да», — подумала Элизабет.

— Моя благодарность Богу не знает границ, — согласилась она.

Элизабет не грустила по мертвому ребенку и даже не спросила, что стало с его крошечным тельцем.

— Мы скажем, что с вами приключилась лихорадка, — объяснила Кэт, вливая ей в рот ложку крепкого бульона. — Скоро вы снова встанете на ноги.

День этот быстро приближался. Элизабет уже вставала с постели и сидела в кресле у окна. К ней начало возвращаться прежнее хорошее настроение при мысли о том, что жизнь скоро войдет в прежнее русло и никто ничего не узнает.

У нее было достаточно времени поразмыслить и решить, как жить дальше.

— И все-таки я была права, — сказала она Кэт. — Я никогда не выйду замуж. Я не смогу пройти через такое еще раз.

— Чушь! — возразила Кэт. — Многие женщины через это проходят и рожают целый выводок здоровых детей. Для девушки неестественно оставаться без мужа. Вы переживете, попомните мои слова.

— Да, переживу, — решительно подхватила Элизабет, — но теперь я более чем уверена, что лучше остаться одной.

— Это вы сейчас так говорите, — вздохнула Кэт, — но мигом передумаете, когда вам встретится очередной симпатичный мужчина.

— Вряд ли, — возразила Элизабет. — Я больше не допущу, чтобы любовь ослепила меня до потери рассудка. Похоже, тогда я сошла с ума.

— Говорят, что любовь — разновидность безумия, — задумчиво молвила Кэт, — что в вашем случае вполне справедливо.

— Я стану осмотрительнее, — пообещала Элизабет. — Буду и дальше скромно одеваться и вести себя как подобает добродетельной протестантской девице.

Кэт удивленно подняла брови.

— Девицей вам больше не быть, — язвительно заметила она.

— Да, но остальные пусть считают именно так, — отозвалась Элизабет, мысленно содрогнувшись. — И я никогда не дам повода в этом усомниться. Мне дан второй шанс, и я не намерена потратить его впустую. Я буду вести праведную жизнь и щеголять девственностью, как другие щеголяют своими прелестями. Никто и никогда не сможет бросить тень на мою репутацию.

— Что ж, похоже, вы наконец одумались, — восхитилась Кэт. — Искренне рада слышать. Но как насчет адмирала и ваших к нему чувств?

— Я любила адмирала, — призналась Элизабет. — Любила до безумия, что было крайне глупо, и причинила боль королеве, да простит меня Господь. Мне кажется, что я люблю его до сих пор и ничего не могу с этим поделать, но не так, как прежде. Мою любовь сдерживают осторожность и рассудок. Возможно, я его забуду, и да поможет мне Бог.

Она медленно встала, опершись на подлокотники кресла, — ноги еще не привыкли к ходьбе.

— Пожалуй, я немного отдохну, — сказала она, но ее внимание привлекла внезапная суматоха во дворе за окном.

Выглянув, Элизабет увидела запыленного всадника, который, спешившись, быстро вошел в дом.

— На нем королевская ливрея! Как думаешь, у него хорошие новости? — спросила Элизабет у Кэт, смотревшей из-за ее плеча.

— Спущусь узнаю, — ответила Кэт и метнулась к двери. — А вы ложитесь.

Элизабет лежала, пытаясь сравнить испытанное с тем, что переживала сейчас королева, и думая, каково это — родить долгожданное и любимое дитя. Внезапно в комнату вбежала Кэт, мрачнее тучи:

— Боюсь, дурные новости, миледи, даже трагические. Королева родила дочь, но после у нее началась лихорадка, и она умерла — да упокоит Господь ее душу.

— Умерла? — горестно возопила Элизабет, не в силах поверить в случившееся.

Несчастная королева Екатерина, которая была ей дорога как мать! Не в силах вынести новое горе, свалившееся в придачу к чувству вины и всему остальному, случившемуся в последние дни, Элизабет горько разрыдалась от невосполнимой утраты.

Кэт обняла ее и прижала к себе:

— Тихо, тихо, милая. Кэт здесь, Кэт всегда будет с вами, даст Бог.

Хотя трагедия потрясла ее не меньше, она не могла отделаться от предательского торжества при известии о смерти женщины, которую всегда считала соперницей в борьбе за Элизабет. Теперь Екатерины не стало, и у Кэт больше не было поводов к ревности, вызванной любовью королевы к своей падчерице.

— Она не страдала, — сказала Кэт. — Она умерла смертью, достойной христианки, и ее упокоили в часовне в Садли. На похоронах в качестве ближайшей родственницы присутствовала леди Джейн Грей.

Элизабет ее не слушала. Кэт позволила ей плакать вволю и отводила влажные рыжие пряди.

— Бедная Джейн, — молвила Элизабет, когда немного успокоилась. — Я совсем про нее забыла. Что теперь с ней будет?

— Вряд ли она сможет оставаться под одной крышей с адмиралом, — ответила Кэт. — Я думаю, ее отправят домой.

— Жаль, — вздохнула Элизабет. — Она была счастлива с королевой, как и я.

К глазам ее снова подступили слезы.

— Есть еще кое-что, — быстро сказала Кэт. — Думаю, вам следует знать, что адмирал лично отправил гонца, чтобы сообщить новость вам, миледи. — Она глубоко вздохнула. — Вам не пришло в голову, Элизабет, что его светлость, который хотел стать вашим мужем после смерти короля и который любит и обожает вас, снова свободен?

Элизабет удивленно подняла взгляд. Выражение ее лица ни о чем не говорило.

— Теперь вы можете выйти за него замуж, если пожелаете, — ободряюще улыбнулась Кэт. — Естественно, по истечении приличествующего траура. Будь у него возможность, он женился бы на вас, а не на королеве. А с учетом вашей истории ему даже следует на вас жениться. Поскольку он лишил вас девственности, будет разумно вернуть вам честь.

Лежавшая на кровати девушка не ответила. Молчание затягивалось. Кэт заметила, что ее шея и щеки залились румянцем.

— Нет, — ответила Элизабет.

— Да! — живо воскликнула Кэт. — Да, миледи. Вы же не станете отрицать, что сами этого хотите, особенно если милорд регент и совет не будут против. В каком-то смысле вы уже замужем за адмиралом, а когда король поймет, что именно этого вы и хотите, он наверняка одобрит ваш брак. Хватит уже нести вздор, будто вы не хотите замуж! Вы любите адмирала и сами в этом признались! Да, он вел себя недостойно, но может стать вам примерным мужем.

Кэт представила, как они вдвоем — такая милая пара! — весело идут по проходу в церкви, искренне любят друг друга в постели, сидят за столом в окружении растущего семейства детей-херувимов. А она, Кэт, с радостью заведует их хозяйством, издали услаждая свой взгляд созерцанием адмирала…

— Выходите за него замуж, он такой обаятельный мужчина и к тому же красавец! — продолжала она. — Вы прекрасно друг другу подходите и сами в душе это знаете. К тому же он занимает важный пост в королевстве, и ему суждены великие дела. Он станет чудесным мужем, идеальной парой для вас.

В глубине души она понимала, что Элизабет, пусть неосознанно, хочется, как и ей самой, именно такого исхода.

— Я этого не допущу, не хочу даже думать об этом. Дело не только в том, что королева умерла совсем недавно, — я для себя уже все решила, — твердо заявила Элизабет.

— Понимаю, — с трудом сдерживаясь, согласилась Кэт. — Но по прошествии подобающего времени и если адмирал проявит интерес, могу поспорить, что вы измените мнение.

— Нет, — повторила Элизабет.

Кэт сменила тактику.

— Гонец сказал, что милорд пребывает в крайней печали и унынии, — сообщила она. — Было бы любезно с вашей стороны написать ему письмо со словами соболезнования.

— Вряд ли смерть королевы повергла его в такое уж горе! — саркастически фыркнула Элизабет. — Ни за что не поверю, что он так сильно ее любил. Нет, я не стану писать ему слов утешения, поскольку он в них не нуждается. И мне бы не хотелось, чтобы он подумал, будто я его домогаюсь. Вот уж чего нет, того нет.

— Значит, вы не хотите выходить за него замуж? — не унималась Кэт.

— Нет, — в третий раз ответила Элизабет.

Но та все еще сомневалась.

К октябрю Элизабет полностью пришла в себя после выкидыша, и зашел разговор о ее отъезде из Чесханта.

— Сударыня, король отдал Хэтфилд-хаус в ваше распоряжение, — сообщил ей сэр Энтони чуть теплее обычного, радуясь, что наконец сможет избавиться от нежеланной гостьи.

Присутствие Элизабет в его доме доставляло одни хлопоты, и она задержалась намного дольше, чем предполагалось, но он ни разу не позволил ни малейшей неучтивости по отношению к ней.

Элизабет тоже обрадовалась, что ее пребывание в Чесханте подходит к концу, — собственно говоря, ей не хотелось впредь возвращаться в эту обитель, напоминавшую о суровом испытании. Она была рада вернуться в старый знакомый дом ее детства, где могла бы делать что угодно, став его полноправной хозяйкой. Весело напевая, она носилась по комнатам, собирая вещи, которые Кэт упаковывала в большие дорожные сундуки. Кэт, разумеется, было грустно расставаться с сестрой, но и она, тоже будучи сыта по горло Чесхантом, благословила тот день, когда их экипаж отправился в путь. Сэр Энтони и леди Денни стояли на крыльце, с излишним воодушевлением махая им вслед.

— Хорошо, что мы снова все вместе, — сказала Элизабет своей прислуге, собравшейся в большом зале, чтобы встретить хозяйку.

В Чесхант она взяла лишь несколько служанок, прочие на время остались в Челси, а после приехали в Хэтфилд, чтобы навести порядок в доме.

— Надеюсь, адмирал и покойная королева хорошо о вас заботились.

Ошиблась ли она или в самом деле заметила тайные улыбки, перешептывания и затаенное веселье? Она слегка встревожилась — неужели до них дошли слухи о случившемся между ней и адмиралом?

Похоже, так оно и было. Ее фрейлины — те, что были в Челси — многозначительно поглядывали на нее, от этого Элизабет становилось не по себе и вспыхивали щеки. Конечно, они помнили утренние забавы в ее спальне, которым иногда бывали свидетелями, а слуги ничего так не любили, как обсуждать личные дела господ. Оставалось лишь надеяться, что их лояльность не позволит пустопорожним сплетням превратиться в нечто более зловещее. По крайней мере, о ее беременности знала лишь горстка самых доверенных лиц, и на них можно было положиться.

Войдя вечером на кухню, Кэт, к своему смятению, услышала, как сплетничают двое поварят.

— Говорят, будто адмирал не раз бывал с ней наедине в спальне! — сказал один.

— Спорим, я знаю, чем они занимались! — ухмыльнулся другой. — Он ее крыл, как жеребец!

— Эй, о чем вы там болтаете? — рявкнула Кэт, обрушиваясь на перепуганных мальчишек, подобно ангелу мщения. — Ну-ка, выкладывайте!

