1

Туман окутывал Вайретскую Башню Высшего Волшебства, мокнущую под затяжным мелким дождём, капельки воды мерцали, отражаясь в оконных стёклах. Светало. Дождь барабанил по толстым каменным карнизам и стекал дальше, по чёрным обсидиановым стенам Башни, разливаясь лужами на внутреннем дворе. Посреди него стояли, готовые немедленно отправиться в путь, ослица и две лошади, навьюченные седельными сумками и походными одеялами.

Ослица стояла, грустно понурив голову с поникшими ушами. Она была избалованным животным, больше всего любящим хороший овёс, чистое стойло и неспешную рысцу по солнечной дороге. Дженни понятия не имела, по каким причинам её хозяину пришло в голову путешествовать именно в этот дождливый день, но отчаянно сопротивлялась всем попыткам вывести её из стойла. Здоровяку, который попытался это сделать первым, теперь долго ещё придётся лечить укушенное бедро.

Возможно, ослице так бы и удалось остаться в тёплом уюте стойла, но она пала жертвой уловки, подлого обмана со стороны огромного человека. Внезапно до её ноздрей донёсся тонкий аромат морковки, чарующий запах яблок, и, не в силах побороть искушение, Дженни двинулась к ним… И вот теперь она мокнет под дождём, несчастная и обманутая, но полная желания отомстить большому человеку, заставить всех людей страдать так же.

Пар-Салиан, глава Конклава Магов и хозяин Вайретской Башни, внимательно разглядывал ослицу из окна с высоты своей комнаты в Северной Башне. Он видел, как раздражённо дёргаются у Дженни уши, когда Карамон Маджере стегает её по задней ноге, одновременно изо всех сил стараясь надёжно прикрепить груз к седлу животного. Опасный знак. Но Карамон, уже пострадавший сегодня от коварной ослицы, был начеку. Сразу заприметив тревожное подёргивание ушей, он мгновенно понял, что сейчас произойдёт. Дёрнувшись в сторону, Карамон сумел увернуться от копыта Дженни. Миролюбиво похлопав её по шее, силач достал из кармана очередное яблоко и предложил ей в знак примирения, но та лишь ещё ниже опустила голову, не приняв подарка. На взгляд Пар-Салиана, а он разбирался в повадках ослов, хотя не многие этому верили, злобная тварь на данный момент рассматривала новую возможность сопротивления, а именно начать кататься по земле.

Блаженно не догадываясь, что вся его с таким трудом навьюченная поклажа находится на волоске от того, чтоб быть сброшенной и раскатанной в блин среди глубоких луж двора, Карамон повернулся и начал проверять упряжь лошадей. В отличие от ослицы кони, наоборот, были рады вырваться на свободу из заключения и скуки конюшни, мечтая размять затёкшие мускулы лёгкой рысью, проскакать по новым дорогам, вдыхая встречный ветер. Они нетерпеливо поигрывали мускулами, выдыхали пар и громко отфыркивались под дождём, гарцуя на каменных плитах. То одна, то другая лошадь поднимала голову и жадно поглядывала на открытые ворота Башни и дорогу, убегающую за ними.

Пар-Салиан тоже посматривал на расстилавшуюся перед ним дорогу. Он смотрел на неё и видел многие вещи так ясно, как никто на Кринне, наверное, не мог. Видел на ней много испытаний и много мук, видел великую опасность. Но видел и надежду, хотя её отблеск был слаб и не ровно дрожал во тьме, как свет, отброшенный кристаллом с верхушки посоха совсем юного мага. Пар-Салиан купил эту надежду, купил, не торгуясь, за ужасную цену, но в настоящий момент она была единственным, что можно противопоставить надвигающимся опасностям. «Несмотря ни на что, я должен верить, — подумал маг. — Верить в Богов, верить в себя, а главное, верить в того избранного, который теперь станет моей надеждой, моим боевым мечом…»

А его «боевой меч» в это время стоял во дворе с несчастным видом, судорожно кашляя и дрожа под дождём. Замерзая, он уже некоторое время наблюдал, как прихрамывающий на укушенную ногу брат крутится возле лошадей, готовя их к отправлению. И если сравнивать его е братом, то, скорее всего, он будет походить на дешёвый клинок, незакаленный и ломкий, такой, который сломается при первом же ударе.

Но Пар-Салиан знал гораздо больше об этом «клинке», гораздо больше, чем, возможно, знал сам «клинок». Пар-Салиану было ведомо, что железо, из которого выкована душа молодого мага, закалено страшнейшим огнём и отпущено в крови. Молот судьбы придал ему форму и охладил его в слезах мага, создав самую прекрасную сталь из доселе созданных, крепкую и острую. Пар-Салиан сотворил изумительное оружие, но, как и любое оружие, оно могло быть применено не только для добра, но и для зла. Им можно было защищать слабых и невинных, а можно было убивать их. Маг не знал, в какую сторону повернётся смертоносное острие, и очень сомневался, что сам меч знает это.

Тем временем юный маг, теперь уже носивший красную мантию, хотя без украшений и из простой домотканой материи, поскольку у него просто не было денег, чтоб купить что-нибудь лучше, наконец, нашёл себе хоть какое-то укрытие от проливного дождя. Он забился под огромный розовый куст, росший у стен Башни; его тонкие плечи сотрясались, когда он надрывно кашлял в носовой платок. И каждый раз, едва раздавался кашель, огромный и могучий брат юного мага прекращал свою работу, с тревогой следя за своим хилым братом-близнецом. Пар-Салиан видел, как юноша в такие моменты раздражённо напрягается, и без труда читал по его губам краткие приказы брату оставить его в покое и продолжать заниматься своим делом. Казалось, голос юного мага звучит прямо у него в ушах.

Другой человек суетливо выбежал во двор, успев появиться как раз во время, чтобы помешать коварной ослице привести свой план в исполнение и сбросить груз. Хорошо и опрятно одетый, чуть щеголеватый мужчина средних лет, закутанный в длинный серый плащ, но только для того, чтобы уберечь белые одежды мага от дорожной грязи.

Антимодес был последним, долгожданным спутником. Окружавшая его весёлая и беззаботная аура, казалось, могла без следа рассеять дождливый сумрак дня. Он сразу же упрекнул упрямую ослицу за её поведение, при этом непрерывно гладя её уши и лаская холку, и тут же острым глазом заметил слабое место в узлах поклажи Карамона, о чём немедленно и сообщил большему из близнецов, подкрепляя свои слова быстрой жестикуляцией.

Пар-Салиан не мог слышать того, что архимаг говорит Карамону, но улыбнулся от одного вида этой сценки. Антимодес был старым другом, наставником и кредитором юного мага. Он поднял голову и стал пристально всматриваться в Северную Башню, туда, откуда с высоты за ними наблюдал Пар-Салиан. И хотя Антимодес, конечно, не мог заметить главу Конклава в его комнате, но, прекрасно зная его характер, был уверен, что маг сейчас наблюдает за ними. И потому он хмурился и делал сердитое лицо, изо всех сил стараясь показать Пар-Салиану, как недоволен и раздражён. Дождь и туман были, без сомнения, делом рук главы Конклава. Пар-Салиан, конечно, контролировал погоду вокруг Башни Высшего Волшебства и мог бы устроить своим гостям путешествие под весёлым весенним солнышком, а особенно постараться — для своего избранного.

Но, по правде говоря, Антимодес не так уж и беспокоился насчёт сырости и ненастья. Это была всего лишь его хитрая отговорка перед самим собой. Реальной же причиной ярости Антимодеса были те пути, которыми Пар-Салиан заставил проходить молодого мага Испытание в Башне Высшего Волшебства. Антимодес был настолько взбешён этим, что, казалось, тень грозовых туч закрыла безоблачное небо их старой дружбы с Пар-Салианом.

Дождём, беспрерывно идущим над Башней, маг словно говорил ему: «Я понимаю твоё беспокойство, друг мой, но мы не можем прожить все дни нашей жизни под чистым небом и ласковым солнцем. Розовый куст, чтобы вырасти, нуждается в дожде так же, как и в солнце. И весь этот мрак, и тоскливый сумрак, друг мой, ничто, слышишь, ничто по сравнению с той тьмой, что приближается к нам!»

Антимодес даже затряс головой, словно ворчливые слова старого архимага звучали в его сознании. Практичный и прагматичный человек, Антимодес не оценил символической красоты сравнений Пар-Салиана, зато всерьёз обиделся на него за то, что вынужден начинать свой путь промокшим до костей, в ужасную погоду.

Молодой маг внимательно наблюдал за гримасами Антимодеса из своего укрытия. И когда тот, наконец, отвернулся к своему животному, снова начав успокаивать сердитую ослицу, Рейстлин Маджере поднял взгляд и в свою очередь пристально воззрился на верхушку Северной Башни, в то самое окно, где скрывался Пар-Салиан. Архимаг вздрогнул, ощутив этот взгляд золотых глаз на себе. Глаз, чьи зрачки в форме песочных часов укололи его плоть, словно острый меч, пронзающий тело, — золотых глаз, с их проклятым видением, непроницаемых и не дающих ни одного шанса прочесть, что же скрывается в их глубине.

Рейстлин до сих пор полностью не понимал, что же с ним случилось. Пар-Салиан страшился того дня, когда юноша прибудет к нему, поняв все, но это была известная часть цены, уплаченной главой Конклава.

Был ли сейчас молодой маг ожесточён и обижен? Пар-Салиан ломал над этим голову. Тело Рейстлина измождено, здоровье навсегда подорвано, с этого дня он почти калека, быстро утомляющийся, с трудом переносящий боль, отныне во всём полагающийся на своего брата… Его ярость и злость были бы понятны, предсказуемы… Или Рейстлин смирился? Поверил ли молодой маг в то, что та прекрасная разящая сталь, в которую он превратился, стоила затраченных ужасных усилий? Вероятно, нет. Он ещё не осознал до конца границы своей силы. У него должно быть время выучиться, самому услышать зов Богов. И сейчас он готов к тому, чтобы получить свой первый урок.

Все архимаги Конклава или участвовали в Испытании Рейстлина, или уже знали от коллег о том, что произошло во время него. И ни один из них никогда не сделал бы Рейстлина своим учеником.

«Его душа уже ему не принадлежит, — сказала тогда Ладонна Чёрная Мантия. — И кто знает, когда её настоящий владелец прибудет, чтоб забрать свою собственность».

Рейстлин нуждался не только в уроках магии, ему нужно было ещё познать и обыкновенную жизнь. Пар-Салиан долго изучал кандидатуры возможных будущих учителей, но скоро понял, что ему необходим не просто наставник, который сможет успешно преподать Рейстлину курс нужных знаний, но и верный, преданный человек, в котором архимаг будет полностью уверен. И он нашёл такого человека, хотя тот, доведись ему услышать такое в свой адрес, был бы крайне удивлён.

Антимодес, действуя согласно полученной от Пар-Салиана инструкции, как-то поинтересовался у братьев, не хотят ли они с приходом весны отправиться на восток, где смогли бы присоединиться к армии наёмников барона Айвора Лэнгтри. Такое соседство для начала идеально подошло бы молодому магу, а главное, его брату-воину в оттачивании тех навыков, которые им, безусловно, помогут в будущем заработать свой хлеб с маслом.

Карамон должен стать великим воином, Пар-Салиан не сомневался, что это очень пригодится впоследствии обоим братьям.

Спешно отправляться в путь не было никакой необходимости. На дворе стояла ранняя осень, а в это время года воины начинают мечтать о том, что скоро зачехлят своё оружие и начнут подыскивать себе комфортабельное и уютное местечко на зиму, где они смогут проводить долгие зимние вечера, сидя у тёплого огня и хвастая друг перед другом рассказами о собственной доблести.

Лето было сезоном войны, а весна всего лишь подготовкой к ней. Молодой маг должен был успеть выздороветь за зиму. Хотя, конечно, полностью исцелиться он и не смог бы, но мог приучить себя преодолевать сложившиеся для него новые условия. Кроме того, полученная официальная работа позволила бы Рейстлину больше не заниматься шутовством с магией на местных ярмарках, чем он частенько промышлял раньше, вызывая шок у членов Конклава. Такое могло быть позволено фокусникам или неумелым шарлатанам, вовсю рекламирующим себя перед публикой, но непозволительно тому, в чьей судьбе принимает живое участие Конклав Магов. Пар-Салиан имел ещё одну вескую причину отправить Рейстлина под крылышко к барону. Там молодой маг, при известной доле везения, никогда не будет узнан.

Антимодес из кожи вон лез, стараясь понять эти причины. Его старый друг Пар-Салиан никогда ничего не делал просто так. Все его действия были просчитаны на много ходов вперёд и всегда сходились на какой-то одной, известной лишь ему, цели. Антимодес был человеком, обожавшим всевозможные тайны с той страстью, с какой лишь скупец спускается по ночам к своему заветному сундуку, чтобы ласкать накопленное золото и чахнуть над ним. Но как он ни старался, с плотно сжатых губ Пар-Салиана не сорвалось ни намёка, а сам он с невероятной ловкостью обходил все расставленные Антимодесом ловушки.

Маленький отряд, наконец, был готов отправиться в путь. Антимодес взгромоздился на свою ослицу, Рейстлин забрался в седло лишь с помощью брата, которую он принял нарочито грубо, с исказившимся от боли лицом, а Карамон с образцовым терпением и кротостью убедился, что Рейстлин сидит в седле удобно и надёжно, и лишь после этого лёгким прыжком бросил себя в седло огромного коня.

Антимодес тронулся с места первым, заняв место лидера; отряд из трёх человек направился к воротам Башни.

Карамон ехал, низко опустив голову, защищая лицо от режущих потоков дождя. Антимодес уезжал, оставляя позади себя яркий свет, льющийся из окон Северной Башни, — этот свет, как ничто другое в мире, сейчас являлся мишенью его раздражения и злости. Рейстлин в последний момент остановил лошадь и, повернувшись в седле, бросил пристальный взгляд на Башню Высшего Волшебства. Пар-Салиан мог с уверенностью сказать, о чём юноша сейчас думает, — он сам думал точно так же, покидая это место в юности: «…как изменилась моя жизнь всего за несколько коротких дней! Я приехал сюда сильным и уверенным, а уезжаю больным и разбитым. Моё тело слабо, а зрение изменилось и проклято. Да, я покидаю Башню победителем, я уезжаю и увожу с собой магию. Но чтобы обрести её, я был вынужден продать свою душу…»

— Да, — произнёс Пар-Салиан спокойно, наблюдая, как трое всадников въехали в магический Вайретский Лес, скрывшись от взглядов простых смертных. Но его магическое зрение видело их сквозь толщу деревьев гораздо дальше. — Да, ты смог. Ты сделал это. Но всё же не знаешь, что ты сделал.

Дождь зашумел сильнее, набирая силу. Пар-Салиан заулыбался: «Антимодес сейчас, наверное, проклинает меня от всего сердца… Они получат своё солнце, когда пересекут Лес и выберутся наружу. Жаркие лучи быстро высушат их одежду, так что им не придётся долго скакать промокшими. Антимодес богатый человек и любит путешествовать с комфортом. Он проследит за тем, чтобы близнецы останавливались в хороших гостиницах, и найдёт способ заплатить за них, не оскорбив. Пусть в кошельках у близнецов всего лишь жалкие гроши, но их совместной гордости хватит, чтобы заполнить всю королевскую сокровищницу Палантаса».

Пар-Салиан отвернулся и отошёл от окна; он и так простоял тут слишком долго, всматриваясь в завесу дождя, а дела не ждут. Архимаг наложил на дверь сильное запирающее заклятие, способное удержать даже самых искусных магов, особенно таких, как Ладонна Чёрная Мантия. Насколько было ему известно, Ладонна не навещала его Башню уже очень давно, но она получала огромное удовольствие, появляясь неожиданно и всегда в самый неподходящий момент, а ему очень не хотелось бы, чтоб она застала его за столь специфическими занятиями.

Да что она! Пар-Салиан не мог позволить никому из магов, живущих в Башне или часто посещающих её, узнать даже малую толику того, что ему известно. Ещё не пришло время для этого — слишком ничтожны его знания. Пар-Салиану нужно было узнать ещё больше, тщательно проверяя ту информацию, которую по крохам собирают его лазутчики.

Уверенный, что теперь никто, разве что кроме Солинари, Бога-покровителя белой магии, не сможет открыть надёжно запечатанную дверь, архимаг Пар-Салиан уселся за своё рабочее место. На резной стол гномской работы, подаренный ему одним из танов Торбардина за оказанные услуги, он выложил фолиант. Книга была очень и очень стара, про неё позабыли даже древние источники, а сам Пар-Салиан нашёл её только по странным ссылкам и прозрачным намёкам в других манускриптах. Он до конца не верил, что книга существует на самом деле, но бесконечно долго, час за часом, методически перерывал библиотеку, занимавшую нижние этажи Башни Высшего Волшебства, — хранилище справочников и магических книг, тайных свитков и рецептов. Она была настолько обширна, что каталог для неё создавался и существовал только в одном месте — в голове самого Пар-Салиана. Там было место и для всех опасных текстов, среди которых были смертельно опасные, чьё существование должно быть тайной, известные только главам трёх Лож или доступные только хозяину Башни. Хранились в «каталоге» Пар-Салиана и тексты, не известные никому. Фолиант, сейчас лежащий перед архимагом, был лучшим тому доказательством. Он нашёл книгу в углу старого хранилища, по ошибке засунутую в футляр, на котором было выведено: «Детские игры».

Судя по другим артефактам, найденным здесь же, футляр попал в Вайретскую Башню не иначе как из Палантасской Башни Высшего Волшебства и должен был датироваться временами самого Хумы. Коробка была, несомненно, упакована в страшной спешке, когда маги, подавившись собственной гордостью, покидали Башню, не рискнув объявить войну всем людям Ансалона. Эту коробку схватил кто-то из случайных магов, и она окончательно потерялась в бурном хаосе Катаклизма.

Пар-Салиан аккуратно счистил с древней обложки книги — единственной книги, найденной в той потерянной коробке, — паутину и мышиные следы, которые частично стёрли и уничтожили когда-то рельефное название. Название, отдававшееся упругими толчками в кончиках его пальцев. Название, гудящим звоном пронизывающее все его тело. Архимаг мягко открыл кожаную обложку.

 

2

Деревья Вайретского Леса, своенравные магические стражи Башни Высшего Волшебства, выстроились ровными рядами, как солдаты на параде, замерев в строгом молчании. Верхушки безупречно стройных стволов упирались в лохматые низкие облака.

— Почётный караул, — сказал Рейстлин, глядя на них.

— Да, для наших похорон, — пробормотал в ответ Карамон.

Он не любил лес, особенно этот, который был ненастоящим лесом, лесом-бродягой, нигде больше не встречавшимся, лесом, которого не было утром, но который мог объявиться под вечер и окружить тебя со всех сторон, смертельно опасным для тех, кто вступил в него незваным. Силач вздохнул с явным облегчением, когда они, наконец, покинули его своды, а может, это Лес решил покинуть их и не преследовать.

Но как бы там ни было, Лес, исчезнув, прихватил с собой и облака с дождём. Карамон стянул шляпу и с наслаждением подставил лицо жарким лучам солнца.

— Я чувствую себя так, словно не видел солнца целые месяцы, — сказал он, с мрачным видом оглядываясь на оставшуюся позади стену Вайретского Леса, который теперь выглядел как непроницаемая стена чёрных стволов, окутанных белым туманом. — Как хорошо оказаться подальше от этого места. Я ни за что не хочу возвращаться сюда, по крайней мере, пока жив.

— Нет никакой причины возвращаться, Карамон, — произнёс Рейстлин. — Поверь мне, обратно тебя никто не позовёт. Впрочем, как и меня, — прибавил он вполголоса.

— Ну, тогда ладно, — гулко пробасил Карамон. — Я, правда, не знаю, почему ты хочешь вернуться. После всего, что произошло… — Глянул на брата, заметил мрачное выражение его лица, глаза, которые тускло полыхали в сумраке, и заколебался: — После всего… ну всего того, что они сделали тебе… — Карамон потихоньку приходил в себя, оттаивая под ярким солнцем и тёплыми порывами ветерка. Как только он выбрался из-под тени мрачных, насторожённых деревьев магического Леса, он сразу ощутил прежнюю храбрость и силу. — Это все неправильно, Рейст! — наконец сказал он. — Маги сделали с тобой какую-то ужасную вещь, и теперь я смело могу сказать об этом, не боясь, что меня превратят в жука или кто-то пороется в моих мыслях. — Он быстро посмотрел на скачущего рядом Антимодеса, чей белый плащ развевался сейчас по ветру. — Я не хочу сказать ничего обидного… Ты очень много сделал для моего брата и всегда заботился о нас. Но ты ведь мог попросить остальных своих друзей магов, там, в Башне, не мучить Рейстлина. Он же чуть не умер от ваших испытаний. А ты не сделал ничего, даже пальцем не пошевелил!

— Прекрати, Карамон, хватит! — раздражённо проговорил Рейстлин, испытывая неловкость за прямолинейные слова брата. Он с тревогой посмотрел на Антимодеса, но того, казалось, речь Карамона нисколько не задела. Архимаг с улыбкой слушал и даже слегка кивал, словно соглашаясь с ним.

«Сколько можно Карамону вести себя как клоуну!» — раздражённо подумал Рейстлин.

— Ты забылся, брат! Немедленно извинись перед Антимодесом! — рявкнул юноша, но тут же ощутил, как у него перехватило дыхание. Поводья выпали из рук, и он судорожно ухватился за седло, боясь, что от слабости просто свалится с лошади. Свесившись с седла, Рейстлин попытался откашляться — лёгкие горели огнём, словно он снова был тяжело болен, как много лет назад. Юный маг кашлял и кашлял, но воздух упорно не хотел идти в лёгкие, перед глазами заплясало синее пламя. «Это конец! — пронеслась у него в мозгу ужасная мысль. — Я не переживу этого!» Спазм, сжимающий грудь, ослаб внезапно; робкая струйка воздуха просочилась внутрь. Рейстлин вздохнул раз, другой, и мутная пелена начала спадать с его глаз.

Он с трудом выпрямился, нащупал носовой платок и быстро вытер следы крови и желчи с губ, затем тщательно его свернул и сунул обратно в шёлковый пояс, который носил поверх красной мантии, — так быстро, чтоб Карамон ничего не заметил.

Тот как раз спрыгнул со своей лошади и бежал к брату, вытянув руки, чтоб подхватить его, если Рейстлин всё-таки свалится с седла. Юный маг был сердит на Карамона, но сильнее других чувств сейчас оказался приступ мгновенной жалости и злобы на самого себя, такой, что хотелось зареветь во весь голос. «Почему они это сделали со мной? Почему я?» — стучало у него в голове.

Рейстлин бросил на своего близнеца уничтожающий взгляд.

— Я ещё вполне могу сидеть на лошади без посторонней помощи, милый братец! — язвительно бросил он. — Давай извинись перед архимагом, и мы можем двигаться дальше. Но только надень свою шляпу обратно, ты её слишком опрометчиво снял, вот солнце и зажарило те немногие мозги, что у тебя остались…

— Не надо, Карамон, ты меня не обидел, — мягко сказал Антимодес, хотя взгляд его, брошенный на Рейстлина, был весьма мрачным. — Ты воин, и в тебе говорило твоё отважное сердце, вреда от этого нет. Очень хорошо, что ты с заботой относишься к своему брату, я бы даже сказал — в высшей степени похвально.

«Не правда ли, учитель Антимодес? И эти слова — сплошной упрёк мне, — подумал Рейстлин. — Ты ведь все знаешь, не правда ли, учитель Антимодес? Они же позволили тебе наблюдать! Наблюдать, как я убиваю своего брата-близнеца — или что-то, что было иллюзией, как две капли воды похожей на Карамона, — на Испытании. Для меня это неважно, так же как и для тебя. Оба мы теперь знаем, на что я готов пойти и что могу совершить… Теперь я ужасаю тебя, ведь ты не знаешь, как можно меня сейчас использовать. Я уже не юный талантливый ученик, которого можно с гордостью демонстрировать своим собратьям. Ты восхищаешься мной неохотно, как балаганным уродом, скорее жалеешь, но больше не считаешь меня своим учеником…»

Больше никто из них не проронил ни слова. Карамон молча вскочил на коня, и все трое медленно тронулись в путь. С каждой пройденной милей Рейстлину становилось всё хуже, а когда они проехали их уже добрый десяток, последние силы покинули юношу. Едва впереди показалась какая-то деревня, он слабым голосом сказал, что ехать больше не в состоянии. Одни Боги знают, сколько сил понадобилось Рейстлину, чтоб проехать этот десяток миль, но, когда они остановились у гостиницы, он уже не возражал, чтоб Карамон осторожно снял его с седла и отнёс внутрь.

Антимодес сразу засуетился, заказывая лучшую комнату из имеющихся. Не обращая ни малейшего внимания на бормотание Карамона о том, что им прекрасно подойдёт самая простая и скромная комнатка, архимаг вихрем пронёсся по гостинице, отдавая различные приказания, но, не забыв первым делом заказать куриный бульон для изнемогающего Рейстлина.

Карамон надёжно уселся у кровати брата, не спуская с него внимательных глаз, готовый в любой момент исполнить любое его желание. Это так взбесило Рейстлина, что через некоторое время он слабым голосом попросил брата убраться вниз и дать ему спокойно отдохнуть.

Он действительно мечтал забыться в спасительном сне, но тот упрямо не шёл. Мозг Рейстлина был активен и быстр, только немощное тело упрямо подводило его. С лёгкой завистью юноша подумал, что Карамон сейчас внизу и наверняка флиртует с каждой служанкой и пьёт слишком много эля. Антимодес, конечно, тоже там, собирает информацию, вынюхивает всё, что можно узнать. То, что архимаг Ложи Белых Мантий является негласным информатором Пар-Салиана, ни для кого в Вайретской Башне не было секретом. Впрочем, это особо и не скрывалось.

Один из сильнейших магов, способный перемещаться по Ансалону произнеся лишь пару слов, Антимодес находил особенное удовольствие в путешествиях обычным способом, трясясь по пыльным дорогам на спине своей верной ослицы, останавливаясь в маленьких гостиницах и сплетничая с хозяевами. Но, даже опрокидывая неизвестно какую по счёту кружку эля, архимаг никогда не терял бдительности, зорко следя за всеми проезжающими, не прекращая делать нужных выводов.

Рейстлин с трудом поднялся с постели и, проковыляв по комнате, упал в кресло, стоящее возле маленького столика у окна. За окном расстилалось яркое золото пшеничного поля, обрамлённое зеленью деревьев и залитое сверху безбрежной синевой солнечного неба. Но его глаза, проклятые песочные часы вечности, полученные как урок от опасной и коварной отступницы Раэланы, видели за окном лишь пожухлую траву и жёсткие, скрученные стебли, полузанесенные снегом. Листья деревьев, пожелтевшие и чёрные, срывались с веток и уносились холодным зимним ветром.

Юноша опустил глаза, не в силах выносить подобного мрачного зрелища. «В конце концов, я не так часто бываю один, и это время можно потратить с куда большей пользой, — подумал он и взял со столика небольшую книгу, в которой упоминалось о драгоценном посохе Магиуса, мощного артефакта, подаренного ему Пар-Салианом. Это ещё сильнее расстроило Рейстлина. — Подаренного… Только зачем? Как возмещение за пережитые мучения?»

Юный маг очень хорошо знал ответ. Любой, кто проходит Испытание, делает свой выбор, который необратимо меняет его. Всех кандидатов ставят об этом в известность. Он как раз хотел напомнить об этом Карамону, прежде чем приступ удушья скрутил его так, как хорошая хозяйка крутит, выжимая, бельё. Те маги, которые погибли при Испытании до него, не оставили после себя ничего, а их семьи получили в качестве компенсации за них лишь аккуратные корзинки, в которых была их нехитрая одежонка да приложенное сочувствующее письмо от главы Конклава. А Рейстлин стал одним из тех счастливчиков, кто выиграл в Испытании жизнь, хоть и потерял здоровье. А выжил он, только полагаясь во всём на своё здравомыслие, хотя иногда даже ему он полностью не доверял, — и смог ухватить посох, недостижимый для многих…

Пока они приходили в себя в Башне, усердный Карамон за пару дней сумел смастерить удобное дополнение к упряжи, с помощью которого можно было крепить артефакт к седлу, ведь даже в пути посох всегда должен был находиться рядом с рукой брата. Гладкое дерево древка отзывалось мягкими уколами магии в пальцах Рейстлина: стоило магу дотронуться до посоха, как мягкая сила бодрила его, унося телесную боль, проясняя сознание, исцеляя душу.

Рейстлин хотел углубиться в чтение, но мысли его поневоле, раз за разом возвращались к болезни, разрывающей тело. Он с детства не был особенно здоров или силён физически, не то, что его могучий братец. Судьба сыграла с ним злую шутку, дав брату красивую внешность и силу, подкреплённую волей к победе, а ему оставила слабое здоровье, природную хитрость и быстрый ум, всегда сомневающийся во всех и каждом. Но взамен Судьба или Боги подарили Рейстлину огромную магическую силу. Сейчас она тихонько сочилась из посоха внутрь мага, наполняя тело и душу теплом и уютом, и в этот миг он уже совсем не завидовал Карамону со всем его элем и девушками.

Но знать бы, что у него за болезнь, огнём сжигающая тело, постоянное жжение в лёгких, словно они забиты слоями пыли, кровь на носовом платке… Болезнь не сможет полностью убить его — так, кажется, заявлял Пар-Салиан. Не то чтобы Рейстлин не верил ему: Пар-Салиан говорил, что маги Ложи Белых Мантий не способны лгать. Но и всю правду говорить они тоже не были обязаны. Глава Конклава слишком расплывчато и запутанно объяснял ему, какая ошибка произошла во время Испытания, и почему он оказался в итоге в таком плачевном состоянии.

Рейстлин помнил Испытание так ясно, как будто оно было вчера, по крайней мере, большую его часть. Испытание создано для того, чтобы кандидат смог заглянуть в свою душу, поняв, кто он такой на самом деле. Оно же определяло цвет мантии будущего мага, как знак расположения одного из Богов-покровителей. Проходящий Испытание должен был окончательно доказать свою преданность и веру в один из трёх путей магии — или умереть.

Рейстлин уходил на Испытание, горя желанием заслужить белые одежды, к чести и славе его учителя Антимодеса, а вышел из него весь в красном, выбрав своей покровительницей Богиню Лунитари, Хозяйку Нейтралитета. Он навсегда отказался от Света, но и не вступил на путь Тьмы. Рейстлин выбрал свою тропинку в извилистом пути будущего, над которым никто не властен…

Когда юноша вспоминал свой бой с тёмным эльфом в разгар Испытания, его начинал колотить озноб, словно альф, ловкий как змея, снова и снова вонзает в его плоть тонкий отравленный кинжал. Он помнил мучительную боль после удара и то, как стремительно убывала его сила. Помнил, как упал в объятия смерти и медленно поплыл ей навстречу, помнил, что в какой-то момент ему уже стало всё равно, он ждал забвения с удовольствием, ведь теперь все завершится навсегда.

И тут неожиданно на Испытании появился Карамон и спас его. Спас Рейстлина, своего брата-близнеца, но не мечом или копьём, а его, Рейстлина, магической силой! Удар был слишком велик — исполненный ревнивой ярости, Рейстлин вырвался из погребальных объятий и уничтожил своего брата… Ну, или то, что, должно быть, было его иллюзией. Главное, что настоящий Карамон все прекрасно видел. Пар-Салиан разрешил ему наблюдать за Испытанием, за его последней частью. И теперь брат знает, какая густая тьма клубится и извивается в его душе.

Карамон должен был возненавидеть Рейстлина за то, что он, любимый брат, с ним сотворил. Насколько легче было бы Рейстлину, если бы близнец ненавидел его, — жалость брата была во сто крат горше, чем самая лютая ненависть. «Я сделал то, что хотел…» — горько бросил он тогда Карамону. Но Карамон не смог ненавидеть! В ответ он только пробурчал себе под нос что-то вроде «я понимаю» — и все.

Рейстлин снова и снова возвращался к Испытанию, и всё же одна его часть никак не хотела всплывать в памяти. В ней всё было расплывчато и размыто, словно он находился глубоко под водой. Маг помнил, что оборачивался назад и видел каких-то людей, но лица их были неясны, словно холст с картиной залили чернилами и грязью. Будто специально кто-то замазал их в его памяти, превратив в безликие фигурки…

И самое главное, он мог бы поклясться, что ощущал за собой незримое присутствие кого-то ещё. Этот неизвестный крался за ним, всегда оставаясь за спиной, но Рейстлин почти чувствовал прикосновение незримой руки к плечу, и шею холодило чьё-то ледяное дыхание. Ему казалось, что стоит только быстро обернуться, и он сможет увидеть этого невидимого попутчика. Но сколько он ни дёргался, как бы быстро ни поворачивался, единственным, что удавалось увидеть, была пустота. Рейстлин несколько раз ловил себя на том, что и в реальной жизни старается иногда обернуться, стремясь поймать призрака… И только Карамон стоял за ним, глядя на брата грустными и внимательными глазами.

Рейстлин вздохнул и постарался отогнать от себя мысли, которые лишь глубже заводили в пучины неизвестности. Маг слишком мало знал, чтоб дать ответ на мучащие его вопросы. Он углубился в древнюю книгу, написанную хронистом армии Хумы, где иногда в тексте упоминался Магиус и его удивительный посох. Магиус, один из самых сильных архимагов, когда-либо живших на Кринне, был другом легендарного Соламнийского Рыцаря Хумы, и именно он помог рыцарю в битве с Королевой Тьмы и её армией драконов.

В своё время Магиус наложил сеть заклятий на посох, но, к сожалению, не оставил никаких записей о его использовании, что было нормальной привычкой обладателей сильных магических артефактов. Чем большей магической силой обладает предмет, тем больше был страх, что он попадёт в неверные руки. Обычно маг передавал подобную вещь любимому ученику, которому доверял как себе — целиком и полностью. Но Магиус умер, не успев сделать этого, и теперь любой, кто захотел бы использовать посох, должен был разгадать его магические головоломки.

После нескольких дней изучения книги Рейстлин уже знал, что посох дарует владельцу возможность парить в воздухе, как пушинка, а если использовать его в бою, то даже он, больной, измождённый юноша, сможет нанести противнику серьёзный урон — такое свойство у посоха тоже было. Всё это было полезно, но Рейстлин, уверенный, что посох Магиуса в сотни раз мощнее и таит в своих глубинах великую силу, продолжал искать обрывочные сведения.

Чтение летописи продвигалось слишком медленно, книга была написана на смеси соламнийского, которому Рейстлина обучил Стурм Светлый Меч, и всеобщего и вдобавок пересыпана крепкими словечками и сленгом солдат-наёмников. Бывало, у него уходил не один час, чтобы понять одно-единственное выражение на странице. Однако юноша не сдавался, раз за разом перечитывая непонятное место, стремясь добиться одного-единственного верного толкования.

«…Мы знали, чёрный дракон где-то рядом, хотя и не видели его. Но шипение скал, плавящихся от его ядовитого дыхания, выдавало присутствие врага. Мы слышали скрип его крыльев и скрежет когтей, приближающейся к стенам замка. Огромная тварь искала нас. Мы не видели его — дракон успел наложить заклятие тьмы, затушившее все огни и обрушившее на нас полный мрак, возможно, такой же, что живёт в сердце гигантского червя. Он хотел добраться до нас раньше, чем мы сможем приготовиться к битве.

Хума послал за факелами, но, когда их принесли, ни один не мог разгореться в липком воздухе, пресыщенном испарениями драконьего дыхания. Ужас охватил нас, мы поняли, что нам суждено умереть в этой проклятой темноте. Но тут Магиус шагнул вперёд, и свет охватил его! Я не знаю, как он сделал это, но верхушка его посоха ярко засияла, разгоняя колдовской мрак. Тьма отступила, и мы увидели ужасное создание, подбирающееся к нам. Теперь лучники смогли взять его на прицел, и Хума отдал приказ готовиться к атаке…»

Следующие несколько страниц были посвящены детальному описанию битвы с драконом, и Рейстлин нетерпеливо пролистнул их, считая, что они содержат ненужную для него информацию. Со времён Хумы на Кринне не было замечено ни одного дракона, а кое-кто всерьёз полагал, что даже в те годы они были скорее мифом, чем правдой. Просто Хума всегда умел ловко преувеличить собственные заслуги, мастерски пуская пыль в глаза простофилям. Впрочем, были и те, кто считал рыцаря обыкновенным бессовестным лгуном.

«…И тогда я спросил своего друга, который стоял рядом с Магиусом в тот момент, когда чародею удалось сотворить чудо и зажечь свет. Как он это сделал? Он ответил мне, что тот произнёс короткое заклинание и посох засиял светом. Даже не заклинание, а одно короткое слово. Я немедленно поинтересовался, что это за слово, подумав о том, что знать такое будет небесполезно. Мой друг ответил мне, что Магиус сказал слово „акула“ и это есть название морского монстра, что нападает на моряков, упавших в воду. Так, дескать, он сам слышал рассказы о ней в портовых тавернах. Думаю, что он мне соврал или ему померещилось. В одну из последующих ночей, когда Магиус уснул, неосторожно оставив посох в углу у кровати, я прокрался к нему и произнёс магическое слово. Ничего не случилось, мне так и не удалось заставить кристалл зажечься. Могу только предположить, что слово это надо говорить на другом языке, возможно древнеэльфийском, ведь всем известно, что Магиус в своих странствиях частенько общался с эльфами…»

«Акула! — Рейстлин зафыркал от возмущения — Эльфийский! Вот же идиот! Неужели непонятно, что это слово надо произносить на магическом языке, и только на нём!» Сколько бесполезных часов провёл юный маг в Башне, пытаясь произнести фразу на разный манер, подбирая любые слова, что хоть отдалённо напоминали бы слово «акула»! Он использовал все свои знания языков, включая тайный, составил длинный список выражений — и все безрезультатно. Шансов разгадать загадку у юноши было не намного больше, чем у того самого, давно умершего солдата-летописца.

Снизу, из общей залы гостиницы, донёсся громкий взрыв смеха. Рейстлин без труда различил громовой хохот Карамона среди пронзительных женских голосов. «Что ж, по крайней мере, брат сейчас приятно развлекается и ему не придёт в голову помешать мне в исследованиях», — решил Рейстлин, повернулся и вновь воззрился на свой посох.

— Элем шардиш! — негромко произнёс он. «Повинуйся приказу!» — слова, обычно использующиеся в начале стандартного заклинания для активации магического предмета. Но не в отношении посоха Магиуса. Кристалл в золотых драконьих когтях, венчающих его, остался тёмным.

Нахмурившись, Рейстлин нашёл в своём свитке следующую отмеченную фразу: «Шаркум пас эдиктус», не менее известную магическую команду, означавшую «делай, как я велю». Полное отсутствие результата. Кристалл вспыхнул, но это был всего лишь солнечный зайчик, преломлённый его гранями. Рейстлин продолжал методично изучать список, попробовав все отмеченные комбинации от «омус шэрпак дэрли», означавшее «я хочу, чтоб было так», до «ширкит муан» — известной формулы «повинуйся мне». Время летело, но никакого отклика от посоха так и не пришло.

Раздражённый бесполезными поисками, Рейстлин вскричал:

— Эух Лунитарис илдиш, ширак дамен ду!

Кристалл навершия взорвался бриллиантовым сиянием, разбрызгивая лучи света по комнате. Рейстлин замер, не веря собственным глазам, лихорадочно вспоминая, что конкретно он сейчас произнёс. Фраза! Нужна последняя фраза! Его руки предательски дрожали, пока глаза метались от горящего магического света к собственным записям и обратно. «Эух Лунитарис илдиш, ширак дамен ду» — предложение, записанное им в самом конце и означающее в переводе «Божественной силой света, проклинаю тебя»…

Ответ в ней.

Рейстлин ощущал, как горит кожа в предвкушении разгадки. Он был счастлив, что остался с ней один на один и никто посторонний не может вмешаться, особенно Антимодес с его умными советами. Ещё немного — и он поймёт…

«Какой же я глупец! — вдруг сказал он себе. — Столько времени искал сложное построение в простых словах! Как просто! „Акула“ на одном из самых известных наречий всеобщего языка звучит как „Шарк“. „Шарк“ — „Ширак“. Вот и вся команда. Значит, и всё остальное можно перевести по тому же закону. Теперь посох нужно погасить, призвав темноту. На всеобщем её называют „Дарк“, а значит…» Рейстлин усмехнулся и произнёс:

— Дулак!

Свет в посохе, мигнув, погас.

Торжествующий Рейстлин снова уселся за стол, достав приготовленные принадлежности для письма. Проверив, остро ли заточен кончик пера, он окунул его в чернильницу и начал заносить в дневник только что происшедшее с ним.

Не успел юноша углубиться в записи, как внезапно, словно невидимая рука сжала его горло, полностью перекрыв приток воздуха в лёгкие. Рука с пером заметалась по пергаменту, разбрызгивая чернильные кляксы. Судорожно кашляя, Рейстлин теперь уже привычно пережидал, когда приступ болезни отпустит его. Как только ему полегчало, маг ощутил себя полностью истощённым, руки налились тяжестью, даже перо в руке превратилось в неподатливый валун. Он с трудом дополз до кровати, без сил замерев на ней, ожидая, когда пройдёт головокружение и слабость.

Снизу раздался ещё один взрыв смеха, — видно, Карамон сегодня в ударе. Из коридора послышались шаги, и приглушённый голос Антимодеса произнёс

— Да, карта у меня здесь, в моём номере. Давай сюда, покажи, где эта невероятная армия гоблинов… Вот тебе за твои труды…

Рейстлин лежал на кровати, изо всех сил стараясь дышать, а жизнь кипела и бурлила вокруг него, солнце двигалось по небу, отбрасывая через окно на потолок причудливые тени. Неподвижный маг следил за ними, больше всего на свете сейчас желая простую чашку чая из трав, который унёс бы с собою боль, и удивлялся, почему Карамон так долго не заходит проведать, не случилось ли с ним чего.

Карамон вошёл в комнату ближе к вечеру, стараясь двигаться бесшумно, чтоб не разбудить спящего брата. Но огромные размеры сыграли с ним дурную шутку: неосторожно повернувшись, силач толкнул походную сумку с котелком и прочей посудой. Все это с грохотом раскатилось, и сон Рейстлина — первый мирный сон за все последнее время — был безжалостно прерван. Карамон получил от потревоженного брата такую гневную тираду, что стрелой вылетел из комнаты, забыв закрыть за собой дверь.

«Десять миль проделано за день. Всего десять миль. И тысячи миль до моей цели лежат впереди. Это путешествие обещает быть долгим», — думал Рейстлин, глядя в тёмный потолок и безнадёжно пытаясь уснуть вновь.

 

3

Все следующие дни Рейстлин чувствовал себя гораздо лучше — это позволило отряду без промедления отправиться в путь и проходить за сутки большие расстояния.

Двигаясь с такой скоростью, они достигли лесных окраин Квалинести к запланированному заранее сроку, хотя Антимодес беспрестанно уверял братьев, что в спешке нет никакой нужды, поскольку барон не будет собирать армию до весны. Несмотря на это, близнецы не теряли надежды прибыть в главную цитадель барона до первых зимних холодов.

Владения барона Лэнгтри раскинулись по берегам пролива Нового Моря, далеко на восток от Утехи. Братья надеялись быть внесёнными в списки его дружины, что могло принести в их кошелёк хоть какие-то деньги, а в них близнецы с каждым днём нуждались все сильней. Планы рухнули в один миг, когда перед закатом солнца отряд переправлялся через Эльфстрим.

Конь Рейстлина, соскользнув копытом по мокрому окатышу, оступился и отправил своего всадника в реку. К счастью, к середине осени река мелеет, устав от весеннего и летнего полноводья, поэтому маг не получил никаких серьёзных травм, если не считать уязвлённого достоинства, связанного с длительным купанием в реке. Карамон поймал лошадь и помог брату взобраться в седло, но через час у Рейстлина начался очередной приступ кашля, на этот раз затяжной и тяжёлый. Сумерки сгущались, стремительно холодало, юный маг продрог до костей и никак не мог согреться.

На следующее утро у Рейстлина началась лихорадка. Яркое солнце не согревало его, и к вечеру юноша свалился без сил в глубоком обмороке. Антимодес, крайне редко болевший сам и не привыкший лечить других, лишь беспомощно разводил руками.

— Лучше всех сейчас твоему брату помог бы он сам, — сказал архимаг Карамону. — Ведь он столько времени провёл, торгуя целебными травами!

Но лихорадка слишком стремительно завладела юношей, его мозг погрузился в пучину мрачного безумия. Рейстлин не приходил в себя, лишь метался и стонал в бреду.

Карамон не находил себе места. Не зная, чем ещё помочь больному брату, он решил пойти в лес, просить помощи у эльфов Квалинести.

— Может быть, кто-нибудь из известных лесных целителей сможет помочь Рейсту, — сказал силач Антимодесу и быстрым шагом направился к опушке.

Но не успел Карамон углубиться в чащу, как у его ног в землю вонзились, затрепетав, стрелы с жёлтым, как спелые колосья, оперением. Это не смутило юношу. Он повернулся в сторону невидимых лучников и заорал:

— Я друг! Я друг Таниса Полуэльфа! Дайте мне только поговорить с ним, он поручится за меня! Мой брат умирает, ему нужна помощь!

Возможно, упоминание о Танисе было совсем не к месту, потому что следующая стрела пробила навылет шляпу Карамона, а ещё одна чиркнула его по руке. Поняв, наконец, что ничего не добьётся, силач поспешил обратно, проклиная себе под нос всех эльфов сразу и каждого по отдельности.

На следующее утро лихорадка немного спала, и Рейстлин смог произнести пару слов. Судорожно вцепившись в руку брата, он шептал:

— Гавань! Вези меня в Гавань! Лемюэль знает, что нужно делать…

Через полчаса Карамон был в седле. Брата он усадил впереди себя, бережно оберегая от падения, а Антимодес потрусил сзади, ведя лошадь Рейстлина в поводу. Они направились в Гавань со всей быстротой, какую только мог выдержать больной маг.

Лемюэль тоже был магом. Магом очень слабым, казалось тяготившимся родом своих занятий, но всё же он им был. Рейстлин познакомился с ним во время предыдущей злополучной поездки в Гавань. Лемюэль с тех пор относился к Рейстлину с искренней симпатией и обрадовался, когда братья и архимаг появились на пороге его дома. Он сразу же велел уложить юношу в лучшей спальне, сказав Карамону и Антимодесу, что те вольны выбрать любую комнату, какая им понравится. После этого он немедленно осмотрел Рейстлина.

— Он серьёзно болен, и боюсь, что… — сказал Лемюэль Карамону, закончив осмотр, но, заметив безумный взгляд силача, быстро закончил: — Хорошо, что вы вовремя привезли его ко мне, — теперь уже нет причин беспокоиться. Холод реки поселился у него в груди, но это дело поправимое. — Он подошёл к замершему Карамону. — Вот список лекарств, которые мне нужны для лечения. Помнишь, где лавки травников? Превосходно. Лети туда, да не забудь прихватить побольше рвотного корня!

Шатаясь от усталости, Карамон взял лист и поспешил к выходу, зная, что не будет способен ни спать, ни отдыхать, пока не удостоверится, что с братом все в порядке. Лемюэль, ещё раз убедившись, что Рейстлин устроен с максимальным комфортом, отправился на кухню набрать холодной воды. Первым делом необходимо было унять жар, сжигающий тело юноши, сделав ему холодный компресс.

На кухне Лемюэль натолкнулся на Антимодеса, удобно расположившегося за столом с большой чашкой чая.

Архимаг уже скинул походный плащ, вновь щеголяя своей прекрасной мантией ручной работы. Он всегда очень трепетно относился к чистоте своих одежд, но, даже будучи одним из сильнейших магов, не любил выставлять свои способности на всеобщее обозрение.

Облик Лемюэля резко контрастировал с внешним видом архимага — он был плотно, по-крестьянски, сбит, одевался просто и больше всего на свете любил ухаживать за своим садом. Магией Лемюэль не интересовался, а если и использовал её, то только по мелочам, например, быстро вскипятить чайник.

— Прекрасный напиток! — произнёс архимаг, отхлёбывая из дымящейся чашки. — Что это?

— В основном ромашка и чуточку мяты, — ответил Лемюэль. — Я собрал их сегодня утром.

— Как там наш парень?

— Плохо, — тяжело сказал маг. — Я не хотел говорить, пока его брат был рядом… У него серьёзное воспаление лёгких — они просто забиты мокротой.

— Ты сможешь ему помочь?

— Я сделаю, что смогу, но он едва жив. Боюсь, что… — Лемюэль умолк, покачивая головой.

Антимодес медленно потягивал чай, мрачно разглядывая заварной чайник. Повисла гнетущая тишина.

— Что ж… Возможно, это лучший путь… — наконец протянул он.

— Только не это! — воскликнул потрясённый Лемюэль, — Он такой молодой…

— Ты же видишь, как он изменился, и, скорее всего, слышал, как он проходил Испытание…

— Его брат сказал мне… Оно было весьма… примечательным. — Лемюэль вдруг задрожал, бросая на архимага робкие взгляды. — Однако я полагаю, что Конклав знает, что делает…

Лемюэль прислушался к звукам из спальни, где лежал Рейстлин, забывшись в тревожном, лихорадочном сне.

— Тебе бы очень хотелось в это верить, не так ли? — тихо спросил Антимодес.

Лемюэль на мгновение замялся — ему совсем не улыбалось беседовать на такую тему. Неловко наполнив таз водой, он с деловитым видом направился к дверям.

— Я уверен, ты хорошо знал Рейстлина… раньше? — резко бросил Антимодес.

Лемюэль замер.

— Да. Он заезжал ко мне несколько раз… — Неприметный маг медленно повернулся к архимагу-щёголю.

— И что ты думаешь о нём?

— Он оказал мне неоценимую услугу в прошлом, я до сих пор считаю себя у него в долгу.

Антимодес вопросительно поднял брови.

— Ну, наверное, все слышали эту историю. Я попал под сильное влияние сектантов, поклонявшихся, как они утверждали, змеиному Богу Бельзору. Рейстлин провёл маленькое расследование и смог доказать, что на самом деле эта толпа фанатиков управлялась не Богом, а обычной наложенной «марионеточной магией». Он едва не погиб, помогая мне.

Антимодес резко дёрнул ложечкой для сахара, словно эти слова причинили ему боль.

— Да, я слышал что-то подобное. Ну а кроме этого? Что ещё ты можешь сказать о Рейстлине?

— Он по душе мне, — просто ответил Лемюэль. — Да, конечно, он не безгрешен и совершил много ошибок, но кто без них? Он честолюбив и увлечён магической наукой; так в его возрасте я был точно таким же, что в этом плохого?

— Некоторые говорят, не просто увлечён, а одержим…— мрачно заметил Антимодес.

— Ну, тогда так можно сказать про любого, хоть про моего отца. Ты же его знал, Антимодес, не так ли?

— Да, я имел честь быть знакомым с твоим батюшкой. — Антимодес слегка поклонился. — Прекрасный человек и искусный маг.

— Тогда ты можешь представить, как я его разочаровал в один замечательный день. — Лемюэль грустно улыбнулся. — Рухнули все его мечты. Когда я увидел Рейстлина в первый раз, то сразу сказал себе: «Вот сын, которого бы мечтал иметь мой отец». Мне он понравился, я привязался к нему как к брату, которого у меня никогда не было…

— Брат! Будь благодарен, что ты не его брат! — вдруг серьёзно воскликнул Антимодес. Он неожиданно замолчал и нахохлился.

