1

Жители Безнадёжности не собирались начинать войну. Всё началось тогда, когда мирный протест против несправедливого налога перерос в полномасштабное восстание. В тот момент ни один из жителей города не мог себе представить, чем обернётся эта ужасная ошибка.

Скинув маленький камень с горы, они вызвали чудовищный оползень. Кинув палку в море, вызвали страшную волну, которая была готова утопить всех. Мирная телега их жизни внезапно потеряла колесо и с грохотом покатилась под откос, увлекая всех за собой.

Тот самый налог, также известный как «плата за врата», оказал губительное влияние на все виды торговли в Безнадёжности. Указ о налоге был подписан королём Вильгельмом, раньше в городе именовавшимся Вильгельмом Справедливым и потерявшим своё прозвище в тот день. Налог устанавливал пошлину в двадцать пять процентов на все товары, ввозимые в город, а также вывозимые из него. Обкладывались налогом железная руда, хлопок, даже шнурки для юбок. Вследствие этого любое сырьё из Безнадёжности стало стоить дороже, чем последнее изобретение гномов — паровая маслобойка.

Даже если купцы имели достаточно денег, чтобы заплатить за товар, конечная его стоимость была не по карману никаким покупателям. Значит, хозяева не платили своим рабочим, а те в свою очередь не могли купить хлеба детям или юбку жене.

По повелению короля Вильгельма Справедливого в город двинулись сборщики налогов, безжалостные тупые звери, чтобы вытрясать долги до последней монеты. Купцы, пробовавшие возражать против «платы за врата», были запуганы, унижены, а иногда даже подвергнуты физическим наказаниям.

Один хитрюга решился вообще перенести свою торговлю за городские ворота, чтоб избежать налога, но сборщики в тот же день сожгли его склад, разломали магазин, а ему самому сломали челюсть.

Очень скоро экономика Безнадёжности оказалась на грани краха. Последним ударом послужило известие о том, что безжалостный налог наложен только на них одних. Все остальные города королевства даже не слышали о подобном.

Жители послали делегацию к королю Вильгельму, прося объяснить, за что их наказали таким суровым способом. Его величество отказался принять посланцев, передав через одного из своих придворных: «Таково желание короля». Никто из них так и не смог добиться высочайшей аудиенции. Они вернулись, рассказав про упорные слухи, которые ходили в столице Блодхельма Вантале, будто король Вильгельм давно безумен.

Безумный король все равно король, а Вильгельм пока ещё мог проследить за тем, чтобы его указы выполнялись. Ситуация в городе становилась с каждым днём хуже. Магазины закрывались один за другим, рынок пока работал, но товаров на нём почти не осталось. Заседания Гильдии купцов Безнадёжности превращались в пустую встречу, где каждый требовал своё, не слушая соседа. Каждый торговец видел лучший путь выхода из кризиса и готов был до последней капли воды в кубке отстаивать своё мнение. Эль в городе стремительно заканчивался.

Когда указ короля зачитали в Безнадёжности, люди первым делом бросились к зданию Гильдии.

Гильдия торговцев была самой мощной организацией в городе, ей принадлежала монополия на все виды торговли и производства. Она контролировала меньшие гильдии, устанавливала стандарты занятия ремёслами и бдительно следила за их поддержанием. Главы Гильдии понимали, что плохая слава одного мастера больно ударит по всем остальным. Любой купец, пойманный на обмане покупателя, безжалостно изгонялся, лишаясь способа заработать себе на жизнь. Гильдия торговцев также следила за условиями труда во всём городе, от швеи и ткача до ювелира и пивовара. Кроме того, она устанавливала уровень оплаты труда, срок ученичества и разрешала все внутренние споры.

Гильдия поддерживала тесные отношения с лорд-мэром и шерифом, своими делами добившись того, что в других городах появилась поговорка «Настолько хороший, что можно продать в Безнадёжности».

Но в данном случае и она оказалась бессильна.

Через некоторое время бесплодных дебатов глава Гильдии назначил тайный совет, который прошёл в старом, полуразрушенном Храме забытого Бога в предместьях Безнадёжности. На него собрались все видные люди города. Здесь, в темноте зала, освещённого лишь факелами, глава Гильдии первый раз высказал мысль о выходе Безнадёжности из состава королевства Блодхельм. Город должен был стать вольным поселением, со своим правительством и законами, тогда, наконец, они выкинут головорезов короля и отменят удушающий налог.

Предложение было принято без единого возражения.

Первым делом надо сместить лорд-мэра и избрать совет, который изберёт новым правителем главу Гильдии.

Потом было необходимо выкинуть сборщиков налогов и их солдат из города. Это не составляло труда — они облюбовали себе один трактир и каждый вечер пьянствовали там. Остальные шлялись поодиночке, тоже изрядно нетрезвые. Никто из них не предполагал, что город готовится нанести ответный удар. Когда всё произошло, с ними легко справилась городская стража.

Ворота города захлопнулись, и к королю Вильгельму Справедливому полетело послание, в котором говорилось, что Безнадёжность не собирается бунтовать. Революционный совет предоставил королю последний шанс отменить ужасный налог. Если бы такое произошло, город сложил бы оружие и поклялся в верности королю и Блодхельму до последнего человека.

Гонцу нужно было четыре дня на то, чтобы доскакать до Ванталы, день на аудиенцию у короля и столько же на обратный путь. Но на десятый день революционный совет не дождался никаких известий. Прошёл одиннадцатый день, беспокойство нарастало, на двенадцатый оно начало превращаться в гнев. На тринадцатый день гнев сменил ужас.

В город (только притворяющийся бунтующим и неспособный оказать серьёзного сопротивления армии) пришёл кендер. Он рассказал про самую страшную казнь, которую наблюдал недавно в Вантале:

— Честное слово, никогда ещё не видел столько кровищи на площади! Никогда не слышал таких душераздирающих криков! Вот уж не думал, что человек может не умирать так долго! А потом они бросили отрубленную голову в телегу, и она поехала… Ну, если подумать, как раз в вашем направлении… И я никогда не видел, чтобы в рот голове запихивали послание, написанное кровью казнённого! Я не разглядел, что там написано, далеко стоял, но мне сказали.,… Сейчас вспомню… А, да! Там было написано: «Судьба всех мятежников». Вот. И я думаю, мятежники удивятся, когда прочтут послание, — счастливо заявил кендер.

Телега катилась к Безнадёжности. Гнев и страх уступили место отчаянию, а отчаяние превратилось в панику, когда дозорные на башнях сообщили об огромной туче пыли, появившейся на горизонте. Разведчики вернулись с ужасными новостями; с северо-запада надвигалась большая армия, которая уже была всего в одном дне пути от города.

Время тайн миновало, солдаты Ариакаса маршировали день и ночь, не ведая усталости. Жители Безнадёжности в панике метались по улицам города, стояли перед домом лорд-мэра или ломились в здание Гильдии торговцев. Сосед спрашивал соседа, ученик — мастера, хозяйка — слугу, солдат — командира. Мэр пытался добиться ответа от совета Гильдии, но те были слишком заняты, вопрошая друг друга: «Что нам делать? Мы остаёмся? Мы бежим? Если бежим, то куда? Что будет с нашими домами, нашей работой, друзьями? Куда деть женщин и детей?»

Облако пыли росло и росло, пока весь восток не затянуло огромной тучей, небеса стали красными, словно от крови. Многие люди спешно бежали из города, особенно те, кто жил здесь недавно и не успел глубоко пустить корни. Они кидали всё, что можно увезти, в телеги, остальное несли на себе или просто бросали. Спешно прощались с друзьями и присоединялись к цепочке беженцев на дороге, уводящей прочь от приближающейся красной тучи.

Но большинство горожан остались. Подобно гигантским дубам, они поколениями жили и умирали в Безнадёжности. Основание города одни легенды связывают с последней Драконьей Войной, другие с Катаклизмом. «Мои предки похоронены здесь. Мои дети рождены здесь. Я слишком молод, чтоб уйти одному. Я слишком стар, чтоб начать все заново. Это дом, в котором я рос с детства. Этот магазин основала ещё моя бабушка, — говорили они. — Должен ли я все бросить и бежать? Должен ли я убивать, чтоб защитить все это?»

Ужасный выбор, горький выбор.

Когда последний беженец ушёл, ворота города с грохотом захлопнулись. Изнутри к ним подогнали фургоны, гружённые камнями и кирпичом, чтобы не позволить тарану легко вышибить створки. Каждая доступная ёмкость наполнялась водой для борьбы с пожарами, торговцы превратились в солдат и целыми днями занимались с мечом и луком. Детей постарше учили собирать и чинить использованные стрелы. Жители готовились к самому худшему, по крайней мере, к тому, что они считали худшим.

Они все ещё верили в короля и представляли себе обычную армию, подошедшую к городу и разбившую лагерь, учтивого командира, который подъедет к стене для переговоров и выслушает их условия. Он им немного поугрожает, но горожане останутся твёрдо стоять на своём. Ну, потом чуть-чуть уступят. А после целого дня трудных и упорных переговоров все разойдутся домой ужинать.

Самое худшее, что представлялось горожанам, — если им придётся пару раз выстрелить из луков. Но, конечно, поверх голов солдат, не дай Боги в кого-то попасть! Просто показать армейским, что они серьёзны в своих намерениях. Командующий армией, человек разумный, поймёт, что осада города — пустая трата времени и сил. И после этого торг был бы продолжен.

Рожки и трубы затрубили по городу, объявляя тревогу. Армия короля Вильгельма Справедливого вышла на расстояние прямой видимости. Каждый, кто мог двигаться, поспешил на стены. Город Безнадёжность, зажатый с трёх сторон отрогами гор, вытянулся по четвёртой в сторону плодородной долины. К нему вела дорога, которая огибала перевал, падала в долину, делала там несколько извивов и упиралась в Безнадёжность. Тут и там среди деревьев мелькали ухоженные фермы. Весна заставила все вокруг бурно зеленеть и цвести.

Воздух был так чист и свеж, что, глядя с городской стены, можно было рассмотреть на дороге фермера, ведущего волов, или стайку кендеров, бегущую позади фургона ремесленника, заполненного чайниками и горшками. Иногда можно увидеть усталого путника, который смотрит на городские стены и предвкушает скорый отдых и ночлег.

Сейчас по дороге лилась река стали, поблёскивая рябью кольчуг и бурля водоворотами копий. Путь войска отмечала резкая барабанная дробь, а вскоре к ней присоединились костры, заполыхавшие по долине. Это солдаты поджигали фермы, забивали скот и грабили дома. Река разлилась по долине в своём страшном движении, солдаты рубили лагерь, устанавливали палатки и тенты. Никто не обращал внимания на город со стенами, почерневшими от людей, которые наблюдали за солдатами, побледнев, с тревожно бьющимися сердцами.

Одна слабая струйка солдат отделилась, наконец, от бурного потока и направилась к воротам Безнадёжности. Они ехали под белым флагом, чья ткань почти не просматривалась из-за густого дыма, скрывающего долину. Солдаты остановились в пределах слышимости, один из них, закованный в тяжёлую броню, выехал на три корпуса вперёд.

— Город Безнадёжность! — глубоким басом заорал он, — Я, Холос, командующий армией Блодхельма. Выбирайте — сдаться или умереть.

Жители города в страхе и удивлении воззрились на него. Это было совсем не то, что они ожидали. После некоторой заминки вперёд выступил лорд-мэр.

— Мы… мы хотим договориться! — крикнул он.

— Что?! — не понял командир Холос.

— Вести переговоры!!! — изо всех сил завопил лорд-мэр.

— Хорошо. — Холос поудобней уселся на лошади, — Я буду вести переговоры. Вы сдаётесь?

— Нет, — с достоинством ответил мэр, — Этого не будет.

— Тогда вы умрёте, — пожал плечами Холос. — Вот вам и переговоры.

— Что будет, если мы сдадимся? — со стены выкрикнул кто-то.

Холос издевательски расхохотался:

— Я вам отвечу. Сдавшись, вы сделаете мою жизнь более лёгкой! Вот мои условия. Во-первых, все здоровые мужчины выйдут из города и выстроятся в линию, чтоб мой надсмотрщик над рабами мог работать без проблем. Во-вторых, все красивые женщины выстраиваются во вторую линию, чтоб я сам мог выбрать. В третьих, все, кто остался, тащат из города сокровища и складывают к моим ногам. Вот такие будут условия…

— Но это… это неблагородно! — задохнулся от возмущения лорд-мэр. — Такие условия неприемлемы! Мы на них не пойдём!

Командующий Холос развернул коня и поскакал обратно к лагерю, охрана понеслась вслед. Люди Безнадёжности начали готовиться к битве, собираясь убивать или умереть. Они верили, что отстаивают свой город, борются против несправедливости.

Никто из них понятия не имел, что война развернулась не из-за них, а люди Безнадёжности лишь маленькие разменные фигурки в чьей-то огромной и сложной партии. Они не ведали, что Лорд, пославший сюда армию, даже не знал названия их города, пока не нашёл его на карте, а его командиры расценивали эту операцию как тренировочную…

Жители Безнадёжности верили, что смертью докажут свою храбрость. Они не знали, что скоро от их города останется лишь дым, который превратится в маленькое облачко, что легко разметает холодный северный ветер. И Безнадёжность будет забыта навсегда…

 

2

Приблизительно в то же время, когда по приказу короля Вильгельма Справедливого на главной площади потрошили гонца восставшего города, армия Безумного Барона начала свой поход к обречённой Безнадёжности.

Во главе с бароном, весело размахивающим своей широкополой шляпой и громко хохочущим просто от предвкушения новых сражений, солдаты следовали по дороге среди приветствий и прощальных напутствий от жителей Лэнгтри. После того как последний тяжело гружённый снаряжением фургон прогрохотал по дороге, горожане разошлись по домам, довольные миром и спокойствием вокруг, жалея лишь о скором уходе солдат.

Барон решил не изматывать свою армию походом, а идти экономными переходами, не больше пятнадцати миль в день. Ему нужны были отряды, способные сражаться, а не падать от истощения. Броню, оружие и провизию везли на повозках, поэтому солдатам не надо было останавливаться больше одного раза в день.

Любого, кто по неосторожности или болезни выбивался из общего ритма, нещадно изводили насмешками, но позволяли ехать в фургонах. Все солдаты шли в прекрасном расположении духа, стремясь поскорее победить и получить оплату. Над колонной не смолкали песни, в которых явственно слышался густой баритон Айвора Лэнгтри. Внутри рядов рассказывали весёлые истории и всячески подшучивали над молодыми рекрутами. Любой солдат знал: для него это, может быть, последнее сражение и где-то наверняка лежит стрела, помеченная его кровью, или меч с его именем на лезвии…

Но зачем грустить об этом постоянно, когда жизнь так прекрасна!

Единственным человеком, который не наслаждался походом, был Рейстлин. Его слабое тело не могло выдержать даже умеренный темп ходьбы, и через пять миль он уже еле волочил ноги.

— Ты должен сесть в фургон со снаряжением, Рейст, — наконец участливо посоветовал ему Карамон.

— Так же как и остальные… — пробормотал в ответ Рейстлин. Его лицо от усталости покраснело, рот был широко открыт. — Так же как и остальные больные и слабые, — с трудом закончил он.

— Я… я не это имел в виду! — запнулся Карамон. — Сейчас ты намного сильнее, чем раньше… Не то чтоб ты раньше был слабым, но…

— Успокойся, Карамон, — сказал Рейстлин раздражённо, — Я прекрасно понял, что ты подразумевал, — Он обиженно захромал вперёд, оставив Карамона только смотреть себе вслед и качать головой.

Рейстлин представил презрительные взгляды других солдат, проходящих мимо, когда он будет ехать на мешке с сушёными бобами, представил брата, который помогает ему влезать в фургон и вылезть из него, заботясь и оберегая, и дал себе слово пройти весь путь пешком, даже если это убьёт его в конце концов, что очень вероятно. Упасть мёртвым лучше, чем испытывать постоянную жалость.

Маг потерял след Хоркина среди солдатских рядов, — возможно, он шёл рядом с бароном во главе колонны. Когда юноше передали приказ немедленно явиться к мастеру магии, Рейстлин был крайне удивлён, разыскав того лежащим в одном из фургонов.

— Я слышал, ты всю дорогу шёл, Красный? — спросил Хоркин.

— Как и остальные солдаты, мастер Хоркин, — ответил Рейстлин, приготовившись к оскорблениям. — Не волнуйся, я немного устал, вот и все, к утру буду абсолютно свеж.

— Хых! Вот твой помощник, Красный! — Хоркин указал на осла, привязанного к одному из фургонов. Тот спокойно жевал сено, не обращая внимания на происходящее вокруг и считая все тщательно организованным людским беспорядком. — Это Лили, она очень смирная, но держи в карманах побольше яблок.

Хоркин почесал ослицу между ушами.

— Благодарю за беспокойство, мастер Хоркин, — натянуто произнёс Рейстлин, — но я продолжу идти пешком.

— Как хочешь, Красный, — пожал плечами боевой мат. — Но тебе будет невероятно трудно догонять меня. — Он кивнул на другого осла, почти близнеца Лили, даже с такой же тёмной полоской на спине.

— Ты поедешь на осле? — удивился Рейстлин. Он знал, что мастер магии, несмотря на внешний вид, необычайно вынослив. Однажды боевой маг прошагал семьдесят миль за день, неся огромную и тяжёлую сумку. Тридцать миль в день, согласно теории Хоркина, — лёгкая прогулка по саду. — Ты ведь собираешься сделать это только ради меня, мастер Хоркин, — добавил юноша прохладно.

Хоркин доброжелательно похлопал его по плечу:

— Ты мой ученик. Красный, я честен, когда говорю это. Но сейчас ты меня не заботишь. Я еду верхом, потому что имею на то причину, которую ты увидишь утром. Ты мог бы помочь мне, но если ты решил идти пешком…

— Достаточно. Я еду, — сказал Рейстлин, улыбнувшись.

Хоркин кивнул и откинулся на своё удобное походное ложе. Рейстлин остался один и принялся задабривать Лили, задаваясь вопросом, какое извращённое завихрение в его характере заставляет обижаться на Карамона за заботу и уважать Хоркина за безразличие.

Если юный маг и думал, что теперь у него наступят лёгкие времена, то он жестоко ошибался, обнаружив это уже на следующий день.

Два мага ехали в хвосте огромной колонны, прямо за повозками со снаряжением. Рейстлин вовсю наслаждался ездой и солнечным светом, когда неожиданно Хоркин, издав дикий крик, стал дёргать поводья, поворачивая голову скакуна так резко, что осел протестующее заревел. Пиная осла под брюхо, Хоркин быстро выехал с дороги, заорав Рейстлину, чтобы тот следовал за ним. Магу и в голову не могло прийти, что его Лили может испытывать такие нежные чувства к своему дружку. Ослица без понуканий рванула вслед, да так, что Рейстлин едва удержался. Они едва не свалились в овраг, а затем припустили вперёд, пересекая большой клеверный луг.

— Что случилось, мастер Хоркин? — закричал маг. Рейстлин трясся на ослице, чей бег совсем не был похож на лошадиный, полы мантии хлопали вокруг, волосы развевались на ветру. Он не сомневался, что Хоркин напал на след не меньше чем армии гоблинов и теперь собирается собственноручно взять их в плен. Юноша оглядывался, надеясь увидеть хоть пару солдат, бегущих вслед, но они ушли от дороги так далеко, что вокруг расстилались лишь пустые луга.

— Мастер Хоркин, куда ты? — надрывался сзади Рейстлин.

Через некоторое время он смог поравняться со своим учителем, но только потому, что Лили ненавидела быть второй и проигрывать гонку.

— Маргаритки? — торжествующе указал вперёд Хоркин. Там виднелось поле, усыпанное белыми цветами. Маг подхлестнул осла, понукая того скакать быстрее.

— Маргаритки…— непонимающе пробормотал Рейстлин, но сильнее удивиться не успел, поскольку Лили вновь бросилась в погоню.

Хоркин осадил осла в самом центре бело-жёлтого поля и спрыгнул с седла.

— Давай, Красный! Слезай и разомнись немного? — усмехнулся мастер магии. Сорвав с луки седла пару грубых мешков, он кинул один Рейстлину. — Не будем тратить время, нарви мне цветов и листьев. Нам пригодятся и те, и другие…

— Я знаю, маргаритка хороша против кашля, — проговорил Рейстлин спустя некоторое время, продолжая усердно выщипывать цветы, — Но в армии сейчас нет ни одного простуженного.

— Маргаритка иначе известна как «трава битвы», Красный, — объяснил Хоркин. — Измельчить, сварить мазь — и она будет прекрасно врачевать гнойные раны.

— Я не знал этого, мастер Хоркин, — вздохнул Рейстлин, довольный, что изучил что-то новое.

Они собрали полные мешки маргариток, захватив ещё немного клевера, который также применялся при лечении ран и часто входил в состав многих мазей. На пути назад Хоркин вновь повернул в сторону — разыскивать ежевику. На основе её он делал настойку, исцеляющую самую частую беду солдата — слабость желудка.

Теперь Рейстлин понимал всю необходимость ослов: когда маги закончили заниматься припасами и выбрались на дорогу, армия обогнала их на много миль. Весь остаток дня они понукали животных, чтоб догнать её.

Но и ночью кипела работа. После целого дня, проведённого в сборах на полях, Хоркин приказывал Рейстлину то отделять лепестки от цветков, то кипятить листья и толочь корни в ступке. Но даже смертельно утомлённый, а он давно так активно не уставал, Рейстлин никогда не засыпал, пока не записывал в маленькой книжке всё, что узнал за день. В дни, когда они запасали травы или выбирали нужные цветы, у него вообще не было отдыха — после всех дел маг тренировался в применении заклинаний.

Он не произносил ни одного магического слова, пока не был уверен, что абсолютно правильно понял его, не применял ни одного заклинания, пока не знал, что выполнит его идеально. Самым главным врагом была теперь скорость. Рейстлин обязан был сотворить заклятие максимально быстро, не думая, как надо произнести букву «а» в нужном месте — как «а-э-а» или как «а-э-х». Произнести заклинание скороговоркой и ни в чём не ошибиться.

Первый раз, пробуя частить, Рейстлин запнулся и начал так ужасно заикаться, как будто ему снова стало восемь лет. «Наверное, в восемь лет было даже лучше», — мрачно сказал себе маг.

Он сидел в углу и упрямо зубрил слово за словом, словно актёр перед спектаклем. Но актёр может спокойно учить роль, а маг постоянно снедаем страхом неудачного применения заклинания. Рейстлина очень раздражало, что Хоркин, обладая меньшей силой, мог так быстро тараторить заклятия, что юноша не всегда даже донимал их, а боевой маг при этом ни разу не ошибся.

Рейстлин угрюмо практиковался, установив собственные нормы. Он уходил в лес и там запускал «деструктивные сферы», стараясь уложиться в три секунды. Пока этот срок казался невероятным, и юному магу приходилось с тоской признавать своё поражение от выдуманного противника.

Ночами, после тяжёлого дня в поле, изготовления мазей и изучения заклинаний, Рейстлин снова недоумевал, почему он ещё не умер от своей болезни. Его состояние было прекрасным и бодрым, как никогда. Наверное, напряжение физических и умственных сил одновременно усмиряло загадочную болезнь. Кашлял Рейстлин мало, спазмы, хоть и появлялись, были совсем нетяжелыми. Даже Карамон раздражал его меньше обычного.

Каждый вечер юноша выкраивал время и подсаживался к Крысе и Карамону, ужинавшим курицей с галетами, — неожиданно для себя маг обнаружил, что даже скучает без них. Что касается Карамона, то он просто изумлялся улучшившимся характером брата, но не особо размышлял над этой переменой. В ту ночь, когда Рейстлин смог сотворить три огненные стрелы подряд с высокой скоростью, он был так весел, что Карамон начал подозревать, не хлебнул ли его брат тайком «гномьей водки»…

Поход к Безнадёжности проходил спокойно и без приключений. Штурмовой отряд, выполнявший функции разведки, подошёл к городу первым, доложив Безумному Барону, что армия короля Вильгельма Справедливого уже разбила лагерь и начала осаду.

Воздух был чёрен от копоти и дыма, повсюду раздавались дикие крики и стоны.

— Что, битва закончилась? — тревожно спросил Карамон, опасаясь, что он опоздал на самое интересное.

Сержант Немисс стояла в тени большого клёна и, морщась от дыма, вглядывалась в даль, стараясь рассмотреть хоть что-то в долине, затянутой серой пеленой. Солдаты собрались вокруг неё, стараясь не высовываться вперёд.

Немисс покачала головой:

— Нет, мы ничего не пропустили, Маджере… Тьфу, пепел так и лезет в рот! — Сержант прополоскала горло водой из фляжки, сплюнув на землю.

— А что горит, сержант? — поинтересовался Крыса, вглядываясь в чёрную метель.

— А как ты думаешь? — ответила Немисс после глотка воды. — Солдаты грабят фермеров, вот и горит… Хватают все подряд, остальное сжигают. Слышите крики? Сейчас где-то рядом убивают и насилуют женщин…

— Ублюдки! — сказал, бледнея, Карамон. Он непроизвольно облизал сухие губы, голова закружилась; на силача вдруг навалилась страшная слабость — ещё никогда прежде он не слышал криков истязаемых людей. Карамон с лязгом вытащил меч из ножен и воскликнул: — Они нам за это заплатят!

Сержант Немисс усмехнулась.

— Боюсь, не заплатят, — сухо сказала она. — Познакомься с нашими верными союзниками…

Армия барона разбила лагерь с потрясающей дисциплиной и скоростью. За этим лично наблюдал первый помощник Лэнгтри, командующий Моргон. Карамон и его отряд получил назначение охранять лагерный периметр. Возможно, опасность вылазки грозила и со стороны города, но солдаты не спускали глаз и с расположения союзников.

— Что там говорил барон? — спросил Карамон Крысу, обходящего посты с мехом воды.

Крыса обнаружил в себе ещё один талант кроме заключения сделок — он был потрясающий шпион. Это удивляло каждого, кто не догадывался о его принадлежности к расе кендеров. Он пристраивался к любой беседе, щедро делясь пустой информацией, а попутно собирая необходимую. Полукендера интересовало все, от пустых сплетен и до прогнозов погоды. Когда его спрашивали, как он умудрился научиться этому, Крыса всегда говорил, что для выгодной сделки полезно держать рот закрытым, а уши настороже. Хороший шпион всегда окажется в нужном месте в нужное время, да ещё останется незамеченным. Как ему удавалось выкидывать такие трюки, всех ставило в тупик, а Крыса не раскрывал секретов. Скоро вопросы прекратились, и друзья-солдаты просто начали пользоваться полезными сведениями.

Крыса начал рассказывать, что ему удалось подслушать, пока Карамон жадно глотал тепловатую воду:

— Сержант Немисс доложила барону, что солдаты Вильгельма жгут дома и грабят фермеров. Тогда барон ответил: «Это их страна и их люди. Они лучше знают, как разобраться с ситуацией. Город восстал, поэтому надо преподать быстрый и суровый урок, чтоб остальные города королевства не путали свободу с бенз… безнаказанностью. Что касаемо нас, мы наняты сделать свою работу, и, клянусь Богами, мы её сделаем…»

— Хм… — хмыкнул Карамон. — А что ответила сержант Немисс?

— Она сказала: «Да, милорд барон», — усмехнулся Крыса.

— Я имею в виду, после того, как вышла из шатра барона!

— Ну, Карамон, ты же знаешь, я слишком молод для таких слов… — Крыса засмеялся и, подняв тяжёлый мех, потащился к следующему посту охраны.

У Рейстлина не было свободного времени, чтобы обдумывать странности в поведении союзников. С самого прибытия армии он помогал Хоркину устанавливать шатёр боевых, магов, который был более тесной и простой копией его подземной лаборатории. Вдобавок к размещению магических ингредиентов они помогали баронскому лекарю, которого солдаты нежно называли Пиявкой. Пока ещё пустой лекарский шатёр скоро должен был заполниться первыми ранеными.

Рейстлин притащил ему несколько фляг целебной мази вместе с инструкцией по её использованию. Лекарь возился, раскладывая свои инструменты, и, не поворачивая головы, попросил обождать минуту. Рейстлин, не спеша, осмотрелся. Шатёр был просторный, с длинными рядами кроватей для раненых. Поблёскивали аккуратно разложенные пилы для отрезания конечностей и специальные ножи для изъятия наконечников стрел.

Маг снова посмотрел на кровати и внезапно увидел лежащего Карамона, бледного, с выступившими капельками пота на лице. Подбежали два здоровенных помощника лекаря и начали привязывать его к койке кожаными ремнями. Нога Карамона была сломана ниже колена, белая кость высовывалась из плоти, кровь заливала покрывало. Карамон резко, с присвистом, дышал и, не отрываясь, смотрел на него.