— Это всего лишь слухи, миссис. Мы никого не хотели обидеть, — оправдываясь, заявил первый парнишка.

— Слухи про леди Элизабет? — требовательно поинтересовалась Кэт.

Мальчишки смущенно переглянулись. И тут вмешался один из поваров:

— Вы же прекрасно знаете, миссис Эстли, — тут уже давно ни о чем другом не говорят, уж простите.

— Значит, нужно это прекратить! — в ужасе воскликнула Кэт. — Я поговорю с управляющим и дворецким. Подобная пустая болтовня незаслуженно подрывает репутацию миледи, а у тех, кто ее распространяет, могут быть серьезные неприятности.

Управляющего и дворецкого вызвали в гостиную для разговора с гувернанткой. Кэт решила, что Элизабет лучше при нем не присутствовать.

— С тем же успехом можно приказать отступить морю, — не слишком вежливо заметил дворецкий. — Судя по тому, что я слышал, меня совершенно не удивляет, что слуги сплетничают.

— Все началось с фрейлин в спальне леди Элизабет, — объяснил управляющий. — Очевидно, их глубоко возмутило то, чему они стали свидетелями, хотя не поручусь, что это правда. Женщины, само собой, молчать не способны, и теперь об этом гудит весь дом.

— Вы должны приказать им замолчать, — распорядилась оскорбленная Кэт. — Пригрозите увольнением или любым другим наказанием, но заткните им рот.

— Хорошо, миссис Эстли, — ответил управляющий и вышел вместе с дворецким, качая головой.

Элизабет видела, что ее слуги ходят подавленные, и догадывалась почему. Она чувствовала, что о ней до сих пор перешептываются, и замечала адресованные ей непристойные ухмылки. Повсюду в доме она замечала, что все взгляды устремлены на нее и что она стала предметом многих тайных пересудов. Преисполнившись решимости не давать никаких поводов для сплетен, она стала строже одеваться, нося черные платья с высоким воротником и без каких-либо украшений, не считая материнской подвески на шее и миниатюрного молитвенника на поясе. Она предпочитала простые головные уборы со скромной черной вуалью и ходила, потупив взор и целомудренно сложа руки на животе. Немало времени она проводила на коленях в часовне.

— Я знаю единственный способ прекратить сплетни, — сказала однажды вечером Кэт, когда они сидели возле камина. — Выходите замуж за адмирала.

— Нет, — ответила Элизабет.

— Уверяю вас, вы передумаете, едва его увидите, — лукаво улыбнулась Кэт. — Он скоро явится делать вам предложение, попомните мои слова.

— Надеюсь, что этого не случится, — содрогнулась Элизабет. — Еще слишком рано.

— Не забывайте, что он не тратил времени зря, когда добивался руки королевы, — напомнила Кэт.

— Что ж, придется ему узнать, что я сделана из другого теста, — хмуро ответила Элизабет.

— Послушайте, миледи, умоляю вас. — Кэт прибегла к последнему доводу: — Ваш покойный отец, святой памяти король Генрих, сам хотел, чтобы вы вышли замуж за адмирала.

Элизабет уставилась на нее:

— Мой отец? Но я слышала, он был не лучшего мнения об адмирале.

Кэт уже пожалела, что солгала.

— Лишь потому, что адмирал соперничал с ним за Екатерину Парр, — ответила она.

— Наверняка не только поэтому. Я слышала, отец отказал ему в участии в регентском совете, поскольку не доверял.

И был прав, подумала Элизабет.

— Что ж, возможно, у меня неверные сведения, — покраснела Кэт, — хотя я лишь повторяю услышанное. Он был достаточно добр к королеве, и почему ему не относиться так же и к вам? Почему вы не хотите за него замуж? Он стал бы для вас прекрасной парой, особенно сейчас, когда после смерти королевы — да упокоит Господь ее душу — вы лишились могущественного покровителя. Будучи вашим мужем, адмирал мог бы идеально играть эту роль.

— Нет! — повторила Элизабет, на этот раз резче, и отвернулась, показывая, что больше не желает обсуждать эту тему.

Кэт не собиралась легко сдаваться. При каждой возможности она превозносила достоинства адмирала, настаивая, чтобы Элизабет приняла его как жениха.

— Но он пока даже не пытался за мной ухаживать, — возразила девушка.

— Ничего, начнет, дайте только шанс, — уверила ее Кэт, предвкушая жизнь в семейном доме, где она будет всем заправлять, радуясь любви между супругами, растя их детей, предаваясь тайным фантазиям об адмирале и зная, что она всеми уважаема, почитаема и востребована.

Элизабет жалела, что в доме больше не было никого, к кому бы она могла обратиться за советом. Она решила было довериться Уильяму Сесилу, но передумала: будучи секретарем лорд-протектора, тот мог почесть за долг сообщить о происходящем своему господину. Кэт была права: она нуждалась в покровителе, который защитил бы ее от слухов и глубоко укоренившихся опасений, что правда может выйти наружу. И они с адмиралом действительно могли бы явиться гармоничной парой — даже слишком гармоничной, думала она с невольным трепетом, — но все это осталось в прошлом. Да, она считала его весьма привлекательным и интересным мужчиной. Учитывая ее статус незаконнорожденной, он мог стать ей хорошим женихом — может быть, даже лучшим, ибо все прошлые переговоры о возможном династическом браке сошли на нет ввиду ее незаконного происхождения. С другой стороны, она была второй в очереди на трон и ее руки мог пожелать кто-то поважнее адмирала. Однако любой другой муж мог обнаружить, что она не девственница, и сообщить о ее грехе всему миру. Но опять-таки, если она выйдет замуж за Томаса Сеймура, ей вновь предстоят опасности и тяготы беременности и родов, что повергало ее в ужас.

Что делать? Мысль об этом мучила ее днем и ночью.

Однажды вечером, когда они сидели за ужином, Элизабет сказала Кэт:

— Я думала насчет адмирала.

Говоря откровенно, в последние недели она не думала почти ни о чем другом.

— И что же вы надумали? — осведомилась Кэт, едва скрывая волнение.

— Что я могла бы выйти за него замуж, если он попросит, — осторожно ответила Элизабет. — Повторяю — могла бы. Это зависит от нескольких вещей. И прежде всего он ничем не дал понять, что у него есть хоть какое-то желание на мне жениться.

— Ничего, оно появится, — усмехнулась Кэт, насаживая на нож кусок жареной свинины. — Он вас любит, даже слишком, уж я-то знаю. И он самый знатный холостяк королевства.

— Возможно, ты права, — задумчиво ответила Элизабет. — Но даже если он и сделает мне предложение, совет на это вряд ли согласится, поскольку советом правит милорд регент, а им руководит жена, которая ненавидит адмирала за брак с королевой. Они не позволят ему жениться на королевской сестре и стать еще более важной персоной.

Кэт упала духом — об этом она не подумала.

— Возможно, вы правы, — признала она нехотя.

— А жениться без согласия совета, как поступили адмирал и королева, слишком опасно, — заметила Элизабет. — В моих жилах течет королевская кровь в отличие от нее.

— Вы можете подождать, пока король не достигнет совершеннолетия, а затем попросить у него разрешения, — прекраснодушно предложила Кэт.

Элизабет положила салфетку и допила вино.

— Кэт, ему одиннадцать лет. Нам придется ждать еще не меньше четырех. Думаете, адмирал поступит так же? Нет, ему нужны наследники, и поскорее. — Она вздохнула. — Даже если бы он сделал мне предложение, я не вижу никаких возможностей для нашего брака.

— Способ всегда найдется, — решительно заявила Кэт.

Ей вовсе не улыбалось, чтобы ее светлое будущее пошло прахом.

Элизабет вся дрожала, взирая на запечатанное письмо. Почерк узнавался безошибочно.

— Ну так что, вскроете? — поторопила Кэт.

Они были одни в спальне Элизабет, и потревожить их было некому.

Трясущимися пальцами девушка сломала печать и развернула бумагу. Слова, изящно выведенные черными чернилами, плясали перед ее глазами, и она не сразу осознала их смысл.

В письме не было слов любви, лишь официальное приветствие. «Принцессам подобает выходить замуж, — писал адмирал, — и лучше, если они выходят замуж в своем королевстве, а не в чужой стране. Так почему бы мне, человеку, которого король сделал Вашим отцом, не жениться на Вас? Если Вы окажете мне честь, приняв предложение моей руки, я буду счастливейшим женихом на свете. С нетерпением жду Вашего ответа». Письмо заканчивалось витиеватой подписью.

— Он просит меня выйти за него замуж, — наконец вымолвила Элизабет, пытаясь унять отчаянное сердцебиение.

— А что я вам говорила? — торжествующе воскликнула Кэт. — Вы должны немедленно послать ему ответ.

Элизабет в ужасе взглянула на нее:

— Ответ? Ты с ума сошла? Ответа не будет. У меня нет никакого желания спешить. И ему следует обратиться к совету, прежде чем предлагать мне замужество.

— Откуда нам знать, что он этого уже не сделал?

— Глупо предполагать, что он уже это сделал! — возразила Элизабет.

— Но как поступите вы? — в панике вскричала Кэт, боясь крушения заветных планов.

— Ничего, — ответила Элизабет. — Милая Кэт, я знаю, что вы хотите этого для меня, и, честно говоря, мне кажется, что я сама этого хочу, но милорд адмирал достаточно умен, и его не остановит мое молчание. Помяните мое слово, он никуда не денется!

Элизабет ворочалась в постели, вновь столкнувшись с неразрешимой дилеммой. Она до сих пор помнила радостное волнение, которое испытывала в присутствии адмирала, и ей очень хотелось ощутить его снова, но в памяти сразу всплывали страх и боль, кровавый выкидыш и призрак Тауэра и плахи.

Однако замужество с адмиралом — конечно, официально одобренное — могло изменить ее мнение. Но даже в этом случае — хватит ли ей сил забыть об ужасах супружеской жизни и родов? Осмелится ли она на подобный риск?

Пришло письмо из дворца, от Уильяма Сесила. В нем много говорилось о политике и светских сплетнях, но взгляд Элизабет сразу же привлекло упоминание о лорд-адмирале.

«Его тщеславие очевидно для всех, — словно вскользь писал Сесил. — На мой взгляд, он несдержанный человек, который плохо кончит».

«Не пытается ли он меня предупредить?» — подумала Элизабет. Но откуда Сесил мог знать о происходящем? Если только, конечно, — упаси, Господи! — адмирал не оказался несдержан на язык и не успели разойтись слухи. Вздрогнув, она поспешно взяла перо.

«Что касается адмирала, — написала она после нескольких строчек ответа на другие пункты письма Сесила, — я всегда считала его безрассудным и склонным к глупым фантазиям».

Вот так, подумала она. Это положит конец любым сплетням.

— На Рождество мы едем во дворец! — ликующе объявила Элизабет. — Брат-король пригласил нас! Признаться, я боялась, что его величество меня забыл, — я не получала от него вестей уже много недель.