Ничего не понявший из последней фразы, Лемюэль лишь переминался с ноги на ногу, но Антимодес по-прежнему не произносил ни слова. Наконец гаванский маг пробормотал, что ему необходимо проведать своего пациента, и бочком выскользнул из кухни.

Антимодес остался сидеть за столом, не отрывая взгляда от своей чашки, но он давно забыл про чай, погрузившись в глубокие раздумья: «Как близко он подошёл к грани, за которой нет возврата? Я мог бы биться об заклад, что он выберется… — Антимодес с негодованием посмотрел на колышущийся пар перед ним, словно тот мог ответить. — Я позволю ему умереть? Буду просто сидеть и ничего не делать, наблюдая за всем со стороны? Но если умрёт он, умрёт многое и во мне… Да и кто я такой, чтобы осуждать Рейстлина после всего, что с ним случилось? Кто имеет право решать или предсказывать ту роль, которую сможет обрести он в будущие ужасные времена? Уж точно не я. И уж конечно, не Пар-Салиан, как бы ему ни хотелось строить из себя провидца и полубога!»

Архимаг продолжал смотреть в чашку, словно листья заварки могли расступиться, показав на самом дне будущее, потом тяжело вздохнул и выпрямился.

— Что ж, юный Рейстлин, — проговорил он медленно, — я, наверное, должен извиниться перед тобой. Перед тобой и Карамоном за то, что мог бы сказать или подумать. Боги, если они это видят, обязаны помочь и излечить тебя. — Произнеся это, Антимодес отсалютовал кружкой и сделал большой глоток. Найдя, что чай холодный, он немедленно выплюнул его обратно.

Рейстлин не умер. Помогли ли тут травы Лемюэля, терпеливый уход Карамона, или Боги услышали тираду Антимодеса — трудно было сказать. Возможно, о нём позаботился кто-то из другого плана бытия, кто-то, чья жизнь была неразрывно связана с жизнью молодого мага. А может быть, ничто из этого не имело ни малейшего влияния на его выздоровление — просто в один из дней, когда дух Рейстлина парил между жизнью и смертью, жизнь одержала победу в долгом сражении с лихорадкой. Юноша очнулся от забытья и в тот же миг погрузился в спокойный, здоровый сон.

После болезни Рейстлин был невероятно слаб, так слаб, что даже не мог оторвать голову от подушки без помощи брата, который не отходил от него ни на шаг. Антимодес даже отложил собственную поездку, выжидая, пока Рейстлин не встанет на ноги. Он написал и отдал Карамону верительное письмо к барону Лэнгтри. Теперь, уже уверенный, что молодой маг выживет, Антимодес понял безнадёжность планов достигнуть Балифора до того, как зимние штормы перекроют все дороги.

— Постарайтесь не угробить себя там по-глупому, — сказал он в день своего отъезда. — Как я и боялся, мы опоздали. Теперь барон не сильно обрадуется вашему появлению. Ему и его наёмникам всю зиму будет нечего делать, а вы для него всего лишь два лишних рта, которые надо прокормить. Зато весной народ в его армию просто повалит, и тогда дела пойдут в гору. Будьте уверены, тогда уж без работы вы не останетесь, а наёмников Лэнгтри знают и уважают по всему Ансалону.

— Огромное спасибо тебе, — сердечно поблагодарил Антимодеса Карамон, помогая архимагу снарядить упрямую Дженни, которая за последнее время пристрастилась к сладким яблокам из сада Лемюэля и не горела желанием отправляться в путь. — Спасибо за всё, что ты уже сделал и делаешь для нас. — Тут Карамон вдруг покраснел до корней волос. — Слушай, насчёт того, что я сказал тебе там, по дороге из леса — я прошу прощения. Я совсем не то имел в виду… То есть… В общем, если бы не ты, Рейст никогда не смог бы исполнить свою заветную мечту.

— Тут ты прав, мой молодой друг, — вздохнул Антимодес и хлопнул Карамона по плечу. — И этим взял на себя такое бремя… — Потом он щёлкнул Дженни по широкому крупу, побуждая трогаться, чем нисколько не улучшил её характер.

Ослица неожиданно резво рванулась вперёд, оставив Карамона стоять посреди дороги, в недоумении почёсывая затылок.

Здоровье Рейстлина между тем поправлялось медленно. Карамон весь извёлся, терзаемый мыслью, что они стали для Лемюэля тяжёлой обузой, и даже отважился однажды предложить брату отправиться в Утеху, где он смог бы спокойно и не спеша долечиться. Но Рейстлин даже слышать не захотел об этом. Теперь, когда его внешность была так ужасно изменена, он и мысли не мог допустить, что можно явиться к друзьям в таком виде. Перед его внутренним взором сразу представали сочувствующий Танис, поражённый Флинт, настырно лезущий за подробностями Тассельхоф, презрительный Стурм — он корчился и извивался от этих видений, поклявшись всеми Богами, всеми тремя Богами магии, что никогда не вернётся в Утеху, пока не сможет этого сделать с гордостью, окутанный сиянием собственной силы и славы.

Что касается Лемюэля, то он твёрдо заявил молодым людям, чтобы те оставались у него столько, сколько потребуется. Скромный и нелюдимый, маг наслаждался неожиданно появившейся у него компанией. Он и Рейстлин разделяли любовь к разного рода травам, и, когда юному магу стало лучше, они проводили вдвоём немало времени за ступкой и пестиком, составляя различные мази и перебирая всевозможные ингредиенты бальзамов. Казалось, ничто не заботит их, кроме наиболее верного рецепта избавления роз от тли или хризантем от паутинного клеща. Рейстлин чувствовал себя настолько уютно, что даже пытался шутить. В присутствии Лемюэля он прикусывал свой язвительный язык и был гораздо спокойнее и добрее, чем с собственным братом.

Склонный к самоанализу, Рейстлин и сам замечал это, он спрашивал себя, почему так происходит, и не находил прямого ответа. С одной стороны, он искренне любил незадачливого и весёлого мага, но с другой — испытывал перед ним странное чувство вины. Это ставило Рейстлина в тупик. Как юноша ни старался, он не мог вспомнить, чтобы делал Лемюэлю что-то плохое. Он никогда не обижал его, не совершал ничего, за что следовало бы тотчас извиниться. И в то же время внутренний голос подсказывал Рейстлину, что не все так безоблачно. Со временем юный маг обнаружил, что не может просто так пойти в кухню, где колдовал Лемюэль, его охватывал страх, который теперь навсегда поселился в его подсознании, страх, связанный с образом некоего тёмного эльфа и с Испытанием. Теперь, чтобы поговорить с магом, юноше приходилось делать над собой усилие. Он не мог найти связь между Лемюэлем и Испытанием, но упорно, раз за разом перетряхивал все уголки своей памяти, стремясь найти хоть кроху новых воспоминаний. По крайней мере, Рейстлин был уверен, что опасности от Лемюэля не исходит, он действительно рад их времяпрепровождению и хочет, чтобы братья оставались у него подольше.

Карамон, глядя на них, потихоньку успокоился и начал наслаждаться зимой в Гавани. Он подрабатывал колкой дров, починкой крыш и прочими несложными работами, в которых могла пригодиться его сила. Кроме того, братья настояли на том, что будут помогать Лемюэлю по хозяйству и оплачивать хотя бы часть расходов.

Потихоньку Карамона узнали и начали уважать в Гавани, точно так же как в Утехе, особенно девушки, которые просто души не чаяли в огромном воине. Он влюблялся по нескольку раз в неделю, каждый раз теряя голову и твёрдо намереваясь жениться на своей избраннице, но все как-то не складывалось. В последний момент девушки всегда находили другого, кто побогаче или у кого нет брата-колдуна… Сердце Карамона разбивалось по многу раз, он часто заходил к Лемюэлю и, присаживаясь в сторонке, болезненным голосом поведывал свои любовные похождения. Как он был бы счастлив оказаться в объятиях мягких и тёплых рук и не покидать их ночи напролёт. Но опять что-то помешало!

После Карамон открыл для себя местную гостиницу «Оружие Гавани» и немедленно сделал её своим вторым домом. Эль там был почти так же хорош, как и в таверне Отика, а свинина, хорошо потушенная, нарезанная ломтями и запечённая в пироге, была во много раз лучше — Карамону пришлось отведать немало и первого и второго, чтоб окончательно убедиться в этом. Однако сидел ли силач в таверне, работал ли в поле или просто шёл по улице, его никогда не оставляла мысль об оставленном без присмотра брате. Он по многу раз в день заглядывал к Рейстлину и, лишь убедившись, что тот ни в чём не нуждается, мог отправляться по своим делам.

Отношения между двумя братьями, находившиеся в точке кипения после страшных событий в Башне, потихоньку остыли с приходом зимы. Рейстлин запретил брату вспоминать события того дня или как-то обсуждать их. Карамон не особо и упрямился, потихоньку начав считать для себя, что брат, когда убивал его, либо знал, что это морок, либо просто не разглядел, на кого нападает. Рейстлин с ним не спорил. Где-то на задворках души Карамона жила уверенность в том, что если брат и убил его, так он, несомненно, заслужил это. Он совсем не обвинял своего близнеца, а когда на него вдруг накатывала тоска, становилось совсем плохо и мрачно, то юноша всеми силами стремился сохранить своё убеждение в неприкосновенности. Пусть уж будет как будет, слишком хрупок ещё паритет их отношений. А если совсем становилось невмоготу, так к его услугам всегда была превосходная «гномья водка», так хорошо врачующая душу.

«В конце концов, я сильный и здоровый, — рассуждал Карамон, — а Рейст слабый и больной. Значит, я обязан его защищать».

Рейстлин и сам чувствовал себя не лучше, испытывая глубокий стыд за убийство брата, да ещё совершенное в порыве безумной ревности. И он тоже всеми силами старался подавить эти воспоминания, закопать их в глубинах памяти раз и навсегда. Закопать так, чтоб никто никогда даже предположить не смог, что здесь что-то спрятано. Маг уверил себя, что убил всего лишь иллюзию, морок, посланный его испытать. Потихоньку это начало давать свои плоды, и к празднику зимы отношения братьев стали почти такими же, какими были до злополучного Испытания в Вайретской Башне Высшего Волшебства.

Рейстлин не любил холод и снег. Когда ударили морозы, юный маг уже не рисковал выходить из уютного дома Лемюэля, и единственным развлечением для него стали сплетни, которые приносил Карамон. Мысленно маг называл всех приятелей брата глупцами и идиотами, ничего не понимающими в истинных жизненных ценностях. Карамон старался, как мог, стремясь вызвать на губах близнеца хотя бы тень улыбки, но обычно добивался лишь тонкой сардонической усмешки.

Холодные зимние дни Рейстлин проводил за изучением посоха. Теперь он уже с уверенностью мог бы сказать, что знает основные силы, скрытые в посохе Магиуса, — правда, подчинить себе и использовать их он пока не мог. Это огорчало юношу, но он всякий раз напоминал себе, что для любого другого было бы счастьем просто обладать посохом, а он уже продвинулся в его изучении так далеко, как никто прежде.

Рейстлин начал практиковаться в боевых заклинаниях, стремясь войти в хорошую форму к тому дню, когда они с братом присоединятся к наёмной армии. Он изучал свитки, оставшиеся от почтенного отца Лемюэля, в которых говорилось, как наилучшим способом совместить искусство магии и навыки простого боя, — ведь именно от этого зависело их с братом благосостояние.

Тренируясь, они с Карамоном истребили неисчислимое количество воображаемых врагов и сожгли пару деревьев на опушке леса, когда огненные заклинания Рейстлина работали не совсем так, как нужно. Впрочем, оба близнеца не сомневались, что скоро всё будет работать безотказно. Через некоторое время они уже всерьёз решили, что теперь уж небольшую армию хобгоблинов смогут остановить самостоятельно, и очень жалели, что на Гавань никто не хочет напасть под покровом зимы.

— Жалкая раса! — восклицали довольные близнецы, имея в виду не то конкретно хобгоблинов, не то все враждебные расы, вместе взятые. — Готовы сидеть до последнего в своих тёплых пещерах, вместо того чтоб выйти и сразиться!

Весна пришла в Гавань вместе с малиновками, кендерами и прочими странниками, принёсшими новости о том, что дороги открылись и сезон путешествий начался. Настало время близнецам отправиться на восток и найти подходящий корабль, который бы доставил их в главный город баронства Лэнгтри, где находился постоянный штаб самого барона Айвора.

Карамон начал сборы, пакуя одежду и провизию для поездки, а Рейстлин отбирал необходимые ингредиенты для заклинаний и самые важные свитки. Лемюэль печалился, видя такие поспешные сборы, но ничего не мог поделать. Перед отъездом он предоставил Рейстлину свой сад в полное распоряжение, разрешив взять из него всё, что нужно юному магу. Прислуга и завсегдатаи гостиницы «Оружие Гавани» почувствовали себя сиротами, когда Карамон объявил о своём скором отъезде. Все дороги от таверны и до дома Лемюэля были забиты рыдающими и стенающими женщинами. Впрочем, возможно, так казалось одному только Рейстлину.

Здоровье молодого мага заметно улучшилось, да и он сам научился справляться со своей болезнью. Теперь юноша сидел на лошади легко и непринуждённо, наслаждаясь каждым глотком весеннего воздуха, от которого он почти отвык за долгую ледяную зиму. Сознание того, что брат недреманным оком следит за каждым его движением, придавало Рейстлину желание казаться здоровее, чем на самом деле. Но и без этого маг теперь легко переносил более длинный путь, чем десять лиг в день.

Они решили объехать стороной Утеху, наткнувшись в лесу на след каких-то маленьких животных, с удивлением обнаружив через некоторое время, что те напоминают отпечатки детских ног.

— Мне кажется, я чувствую запах Отиковой картошки, — мечтательно проговорил Карамон, громко сглатывая слюну. — Ведь мы могли бы остановиться у него и пообедать.

Рейстлин тоже представил себе этот аромат и удивился той ностальгии, которая внезапно обрушилась на него. «Как просто сейчас было бы вернуться! — подумал он. — Расслабиться и забыть обо всех проблемах и горестях, смотреть на детей с их вечным обжорством или на седых стариков, согнутых годами в дугу. Как просто снова погрузиться в удобную, тёплую перину жизни и плыть в реке времени!»

Юноша заколебался, и лошадь, ощутив неуверенность всадника, немедленно замедлила шаг. Карамон посмотрел на близнеца с надеждой.

— Мы могли бы там даже переночевать… — придав голосу максимальную убедительность, проговорил он.

«Гостиница Отика… Место, где я впервые встретился с Антимодесом и узнал о кузнице души…» — предался воспоминаниям Рейстлин. — Гостиница Отика… Место, где люди зашепчутся за моей спиной и будут таращиться во все глаза…» Юноша изо всех сил вонзил каблуки сапог в бока животного, и лошадь, непривычная к такому обращению, рванулась вперёд изо всех сил.

— Рейст! Ну, может, хоть картошечки! — заорал сзади Карамон, тоже пришпоривая лошадь, чтоб догнать брата.

— У нас нет лишних денег! — отрезал тот, не оборачиваясь. — За рыбу из озера Кристалмир и ночёвку в лесу никто не возьмёт с нас ни монеты.

Карамон, знавший, что Отик не потребует с них за еду ни гроша, лишь тяжело вздохнул в ответ. Он осадил лошадь и с тоской посмотрел на Утеху. Конечно, город скрывали деревья, но силачу этого и не надо было видеть — образ милой Утехи всегда чётко стоял перед его глазами, где бы Карамон ни был.

Рейстлин, заметивший остановившегося Карамона, тоже осадил лошадь:

— Братец, ты же прекрасно знаешь, что если мы сейчас поедем в Утеху, то не уедем из неё никогда!

Карамон молчал, его лошадь нервно подёргивала ноздрями.

— Это что, та жизнь, которую ты хочешь? — повысил голос маг, — Хочешь вкалывать на ферме всю жизнь? С сеном в голове и заляпанный коровьим навозом? Или нет? Хочешь вернуться сюда с карманами, набитыми сталью, похваляясь боевыми шрамами под обожающими взглядами местных девушек?

— Ты прав, Рейст… — Карамон коснулся поводьев. — Ты знаешь, чего я хочу. Просто на мгновение у меня как-то защемило в груди, вот и все. Да, знаю, что это глупо. Я совсем не хочу оставаться дома, да и нет там никого, ради кого можно было бы задержаться. Я не имею в виду наших старых друзей, конечно. Стурм ушёл на север, Танис теперь с эльфами, Флинт со своими гномами, а где Тассельхоф, не знает вообще никто…,

— Ну конечно, никого, — бросил Рейстлин язвительно, — а ты никого не забыл?

Карамон искоса посмотрел на брата:

— Ну, есть одна персона…

Рейстлин понял невысказанную мысль и оборвал того на полуслове:

— Китиары сейчас нет в Утехе.

— Откуда ты знаешь? — удивился Карамон — Рейстлин выглядел непоколебимо уверенным в своих словах, — У тебя ведь не было видений? Ну, как… как… у нашей матери?

— Не знаю, не знаю насчёт матери, — произнёс Рейстлин, — но никаких предзнаменований и видений точно не было. Просто я знаю нашу сестру — не останется она в Утехе как пить дать. К тому же у неё теперь другие друзья и много новых интересов…

Дорога неожиданно сузилась; Карамон уверенно выехал вперёд, а Рейстлин остался позади. Некоторое время они ехали в полной тишине. Солнце пробивалось сквозь кроны деревьев, пронзая острыми лучами путников, когда они появлялись на миг на свету, и вновь пропадая в тени. В лесу было свежо и терпко пахло еловой смолой, дорога становилась всё более заросшей, заставляя лошадей замедлять ход.

— Может быть, не стоит так думать, Рейст, — произнёс Карамон после долгого молчания. — Я полагаю. Кит наша сестра — и этим всё сказано. Но… я не очень расстроюсь, если не увижу её очень долго.

— Можешь не сомневаться, — ответил Рейстлин. — Я не вижу ни одной причины, по какой наши пути должны пересечься.

— Ты прав, хотя иногда я думаю о ней интересные вещи…

— Опять «щемит в груди»?

— Нет, скорее бурчит. В животе. — Карамон вздрогнул. — Как вспомню, что она бросалась на меня с ножом…

— Да ты просто хочешь есть, — фыркнул Рейстлин, — Ну это понятно, время-то уже обеденное, — вздохнул Карамон. — Но я не о том. Когда я хочу есть, в животе просто бурчит, а здесь все иначе… Будто всего тебя встряхивает до основания, а волосы встают дыбом…

— Слушай, я просто пошутил! — резко прервал брата Рейстлин, на секунду высунувшись из своего красного капюшона, который он теперь надвигал глубоко, скрывая лицо в тени.

— А! Ну… тогда понятно, — осёкся Карамон, лихорадочно прикидывая, чем он мог рассердить брата. Но мысли силача, уже проложившие себе путь в определённом направлении, не желали сворачивать в сторону. — Слушай, Рейст, а как ты сегодня зажаришь рыбу? Я больше всего люблю, когда ты добавляешь немного лука, берёшь масло, поливаешь им листья салата, в которые завёрнута рыба, и выкладываешь все это на уже хорошенько разогревшиеся камни…

Рейстлин решил не останавливать брата и под рассуждения о еде погрузился в свои мысли, где не было ни Карамона, ни рыбы.

Через некоторое время они добрались до берегов Кристалмира, где и разбили лагерь. Рейстлин разжёг костёр, а Карамон немедленно отправился рыбачить и через некоторое время поймал четырнадцать вполне приличных окуней. Готовить их пришлось совсем не так, как любил Карамон, поскольку салат в этом году ещё не поспел, но и без него вышло неплохо.

Раскатав свои постели, братья улеглись, но если Карамон, набив живот, немедленно захрапел, то Рейстлин лежал с открытыми глазами, наблюдая, как красный, смеющийся свет Лунитари играет на лице брата. Ночь была тиха, и только негромкий плеск воды нарушал её. Отблески луны огоньками скакали в волнах, словно приглашая мага присоединиться к ним, он улыбнулся, извиняясь за то, что не хочет сменить комфорт и уют своей постели на их танец. Рейстлин думал, что действительно был бы рад, как и сказал брату, никогда больше не видеть сестру. Нити их жизни были вплетены в один узор, но узор этот со временем становился всё более тусклым и потёртым. Свою собственную нить маг сейчас представлял как быстро и чётко раскручивающуюся прямо к заветной цели и не подозревал, что именно в этот момент нить сестры снова пересекает его собственную, формируя странный узор, таинственную и смертельную паутину…

 

4

Минул ровно год с тех пор, как друзья, собравшиеся в гостинице «Последний Приют», договорились вновь встретиться через пять лет.

В Оплот, а вернее, в эту часть Ансалона пришла весна. На самом деле этому городу было неведомо набухание почек на деревьях и таяние снегов, на склонах гор, известных как Властители Судеб, никогда не распускались жёлтые нарциссы, не слышалось весёлого пения птиц, парящих в потоках тёплого воздуха. Деревья вокруг были давно вырублены, чтобы прокормить ненасытные огненные утробы печей, нарциссы умерли в ядовитых испарениях вулканов, а если и были в округе птицы, так их давно поймали, ощипали и съели.

Весенняя пора в Оплоте была, прежде всего, сезоном военных кампаний, когда перевалы открываются для марширующих колонн. Отряды Лорда Ариакаса проводили зиму в промёрзших палатках, страдая от нехватки еды и тепла. К весне командиры хотели получить голодную и жаждущую крови армию, и для каждого солдата тепло означало скорую возможность убивать и грабить, набивая впалые животы и пустые карманы.

Приход весны поднял настроение воинов Оплота на небывалую высоту, что выражалось в участившихся стычках с местным населением, которое в отместку непомерно вздувало цены на городских рынках. Особенно хитроумны были хозяева трактиров и гостиниц, вовсю торговавшие перебродившим вином, разбавленным элем или «гномьей водкой», заботливо настоянной на поганках.

— Что за Богами забытое местечко! — фыркнула Китиара, шагая по запруженным народом грязным улицам. — Затягивает, как болото!

— Да, здесь как тиной в канаве обрастаешь, — громко засмеялся в ответ Балиф.

Китиара усмехнулась. Она, конечно, видала гораздо более симпатичные местечки, но, несмотря на это, Оплот ей всё же нравился. Грубый, жадный и промозглый город возбуждал её интерес и захватывал с головой. Особенно если учесть, что последние несколько месяцев ей пришлось пролежать в кровати и не видеть ничего, кроме надоевшей комнаты, не слышать ничего, кроме историй и слухов, после которых оставалось лишь проклинать свою болезнь за то, что та не дала ей стать участницей этих событий. Малейший дискомфорт или задержка мгновенно выводили её из себя. Как только воительница смогла достаточно оправиться от болезни, ею было немедленно написано письмо, отправленное в маленькую и грязную гостиницу «Корыто» на окраине Утехи. Письмо было адресовано мужчине по имени Балиф, и он уже давно ожидал его. В послании была всего одна строчка: «Когда и где я должна встретиться с Лордом?»

Ответ оказался ещё короче: «Направляйся в Оплот».

Китиара, уже способная к долгому походу, немедленно отправилась в путь.

— Чем это так воняет? — морща нос, спросила она Балифа, встретившего её в день приезда. — Словно здесь залежи тухлых яиц!

— Это серные ямы, — ответил тот. — Потерпи. День-два — и ты уже ничего не заметишь. Главное достоинство Оплота в том, что сюда не суют нос чужаки, а те, кто этим занимается, быстро становятся на голову короче. Секретность и безопасность превыше всего, именно поэтому Лорд Ариакас доволен этим местом.

— Ну, тогда, верно, в так удачно расположенном городе живут одни шпионы, — засмеялась Китиара, шагая вперёд.

Балиф, покорно улыбнувшись, посторонился, любуясь ею. С тех пор как он видел её в последний раз, воительница сильно похудела, но по-прежнему была очень хороша — гибкая и изящная, как лесной зверь, яркие, как звезды, глаза и алые губы. Прекрасная кожаная броня и небрежно накинутый коричневый плащ оттеняли дикую красоту Китиары. Высокие сапоги и зелёные обтягивающие штаны подчёркивали изящность ног.

Заметив изучающий взгляд Балифа, Китиара правильно истолковала его и кокетливо отбросила прикрывший глаза завиток волос. Она была не прочь поразвлечься, а Балиф с его красотой и обаянием был тем прекрасным камнем тонкой огранки, который не стоило отбрасывать с дороги носком сапога. И что особенно важно, он был старшим офицером вновь формирующийся армии Ариакаса, профессиональным шпионом, убийцей и любимчиком Ариакаса, вхожим к нему в любое время, а это была та честь, которой очень хотелось обладать Китиаре. Но она прекрасно отдавала себе отчёт, сколько времени, сил и крови потребует эта цель, если её добиваться привычными способами.

Китиара нервничала. Ей пришлось заложить меч, чтобы найти деньги для путешествия до Оплота, и большая часть их ушла на оплату места на судне, которое перевезло её через Новое Море. Добравшись сюда, воительница не имела в кармане ни одной лишней монеты, всерьёз опасаясь, что ей придётся ночевать на улице. Теперь проблема была решена. Она ещё раз улыбнулась Балифу и поймала его ответную улыбку.

Офицер нервно облизнул губы и осторожно взял Китиару под локоть, помогая ей держаться подальше от пьяных гоблинов, в изобилии шатающихся по городу. Они не спеша шли вниз по улице, не обращая ни на кого внимания.

— Я провожу тебя до гостиницы, где я остановился, — горячо прошептал он ей на ухо, — это лучшее место в городе, хотя, возможно, тебе так и не покажется.

Когда они пересекали огромную лужу, раскинувшуюся во всю ширь улицы, осторожно ступая по перекинутым мосткам, чья-то тень преградила им дорогу.

— Эй, Балиф! — заорал грубый голос.

Посреди досок стоял здоровенный мужчина, затянутый в чёрную кожу, не давая им пройти вперёд. За ним смутно виднелось несколько теней. Мужчина медленно перевёл взгляд с Балифа на Китиару и долго разглядывал её.

— Так-так, что тут у нас… — протянул он. — Никак Балиф раздобыл где-то классную девку? Ну, я думаю, ты разделишь её со своими друзьями, не так ли?

Мужчина протянул руку и ухватил Китиару выше локтя.

— Давай, девка, поцелуй меня! Живо! Да не рыпайся ты, Балиф не будет возражать! Мы с ним раньше вместе вытворяли такое! Да мы… ох!

Мужчина сложился пополам и со стоном рухнул на землю, сжимая низ живота, метко поражённый носком тяжёлого башмака Китиары. Резкий добивающий удар по шее заставил его прекратить нытьё и вырубиться в грязной луже неопрятным кулём.

Китиара с гримасой боли потрясла ушибленной рукой — ублюдок носил окованный железом ошейник — и выхватила нож, спрятанный за голенищем сапога.

— Давайте! — крикнула она теням. — Кто ещё желает со мной «вытворять такое»?

Балиф, прекрасно знающий, на что способна Китиара, не вмешивался. Он отступил к стене дома, прислонился к ней, сложил руки на груди и откровенно наслаждался зрелищем.

Китиара легко балансировала на хлипких досках, перекидывая в пальцах нож давно привычными движениями. Мужчины, приготовившиеся получить лёгкую добычу, колебались. Они привыкли к ужасу и страху в глазах жертвы, но не могли найти и тени его в гневно мерцающих глазах Китиары. Там были лишь отвага и жажда крови.

Воительница рванулась вперёд, и нож в её руке, мелькая с немыслимой быстротой, на мгновение стал кругом света. Один из мужчин охнул и глупо уставился на свою руку, из которой захлестала кровь.

— Да я уж лучше положу к себе в кровать скорпиона!… — прорычал он, шаря по карманам в поисках ремня, чтоб перетянуть раненую руку, одарил Китиару ненавидящим взглядом и поспешил прочь, сопровождаемый своим нерешительным другом. Третьего приятеля они оставили лежать в луже, и к тому немедленно кинулась свора гоблинов, стремясь избавить его от содержимого карманов.

Кит вложила нож обратно в гнездо, поймав восхищённый взгляд Балифа.

— Спасибо, что позволил размяться, — бросила она ему.

Балиф зааплодировал:

— Ну что ты. Ты просто прелесть, наблюдать за тобой было высшим наслаждением! Я не променял бы это зрелище и на мешок со сталью!

Китиара по-детски сунула ушибленные пальцы в рот.

— Так, и где там твоя гостиница? — спросила она, медленно слизывая кровь с пальцев и глядя прямо в глаза Балифа.

— Здесь, совсем рядом, — пробормотал тот хрипло.

— Прекрасно. Я думаю, ты задолжал мне хороший ужин за своё спасение от бандитов. — Китиара вложила свою руку в руку мужчины, крепко сжав её. — И кстати, ты давно собирался рассказать мне подробней о Лорде Ариакасе…

— И где ты была всё это время? — откинулся в кровати Балиф, водя рукой Китиары по шрамам на своей груди. — Я думал получить от тебя известия ещё прошлым летом или хотя бы осенью. И ничего, ни одного словечка.

— Да ничего особенного, — лениво ответила Китиара. — Были кое-какие дела…

— Мне сказали, ты отправилась на север Соламнии в компании этого оруженосца, как там его… Бледная Сабля?

— Светлый Меч. Да, мы с ним путешествовали некоторое время, а потом наши пути разошлись. Я больше не смогла выносить его постоянные молитвы и дурацкие обеты.

— Ну, может, поначалу он и был оруженосцем, а сейчас я готов биться об заклад, что он уже рыцарь с опытом. — Балиф многозначительно подмигнул Китиаре. — А куда ты направилась дальше?

— Я некоторое время блуждала по Соламнии, думала, может, найду семью отца. Мне всегда говорили, что они жили оседло, редко путешествуя. Я представляла себе, как они обрадуются, увидев давно потерянную внучку. Обрадуются настолько, что одарят украшениями и сталью из своих сундуков…

— Тебе не нужны подачки каких-то заплесневелых аристократов, Кит, — улыбнулся Балиф. — Ты сама заработаешь состояние, да ещё побольше, чем у них. Ты умна и талантлива, а Лорду Ариакасу как воздух нужны такие люди. И кто знает, может, со временем ты будешь править половиной Ансалона. — Он ласково провёл рукой по её Правой груди, на которой тоже виднелись шрамы. — И, в конце концов, ты оставила даже своего горячо любимого полуэльфа?

— Да, я бросила его, — спокойно ответила Китиара.

Балиф потянулся к ней, и они перекатились с одного края кровати на другой.

— Я совсем вымоталась, — произнесла женщина капризным тоном. — Давай спать, гаси свечи…

Балиф в недоумении пожал плечами, но сделал, как было ведено. Он владел телом, так к чему заботиться о сердце? Через некоторое время мужчина спокойно спал. Китиара повернулась к нему спиной и тихо лежала, глядя во тьму. В этот миг она ненавидела Балифа, ненавидела за то, что он упомянул Таниса. Сколько времени она провела, пытаясь забыть проклятого полукровку, и ведь ей почти удалось это сделать. Сколько раз прикосновениями других мужчин она старалась стереть Таниса из сознания и все равно видела его лицо, ощущала его руки.

Тоска навалилась на Китиару. Когда она соблазнила молодого Стурма, ей хотелось только одного — заставить полуэльфа мучиться от осознания, что его друг стал её любовником. Изводя и высмеивая юношу, она видела перед собой не его, а все того же проклятого Таниса. После свиданий со Стурмом она забеременела и в скором времени заболела, потому у неё не оставалось сил, чтоб избавиться от нежеланного ребёнка. Тяжёлая лихорадка сотрясала тело женщины, она металась в бреду, выкрикивая только одно имя: «Танис!» О, как она хотела, чтоб он пришёл к ней тогда! Она хотела ползти к нему сама, хотела валяться у него в ногах, вымаливая прощение. Китиара готова была унижаться перед полуэльфом до тех пор, пока он не согласился бы взять её в жёны, и только в его крепких объятиях она могла бы затихнуть и успокоиться. Сколько горячих писем написала она дрожащей рукой… И даже почти отправила их, но вовремя вспомнила, каким тоном он отклонил её предложение отправиться на север к «серьёзным людям, знающим, что они хотят от жизни, и не боящимся взять своё». Такое простить или забыть нельзя.

Любовь к Танису была сильна, лишь пока она безвольно металась в лихорадке. Когда же пробил час выздоровления, с ним пришла ненависть. Ненависть и гнев заставили Китиару принять решение забыть о Танисе навсегда;

«Будь я проклята, если ещё хоть раз подумаю о возвращении к нему! Пусть наслаждается своей остроухой семьёй, терпя насмешки и шёпот за спиной. Пусть любит своих маленьких эльфийских гадин, кажется, он упоминал что-то про одну из них! В добрый путь!»

Китиара лежала во тьме спиной к Балифу, отодвинувшись, насколько возможно, чтобы только не упасть с кровати, и неизмеримо дальше в собственных мыслях. Она проклинала Таниса Полуэльфа с такой горечью и страстностью, что не заметила, как погрузилась в сон. Но утром, в нежном полусне, она нащупала рядом плечо Таниса и ласково обняла его…

 

5

— И всё же давай вернёмся к Ариакасу, — напомнила Китиара Балифу их недавний разговор.

Они провалялись в кровати все утро и теперь торопливо шли по улицам Оплота, направляясь на север города, где в центре армейского лагеря был расположен штаб командования.

— Ну, я хотел в подробностях рассказать об этом ещё вчера вечером, — весело ответил Балиф, — но нас слишком увлекли другие дела.

Личность Лорда Ариакаса всегда занимала мысли Китиары, кроме того, она предпочитала смешивать дела и удовольствия лишь в крайнем случае. Прошлая ночь была удовольствием, сегодняшний день — делом. Балиф, хороший компаньон и очаровательный любовник, к счастью, не желал делать из Китиары свою собственность или строить иллюзии на её счёт. Он был всего лишь маленькой рыбкой, ненароком заплывшей в её сети. Китиара знала, что когда с ним наиграется, то немедленно выкинет вон, а сети уже будут готовы принять рыбку покрупнее. И её совершенно не волновало, как отнесётся к этому сам Балиф. Скорее всего, полагала воительница, он давно разучился переживать из-за таких пустяков и прекрасно знает своё место в её сердце. Балиф будет использовать её как приманку, чтоб получить хорошую награду от Лорда Ариакаса. Он заблуждается лишь в том, насколько хорошо он может управлять своей наживкой…

— Что же рассказать про Ариакаса? — продолжал Балиф. — То, что знаю лично я, или все слухи, которыми он окружён? — Он проговорил это, уже не глядя на женщину: его острый, подозрительный взгляд мгновенно обежал все вокруг, задерживаясь на каждом подозрительном человеке. В Оплоте такая предосторожность не была излишней. Убедившись, что вокруг нет никого, кто мог бы подслушать их разговор, Балиф повернулся к Китиаре.

— Меня интересует все. — Китиара тоже осмотрелась по сторонам: солдаты, идущие навстречу, поспешили освободить им путь, не стесняясь бросать на Китиару восхищённые взгляды.

— Делай вид, что тебя ничто не интересует, кроме погоды и окрестностей, — напряжённо посоветовал Балиф. — Мы затеяли достаточно опасный разговор.

Китиара, превосходно чувствовавшая себя этим утром, лишь засмеялась в ответ, даря кокетливые улыбки проходящим солдатам, и тряхнула гривой пышных волос.

— Есть одна старая поговорка «Правда — это хорошо приготовленное мясо, а слухи — острый соус к нему». Сколько лет Ариакасу?

— Не знаю. И не думаю, что кто-нибудь может сказать точно. Это смотря с чем сравнивать, — пожал плечами Балиф. — Он немолод, но, уж конечно, не старик, можно сказать — средних лет. Обладает звериной силой, однажды во время игры в карты один из минотавров обвинил его в шулерстве, тогда Ариакас удавил его голыми руками.

Китиара скептически изогнула бровь. Удавить минотавра голыми руками! Такое трудно даже представить.

— Нет, правда! — воскликнул Балиф. — Клянусь тебе Тёмной Королевой! — Он вскинул руку в жесте присяги. — Мой друг лично присутствовал при этом и все видел. Говорят, наша Королева благоволит ему. — Балиф ещё несколько раз огляделся по сторонам и добавил: — Говорят ещё, что они любовники.

— И как ему это удалось? — насмешливо спросила Китиара. — Он что, путешествовал в Бездну, чтоб назначить свидание? Сорвать по одному поцелую у каждой из пяти голов?

— Тихо! — Шокированный Балиф нервно дёрнулся. — Такое нельзя говорить даже в шутку, Кит! Её Тёмное Величество повсюду, а если не она, то её жрецы, — показал он глазами на закутанную в тёмную мантию фигуру, промелькнувшую в толпе. — Наша Королева имеет много обличий. Я слышал, она явилась Ариакасу во сне…

Китиара предпочла бы другими словами объяснить это, но промолчала. Она вообще была уверена, что подобного рода слухи можно распускать про любую женщину, даже если тебя не зовут Тёмной Королевой, Воительница представила себе, что бы ответили на высказывания Балифа у неё на родине; ей, выросшей в мирке, где Боги существуют лишь в легендах и люди полагаются сами на себя, слушать такое было просто смешно. Она слышала, что Тёмная Королева вернулась на Ансалон около года назад и вроде бы даже предприняла несколько путешествий, но считала эти разговоры пустыми сплетнями, рассчитанными на легковерных болванов. Вроде тех, кто верил безумной жрице фальшивого Бога Бельзора, — Китиара с усмешкой вспомнила, как легко вошёл нож в её горло. Но, к её удивлению, слухи о Тёмной Королеве не смолкли, культ Богини ширился и рос, стремительно захватывая все новые и новые области Ансалона. Королева билась в своём древнем заточении и вот-вот должна была начать победоносное завоевание мира. Китиара была бы очень не прочь, если бы в это завоевание было вплетено и её собственное имя…

— А сам Ариакас недурён собой? — вернулась она к расспросам.

— А? Что? — Балиф задумался и не расслышал вопроса. Кроме того, в данный момент они пересекали рынок рабов, и ужасная вонь заставила их зажать носы и прибавить шаг.

Торопливо пройдя ужасную площадь, они смогли возобновить разговор.

— Да уж, а я думала, что запах тухлых яиц — это самое мерзкое, что можно унюхать, — фыркнула Китиара. — Я спрашивала у тебя, что представляет собой Ариакас как мужчина?

Балиф скривился:

— Только женщина могла спросить такое. Ну и что я могу ответить? Мне он не нравится, смею тебя заверить, — (Они вновь могли шагать вместе, разговаривая без помех.) — Он маг, это тебе должно многое сказать.

Китиара нахмурилась. Её отец был Соламнийским Рыцарем, по крайней мере, до тех пор, пока его не выкинули из Ордена за разные проступки. От него Китиара унаследовала в полной мере неприязнь к магам и всему, что с ними связано.

— Ничего мне это не говорит, — бросила она. — А что, Ариакас сильный маг и много умеет?

— Кто бы говорил, — усмехнулся Балиф. — Твой собственный братец, которого ты качала на руках, как помнится, тоже начинал баловаться с магией.

— Рейстлин был слишком слаб, чтобы заняться чем-нибудь полезным. Но надо же было ему как-то выживать. Он бы и меч не смог удержать. А вот в отношении Ариакаса так сказать точно нельзя.

— Верно, — согласился Балиф. — Лорд Ариакас владеет мечом не хуже, чем магической силой. Но никогда нелишне иметь запасное оружие, сама же знаешь. Вроде клинка в твоём ботинке.

— Да, точно, — неохотно признала Китиара. Она была не в восторге от описаний Ариакаса, и видящий это Балиф поспешил внести новые поправки в образ Лорда. Такие, чтоб Китиара оценила:

— Вообще, восхождение Ариакаса к славе началось тогда, когда он убил собственного отца и…

Но Китиара уже не слушала его. Она во все глаза уставилась на стойку мечей, видневшуюся у порога уличной кузницы. Особенно притягивал её длинный светлый меч, стоявший первым.

— Ты только посмотри, какая красота! — Она нежно коснулась эфеса клинка-

Меч-бастард, стоявший перед ней, от короткого меча отличался более узким лезвием и превосходил его в длине не меньше чем на две ладони. Это особенно привлекло Китиару, поскольку соперники-мужчины зачастую обладали более длинными руками, а это можно было уравновесить с помощью такого клинка. Девушка не сводила с меча взгляда — ещё никогда ей не доводилось видеть такое прекрасное оружие, сделанное, казалось, специально для неё.

Она осторожно вынула его из крепления стойки, затаив дыхание, боясь обнаружить в переливах стали хоть малейший дефект. Пальцы Китиары сильно и нежно сжались вокруг кожаной рукояти. Большинство эфесов были для неё слишком велики, но этот сидел в руке, как будто был сделан специально для неё. Воительница сделала несколько пробных взмахов, проверяя вес клинка: тяжёлый меч быстро утомил бы её в бою, а лёгкий не дал бы нужной атакующей мощи. Но нет, баланс был просто идеален, полоса стали казалась продолжением её руки.

Китиара стремительно влюблялась в прекрасный клинок, тщетно убеждая себя не спешить и думать расчётливо и трезво. Она поднесла меч поближе к глазам, медленно поворачивая его и исследуя часть за частью. Ковка была удивительной, ровной и прямой, как луч света.

Воительница восхищённо вздохнула и, отступив на шаг, продолжила испытания. Она выполнила несколько защитных приёмов, наблюдая, как работает гарда меча в защите и не мешает ли она локтю и предплечью. Балиф молча наблюдал за происходящим. Между тем Китиара сделала несколько выпадов и ударов, следя за поведением меча, после чего проверила баланс клинка в сильных рубящих движениях, каждый раз резко останавливая руку на полдороги. Ей было важно, чтоб лезвие могло неожиданно менять угол и направление атаки, легко и непринуждённо нанося смертельные удары. Натешившись вдоволь, Китиара упёрла лезвие в камни мостовой и проверила его на гибкость и ломкость. Но сколько она ни наваливалась всем весом на меч, тот лишь ласково пружинил и упруго разгибался, словно сильные руки любимого человека.

Хозяина кузни не было видно, но, судя по звонким ударам молота, тот работал где-то в глубине помещения. Зато с Китиары и её друга не сводил глаз его помощник, поставленный следить за товаром и отгонять, если придётся, настырных кендеров. Дав потенциальной покупательнице вдоволь налюбоваться мечом, он поспешил к ней:

— Добро пожаловать в нашу лавку! Если зайдёте внутрь, мы сможем представить вашему вниманию ещё более прекрасные товары. Там лежат изделия самого мастера…

Китиара внимательно посмотрела на него, не разжимая руку на эфесе:

— Является ли этот меч работой твоего хозяина?

Помощник скривился:

— Прошу прощения, госпожа, конечно нет. Изделия мастера внутри, тут лежат совсем бросовые вещи по сравнению с теми, что хранятся внутри. — Он низко поклонился, приглашая её следовать за собой.

— Кто сделал этот меч? — Китиара оторвала взгляд от бастарда и, осмотрев остальные мечи, с удивлением отметила, что они ужасного качества.

— Что проку в имени, — пожал плечами помощник. — Я даже не вспомню сразу, вроде его звали Тэрос… Тэрос Щитник.

— Тогда скажи, как пройти к его лавке, — бросила Китиара.

— Недавно она сгорела дотла, — Глазки помощника забегали. — Этот Тэрос был слишком надутым гордецом, в нашем городе таких не любят, вот, наверное, кто-то и преподал ему урок. Бедняга был вынужден распродать все по другим лавкам. Не подумайте, госпожа, мы никогда не торгуем такими ужасными мечами, просто мой хозяин необычайно добр и щедр. Вот и пожалел его. Я сразу понял, что вижу перед собой женщину редкого вкуса, и если вы только позволите…

— Я хочу этот меч! — отрезала Китиара. — Сколько?

Помощник мрачно уставился на неё, прикидывая, стоит ли продолжать убеждать, потом вздохнул и назвал цену.

— Не слишком ли много за бросовый меч? — хмыкнула Китиара.

— Но мы же должны покрыть расходы за хранение. У нас очень уважаемая лавка, и хозяин отдал Тэросу слишком много монет от своей щедрости…

— Да, я уже это слышала, — резко сказала она. Некоторое время они упорно торговались, не желая уступить друг другу, но, в конце концов, Китиара ударила по рукам, когда помощник согласился добавить к мечу пояс с ножнами.

— Заплати ему, — кивнула воительница Балифу. — Я отдам тебе деньги, как только они у меня появятся.

Балиф скривился, но покорно развязал кошелёк и отсчитал монеты, медленно взвешивая каждую в руке.

— Прекрасно! — удовлетворённо вздохнула Китиара, затягивая пояс на талии.

Она проверила, насколько легко можно выхватить лезвие, и слегка отрегулировала длину ножен: будь она на дюйм ниже ростом, длинное лезвие бастарда чиркало бы по земле.

— Теперь я снова вооружена как подобает. Этот меч, Балиф, несомненно, стоит в десять раз больше, так что я с удовольствием верну тебе деньги как можно быстрее.

— Не стоит, — проворчал Балиф. — В последнее время я не нуждаюсь в средствах. Лорд Ариакас весьма щедр.

— Не в моих правилах оказываться в долгу перед мужчиной, — ответила Китиара. — Так что или ты примешь от меня деньги, или я вообще откажусь от покупки.

Китиара протянула руку к поясу, словно собираясь расстегнуть его и бросить перевязь на землю.

— Ладно, ладно, не будем спорить, — примирительно сказал Балиф, поднимая руки. — Двинемся дальше, мы и так задержались.

Довольная Китиара удовлетворённо кивнула, и они отправились дальше, к ставке Ариакаса.

— Мы идём сейчас не просто по камню, — начал рассказывать Балиф через некоторое время. — Это огромный мост, вырубленный в толще гранита поколениями людей, что жили здесь раньше, до прихода армии. Под нами целая река лавы. Она вытекает из предгорий Властителей Судеб, что окружают Оплот с трёх сторон, течёт дальше, к Новому Морю, и впадает в него с шипением пара и грохотом воды. Горы практически неприступны, до сих пор известно лишь два хорошо охраняемых прохода. Пройти по ним можно только с письменного разрешения Лорда. Штаб Ариакаса находится выше, в огромном Храме Луэркхизис, построенном, чтобы чтить нашу Тёмную Королеву. Любой пойманный лазутчик отправляется в Оплот, где попадает во второй Храм, Хаэрзид, откуда обычно не возвращаются. Конечно, если знать секретные слова, можно выйти и оттуда, а для всех других в Храме приготовлены огромные камеры и прекрасная пыточная башня. Как пошутил один кендер перед казнью: «Как у вас тут удобно, прыг-скок — и в гроб…»

Гавань Оплота была удобна для путешествий, но её наглухо блокировали корабли Ариакаса — это Китиара отметила сразу, когда прибыла в город; на её счастье, Балиф снабдил воительницу нужным пропуском, и она избежала визита в ужасный Храм Хаэрзид. Но она не знала, что кроме кораблей гавань день и ночь охраняют ужасные создания, подчиняющиеся воле Тёмной Королевы.

Все рыбацкие и торговые суда сожгли в первый же день захвата Оплота, лишив жителей последней надежды на спасение. Зато теперь город был наглухо изолирован от остального Ансалона, что позволяло втайне от остального мира наращивать силы армии Ариакаса.

С того времени, что было известно как Войны Копья, Лорд Ариакас неустанно накапливал военные силы. Множество агентов, таких же, как Балиф, преданных своему хозяину до мозга костей, повсюду искали и находили тех, кто склонен к путям Тьмы. Они обращались к жадности и хитрости, ненависти и жажде убийств — все эти страсти легко можно было удовлетворить, сражаясь за Лорда Ариакаса и отдав душу Тёмной Королеве.

Банды гоблинов и хобгоблинов, измотанных сражениями с соламнийцами, стекались в Оплот, мечтая отомстить. Людоеды вылезали из своих горных убежищ, распалённые ожиданием скорой резни. Минотавры горели желанием прославить себя и свой род. Даже люди прибывали в надежде отхватить свой кусок пирога в грядущей переделке мира. Ни для кого не было секретом, что Ариакас собирается уничтожить эльфов и щедро раздать их исконные земли своим сподвижникам и вассалам.

Тёмные жрецы упивались вновь обретённой силой, данной им Такхизис, тщательно скрывая скорый факт её освобождения от всех Богов, кроме её сына. Бога тёмной магии Нуитари, ведь именно его именем прикрывались те, кто готовил победоносное и славное возвращение в мир Королевы Тьмы.

Нуитари был в близком родстве с Солинари, сыном Бога Паладайна и Богини Мишакаль, и с Лунитари, дочерью Бога Гилеана. Солинари покровительствовал белой магии, а Лунитари — нейтральной, или красной, магии, и все трое, несмотря на разные цвета, были очень близки в одном — любви к Кринну. Даже их символы — луны — так тесно располагались друг вокруг друга, что скрыть что-то важное было невозможно. И тут Нуитари, всегда холодный и тёмный, был бессилен что-либо сделать.

Когда силы Тёмной Королевы были уничтожены четыре года назад, все знали, что день окончательной битвы не настал, но всё же предсказан в будущем. Поэтому на Ансалоне были те, кто различил тень громадных крыльев, распростёршихся над миром, и незамедлительно начал делать собственные приготовления…

Каменный мост, под которым бушевала река лавы, упирался в ворота Храма Луэркхизис. На нём круглосуточно несли стражу отрады личной гвардии Ариакаса, самые лучшие воины Оплота. К пропускному пункту тянулась жиденькая цепочка людей, и Китиара с Балифом терпеливо ожидали своей очереди, стоя за всклокоченным человеком, который непрестанно повторял, что он купец и ему необходимо поговорить с Лордом Ариакасом. «Солдаты разгромили мою гостиницу! — вопил он, заламывая руки. — Они переломали всю мебель и выпили лучшие вина из подвала! Они оскорбляли мою жену и говорили, что сейчас сожгут все здание. Один из них крикнул, что их предводитель, Лорд Ариакас, заплатит за все. Я должен его немедленно увидеть!»

Солдаты громко смеялись, слушая его крики.

— Конечно, заплатит, — проговорил один из них. — Никто не смеет назвать нашего Лорда лгуном. — Он покопался в кошельке и, выудив мелкую монету, бросил торговцу под ноги. — Забирай и проваливай!

Купец глупо уставился на маленький стальной кружок.

— Но… этого же мало… — пролепетал он.

Солдаты прекратили скалиться.

— Забирай плату и убирайся! Живо!

Купец, посмотрев на них, понял, что шутки кончились. Он неловко согнулся и стал шарить по грязи. Один из стражей немедленно изловчился и пнул его в зад, так что несчастный пропахал глубокую борозду в холодной слякоти.

— У Лорда есть дела поважнее, чем выслушивать всякую чушь от грязных торговцев, которые плачутся о поломанной мебели!

Второй стражник подошёл с другой стороны и добавил пинок от себя.

— Убирайся со своими деньгами и помни: если ещё раз увижу тебя здесь, то мы с ребятами как-нибудь навестим тебя и будем уже не так благодушно настроены!

Торговец, бормоча под нос проклятия, поднялся и, сжимая монету, на нетвёрдых ногах поковылял обратно к городу.

— Приветствую лейтенанта Лагаша, — промолвил Балиф, подходя ближе.

— Рад видеть тебя, капитан, — отсалютовал тот, потом перевёл тяжёлый, изучающий взгляд на Китиару.

— Нам назначена аудиенция сегодня в полдень, — продолжал Балиф.

— А как зовут твою спутницу? — хмуро спросил Лагаш.

— Китиара Ут-Матар, — гордо ответила женщина. — И в следующий раз, когда хочешь что-то узнать, обращайся ко мне — я вполне сама могу за себя ответить.