— Рейст! Не дай им сделать это! — Он едва говорил от боли, выплёвывая слова сквозь зубы. — Не дай им отрезать мою ногу!

— Так, теперь навалитесь на него, мальчики, — проговорил подошедший лекарь, поднимая пилу…

— Маг? С тобой все в порядке? Может, приляжешь? — пробился из тумана голос врача, трясущего Рейстлина за плечи.

Юноша бросил взгляд на пустую кровать и задрожал:

— Все в порядке, спасибо.

Кровавый туман спал с его глаз, искры, плавающие в голове, исчезли. Он стряхнул с себя руки лекаря и вышел, стараясь двигаться как можно спокойнее и увереннее. Однако, не отойдя далеко от шатра, Рейстлин втянул дымный воздух и немедленно закашлялся. Сейчас он даже обрадовался болезни, это лучше, чем недавнее видение… «Должно быть, духота сыграла со мной дурную шутку… — подумал он. — Да ещё моя излишняя впечатлительность…»

Рейстлин попробовал выкинуть все из головы, но картина мучащегося Карамона ярко стояла в памяти. Тогда он попробовал наблюдать дальше, придумывая события будущего, заставляя себя упорно глядеть до конца. Он представлял, как лекарь отрезает брату ногу и он много дней страдает с медленно заживающей раной. Наблюдал, как брата на повозке с остальными ранеными привозят обратно в баронский замок, как он начинает новую жизнь калекой… Эти жалостливые взгляды бывших друзей… Вот тогда брат понял бы, как ему тяжело.

Осознав, до чего додумался, Рейстлин задрожал ещё сильней.

— Боги! — пробормотал он. — О чём я думаю? Неужели я пал так низко? Неужели я так его ненавижу? Нет, не может быть… — Юноша подумал о пережитых ужасных мгновениях в шатре и жалко улыбнулся. — Нет, я не такой монстр… Я не могу представить его мук без сострадания, но в то же время, представляя их, я чувствую мстительную радость… Это чёрная отметина в моей душе…

— Красный! — обрушился на него голос Хоркина, неожиданный, как порыв ветра.

Рейстлин испуганно заморгал. Он так задумался, что не заметил, как дошёл до их шатра и вошёл внутрь. Хоркин воззрился на него:

— Как дела с мазями? Это то, что он хотел?

Рейстлин посмотрел вниз и увидел в побелевших ручках фляги с мазями, которые он судорожно сжимал.

— Я… Ну… Он ими доволен… Только… хочет больше… — запинаясь, ответил он и торопливо закончил: — Я сам приготовлю добавку, мастер Хоркин. Я знаю, как ты занят…

— Зачем ты эти фляги притащил назад? — проворчал Хоркин. — Во имя Луни, ты что, не мог оставить их там, а потом отнести ещё?

— Простите, мастер Хоркин, — сказал Рейстлин виновато, — я просто об этом не подумал.

Хоркин оглядел его с ног до головы:

— Твоя проблема в том. Красный, что ты много думаешь. Тебе за это не платят. Это мне платят за то, чтобы я всё время думал, а ты должен выполнять приказы не задумываясь… А сейчас прекращай думать — и дела у нас с тобой пойдут на лад.

— Да, мастер Хоркин, — с облегчением выдохнул Рейстлин. Он ощутил, как взбучка от мастера привела его в чувство, послав мучительные раздумья дрейфовать далеко-далеко, как невесомые облака пуха.

— Я закончу с припасами, а ты принимайся за мазь. — Откинув полог шатра, Хоркин хмуро поглядел на осаждённый город. — Пиявка, наверное, ждёт большого сражения, раз запасает столько лекарств… — Покачав головой, он вышел наружу.

Рейстлин, как и было приказано, сел и не раздумывая, взяв пестик, принялся толочь маргаритки.

 

3

В Безнадёжности было очень много пивных, но эта, обнаруженная Китиарой сразу по приезде в город, носила странное название «Полнолуние». Оно дополнялось изображением висельника, который с ужасной гримасой смотрел на грубо намалёванную ярко-жёлтую луну. Как вывеска относилась к названию, не знал никто, хотя выдвигались разные предположения. Наиболее популярным было мнение, что первый владелец хотел назвать её «Висельник и Луна», а заказ в итоге просто перепутали. Нынешний хозяин яростно отрицал это, хотя и не мог предложить разумного объяснения висельнику на вывеске, кроме того, что «это, мол, привлекает внимание».

Покачивание висельника на ветру действительно повергало прохожих в изумление, другой вопрос — хотелось ли им заходить в эту пивную и пробовать напитки… Таверна не была перегружена клиентами, а хозяин лишь жаловался, что это сговор остальных хозяев «выжать его», хотя мог и привирать.

Можно отметить и такой факт: оснащённая подобной вывеской, таверна «Полнолуние» находилась в старой части города, в конце кривой улочки, и ничем другим не выделялась среди окружающих зданий. Она была вдалеке от рынков, торговых улиц и гостиничных кварталов. Здание «Полнолуния» было построено из разных брёвен и разносортных досок, на улицу не выходило ни единого окна, если не считать дырки в стене рядом с дверью, которая болталась на одной петле. В общем, пивная выглядела так, словно по улицам пронеслось наводнение, ободрав и разрушив все вокруг. Согласно местной легенде, когда-то так и было.

Китиаре нравилась «Полнолуние», она искала как раз такое местечко: стоящее на отшибе, не привлекающее внимания, где можно спокойно отдохнуть, не слушая постоянных приставаний официанток «сейчас подать эль или мясо?!».

Посетители «Полнолуния» не могли пожаловаться на подобное обслуживание, в пивной вообще не было официанток. Хозяин заведения так быстро умудрялся обслуживать сам себя, что остальные клиенты могли наливать сколько душе угодно, лишь отодвигая пьяное тело. Может, кто-то думал, теперь можно напиваться бесплатно, но, попробовав отвратительное пиво, он лишний раз убеждался, что не все вещи стоит красть.

— Ты вряд ли бы нашла более мерзкое и гнилое заведение, даже если бы обшарила всю Бездну, — ворчал Иммолатус. Он осторожно сидел на самом краешке грубого стула, готовый в любой момент выдрать занозу из своего мягкого, студенистого человеческого тела. Дракон никак не мог смириться с потерей сияющей броневой чешуи. — Демон, приговорённый к вечным пыткам в огне, и тот отвернул бы нос от этой кружки, наполненной мочой лошади, умершей от почечной болезни…

— Достославный может вообще не пить! — раздражённо бросила Китиара — компаньон доводил её до белого каления. — Из-за твоей прекрасной маскировки это единственное место в городе, где мы можем говорить, чтобы нам изумлённо не дышали в затылок.

Китиара подняла треснувшую кружку, пиво медленно сочилось на стол. Она сдула пену и, рассмотрев напиток поближе, перевернула кружку. Выплеснув помои на пол, Китиара достала из сапога флягу бренди, купленную в более уважаемом месте, и сделала хороший глоток. Затем, не предлагая Иммолатусу отхлебнуть, убрала её на место.

— Ладно, достославный, — удовлетворённо выдохнула она, — ты нашёл что-нибудь? След? Намёк? Хоть запах этих яиц?

— Ничего определённого, — холодно ответил Иммолатус. — Я обыскал каждую пещеру в этих проклятых горах и могу категорически заявить, что здесь нет никаких яиц драконов…

— Каждую пещеру? — скептически пожала плечами Китиара

— Все, которые я смог найти, — уточнил Иммолатус, глядя, как помрачнела воительница.

— Ты же знаешь, как наша миссия важна для Её Величества.

— Яйца не спрятаны ни в одной из пещер, в которых я побывал, — упрямо сказал Иммолатус.

— Такова информация Королевы Такхизис… — начала Китиара.

— И она точна. Яйца металлических драконов скрыты в горах, и я их ощущаю. Но вот как получить доступ к ним — загадка! Вход в пещеру скрыт необычайно умно и хитро.

— Прекрасно. И где он, по-твоему?

— Здесь, — сказал Иммолатус, — прямо в городе.

— Уг-х… — подавилась Китиара. — Я признаю, что ничего не знаю о металлических драконах, но слабо представляю себе их откладывающими яйца посреди городской площади…

— Ты действительно ничего о них не знаешь, — ответил Иммолатус. — Прежде всего, должен напомнить тебе, слизняку, — этот город очень древний, он был здесь, ещё до того, как Хума проклятый испоганил Кринн. Эти места были ещё тогда, когда драконы — все драконы, цветные и металлические, — были вместе и уважали друг друга. Хотя и побаивались… Возможно, я даже пролетал над этой твердью в юности… — Дракон устремил взор в пространство, словно в далёкое прошлое. — Может, хотел напасть, а присутствие металлических меня остановило… Это всё объясняет…

Китиара забарабанила пальцами по столу:

— Так что ты имеешь в виду, достославный? Золотые драконы сидели на крышах, как аисты? А серебряные кудахтали в клетках?

Иммолатус вскочил, полыхая взглядом:

— Ты будешь учиться слушать меня с уважением, даже когда я говорю о врагах!

— Достославный! — Китиара посмотрела на него снизу вверх, но её рука уже лежала на эфесе меча. — Армии Лорда Ариакаса окружили этот город, командующий Холос готовится атаковать. Не знаю когда, но думаю, это будет скоро, я видела тот бардак, который местные называют обороноспособностью. Шансов у горожан нет. И поверь, лучше нам покинуть Безнадёжность, пока сюда не ворвались войска Ариакаса.

— Яйца под горами, — наморщил длинный нос дракон, — я их действительно ощущаю, словно зуд под чешуёй. Только не могу понять, где именно зудит… Но как только я покидаю город, зуд пропадает, возвращаюсь — усиливается. — Он начал неосознанно почёсывать тыльную сторону ладони. — Они где-то рядом… И я найду их.

Китиара вонзила ногти в ладонь, пережидая вспышку ярости. Он потратил столько времени, рассуждая, как тупой кендер, о зуде под кожей! Сейчас дорога каждая минута, а от дракона никакой помощи. «Не имеешь идей, тогда отойди» — как сказал один гном, засовывая голову под пресс своей новой паровой виноградной давилки. Немного успокоившись и загнав гнев куда-то в область живота, Китиара улыбнулась и пробормотала:

— Как скажешь, достославный. И что теперь?

Они были единственными посетителями пивной. Хозяин, установивший сегодня рекорд и отрубившийся раньше ужина, теперь храпел, рухнув верхней половиной тела на стойку, но не выпуская кружки из пальцев. Тусклый солнечный луч робко падал сквозь щель в одной из досок, словно ему было страшно забираться дальше.

— У нас в запасе день или два, — продолжала Китиара, — а затем мы должны выбраться — до первого штурма.

Иммолатус подошёл к стойке, хмуро наблюдая, как струйка пива из неплотно прикрытой бочки льётся вниз, образуя на грязном полу маленькое озерцо.

— Где старейшая часть этого города, слизняк?

Китиару страшно утомило это надменное обращение дракона. Она решила, что в следующий раз она забьёт эти слова ему обратно в горло.

— За кого ты меня принимаешь, достославный? За чернильную душу из Великой Библиотеки? Откуда я знаю?

— Ты пробыла здесь уже достаточно долго, — заявил дракон. — Такие вещи быстро бросаются в глаза.

— И что с того, ты, высокомерный… — Остаток цветистых эпитетов Китиара проглотила вместе с отличным глотком бренди. Но на этот раз она не стала прятать фляжку в сапог, а открыто поставила на стол.

Иммолатус, обладавший великолепным слухом, только улыбнулся про себя. Он намотал на кулак длинные сальные волосы бармена и поднял его.

— Слизняк! Проснись! — Дракон несколько раз приложил бармена о стойку. — Слушай внимательно, у меня к тебе есть вопрос!

Он повторил операцию, и хозяин пивной, застонав, приоткрыл налитые кровью глаза:

— А? Что?…

— Где самые старые дома в городе? — (Лоб хозяина с треском впечатался в стойку.) — Где они расположены?

Новый удар и треск. Хозяин искоса пытался разглядеть Иммолатуса, пребывая в пьяном замешательстве.

— Пожалуйста, не ори! О Боги… Моя голова сейчас лопнет! — взмолился он. — Самые старые дома… дома… Они расположены… на западной стороне! Около старого Храма!

— Храм! — взревел Иммолатус. — Что за Храм? Какому Богу?!

— Нуоткудаямогузнать… — не давая себе труда говорить членораздельно, пробубнил хозяин.

— Какой красавец, — сказал дракой и снова задрал голову своей жертвы.

— Что ты собираешься делать? — Китиара уже была рядом.

— Облегчить ему похмелье, — произнёс Иммолатус и одним движением свернул хозяину шею.

— Ну, просто блестяще! — рассердилась Китиара. — И как мы узнаем теперь от него ещё что-нибудь?

— Мне он больше не нужен. — Дракон направился к двери.

— А с телом что делать? — спросила Китиара. — Нас могли видеть, ещё не хватало обвинений в убийстве.

— Пусть валяется, — махнул рукой дракон, посмотрев на хозяина, свисающего со своей стойки. — Никто и не заметит, что он сдох.

— Ну, Ариакас, после всего с тебя причитается, — пробормотала Китиара, выходя вслед за Иммолатусом. — И пустяком ты не отделаешься, по крайней мере, сделаешь меня командующим полком.

 

4

Улицы становились всё более узкими и кривыми — Китиара с драконом добрались до самой старой части Безнадёжности. Большинство первоначальных построек давно разрушились, но на их месте сейчас стояли склады, зернохранилища и амбары, сложенные из тех же камней. Днём здесь ещё появлялись хозяева и торговцы, а ночью правили паразиты всех мастей, от четвероногих до двуногих. Иногда в припадке рвения лорд-мэр вызывал к себе шерифа и требовал очистить старые кварталы от отребья. Шериф кивал и устраивал очередную облаву, на время которой обитатели трущоб разбегались по соседним районам.

С началом войны и противостояния большинство из них первыми сбежали из города, ища более безопасное местожительство. Поскольку склады тоже простаивали с тех самых пор, то и купцы перестали появляться здесь. Вся старая часть казалась пустой и заброшенной, но Китиара все равно ни на минуту не расслаблялась. Она понятия не имела, что здесь ищет Иммолатус, разве что драконы хранили свои яйца в амбарах.

День клонился к вечеру, солнце едва пробивалось сквозь дым сожжённой долины, заволокший все небо. Тени гор наползали на Безнадёжность, принося раннюю тьму. Иммолатус неожиданно скомандовал остановку, но только потому, что, по мнению Китиары, они прошли всю улицу до конца. Впереди дорогу преграждала огромная гранитная глыба, выступавшая из завала камней. Дракон казался очень довольным собой, он улыбался и бормотал:

— Ну да… все, как я и ожидал…

Поравнявшись с Иммолатусом, Китиара поняла, что ошиблась: на самом деле в углу под грудой камней темнел проход, удерживаемый двумя железными столбами. Заглянув в него, воительница увидела лестницу, внутренний двор и здание невдалеке. На столбах покачивались остатки старых ворот, в прежние времена, несомненно, крепко запертых.

— Что это за место? — поинтересовалась она кислым тоном.

— Храм. Храм Богов или, я бы сказал, одного Бога. — Иммолатус обжёг здание ненавидящим взглядом.

— Ты уверен? — с сомнением переспросила Китиара, которой на ум сразу пришёл Храм Луэркхизис. — Он такой маленький и… неказистый.

— Какой Бог, такой и Храм, — издевательски рассмеялся Иммолатус.

Храм действительно был маленьким. В ширину Китиара не насчитала бы и тридцати шагов, к небольшому входу вели три широкие ступени, упиравшиеся в шесть стройных колонн. Наружу выходило всего два окна, смотревшие на двор с потрескавшимися каменными плитами. Повсюду пробивалась сорная трава, виноградные лозы оплетали стены. Кое-где на дворе росли кусты роз, ловя белыми бутонами последние лучи солнца.

Сладкий запах цветов заполнял все вокруг, и дракон недовольно сморщился и закашлялся, закрыв лицо рукавом. Гранитное здание Храма снаружи когда-то украшали мраморные плиты. Сейчас большинство из них были выломаны и увезены, но несколько, с глубокими прожилками, оставались на своих местах. Двери, отлитые из золота, смутно желтели в сумраке. Когда-то плиты были украшены затейливой резьбой и изображениями, но теперь они носили следы долота и молотов, навсегда стёрших с них символы Божества.

— А достославный знает, какому Богу поклонялись здесь? — спросила Китиара. — Я не вижу никаких знаков или надписей, чтобы это понять.

— Я знаю…— прошелестел Иммолатус.

Китиара, пригнувшись, прошла в ворота, чтобы рассмотреть здание получше. Двери Храма были исцарапаны и покрыты множеством вмятин — воительница удивилась, как за всё это время никто не снял их, чтобы переплавить. В нынешние времена золото стоило во много раз дешевле стали, но, если двери сделаны из цельного куска, за них можно выручить приличную сумму. Она мысленно сделала себе пометку сообщить командующему Холосу о найденном Храме.

Заглянув в полуоткрытые двери, Китиара испытала странное чувство, словно некий голос изнутри поприветствовал её и пригласил войти. Это было странно. Голос будто хотел отнять у неё что-то нужное — и ей это чувство категорически не понравилось. Наверняка Храм посетило уже немало воров, может, они и сейчас там…

— Как его звали, достославный? — спросила Китиара.

Дракон открыл было рот, чтобы ответить, но потом захлопнул его.

— Я не буду пачкать себя, произнося это имя.

Воительница презрительно улыбнулась:

— Можно подумать, ты его боишься. Бога, которого уже все давно забыли.

— Ты его недооцениваешь! — прорычал Иммолатус. — Его зовут Трусливый Паладайн. Вот, я сказал это и теперь проклинаю его имя!

Облако дыма вылетело изо рта дракона, сноп огня сжёг пыльную траву. Китиара взмолилась небесам, чтобы никто не увидел их сейчас. Красные Мантии, даже самые великие из них, не слыли мастерами выдыхания пламени.

— Никогда о таком не слышала, — лениво бросила Китиара.

— Это потому, что ты — слизняк!

Рука Китиары судорожно сжалась на рукояти меча. «Может, наглец и был драконом, но сейчас он находится в человеческом облике. Чтобы сбросить личину, дракону наверняка необходима пара мгновений, а за это время его вполне можно укоротить на голову… — обдумывала тактику Китиара, но тут же одёрнула себя. — Успокойся, Кит, — приказала она себе, — вспомни, какого труда стоило найти тварь и притащить сюда. Не дай ему спровоцировать себя. Он хочет выместить злобу, и ты не должна обвинять его, место действительно странное».

Она посмотрела на Храм с нарастающим раздражением. От него веяло миром и спокойствием, это был факт, бесивший Китиару. Она не была расположена задумываться о сложностях жизни, проблем хватало и без раздумий. Внезапно она вспомнила Таниса… «Ему бы это место понравилось, — подумала она презрительно, — Он был бы счастлив, уселся бы на ступени, смотрел в звёздное небо, задавая глупые вопросы. Какой в них толк?! Почему смерть приходит к людям? Что творится с человеком после смерти? Почему люди страдают? Зачем в мире зло? Почему Боги забыли про них?» — мысленно передразнила она полуэльфа.

Китиара была уверена, что мир живёт, потому что живёт. Отхвати себе кусок получше, защити его, а потом отдыхай. А все эти паучьи хитросплетения, как называла воительница бесконечные вопросы Таниса, ни к чему. Его образ, так некстати пришедший на ум, ещё больше разозлил Китиару.

— Хватит терять время! — резко бросила она. — Давай убираться, пока Холос не начал обстрел города огненными стрелами.

— Нет! — отрезал Иммолатус, сверля Храм взглядом и покусывая губы. — Яйца — там. Они внутри.

— Ты издеваешься? — недоверчиво воззрилась на него Китиара. — Насколько большие эти золотые драконы? Они не меньше, чем ты?

— Возможно, — презрительно бросил Иммолатус. Он поднял голову, сверля взглядом дымный закат. — Я никогда не уделял им много внимания.

— Хе-хе, — усмехнулась Китиара, — и ты думаешь, существо таких размеров могло втиснуться сюда? — Она ткнула пальцем в двери, — А потом ещё и отложить яйца внутри? — Её терпение лопнуло. Меч сам прыгнул в руку. — Я думаю, вы все считаете меня дурой! И ты, и Лорд Ариакас, и Королева Такхизис! Пора мне завязывать с вашей компанией! — Она отступила в проход, ведущий на улицу.

— Если бы та горошина, которую вы, люди, называете мозгом, не так сильно грохотала внутри твоего черепа, ты могла бы все понять сама, — спокойно сказал Иммолатус. — Яйца были отложены в горах, затем драконий вход надёжно замаскировали. Был второй проход, ведущий в пещеру отсюда, а Храм выполнял роль сторожевого поста. Эти глупцы воображали, что он их защитит от нас. Может, раньше там оставались жрецы, да только все давно сбежали, и теперь яйца никто не охраняет. Никто.

Рассуждения дракона были очень логичными. Покорно вернувшись во двор, Китиара постаралась незаметно вложить меч в ножны, надеясь, что Иммолатус не заметит этого.

— Отлично милорд, вперёд, — сказала она. — Ты входишь в Храм, опознаешь их, считаешь и так далее. Я останусь здесь и буду охранять.

— Напротив, — усмехнулся Иммолатус, — Именно ты пойдёшь туда и будешь искать яйца. Там должен быть скрытый туннель, ведущий глубоко в горы. Пойдёшь по нему и найдёшь вход в пещеру. И только потом вернёшься ко мне и доложишь.

— Это не моё дело — искать яйца, достославный, — мрачно произнесла Китиара. — Я даже не знаю, на что они похожи, кроме того, я их не ощущаю и у меня нет от них «зуда». Это твоё задание, данное тебе Королевой Такхизис.

— Её Величество не предполагала, что вход может охраняться Храмом Паладайна, — Иммолатус осмотрел здание, затем снова перевёл рубиновый взгляд на Китиару, — Я не смогу пройти туда, не смогу даже войти внутрь.

— Достославный, ты сможешь! — подбодрила его воительница.

— Нет. Исключено, — пробормотал Иммолатус. Он скрестил руки на груди и обнял себя за плечи. — Он мне не позволит… — плаксивым тоном, словно ребёнок, исключённый из игры, закончил дракон.

— Да кто не позволит?

— Паладайн.

— Паладайн? Старый Бог? — поразилась Китиара. — Мне показалось, ты сказал, что он давно исчез…

— Я тоже так думал, — проронил Иммолатус. — Такхизис уверила меня в этом. — Дракон выдохнул робкий язычок огня. — Но теперь я уже не так уверен. Королева не первый раз обманывает меня. — Он злобно прищёлкнул зубами. — Но я точно уверен, что не могу войти внутрь, иначе Бог уничтожит меня.

— Ну да, а меня он осыплет розами! — взвилась Китиара.

— Ты простой человек. Вас много, он ничего не знает о тебе лично. Я уверен, ты сможешь проскочить в безопасности. А если там и будет что-то серьёзное, то с ним можно справиться с помощью меча, я видел, как ты с ним управляешься. — Иммолатус усмехнулся её секундному замешательству. — И теперь, Ут-Матар, не мешкай. Найдёшь меня в лагере командующего Холоса. Помни главное: найдёшь зал, где лежат яйца, и проход в горах. Пометишь все здесь. — Он протянул ей маленькую книжку в кожаном переплёте. Дракон Иммолатус запахнул полы мантии и двинулся к выходу. — Не вздумай задерживаться, от этого гнилого города у меня уже несварение желудка, — бросил он через плечо.

Китиара некоторое время представляла, как удивился бы дракон, когда у него из груди вдруг вырос бы кончик её кинжала. Это было так соблазнительно, что даже сводило скулы. Потом Китиара ещё долго стояла на пустынном дворе, не в силах отказаться от своего видения. В голове вихрем проносились разные мысли. Убежать, забыть Иммолатуса и задание. Послать в Бездну Ариакаса с его армиями. Она преуспеет и без них, ей никто не нужен…

Боль в руке, до судорог сжавшей меч, вернула её к действительности. Она могла не подниматься на городские стены, чтобы видеть походные костры армии, которые горели, как звезды в небе. И эта армия была лишь частичкой силы Ариакаса. Он будет править всем Ансалоном, и она твёрдо намерена быть рядом с ним. А может, она будет править… Кто знает… Этих целей нельзя добиться, просто продавая меч налево и направо. Поэтому Бог там или не Бог, а она должна войти в этот мерзкий Храм, такой приветливый и вызывающий такое сильное опасение.

— Ерунда! — громко сказала Китиара и быстро пересекла двор, поднявшись по ступеням. Перед золотыми дверями она задержалась, страх внутри её рос с каждым шагом. Она вгляделась во тьму перед собой, наблюдая и прислушиваясь. Если воры и прячутся там, они совсем не должны иметь нервов.

Но что-то там точно было… Сила, отпугнувшая красного дракона — одного из самых могучих существ на Кринне. Воительница ничего не видела, но это не значило, что внутри Храма никого нет. Самая глубокая ночь не была так темна, как проход перед Китиарой. «Возможно, даже сердце Тёмной Королевы приятнее для глаз», — подумала она.

Китиара выругала себя, что не позаботилась о факелах, и вздрогнула — внезапно со всех сторон вспыхнул серебряный свет, ослепляя её. Дрожащей рукой выхватив меч, она приготовилась защищаться, хотя в голове бились паникующие голоса, призывающие бросить все и бежать. «Бежать, как и дракон, ведь он исчез первым. Такое смертоносное создание, намного сильнее меня… — стучало у Китары в висках. — Почему я должна идти туда, куда побоялся пойти Иммолатус? Он не мой командир и не может приказывать мне. Вернусь к Ариакасу и свалю всю вину на дракона, милорд поймёт — это ошибка древней твари…»

Китиара стояла в дверях, раздираемая на части колебаниями и презирая себя за это. Никогда ещё она так трусливо не искала оправдания своим поступкам. Но если сейчас она уйдёт, каждый день до смерти её будет жечь эта минута и позорное бегство. Она не сможет так жить, лучше покончить с этим прямо сейчас.

Сжав меч в руке, Китиара сделала первый шаг в серебряный свет. Невидимый тонкий барьер натянулся поперёк груди воительницы, словно она упёрлась в тысячи паутинок, каждая из них была выкована из стали. Она налегла на них изо всех сил, но дорога была перекрыта. Китиара не могла продвинуться и на локоть вперёд. Внезапно из глубины зала раздался низкий и властный голос:

— Добро пожаловать, друг, входи. Но сначала убери своё оружие, в пределах этих стен святость мира.

Китиара билась о барьер, тяжело и с натугой дыша. Меч дрожал в её руке, но сеть не пускала. Поддавшись порыву, Китиара в гневе рубанула мечом невидимую паутину.

— Я предупреждаю тебя, — произнёс голос, но не угрожающе, а с состраданием, — если ты войдёшь в это святое место с целью насилия, то ступишь на дорогу, ведущую вниз, к полному разрушению. Отбрось оружие и войди с миром, тебе будут рады.

— Ты меня за идиотку держишь? — заорала Китиара, стараясь разглядеть говорившего с ней против яркого света. — Чтобы я бросила единственное средство защиты?!

— Тебе нечего бояться внутри Храма, за исключением того, что ты сама пронесёшь внутрь, — ответил голос.

— Вот тогда я пронесу с собой меч! — заявила Китиара, делая решительный шаг вперёд.

Паутина стремительно сжалась вокруг неё, словно собираясь задушить, но воительница не уступала.

Давление растаяло так внезапно, что она не удержалась и грохнулась вперёд, влетев в Храм. Перекатившись, как кошка, Китиара вскочила на ноги, держа меч перед собой, готовая к любому нападению, и быстро осмотрелась, но вокруг было пусто. Серебряный свет, который так ослепил её снаружи, внутри был мягок и нежен.

Он ясно освещал каждую пядь пола, но Китиара предпочла бы ему тьму. У света не было источника, казалось, что светятся сами стены. Главная зала была прямоугольной формы, ничем не украшена и абсолютно пуста. Никаких алтарей, статуй Божеств, жаровен для благовоний или столов со стульями. Никакой колонны, в тени которой может притаиться убийца.

Ничего не было скрыто в этом серебристо-белом свете, Китиара могла видеть все. У восточной стены, со стороны гор, в зале была сделана большая серебряная дверь. Иммолатус был прав, проклиная этого Бога. Дверь наверняка ведёт к подгорным пещерам, но как её открыть — непонятно. Китиара поискала взглядом замок или задвижку, но ничего не обнаружила — у двери не было даже ручки.

«Способ должен быть, его надо только найти, — подумала она. — Но сначала надо разобраться здесь». Китиара совершенно не хотела оставлять неизвестного врага позади себя.