— Чудесная новость, миледи! — подхватила Кэт.

— Но он пишет, что нас не поселят в Уайтхолле, поскольку он не женат и во дворце не должно быть женщин. Мы остановимся в Дарэм-хаусе на Стрэнде, — как вы помните, его мне оставил отец. — Элизабет едва не прыгала от счастья. — Как же здорово снова побывать в Лондоне! Надеюсь, сестрица Мэри тоже будет при дворе — я так по ней скучала!

— Но Дарэм-хаус давно стоит пустой, — заметила Кэт. — Его нужно прибрать и проветрить.

— Тогда пошлем вперед мастера Перри с несколькими слугами, и пусть они все подготовят.

— Хорошая мысль, — согласилась Кэт, гадая, приедет ли на придворное Рождество адмирал.

— Прошу прощения, миледи, но лорд-протектор устроил в Дарэм-хаусе монетный двор, — печально молвил Томас Перри.

Элизабет знала его как честного и достойного человека, хотя тот и был несколько назойлив, и, невзирая на вспыльчивость по отношению к подчиненным, Перри отличался некоторой робостью. Она сильно сомневалась, что он пытался отстоять ее собственность.

— Известно ли его светлости, что Дарэм-хаус принадлежит мне? — осведомилась она.

— О нет, миледи, — ответил Перри, терзая шляпу. — Он понятия об этом не имел и приносит вашей светлости свои искренние извинения. Однако он сожалеет, что вынужден просить на какое-то время вашего снисхождения, поскольку монетный двор не так-то легко перенести в другое место, и уж точно не к Рождеству.

— Не важно, — сказала Элизабет. — Найду пристанище где-нибудь еще.

«Но где?» — подумала она. В ее мыслях — как часто бывало в последние дни — мгновенно возник адмирал, и ей вдруг пришло в голову…

— Попросим нам помочь моего доброго отчима, адмирала! — озорно заявила она.

Кэт, сидевшая за шитьем у огня, взглянула на нее с радостным удивлением.

— Мастер Перри, прошу вас, вернитесь во дворец и спросите адмирала, не знает ли он какой-нибудь дом, где я могла бы пожить во время визита в Лондон, — продолжила Элизабет.

— Слушаюсь, сударыня, — пробормотал Перри, которого вовсе не радовала перспектива нового путешествия в Лондон под холодным декабрьским дождем.

— Мастер Перри! — воскликнул адмирал, хлопнул валлийца по плечу и проводил к пылавшему камину. — Рад вас видеть. Снимайте свой мокрый плащ. Фаулер! Полотенце мастеру Перри, и побыстрее!

Слуга скрылся в глубине комнат. Перри огляделся. Придворные покои адмирала выходили на серо-стальную Темзу. Апартаменты, конечно, были из лучших, благо милорд приходился братом регенту и дядей королю, и в них имелась собственная уборная. На буфете стояло серебряное блюдо и портрет сестры адмирала — покойной королевы Джейн, в роскошном платье из золотого дамаста. Перри она показалась не очень красивой — слишком бледной, на его вкус.

Адмирал подал ему кубок вина и пригласил сесть:

— Чем могу помочь, мастер Перри?

— Я от леди Элизабет, — молвил тот.

— Ах вот как, — белозубо улыбнулся адмирал. — Я ждал от нее известий. Надеюсь, она в добром здравии?

— Практически выздоровела, — ответил Перри. — Она долго болела. Лихорадка, знаете ли.

— Прискорбно слышать, — слегка раздраженно сказал адмирал.

Когда же Перри перейдет к делу?

— Ее светлость собирается посетить дворец на Рождество, — объяснил валлиец. — Дарэм-хаус, где она собиралась остановиться, занят лорд-протектором под монетный двор. Миледи послала меня с просьбой — не знает ли ваша светлость иного места?

«Умная девчонка, — подумал Сеймур. — Значит, таков ее ответ на мое письмо — просьба о помощи. Ее ни к чему не обязывает, зато меня оставляет теряться в догадках». Хитро, ничего не скажешь.

— Мастер Перри, — великодушно изрек он, — мой собственный дом, Сеймур-плейс, в полном распоряжении миледи Элизабет, когда ей только потребуется, со всей обстановкой и прислугой.

— Весьма щедрое предложение, милорд, — искренне признал Перри.

— Я всегда питал особую любовь к миледи Элизабет, — подхватил адмирал. — Несчастная королева, да упокоит Бог ее душу, отзывалась о ней весьма высоко.

Он вздохнул. Перри слегка нахмурился. Если верить слухам, добродушный хозяин дома и впрямь питал к Элизабет особую привязанность — и даже больше.

— Мне бы очень хотелось с ней увидеться, — признался Сеймур. — Возможно, когда она в следующий раз будет в Эшридже, я смогу ее навестить, ибо мои владения совсем рядом.

— Я уверен, ее светлость будет рада принять вашу светлость, — откликнулся Перри.

— Когда она приедет во дворец, — продолжал адмирал, — пусть попросит жену милорда регента, чтобы та помогла вернуть лондонский дом. Его же оставил ей покойный король?

— О да, — подтвердил Перри.

— Какие еще земли ей пожалованы?

Перри коротко перечислил.

— А король Эдуард подтвердил ее права собственности? — выпытывал хозяин дома.

— Пока нет, — ответил Перри, не понимая, к чему тот клонит.

— Что ж, мой вам совет, — доверительно произнес адмирал. — Ее светлость могла бы также попросить герцогиню Сомерсет, чтобы та помогла ей обменять эти земли на владения в западных графствах, неподалеку от моего замка Садли. Я сам буду за нее ходатайствовать. Далее — сколько у нее слуг?

Да это уже допрос, подумал Перри, быстро подсчитывая в уме.

— Десять, — ответил он.

— А сколько она тратит на расходы по хозяйству?

— Ее светлость достаточно бережлива, милорд. Я сам веду ее бухгалтерию. — Он назвал несколько цифр.

— Что ж, думаю, я могу посодействовать, — все так же доверительно молвил адмирал. — В моем хозяйстве мне тоже приходится экономить, и я буду рад поделиться опытом, если это чем-то поможет.

— Я польщен, ваша светлость, что вы снизошли до того, чтобы мне помочь, — искренне сказал Перри.

— Возможно, мне следует сказать, что я наперед думаю о времени, когда два наших хозяйства объединятся в одно, — подмигнул адмирал.

Перри тотчас все понял и одобрительно кивнул. С его точки зрения, для юной леди не могло быть лучшего жениха, чем адмирал, — наверняка истинный джентльмен, что бы о нем ни говорили.

Когда лошадь доставила Перри к воротам Хэтфилда, он заметил леди Элизабет, в подбитом мехом плаще, которая шла через парк в окружении собак.

— Миледи! — крикнул он, останавливаясь и спешиваясь.

Помахав рукой, Элизабет быстро направилась к нему. Собаки лаяли и вертелись в ногах.

— Добро пожаловать, мастер Перри! Вы виделись с милордом адмиралом? — прокричала она в ответ.

— Да, и он оказался более чем гостеприимен. Он говорит, что Сеймур-хаус неизменно пребывает в вашем распоряжении.

— Очень любезно с его стороны! — захлопала в ладоши Элизабет. Щеки ее порозовели, и не только от холода или быстрой ходьбы. — Я напишу ему благодарственное письмо.

— Его светлость говорил не только о проживании, — сказал Перри.

Элизабет, затаив дыхание, вперила в него взгляд:

— О чем же еще?

— Он спрашивал о ваших владениях и расходах — я все объясню позже. Но он признался, что думает о времени, когда два ваших хозяйства объединятся в одно. Вы понимаете, сударыня, что он имел в виду?

— Мне известно, что адмирал хочет на мне жениться, — ответила Элизабет, зная, что Перри, всегда отличавшемуся преданностью, можно доверять.

— Воистину, миледи, лучшего предложения вам не найти, — заверил ее валлиец. — Он исключительно добрый и заботливый джентльмен, и ему не чужды ваши интересы. По моему скромному мнению, для вас это был бы прекрасный брак, если, конечно, согласится совет.

Элизабет слегка переменилась в лице.

— Именно — если совет согласится, — холодно вторила она. — А когда это произойдет, я поступлю так, как подскажет мне Бог.

Повернувшись, Элизабет отошла в сторону, растирая озябшие руки. Она знала, что решимость ее пошатнулась, и не могла понять саму себя. Разве она не любила адмирала? Она купалась в лучах его обожания, и ей нравилось с ним заигрывать. И его предложение польстило ей ровно столько, сколько встревожило. Но когда дело дошло до принятия решения, Элизабет поняла, что не может этого сделать. Ее бросало то в жар, то в холод. Возможно, катастрофические последствия их однократной связи повлияли на нее куда сильнее, чем полагала она сама. А может, она просто знала в глубине души, что этому браку никогда не позволят состояться и даже думать о нем было опасно?

Еще недавно ей не терпелось услышать ответ адмирала на ее просьбу. Но как только Перри указал ей на преимущества их брака, ее радость улетучилась, сменившись страхом — да, именно страхом. И еще — легким раздражением, поскольку она начала подозревать, что адмирал подговорил Перри, чтобы тот убедил ее принять его предложение.

Перри продолжал стоять там, где она его оставила, и кутался в плащ. Элизабет снова направилась к нему.

— Кто посоветовал вам внушить мне принять предложение адмирала? — властно осведомилась она.

— Что вы! Никто, миледи, — отозвался Перри. — У меня просто сложилось впечатление, что милорд мог бы стать вам хорошим мужем. И у него действительно серьезные намерения. Он даже предложил, чтобы вы обменяли полученные в наследство земли на другие, неподалеку от его владений в западных графствах.

— Вот как? — разгневалась Элизабет. — На что он намекает? Он просит моей руки лишь затем, чтобы наложить свои на мою собственность?

— Вряд ли, миледи, — возразил Перри. — Уверен, для него вы превыше всего.

— Что он еще говорил? — подозрительно спросила Элизабет.

— Он предложил вам обратиться к жене регента, чтобы та помогла вам обменять земли и вернуть Дарэм-хаус, — неохотно проговорил Перри.

— Я ни за что не стану обращаться к этой несносной женщине! — возмутилась Элизабет. — Когда увидитесь с адмиралом в следующий раз, можете передать, что я не желаю иметь с ней ничего общего. А теперь вам, пожалуй, следует пойти и рассказать миссис Эстли все, о чем стало известно после вашей встречи с адмиралом, ибо я не желаю знать ничего такого, о чем не знала бы она. У меня не будет спокойно на душе, пока вы ее не просветите.

Никто не сможет обвинить ее в тайном сговоре с адмиралом через ее казначея, подумала она, глядя, как Перри с побитым видом вновь садится в седло и уезжает.

Вернувшись в дом, Элизабет обнаружила Уильяма Сесила, который ожидал ее с несколькими документами на подпись.

— Миледи, я не смог пренебречь возможностью доставить их лично, — поклонился он. — Мне давно хотелось с вами увидеться.