Лагаш хрюкнул, подавившись смехом, потом оценивающе её осмотрел:

— Матар… Звучит как-то по-соламнийски…

— Мой отец был Рыцарем Соламнии, — вздёрнула подбородок Китиара. — Он совершил много глупостей в своей жизни, но дураком не был, если ты намекаешь на это…

— Изгнан из Ордена, — вполголоса прибавил Балиф, гладя на лейтенанта. — Азартные игры, потом поддержал не тех людей…

— Ну, капитан, это она тебе так сказала, — нагло ответил Лагаш. — А у меня приказ, и любая соламнийка может оказаться шпионом.

Балиф быстро шагнул вперёд, вставая между Лагашем и Китиарой, которая уже наполовину обнажила свой клинок.

— Спокойней, Кит! — приказал он, успокаивающе кладя ладонь на её руку, сжимающую эфес. — Это не те желторотые ублюдки, что пытались лапать тебя вчера. Это личная гвардия Ариакаса, закалённые в боях ветераны, полностью заслуживающие доверия, — проговорил он вполголоса. — Ты должна вести себя спокойней. — Затем Балиф повернулся к лейтенанту. — Ты прекрасно знаешь меня и был на последнем совете, когда я предоставил Лорду данные о Квалинести, не так ли?

— Ну да… — протянул Лагаш, не спуская тяжёлого взгляда с Китиары. — И что из того?

— Так вот, Китиара — тот человек, который раздобыл их. Лорд Ариакас был очень доволен информацией и захотел увидеть нашего агента. Как я уже сказал, нам назначено на полдень. Поэтому или мы сейчас беспрепятственно проходим, или я вынужден буду рапортовать Лорду о том, кто нарушил его распоряжение.

— Капитан, я просто исполняю приказ. Мне предписано сегодня не пропускать гражданских, невзирая на срочность и важность их дела. Ты можешь идти, вопросов нет, а её я пропустить не имею права. — Лейтенант Лагаш был неумолим.

Балиф выругался, проклиная всех и каждого, но лицо Лагаша ничего не выражало. Капитан посмотрел на приунывшую Китиару:

— Ладно, жди меня здесь, я скоро вернусь, как только увижу генерала.

— Я уже начинаю думать, что, возможно, как раз этого мне делать и не стоит. — Китиара с негодованием окинула взглядом строй солдат у Храма.

— Не нервничай, Кит, будь терпеливой, — успокаивающе промолвил Балиф. — Произошла какая-то досадная ошибка, вот и все.

Он быстрым шагом прошёл через пост и поспешил внутрь Храма. Солдаты охраны вернулись к своим делам, что не мешало им не спускать внимательных взглядов с оставшейся одной Китиары. Стараясь выглядеть невозмутимо, женщина неторопливо прогуливалась вдоль края моста, поглядывая по сторонам. Прямо перед ней возвышался Храм Луэркхизис, который Балиф назвал внушительным, и Китиара сейчас не могла не согласиться с ним.

Огромное здание было построено в виде циклопической головы дракона, выступающей из горной гряды. Ноздри образовывали вход, а в огромных клыках, как объяснял Балиф, находились посты наблюдения. В громадной пасти дракона размещался большой зал для аудиенций, в котором раньше заседали жрецы Тёмной Королевы. Когда армия пришла в город, Ариакас сделал Храм своей резиденцией, а для личной гвардии и телохранителей выстроил казармы. Жрецам волей-неволей пришлось потесниться и довольствоваться куда менее роскошными апартаментами, чем те, к которым они привыкли.

«Как ему удаётся контролировать столько силы?» — удивлялась Китиара, перегнувшись через парапет и разглядывая кипящую реку. От раскалённой поверхности исходил достаточно ощутимый жар, несмотря на то, что жрецы накладывали специальные заклинания для рассеивания горячего воздуха, идущего снизу. Но даже чары не могли полностью с ним справиться, что вполне устраивало Ариакаса. «Жар лавы должен войти в кровь моих солдат, — говорил он. — Я буду посылать их по всему Ансалону, и всюду должен доходить жар этой красной реки смерти».

Китиара с тоской сжала каменный парапет. «Когда я узнаю ответ, такая же сила будет принадлежать мне», — поклялась она про себя.

Слегка успокоившись, она зевнула, как какой-нибудь мужлан в Храме, и принялась швырять камни в огненный поток. Несмотря на большую высоту, Китиара очень быстро взмокла и с трудом дышала открытым ртом, её одежда пропиталась потом. «А Балиф был прав, к запаху потихоньку привыкаешь», — подумала женщина с удовлетворением.

Балиф вернулся через некоторое время в сопровождении одного из помощников Ариакаса. Тот подошёл к посту и объявил:

— Лорд Ариакас разрешил Ут-Матар пройти. Кроме того, Лорд хотел бы знать, почему ты не пропустил её, несмотря на объяснения, полученные от капитана Балифа?

Лейтенант Лагаш побледнел, но ответил твёрдым голосом:

— Но я думал…

— Меня не интересует, что ты думал! — отрезал помощник. — Это твоя первая и последняя ошибка, — Затем он повернулся к Китиаре. — Позвольте поприветствовать вас от имени Лорда Ариакаса. Сегодня его нет в Храме, он инспектирует военные лагеря неподалёку. Я буду иметь честь проводить вас к его шатру.

— Спасибо, — улыбнулась Китиара своей самой чарующей улыбкой.

Проходя мимо лейтенанта, она внимательно посмотрела в его лицо, навсегда запечатлевая в памяти каждую чёрточку. Когда-нибудь лейтенант горько пожалеет о том, что унизил её…

 

6

Тысяча мужчин замерла неподвижным строем перед задней стеной Храма Луэркхизис, выстроившись четырьмя шеренгами по двести пятьдесят человек. Ряды стояли в защитной стойке: левая нога вперёд, щиты сомкнуты, мечи наготове; ослепительное солнце отражалось в их начищенных доспехах, а жар от реки лавы мутил сознание, пот катился на лица из-под глухих шлемов, и тела под тяжёлой тренировочной броней промокли насквозь.

Перед шеренгами замер офицер в узорчатом бронзовом доспехе и небрежно накинутом на плечи сине-голубом плаще. Ткань, закреплённая золотыми фибулами, была отброшена назад, открывая на всеобщее обозрение огромные мускулы и стать владельца. Тёмные волосы влажным потоком ниспадали из-под зеркального шлема и рассыпались по плечам воина.

— Приготовиться к выпаду! — громко скомандовал он. — Выпад!

Каждый из стоящих в шеренге выхватил меч и выбросил руку вперёд. Тысяча глоток одновременно с хрипом вытолкнула воздух. После этого ряды замерли.

Офицер неподвижно стоял, разглядывая солдат, хмуря густые брови. Солдаты, задыхаясь от жары, косились друг на друга. Лорд Ариакас прошёлся перед строем, подмечая тех, кто уже начал дрожать от усталости или сломал линию строя. Это было серьёзным проступком в его личной гвардии. Он остановился перед одним из воинов:

— Старший сотник Холос, взять этого человека и выпороть. Никто не имеет права выполнять команду до того, как она прозвучит.

Человек с землистой кожей и слюнявым, безвольным ртом, что, несомненно, выдавало наличие в его роду предков-гоблинов, немедленно вывел указанного из строя солдата и отвёл в сторону от плаца. Там его поджидали несколько сержантов, вооружённых кнутами.

— Снимай броню, — велел он солдату.

После того как тот выполнил приказ, один из сержантов сорвал с него и рубашку с подстежной подкладкой.

— Стоять по стойке «смирно»!

Лицо солдата закаменело. Сотник кивнул, и сержанты, с неуловимой быстротой взмахнув кнутами, ударили провинившегося по три раза. Человек терпел, мужественно душа в себе крик, но последнего удара не выдержал и тихо застонал — солёный пот безжалостно принялся разъедать свежие раны. Невозмутимые сержанты, сделав своё дело, смотали кнуты и удалились.

Наказанный быстро, как мог, натянул рубашку, которая тут же пропиталась кровью, затем броню и вопросительно посмотрел на сотника. Тот кивнул, и солдат под тяжёлым взглядом Ариакаса поспешил занять своё место в строю. Остальные смотрели на него мрачными взглядами, потому как никто из них не мог изменить атакующей стойки без приказа. Руки и ноги дрожали от перенапряжения, тела сводила судорога.

— Приготовиться к защите! — гаркнул Ариакас. — Защита!

Строй выдохнул и, будто извлекая клинки из животов невидимых фантомов, вернул мечи в начальную позицию. Чуть переведя дух, отряд ожидал следующих команд.

— Уже лучше, — заявил Ариакас. — А теперь приготовиться к выпаду! Выпад! Приготовиться к защите! Защита!

Такая тренировка продолжалась около часа. Ещё дважды Ариакас прерывался на порку ошибавшихся, на этот раз выбирая солдат из глубины строя, чтобы показать свой неусыпный контроль за всем отрядом. К исходу часа Лорд был удовлетворён, его тысяча начала двигаться как один человек, щиты синхронно вздымались, мечи разрубали воздух, словно движимые единым рычагом.

— Приготовиться к вы…— начал Ариакас снова и вдруг остановился, вылетевшие слова замерли в горячем воздухе.

Один из солдат не повиновался. Он вышел из строя, швырнул меч в грязь, другой рукой дёргая тугую застёжку шлема, и заорал:

— Хватит с меня! Я не подписывался на весь этот балаган! Я ухожу!

Потрясение наблюдавший за ним строй замер, солдаты старались не смотреть на отступника, чтоб никто из офицеров не вздумал усомниться в их непричастности к безумному поступку. Четыре шеренги отрешённо смотрели прямо перед собой.

Ариакас холодно кивнул на солдата.

— Первая шеренга, седьмой десяток, убить дезертира! — приказал он. Опытный взгляд Лорда сразу заметил место, с которого тот вышел.

Обречённый человек потрясение повернулся к шеренге:

— Ребята! Одумайтесь! Что вы делаете?

Но названный десяток молчаливо сделал шаг из строя, в ногу направляясь к нему. Человек повернулся и бросился бежать, но не смог сделать и пары шагов — измученные ноги подвели, и он рухнул на землю. Десяток неумолимо приближался.

— Приготовиться к атаке… Атака…

Три меча одновременно вошли в тело несчастного, лязг железа приглушил смертельный крик.

— Приготовиться к защите… Защита…

Окровавленные мечи двинулись обратно, крик человека оборвался. Десяток замер в идеальной стойке.

— Неплохо, — проговорил Ариакас. — В первый раз за сегодняшний день я вижу хорошее построение. Десятник, вы можете отдохнуть полчаса и проследите, чтобы все получили воду.

Он уже давно заметил, что за тренировкой отряда наблюдает с улыбкой на губах молодая женщина, стоящая с краю смотрового плаца, — несомненно, это та, которая ожидает аудиенции. Лорд снял шлем и, вытирая пот с лица, неторопливо пошёл к своей палатке. Это был огромный шатёр, над которым развевалось знамя Ариакасов — чёрный орёл с распростёртыми крыльями.

Сотники и сержанты поспешили распустить свои шеренги, измученные жаждой воины рванули к длинным корытам, из которых пили лошади. Жадно глотая грязную, со стойким привкусом серы воду, солдаты обливались ею и брызгались, как мальчишки. Дежурные сержанты подхватили мёртвое тело с центра плаца и потащили его в угол лагеря, к мусорным кучам. Лагерные собаки, без сомнения, наедятся сегодня до отвала.

Ариакас вошёл в шатёр и сорвал одним движением плащ, помощник освободил Лорда от тяжёлого панциря.

— Проклятье, ну и жаркая была работёнка сегодня! — Ариакас со стоном размял затёкшие мускулы.

Раб осторожно внёс огромную тыкву, заполненную хрустальной родниковой водой. Лорд жадно припал к ней, взмахом руки велев тому отправиться за другой. Остаток влаги он опрокинул себе на голову и рухнул в огромное мягкое кресло. Подскочивший второй раб помог стянуть тяжёлые сапоги. За плотным пологом раздались голоса — это собирались офицеры.

— Войдите, — сказал Ариакас, поудобнее разваливаясь на подушках.

Офицеры вошли, держа шлемы в руках, и замерли по стойке «смирно». Советы у Лорда Ариакаса всегда таили в себе смертельную опасность, потому все были напряжены и осторожны. Старший сотник чуть выступил вперёд:

— Мой Лорд, я прошу прощения за досадный инцидент…

Ариакас успокаивающе махнул рукой:

— Не стоит об этом. Мы превращаем босяков и шутов в некое подобие армии, поэтому такие случаи возможны. Зато будет прекрасный урок всем остальным. Я доволен тобой, Холос, твои солдаты быстро учатся, даже лучше, чем я надеялся. Но им это знать не обязательно, пусть будут уверены, что я ненавижу их. Минут через пятнадцать начните занятия заново, тренируйте ту же самую атаку и защиту. Только когда они в совершенстве изучат основу, можно переходить к чему-то ещё.

— Мой Лорд, прикажете продолжить пороть всех отстающих? — поинтересовался второй сотник. Ариакас внимательно на него посмотрел:

— Нет, Берен, это только мой инструмент. Я хочу, чтобы они боялись и ненавидели меня больше всех остальных. — Ариакас усмехнулся. — Обходитесь только командным тоном и угрозами. Ну а если кто-то всё же отважится на бунт, просто пришлите его ко мне. Поглядим на храбреца.

— Будет исполнено, — кивнул Берен. — Какие ещё будут указания?

— Да. Тренировка ещё минимум полтора часа, потом перерыв на ужин, и отмените увольнительные на сегодняшнюю ночь. Когда все проспят пару часов, играйте «тревогу» и прикажите им перенести лагерь к югу. Они должны приучаться спать мало, просыпаться по команде и работать в полной темноте и при любой погоде.

Офицеры молча поклонились и направились к выходу.

— Ещё одно, — произнёс Ариакас им в спину. — Холос, ты будешь назначен новым командиром полка, который сформируется через две недели. Выберешь себе двух сотников в помощники. Берен, ты назначаешься старшим сотником этого отряда. В моей армии верные офицеры будут продвигаться быстро. Всё ясно?

Четыре офицера ещё раз отсалютовали и вышли. Холос выглядел особенно довольным — неожиданное продвижение по службе говорило о том, что, несмотря на недавний случай, Ариакас все ещё благосклонен к нему.

Ариакас пошевелился и расслабил ноющие мышцы. Он неожиданно вспомнил юность, когда легко мог пройти десять миль в тридцатифунтовой кольчуге и тяжёлом панцире сверху да с ходу вступить в бой. Только в нём можно ощутить максимальное удовольствие от жизни, когда ты плечом к плечу с другом сокрушаешь врага и каждый миг битвы несёт тебе победу или смерть. Это то, ради чего стоит жить на этом свете…

— Простите, мой Лорд, вы не спите? — раздался вкрадчивый голос от полога шатра.

— Я что, похож на старика, дремлющего после сытного обеда? — стальным голосом поинтересовался Ариакас, мгновенно, как пружина, распрямляясь в кресле. — Что случилось?

— Капитан Балиф прибыл, как вы и приказывали, мой Лорд, — проговорил помощник. — И он не один.

— Ах да… — Ариакас сразу вспомнил красавицу, наблюдавшую за тренировкой с края плаца. О Боги, неужели он стал забывать о подобных вещах? Лорд глянул на себя — на нём были лишь короткие кожаные штаны, которые он носил под доспехами, и больше ничего. Впрочем, если то, что он слышал об этой женщине, верно, она не будет шокирована видом неодетого мужчины.

— Вели им войти, — приказал Ариакас.

Женщина смело вошла первой, следовавший за ней Балиф отсалютовал и вытянулся по стойке «смирно». Она быстро обежала взглядом внутреннее убранство, после чего уже не спускала взгляд с Лорда Ариакаса. Сразу было видно, что перед ним не застенчивая девственница, запуганная и бесправная, но и не шлюха с продажным и оценивающим прищуром накрашенных глаз. Пристальный взгляд этой женщины был смел, невозмутим, проникновенен и бесстрашен.

Ариакас, привыкший к тому, что люди безропотно склоняются перед ним, вдруг оказался под прицелом горящего взора. Прекрасные глаза красноречиво говорили, что его оценили по заслугам, но в то же время, если их хозяйке не понравится то, что он ей скажет, она не будет колебаться ни секунды, а развернётся и гордо уйдёт. В любое другое время подобная наглость вызвала бы ярость и раздражение у Лорда Ариакаса, но сейчас, после удачной тренировки, он находился в благодушном расположении духа, и эта гордая красавица с вьющимися волосами и прекрасной фигурой неудержимо влекла его.

— Мой Лорд, — произнёс Балиф, — разрешите представить вам Китиару Ут-Матар.

«Так она соламнийка! Вот откуда эта гордость и бесстрашие, — подумал Ариакас. — Она вся пропитана вольным воздухом тех мест, словно окружающий мир просто игрушка у её ног. И у неё были прекрасные учителя, вы только посмотрите, как она носит меч — словно он является продолжением тела, весьма симпатичного тела, надо сказать… И всё же она не рыцарь, эти зовущие губы и глаза никогда не могли бы появиться среди набожных хвастунов Соламнии».

— Китиара Ут-Матар, — сказал Ариакас, заложив руки за широкий пояс, — добро пожаловать в Оплот. — Его глаза неожиданно сузились. — Мне кажется, мы уже встречались.,.

— Я не была удостоена подобной чести, — поклонилась Китиара, улыбнувшись ещё шире. В полумраке шатра её опаловые глаза горели ярким огнём.

— Нет, имя «Китиара» кажется мне знакомым, — задумчиво настаивал тот.

— Мой Лорд немного ошибается, — выступил вперёд Балиф, о присутствии которого Ариакас успел уже позабыть. — Вы не встречались лично, но два года назад в Нераке, когда вы наблюдали за строительством великого Храма…

— Вспомнил! — кивнул Ариакас. — Ты — тот шпион, который доставил важную информацию о Квалинести. Холос был очень доволен её качеством. Тебе наверняка будет приятно узнать, что она стала основой наших действий против эльфийских язычников.

Улыбка Китиары слегка увяла, но затем расцвела с новой силой. Проницательный Ариакас заметил, как пламя в глубине её глаз на мгновение померкло, и задался вопросом, что могло послужить причиной этому.

— Я очень рада была услужить, — сказала Китиара чуть дрогнувшим голосом.

— Присаживайся, — кивнул Ариакас. — Андрос! — Он хлопнул в ладони, вызывая раба.

Появившийся мальчишка лет шестнадцати, захваченный в одном из недавних набегов, быстро приблизился и низко поклонился.

— Тащи вина и мяса для моих гостей, — велел Ариакас, — я думаю, ты разделишь со мной ужин?

— Это будет честь для меня, — согласилась Китиара. Мнением Балифа никто не поинтересовался. Ещё один раб был послан в соседние палатки за дополнительной мебелью для гостей, а Ариакас, встав с кресла, одним движением скинул со стола огромную карту Абанасинии и груду деловых пергаментов.

— Прошу извинить за грубость трапезы, — галантно извинился он, усаживаясь за стол. Несмотря на присутствие капитана, общался он исключительно с Китиарой. — Когда я угощу вас в своей главной резиденции, вы попробуете одну из самых изысканных кухонь на всём Ансалоне. Мой главный повар — настоящий маг, творящий чудеса, именно это и спасло ему жизнь в своё время. Так что он готовит каждый раз как будто в последний, — рассмеялся Ариакас.

— С нетерпением буду ожидать этого, — произнесла Китиара.

В шатёр с поклоном внесли огромное блюдо с жареной олениной, которая шипела и истекала жиром под ароматными приправами.

— Угощайся, — Ариакас первым снял с пояса нож и отрезал себе толстый дымящийся кусок мяса. — Я думаю, сегодня можно не придерживаться этикета. Клянусь Её Тёмным Величеством, я голоден, как целый отряд! Мы хорошо поработали сегодня и можем немного отдохнуть. — Он искоса взглянул на Китиару, наблюдая за её реакцией. Китиара не спеша отрезала себе не меньший кусок.

— Я наблюдала за вами, милорд. — Она насыщалась, как и подобало старому воину, никогда не уверенному в том, где он снова сможет хорошо закусить. — В ваших отрядах строгая дисциплина и порядок, но не слишком ли суровая? Или пополнять численность полков будут мёртвые из могил?

Ариакас усмехнулся:

— В моей армии платят — и неплохо. Причём платят вовремя и без обмана. Я не принадлежу к тем полководцам, которые теряют половину отрядов по весне, потому что крестьяне бегут в свои деревни сеять хлеб. Мои полки не нуждаются в припасах городов, которые захватывают. Это их премия за хорошую службу — и не более. Достойная оплата даёт им чувство гордости за свою работу, когда она выполнена хорошо. — Он повёл литыми плечами. — Но, как и любой командир, я всегда имею недовольных. И от них необходимо избавляться первыми. Если нянчиться с ними и потакать, то это разложит всю остальную армию. А тогда армия превращается в неорганизованную банду, не подчиняющуюся ничьим приказам. Для военачальника это хуже смерти.

Китиара, прекратив есть, внимательно слушала Ариакаса, кивая головой, соглашаясь с его словами.

— Ну, хватит об этом, — оборвал себя Лорд. — Расскажи мне лучше о себе, Китиара Ут-Матар.

Ариакас махнул рабу, приказывая налить всем ещё вина. Он отметил, что Китиара пьёт очень мало, мелкими глотками, смакуя драгоценную влагу, в отличие от Балифа, который уже осушил три кубка и сейчас приканчивал четвёртый.

— Даже не знаю, что может заинтересовать милорда, — потупилась Китиара. — Я родилась и выросла в Утехе, что в Абанасинии. Моим отцом был Грегор Ут-Матар, Рыцарь Соламнии, один из лучших воинов своего времени. — В её устах это прозвучало не как хвастовство, а как констатация факта. — Но, к сожалению, ему не хватило сил придерживаться тех правил, что сотнями окружают жизнь рыцаря. Он продал свой меч и талант там, где платили больше. Когда мне было пять лет, отец взял меня с собой на поле битвы и там преподал первый урок обращения с мечом. Ещё долгое время он обучал меня и учил выживать в окружающем мире, а потом дела позвали его обратно в Соламнию. С тех пор я не видела его… — Китиара замолчала.

— И ты…

Китиара посмотрела на него в упор:

— Я дочь своего отца — и этим всё сказано.

Ариакас нахмурился:

— Значит, ты тоже не хочешь придерживаться ничьих правил и подчиняться приказам?

Китиара замерла. Она ясно ощутила, что от её следующих слов будет зависеть вся её жизнь и судьба, и сосредоточилась, чтобы пройти по той узкой тропинке, что отделяет ложь от правды.

— Я этого не сказала. Если я найду командира, которого буду уважать, которым буду восхищаться, службой у которого буду гордиться, то за него я отдам жизнь. Ему я буду верна до самой смерти и не предам никогда, но…

Она заколебалась.

— Но что? — подбодрил её Ариакас с улыбкой.

Китиара прикрыла мерцающие глаза ресницами и решилась:

— Но такой командир должен будет и сам не остаться в долгу у меня.

Ариакас откинулся на спинку кресла и громогласно засмеялся. Он хохотал долго и раскатисто, молотя пустым кубком по столу, пока помощники не начали осторожно заглядывать под полог, выясняя, не случилось ли чего с их предводителем. Ариакас вообще не отличался весёлым нравом, и такие приступы веселья бывали у него крайне редко.

— Думаю, я могу найти тебе такого командующего, Китиара Ут-Матар, — наконец произнёс он, — который бы удовлетворил всем изложенным требованиям. Мне крайне необходимо иметь верных офицеров. Я думаю, ты подпишешь армейский контракт. Но, конечно, тебе придётся доказать свою преданность и храбрость.

— Я готова, — быстро произнесла Китиара. — Каково моё первое задание?

Лорд Ариакас задумчиво посмотрел на Балифа.

— Я доволен тобой, капитан, — сменив тему, произнёс он. — И ты не останешься без награды. — Ариакас, взяв клочок пергамента, быстро нацарапал на нём какие-то слова. Потом он крикнул помощника с улицы и приказал ему: — Проводи капитана к нашему казначею и передай ему этот приказ. — Затем Ариакас повернулся к Балифу, — Получай награду, капитан, но много не пей. Завтра утром я жду тебя на совете.

Балиф поднялся с места, слегка пошатнувшись, и кривовато поклонился — сказывалось количество выпитого. Он не слишком расстроился, что его так быстро выставляют вон, особенно когда через плечо помощника разглядел сумму, проставленную на пергаменте. Он неплохо знал жизнь и понимал, что Китиара сделала ещё один шаг наверх, где ему уже нет места. Также он понимал, что теперь вряд ли получит что-то ещё от Китиары, — теперь она навсегда стала для него недоступна. «Впрочем, я неплохо заработал», — улыбнулся своим мыслям Балиф. Проходя к выходу, капитан незаметно для всех коснулся плеча Китиары, пожав его, затем стремительно вышел.

Как только помощник и Балиф удалились, Ариакас встал и, подойдя к входу, задёрнул тяжёлый полог шатра. Китиара неподвижно сидела за столом, не поворачивая головы. Ариакас медленно подошёл к ней и погрузил руки в шёлковый водопад её вьющихся волос. Голова Китиары запрокинулась, и, не в силах более сдерживаться, Ариакас поцеловал её в губы так пылко, как только мог. К его удивлению, поцелуй вернулся к нему с такой силой и страстностью, что Лорд на миг снова ощутил себя мальчишкой. Китиара обвила руками его плечи и отчаянно целовала его, вонзая ногти в бронзовую кожу мускулистых рук. Он прижал её к себе, но, внезапно вывернувшись, женщина освободилась и отпрянула:

— Так как же я должна проявить себя, мой Лорд? Моим первым заданием будет постель?

Ариакас поморщился:

— Нет! Что за чушь! Конечно, нет! — Он обнял её за талию, прижимая к себе. — Но мы могли бы получить удовольствие…

Китиара выгнулась назад, отстраняясь от Ариакаса. В данный момент она хотела обнять его не меньше, чем он её, и только по сузившимся глазам и бурному дыханию можно было понять, как сильно женщина борется с собственным желанием.

— Не знаю, милорд! Вы же хотели сделать меня своим офицером?

— Да, проклятье, я сделаю тебя офицером! — прорычал тот.

— Но тогда как воспримут меня солдаты армии Лорда Ариакаса? Как игрушку командира с приляпанными сверху знаками различия? Будут ли они уважать меня и подчиняться мне? — выкрикнула Китиара.

Ариакас замер, словно натолкнувшись на стену. Он ещё никогда не встречал такую женщину — женщину, которая легко припёрла его к стенке его же любимыми аргументами. Он тяжело дышал, но не разжимал рук. Ещё ни одну красавицу в жизни ему не хотелось так мучительно, как эту воительницу.

— Милорд, позвольте мне быть пока рядом с вами, — произнесла Китиара, прижимаясь к Ариакасу так, чтобы он мог ощутить дрожь, бьющую её тело. — Дайте мне шанс заслужить уважение в отрядах, чтоб меня узнали все ваши солдаты. Чтобы они говорили о моей храбрости в сражениях — и тогда ни один из них не скажет, что Лорд Ариакас взял к себе в постель шлюху. Только тогда я буду достойна вас.

Ариакас задумчиво пропускал её локоны сквозь сильные пальцы. Внезапно его рука сжалась и мгновенно намотала волосы на кулак. Ариакас молча смотрел на слёзы, которые непроизвольно выступили на глазах Китиары.

— Никогда ещё ни одной женщине не удавалось сказать мне «нет» и остаться в живых, чтобы об этом узнали другие. — Лорд ледяным взглядом пронзал женщину насквозь, ожидая увидеть хотя бы тень страха в опаловых глазах. И если бы страх появился, Ариакас незамедлительно, одним небрежным движением, сломал бы Китиаре шею. Воительница в ответ улыбнулась, спокойно выдержав его взгляд.

Через миг Лорд горько рассмеялся и ослабил хватку.

— Хорошо, Китиара Ут-Матар, — произнёс он. — Ты сказала умные слова. Я дам тебе этот шанс. Сейчас мне срочно необходим надёжный гонец.

— Я предполагала, что у Лорда Ариакаса есть немало мальчиков на побегушках, — чуть обиженно произнесла Китиара. — Я хочу быть боевым офицером.

— Тогда я скажу тебе, что у меня действительно были, как ты выражаешься, «мальчики», — сказал Ариакас со странной улыбкой. Он не спеша налил два кубка до краёв, чтоб хоть как-то погасить огонь своего желания. — Но теперь уже никого нет. Я послал пятерых, и до сих пор никто не вернулся…

Китиара понимающе усмехнулась;

— Тогда звучит весьма многообещающе. Так что эта за сообщение и кто адресат?

Брови Ариакаса хмуро сошлись к переносице, рука крепко сжала деревянный кубок.

— Примерно такое. Слушай: «Я, Ариакас, Повелитель армии Её Тёмного Величества, прошу тебя прибыть ко мне в Оплот. Я нуждаюсь в тебе, и Тёмная Королева тоже. Бросая мне вызов, ты ставишь под угрозу общее дело, и в первую очередь Королеву. Над нами нависла новая серьёзная угроза». Все.

— Я в точности передам послание, мой Лорд, — подняла бровь Китиара. — Имею ли я право повлиять на решение, если адресат не захочет выполнить ваш приказ?

Ариакас хитро улыбнулся:

— Конечно, я разрешаю тебе, Китиара Ут-Матар, попробовать его принудить повиноваться мне. Любыми способами. Хотя, возможно, эта задачка будет тебе не по зубам.

Китиара вскинула голову:

— Я тоже не встречала ещё ни одного мужчину, который сказал бы мне «нет» и выжил после этого. Где его найти и как его зовут?

— Он живёт в пещере неподалёку от Нераки, а зовут его Иммолатус.

Воительница нахмурилась:

— Иммолатус… весьма странное имя для человека…

— Для человека — да, — сокрушённо покивал Ариакас, наливая ещё: он решил больше не ограничивать себя. — Но не для дракона…

 

7

Китиара лежала, подложив руки под голову, и мрачно разглядывала плывущую в небе красную луну. Луна злобно смеялась над ней, и воительнице было прекрасно известно почему. «Охота, — шипела она сквозь зубы, — охота на снипа!»

— Будьте вы прокляты! — наконец заорала Китиара во тьму, сбросила промокшие насквозь одеяла, вскочила и нервно заходила вокруг костра. Устав метаться, она отхлебнула ледяной воды из меха и рухнула обратно — смотреть на горящие дрова. Решив, что они пылают недостаточно ярко, Китиара поворошила кочергой прогорающие ветки, послав в небо целый сноп искр — маленьких красных огоньков, растаявших во тьме.

Воительница прекрасно помнила детство и розыгрыш со снипом, когда она подшутила над легковерным Карамоном.

Все вокруг знали о её замысле, с удовольствием помогая, — за исключением Стурма Светлый Меч. Проговорись кто-нибудь юному рыцарю — спасения от его нравоучений и лекций не было бы. Он выпустил их снипа из ловушки, если можно так выразиться. Каждый раз, когда они собирались все вместе: Китиара, Танис, Рейстлин, Тассельхоф и Флинт, то сразу начинали болтать о красоте снипа, которого так трудно поймать, о невероятной вкусноте его нежного мяса, по сравнению с которым цыплёнок — жёсткая подошва. Карамон слушал их рассказы с круглыми глазами, раскрытым ртом и бурчащим желудком.

— Поймать снипа можно только тогда, когда светит Солинари. — авторитетно утверждал Танис.

— Ты должен пойти в лес один, бесшумно, как эльф-лунатик, с мешком в руках, — советовал Флинт. — И начинай звать: «Снип, иди ко мне в мешок, снип, иди ко мне в мешок!»

— Вот увидишь, Карамон. — говорила Китиара брату, — снипы настолько легковерны, что едва услышат эти слова, как сразу побегут к тебе в руки.

Рейстлин тщательно наставлял со своей стороны:

— И вот в этот миг ты должен мгновенно завязать мешок, потому что, как только снип поймёт, что его обманули, он попытается освободиться.

— Они очень большие? — боязливо спрашивал Карамон.

— Да нет, не больше белки, — заверял Тассельхоф. — Но у него зубы острые, как у волка, когти, как у упыря, и на хвосте жало, как у скорпиона.

— Поэтому, парень, убедись, что взял мешок покрепче, — сурово говорил Флинт, быстро зажимая Тассельхофу рот, когда тот уже хотел захихикать.

— Так, разве вы мне не поможете? — удивлялся Карамон.

— Снипы священны для эльфов, — торжественно заявил Танис. — Мне запрещено убивать их.

— А я слишком стар для них, — вздохнул Флинт. — Лучшие денёчки для охоты уже миновали. Это тебе надо проявить своё мастерство.

— Я убила первого снипа, когда мне было двенадцать, — гордо заявила Китиара.

— Э-эх, — горько вздохнул Карамон. Ему уже было почти восемнадцать, а он услышал про снипа совсем недавно.

— Я знаю, брат, ты сможешь с честью поймать своего первого снипа, — уверил Рейстлин, кладя руку близнецу на плечо…

Как же они бились в конвульсиях от смеха, когда той ночью Карамон отправился в лес, а они, сидя в уютном доме, представляли, как он, бледный от страха, взывает к снипам: «Снип, иди ко мне в мешок!»

И ещё сильнее они смеялись утром, когда Карамон, затаив дыхание от волнения, притащил домой огромный мешок с пойманным неуловимым снипом, который вдруг принялся яростно извиваться и хихикать.

— Тут кто-то хихикает, — опасливо сказал Карамон, таращась на мешок.

— Это такой специальный звук, который издаёт пойманный снип, — простонал Рейстлин, едва способный говорить от смеха. — Братец, расскажи нам подробности своей охоты!

Карамон уверенно начал рассказывать, как он отправился в лес и как на его зов примчался снип, попавшийся прямо в ловушку. Тогда он мгновенно связал мешок и после тяжёлой борьбы усмирил проклятого снипа.

— А теперь давайте размозжим ему голову, прежде чем развяжем, — заявил Карамон и притащил огромную кочергу от камина.

— Нет! — отчаянно запищал снип из мешка.

— Да! — заорал Карамон, замахиваясь.

Флинт попытался выхватить у силача кочергу, но безрезультатно. Тогда Танис, видя, что розыгрыш зашёл слишком далеко, кинулся к мешку и дёрнул завязки. Вылезший снип оказался поразительно похожим на Тассельхофа Непоседу.

Карамон смеялся громче всех, когда ему объяснили смысл шутки, а все наперебой рассказывали, что и сами в своё время попадались на неё. Кроме Китиары, которая сразу заявила, что никогда не была настолько глупа, чтобы отправиться на охоту за дурацким несуществующим снипом.

До сих пор. Теперь она могла смело встать посреди этих проклятых гор с мешком и начать вопить: «Дракон, иди ко мне в мешок!» Она с раздражением пнула горелое бревно, задаваясь вопросом, который мучил её уже целых семь дней, с тех пор как она покинула Оплот, — неужели она так глупа? Почему Лорд Ариакас послал её с этим смешным заданием?

Китиара верила в драконов так же, как и в снипов.

«Драконы! — Она снова фыркнула с раздражением. — Люди в Оплоте беспрерывно болтают про них и поклоняются им. Храм Тёмной Королевы построен в форме дракона. Балиф как-то спросил, сильно ли я испугаюсь, если встречу дракона…»

Несмотря на это, Китиара до сих пор ещё не встретила никого, кто видел бы дракона своими глазами. Реального огнедышащего и воняющего серой дракона, а не только в камне, мозаиках и настенной росписи. Когда Ариакас сказал, что ей надо ехать к дракону, она сначала долго смеялась.

— Это не шутка, Ут-Матар. — произнёс Лорд, и глаза его гневно сверкнули.

Все ещё уверенная, что это какой-то тонкий розыгрыш, Китиара решила подыграть ему и покорно согласилась. Гнев исчез из холодных и пустых глаз Ариакаса.

— Я дал задание, Ут-Матар, — произнёс он тоном таким же холодным, как и глаза. — Выполняйте или убирайтесь вон.

Что ей оставалось делать? Она попросила эскорт солдат, но Ариакас резко отказал: «Я не могу больше терять людей на пустом месте. Или новобранец Ут-Матар не чувствует себя подготовленной к путешествию в одиночку? Тогда, может, мне стоит поискать другого кандидата для этого задания?»

Китиара сдалась, ибо выбора у неё не было. Ей надлежало углубиться в Халькистовы горы, где, как предполагалось, обитал дракон Иммолатус. Он жил там уже столетия и должен был ощутить пробуждение Тёмной Королевы. Первые три дня на пути от Оплота Китиара не спала, постоянно ожидая нападения из засады. Она была уверена, что Ариакас все подстроил, чтоб проверить её навыки и боевые способности. Но всё было спокойно, никто не прыгал на неё из темноты, никто не шуршал в кустах, кроме голодных бурундуков. Ариакас даже дал ей карту, как он пояснил, полученную от жрецов Храма Луэркхизис и указывающую точное нахождение пещеры дракона.

Чем ближе Китиара приближалась к точке, отмеченной на карте, тем пустынней становилась местность вокруг, она уже с трудом пробиралась среди огромных камней. Конечно, если уж верить в дракона, то он просто обязан жить в таких местах. На четвёртый день Китиара прошла перевал, и даже стервятники, с надеждой кружившие над ней от самого Оплота, пропали с неба — больше не чувствовалось их голодных взглядов, не слышалось хриплого клёкота,

На пятый день ни одна муха не закружилась над её куском сушёной говядины, ни один муравей не приполз к крошкам хлеба от её трапезы. Теперь Китиаре уже трудно было определить, где находится Оплот, — со всех сторон её окружали мрачные пики Властителей Судеб, скрытые в вечно клубящихся облаках. Время от времени земля сотрясалась под её ногами от глухих толчков. Китиаре даже показалось, что это где-то в глубинах тверди пошевелился во сне гигантский червь, грезя о несметных сокровищах.

На шестой день Китиара начала уже всерьёз беспокоиться. Земля, по которой она шла, стала абсолютно бесплодна. Китиара уже забралась достаточно высоко в горы, чтоб не ощущать влияния весны вокруг, но никаких следов снега не увидела, лишь изредка в глубоких нишах под скалами замечая его следы. Не было ни одного деревца иди кустарника.

Потом долгое время воительница шла по камням, опалённым огнём, словно волна пламени залила пустынный склон. «Откуда взяться огню, если нечему гореть?» — изумилась Китиара, но, поразмыслив, решила, что здесь бушевала гроза и молнии выжгли все вокруг. Все ещё находясь в сомнении, она обогнула громадный гранитный валун и наткнулась на труп.

От неожиданности женщина даже сбилась с ровного шага. Она видела достаточно много трупов за свою жизнь, но такого ещё не встречала. Тело было обожжено пламенем настолько горячим, что уцелели только самые крупные кости скелета и череп. Вся плоть и мелкие кости были превращены в пепел. Тело лежало лицом вниз, было видно, что человек убегал со всех ног, когда пламя испепелило его. Ковырнув гарь со шлема, Китиара опознала эмблему. Тот же герб был и на мече, который валялся в десятке шагов позади. Она подумала, что, если перевернуть труп, на панцире будет ещё один знак, везде один и тот же — распростёрший крылья орёл Лорда Ариакаса.

Именно в это мгновение Китиара наконец поверила.

— Ты мог бы сейчас посмеяться, Карамон. С полным правом, — произнесла она печально.

Прищурив глаза от сверкания горных льдов, воительница осмотрелась по сторонам. Она ничего не увидела, кроме синего неба, но внезапно почувствовала себя очень маленькой и уязвимой. Китиара присела у подножия гранитной скалы, прислонившись к ней спиной. Прямо перед ней была другая скала, которую опалило пламя, с одной стороны расплавив, как масло.

— Чтоб мне провалиться до самой Бездны и вылететь обратно! — обругала она себя, наслаждаясь компанией горелого скелета. — Дракон. Настоящий живой дракон! — Она всхлипнула. — Стоп, прекрати истерику. Кит, это просто невозможно! Так ты скоро начнёшь верить в упырей! Беднягу ударило молнией, и все!

Но она лгала себе и знала об этом. Прямо перед ней был труп человека, в ужасе убегавшего от кого-то и бросившего бесполезный меч как игрушку.

Китиара потянулась к кожаному мешочку на поясе, отмеченному черным орлом, и вытянула тонкий пергамент, туго скрученный и зажатый перстнем. Хмуро посмотрев на него, она пожевала нижнюю губу. Ариакас, давая свиток, сказал, чтобы она любой ценой доставила его к Иммолатусу.

Разъярённая глупыми шутками полководца, Китиара схватила его тогда не глядя и запихала в карман. Она делала вид, что выслушивает речи Ариакаса о драконах, но на самом деле пропускала все его слова мимо ушей: с тем же успехом Карамон мог рассказывать ей о повадках снипов.

Теперь Китиара внимательно осмотрела перстень. На широкой печатке был вытеснен знак пятиглавого дракона.

— Вот оно что… — прошептала она себе под нос, вытирая пот со лба. — Пятиглавый дракон, древний символ Такхизис, Королевы Тьмы.

Поколебавшись всего одно мгновение, воительница сорвала перстень и аккуратно развернула свиток.

«Иммолатус, я приказываю подчиниться моему приказу, который доставит этот посланец. Четыре раза ты пренебрегал им, пятый будет последним. Я теряю терпение, немедленно прими человеческий облик и прибудь в Оплот вместе с подателем сею письма. Ты обязан явиться на службу Лорда Ариакаса, в скором будущем Повелителя Драконов, и моей армии.

Этот приказ составлен и записан Вирлишем, Верховным жрецом и магом Ложи Чёрных Мантий, от имени Такхизис, Королевы Тьмы, Королевы Пяти Драконов, Королевы Бездны и в скором будущем Королевы Кринна».

— Будь все проклято… Все вместе и каждое в отдельности, — прошептала Китиара, уронив голову на руки. — Какая я идиотка! Тупая как пробка! Как я влипла в это дело?

Она замолчала и какое-то время просто смотрела в пустоту, потом искра жизни вновь забилась в ней.

— Как много…— пробормотала воительница, поднимаясь на ноги. — Много надежд, амбиций и желаний. И всем им суждено найти конец здесь, — Она кисло улыбнулась. — Вплавленным вместе со мной в гранит. Но кто мог подумать, что Ариакас говорит правду? Дракон. И я иду к нему посыльным.

Китиара снова присела на камни и задрала голову, глядя в небо. Воздух здесь был удивительно прозрачен, и если заглядеться в синеву, можно представить себе, что паришь в восходящих потоках воздуха.

День клонился к закату, холодало. Китиара зябко поёжилась — открытые части тела быстро покрылись гусиной кожей. В сумке у неё был толстый шерстяной плащ, но она ещё ни разу не доставала его. «Сейчас согреемся», — подумала воительница, отгоняя сонливость, потянулась к сумке и достала плащ. Закутавшись в тёплую ткань, она сразу почувствовала себя уютнее.

Немного успокоившись, Китиара достала карту, выданную Ариакасом, и начала изучать её. Она быстро нашла все основные ориентиры: пик горы, раздвоенный на верхушке, как змеиный язык, огромный выступ скалы, нависавший над долиной, как крючковатый нос старухи. С их помощью Китиара без труда определила место, где должен был находиться вход в пещеру. Надо было обогнуть длинный выступ породы совсем невдалеке от неё.

Женщина поднялась и подошла к краю одной из скал, что обрывалась прямо под её ногами. «Выход есть… Один шаг, и все быстро кончится… — зазвенело у неё в голове. — Выход есть… — Китиара резко тряхнула головой. — Этот выход только для труса!» — оборвала она себя. «Ложь, обман, кража — все бывает в этом мире, — говорил ей как-то отец. — Но помни, мир никогда не прощает трусов!»

— Может, это и будет мой последний бой, но я смело приму его… — сказала Китиара вслух.

Она огляделась по сторонам и заметила, как быстро сгущается тьма. У воительницы не было никакого плана: всё, что приходило ей в голову, через миг казалось глупым и невыполнимым. Оставалось только пойти и постучать в парадную дверь драконьей пещеры. Положив руку на рукоять эфеса, Китиара двинулась в путь…

Огромная тень появилась на фоне темнеющего неба и понеслась вдоль отрогов Властителей Судеб, поднимаясь всё выше и выше. Размах мощных крыльев был огромен, огненно-красная чешуя сверкала в последних лучах заходящего солнца — блики вспыхивали и гасли, подобно искрам растревоженного костра. Поэт сравнил бы их с гранями рубинов на шее красавицы, играющими на свету, или каплями алой крови, упавшей на землю. Туша с длинной мордой и мясистым хвостом казалась невероятно тяжёлой, и не верилось, что какие бы то ни было крылья способны поднять эту громаду в полёт. Острые шипы хребта против света выглядели чёрными, мощные лапы с саблевидными когтями были поджаты, зоркие пламенные глаза оглядывали скалы внизу.

Впервые за двадцать восемь лет своей жизни Китиара испугалась до смерти: в животе похолодело, судорожно сжавшийся желудок комом подкатил к горлу, слюна приобрела металлический привкус, руки и ноги ослабели — женщина не могла сдвинуться с места, меч бесполезно болтался на боку. В голове билась единственная мысль:

«Бежать! Бежать! Скрыться! Исчезнуть!» Если бы поблизости была хоть маленькая щель, Китиара забилась бы в неё, как ящерица. Сейчас желание прыгнуть со скалы казалось ей мудрым и продуманным.

Упав за ближайшим валуном, Китиара дрожала как осиновый лист, от страха она почти не могла дышать. Спрятаться было негде. Женщина упорно глядела в землю, не в силах поднять глаза на приближающегося дракона — он был слишком прекрасен и ужасен одновременно. Не меньше сорока футов в длину, чудовище заняло бы весь плац, на котором тренировались солдаты Ариакаса, а хвост бы наверняка заполз в Храм. Больше всего она боялась того, что дракон заметил её.

Иммолатус понятия не имел, что внизу есть кто-то живой. Он размышлял о других, более важных сейчас вещах. Дракон летел охотиться. Не так давно он насытился посыльными и, пока полностью не переварил их, ленился вылетать на поиски пищи. Но сегодня к ночи втянувшийся живот напомнил о себе, пробудив его из сладостной дремоты. Дракон немного полежал в приятных мечтаниях о том, чтобы еда снова сама пришла к входу в пещеру. Но никто не появился.

Тяжело вздохнув, Иммолатус пожалел, что последнего посыльного он использовал в качестве игрушки, загоняв того по скалам и, в конце концов, метко накрыв огненным плевком. «Из него получился красивый бегущий факел. А сейчас придётся лететь охотиться. Если бы я сначала подумал, то оставил бы посланника в живых, пока снова не проголодаюсь…» Иммолатус любил поворчать.

Он кружил вокруг своего пика, осматривая окрестности и убеждаясь, что все вокруг в порядке. Китиара продолжала лежать неподвижно, заворожённая, словно кролик, увидевший стаю собак. Ей казалось, что сердце бьётся так громко, что по всей долине гуляет многоголосое эхо, и хотелось только одного — чтобы дракон улетел как можно дальше.

Между тем дракон парил вокруг двойного пика, нащупывая тёплые потоки воздуха и забираясь все выше. Китиара хотела кричать, но горло было стиснуто удавкой ужаса, и она лишь тихо хрипела. Дракон беспокойно ворочал головой с огненными глазами и все чаще посматривал в её сторону. Его ноздри широко раздувались, он явно ощущал знакомый аппетитный запах. Вдруг из пасти его закапала слюна, и одновременно Китиару пронзила страшная мысль: «Овцы! Проклятый новенький плащ из овечьей шерсти пахнет сейчас для дракона лучше всего на свете! А найдя под шкурой овцы человека, дракон не сильно расстроится».

Огромная голова повернулась к ней, и Китиара ясно различила громадные зубы в распахнувшейся пасти.

«Королева Тьмы! — взмолилась Китиара первый раз в жизни. — Я здесь по твоему приказу, я твоя верная слуга. И если ты хочешь, чтобы приказ был выполнен, сделай же что-нибудь!» Крылья приближающегося дракона уже закрывали звезды на небе. И чем гуще становилась тьма, тем ярче горели кровавые, мрачные глаза. Беспомощная, неспособная даже пошевелить рукой, воительница молча наблюдала, как к ней приближается смерть. Ветер от крыльев метался над валуном, за которым она притаилась, невдалеке раздался ужасный скрип когтей по камням. Сильный хвост чудовища возбуждённо хлестал по сторонам, расшвыривая камни. Внезапно в стороне раздалось испуганное козлиное блеяние, а вслед за ним резкий удар — и всё стихло.

Капли свежей крови брызнули с небес на Китиару, и дракон рванулся вверх. Приподняв голову, она различила жирного козла, безжизненно висящего в страшных когтях.

Иммолатус был вполне доволен быстрой охотой. Раньше он никогда не замечал, чтоб козлы отваживались так близко подходить к его логову. Он понёс пищу в пещеру, где мог не спеша заняться ею. Правда, дракон различил ещё один запах, странный, смесь овечьего и человеческого, но здраво рассудил, что лучше козлятина в когтях, чем баранина, которая бегает где-то по склонам. Кроме того, съесть овцу он может в любой день, а на человеке не так уж много мяса, да ещё в последнее время оно упаковано в железо, замучаешься выковыривать. Вкус металла держится потом во рту неделями. Влетев в пещеру, Иммолатус бросил тушу на огромный камень, который, к большому сожалению, заменял дракону груды сокровищ, и начал потрошить её.

Китиара была спасена. Некоторое время она ничего не могла понять, каждый миг ожидая последнего удара. Тело свела судорога. С огромным усилием воительница взяла себя в руки, выровняла дыхание и осторожно пошевелила пальцами. Первым делом необходимо было поблагодарить Тёмную Королеву.

— Королева Такхизис! — кротко сказала Китиара в тёмное небо. — Благодарю тебя! Ты не покинула меня в трудную минуту, и я буду всегда тебе верна.

Закончив краткую молитву, она натянула злосчастный плащ и начала слово за словом вспоминать разговор с Лордом Ариакасом, всё то, что он говорил ей о драконах…

 

8

Козёл был жирным и необычайно вкусным, возможно, ещё и потому, что так быстро попался охотнику в когти. Разморённый сытной пищей, Иммолатус довольно растянулся на своём каменистом ложе и, представляя, что лежит на груде сокровищ, погрузился в сои, в котором ему было значительно приятней, чем в жизни. Большинство других драконов, служащих Такхизис, были довольны, когда она пробудила их от векового сна, но не Иммолатус.

Он грезил о прошлом, когда горели огни пожаров и метались в ужасе перед ним сотни эльфов, кендеров и гномов; когда он разрывал мужчин и женщин пополам и пожирал их детей у них на глазах. Дракон вспоминал рушащиеся города и замки, крики Соламнийских Рыцарей, извивающихся у него в когтях, пробивающих самую крепкую броню, как хрупкий пергамент…

Все это кружилось перед его внутренним взором и превращалось в золотые украшения и утварь, магические артефакты и оружие, грудами сваленные перед ним, фургоны сокровищ, тянущиеся к нему в логово… Пещера была так набита, что Иммолатусу едва удавалось заползти в неё…

Проклятый Богами Хума и его мерзкий друг Магиус положили конец счастью Иммолатуса. Они едва не прикончили его самого, пожри Тёмная Королева его сердце! Владычица Тьмы призвала его для того, чтоб начать последнюю из войн — войну с проклятыми соламнийцами, которая сотрёт их род с лица измученной земли. И сейчас драконы неуязвимы, словно защищены невидимой завесой. Так сказала Такхизис.