— Где ты? — позвала она. Ей пришло в голову, что враг мог убежать за эту самую серебряную дверь. — Вылезай, трус! Покажи себя!

— Я стою около тебя, — произнёс грустный голос. — Если ты не видишь меня, то только потому, что слепа. Отбрось меч — и увидишь мою протянутую руку.

— Угу, с кинжалом в ней, — презрительно бросила Китара. — Готовую убить меня, как только я разоружусь.

— Я повторяю, друг, все зло здесь только то, что пришло с тобой. Только предатель боится предательства.

Утомившись беседовать с воздухом, Китиара сделала выпад на слух, собираясь поразить невидимку в живот и намотать его кишки на лезвие. Клинок рассёк пустоту, но внезапно дикая боль пронизала её руку, словно в меч ударила молния, ладонь и пальцы вспыхнули невидимым огнём. Шатаясь, воительница перехватила меч другой рукой, едва не уронив его на пол.

— Что ты сделал со мной?! — закричала она в гневе. — Что это за проклятая магия?!

— Я не сделал ничего тебе, друг, — проговорил голос. — Боль, которую ты чувствуешь, причинила себе ты сама.

— Это какое-то заклинание! Трусливый колдунишка! Покажись и сражайся!

Китиара в ярости обрушила в воздух град ударов. Боль в руках превратилась в лесной пожар, сжигающий все на своём пути. Рукоять меча нагрелась докрасна, будто вытащенная только что из горна кузнеца; Китиара не могла её удержать. С криком она отбросила меч, прижав обожжённую руку к груди.

— Я же предупреждал тебя, друг… — Голос стал ещё печальнее. — Ты сделала первые шаги вниз… Отступись сейчас — и ты ещё сможешь избежать своей судьбы.

— Я не твой друг! — прошипела сквозь зубы Китиара, кривясь от страшной сжигающей боли. Красный вздувшийся ожог в форме рукояти меча пламенел у неё на ладони. — Хорошо, маг, я бросила меч. Позволь мне увидеть тебя!

Он стоял рядом. Не маг, как она ожидала, а рыцарь в серебряной броне. Доспехи были старыми и вышедшими из военной моды — тяжёлая броня времён Катаклизма. Шлем не имел шарнирного забрала, как сейчас, а прикрывал только подбородок и переднюю часть шеи. Под доспехами виднелся камзол белой ткани, с вышитым на нём зимородком, который нёс в одной лапе меч, в другой — розу. Сам рыцарь мерцал и был почти прозрачен.

Сердце Китиары на миг ушло в пятки. Теперь она знала, почему Иммолатус не вошёл внутрь. «Конечно, ты справишься, Китиара, только Храм охраняется мёртвыми! Никогда не верила в призраки, — произнесла она про себя, — но в драконов я раньше тоже не верила… Вот повезло, так повезло».

Она могла броситься наутёк и, вероятно, должна была так поступить, вот только ноги слишком дрожали, чтоб сделать хоть шаг. «Возьми себя в руки, Кит! — скомандовала она себе. — Это просто призрак мужчины. Он давно умер, а был Соламнийским Рыцарем. Они так перемазываются в чести за свою жизнь, что после смерти едва ли творят зло. Не думаю, что загробный мир смог изменить его…»

Китиара попробовала разглядеть глаза рыцаря, ведь они часто выдают намерения атакующего, но они были скрыты в тени шлема. Голос соламнийца был немолодой, но и не старый. С усилием улыбнувшись, воительница огляделась и заметила, куда отлетел её меч: «Я могу биться и другой рукой, если возникнет необходимость… Надо только быстро наклониться… Перекат — и оружие снова у меня…»

— Рыцарь! — выдохнула она с притворным вздохом облегчения. Будь она проклята, если позволит тому догадаться, что испугалась. — Рада тебя видеть.

Она сделала шаг ему навстречу и одновременно к лежащему мечу.

— Слушай меня, сэр рыцарь, тут надо быть осторожным! В этом месте есть большое зло…

— Действительно есть, — ответил рыцарь. Он стоял не двигаясь, спокойно и тихо. Его внимательный и настойчивый взгляд смущал Китиару.

— Хотя, возможно, и ушло на какое-то время, — продолжила та, соблазнительно улыбаясь и обжигая его глазами. Она быстро осваивалась — если бы призрак хотел навредить, он бы это уже сделал. — Наверное, ты его спугнул, но оно вернётся. Когда зло вернётся, мы вместе встретим его, я и ты, только мне нужен мой меч… Тогда я буду сражаться рядом…

— Я буду биться вместе с тобой, — просто произнёс рыцарь, — но меч тебе не нужен.

— Проклятье! Ты…— Китиара быстро захлопнула рот, чтобы не дать сорваться опрометчивым словам. Ей надо было отвлечь духа на несколько секунд, чтоб завладеть мечом. — А что ты делаешь здесь, сэр рыцарь? — снова улыбнувшись, спросила она. — Я удивлена, что ты в этот час не на стенах, не защищаешь город от захватчиков…

— Каждый из нас призван, чтобы бороться с Тьмой своим способом. Храм Паладайна — это мои стены, — торжественно ответил рыцарь. — Я здесь стою уже двести лет и не оставлю их.

— Двести лет! — Китиара пробовала рассмеяться, но закашлялась, когда смех застрял у неё в горле. — Это, наверное, долго в таком пустынном месте. Или кто-то помогает тебе?

— Никто не оказывает помощи моему дозору, — тихо ответил рыцарь. — Я всегда один.

— Я так понимаю, ты обречён на наказание, — довольно произнесла Китиара, радуясь, что в Храме только один призрак. — А как твоё имя, сэр рыцарь? Возможно, я знаю твой род, мой отец…— Она собиралась сказать, что её отец был Рыцарем Соламнии, но передумала. Была вероятность того, что рыцарь может не только знать её отца, но и его печальную историю. — Мои предки жили в Соламнии, — исправилась она.

— Я Найджел Динсмур, — произнёс рыцарь.

— Китиара Ут-Матар. — Она протянула руку и, не глядя, потянулась за лежащим мечом. Пальцы упёрлись в пустой пол, клинка не было. Потрясённая, она уставилась на то место, где только что лежало её оружие. Несколько раз проведя ладонью по пыльной плите, Китиара поняла, как глупо и нелепо выглядит со стороны. — Где моё оружие? — вскочила она на ноги. — Что ты с ним сделал? Я отдала за него неплохие деньги! Верни его немедленно!

— Твой меч в безопасности, — проговорил призрачный Динсмур. — Когда ты выйдешь из Храма, найдёшь его рядом…

— Да ведь любой воришка уже сто раз украдёт его! — Китиара растеряла весь страх от гнева.

— Ни один вор не коснётся его, я обещаю, — проговорил сэр Найджел. — Там же ты найдёшь и свой нож, который был спрятан в сапоге.

— Ты не Рыцарь! — закричала Китиара, закипая. — По крайней мере, не Истинный Рыцарь! Соламниец, мёртвый или живой, никогда не прибегнул бы к такому мошенничеству.

— Я изъял оружие для твоей собственной безопасности, — проговорил Динсмур. — Ты собиралась продолжать использовать его, а тем самым могла нанести себе огромный вред, ничего не добившись.

Расстроенная и беспомощная, Китиара свирепо смотрела на раздражающий призрак. Она знала мало мужчин, способных вынести её гнев, и ещё меньше — способных вынести соблазнительный жар её глаз. Танис был одним из немногих, но даже он вышел из этого пожара опалённым. Сэр Найджел оставался непоколебим, на него не действовало ни первое, ни второе. Раз так, стоит попробовать применить к нему хитрость и обаяние… Два не менее смертельных оружия.

Воительница прошлась по комнате, повернувшись к призраку спиной, словно разглядывая помещение, приводя в порядок мысли и стараясь придать лицу милое выражение.

— Ну, сэр Найджел, — начала она покорным, сладким голосом, — все мы немного погорячились и теперь находимся в неприятном положении. Я несколько раз бросалась на тебя, но только потому, что мне не были понятны твои цели. А кроме того, я выхватила меч, когда ужасно испугалась! Не каждый день рядом с собой видишь призраков… Да и в этом месте есть что-то ужасное… — Китиара произнесла это с большей искренностью и дрожью, чем хотела. — Каждую минуту я борюсь с собой, чтобы не убежать. — Она понизила голос и приблизилась к духу. — Но мне кажется, я знаю, почему ты находишься здесь. Могу предположить, ты охраняешь сокровища, и тогда всё становится на свои места.

— Это правда, — сказал сэр Найджел, — я здесь на страже сокровищ.

Как все просто. Китиара была поражена, что дух ответил честно, и слегка разозлилась, что не догадалась спросить призрака сразу. Иммолатус упомянул стражу, но был уверен, что жрецов здесь нет…

— Так они оставили тебя здесь в одиночестве, — сочувственно вздохнула она и призадумалась. — Твоя храбрость почётна, но безрассудна, сэр рыцарь. Я слышала рассказы о командующем вражескими силами, окружившими город, — Холос грубый и безжалостный человек. Говорят, он полугоблин и может унюхать маленькую стальную монетку за запертыми дверями. Под его началом две тысячи человек, и когда они доберутся сюда, то просто разнесут Храм по камешку. Никто, живой или мёртвый, не сможет остановить их…

— Если эти люди так жестоки, как ты говоришь, они никогда не найдут сокровище, которое я охраняю, — сказал Динсмур, а Китиаре показалось, что он улыбнулся.

— Держу пари, что я найду! — заявила она, подняв бровь. — Бьюсь об заклад, место не настолько надёжное, как ты думаешь. Дай мне взглянуть, а если я его найду, можешь подыскать для сокровища более секретное место.

— Искать могут все, — проговорил сэр Найджел, — В мою задачу не входит останавливать кого бы то ни было.

— Так ты дашь мне посмотреть на сокровище или нет? — потребовала Китиара от призрака прямого ответа, — И что делать, если я всё же найду его?

— Это полностью зависит от тебя, друг, — ответил Динсмур. Он протянул руку и указал на серебряную дверь. Таинственный свет играл на его панцире, отражаясь бликами на кольчуге.

— Мне нужен факел, — сказала Китиара.

— Все, кто ступает внутрь, несут свой свет внутри себя, — ответил призрак. — Если только они не полностью потеряны…

— Ты тут единственный, кто «потерян», — рассмеялась Китиара. — Не обижайся, рыцарь, это шутка.

Она вспомнила Стурма Светлого Меча — призрак был такой же легковерный, как и он, и у обоих полностью отсутствовало чувство юмора… Она никак не могла поверить, что он купился на примитивный трюк с сокровищами.

— Я так понимаю, ты будешь здесь до самого моего возвращения?

— Я всегда здесь… — ответил дух.

Китиара подошла к серебряным дверям и толкнула их на пробу, ожидая сопротивления. К её удивлению, двери распахнулись легко и бесшумно. Свет тёк из зала, где она стояла, нежно омывал её и освещал коридор впереди, который был выложен белоснежным мрамором и уходил глубоко в гору. Китиара осмотрела стены на предмет надёжности, прислушалась и втянула воздух — все тихо, даже шелеста крыльев летучих мышей не слышно, посторонних запахов тоже никаких, если не считать тонкого аромата увядших роз, витающего в воздухе.

Она не видела ничего, кроме белых стен и серебряного света. Воительницу снова охватил страх, подобный тому, что она испытала на ступенях Храма, только на этот раз он был сильней. Она чувствовала себя незащищённой, в любой момент враг мог ударить в спину. Китиара развернулась на пятках, вскидывая руки для обороны от невидимого противника.

Никого. Сэр Найджел исчез. Храм был абсолютно пуст.

Китиара должна была испытывать облегчение, но она всё ещё стояла на пороге, дрожа и боясь ступить внутрь.

— Китиара, ты трусливая баба! Я стыжусь тебя! Всё, что ты хочешь, все, чего ты так долго добивалась, лежит перед тобой! Вернись с удачей — и Лорд Ариакас осыплет тебя милостями. Оступись — и станешь никем… — горячо шептала она себе.

Китиара шагнула во тьму.

Серебряные двери мягко повернулись и захлопнулись за ней с лёгким шорохом.

 

5

Основные силы Безумного Барона прибыли под стены Безнадёжности на следующее утро после армии командующего Холоса. Дым все ещё курился над тлеющими полями, разъедая глаза и затрудняя дыхание. Командиры немедленно отдали приказы разбивать лагерь, рыть ров, устанавливать палатки и разгружать фургоны. Командующий Моргон, великолепный в своей парадной броне, лично объезжал лагерь, наблюдая за работами. Его лошадь недавно вычистили, смыв пыль дорог, и он готовился отправиться в лагерь союзников короля Вильгельма Справедливого. Вернулся оттуда Моргон через час.

Солдаты прекратили работать, ожидая от командующего нескольких слов о полках, расположившихся рядом, но он проскакал мимо и скрылся в шатре барона. Служившие с ним долго отметили — командир зол и мрачен. Крыса, крутившийся вокруг и делавший вид, что собирает дикий лук, изо всех сил прислушивался к разговору внутри. Голос у Моргона был низкий, кроме того, он имел привычку ронять слова в бороду, и Крысе было не разобрать доклад командующего. Большую пользу он извлёк бы из ответов барона, но Лэнгтри говорил лишь «да» или «нет» и в самом конце — «спасибо, командующий, передайте всем командирам сбор на закате».

В тот момент один из телохранителей барона наткнулся на полукендера, согнувшегося среди сорняков, и спугнул его. Крыса вернулся к своим палаткам с пустыми ушами, если можно так выразиться, и провонявший луком.

Под вечер весь лагерь мог наблюдать, как Безумный Барон в окружении свиты лично направился с визитом к союзникам. Сержанты мгновенно подняли шум, заставляя всех вернуться к работе, а не стоять столбами, раскрыв рты.

Карамон и штурмовой отряд заняли позиции примерно в полумиле от городских стен, продолжая линию укреплений, установленную чужими солдатами. Кольцо осады замкнулось, теперь никто не мог войти в Безнадёжность или выйти из этого города.

Сопровождаемый тремя командирами и десятком телохранителей, Лэнгтри лично осмотрел передний край будущего сражения. Он, не спеша, ехал позади линии пикетов, стараясь никого не выделять из толпы. Пословица «Никогда не давай информацию противнику бесплатно, пусть заплатит за каждую крошку» была одной из любимых барона. Лэнгтри был уверен, что за ним со стены внимательно наблюдают, и не хотел, чтобы вражеский командир догадался, что осаждающая армия состоит из двух частей. Если кто-то в городе поймёт, что его отряды всего лишь «наняты в помощь», осаждённые смогут использовать это в собственных интересах.

Осмотрев своих людей. Безумный Барон двинулся к линиям союзников. Завидев его, первый из часовых вскочил на ноги, отсалютовав поднятым вверх кулаком. Цепочка воинов стояла через каждые пятьдесят ярдов, и все они чётко приветствовали барона и его свиту, проезжавшую мимо. Солдаты были одеты в полную броню и обмундирование, отмеченное знаками государства короля Вильгельма Справедливого, доспехи поблёскивали полировкой в туманных сумерках. У каждого из часовых на боку висел маленький охотничий рожок, новшество, заинтересовавшее барона.

— Отлично вымуштрованы, — одобрительно кивнул он, — это я уважаю. Щиты так начищены, что с них, пожалуй, можно есть, а, Моргон? — Барон ткнул в бок командующего, едущего по правую руку. — И с рожками толково придумано, случись тревога, ими можно целую деревню на ноги поднять, не то, что криком… Взять на вооружение.

— Слушаюсь, барон, — кивнул Моргон.

— И все заняты, никто не бездельничает, — продолжил Лэнгтри, указывая на земляные валы, быстро поднимающиеся вокруг лагеря союзников, — посмотри, как работают!

— Вижу, барон, — мрачно произнёс Моргон. Куда бы он ни посмотрел, везде кипела работа, никто не передвигался шагом, только бегом или рысцой. Солдаты тащили бревна из леса, начинали строить осадные башни и лестницы, кузнец с подмастерьями уже установили передвижную кузню и вовсю грохотали молотами. Запах жареного мяса разносился над лагерем.

Барон с солдатами жил на сухарях и солёной свинине, поэтому их рты сразу наполнились голодной слюной. Палатки солдат были установлены ровными рядами, так чтобы каждая из них овевалась нежным вечерним ветерком, оружие аккуратными пирамидами стояло неподалёку. Лэнгтри не скупился на похвалы.

— Ты только посмотри туда, Моргон! — указывал он на строй солдат, закованных в полный боевой доспех. — Они всегда имеют отряд, готовый незамедлительно вступить в бой. Почти как у нас, только наши не имеют при себе постоянно оружия. Я думаю, надо исправить это упущение, Моргон…

— Прошу прощения, барон, но это не постоянно готовый к бою отряд, — сказал командующий Моргон.

— Нет? А что же это тогда?

— Они наказаны, сэр. Солдаты стояли так и утром, когда я ездил сюда, чтобы устроить встречу. Тогда их было тридцать, а сейчас только двадцать. Я думаю, десять просто упали, не выдержав дневной жары.

— Они стоят с утра? — удивился барон, поворачиваясь в седле, чтобы получше разглядеть наказанных.

— Да, барон. Как мне объяснил сопровождающий командир, им нельзя есть, пить или отдыхать, пока срок наказания не закончится. Время может быть назначено до трёх дней. Если человек падает без сил в обморок, он считается оправданным и возвращается к своим обычным делам. Все наказанные солдаты сейчас мечтают об этом.

— Светлые Боги… — пробормотал барон и ещё долго оглядывался на солдат.

Подъехав к центру лагеря, командиры спешились, а телохранители остались в сёдлах.

— Дайте приказ, пусть люди отдохнут, — махнул рукой Лэнгтри.

— С разрешения барона, я приказал охране оставаться наготове, — проговорил Моргон.

— Что ты имеешь в виду? — развернулся к нему барон. Моргон опустил голову, избегая смотреть в глаза Лэнгтри:

— Ничего определённого… Я просто подумал, что так мы можем отправиться быстрее… Ну, если командующий Холос отдаст срочные приказы…

Айвор Лэнгтри тяжело посмотрел на командира своей армии, но не смог прочитать на его лице ничего, кроме повиновения и добросовестности.

— Согласен, — произнёс он. — Пусть ребята остаются конными, но распорядись раздать им мехи с водой.

Офицер, одетый в длинную накидку поверх доспехов, украшенную королевским гербом, приблизился к ним и поприветствовал:

— Меня зовут мастер Вардаш, я уполномочен проводить вас к командующему Холосу.

Барон с ближайшими командирами последовал за ним, углубясь в ряды солдатских палаток. Повернув к северу от кузницы, Лэнгтри по пути одобрительно разглядывал ряды стоящей начищенной брони, когда резкий кашель Моргона заставил его поднять голову.

— Во имя Кири-Джолита, что это?

Скрытый от любопытных взглядов широким тентом кузнеца, громоздился небольшой эшафот с торопливо сколоченными виселицами. На них раскачивалось четыре тела, облепленные птицами. Как было видно, трое висели уже не первый день, и стервятники успели изрядно обклевать их, а четвёртого повеселили только что, он несколько раз дрыгнул ногами и затих.

— Дезертиры? — спросил Лэнгтри мастера Вардаша.

— Что, сэр? Ах, это… — Вардаш удивлённо посмотрел на барона. — Нет, конечно. Трое из них хотели прикарманить часть реквизированных фермерских вещей себе, а четвёртый, который ещё дёргается, был пойман в своей палатке. У него там была девчонка, и он собирался помочь ей из жалости. — Вардаш мило улыбнулся. — Не правда ли, милорд барон, обычная история?

Милорд барон не нашёлся что ответить.

— Милашка симпатичная, за неё можно выручить неплохие деньги в Опло… В смысле, — поправился Вардаш, — женщина будет передана судебным властям в Вантале.

Командующий Моргон громко откашлялся. Барон Лэнгтри посмотрел на него и молча почесал в затылке, потом, пробормотав что-то себе под нос, двинулся дальше.

Большой шатёр командующего, отмеченный гербом короля Вильгельма Справедливого, окружали шесть воинов-стражей, подобранных один к одному. Сам Моргон был не меньше шести футов ростом, но на них смотрел снизу вверх, а барон вообще выглядел гномом. Эти воины носили особую броню, выкованную специально под их огромные размеры, но все равно с трудом налезавшую на широченные плечи и мощные бицепсы. Стражи не носили знаков отличия Вильгельма, отметил барон, их герб больше походил на извивающегося дракона, хотя Лэнгтри и не удалось рассмотреть его поближе.

Они подошли к шатру, воины дружно выпрямились, сдвинув щиты и отсалютовав гигантскими копьями. «Драконы, — подумал барон, — хороший символ для солдата, хотя несколько странный и старомодный».

Мастер Вардаш приблизился к пологу и объявил о прибытии барона. Неприветливый голос изнутри взревел, поинтересовавшись, какого демона этот барон думает о себе, если отрывает его от ужина. Мастер Вардаш успокаивающе проговорил, что встреча была назначена как раз на закате, то есть сейчас. Наконец голос согласился, велев барону проходить внутрь.

— Я вижу, у тебя меч, — произнёс Вардаш, заступая барону Лэнгтри дорогу.

— Это мой меч, — ответил тот, кладя руку на эфес. — Что ты ещё хочешь узнать?

— Я хочу попросить тебя доверить свой меч мне, — сказал Вардаш. — Никому не разрешается находиться в присутствии командующего вооружённым.

Безумный Барон был так огорошен, что целую минуту размышлял, не врезать ли этому наглому Вардашу по морде. Тот ясно увидел намерения барона и, отступив, в свою очередь схватился за клинок.

— Это союзники, барон…— мягко проговорил Моргон, пока Лэнгтри справлялся с гневом. Он первым сорвал с себя перевязь с мечом и кинул в направлении Вардаша, который ловко поймал её.

— Это ценное оружие! — прорычал барон. — Оно принадлежало моему отцу и отцу моего отца… Ты за него отвечаешь!

— Спасибо за доверие, барон, — поклонился Вардаш. — Я лично не спущу с него глаз. Возможно, ваши командиры заинтересуются осмотром остальных частей лагеря?

— Мы видели достаточно, — сухо проронил командующий Моргон. — Мы ждём тебя здесь, милорд барон. Крикни, если понадобимся…

Усмехнувшись, барон откинул полог и вошёл внутрь. Он ожидал увидеть обычную обстановку походного лагеря: узкую кровать, пару складных стульев и длинный стол, заваленный картами с позициями врага. Войдя, он на секунду подумал, что попал в приёмную к самому Вильгельму Справедливому.

Прекрасный, тонкой работы ковёр застилал пол, изящные резные стулья окружали великолепный стоя из редкого дерева, покрытый позолотой, который был завален не картами, а изысканнейшими блюдами и напитками. Командующий Холос посмотрел на барона поверх разделываемого цыплёнка.

— Ну, вот и добрались, — грубо сказал Холос вместо приветствия. — Удивляет обстановка? Ничего не скажешь, хорошая мебель. Возможно, ты видел недалеко отсюда сгоревшее поместье? Ну, раз в доме больше нет стен, так ни к чему и стулья! — Холос громко расхохотался, помахал в воздухе половиной цыплёнка и жадно засунул её в рот, пережёвывая мясо вместе с костями.

Барон неловко что-то пробормотал. Когда он входил в шатёр, его мучил голод, но при виде командующего он потерял аппетит, размышляя о том, какая нелёгкая соединила в недавнем прошлом человека и гоблина, чтобы в итоге получился Холос. Его гоблинская кровь особенно отчётливо выделялась в зеленоватой коже, выступающей нижней челюсти и узких глазах. Кроме того, барон слышал рассказы о его звериной жестокости. Человеческая часть Холоса замечалась только в умном и хитром взгляде, светившемся в болотно-блеклых зрачках.

Лэнгтри мысленно предположил, что войска Холоса должны опасаться своего командующего больше врагов, ибо они лучше всех знают его повадки. «Интересно, во имя Кири-Джолита, где нашлось столько идиотов сражаться под его знамёнами?» Наблюдая за Холосом, удобно расположившимся в ворованном кресле, и вспоминая слова Вардаша о неплохой цене за пригожую девчонку, Лэнгтри начал сомневаться, что армия короля Вильгельма долго сможет находиться в подчинении начальства.

Одно время их пути с монархом Блодхельма пересекались. И барон терялся в догадках, как человек, которого он знал, мог назначить командующего, подобного этому. «Но раз он передо мной, значит, так всё и произошло, разнеси их всех Бездна…» Айвор Лэнгтри в первый раз пожалел, что поставил подпись под договором найма.

— Сколько войск под твоим командованием? — поинтересовался Холос. — Они хорошо тренированы? — Он не пригласил барона сесть, не предложил разделить с ним трапезу. Схватив огромную кружку, командующий шумно сделал несколько глотков эля и хлопнул посудиной об стол, забрызгав все вокруг, затем вытер рот тыльной стороной волосатой ладони и громко рыгнул. — Что молчишь, барон?

Лэнгтри гордо расправил плечи:

— Мои солдаты — лучшие на Ансалоне, ты должен был знать об этом, иначе нас не наняли бы.

Холос снова махнул костью, словно отметая все доводы и репутацию барона:

— Я не нанимал вас. Я даже никогда о вас не слышал. Меня обязали сражаться вместе, а там посмотрим. Но я должен знать, какой приказ отдать вашему сброду. Вот думаю, ты нападёшь на западную стену на рассвете.

— Очень хорошо, — натянуто процедил барон. — А куда нанесут удар твои части?

— Никуда, — заухмылялся Холос, одновременно жуя и говоря. Куски цыплёнка, смешанные со слюной, текли по его подбородку. — Я буду наблюдать и оценивать боеспособность твоих частей под огнём. Мои войска превосходно обучены, и я не могу смешивать их ряды со стаей собак, которые наложат под себя, как только вокруг засвистят стрелы.

Барон молча смотрел на командующего, тишина клубилась вокруг, как тёмное облако, рождающее смертоносную бурю. Командующий Моргон, ожидавший снаружи, сказал позже, что никогда не слышал такой громовой тишины, как молчание барона в тот момент. Он также добавлял, что держал меч наготове, уверенный, что Лэнгтри убьёт Холоса.

А Холос, видя, что барон молчит, спокойно потянулся ко второму цыплёнку и начал пожирать его. Барон медленно гасил желание воткнуть вилку в своего союзника, произнеся, как снова позже клялся Моргон, не своим голосом:

— Если мы нападём на город без поддержки, командующий, ты просто понаблюдаешь, как гибнут мои солдаты.

— Вот ещё! — рявкнул Холос. — Это будет просто манёвром. Если станет слишком жарко, ты можешь отступить. — Командующий сделал глоток и снова рыгнул. — Доложишь мне завтра в полдень, посмотрим, какая помощь тебе потребуется. — Холос дёрнул сальным пальцем в знак окончания аудиенции и полностью погрузился в еду. Встреча союзников завершилась.

Барон сделал шаг к выходу, красный туман стоял перед глазами. Слепо нащупывая полог, он едва не сбил с ног Вардаша, бросившегося помочь. Выхватив у него из рук перевязь, Лэнгтри не стал тратить время, застёгивая пряжку, а кинулся вперёд, держа меч в руке.

— Убираемся отсюда, — бросил он сквозь зубы на ходу.

Командиры быстро шли вперёд, почти бежали, так что Вардаш, который теоретически должен был их сопровождать, едва поспевал за ними. Ночь уже упала на землю, когда они вышли к лошадям и ожидающим телохранителям.

Несмотря на темноту, несколько отрядов начали тренировки с мечом, подстёгиваемые сержантами с длинными воловьими бичами. Барон глянул на наказанных солдат — стоять оставалось ещё восемнадцать человек. Двое валялись без чувств, никто не обращал на них внимания. Один из солдат, бегущих с поручением, легко переступил через тело и отправился дальше.

Барон заторопился ещё сильней, телохранители были готовы, и через несколько минут Лэнгтри уже покидал лагерь, направляясь к своей армии. Барон Айвор Лэнгтри скакал молча, не расточая больше похвал начищенной броне и тренированности своих верных союзников…

 

6

Когда серебряные двери захлопнулись, свет не потух, его оставалось достаточно, чтобы разглядеть коридор впереди, и Китиара осторожно двинулась дальше, неся в сердце страх. Она каждую минуту ожидала, что когтистые пальцы призрака ухватят её за плащ, сомкнутся на шее.

Воительница никогда не была впечатлительной, даже в детстве смеялась над такими историями, от которых другие малыши плакали и звали маму. Когда друзья уверили её, что под кроватью живут чудовища, Китиара схватила кочергу и полезла с ними разбираться. Она всегда любила повторять, что единственный дух, виденный ею, прятался на дне бутылки «гномьей водки».