Элизабет нравился этот светловолосый джентльмен с раздвоенной бородкой, острым проницательным взглядом и большим горбатым носом, всем своим видом излучавший прямоту и силу. Инстинкт подсказывал: этому можно доверять — что и подтвердилось позднее, когда незадолго до его отъезда она решилась затронуть тему адмирала.

— Мне нужен ваш совет, мастер Сесил, — молвила она, когда они шли по длинной галерее, любуясь портретами. Тот молча ждал продолжения. — Помните, мы в нашей переписке упоминали адмирала? Недавно он предложил мне содействие в обмене моих наследственных владений на другие. — Она не стала уточнять, что те, другие, находились неподалеку от Садли. — И еще он предлагал помочь мастеру Перри экономнее вести мое хозяйство.

Сесил, слышавший об адмирале много дурного, в том числе непристойные сплетни, связывавшие имя этого негодяя с Элизабет, тотчас почувствовал недоброе. Регент считал эти россказни досужими слухами, но Сесил подозревал, что Элизабет и вправду каким-то образом опорочили, а потому решил встать на ее защиту. Если, не дай Бог, что-то случится с королем Эдуардом, надеждой протестантов оставалась Элизабет, и Сесил был готов положить за нее жизнь.

— Могу я дать вам совет, миледи? Не позволяйте адмиралу вмешиваться в ваши финансовые дела. Вряд ли это разумно, я не считаю его самым надежным из людей.

Элизабет помолчала.

— Почему вы так думаете? — спросила она.

— Я работаю на его брата, — улыбнулся Сесил. — Он знает его лучше других и до сих пор не доверил ему никакой политической должности, так же как и ваш глубокоуважаемый отец, король Генрих. Кто я такой, чтобы оспаривать мудрость столь выдающихся государственных деятелей?

— Однако кажется, что адмирал пребывает в центре всеобщего внимания, — осторожно заметила Элизабет.

— Ему нравится так считать, — ответил Сесил, — но все его величие сосредоточено в основном у него в голове. И вряд ли будет мудро, миледи, связываться с ним всерьез. Клянусь, я желаю вам только добра.

— Благодарю за совет. — Элизабет облегченно вздохнула и в то же время опечалилась.

Когда Уильям Сесил ушел, она сказалась больной и рано легла в постель, чтобы как следует поразмыслить. Она уже устала от всего этого, утомилась от изменчивых чувств, попыток отсрочить брак, интриг и тайн. А теперь выяснилось, что адмирал был вовсе не тем, кем казался.

Пусть, подумала она. Пусть решает Бог — и совет. Теперь она ясно понимала, что может выйти замуж лишь с согласия последнего. Так что пусть адмирал обращается в совет, и тот уже решает ее судьбу. Если они скажут «нет» — она не станет возражать. Столь недавно избежав опасности однажды, она не искала ее вновь.

В середине декабря Кэт приехала в Лондон проследить за тем, как приводят в порядок Сеймур-хаус для Элизабет. Там она обнаружила леди Тирвит, дальнюю родственницу королевы Екатерины. Кэт сразу же не понравилась эта женщина средних лет, с кислой миной, постоянно морщившая нос и державшаяся нестерпимо надменно.

— Кто вы такая? — высокомерно спросила леди Тирвит при виде Кэт.

— Я гувернантка леди Элизабет, — ощерилась та, — и приехала, чтобы подготовить для нее дом.

— Ах да, теперь вспомнила. Что ж, я скоро уеду. Поскольку мой муж при дворе, меня пригласили провести Рождество в Сомерсет-хаусе вместе с герцогиней. — Она пристально сощурила на Кэт голубые глаза. — Вам известно, что говорят про леди Элизабет и адмирала?

Кэт тотчас насторожилась.

— И что же про них говорят? — рявкнула она.

— Что дело идет к свадьбе, — ответила леди Тирвит. — Он оставил среди челяди фрейлин покойной королевы, и люди считают, что это для миледи Элизабет. Многие говорят, что скоро он сделает ей предложение.

— Полный вздор и пустые слухи, — твердо возразила Кэт, однако в душе обрадовалась столь долгожданному подтверждению намерений адмирала. — Она не может выйти замуж без согласия совета.

— Именно так, — кивнула леди Тирвит. — Но ходят разговоры о неких тайных планах… вероятно, это лишь слухи, как вы говорите. Но я подумала, что вам, как ее гувернантке, следует знать и быть начеку.

— Спасибо, — сквозь зубы пробормотала Кэт.

Она испытала колоссальное облегчение, когда через два дня леди Тирвит собрала вещи и уехала, но не прошло и нескольких часов, как прилетело приглашение в Сомерсет-хаус, повергшее ее в смятение. Там, в роскошном зале с резными колоннами и позолоченным потолком, ее сурово ожидала герцогиня Анна, властная и крайне разгневанная.

— До меня дошли крайне тревожные слухи, — повелительно начала она, даже не предложив Кэт сесть. — При дворе и даже в Сити гуляют непристойные сплетни о миледи Элизабет и адмирале.

Кэт похолодела от страха. Кто их распространял? И что важнее — о чем они были?

— Что за сплетни? — спросила она.

— О том, что он вел себя с ней чересчур фамильярно, когда она жила в доме королевы. И будто вы это поощряли…

— Неправда, сударыня! — вознегодовала Кэт.

— Молчать! — прогремела герцогиня. — Я еще не закончила. Мне доложили, что вы поощряли подобную фамильярность, попросту не делая ничего, чтобы этому помешать. Вам есть что возразить?

— Я действительно беспокоилась и пошла к королеве, чтобы попросить ее о помощи, — ответила Кэт. — Но она не восприняла это всерьез, и вам тоже не следует, сударыня, ибо все было совершенно невинно.

«Да простит меня Бог за мою ложь!» — взмолилась она.

— Миссис Эстли, — прошипела герцогиня, — могу вам сказать, что всерьез это восприняли слишком многие. Пошли разговоры среди слуг, и в итоге леди Элизабет, сестра самого короля, стала предметом всеобщих пересудов. Говорят, будто вы оставили ее с адмиралом наедине в спальне.

— Да, была пара случаев, когда он приходил раньше, и я об этом не знала, но, когда я просила его прекратить, он меня не слушал, — оправдывалась Кэт. — Именно тогда я и обратилась к королеве.

Но герцогиня была неумолима:

— Я слышала другое. Меня потрясает, миссис Эстли, насколько вы недостойны заниматься воспитанием королевской дочери! Я решила, что ваше место должна занять другая. А теперь вон с моих глаз.

Кэт повернулась, едва сдерживая слезы от гнева и стыда, и почти выбежала из резиденции герцогини, зная, что эта ужасная женщина, жена лорд-протектора, действительно имела власть лишить ее должности. Ее трясло от несправедливости случившегося и от страха, что герцогиня может исполнить свою угрозу. Она не могла вынести даже мысли, что ее разлучат с Элизабет, которая была для нее как родная, являясь смыслом самого ее существования.

Но хуже всего было понимание, что опасность грозила им всем. Если всплывет хоть малейший намек на то, что случилось в действительности, то их враги — в том числе герцогиня — мгновенно пойдут в атаку. А потом будет Тауэр, плаха — и никакого милосердия.

Вернувшись в Сеймур-хаус, Кэт прогнала слуг, явившихся за распоряжениями. Она была слишком взволнована, чтобы их слушать, и ее донимала единственная мысль: немедленно возвращаться в Хэтфилд. Она нелогично рассудила, что если укрыться там, то, может быть, удастся предотвратить катастрофу. Она знала, что Элизабет никогда не согласится расстаться с женщиной, которая была ей матерью с раннего детства.

Схватив кое-какие вещи, она сунула их в мешок и крикнула конюхам, чтобы те готовили экипаж, после чего поспешно вышла из дома.

В пути на север у нее появилось время для размышлений. Она понимала, что ошибалась, настаивая на замужестве Элизабет и адмирала. Ей вообще не следовало вмешиваться в столь опасные дела. Да, в Челси ей стоило вести себя жестче, но тогда у нее имелись поводы для колебаний, которые ныне повергали ее в шок, ибо Кэт сознавала, что на ее здравомыслие повлияли ревность к королеве и увлеченность адмиралом, А потом, когда она действительно попыталась положить конец забавам, было слишком поздно. Возможно, в грехопадении Элизабет отчасти имелась и ее собственная вина.

Герцогиня была права — Кэт не годилась в наставницы королевской дочери, — но она, конечно, не знала и половины всего. Кэт поклялась, что об этом не должен узнать никто и никогда. Но как насчет Денни? Проговорятся ли они? И та акушерка? С другой стороны, зачем им это? Если никто ничего не заподозрит, никто не станет и спрашивать. И даже если у них возникнет искушение с кем-то поделиться, то за сокрытие правды они рискуют всеобщим порицанием, если не хуже. Кэт не сомневалась: тайне Элизабет ничто не угрожает.

— Ты рано вернулась, — заметила Элизабет, обнимая Кэт, и тут разглядела лицо гувернантки, изнуренное и усталое. — Что случилось, милая Кэт?

— В Лондоне ходят слухи про вас и адмирала, — выпалила та.

Элизабет побледнела:

— Какие слухи?

— Идут разговоры о вашей свадьбе, — сказала Кэт. — Он опрометчиво оставил среди домочадцев королевских фрейлин — говорят, что для вас, когда вы станете его женой. Боюсь, он поступил крайне неблагоразумно.

— И это все? — спросила Элизабет, испуганно глядя на Кэт.

— Больше ничего, — отрезала Кэт. — Но услышанное убедило меня, что вам сейчас не время думать о замужестве. Оно, вне всякого сомнения, невозможно, пока король не достигнет совершеннолетия. Ясно как день, что лорд-протектор и совет никогда не допустят, чтобы вы вышли замуж за милорда. Так что, дитя мое, вам лучше не рассчитывать на этот брак, крайне для вас маловероятный.

Элизабет немного расслабилась.

— Не бойся, Кэт, — ответила она. — Я уже сама пришла к такому же мнению. Я долго и тяжело размышляла и прекрасно сознаю, чем рискую.

— Благодарю Господа за ваше здравомыслие, — молвила Кэт, несколько успокоившись.

— Не волнуйся, я не изменю своего решения, — заверила ее та.

«Да, но как мне не волноваться? — подумала Кэт. — Мне так хотелось ей счастья. Счастья нам всем».

— Наверное, не стоит вообще ехать в Лондон, — сказала Элизабет. — Пусть слухи поутихнут. Если я останусь в Хэтфилде незамужней и праведной, для них не будет никаких оснований.

— По-моему, так будет лучше, — согласилась Кэт.

— Ну как, теперь тебе легче, раз мы договорились, милая моя гувернантка? — спросила Элизабет.

— Немного легче, — солгала Кэт.

В любую минуту и в любой день мог прилететь приказ о ее увольнении, но она не посмела сказать об этом Элизабет и лишь молилась, чтобы этого никогда не случилось, а герцогиня сжалилась и избавила ее от мучительной разлуки с любимой подопечной.