Иммолатус вспомнил, как хорошо всё начиналось. Он был тогда ещё совсем молодым драконом…

Он оставил на время сокровища и ушёл к своим братьям — синим и красным, зелёным и белым с заснеженных южных гор. Там были даже мглистые драконы… Но всё пошло не так, как планировалось! Хитрые люди изобрели новое оружие — Копья, металл которых был так же неприятен для глаз драконов, как и смертелен для их сердец.

Битва была ужасной. Иммолатус и его братья бились до последнего, но, в конце концов, Хума и его Копья вынудили Такхизис отступить, заключив позорный договор. Её драконы не будут казнены, но проспят столетия, сохранив равновесие с серебряными и золотыми драконами Паладайна.

Правое крыло и левая задняя нога Иммолатуса до сих пор хранили следы ужасного оружия Хумы.

Тогда его тело было страшно иссечено. Он плёлся назад, к своей пещере, и кровь хлестала из него, подобно летнему дождю. Когда он вполз в своё логово, то дикий вой вырвался у него из груди — подлые воры украли и увезли все его богатства! От ярости дракона раскололся надвое горный пик, а хребты тряслись до основания. Иммолатус поклялся, что никогда не будет иметь дела с людьми, разве только в качестве обеда. С Такхизис он тоже не желал иметь дела, Королева не должна так подло предавать своих слуг.

Страшные раны затянулись за столетия сна, он снова был силён, как и раньше, но не забыл своей клятвы. Семь лет назад дух Королевы Такхизис, заключённый сейчас в Бездне, явился в его пещеру и пробудил, призвав снова явиться на битву. Ещё на одну, последнюю битву!

Дух Королевы стоял в пещере, такой пустой теперь пещере, и излагал свои требования. Иммолатус пробовал напасть на неё. Напрасно!

Не в силах нанести вред призраку, обиженный дракон вернулся к своим снам, к убитым людям, жемчугам и сапфирам. Но сон не шёл. Такхизис упорно тревожила его, разрушая иллюзии. В последнее время зачастили посыльные с приказами и требованиями. Почему эта женщина не оставит его в покое? Разве мало он жертвовал собой ради неё? Сколько их надо превратить в факелы, чтобы до неё дошло?

Иммолатус погружался в мечты, где так сладко пахло горящей человеческой плотью, как вдруг сон внезапно изменился. Теперь ему снились блохи. Это было странно, и Иммолатус обеспокоился. У драконов нет блох, они есть у низших животных, с кожей и мехом. И всё же дракону снились блохи, причём блохи, кусающие его. Укусы были не очень болезненны, но раздражающе неприятны. Блоха грызла его за заднюю ногу, и Иммолатусу страшно захотелось почесаться. Он тряхнул ногой, и блоха исчезла. Но не успел он успокоиться, как снова был укушен. Блоха кружила по всему его телу, кусая все подряд…

Не на шутку разъярённый, дракон проснулся и вскочил. Лучи утреннего солнца проникали в его пещеру через шахту на восточном склоне. Иммолатус закрутил головой, пытаясь обнаружить блоху, и вдруг замер с разинутой пастью. На его плече сидел человек.

— Что за?!. — рыкнул он в полном изумлений.

Человек был затянут в броню и расположился так непринуждённо, словно сам он был Соламнийским Рыцарем, а Иммолатус — верным золотым драконом.

Свирепо уставившись на наглеца, Иммолатус заметил, как тот тычет остриём меча в его тело, причиняя ту самую раздражающую боль.

— У тебя здесь чешуя ослабла, лорд дракон. — Человек с натугой приподнял одну из чешуек, показывая Иммолатусу, насколько та свободно движется. Пластина была огромная, человек покраснел от напряжения, но старался не подавать виду. — Ты знал об этом?

Дракон все ещё находился под волшебным действием сна, чему только способствовало туго набитое брюхо, поэтому тут же втянул воздух, намереваясь одной вспышкой отправить надоедливую козявку в Бездну. Но в этот момент мозг панически сообщил: если он это сделает, то изжарит себе все плечо и половину правого крыла. Иммолатус захлопнул пасть, подавившись огнём, клокотавшим в чреве. Алые драконы неплохо владели магией, но Иммолатусу сейчас было лень обращаться к глубинам памяти и выискивать сложные слова формул и заклятий. Главным оружием дракона всегда был страх, поражающий жертву.

Огромные пылающие глаза, каждый из которых был больше человеческой головы, заглянули прямо в зрачки карих глаз человека, в голове которого тотчас должен был взорваться рой видений его смерти: опаляющий огонь и убивающая вода, клыки и зубы, нож палача и сотни стрел, раздирающих плоть. Человек вздрогнул и зашатался, но в тот же миг лезвие меча кольнуло Иммолатуса ещё больнее.

— Не думаю, лорд дракон, — произнёс человек с дрожью в голосе, которая, однако, быстро пропала, — что ты хоть раз потрошил цыплёнка, прежде чем слопать его. Я права? Несомненно, так и есть. Какая жалость. Ведь в этом занятии так много познавательного. К примеру, я уверена, что вот это сухожилие, — (острый укол меча), — приводит в движение крыло. И если, — (боль стала сильнее, лезвие меча уходило все глубже), — я его перережу, ты больше не сможешь летать.

Иммолатус никогда не потрошил куриц, он, в принципе, ел их целиком, заглатывая дюжину-другую одновременно, но зато прекрасно знал, как устроены драконы и что для них значит повредить крыло. Он уже пережил такое, когда лежал раненый в пещере, полумёртвый от голода и жажды.

— Лорд убьёт меня с лёгкостью, — быстро продолжал человек. — Я знаю, что магия драконов сильна и неотразима, а твои когти и зубы легко разорвут меня на части. Но я хотела бы, чтобы лорд принял во внимание и то, что я сумею перед смертью нанести ему большие увечья.

К тому моменту Иммолатус уже перестал злиться, преодолев свой гнев. Есть он не хотел, и в нём стал просыпаться интерес к этому созданию. Дракон давненько не встречал таких людей, которые почтительно бы обращались к нему «лорд дракон». К тому же человек сумел преодолеть насланный на него страх, а Иммолатус одобрял такую храбрость. Ещё человек весьма изобретательно загнал его в тупик, что говорило о незаурядных умственных способностях создания.

— Слезь с моего плеча, — миролюбиво проговорил Иммолатус. — Я уже всю шею растянул, разглядывая тебя.

— Очень жаль, лорд дракон, но если я слезу, то, боюсь, не успею донести до твоих ушей своё послание, — ответил человек. — Я прочту его отсюда.

— Я не собираюсь убивать тебя, — рыкнул дракон. — По крайней мере, в ближайшее время.

— И почему лорд дракон вдруг решил сохранить мне жизнь?

— Я любопытен, — фыркнул Иммолатус. — Кроме того, я хочу знать, во имя нашей Королевы, почему ты здесь? Что тебе надо? Или ты рискуешь жизнью, чтобы просто поболтать со мной?

— Ну, лорд дракон, на все эти вопросы я могу ответить и не слезая! — отрезал человек сверху.

— Проклятье! — взревел Иммолатус. — Немедленно спустись на уровень моих глаз! Если я действительно решу убить тебя, то обещаю, что предупрежу об этом и даже позволю защититься. Договорились?

Китиара, немного подумав, решила согласиться. Она одним лёгким прыжком соскочила со спины дракона на каменный пол логова (такой пустой и голый без сокровищ). Иммолатус с глубокой меланхолией посмотрел на человека. Сосредоточиваться на том, почему пещера пуста, ему было больно до сих пор.

— Ну, если ты явился за сокровищами, то сам видишь, кроме камней, красть у меня нечего. — Дракон, глубоко вздохнув, положил голову на низкую и широкую скалу, теперь его глаза были на одном уровне с человеческими. — Ну вот, так лучше. Теперь говори, кто ты и почему ты здесь?

— Меня зовут Китиара Ут-Матар, — начала посланница.

— Соламнийка! — рявкнул дракон с негодованием — он испытал непреодолимое желание сожрать её сразу и без предупреждения. — Ненавижу соламнийцев…

— Но уважаешь нас, так же как и мы уважаем род драконов. — Китиара поклонилась. — Не как остальной мир, который лишь смеётся над рассказами кендеров и бродяг. В драконов никто не верит.

— Кендерские байки… — прошипел оскорблённый Иммолатус, поднимая голову. — Что они знают о нас?!

— Ничего, лорд дракон.

— И никто больше не складывает песен о горящих городах и убитых людях, пожранных младенцах и пропавших сокровищах?

— Никто, лорд дракон.

— Значит, мы стали… — голос дракона стал тихим и грустным, — стали просто кендерскими россказнями…

— Именно так, как это ни печально, — подтвердила Китиара.

Иммолатус всегда думал, что, несмотря на тысячелетний сон, в который впали драконы, истории об их деяниях и славе сохранятся вечно, что люди всегда будут со страхом смотреть в грозное небо.

— Вспомни старые дни, — предложила Китиара. — Сколько раз отряды рыцарей находили это логово и пытались убить тебя?

Дракон задумался:

— Часто, не реже чем два-три раза в год. В каждом отряде было от десяти до двадцати человек…

— А сколько раз воры пытались ограбить лорда дракона?

— Да каждый месяц! — раздражённо хлестнул хвостом Иммолатус. — А если бы в округе жили гномы, тогда спасения бы не было вообще. Самые гадостные создания — это гномы.

Китиара сочувственно покивала.

— А как сейчас с этим обстоит дело?

Дракон издал крик боли:

— У меня нет больше сокровищ! У меня нечего украсть!

— Но ворам неизвестно об этом, — настаивала Китиара. — А много ли появляется охотников на драконов? Рискну предположить, что ни одного. А почему? Все оттого, что никто не верит в ваше существование. Драконы — это только хорошая история, приправа к холодному элю и солёной рыбе,

Дракон вскочил и взревел так, что затряслись стены пещеры. Земля заходила ходуном, а с потолка посыпались камни и щебень. Китиара судорожно вцепилась в ближайшую скалу, чтоб устоять на ногах.

— Это правда! — ревел дракон. — Как я мог не подумать об этом?! Я годами лежал здесь и не мог понять, почему никто не приходит! Я думал, они слишком напуганы, чтоб даже приблизиться к моей пещере, а они… Они просто забыли!

— Но Королева Такхизис с удовольствием напомнит им, кого надо опасаться, — осторожно сказала Китиара,

— Да… она… она может… — пробормотал Иммолатус. Он невидяще ударил лапой по камням, оставляя глубокие борозды в граните. — Может, я и ошибался насчёт неё… Я думал… Впрочем, неважно! — Дракон снова устремил на Китиару огненный взгляд. — Что говорится в её послании, которое ты принесла мне?

Китиара поклонилась:

— Меня послал Лорд Ариакас, командующий армией Королевы Такхизис, с посланием для Иммолатуса, величайшего и сильнейшего из драконов Её Величества. — Китиара достала свиток и подняла его над головой. — Лорд дракон хочет прочесть его?

Иммолатус пошевелил когтями:

— Нет, читай сама. Не люблю разбирать эти мелкие каракули.

Китиара снова поклонилась и, развернув свиток, принялась читать. Когда она дошла до слов «Четыре раза ты пренебрегал им, пятый будет последним. Я теряю терпение…», Иммолатус непроизвольно съёжился, словно услышал голос самой Такхизис.

«Как я мог так ошибаться? — спрашивал он себя, — Драконы забыты! И даже хуже того, над нами смеются, как над рассказами пустомели!»

— «…Немедленно прими человеческий облик и прибудь в Оплот вместе с подателем сего письма. Ты обязан явиться на службу Лорда Ариакаса, в скором будущем Повелителя Драконов, и моей армии…» — продолжала Китиара.

«Человеческая форма? — Дракон выдохнул короткий язык пламени. — Вот уж и не подумаю. Значит, мир забыл драконов? Ничего, это поправимо, скоро я напомню ему о нашем существовании. Я буду разить, как молния, клянусь Тёмной Королевой. Жалким созданиям покажется, что само солнце сошло с небес, чтобы сжигать их».

Китиара закончила чтение. Иммолатус сверлил её взглядом:

— Это все? Если ты думаешь, что я испугаюсь угроз Такхизис, то ошибаешься. Кто она такая? Мир принадлежал нам, когда она явилась и начала давать лживые обещания каждой из пяти пастей. Куда привело это нас? На копья Соламнийских Рыцарей! А некоторых к наибольшему позору — к смерти в когтях золотых драконов! Людям надо отомстить, ты права, слишком долго они жили без нас, но Такхизис может на меня не рассчитывать…

— Все случится именно так, как сказал лорд дракон, если он откажется от службы у Лорда Ариакаса, — твёрдо сказала Китиара.

Иммолатус зарычал и выдохнул огромное облако чёрного дыма:

— Ты наскучил мне, человек! Берегись, скоро я проголодаюсь! Убирайся и не тревожь меня больше!

— Ладно, я ухожу, — покорно ответила Китиара, направляясь к выходу. — Но что лорд дракон сделает в одиночку? Разрушит несколько домов? Разметает сараи? Может, ты и уничтожишь два-три замка похуже. Погибнет одна или две тысячи людей — вот и все. — Она пожала плечами. — Тебе не убить каждого. Оставшиеся в живых объединятся и найдут тебя здесь, совсем одного, без братьев, забытого своей Королевой. Золотые и серебряные драконы обязательно присоединятся к людям — и ничто не остановит их, — Она помолчала, — Лорд Иммолатус, ты очень силён, но ты один и потому погибнешь.

Дракон ударил хвостом, и горы задрожали. Китиара не сдалась, она повернулась и пошла прямо к огромной пасти, усеянной клыками. Лёгкого движения челюстей было бы достаточно, чтоб перекусить её пополам, и, хотя ярость бушевала внутри Иммолатуса, подобно горящей сере, он оценил безумную храбрость человека.

— Великий лорд, послушай меня, — сказала воительница. — Её Величество имеет чёткий план, она пробудила всех драконов, понимаешь — всех, и, когда настанет нужный день, она призовёт вас на битву. Ничто на Кринне не будет способно противостоять такой ярости, и мир падёт к её ногам. Драконы снова будут править миром именем Королевы!

— И когда придёт этот день? — требовательно спросил Иммолатус.

— Я не знаю, — тихо призналась Китиара. — Я всего лишь посыльный и не посвящена в тайны командования. Но если ты вернёшься со мной в лагерь Ариакаса, в человеческом виде, как и советует Королева для соблюдения тайны, то там ты узнаешь все!

— Смотри на меня! — рыкнул Иммолатус, раскидывая крылья в стороны, насколько позволяла пещера. — Смотри на мою силу! И ты требуешь, чтоб я отказался от всего этого и поселился в маленьком дряблом мешке, который вы по ошибке называете телом?

— Я не требую, — сказала Китиара, — Этой жертвы просит Тёмная Королева Такхизис. Но могу сказать одно. Королева избрала тебя, лорд дракон, одного из всех. Только ты должен прибыть в мир людей для тяжёлого дела. Королева хотела лучшего дракона — и я отправилась к тебе.

— Одного из всех? — удивился Иммолатус.

— Именно. Именно лорду поручили столь важную задачу — одному из всех.

Иммолатус глубоко вдохнул и выдохнул. Вековая пыль взметнулась удушливым смерчем, заставив Китиару согнуться и закашляться, демонстрируя несовершенство человеческой природы.

— Хорошо, — решил Иммолатус, — я приму человеческое обличье и пойду с тобой к Ариакасу. Я выслушаю всё, что он мне скажет, и тогда окончательно решу, что делать.

Китиара пыталась ответить, но пыль не давала сказать ей и слова.

— Жди меня снаружи, — велел дракон. — Изменение формы и так унизительно для меня, ещё не хватало зрителей.

Китиара низко поклонилась:

— Да, мой лорд.

Она вернулась к одной из воздушных шахт, которая довольно круто уходила вверх, и, ухватившись за старый кожаный ремень, оставшийся здесь, наверное, от последних грабителей, полезла наружу.

Дракон мрачно наблюдал за ней, затем схватил большой валун и с негодованием забил отверстие шахты. Теперь ни один вор этой дорогой не проберётся. В пещере стало сразу темно и душно, серные пары собственного дыхания дракона начали скапливаться под потолком.

«Необходимо проделать ещё одну шахту, но так, чтобы про неё не узнали проклятые людишки, которые давно заслужили, чтоб их уничтожили, — подумал Иммолатус. — Но ничего, я о них позабочусь позже. Сейчас надо оправдать доверие Королевы Такхизис, и хоть она высокомерна и эгоистична, порой требовательна и жестока, но в том, что она очень умна, сомневаться не приходится…»

Китиара утомлённо сидела на склоне горы, ожидая дракона. Она была изнурена и измучена, как никогда. Эта схватка была самым опасным приключением в жизни молодой женщины, повторить которое у неё не было никакого желания. Она была так измотана, словно пробежала двенадцать лиг в полной броне, непрерывно сражаясь с врагами. Потянувшись к фляге, Китиара прополоскала рот водой, пытаясь избавиться от привкуса пыли и гари. И всё же, несмотря на усталость, она была довольна собой, а главное — ни капли не удивлена. Мужчина всегда остаётся мужчиной, в любом обличье, а значит, не может противостоять лести умной женщины. Теперь до самого Оплота ей предстоит держать самодовольного дракона на коротком поводке, не давая тому развернуться. Тяжеловато будет.

Китиара дёрнулась, заметив движение справа от себя. Выхватив меч, она рванулась вперёд — и в тот же миг замерла, узнав бегущего к ней рыцаря. Его лицо было искажено криком и болью, но второго такого человека не было на Кринне.

— Отец! — закричала Китиара, рухнув на землю. Он был уже прямо перед ней, одежда дымится под броней, волосы были опалены огнём, кожа трескалась и лопалась, Грегор буквально распадался на глазах…

— Отец! — закричала она ещё отчаянней и уже не могла остановиться…

Пробудилась Китиара от лёгкого прикосновения.

— Пошли, червяк, — пророкотал у неё над ухом незнакомый голос.

Китиара судорожно протёрла глаза, жалея лишь о том, что не может так же легко протереть свой воспалённый мозг. Она припомнила недавно виденный труп и немного успокоилась, Грегор Ут-Матар был гораздо выше ростом. Её всю передёрнуло — так незаметно она уснула и таким реальным было видение.

Дракон ткнул её в спину сильнее. Вздохнув, Китиара поднялась и поплелась вслед за ним. Следующие пять дней будут ужасно долгими…

 

9

Барон Айвор Лэнгтри был известен по всей округе как Безумный Барон. Его соседи, вассалы и ленники всерьёз были уверены, что он сумасшедший. Хотя они его и любили, но, наблюдая, как он периодически проносится по окрестным дорогам, не глядя перемахивает через заборы и плетни, топча куриц и другую живность, все единодушно говорили себе: «Да, он ненормальный».

Айвору Лэнгтри, сыну Соламнийского Рыцаря Джона Лэнгтри, было уже под сорок. В своё время его отец имел достаточно благоразумия, чтобы покинуть Соламнию сразу после Катаклизма и вместе со своим семейством перебраться к Новому Морю. Он нашёл тихую долину и построил хороший дом, окружив его частоколом. С тех пор как огненная гора упала на Кринн, по дорогам скиталось много бездомных, и всех их рады были видеть в долине. Джон Лэнгтри объединил их, и они совместно отбили немало атак гоблинов и людоедов. Прошли годы. Старший сын Лэнгтри наследовал поместье, а остальные уходили скитаться по дорогам войны. Если на этих дорогах они богатели — благосостояние Лэнгтри увеличивалось, в противном случае они всегда утешались тем, что сражались за благородные идеи.

Дочери работали вместе со всеми наравне, до тех пор пока не приходил срок выдавать их замуж, распространяя дальше славу дома Лэнгтри. Земля была обильна и давала щедрые урожаи. Частокол давно снесли, и на его месте теперь возвышался огромный замок, окружённый городом. Городом Лэнгтри. По всей долине зазеленели деревни, все соседние земли оказались быстро заселены. Лэнгтри стали такими богатыми и могущественными, что Джон Третий объявил себя бароном.

Айвор не был старшим сыном и потому думал о другом будущем. Он готовился сам зарабатывать себе на жизнь, потихоньку сколачивая отряд наёмников. Бароном Айвор стал случайно, когда старший брат погиб где-то на отдалённой границе в мелкой стычке с эльфами. Поразмыслив, он решил, что если совместит приятное с полезным, а именно труд наёмника с управлением имением, то приумножит богатства рода.

Айвор Лэнгтри был прекрасным тактиком и неплохим стратегом и при этом не особо придерживался жёстких законов Меры Рыцарей Соламнии. Невысокого роста, со смуглым лицом и длинными чёрными волосами, он был повсюду известен отчаянной храбростью в бою. Его наёмники любили говорить что, хотя их командир всего пяти футов росту, храбрости в нём на целых семь. Айвор навёл в своих войсках железную дисциплину и за малейшую провинность нещадно карал. От природы барон был необычайно силён, его панцирь, кольчуга и оружие весили вдвое больше, чем у обычного человека. Коня Айвору подобрали с трудом, просмотрев все табуны по окрестностям и выбрав самого громадного и злого жеребца.

Из увлечений барона Лэнгтри можно отметить любовь к дракам, азартным играм, элю и женщинам, причём именно в таком порядке. Чередуя свои пристрастия, Айвор потихоньку и заработал прозвище Безумный Барон.

Будучи, по сути, воякой, Айвор начинал день с приёма управителей и приказчиков, которые докладывали ему о состоянии дел за минувший период. Лэнгтри неплохо разбирался в людях и раздал все должности в поместье так, чтобы хорошее ведение дел хозяина непременно наполняло кошелёк слуги. Дела баронства процветали. Своё собственное время он тратил на тренировки наёмников, и в скором времени слава о его отряде распространилась далеко по Кринну.

Не нуждаясь в деньгах, Лэнгтри не брал в отряды первых встречных, устраивая жёсткий отбор за право служить в своих рядах. Платил он щедро, отдавая солдатам деньги так же легко, как и проливал кровь на поле боя. Воины не оставались в долгу, предпочитая платить верностью за большую плату, чем за хвастливые обещания.

Была ещё одна причина, за которую чужаки называли барона безумным, — Айвор Лэнгтри поклонялся древнему Божеству, имя которого везде забыли столетия назад. Это был Кири-Джолит, древний Бог Рыцарей Соламнии. Старый Джон Лэнгтри сменил место жительства, но не убеждения. Свою веру он завещал потомкам, и они поддерживали её в сердцах от поколения к поколению.

Айвор не делал никакой тайны из своих убеждений, хотя часто слышал за своей спиной колкости. Если бы кто-нибудь рискнул бросить насмешку ему в лицо, он смеялся бы не меньше, а потом, тоже в шутку, надел бы на голову шутнику деревянный буфет. Когда у того перестало бы звенеть в голове, Айвор схватил бы такого человека в охапку и разъяснил, что если не испытываешь твёрдой веры сам, то надо уважительно относиться к чужой.

Его воины могли не верить в Кири-Джолита, но все они верили в самого Айвора. Все они знали, как он удачлив в бою, сотни видели его подвиги на поле брани. Солдаты наблюдали, как барон открыто молится Кири-Джолиту перед каждым сражением, хотя ни одного знамения, что Бог услышал молитву, никогда не было.

— Не должен генерал объяснять каждому кривоногому солдату планы на сражение! Ха-ха-ха! — смеялся Безумный Барон. — И уж конечно, не дело Бессмертного генерала объяснять свои планы мне!

Солдаты, каждый день смотрящие в лицо смерти, страшно суеверные люди. Почти все они носят защитные амулеты вроде кроличьих лапок, заговорённой земли или локона своей девушки. И не один из них шёл в бой, неся под сердцем клочок кожи бизона — животного, посвящённого Кири-Джолиту. По крайней мере, вреда ни от одного из амулетов замечено не было.

К Безумному Барону и направлялись Карамон с Рейстлином, чтобы поступить на службу. Карамон как главную драгоценность носил под одеждой мешочек с рекомендательным письмом от Антимодеса. С этим письмом были связаны все надежды на будущее. Архимаг не стал много рассказывать им о бароне, — в частности, он не упомянул про его прозвище, опасаясь, что это смутит молодых людей.

Поэтому они были весьма удивлены, когда, высадившись на побережье и спросив, как добраться до поместья Лэнгтри, встречали лишь улыбки и понимающее покачивание головой: «Смотри, вот ещё несколько душевнобольных, что едут на службу к Безумному Барону».

— Мне не нравится это, Карамон, — сказал Рейстлин как-то под вечер, когда до замка барона оставалось около двух дней пути. Он только что выслушал прохожего крестьянина, который убеждённо заявил, что Безумный Барон «сделает из них горчицу».

— Слушай, я думаю, он просто пошутил, Рейст, — ответил брат. — Мне кажется, он хотел сказать, что нас ждут тяжёлые испытания при вступлении в отряд.

— Да я понял, что он имел в виду! — раздражённо бросил Рейстлин. Он отвлёкся, чтоб помешать в горшке кроличье рагу. — Я не об этом. Мне не нравится, как все вокруг ведут себя, когда мы упоминаем имя Айвора Лэнгтри. А ты ничего не слышал в городе?

Рейстлин не любил города за то, что каждое его появление там становилось маленьким праздником для местных жителей. Собаки лаяли, дети кричали и показывали пальцами, изображая Рейстлина, кашляющего и судорожно разевающего рот. Поэтому близнецы взяли за правило устраивать лагерь в лесу рядом с дорогой, недалеко от города или деревни. Рейстлин мог хорошо отдохнуть или спокойно пройтись в поисках необходимых ему трав для заклинаний и кулинарии. А Карамон шёл в город за новостями, припасами, а также чтобы убедиться, что они не сбились с дороги.

Сначала Карамон не хотел оставлять брата одного надолго, но Рейстлин убедил его, что любой грабитель, разглядев, как блестит на солнце его золотая кожа и сверкает кристалл на посохе, вряд ли рискнёт приблизиться. К разочарованию близнецов, за всё время поездки им так и не представился случай попробовать свои военные таланты в деле. К тому же у них закончились деньги и они были вынуждены питаться один раз в день, и только тем, что смогут поймать.

— Ну что, готово? — жалобно спросил Карамон у брата. — Я жутко голодный, а кролик уже вроде в самый раз…

— Я только что бросил лук и картошку, а значит, он должен стоять на огне ещё полчаса, — заявил Рейстлин.

Карамон тяжело вздохнул и попытался забыть про урчание в животе, отвечая на вопрос брата:

— Да, кой-чего слыхал. Каждый раз, когда я спрашивал об Айворе Лэнгтри, все начинали улыбаться и всячески шутить, ну, ты знаешь, на тему Безумного Барона. Но вроде бы ничего совсем плохого о нём не говорят.

— Нет, вроде не говорят… — Рейстлин посмотрел на брата с негодованием — он очень слабо доверял наблюдательности Карамона.

— Ну, мужчины улыбаются, а женщины заверяют, что он весьма милый, — продолжил Карамон. — Если это называется «безумен», то многим землям в Ансалоне не мешало бы заразиться каплей такого безумия. Дороги в идеальном состоянии, люди живут в хороших домах и весьма неплохо питаются. Никаких разбойников на дороге, поля просто лопаются от урожая. Вот я и думаю…

— Ты ещё и думаешь! — фыркнул Рейстлин. Карамон не услышал, он замолчал и сверлил глазами котелок, помогая кролику тушиться.

— Так что ты там думаешь? — не выдержал Рейстлин.

— А? Сейчас вспомню… Я думаю, может, они называют Айвора Безумным, так же как мы — Мэггин? Я-то всегда думал, что она с приветом, но ты мне объяснял, что она притворяется больной…

— Симулянтка она, — строго уточнил Рейстлин.

— Да, точно, — кивнул Карамон. — Это то, что я хотел сказать.

Рейстлин смотрел на дорогу, по которой даже к ночи двигались люди — пешие и конные, многие двигались в сторону замка Лэнгтри, туда, где находился главный лагерь барона. Юноша легко различал в толпе затянутых в кольчуги стариков ветеранов, испещрённых многочисленными страшными шрамами и с хорошим оружием в руках. Несколько из них столкнулись на обочине и, узнав друг друга, сердечно обнимались и подбрасывали мечи, чтобы полнее выразить свою радость,

Карамон тоже глядел на них.

— Ты только посмотри! — воскликнул он. — Вот это шрамищи! Когда-нибудь…

— Тихо! — зашипел Рейстлин. — Я хочу узнать, о чём они говорят. — Он даже скинул капюшон, чтоб лучше слышать.

— Да ты неплохо сохранился за зиму, — говорил один из ветеранов, показывая на круглый живот другого.

— Слишком хорошо, — говорил другой, утирая пот со лба, хотя солнце уже почти село и воздух был прохладен. — Провёл зиму между жратвой у Марии и элем в таверне. Так вот, скажу тебе, что моя кольчуга к весне ужалась?

Слышащие это солдаты весело заржали:

— «Ужалась»! Ну, ты сказал!

— Так вот почему так происходит! — огорчённо заголосил другой. — Вы помните осаду под Манстоном, когда мне чуть ли не неделю выпадало стоять в карауле под проливным дождём? Моя кольчуга тоже ужалась, тогда мне так сказал знакомый горняк. Вот вы думаете, почему кузнец макает мечи в воду, когда куёт их? Можете мне ответить? Верно вам говорю, он просто заставляет металл сжиматься!

Воин впился глазами в остальных, наблюдая за их реакцией.

— Держу пари, — сказал один из них, — тот горняк сказал тебе немедленно выбросить старую и севшую кольчугу и заказать новую?

— Естественно, — сурово ответил тот. — Не мог же я предстать перед Безумным Бароном в поношенной и севшей кольчуге.

Солдаты из последних сил сдерживались, чтоб не захохотать.

— И, кроме того, в ней нашлись дырки от моли.

Один из ветеранов осел на дорогу, не в силах сдерживать смех.

— Дырки от моли! — стонали все.

— Это была особая, железная моль, — пояснил солдат с достоинством. — Когда я нашёл дырки в кольчуге, хотел вздуть кузнеца, но шурин мне растолковал, что бывает такая специальная, железная моль…

Это было уже слишком. Сразу несколько человек упали на дорогу, извиваясь в пыли от смеха, ещё один обессилено обнял ближайшее дерево.

— Железная моль, надо же, — благоговейно произнёс Карамон, незаметно для брата ощупывая собственную кольчугу. Она была совсем новенькой, он купил её, когда они уезжали из Гавани, и страшно гордился ею. — Слушай, Рейст, а глянь вот здесь…

— Да тише же ты! — метнул в брата разъярённый взгляд Рейстлин.

Карамон пристыжено замолк.

— Ну ладно, — хлопнул толстого друга по спине другой солдат, — скоро всё будет в порядке. Мастер Квиснелл быстро сгонит с тебя лишнее сало!

— Мне ли этого не знать, — тяжело вздохнул тот. — Что-то принесёт для нас этот сезон… Где мы вскоре окажемся…

— Никто не знает, — пожал плечами его друг. — Безумный Барон не заключит плохой договор, вот это мне известно точно, а где воевать, какая разница?

— А как с оплатой в этом году? — снова влез первый.

— Говорят, пять стальных монет в неделю!

Карамон и Рейстлин обменялись взглядами.

— Пять стальных монет! — немного испуганно произнёс Карамон. — Да это больше, чем я зарабатывал на ферме за месяц!

— Я думаю, брат, ты всё же был прав, — сказал Рейстлин. — Пусть Айвор безумен, но таких безумцев должно быть побольше.

Рейстлин продолжал прислушиваться к разговорам ветеранов, которые перешли на обсуждение старых сплетен. Через некоторое время они повернулись и, ступая нога в ногу, пошли дальше по дороге. Подслушанный разговор потряс Рейстлина и вселил в него надежду: «Скоро мы будем как те ветераны, сможем пойти в гостиницу и, звеня сталью в карманах, заказать все самое лучшее. Больше не будет обедов в лесу и никаких кроликов, которых приходится покупать на последнюю монету у фермерских жён».

— Рейст, ты вроде не хочешь есть? — невинно осведомился Карамон. — Бедный кролик просто устал плавать в этом горшочке… А-а! Больно! — Через мгновение силач выдернул из котелка обваренные пальцы и сунул их в рот. — Какой он горячий!

— Знаешь, это одна из характеристик кипящей воды, — язвительно сказал Рейстлин. — Вот всегда ты спешишь, не мог взять ложку! Оставь мне бульон и картошку, остальное можешь съесть. А когда закончишь, приготовь мне воды для чая.

— Угу… Обязательно, Рейст, — прочавкал Карамон. — Но тебе надо съесть хотя бы немного мяса, иначе ты совсем ослабнешь.

— Зачем мне мясо, если я не намерен заниматься никакими физическими упражнениями в ближайшем будущем? — презрительно бросил Рейстлин. — Я читал, что боевые маги стоят позади строя, вдалеке от гущи битвы, и окружены солдатами для собственной защиты. Это позволяет чародею прочесть и применить заклинание в относительной безопасности. Во время заклинания маг не должен ни на что отвлекаться.

— Я постараюсь присмотреть за тобой… в бою… — пропыхтел Карамон, заталкивая в рот целую картошку.

Рейстлин вспомнил свою недавнюю болезнь — как он метался среди промокших от пота одеял и не мог вздохнуть. Немедленно, словно по заказу, его скрутил приступ кашля. Он кашлял и кашлял, пока ребра не стали болеть и слезы не навернулись на глаза.

Карамон с недоеденным куском во рту наблюдал за ним. Он протянул брату тарелку с тёплым бульоном, но тот оттолкнул его руку и поглубже завернулся в плащ.

— Мой чай, — прокаркал он.

Карамон рывком вскочил на ноги, опрокидывая деревянное блюдо с остатками своего ужина, и поспешно принялся заваривать странный, дурно пахнущий напиток, который мог унять кашель близнеца и облегчить мучавшую его боль. Скоро Рейстлин, с головой укутавшись в плащ, держал в руках горячую кружку, чтобы не обжечься, обернув её лопухом, и медленно потягивал настой.

— Что-нибудь ещё, Рейст? — озабоченно спрашивал Карамон, крутясь вокруг него.

— Нет, теперь можешь заняться собой, — зло отрезал Рейстлин. — Ты меня раздражаешь, когда вьёшься вокруг меня, как заботливая наседка. Дай мне посидеть спокойно!

— Конечно, Рейст, — мягко сказал Карамон. — Мне вот ещё и тарелки надо помыть.

— Великолепно, — просипел Рейстлин и закрыл глаза. Шаги Карамона раздавались то тут, то там, котелок и тарелки весело громыхали в темноте. Мокрые дрова постреливали в огне. Рейстлин улёгся лицом вниз, накрывшись одеялом с головой. «Карамон похож на мой отвар, — подумал он. — Его тоже трудно глотать, но он приносит успокоение. Карамон бывает несносен, но, зная, что он рядом, я могу спокойно спать…»

 

10

Город Лэнгтри жался к стенам замка, который предоставлял ему защиту, а также, в былые дни, был главным рынком сбыта для всех товаров и услуг. Теперь это был весьма богатый город, который разрастался во все стороны и просто кипел жизнью. Волнение и суматоха висели в воздухе, ведь близился весенний смотр, и каждый день сюда прибывало все больше и больше солдат.

Зимой Лэнгтри, занесённый снегом с гор, выглядел тихим и неприметным, но отнюдь не сонным — работа здесь кипела в каждом доме. Кузнец со своими помощниками, выбиваясь из сил, ковал мечи и кинжалы, кольчуги и панцири, изготовлял гвозди, подковы и ободья для колёс — всё, что будет в большом спросе летом. Фермеры, свободные от работы на полях, тоже не сидели без дела. Те же руки, что недавно держали мотыги, сейчас шили перчатки и пояса, набивали кожаную броню. Большинство, конечно, были сделаны просто и безыскусно, но попадались и настоящие произведения искусства, стоящие больших денег. Жены фермеров неустанно солили, варили, мариновали. Мельники подготавливали зерно и муку для будущего солдатского хлеба. Ткачи делали походные одеяла и ткань на обмундирование. Швеи шили плащи и рубашки, вышивальщицы вышивали на них герб барона — скачущего бизона. Даже владельцы гостиниц, пустынных зимой, с пользой проводили время, варя эль и сидр, а также отсыпаясь перед бессонными летними месяцами. Ювелиры мастерили золотые украшения, призванные выманивать сталь из карманов солдат. Одним словом, буквально каждый в городе жил будущим весенним смотром — ведь за его время они зарабатывали столько, что могли безбедно жить целый год.

Карамон и Рейстлин бывали на ежегодной ярмарке праздника Урожая в Гавани, которая считалась самой крупной в Абанасинии. но они не были готовы к тому, что увидят в Лэнгтри. Город раздулся в пять раз, не вмещая всех приезжих, солдаты кишели на улицах как муравьи, забивая каждую гостиницу и постоялый двор. Они заполнили улицу Мечей, напропалую торгуясь с кузнецами; заигрывали с официантками, покупали все подряд у уличных торговцев и подозревали всех и каждого в принадлежности к роду кендеров.

Гвардия барона патрулировала улицы, бдительно следя, чтобы не вспыхивали беспорядки. Но её присутствие особо и не требовалось: по законам Лэнгтри, обвинённый в каком-то преступлении не мог рассчитывать на место в баронских отрядах. Солдаты сами следили за своими пьяными, успевая вытолкать их через задний ход, когда ребята перебирали лишнего, и разнимали самые ожесточённые схватки, пока те не выкатились на улицу.

Встречи старых друзей происходили на каждом углу, оглашая округу дикими воплями и громовым хохотом. Говорили сразу все и обо всём. Так, проходящие близнецы с интересом узнали, что выражение «сожрать монету» у ветеранов означает не съедание денег на завтрак, а удар кинжалом в живот. Язык наёмников состоял из жуткой смеси всеобщего, некоторых фраз изуродованного соламнийского и собственного жаргона, кроме того, в разговорах о холодном оружии использовался язык гномов, а при обсуждении стрельбы из лука — эльфийский.

Близнецы понимали одно слово из пяти, да и остальное улавливали скорее по смыслу. Они сильно надеялись, что в такой толчее смогут пробраться в город незамеченными, но тщетно. Карамон на голову возвышался над всеми, а красные одежды Рейстлина, хоть и запятнанные во время путешествия, выделяли их в толпе, словно кендера среди эльфов. Карамон гордился своей кольчугой и мечом, всегда нося их на виду и демонстрируя каждому встречному, но теперь, к своему глубокому огорчению, понял, что новые вещи безоговорочно выдают в нём желторотого новичка. Он с завистью смотрел на потёртые и ржавые кольчуги ветеранов, а за их старый и иззубренный меч с радостью отдал бы пять-семь своих.

Периодически в адрес братьев звучали ехидные высказывания насчёт «сосунков» и тому подобное, и даже небыстро мыслящий Карамон понимал, что это не хвалебные слова. Сам-то он был не очень обидчивым, но за брата мог обидеться, и серьёзно. Рейстлин же привык, что люди относятся к нему с ненавистью и подозрением, но по крайней мере опасаются его магического посоха. Здесь же солдаты нисколько не боялись его, а если судить по насмешкам в его адрес, то и презирали-

— Эй, ведьменыш, что ты там прячешь под своими изукрашенными красными тряпками? — захохотал один седовласый солдат.

— Да ничего, разве по нему не видно? — поддержал его другой.

— Ведьменыш просто спёр тряпки из сундука мамаши! — проорал третий. — Может, она заплатит нам, если мы вернём их обратно?

— Если и заплатит, то только за свои побрякушки, а ведьменыш ничего не стоит!

— Ты только посмотри на него! Поосторожнее, Мелкий, а то ведьменыш сейчас рассердится и превратит тебя в жабу!

— Да нет, тупоголовый! У него было только одно заклинание, и он потратил его на парня, который идёт рядом с ним!

Солдаты смеялись и орали, а Карамон с тревогой поглядывал на брата. Лицо мага было мрачным, золотая кожа туго обтянула скулы, на щеках играл лихорадочный румянец.

— Хочешь, я проучу их, Рейст? — пробасил Карамон, с негодованием глядя на издевающихся солдат.

— Иди спокойно, Карамон, — приказал Рейстлин. — Иди спокойно и не обращай на них внимания.

— Но, Рейст, они же…

— Ты слышал, что я сказал? — оборвал его брат. — Они просто хотят помахать кулаками, а нам совсем не нужны неприятности с гвардией барона.

— Может, ты и прав, — с тоской протянул силач. Теперь они быстро пробирались по улице, стараясь нигде не задерживаться, но солдаты были повсюду, и число их постоянно увеличивалось. Они пировали в каждой гостинице и постоялом дворе, развлекая себя, как только могли, а главной мишенью становились все те, кто проходит мимо.

— Может, нам лучше уехать? — спросил Карамон. Совсем недавно он гордо вошёл в Лэнгтри, посматривая на всех свысока, а теперь испуганно вжимал голову в огромные плечи и старался выглядеть как можно незаметнее. — Мы здесь никому не нужны.

Рейстлин старался держаться гораздо уверенней, чем чувствовал себя на самом деле.

— Посмотри-ка вон туда! — произнёс он спокойно. — Мы здесь не одни такие.

С другого конца улицы навстречу им шёл долговязый молодой человек неопределённого возраста. Ему могло быть пятнадцать, а могло быть и двадцать пять. Яркие, морковного цвета, волосы падали на кожаную куртку, покрытую многочисленными заплатами. Остальная одежда, как заметили близнецы, была ему на пару размеров мала, — видно, у парня давно не было денег поправить свой гардероб.

Поравнявшись с ними, паренёк во все глаза уставился на Рейстлина. Но не успел он открыть рот, как за его спиной распахнулась дверь и на улицу вывалился вдребезги пьяный солдат, обведший всех вокруг мутным взглядом. Увидев перед собой пук рыжих волос, он не смог побороть искушение и с весёлым смехом ухватил их в кулак. Юноша вскрикнул и схватился за голову — солдат едва не лишил его волос одним рывком.

— Что это у нас тут? — глупо поинтересовался ветеран, с хохотом накручивая шевелюру парня на кулак.

Парень не ответил. Проявив неожиданную ловкость, он крутанулся вокруг собственной оси и прыгнул на обидчика, молотя его руками и ногами, даже умудрился несколько раз плюнуть в остолбеневшего ветерана. Нападение было столь неожиданным, что парнишка успел четыре раза съездить солдата по лицу, дважды влепить ему по голени и ещё дважды — по коленям, прежде чем до того дошло, что на него напали.

Из дверей посыпались пьяные дружки ветерана.

— Смотри-ка! — заревели они. — Рогара избивает ребёнок!

Разъярённый солдат, по лицу которого уже вовсю бежала кровь, наконец смог нанести рыжеволосому пареньку удар, от которого тот кубарем отлетел в канаву. Подбежав к нему, ветеран вдруг понял, что весь перепачкан кровью. Поколебавшись немного, он разорвал на рыжем рубаху, тщательно вытерся и только затем вытащил парня на мостовую. По обезумевшему лицу солдата было видно, что следующий его удар будет для рыжеволосого юноши последним.

— Не нравится мне это, Рейст, — серьёзно сказал Карамон. — Мы должны что-то сделать.

— А вот на этот раз ты прав, братец, — так же серьёзно ответил Рейстлин, развязывая один из мешочков, висевших у него на поясе. В них, всегда под рукой, находились ингредиенты для заклинаний, — Займись громилой, а я возьму на себя его приятелей.

Друзья Рогара вовсю упражнялись в остроумии, а сам он был полностью поглощён своей жертвой, поэтому не заметил Карамона, появившегося у него за спиной. Ветеран успел увидеть, что на него упала огромная тень, и в следующий миг кулак Карамона отправил его в ту же канаву, где недавно побывал рыжий. Теперь можно было с уверенностью сказать, что когда он очнётся со звоном в ушах, то будет до конца дней уверять всех, что его поразило громом с небес.

Приятели Рогара не успели закрыть рты и прекратить смеяться, когда Рейстлин бросил в них щепотку песка, произнеся формулу заклинания. Солдаты рухнули на мостовую, дружно захрапев.

Выскочившая из гостиницы официантка с грохотом опрокинула поднос, уставленный пивными кружками.

— Драка! — завопила она во всю мощь лёгких. — Драка!

Из дверей и окон хлынули толпы гуляющих вояк, спеша присоединиться к схватке. Никто не понимал, что случилось, но все с удовольствием колотили друг друга. Через несколько мгновений вся улица была заполнена дерущимися солдатами.

Снизу улицы засвистели и закричали, кто-то уже истошно призывал гвардию барона.

— Уходим! — потянул Рейстлин Карамона за рукав. Тот не пошевелился, с восторгом наблюдая побоище перед собой, сжимая кулаки и явно горя желанием броситься в самую гущу драки.

— Шевелись, говорю тебе! — зашипел Рейстлин в лицо брату. — Мы не можем связываться с гвардией!

Когда Рейстлин начинал говорить таким тоном, точно выплёвывая ледяные иглы, Карамон знал, что лучше повиноваться. Силач схватил рыжего и с лёгкостью закинул себе на плечо, как мешок картошки. Рейстлин уже бежал со всех ног, сжимая в одной руке посох, а другой придерживая подол мантии. Он слышал за спиной пыхтение брата и крики стражи со всех сторон.

— Сюда! — наконец крикнул маг, заметив узкий тёмный переулок и сворачивая туда.

Переулок вывел их на параллельную улицу, большую и ярко освещённую. Тяжело дышащий Рейстлин отступил назад и привалился к дощатому забору, сквозь щели в котором доносился сильный запах сена и лошадей. Карамон, воспользовавшись передышкой, поправил парня у себя на плече.

— Помоги мне, — велел Рейстлин, отдышавшись, и, подпрыгнув, вцепился в кромку забора.

Карамон обхватил брата за пояс свободной рукой и перекинул на другую сторону с такой силой, что Рейстлину пришлось судорожно хвататься за доски, чтобы не приземлиться вниз головой. Хорошо, что внутри двора было полно сена;

Подтянувшись на заборе, Карамон осторожно заглянул во двор:

— Все в порядке, Рейст?

— Да, нормально все, лезь скорее сам, они уже близко!

Рядом с магом тут же шлёпнулось тело рыжего, а затем появился и довольный Карамон. В тот же миг в переулке послышался топот множества ног.

— Они свернули сюда! — орал кто-то.

Братья, замерев, подались в тень, Рейстлин прижал палец к губам, свирепо смотря на Карамона. Рыжий уже пришёл в себя и оторопело вертел головой, бросая по сторонам насторожённые взгляды. Солдаты прогрохотали мимо них и выскочили на улицу. Там кто-то закричал, что видел подозрительную троицу бегущей к городским воротам. Стража уже поняла, что не найдёт виновников потасовки, и не прилагала больших усилий к поимке. Вокруг кипела жизнь, и драки начали вспыхивать одна за другой повсеместно.

— Оторвались, — тихо сказал Рейстлин. Он хотел добавить что-то ещё, но соломенная труха попала ему в рот, вызвав приступ неудержимого кашля. Кашель перешёл в судорогу, и маг упал в сено, удивляясь, как это он мог ещё недавно бежать так быстро без посторонней помощи.

Карамон с рыжим в тревоге наблюдали за ним.

— Все в порядке! — просипел Рейстлин, отталкивая руку Карамона. — Это просто со… солома… Где мой посох? — вдруг испуганно спросил он, шаря руками вокруг себя. Страх ледяной рукой сжал его сердце.

— Да здесь он, — вдруг сказал рыжий. — По-моему, я на нём сижу.

— Не трогай его! — полузадушенным голосом приказал Рейстлин.

Разглядев, что к нему ползёт человек с песочными часами вместо зрачков, рыжий испуганно кинулся в сторону. Схватив посох, маг сразу успокоился и расслабился.

— Извини, если я испугал тебя, — прокашлял он, — но этот посох очень дорог мне. Мы должны убираться отсюда, пока нас здесь никто не нашёл. Ты в порядке? — спросил маг у рыжего.

Тот пошевелил руками и ногами, прислушался к собственным ощущениям:

— Вроде ничего не сломано, только губа распухла. Ничего, папаша меня и почище расписывал…

Карамон поднялся на ноги и осмотрел конюшню, в которой они оказались. В обе стороны от них виднелись стойла, но почти все они были пусты. Лошади в остальных сонно фыркали и жевали сено. Всё вокруг было завалено конскими каштанами, несколько воробьёв прыгало по полу, храбро воруя солому для благоустройства гнёзд,

— Никого, — философски заметил Карамон.

— Ну и прекрасно. — Рейстлин уже чистил свою мантию, рыжий помогал ему, как мог. — Вынь солому из головы, братец.

Через некоторое время они уже могли появиться на улицах не привлекая лишнего внимания. Карамон между тем печально бродил мимо яслей с лошадьми, пока не остановился около одной из них.

— Я скучаю по своей Ночке, — грустно сказал он. Вид и запах лошадей пробудил в сердце силача боль потери. — Она была потрясающей кобылой…

— Как она погибла? — широко раскрыл глаза рыжий.

— Она не гибла, — сухо ответил Рейстлин. — У нас не было денег, и пришлось продать лошадей, чтобы заплатить за корабль, идущий через Новое Море… Ах, как я рад видеть вас в нашей конюшне! — заорал он вдруг изо всех сил.

Внутрь вошли двое хорошо одетых мужчин со знаками баронской гвардии, ведя в поводу усталых лошадей. Они скинули на землю седла и мрачно разглядывали в полутьме странное трио. Один из них хотел что-то сказать, но второй удержал его и вышел вперёд:

— Эй, вы…

Рейстлин стремительно взял ситуацию в свои руки:

— Простите, сразу вас не заметили, сейчас всё будет в порядке! — Маг успокаивающе помахал руками, отвешивая учтивый поклон, — Карамон, живо помоги этим уважаемым людям, не стой столбом…

— Пожалуйста, добрые люди, — поспешил вперёд Карамон, принимая у них из рук поводья. Здесь он изловчился и сунул одному из стражников в ладонь монету с таким видом, словно его карманы битком набиты лишними деньгами. Гвардеец посмотрел на монету с презрительной усмешкой, но всё же сунул её в карман. Они повернулись и молча вышли.

— Приходите ещё! — льстиво закричал вслед Карамон. — В любое время!

Бросив лошадей, силач подошёл к брату.

— Один из наших сытных ужинов только что ушёл, — грустно сообщил он.

— Такова цена вещей, — сурово заметил Рейстлин. — Иначе мы могли бы сытно поужинать в баронской темнице.

Они вышли на улицу и не спеша зашагали вперёд. Рейстлин искоса посмотрел на молодого человека, идущего рядом с ним. Проклятые глаза мага бесстрастно наблюдали, как стремительно стареет и умирает его плоть. И тут Рейстлин обнаружил странную особенность, которую не заприметил сразу. Сначала он дал пареньку не больше пятнадцати, а сейчас понял, что тот гораздо старше, чем выглядит, кроме того, было что-то неправильное в строении его скелета— Парень был невысок, едва достигая плеча мага, его кисти идеальной формы сидели на толстых и неуклюжих запястьях, а ступни ног были слишком малы для его роста. Изношенная пёстрая одежда была чиста и не пахла, по крайней мере, до полёта в канаву.

Задумавшись о мерзких запахах, Рейстлин обнаружил, что и сами они после посещения конюшни пахнут не лучше.

— Карамон, — сказал он, приглядываясь к ближайшей таверне, — непривычные физические упражнения утомили меня, и я проголодался. Предлагаю зайти куда-нибудь и перекусить.