Но, к сожалению, Соламнийский Рыцарь не был единственным призраком в храме. Фигуры в белых мантиях появлялись вокруг неё, спешащие по своим делам или погруженные в медитацию, и исчезали раньше, чем она могла до них дотронуться. Ещё хуже было эхо голосов, которые доносились время от времени, проплывая по коридору, как туман. Иногда Китиара даже могла разобрать отдельные слова, но никогда не понимала фразы целиком.

Они явно хотели сообщить ей что-то важное, и, прекрати духи шептать, Китиара поняла бы их в один момент.

— Что? Что это? Что вы хотели? — громко кричала им вслед Китиара, остро переживая пропажу верного меча. — Кто вы? Где вы?

Голоса только шептали и бормотали.

— Если хотите что-то сообщить, подойдите и скажите! — мрачно сказала она в пустоту. Очевидно, призракам нечего было донести до неё, они лишь продолжали шептать на разные голоса. — Тогда заткнитесь и убирайтесь в Бездну!

Китиара, плюнув, смело пошла вниз по коридору. Через некоторое время гладкий мрамор уступил место простому камню. Стены, созданные человеком, сменились природной пещерой, воительница шла по узкому изгибающемуся проходу, огибая скальные выступы. Идти было легко, в некоторых местах выступы были стёсаны, а завалы разобраны. Она погрузилась во тьму, такую же плотную, как прошлое Кринна, озаряемую лишь странным светом снизу, не иначе как искрами от молота самого Реоркса. Вспышки освещали то влажный камень, то золотые или серебряные жилы горных пород, подсвечивали блестящие соляные колонны или грозди самоцветов. Вспышки становились яркими и ослепительными, Китиара вертела головой во все стороны, но не могла обнаружить источник света, который никак не мог дойти с поверхности: там уже наступила ночь.

«Хватит нервничать, — успокаивала себя Китиара. — Вспышки только помогают, без них я бы ползла тут на ощупь… Наверняка этому есть объяснение, может, светится текущая лава, как в Оплоте… Да, это звучит логично… Но свет не такой красный и тусклый, как дымное пламя Оплота… Не бери в голову, что он мягок и прохладен, как лунный свет… Не бери в голову, что нет жары и других признаков лавы…»

Китиара твёрдо верила, что это лава, а когда объяснение стало ненадёжным ввиду отсутствия её следов, просто решила перестать думать об этом вообще. Фигуры в мантиях чувствовали её приближение, торопливо убираясь с пути в разные стороны. «Вот дурачьё!» — нервно хихикнула она, продолжая идти вперёд. Дорога петляла сквозь лес сверкающих сталагмитов, выводя её из одной пещеры в другую, но всё время убегая вниз, в глубину гор.

Серебряный свет не подводил, исправно освещая путь. Когда Китиару начала мучить жажда и она пожалела, что не захватила с собой мех, за ближайшим поворотом обнаружился быстрый поток с чистой ледяной водой. Он выглядел так, будто кто-то прочёл её мысли и поспешил исполнить желание. Но пока воительница не видела ни одного яйца или пещеры настолько большой, чтобы их там можно было спрятать: ход был узкий, потолок низко нависал над головой, дракон не смог бы засунуть сюда и кончик когтя. Китиара прикинула, что идёт больше часа, и решила, что уже углубилась внутрь горы на несколько лиг.

В скором времени путь вильнул особенно резко, нырнул за огромную чёрную скалу и вывел на широченную площадку. Дальше дорогу преграждала непроницаемая каменная стена.

— Вот это мне нравится гораздо больше, — проговорила довольная Китиара, осматриваясь. — Не люблю, когда всё идёт слишком гладко…

Она прошла вдоль стены и вскоре обнаружила в углу маленькие сводчатые ворота, выкованные из серебра и золота. На них сияло изображение розы, меча и зимородка. Приникнув глазом к щели, Китиара смогла рассмотреть за ними затенённую комнату, где даже магический свет отступал в почтении. Это была гробница. Посреди неё стоял большой саркофаг из белого мрамора — Китиара видела, как камень мерцал в отблесках загадочного света.

— Ну вот, дорогая, ты и нашла своё сокровище! — невесело рассмеялась она.

Не особенно желая тревожить покой мёртвых, Китиара решила искать другой путь. Прошёл час, она взмокла и вымоталась, но не нашла ни единой трещинки в монолитной стене. Китиара ругалась и лупила ногой камень, словно гнев мог помочь ей найти дорогу дальше. Потом она решила вернуться назад и отыскать другую тропу, которую наверняка пропустила, но тут же вспомнила, что ни одной развилки ей не встретилось… «Нужно присесть и подумать, какой путь выбрать, — подумала воительница, заставляя себя успокоиться. — Дорога вела сюда, к могиле. Значит, необходимо исследовать её, иначе я не смогу сказать Лорду Ариакасу, что выполнила задание до конца. Иммолатус мне не поверит, но, если хочет, может сам лезть сюда и проверять…»

Она вернулась к серебряно-золотым воротам. На них не было ни замков, ни запоров, створки сдерживал лишь лёгкий брусок, который легко можно было поднять одной рукой — достаточно просто захотеть…

Китиара подняла руку, но не дотронулась до металла. Ей нестерпимо хотелось развернуться и убежать, мало того, она испытывала желание свернуться в комочек на полу и зарыдать, как ребёнок.

— Это невероятно, — пробормотала она в смятении. — Что со мной? С каких пор я стала бояться ходить по кладбищам ночью? Открывай их немедленно, Китиара Ут-Матар!

Осторожно, словно ожидая, что белый металл обожжёт пальцы, она подняла брусок. Створки слегка колыхнулись в смазанных петлях. Не давая себе времени, чтоб передумать, Китиара смело и решительно распахнула их и вошла в гробницу.

Ничего не произошло. Она усмехнулась своим недавним страхам и быстро осмотрелась. Гробница была небольшой, с куполообразным сводом; саркофаг стоял в самом центре круглого помещения, кроме него, больше ничего не было. Барельефы на стенах изображали сцены битвы: рыцари-копейщики неслись в сражение на спинах драконов, драконы бились с драконами, рыцари поражали странных тварей.

Китиару не особенно заинтересовали барельефы, она не любила истории о прошлом и былой славе. Воительница считала, что у неё должны быть собственные победы, — и это самое главное. Подойдя к противоположной стене, она заметила под слоем ещё одни ворота, на этот раз выкованные из железа.

Вернувшись из интереса к саркофагу, она замерла, поражённая. Труп сэра Найджела, призрака, с которым она говорила в верхнем Храме, лежал на могильной плите. У Китиары перехватило горло, но она сделала шаг вперёд, стараясь не смотреть на тело двухсотлетней давности.

Подойдя ближе, она чуть расслабилась: рыцарь был вырезан из камня, но, покрытый пылью, был неотличим от того, с кем она недавно встретилась. Китиара вздохнула с облегчением: неведомый резчик был настолько искусен — немудрёно ошибиться. Такой же древний изношенный шлем, та же броня, повторенная до последней детали.

Саркофаг был распахнут и пуст. Мраморная крышка с вырезанным рыцарем лежала рядом, но внутри никого не было.

— Куда же он делся? — произнесла удивлённая Китиара. — И что случилось с телом?

Она перегнулась через край саркофага и пошарила рукой в темноте. Рыцарей Соламнии всегда хоронили с оружием. Воительница подумала, что может найти здесь меч или хотя бы кинжал, но тщетно. Саркофаг был абсолютно пуст, не осталось даже мелких косточек. «Вероятно, тело рассыпалось в прах. — Китиара неожиданно вздрогнула. — Чем скорее я выберусь к солнечному свету, тем лучше. Пора к воротам, надеюсь, они выведут меня куда надо…»

— Ты не должна идти дальше, — внезапно проговорил невидимый голос. — То сокровище, про которое я говорил, лежит здесь, можешь его найти.

— Где ты?! — закричала Китиара. — Дай мне тебя увидеть!

Она расслышала сдавленный шёпот, уголком глаза заметила движение, рука метнулась к тому месту, где обычно висел меч, но пальцы ухватили пустоту, и Китиара громко выругалась. Встав спиной к саркофагу, она приготовилась драться со всем, что могло появиться в гробнице, руками, ногами, а если надо, и зубами.

Но никто не собирался атаковать её, вокруг не было ничего угрожающего.

Внезапно за золотыми воротами послышался шорох, словно кто-то полз по каменному полу. Китиара было решила, что это мертвец, но тут до неё донёсся громкий стон, полный боли. Человеческий стон.

— Сэр Найджел? — прошептала она. Никакого ответа.

Китиара поморщилась: только она приблизилась к концу поисков, как появляется новое препятствие.

— Слушай, я сожалею… — крикнула она невидимому человеку за воротами, — но я ничего не могу для тебя сделать. У меня важное поручение, и я не могу терять время. Как только я выберусь, пошлю кого-нибудь в помощь.

Человек застонал снова. Китиара решительно направилась к железным дверям, но на полпути вспомнила слова сэра Динсмура. Сокровище здесь, и, возможно, этот человек его уже нашёл. Она развернулась.

Тихо приближаясь к телу, она старалась соблюдать максимальную осторожность. Кто знает, что ждёт её там? На полу лежала женщина, затянутая в чёрную кожаную одежду под изрубленной стальной броней, лицом уткнувшись в пыль каменных плит. Китиара медленно приблизилась и опустилась рядом на колени. Женщина была вся в крови — видно, недавно выбралась из жаркого боя, — чёрные вьющиеся волосы свалялись от грязи, из раны на животе натекла целая лужа крови. Глядя на пепельный цвет её кожи, Китиара поняла, что та при смерти. Осмотрев раненую, воительница не заметила у неё ни мешка, ни сумки, в которой могло бы лежать сокровище.

Разочарованная, она начала подниматься, когда странное чувство заставило её присмотреться к умирающей. В ней было что-то знакомое. Воительница протянула руку, чтоб отбросить волосы и получше рассмотреть её лицо. Тонкие пальцы… Подрезанные вьющиеся волосы… Волосы, которых она коснулась, были ей знакомы уже много лет… Это её собственные волосы!

Китиара в страхе отдёрнула руку. Во рту пересохло, горло сжал ужас, мысли путались. Она не могла думать, не могла пошевелиться. Её собственные волосы… Её собственное лицо…

Женщина вновь пошевелилась.

— Я всегда любила тебя, полуэльф, — прошептали побелевшие губы.

Это была она. Китиара смотрела на себя, израненную и умирающую.

Вскочив на ноги, воительница бросилась бежать, слепо и безрассудно. Ударившись всем телом о железные ворота, она принялась биться об них, как муха в паутине.

Через некоторое время боль в израненном теле привела Китиару а чувство, крутящаяся тьма перед глазами немного отступила. Она увидела, что на воротах есть ручка, и, с рыданием потянув её, проскочила внутрь. Затем она изо всех сил захлопнула створки за собой.

Китиара привалилась спиной к воротам, слишком слабая от пережитого, чтобы сделать хоть шаг. Она никак не могла отдышаться, сердце лихорадочно билось, пот заливал глаза, а руки дрожали.

— Это была я! — бормотала она, трясясь, как в лихорадке. — Я была там и умирала! Ужасной, мучительной смертью… «Я всегда любила тебя…» Это мой голос! Мои слова! — Она уткнула лицо в ладони, перепуганная насмерть. — Нет! Пожалуйста… нет… я… я… — Китиара замолчала и воззрилась во тьму. — Какая я дура.

Воительница медленно сползла на каменный пол — ноги отказывались держать — и сжала виски, стараясь привести мысли в порядок, отбросить это проклятое видение, оживший призрак…

Это не было реальностью. Это просто не могло ею быть! Китиара провела языком по сухим губам, ощутив вкус пережитого страха. «Я совсем вымоталась, — подумала она, — давно хорошенько не высыпалась… Когда человек долго не спит, он начинает видеть странные вещи. Вспомнить хоть Харвуда на Пыльных равнинах, во время сражений с гоблинами. Простоял на посту три ночи без сна, а потом, безумный, носился по лагерю, крича, что у него в голове ползают змеи…»

Китиара поднялась на ноги, поёжившись от холода металла, так до конца и не справившись с собой.

— Это точно наваждение, никакого другого объяснения быть не может. Если я пойду назад, то ничего не найду, — уверенно сказала она. — Ничего. Пустоту. Никакого тела, только пыль.

Но сил пойти проверить не было. Она тряхнула головой, глубоко вздохнув, впервые осмотревшись по сторонам.

Воительница обнаружила, что находится в огромной пещере поистине циклопических размеров. Из дальнего её конца ощутимо тянуло огнём, тем густым пламенем, что отражается на грудах золота и серебра.

— А вот это уже неплохо, — расслабляясь, произнесла она. — Кажется, мне туда и надо…

Китиара начала пробираться в направлении зарева, довольная, что у неё снова появилась цель и не надо возвращаться в гробницу. Пол пещеры был на удивление ровный, на всём её огромном протяжении. Иммолатус мог легко разместиться здесь в драконьей форме, да ещё и прихватить трёх-четырёх красных подружек. Вряд ли можно было найти место более подходящее для хранения яиц, чем это.

Возбуждённая своим открытием, Китиара припустила бегом, с наслаждением разминая закоченевшее тело. Добежав до места, она задыхалась, но ощущала себя заново родившейся.

В гнезде у дальней стены пещеры лежали сотни и сотни яиц. Огромные яйца. Каждое из них было размером с Китиару и таким толстым, что она едва могла обхватить его руками. От них исходило слабое сияние, золотое или серебряное.

Китиара должна была немедленно приступить к учёту, хотя дело это было скучное и раньше ни капли не привлекало её. Тщательный подсчёт яиц и занесение на карту их точного месторасположения требовали бездну усердия и труда. Но сейчас она с нетерпением ждала этого, ведь за работой можно забыть последние остатки недавнего ужаса, крутящегося в голове. Как только воительница пришла к такому заключению, её щеку тронул порыв свежего воздуха, от которого она уже порядком отвыкла.

Посмотрев в ту сторону, она заметила большой туннель, несомненно ведущий к месту, про которое говорил и которое искал Иммолатус. Замаскированный проход, наполовину заваленный и поросший снаружи густым лесом. Китиара поднялась по нему и, продравшись сквозь густой кустарник, выбралась на широкую каменную площадку. Над ней простиралось звёздное небо, а внизу раскинулся затянутый дымом город Безнадёжность. Время близилось к полуночи, можно было успеть закончить работу и пробраться вниз по склону к лагерю командующего Холоса.

Китиара возвратилась в огромный подземный зал, радуясь, что яйца дают достаточно света для её задачи. Достав маленькую кожаную книжечку, которую дал Иммолатус, она поискала по сторонам, пока не нашла маленький уголёк, который можно использовать вместо пера. Кропотливая работа действительно подействовала на неё успокаивающе. Китиара начала вычерчивать карту, тщательно привязывая её к ориентирам городских стен, чтобы Холос мог максимально легко обнаружить вход, не проходя дорогой через Храм.

Она подумала, как потом будут выгружаться яйца вниз, ведь склоны достаточно круты и опасны, но потом пожала плечами — это не её задача, спасибо Такхизис. Её задание близко к завершению. Пещера была залита призрачным светом, огнями будущих драконов, чьи души сейчас танцуют в звёздных просторах и парят в эфире. Что будет с ними, если они никогда не появятся на свет?

Китиара снова пожала плечами — опять не её проблема. Она осмотрела яйца и решила, что считать их лучше всего рядами, чтобы не сбиться. Вскарабкавшись на длинный выступ, идущий вдоль стены, она положила книжку на колени.

— Ты всё же нашла сокровище, — проговорил голое позади неё.

Китиара торопливо захлопнула книгу и, спрятав её за пазуху, оглянулась.

— А, сэр Найджел, — проговорила она. — Так это ты тут мелькал всё время… Что касается сокровищ, то — ха! Я не находила ничего, кроме этих штук, чем бы они ни были. Похоже на яйца. Большие такие, наверное, из них можно сделать много омлета. Хватит на целую армию, как ты думаешь, кто мог отложить их?

— Это не сокровище, — сказал призрачный рыцарь. — Сокровище было в мавзолее, его оставил там сам Паладайн.

Китиара усмехнулась:

— Передай Паладайну, я предпочитаю сокровища в виде рубинов и изумрудов.

— Ты видела свою смерть. Ужасную смерть, — продолжал сэр Найджел. — И вот почему будущее было показано тебе. Сойди с пути, по которому ты идёшь, сделай первый шаг, чтобы обратить всё то, что ты недавно видела…

Китиара была вымотана и жутко хотела есть. Ей не нравилось любое упоминание о событиях в гробнице, к тому же обожжённая рука вновь напомнила о себе. Вдобавок у неё ещё было полно работы, а тут мерзкие духи так и шныряют вокруг, отвлекая. Кит отвернулась, вновь сосредоточиваясь.

— Слушай, рыцарь, — пробубнила она, — вроде я слышала, как твой Бог звал тебя. Если не хочешь неприятностей, надо бы тебе с ним пообщаться…

Сэр Найджел Динсмур не ответил. Китиара посмотрела через плечо, но за её спиной никого не оказалось. Успокоившись, она выкинула призрака с его «сокровищами» из головы и погрузилась в подсчёты драконьих яиц.

 

7

— Где Красный?! Передайте приказ Красному!

Рейстлин сидел у себя в палатке, решив занять случайно выпавший свободный вечер изучением книги Магиуса. Он читал её неоднократно, однако многие места оставались непонятными, почерк летописца был едва различим, и теперь Рейстлин изучал книгу медленно, буквально знак за знаком. Время от времени он брался за перо и выписывал самые важные моменты в отдельный пергамент.

— Хоркин зовёт тебя! — прокричал один из солдат, просунув голову сквозь полог. — Он у себя, в шатре магов!

— Ты требовал меня, мастер Хоркин? — произнёс Рейстлин, появляясь в походной лаборатории.

— Угу, Красный, это ты? — Хоркин был поглощён работой и не поднимал глаз.

Перед ним бурлила смесь в маленьком горшке на треноге. Боевой маг хмурился и время от времени помешивал её маленькой ложечкой, стараясь не обжечься.

— Слишком холодная! — свирепо воскликнул он, воззрившись на горшок.

— Ты меня звал? — повторил Рейстлин.

Хоркин кивнул, все так же не поднимая головы:

— Я знаю, что уже поздно, Красный, но есть небольшая работёнка для тебя. Достаточно интересная и уж позабавней моих носков. — Он впервые искоса посмотрел на Рейстлина, который вспыхнул, застигнутый врасплох.

Действительно, юный маг был крайне измучен выполнением чёрной работы в лагере, которую полюбил бы разве что овражный гном: стирка полотен, использующихся под бинты, щипка корпии, сортировка различных трав по мешкам и варка вонючих мазей на жаровнях. Последним приказом для «гнома» стала как раз починка носков Хоркина. Старый маг был никудышной швеёй и, когда обнаружил, что Рейстлин имеет талант к этому делу, полученный во времена, когда близнецы неожиданно осиротели, немедленно завалил своего помощника хозяйственной работой. Рейстлину представлялось, что он неплохо справляется со всеми делами, но, очевидно, это было не так.

— Командующий Моргон сообщил мне, что в лагере союзников есть маг Ложи Красных Мантий. Он мельком видел его, когда проезжал мимо.

— Неужели, мастер Хоркин? — заинтересовался Рейстлин.

— Я тут подумал, тебе может понравиться одно торговое поручение, если ты не очень вымотался.

— Я совершенно не устал, мастер Хоркин! — с энтузиазмом воскликнул Рейстлин. — А что мы будем продавать?

Хоркин задумчиво потёр подбородок:

— Я подумал на досуге… У нас полно свитков, которые мы не можем прочесть, может, этот маг нам поможет? Только не позволяй ему понять, что ты сам их не знаешь, иначе он тут же объявит их хламом, и мы не сможем выменять на них и сломанного амулета.

— Я понял, мастер, — кивнул Рейстлин. То, что он не мог прочесть свитки сам, до сих пор глубоко расстраивало его.

— Кстати, об амулетах, в той коробке, которую ты разбирал и помечал, есть что-нибудь стоящее?

— Тут не угадаешь, — ответил Рейстлин. — Просто потому, что мы не знаем, какое именно применение для данного артефакта измыслит другой маг. Но я могу намекнуть ему, что они гораздо могущественнее, чем кажутся…— добавил он с хитрой улыбкой. — В конце концов, я твой ученик, а значит, мало вероятно, чтобы ты открывал мне истинную стоимость таких вещей.

— Я знал, что ты самый подходящий человек для этого задания, — сказал восхищённый Хоркин. — Возьми ещё с собой несколько целебных мазей для полноты картины. И поглядывай там по сторонам! — Маг протянул юноше мешок монет. — Если приглядишь у него что-то действительно ценное, бери, но, если Красная Мантия будет торговаться, много стали не отдавай. Так, теперь давай прикинем, что нам нужно прежде всего.

Они быстро обсудили необходимый список магических предметов, имеющихся в наличии, и максимальную сумму, которую может заплатить Рейстлин.

— Пять стальных монет за свиток, десять за смесь, двадцать за книгу и двадцать пять за артефакт, это предел, — наконец заявил Хоркин.

Рейстлин попытался доказать, что мастер находится в неведении сегодняшних рыночных цен, но маг был неумолим. Видя его неуступчивость, Рейстлин решил добавить своих денег и прикупить то, что будет неинтересно Хоркину.

— Ага, вот и готово! — удовлетворённо воскликнул Хоркин, заглядывая в свой горшок, содержимое которого активно пузырилось. Прихватив его тряпкой, маг осторожно поднял варево с огня и перелил в большой широкогорлый кувшин. Затянув горлышко тканью, он тщательно обтёр глиняные бока и положил кувшин в корзину. — Возьмёшь с собой к Красной Мантии. Это будет твоим решающим доводом, если что!

— А что это, мастер? — спросил заинтригованный Рейстлин. Он уловил краем глаза только дымящуюся бурую массу, в которой плавали беловатые комки, — Новая смесь?

— Цыплёнок с клёцками и соусом ему на обед, мой собственный рецепт, — важно ответил Хоркин. — Дай ему попробовать, и он отдаст тебе всё, что захочешь! — Он гордо посмотрел на кувшин. — Не родилось ещё мага, способного устоять перед моим цыплёнком с клёцками!

Загруженный выше головы артефактами, чехлами со свитками, кувшином с цыплёнком, многочисленными баночками с мазями и флягой мёда, чтобы окончательно заставить неизвестного мага сказать «да», Рейстлин выбрался из лагеря барона и зашагал к союзникам.

Хоркин и не подумал выделить ему эскорт, хотя если бы он слышал сообщение командующего Моргона о том, что творится в соседнем лагере, то точно передумал бы. Между тем Рейстлин взял только посох Магиуса на случай, если будет нужен свет, и маленький нож для собственной защиты. Ведь он думал, что находится среди друзей.

Первое столкновение произошло, когда он добрался до линии постов войск короля Вильгельма. Солдаты мрачно его разглядывали, но сейчас Рейстлин, привыкший к подобным взглядам дома, знал, что делать. Он заявил, что направляется в лагерь с поручением от командования для торговли с магом Ложи Красных Мантий.

Сначала солдаты вообще не понимали, о чём он говорит. Какая ещё Красная Мантия? Никто не знал, пока один из воинов не вспомнил, что действительно вчера в лагерь прибыл маг из этой Ложи, появившись из ниоткуда, скользкий тип, который никому не понравился… Хотели даже перерезать ему горло, но никто не решился…

Красная Мантия потребовал немедленно проводить себя к Холосу, и, к всеобщему удивлению, тот сразу принял его. Командующий распорядился немедленно поставить для него отдельный шатёр, и среди солдат уже поползли слухи, что это его давно потерянный родственник…

Солдаты пропустили Рейстлина дальше, поверхностно его осмотрев, — никто не осмелился копаться в вещах мага. Кто-то даже намекнул ему в спину, что, если он оставит корзину у них, а Красную Мантию заберёт с собой, это будет прекрасной сделкой для всех. Очевидно, в отличие от Хоркина, маги не пользовались здесь уважением среди простых солдат.

«Я не так одинок», — подумал Рейстлин, идя вглубь лагеря Холоса. Он видел, как жестоко наказывают солдат, но не стал останавливаться, выясняя подробности. Прошёл мимо воинов, лежащих без сознания на земле, предположив, что это новый метод обучения в войсках, не удостоив их вторым взглядом. Он не увидел виселиц с болтающимися телами, а вся окружающая его стальная дисциплина совершенно не волновала Рейстлина. Он у всех расспрашивал, как пройти к шатру боевого мага.

Отвечали ему без охоты, а один человек так вообще спросил, уверен ли он, что хочет торговать с этим магом. Как только разговор заходил о странном маге, люди начинали нервно оборачиваться, со страхом осматриваясь по сторонам. От такого поведения окружающих мнение о коллеге взлетело у Рейстлина на необычайную высоту.

Наконец он нашёл шатёр собрата по Ложе, стоящий на краю лагеря, особняком от других. Шатёр был огромный и просторный, Рейстлин задержался на миг у входа, чтобы успокоить дыхание и привести мысли в порядок. Сейчас он увидит настоящего боевого мага, Красную Мантию, возможно очень высокопоставленного. Вдруг ему необходим ученик…

Сейчас Рейстлин не мог уйти от Хоркина, делом чести было выполнить условия договора с бароном. Но тут подворачивался прекрасный шанс стать знаменитым, и кто знает, если он произведёт благоприятное впечатление на мага… Красная Мантия мог бы выкупить его контракт и немедленно сделать Рейстлина своим учеником.

Все юные состоят целиком из мечтаний…

Глядя сквозь щёлку приоткрытого полога, юноша увидел только красные пляшущие языки пламени в плошке с ароматным маслом и услышал свистящее дыхание.

Глубоко вдохнув, Рейстлин собрался предстать холодным и опытным профессионалом. Он переложил кувшин с цыплёнком в руку, которой держал посох Магиуса, и осторожно откинул полог.

— Это ты, слизняк? — прогрохотал голос изнутри. — Если так, прекрати трясти эту дешёвую тряпку и докладывай. Что ты нашла в том проклятом Храме?

Рейстлин очутился в неудобном положении. Юноша должен был признаться, что он не ожидаемый «слизняк», и только после этого представиться. Хуже того, его лёгкие начало жечь огнём, поэтому Рейстлин прочистил их одним резким громким кашлем и решил притвориться, что ничего не слышал.

— Извини, что побеспокоил тебя, мастер, — произнёс он с облегчением, чувствуя, что судорога отступает. — Меня зовут Рейстлин Маджере, и я маг Ложи Красных Мантий на службе барона Айвора Лэнгтри. У меня есть различные свитки, артефакты и смеси, и я прибыл, чтобы узнать, не захочешь ли ты вступить в обмен?

— Пошёл в Бездну!

Совершенно сбитый с толку грубой репликой, Рейстлин тупо уставился на полог шатра. Что бы он ни прокручивал в уме, а такой встречи не ожидал. Юноша встречал мало магов, но даже великий и могучий Пар-Салиан не отказал бы себе в возможности узнать что-то новое. Одно любопытство должно было заставить странного мага высунуть нос из шатра и хотя бы осмотреть товары.

Рейстлин осмелился заглянуть внутрь, надеясь увидеть своего собеседника. Красная Мантия сидел, откинувшись в глубоком кресле, почти скрытый тенями.

— Может, ты не так понял меня, мастер, — как можно мягче произнёс Рейстлин. — У меня с собой много магических предметов большой силы, многие необычайно редки…

Внезапно он услышал звук, словно закипел большой чайник, затем сердитый шорох одежд — и полог шатра отлетел в сторону, сорванный могучим ударом. Огненные глаза глянули на него из темноты, ярость ударила подобно горячему ветру.

Рейстлин невольно отступил на шаг.

— Оставь меня в покое, — прорычал Красная Мантия, — или, клянусь Тёмной Королевой, я сам отправлю тебя в Бездну!

Внезапно его глаза расширились, а яростные слова замерли на губах. Боевой маг смотрел не на Рейстлина, а на посох в его руках. Что касается самого Рейстлина, то он изумлённо воззрился на появившегося перед ним Красную Мантию. Оба замерли, не говоря ни слова, наблюдая вещи, которые не собирались увидеть.

— Чего ты на меня вылупился? — первым опомнился Красная Мантия.

— Я мог бы задать тот же вопрос, мастер, — поколебавшись, ответил Рейстлин.

— Ты мне неинтересен, слизняк, — пророкотал Иммолатус, и это было достаточно верно — на человека он бросил только мимолётный взгляд, сосредоточившись на посохе.

Первым желанием дракона было схватить посох и немедленно сжечь хозяина. Его пальцы задёргались, заклинание вспухло на языке, но Иммолатус смог противостоять первому порыву — убийство человека оставило бы жирный чёрный след у его шатра, вызвав ненужное внимание и расспросы. Но больше всего ему хотелось выяснить о посохе побольше, а жирное пятно плохо отвечает на вопросы.