 

Глава 15

1549

Накануне Двенадцатой ночи Кэт Эстли и Томас Перри сидели у камина за кувшином медовухи.

— Интересно, когда адмирал сделает предложение? — вопросил Перри. — По-моему, они с ее светлостью настроены друг к другу весьма благожелательно.

— Мне прекрасно об этом известно, — ответила Кэт, — но говорить на эту тему я больше не хочу. — Она сбивчиво рассказала об угрозе герцогини, добавив: — И все же адмирал мне очень нравится; он всегда был добр ко мне, и, согласитесь, он довольно яркий мужчина. Я так обрадовалась, когда узнала, что он хочет взять миледи в жены. — К глазам Кэт подступили слезы. — Лучшего мужа ей не найти, — всхлипнула она, утопив лицо в ладонях. — Я уверена, что он сумел бы убедить совет, если бы попытался.

Перри неуклюже погладил ее по руке.

— Вас слишком очаровало его симпатичное лицо, Кэт, — доброжелательно молвил он. — Погодите, дайте закончить. Теперь я уже меньше уверен в адмирале. Он слишком долго откладывает, отсюда и пересуды. Его медлительность пятнает репутацию леди Элизабет. А всего несколько дней назад я слышал, как кто-то говорил, будто он жестоко и бесчестно обходился со своей бедной женой.

— Да полно! — вскричала Кэт. — Я знаю его получше вашего и тех, кто злословит о нем. Мне известно, что он страстно желает жениться на миледи Элизабет, и она тоже прекрасно об этом знает. Он очень ее любит, и уже давно. Имею вам доложить, что королева ревновала адмирала к миледи, — она призналась мне, что видела, как они обнимались. Именно поэтому Элизабет отослали в Чесхант.

У Перри отвисла челюсть.

— Так, значит, слухи правдивы? — потрясенно спросил он. — Между ними и впрямь возникла неподобающая близость?

Видя его реакцию, Кэт в ужасе поняла, что наговорила лишнего, и ей захотелось откусить себе язык.

— Больше я ничего не могу сказать, — досадливо бросила она. — Как-нибудь в другой раз. Томас, обещайте мне, что никому не расскажете, о чем я вам говорила.

— Не расскажу, — ответил Перри. — И вы это знаете.

— Пообещайте! — настаивала Кэт.

— Я ничего не скажу, — повторил он.

— Пожалуйста, скажите «обещаю», — взмолилась она.

— Хорошо, обещаю, что никому не расскажу, о чем вы мне говорили! — торжественно провозгласил он.

— Вот и хорошо, — отозвалась Кэт, — ибо, если об этом хоть кто-то узнает, ее светлость будет навсегда обесчещена, и для нее это конец.

— Пусть меня лучше разорвут дикие лошади, — заверил ее Перри.

Адмирал стоял перед братом, кипя от гнева. Как Нед осмелился вызвать его к себе, словно нашкодившего школяра?

Регент говорил коротко и по делу.

— Мне доложили, что ты выражал намерение навестить леди Элизабет в Эшридже, — изрек он обвиняющим тоном.

— Что, мне нельзя навестить собственную падчерицу? — ухмыльнулся адмирал.

— Говорят, ты рассчитываешь на ней жениться, — холодно произнес Нед.

Сеймур рассмеялся:

— Я? Жениться на дочке старины Гарри? Ты что, за дурака меня принимаешь?

— За дурака, который оставляет себе фрейлин покойной жены, чтобы они могли служить новой невесте. За дурака, который интересуется состоянием леди Элизабет. За дурака, который, если слухи правдивы, увивался за ней еще при жизни королевы. Продолжать?

— Лорд-протектору Англии не подобает слушать банальную болтовню, — возразил адмирал. — А это лишь болтовня, и ничего более.

— Порой, братец, не бывает дыма без огня, — напомнил ему Сомерсет. Тон его стал ледяным. — Предупреждаю тебя, Том, что если ты еще хоть раз будешь замечен с ней рядом — отправлю тебя в Тауэр.

— Интересно будет посмотреть, как это у тебя получится, — бросил Том и, чеканя шаг, вышел. — Мы раньше увидимся в аду!

— Да хранит нас Господь! Адмирал в Тауэре! — вскричала Кэт, вбегая в покои Элизабет, как будто дьявол гнался за ней по пятам.

— Нет! — пролепетала побледневшая Элизабет, вскакивая на ноги.

Она трудилась над переводом с мастером Эшемом, который недавно по ее просьбе вернулся из Кембриджа, чтобы продолжить занятия. Новость, похоже, потрясла и его.

— Где вы об этом слышали? — спросил он у Кэт.

— От Джона, моего мужа, — задыхаясь, проговорила та. — Он ездил по делам в Лондон, и до него дошли слухи. Все только об этом и говорят. Едва узнав о случившемся, он сразу помчался назад. О, что же теперь с нами будет? — Кэт еле сдерживала отчаяние.

— Что случилось? — настойчиво осведомился Эшем.

— Похоже, что адмирал участвовал в заговоре против лорд-протектора, весьма опасном и глупом предприятии. Но это еще не все. Три дня назад он ворвался в спальню короля в Хэмптон-корте, и одному Богу известно, что было у него на уме.

— Но как он прошел мимо стражи? — перебил ее Эшем.

— Говорят, у него был поддельный ключ от двери из сада. Но собака короля, хороший сторожевой пес, начала лаять, и, прежде чем прибежали королевские гвардейцы, адмирал застрелил ее из пистолета. Его арестовали по обвинению в покушении на убийство короля.

— Это звучит совершенно нелепо, — заметил Эшем. — Если бы он хотел узурпировать должность брата, став лорд-протектором, то вряд ли стал бы покушаться на жизнь короля. Если только, конечно, в его планы не входили женитьба на леди Мэри и узурпация трона. Но она католичка, так что это маловероятно.

Элизабет молча внимала им, отчаянно размышляя о последствиях случившегося для себя лично и в то же время ощущая полнейшую пустоту там, где полагалось быть безутешному горю. Ибо если обвинения соответствовали действительности, адмирала — человека, который собирался стать ее мужем, — можно было считать покойником. Ей следовало в отчаянии бить себя в грудь и рыдать. Но нет. Неожиданно, в свете произошедшего, она поняла, что тот был всего лишь безрассудным, мелочным типом, которого не интересовало ничто, кроме него самого, и который не доставил ей ничего, кроме неприятностей. Внезапно ей стало ясно, что чувства, которые она к нему испытывала, являлись простым увлечением.

Теперь она боялась только за себя. Если адмирала допросят, как наверняка и случится, не говоря уже о тех, кто имел с ним какие-либо дела, ее доброе имя легко может оказаться втоптанным в грязь, как и его собственное. И она не сомневалась, что планы адмирала простирались куда дальше, чем она могла подозревать.

— Он не собирался жениться на леди Мэри, — молвила она. — Он хотел заполучить меня. Я думала, он меня любит. — Голос ее сорвался. — Но теперь мне ясно, что с этим браком он замышлял великую измену.

Кэт крепко обняла ее, но Элизабет оставалась безутешна.

— Нас будут допрашивать, — уныло проговорила она. — Нужно подготовиться.

— Может, до этого и не дойдет, — не слишком убежденно сказал Эшем.

— Боюсь, дойдет, — вздохнула Элизабет. — Мы должны стоять на своем и ни в чем не признаваться.

На следующий день Элизабет и Кэт, пересекавшие большой зал, услышали приближавшийся топот множества копыт. Несколько мгновений спустя, к их изумлению, в дверь ворвался Томас Перри, с побагровевшим лицом и в сбившейся шляпе.

— Лучше бы я никогда не родился, ибо все мы погибли! — вскричал он, воздев руки. — Забирайте назад, миледи!

С этими словами он сорвал с шеи золотую цепь, сдернул с пальца перстень с печаткой и, швырнув их на пол, бросился к лестнице, ведшей в комнаты, которые он делил с женой. Элизабет смотрела ему вслед, широко раскрыв глаза. Кэт со стоном прижала ладонь ко рту.

Почти тотчас в открытых дверях появилось несколько роскошно одетых джентльменов, в которых Элизабет узнала членов совета. Во главе шагал Уильям Поле, лорд Сент-Джон, гранд-мастер королевского дома, а за ним… О нет, подумала она, изменившись в лице при виде сэра Энтони Денни, в мрачном черном одеянии, — его она боялась пуще всех. С ним был сэр Роберт Тирвит, муж родственницы покойной королевы, о которой столь пренебрежительно отзывалась Кэт, взиравшая теперь на посетителей с немым ужасом.

Вспомнив о своем положении, Элизабет выпрямилась и сдержанно сложила руки на поясе. Советники запоздало поклонились.

— Приветствую вас, джентльмены, — сказала она, стараясь, чтобы голос ее звучал ровно. — Чем обязана удовольствием видеть вас?

— Ваша светлость, боюсь, нам предстоит малоприятная задача, — сказал лорд Поле, пристально глядя на нее. — Полагаю, вы слышали, что адмирал заключен в Тауэр по обвинению в государственной измене. Наш печальный долг — допросить всех, кто имел с ним какие-либо дела. Вынуждены просить вас о содействии, ибо некоторые из этих людей состоят в прислуге вашей светлости.

— Мой дом в вашем распоряжении, — ответила Элизабет. — Поужинаете, прежде чем начать?

— Спасибо, сударыня, но мы заехали по дороге на постоялый двор. Так что приступим немедленно и начнем с вашей светлости. Могут ли сэр Роберт и сэр Энтони поговорить с вами наедине?

— Классная комната свободна, — сказала Элизабет, еще больше упав духом. — Миссис Эстли проследит, чтобы нас никто не беспокоил.

— Я бы тем временем хотел допросить миссис Эстли, — возразил Поле. — С нами стражники, которые позаботятся, чтобы никто нам не мешал.

Сердце Элизабет забилось сильнее. Стражники? Она пристально посмотрела на Кэт, намекая, чтобы та была осторожнее, но Кэт, похоже, обезумела от страха.

— Можете воспользоваться гостиной, — предложила она Поле.

— Миледи, — сэр Энтони подал знак, чтобы она проводила его и сэра Роберта в классную комнату, — ведите, прошу вас.

Элизабет направилась к лестнице, удивляясь, как ноги до сих пор ее держат.

Сидя за столом перед многостворчатым окном, она надеялась, что выглядит образцом юной невинности в голубом платье и с распущенными рыжими волосами, олицетворявшими не только ее королевский статус, но и девственность. Денни и Тирвит — худощавый и неулыбчивый, похожий на хорька и все время кутавшийся в меха, — заняли места напротив. «Как много знает Тирвит? — подумала она. — Не выдал ли уже Денни мою тайну? А если так, то зачем этот фарс?»

— Расскажите нам о ваших отношениях с адмиралом, — с ходу начал Денни.

— Он был мне добрым отчимом, когда я жила в доме королевы.