Карамон споткнулся на ровном месте и воззрился на брата. По его мнению, за двадцать один год, что они были вместе, Рейстлин всегда ел ровно столько, чтобы только поддержать свои невеликие силы. И он никогда не слышал от брата слов о том, что тот хочет есть. Но с другой стороны, он никогда ещё и не видел, чтобы Рейстлин бегал с такой скоростью. Карамон хотел уже выяснить, что же именно случилось, когда заметил узкую морщинку, пролёгшую по лбу близнеца. Это всегда означало, что какой-то важный факт ускользнул от его внимания, но стал известен Рейстлину.

— Э-э… конечно, Рейст, — произнёс силач, непроизвольно сглатывая голодную слюну. — Думаю, вот эта гостиница вполне подойдёт.

— Что ж, — произнёс рыжий паренёк, — думаю, настала пора попрощаться. Спасибо за помощь! — Он сунул каждому брату свою узкую и длинную ладонь. — Я вроде собираюсь вступить в наёмники, может, ещё увидимся… — Из открытых дверей таверны пахнуло ароматом свежего хлеба и мяса. Рыжий непроизвольно покосился в ту сторону. — Ещё раз спасибо, что выручили. — Он засунул руки поглубже в пустые карманы, разглядывая носки поношенных сапог.

— Я и брат тоже хотим стать наёмниками, — произнёс Рейстлин. — Мы никого не знаем в этом городе и могли бы поужинать вместе.

— С удовольствием бы, но не могу, — вскинул голову рыжий, порозовев.

— Ты мог бы оказать нам неоценимую услугу, — продолжил Рейстлин, — Мы приехали сюда издалека и будем рады любой компании…

— Конечно, рады! — гаркнул Карамон, немного переигрывая. — Мы с Рейстом по дороге уже обсудили все темы, какие могли, скукота смертная…

— Да уж, — холодно бросил Рейстлин.

— Пошли? — сказал Карамон, кладя руки рыжему на плечи, отчего тот едва не сел на землю, — О деньгах не думай, сегодня ты наш гость!

— Нет, правда, не могу, — Рыжий упрямо смотрел в землю. — Я не люблю жалости…

— Какая жалость? — потрясение спросил Карамон. — Мы же теперь братья по оружию! Мужчины, которые пролили вместе кровь, делят все поровну, это же самая старая соламнийская традиция. Кто знает, может, в следующий раз тебе придётся угощать нас с Рейстлином.

Молодой человек снова вспыхнул, на этот раз от удовольствия:

— Ну, если рассудить так… Мы действительно теперь братья?

— Несомненно, — успокоил его Карамон. — Давай немедленно принесём клятву. Как тебя зовут?

— Крыса, — ответил рыжий.

— Странное имя для человека, — удивился Карамон.

— Между тем меня все так и зовут, — упрямо ответил рыжий.

— Ну ладно, Крыса так Крыса, — Карамон вытащил меч и торжественно поднял его над головой рукоятью вверх. — Мы окрещены кровью, — начал он глухо и медленно, — По древним традициям Соламнии теперь мы ближе, чем братья. Все моё — твоё, все твоё — моё!

— Это, может быть, важнее, чем ты думаешь, — прошептал Рейстлин на ухо брату, незаметно ущипнув его за руку, когда они входили в таверну, ведомые Крысой. — Может, ты и не заметил, но наш новый друг наполовину кендер…

 

11

Таверна, в которую вошли друзья, носила гордое название «Неимоверная Ветчина», подкреплённое изображением толстой розовой свиньи на вывеске. Если же судить по запахам, «Неимоверная Ветчина» могла похвастаться только одной вещью, а именно дешёвыми ценами. Они, намалёванные мелом на стойке, были действительно смехотворными.

«Неимоверная Ветчина» собирала под своей крышей самых бедных, тех, кому были не по карману соседние заведения. Сюда захаживали несколько ветеранов, но в основном таверна была забита желающими поступить в отряды барона и теми, кто просто приехал в Лэнгтри в первый раз.

Оглядев толпу и не найдя знакомых лиц, Карамон решил, что здесь вполне безопасно. Друзья направились к пустующему столику и уселись на грязные стулья. Карамону, правда, пришлось снять со своего стула дремлющего пьянчужку, который свалился на пол, да так и остался лежать, мешаясь под ногами посетителей.

Подскочившая девушка швырнула перед ними тарелки с ветчиной и бобами и убежала за парой пива и бокалом вина для Рейстлина.

— Моя мать была кендером, — рассказывал Крыса с набитым ртом. Он с потрясающей скоростью заглатывал хлеб и мясо, при этом не переставая говорить. — Ну или в ней было много кендерской крови. По крайней мере, все говорят, что я очень похож на неё, да меня это особенно и не заботит. Появился я, и она решила, что это забавно… А здесь очень неплохо кормят. — Он отодвинул в сторону быстро опустевшую тарелку.

Рейстлин пододвинул Крысе свою порцию, к которой едва прикоснулся.

— Нет, спасибо, — помотал головой тот.

— Бери. Я уже наелся, — сказал Рейстлин, который съел целых три ложки. — Иначе пропадёт зря.

— Ну, если ты правда больше не хочешь… — Крыса схватил ложку и кинул в рот бобы. С трудом прожевав, он испустил вздох удовлетворения. — Даже не могу сказать, когда я так наедался в последний раз.

Полукендер был счастлив и не замечал, что бобы перележалые, ветчина отдаёт тухлятиной, а хлеб изрядно заплесневел.

Рейстлин вздохнул и посмотрел на брата, который уплетал все подряд ещё быстрее Крысы. Карамон, поймав взгляд близнеца, замер с ложкой во рту. Рейстлин кивнул в сторону рыжего полукендера. Карамон опешил. «Но, Рейст…» — говорил его изумлённый взгляд, однако глаза мага угрожающе сузились.

Карамон испустил душераздирающий вздох.

— Это… — он подвинул свою тарелку Крысе, — возьми и мою… Я сегодня с утра объелся.

— Ты уверен? — выпучил глаза рыжий.

— Да, конечно уверен, — проводил тарелку грустным взглядом Карамон.

— Вот так дела, — удивлённо протянул Крыса и накинулся на третью порцию. — Так о чём мы говорили?

— Ты рассказывал нам о матери, — подсказал Рейстлин.

— А, да! Так вот, мама плохо помнила человека, которого я мог бы называть отцом. Если честно, она даже не могла припомнить его имя. Да и моё появление стало самым большим сюрпризом в её жизни. Тогда она решила взять меня с собой, думая, что это будет забавно. Только постоянно теряла меня или забывала в разных местах, хорошо, что находились люди, которые меня возвращали. Она так радовалась, когда меня приносили, хотя я не всегда был уверен, понимает ли она, кто я. Когда я вырос, то стал возвращаться сам, несказанно её удивляя.

Когда мне стукнуло восемь, она оставила меня у лавки торговца травами, чтобы зайти внутрь и попробовать продать разные редкие грибы. День был жарким, а мы до этого прошли большой путь, и я заснул. Следующее, что я помню, — это мама, со всех ног убегающая из лавки. Следом за ней нёсся хозяин и вопил, что грибы оказались поганками и его хотят отравить. Я кинулся вслед и пробовал не отставать, но у мамы был потрясающий старт, поэтому я быстро потерял её из виду.

Хозяин тоже не угнался за ней и возвратился, проклиная неудачную сделку, ведь на ходу мама стянула банку с корицей. На мою беду, он заметил меня и так треснул по голове, что я вырубился, а когда пришёл в себя, была глухая ночь. За это время мама успела удалиться очень далеко, и как я ни искал её, так и не смог найти.

— Это плохо, — сочувственно сказал Карамон. — Мы тоже потеряли свою мать.

Крыса посмотрел на него с интересом:

— Она тоже потеряла вас?

— Но как я помню, — встрял Рейстлин, метнув на близнеца гневный взгляд, — ты говорил о каком-то «папаше». Он посмотрел на Карамона и добавил, прежде чем тот смог открыть рот: — Так ты нашёл своего отца?

— О, ничего подобного, — весело сказал Крыса, отпихнул третью пустую тарелку и, откинувшись на стуле, сыто рыгнул. — Просто он велел нам так его называть. Он был мельником и нуждался в лишних руках для работы на себя. Папаша подбирал бездомных по округе, давал им работу и неплохо кормил. К тому времени мне так надоело бродяжничать, что я с радостью остался у него.

— Он обижал тебя? — нахмурился Карамон.

Крыса задумался:

— Наверное, нет. Он часто бил меня, но я этого, безусловно, заслуживал, зато папаша научил меня читать и писать на всеобщем. Он всегда говорил, что безграмотные слуги позорят хозяина. Я жил у него, пока мне не исполнилось девятнадцать, а к тому времени папаша уже хотел сделать меня приказчиком в своей лавке. Но однажды я ощутил странный зуд в ногах, я просто не мог усидеть на месте, каждую ночь мне снилась дорога. — Крыса улыбнулся, посмотрев мимо братьев в окно. — Бесконечная дорога… Она бежала передо мной, мимо проносились заснеженные горы и поля с дикими цветами, огромные зелёные долины, окружённые мрачными лесами. Это было так здорово, что когда я проснулся и обнаружил себя в комнате с четырьмя стенами, то просто разрыдался от огорчения.

И вот однажды в лавку к папаше пришёл богатый клиент. Он незадолго перед тем появился в нашей округе, сразу скупил несколько ферм и в этот раз привёз первый урожай. Мы разговорились с ним, и он рассказал, что раньше был наёмником, заработал неплохие деньги и теперь осел доживать дни в достатке. Его захватывающие истории о приключениях, битвах и походах намертво застряли у меня в голове. Тогда я стал расспрашивать его, как можно стать наёмником и где сейчас проводится набор. Клиент немного подумал и посоветовал идти к Безумному Барону, самому удачливому и отважному на Ансалоне. Потому прошлой осенью я ушёл с мельницы и отправился сюда…

— А где была твоя мельница? — спросил Карамон.

— На Южном Эрготе, — просто ответил Крыса.

— Так далеко! — воскликнул поражённый силач.

— Я добирался почти шесть месяцев, — подтвердил рыжий. — Всех моих денег хватило только на то, чтобы проплыть на корабле часть пути, меня высадили неподалёку от Пакс Таркаса, дальше шёл пешком.

— Ты сказал, что тебе уже девятнадцать, но, глядя на тебя, в это трудно поверить. Получается, что мы почти одного возраста, — сказал Рейстлин.

— Плюс-минус год, — кивнул Крыса. — Мама совершенно не помнила дня моего рождения. Однажды я спросил, сколько мне лет, а она в ответ спросила, сколько мне хочется самому. Я подумал и решил, что шесть вполне подходит и звучит красиво. Мама кивнула и сказала, что раз мне так нравится; то с этой минуты мне именно шесть. С тех пор я и веду отсчёт.

— А как ты заработал своё прозвище? — продолжил расспросы Рейстлин. — Не думаю, что Крысой тебя звали от рождения.

— А кто его знает? — пожал плечами Крыса. — Мама звала меня так, как ей взбредало в голову, каждый день по-разному. Мельник главным образом называл меня «парень», до тех пор пока я не обнаружил у себя интересный талант к приобретению вещей, в которых он нуждался.

— Ты имеешь в виду воровство? — серьёзно посмотрел на него Карамон.

— Нет, не кражи с воровством, — покачал головой Крыса. — Но и не совсем чтоб приобретение… Попробую объяснить. Вот смотри, у каждого человека есть то, что он имеет, и то, что он хотел бы иметь. То есть у каждого есть какой-то ненужный ему излишек. Вот тут я и определяю, что у него есть лишнего, и меняю на то, что он хочет…

Карамон яростно почесал в затылке:

— Слушай, я не все понял, но звучит не очень добропорядочно.

— Хорошо, я сейчас покажу наглядно, — сказал Крыса. — Пойдём.

Они встали и подошли к стойке хозяина, где толстая трактирщица, откинув с лица прядь волос, посмотрела в свои записи на доске.

— Так, с вас шесть пенсов за бобы с пивом и четыре пенса за вино… — подсчитала она.

Карамон потянулся было за кошельком, но тонкие пальцы Крысы удержали его руку.

— У нас нет денег! — звонко выкрикнул рыжий.

Лицо хозяйки мгновенно перекосилось.

— Рэги-ис! — протяжно и зловеще завыла она.

Здоровенный мужчина, наполнявший кружки у бочонка в углу, отвлёкся и посмотрел на неё.

— Но, — добавил Крыса чуть тише, — я вижу, камин-то у вас совсем потух… — Он показал пальцем на очаг, где слабо потрескивали, догорая, головешки.

— Конечно, ведь ни у кого не нашлось полчаса, чтобы принести свежих поленьев, — пробормотала трактирщица, злобно уставившись на них. — А вы чего жалуетесь, уроды? Если сейчас же не расплатитесь со мной, Рэгис заставит вас колоть дрова целую неделю!

Крыса лучезарно улыбнулся ей — несмотря на разбитую губу, улыбка получилась очаровательной и обезоруживающей:

— Мы заплатим кое-чем получше, чем обычные деньги.

— И что же есть на земле более ценного? — надулась трактирщица, но было видно, что она заинтригована.

— Таких вещей много. Это и время, и сила, и ум, — продолжил рыжий, — Вот посмотри на моего друга. — Он доложил руку на мускулистое плечо Карамона. — Это самый быстрый и ловкий рубщик дров на всём Ансалоне. И если вы выделите нам комнату на ночь, то его брат, а он всемирно известный маг, подарит вашему заведению одну редкую пряность. Стоит только кинуть её в бобы, как они станут настолько вкусны, что люди будут выстраиваться в очередь, чтоб отведать их.

— На что ты намекаешь? — насупилась толстуха. — От наших бобов ещё никто не заболел!

— Я имею в виду, что вкус блюда станет таким невероятно нежным и потрясающим, как будто его готовили к столу правителя Палантаса. Я могу даже предположить, что, когда слух о здешнем угощении достигнет его ушей, его светлость обязательно посетит ваше заведение лично…

Трактирщица неохотно усмехнулась:

— Да, если честно, пара жалоб на стряпню была, но тут уж не наша вина, поверь. Повар нажрался вина и сломал лодыжку, когда полез в подвал. А мы с Рэгисом и так сбились с ног, пытаясь накормить и напоить всю нынешнюю ораву. — Она посмотрела на Карамона оценивающим взглядом. — Ты, парень, выглядишь сильным. Давай так, разожжёшь камин и притащишь из подвала новую бочку вина, тогда мы в расчёте. — Трактирщица пренебрежительно глянула на Рейстлина, — А ты, маг, что умеешь?

Рейстлин снял с пояса один из мешочков и вытряхнул из него на ладонь белую луковицу с сильным и приятным запахом:

— Высушите её, разотрите в порошок и по щепотке добавляйте в бобы. Гарантирую, что клиентов вам придётся выгонять на улицу.

— Да народу у нас и так хоть отбавляй, но многие стали слишком уж разборчивыми… — Хозяйка подозрительно посмотрела на луковицу. — Пахнет неплохо… А ты гарантируешь, что никто не отправится в мир иной, когда я добавлю это в пищу?

— Мой брат съест первую миску сам, — сказал Рейстлин, и Карамон с благодарностью посмотрел на вето.

— Ну, тогда… — протянула женщина.

— И не забывай про правителя Палантаса, — заметил Крыса мечтательно. Он схватил красную, распухшую от воды руку трактирщицы и поцеловал её. — Он ведь ещё прибудет, чтоб отведать этих лучших в мире бобов.

Трактирщица захихикала и игриво шлёпнула Крысу по рыжей макушке.

— Правитель Палантаса! Ну, насмешил! Скорей задница Рэгиса покроется розами, — рассмеялась она. — Ладно, маг, иди на кухню и сыпь свою приправу… — Хозяйка взяла тряпку и демонстративно стёрла их долг со своей доски.

Друзья отошли от стойки.

— Да, искусство рыжего впечатляет, — пробормотал Карамон, обнимая пробегавшую мимо официантку.

— А ну убери грабли! — заорала та, но тут же шепнула на ухо силачу: — Мы закрываемся в полночь…

Карамон с улыбкой последил, как девушка мечется по залу, выполняя заказы клиентов, а потом отправился на задний двор, где собрался спокойно наколоть дров.

— Замечательно проделано, Крыса, — подтвердил Рейстлин слова брата, направляясь на кухню, чтобы применить «специю», которая в других землях Ансалона именовалась чесноком. — Ты сэкономил нам на еду и ночлег. Вот только как тебе удалось узнать, что у меня с собою есть чеснок?

Крыса вспыхнул от похвалы, а его глаза заискрились весельем.

— Я никогда не забываю уроков мамы, а нюх у меня острый…

На следующее утро близнецы и Крыса присоединились к длинной очереди мужчин, которая, змеясь и извиваясь, заполнила весь внутренний двор замка. Очередь вела к огромному столу, заваленному шелестящими пергаментами и залежами кожаных свитков. Сидящие за ним писцы заносили имена всех вновь прибывших и распределяли их по тренировочным лагерям, где в течение месяца все соискатели будут жить за счёт барона, готовясь к испытаниям на силу, меткость и сообразительность. Тем, кто не проходил отбор, в первую неделю вручалась пара монет на дорогу и крепкий пинок под зад. Остальным платили настоящие деньги и оставляли тренироваться ещё три недели. Выдержавший срок до конца принимался в армию Безумного Барона.

Из ста человек, оставлявших свои имена в пергаментах, восемьдесят, как правило, были вычеркнуты в первую же неделю, а добрая половина оставшихся новичков сбегала ещё до наступления марта, времени начала военных действий.

Весенний солнечный денёк обещал быть жарким, небо было безоблачным, и лишь у горизонта порхали пёрышки белых облаков.

Стоять в очереди было невыносимо душно и жарко. Близнецы явились бы ещё раньше, но мудрый Рейстлин убедил брата подождать, пока солнце не перевалит за полдень. Карамон был очень возбуждён предстоящим событием, прошедшую ночь он провёл чистя меч и полируя свои доспехи, напрочь забыв про лукавое предложение официантки. Утром кусок не лез силачу в горло, так что больше одной тарелки он не одолел, зато его снаряжение сверкало на солнце. Каждые пять минут Карамон спрашивал у брата, не опоздают ли они. В конце концов, маг не выдержал и сказал, что уже можно идти, потому что ещё полчаса — и он сошёл бы с ума от нудных вопросов близнеца.

Крыса был так же возбуждён, как и Карамон. Рейстлин опасался, что столь юно выглядящего парня могут не взять в баронскую армию, но, уже зная лёгкий характер полукендера, не сомневался, что тот не будет долго расстраиваться. Трактирщица отпустила их неохотно, поскольку за прошедшие полдня чеснок Рейстлина произвёл переворот в её деле. Несколько котлов с волшебной приправой съели буквально в один миг. Хозяйка даже предложила магу остаться у неё на должности главного повара, но Рейстлин, хоть и был польщён подобным предложением, вежливо отказался. Официантка чмокнула Карамона, Крыса чмокнул трактирщицу, и друзья отправились к месту смотра.

Уже записавшись, они жарились в строю, стоя в первой шеренге вместе с другими двадцатью новичками. От нечего делать Карамон с Крысой принялись оживлённо болтать с соседями. Сосед Рейстлина дружелюбно посмотрел на него, но маг сделал вид, что ничего не заметил. Уличная пыль щекотала его горло, и юноша с ужасом думал, что, если начнётся приступ кашля, его немедленно с позором выгонят вон. Поэтому он игнорировал всякие попытки заговорить с собой, разглядывая укрепления баронского замка с интересом человека, намеревающегося его осадить.

Наконец на площадке появился невысокий, прокалённый сражениями сержант в сопровождении пяти ветеранов. Он остановился и осмотрел притихших соискателей единственным глазом, после чего тихо сказал что-то ветеранам, от чего те громко заржали.

Сержант неторопливо подошёл к строю и начал не спеша осматривать соискателей. Его единственный глаз, как сверло, вгрызался в каждого, казалось, от него нельзя скрыть ничего. Ветераны с усмешкой шли за ним, перешёптываясь и посмеиваясь. Когда он вновь остановился возле первого из новобранцев, ветеран немедленно сбегал и принёс ему пергамент и перо. Соискатель сделал шаг вперёд. Сержант ткнул грязным пальцем в бумагу и произнёс:

— Ты. Напиши здесь своё имя. Если не умеешь писать — ставь крест. Потом встань в строй.

Мужчина в одежде фермера от волнения мял шляпу в руках. Он быстро мазнул крестик внизу пергамента и замер.

— Ну что, свинья деревенская, оробел? — немедленно заорал один из ветеранов. — Двигай ногами!

Строй нервно рассмеялся, фермер вернулся обратно, весь съёжившись и явно желая, чтобы его поглотила Бездна.

Следующий человек колебался до последнего, было видно, что сюда он пришёл, не зная, чем бы ещё заняться. Однако этот был не робкого десятка и смело выдержал взгляд сержанта.

— Пиши имя, — проговорил тот. — Не умеешь — ставь крест.

Так продолжалось и дальше, сержант медленно двигался вдоль строя, говоря одни и те же слова каждому. Ветераны помогали ему, отпуская грубые комментарии. Новобранцы слушали их слова с нарастающим гневом и волнением. Наконец один из достаточно хорошо одетых юношей, который даже смог написать собственное имя в договоре, бросил перо на землю, не спуская с ветеранов разъярённых глаз.

— Спокойней, сынок, — холодно проговорил сержант. — Ударить в армии старшего по рангу всё равно, что подписать себе приговор. Встань в строй.

— У парня дух бойца, — услышал Рейстлин, черёд которого неуклонно приближался, слова одного из ветеранов. — Будет хорошим солдатом.

— Брось, он не может сдерживать характер, — возразил другой. — Не выдержит и недели, удерёт домой.

— Ставлю недельное жалованье!

— Принято!

Ветераны пожали друг другу руки.

Подошла очередь Рейстлина. Он уже видел, что главная цель ветеранов — запугать новичков, всячески оскорбляя и унижая их. Прочитав множество трактатов по военному искусству, маг знал, что зачастую командиры пользовались такими способами, чтобы сломать человека и вылепить из него покорного солдата. Он и помыслить не мог, что подобное может быть применено к нему. «Возможно, это хорошо для обычного ратника, но уж никак не для меня», — думал он презрительно.

Между тем сержант склонился над свитком, пытаясь прочесть имя наглого рекрута и размышляя над тем, не присоединиться ли ему к ставке. Пока он разбирал каракули писца, поворачивая лист и так и эдак перед здоровым глазом, на пергамент упал свободный красный рукав мантии, а рука с золотистой кожей нетерпеливо потянула свиток на себя.

Глухой шёпот раздался со всех сторон, а изумлённый сержант поднял голову и уставился на Рейстлина. Тот улыбнулся ему и мягко сказал:

— Где именно мне подписаться? Я должен быть отмечен как боевой маг.

— Так-так, — проговорил сержант, вытирая вспотевшую шею. — У нас тут что-то новенькое. Вообще-то, мы не нуждаемся в боевых магах, шутник.

— Так где мне подписаться? — уже нетерпеливо спросил Рейстлин.

Пыль и жара делали своё дело — маг задыхался. Он отдёрнул капюшон, мечтая только об одном: не раскашляться перед этими наглыми мордами, не дать им повода для лишних шуточек.

Но ветераны уже разворачивались вовсю.

— Слушай, а где ты получил золотую кожу, мальчик?! Может, твоя мамаша была змеёй?! — с хохотом спросил один.

— Нет, не змеёй, а ящерицей, — засмеялся второй. — И зовут его, наверное. Змеёныш, так, сержант, и напиши в договоре!

— Я думаю, он будет весьма экономным рекрутом, он же питается только мухами! Если он откроет рот, мы все увидим длинный липкий язык!

— Давай покажи свой язык, Змеёныш!

Кашель стремительно охватывал Рейстлина.

— Где подписаться? — слабо проговорил он.

Сержант только сейчас заметил его зрачки в виде песочных часов. Он задумчиво почесал в затылке и махнул своему помощнику:

— Ладно, иди предупреди Хоркина, там посмотрим…

— А где он сейчас?

— Где-где… будто не знаешь — давай бегом!

Солдат опрометью кинулся выполнять приказ. Рейстлин не мог больше сдерживаться и закашлялся. К счастью, судорога была недолгой, и он быстро успокоился. Сержант хмуро посмотрел на него:

— Что с тобой? Ты болен? Весь лагерь мне тут не перезаражаешь?

— Моя болезнь незаразна, — процедил Рейстлин сквозь сжатые зубы. — Так где мне подписать договор?

Сержант ткнул в нужную строчку. Он пока не знал, что делать с этим новичком.

— Встань в строй и жди вместе с остальными.

— Но я приехал, чтобы…

— Я знаю, зачем ты приехал! — заорал сержант, — Встань в строй и жди!

Сгорая от стыда, Рейстлин сделал шаг назад под любопытными взглядами окружающих. Он стоически постарался сделать вид, будто ничего не произошло, надеясь, что хоть с Карамоном всё пройдёт гладко. Если его забракуют, он пропал.

— Напиши имя здесь, — говорил между тем сержант, зевая. — Не умеешь писать — поставь крест…

— С удовольствием, сержант, — откликнулся Карамон, тщательно выводя на пергаменте своё имя.

— Огромный, как вол, — громко заметил один из ветеранов. — И, наверное, такой же тупой.

— Люблю таких парней в первых рядах, — поддержал его второй. — В них всегда столько стрел застревает…

— Спасибо за доверие, — заявил Карамон. — Я не подведу вас. Между прочим, — прибавил он скромно, — я достаточно подготовлен, чтобы пропустить начальную часть…

— О как! Значит, можешь пропустить? — ощерился сержант.

Рейстлин мысленно застонал: «Ради всех Богов, Карамон, заткнись! Заткнись и молча жди». Но Карамон был польщён вниманием к своей персоне.

— Да, я весьма искусен в бою, — говорил он. — Сам Танис учил меня…

— Что, неужели сам Танис? — спросил сержант, доверительно наклоняясь к силачу. Его друзья, растянув рты до ушей, наслаждались представлением. — А кто он такой, не расскажешь ли?

— Танис Полуэльф, — сказал Карамон гордо.

— Значит, эльф. Эльф учил тебя сражаться.

— Именно так. А ещё его друг Флинт. Он гном.

— Я вижу… — Сержант потёр небритый подбородок. — Эльф с гномом учили тебя биться.

— Ну, ещё был мой друг Стурм. Он настоящий Соламнийский Рыцарь!

«Да когда же ты, наконец, заткнёшься?!» — отчаянно думал Рейстлин.

— А ещё Тассельхоф Непоседа, — продолжал Карамон, который не умел читать мысли брата. — Он кендер.

— Ещё и кендер. — Сержант тихо застонал. — Значит, эльф, гном и кендер учили тебя сражаться. — Он повернулся к своим приятелям ветеранам. — Парни, — сказал он проникновенно, — идём писать к барону прошение об отставке.

Ветераны ржали до слёз, не в силах остановиться. Они хлопали друг друга по спине и подвывали.

— Ну, зачем же, — неуверенно произнёс Карамон. — Не так уж я и хорош…

— Значит, хоть меня можно оставить? — спросил сержант, угол его рта нервно дёргался.

— Конечно можно, — щедро разрешил Карамон.

— Я так ценю это, — прохрюкал сержант. — А теперь… Карамон Маджере… — Он сделал паузу. — Я не ошибся, Карамон Маджере, а не сэр Карамон Маджере?

— Нет, рыцарем был Стурм, а не я. — Карамон забеспокоился, как бы не возникла путаница.

— Да, помню, — произнёс сержант. — Встать в строй, Маджере!

— Но я просто хотел сэкономить ваше время на моих тренировках, — сказал Карамон.

Сержант молча посмотрел на него, затем снова наклонился и мягко произнёс:

— Ты знаешь, у меня сейчас мало времени, надо и других олухов просмотреть. Но мы вернёмся к нашему разговору в скором времени. Я тебе это обещаю.

— Договорились, сержант.

— Да, и ещё одна вещь, Маджере, — проговорил сержант, когда Карамон уже встал в строй. — Я тут человек маленький, а вот когда вы попадёте к начальнику обучения, его зовут мастер Квиснелл, ты не стесняйся давать советы ему. Он это оценит.

— Сделаю все в точности, — пробасил Карамон. — Ну и дела, сержант оказался хорошим парнем, — шепнул он Рейстлину.

— Ты самый большой идиот в мире, — измученно прошептал Рейстлин.

— Я? А что я такого сделал? — поразился Карамон. Рейстлин хотел ответить, но замер, поскольку в этот момент группа во главе с сержантом остановилась напротив Крысы. Некоторое время сержант молча разглядывал полукендера.

— Слушай, мальчонка, по-моему, тебе пора домой… — наконец произнёс он. — Приходи лет через десять, лучше через пятнадцать.

— Я уже вполне вырос, — ухмыльнулся Крыса. — А вот ты, сержант, без меня пропадёшь…

— Назови хоть одну причину, наглец! — пророкотал сержант.

— Легко назову несколько. Вот первая — я разведчик, и весьма неплохой. Могу пролезть везде абсолютно бесшумно, неплохо владею ножом. Могу пробраться в лесу так тихо, что гусеница покажется топающим великаном. Могу залезть на третий этаж дома и украсть медальон с шеи спящей девушки. И это далеко не полный перечень моих возможностей…

Ветераны с интересом прислушивались к его словам, посматривая на рыжего с любопытством. Сержант закончил за Крысу:

— Ну да, а ещё ты можешь ободрать мухе крылья на лету… Ладно, ставь подпись вот здесь. Переживёшь месяц в лагере, может, из тебя и выйдет толк.

Рейстлина толкнули в плечо. Обернувшись, он увидел солдата, который бегал с поручением от сержанта.

— Ты, что ли, маг? — задал он глупый вопрос, поскольку, кроме Рейстлина, в строю никого не было в мантии и с посохом. — Иди за мной.

Рейстлин кивнул и двинулся следом. Карамон дёрнулся за ним, но солдат крикнул ему:

— Ты, здоровяк, тоже маг?

— Нет, но я его брат. Куда идёт он, туда и я!

— Не сейчас, Карамон, — прошептал Рейстлин.

— Я имею приказ привести мага. Так что встань в строй, сосунок!

Карамон нахмурился:

— Но мы всегда держимся вместе!

— Карамон! — Рейстлин повернулся к близнецу, — Ты сегодня и так достаточно опозорил меня, встань лучше в строй.

Карамон смотрел на брата, его лицо попеременно то бледнело, то краснело.

— Конечно, Рейст, — пробормотал он, — если ты так хочешь…

— Точно, братец, именно этого я и хочу! Карамон вернулся в строй, встав рядом с Крысой. Рейстлин в сопровождении солдата прошёл ворота и скрылся внутри баронского замка.

 

12

Провожатый вёл Рейстлина по шумному двору, бурлящему от лихорадочной деятельности. Солдаты были везде. Одни стояли большими группами, разговаривая и смеясь, другие, сидя на корточках, играли в кости или иные игры. Конюхи прогуливали лошадей или чистили их, многочисленные собаки вертелись у всех под ногами. Рейстлин заметил: слуга тащит за ухо визжащего кендера, которого изловил под главной лестницей. Многие солдаты провожали идущего мага любопытными, а некоторые и злыми взглядами, похабные шуточки сыпались на него со всех сторон.

— Куда мы идём? — спросил Рейстлин.

— В казармы, — ответил солдат, показывая рукой на ряд низких каменных зданий с узкими окнами.

Внутри казармы было прохладно. Рейстлин сразу обратил внимание на чистоту: полы блестели влагой после утренней уборки, солома, заменяющая постели, была свежей, туго скатанные одеяла уложены ровными рядами, личные вещи каждого солдата упакованы в опрятном мешке рядом с его постелью.

Пройдя помещение с койками, они подошли к узкой каменной лестнице и, миновав несколько ступеней, остановились у деревянной двери, в которую провожатый Рейстлина незамедлительно замолотил кулаками.

Изнутри раздался грохот опрокидываемой посуды и звон разбитого стекла.

— Проклятый ублюдок! — завопил голос изнутри. — Ты заставил меня разлить ценное снадобье! Какой Бездны тебе надо?

Солдат усмехнулся, подмигивая Рейстлину;

— Я привёл нового мага! Мне приказали привести его сюда!

— Ладно уж, какой демон мог предполагать, что ты явишься так быстро, — проворчал голос.

— Я могу увести его, если нужно! — почтительно проорал солдат сквозь дверь.

— Да, уведи его. Хотя нет, постой, не надо. Пусть уберёт весь беспорядок, причиной которого стал.

Раздались шаркающие шаги, и задвижка на двери, клацнув, открылась.

— Позволь представить тебе мастера Хоркина, молодой маг! — гаркнул солдат.

Направляясь к боевому магу, Рейстлин ожидал увидеть высокого властного человека, подавляющего всех вокруг волей и интеллектом, такого как отец Лемюэля, внешность которого гаванский чародей в своё время описал Рейстлину. Позже юноша обнаружил портрет боевого мага в Башне Высшего Волшебства: высокий мужчина с чёрными волосами и ястребиным носом, закутанный в белый плащ, вытягивал руку вперёд, навстречу ревущему шторму. Рейстлин полагал, что так должен выглядеть идеальный маг.

При виде человека, появившегося в дверном проёме, Рейстлин потерял дар речи и едва устоял на слабеющих ногах. Боевой маг барона Лэнгтри был невысок — едва доставал юноше до плеча, но недостаток в росте с лихвой компенсировал объёмом. Ему было около пятидесяти, но на голове не было ни одного волоска, отсутствовали даже брови и ресницы; лицо было покрасневшим, с тёмными кругами под жёсткими синими глазами. Несуразную картину довершали короткие ручки, сидящие на бочкообразном торсе, — не было ничего удивительного в том, что чародей недавно разбил посудину со снадобьем.

Но даже не внешность потрясла Рейстлина. Маг (а это слово, по мнению юноши, было слишком большим комплиментом в отношении человека, который стоял перед ним) носил коричневую мантию. Коричневые мантии — вечное клеймо тех, кто так и не отважился явиться на Испытание в Башню Высшего Волшебства, людей, которые не испытывали потребности в этом или слишком боялись. Причина была не важна, но человек, неспособный рискнуть всем ради магии, не мог заслужить уважение Рейстлина. Презрение и отвращение отразились на его лице.

— Ого, во имя Луни, мне наконец-то прислали мага из Башни, — прорычал Хоркин, в свою очередь рассматривая Рейстлина, и в тот же миг нахмурился ещё сильнее, потому что юношу сотряс приступ кашля. — Но жить ему осталось недолго. Ты хоть что-нибудь умеешь? Ты ведь из Красных Мантий, не правда ли?

Едва Рейстлин открыл рот, чтобы перечислить свои достижения, как Хоркин продолжил:

— Ну, могу спорить, хотя бы заклятие сна ты можешь сработать… Чего таращишься? Стоит дать врагу хоть маленький шанс на поле боя, как он с наслаждением выпустит тебе кишки… А ты чего застрял? — Этот окрик Хоркин адресовал уже солдату, стоявшему рядом. — Свободен!

— Да, мастер Хоркин! — отсалютовал тот и затопал вверх по лестнице.

Хоркин схватил Рейстлина за руку и втащил внутрь, потом с грохотом захлопнул дверь. Осмотревшись, Рейстлин понял, что его самые мрачные подозрения сбылись. Магическая лаборатория Хоркина была тёмным и сырым подвалом, выложенным крупными камнями; на полу сиротливо валялись несколько потрёпанных книг с заклинаниями; на стенах висели источенные булавы и заржавленные мечи, некоторые из которых были покрыты чудовищным слоем грязи; в старом обшарпанном шкафу стояли пыльные бутыли и лежали пучки трав.

Хоркин отпустил Рейстлина и принялся пристально разглядывать его, словно хозяйка, выбирающая у мясника кусок получше. Он просто стоял и смотрел, а Рейстлину казалось, что его медленно расчленяют. Через некоторое время старый маг вздохнул и сложил руки на груди, по крайней мере, попытался это сделать. Фигурой Хоркин напоминал треугольник, и самая широкая часть приходилась на грудь и плечи.

— Я Хоркин, — произнёс он, — для тебя, Красный, мастер Хоркин.

— Меня зовут… — начал Рейстлин.

Хоркин предупреждающе поднял руку:

— Меня не волнует твоё имя, Красный. Я не собираюсь его узнавать. Вот когда ты выживешь в своих первых трёх боях, может быть, тогда я поинтересуюсь им. Но не раньше. Бывало, я запоминал все имена и просто тратил время впустую. Только свяжешься с сосунком, а он умирает прямо у тебя на руках. Зачем забивать голову глупыми и ненужными знаниями? — Он невидяще смотрел сквозь Рейстлина и продолжал: — А вот посох твой ужасно интересная вещица.

На артефакт Магиуса Хоркин смотрел с куда большим уважением, чем на молодого мага. Он протянул к посоху руку, и Рейстлин мысленно улыбнулся — артефакт знал своего хозяина и никому не разрешал прикасаться к себе. Много раз юноша слышал сухое потрескивание, а вслед за тем громкие крики боли (в основном кендерские, конечно), когда преступник намеревался стащить посох или просто потрогать, поэтому не стал препятствовать Хоркину, даже не открыл рта, чтоб предупредить.

Боевой маг взял посох и принялся исследовать его, водя рукой вверх-вниз по древку, время от времени одобрительно кивая; потом он поднёс навершие к глазу и тщательно вгляделся внутрь кристалла; затем, уверенно взяв артефакт двумя руками, сделал несколько движений, перемещаясь удивительно легко для своей комплекции. Посох закрутился и остановился только тогда, когда ткнул удивлённого Рейстлина под рёбра. Хоркин хмыкнул и вернул посох Рейстлину:

— Хорошо сбалансирован, прекрасное оружие.

— Это же посох Магиуса! — воскликнул Рейстлин с негодованием, осторожно погладив древко.

— Ну конечно, посох Магиуса, и не меньше, — усмехнулся Хоркин, но эта усмешка больше походила на кривую гримасу — его нижняя челюсть выступала далеко вперёд и вбок, обнажая неровные зубы. Подскочив к Рейстлину, маг горячо прошептал; — Знаешь, что я скажу тебе, Красный? Ты можешь купить дюжину таких палок всего за пару стальных монет на любом рынке Палантаса. — Он передёрнулся. — Но в твоём посохе есть толика магии, я ощутил её руками. Любопытная головоломка. Ещё я думаю, Красный, что ты понятия не имеешь, как управлять им. Я прав?

Рейстлин был так потрясён, что не мог говорить. «Две стальные монеты в Палантасе… — стучало у него в голове. — Мощнейший артефакт, отданный в виде компенсации за разрушенное здоровье, вдруг оказался любопытной головоломкой с „толикой“ магии. Конечно, я ещё не до конца изучил все его возможности, но…»

— Думаю, прав, — ответил за него Хоркин, развернулся и, прошаркав к низкому каменному столу, плюхнулся на табурет, который жалобно скрипнул под его немалым весом. Посмотрев в лежащую на столе книгу, маг упёр толстый палец в страницу и начал медленно водить по строкам, читая длинный рецепт. — В изготовлении этого зелья помощи от тебя ждать не придётся, начну все заново, — проговорил он, потом махнул в сторону лежащей на полу разбитой колбы. — Уберись тут, Красный. В кладовке есть совок и метла.

Гнев и разочарование, переполнявшие Рейстлина, вырвались наружу.

— И не подумаю! — крикнул он, ударяя посохом в каменный пол, — С чего я должен прислуживать человеку, знающему о магии меньше меня? Я прошёл Испытание в Башне Высшего Волшебства! Я не испугался, как некоторые…

— Испугался? — прервал его Хоркин. Он прекратил чтение и мрачно воззрился на Рейстлина. — Сейчас мы увидим, кто тут боится, во имя Луни…

— Будь любезен, в моём присутствии, — сказал Рейстлин холодно, — сделай одолжение, называй Богиню Лунитари более почтительно.

Хоркин действительно умел двигаться быстро, когда хотел. Ещё миг назад он сидел за столом, и вдруг он возник перед Рейстлином, как демон, вызванный из Бездны.

— Слушай меня, Красный, — прошипел Хоркин, тыча пальцем в хилую грудь Рейстлина. — Здесь ты не имеешь права приказывать мне! Это я буду приказывать тебе, а ты подчиняться. Это во-первых. Во-вторых, ты будешь звать меня мастер Хоркин, или маг Хоркин, или уважаемый маг мастер Хоркин. В третьих, я имею право называть Богиню так, как захочу и как мне придёт в голову. И если я называю её Луни, то имею право называть её так. Множество ночей мы провели вместе, распив немало бутылок в её звёздном доме, и я ношу её эмблему на своём сердце. — Он убрал палец с груди Рейстлина, показав на свою, где слева на мантии была вышита эмблема Лунитари, которую Рейстлин раньше не заметил. — Кроме того, я ношу её медальон на шее. — Хоркин вытащил медальон на цепочке из-под одежды и сунул его Рейстлину под нос. — Дорогая Луни отдала мне его своими собственными прекрасными руками! — Маг вплотную подвинулся к юноше, свирепо вращая глазами.

— Я не могу носить её символ, — произнёс Рейстлин, отважно не отступая перед старым магом. — Но я ношу её цвета, как ты, верно, заметил — красные. И я однажды тоже говорил с ней.

Тишина, предшествующая раскату грома, повисла в подвале.

Рейстлин видел мельчайшие детали символа Лунитари: искусно сделанный из серебра, медальон был очень, очень стар, изумительно сделанный, он просто мерцал скрытой мощью. Глядя па него, юноша мог поверить, что его подарила Богиня.

Хоркин смотрел на Рейстлина в упор — возможно, мысли старого мага не слишком отличались от мыслей молодого — и медленно указал пальцем вверх;

— Говоришь, Лунитари говорила с тобой? Ты клянёшься?

— Да, Хоркин, — спокойно ответил Рейстлин. — Клянусь именем красной луны.

Хоркин хрюкнул и приблизил своё лицо вплотную к лицу юноши:

— Что «да», солдат?!

Рейстлин замялся. Ему не нравился этот необразованный человек, живущий в сыром подвале и не обладающий и десятой долей тех сил, что доступны ему. Боевой маг оскорбил его, а теперь требует признать своё превосходство. Ещё немного, и Рейстлин плюнул бы на все и ушёл, однако в последнем вопросе ему почудилась лёгкая перемена тона, ещё не уважение, но намёк на него. Словно его приняли в братство, трудное, тяжёлое, а подчас смертельное. И в этом братстве свои законы, суровые, но справедливые, помогающие выжить на поле боя. Братство, в котором состояли Магиус и Хума…

— Да… мастер Хоркин, — наконец произнёс Рейстлин.

— Хорошо. — Маг снова хрюкнул. — Думаю, что смогу, в конце концов, сделать из тебя что-то путное. Ни один из твоих предшественников даже не знал, что сказать, когда я упоминал Луни… дорогую Луни… — Хоркин сурово насупил брови, вернее, то место, где они могли бы расти. — А теперь, Красный, — он указал на осколки, — приступай к уборке…

 

13

Жарящийся на солнце вместе с другими новобранцами, Карамон смотрел вслед ушедшему брату, испытывая лёгкое беспокойство. Он чувствовал себя непривычно и оттого мрачнел и нервничал. Он так привык быть с ним, выполнять его приказы и спрашивать, когда надо, совета, что теперь не знал, что делать. Кроме того, силач был обеспокоен здоровьем близнеца и даже один раз попросил разрешения у проходящего командира навестить его.

— Поскольку мы стоим тут давно и ничего не делаем, я бы быстро сбегал посмотрел, как он там… — добавил он.

— А к маме не хочешь сбегать, тоже навестить? — ухмыльнулся командир.

— Нет, не хочу, — вспыхнул Карамон, — только убедиться, что с ним порядок…

— Только и всего? — удивился командир. — Сосунок, куда, думаешь, ты только что вступил? В Общество Вышивки И Горячих Булочек?

— Да нет, — попробовал исправить свою ошибку Карамон, надеясь, что брат никогда не услышит его. — Я не думаю, что он беспомощен, просто он маг и…

Лицо командира помрачнело.

— Я думаю, тебе лучше закрыть рот, — прошептал стоящий рядом Крыса.

Карамон послушался и замолчал, виновато глядя в землю.

Командир, громко обругав на чём свет стоит тупых сосунков, двинулся дальше.

Через некоторое время формальности были выполнены, соискатели подписали контракт, и сержант приказал всем двинуться на внутренний двор. Подстраиваясь друг к другу и стараясь идти в ногу, Карамон с Крысой вступили в замок.

Там их снова построили, и вышедший чиновник зачитал им длинный список правил и инструкций. Нарушение каждой из них сулило соискателям страшные беды и кары.

— Некоторые говорят, что Боги за грехи обрушили огненную гору на Кринн, — сказал он в заключение, — но это пустяки по сравнению с тем, как я распишу вас, если вы оступитесь. А теперь барон Лэнгтри хотел бы сказать вам пару слов. Троекратное приветствие барону!

Новички с воодушевлением заорали.

Барон появился перед строем — как всегда насмешливый, в огромных ботфортах, доходящих ему до бёдер, и, несмотря на жару, в толстом расшитом камзоле. Огромная чёрная борода и усы только подчёркивали его бравый вид. Лэнгтри был перепоясан огромным мечом, таким большим, что, казалось, он неминуемо запутается в коротких ногах барона. И только ветераны знали, что этого никогда не происходило и не произойдёт. Положив руку на эфес, барон Лэнгтри произнёс короткую речь:

— Вы все здесь для того, чтоб присоединиться к моим элитным отрядам наёмной армии. Она, без сомнения, лучшая на Кринне. Выглядите вы все погано, но мастер Квиснелл заверил меня, что хотя бы некоторых из вас он превратит в солдат. Подчиняйтесь приказам и деритесь смело! Удачи всем вам. И кстати, сообщите казначею, куда выслать деньги, если вы сдохнете в бою! Ха-ха-ха!

Безумный Барон смеялся долго и пошёл обратно в замок, все ещё смеясь. После этого всем новичкам выдали по куску хлеба с сыром. Хлеб, хоть и чёрствый, был приличного качества. В один миг проглотив его, Карамон решил считать это хорошим знаком и лишь задавался вопросом, когда их покормят более основательно. Но он и его живот были жестоко обмануты — едва новобранцы напились воды, их построили и погнали к зданиям казарм, тем самым, через которые недавно прошёл Рейстлин.

Там всем выдали постели и обмундирование, включая тяжёлые сапоги. Всё было тщательно отмечено сержантами в ведомостях, и предполагалось, что будет вычтено из первого заработка рекрутов.

— Это ваш новый дом, — объявили им, — По крайней мере на ближайший месяц. В любое время дня и ночи в нём должен быть идеальный порядок.

Сержант с отвращением посмотрел на блистающие полы и охапки чистой соломы, заменяющей постели:

— Здесь хуже, чем в свинарнике! Весь остаток дня будете драить казарму!

— Извините сержант, — поднял руку Карамон. Он искренне хотел помочь человеку, подозревая, что у того слабое зрение. — Но здесь чисто.

— Значит, Маджере, ты думаешь, будто казарма чиста? — спросил сержант с обманчивой торжественностью.

— Да, сержант, — кивнул Карамон.

Сержант прошёлся и взял из угла комнаты ведро с грязной водой. Не спеша размахнувшись, он плеснул содержимое на связки соломы и пол.

— А теперь, Маджере, казарма чиста? — осведомился он.

— Но ты же сам… — начал Карамон.

— Что «сам»? — взревел тот.

— Ничего, сержант, — гаркнул Карамон.

— Убери здесь, Маджере! — приказал сержант.

— Да, сержант!

Остальные новички уже похватали швабры и теперь быстро тёрли пол.

— Могу я взять швабру и приступить? — спросил Карамон.

Сержант покачал головой.

— Нет, Маджере, ты будешь мыть пол тряпкой, на коленях! — проорал он.

— Но, сержант… — Карамон с отвращением посмотрел на вонючую тряпку.

— Работать, Маджере!

Дыша ртом, чтоб не так ощущать зловоние. Карамон покорно принялся скоблить пол. Потом он решил вообще задержать дыхание и не дышал до тех пор, пока в глазах не заплясали звезды. Но едва он вдохнул, как запах ударил ему в нос, и Карамона стошнило.

Скоро по всему этажу виднелись согнутые спины и движущиеся швабры. Карамон и Крыса тоже усердно мыли пол, с максимальным старанием размазывая воду и грязь.

Понаблюдав за ними и не найдя, к чему бы придраться, сержант обрушился на других новичков.

— Чего вылупились? — орал он. — Давайте двигайтесь! Мне надо, чтобы к закату с пола можно было есть и пить!

Несчастные новобранцы заработали ещё быстрее. Ухмыляющийся сержант вышел наружу: дисциплина превыше всего, и она должна быть в армии идеальной.

Через несколько часов беспрерывной работы ветеран вернулся, и навстречу ему сразу вскочил Карамон.

— Все закончено, сержант! — прокричал он. — Теперь в пол можно смотреться!

— Удовлетворительно, — произнёс сержант, осмотревшись по сторонам. — Но я хочу, чтобы в следующий раз было лучше.

Карамон с надеждой смотрел на него, ожидая, что прозвучит команда на ужин; день подходил к концу и он изрядно проголодался.

Сержант поглядел на солнце и покивал:

— Вы справились раньше времени, думаю, всех стоит наградить.

Карамон счастливо улыбнулся, он уже видел большую тарелку с едой, которая плывёт к нему.

— Собрать одеяла, одеться по всей форме. Одеяла за спину! Взять доспехи и оружие. — Сержант указал на виднеющийся невдалеке холм. — Бегом до вершины и обратно!

— А почему, сержант? — удивлённо спросил Крыса, — Что на этом холме такого интересного?

— Там буду я и мой кнут! — проорал сержант. Крутанувшись на пятке, он схватил Крысу за рубашку и швырнул к двери. — Слушай меня, сосунок! И ко всем остальным это тоже относится! — Он в ярости оглядел новичков, стоявших вокруг. — Первая вещь, которую вы выучите, — внимательно слушать приказы старших по званию. Когда я даю приказ — вы его выполняете. Вы не думаете и не рассуждаете. Не требуете никаких пояснений. Почему? Сейчас я вам объясню — и это будет в первый и последний раз! Рано или поздно вы окажетесь в сражении, где стрелы свистят мимо вас, а враг прёт огромной толпой и вопит, как стая демонов из Бездны. Со всех сторон ревут трубы, кричат раненые, отовсюду раздаётся грохот и звон металла. И тут я отдаю вам приказ. Если вы задумаетесь хотя бы на одно мгновение, выполнять его или нет, — умрёте. И мало того. что будете мертвы вы, — все ваши приятели и друзья умрут тоже. И, кроме того. все сражение будет проиграно… — Сержант медленно подошёл к Крысе и навис над ним. — Теперь начнём заново. Все надели доспехи и снаряжение, одеяла за спину, мечи в руки и бегом на вершину холма. Заодно вы сможете с гордостью отметить, — добавил он с усмешкой, — «я бегу в своём шлеме, в своём панцире, со своим мечом». А теперь за дело!

Новобранцы повиновались, хотя без суеты не обошлось. Никто из них понятия не имел, как крепить одеяла за спиной. Они вязали разные узлы и спешно их затягивали, примеряли и начинали все заново. Сержант ходил между ними, покрикивая и торопя. Наконец все оказались готовы, хотя шлемы сидели на головах под немыслимыми углами, мечи путались в ногах, а тяжёлые панцири натирали плечи,

Крыса вообще почти ничего не видел в огромном шлеме, который сползал ему на лоб, болтался внутри здоровенного панциря, как пестик в ступке, щит, который он нёс, волочился по земле, оставляя борозду. Карамон, затянувшись в броню, кинул долгий тоскливый взгляд в направлении кухни, где вовсю грохотали тарелки и откуда доносился сводящий с ума аромат жареной свинины.