Он понял, что необходимо будет проявить эту… Как её всегда называла Ут-Матар? Дипломатию! Он должен применить дипломатию в отношении этого человечишки. Это будет трудно, потому что на самом деле Иммолатусу хотелось распороть слизняка вдоль и вскрыть ему черепушку остро заточенным когтем.

— Тебе лучше войти, — пробормотал Иммолатус, полагая, что это необычайно радушное приглашение.

Рейстлин остался стоять, где стоял, не пошевелившись. Он начал привыкать к своему извращённому зрению, смотря на мир сквозь зрачки в форме песочных часов, заставляющих все умирать под властью времени. Глядя на этого мага, а ему не исполнилось и сорока, Рейстлин должен был видеть Красную Мантию морщинистым и старым, а вместо этого он видел словно размазанный портрет, где два лица никак не могли соединиться в одно. Неведомый художник позволил своим краскам лечь как попало, сливаясь и размазываясь одновременно.

Одним лицом было обычное лицо мага, другое лицо пряталось за ним, но Рейстлин улавливал что-то ярко-красное, нестерпимо алое. Во втором лице было что-то от рептилии, так же как и в первом, хорошо видном. Юноше показалось, что если бы он сосредоточился, то смог бы ясно различить и второе лицо. Но каждый раз, когда он пытался так сделать, второе лицо плыло и пряталось в чертах первого. Но глаза у этих лиц были одинаковые, ярко-огненные, бушующие, смертельно опасные. Впрочем, все маги очень опасные люди…

Немного поразмышляв, Рейстлин вошёл внутрь по той же самой причине, по которой был приглашён, — им двигало любопытство.

Высокий и худой, Красная Мантия прошагал, шелестя дорогими одеждами, к маленькому стулу в конце низкого стола и сел, резким жестом показав Рейстлину на второй стул. Его движения, были и изящны и неуклюжи одновременно, под стать двойному портрету. Лёгкие движения — порхание пальцев или небольшой наклон головы — были исполнены непередаваемой грации. Другие, например усаживание за стол, были затруднены и нарочиты, словно непривычны ему и должны тщательно контролироваться.

— Показывай, что принёс, — проговорил Иммолатус. Решивший разобраться в этой тайне до конца, Рейстлин не ответил, молча глядя на Красную Мантию и сжимая в руках свитки и корзину.

— Чего, во имя Бездны, ты снова уставился на меня своими уродливыми глазами? — раздражённо спросил Иммолатус. — Ты пришёл торговать, так давай показывай! — Он нетерпеливо провёл по поверхности стола длинным ногтем указательного пальца.

Его интересовал только один предмет в шатре, и это был посох Магиуса. Но сначала надо было узнать о человеке побольше, особенно о том, представляет ли он, чем владеет. Конечно, Иммолатусу уже встречались люди, владевшие посохом, — его память была так же остра, как и зубы. «Посмотрим на новенького…» — решил дракон.

Рейстлин опустил взгляд, решив воздержаться от комментариев относительно двойной внешности сидящего перед ним мага. Он старше и опытней, к чему лишние вопросы. Рейстлин чувствовал, что стоит посреди вихря магической энергии, сила бурлила и потрескивала вокруг, и вся она исходила от сидящего перед ним мужчины. Даже в присутствии главы Конклава ему не доводилось выдерживать подобный магический шторм. Рейстлин лишний раз осознал своё ничтожество и решил расшибиться в лепёшку, но стать учеником этого человека.

Чтобы поудобнее разложить принесённые товары, Рейстлин прислонил посох к походному столу. Рука Иммолатуса резко рванулась к нему, стремясь схватить. Рейстлин увидел движение и, уронив корзину, дёрнул его обратно, прижав к себе.

— Прекрасная палка для ходьбы. — Иммолатус обнажил острые зубы в любезной улыбке, как ему представлялось. — Где ты достал её?

Рейстлин не имел никакого желания обсуждать посох и снова притворился, что недослышал. Удерживая посох одной рукой, он разворачивал свитки и артефакты, доставал фляги, словно коробейник на ярмарке.

— У нас есть несколько очень интересных предметов, мастер. Вот свиток, захваченный у Чёрных Мантий, его прежний хозяин имел очень высокий ранг, а вот…

Иммолатус внезапно протянул руку, схватил все свитки, микстуры, фляги и смахнул их со стола.

— Меня интересует только один предмет, который я хочу приобрести! — заорал он, пристально глядя на посох.

Тубусы свитков раскатились по полу, артефакты рассыпались по всем углам. Кувшин шмякнулся об пол и разбился, забрызгав бульоном мантию Рейстлина.

— Это один из тех магических предметов, который не продаётся, мастер. — Юноша вцепился в древко так сильно, что суставы побелели, а мускулы руки свело судорогой. — Но среди остальных из них есть немало сильных…

— Аргх! — вскипел Иммолатус. По его телу прошла странная судорога, словно на миг оно лишилось костей. — В моём мизинце больше силы, чем во всех твоих, артефактах, вместе взятых! И ты ещё имеешь наглость пытаться продать их! Кроме посоха, конечно… Возможно, я очень им заинтересован… Как он попал к тебе в руки?

На кончике языка Рейстлина так и скакала правда. Ему хотелось гордо сказать, что посох подарен самим великим Пар-Салианом, но врождённая подозрительность юноши заставила зубы сжать непокорный язык. Кроме того, описав посох как подарок главы Конклава, он вызвал бы ещё большее желание у этого странного мага, повысив ценность артефакта. Но Рейстлин не желал больше иметь дела с Красной Мантией, а хотел как можно скорее убраться отсюда.

— Этот посох уже несколько поколений принадлежит моей семье, — сказал он, оглядываясь на выход из шатра. — Потому, уважаемый мастер, я вынужден хранить честь семьи и соблюдать наши традиции. Я вижу, наша сделка не состоится, и желаю тебе всего хорошего…

Случайно Рейстлин произнёс слова, спасшие ему жизнь. Иммолатус немедленно пришёл к заключению, что Рейстлин — потомок великого Магиуса.

Несомненно, тот перед смертью подробно описал, как и с какой целью необходимо использовать сей мощный магический предмет, или хотя бы рассказал как. Сейчас, получше присмотревшись к молодому человеку, Иммолатус даже начал находить в нём некое сходство с прославленным предком. Именно Магиус был тем, кто так жестоко исполосовал его в прошлые годы. Именно этот проклятый посох нанёс такие раны, которые, даже зажив, веками мучили его и терзают до сих пор.

Но как же он вожделел этот мощный артефакт, мечты об обладании которым не покидали его никогда! Иногда желание настолько ослепляло Иммолатуса, что он легко отдал бы за посох все сокровища своей пещеры. Дракон должен был им владеть, чтобы рассчитаться со своими врагами, убивать и крушить, мстить за то, что когда-то его самого чуть не уничтожили посохом Магиуса…

Но в человеческом теле у него не было шанса победить мага! Несколько мгновений дракон готов был сбросить личину и предстать в своём истинном обличье, но сдержался. Он должен отомстить всем сразу — серебряным и золотым драконам, двуличной Королеве и, естественно, потомкам Магиуса. Он ждал долго, бесконечно долго, и ещё два-три дня ожидания будут лишь маленькими капельками в океане его терпения.

— Не забудь свои пустозвонные вещички, торгаш! — презрительно сказал Иммолатус, оглядывая рассыпавшиеся у его ног артефакты и свитки.

Но Рейстлин и не думал ползать по полу на коленях, собирая кольца и фляги, одновременно становясь уязвимым для нападения.

— Это тебе, мастер, на память, — чуть поклонился юноша, — раз ты говоришь, что они ничего не стоят…

Он использовал поклон как оправдание к завершению разговора и изящно выскользнул из шатра, так и не повернувшись к Иммолатусу спиной.

Дракон мрачно следил, как уходит Рейстлин, вернее, как уходит его посох, мрачно полыхая рубиновыми глазами, такими же яркими и притягивающими, как навершие могучего артефакта… Если бы десятая часть этой энергии могла попасть на посох, наследие Магиуса вспыхнуло бы в один миг.

Рейстлин уносил ноги от шатра так быстро, как только мог, не видя ничего вокруг и слабо понимая, куда вообще движется. Сейчас его заботило одно — чтобы между ним и странным человеком со стёртым лицом и смертельными глазами легло как можно большее расстояние. Только завидев палатки своего лагеря и сотни прекрасно вооружённых солдат рядом, он чуть замедлил темп.

С облегчением вздохнув, Рейстлин натянул капюшон поглубже и, выбрав окольную дорогу, отправился к своей палатке. Сейчас он не хотел говорить ни с кем, а в особенности с Хоркином.

Скрывшись от посторонних глаз, маг устало упал на кровать, чувствуя, как его заливает липкий пот и холодный комок прыгает в животе.

Все ещё сжимая посох в руке, он глянул на свои сапоги, густо забрызганные куриным бульоном. Резкий запах наложился на пережитый недавний ужас, память об огненных глазах мага, беспомощное осознание того, что если бы Красная Мантия захотел отнять у него посох, он бы это легко сделал, — и Рейстлина неожиданно вырвало.

Ещё долгие месяцы после этого один вид вареной курицы будет поднимать в юноше такую волну тошноты, что он будет немедленно убегать из-за стола, к тихой радости Карамона.

Справившись с дурнотой, Рейстлин ощутил себя настолько лучше, что даже поднялся на ноги и отправился с докладом к Хоркину. По дороге он тщательно обдумал, что именно рассказать своему учителю. Сначала юный маг предполагал наврать с три короба, но тогда бы он оказался со всех сторон полным дураком, и Рейстлин решил открыть правду. Не из благородства, а потому, если честно, что так и не смог придумать убедительной лжи, которая бы объяснила пропажу всех его товаров.

«Вот где шляется этот кендер, когда в нём действительно нуждаешься?» — с раздражением подумал он.

Хоркин едва не упад со стула, когда увидел вошедшего Рейстлина с пустыми руками. Удивление сменил гнев, когда юноша честно и спокойно признал, что сбежал из шатра Красной Мантии, оставив там все свитки и артефакты,

— Я думаю, тебе лучше объясниться, Красный, — мрачно пророкотал боевой маг.

Рейстлин подробно рассказал про весь путь в мельчайших деталях, описал Красную Мантию и свой собственный страх, когда он понял, что красный маг сейчас нападёт на него, чтоб заполучить посох. Он умолчал только про странные лица, которые беспрерывно сливались и разделялись, потому что даже сам не мог до конца понять, было это на самом деле или нет.

Сначала Хоркин слушал его с крайним подозрением, уверенный, что Рейстлин продал все до последнего колечка, а деньги припрятал для себя. Он, не отрываясь, смотрел в глаза ученика, ища хоть каплю лжи, которая могла в них отразиться.

Но и следа неправды не промелькнуло в песочных зрачках. Рейстлин бледнел, когда рассказывал об их страшной встрече, начинал слабо дрожать, и тень ужаса металась в его глазах. Он продолжал говорить, пересиливая себя, и чем ближе его рассказ подходил к концу, тем больше Хоркин начинал верить в то, что это правда, какой бы невероятной она ни выглядела.

— Говоришь, этот маг очень силён? — задумчиво потёр подбородок Хоркин, как всегда делал, когда бывал крайне озадачен.

Рейстлин выскочил наружу, он не мог сидеть неподвижно, даже несмотря на то, что смертельно устал, — ему было необходимо успокоиться, а внутри маленького шатра боевого мага места для этого не было. Посох из рук Рейстлин не выпускал.

— Силён?! — воскликнул он, вбегая обратно. — Да я стоял рядом с великим Пар-Салианом, который, как многие уверяют, один из сильнейших архимагов из когда-либо появлявшихся на свет. Так вот, сила, которая от него исходила, была как летний, дождик по сравнению с тем штормом, что излучал тот человек!

— Да ещё и Красная Мантия, кроме всего…

Рейстлин заколебался, не зная, что ответить.

— Позволь мне сказать, мастер Хоркин… Хотя этот маг и носит красные одежды, но у меня создалось сильное впечатление, что делает он это не из уважения к одному из Богов магии, а скорее… — Рейстлин беспомощно дёрнул плечами. — Ну, вроде как под цвет кожи…

— Красные глаза и оранжевая кожа… Может, он альбинос? Я знавал одного альбиноса, у барона в штурмовом отряде, так он…

— Прошу прощения, мастер, — нетерпеливо прервал его воспоминания Рейстлин, — но что нам теперь делать?

— Делать? Ты о чём? Ах, о маге… — Хоркин покачал головой. — Да оставь его в покое — и все. Давай посмотрим в лицо фактам, Красный. Несомненно, он украл наши припасы, но там не было ничего ценного, а посохом Красная Мантия завладеть не смог. Это, кстати, его серьёзная промашка, но всё равно, я думаю, надо доложить барону…

— Расскажешь, как я улепётывал в панике? — горько спросил Рейстлин.

— Конечно нет, Красный, — мягко ответил Хоркин. — В сложившихся обстоятельствах, я думаю, ты всё сделал правильно. Барону я скажу, что нам этот маг кажется очень подозрительным. После того, что он сам наблюдал в лагере союзников, не думаю, что он сильно удивится, — усмехнулся старый маг.

— Возможно, этот Красная Мантия на самом деле ренегат и отступник… — произнёс Рейстлин.

— Что ж, Красный, может быть, очень может быть… — Хоркин отвернулся от него.

Маги-ренегаты не признавали законов, установленных в своё время Конклавом Магов, которые регулировали, как и каким образом обращаться с мощнейшими энергиями, и кроме простых людей защищали прежде всего самого мага, предоставляя ему права, но и накладывая определённые обязательства. Ренегат был опасностью для всех членов Конклава и в случае обнаружения подлежал немедленному уничтожению.

— Да и потом, что ты с ним будешь делать, Красный? — продолжал Хоркин. — Бросишь ему вызов и предложишь дуэль?

— Раньше я бы попробовал, — сказал Рейстлин с лёгкой улыбкой, вспоминая, как однажды вызвал на дуэль другого ренегата — с почти фатальными результатами… — Но я выучил свой урок и не такой глупец, чтобы бросать вызов магу, превосходящему меня в сотни раз.

— Ну не прибедняйся, Красный, — улыбнулся в ответ Хоркин. — У тебя сильный талант, просто ты очень молод. Но когда-нибудь ты превзойдёшь лучшего из них…

Рейстлин очень удивился комплименту в свой адрес — это был первый раз, когда Хоркин хоть как-то выразил ему своё одобрение.

— Спасибо, мастер…

— Но только день тот придёт очень нескоро, — бодро прервал его Хоркин. — Особенно если посмотреть, как ты применяешь заклятие «горящие руки». Ты хоть раз смог не запалить на себе одежду?

— Но, мастер, я же сказал тебе тогда, что нездоров…— начал Рейстлин.

Боевой маг рассмеялся:

— Я же просто подтруниваю над тобой, Красный, а ты кидаешься в бой!

Рейстлин был совершенно не в том настроении, чтобы весело шутить с наставником.

— Прости меня, мастер, я очень устал. А завтра ещё намечается первый штурм, поэтому я, с твоего разрешения, отправлюсь спать.

— Все это очень странно… — пробормотал себе под нос Хоркин, когда его ученик удалился. — Маг-альбинос. Голова… Ничего подобного я не встречал на всём Ансалоне… Хотя с каждым годом Кринн становится все более странным местом… Очень странным местом…

Тряхнув головой, Хоркин отправился к барону выпить за все странности мира, вместе взятые.

 

8

Айвор Лэнгтри ничего не рассказал своим бойцам о командующем Холосе и его оскорбительных речах, но и не приказывал телохранителям держать язык за зубами. Известие о «стае обделавшихся собак» облетело лагерь наёмников со скоростью огня, пожирающего лесную чащу перепрыгивая от одной группы людей к другой.

Солдаты клялись взять западную стену, чтобы у Холоса глаза лопнули, да и не только стену, а весь город, ещё до завтрака. Известие о том, что первым пойдёт штурмовой отряд, было встречено с глухим завистливым ропотом, между тем как сами штурмовики скромно полировали броню, словно ничего не произошло.

— Рейст! — Карамон ураганом ворвался в палатку брата, — Ты слышал?…

— Слушай, я пытаюсь уснуть, — недовольно пробурчал юный маг. — Приходи позже.

— Но это важно, Рейст, наш отряд будет…

— Ты уронил мой посох, — констатировал Рейстлин.

— Мне жаль, я сейчас поставлю на место…

— Не трогай! — прикрикнул маг, слез с кровати, поднял своё сокровище и поставил у изголовья. — Ну, что же ты от меня хочешь? — спросил он устало. — Давай говори живее, а то я валюсь с ног…

Но даже ворчание брата и его плохое настроение не могли уменьшить гордость и радость Карамона. Он раздувался от этих чувств, к которым добавлялось волнение. Казалось, ещё немного — и силач заполнит собой всю палатку, расплющив и задушив близнеца.

— Наш отряд избран быть первым в завтрашнем сражении. «Первый удар», как сказал мастер Сенедж. Ты пойдёшь с нами, Рейст? Это же будет нашей первой битвой!

Рейстлин некоторое время молча смотрел в темноту, потому произнёс:

— Может быть… Пока я не получил никаких приказов на этот счёт.

— Вот как… очень жаль… — Карамон на мгновение расстроился, но потом снова воспрянул духом. — Получишь ещё, я в этом не сомневаюсь. Это же наша первая битва!

Рейстлин отвернулся от брата, и Карамон понял, что пора уходить.

— Ладно, мне ещё надо меч подточить, увидимся утром, Рейст! Спокойной ночи!

Карамон унёсся с таким же шумом и треском, как и появился.

— Извини, мастер, — произнёс Рейстлин, стоя у входа в шатёр Хоркина, — ты не спишь?

— Сплю! — донёсся рычащий ответ.

— Я сожалею, что разбудил тебя. — Рейстлин скользнул в шатёр, где лежал Хоркин, с головой укрывшись одеялом. — Но я только что узнал, что отряд, где служит мой брат, первым нападёт на западную стену. Я подумал, может, ты захочешь, чтобы я приготовил некоторые мази…

Хоркин резко сел в постели, в его глазах, отражающих свет посоха, не было и тени сна. Вещи были разложены рядом с кроватью в полной готовности, а сам он лишь чутко дремал.

— Выключи свой проклятый свет, Красный! Ты что, хочешь меня ослепить? Вот, теперь лучше. Так, что за слухи ты мне тут вливаешь в уши?

Рейстлин терпеливо повторил все заново, стоя посреди старого шатра, пропитанного запахом застарелого пота и различных трав.

— И ты меня разбудил только для того, чтоб высказать это? — проворчал Хоркин. Откинувшись назад, он натянул одеяло на плечи. — Нам обоим нужно поспать, Красный, завтра будет много раненых.

— Да, мастер. Но как насчёт битвы?…

— Барон не отдавал мне никаких приказов насчёт завтрашней битвы, но, возможно… — Хоркин хотел съязвить, но вместо этого зевнул, — он дал их тебе.

— Нет, мастер, но я думал…

— Тогда иди, подумай снова! — рявкнул Хоркин. — Послушай меня, Красный, завтрашний манёвр — это так, пустячок, перестрелка, мы просто проверим, на что способен город. И только последний глупец в первом штурме выложит все козыри, которые имеет, а мы с тобой очень большие козыри. Барон выводит магов на сцену в последнем акте, к всеобщему удивлению и поражению… А теперь иди и дай мне хоть немного поспать!

Хоркин натянул одеяло на голову.

Никто не мог спокойно улечься спать в ту ночь. Каждому хотелось подольше посидеть у костра, хвастаясь боевыми подвигами или сожалея, что он не будет участвовать в завтрашнем штурме. Сержанты дали им выговориться, а потом скомандовали отбой, иначе завтра все будут как сонные мухи. Лагерь слегка успокоился, хотя заснуть смогли немногие.

Рейстлин дошёл до своей палатки и свалился с необычайно сильным приступом кашля, весь остаток ночи пытаясь нормально вздохнуть. Барон лежал в шатре и думал о неприятных вещах, услышанных от командующего Холоса, и как им противостоять. Хоркин, разбуженный Рейстлином, не мог заснуть вообще. Он мрачно лежал в кровати, призывая проклятия на голову своего ученика и размышляя о завтрашнем штурме. Его обычно улыбающееся лицо сейчас было сосредоточенно, он молил свою дорогую Луни ниспослать ему сон. Крыса в тревоге смотрел в ночное небо — кто-то ему сказал, что его могут оставить завтра в лагере из-за его маленького роста. Карамон, отполировавший броню едва не до дырок, завернувшись в одеяло, думал: «А вот интересно, я могу завтра запросто умереть?»

Некоторое время спустя он открыл глаза, обнаружив, что уже утро.

Небо было жемчужно-серым, затянутым низкими облаками до самого горизонта, и, хотя дождя не было, лагерь был мокрым от влаги. Ветер нёс в себе заряды тёплой сырости, вяло трепыхая набрякшие знамёна. Звуки казались глухими и расплывчатыми, словно под водой, даже молот кузнеца ударял о наковальню мягко и не звонко.

Отряд мастера Сенеджа проснулся рано, выстроившись перед своими палатками.

— Первый в бою, первый к завтраку! — произнёс, усмехаясь, Карамон, хлопнув Крысу по спине. — Такой порядок мне по душе.

За все последние дни, что штурмовой отряд стоял в охранении и производил разведку, он первым встречал повозки с едой, передавая их потом остальным наёмникам изрядно опустошёнными. Штурмовики, смеясь, называли солдат других отрядов «овражными гномами», вызывая к себе жуткую зависть. Сейчас лагерь ещё спал, а им уже давали еду. Просидевший за время обучения на холодной овсянке, Карамон с жадностью смотрел на скворчащий бекон и ломти свежего хлеба.

— А ты что, не собираешься есть? — спросил он Крысу,

— Нет, Карамон, кусок в рот не лезет, — проговорил тот. — Слушай, а Дамарк действительно сказал правду? Ты тоже думаешь, что сержант не позволит мне…

— Давай наваливай в тарелку, — подтолкнул его Карамон. — Я доем, если ты не осилишь. Крыса хочет ещё вон тех пирогов! — громко добавил он — уже повару.

После этого силач спокойно разместился за столом с двумя тарелками, а Крыса сидел рядом и грыз ногти, бросая на сержанта Немисс жалостливые взгляды.

Обнаружив, что рядом с ним стоит брат, Карамон оторвался от еды и проговорил с набитым ртом:

— Привет, Рейст!

Рейстлин был бледнее обычного, под глазами залегли чёрные круги, плащ насквозь промок. Дрожащей рукой маг опирался на посох.

— Неважно выглядишь, Рейст, — встревожился Карамон, забыв о завтраке и вскакивая. — Как ты себя чувствуешь?

— Плохо, — едва выдавил Рейстлин. — Очень плохо. Но я никогда не чувствую себя хорошо… Если бы ты знал, чем я занимался всю ночь… Да не бледней ты так, мне уже лучше, просто тяжело долго стоять на ногах. И у меня есть обязанности, к примеру, подготовка бинтов в лекарском шатре, — ожесточённо проговорил Рейстлин. — Я пришёл сюда пожелать вам удачи, — Тонкие пальцы Рейстлина легли на плечо близнеца, — Береги себя, брат.

— Ну да… Конечно… Обязательно… Спасибо, Рейст, — прогудел тронутый Карамон. Он собрался сказать, чтобы брат тоже берег себя, но, когда слова нашлись, Рейстлин уже ушёл.

— Ну и странные дела творятся, — протянул Крыса, когда силач рухнул на скамью и снова принялся за завтрак.

— А как же! — проговорил с ликующей улыбкой Карамон. — Мы же близнецы!

— Да, я знаю… просто я…

— Что ты? — в упор посмотрел силач на полукендера. Крыса хотел сказать, что никогда ещё не видел, чтобы Рейстлин проявил хоть капельку любви или братской заботы, и было странно, что он сделал сейчас, но, посмотрев на довольное лицо Карамона, передумал.

— Просто хотел отдать тебе своё мясо. Будешь?

— Давай, — усмехнулся Карамон, — сыпь все в кучу.

Засидевшись, он не успел расправиться и со своей порцией, когда барабаны начали отбивать общую готовность. Солдаты штурмового отряда спешно кинулись облачаться в броню и вооружаться.

Пошёл лёгкий дождь, заливаясь в шлемы и щели доспехов. Капельки воды оседали на бородах и усах, заставляя солдат протирать лица, чтобы лучше видеть. Пальцы скользили на металле застёжек, разбухшие кожаные ремни с трудом поддавались усилиям. Никакая смазка полностью не уберегала от влаги, рукояти мечей скользили во влажных ладонях.

Но самое загадочное творилось со стенами города, которые дождь заставил поменять цвет. Они были сложены из светло-коричневых тёсаных скальных плит, но, когда вода намочила их, стены приняли красноватый оттенок, словно покрытые тонким слоем крови.

Солдаты мрачно смотрели на них и с надеждой переводили взгляды на небо, ожидая, что дождь кончится.

Крыса, смаргивая воду с ресниц, помогал Карамону надевать кожаную броню, которая сильно отличалась от той, что обычно носил штурмовой отряд в разведке. Эта броня защищала руки и шею и, кроме того, была усилена стальными пластинами. Весила такая броня больше, но, естественно, обеспечивала гораздо лучшую защиту. Она была одолжена у обычных подразделений вместе с большими щитами, которые сегодня могли пригодиться штурмовикам.

Крыса был мрачным — слухи в отношении его оказались верными. Полукендеру приказали остаться, в то время как остальные пойдут на штурм. Крыса умолял и даже спорил, но сержант Немисс была неумолима и, наконец, схватила щит, швырнув его полукендеру. Тяжёлый щит накрыл Крысу и едва не похоронил его под собой.

— Сам видишь, — сказала она, — ты его даже поднять не можешь.

Штурмовики расхохотались. Крыса копошился под тяжёлым щитом, все ещё не согласный. Сержант Немисс вытащила его, встряхнула за плечи и заявила:

— Ты настоящий храбрец, просто не вышел ростом. Если бы ты нашёл большой щит, который можешь нести, я бы тебя взяла вместе со всеми.

После этого сержант приказала полукендеру помогать другим солдатам надевать броню. Он подчинился, но не переставал стенать и жаловаться, что это несправедливо.

— Я прошёл такое же обучение, как и остальные, а они теперь будут думать, что я трус. Почему я не могу идти в бой со старым щитом?

Внезапно жалобы прекратились.

Карамон, ужасно переживавший за друга, но уже начинавший раздражаться, решил, что Крыса смирился с жестокой судьбой.

— Увидимся, когда мы захватим ту стену, — сказал он, надевая шлем.

— Удачи, Карамон! — с улыбкой ответил Крыса, пожимая ему руку.

Карамон подозрительно уставился на друга. Точно такую же улыбку, сладкую и невинную, он часто наблюдал на лице Тассельхофа Непоседы. Это было очень подозрительно. Но силач не успел додумать серьёзную мысль о том, что задумал Крыса, поскольку сержант Немисс призвала всех к вниманию.

К ним приближался мастер Сенедж. Соскочив с жеребца, он быстро, но внимательно осмотрел снаряжение каждого солдата, проверив, как затянуты ремни и наточены копья. Закончив, мастер обнаружил, что вокруг его отряда собрался весь лагерь — проводить их в бой и послушать, что он скажет.

— Парни, сегодня мы проверим на прочность западную стену, — крикнул мастер Сенедж. — Посмотреть, какие неожиданности ждут нас дальше. Задание простое: максимально сомкните ряды, щиты вверх и бегом к стене. Обстрел лучников будет серьёзным, но, пока держится строй, они нам не страшны. Наши лучники попробуют очистить стены, но не надо думать, будто они сделают всю работу. Когда я наблюдал за их тренировкой, то боялся, что они скорее положат нас, чем помогут убить врагов.

Отряд лучников громко засвистел и заулюлюкал, штурмовики заржали. Напряжённость ослабла, а это было именно то, чего мастер Сенедж добивался. Он знал, что, если в городе сидят не дети и инвалиды, у его отряда будут большие трудности. Кто стоит на стенах, и каковы будут проблемы — вот два самых главных вопроса сегодняшнего сражения. Мастер не упомянул армию союзников, собравшуюся понаблюдать за ними, — огромная фигура их командира была видна всем в безопасной от стрел зоне.

— Тогда хватит болтать! — заорал Сенедж. — Как только мы получим сигнал, что лучники заняли позицию, выдвигаемся вперёд, делаем своё дело, потом успеваем к обеду. — Он осмотрел штурмовиков, остановив взгляд на Карамоне, — Мы же первые получаем и обед, Маджере, — усмехнулся он.