— Чересчур добрым, если верить слухам, — заметил сэр Энтони, не сводя с нее взгляда. — Мне говорили, что он потворствовал вашему недостойному поведению.

Элизабет заставила себя улыбнуться.

— Адмирал отличался извращенным чувством юмора, — признала она. — Он постоянно шутил. Я была еще ребенком, и он играл со мной в глупые игры.

— Говорят, эти игры зашли слишком далеко, — заметил Денни.

— Да, так считала и миссис Эстли. Конечно, она ошибалась, но ей всегда хотелось окружить меня чрезмерной заботой. — Элизабет криво усмехнулась. — Она даже пожаловалась королеве, но ее светлость вполне разумно не придала этому значения. Она знала, что эти игры вполне безобидны и ничего дурного в них нет. Порой она даже сама в них участвовала.

— Понятно, — сказал сэр Энтони, зная куда больше, но предпочитая сменить тему. — Адмирал когда-нибудь предлагал вам выйти за него замуж?

— Он писал мне с подобным предложением в конце прошлого года, но я не ответила. Я ждала, когда он обратится к совету, поскольку решила во всем полагаться на мнение его членов.

— Он говорил вам, что намеревается свергнуть лорд-протектора? — допытывался Денни.

— Никогда.

— А когда он предлагал вам выйти за него замуж, — вмешался Тирвит, — он намекал вам хоть раз, что хочет сделать вас королевой?

Элизабет удивленно взглянула на него.

— Нет, — ответила она.

— Думаю, вы знаете намного больше, чем готовы нам рассказать, — не унимался Тирвит.

— Вы ошибаетесь, сэр, — возразила Элизабет. — Я рассказала вам все, что знаю, и готова ответить на любые ваши вопросы в меру моих возможностей.

— Роберт, прошу вас, позвольте мне продолжить допрос, — вмешался Денни. — Время поджимает, и нужно еще допросить мастера Перри.

Сэр Роберт встал, скрежетнув креслом.

— Конечно, — молвил он. — Всего доброго, миледи.

Изобразив поклон, он вышел. Дверь захлопнулась.

— А теперь, сударыня, — изрек сэр Энтони, поворачиваясь к Элизабет, — давайте кое-что обсудим.

Элизабет промолчала. Наступила тишина, которую лишь усиливал треск поленьев в камине.

— Я обещаю, что никогда вас не предам, — сказал сэр Энтони, неловко ёрзая в кресле. — Если кто-нибудь пустится разглагольствовать о том, что на самом деле случилось в Чесханте, я скажу, что был там и вы просто страдали от лихорадки. Правду знают только моя жена, миссис Эстли и акушерка. Вряд ли ее стоит опасаться — эту женщину привели в дом с завязанными глазами. Моя жена скажет то, что велю ей я. Остается миссис Эстли. Если она в чем-то признается, я заявлю, что это полная чушь, предположив, что она сломалась при допросе и все выдумала. В конце концов, я сам был тогда в Чесханте и мое свидетельство имеет куда больший вес, чем ее.

— Почему вы покрываете меня, сэр Энтони? — удивилась Элизабет.

Тот серьезно взглянул на нее:

— Миледи, хотя я глубоко сожалею о вашем грехопадении, я служил вашему отцу и служу вашему брату. Я предан дому Тюдоров, и я благочестивый протестант, как и вы. Вы дочь короля Генриха, и если что-то случится с королем Эдуардом, то чтящие Божье слово будут считать вас хранительницей и защитницей истинной религии в этом королевстве. И потому я ни единым словом не подвергну вас опасности. За своих собратьев по совету я говорить не могу. Некоторые готовы от вас избавиться, — боюсь, они не слишком дальновидны. Так что решать вам, и вы должны сами о себе позаботиться.

Сердце Элизабет исполнилось благодарности. Она не ожидала, что верноподданный законник окажется ее союзником.

— Не знаю даже, как вас благодарить, — облегченно вздохнула она. — Надеюсь, вы на меня не сердитесь. Мне было всего четырнадцать лет, и я оставалась слишком неопытной.

— Винить следует ваших опекунов, — строго молвил сэр Энтони. — Что ж, мне пора возвращаться в Лондон. Только не думайте, будто опасность миновала. Пусть ваш природный ум поможет ее избежать. Всего вам доброго.

Он встал и поклонился, чувствуя себя по-прежнему неловко в ее присутствии, а затем вышел, не успела Элизабет поблагодарить его еще раз.

Вернувшись в свои покои, Элизабет не обнаружила там никого, кроме двух испуганных горничных и Бланш Перри.

— Я вас искала, миледи, — сказала та с певучим валлийским акцентом. — Всех зовут в большой зал.

— Тогда лучше будет спуститься, — кивнула Элизабет.

Сэр Роберт Тирвит собрал в зале всех домочадцев и прислугу. Всячески стараясь сохранять спокойствие, Элизабет заняла свое место на помосте. Когда в зал поспешно вошли последние припозднившиеся, Тирвит встал рядом с ней и обратился ко всем.

— Вынужден сообщить вам, что лорд-адмирал заключен в Тауэр по обвинению в государственной измене, — скрипучим голосом начал Тирвит. — Он замышлял свергнуть лорд-протектора, своего брата, и выдать свою подопечную, леди Джейн Грей, замуж за короля. И что самое отвратительное, он намеревался взять в жены леди Элизабет, поставив себе целью самому править королевством.

Послышались удивленные и недоверчивые возгласы. Сэр Роберт поднял руку:

— Все здесь присутствующие будут допрошены. Если вам ничего не известно об этих высоких материях, вам нечего опасаться. Но среди вас есть те, кто поступил опрометчиво. Сэр Энтони арестовал миссис Эстли и мастера Перри и забрал их для допроса в Лондон.

Элизабет содрогнулась от ужаса, но ничем не выдала тревоги, несмотря на подступившие к глазам слезы.

— В их отсутствие, — продолжал Тирвит, — совет уполномочил меня, сэра Роберта Тирвита, взять на себя заботу о хозяйстве леди Элизабет. Распоряжения теперь будете получать от меня. Это все, можете разойтись.

Слуги разбежались, в страхе перешептываясь об услышанном. Сэр Роберт повернулся к Элизабет.

— Сожалею, но должен сообщить вам, сударыня, что миссис Эстли и мастер Перри заключены в Тауэр, — негромко поведал он.

Элизабет лишилась дара речи. Закрыв лицо руками, она разрыдалась. Сэр Роберт бесстрастно стоял рядом.

— Умоляю вас, освободите их! Они столь же невиновны, как и я, — всхлипывая, проговорила она.

— Боюсь, это невозможно, — ответил Тирвит. — Их невиновность, как и вашу, еще предстоит доказать.

— Мне казалось, что доказывать требуется вину! — резко бросила Элизабет, вытирая глаза. — Они в чем-то сознались?

— Я думаю, вам нужно отдохнуть, сударыня. — Тирвит пропустил ее вопрос мимо ушей. — Поговорим после, когда вы успокоитесь.

Элизабет нехотя встала.

— Позаботьтесь о госпоже, — обратился Тирвит к Бланш Перри, стоявшей возле помоста.

— Я уезжаю. — Лорд Поле натянул перчатки. — Вы согласны взять расследование на себя?

— Да, милорд, — кивнул Тирвит.

— Постарайтесь получить как можно больше свидетельств измены — нисколько не сомневаюсь, что вы их найдете. Регент требует неопровержимых доказательств, прежде чем казнят его брата.

— Насколько я могу давить на леди Элизабет? — осведомился Тирвит.

— Насколько пожелаете. Пусть немного поволнуется, — посоветовал Поле. — Дайте ей время подумать день-другой. Наверняка ей есть о чем рассказать, и немало.

— А если она возьмет вину на себя? Все-таки она сестра его величества.

— Зависит от обстоятельств. Если она сознается в безнравственном поведении или даже в намерении выйти замуж — убедите ее возложить вину на слуг, Эстли и Перри. Но если раскроется, что она участвовала в заговоре адмирала, — закон есть закон. У совета не останется иного выхода, кроме как поступить по справедливости.

Сэр Роберт нахмурился и потеребил бороду:

— И каково наказание?

— Смерть через обезглавливание или сожжение, — мрачно ответил Поле.

Элизабет отчаянно пыталась сосредоточиться на книгах, но понимала, что где-то рядом допрашивают ее слуг, одного за другим. Те, кто ей прислуживал, нервничали и явно боялись с ней заговаривать. Лишь Бланш Перри, милая преданная Бланш, по-прежнему радовалась ее обществу. Бланш оставалась с ней последние два дня, спала на соломенном тюфяке в ее комнате, подавала еду и играла роль камеристки. Конечно, Бланш не могла сравниться с Кэт, по которой Элизабет тосковала и крайне за нее тревожилась, но одно присутствие Бланш несколько успокаивало девушку.

Странно, однако сэр Роберт больше не вызывал ее на допрос. После разговора в большом зале она его не видела. Элизабет оставалась в своих комнатах, пытаясь жить обычной жизнью и ежеминутно ожидая, что ее позовут к нему, но Тирвит так за ней и не послал, и это ее весьма тревожило. Лишь побеседовав с ним, она могла догадаться, что говорят о ней самой, — о чем ей было крайне необходимо знать. Скажи о ней кто-то хоть слово, сэр Роберт наверняка уже вызвал бы ее к себе. Неведение было самым мучительным испытанием.

В конце концов Элизабет не выдержала.

— Иди к сэру Роберту, — велела она Бланш, — и передай, что я вспомнила кое-что, о чем забыла рассказать сэру Энтони Денни. Поторопись.

Через час в дверь постучали, и сэр Роберт вошел. Элизабет, не вставая, царственно кивнула.

— Сударыня, вы собирались о чем-то мне рассказать?

— Да, — ответила она. — Я вспомнила, что написала адмиралу несколько писем о повседневных делах. В одном я просила помочь отобрать назад Дарэм-хаус у лорд-протектора. И еще я вспомнила, что, когда миссис Эстли ездила в Лондон, она слышала сплетни, будто адмирал рассчитывает на мне жениться, и я написала ему, чтобы он ко мне не приезжал, так как испугалась ненужных подозрений.

— Это все, миледи? — чуть раздраженно осведомился Тирвит. — Мне кажется, что вам еще много есть о чем рассказать.

— Честное слово, сэр, я ничего больше не знаю, — невинно ответила Элизабет.

— Сударыня, подумайте о вашей чести и опасности, которая может вам грозить, если вы откажетесь сообщить известные вам факты, относящиеся к делу. Вы подданная королевства и подчиняетесь его законам. Мы знаем, что адмирал вел себя с вами постыднейшим образом, а миссис Эстли ничем ему не препятствовала — скорее, поощряла. Послушайте, сударыня, если вы честно расскажете обо всем, что случилось, никто вас ни в чем не обвинит. Вся вина и позор будут возложены на миссис Эстли и мастера Перри. Его величество и совет учтут ваш юный возраст и проявят к вам милость.