Дикий вопль сержанта погнал новобранцев к холму, а когда они вернулись, на дворе стояла глухая ночь. Шесть новичков немедленно заявили о прекращении своей военной карьеры, сколько бы за это ни платили. Они сдали обратно снаряжение, то, что не растеряли во время забега, и, хромая, поковыляли в город. Остальные едва могли перевести дух, слоняясь по внутреннему двору и тяжело отдуваясь. Один сержант, пробежавший с ними весь путь, был лёгок и весел, демонстрируя остальным, почему их называют «сосунки».

Во время переклички обнаружилось, что ещё двоих не хватает. Сержант приказал осветить факелами углы двора, чтоб узнать, не валяются ли пропавшие тела там…

В это время Безумный Барон, обходивший лагерь, стал свидетелем странного зрелища.

— Раздери меня демон, вот это да! — воскликнул он, невольно останавливаясь.

Из тьмы на ярко освещённый двор шагнул огромный мускулистый человек с вьющимися каштановыми волосами и честным открытым лицом. На плече у него покоилось тело очень худого юноши, который упорно продолжал сжимать меч и щит. Они хлопали силача по спине при каждом движении, но тот, не обращая на это внимания, упорно шёл вперёд. В них немедленно опознали тех самых исчезнувших рекрутов. Великан осторожно положил юношу на землю, но тот вскочил и, опираясь на щит, даже попытался вымученно улыбнуться. Здоровяк, подхватив своё оружие, встал в строй. Он выглядел словно вернулся с обычной прогулки.

— Кто это? — спросил барон у одного из сержантов.

— Рекруты из последнего набора, — ответил тот, — Только что вернулись с холма. Первая пробежка с полной выкладкой. Я наблюдал за ними, тот мелкий начал спотыкаться и падать ещё на полпути к вершине. Но он не сдавался, каждый раз поднимаясь и пытаясь начать снова. Правда, он уже вымотался, делал пару шагов и снова падал. Вот тогда здоровяк подхватил его и потащил вверх. Мало того, он нёс мелкого и обратно до лагеря, как вы видели.

Барон получше вгляделся в странную пару:

— Тебе не кажется, что в пареньке есть что-то странное? Он мне напоминает кендера…

— Великий Кири-Джолит, защити нас! Надеюсь, что нет, — горячо воскликнул сержант.

— Ты прав, наверное, просто тени так легли… — задумчиво сказал Безумный Барон. — Но он никогда не станет настоящим солдатом, слишком маленький.

— Мне выгнать его, барон?

— Думаю… Нет. Мне нравится его мужество. И этот здоровяк тоже молодец, не каждый способен сделать подобное ради друга. Поглядим, что из них выйдет после обучения.

— Посмотрим, посмотрим… — в сомнении протянул сержант. То, что в его отряде может оказаться кендер, привело сержанта в ужас. Он уже дал себе слово пересчитывать лишний раз все вилки и тарелки, и если, спаси Боги, хоть одна пропадёт, тощему не поздоровится, как бы там мужествен он ни был.

Новобранцев, наконец, пустили в столовую. Едва передвигая ноги, они уселись на лавках, а многие сразу же заснули, не в силах съесть и кусок. Не любящий, чтобы еда пропадала зря, Карамон взял на себя почётную обязанность позаботиться об этом и уничтожил лишние порции. Но даже он вынужден был признать, что каменный пол казармы и солома были для него в тот день мягче самой лучшей перины.

Карамону показалось, что он едва прикрыл глаза, как его разбудил рёв трубы, и он подскочил в соломе с гулко бьющимся сердцем. Спросонья силач ещё ничего не соображал, а вокруг была абсолютная тьма. Посмотрев в окно, Карамон ясно различил звезды, хотя и побледневшие с приходом раннего утра.

— А? Что? Где? — пробормотал он, падая обратно на одеяло.

Свет факела ударил по глазам, осветив злые лица толпящихся вокруг ветеранов.

— Подъем! А ну вставай, ленивая корова! — заорали голоса прямо в уши.

— Но ведь ещё ночь, — застонал Карамон, зарываясь лицом в солому.

Тотчас же тяжёлый ботинок врезался ему в живот. На этот раз Карамон пробудился окончательно и с глухим стоном вылетел из сена, судорожно протирая глаза.

— А ну живо на ноги, сыновья овражных гномов! — орали сержанты. — Пора отрабатывать пять железных монет!

Карамон тяжело вздохнул — пять монет уже не казались ему щедрой платой…

Звезды успели окончательно побледнеть, когда рекруты, накинув сине-серые изношенные плащи, проглотили комковатый завтрак и маршировали по тренировочному плацу, расположенному в миле от замка.

Солнце, видимо такое же сонное, как и новички, пару раз проглянуло меж низких туч и отправилось спать дальше. Сильный весенний дождь барабанил по шлемам шестидесяти мужчин, которых упорно обучали построению в три ряда по двадцать человек в каждом. Сержант с помощниками раздали всем тренировочные щиты и деревянные мечи.

— Что это? — громко спросил Карамон, с презрением глядя на свой меч. Понизив голос, чтоб его не могли услышать соседи, он обратился к раздающему ветерану: — Дело в том, что знаю, как рубиться и настоящим мечом…

— Значит, знаешь, да? — сказал тот с усмешкой. — Посмотрим на тебя.

— А ну закрыли пасти в строю! — заорал сержант. Вздохнув, Карамон с удивлением заметил, что деревянный меч вдвое тяжелее стального, да и щит весит намного больше. Крыса смог только приподнять свой щит с земли — и все.

Второй солдат прошёл вдоль строя, раздавая поношенные наручи. На запястьях Карамона наручи не смогли застегнуться, а Крыса, пока возился с ними, потерял равновесие, и тяжёлый щит утащил его в грязь. Как только все снарядились, вперёд вышел человек, который до этого стоял в стороне. Сержант и ветераны отсалютовали ему.

— Они в твоём распоряжении, мастер Квиснелл! — произнёс сержант таким мрачным тоном, словно заявлял, что в подвале замка обнаружена чумная крыса.

Мастер Квиснелл намеренно медленно шёл перед строем, не обращая внимания на дождь. Мастер боя был не очень стар, ему было не больше шестидесяти лет, пепельно-стальные волосы развевались на ветру, падая из-под открытого шлема, на загорелом обветренном лице виднелось множество шрамов, пустую глазницу прикрывала чёрная повязка, другой глаз грозно сверкал из-под сдвинутых бровей. У него было такое же оружие — деревянные щит и меч, — как и у новобранцев в строю. Звучный голос мастера, наверное, легко перекрывал шум любой битвы и, возможно, мог заглушить даже встречу двух кендеров на летней ярмарке.

Изучив строй, мастер Квиснелл помрачнел ещё больше:

— Мне сказали, что некоторые из вас думают, что хорошо владеют мечом! — Его единственный глаз перебегал от одного новичка к другому, заставляя тех сжиматься, рассматривая свои ботинки. Квиснелл издевательски рассмеялся. — Ну да, каждый из вас воображает себя опытным воином! Но сразу огорчу вас, сказав одну вещь. Вы не знаете ничего! И вы не будете знать ничего до тех пор, пока я не скажу вам, что вы хоть что-то знаете!

Строй замер в напряжении, никто не шевелился, разговоры прекратились. Раскаты грома, которые слышались время от времени, теперь гремели прямо над полем. Новички стояли, хмуро сжимая деревянное оружие и смаргивая капли воды, хлещущие по лицам.

— Я был представлен вам как мастер Квиснелл. Так вот, я мастер Квиснелл только для друзей и приятелей. Вы, черви, будете называть меня господин Квиснелл — и никак иначе. Всем понятно?

Половина строя, на которую был направлен взгляд мастера Квиснелла, бодро крикнула:

— Да, господин Квиснелл!

И только один человек из заднего ряда, не сориентировавшись вовремя, брякнул:

— Да, мастер Квиснелл!

Чуткое ухо мастера боя мгновенно уловило подобный диссонанс, и он тут же оказался рядом с несчастным.

— Что ты сказал? — вкрадчиво поинтересовался мастер у бедняги.

— Да, гос-с-сподин Квис-с-снелл, — пробормотал тот, исправляя ошибку.

— Уже лучше, — удовлетворённо кивнул Квиснелл. — А чтобы тебе запомнилось навсегда, живо бегом десять кругов вокруг поля, повторяя при этом: «Да, господин Квиснелл!» Пошёл!

Новичок выпучил глаза, кинул на землю щит с мечом и припустил вперёд. Немедленно перед ним вырос сержант, заставив вернуться, подобрать оружие и с ним продолжить бег. Пошатываясь, рекрут бежал по полю, беспрерывно вопя:

— Да, господин Квиснелл! Да, господин Квиснелл!

Квиснелл опёрся на деревянный меч.

— Я ведь не ошибся? — спросил он почти жалобно. — Мне показалось, что все здесь собравшиеся хотят быть солдатами? Я прав? — Взгляд мастера боя впивался в каждого, от него нельзя было защититься. — Когда я задаю вопрос, то хочу в ответ слышать смелый рёв, а не коровье мычание!

Строй ответил неровным гулом:

— Да, господин Квиснелл!

— Понятно или нет?! — заорал Квиснелл.

На этот раз новички заревели в один голос:

— Да, господин Квиснелл!

Мастер боя коротко кивнул:

— Ну вот, видно, какой-то боевой дух в вас есть. — Он высоко поднял деревянный меч. — Вы знаете, что делать с этим?

Большинство растерянно смотрели на него, однако несколько человек, и Карамон с ними, закричали:

— Да, господин Квиснелл!

Квиснелл выглядел рассерженным.

— Вы знаете, что с ним делать?! — оглушительно заорал он. — Нет, ничего вы не знаете, — прибавил мастер боя уже спокойным голосом. — Но узнаете, когда обучение закончится. Прежде чем учиться владеть мечом, мы сперва научимся владеть телом. Все взяли меч в правую руку! — скомандовал он. — Правую ногу отставьте назад и переместите на неё свой вес. Щит должен быть в таком положении. — Он показал, прикрыв наиболее уязвимую часть груди. — Когда я скомандую «удар», вы сделаете шаг вперёд и нанесёте удар врагу, после чего замрёте. Когда скомандую «обратно», встанете в строй. Удар!

Квиснелл отдал команду неожиданно, наблюдая за реакцией новобранцев. Половина рекрутов замешкалась, не зная, что делать, остальные дрогнули, неуклюже махнув мечами. Самыми быстрыми оказались Крыса и Карамон, кровь которого яростно вскипела в жилах. Силач стоял во второй шеренге, плащ висел грязной занавеской у него на плечах, но в глазах была неподдельная радость.

— Все замерли! — резко крикнул Квиснелл. — Никому не двигаться!

Рекруты пытались остановиться, балансируя в разных позах, мечи и щиты выписывали в воздухе разнообразные кривые. Скоро их мускулы начали гореть и ныть, не выдерживая веса тренировочного оружия, но, тем не менее, никто не двигался. Даже Карамон начал чувствовать лёгкий дискомфорт. Глянув на Крысу, силач увидел, как дрожит его рука, а он, закусив губу, пытается удержать меч неподвижно. Пот полукендера смешивался с дождём, но клинок неуклонно клонился к земле. Крыса отчаянно смотрел на меч, чувствуя, что силы тают.

— Обратно!

Строй, издав вздох облегчения, больше похожий на победный рёв, распрямился.

— Удар!

Времени на отдых становилось всё меньше.

— Обратно! Удар! Обратно!

Крыса задыхался, но выполнял команды из последних сил. Карамон начал слегка уставать. Бедняга, бегавший вокруг поля, закончил десятый круг и теперь выполнял упражнения вместе со всеми. После часа занятий Квиснелл разрешил рекрутам немного передохнуть, отдышаться и успокоить боль в мышцах.

— Теперь такой вопрос, слизняки, — произнёс он. — Кто знает, почему мы тренируемся в строю?

Чувствуя, что настала пора помочь мастеру боя, Карамон первым поднял меч в воздух.

— Думаю, для того, чтоб враг не мог напасть на нас с боков и тыла, господин Квиснелл, — гаркнул силач, гордясь своими знаниями.

Мастер Квиснелл удивлённо кивнул:

— Очень хорошо. Маджере? Я прав?

Карамон раздулся от гордости:

— Да, господин Квиснелл!

Квиснелл неторопливо поднял оружие и двинулся на строй, который испуганно смотрел на него, не зная, что предпринять, когда он достигнет их.

Щит мастера откинул одного рекрута с дороги, другому, не успевшему увернуться, мечом попало по лицу. Квиснелл легко разметал первую шеренгу и двинулся ко второй. Там люди уже вовсю старались увернуться от него. Квиснелл, снося все на своём пути, шёл прямо к Карамону.

— Что случилось? — крикнул Крыса, падая лицом вниз, чтоб уклониться от огромного щита.

«Что я сделал не так?» — тревожно подумал Карамон. Мастер Квиснелл замер неподвижно прямо перед ним, нос к носу или, точнее, носом к панцирю, опустил оружие и яростно уставился на силача. И Карамон, не боящийся в жизни ничего, не испугавшийся даже бестелесной руки в Вайретской Башне Высшего Волшебства, побледнел.

— Скажи мне, Маджере, — прокричал Квиснелл ему в лицо, — если все здесь стояли в строю, то как, во имя Кири-Джолита, я так легко прошёл сквозь них к тебе?

— Вы же мастер боя, — пролепетал Карамон в ответ. Квиснелл сделал неуловимое движение и повернулся. Его щит, мелькнув, ударил Карамона в грудь так, что тот отлетел назад, шлёпнувшись на спину. Мастер боя фыркнул и набросился на оставшихся рекрутов. Когда он снова вышел на плац, перед ним стояла неорганизованная толпа испуганных людей, не знающая, что делать дальше. Мастер боя Квиснелл прочистил горло и сказал:

— Я только что показал вам, для чего нужен строй. Вот почему профессионалы никогда не разрушают боевых построений. А ну быстро выстроились и сомкнули ряды! Быстрей! Быстрей! Быстрей!

Рекруты заметались, становясь плечо к плечу и выставляя вперёд щиты. Квиснелл наблюдал за ними, потом удовлетворённо хмыкнул.

— А теперь… удар! — приказал он, и упражнения начались с новой силой.

— Обратно! Удар! Обратно!

Строй выполнял эти упражнения ещё полчаса, потом мастер скомандовал перерыв. Люди тяжело дышали, кашляли и отплёвывались, восстанавливая дыхание. Дождь потихоньку прекратился, но погода была облачной, становилось понятно, что солнце сегодня не появится.

Квиснелл снова взял в руки оружие и кинулся на строй, но теперь к этому оказались готовы. В грудь ему упёрлась стена щитов, и, как он ни старался пройти, рекруты не поддавались, хотя было видно, что его сдерживают из последних сил. Квиснелл попробовал изменить тактику и проскочить между щитами, но рекруты выдержали, не пустив его внутрь.

Видимо удовлетворённый, он отошёл назад и швырнул на землю оружие. Строй расслабился, думая, что тренировке конец, но тут Квиснелл без предупреждения прыгнул вперёд ногами, обрушившись на первую шеренгу. Рекруты покатились в разные стороны, а Квиснелл, уже с мечом в руке, кинулся ко второй шеренге. Но там справились, соорудив из щитов вторую стену, сумели отбросить мастера боя назад.

Единственный глаз Квиснелла удовлетворённо блеснул.

— Что ж, я думаю, пара солдат среди вас всё же есть! — Он, не спеша, вернулся на своё место перед строем. — Удар!

Строй рекрутов слитно выполнил команду.

— Обратно!

Шеренги качнулись назад. Хотя все рекруты смертельно устали, похвала Квиснелла грела им души. За исключением Карамона, который в тот момент задавался одним вопросом — как там себя чувствует брат-близнец?

 

14

Если бы кто-нибудь предложил сейчас Рейстлину гнутую монету, он немедленно бы покинул эту проклятую армию и город. Всю первую ночь, глядя в холодный сумрак, Рейстлин боролся с этим искушением. Ситуация была просто невыносимой. Он приехал сюда учиться, познавать боевую магию, а что нашёл? Сырость и угрозы человека, который знал о магии меньше его. Мало того, боевой маг пренебрежительно отнёсся к нему, пропустив мимо ушей все достижения и успехи Рейстлина.

Рейстлин убрал осколки разбитой колбы и тщательно затёр пятно разлитой жидкости. Пятно подозрительно пахло кленовым сиропом, и Рейстлин был почти уверен в том, что это он и есть. После этого Хоркин повёл его показывать свою лабораторию.

Юный маг оказался более удачлив, чем его брат, проведя ночь в замке, а не в казармах. Магам отводилась маленькая комнатка, похожая на тюремную камеру, ниже уровня земли, но в ней была настоящая кровать, а не куча соломы. Впрочем, кровать была неудобной — Рейстлин смог оценить это, всю ночь ворочаясь с боку на бок, слушая писк и возню крыс.

— Безумный Барон хорошо относится к магам, — заверил Хоркин своего подчинённого. — Мы получаем еду лучше, чем солдаты, и отношение к нам совсем другое. Конечно, мы заслуживаем этого, ведь наша работа трудна и более опасна. Я единственный маг, который остался у барона, а когда-то нас было шестеро. Некоторые были так же неумелы, как ты, но все прошли Испытание, кроме меня, будь уверен. Смешно, правда? Старый Хоркин, самый необразованный из всех, выжил!

Несмотря на крайнюю усталость, юный маг не смог заснуть. Хоркин ужасно храпел, и Рейстлин всерьёз начал опасаться, что к утру стены замка от его храпа рухнут.

К полуночи он решил завтра же уехать: «Едва рассветёт, я найду Карамона и мы вместе поедем… Куда? Назад в Утеху? Никогда. Вернуться в Утеху — значит признать собственное поражение. Но ведь есть другие города, другие замки и армии. Сестра говорила о большой армии, которая формируется где-то на севере. — Юноша некоторое время прикидывал такую возможность, но в итоге отказался от неё. — Если мы пойдём на север, то рано или поздно столкнёмся с Китиарой, а мне не слишком-то хочется видеть её. Можно попробовать силы в Соламнии. Говорят, рыцари тоже набирают воинов и наверняка будут рады увидеть Карамона. А что делать мне? К магам рыцари относятся крайне недружелюбно…»

Кровать была так узка, что худой Рейстлин едва помещался на ней, а вот Хоркин свешивался со своей на добрый локоть во все стороны. Слушая, как крысы грызут что-то в темноте, Рейстлин вдруг вспомнил, что у него за весь день был только один приступ кашля. А обычно он был готов к пяти, шести или больше. Он медленно обдумывал эту ситуацию: «Может, напряжённая жизнь полезна? Сырость, холод, грязная вода и гнилой воздух должны убивать меня… Я уже должен быть мёртв, а чувствую себя гораздо живее, чем когда-либо. Дыхание лёгкое, боли почти нет, а я даже не пил свой чай…» Он потянулся и притронулся к посоху Магиуса — пальцы ощутили лёгкое покалывание, которое прошло по всему телу. «Может, это потому, что впервые за долгие месяцы у меня нет времени думать о болезни? Тут не было времени и дух перевести…»

К утру он решил остаться: «По крайней мере, выучу несколько новых заклинаний». Рейстлин уже заметил покрытую толстым слоем пыли магическую книгу на углу стола Хоркина. Через несколько мгновений он уже спал под немузыкальное храпение боевого мага.

Следующим утром Рейстлину приказали заняться уборкой, перемыть все стекло в горячей воде и тщательно протереть всю пыль с книг. Юноша с радостью принялся за дело, ведь так он мог остаться с нужной книгой наедине. Пролистав её, Рейстлин был поражён тем, что обнаружил, и надежда вновь заблестела перед ним. Если Хоркин использовал такие книги, то он никак не мог быть любителем.

Надежда Рейстлина погасла спустя несколько часов, когда подошедший Хоркин заглянул ему через плечо.

— Я вижу, ты нашёл одну из магических книг, — сказал он небрежно. — Тут их просто навалом. Я пролистывал только одну и не помню из неё ни строчки,

— Но тогда зачем держать их здесь, мастер Хоркин? — холодно удивился Рейстлин.

— Если нас когда-нибудь осадят, из книг выйдет неплохое оружие, — хлопнул боевой маг ладонью по переплёту. — Если ими заряжать катапульты, они могут нанести страшный урон, клянусь Луни!

Поражённый Рейстлин открыл рот, а Хоркин захихикал, пихая его под рёбра локтем:

— Шучу, Красный! Конечно, я никогда не сделал бы этого — книги слишком ценны. Я мог бы выручить по шесть-семь железных монет за каждую. Но они не мои. Если тебе интересно, их захватили в экспедиции в Элабри, шесть лет назад. А вот глянь на эту! — Хоркин вытащил с полки огромный чёрный том. — Я позаимствовал её у одного из Чёрных Мантий в прошлую кампанию. Он убегал с поля боя недостаточно быстро и решил избавиться от книги ради скорости. Я просто подобрал её.

— И какие заклинания в ней собраны? — едва сдерживая волнение, спросил Рейстлин. Он чуть не выхватил книгу из рук Хоркина.

— Остынь, Красный, — улыбнулся маг. — Я даже не могу прочесть руны на обложке. Зачем же мне заглядывать внутрь и тратить время на грязь Чёрных Мантий? Может, ты когда-нибудь прочтёшь её.

Рейстлин не сходя с места отдал бы половину лет своей жизни, чтобы прочитать книгу. Он тоже не мог разобрать руны, но был уверен, что, изучив их, сможет понять. И все остальные книги тоже, которые никогда не открывал Хоркин. Книги, которые не стоили для него больше кружки пива.

— Если бы вы позволили мне её забрать и на досуге изучить, — начал Рейстлин.

— Потом, Красный, — закинул книгу на полку Хоркин. — Зачем тратить время на разгадку секретов чёрной книги, если ты, Красная Мантия, даже не сможешь её использовать? — Он прошёлся по лаборатории. — Вот тебе задание. У меня подходят к концу запасы помёта летучей мыши. Обыщи окрестности замка и принеси всё, что найдёшь.

Рейстлин видел, как множество мышей порхают у стен замка, преследуя насекомых. Он ушёл собирать помёт, хотя его мозг продолжала сжигать загадочная книга.

— Ты никогда не можешь иметь достаточно помёта летучей мыши, — загадочно подмигнул ему Хоркин на прощание.

Два часа Рейстлин убил, ползая по кустам и собирая помёт в мешок, а после с наслаждением отмывая руки в горячей воде. Когда он вошёл в лабораторию, Хоркин ужинал.

— Ты как раз вовремя, Красный! — прочавкал он, посыпая стол и грудь крошками кукурузного хлеба. Сегодня Хоркину очень недоставало любимого сиропа, к которому он так привык. — Давай ешь! — протянул он ему ломоть хлеба. — Ты должен быть сильным.

— Я не голоден, мастер Хоркин, — скромно сказал Рейстлин.

Хоркин не прекращал жевать.

— Это приказ, Красный. Ещё мне не хватало увидеть, как на поле битвы ты свалишься в голодный обморок.

Рейстлин покорно сел и поклевал хлеб. К его удивлению, он был прекрасного качества, и Рейстлин, как оказалось всё же проголодавшийся, съел два больших куска и даже полил их сахарным сиропом. Когда они закончили, Рейстлин отправился мыть посуду, а Хоркин завершал дела в лаборатории.

— Что ж, — сказал Хоркин, когда юноша закончил. — Ты готов начать тренировку?

Рейстлин презрительно улыбнулся, он не мог представить себе, чему его может научить Хоркин. Несомненно, как только урок начнётся, он тут же и завершится. В историю про смерть шестерых магов из Башни он совершенно не верил. Такого просто не могло быть, чтобы выжил бродячий недоучка, а шестеро квалифицированных чародеев сложили головы.

— Подожди, сейчас я возьму своё оборудование, — сказал Хоркин.

Рейстлин ожидал, что тот возьмёт с собой разные ингредиенты для заклятий или пару свитков. Вместо этого Хоркин захватил два длинных прута и кучу тряпок со стола, которые он рассовал в карманы своей коричневой мантии.

— Пошли, — кратко бросил Хоркин, и они вышли в дождь, зарядивший снова после небольшого перерыва. — Да, и оставь свой посох в лаборатории, тебе он сегодня не пригодится, — прибавил маг, видя, что Рейстлин колеблется. — Здесь он будет в безопасности.

Рейстлин не расставался с посохом с того самого дня, как получил его из рук Пар-Салиана. Он хотел возразить, но представил, как глупо будет выглядеть со стороны — трясущийся над артефактом, словно мать над младенцем. Он вернулся и поставил его около стены с другим непонятным оружием, подавив мысли о том, что посоху Магиуса не место рядом с примитивными орудиями убийства.

Накинув капюшон, Рейстлин поспешил за учителем. Они отошли от замка на милю и пришли к большому плацу, на его дальнем краю группа солдат в одинаковых сине-серых плащах занималась строевой подготовкой. Несмотря на это, Рейстлин сразу приметил Карамона, который был на голову выше остальных. Солдаты, по мнению Рейстлина, занимались полной ерундой, в основном орали и размахивали мечами. Дождь быстро промочил его с ног до головы, и маг начал дрожать, ставя под сомнение своё решение остаться.

Хоркин встряхнулся, как собака, разбрызгивая воду.

— Ну, Красный, давай посмотрим, чему тебя учили в твоей великой Вайретской Башне.

Он взмахнул перед собой стержнями, рассекая дождь. Рейстлин никак не мог сообразить, что Хоркин собирается делать со своими прутами, ни одно известное ему заклинание их не требовало. Он начинал думать, что Хоркин просто сошёл с ума.

Боевой маг указал на противоположный конец поля, подальше от вопивших и маршировавших солдат:

— Скажи, Красный, какое заклинание тебе удаётся лучше всего? В чём ты изумителен? — Хоркин, засмеявшись, повращал глазами.

Рейстлин спокойно проигнорировал комментарий:

— У меня хорошо получаются деструктивные поджигающие сферы, мастер Хоркин.

— Дисрук… что? — Хоркин смутился и хлопнул Рейстлина по плечу. — Говори на всеобщем, Красный, не усложняй, тут же все свои.

Рейстлин сделал глубокий вдох:

— Огненные шары, мастер Хоркин.

— А, ну это понятно. Приступай. Запусти один вон в тот забор на краю поля. Видишь?

Кивнув, Рейстлин сунул руку в мешочек на поясе, доставая маленький кусочек меха, необходимый элемент этого заклятия. Определив расстояние до забора, он погрузился в себя, выстраивая цепь магических слов. Нужно было сосредоточиться и…

В следующий миг он очутился на земле, едва переводя дыхание. Довольный Хоркин стоял над ним с прутами, которыми только что огрел мага по животу и голове. Потрясённый ударом, Рейстлин застыл в немом удивлении, судорожно ловя воздух ртом и с трудом успокаивая скачущее сердце.

Хоркин стоял рядом, ожидая, пока он придёт в себя, но не делая никаких попыток помочь. Наконец, шатаясь, Рейстлин встал на ноги.

— Зачем ты сделал это? — борясь с гневом, проговорил он. — Я заслужил наказание?

— Зачем ты сделал это, мастер Хоркин, — совершенно спокойно поправил старый боевой маг.

Слишком потрясённый, чтобы исправиться, Рейстлин молча смотрел на него. Хоркин поднял прут вверх:

— Теперь ты видишь опасность, Красный. Ты думаешь, в бою враг будет стоять и ждать, пока ты шевелишь пальцами в воздухе, входишь в транс и бормочешь «бу-бу-бу»? Во имя Бездны, нет! Ты планировал своё самое страшное, самое разрушительное заклятие? Собирался разнести забор на части? Красный, в реальности ты был бы уже мёртв, ведь враг бы не использовал прут, как я. Он бы уже выдернул меч из твоей тощей спины! — Хоркин сплюнул. — Урок второй, Красный. Не готовь заклинание долго, ключ ко всему — скорость. Да, и третий урок не старайся использовать сложное заклинание, когда враг совсем рядом.

— Я не знал, что ты будешь на стороне противника, мастер Хоркин, — холодно сказал Рейстлин.

— Урок четвёртый, Красный. Всегда узнай своих товарищей, прежде чем доверить им свою жизнь, — с издёвкой заявил Хоркин.

Голова Рейстлина болела, грудь саднило. «Интересно, не сломал ли он мне ребро?» — подумал он.

— Давай разноси свой забор, Красный, — поторопил Хоркин. — Не хочешь забор, выбери другую цель, только не возись. Я не могу ждать весь день.

Мрачно сжав кусочек меха, Рейстлин попытался как можно быстрей проговорить слова заклятия. Подняв прут, Хоркин ткнул им юношу. Тот как раз заканчивал своё заклинание, когда увидел, как на основании прута вспыхнуло пламя. Огонь, шипя, полз к Рейстлину, а он изо всех сил старался не обращать на него внимания. Пламя почти доползло до него, а заклятие было совсем готово…

Внезапная вспышка света ослепила его, гром больно ударил по ушам. Схватившись за лицо, чтоб защитить глаза, Рейстлин успел рассмотреть только Хоркина, замахивающегося прутом. Удар пришёлся по спине, и юноша кувыркнулся лицом в жидкую грязь.

Он приходил в себя медленно и мучительно. Поднявшись на колени, Рейстлин ощупал лицо поцарапанными пальцами. Утерев грязь, он взглянул на страшно довольного Хоркина, раскачивающегося рядом с пятки на носок.

— Урок пятый. Красный: никогда не поворачивайся к врагу спиной.

Рейстлин вытащил несколько мелких камешков, забившихся под кожу, потом поднялся.

— Мне кажется, ты пропустил урок номер один, мастер Хоркин, — произнёс он, сдерживаясь из последних сил.

— Я? Возможно. Вот ты и подумай, какой он!

Рейстлин больше не хотел думать, он хотел избавиться от этого безумца. В том, что Хоркин безумен, Рейстлин не сомневался. «Если я немедленно не согреюсь и не переоденусь в сухое, то подохну прямо здесь. И нужно найти Карамона. Найти и сказать, как этот негодяй издевался надо мной…» Рейстлина бесило, что он не смог рассмотреть момента, когда Хоркин бросил ослепляющее заклятие…

И тут юноша мгновенно забыл о Хоркине и обо всех причинённых им неудобствах: «Заклинание! Что это было за заклинание?»

Рейстлин никак не хотел признаться себе в собственном бессилии, но он не видел в руках у Хоркина никаких компонентов, не слышал от того ни единого слова. Ни одного жеста!

— Как ты применил ослепление, мастер Хоркин? — спросил юноша.

Хоркин расплылся до ушей:

— Неужели и тебе есть чему поучиться у старого глупца? Который никогда не проходил Испытание? За время этого сезона я обучу тебя всем трюкам, какие знаю, Красный. Я, безусловно, не самый великий маг в области выживания, но я один из лучших! Кроме того, могу сказать тебе одно. — Хоркин подмигнул Рейстлину. — Я самый быстрый из всех!

Чаша терпения Рейстлина переполнилась. Он повернулся, чтоб уйти, но ощутил на своём плече руку Хоркина и не выдержал — сбросил руку боевого мага с плеча, заорав:

— Клянусь Богами, если ты ещё раз дотронешься до меня…

— Успокойся, Красный. Я хочу, чтобы ты посмотрел вот туда. — Хоркин указал на тренирующихся солдат.

Сейчас у рекрутов был перерыв, и они жадно обступили колодец. Как они могли хотеть ещё воды — в сознании Рейстлина не укладывалось. Дождь пошёл сильнее, а он промок настолько, что казалось, вода льётся по голой спине.

Рекруты вроде бы были в прекрасном настроении, даже смеялись и шутили, несмотря на дождь. Карамон демонстрировал всем свою технику работы с мечом, так усердно делая выпады и стойки, что едва не падал. Крыса держал над головой щит, прикрываясь от дождя.

Тон Хоркина сменился с издевательского на совершенно серьёзный:

— Мы солдаты. Красный, один отряд. Мы сражаемся и умираем каждый день. Придёт время, и все они пойдут в бой, надеясь на тебя. Если ты ошибёшься, ошибутся и они, а тогда погибнут все. Если ты пришёл сюда не учиться сражаться, то какой Бездны вообще сюда явился?

Рейстлин молча стоял под дождём. Капли барабанили по голове, скатываясь вниз по белым волосам юного мага, ставшим такими после ужасного Испытания в Башне, ручьи лились по хрупким рукам с длинными ловкими пальцами, которые сияли блеском золота — другая отметина, оставленная Испытанием. Да, он прошёл его, но и только. Он помнил Испытание до мелочей и знал, как близок был к неудаче.

Рейстлин посмотрел сквозь пелену дождя на Карамона. Крысу, всех других, чьих имён он не знал. Теперь все они — его товарищи. Маг чувствовал себя униженным, понимая, что ошибся в Хоркине. В этом, как ему казалось, необразованном, грубом шарлатане, способном только на то, чтобы вытаскивать на ярмарках монеты из носа. И за один день он узнал от него больше, чем за все предыдущие годы обучения.

— Я прошу меня извинить, мастер Хоркин, — сказал Рейстлин спокойно. Он поднял голову, смаргивая капли воды с ресниц. — Я уверен, ты прекрасный наставник и сможешь многому меня научить.

Хоркин улыбнулся обезоруживающе тёплой улыбкой. Он снова сжал плечо Рейстлина, и теперь юный маг не вздрагивал от прикосновений.

— Я могу сделать из тебя солдата, Красный, — произнёс боевой маг. — Это и есть урок номер один. Ты готов продолжить?

Рейстлин пристально посмотрел на два прута в руках Хоркина, потом расправил плечи:

— Да, мастер Хоркин.

Хоркин заметил его взгляд, засмеялся и отбросил пруты подальше.

— Я думаю, они нам больше не понадобятся. — Он внимательно посмотрел на Рейстлина и внезапно выхватил у него из руки кусочек меха, который юноша все ещё сжимал. — Теперь твори заклинание.

— Но, мастер Хоркин, — возразил Рейстлин, — без нужного компонента я не могу…

Хоркин покачал головой:

— Опять «бу-бу-бу»? Ты стоишь среди битвы, не защищённый со всех сторон, стрелы свистят возле твоей головы, вокруг кричат и умирают люди. Тут кто-то толкает тебя, и твой мех падает в гущу крови и грязи. Значит, заклинание тебе не сотворить? — Боевой маг вздохнул. — Думаю, ты опять мёртв.

— Ну, я могу попытаться найти ему замену. Может, чей-то плащ, подбитый мехом, или… — задумчиво сказал Рейстлин

Хоркин поджал губы:

— Середина лета, страшная духота. Бой идёт под раскалённым солнцем, так жарко, что можно зажарить кендера, положив на полированный щит. Не думаю, что ты найдёшь там много одежды с мехом, Красный.

— Но что мне делать тогда, мастер Хоркин? — Сбитый с толку, Рейстлин опять разозлился.

— Сотворить заклинание без всякого меха.

— Но это же невозможно…

— Возможно, Красный. Я знаю это потому, что сам научился этому. — Хоркин выглядел задумчивым. — Одно время я размышлял, зачем все старые маги так упорно добавляют в заклинания столько разной чепухи. Или, может, они просто помогают меховой торговле в Палантасе?

Рейстлин скептически пожал плечами:

— Я не знаю ни одного заклинания, которое бы обошлось без компонентой, мастер Хоркин.

— А теперь, — пробормотал Хоркин, — ты его увидишь! Он поднял правую руку и, пробормотав несколько слов, переплёл пальцы левой руки в какую-то сложную фигуру. В тот же миг огненный разряд сорвался с его ладони и, пролетев все поле, врезался в тот самый забор. Доски взлетели в воздух и загорелись.

Поражённый, Рейстлин согнулся и прокашлял:

— Я был уверен, что это невозможно! Но как без меха…

— О, это очень интересный трюк. Пример, который я тебе приводил, на самом деле случился когда-то со мной. Вражеская стрела пронзила мне руку как раз тогда, когда я собрался применить свой мех. — Хоркин показывал юноше длинный зазубренный шрам на ладони. — Я до смерти испугался, а потом так разозлился, что мне стало на все плевать. «Это просто пыльный кусок меха, и все, — подумал я тогда. — У меня есть сила, а значит, клянусь Богами, я могу сотворить заклятие и так». — Он скромно пожал плечами. — Я так и сделал. Ничто в моей жизни так прекрасно не пахло, как тот горящий хобгоблин! Теперь попробуй ты.

Рейстлин поглядел на поле и попытался мысленно убедить себя, что кусок меха по-прежнему у него в руке. Произнеся заклинание, он сделал завершающее движение. Ничего не произошло.

— Я не знаю, как ты сделал это, мастер Хоркин, — произнёс огорчённый Рейстлин, — но законы магических построений…

— Законы! — фыркнул Хоркин. — Кто управляет магией? Она тобой или ты ею?

Рейстлин заморгал, поражённый.

— Может, я и недооценил тебя, Красный, — продолжал боевой маг, внимательно смотря на него. — Но у меня есть твёрдая уверенность, что ты уже преодолел несколько нерушимых законов. — Он схватил юношу за руку и отбросил рукав его мантии, оголяя золотую кожу, — Если ты ничего не нарушаешь в жизни, то тебя не за что и наказывать. А цвет твоей кожи выглядит очень похожим на наказание… — Хоркин медленно кивнул и мягко сказал: — Просто попробуй, и все.

«Я управляю магией, — мысленно произнёс Рейстлин. — Я её контролирую».

Он поднял руку.

Огонь сорвался с его пальцев и понёсся вперёд. Второй кусок забора взлетел на воздух.

— Это было невероятно быстро! — воскликнул поражённый Рейстлин.

Хоркин одобрительно покивал:

— Никогда не видел, чтобы кто-то сделал это быстрее, Красный!

Рекруты закончили тренировку на сегодня и бодро маршировали по дороге. До магов донеслась походная песня.

— Идут на обед, — проговорил Хоркин. — Пойдём тоже, а то нам ничего не достанется. Проголодался, Красный?

К собственному удивлению, Рейстлин, всегда такой придирчивый к еде, ощутил, что может сожрать все на свете, даже стряпню лагерного повара. Подобрав пруты, они быстро пошли к казармам, пересекая грязное поле.

— Прошу прощения, мастер Хоркин, но ты так и не сказал мне, каким заклинанием смог отвлечь и ослепить меня.

— Ты прав, Красный, — согласился Хоркин. — Я этого не сделал.

Рейстлин ждал пояснений, но их не последовало, боевой маг шёл молча и только усмехался.

— Это, должно быть, очень сложное заклинание, — продолжал Рейстлин. — Пламя ползло по деревянному пруту, а потом взорвалось… Наверняка твоё собственное изобретение?

— Можно сказать и так, Красный, — торжественно сказал Хоркин и искоса посмотрел на Рейстлина. — Я вот только не уверен, что ты готов узнать истину…

Радостный смех бурлил внутри Рейстлина, Он давно не был в таком прекрасном настроении, как сейчас. Прислушиваясь к себе, юноша удивлялся такому настрою. Весь избитый, грязный и промокший, он парил на невидимых крыльях.

— Думаю, что уже готов, мастер Хоркин, — ответил он серьёзно.

— Вспыхивающий порошок! — Хоркин выбил прутами торжественную барабанную дробь. — Это вообще не заклинание!

У Рейстлина отвисла челюсть.

— Ты же не знал такого состава, а, Красный? Ловко я одурачил тебя? — зашёлся смехом Хоркин.

— Признаю, мастер Хоркин, — вздохнул Рейстлин, — целиком и полностью…

 

15

Дождь пролился и над Оплотом. Падая в кипящий лавовый поток, что медленно и лениво тёк с предгорий Властителей Судеб, он обращался в пар. Густой туман затянул все вокруг, смешав небо и землю. Казалось, жизнь остановилась. Пропали из виду посты охраны, караульные не видели друг друга даже в десяти шагах.

Тренировки армии в тот день не проводились. Начальство сидело в палатках, бездельничая, а солдат послали копать новые отхожие ямы, больше и обширней прежних. Солдаты глухо ворчали, но такова уж солдатская жизнь — всегда ворчать, но подчиняться.

Ариакас сидел в своём шатре, просматривая бумаги при свете масляной лампы. Вода просачивалась сквозь один из Швов и монотонно падала в подставленный шлем, который время от времени приходилось выплёскивать наружу. Ариакаса грызло непонятное беспокойство. Из-за тумана внутри шатра было так же сыро, как и снаружи. Белые языки вползали внутрь, облизывая броню, опоры шатра и мебель, заставляя их блестеть в свете лампы. Даже время, казалось, было проглочено туманом.

Всё вокруг было влажным и серым, серым и влажным.

Снаружи доносился хруст гравия, когда кто-нибудь проходил мимо, и проклятия в адрес тумана. Стараясь не обращать ни на что внимания, Ариакас работал. Он мог бы оставить этот сырой шатёр и вернуться в тёплый уют Храма Луэркхизис. Сидел бы сейчас за столом с кубком хорошего глинтвейна…

Но полководец выкинул подобные мысли из головы. Солдаты редко воюют в тёплых комнатах и с вином.

Ариакас хотел выносить трудности кампании вместе со своей армией.

— Милорд? — Один из помощников тронул полог шатра.

— Да, что? — произнёс Ариакас, не отрывая глаз от письма.

— Та женщина… Она вернулась.

— Какая ещё женщина! — раздражённо воскликнул Лорд, наконец отрываясь от бумаг. Приказы, над которыми он сейчас работал, должны быть максимально точны и ясны. Он не имеет права на ошибку, особенно сейчас.

— Женщина-воин, милорд, — сказал помощник. — Она просит разрешения вас увидеть.

— Китиара! — Ариакас отбросил перо в сторону. Работа была не закончена, но она могла подождать. Китиара не шла у него из головы весь последний месяц, и он обрадовался, что она возвратилась. Несмотря на то, что четверо погибли, выполняя его задание, Ариакас был уверен, что она вернётся живой. Конечно, не выполнив задания. Он сам не верил в то послание, считая его одной из мрачных шуток Её Величества.

Возможно, теперь Такхизис прислушается к его советам, а сейчас ему больше всего хотелось услышать оправдания Китиары. Несомненно, они будут убедительными, если она нашла в себе храбрость вернуться.

— Веди её сюда, — велел Ариакас.

— Она не одна, милорд, — добавил помощник. — С ней пришёл маг Ложи Красных Мантий.

— Кто? — удивился Ариакас.

«Что делать Китиаре в компании красного мага? — подумал он. — И как смела она привести его в лагерь? Кто это, неужели тот самый единоутробный брат?» После первой встречи с воительницей Ариакас тщательно допросил Балифа. Теперь он знал, что у неё есть два брата, один полный дурак, а другой — молодой маг Ложи Красных Мантий.

— Он очень странно выглядит, — сказал помощник, понижая голос. — Красный с головы до ног. И что-то есть в нём очень опасное. Охрана не хотела пускать этого красного, его даже едва не пристрелили, но женщина сказала, что он здесь по вашему приказу.

— Красный… от головы до ног… Клянусь Такхизис! — Поражённый, Ариакас вскочил на ноги, — Немедленно проведите обоих ко мне!

— Обоих? — переспросил помощник.

— Я же сказал, обоих! И быстро!

Помощник со всех ног метнулся выполнять приказание. Прошло некоторое время, часовым на стенах полагалось сделать уже два круга, когда Китиара, улыбаясь, откинула полог шатра.

В её улыбке не было и тени робости, наоборот, гордость и уверенность. Их глаза встретились, и Ариакас ощутил её триумф.

— Лорд Ариакас, — отсалютовала она, — как и было приказано, я привела Лорда Иммолатуса на встречу.

— Хорошо сделано, Ут-Матар. Или, точнее, командир полка Ут-Матар.

Китиара усмехнулась:

— Спасибо, милорд.

— Где он?

— Снаружи. Ждёт, когда его представят должным образом.

Она подняла брови, но Ариакас не понял намёка. Тогда Китиара повернулась к входу и, низко поклонившись, громко произнесла;

— Лорд Ариакас, я имею честь представить тебе достославного Лорда Иммолатуса.

Ариакас с нетерпением смотрел на полог палатки.

— Достославный! — фыркнул он. — Что он о себе возомнил?

— Милорд, — быстро зашептала Китиара, — осмелюсь вас просить, чтоб вы поклонились ему, когда он войдёт. Дракон обожает почести…

Ариакас нахмурился, скрестив руки на массивной груди:

— Я не кланяюсь никому, кроме Королевы.

— Милорд! — громче зашептала Китиара. — Насколько вы нуждаетесь в собственном драконе?

Лично сам Ариакас вообще не хотел никаких драконов. Он прекрасно мог обойтись и без них. Это Такхизис решила, что ему нужен дракон. Издав низкий горловой рык. Лорд слегка согнулся.

В шатёр вступил мужчина в длинной мантии цвета пламени. Все его тело было различных оттенков красного: волосы пламенели при свете масляной лампы, кожа отливала красной медью, глаза вспыхивали, как уголья в очаге, длинный нос и острый подбородок почти скрывали узкую щель рта с острыми, словно заточенными, карминовыми зубами.

Пройдя медленным величественным шагом, он остановился посредине шатра.

— Можете садиться, — вместо приветствия объявил он. Ариакас, не привыкший получать команды в собственном жилище, едва не лопнул от гнева. Прохладная рука Китиары легла на его запястье, неожиданно сильно сжав его. Несмотря на столь важный момент, Ариакас ощутил, что это прикосновение возбудило его. Капельки воды дрожали, сверкая, на её волосах, влажная рубашка облепила тело. Позже Ариакас всегда сравнивал прикосновение Китиары с другими ласками — полученными от ожившей Королевы Такхизис…

Он медленно сел на стул, расслабляясь и показывая, что сделал это по своей воле, а не по желанию Иммолатуса.

— Милорд сам присядет? — спросил Ариакас. Дракон остался стоять, направив на смертных свой необычайно длинный нос.

— Вы, люди, имеете столько лордов, герцогов и баронов, не говоря о принцах и королях. Кто они такие, с их короткой и унылой жизнью, по сравнению со мной? Ничто, даже меньше, чем ничто. Жалкие слизняки, не стоящие букв, из которых пишется это слово. Я велик и славен, поэтому ты будешь обращаться ко мне не иначе как «достославный»!

Пальцы Ариакаса судорожно сжимались под столом. Он с нежностью представлял их смыкающимися на шее этого «достославного». «Моя Королева, пошли мне терпения», — сказал про себя он, одновременно стараясь улыбнуться.

— Конечно, достославный, прости меня!

Лорд задался вопросом, как объяснить появление дракона своим людям. Он был уверен, что крылья слухов уже зашелестели над армией.

— А теперь, — взмахнул рукой дракон, — ты объяснишь мне свой план.

Китиара незаметно коснулась руки Ариакаса, склонившись перед ним:

— Милорд извинит моё отсутствие?

— Нет, командир Ут-Матар, ты останешься.

Китиара в ответ наградила его улыбкой, от которой Ариакаса кинуло в мучительный жар.

— Ты хорошо справилась с поручением, Ут-Матар. Теперь наглухо закрой полог шатра, а прежде прикажи охране снаружи выстроить защитный квадрат и никого не пропускать. — Он кинул на дракона и Китиару строгий взгляд. — Всё, что я скажу сейчас, страшная тайна. Если она выйдет из этих стен, вы поплатитесь жизнью.

Иммолатус удивился:

— Поплачусь жизнью? Из-за человеческой тайны? Хотел бы я посмотреть, как это у тебя получится!

— Тайна не моя, — продолжил Ариакас. — Тайна Королевы Такхизис. И перед ней, а не передо мной вы будете отвечать за её разглашение.

Иммолатус замолчал, не найдя что ответить. Он усмехнулся, но прошёл к столу и уселся на лёгкий стул, потом небрежно махнул рукой и скинул на пол все бумаги и карты Ариакаса, после чего забарабанил пальцами по деревянной крышке с выражением смертной скуки на лице.

Китиара быстро выполнила распоряжения Ариакаса. Он слышал, как воительница распустила охрану у шатра, приказав вызвать ещё людей и построить защитный периметр на расстоянии шагов в тридцать.

— Ещё раз убедись, что вокруг никого нет, — сказал ей Ариакас, когда Китиара вернулась.

Она вновь вышла, обошла шатёр, приглядываясь к каждому камешку. Вернувшись, она выжала воду из волос и встряхнулась.

— Никого, милорд. Можете начинать, я покараулю.

— Меня будет слышно от полога, Ут-Матар? — спросил Ариакас. — Я не хочу повышать голос.

— У меня изумительный слух, милорд, — ответила женщина.

— Очень хорошо. — Ариакас замолк на мгновение, собираясь с мыслями.

Иммолатус, заинтригованный приготовлениями, прекратил делать вид, будто его ничто не интересует.

— Давай не тяни, я не вечно буду оставаться в этой уродливой форме!

— Есть один город, расположенный в самой южной части Халькистовых гор, — начал Ариакас. — Город носит пророческое название Безнадёжность, он населён людьми и…

— Его надо уничтожить! — подался вперёд Иммолатус.

— Нет, достославный. Приказ Такхизис однозначен. Только несколько людей на Кринне знают о том, что драконы пробудились. День, когда вы обрушите свою ярость на мир, ещё не пришёл. Наши армии только создаются и ещё не готовы. Цель, с которой ты отправишься в Безнадёжность, гораздо важнее, чем просто разрушение города. — Ариакас понизил голос до шёпота. — Она касается яиц драконов Паладайна!

При звуках этого проклятого имени, имени Бога, который столько тысяч лет враждовал с Королевой Такхизис, Иммолатус вскочил, едва не начав менять форму.

— Я запрещаю упоминать это имя, человек! — прошипел он в ярости. — Произнеси его снова — и я прослежу, чтобы твой язык сгнил прямо у тебя во рту!

— Прости меня ещё раз, о, достославный! — непоколебимо сказал Ариакас. — Я был вынужден сказать так, чтоб подчеркнуть серьёзность задания. И у меня больше нет никакого желания повторять это. Согласно сообщениям от жрецов Её Величества, яйца драконов, которых я буду впредь называть «металлическими», лежат недалеко от Безнадёжности.

Огненные глаза Иммолатуса сузились. — Что за обман, человек? Я уверен, ты лжёшь! Не спрашивай меня почему, но я знаю это, — Он вскинул ладонь с паучьими пальцами. — Такое знание не для слизняков!

Ариакас из последних сил сдерживался, чтобы не задушить гостя.

— Достославный, видимо, намекает на события, происшедшие во время набега вашего рода на Драконьи острова в двести восемьдесят седьмом году. Там действительно было уничтожено много яиц металлических драконов. Много — но не все. Они оказались не такими глупцами, как мы думали, и спрятали самые редкие и крупные из золотых и серебряных.

— Тогда я должен их все уничтожить, — пророкотал Иммолатус. — Это будет большим удовольствием.

— С удовольствием придётся повременить, — сказал Ариакас холодно. — Такхизис требует их себе целыми и неповреждёнными.

— Зачем они ей нужны? Для чего? — взвился Иммолатус.

— Я предлагаю тебе спросить Её Величество лично, — улыбнулся Ариакас. — Если большой червь требует такой информации, она, конечно, предоставит её.

Ярость Иммолатуса выплеснулась наружу — в шатре стало жарко, капельки воды на броне Китиары зашипели и испарились. Воительница поняла, что все висит на волоске, и, выхватив меч, встала между Ариакасом и Иммолатусом. Её хладнокровная и уверенная поза выражала готовность защищаться и умереть за своего командира.

— Милорд не желал нанести тебе никакого оскорбления, великий Иммолатус! — крикнула она, хотя любому было понятно, что хотел — и ещё как.