Карамон покраснел, а потом добродушно рассмеялся. Штурмовики, выстроившиеся плотным строем, собрались у выхода из лагеря; Карамон стоял в последней, третьей шеренге. Командир занял место перед строем, помощник увёл его жеребца — Сенедж собирался лично вести свой отряд в атаку. Когда мастер поднял меч, Карамон ощутил, как что-то стукнуло его в спину. Оглянувшись, он заметил Крысу, стоявшего вплотную к нему, почти наступая на пятки.

— Сержант сказала, что я могу идти, если найду большой щит, который смогу нести. Я думаю — им будешь ты, Карамон, и надеюсь, ты не возражаешь.

Карамон не решил, возражает он или нет, у него просто не осталось времени — сигнальный флаг справа опустился и поднялся вновь: «Лучники готовы».

— Вперёд! — заорал Сенедж. — Штурмовики всегда первые в бою!

Отряд шагнул в ногу, медленно и неуклонно двинулся вперёд, ведомый знаменем, реющим позади командира. Одновременно в лагере мощно ударили барабаны, помогающие солдатам держать строй. Левые ноги синхронно ударяли о землю вместе с тяжёлым басом барабана. Щиты покачивались в унисон, воины пожирали глазами приближающуюся стену. Музыка усилила волнение Карамона, он смотрел на товарищей по сторонам, раздуваясь от гордости. Никогда ещё силач не ощущал подобной близости к людям, как к этим солдатам, идущим вместе на смерть. Лёгкое покалывание страха в низу живота улетучилось. Он был неудержим, и ничто не могло остановить его в этот миг.

Небольшой ручеёк протекал по полю между лагерем и восточной стеной. Летом он пересыхал, но его русло было достаточно глубоким и поросло мокрой травой, что требовало от солдат некоторого времени для его пересечения. Русло сильно изгибалось, и правый фланг отряда начал форсирование препятствия раньше левого. В нескольких местах стена щитов распалась, образуя изрядные дыры, но осаждённый город молчал.

«Почему они не стреляют, чего ждут?» — задавался лихорадочным вопросом Крыса.

Сержант Немисс откуда-то слева от Карамона пролаяла:

— Сомкнуть щиты, заразы! Скоро они начнут стрелять, и гораздо раньше, чем вы будете готовы!

Мягкий свистящий звук, отличающийся от любого другого, слышимого раньше, заставил волосы на шее Карамона встать дыбом. Небо потемнело. Передний строй заколебался — зловещий шум услышал каждый штурмовик. Карамон немедленно постарался высунуться из-под щита, чтобы разглядеть все получше. Посмотрев вверх, он с удивлением понял, что это не тучи, а тысячи стрел устремившихся к нему.

— Держи свой проклятый щит! — завопила сержант.

Помня тренировку, Карамон торопливо подался назад, подняв щит повыше. Не прошло и нескольких секунд, как он прогнулся и завибрировал под ударами десятков стрел. Карамон поразился силе ударов, словно кто-то лупил по щиту боевым молотом.

Внезапно всё закончилось.

Силач напрягся, ожидая следующей атаки, а когда её не последовало, осмелился выглянуть. Четыре стрелы дрожали в его щите, трепеща оперением, то же было и у других солдат. Некоторые из них сразу же вырывали стрелы и отбрасывали в сторону. Карамон обернулся проведать Крысу, и тот посмотрел на него с робкой улыбкой.

— Ну, парень… — всё, что он смог сказать.

— Вперёд, вперёд! — завопил Сенедж, увлекая отряд за собой.

Свистящее шипение снова раздалось над ними, это лучники барона били по стенам. Стрелы проносились вперёд, исчезая в городе, оттуда грянул ответный залп, и Карамон заранее поднял щит.

Стрелы вернулись домой. Карамон пригибался от ударов, но шёл вперёд. Резкий крик заставил его дёрнуть головой — справа от него человек упал на землю, корчась в муках. В его ноге торчала глубоко ушедшая стрела, а в строю появилась брешь.

Солдаты сомкнули щиты, восстанавливая целостность строя, штурмовой отряд продолжал двигаться вперёд. Карамона душила бессильная ярость, ему хотелось убивать и мстить, но рядом никого подходящего не было. Силачу оставалось только идти под стрелами и терпеть. Залпы баронских лучников, казалось, не приносят никакого эффекта.

Ещё один дождь стрел пролился с неба, поражая штурмовиков. Воин впереди Карамона упал навзничь, прямо под ноги силача. Солдат не мог кричать — стрела пробила ему горло, он только булькал и зажимал руками ужасную рану.

— Не останавливайся! Сократи строй, идиот! — проорал в ухо ветеран, колотя Карамона в бок.

Силач перепрыгнул тело, боясь наступить на тяжелораненого, поскользнулся на мокрой, забрызганной кровью земле и едва не растянулся, когда чьи-то руки схватили его сзади за пояс и удержали. Вскоре шелест и свист послышались снова, и Карамон сжался в комок, стараясь занять как можно меньше места под щитом.

Неожиданно поток стрел прервался. Штурмовики сомкнули ряды в ста пятидесяти ярдах от цели. Возможно, отряд лучников Лэнгтри смог заставить всех убраться со стен, а может, вражеские лучники просто сбежали.

Карамон вновь осторожно высунулся и услышал глухой стук, словно что-то тяжёлое прокатилось по мокрой траве. Звук завершился громким треском, и оглядевшийся в поисках источника Карамон увидел, как двое солдат из первой шеренги перестали существовать, во второй шеренге было уже шестеро, в третьей не задело никого. Одна секунда стоила жизни восьми солдатам.

Огромный кровавый валун, запущенный со стены и пронёсшийся сквозь шеренги, наконец, остановился. Катапульта сработала великолепно — камень уничтожил всех стоявших у него на пути. Восьми солдат не было, остались только кровь, кости и скрученная плоть. Крики раненых, вонь от кишок, крови и нечистот заставили Карамона согнуться и опорожнить желудок.

Шелест следующего залпа дёрнул Карамона кинуть щит и броситься наутёк, но глубоко вбитая сержантами дисциплина пригвоздила его к месту. Он не опозорится и не будет заклеймён как трус. Силач лишь присел, держа щит над головой, с тревогой высматривая Крысу, которого нигде не было видно.

Залп накрыл ещё троих, включая знаменосца, флаг отряда, выпав из мёртвых рук, покатился по траве. Ни Сенедж, ни сержант не успели ничего сделать, когда вперёд из ниоткуда выскочил Крыса. Прыгая по мёртвым и живым телам, он подбежал к бессильно лежащему знамени.

Залп лучников города.

Подхватив древко, полукендер как заговорённый выстоял под ливнем стрел, размахивая флагом и дико вопя. Остальная часть отряда присоединилась к крику, но робко и неуверенно. Мастер Сенедж судорожно осмотрел свой строй и увидел ужасные дыры, зияющие тут и там. Ещё один залп стрел и прилетевший валун вывели его из ступора, побудив к действию.

— Отступаем! Сомкнуть щиты! — заорал он.

В это время Карамон уже мчался со всех ног, чтоб защитить Крысу, прикрыв его щитом. Штурмовики двинулись назад. Полукендер не обращал никакого внимания на стрелы, густо падавшие вокруг, гордо шёл позади всех, размахивая флагом. Отряд организованно отступал, не пытаясь броситься врассыпную или ускорить шаг.

Живые вставали на место мёртвых. Тех, кто ещё дышал, подхватывали и тащили в лагерь. Отряд лучников барона усилил темп стрельбы, прикрывая отход штурмовиков. Крыса тащил флаг, а Карамон закрывал его щитом. Пройдя так ярдов пятьдесят, они чуть расслабились — стрелы сюда достать уже не могли.

Ещё через сто шагов мастер Сенедж остановил отряд, опустив щит к земле. Все остальные слитно повторили движение командира. Карамон с наслаждением избавился от веса в дрожащей руке — сейчас для него щит весил не меньше двухсот фунтов.

Крыса, чьё лицо побелело от напряжения, продолжал держать знамя.

— Поставь древко на землю, — посоветовал Карамон.

— Я… я не могу его опустить… — дрожащим голосом произнёс Крыса. Он воззрился на свои руки, как на чужие. — Я, правда, не могу, Карамон!

По лицу Крысы побежали быстрые слезы. Силач протянул руку, чтобы помочь, только сейчас заметив, что сам весь забрызган чужой кровью и грязью, но, постояв так мгновение, он опустил руку, не прикоснувшись к знамени.

— Так, слушать всем! — завопил мастер Сенедж. — Мы выполнили задание! Барон узнал, что хотел! Защита города на высоком уровне!

Мужчины в строю не ответили, они были измучены и подавлены.

— Вы сражались хорошо, я горжусь вами! — продолжал Сенедж. — Кроме того, сейчас мы потеряли много друзей. Поэтому, — он сделал небольшую паузу, — я намереваюсь дождаться сумерек и вернуться за их телами.

Ропот согласия пробежал по рядам штурмовиков, после чего сержант Немисс приказала идти в лагерь. Солдаты разбрелись — кто врачевать раны в палатке Пиявки, а кто просто завалиться спать. Некоторые из новичков, Карамон и Крыса в их числе, остались стоять на месте, слишком поражённые увиденным, чтобы двигаться.

Сержант Немисс подошла к полукендеру и принялась разжимать его судорожно сжатые пальцы.

— Ты не повиновался приказу, солдат, — произнесла она железным тоном.

— Нет, сержант, я его выполнил, — ответил Крыса. — Я нашёл себе щит, с которым мог идти в бой, — Он указал на Карамона.

Немисс усмехнулась, покачав головой:

— Если бы нас измеряли по духу, быть бы тебе среди гигантов… Кстати, о гигантах, ты неплохо справился, Маджере, я думала, тебя свалят первым. Ты такая хорошая мишень…

— Да нет, во время боя у меня почти все вылетело из головы, — честно ответил Карамон, не боясь, что это может понизить оценку сержанта. — Чуть в штаны не наложил со страху… Всю битву просидел за щитом…— Он виновато повесил голову.

— Так ты сохранил сегодня жизнь, болван! — резко сказала Немисс. — Похоже на то, что я тебе всё-таки что-то вдолбила в голову…

Сержант подозвала к себе одного из ветеранов, вручила ему знамя отряда и зашагала в лагерь.

— Ну, может, пойдём, поедим? — устало спросил Карамон у друга. — Хотя я не очень проголодался… Наверное, я пропущу обед и пойду, посплю…

— Обед? — воззрился на него Крыса. — Какой обед, прошло всего полчаса, как мы завтракали!

«Полчаса. А может, и полгода. А для кого-то и вся жизнь…»

Слёзы навернулись на глаза Карамона, но он так быстро отвернулся, что никто ничего не заметил…

 

9

Под покровом ночи штурмовой отряд вернулся на поле боя, чтобы собрать мёртвых и похоронить их в братской могиле. Необходимо было соблюдать секретность — враг не должен был подсчитать их потери.

Барон прочитал короткую молитву, перечислив имена павших и сказав о них несколько прощальных слов. У свеженасыпанного холма остались стражи — отгонять бродячих собак и волков, а Лэнгтри распорядился выдать остальным бочонок «гномьей водки» на помин душ.

Карамон выпил не только за каждого павшего в бою, но и за каждого рекрута, не выдержавшего испытание в лагере, — так казалось Крысе, который потом тащил еле шевелящееся тело к их палатке. Внутри Карамон окончательно отрубился, рухнув поперёк кровати и разнеся её в щепки, что вызвало лёгкий переполох среди спящих солдат — всем почудилось, прилетел ещё один камень из катапульты.

Рейстлин всю ночь провёл в лекарской палатке, помогая Хоркину с бинтами и мазями. Большинство ран были лёгкими, кроме перебитой ноги несчастного, которого принесли в палатку на руках сразу после боя.

Так Рейстлин оказался в числе тех, кто наблюдал первую ампутацию в лагере, — юному магу поручили приготовить сонный корень мандрагоры и наложить на снадобье дополнительное заклятие сна, а друзья тяжелораненого навалились на руки и ноги приятеля, стараясь предотвратить любое движение.

Рейстлин провёл много часов вместе с Безумной Мэггин, исследуя трупы и познавая тайны человеческой анатомии. Он никогда не чувствовал себя брезгливым, легко согласившись в своё время исцелять заражённых чумой жителей Утехи, а потому уверил Пиявку, что без проблем перенесёт вид крови и справится с ролью помощника,

Он и понятия не имел, что в живом теле может содержаться так много крови, а когда лезвие пилы вонзалось в плоть, ему не раз приходилось закрывать глаза, чтобы не упасть в обморок. Он слегка пришёл в себя, только когда нога была удалена и унесена для захоронения с мёртвыми, а потом не выдержал и попросил у врача разрешения выйти. Пиявка посмотрел на бледного мага и кивнул, прибавив, чтобы тот не возвращался, а пошёл, выспался. До утра усыплённый заклятием и мандрагорой больной не будет ни в чём нуждаться, а другие раненые уже были перевязаны.

Пока Рейстлин ковылял до палатки, он весь взмок от пота, презирая и на чём свет стоит проклиная только одного человека. Себя.

Союзники встретились снова в полдень, барон Лэнгтри ещё раз приехал в ставку командующего Холоса. На этот раз полугоблин был гораздо почтительнее, если не сказать сердечнее. Он разрешил барону оставить меч и даже почти предложил присесть, пока они обсуждали планы, ставящие Безнадёжность на колени.

Оба командира согласились, что, как показала вчерашняя разведка, город прекрасно защищён, поэтому открытый штурм даже объединёнными силами может легко потерпеть неудачу — серьёзная оборона стен вызовет большие потерн. Холос предложил готовиться к длительной осаде:

— Пусть горожане уничтожат все свои запасы, а потом, через несколько месяцев, доедая крыс и глядя, как их дети страдают от голода, они запоют по-другому.

Такой план был неприемлем для барона, которому не хотелось торчать здесь все лето, и он предложил альтернативу:

— Эту войну надо завершить быстро. Пусть небольшой отряд проникнет в город и нападёт на стражу изнутри, наверняка можно кого-то подкупить…

— Предательство? — громко расхохотался Холос. — Вот это мне по душе!

— Несомненно, — сухо кивнул барон, — они даже не поймут, что случилось.

— А чьи силы будут проникать внутрь? — спросил нахмурившийся Холос.

— Я уверен, мои, — Барон давно ждал этого вопроса. — Ты видел их в бою и теперь не будешь сомневаться в их доблести.

— Подожди снаружи, — вновь грубо буркнул Холос. — Я должен обсудить вопрос со своими офицерами.

Прогуливаясь около шатра командующего, барон, скрежеща зубами от гнева, слушал доносившиеся оттуда голоса:

— Пусть их перебьют, нам-то что!

— Мы всегда можем начать затяжную осаду?

— Помогут выиграть нам время и деньги!

Когда его вновь позвали внутрь, Лэнгтри сам отдал меч помощнику, чтобы не иметь соблазна применить его на совете.

— Ладно, барон, — сказал Холос. — Мы решили согласиться с твоим планом, пусть идут ваши люди. Как только они подадут сигнал, мы начнём штурм главных ворот.

— Я полагаю, в атаку пойдут твои лучшие солдаты? — прищурился Лэнгтри. — Если ты не ударишь вовремя, весь мой отряд вырежут.

— Ну да, я знаю. — Холос выковырял из зубов мелкую косточку, потом осклабился и подмигнул барону. — Даю тебе честное слово.

— Ты ему доверяешь, барон? — спросил Моргон, когда они направлялись назад.

— Мне не нравится, как он воняет, — произнёс барон мрачно.

— Ну тогда ты с командующим в очень близких отношениях! — с каменным лицом вымолвил Моргон.

— Ха-ха-ха! — неистово рассмеялся барон, хлопнув Моргона по спине. — В близких, Моргон, очень близких!

— Барон, — произнёс мастер Сенедж громко, — мои штурмовики надеются, что эта миссия выпадет им. У нас есть неоплаченный долг.

Остальные командиры отрядов разразились не менее громкими криками. Лэнгтри поднял руку, призывая к тишине:

— Что ты хочешь этим сказать, Сенедж?

— Парни вернулись с безнадёжного задания, барон. Их безнаказанно уничтожали, но они выстояли, не струсив и не побежав.

— Они обязаны так делать всегда, разрази их Бездна! — нахмурился барон.

— Всё верно, барон, — кивнул Сенедж, — но им нужно вернуть боевой дух. Уже много лет, как штурмовики не отступали ни перед кем.

— Послушай, во имя Кири-Джолита… — слабо махнул рукой Лэнгтри.

— Милорд барон, — отчеканил Сенедж, вытянувшись в струнку, — они были побеждены и горят желанием отомстить. Это вопрос воинской чести.

Остальные командиры притихли: хотя им всем хотелось получить данное назначение, однако они уважали право Сенеджа и вескую причину штурмовиков.

— Будь посему, — кивнул барон. — Твои штурмовики отправятся в город, но не одни. На этот раз с вами будет маг. Мастер Хоркин!

— Да, барон?

— Ты отправишься с ними.

— Прошу прощения, милорд, но я бы предложил в данном случае своего ученика.

— А что, паренёк уже готов к такому серьёзному заданию? — спросил барон строго. — Маджере мне казался очень болезненным, я думал, ему ещё учиться и учиться.

— Красный гораздо сильнее, чем выглядит, барон, — сказал Хоркин, — и даже сильнее, чем он сам думает. Он гораздо лучший маг, чем я, — Хоркин сделал подобное заявление совершенно спокойно, без злобы и зависти, просто констатируя факт, — А там, где будут рисковать жизнями много людей, надо использовать самое лучшее.

— Оно так, но ты гораздо опытнее…

— А как же он заработает опыт, если ему не давать случая его набраться? — торжествующе удивился Хоркин. — Никак, естественно.

— Говоришь гладко. — Барон все ещё колебался. — Но ты у нас боевой маг, а я о таких вещах знаю с гулькин нос. Ладно, Сенедж, найди Маджере и передай ему, что он переходит в твоё подчинение. Потом вернёшься, получишь ещё распоряжения…

— Да, милорд барон!

— Рейст! Ты уже слышал новости? — Карамон осторожно заглядывал в палатку брата, стараясь не дышать внутрь. Силач чувствовал себя мерзко, словно у него в голове затеяли игру в прятки овражные гномы. Вместе с ужасом сражения, торжественностью похорон похмелье дополнило картину жизни бывалого солдата. Однако чтобы не нервировать брата, он старался бодриться. — Мы проникнем в город, и ты пойдёшь с нами!

— Да слышал я! — раздражённо произнёс Рейстлин, не отрывая взгляда от магической книги, раскрытой на коленях. — А теперь уйди и оставь меня в покое… Мне нужно выучить все эти заклинания до ночи.

— Это ведь то, о чём мы с тобой всегда мечтали, — произнёс Карамон задумчиво. — Разве нет?

— Да, Карамон, возможно… — рассеянно ответил Рейстлин.

Карамон постоял ещё, надеясь, что ему выпадет шанс высказать брату накопившееся в душе: о страхе, позоре и жуткой жажде вернуться домой. Но Рейстлин больше не обращал на присутствие близнеца внимания, и Карамон побрёл восвояси.

Юный маг сидел уставясь в книгу, а строчки плясали у него перед глазами, слова и магические понятия скользили мимо мозга, будто хорошенько смазанные жиром. Его брат и другие солдаты будут зависеть от него одного.

Какая жестокая шутка!

Но Боги всегда любили пошутить над ним. В отчаянии Рейстлин снова углубился в магическую книгу, стараясь забыть о собственной трусости.

 

10

Китиара прибыла в лагерь Холоса на следующий день после неудачного штурма. Она задержалась больше, чем рассчитывала, хотя знала, что Иммолатус будет просто кипеть от нетерпения, но путь из горного секретного прохода оказался гораздо дольше, чем ей показалось. Она нашла дракона мирно спящим в своём шатре, не обращающим внимания на безумный грохот кузни неподалёку. Китиара могла различать громкий храп дракона между каждым ударом молота.

Входя на цыпочках внутрь, воительница неожиданно обо что-то споткнулась. Подхватив загадочный предмет, из-за которого едва не растянулась, она поднесла его к огню, думая, что это карта, но с первого взгляда он напомнил ей футляр для свитков, которые используют маги в своих заклинаниях. Китиара бросила футляр обратно на пол, чтобы не напороться на магическую защиту. Ещё несколько подобных свитков были рассыпаны по полу, вместе с кольцами и разбитым кувшином, в котором, судя по запаху, был куриный бульон.

Интересная загадка. Свитки явно не принадлежали Иммолатусу, иначе он не оставил бы их так валяться, но тогда здесь произошла странная встреча. Свитки означали приход мага, бульон — повара. Может, лагерный повар ещё и упражнялся в магии? Китиара мысленно попросила небеса, чтобы Иммолатус не умудрился оскорбить повара, — есть хотелось уже давно. Воительница встала над драконом, обиженная тем фактом, что он спит себе в тёплом и уютном шатре, когда она делает всю грязную работу, и, усмехнувшись, тряхнула его за плечо:

— Достославный! Иммолатус!

Дракон проснулся мгновенно, яростно воззрившись на, неё своими огненными глазами, ненавидя в этот момент не только Китиару, но ещё и жалкую человеческую оболочку, в которую заключён. Чувство презрения и омерзения, какое она могла бы испытывать к раздувшемуся от крови клещу, окатило Китиару с головы до ног.

Отдёрнув руку, Китиара быстро отступила назад, в очередной раз удивившись, как дракон так быстро умудряется очнуться от сна. Не иначе, тысячелетний опыт… Но все равно в этом было что-то неестественное.

— Сожалею, что разбудила тебя, достославный, — сказала она абсолютную правду, — Но я думала, тебе будет интересно узнать, что наша миссия завершилась успехом, — иронично сказала Китиара, не удержавшись, — Я думала, ты послушаешь, что я нашла…— Она бесцеремонно оглядела шатёр, добавив: — А что у тебя за бардак? Почему все раскидано?

Иммолатус сел на кровати. Он всегда спал в своих красных одеждах, никогда не снимая, не мылся и не стирал их. От него исходил омерзительный запах смерти и гниения, напоминавший Китиаре пещеру дракона.

— У меня тут была интересная встреча с молодым магом, — произнёс Иммолатус, пиная ногой ближайший чехол. — Он торопился уйти и все рассыпал. Такой торопливый юноша… — Дракон неприятно оскалился и пробормотал: — И у него есть то, что я очень хочу.

— Почему тогда ты это не забрал? — нетерпеливо спросила Китиара, которой на желания Иммолатуса было глубоко наплевать. Её утомили долгие поиски, и воительница собиралась выложить добытые сведения, как только дракон замолчит.

— Типично человеческий вопрос, — с негодованием посмотрел на неё Иммолатус. — Ты всё равно не сможешь понять такие тонкости. Я завладею этим предметом тогда, когда придёт время, и единственно нужным способом. На столе лежит записка — отнеси её этому молодому магу. Он служит тем людишкам, которых вы именуете союзниками.

Иммолатус показал на пергамент, небрежно брошенный на стол. Китиара собиралась было взорваться, заявив, что она не нанималась быть на побегушках у дракона, но боязнь того, что перебранка затянется, и она так и не доберётся до кровати, заставила её проглотить гневные слова.

— Как его зовут, милорд? — только и спросила она.

— Магиус.

«Магиус», — презрительно подумала Китиара, выскочила из палатки и остановила первого попавшегося солдата. Назвав имя адресата, она велела тому бегом мчаться в лагерь наёмников.

— Ну, Ут-Матар, — произнёс дракон, когда она вернулась, — как там наше задание? Все успешно? Я уже начинаю беспокоиться, раз ты так долго тянешь.

В ответ Китиара вытащила из-за пазухи книгу и протянула Иммолатусу:

— Убедись сам, достославный.

Дракон нетерпеливо схватил книжку, почти вырвав её из рук женщины.

— Так ты нашла яйца металлических драконов… — вырвалось из его глотки торжествующее низкое клокотание.

Иммолатус жадно пролистывал страницы, а Китиара комментировала;

— Их там навалом, пришлось считать рядами. «З» означает золотые, а «С», понятное дело, серебряные. Вот смотри, если проставлено 11/34 С, выходит, в одиннадцатом раду тридцать четыре яйца серебряных драконов.

— Я вполне понимаю твои каракули, — проворчал дракон, — хотя они выглядят так, как будто карябала курица лапой.

— Меня это приводит в дикий восторг, милорд, — утомлённо произнесла Китиара, не думая, разберёт дракон её сарказм или нет.

Но Иммолатус был слишком погружён в чтение, подсчитывая, кивая и злобно хихикая. Когда он перевернул последнюю страницу и увидел карту, его лицо исказила особенная гримаса ненависти, он рявкнул, едва не срываясь на крик:

— Так это… это… это же секретный проход в горе! — Дракон нахмурился. — Тут у тебя все так начёркано…

— Ничего, командующий Холос разберётся, — зевнула Китиара, протягивая руку, чтоб забрать книжку. — Я отнесу это ему, достославный, если ты уже закончил.

Но Иммолатус вцепился в книгу, так яростно всматриваясь в карту, что Китиара была уверена: дракон пытается выучить её наизусть.

— Ты собираешься сам пойти в пещеру, достославный? — удивлённо спросила она. — Нет никакой причины проверять меня — мои расчёты совершенно точны…

— Я не собираюсь пересчитывать яйца, Ут-Матар, — любезно ответил дракон, пришедший в прекрасное расположение духа. — В тебе я сомневаюсь меньше, чем в обычном слизняке.

— Но тогда, достославный, — очаровательно улыбнулась Китиара, — зачем тратить время? Наша работа завершена, пора трогаться в обратный путь. Лорд Ариакас приказывал вернуться с информацией как можно скорее.

— Ты права, Ут-Матар, — сказал Иммолатус. — Ты должна вернуться к Ариакасу немедленно.

— Достославный…

Иммолатус открыто смеялся над ней.

— Твои услуги мне больше не нужны, Ут-Матар. Возвращайся к Ариакасу и требуй награды, он будет просто счастлив предоставить её тебе.

Дракон встал с кровати, явно собираясь выйти из палатки, но Китиара требовательно схватила его за руку:

— Что ты собираешься делать?

Дракон пристально посмотрел ей в глаза:

— Отойди от меня, слизняк.

— Что ты собираешься делать? — повторила она, хотя уже знала ответ. Чего она не знала, так это как ей быть в этой проклятой ситуации.

— Это моё дело, Ут-Матар, тебя оно не касается,

— Ты собираешься уничтожить яйца!

Иммолатус стряхнул руку женщины и быстро вышел.

— Проклятье! — Китиара бросилась за ним, намертво вцепившись ногтями в человеческую плоть дракона. — Ты знаешь приказ!

— Приказ?! — Иммолатус в ярости развернулся к ней. — Мне никто не смеет приказывать! Особенно этот жалкий человечишка, напяливший на голову шлем вождя и величающий себя «Повелителем Драконов»! О да! — Иммолатус обнажил карминные зубы в усмешке. — Я слышал, как он себя называет подобным образом! Как будто человечишка может равнять свою жалкую силу и смертность с нашими! Но я не обвиняю его! Ариакас думает, что подражает древним, заимствуя часть их силы, и боится, что не весь Кринн уважает его! — Иммолатус фыркал, сполохи пламени вылетали из ноздрей дракона, когда он выплёвывал слова. — Как ребёнок, что бегает вокруг отца в огромных доспехах! Но он быстро увидит, что вес слишком велик, и упадёт, придавленный собственной самонадеянностью… Да, я собираюсь уничтожить яйца! — с плохо скрываемой яростью проговорил дракон. — И ты посмеешь остановить меня?

Китиара понимала, что находится в страшной опасности, но терять ей было нечего.

— Лорд Ариакас дал чёткий приказ, это верно, достославный, — ответила она, смело встречая злобный взгляд драконьих глаз. — Но мы знаем, кто отдаёт ему распоряжения. Ты отказываешься повиноваться своей Королеве?

— Ни на один стук сердца! — лязгнул зубами Иммолатус. — Может, ты думаешь, я её боюсь?! Боялся бы, будь она в нашем мире, а как ты знаешь, её здесь нет! Она заперта в ловушке Бездны и может исходить в ней яростью сколько хочет! Пусть топает ногами, завывает и бредит, но она не в силах помешать моей мести! Я отомщу проклятым золотым и серебряным, которые убивали моих друзей и загнали нас в забвение! Теперь я убью их будущее, как они уничтожили моё… Я сожгу Храм проклятого Бога вместе с мерзким городом… — Изо рта дракона вырвался длинный тонкий язык пламени. — Я сожгу потомка Магиуса, познав полноту мести… — Красные глаза сверкнули. — Убирайся, пока можешь, Ут-Матар! Если Холос со своей толпой встанет на моём пути, я уничтожу и его…

— Милорд, — отчаянно произнесла Китиара, — у Королевы Такхизис свои планы на эти яйца!