— Миссис Эстли и мастер Перри не сделали ничего дурного или позорного, — твердо ответила Элизабет, до конца готовая защищать своих слуг. — Я не стану ложно обвинять их лишь ради вашего удовольствия.

— Мадам, я вижу по вашему лицу, что вы в чем-то виновны, — вызывающе молвил Тирвит.

— В таком случае у вас что-то со зрением, сэр, — горячо возразила Элизабет. — Мне не в чем сознаваться, поскольку я ни в чем не виновата.

— Но между вами и адмиралом имелось некое тайное соглашение о браке? — настаивал сэр Роберт, не обращая внимания на ее дерзость.

— Никаких соглашений не было и в помине.

— Миссис Эстли предлагала вам всерьез подумать о подобном замужестве?

— Нет, — солгала она. — И я никогда не думала о замужестве с кем бы то ни было без очевидного согласия его величества и совета. Миссис Эстли и мастер Перри также не предполагали, что я могу выйти замуж за адмирала без этого дозволения.

Сэр Роберт взглянул на спокойно сидевшую перед ним девушку. «А ты умна, — подумал он. — Но меня не проведешь».

— Что ж, после продолжим, — изрек он, собираясь уходить. — Эстли и Перри сейчас допрашивают в Тауэре, так что не сомневайтесь — нам будет что обсудить в следующий раз.

— Вряд ли очень многое, сэр, — вызывающе бросила Элизабет.

Сэр Роберт вернулся на следующий день. Увы, он ничего не сообщил о ситуации в Тауэре. Элизабет мучилась догадками о том, что ныне творилось в этой недоброй памяти крепости.

В Тауэре она никогда не бывала и потому могла лишь представлять его в своем воображении, однако, зная о судьбе матери и Екатерины Говард, всегда считала его жутким местом, где люди лишались жизни и подвергались чудовищным пыткам. Теперь там томился адмирал, и она пролежала всю ночь без сна, пытаясь вообразить, что происходит с ее милой Кэт и добрым мастером Перри… Она боялась, что методы, используемые при тамошних допросах, не будут деликатными. Неужели несчастная Кэт дрожала сию секунду от холода в сыром подземелье? Мысль об этом казалась невыносимой. Все, что могла сделать Элизабет, — сохранять хладнокровие перед лицом опасности.

Сэр Роберт без приглашения сел за стол. Элизабет медленно закрыла книгу.

— Что ж, мадам, выкладывайте правду, — приказал он. — Сознайтесь, что согласились выйти замуж за адмирала.

— Я не могу сознаться в том, чего не было.

— Похоже, он считает иначе, — заметил Тирвит.

— Он всегда на это надеялся, — ответила она. — Но я не давала ему никаких поводов.

— Но вы об этом думали.

— Я обсуждала это с мастером Перри и миссис Эстли после того, как Перри побывал у адмирала в Лондоне, но лишь как возможность.

— Однако вы обращались к адмиралу с просьбой на время предоставить вам его лондонский дом.

— Он мой отчим, — сказала Элизабет. — Мой собственный дом заполучил его брат, милорд регент, и я не знала, у кого еще попросить помощи в поисках жилья. Мне всего лишь хотелось навестить на Рождество моего брата-короля.

— Гм, — пробормотал Тирвит. — А вы сообразительны.

— Приходится соображать, когда вы извращаете мои слова, — парировала она.

— Я пытаюсь вам помочь, — ответил сэр Роберт. — Вы молоды, и никто не покарает вас за необдуманное поведение. Мы пытаемся доказать вину адмирала.

— В таком случае спрашивайте кого-нибудь другого, так как я не имею к этому никакого отношения, — заявила Элизабет.

Так продолжалось целую неделю, но Элизабет не сдалась под градом вопросов и не предала своих слуг. Она до сих пор не знала, что говорят о ней в Тауэре, но сэр Роберт постоянно расспрашивал ее об одном и том же, и это вселяло надежду, что ни Кэт, ни Перри ни в чем не сознались.

Сэр Роберт все больше раздражался, явно считая, что она что-то скрывает. Сегодня он выглядел усталым и сердитым.

— Знаете, что о вас говорят? — осведомился он. — Будто вы тоже в Тауэре, так как беременны от адмирала.

— Да как они смеют! — потрясенно воскликнула Элизабет, смекнув, что Тирвит подошел к опасной черте. — Бесстыдная клевета!

Ей было больно при мысли, что люди способны столь дурно думать о ней.

— Что ж, пока вы не расскажете нам правду, люди будут делать всевозможные необдуманные умозаключения.

— Я уже рассказала всю правду! — взорвалась Элизабет.

Вместо ответа, он достал из кармана письмо:

— Это вам от регента. Он просит вас, как ваш искренний друг, рассказать обо всем, что вам известно.

— Я уже все рассказала, — повторила она. — Но в любом случае спасибо милорду за заботу. Откровенно говоря, меня больше волнуют порочащие мою честь слухи, ибо это бесстыдная клевета. Я напишу его светлости — пусть он публично объявит, что все это ложь, нечестивая ложь о сестре его величества! Прошу вас, сэр Роберт, спросите регента, могу ли я появиться при дворе, чтобы все увидели, что я не беременна.

— Я передам регенту вашу просьбу, — сказал Тирвит, — но он отнесется к ней более благосклонно, если вы признаетесь, что согласились с миссис Эстли в надобности выйти замуж за адмирала.

Элизабет вздохнула:

— Как я могу? Мы никогда ни о чем таком не договаривались, и миссис Эстли не стала бы выдавать меня замуж без согласия его королевского величества и совета. Сэр Роберт, я говорю вам чистую правду и никогда не взяла бы греха на душу.

Тирвит, на которого ее слова невольно произвели впечатление, сдался. Но он продолжал приходить изо дня в день, пытаясь использовать всевозможные ухищрения: убеждение, запугивание, угрозы, — чтобы вынудить Элизабет сознаться. И каждый день его попытки заканчивались ничем.

Наконец настал день, когда из Тауэра доставили большой пакет с показаниями. Похоже, удача все-таки улыбнулась ему.

Сэр Роберт с торжествующим видом вошел в комнату Элизабет.

— Прочтите, миледи, — пригласил он почти весело, кладя перед ней бумаги.

Элизабет прочла. Это были показания Кэт и мастера Перри, на которых стояли их подписи, — неровный почерк выдавал смятение и страх. Ее сердце отчаянно забилось, перед глазами все поплыло. Они рассказали обо всем: об утренних забавах со всеми их постыдными подробностями, о том, как адмирал бесстыдно добивался Элизабет, как он изрезал ее платье, как королева нашла их обоих в неподобающем виде, как Элизабет отправили в изгнание, а также о более недавних планах адмирала на ней жениться. К счастью, о потерянном ребенке не было ни слова, но хватало и всего остального, чтобы обратить ее репутацию в прах. Щеки Элизабет вспыхнули от стыда, и ей захотелось провалиться сквозь землю. У нее перехватило дыхание.

— Омерзительное чтиво, не так ли, миледи? — заметил сэр Роберт, пристально наблюдавший за ней.

К Элизабет вернулся дар речи.

— Как вы сами изволили выразиться, милорд, я была слишком юна, и меня совратил опытный негодяй.

— Даже при этом вам следовало помнить о своей чести, — бросил Тирвит. — Вы принцесса королевской крови.

— Знаю, сэр, и я помнила о чести, насколько было возможно. Это адмирал вел себя омерзительно, а не я. Я не совершила никакой измены. Меня не в чем обвинять, ибо я никогда не помышляла и не соглашалась выйти за него замуж. Миссис Эстли тоже ни в чем не виновата. Возможно, она вела себя глупо и неосмотрительно, но не более того.

— Вы весьма умны, сударыня, — раздраженно отметил Тирвит. — Но вот что я вам скажу: я до сих пор придерживаюсь мнения, что вам и миссис Эстли еще есть о чем поведать и вы сообщили нам далеко не все. Что касается мастера Перри, то он ничего не стоит, бесхребетный слизняк. Мы наверняка еще многое от него услышим.

Бесхребетный слизняк, горько подумала Элизабет, вспомнив, как Перри клялся, что его скорее разорвут дикие лошади, чем он ее предаст. И все же она не нашла в себе сил его осудить, зная, что значило для него дать, а потом нарушить подобное обещание.

— Как вы смеете на него клеветать! — возопила Элизабет. — Мне страшно даже помыслить, как из него вытягивали это признание.

— Уверяю вас, особого давления не понадобилось, — усмехнулся Тирвит. — Он и миссис Эстли провели пару дней в подземельях Тауэра, после чего их поставили лицом к лицу. О, они сразу заговорили! И будут говорить еще, попомните мои слова. Все вы поете одну и ту же песню, но, похоже, сговорились заранее. Скоро запоете по-другому.

Элизабет бросила на него испепеляющий взгляд, не в силах избавиться от мыслей о своих преданных слугах, заключенных в холодные темные подземелья.

— Мне потребуются ваши личные показания, — сказал сэр Роберт. — Я вернусь завтра.

Элизабет перечитала написанные ею строчки, большей частью лишь подтверждавшие сказанное Эстли и Перри. Она призналась только в том, что знала о намерениях адмирала на ней жениться и что о них гуляли сплетни, а также заявила, что слухи о ее беременности ложны, и просила их публичного опровержения. Все! Никаких поводов для каких бы то ни было обвинений. Поставив привычную размашистую подпись, она с милой улыбкой взглянула на сэра Роберта, зная, что ей все-таки удалось его провести.

Когда тот ушел, бросив на нее гневный взгляд, она снова написала лорд-протектору, прося его сделать все возможное, чтобы спасти ее доброе имя. «Умоляю вас, милорд, объявите публично о моей невиновности», — упрашивала она.

Потребовалось четыре письма, прежде чем Сомерсет ответил ей, заверив, что издаст декларацию о том, что все эти слухи — ложь. И точно в это время прекратились ежедневные допросы.

— Закончили свое расследование, сэр Роберт? — озорно спросила Элизабет, встретив своего мучителя и его высокомерную жену в саду, где прогуливалась ясным морозным утром.

— Мне дано распоряжение не продолжать его, поскольку лорд-протектор удовлетворен и считает вас невиновной, — сухо ответил Тирвит.

Судя по выражению его лица, сам он, в отличие от лорд-протектора, удовлетворен отнюдь не был, но предпочел промолчать.

Элизабет ощутила ни с чем не сравнимое облегчение. Ей больше ничто не угрожало, как и ее тайне. Но к облегчению примешивалась тревога.

— А что с моими слугами? Они тоже невиновны? — резко спросила она.

— Они пока останутся в Тауэре, — сообщил сэр Роберт, жестом не позволяя ей возразить. — Не беспокойтесь, их содержат в приличных условиях. Но скажу прямо: никто из них не вернется к вам на службу. В соответствии с решением совета вашей гувернанткой будет моя жена.