— Да, достославный, — поддержал её Ариакас, — не желал. Даже в человеческой форме дракон мог применить огромное количество магических заклинаний, которых хватило бы, чтобы сжечь Ариакаса, лагерь, а заодно и весь Оплот. Они никогда не смогли бы справиться с этим огромным высокомерным монстром, поэтому в душе Ариакас гордился своей маленькой победой. Это привело его в доброе расположение духа, и он решил извиниться:

— Я солдат, достославный, а не дипломат. Мне привычней изъясняться прямо и просто, но если я задел тебя, то не специально. Приношу свои извинения.

Немного успокоившись, Иммолатус уселся на прежнее место. Жар дракона прогнал сырость, и в шатре стало гораздо уютнее. Ариакас быстро смахнул пот с лица, а Китиара вложила меч в ножны и вернулась к пологу шатра как ни в чём не бывало. Ариакас залюбовался её изящными, словно у дикой кошки, движениями. Никогда ещё он не встречал женщины, подобной ей. Свет лампы блестел на её броне, отбрасывая причудливые тени, которые клубились за Китиарой, словно они больше Ариакаса желали обнять её.

— Так мы вернёмся к делу? — произнёс Иммолатус. Он прекрасно чувствовал желание Ариакаса и презирал его за такую слабость. — Что Её Величество хочет, чтоб я сделал с яйцами?

Ариакас взял себя в руки. Ничего, ожидание сделает победу более сладкой.

— Такхизис желает, чтобы ты отправился в Безнадёжность вместе с одним из моих верных людей. — Он взглянул на Китиару, глаза которой вспыхнули от гордости и удовольствия, — Я думаю, Ут-Матар подойдёт, если ты не против.

— Как человек, она вполне сносна, — усмехнулся дракон.

— Прекрасно. Во-первых, нужно удостовериться, что сообщения жрецов правдивы. Несмотря на то, что они уверены в этом, яйца до сих пор не найдены. Бог, имя которого мы называть не будем, держал месторасположение яиц втайне даже от Её Величества, но Такхизис верит, что другой дракон сможет ощутить их присутствие.

— Она так нуждается во мне, что поручает заниматься какой-то ерундой, — выдохнул клуб дыма Иммолатус. Густое облако повисло посредине шатра. — И что я должен сделать, когда обнаружу их?

— Ты возвратишься, сообщив точное местонахождение яиц, а также количество и принадлежность. Всех яиц, которые найдёшь.

— Это что, я должен их считать? — сердито спросил Иммолатус. — Любая девка с фермы справится не хуже! — Он поворчал ещё немного, потом добавил: — Ладно, я сделаю это. Зато потом я смогу повеселиться и сжечь город?

— Не совсем, — сказал Ариакас. — Всё должно пройти втайне, и никто не должен узнать о наших поисках. Нельзя допустить известия, что драконы пробудились. Городом займутся позже, но другие силы, так что никто не свяжет его гибель с тобой, о, достославный. Как известно, Безнадёжность — один из городов королевства Блодхельм. Король Блодхельма Вильгельм во всём прислушивается к советам чёрных жрецов, которые порекомендуют срочно поднять налог в городе. Несомненно, население Безнадёжности не выдержит этого: налоги в городе и так высоки. Как только в городе начнутся волнения, король Вильгельм попросит меня подавить восстание. Я с удовольствием помогу ему, послав пару полков. Они вместе с наёмниками, которых король Вильгельм уже нанял, справятся с ситуацией.

— Посторонние, — произнёс дракон, — не будут тебе подчиняться.

— Я знаю об этом, о, достославный! — раздражённо бросил Ариакас. — Но у меня, к сожалению, не хватит солдат на все. Большинство моих полков не имеет опыта, пусть отведают крови в несложном походе.

— А в чём конечная цель? Если нельзя разрушить город и перерезать всех жителей…

— Подумай, о достославный. Как может помочь мертвец? Никак. Он лежит себе и гниёт, распространяя вокруг вонь и заразу. А живые люди необычайно полезны. Мужчины работают на рудниках и шахтах, подростки на полях, а женщины развлекают солдат. Совсем маленькие или старики любезно умирают, чтобы не отвлекать остальных. Нашей целью будет захват города и порабощение его. А когда последний караван рабов уйдёт и Безнадёжность опустеет, Королеве Такхизис развяжут руки в отношении яиц…

— А как быть потом с наёмниками? — надавил Иммолатус, наблюдая за реакцией Ариакаса. — Если ты так трепетно относишься к людским ресурсам, их тоже придётся заковать в колодки? Иначе тайна может быть открыта?

Ариакас подчёркнуто спокойно посмотрел на него:

— Командир наёмников ведёт свой род от Соламнийских Рыцарей. Он знает короля Вильгельма как человека чести и уверен, что его наняли на благое дело. Если он узнает правду, то может причинить нам большие неприятности. Но я нуждаюсь в его помощи, потому что его отряды самые лучшие. И у него много людей. Я в очень большом затруднении, о, достославный.

— Это я вижу, — широко улыбнулся Иммолатус, показав зубы, которых было в несколько раз больше, чем у человека.

— После того как город падёт, они твои, о, достославный. Можешь делать с ними всё, что хочешь, — щедро махнул Ариакас и сразу же погрозил пальцем. — Но так, чтоб не выдать свою истинную сущность!

— Ты развлечёшься больше, чем я, — раздражённо сказал Иммолатус. — Но это вызов моей хитрости и ловкости…

— Именно, о достославный!

— Прекрасно. — Дракон откинулся на стуле и закинул ногу на ногу. — Теперь можно обсудить мою оплату. Это задание большой важности, а значит, оно недёшево обойдётся Королеве Такхизис.

— Ты будешь хорошо награждён за свою работу, о, достославный, — сказал Ариакас.

— Насколько хорошо? — сузил глаза дракон, Ариакас замялся.

— Позволено ли будет мне, милорд? — вмешалась Китиара, голосом тёмным и сладким, как патока.

— Да, Ут-Матар?

— Достославный Иммолатус перенёс ужасную потерю за время последней войны. У него похитили все сокровища, пока он сражался на стороне Такхизис с проклятыми Рыцарями Соламнии.

— Рыцарями Соламнии? — нахмурился Ариакас.

— Хума, милорд, — бесстрастно произнесла Китиара.

— Ах, Хума! — Ариакас, наконец, понял, какими временными отрезками мыслит сидящий перед ним дракон. Для него битва с Хумой завершилась совсем недавно.

— Возможно, Её Величество сможет восполнить часть огромной потери, дать некую компенсацию…

— Восполнить всю потерю, — поправил дракон. — Я помню все драгоценности, до последней серебряной ложки. — Он тряхнул рукавом мантии и выбросил на стол большой свиток. — Здесь поимённый список пропажи, и я хочу полную выплату золотом. Я не доверяю железу, ничто не подходит лучше для мирного сна, чем золото. Впрочем, серебро и драгоценные камни приму тоже. Подпись ставь здесь. — Он ткнул в строчку внизу документа.

Ариакас хмуро просмотрел список.

— В казне Безнадёжности наверняка много сокровищ, — намекнула Китиара. — Кроме того, есть ещё купцы и жители…

— Это правда, — вздохнул Ариакас.

Он очень рассчитывал на эти сокровища сам. Создание армии, да ещё способной к завоеванию всего Ансалона, было очень дорогостоящим делом. Богатства, которые будут отданы этому жадному дракону, могли бы обернуться тысячами мечей и прокормить множество солдат. Пока денег хватало, но Такхизис обещала, что в скором времени прибудет большое пополнение.

Ариакас был одним из горстки людей, которые знали о секретных экспериментах, ведущихся в сердце Властителей Судеб. Он знал, что чёрный архимаг Дракарт и тёмный жрец Вирлиш вместе с древним красным драконом Харкелем Биндером пытаются создать новую расу существ. Они изменяют яйца светлых драконов, стараясь вывести существ, пылающих ненавистью ко всему живому. Ариакас иногда задумывался, можно ли будет извлечь практическую пользу из такого сложного эксперимента.

Но если новые солдаты будут мощными и неукротимыми, то цена их появления будет несоизмерима со стоимостью казны одного города.

Ариакас небрежно подписал пергамент, затем, скатав свиток, вернул его Иммолатусу.

— Мои отряды уже на марше, вы с Ут-Матар уедете утром,

— Я готова выступить немедленно, милорд, — произнесла Китиара.

Ариакас нахмурился.

— Я сказал, ты уедешь утром, — повторил он, делая акцент на последнем слове.

— Мы с его достославностью должны путешествовать под покровом темноты. Чем меньше глаз нас видят, тем лучше, — почтительно, но непреклонно ответила Китиара. — Его достославность привлекает к себе слишком много внимания.

— Могу себе представить, — пробормотал Ариакас. Он смотрел на Китиару. желая её так, что чувствовал физическую боль. — Не мог бы ты, о, достославный, подождать минуту снаружи? Я хочу сказать Ут-Матар пару слав наедине.

— Моё время бесценно, — сказал дракон. — Я согласен с самкой, мы должны отправиться немедленно. — Он величественно поднялся на ноги и, подобрав полы мантии, пошёл к выходу. Там Иммолатус обернулся и метнул в Ариакаса огненный взгляд. — Не испытывай моё терпение, слизняк!

Он исчез, оставив за собой слабый запах серы. Ариакас немедленно обнял Китиару, уткнувшись лицом в её волосы.

— Иммолатус ждёт, милорд! — протянула Китиара, но, не выдержав, жарко поцеловала Ариакаса в ответ. — Ну и пусть ждёт!

Ариакас тяжело вздохнул, страсть захватывала его.

— Ты ещё никогда не любил такую, как я, милорд, — жарко прошептала Китиара ему в ухо, когда они слились в объятии. — Я принесу тебе победы, принесу тебе силу— Никто не осмелится противостоять тебе… Я буду твоим громом и молнией, огнём и дымом. Вместе, рядом мы будем править миром… Я буду всегда служить тебе, мой лорд, всегда чтить как командира. Я брошу свою жизнь к твоим ногам, если ты захочешь этого… Но я хозяйка своей любви, ни один мужчина не смог получить от меня то, чего я не хочу… Знай это, милорд! Когда я сдамся тебе, наша ночь будет стоить времени ожидания…

Ариакас, сделав над собой чудовищное усилие, отстранил женщину, пытаясь не показывать эмоций. Он находил много утех в постели, но ещё больше удовольствия получал от предшествующей битвы. Он наслаждался всеми аспектами сражения: стратегией и тактикой, атакой и схваткой. Но максимальный вкус победы можно ощутить, лишь победив противника, равного тебе по силам. Он не видел никакого удовольствия в убийстве невооружённых жителей и точно так же не находил большого удовлетворения от любви с рабынями или пленными женщинами. Тех, на кого стоит только крикнуть, и они выполнят все желания. Любить Ариакас хотел так же, как и воевать, — насмерть и до победы.

— Иди! — буркнул он грубо. — Убирайся, пока я ещё держу себя в руках.

Она не убежала, наслаждаясь победой, а, напротив, ласково взяла его руку в ладони, вновь послав огонь по жилам Ариакаса.

— В ночь, когда я приду победительницей, я стану твоей. — Она поцеловала его в плечо и, откинув полог, выскочила в дождь, чтобы присоединиться к ожидающему её дракону.

В ту ночь, к удивлению слуг и рабов, Ариакас так и не позвал к себе ни одну женщину. И он не делал этого ещё много ночей после…

 

16

Обучение близнецов продолжалось неделя за неделей, без остановки. Еда была одна и та же, тренировки такие же, как и в первый день, пока Карамон не уверился, что смог бы выполнить все упражнения во сне и с мешком на голове.

В этом он убедился однажды утром, когда их выгнали строиться так рано, что это скорее был вечер. Мастер Квиснелл надел им на головы мешки и погнал на тренировку, зазвучали бесконечные: «Удар! Обратно! Удар! Обратно!» Кроме того, они должны были выполнять приказы «поворот налево», «поворот направо», «шаг влево», «шаг вправо», «сомкнуть щиты» и кучу других команд, не разрушая строя.

После изматывающих тренировок они каждый день драили казарму, меняли солому и выбивали одеяла. Рекруты мылись каждый день ледяной водой, что было в новинку для многих, которые принимали ванны не чаще раза в год. Одним из явных признаков безумия барона Лэнгтри была его вера в то, что частое мытьё может остановить болезни и уменьшить количество блох и вшей.

Каждый вечер новички бегали в доспехах и с оружием на холм и обратно. За исключением Крысы, каждый мужчина теперь легко справлялся с этим. Полукендер же слишком мало весил и, хотя ел двойную порцию, оставался самым слабым рекрутом в отряде. Несмотря на это, он отказывался признать поражение и бегал вместе со всеми. Каждый раз, упав на землю и задыхаясь под тяжестью щита, он отмечал, что сегодня выдержал побольше. «Завтра будет ещё лучше, господин Квиснелл!»

Даже Квиснелл был впечатлен силой характера полукендера. На еженедельном собрании командиров он сказал Безумному Барону:

— Если бы Боги даровали ему тело такое же крепкое, как его воля! И знаете, что… остальные рекруты его поддерживают и прикрывают. Особенно тот здоровяк, Маджере. Он постоянно несёт его снаряжение, когда думает, что я не вижу. Иногда поддаётся, когда они дерутся один на один, или притворяется, что пропустил страшный удар. Пока я закрываю глаза на это, командир, но сделать из него хорошего солдата не получится. — Квиснелл неодобрительно покачал головой. — Его друзья зря стараются. Его убьют в первой же стычке. Лучше спасти парню жизнь и выгнать сейчас.

Все командиры согласно закивали.

Такие собрания проходили в зале на самом верхнем этаже замка барона, из бойниц которого открывался прекрасный вид на плац внизу и марширующих солдат. Зная об этом, они липший раз проверяли, промаслены ли их перевязи и начищены ли панцири с оружием.

— Нет, я так не считаю, — отрезал барон. — Надо просто подобрать ему дело по плечу. Кстати, о слабаках, как там поживает наш новый маг, мастер Хоркин?

— Лучше, чем я ожидал от мага из Башни, барон, — Хоркин сидел, лениво развалясь в кресле. — Но он, кажется, серьёзно болен. Вчера ночью я не мог заснуть, слушая, как он кашляет. Казалось, ещё немного, и парень выхаркает лёгкие. Я попытался ему объяснить, что он не годится для армии, но он посмотрел на меня так, что меня едва не скрутило и не швырнуло в отхожую яму.

— Его никто не любит, это точно, — сказал мастер Квиснелл. — Я не обвиняю его, но эти странные глаза… Когда он смотрит на тебя, кажется, будто ты уже лежишь в могиле, а он собирается засыпать тебя землёй. — Квиснелл понизил голос. — Некоторое говорят, что он продал душу демонам из Бездны…

Хоркин громко рассмеялся, колыхая обширным животом.

— Можешь смеяться, сколько хочешь, Хоркин, — серьёзно произнёс Квиснелл. — Но я предупреждаю тебя, однажды мы найдём нашего мага в роще со свёрнутой шеей.

— Что скажешь, Хоркин? — спросил Безумный Барон.

— Скажу, что согласен с Квиснеллом, мне этот мальчишка тоже не нравится, — заявил Хоркин, стальным взглядом отвечая на всеобщее удивление, — Скажу ещё. Не думал, что наёмники превратились в кисейных барышень.

Лэнгтри удивлённо уставился на него:

— Объяснись, Хоркин!

Боевой маг брезгливо поморщился:

— Если мы сейчас будем выбирать самого красивого рекрута, согласен, Красный тут не кандидат. Только я боюсь, что барон не захочет, чтобы его отряды в бою прикрывали только красавчики…

— Ты прав, Хоркин, но его болезнь…

— У него больно не тело, барон, я в этом убедился. Кроме того, эта болезнь неизлечима. Нет, если бы старые жрецы вдруг вернулись и, призвав древних Богов, возложили руки… Может, им и удалось бы исцелить Рейстлина Маджере.

— Так болезнь имеет магическую природу… — протянул барон. Известию, что это заурядная чума, он бы обрадовался больше.

— Именно так я и думаю, — кивнул Хоркин.

Командиры и сержанты недоверчиво зашептались, качая головами. На лбу Хоркина обозначились глубокие морщины, казалось, вся кожа на голове зашевелилась. Он повернулся к мастеру Квиснеллу:

— Ты ведь хотел всю жизнь быть солдатом, Квиснелл?

— Да, — кивнул тот, удивляясь неожиданной смене темы. — Я родился в военном лагере, и щит отца был моей колыбелью.

— Вот именно, — Хоркин удовлетворённо кивнул. — Ты хотел быть солдатом с детства, и, как наш барон, ты потомок Соламнийских Рыцарей. А ты никогда не думал о том, чтобы стать рыцарем?

— Никогда, — с отвращением скривился Квиснелл.

— А почему, могу я узнать? — мягко спросил Хоркин.

Квиснелл пожал плечами:

— По правде говоря, такая мысль никогда не приходила мне в голову, хотя бы потому, что я не благородного происхождения.

Хоркин отмахнулся:

— В прошлом было много простолюдинов, которых посвящали в рыцари. Согласно легенде, сам Хума был таким.

— Это имеет отношение к обсуждаемому магу? — разозлился Квиснелл.

— Сейчас поймёшь, — успокоил его Хоркин. Квиснелл поглядел на барона, как бы прося урезонить разошедшегося боевого мага.

— Я думаю, причина в другом, — медленно сказал Хоркин. — Рыцарь Соламнии всегда имеет над собой двух командиров. Одного из плоти и крови, а другого — божественного. А подчиняться нужно обоим. Если тебе везёт, они не противоречат друг другу, но если нет…

Квиснелл побледнел:

— Да, Хоркин, обоим. И пытка вечного выбора может легко убить рыцаря!

— Это так, — пробормотал Лэнгтри себе под нос. — Очень верно. Я никогда не задумывался об этом раньше…

— И тогда, — закончил Квиснелл, — я выбрал себе только одного командира.

— Я сделал такой же выбор, — кивнул Хоркин. — Именно поэтому я здесь, тружусь простым магом… А вот юный маг — рыцарь.

Безумный Барон очнулся от размышлений, изумлённо воззрившись на Хоркина. Тот захихикал:

— Ну не буквально. Соламнийцы все бы спрыгнули со скалы, если бы услышали такое. Но я не сомневаюсь, что он рыцарь магии. Он всё время слышит два голоса, один человеческий, а другой небесный. К кому он присоединится, я не знаю. Если действительно выберет кого-нибудь. — Маг задумчиво почесал подбородок, — Не удивлюсь, если он просто выберет свою дорогу, третью…

— Но ты же периодически общаешься с Богиней, как я знаю, — осторожно сказал Безумный Барон.

— Имею такую честь, барон, — серьёзно ответил Хоркин, догадавшись, на что тот намекает. — Я спрашивал. Рейстлин Маджере — её любимец.

Зал погрузился в тишину, переваривая услышанное. Потом Лэнгтри встрепенулся;

— Давайте вернёмся к обсуждению. Ты настаиваешь, что мы можем использовать Рейстлина Маджере в наших рядах?

— Два раза, да, мой барон, — кивнул Хоркин.

— Мастер Квиснелл?

— Если мастер Хоркин ручается за него и будет за ним присматривать, ничего не имею против. Я даже доволен, потому что, потеряв мага, мы потеряем его брата, а Карамон Маджере обещает стать превосходным солдатом. Намного лучшим, чем он про себя думает. Я собирался скоро перевести его во фланговый отряд мастера Сенеджа.

Командир Сенедж одобрительно закивал.

— Пусть будет так, — стукнул ладонью по столу барон. Он махнул рукой, и слуги внесли большие кувшины холодного эля, который всегда завершал собрание, — Между прочим, мы получили уже первое заманчивое предложение.

— Какое, барон? — в один голос воскликнули все командиры. — И когда выступаем?

— Через две недели, — плеснув эля в кубок, ответил Лэнгтри. — Король Вильгельм из Блодхельма прислал гонцов. Один из его городов восстал и желает отделиться от королевства, став вольным. Король Вильгельм — мудрый и справедливый правитель. Но, к сожалению, мятежники переманили на свою сторону весь городской гарнизон, и люди поддерживают их. Кроме нас Вильгельм пошлёт и свои силы — два больших полка. Он надеется, что, увидев наёмников, они пойдут на переговоры или сдадутся. Слава нашей армии докатилась и туда, у них нет шансов победить.

— Опять осада… — пробормотал Квиснелл сердито. — Больше всего на свете ненавижу эти занудные осады.

— Может, дело дойдёт и до схватки, — проговорил барон успокаивающе. — Как мне стало известно, мятежники вряд ли сами повесят своих главарей…

— Другое дело, — просветлел Квиснелл. — Это меня устраивает. А что известно о тех, других полках?

— Ничего, — пожал плечами Безумный Барон. — Вообще ничего. Думаю, мы поглядим на них на месте, а если что, покажем как надо драться! — Барон Лэнгтри поднял кубок. — За Безнадёжность!

Командиры удивлённо посмотрели на него.

— Успокойтесь, — усмехнулся барон. — Это название того города. За безнадёжность для наших врагов!

Командиры дружно подняли кружки и выпили. Впереди было ещё немало тостов.

 

17

— Хорошие новости, Красный! — сказал Хоркин, входя в лабораторию. Мага слегка пошатывало; по помещению разнёсся крепкий запах эля. — Мы получили первый контракт и через две недели выступаем! — Мастер магии громко икнул. — У нас осталось мало времени на подготовку, а нужно ещё столько сделать!

— Две недели, — повторил Рейстлин, чувствуя, как в животе перекатывается холодный комок. Он твёрдо решил, что это от волнения — и только, поэтому вернулся к поискам ступки и пестика, которыми как раз занимался. Сегодня ему надо было размолоть побольше специй для приготовления пищи, но вопрос, почему он так разнервничался, продолжал занимать его. День был спокойный, перед ним остывал тушёный кролик — никаких причин для беспокойства. Рейстлин помешал варево и выудил оттуда захлебнувшегося таракана. А может, он попробовал присланной еды и отравился?

— Какие нам поставлены задачи? — спросил Рейстлин, гордо ввернув военное слово, почерпнутое из книги Магиуса.

— Задачи? — переспросил Хоркин, вытирая тыльной стороной ладони пену от эля с губ. — Только одни из нас знает задачи, и этот один — я. Всё, что ты должен знать, — это идти, куда я говорю, и делать, что я говорю. Понял?

— Да, мастер Хоркин, — ответил Рейстлин, проглотив раздражение. Он решил не дать повода старому магу снова вывести его из себя, поэтому вернулся к растиранию специй. Пестик с такой силой обрушился на корицу, что истолчённый порошок взлетел вверх, наполнив воздух резким запахом.

— Представляешь меня там, а, Красный? — захихикал Хоркин. — Хочешь увидеть старого Хоркина мелко измельчённым? Ну-ну… Заканчивай со специями на сегодня. Проклятый повар! — выругался маг, заметив тощего кролика. — Куда они девают нормальную еду? Наверняка продают на сторону…

Бормоча, он похромал к шкафу, недавно вычищенному до блеска, в котором стояли магические книги. Слегка подрагивающей рукой Хоркин стащил с полки «случайно подобранную чёрную книгу» и хлопнул ею об стол.

— Кстати, о продажах… Я тут собрался в город, думаю заглянуть к торговцам, продать пару книг. Раз теперь в моём распоряжении есть маг из Башни, то давай подумай и скажи, сколько мне запросить с этих скупердяев.

Рейстлин едва не вскрикнул от огорчения. В книге скрыто столько бесценных секретов, как можно их сравнивать с жалкой ценой, которую заплатят в магазине Лэнгтри! Хозяева и так платили гроши за книги, принадлежащие последователям Нуитари, Бога чёрной магии, главным образом оттого, что их сложно продать. Немногие из Чёрных Мантий рисковали в открытую приходить в лавку и требовать магические книги своей Ложи. Книги, посвящённые некромантии, пыткам и прочим подобным вещам. Да и сами чёрные маги всерьёз не рассчитывали найти в простой лавке что-то действительно ценное. Правда, иногда проходил слух: «А знаете, один маг случайно зашёл купить чернил в одну гнилую лавку в Устричном… Так среди пыльной рухляди обнаружил древнюю магическую книгу, копий которой не находили уже столетия!»

Но подобное случалось крайне редко. На деле, если нужна была серьёзная книга, маг не тратил времени бегая но лавкам. Он просто отправлялся в Вайрет, где всегда был большой выбор и никто не задавал лишних вопросов.

Хоркин снова взял фолиант в руки и полюбовался им. Рейстлин с горящими глазами следил за каждым его движением, будто должно было произойти чудо. У него даже мелькнула мысль, что он может сам выкупить книгу у Хоркина на своё жалованье наёмника. Был маленький шанс, что он сможет прочесть заклинания из неё и воспользоваться ими, хотя скорее всего они будут слишком сложны для его уровня. Но принесут ли ему пользу чёрные заклинания, Рейстлин был не уверен. Главное, изучив книгу, можно увеличить свои познания в магии. Все книги, белые, красные или чёрные, писались на едином языке, немного видоизменённом в каждой из Лож. Едины были и каноны применения заклятий.

Была ещё одна причина, по которой Рейстлин желал книгу. Она принадлежала боевому магу Ложи Чёрных Мантий, с одним из которых ему предстояло, возможно, встретиться на поле битвы. Понимание основ чёрных заклятий могло облегчить борьбу с ними и улучшить защиту.

Все причины были разумными, но, подумав, Рейстлин понял, что владеть книгой ему хочется прежде всего из-за любви к чистому знанию. Любой источник мудрости, даже чёрный, манил его и очаровывал.

Книга была в прекрасном состоянии. Вычищенная кожа переплёта блестела и почти не истёрлась, тиснение корешка сверкало и переливалось. Это было удивительно, ведь большинство магических книг оформлялись просто и неброско. Те, кто делал их, старались оградить свои творения от людских глаз и жадных рук кендеров. Книга заклинаний старалась раствориться в тенях неприметно и быстро,

Но не эта. Слова «Книга Тайных Знаний и Силы» были оттиснены серебром на её обложке и, кроме того, были написаны на всеобщем. То есть, понять, что он держит в руках, мог последний фермер, едва разбирающий буквы. Символ Магического Глаза был рельефно выдавлен в каждом из четырёх углов обложки и украшен золотыми листьями, по контуру вилась причудливая вязь магических рун, которые в. своё время сразу приметил Рейстлин. Красный шёлк ляссе стекал вниз, как ручей крови.

— Если внутри так же здорово, как снаружи, — сказал Хоркин, собираясь открыть магический фолиант, — может, я оставлю её себе и повешу на стену, как картину…

— Стой, мастер Хоркин! Что ты делаешь? — кинулся вперёд Рейстлин, удержав руку боевого мага.

— Собираюсь открыть книгу, Красный, как видишь, — нетерпеливо пробормотал тот, отпихивая Рейстлина.

— Мастер Хоркин, — быстро произнёс Рейстлин, говоря максимально почтительно, но вместе с тем и твёрдо, — я прошу тебя быть осторожным с этой книгой. Меня учили в Башне, — добавил он тихо, — всегда проверять неизвестные книги, нередки случаи, когда в них устраивали ловушки…

Хоркин пьяно покачнулся и пробормотал себе под нос что-то о «высоколобых тупицах», но Рейстлин был непреклонен, не позволяя наставнику открыть обложку. Наконец Хоркин фыркнул и успокаивающе махнул рукой;

— Ну, какие тут ловушки? Ты же знаешь, что я подобрал её на поле боя и нёс с собой много недель. Всё было в порядке, никаких огненных шаров и призраков по ночам.

— Конечно, мастер Хоркин, — хитро улыбнулся Рейстлин. — Урок номер шесть: «Никто не может быть уверен, что не допустил ошибку».

Рейстлин протянул руку над обложкой, почти касаясь её пальцами, и сосредоточился. Затем он представил свою руку в виде пяти чутких ушей, прислушивающихся к малейшим шорохам магии внутри фолианта. Если в книге есть активные заклинания, значит, она потенциально опасна. Он много раз наблюдал, как в Башне Высшего Волшебства другие маги проделывают подобное, но сам ещё ни разу не пробовал. Он плохо представлял, как это происходит, но странное, тревожное чувство охватило его.

— Что-то нечёткое… — прошептал Рейстлин.

— Ну? — нетерпеливо поторопил его Хоркин. — Есть что-нибудь? Ты хоть что-то ощущаешь?

— Ничего определённого, мастер Хоркин, — запинаясь, проговорил Рейстлин. — Не знаю. И всё-таки там что-то странное…

— Ты имеешь в виду, книга поддельная? — усмехнулся Хоркин. — Но это бессмысленно! Зачем чёрному магу таскать с собой подделку?

— Именно, мастер Хоркин! — подтвердил Рейстлин. — Это очень странно и непонятно…

— Ерунда. — Хоркин оттолкнул Рейстлина. — Перестань забивать себе голову россказнями из Башни. Лучший способ узнать, что у неё внутри, — это открыть…

— Мастер Хоркин, пожалуйста! — Рейстлин схватил своей тонкой золотокожей рукой лапищу Хоркина и попытался оторвать её от фолианта. Его подозрения в отношении книги ещё больше усилились. — Слишком много в ней странностей, случайно такого не бывает!

— Каких странностей? — снисходительно спросил Хоркин.

— Я думаю об этом, мастер Хоркин… Встречал ли ты боевого мага, который терял бы свои магические книги? Ведь они — его главное оружие! А он так легко позволяет ей очутиться в руках врага. Разве такое вероятно? Это всё равно как если бы солдат бросил в разгар боя меч, оставшись беззащитным!

Хоркин кивнул, согласившись с подобным аргументом. Он искоса посмотрел на книгу.

— А тут такая красота, мастер Хоркин, — продолжил Рейстлин. — Видел ли ты в своей жизни магическую книгу, которая так открыто заявляет о себе? Просто лопается от желания открыть свои тайны первому встречному? — Он закончил краткую речь, напряжённо ожидая ответа.

Хоркин воззрился на фолиант, морща лоб и покачиваясь. Его затуманенный элем мозг с трудом следовал за логикой Рейстлина. Наконец боевой маг стряхнул с себя ладонь Рейстлина:

— Ты прав только в одной вещи, Красный. Эта проклятая книга размалёвана не хуже палантасской шлюхи…

— И, скорее всего, по той же самой причине, мастер Хоркин, — сказал Рейстлин, с трудом удерживая надлежащий почтенный тон. — Чтобы соблазнить. Могу я просить о ещё одном эксперименте?

Хоркин пожевал губами:

— Ещё какая-нибудь штучка из Башни?

— Нет, мастер Хоркин, — сказал Рейстлин. — никакой магии вообще. Мне нужен только моток шёлковых ниток, с твоего разрешения.

Хоркин тяжело посмотрел на юношу — он испытывал непреодолимое желание раскрыть эту несчастную книгу только затем, чтобы поставить щенка на место. Но, как маг говорил Рейстлину раньше, вряд ли бы он выжил среди наёмников, если бы делал только то, что хотел. Хоркин вынужден был признать, что доводы Рейстлина звучат логично и заслуживают проверки.

— Проклятье… — проворчал Хоркин. — Ты заинтриговал меня. Можешь экспериментировать сколько хочешь. Красный, хотя я не представляю, где ты раздобудешь нитки…

Однако Рейстлин уже давно знал, где получить их. Он поднялся наверх и отправился прямиком в комнату замковых горничных. Симпатичная служанка легко одолжила ему моток, кокетливо улыбаясь и спрашивая, не он ли брат того самого красивого молодого рекрута, которого она видела вчера на плацу. Она также просила передать брату, что у неё бывает выходной в конце каждой второй недели…

— Принёс? И что теперь? — спросил Хоркин, когда Рейстлин вернулся. Он уже начал наслаждаться мыслью о грядущем конфузе юного мага. — Думаешь прицепить к ней нитку и запустить в воздух на манер кендерского змея, а потом бегать по полю?

— Нет, мастер Хоркин, я не буду «запускать» её, — сказал Рейстлин. — Но твоё предложение насчёт поля — превосходная идея. Я бы предложил провести эксперимент на плацу за замком.

Хоркин преувеличенно тяжело вздохнул и тряхнул головой. Потянувшись к книге, он вдруг отдёрнул руку, словно обжегшись, и воскликнул:

— А безопасно ли будет её туда нести? Может, принести кузнечные клещи?

— Не нужно клещей, — просто ответил Рейстлин, игнорируя сарказм. — Ты же носил книгу столько времени без всякого вреда. Однако я бы предложил положить её во что-нибудь, только чтобы она случайно не открылась.

Захихикав, Хоркин подобрал с полу соломенную корзину и почтительно переложил в неё книгу. Выходя, Рейстлин услышал, как старый маг бормочет «Надеюсь, никто нас не увидит, смотримся мы с книгой в корзине как совершеннейшие глупцы…»

Из-за вчерашнего совета командиров утренние занятия были отменены. Солдаты сидели в казармах, начищая амуницию и крася стены. Рейстлин заметил Карамона, но притворился, что не видит его. Тот замахал издали рукой, заорав:

— Эй, Рейст! Куда собрался, никак на пикник?

— Это и есть твой брат? — спросил Хоркин.

— Да, мастер Хоркин, — ровно ответил Рейстлин, глядя прямо перед собой.

Хоркин несколько раз перевёл взгляд с одного брата на другого:

— Мне кто-то говорил, что вы близнецы…

— Да, мастер Хоркин.

— Ну… хорошо…— протянул Хоркин. посмотрев на него. — Хорошо… оно, конечно, да…

Добравшись до тренировочного поля, они с разочарованием обнаружили, что не одни. Безумный Барон, гарцуя на коне, испытывал очередное изобретение. Перед ним на длинном копьё сидело чучело со щитом в одной руке и мешком на верёвке — в другой.

— Что это с ним? — поинтересовался Рейстлин.

— Мешок с песком… Ах вот ты про что, Красный… Такое бывает…— проговорил Хоркин, с удовольствием наблюдая за бароном. Тот грохнулся с лошади и теперь медленно поднимался на ноги. — Это деревянный болван для тренировок копейного удара. Если нанести удар не в центр щита или промахнуться, как сейчас сделал наш барон, то болван крутанётся и огреет тебя по спине мешком с песком…

Хоркин больше не мог говорить, согнувшись пополам от приступа смеха. Барон красочно ругался, потирая ушибленную ногу. Конь подошёл к нему и тихо заржал, что тоже напоминало издевательство. Понимающе похлопав коня по морде, барон полез в карман и вытащил плоскую массу, до падения, несомненно, бывшую яблоком.

— Если бы мы попали в щит, — сказал он, протягивая угощение коню, — ты получил бы его целым…

Конь с отвращением посмотрел на яблочную массу и попятился.

— Этот болван когда-нибудь убьёт тебя, мой барон, — крикнул Хоркин.

Барон смущённо обернулся, заметив зрителей. Насильно впихнув яблоко коню в зубы, он похромал к ним.

— Клянусь Богами, я пахну, как яблочная давилка! — крикнул он, с сожалением посматривая на механизм. — Мой отец попадал в мёртвую точку каждый раз, а у меня все наоборот. — Лэнгтри с удовольствием засмеялся над собой. — Разговоры о старых днях навели меня на эти мысли… Вот, думаю, выставлю этого болвана да отделаю как следует…

Рейстлин умер бы от позора, случись такое с ним. Сейчас он лучше всего понимал, почему Лэнгтри зовут Безумным Бароном.

— А ты что тут делаешь так рано, Хоркин? — удивился барон. — Да ещё с корзиной? Надеюсь, там найдётся пара бутылок вина и закуска?! Я изрядно проголодался… — Барон заглянул в корзину и удивлённо замолк. — Выглядит не очень аппетитным, Хоркин, — наконец произнёс он. — Может, повар что-то перепутал?

— Не прикасайтесь к ней, барон, — быстро предупредил Хоркин. При виде удивлённого лица Айвора боевой маг покраснел, — Красный думает, что она нечто большее, чем просто магическая книга Чёрных Мантий, как кажется на первый взгляд, — он ткнул пальцем в Рейстлина, — и хочет провести небольшой эксперимент…

— Ты? — Барон удивлённо посмотрел на Рейстлина. — Могу я понаблюдать? В этом же нет никаких магических тайн?

— Нет, барон, нету, — сказал юноша. Его мучила неуверенность, с тех пор как они вышли из замка. Несколько раз он почти собрался вернуться, признав себя побеждённым.

Книга спокойно лежала в корзине, ничего плохого сказать про неё было нельзя. Хоркин нёс её и сейчас, и до этого — ничего не происходило.

Одно дело выглядеть дураком перед своим учителем-начальником, а другое дело — перед самим бароном. Может, он и безумный, но Рейстлин надеялся в скором времени завоевать его уважение. В отчаянии юный маг решился отказаться от эксперимента, пока дело не зашло слишком далеко, когда его взгляд ещё раз упал на книгу… Магический том с безвкусной обложкой… Везде позолота и серебрение… Алое, как кровь, шёлковое ляссе… Палантасская шлюха…

Рейстлин решительно взял корзину.

— Мастер, — сказал он Хоркину, — то, что я собираюсь сделать, опасно, потому предлагаю тебе и милорду барону отойти вон к тем деревьям…

— Прекрасная идея, барон, — решительно сказал Хоркин, пошире расставляя ноги и скрещивая руки на груди. — Я подойду туда через пару минут.

Барон сверкнул из-под чёрной бороды белоснежными зубами.

— Дайте мне только время укрыть коня, — крикнул он и умчался, забыв про ушибленную ногу. Быстро проскакав к ближайшей рощице, Лэнгтри спешился и бегом понёсся обратно. — Что теперь, Маджере?

Рейстлин удивился, что хоть кто-то помнит, как его зовут, подумав, как бы потом Лэнгтри не вспоминал его исключительно со смехом. Убедившись, что ни Хоркин, ни Безумный Барон не собираются соблюдать осторожность, он наклонился и бережно достал чёрную книгу из корзины. На миг юноша ощутил лёгкое покалывание в кончиках пальцев, такое быстрое, что он засомневался, было ли оно вообще. Сконцентрировавшись, Рейстлин внутренне прислушался, но ничего не смог обнаружить. Выходит, показалось…

Положив книгу на землю, маг вытащил нитки и связал на конце лёгкую затягивающуюся петлю. Упав на колени, он осторожно, стремясь не открыть книгу, попытался захватить петлёй правый верхний угол обложки. Работа была очень напряжённая, малейшее неверное движение могло стать последним. Зажав петлю между большим и указательным пальцами, Рейстлин медленно её затягивал…

Петля соскользнула, упав на землю.

Рейстлин вытер мокрый лоб, заметив, как предательски подрагивают пальцы. К своему ужасу, он ощутил приближение спазмов и кашля. Пот струёй лился по спине. Юноша снова начал затягивать нить, хватая воздух ртом и стараясь не думать ни о чём другом. Ловко сдвинув узелок, он чётким движением затянул петлю, и в ту же секунду потребность откашляться пропала.

Посмотрев вверх, маг увидел Хоркина и барона, наблюдавших за ним в напряжённом молчании.

— Теперь что, Маджере? — спросил барон успокаивающим голосом.

Рейстлин попробовал ответить, но горло высохло, и он лишь прохрипел что-то нечленораздельное. Тогда юноша поднялся и, прочистив горло, приказал:

— Теперь все отходим к деревьям… Когда мы будем в безопасности, я открою книгу.

Наклонившись, Рейстлин принялся пятиться, мягко разматывая моток перед собой.

— Дай мне, Маджере, — предложил барон. — У меня получится быстрей. Да не бойся, я буду осторожен, клянусь Кири-Джолитом. — Барон быстро протягивал нить сквозь пальцы. — Не знал я, что у вас, магов, такая интересная жизнь… Думал, вы только дерьмо с розами в ступках смешиваете…

Пятясь, они достигли рощи, где барона поджидал его конь. Он нервно всхрапывал, косил насторожённым влажным глазом и явно думал, что не только барон заслужил своё прозвище, но и эта парочка тоже.

— Думаю, здесь безопасно. А ты как думаешь, Хоркин? — спросил Лэнгтри, берясь за меч. — Кстати, а что должно случиться? Вылезут полчища демонов из Бездны?

— Понятия не имею, барон, — проговорил Хоркин, ковыряясь в поясной сумке. — Это представление устроил Красный.

У Рейстлина уже не было сил на объяснения. Встав на колени, чтобы случайно не дёрнуть нитку слишком сильно, он начал медленно тянуть её на себя, предварительно махнув рукой своим командирам, чтобы те тоже присели. Барон и Хоркин выполнили его просьбу, напряжённо ожидая продолжения,

Нить натянулась до предела, петля держалась крепко. «Сейчас или никогда», — сказал себе Рейстлин. Он потянул ещё сильнее, и обложка книги начала подниматься…

Ничего не происходило.

Рейстлин продолжал тянуть, обложка уже встала вертикально… Петля соскользнула.

Некоторое время покачавшись на ветру, обложка упала, и книга раскрылась полностью. Форзац, украшенный так же аляповато и безвкусно, как и обложка, насмешливо поблёскивал в солнечном свете…

Рейстлин опустил голову, чтобы никто не мог видеть его лица, и бросил ненавидящий взгляд на книгу — ветер мягко переворачивал её страницы.

Сзади вздохнул барон, Хоркин закряхтел, собираясь подняться…

В это мгновение страшной силы взрыв отбросил Рейстлина на Хоркина, а барона шмякнул об ствол дерева. Конь, взбрыкнув, в ужасе умчался прочь. Он был вышколенным животным, но привык к звону мечей и человеческим крикам, а не к взрывающимся книгам.

— Лунитари спасла меня, — после паузы испуганно проговорил Хоркин. — Ты цел, Красный?

— Нет, мастер… — Хотя голова Рейстлина звенела от взрыва, он нашёл в себе силы подняться на ноги.

Хоркин дёргался на земле рядом. Обычно румяное, лицо боевого мага было серым и ноздреватым, как глина, а глаза необыкновенно расширились.

— Подумать только… — бормотал он. — Я сам нёс её… Спал… Столько дней. Но, взглянув на огромную дыру в земле, оставленную взрывом, он одним прыжком оказался на ногах. Рейстлин направился к барону, который беспомощно копошился в зелёных ветках. Дерево он снёс, как пушечное ядро. — Милорд, все нормально? — спросил Рейстлин.

— Да… да, все хорошо, — пробормотал тот. — Проклятье! — С натугой дыша, барон, наконец, выбрался на свободу и осмотрел плац. Лёгкий ветерок играл вырванной и обожжённой травой, перекатывая её по земле. — Что, во имя всех Богов, это было? И, во имя всего остального, было ли это вообще? — медленно проговорил он.

— Как я и подозревал, барон, книга была с ловушкой, — произнёс Рейстлин, стараясь, чтобы его голос звучал торжественно. — Маг Ложи Чёрных Мантий поместил в книгу смертельное заклятие, а затем окружил его вторым, нейтральным, которое успешно скрыло от нас с мастером Хоркином первое. — Рейстлин был щедр, выиграв сражение, и смирил гордость. — Мы подумали, что, если открыть книгу, заклятие сработает, но не догадались, что этого будет мало. Необходимо было перевернуть ещё несколько страниц. Конечно, теперь я думаю, что это звучит логично. — Рейстлин пристально посмотрел на выжженную землю и пепел, летающий в воздухе. — Очень изящное заклятие. Тонкое и изобретательное.

— Пруфф! — фыркнул Хоркин, осматривая себя и приводя в порядок мантию. — Что такого изобретательного ты в нём увидел?

— Тот факт, что заклинание не сработало сразу, а позволило носить книгу неограниченно долго, мастер Хоркин. Чёрная Мантия мог настроить его на тот момент, когда книгу подберут, но ему нужно было другое. Ему надо было, чтобы книга открылась посреди лагеря, среди множества людей…

— Клянусь Луни, Красный, если ты прав… — Хоркин утёр мигом вспотевший лоб, — мы все спаслись лишь благодаря счастливой случайности.

— Да, такой взрыв убил бы множество солдат, — сказал барон, подходя к кратеру и заглядывая вниз. — Не исключая моего лучшего мага! — Лэнгтри нежно похлопал Хоркина по спине.

— Уже не лучшего… — произнёс Хоркин с усмешкой. — Одного из лучших. — И он отвесил Рейстлину поклон.

— Верно. — Барон подошёл и пожал руку юного мага. — Теперь ты уже не просто ученик, Маджере! Или, возможно, — добавил он и подмигнул Хоркину, — я должен сказать «мастер Маджере»? — Барон помолчал. — Бедный старый Всплеск… — наконец произнёс Лэнгтри, оглянулся и с грустью посмотрел в том направлении, куда ускакал конь. — Книга взорвалась под самым его носом, он сейчас, наверное, уже на полпути к Санкристу… Пойду за ним. Бедняга Всплеск скоро успокоится, и я его поймаю. Приятного вам дня!

— Тебе тоже, милорд барон, — хором ответили Хоркин и Рейстлин, поклонившись.

Когда барон удалился, боевой маг положил руку на плечо юноши:

— Красный, я должен сказать тебе одну вещь. Ты спас мою старую тушу, и я тебе благодарен за это. Хочу, чтобы ты это знал.

— Спасибо, мастер Хоркин, — произнёс Рейстлин и скромно добавил: — И я имею имя, как ты помнишь…

— Конечно помню, Красный! — усмехнулся Хоркин, изо всех сил хлопая его по плечу, так что Рейстлин едва не рухнул. — Ещё как помню! — И, насвистывая весёлую мелодию, Хоркин зашагал к замку.

 

18

— А ну подъем, малыши! — пропел дразнящий фальцет. — Вставайте и радуйтесь новому денёчку! — Голос мгновенно превратился в грубый бас. — Подъем, уроды! Я, ваша мамка, хочу, чтобы вы разлепили свои вонючие глазки!

Карамон, по опыту зная, что через мгновение сержант начнёт пинать спящих, кубарем вылетел из соломы и вскочил на ноги. Вокруг него, разбрасывая солому налево и направо, поднимались люди. В казармах было ещё темно, но тупоголовые птицы вовсю драли горло, намекая на скорое утро.

Карамон привык вставать рано. Много-много дней назад на ферме ему приходилось вставать ещё раньше, чтобы не потерять ни одного мгновения драгоценного дневного света. Он вставал раньше птиц, но всегда отрывался от подушки с огромным сожалением, поскольку поспать любил. Силач смаковал каждую минуту, проведённую под одеялом. Он рано понял, что раз человеку всё равно рано или поздно придётся заснуть вечным сном, то надо решительно готовиться к этому.

Тренировался Карамон без устали и спал без устали, не как брат-близнец, которого сон вообще, казалось, не интересовал. Для Рейстлина сон был злым вором, крадущим из жизни драгоценные часы. Он всегда просыпался рано, даже если на дворе был праздник. Подобного удивительного явления Карамон объяснить не мог. Много раз он заставал брата дремлющим над книгами, уже неспособного их читать, но все равно упорно не сдающегося объятиям сна.

Протирая глаза и наслаждаясь обрывками недавних сновидений, Карамон печально думал, что для человека, любящего поспать, он выбрал неправильную профессию. Вот когда он станет генералом, то будет спать до полудня, и любой, кто осмелится его разбудить, получит по рёбрам… по рёбрам получит… получит…

— Карамон! — Крыса ткнул его под ребро.

— А? — заморгал непонимающе Карамон.

— Ты спал стоя! — сказал Крыса с восхищением. — Как лошадь! Просто стоял и дрых!

— Это я-то? — переспросил Карамон с гордостью. — Я и не думал, что человек может такое. Надо обязательно рассказать Рейсту.

— Шлемы, щиты, оружие! — заорал в этот момент сержант. — Построение через десять минут!

Крыса зевнул так широко, что при его размерах это казалось невероятным.

— Если ты ещё шире откроешь рот, твоя голова лопнет! — встревожился Карамон.

— Маджере! — появился рядом сержант. — Ты собираешься меня порадовать своим присутствием на плацу или думаешь развлечься, чистя нужники?

Карамон мигом оделся, застегнул шлем, затем опоясался мечом и взял щит. Все вокруг уже неслись во двор, навстречу первым утренним лучам солнца. Они выстраивались в три шеренги, как и каждый день с начала обучения. Мастер Квиснелл не торопясь шёл на своё место, перед фронтом. Карамон с нетерпением ожидал команду выступить, а её всё не было.

— Сегодня, парни, мы будем делить вас на отряды, — объявил мастер Квиснелл. — Большинство из вас останется у меня, но некоторые будут выбраны в штурмовой отряд под командованием мастера Сенеджа. Те, кого я сейчас назову, — два шага вперёд! Эндер Дратва! Раф Кувалда! Дарли Браконьер!…

Карамон позволил себе расслабиться под тёплым ветерком — он не ожидал услышать своё имя в этом списке. В штурмовой отряд набирались лучшие рекруты из всех. Плац начал медленно уплывать от него…

— Карамон Маджере!

Силач успел проснуться, ещё когда звучало имя. Ноги заученно сделали два шага вперёд, без всякого участия головы. Покосившись на Крысу, он с улыбкой ожидал, когда выкрикнут имя его друга.

Квиснелл скатал свой свиток.

— Те из вас, кого назвали, строятся и докладывают о себе сержанту Немисс, вон там! — Он ткнул в одинокого человека, стоявшего вдалеке, посредине дороги.

Рекруты немедленно построились и двинулись к нему. Карамон один остался стоять перед строем, расстроено глядя на Крысу, имени которого не произнесли.

— Чего застрял, здоровенный баран? Пошёл! — зашипел Крыса, не имея возможности в строю говорить громко.

— Маджере! — обратил на него внимание Квиснелл. — Ты оглох? Я отдал приказ! Шевели своей задницей!

— Да, господин Квиснелл! — проорал Карамон. Он повернулся и, схватив Крысу за ворот рубашки, легко поднял в воздух. Чётко повернулся и зашагал с ним к сержанту.

— Прекрати это, Карамон! Выпусти меня! Опусти меня на землю! — Крыса вертелся и крутился, как мог, но не сумел разжать железной хватки силача.

Мастер Квиснелл собирался обрушиться на смутьяна горной лавиной, но заметил стоящего невдалеке Безумного Барона, с интересом наблюдавшего за происходящим. Лэнгтри сделал незаметный для остальных знак. Квиснелл, багровый от гнева, покорно захлопнул рот.

Карамон, печатая шаг, прошёл мимо него.

— Я думаю, имя моего друга потерялось в свитках, господин Квиснелл, — мягко произнёс он примирительным тоном.

— Да… Возможно… — проскрежетал Квиснелл.

Оставшийся отряд продолжил каждодневную рутину: утренняя пробежка, завтрак, манёвры и тактика на плацу. Двенадцать рекрутов, имена которых были названы, выстроились перед своим новым сержантом. Сержант Немисс оказался женщиной с карими глазами и темноватым цветом лица, выдававшим в ней уроженку Северного Эргота. Симпатичная внешность часто обманывала новичков, ожидавших сходного характера. Немисс была сержантом до мозга костей, любящим выпить, подраться и затеять ссору по любому поводу.

— Двенадцать… тринадцать…— Сосчитав всех, Немисс остановилась на Крысе. Некоторое время она молча разглядывала полукендера, заставляя того пойти разноцветными пятнами, потом тяжело вздохнула. — Ты, выйди из строя! — приказала сержант.

Крыса посмотрел на Карамона, улыбнулся, как бы говоря: «Что ж, мы пытались…» — затем вышел вперёд и встал один на дороге.

Немисс развернулась к остальным:

— Все вы были выбраны, чтобы присоединиться к моему отряду. Наш командир — мастер Сенедж, я — первый заместитель. Моя работа состоит и в том, чтобы обучать новичков штурмового отряда. Все понятно?

— Да, сержант! — гаркнули двенадцать глоток. Крыса тоже по привычке крикнул, но сник, когда Немисс испепелила его взглядом.