— И что?! — проревел Иммолатус. — Скоро Кринн узнает истинную силу и мощь драконов! Люди поймут, что мы вернулись, чтобы взять бразды правления над миром!

Китиара должна была любой ценой не дать дракону разрушить планы Ариакаса, заставить выполнить приказ Королевы Такхизис, а самое главное, не дать разрушить её собственные планы. Пока она говорила, её рука мягким, текучим движением тянулась к мечу. Если бы Иммолатус был человеком, не прошло бы и секунды, как он обнаружил бы у себя в животе фут острой стали.

Но он был драконом.

Красным драконом, одним из самых сильных и страшных существ на Кринне. Воздух вокруг Китиары зашипел и накалился, зловеще потрескивая, стало тяжело дышать, и она упала на колени, ожидая неминуемой смерти. Красная волна пожара захлестнула её с головой.

Внезапно жар утих. Китиара была цела, она сразу поняла, что это лишь наваждение. Но ужас, вызванный из её памяти, нёс явную угрозу. Она не поднималась с колен, разбитая и побеждённая.

— Прощай, Ут-Матар, — вежливо произнёс Иммолатус. — Спасибо за помощь.

Насмешливо поклонившись, дракон зашагал прочь. Китиара смотрела ему в спину, наблюдая, как её карьера и планы удаляются вместе с ним. На ноги она поднялась только тогда, когда убедилась, что Иммолатус не вернётся. Прихрамывая, воительница вышла из шатра и несколько раз с наслаждением вдохнула чистый воздух, который больше ничто не загрязняло.

Отдышавшись, она отправилась искать уединённое место в лагере и обнаружила его прямо позади виселиц. Сюда никто не мог случайно зайти, разве что досаждали мухи, но это была ерунда по сравнению с только что пережитым. Тут Китиара и разместилась, обдумывая сложившееся положение: «Нельзя позволить дракону выполнить свои намерения. Яйца меня не волнуют, так же как и судьба жителей Безнадёжности, а после недавних встреч в Храме, может, я даже помогла бы Иммолатусу сжечь его. Однако сейчас ставки слишком высоки, чтобы баловаться личной местью. И что получается? Вместо того чтобы заграбастать куш в финале, проклятый дракон собирается просадить его на жратву и дурацкое представление! Скоро все на Ансалоне узнают, что драконы вернулись, а армия Ариакаса не готова к глобальным сражениям. Достаточно посмотреть по сторонам, чтобы понять, что Холос с новичками будет для Рыцарей Соламнии как сырое мясо для стаи собак. Они проиграют войну, не начав её, а все потому, что один высокомерный и циничный монстр решил разок плюнуть на свою Королеву…»

— Я не могу превзойти его в бою… — бормотала Китиара, отмеряя десять шагов в одну сторону и десять в другую. — Его магия необычайно сильна, он доказал это… Но у каждого мага есть незащищённая спина… — Она выхватила кинжал из сапога и повертела в пальцах, наблюдая, как по лезвию проскакивают солнечные зайчики.

Был или не был «сэр Найджел» рыцарем, но слово своё сдержал. Она нашла меч и кинжал на выходе из пещеры.

— Даже у драконов нет глаз на затылке… А Иммолатус всегда считает себя невидимым и неуязвимым, в этом его ошибка… — Приметив дерево в двадцати шагах от себя, Китиара перехватила кинжал за лезвие и метнула. Сверкнув в воздухе, оружие вошло точно под сучок, в который она целилась. Воительница сморщила нос. — Всегда уходит чуть вправо… — Она подошла и выдернула лезвие, ушедшее едва не по рукоятку в ствол. — Это, бесспорно, убило бы его, — размышляя, произнесла она. — По крайней мере, пока он в человеческой форме. Но дракону так не навредишь… Как только он изменится, у меня нет шансов.

Ужасное подозрение внезапно поразило её: «А вдруг он уже перекинулся и сейчас летит к пещере? Но нет… Он же уверен, там есть страж, а как дела обстоят на самом деле, Иммолатус забыл выяснить. Страж увидит приближающегося красного дракона и может поднять тревогу. Значит, Иммолатус останется в маскировке минимум до входа в пещеру. А возможно, и внутри её. — Китиара искренне надеялась, что её умозаключения звучат логично, вот только что творится в голове дракона… — Она тяжело вздохнула, покачав головой. — Что бы дракон ни предпринял, выход один. Или я его остановлю, или до конца жизни мне придётся зарабатывать на жизнь в наёмниках».

«Как папаша», — прошептал в голове непрошеный голос.

Рассердившись, Китиара бросила кинжал в ножны и отправилась по следу дракона.

 

11

Мастер Сенедж оказался прав: настроение отряда улучшилось, как только он сообщил о миссии за городские стены. Задание было не из лёгких, но, побывав под обстрелом и не будучи в состоянии ответить, солдаты рвались в бой.

— Это то, ради чего мы созданы, — сказала сержант Немисс собравшимся воинам. — Тишина и невидимость — наше поле боя. Слушайте приказ. Мы поднимаемся по южным утёсам и осёдлываем перевал. Оттуда спускаемся вниз в город, там, где он подступает к скалам вплотную. Никто не ждёт нас оттуда, это им кажется невероятным, так что у нас очень неплохие шансы. На карте барона отмечен район складов, рядом со старым заброшенным Храмом. Мы должны оказаться там. Город в осаде, склады пусты и безлюдны. Там мы незамеченными переждём день и дождёмся следующей ночи. Вот тогда выберемся и нападём на охрану ворот! — Палец Немисс указал на Рейстлина, стоящего в гуще толпы. — Маг Рейстлин Маджере идёт с нами.

— Ура! — завопил Карамон.

Рейстлин вспыхнул и бросил в направлении брата мрачный взгляд. Он отметил, что остальная часть штурмовиков не столь радостно поддерживает эту идею. Долгие годы службы с Хоркином приучили солдат воспринимать его больше как товарища-сослуживца, а его магический талант считать досадным приложением к душевному человеку. Странное появление Рейстлина, его постоянное отчуждение от всех компаний и болезненный вид не снискали симпатий. Солдаты лишь заволновались, да кое-кто что-то пробормотал себе в бороду, но вслух никто ничего не сказал, поскольку Карамон зорко поглядывал вокруг, а те, кому довелось отведать его кулаков, уже не сомневались в способности силача отомстить любому за обиду, причинённую его близнецу.

Сержант Немисс также наблюдала, чтобы не допустить никакого «нытья» по поводу приказа. Таким образом, Рейстлин был принят в штурмовики без единой жалобы. Один из солдат даже предложил помочь нести его снаряжение, но Карамон заявил, что сделает это сам. С собой Рейстлин взял только посох и магические ингредиенты. Он хотел взять и книгу, чтобы иметь возможность учить заклинания, если выдастся свободное время, но Хоркин запретил. Риск того, что бесценная книга может попасть во вражеские руки, был слишком велик.

— Я могу заменить тебя, Красный, но не могу найти замену этой книге, — весело сказал боевой маг.

— Как только сгустятся сумерки, выступаем, — продолжала Немисс. — В город мы должны попасть не позже рассвета. Наши союзники, как предполагается, устроят небольшую шумиху, чтобы отвлечь часовых на стенах.

Кто-то из толпы солдат издал грубый звук. Немисс кивнула:

— Я знаю, что вы думаете. Я думаю то же самое, но мы ничего не можем поделать. Есть вопросы?

Кто-то спросил, что случится, если солдат отстанет от основной группы.

— Прекрасный вопрос, — кивнула Немисс. — Если кто-то отстанет или заблудится, возвращается в лагерь самостоятельно. Не пытайтесь проникнуть в город поодиночке, можете сорвать весь план операции. Вопросов больше нет? Разойдись! Сбор на закате солнца.

Солдаты вернулись к палаткам упаковывать снаряжение. Рядом по-прежнему горели костры — нельзя дать противнику заметить, что часть отряда куда-то делась. С собой они брали короткие мечи, крючья и ножи. Никаких щитов, кольчуг и длинных копий, только кожаная броня. Двое отрядных стрелков несли эльфийские луки и колчаны стрел плюс длинные мотки верёвок и маленький свёрток с едой. Воду с собой не брали — её в горах было предостаточно.

Эта перспектива расстроила Карамона, но он успокаивал себя, что военный быт всегда полон тягот. В предвкушении нового боя ему стало легче, он смог выкинуть из головы ужасы штурма восточной стены. Силач никогда не жил прошлым, всегда твёрдо глядя в будущее. Раз так надо, значит, надо, и нечего волноваться о том, что могло бы быть.

Рейстлин, наоборот, необычайно мучился и переживал, в красках представляя каждую ошибку или промах, воображал, как он путает слова заклятий или его ловят и пытают враги. Когда штурмовики были готовы выступать, его била уже нешуточная лихорадка, он даже боялся, что не сможет передвигать ноги. Юный маг уже умалял болезнь обрушиться на него, чтобы он с чистой совестью мог доложить Хоркину о своей неготовности, когда услышал странное имя, которое кричали по лагерю:

— Магиус! Послание для Магиуса!

Это имя было бы уместно в лагере Хумы сотни лет назад, но не сейчас. И тут Рейстлин вспомнил, как сам сказал Красной Мантии, что он — потомок Магиуса. Откинув полог, юноша выбрался наружу, крикнув:

— Чего ты хочешь от Магиуса?

— Ты его знаешь? — спросил запыхавшийся солдат. — У меня для него сообщение.

— Да, знаю, — произнёс Рейстлин. — Давай сюда, я передам.

По поверхности пергамента змеились знаки, очень похожие на магические, поэтому солдат не колебался ни секунды — чем быстрее избавишься от такой дряни, тем лучше.

— А от кого послание? — спросил Рейстлин, принимая пергамент.

— От мага из соседнего лагеря, — быстро проговорил солдат и унёсся прочь, не стремясь узнать содержание письма.

Зайдя в палатку, Рейстлин тщательно завязал вход и присел на кровать, осторожно разглядывая пергамент со всех сторон, — он опасался ловушки. Свиток окружала магическая аура, что было естественно. Заклятие не казалось сильным, но мудрее было бы не рисковать.

Рейстлин кинул послание на землю, подальше от себя, затем вытащил нож, встал на колени и приложил его лезвие к печати. Медленно и осторожно он по кусочку срезал сургуч, раскрывая письмо. В запертой палатке под палящим солнцем моментально стало душно, пот заливал магу шею и грудь. Рейстлин продолжал мрачно трудиться, когда нож, выскользнув из влажной руки, резко ударил по печати, в один миг сорвав её. Юный маг быстро откинулся назад, едва не повалив палатку.

Ничего не случилось. Рейстлин ощущал лишь, как лихорадочно колотится его сердце. Наконец он вытер пот со лба, протянул руку к мирно лежащему пергаменту и поднял его.

Сообщение было совсем коротким, несколько строчек, почерк — незнакомым, и Рейстлин никак не мог понять, содержат слова заклинание или нет. Наконец он решился, унял тяжёлое дыхание и прочёл:

«Магиусу-младшему. Наша беседа доставила мне истинное удовольствие, жаль, что ты так быстро ушёл. Я очень сожалею, если какое-то из моих слов обидело тебя, и готов принести извинения, а также вернуть все вещи, забытые тобой в моём шатре. Как только город падёт, надеюсь, мы ещё увидимся и продолжим разговор.

Иммолатус».

— И это всё, что он думает обо мне, — горько прошептал Рейстлин. — Зовёт меня в западню, которую может разглядеть даже тупой, глухой и одноглазый овражный гном… Нет, мой двуликий друг, как бы ты ни был заинтересован, я не имею ни малейшего желания продолжать такое знакомство. Юноша скомкал пергамент в руке и, выйдя из палатки, швырнул его в ближайший костёр. Его считают глупцом из глупцов! Все мысли отказаться от задания улетучились в один миг. Даже если бы его не взяли, Рейстлин бы сам вызвался добровольцем.

— Выступаем! — прокатилось по лагерю штурмовиков, — Выступаем!

Маг встряхнулся и, подхватив посох, поспешил занять своё место рядом с Карамоном.

Небо совсем затянуло, моросил затяжной дождь. Солдаты мрачно кляли погоду, отсыревшие дрова и разбухший хлеб, зато мастер Сенедж и сержант Немисс были в прекрасном настроении, радуясь отсутствию лунного света и звёзд. Штурмовой отряд совершил трёхчасовой бросок, достигнув утёсов, тянущихся позади Безнадёжности. По прямой из лагеря досюда было не больше часа, но Сенедж решил не рисковать. Отряд больше часа удалялся в сторону от города и только потом, сменив направление, начал приближаться к Безнадёжности. Нужно быть абсолютно уверенными, что их никто не сможет заметить со стен.

Вперёд выслали самых опытных следопытов, они должны были найти подходящее место для подъёма. Штурмовики завершили бросок, но доклады разведчиков были неутешительными: нужного места не отыскалось. Главной проблемой стала быстрая река, протекавшая по каньону недалеко от скал. Она вспухла от дождей и вышла из берегов, запрудив ближайшие фермы и мельницы. Огромные колеса разграбленных мельниц продолжали со скрипом вращаться, навевая тоску и уныние.

Солнце село и наступила ночь, когда одному из следопытов удалось найти подходящий брод. Поток воды в том месте разбивался небольшим островком, и над ним удалось натянуть канатную переправу. Подняв оружие над головой, штурмовики начали форсирование реки. Несмотря на тёплую погоду, вода, берущая своё начало в горных вершинах, была холодна как лёд. Карамон, опасаясь за здоровье брата, предложил перенести того на руках, но Рейстлин так глянул на него, что, будь близнец молоком, прокис бы в тот же миг.

Рейстлин переправился медленно, осторожно делая каждый шаг, больше волнуясь за сохранность свитков и припасов, чем за своё здоровье, — хоть они и были надёжно упакованы, одна мысль, что вода может размыть чернила и испортить заклятие, приводила мага в ужас. Когда Рейстлин выбрался на остров посреди реки, он замёрз так, что зубы выбивали дробь почище, чем походный барабан. Его обрадовало только то, что с другой стороны было много камней и не было нужды снова лезть в ледяную воду.

Облегчение было недолгим — предстоял подъем. Он оказался не так и труден, только промёрзшие руки и ноги не слушались, скользя по мокрым камням. Даже ветераны постоянно посылали проклятия сырости, когда то один, то другой едва не срывались, рискуя улететь в кипящую реку. Карамон и Крыса, который оказался необычайно искусным скалолазом, помогли Рейстлину преодолеть наиболее трудные участки. Через некоторое время они достигли утёсов, где и начиналась самая тяжёлая работа.

Хрипло дыша, растирая ушибленные плечи и замёрзшие ноги, штурмовики смотрели на монолитные скалы, нависшие над ними. Один из разведчиков показал выступ, за которым виднелись вершины утёсов. Отряду было необходимо добраться туда — именно за этими утёсами начинались городские стены.

— Маджере, ты самый сильный, — сказала Немисс, передавая Карамону горный крюк. — Попытайся забросить его как можно выше вон на ту скалу.

Карамон не спеша, раскачал тяжеленный крюк и мощно метнул его. Крюк ударился о камень, высекая искры, и рухнул вниз, едва не раскроив голову сержанта, которая едва успела отпрыгнуть.

— Извините, сержант, — пробормотал Карамон.

— Давай снова! — крикнула Немисс, на этот раз уже с безопасного расстояния.

Силач снова раскачал крюк, на этот раз тщательно прицелившись. Верёвка взвилась в воздух под углом к горе, раздался новый удар, все затаили дыхание. Крюк в последний момент угодил в трещину и там застрял. Карамон всем весом повис на канате, но он держался.

— Фляга, ты первый, — приказала сержант. — Захвати как можно больше верёвок.

Никто не знал настоящего имени Фляги, даже он сам, так его звали родители с детства, а он привык. Фляга происходил из семьи циркачей, выступавших на ярмарках до всей Соламнии, включая даже королевский цирк в Палантасе. Никто не знал, почему Флягу не привлекла такая судьба и он пришёл записываться в наёмники, но шептали, что его жена и друг разбились под куполом в один день. Если это было и так, потеря не сильно повлияла на его характер — Фляга всегда был весел и беззаботен, радуя товарищей по лагерю разными фокусами. Он мог бегать на руках так, как не каждый может на ногах, крутить сальто и завязывать своё тело в невиданные узлы. Кроме того, бывший циркач легко взбирался на любое дерево или стену.

Достигнув выступа. Фляга закрепил несколько верёвок и скинул их ожидающим солдатам. Штурмовики выстроились в очередь и начали подъем.

Рейстлин стоял в стороне, наблюдая за ними и обдумывая сложившуюся ситуацию. Маг донимал, что его силы едва хватает поднять полный кубок с вином, не говоря о том, чтобы втянуть на скалу собственное тщедушное тело. Карамон знал это и, подойдя к брату, шёпотом спросил:

— Как ты дальше, Рейст?

— Тебе придётся нести меня, — с лёгкостью ответил тот.

— Ух… — только и проговорил Карамон, задрав голову и с тревогой посмотрев, на какую высоту придётся поднять брата. — Хоть ты и весишь чуть-чуть, но с тобой посох и свитки, да ещё ингредиенты заклинаний…

— Ты и не заметишь моего веса, Карамон, — мягко сказал Рейстлин. — Я наложу заклинание, которое сделает моё тело лёгким как пёрышко.

— О! Ты сделаешь это… Тогда прекрасно! — доверчиво сказал Карамон. Он нагнулся, чтобы близнец мог забраться к нему на спину. — Давай обхвати меня за шею. Посох крепко держишь?

Рейстлин кивнул — посох и сумку с магическими припасами у него можно было вырвать только вместе с руками. Карамон ухватился покрепче за канат и начал подъем.

— Ты сказал заклинание, Рейст? — спросил силач. — А то я что-то не слышал никаких слов…

— Я знаю своё дело, Карамон, — успокаивающе ответил маг.

Довольный Карамон быстро лез вверх, действительно не особо ощущая лишний вес за спиной.

— Рейст, заклятие сработало! Я тебя совсем не чувствую! — довольно сказал он через некоторое время.

— Не отвлекайся, смотри, куда ставишь ноги! — нервно воскликнул Рейстлин, стараясь не давать волю воображению, но картина падающего вместе с ним Карамона упорно лезла в голову.

Когда они вылезли на площадку, маг обессилено сполз с плеч брата и сразу же начал кашлять. Спешно достав из кармана маленькую пробирку, он жадно к ней приник, потягивая смесь, ослабляющую боль в груди. Маг уже вымотался, а до вершины было ещё далеко.

— Ещё один подъем, — протянула Немисс крюк Карамону.

Они находились примерно на полпути. В этот раз силач долго ходил и примеривался, поэтому смог забросить крюк с первой попытки. Фляга, не напрягаясь, влез наверх, скинув оттуда спиральные концы канатов.

Рейстлин снова влез на спину Карамона, который тоже начал уставать, ощущая лишний вес за спиной. Руки силача гудели и ныли, ему едва хватило сил поднять себя и брата на вершину. К счастью, стена закончилась, и они благополучно встали на твёрдый камень.

— По-моему… в этот раз заклинание… не сработало, Рейст… — тяжело дыша и отдуваясь, просипел Карамон, размазывая пот и дождевую воду по лицу. — Ты уверен, что произносил его? Я так ничего и не услышал…

— Ты просто притомился, вот и все, — коротко бросил Рейстлин.

Сенедж скомандовал короткий привал, после которого отряд двинулся к городу. Штурмовики медленно продвигались через огромные валуны и скалы; скользя на осыпях и завалах. Время перевалило далеко за полночь, а огни на стенах не стали ближе. Мастер Сенедж нахмурился, когда вернулась первая партия следопытов с докладом.

— Командир, мы нашли путь, который ведёт напрямик в город, сквозь скалы и руины. Наверное, старая козья тропа. По ней мы быстро доберёмся туда, только она очень узкая и идёт вдоль обрывов…

Отряд, растянувшись длинной цепочкой, вжимаясь в камни, продвигался вниз. Карамону приходилось идти особенно осторожно, ему совсем не хватало места на тропе, поэтому он очень обрадовался небольшому уступу, где можно передохнуть.

Под ними раскинулся город Безнадёжность. Вражеские солдаты ходили по стенам или грелись вокруг костров, иногда посматривая в сторону огней осаждающих армий. Яркий свет разгонял ночную тьму, скальные уступы над Безнадёжностью были видны как на ладони, и если бы хоть один защитник города поднял голову, то увидел бы штурмовиков, ползущих по узкой тропе. Но всё было тихо, никто не ждал опасности со стороны гор.

Стараясь вжиматься в каждую тень, штурмовики продолжали спускаться по козьей тропе, с каждым шагом приближаясь к Безнадёжности. Они подошли уже на расстояние броска камнем, когда самый чёрный кошмар Рейстлина сбылся: он начал хватать ртом воздух, сипеть, грудь сдавила невидимая сила — сейчас должен был начаться жуткий кашель. Маг боролся изо всех сил, но всё было напрасно.

Мастер Сенедж тревожно посмотрел в сторону света.

— Прекратить шум, — передал он назад по цепочке.

— Прекратить шум! Прекратить шум! — Слова быстро перелетали из одних уст в другие.

— Да он не может! — гневно прошептал Карамон, глядя на злые лица вокруг.

Рейстлин возился с жидкостями, проглатывая одну за другой, но они могли подвести, не всегда срабатывая быстро, иногда кашель мог продолжаться часами. Маг понимал: ещё немного — и его просто сбросят с утёса, чтобы не выдавать остальных.

Помогла ли настойка, или сила желания уничтожила огненную золу, что бушевала у Рейстлина в лёгких, но кашель внезапно отступил. Штурмовой отряд продолжил спуск до тех пор, пока стены не поднялись выше них, тогда Немисс снова выслала разведчиков вперёд. Солдаты, обняв отвесную скалу, терпеливо ждали их возвращения. Рейстлин осторожно вливал в себя травяную настойку, стараясь, чтобы горло не пересыхало.

Разведка вернулась с плохими новостями: козья тропа доходила до маленького водоёма, который исчезал под городской стеной. Они облазили все вокруг, но дороги не было, только в стене отверстие для воды, однако оно было таким маленьким, что даже Крыса не смог бы пролезть внутрь. Единственный путь в город был через стены. Пришлось вернуться назад, к карнизу.

Недалеко от них виднелась башенка стражи, в ней ярко горел огонь, и штурмовики могли рассмотреть, как в узких окнах мелькают чьи-то тени.

— Надо пробираться через неё, — задумчиво проговорил Сенедж, глядя вперёд.

— Так мы поднимем на ноги всю стражу, — покачала головой Немисс.

— Но другого пути всё равно нет…

Сенедж приказал лучникам готовиться. Услышав это, Рейстлин начал проталкиваться вперёд из задних рядов, прося солдат уступить дорогу и помочь удержаться на уступе.

— Прикройте нас, пока мы не заберёмся, — отдавал последние распоряжения лучникам Сенедж. — Цельтесь как следует, один крик — и нам конец!

— Вне зависимости от того, закричат они или нет, их найдут утром со стрелами в брюхе, — проговорил Рейстлин, подходя к мастеру. — И очень быстро догадаются, что в город пробрались чужаки.

— Но им ещё придётся нас поискать…

— И что? У них есть целый день на это — мы никуда не денемся.

— Послушай, маг, у тебя есть лучший способ проникнуть в город? — напрямик спросил взбешённый Сенедж.

— Да, мастер. Мой собственный способ. Я прослежу, чтобы мы вошли в город незаметно.

Мастер и сержант с сомнением воззрились на него: единственным магом, которому они доверяли, был Хоркин, и то только потому, что был больше солдатом. Никому из солдат и командиров не нравился Рейстлин, его считали слабым и недисциплинированным, недавний случай с кашлем только укрепил их в этом убеждении. Но приказ в отношении мага был недвусмыслен: взять и использовать. Немисс с Сенеджем обменялись взглядами.

— Ладно, терять нам всё равно нечего, — с отвращением махнул рукой Сенедж.

— Вперёд, Маджере! — приказала Немисс, затем повернулась к лучникам. — А вы, парни, не спускайте с башни глаз и будьте наготове. На всякий случай.

Она не упомянула, что первая стрела в случае предательства должна полететь в мага, — это было понятно и без слов.

— Как ты заберёшься туда, Маджере? — спросила сержант.

— Хороший вопрос, — нашёл в себе силы улыбнуться Рейстлин.

Посох Магиуса обладал возможностью, делающей его владельца лёгким как пух, — маг много раз читал про это ещё в Башне Высшего Волшебства. В первый раз, когда он попробовал его, то больно упал с крыши сарая, а во второй раз всё получилось. Правда, в тот раз Рейстлин прочёл заклинание на земле. Он не был уверен, как долго заклятие будет работать, а времени на эксперименты не оставалось.

— Я спущусь тем же способом, что и поднялся наверх, — громко сказал маг, чтобы его слова передали Карамону. Тот с готовностью вылез вперёд и стал крепить верёвку на скале.

— Стойте! — подняла руку Немисс.

Один из патрулей прошёл прямо под ними. Подождав, пока он не скрылся, Рейстлин снова взгромоздился на широкую спину Карамона, и тот соскользнул вниз. Братья начали спуск, укрытые тенями, но чем ниже опускались, тем ярче их освещал свет костров. Штурмовики на карнизе-выступе затаили дыхание. Всё, что надо сейчас страже в башенке, так это глянуть в окна, и они немедленно обнаружат близнецов. Рейстлин посмотрел через плечо брата и, похолодев, заметил, как большая тень закрыла свет факела в окне.

— Стой, Карамон, — шепнул он близнецу. Карамон изо всех сил вцепился в канат, но он не долго мог так висеть — силы были на исходе, руки дрожали. Сейчас они с Рейстлином, беспомощно болтающиеся на верёвке, представляли идеальные мишени. Маг обречённо ждал, что в следующий миг раздастся тревожный возглас, но человек отошёл от окна; всё было спокойно.

— Давай, — выдохнул Рейстлин.

Карамон продолжил спуск, но на последних футах руки не выдержали, и он съехал вниз, обдирая ладони до мяса. Братья сжались в тени стены, напряжённо вслушиваясь в окружающие звуки, уверенные, что кто-то обязательно слышал шум падения тел.

Стражи в башенке громко спорили, им было не до лазутчиков, они ничего не слышали. Рейстлин посмотрел вдоль стен — следующая башенка находилась на расстоянии пятидесяти ярдов. Оттуда тревоги можно было не ждать.

— Что делаем дальше? — прошептал Карамон.

— Дай мне свою флягу, — тихо ответил Рейстлин.

— Флягу? — невинно переспросил Карамон. — Какую ещё…

— Проклятье! Карамон, дай мне фляжку с «гномьей водкой», которую ты тащишь из самого лагеря! Я знаю, она у тебя за пазухой!

Несказанно огорчённый, Карамон сунул руку под кожаную броню и, вытащив маленькую оловянную фляжку, отдал её брату.

— Жди здесь, — приказал Рейстлин.

— Но, Рейст…

— Тихо! — прошипел маг. — Делай, как говорю!

Он быстро удалился, а Карамон остался сидеть, положив руки на меч, гадая, что задумал его близнец и не подвергнется ли он один страшной опасности.

Рейстлин тихо прокрался к башенке, пока не достиг окна, откуда ясно мог слышать разговоры внутри. Но сейчас это его не интересовало — маг полностью сосредоточился на произносимых заклинаниях. Опустившись на колени, Рейстлин достал из сумки маленькую коробочку и чуть приоткрыл крышку. Поражаясь собственному спокойствию, он начал произносить заклятие, удивляясь, как ясно и чётко все помнит. Магия закружилась вокруг него, откликаясь на зов; Рейстлин вытащил горсть песка и бросил его через себя в открытое окно.

Голоса стражей стали громче, языки начали заплетаться, словно каждый из них разом выпил по бочонку «гномьей водки», но скоро всё стихло. Затем что-то с грохотом упало. Рейстлин съёжился, опасаясь, как бы никто не услышал шума, но вокруг было тихо и мирно. Рядом больше никого не было. Маг встал и заглянул в окно: на полу лежали три тела, которые, судя по богатырскому храпу, спали мёртвым сном. Грохот произвела кружка, выпавшая из бессильно повисшей руки одного из них, Рейстлин откупорил флягу и бросил её внутрь, на широкий стол, где содержимое посудины расплескалось, распространяя вокруг себя неповторимый запах. Скоро все помещение пропахнет «гномьей водкой».

Рейстлин залюбовался своей работой: когда придёт смена, её командир увидит стражу, набравшуюся сверх всякой меры и заснувшую на посту. Прекрасное зрелище, гораздо лучше, чем стража, лежащая в лужах крови со стрелами в спинах. Конечно, когда они проснутся, все будут отрицать, да кто им поверит? Охрану накажут, возможно, даже, отдадут палачам…

Маг присмотрелся к стражникам: одному из них едва исполнилось семнадцать, двое других постарше, наверняка имеют семьи, жён, которые ждут и беспокоятся… Юноша отпрянул от окна. «Они — враги, — сказал он себе. — Нельзя считать их людьми… Нельзя… Охрана города мирно успокоена».