Элизабет в ужасе уставилась на стоявшую рядом с ним носатую женщину, которая запоздало присела в реверансе. Она помнила леди Тирвит еще с тех пор, когда жила в доме Екатерины Парр, и та ей никогда не нравилась. Леди Тирвит в числе прочих все с большим неодобрением относилась к Элизабет по мере того, как возрастал амурный интерес адмирала к девушке. И леди Тирвит наверняка видела горе, которое испытывала из-за этого королева. Элизабет не стоило рассчитывать на ее благожелательное отношение. В ледяном взгляде леди Тирвит не было ни капли тепла — лишь неприкрытая враждебность.

— Прошу прощения, сударыня. — Она повернулась к мужу и дерзко заявила: — У меня нет никакого желания служить этой юной леди.

— Извини, Бет, но так решил совет. — Сэр Роберт повернулся к Элизабет. — Надеюсь, вы примете ее с благодарностью, миледи.

— Но моя гувернантка — миссис Эстли! — в смятении вскричала Элизабет. — И ни она, ни я не провинились настолько, чтобы совету понадобилось ее заменить.

— Если вашей гувернанткой была миссис Эстли, — гневно возразила леди Тирвит, — то вряд ли вам стоит стыдиться, что ее место займет честная женщина!

— Мне не нужна другая гувернантка! — разрыдалась Элизабет и бросилась в дом.

Запершись в спальне, она упала на кровать, дав волю слезам. Так она пролежала весь день и всю ночь, отказываясь от еды и питья и оплакивая потерю своей дорогой Кэт.

Утром она вышла, бледная, с покрасневшими глазами, и разыскала сэра Роберта.

— Вот что я вам скажу, сэр, — дрожащим голосом проговорила она. — Я сделаю все, чтобы вернуть мою прежнюю гувернантку.

— Любовь, которую вы к ней питаете, достойна восхищения, — усмехнулся Тирвит. — Воистину, будь моя воля, вы получили бы двух новых гувернанток, ибо, похоже, вы в них крайне нуждаетесь.

— Меня не волнует ваше мнение, — ответила Элизабет. — Я написала регенту, что меня пугает назначение вашей жены моей гувернанткой, поскольку люди станут говорить, будто я заслужила его своим распутным поведением, а это более чем несправедливо. — Глаза ее вновь наполнились слезами. — И я еще раз попросила его объявить всем о моей невиновности, поскольку он этого так и не сделал.

— Желаю удачи, — сказал Тирвит, давая понять, что разговор окончен, и склонился над бумагами.

Он обвинял ее в чрезмерной дерзости! Регент, похоже, утратил к ней всяческое сочувствие и настаивал на кандидатуре леди Тирвит. Та уже перекладывала свои вещи в сундуки Кэт, превращая ее комнату в свою, покуда несчастный мастер Эстли обреченно переносил имущество жены в более скромную комнатку в северном крыле.

Элизабет обнаружила, что может отныне побыть в одиночестве только ночью, и даже тогда леди Тирвит запирала дверь спальни и почивала в соседней комнате, пренебрегая обществом мужа на супружеском ложе. Впрочем, Элизабет с трудом могла представить их исполняющими супружеский долг.

Леди Тирвит держала ее под неусыпным надзором, и Элизабет страдала от нового режима. Ей приходилось проводить бесконечные часы в классной комнате, а долгими вечерами ее заставляли шить. Как же она это ненавидела! Играть на лютне и клавесине ей запретили, так же как танцевать и ездить верхом. Элизабет думала, что рано или поздно умрет от скуки. Даже мастера Эшема возмущало постоянное присутствие леди Тирвит во время уроков.

— У меня приказ, — говорила та всякий раз, когда он указывал, что ей там совершенно нечего делать.

Вдобавок ко всему Элизабет постоянно тревожилась за Кэт, которой ей отчаянно недоставало. Никто не рассказывал ей о событиях во внешнем мире, и она беспокоилась, что с Кэт обращаются плохо или пытаются сломить в погоне за новыми показаниями. Хуже всего было то, что Элизабет никому не могла довериться. За мастером Эшемом постоянно следили, и она не осмеливалась даже передать ему записку. Не могла она написать и сэру Уильяму Сесилу, ибо передать письмо тайком не было никакой возможности, — столь бдительны оказались ее опекуны.

Элизабет снова и снова умоляла сэра Роберта ходатайствовать от ее имени об освобождении Кэт, но тот неизменно отказывал. Она начала сомневаться, что вынесет подобное существование. У нее прекратились месячные, ее начали мучить сильнейшие головные боли, и порой она чувствовала себя так плохо, что не могла подняться с постели.

Наконец в начале марта, когда на деревьях набухли почки, сэр Роберт вновь призвал Элизабет и ее прислугу в большой зал.

— Бывший адмирал, — объявил он, — признан виновным в измене и лишен парламентом всего имущества.

Элизабет неподвижно сидела в кресле, глубоко дыша и пытаясь унять сердцебиение. Она знала, что лишение имущества предшествует казни и адмирал умрет с той же очевидностью, как день сменяется ночью. Тому, кто впервые затронул ее чувства, забавлялся с ней, целовал ее и, пусть ненадолго, вступил с ней в самую близкую из всех возможных связей, предстояло в скором времени кормить червей. Ей хотелось плакать, но все взгляды были устремлены на нее, и она не могла выдать ни единым жестом, что это известие хоть сколько-то ее тронуло. Впрочем, она сомневалась, что сумела бы плакать; она не испытывала ничего, кроме чудовищного потрясения и жалости… причем все больше к себе. Какой же она была глупой!

Все начали расходиться, и леди Тирвит, как всегда, остановилась позади убитой горем Элизабет.

— Что ж, этого следовало ожидать, — заметила леди Тирвит, когда они вернулись в классную комнату. — Он получил то, что заслужил.

— Кто знает — если бы его способности признали и нашли им применение, ему, возможно, и не пришлось бы идти на измену, чтобы добиться своего, — возразила Элизабет. — Несправедливо, когда в руках одного брата вся власть, а у другого нет ничего.

— Каждому свое, — заявила леди Тирвит. — Он всегда был негодяем. Особенно по отношению к своей бедной жене. — В голосе ее прозвучал неприкрытый яд.

— Ко мне он всегда был добр, — молвила Элизабет, думая, с чего ей вдруг захотелось защитить адмирала. Или она оправдывала себя?

— Да уж, нам всем об этом хорошо известно! — усмехнулась гувернантка.

— Вы прекрасно знаете, что я имела в виду, — упрекнула ее Элизабет.

— Вы ничем не можете его оправдать, — пренебрежительно бросила леди Тирвит.

И это была правда, нехотя признала Элизабет.

В ту ночь она не могла заснуть, ворочаясь в постели, мучимая тревожными мыслями. Больше всего она боялась за Кэт — ведь если адмирала признали виновным в измене, не осудят ли и ее как сообщницу? И что с ней будет? Она не относилась к числу высокопоставленных особ, так что обезглавливание могли счесть для нее казнью не по чину. Оставалось сожжение — судьба изменниц. При мысли об этом Элизабет взвыла, уткнувшись лицом в подушку, чтобы никто услышал.

В конце концов она задремала, но ей приснился кошмар. Перед ней из врат преисподней выплывали корчившиеся в агонии тела, их лизали языки пламени. Тел было три, с отрезанными головами, повисшими над окровавленными шеями. Два тела были женскими, и, к своему ужасу, Элизабет признала Екатерину Говард, чье красивое лицо побагровело от невыносимого жара; на другую она взглянуть не осмелилась, но знала, что это ее мать. А третьим был сам адмирал, который что-то беззвучно шептал ей одними губами, простирая обугленные руки…

Проснувшись с криком, она судорожно заткнула рот простыней. Возвращение к реальности оказалось не лучше сновидения. Она прислушалась, но было тихо, лишь из соседней комнаты доносился храп леди Тирвит. Элизабет слегка успокоилась — та ее не услышала. А потом она разрыдалась, оплакивая адмирала, который любил ее плотской любовью, разжигая в ней пламя поцелуями; маленькую королеву Екатерину, согрешившую и нарушившую супружескую клятву, и свою мать, чьей любви ее жестоко лишили и которую обвинили в самых отвратительных преступлениях.

Их всех приговорили к смерти за то, что те предавались запретной любви, наслаждаясь самой сладостной из всех радостей существования. Они полны были жизни и страсти, но всем им пришлось узнать, что между теплой смятой постелью и холодным лезвием топора, а после — могилой пролегает ничтожный миг. Элизабет подозревала, что впредь не поддастся желанию, опасаясь возможных роковых последствий, и никогда не отдастся мужчине, помня о судьбе этих троих.

— Сударыня, у меня для вас новости, — сказал сэр Роберт несколько дней спустя. — Эстли и Перри освободили из Тауэра.

— Какая радость! — воскликнула Элизабет. Во тьме, объявшей ее, сверкнул луч света. — Когда я смогу их увидеть? Они вернутся сюда?

Сэр Роберт замялся:

— Боюсь, что нет, сударыня. Совет этого не позволит.

— Я напишу регенту, — решительно заявила Элизабет.

— Это ничего вам не даст, — предупредил он.

— Посмотрим.

Увидев в окно всадника, она понадеялась, что тот привез ответ от герцога Сомерсета. Но когда в комнату вошел сэр Роберт и она увидела его мрачное лицо, стало ясно, что он доставил известия куда серьезнее.

Сообщая новость Элизабет, Тирвит не сводил с нее взгляда. Леди Тирвит и мастер Эшем стояли рядом, наблюдая за ней не менее пристально.

— Сударыня, считаю своим тяжким долгом сообщить, что вчера адмирал умер на Тауэр-хилл.

Наступила короткая тишина.

— Да упокоит Господь его душу, — просто сказала Элизабет, ни словом, ни жестом не выдавая чувств.

— Надеюсь, он не слишком страдал, — тихо проговорил мастер Эшем.

— По словам епископа Латимера, его смерть была ужасной. Господь от него отвернулся.

Элизабет догадывалась, что Тирвит сказал это умышленно в надежде, что она выдаст себя неосторожным словом.

— Он что-нибудь говорил про леди Элизабет? — осведомилась леди Тирвит.

Они заранее обо всем сговорились, подумала та.

— Он написал последнюю записку, нацарапав ее кончиком шнурка на ботинке, но ее сочли изменнической и уничтожили, — ответил муж. — Глупо так поступать, когда собираешься предстать перед Божьим судом. — Он покачал головой. — Господь ему судья, но он, несомненно, был безнравственным человеком, и хорошо, что королевство от него избавилось.

Повернувшись к ним спиной, Элизабет посмотрела в окно на заснеженный сад.

— Ему хватало ума, но недоставало здравомыслия, — спокойно сказала она, зная, что они ловят каждое ее слово.

Больше она не собиралась говорить ничего, невзирая на боль и смятение. Вся эта печальная и опасная история научила ее одному: в будущем следует держать язык за зубами и не выдавать своих истинных чувств. Тяжелый урок для девушки, которой едва исполнилось пятнадцать.