— Отлично. Все вы выбраны к нам не потому, что вы лучшие, а потому, что менее жалкие, чем остальные, — хмуро сказала она, — Не забивайте свои тупые головы подобной ерундой. На мой взгляд, вы ещё даже не можете хорошо почистить сапоги настоящим солдатам.

Строй слушал слова сержанта, боясь пошевелиться.

— Маджере, выйти из строя! — приказала Немисс. — Остальные — бегом в казарму. Собрать свои вещи и быть здесь через пять минут. Теперь все вы будете жить в казарме штурмового отряда. Вопросы есть? Тогда вперёд! Вперёд! Вперёд! Маджере остаться! — Немисс подошла к Крысе, который смотрел на неё с робкой надеждой. Она не спеша рассматривала его, отмечая тонкие руки, стройное сложение и подозрительно острые уши. Суровый взгляд сержанта помрачнел. — И как, во имя Бездны, я должна называть тебя?

— Крыса, сержант! — почтительно сказал тот.

— Крыса — это не имя, — процедила сержант.

— Но меня так зовут, сержант, — ответил Крыса бодро.

— Он владеет многими навыками, — встрял Карамон.

— Судя по кличке, несомненно, в кражах… — сказала Немисс. — А мне в отряде воры не нужны.

— Нет, сержант, — отрапортовал Крыса, — я не вор.

Немисс не спускала глаз с его ушей.

— Я никогда не беру вещей, которые мне не принадлежат, — продолжал Крыса.

— Он не просто вор, — опять встрял Карамон.

— Слушай, Маджере, когда мне будет нужно узнать твоё мнение, я им поинтересуюсь! — сердито бросила Немисс.

— Все довольно просто, сержант, — опять заговорил Крыса. — Я нахожу людям то, что они хотят, и обмениваю на то, что им не надо. Это такой дар, сержант, — добавил он скромно.

— Неужели? — усмехнулась Немисс и задумалась. — Ладно, дам тебе шанс. Мне нужна вещь, которую ты достанешь к завтрашнему утру. Принесёшь мне что-нибудь достаточно ценное, что я смогу использовать для отряда. Доставишь — разрешу тебе остаться, нет — пойдёшь вон. По рукам?

— Да, сержант! — Крыса вспыхнул от удовольствия.

— Поскольку ты, Маджере, тоже сунулся в это дело, присоединишься к своему другу на тех же условиях. Но помните! — Сержант подняла руку. — Никакого воровства! Если я узнаю об этом, солдаты, то немедленно вздёрну вас обоих вон на той яблоне. — Немисс указала на старые деревья. — В армии Лэнгтри воров нет. Слишком много времени барон потратил на развитие добрососедских отношений. Маджере, ты назначаешься главным, поэтому я повешу тебя первым, если твой друг украдёт хоть горсть семечек.

— Но, сержант… — попытался прояснить отношения Карамон, однако Немисс не слушала его.

— Можно выполнять? — подскочил радостный Крыса.

— Нет! — рявкнула сержант. — У меня всего две недели, чтобы сделать из вас людей, потому дорога каждая минута. Сегодня вечером всем рекрутам будет дана увольнительная в город.

— И нам? — воскликнул Карамон.

— Кроме вас, естественно. Вы отправитесь выполнять задание.

— Да, сержант, — вздохнул силач, который уже предвкушал возвращение в «Неимоверную Ветчину».

— А теперь марш в казарму за вещами! Бегом!

— Жаль, что тебе придётся пропустить увольнительную, — сказал Крыса, выбивая солому из одеяла.

— Брось ты, все в порядке! — отмахнулся Карамон, отгоняя мысли о холодном эле и женском обществе. — А ты думаешь, у тебя получится? — спросил он с тревогой.

— Всё пройдёт идеально, — пожал плечами Крыса. — Когда я заключаю сделку, то знаю, о чём договариваюсь.

— Надеюсь, — сказал Карамон, разглядывая яблони.

Сержант Немисс привела рекрутов на дальний конец лагеря, выстроив вдоль здания казармы. Офицер на угольно-чёрном жеребце появился из-за угла, подъехав прямо к ним. Это был высокий мужчина с тёмными волосами и квадратной челюстью. Осадив коня, он осмотрел строй:

— Меня зовут мастер Сенедж. Сержант Немисс сказала мне, что вы не так и плохи, но я решил лично посмотреть, достойны ли вы штурмового отряда.

При упоминании имени отряда из глубин казармы донёсся слитный мужской рёв. Из дверей повалили солдаты в полном боевом снаряжении, с мечами и щитами. На секунду Карамону даже показалось, что они нападут на них. Но вместо этого солдаты в мгновение ока выстроились на плацу, организовав идеально прямые шеренги походного построения. Панцири и щиты ярко блестели на солнце. Ещё через миг сотня человек сдвинулась с места и перетекла в боевой строй. Все были напряжены, щиты — сомкнуты.

Сенедж повернулся к новичкам:

— Как я и сказал, штурмовой отряд — лучший в полку, и я добьюсь того, чтоб он им и оставался. Если вы слабаки, лучше убирайтесь обратно, в тренировочный лагерь. Там вы получите другое назначение и проживёте подольше!

Карамон подумал, что никогда ничего не желал в жизни больше, чем присоединиться к компании этих сильных и бравых солдат. В его груди от гордости родился радостный крик, что он получил назначение сюда, но силач сдержал его.

— Всем разойтись! — последовал приказ. — Сержант Немисс покажет вам, куда идти.

Рекрутов разместили на деревянных кроватях, которые, в отличие от недавних куч соломы, стояли на расстоянии друг от друга. В ногах каждой кровати был ящик для личных вещей солдата. Поражённый, Карамон не мог поверить, что такая роскошь здесь существует.

После завтрака Немисс отозвала тринадцать новичков в сторону.

— Пока вы только осваиваетесь, выслушайте несколько советов. Не вздумайте с другими солдатами держаться панибратски — они не любят желторотых новичков. Сначала заслужите право на их уважение. Ничего личного. Побываете в паре сражений — сдружитесь.

Один из мужчин поднял руку.

— Да, Манто, что ты хочешь?

— Я все удивляюсь, а что в отряде мастера Сенеджа такого особенного?

— Вопрос не глуп, — кивнула сержант. — Мы особый отряд потому, что нам дают специальные задания. Мы — атакующий авангард и штурмовики. Когда барон вызывает штурмовиков, значит, он хочет завязать бой. Мы идём и находим врага, когда он играет грязно и не хочет схватки. Мы сражаемся как в боевых порядках полка, так и одни, затыкая все дыры, какие возникнут. Поэтому в наших рядах служат только лучшие, — Сержант Немисс задумчиво прошлась. — Сегодня вы познакомитесь с новым оружием, которое вам предстоит освоить. Ну не таращьте так глаза, это просто копьё, ничего загадочного. — Сержант взяла в руку ближайшее прислонённое к стене копьё и вытянула перед собой, — Вы будете заниматься с ним до конца обучения.

Карамон поднял руку;

— Мм, сержант, а когда оно завершится?

— Мы закончим тогда, когда я отдам приказ об окончании, Маджере. Либо вы станете солдатами за две недели, либо вылетите отсюда. Моя дубинка всегда при мне, она всем быстро поможет влиться в активную жизнь отряда.

Закончив наставления, Немисс повела их на тренировочное поле. Рекруты тащились за ней, неся тяжеленные тренировочные копья, которые были в два раза тяжелее обычных. Карамон не обратил на это внимания, а Крыса с трудом оторвал своё копьё от земли, волоча древко по влажной траве. Немисс молча посмотрела на него и тяжело вздохнула…

Оставшуюся часть дня они осваивали щит и копьё. К вечеру руки Карамона дрожали от непривычной нагрузки. Он с тревогой думал, сможет ли донести ложку до рта во время обеда. Крыса отважно пробовал метать копьё, но после того, как едва не раздробил ногу соседу справа, а потом чуть не наколол на острие Карамона, его освободили от этой обязанности. Сержант приказала ему таскать воду для уставших мужчин, явно намекая, что не собирается выносить его в лагере долго.

Рекруты, обрадованные скорой увольнительной в город, занимались с особым усердием. Закончив тренировку, они затянули бодрую песню и бегом направились в казармы, сопровождаемые сержантом Немисс. Необычайно быстро проглотив еду, солдаты кинулись наряжаться в лучшую одежду и приводить себя в порядок. Карамон не отставал от остальных, надеясь всё же пропустить пинту-другую эля, но тут заметил, что Крыса спокойно валяется на койке, заложив руки за голову.

— Разве мы не идём в город вместе со всеми? — спросил Карамон.

— Не-а, — лениво помотал головой Крыса.

— Но… как же мы найдём… то, что надо сержанту?

— Скоро увидишь! — пообещал Крыса. Карамон глубоко вздохнул и промолчал. Присев на койку, он грустно провёл расчёской по своим вьющимся волосам, посматривая на радостную суету вокруг. Сегодня в увольнение уходили все, кроме дежурных и стоящих в патрулях. Недавно силач видел своего брата в компании мастера Хоркина, которые шли в город, направляясь в магическую лавку. Когда маги проходили мимо, Хоркин сказал Рейстлину, что покажет ему таверну, где можно раздобыть лучший аль на Ансалоне…

Давно Карамон не был таким подавленным.

— Давай хоть поспим пару часов, — произнёс Крыса в тишине быстро пустеющей казармы. — Когда ещё здесь будет такая благодать…

Карамон лёг на подушку и, закрыв глаза, подумал, что никогда ещё его дела не были столь плохи.

 

19

— Карамон!

Кто-то изо всех сил тряс Маджере за плечо.

— А, где?! — Силач никак не мог разобрать, где он и что случилось.

— Карамон, время!

Силач рывком уселся на одеяле и, забыв о том, что теперь спит на кровати, а не на соломенном тюфяке, быстро перекатился вбок… Следующая мысль, посетившая сонный мозг Карамона, вопрошала, почему он лежит на полу, а Крыса озабоченно стоит над ним, светя в лицо маленькой масляной лампой.

— Ты цел, Карамон?

— Угу… И прекрати светить мне в лицо своей штуковиной! — прорычал полу ослеплённый Карамон.

— Извини. — Крыса быстро прикрутил фитиль, и свет потух.

Карамон потёр ушибленный бок, стараясь успокоить сильно бьющееся сердце.

— Всем на правый борт… — пробормотал он невнятно, — Слушай, который час?

— Скоро полночь, надо поспешить, — прошептал Крыса. — Нет, оставь доспехи, они слишком гремят и могут кого-нибудь испугать. Одевайся, я посвечу…

Карамон быстро оделся и внимательно посмотрел на Крысу:

— Слушай, а ты уже никак где-то добывал?

— В городе, — довольно ответил Крыса. Его глаза искрились, улыбка растянулась до ушей — просто вылитый кендер.

Карамон посмотрел на друга и, вздрогнув, опять подумал о яблонях.

— Сегодня ночью нам повезёт, Карамон, — сказал Крыса. — У нас будет просто неимоверное везение. Хотя, ты знаешь, мне всегда очень везло. Ну, как положено кендеру. Ты разве не замечал этого? Мама всегда говорила, что в древности кендеры пользовались расположением одного очень могущественного Бога. По-моему, его звали Визбан или как-то так. Но однажды Бог рассердился на одного нахального жреца и запустил в его голову камнем. После этого жрецу пришлось быстро покинуть город, пока за ним не явилась стража. Но удача, которой Бог наделил кендеров, до сих пор с нами.

— Что, правда? — округлил глаза Карамон. — Знаешь что, я должен рассказать об этом Рейсту. Он собирает всякие истории про старых Богов. Я не думаю, что он слышал о Визбане, его наверняка это заинтересует…

— Куда ты дел сапоги, Карамон? — отвлёкся на минутку Крыса. — Так о чём это я? А, да, об удаче. В город прибыли целых два каравана. Целых два! Один гномский, один человеческий, привезли припасы для барона. И я должен был нанести визит в каждый из них.

— Так ты всё же разработал план действий? — с облегчением выдохнул Карамон.

— Ну не совсем так, — ответил Крыса. — Торговля, как хорошее тесто, не терпит суеты, зато потом, если дрожжи правильные, так и лезет из кадки.

— Что ты имеешь в виду? — подозрительно спросил Карамон.

— Ну, я знаю, как начать дело, а потом пусть поработают торговые дрожжи…

— То есть…

— Тише! Не так громко, Карамон. Наша первая остановка в конюшне, там есть кое-что нужное.

Карамон подумал, что это хорошая идея — поехать верхом, его руки до сих пор болели от копья, да ещё и спина ныла после падения. Чем меньше сегодня ночью будет нагрузок — тем лучше.

Они бесшумно выскользнули из казармы. Солинари была полной и ярко освещала окрестности, а Лунитари убывала. Лёгкие высокие облака драпировали небо, словно шелковистые занавеси, приглушая лунный свет. Патрули обходили стены замка, время от времени останавливаясь, чтобы поворчать об упущенных развлечениях в городе. Они смотрели со стены вдаль, не обращая внимания на то, что творится во дворе, где две тени осторожно подбирались к конюшням.

Карамон уже в который раз спрашивал себя, как Крыса смог убедить кого-то выдать им лошадей, но, как только он начинал расспрашивать друга, тот немедленно шикал, затыкая ему рот.

— Жди здесь да поглядывай по сторонам! — приказал Крыса у ворот конюшни и вьюном скользнул внутрь.

Карамон остался стоять, нервно оглядываясь по сторонам. Он несколько раз слышал странные звуки изнутри, но не мог понять, что они означают. Один раз громко звякнул металл, потом раздался глухой перестук, затем что-то тяжёлое поволокли по земле. Наконец появился Крыса. Он задыхался, но упорно тащил за собой большое кожаное седло.

Карамон присмотрелся к седлу и заметил отсутствие одной важной детали.

— А где лошадь? — удивлённо спросил он.

— Просто возьми его, не задавай лишних вопросов. — Крыса тяжело плюхнул седло к ногам Карамона. — Не думал, что оно такое тяжёлое… Оно висело высоко, пока дотащил, сам выдохся… Ну, ты, надеюсь, легко унесёшь его?

— Конечно, раз плюнуть, — уверил его Карамон и осмотрел седла со всех сторон. — Слушай, оно очень напоминает седло мастера Сенеджа…

— Точно, оно самое!

Карамон тихо зафыркал, оценив шутку, затем легко поднял седло. Новая мысль пришла ему в голову.

— А куда его нести?

— В город. Вот по той дороге… — доказал Крыса.

Карамон выпустил седло, и оно снова упало на землю.

— И не подумаю, — отрезал силач. — Сержант Немисс ясно сказала, никаких краж, и назначила меня ответственным за это, хотя я и понимаю, что яблоня не выдержит мой вес и тут лучше подошёл бы дуб, которых в округе нет…

— Это не кража, Карамон, — выпучил глаза Крыса. — Это даже не заимствование, а просто торговая операция…

Карамон отрицательно помотал головой:

— Я сказал, нет.

— Слушай, Карамон, я тебе гарантирую, что завтра наш командир будет сидеть в своём седле, точно так же как и сегодня. Клянусь тебе в этом, а ты знаешь моё слово. Вид, который открывается с верхушки яблони, мне нравится ещё меньше, чем тебе!

— Ну, если так… — заколебался Карамон.

— Карамон, мне оно нужно для сделки, — произнёс Крыса. — Если я не выполню приказ сержанта, она выкинет меня из армии. Единственная причина, по которой я продержался до сих пор, скрывается в том, что барону в новинку поглазеть на меня. Но как только начнётся поход, он про меня забудет, а к тому времени я должен буду завоевать место в отряде. Я должен показать свои умения и цену! — Задор и веселье испарились из Крысы, он говорил серьёзно, с каким-то надрывным отчаянием.

— Ну… Хоть это и против моих убеждений… — вздохнул Карамон, поднимая седло и морщась от боли в усталых руках, — я согласен. Как мы выберемся отсюда?

— Через главные ворота замка, — вновь беззаботно ответил Крыса.

— Так ведь там стража…

— Успокойся, дай мне только сказать им пару слов!

Карамон мысленно застонал, но промолчал, закинул седло на плечо и пошёл вслед за Крысой к воротам.

— Эй, двое, куда это вы направились? — заорал выскочивший охранник, удивлённо рассматривая седло.

— Нас послал мастер Сенедж, — отсалютовал Крыса. — У его седла порвалось стремя, и он приказал нам как можно раньше утром отнести его в город, на починку.

— Но сейчас ночь, — удивился стражник.

— Не знаю, полночь миновала, значит, сейчас и есть самое раннее утро. Мы лишь выполняем приказ, вот и все. — Крыса понизил голос. — Сам знаешь, какой бывает мастер Сенедж, когда не в духе.

— Представляю, — усмехнулся стражник. — Он от своей упряжи и лошадей сам не свой, так их любит… Ладно, проходите.

— Будет исполнено, — снова отсалютовал Крыса и бодро зашагал вперёд.

Карамон печально последовал за ним. Замечание охранника о мастере Сенедже заставило его сердце уйти в пятки.

— Слушай, Крыса… — начал было он.

— Дрожжи, Карамон, — напомнил Крыса, вновь доставая лампу и освещая дорогу. — Думай только о дрожжах!

Карамон честно принялся думать, как было ведено, и некоторое время у него даже получалось, но потом мысли потекли дальше, рисуя караваи хлеба и мягкие пироги с мясом и сыром, булки и душистое печенье…

Карамон понял, что страшно проголодался.

— Караваны на месте, я вижу огни в обоих лагерях, — сказал Крыса, уменьшая свет.

Высокие люди ходили у одних костров, у других было хорошо видно низкорослых крепких гномов. Карамон опустил седло, радуясь возможности передохнуть. Один лагерь окружали огромные подводы с крытым верхом, а другой — фургоны поменьше, многие из которых были открытыми. Тут и там бродили стреноженные лошади и гномские пони.

Пока они изучали обстановку, из одного лагеря вышел человек и направился к другому.

— Эй, Рейнард! — заорал он на всеобщем. — Нужно поговорить!

Один из гномов вылез из круга товарищей, сидевших у огня, и вышел навстречу.

— Что, согласился с ценой?

— Послушай, Рейнард, ты же знаешь, у меня нет столько железа!

— А что, барон теперь расплачивается деревом?

— Но мне едва хватит, чтобы купить самое необходимое, — заканючил мужчина. — А до Саузлэнда ехать и ехать…

— Дорога покажется тебе ещё дольше, когда поедешь без седла! Либо соглашайся, либо перестань изводить меня, — раздражённо сказал гном, повернувшись, чтобы уходить.

— Но, может, мы всё же сможем договориться? — закричал мужчина ему вслед, — Сделай скидку, я больше не могу ждать!

— Я вижу, — обернулся гном. — Но я не могу терять десять дней, чтобы сделать тебе дешёвое седло, а ты не желаешь заплатить мне сполна за то, что есть у меня. Нет. Возвращайся, когда решишь все окончательно. — Гном вернулся к своим компаньонам и элю.

Карамон посмотрел на седло мастера Сенеджа:

— Но, Крыса, ты же не думаешь, что…

— Они уже бродят, мой друг! — прошептал Крыса. — Бродят! Пойдём скорей.

Карамон взял седло, и они двинулись к человеческому лагерю.

— Кто идёт? — окликнули их из одного из фургонов.

— Друзья, — легко ответил Крыса. — Большой парень и маленький парень. А у большого парня в руках седло. Хозяин может заинтересоваться…

— Седло? — Мужчина средних лет, с седой бородой, вскочил на ноги, насторожённо -их разглядывая. — Интересная сегодня ночь, седла сами ищут себе хозяев… Что вам надо?

— Ну, мы получили известие от своих друзей, что тут есть покупатель, желающий седло, — сказал Крыса вежливо, — Кроме того, нам стало известно, что железа у покупателя маловато, а мы имеем в своём распоряжении прекрасное седло. Посмотри сам. Карамон, поднеси седло поближе к огню, чтобы его рассмотрели получше. Поэтому я предлагаю обмен. Как тебе столь прекрасное предложение?

— Извини, — пожал плечами мужчина, — Хозяину действительно позарез необходимо седло, но он в своём фургоне, и его нельзя тревожить. Приходите завтра.

Крыса печально покивал:

— Какая жалость. Мы бы не против, но завтра нас назначили в дальний патруль… Мы служим в армии барона, как понимаешь… Карамон, забирай седло, наши друзья просто ошиблись.

Карамон снова наклонился и водрузил седло себе на плечи.

— Постоите! — Высокий человек, тот самый, что разговаривал с гномом, спрыгнул с подножки фургона. — Смитфи, я слышал весь разговор. Дайте-ка посмотреть.

— Карамон, положи седло, — велел Крыса.

Карамон вздохнул. Он понятия не имел, что торговля такое напряжённое и тяжёлое дело: «Как им только зарабатывают на жизнь?» Затем силач послушно плюхнул седло в грязь.

Человек присел и внимательно осмотрел его. Пробежал руками крепления, осмотрел прошивку и крепость застёжек.

— Эй, да оно поношенное! — воскликнул он пренебрежительно. — И что вы хотите за него?

Тон мужчины был холодным и безразличным, но Карамон видел, с какой нежностью его рука ощупывала швы и прикасалась к коже. Он не сомневался, что зоркий Крыса видит все не хуже. Седло Сенеджа было великолепным, во всей армии уступая качеством только баронскому.

— Даже не знаю. — Крыса почесал в затылке. — А что у вас в фургонах?

Хозяин удивился:

— Копчёная говядина.

— И много её у вас?

— Да все фургоны забиты, а что?

Крыса на минуту задумался, потом просиял:

— Хорошо, меняю говядину на седло!

Хозяин прищурился, сделка показалась ему слишком лёгкой.

— А сколько ты хочешь взять?

— Всю, конечно!

Человек расхохотался:

— У меня в караване тысяча шестьсот фунтов первоклассной копчёной говядины! Барон не стал много покупать в этот раз. Никакое седло на Кринне не стоит столько!

— С тобой тяжело торговаться, — опечаленно вздохнул Крыса. — Ладно, мы с другом возьмём сто фунтов, но это должны быть отборные куски. Я сам покажу какие!

Хозяин секунду подумал, затем кивнул и протянул руку:

— Договорились! Смитфи, выдай им мясо.

— Но, Крыса, — громким шёпотом произнёс Карамон, — это же седло мастера! Он же…,

— Тихо! — пихнул его в бок полукендер. — Я знаю, что делаю!

Карамон недоверчиво покачал головой. На его глазах друг сменял седло их командира, драгоценное и дорогое седло, на простую говядину. Его руки и бок горели, плечи были стёрты до крови. Ухудшало состояние и то, что каждое слово о говядине гулко, как барабан, отдавалось в пустом животе. Силач понял, что должен немедленно помешать сделке, схватить седло и бежать назад, к замку, но не сделал этого по двум причинам: первая — он предал бы друга и вторая — ему до смерти надоело таскаться с этим проклятым седлом.

Помощник хозяина быстро провёл их к дальнему фургону. Расшнуровав полог, он залез внутрь и вылез обратно с большим тюком, который положил на землю.

— Вот, как и договорились, сто фунтов лучшей говядины. Не найдёте ничего лучше отсюда до самых Халькистовых гор.

Крыса наклонился и тщательно исследовал тюк, буквально обнюхивая его. Потом встал и, недовольно уперев руки в бока, посмотрел в фургон.

— Нет, этот мне не нравится. — Он показал рукой. — Хочу тот тюк. Который слева. Во-он тот, с белой отметкой на боку.

Смитфи оглянулся на хозяина, который стоял у костра, придерживая седло ногой на случай, если эта парочка попробует надуть его. Тот степенно кивнул. Помощник снова влез внутрь и вытащил наружу указанный куль.

— Как скажешь, парень…

Посмотрев на тюк, Карамон опутал ужасное чувство предвидения, но всё же решил сделать робкую попытку:

— Я думаю, мы его оставим здесь, а завтра утром люди барона подберут его…

Крыса снисходительно улыбнулся и потрепал его но спине:

— Конечно нет, мы должны отнести его к лагерю гномов!

— И зачем гномам сто фунтов говядины? — решительно спросил Карамон.

— Чуть позже… — ответил полукендер. — Кроме того, ты можешь не нести тюк, а катить его.

Карамон молча подошёл к тюку и, толкнув, покатил вперёд. Это было не так легко, как показалось на первый взгляд, — земля была неровной и каменистой, тюк так и норовил свернуть в каком-нибудь неожиданном направлении в самый неподходящий момент. Крыса бежал рядом, помогая и давая советы. Один раз, когда они спускались с небольшого холма, тюк внезапно набрал скорость и покатился вниз. У Карамона ёкнуло в груди, когда Крыса отважно бросился всем телом на куль и затормозил его.

Когда они достигли гномского лагеря, оба взмокли и порядочно устали. Один из пони, заметив нечто странное, приближающееся к нему, рванулся и испуганно заржал. Гномы появились все сразу из ниоткуда. Карамон мог поклясться, что один выскочил прямо у него из-под ног.

— Добрый вечер всем! — громко произнёс Крыса, кланяясь гномам. Он положил руку на тюк, который Карамон со своей стороны подпёр ногой для верности.

— Что у вас в этом огромном тюке? — мрачно спросил один из гномов.

— Именно то, что вы так давно хотели, — воскликнул Крыса, ласково похлопав по боку приобретения.

— И что это? — спросил Рейнард. Судя по длине его бороды, он был главным. — Может, эль? — Его глаза немного прояснились.

— Никакого эля, — ответил Крыса пренебрежительно, — Мясо грифона!

— Мясо грифона? — озадаченно переспросил гном. Карамон был озадачен не меньше, но тут полукендер незаметно наступил ему на ногу.

— Сто фунтов изумительного грифоньего мяса, прекрасно прокопчённого, — можете посмотреть. Ты когда-нибудь пробовал раньше грифонье мясо? Некоторые говорят, что оно похоже на куриное, но они ошибаются. Тающее во рту — вот лучшее для него определение.

— Беру десять фунтов, — потянулся к кошельку один из гномов. — Сколько с меня?

— Очень жаль, господин гном, но я не могу продавать частями, — печально сказал Крыса.

Гном громко фыркнул:

— И что мне делать со ста фунтами грифоньего мяса? В дороге я и мои парни питаемся просто, без изысков, а все места в повозках уже заняты.

— Но не настолько же, чтоб не отметить праздник Древа Жизни на следующей неделе? — потрясение выдохнул Крыса. — Это же самый священный из гномских праздников, посвящённый восхвалениям Реоркса!

— Что?! Какой праздник? — Густые брови гнома удивлённо взлетели вверх. — Что ты имеешь в виду?

— Самый большой праздник в году в Торбардине… — обеспокоенно сказал Крыса, — Но я, кажется, понимаю. Вы — гномы с холмов и не в курсе событий…

— Кто сказал «не в курсе»?! — с негодованием взревел гном. — Я… просто немного спутал даты, мы же всё время путешествуем… подолгу нигде не останавливаемся. Значит, на следующей неделе будет большой праздник… мм…

— Древа Жизни, — подсказал Крыса.

— Я знаю! — с негодованием посмотрел на него Рейнард и задумался. Потом новая мысль пришла ему в голову, и он подмигнул Крысе. — Мы давно не были дома, все скитаемся, торгуем… — протяжно сказал он. — Нам прекрасно известно, как отмечают этот великий праздник у нас на родине, но мы понятия не имеем, как празднуют его в Торбардине. — Гном скорбно почесал затылок, остальные согласно закивали. — Не то чтоб меня это особенно интересовало, всем известно, торбардинские гномы — неотёсанные мужланы и горлопаны… Но просто любопытно.

— Ладно, я расскажу…— медленно сказал Крыса. — Ну, сначала все пьют и, танцуют…

Гномы снова закивали — это было стандартным началом всех празднеств.

— Потом открывают новую бочку «гномьей водки»…

Все вокруг молча смотрели на полукендера.

— Но самая важная часть праздника — Пища Грифона. Ведь известно, что Реоркс был большим любителем мяса этих птичек.

— Конечно… — торжественно сказали гномы, косясь друг на друга.

— Он мог в один присест умять огромную порцию рагу на рёбрышках, заедая его картошкой и соусом, а потом ещё требовал добавки и десерта! — продолжил вещать Крыса.

Гномы сорвали шляпы с голов и дальше слушали, держа их около груди в знак величайшего почтения.

— И с тех давних пор, чтобы прославить Реоркса, каждый гном должен съесть на празднике как можно больше мяса! А всё, что не сможет съесть сам… он должен раздать бедным во имя Реоркса…— набожно закончил рассказ Крыса.

Один из гномов украдкой вытер слезу кончиком бороды.

— Раз так, — хрипло сказал Рейнард, — хорошо, что ты напомнил нам о священной дате. Мы купим у тебя все мясо грифона, но только у нас маловато денег… Может, ты пойдёшь на уступку и обменяешь его?

Крыса задумался.

— А у вас есть что-нибудь уникальное? — наконец спросил он. — Что есть только у вас и ни у кого больше?

Командир гномов был застигнут врасплох:

— Ну, у нас есть…

Крыса помотал головой:

— Не нужно.

— Тогда у нас есть…

Крыса пожал плечами:

— Такого тоже не надо.

Командир гномов нахмурился:

— Ты опытный торговец, с тобой трудно заключить сделку… Ну ладно, раз ты припёр меня к стенке, слушай. У меня есть…— гном подошёл к полукендеру близко-близко и оглянулся по сторонам, — пластинчатый доспех, выкованный в Пакс Таркасе лучшими томскими кузнецами для самого сэра Джефри Палангасского!

Рейнард отступил и сложил руки на груди, ожидая, какой эффект произведут его слова. Крыса слегка приподнял брови:

— А разве самому сэру Джефри он больше не нужен?

— Там, где он очутился, боюсь, уже нет. — Гном показал пальцем в небеса. — Нелепая случайность унесла его жизнь… заснул в отхожем месте…

Крыса мысленно что-то прикидывал.

— Я полагаю, доспехи идут вместе со шитом и седлом?

Карамон затаил дыхание.

— Щит — да, а седло — нет.

Карамон издал протяжный вздох.

— Седло уже обещано, — извиняясь, добавил гном.

Крыса вновь задумался и молчал несколько минут, потом протянул руку:

— Отлично, мы берём доспех и щит.

Гном сделал то же самое, и они пожали руки над тюком с мясом священного грифона. Потом гномский командир затопал к своему фургону и вскоре возвратился, неся большой деревянный ящик. Сверху лежал роскошный щит с чеканным изображением зимородка. Пыхтя от натуги, гном поставил ящик к ногам Крысы.

— Вот доспехи, парень. Спасибо, что согласился на обмен, у нас теперь найдётся место для мяса.

Крыса вежливо и тепло поблагодарил гномов, а потом вернулся к Карамону, который с натужным стоном взгромоздил ящик на плечо.

— Зачем ты сказал им, что это мясо грифона? — спросил он у подошедшего полукендера.

— Потому что им была не нужна просто копчёная говядина, — ответил тот,

— Да ведь как только они откроют тюк и попробуют мясо…

— То будут до конца жизни клясться друг другу, что это самое нежное и лучшее мясо грифона!

Карамон некоторое время обдумывал это, идя вместе с другом по дороге к замку барона.

— Как ты думаешь, мастер Сенедж смирится с потерей седла в обмен на броню? — наконец спросил он с сомнением в голосе.

— Думаю, нет, — пожал плечами Крыса. — Именно поэтому мы с тобой пойдём снова к человеческому каравану.

— Но тогда мы идём не той дорогой! — указал Карамон.

— Ты прав, но сначала я хочу взглянуть на броню.

— А почему не посмотреть здесь?

— Здесь слишком темно. Ящик очень тяжёлый, Карамон?

— Да уж… — проскрежетал зубами Карамон.

— Наверное, там очень хороший доспех…

— Хорошо, что ты знал о том празднике в Торбардине, — прохрипел Карамон, сгибаясь все больше под тяжестью груза.

— Какой праздник? — рассеянно спросил Крыса. Его мысли были заняты чем-то другим.

Карамон изумлённо воззрился на него:

— Ты хочешь сказать…

— Ну… — подмигнул Крыса, — может, мы стали основателями прекрасной и древней гномской традиции. — Он оглянулся назад посмотреть, как далеко они отошли.

Когда огни лагерей стали маленькими оранжевыми точками, Крыса скомандовал остановиться.

— Ставь ящик сюда, на камни, — загадочно сказал: он, — Срывай крышку. Сможешь открыть?

Карамон вбил в щель свой охотничий нож и быстро справился с заданием. Крыса разжёг лампу и осветил доспехи.

— Это самая красивая вещь на свете, которую я видел! — испуганно воскликнул Карамон. — Жаль, Стурм не может этого увидеть. Ты только посмотри на этого зимородка на груди, а на розу, выбитую на плече! Великолепно! Просто изумительно!

— Слишком изумительно, — произнёс Крыса, кусая губы. Он пошарил по траве и вручил Карамону большой камень. — Возьми и ударь вот здесь несколько раз.

— Что?! — Челюсть Карамона отпала. — Ты спятил, Это же повредит доспехи!

— Да знаю, знаю! — нетерпеливо поторопил его Крыса. — Давай быстрей, время уходит!

Карамон покорно начал молотить камнем по броне, вздрагивая при каждой вмятине, словно сам пропускал смертельный удар.

— Готово…— наконец выдохнул силач. — Так лучше? — Он замер, глядя на Крысу, который схватил нож и полоснул его по руке. — Что ты…

— Это была отчаянная борьба, — пробормотал Крыса, беря его раненую руку и позволяя крови стечь на металл. — Но успокаивает лишь то, что бедный сэр Джефри умер как герой…

Смитфи остановился у первого фургона.

— И что теперь? — спросил он.

— Я имею ещё одно маленькое торговое предложение, — тихо сказал Крыса.

Смитфи наклонился ближе и внимательно посмотрел на полукендера.

— Я все спрашивал себя, где я видел такие уши раньше, — проговорил он. — Теперь вспомнил. Ты же кендер! Или, по крайней мере, полукровка. Я прав, паренёк? Мы здесь не жалуем кендерскую кровь, сколько бы её у тебя ни было, так что убирайся! Хозяин уже уснул, нечего его беспокоить…

Но тот не спал и через секунду появился перед ними, с интересом разглядывая:

— Я только что видел, как Барстил Огненный Камень упаковывает тюк говядины в свой фургон! У меня он не купил даже фунта, как вам это удалось провернуть?

— Очень жаль, но это профессиональная тайна, — покраснел Крыса. — Зато он мне дал кое-что в обмен, может, это будет вам интересно?

— И что это? — Оба мужчины с интересом воззрились на ящик.

— Открой крышку, Карамон.

— И что? Старая мятая броня, — протянул Смитфи.

Голос Крысы стал протяжным и похоронным:

— Не просто старая мятая броня, господа. Это — магические доспехи отважного Рыцаря Соламнии, сэра Джефри Палантасского, вместе с его щитом. Последняя броня неустрашимого сэра Джефри, — грустно прибавил он. — Опиши сражение, Карамон…

— Ох… ну… да, сейчас… было там шесть гоблинов…

— Двадцать шесть, Карамон, — вставил Крыса, — И ведь это были хобгоблины?

— Точно, забыл… Ещё двадцать хобгоблинов… Они хотели окружить его и…

— Он защищал маленькое золотоволосое дитя, сына принцессы, — добавил Крыса, — и её ручного грифона…

— Правильно. Гоблины хотели похитить сына принцессы…

— И её ручного грифона…

— Да, их обоих… Тогда сэр Джефри схватил золотоволосого грифона…

— И сына принцессы…

— Точно, он отдал грифона и сына принцессе и велел ей со всех ног убегать отсюда. А потом мужественно прислонился спиной к дереву и вытащил меч. — Карамон вытащил свой клинок, чтобы лучше показать, как было дело. — И стал кромсать всех налево и направо. При каждом его ударе падал разрубленный гоблин. Но их было слишком много, один из них изловчился и ударил доблестного рыцаря магической булавой вот сюда. — Карамон показал на себе. — Это был смертельный удар… Его нашли на следующее утро, а рядом лежали двадцать пять мёртвых гоблинов и хобгоблинов. А последнего он сумел ранить, уже умирая…

Карамон сурово вложил меч в ножны и замолчал.

— А ребёнок был спасён? — спросил Смитфи. — И маленький грифон?

— Принцесса назвала своего грифона «Джефри»…— дрожащим голосом ответил Крыса.

Наступил момент почтительной тишины. Смитфи опустился на колени и осторожно дотронулся до брони.

— Клянусь Бездной! — удивлённо воскликнул он, — Кровь все ещё свежая!

— Мы же сказали, доспехи магические, — бросил Карамои

— Эта драгоценная реликвия бесполезно пылилась у гномов, — сказал Крыса, — Но я подумал, что караван, идущий на север Палантаса, мог бы захватить доспехи и рассказ об этом. И отнести все в Башню Верховного Жреца…

— Мы действительно идём на север, — проговорил хозяин каравана, — Даю ещё сто фунтов говядины за доспехи!

— Нет, хозяин, боюсь, говядина мне больше не нужна… — гордо сказал Крыса. — А что ещё есть?

— Солёные свиные окорока, немного больших сыров, пятьдесят фунтов хмеля…

— Хмель! — воскликнул Крыса. — Что за сорт?

— «Эрготский богатырь». Магически улучшен эльфами Каганести для производства самого лучшего пива.

— Извини, нам нужно посовещаться. — Крыса отвёл Карамона в сторонку. — Слушай, ведь гномы в наши дни не путешествуют к Эрготу?

Карамон затряс головой:

— Нет, ведь туда нужно переправляться на кораблях. Мой друг Флинт не выносил корабли. Вот однажды…

Но Крыса убежал, не дав Карамону закончить, и уже вовсю жал руку хозяину каравана.

— Сделка заключена!

Смитфи подтащил ящик к огню, с восхищением разглядывал доспехи. Повинуясь жесту хозяина, он оторвался от созерцания и приволок большую корзину. Поставив её на землю, он пожелал всем доброй ночи и удалился обратно к доспехам.

Карамон посмотрел на огромную корзину, а потом на Крысу.

— Это была замечательная история, Карамон, — сказал полукендер. — Я чуть не разрыдался.

Карамон, ничего не говоря, взвалил корзину на спину и зашагал в темноту…

— И что вы принесли мне на этот раз? — поинтересовался Рейнард.

— Хмель. Пятьдесят фунтов отборного хмеля, — радостно заявил Крыса.

Гном с отвращением посмотрел на корзину:

— Ты, верно, никогда раньше не слышал, что мы делаем лучшее пиво на Кринне? И соответственно, выращиваем свой собственный хмель!

— Но не такой, как этот, — сказал Крыса. — Не эрготский хмель.

Рейнард тяжело вздохнул:

— Эрготский? А чем докажешь?

— Понюхай — сам всё поймёшь, — ответил полукендер.

Наклонившись к корзине, гном шумно принюхался, потом обменялся взглядами с компаньонами.

— Плачу десять железных монет!

— Мы ушли, — объявил Крыса. — Вперёд, Карамон! Я знаю одну таверну в городе, которая даст нам…

— Стойте! — крикнул гном. — Как насчёт двух фарфоровых наборов хиларской посуды и кубков к ним? Добавлю золотые ложки!

— Я солдат, — сказал Крыса через плечо. — Что я буду делать с посудой и золотыми ложками?

— Солдат? Прекрасно, а как насчёт восьми зачарованных эльфийских луков, сделанных для охотников Квалинести? Стрела, выпущенная из них, всегда находит цель.

Крыса остановился, а Карамон сразу снял корзину с плеч.

— Луки и седло сэра Джефри! — выпалил Маджере.

— Я не могу, я же обещал седло другому… — сказал гном задумчиво.

— Карамон, вперёд! — Крыса двинулся дальше.

— Постойте! — выкрикнул Рейнард сзади. — Я согласен. И седло тоже.

Крыса перевёл дух:

— Прекрасно, мастер Рейнард, заключим сделку…

Карамон погрузился в глубокий сон, сражаясь с двадцатью шестью золотоволосыми детьми, которые пытали плачущего гоблина. Поэтому металлический звук, который раздался рядом, он воспринял как часть сна и не подумал просыпаться.

Только когда сержант Немисс врезала ему по голове горшком, в который она колотила, силач начал что-то соображать.

— Подъем! Подъем, ленивые задницы! — орала она. — Выходи строиться! Встать, я сказала!

Карамон и Крыса вернулись в лагерь за час до рассвета. Шатаясь после бессонной ночи, Карамон одним из последних занял место в шеренге, выстроившейся перед казармой. Они построились в колонну и едва выступили для тренировки, как послышался стук копыт и громкий приказ остановиться.

Мастер Сенедж, осадив возбуждённого коня, спрыгнул с седла перед ними. Его лицо от гнева было цвета раскалённой печи и излучало такой же жар. Мастер свирепо осмотрел весь отряд — ветеранов и рекрутов. Все в строю попытались стать незаметными, а лучше — невидимыми.

— Проклятье! — заорал он. — Кто из вас, ублюдки, снова поменял местами моё седло и седло барона? Меня уже утомил этот тупой розыгрыш! В последний раз барон едва не приказал насадить мою голову на копьё! Кому пришло такое на ум в этот раз?

Играя желваками, мастер Сенедж медленно пошёл вдоль строя.

— Давайте сознавайтесь, ничтожества!

Никто не шевелился и не произносил ни слова. Если бы Бездна разверзлась сейчас у ног солдат, Карамон первый бы прыгнул в неё.

— Что, никого нет? — прорычал Сенедж. — Прекрасно! Сержант! Всему отряду урезать порции на месяц вполовину!

Карамон и остальные солдаты издали крик отчаяния — это было самое страшное наказание.

— Не надо никого наказывать, мастер Сенедж, — раздался голос из заднего ряда. — Это я сделал.

— Кто это сказал? — Сенедж попытался разглядеть говорившего, но ему это не удалось.

Крыса чётко выступил вперёд:

— Я один несу ответственность за все.

— Как тебя зовут, солдат?

— Крыса, мастер Сенедж.

— Этот солдат сегодня должен был быть уволен, — быстро встряла сержант Немисс. — Фактически он уже не солдат с сегодняшнего утра.

— Это его не извиняет, сержант, — процедил Сенедж. — Пусть сперва объяснится с бароном лично.

— Могу я сказать, мастер Сенедж? — отсалютовал Крыса.

Сенедж мрачно сплюнул:

— Говори, сосунок.

— Найденное седло не принадлежит барону, мастер Сенедж, — кротко сказал Крыса. — Если послать проверить, то вы узнаете, что седло Айвора Лэнгтри висит себе спокойно в конюшне. Это седло — подарок от всего штурмового отряда мастеру Сенеджу!

Солдаты молча начали переглядываться. Сержант Немисс гаркнула команду, и все снова замерли по стоике «смирно». Мастер Сенедж подошёл к своему жеребцу и внимательно изучил седло.

— Древние Боги! Ты прав, это не баронское седло. Оно выполнено в соламнийском стиле…

— Последняя мода, мастер Сенедж! — проговорил Крыса.

— Я даже не знаю… не знаю, что сказать… — Сенедж был тронут, раскалённый поток гнева уступил место тёплой благодарности. — Оно стоит целое состояние… И все солдаты… вместе… скинулись на подарок… — Мастер Сенедж больше не мог говорить, у него перехватило дыхание.

— Троекратное приветствие мастеру Сенеджу! — прокричала сержант, которая понятия не имела, что происходит, но не могла остаться в стороне.

Солдаты завопили с максимальным воодушевлением. Вскочив в своё новое седло, мастер Сенедж махнул им шляпой и, дав шпоры жеребцу, понёсся прочь.

Сержант Немисс повернулась к строю — молнии проскакивали в её глазах. Она уставилась на Крысу, тысячекратно его испепеляя:

— Хорошо, сосунок, какого демона это означает? Я прекрасно знаю, что ни один из солдат не скидывался на седло мастеру Сенеджу. Ты один купил его?

— Нет, сержант, — ответил спокойно Крыса, — я не покупал.

— Солдат, принеси сюда верёвку, — приказала Немисс. — Я говорила, что сделаю, если поймаю тебя на воровстве, кендер. Вперёд, марш!

Крыса, не меняя выражения лица, зашагал к яблоне. Карамон с трудом оставался безучастным, втайне надеясь, что Крыса не затянет шутку слишком далеко. Один из солдат вернулся с крепкой верёвкой, которую и вручил сержанту. Крыса встал под яблоней, остальные остались стоять по стойке «смирно».

Покачивая завязанной петлёй, Немисс приглядывала ветку получше. Внезапно она замерла и вгляделась в гущу ветвей:

— Что за…

Крыса заухмылялся и принялся разглядывать листья под ногами. Подпрыгнув, сержант Немисс вытащила что-то из веток. Солдаты не смели нарушить строй, но все отчаянно старались рассмотреть, что оказалось в руках у сержанта. Один из ветеранов забылся и присвистнул. Немисс была так ошеломлена, что даже не заметила этого.

В её руках был прекрасный эльфийский лук. Посмотрев наверх, Немисс насчитала ещё семь таких же. Она нежно провела по тетиве рукой:

— Это лучшие луки на всём Ансалоне! Говорят, они магические… Эльфы никогда не продадут их людям ни за какую цену! Ты хоть знаешь, сколько они стоят?

— Да, сержант! — ответил Крыса. — Сто фунтов копчёной говядины, немного помятый доспех Соламнийского Рыцаря и корзина хмеля.

— Что?! — Немисс тупо заморгала и затрясла головой. Карамон вышел из строя:

— Это верно, сержант. Крыса не украл их. Люди и гномы из караванов могут засвидетельствовать, что он их честно выменял! — Последнее было маленькой натяжкой, но сержанту не нужно было напрягаться…

Немисс впервые улыбнулась и потёрла щеку гладким изгибом эльфийского лука. Она не могла оторвать от него рук, то краснея, то бледнея.

— Добро пожаловать в штурмовой отряд, Крыса! — сказала она со слезами на глазах. — Троекратное приветствие Крысе!

Солдаты с готовностью заорали. Сержант Немисс ещё раз осмотрела всех:

— И троекратное приветствие всем тринадцати рекрутам штурмового отряда!

Казалось, радостные крики, раздавшиеся на плацу, ещё долго не стихнут…

 

20

Солдаты Ариакаса маршировали по дороге. Это была не его гвардия, прекрасно обученная и тренированная, слишком ценная, чтобы бросать её в эту кампанию, которая превосходно умела воевать, — именно она захватила Оплот и Нераку вместе с прилегающими землями.

Солдаты, которых Ариакас послал в Южный Блодхельм, были лучшими из его новобранцев — те, кто пришёл в его армию недавно и показал себя лучше всех.

«Этот поход станет их боевым крещением», — решил Лорд.

Цель армии была настолько секретна, что даже командующие не знали её точно. Первые приказы они получили только после первых суток перехода, когда ближе к вечеру их догнали посыльные виверны. Теперь армии надлежало двигаться только по ночам. Солдаты шли в полном молчании, сняв кольчуги и броню, чтобы не звенеть. Колеса телег были обмотаны тряпками — за любой звук нещадно наказывали. Любой, кому не повезло оказаться у них на пути, был быстро и безжалостно убит. Никто не должен был сообщить о приближении армии Тьмы с севера.

Китиара с Иммолатусом не присоединились к армии. Они вдвоём могли двигаться быстрей, чем огромная железная змея, ползущая по лесам и полям, а Ариакас хотел, чтобы они появились в Безнадёжности раньше, чем его солдаты, и обнаружили месторасположение яиц до начала сражения. Воительница и дракон должны были незаметно проникнуть в город и заняться поисками, пока не запахло жареным.

Китиара была довольна, что добилась разрешения действовать самостоятельно, — Иммолатус вызывал слишком много любопытства и ненужных вопросов. Напрасно Китиара уверяла дракона, что обличье мага Ложи Красных Мантий не совсем подходит для армии Королевы Такхизис и что чёрный маг был бы более предпочтительным.

Иммолатус не соглашался: он был красным драконом и желал оставаться красным даже в человеческой форме. В конце концов, Китиаре надоел бесконечный спор, и она плюнула на цвет одежд Иммолатуса. Воительница предвидела схватки с ним по более серьёзным вопросам и решила не тратить силы зря. Однако она не понимала, почему высокомерный дракон, одинаково презрительно относившийся ко всем людским расам, так цеплялся за выбранный цвет.

Впрочем, она не собиралась обсуждать приказы. Особенно последний, который ей доставили тайно до отъезда. Китиара даже сначала подумала, что это любовное письмо, но Ариакас был не из таких воздыхателей. Она держала этот приказ тщательно свёрнутым и упакованным в плотный мешочек, притороченный к седлу. Китиара так до сих пор и не смогла прочесть его — Иммолатус требовал постоянного внимания.

Целый день быстрой скачки дракон нудно перечислял истории набегов и сражений, резни и грабежей. Когда он отвлекался от историй, то горько жаловался на мерзкую еду, употребляемую им, а также на то, как унизительно ехать на лошади, когда можно лететь под облаками. К вечеру, несмотря на отсутствие постели из сокровищ, дракон задремал. Он спал как собака — вертясь во сне, лязгая зубами и царапая землю пальцами.

Понаблюдав за его беспокойным сном, Китиара легко потрясла его за плечо и позвала по имени. Дракон что-то шумно забормотал и зарычал, но не проснулся. Удостоверившись в том, что он спит крепко, Китиара достала приказ и подсела ближе к огню.

«Командиру Китиаре Ут-Матар.

Если возникнет любое обстоятельство, могущее быть расценено командиром Ут-Матар как мешающее планам Её Величества Королевы Такхизис в завоевании Ансалона, приказываю командиру Ут-Матар действовать так, как она сочтёт нужным.

Ариакас, Лорд, Повелитель драконьей армии Королевы Такхизис».

— Вот хитрый ублюдок! — пробормотала Китиара с лёгкой улыбкой.

Она ещё дважды прочитала этот преднамеренно неопределённый приказ, а потом засунула его в потайной карман за голенищем сапога. Приказ был своеобразным ударом плетью за её непослушание и своеволие. Воительница ожидала подобного наказания — ведь никто не говорит «нет» Ариакасу безнаказанно. Но такой хитрости Китиара не ждала, её мнение о Ариакасе выросло на несколько отметок.

«Этим приказом Ариакас переложил всю ответственность за операцию на мои плечи, — подумала она. — Если всё пройдёт успешно — меня наградят и продвинут по службе. Милорд будет хвалить меня и разделит со мной постель. Но стоит всему провалиться… Сейчас Ариакас очарован и пленён. Но он не из тех людей, которые долго не изменяют своим увлечениям. Он принесёт меня в жертву своим амбициям и жажде власти без всякой жалости, даже не оглянется посмотреть, как будет биться в агонии моё тело…»

Китиара сидела у костра и смотрела в потрескивающий огонь. Позади неё Иммолатус рычал и фыркал во сне, распространяя вокруг сильный запах серы. «Наверное, сейчас сжигает целый город». Китиара представила горящие дома и магазины, людей, мечущихся в огне как живые факелы, горелое мясо, обугленные руины, армию, победно марширующую по мёртвому пеплу… Огонь пожара разгорался по всему Ансалону, пожирая бесполезных эльфов, гниющих в своих лесах, жалкие низшие расы, мешающие развитию человека, опаляя своим огнём рыцарство, прозябающее со своими древними идеями…

Новый порядок родится, как феникс, из пепла старого.

— И законами мира буду управлять я, — сказала Китиара танцующим язычкам костра. — Очищающий огонь будет гореть на лезвии моего клинка. Я вернусь к тебе с победой, Лорд Ариакас, или не вернусь вообще.

Обняв колени и уронив на них голову, Китиара смотрела, как пламя пожирает дрова. И всё, что оставалось после огня, было только обугленными головешками, пульсирующими в темноте, как багровые глаза дракона.