Мягкими шагами Рейстлин вернулся к брату.

— Все в полном порядке, — сообщил он.

— Что ты с ними сделал? — спросил Карамон.

— Позже, сейчас нет времени для объяснений, — поторопил Рейстлин. — Подавай сигнал остальным.

Карамон трижды дёрнул за верёвку, и через несколько минут к ним скользнул улыбающийся Фляга, а за ним и сержант.

— Башня? — напряжённо бросила она.

— Порядок, сержант, — кивнул маг.

Немисс удивлённо подняла бровь:

— Фляга, сбегай, проверь.

Рейстлин изо всех сил сжал губы, с которых чуть не сорвалось громкое проклятие, — его проверяли, как жалкого недоучку!

— Все храпят, сержант, — доложил вернувшийся Фляга, подмигивая магу.

— Прекрасно. — Немисс одобрительно кивнула Рейстлину и быстро задёргала верёвку. Следующим сверху слетел Крыса, возбуждённый до предела. — Фляга, размешай прибывающих вдоль стены, потом в разведку, — скомандовала сержант. — Крыса, следи за соседней башней.

Небо окрасилось в серые тона, намекая на раннее утро. Фляга доложил, что нашёл недалеко большое пустующее здание, — возможно, тот самый нужный им склад.

— Пока рядом ни одной живой души, — закончил он.

— Скоро появятся, — пробормотала Немисс. Сейчас отряд мог прятаться в тенях, но быстро наступавшее утро лишало их и этого укрытия. — Поторопите парней наверху!

Она оглядела спящий город, не наблюдая и признака волнения, которое должно было возникнуть, начни войска союзников отвлекающий манёвр. Мимо неё стремительно проносились вниз штурмовики, Карамон помогал им приземляться бесшумно. После того как все спустились к башне, Фляга обвязал тросом зубцы стены, и солдаты скользили вниз, в переулки города.

Один из разведчиков призывно замахал в воздухе руками, очевидно найдя вход на склад, где они намерены укрыться.

— Сержант! — подбежал Крыса. — Кто-то идёт сюда от моей башни, я слышал шаги!

Немисс грязно выругалась — почти весь отряд успел проскочить, но пять человек, включая мастера Сенеджа, ещё висели на верёвках. И ни одного звука обещанного отвлекающего удара!

— Это, скорее всего командир, — проговорила сержант, доставая кинжал, — обходит посты…

— Позволь мне поздороваться с ним, — предложил Рейстлин.

— Нет, маг обязан… — начала сержант, но Рейстлин уже не слушал — он двинулся вперёд, растворяясь в последних сумерках ночи.

Немисс рванулась вслед, но рука Карамона удержала её.

— Прошу прощения, сержант, — проговорил силач с достоинством, — но раз Рейст сказал, значит, знает, что делает. Раз он не подвёл нас недавно, не подведёт и сейчас.

Огромная деревянная бочка с дождевой водой, предназначенная для тушения пожаров, возникших при обстрелах, перегораживала почти весь проход. Рейстлин укрылся за ней, слушая, как приближаются шаги командира. Тот шёл не спеша, погружённый в собственные мысли, но если он поднимет голову и вглядится, то увидит верёвку, тянущуюся со скалы к стенам. И тогда всё будет кончено.

— Мастер, постой! — внезапно заорал чей-то голос.

Рейстлин выглянул из-за бочки и увидел, что командир развернулся и прислушивается к крику.

— Сюда! Иди сюда! — надрывался голос. — Скорей, враги на подходе!

Командир заколебался, и в этот момент ударили барабаны и трубы армии Холоса. Человек бегом кинулся к главным воротам.

Отвлекающий манёвр начался.

Хрип труб и грохот барабанов прозвучал в ушах Рейстлина самой сладкой музыкой. Он, усмехнувшись, облокотился на стену — давненько ему не приходилось использовать свой чревовещательский талант, с тех самых пор как он подрабатывал фокусами на ярмарках. Хорошо сознавать, что ты не растерял старых навыков…

Когда он вернулся, на стене оставались лишь Карамон и Фляга.

— Как же мы будем спускаться? — спросил силач.

— Так же, как и все, по верёвке, — улыбнулся Фляга.

— А узлы? — спросил Карамон. — Верёвка же останется здесь, а утром её найдут.

— Острая мысль, — ещё шире заухмылялся бывший циркач. — Тогда я полезу первым, а ты останешься здесь и сбросишь канат.

— Хорошо, — кивнул Карамон, но вдруг нахмурился. — А как тогда спущусь я?

— Да, это проблема, — притворился озабоченным Фляга. — Может, ты умеешь летать? Нет? Тогда лезь вперёд и не задавай глупых вопросов, я сам обо всём позабочусь.

Все ещё покачивая в удивлении головой, Карамон подсадил брата и соскользнул вниз, в переулок. Фляга подождал, когда они отойдут, и в один миг очутился на земле, почти не держась за верёвку. Потом дёрнул канат особым образом, и тот, шелестя, упал к его ногам. Фляга поклонился и подмигнул обоими глазами поочерёдно.

— Он не сказал, что узел развязан! — воскликнул поражённый силач. — Мы же могли разбиться!

— Перестань, Карамон! — раздражённо одёрнул его Рейстлин. Возбуждение быстро покидало его, сменяясь усталостью, обычной после применения магии. — Не трать столько времени, доказывая всему миру, какой ты глупец!

— Но, Рейст, я не понял… — Продолжая бубнить, Карамон поплёлся за близнецом.

Фляга не спеша, смотал верёвку в бухту и направился следом. Они успели укрыться на старом складе до того, как город пробудился, чтобы дать отпор нападавшим.

 

12

Как только склад был обыскан сверху донизу и признан настолько безопасным, каким только может быть укрытие внутри вражеского города, сержант выставила посты, разрешив остальным штурмовикам немного поспать.

Рейстлин и так уже находился на грани обморока, обессиленный и безучастный ко всему. Даже ветераны, сохранившие больше сил, не могли спокойно слушать храп товарищей и проваливались в сено. Стража затаилась на втором этаже, осторожно выглядывая в окна и тихо переговариваясь. К концу дежурства они лишь вздрагивали, услышав посторонний шум, не в силах противостоять дремоте. К их счастью, оснований для тревоги не было, вокруг шуршали мыши, а за весь день мимо прошли только четверо солдат да торопливо пробежало несколько горожан.

Но сержант не снимала охраны, хотя было видно, что тактика мага сработала, — воинов никто не искал. Город не подозревал, что враги проникли внутрь и уже готовятся нанести удар в спину. Дождь прекратился с рассветом, яркое солнце обещало жаркий день. Рейстлин спал так, словно никогда не собирался просыпаться, его близнец зорко наблюдал за братом, остальные вовсю пользовались возможностью побездельничать, пока есть время, перед долгой и опасной ночью.

Все, кроме Крысы.

Кровь кендера, растворённая в человеческой, обычно вела себя спокойно, но иногда она вспыхивала и пузырилась на самой поверхности, словно драконье дыхание. В такие моменты Крыса сходил с ума, готовый на любые безумства. Скучающий кендер — страшная сила, это вам подтвердит любой человек на Ансалоне, а скучающий полукендер — ровно половина такой опасности. Крыса честно проспал почти четыре часа, больше ему и не надо было, а потом потратил час, лично облазив склад сверху донизу в поисках чего-нибудь интересного. Судя по пыли и мякине на полу, раньше здесь хранили зерно, а в углу чердака лежали старые мешки, попорченные местными грызунами. Ничего любопытного, никакой годной для обмена вещи!

Крыса попробовал разговорить Карамона, но был немедленно отогнан со строгим приказом «держать рот на замке, иначе проснётся Рейст». Крыса пытался возразить, что даже гномское Паровое-Визжащее-Устройство-Для-Мойки-Окон, виденное им как-то в юности, не сможет сейчас разбудить мага, но безрезультатно.

Очень кстати ему вспомнилась одна история, связанная с этим гномским изобретением.

Дело в том, что оно так и не научилось мыть окна, зато исправно их било. Взбешённые владельцы домов хотели подать на странствующих механиков в суд, но те заявили, что именно теперь из домов получился самый ясный и прозрачный вид, как и было записано в контракте. Объявив, таким образом, свою полную победу, гномы быстро покинули город… Через некоторое время по их следам прибыли другие гномы из Стекольно-Зеркально-Пряльного-и-Разбивающим-Зеркала-Приносящего-Семь-Лет-Неудачи комитета в поисках горе-изобретателей, но жители смогли показать только в сторону границы…

На самом интересном месте Карамон снова погнал его, а ведь Крыса как раз собирался рассказать, что когда гномы включили машину, а уши мэра внезапно начали кровоточить…

Полукендер грустно поплёлся прочь. Он попробовал пристать к ещё одному телу, спящему в другом углу, но был отринут пожеланием убираться в Бездну. Мастер Сенедж и сержант Немисс ссутулились над картой, планируя вечернее нападение. Это было хоть что-то, и Крыса молча встал рядом, заглядывая командирам через плечо.

— Если верить карте, вот главная улица, ведущая к северным воротам, — говорил Сенедж, водя пальцем по карте. — А вот это здание вполне может укрыть нас, пока…

— А я говорю, что, согласно донесениям шпионов, это здание сгорело дотла месяц назад, — спорила Немисс. — Нам там ничего не светит! И если оно действительно сгорело, то где мы будем прятаться?

— А вот эти заросли деревьев?

— Согласно тому же донесению, они были недавно вырублены. Я знаю, что ты ему не доверяешь, потому что он не предупредил нас о катапультах, но-

— Минутку, Немисс. — Сенедж почувствовал присутствие за спиной. — Чем я могу помочь тебе, солдат?

— Я могу пойти, — доложил Крыса, игнорируя сарказм. — Могу глянуть насчёт того дома и деревьев, есть они или нет. У меня ноги и руки зудят так, что сладу нет. Пожалуйста, командир, мне нужно сделать хоть что-то!

— Страшно? — нахмурился Сенедж.

— Нет, мастер, ему не страшно, — покачала головой сержант Немисс. — Он кендер. Ну, или полукендер.

Лицо мастера Сенеджа стало ещё мрачней.

— Я мог бы сбегать и вернуться за два удара хвоста грифона, — умолял Крыса.

— Без вариантов, — произнёс Сенедж. — Риск, что тебя поймают или опознают, слишком велик.

— Но, мастер…

Сенедж яростно уставился на полукендера и вскочил на ноги:

— Я немедленно прикажу связать тебя, если ты не заткнёшься!

— А знаешь, командир, это хорошая идея, — внезапно усмехнулась Немисс.

— Связать негодяя?

— Да нет, послать его в разведку. Все наши жизни зависят от того, есть укрытие у ворот или нет. Пока Крыса доказывал нам только свою полезность…

Сам Крыса под пристальным взглядом командира старался выглядеть как можно более по-человечески, испарив кендерскую часть.

— Согласен, — наконец произнёс Сенедж. — Информация необходима. Пусть идёт. Но помни, — обратился он к полукендеру, — ты будешь совсем один; если тебя поймают, не рассчитывай на спасение.

— Я все понимаю, — кивнул Крыса. — Меня никто не заметит. Я умею сливаться с толпой так, что никто не обращает на меня внимания, а если и обращает, то через минуту уже забывает.

Мастер Сенедж махнул рукой:

— Тогда давай мигом. Чего ты ждёшь?

— Да, мастер, уже ушёл. — Крыса кивнул и быстро прокрался в тот угол, где спал Рейстлин и стерёг сон брата Карамон. — Карамон, — прошептал полукендер, — мне нужен на время тот мешок…

— Но там же наша еда… — запротестовал Карамон, а потом уныло добавил: — Вернее, то, что от неё осталось.

— Да знаю. Я все верну, обещаю тебе, принесу даже больше!

— Но у тебя есть свой! — продолжал сопротивляться Карамон.

— Посох… — забормотал во сне Рейстлин. — Он мой… нет! — внезапно закричал маг и принялся метаться по соломе.

— Тихо, Рейст, тихо, — зашептал Карамон. — Все в порядке, все нормально. — Он покосился на сержанта Немисс, которая в негодовании их рассматривала. — Твой посох здесь… вот ок, рядом…— Силач вложил древко в сонную руку брата.

Рейстлин мёртвой хваткой сжал посох и немедленно успокоился, снова ровно задышав.

— Если он ещё раз так завопит, сержант будет в ярости, — заметил Крыса.

— Знаю, поэтому я и рядом, — ответил Карамон. — Со мной он ведёт себя тише. Не знаю, что случилось, обычно с ним такого не бывает.

— Наверное, думает, что его посох снова хотят украсть, — пожал плечами Крыса. Сейчас Рейстлин его совершенно не интересовал. — Давай, Карамон, гони свой мешок.

Крыса повесил свой мешок на одно плечо, а мешок силача на другое.

— Мне бы, конечно, надо побольше, но, боюсь, никто не даст… Плохо, что я коротко подстригся… А как вот так смотрится? — Крыса взъерошил свою короткую шевелюру и мило и обезоруживающе улыбнулся.

— Надо же! — воскликнул удивлённый Карамон. — Ты выглядишь в точности как кендер! Не обижайся… — добавил он, зная, как чувствителен его друг к этому вопросу.

— Все в порядке, — заулыбался Крыса. — Это именно то, что я хотел услышать. Ну, увидимся!

— А ты куда? — удивился Карамон.

— В разведку, — гордо ответил Крыса.

В окружённом стенами городе каждый знает в лицо всех соседей, и любой приезжий быстро выделяется в толпе, как бы обыденно он ни выглядел. Теперь, в глухой осаде, жителями Безнадёжности овладела глухая подозрительность. Люди расхаживали по улицам вооружённые до зубов, и любой подозрительный немедленно задерживался и допрашивался. Кроме кендеров.

Проблема тут в том, что кендер никогда не выглядит похожим сам на себя дважды. Он или поменялся одеждой с другом, или украл её у врага, а может, просто стянул понравившуюся тряпку с забора. Сегодня у него цветы в волосах, а завтра он весь вымазан кленовым сиропом. У него могут быть сапоги, могут быть ваши сапоги, а также он может просто носиться босиком.

Поэтому, даже сейчас, когда люди были озлоблены и напуганы, никто не мог поручиться, видел ли он одного кендера, или их было несколько. Никто в Безнадёжности не обращал внимания на Крысу, разве только проверяли сохранность кошелька, когда он проходил мимо.

Крыса с наслаждением шёл по главной улице по направлению к стенам города, с восхищением оглядываясь по сторонам. Его удивляли огромные здания, теснящиеся кругом, и искрящиеся стекла витражей, вставленных в потемневшее дерево. Однако большинство домов уже давно требовали ремонта: кое-где осыпалась штукатурка, поблекла и шелушилась краска, в крышах зияли дыры. Торговые ряды, мимо которых он проходил, были пусты и заколочены, уличные прилавки покрыты пылью и заброшены. Только в тавернах толпились люди, пришедшие сюда главным образом послушать новости. А новости были неутешительные. Крыса видел бледные и осунувшиеся лица, когда горожане прерывали свои разговоры, никто не смотрел другому в глаза. Эхом разносились тяжёлые вздохи…

Единственными, кто ещё мог веселиться, были встреченные дети, которые с радостными криками лупили друг друга деревянными мечами, проносясь по улице. «Так вот как выглядят мятежники», — подумал Крыса. Он заглянул в окно, где полуголодная мать пыталась успокоить кричащего ребёнка.

Полукендер попытался вызвать в памяти образ Борара с пронзённым стрелой горлом, вспомнить раздавленные тела друзей, по которым прокатился валун, с трудом собирая ненависть, которую должен был чувствовать по отношению к этим людям. Но человеком он был только наполовину, поэтому, продолжив путь, разрывался от противоречивых чувств.

Шпион был частично прав. Дом, про который он упоминал, действительно сгорел, но роща высоких деревьев у стен оказалась цела — теперь она укроет штурмовиков, позволит подготовиться к атаке. Крыса задержался рядом, впитывая мельчайшие детали, предвосхищая те вопросы, которые ему зададут Сенедж и Немисс. Это не заняло много времени, и можно было возвращаться, но мысль о том, что скоро он опять окажется взаперти, рядом со спящим Рейстлином и другими, была невыносимой. «Наверняка командиру понравится, если я принесу дополнительную информацию о противнике, — сказал себе Крыса. — Враги вокруг, должны же они говорить о своих планах».

Он покрутился возле рощи и быстро нашёл толпу людей, выглядевшую как хороший источник новостей. Наверху, у сторожевой башни, стояли и горожане, и солдаты, громко обсуждая что-то. Один из них, необъятных размеров толстяк, гордо носил на шее здоровенную золотую цепь, что, несомненно, говорило о его высоком положении. Крысе было только жаль, что он не летучая мышь и не может незаметно порхать рядом. Подумав немного, полукендер просиял и направился к тем самым высоким деревьям, растущим вдоль городской стены. Затаившись в густой тени, он терпеливо выждал, пока не убедился, что никто из прохожих не заметил его манёвра. Скинув с себя мешки и положив у основания дерева. Крыса быстро полез вверх. Ловко и осторожно он карабкался с ветки на ветку, стараясь не выдать себя шорохом ветвей или шелестом листвы.

Он был настолько бесшумен, что застал врасплох белку, сидящую в дупле. Та панически метнулась в сторону, пронзительно запищав, её поддержало несколько голосов справа и слева. Суматоха и писк белок позволили Крысе подняться выше, чем он ожидал. Зацепившись за длинный сук, он весь превратился в слух. Мурашки пробежали у полукендера по спине, когда он услышал, как один из мужчин обращается к толстяку не иначе как «лорд-мэр».

«Военный совет! — мелькнула у него радостная мысль. — Я наткнулся на военный совет». Впрочем, как он быстро понял, это было не совсем так: просто мэр пришёл на стену узнать результаты утреннего нападения врага, которое было с успехом остановлено.

— Мы отбили уже два штурма, — важно говорил мэр. — Я думаю, у нас есть прекрасный шанс выиграть эту осаду.

— Ерунда, — проговорил у стены седой ветеран-командующий. — Оба штурма были просто манёврами. Они проверяли нас, стараясь понять, какими силами мы располагаем. И таки добились своего, особенно учитывая того олуха, который отдал приказ стрелять из катапульт вчера утром.

Лорд-мэр нарочито громко раскашлялся. Ветеран мрачно продолжал:

— Надо смотреть в лицо фактам, ваша честь, у нас нет способа выиграть войну.

Воцарилась неприятная тишина.

— Все мои солдаты в основном новички. Да, конечно, у меня есть несколько метких лучников, но их недостаточно, чтобы остановить первый серьёзный штурм. А что будет, когда их перебьют? Знаешь, что случилось сегодня ночью? Я нашёл трёх стражей, напившихся на посту, и не могу их винить за это. Если бы на мне не лежала ответственность, я бы сам нажрался до полумёртвого состояния.

— Что мы можем сделать? — спросил мэр хриплым истеричным голосом. — Мы пытались сдаться! Ты слышал, что ответил этот… этот злодей!

— Слышал. И это ещё одна причина, почему я не напился вчера. — Голос командующего напрягся, — Я надеюсь прожить достаточно, чтобы вогнать клинок в его глотку.

— Как ни абсурдно это звучит, — снова заговорил мэр, — но иногда мне кажется, что король Вильгельм хочет, чтобы мы все умерли. Он обязан был знать, что новый налог вызовет восстание. Король вынудил нас стать мятежниками и выслал армию. Мы пытались заключить мир, но условия сдачи были неприемлемы, по крайней мере, человек в своём уме не согласился бы на них.

— Не буду спорить, ваша честь, — кивнул ветеран.

— Но почему? — беспомощно спросил мэр. — Почему он желает этого?

— Одни Боги знают. Но, поскольку их нет рядом, думаю, мы никогда не узнаем правды, о планах Вильгельма в отношении нас. Может, это его прихоть, может, он нашёл других хозяев для наших домов. Скажу одно — там у стен не армия Блодхельма.

— Нет?! — воскликнул поражённый мэр. — Но… что это тогда за войска?

— Не имею мыслей на этот счёт, но я прослужил много лет в блодхельмской армии и знаю, о чём говорю. Мы всегда были сборной дружиной. Нас призывали, мы бросали плуги и косы, потом было несколько недель похода, битва, а затем мы шли по домам. А здесь другое. Тут нет места фермерам, одетым в дедовские доспехи и мятые шлемы, — одни профессионалы.

— Но тогда… Что это означает? — ошеломлённо проговорил мэр, словно его ударили по голове.

— Это значит, ваша честь, — хрипло сказал командующий, — что король или кто-то ещё хочет, чтобы мы умерли. — Он поклонился лорд-мэру и пошёл прочь.

Мэр остался стоять, бормоча что-то себе под нос, затем дёрнул головой и начал спускаться со стены. Крыса остался висеть на ветке, закрыв глаза и слово в слово запоминая подслушанный разговор. Как только слова улеглись в памяти, он кубарем скатился вниз, схватил мешки и вылетел из зарослей прямо под ноги лорд-мэра.

Тот подскочил на месте, схватившись рукой за кошелёк

— Пошёл прочь!

Крыса был бы счастлив исполнить его пожелание, но в этот момент мэр снова пристально посмотрел на него и загородил проход.

— Эй, постой-ка! Я тебя знаю? — Он внимательно вглядывался в Крысу.

— Конечно! — беспечно ответил Крыса.

— Когда это я тебя видел? — нахмурился мэр.

— Я имел честь представать перед тобою много раз, — вежливо поклонился полукендер.

— Действительно? — с сомнением произнёс мэр.

— А как же! На утреннем судебном разбирательстве, когда нас выпустили из тюрьмы, после того как мы были арестованы прошлой ночью, перед тем, как они схватили нас, перед тем, как ваша честь произносил потрясающую речь, после этого. Общественный порядок — лучшая политика и всё такое…

— Я помню… — все ещё озадаченно промямлил мэр.

— А потом я подстригся, — добавил Крыса. — Поэтому ты и не можешь вспомнить меня. И я очень долго не был в тюрьме, но твоя речь просто перевернула всю мою жизнь!

— Рад, что так вышло, — успокоено кивнул лорд-мэр. — Посмотрим, что с тобой будет дальше… Хорошего дня! — Он прошёл мимо, направляясь к самому роскошному дому на улице.

— Ух… — только и смог выговорить Крыса, выбирая другую сторону улицы, чтобы ненароком не встретить мэра ещё раз. — Кто бы мог подумать, что он спустится так быстро? Хорошо бегает — для такого-то толстяка! — И полукендер быстрым шагом двинулся в сторону склада.

— Они пробовали сдаться? — Мастер Сенедж удивлённо смотрел на Крысу. — Хочешь сказать, мы потеряли столько людей под стенами города, не желающего сражаться?!

— Наверняка он перепутал. — Немисс повернулась к полукендеру. — Ты ведь перепутал? Он сказал так слово в слово?

— «Мы пробовали сдаться», — повторил Крыса. — И ещё, вот послушайте…— Он точно передал всю остальную беседу.

— Вы знаете, — проговорил удивлённый Сенедж, — такие же мысли приходили и мне в голову. Мы никогда не сражались с Блодхельмом, но то, что я о них слышал, совпадает с твоим рассказом. Бросят плуг и берутся за меч, а потом обратно к пашне…

— Если это правда… — начала Немисс, не зная, что повторяет слова лорд-мэра.

— Враг поднимает руки, сдаваясь, а мы упорно собираемся отрезать ему голову, — закончил Сенедж. — Барону это очень сильно не понравится.

— А что нам делать, командир? Большой штурм назначен на завтра, и мы должны напасть на ворота изнутри. Мы обязаны выполнить приказ.

Мастер Сенедж задумался на миг, затем принял решение:

— Барон обязан узнать о новых сведениях. У него репутация благородного человека, и она сильно пострадает, если мы примем участие в такой откровенной бойне. После этого вряд ли кто-то захочет нас снова нанять. Лэнгтри должен иметь шанс отказаться от договора или изменить его.

— Боюсь, у нас нет времени, чтобы послать известие в лагерь.

— Сейчас чуть за полдень, сержант. Один человек может двигаться быстрее отряда, особенно если ему удастся сократить путь через стену. Через три часа он будет в шатре у барона, ещё час на объяснения плюс три часа обратно. Добавь ещё два-три часа на непредвиденные обстоятельства — и наш посланник сможет вернуться на закате или чуть позже. Штурм назначен на утро… Кто твой лучший лазутчик?

— Фляга, мастер Сенедж, — ответила Немисс.

— Пусть явится сюда, да побыстрей.

Фляга появился растрёпанный со сна и зевающий во весь рот.

— Ты нужен, чтобы передать послание в лагерь. — Напряжённый тон и голос командира встряхнули солдата.

— Да, мастер Сенедж!

— Темноты ждать нельзя, пойдёшь немедленно. Самый близкий путь — через городскую стену, но сейчас там патрули. Хоть и есть данные, что они не обучены, не важно, кто тебя застрелит, новичок или ветеран.

— Я хорошо натренирован, командир, — проговорил Фляга. — Переберусь без помех.

— Дальше прямым путём к барону, передашь ему моё сообщение. Запомнишь?

— У меня превосходная память, — кивнул бывший циркач.

— Крыса, передай ему всё, что сказал мне…

Полукендер, как мог медленно, повторил рассказ. Фляга морщил лоб и кивал. Немисс предложила ему взять всё, что он захочет, но циркач взял лишь свой нож и верёвку. Когда дозорные сообщили, что улица пуста, Фляга как молния выскользнул из дверей и исчез в лабиринтах улиц.

После полудня часы еле ползли. Солдаты лениво играли в «рыцарский скок», игру, в которой играющий нажимает большим кубиком на грани меньшего, заставляя его «прыгнуть» в кубок. Тот, у кого число на кубике в кубке больше, становится победителем. Очень старая игра, в неё, как говорят, любил играть легендарный Хума. «Рыцарский скок» была очень популярна среди людей барона, а за кубики ручной работы они выкладывали немалые деньги. Кузнец делал их из остатков металла, украшая каждый знаком владельца или искусным рисунком. В игре было много разновидностей, — к примеру, иногда надо было сделать так, чтобы кубик не только «прыгнул» в кубок, но и запрыгнул на уже лежащую там фишку.

Сам барон Лэнгтри был заядлым игроком, даже Рейстлин нашёл в «рыцарском скоке» свой интерес, показывая чудеса ловкости рук. Эта игра была одной из немногих вольностей, которые маг позволял себе в обыденной жизни. Он играл настолько самозабвенно, что быстро превзошёл всех новичков и заслужил уважение мастеров. Правда, один из игроков было попытался доказать, что Рейстлин подыгрывает себе с помощью магии, но юноша при огромном стечении народа сумел выиграть и посрамить его. Мага особенно любили те, кому он помогал делать деньги. Сам Рейстлин проявлял необычайную бережливость, поэтому никогда не соглашался играть по высоким ставкам, зато охотно брал кого-нибудь в долю за проценты от прибыли.

Карамон со своими большими и неуклюжими руками был весьма посредственным игроком, он больше любил наблюдать за игрой брата, хотя и раздражал его необдуманными и поспешными советами. Весь день из здания склада доносилось только щёлканье костей о дно кубков да вздохи радости или стоны проигравших. Игра завершилась только тогда, когда стало настолько темно, что не было никакой возможности следить за кубиками.

Солдаты перекусили остатками холодного мяса и хлеба, запив их водой, после чего многие снова завалились спать, зная, что утром рано вставать, другие не спеша, травили байки или длинные истории. Рейстлин передал свою долю выигрыша на хранение Карамону и медитировал, медленно потягивая холодный чай, видя в грёзах крутящиеся кубики, а не злых магов. Каждый уже знал о секретном задании Фляги и о том, как тяжело будет его выполнить. Все прикидывали отрезки времени, нужные ему для дороги, и спорили, какой путь он изберёт. Кто-то не выдерживал и немедленно заключал пари, приглушённо ударяя по рукам.

Стемнело. Теперь все лихорадочно посматривали на двери и окна, замирая, когда слышали шаги с улицы, и разочарованно вздыхая, если идущий проходил мимо. Время, которое отвёл мастер Сенедж на возвращение Фляги, уже прошло, и он с Немисс снова взялись за расчёты планов утреннего нападения.

Внезапно часовой прошипел:

— Кто идёт? Пароль?

— Кири-Джолит и зимородок.

Утомлённый, но ухмыляющийся до ушей Фляга проскользнул внутрь.

— Что приказал барон? — кинулся к нему Сенедж.

— Спроси его сам, — усмехнулся тот, отодвигаясь в сторону.

В дверь прокрался барон Лэнгтри. Солдаты удивлённо вскочили.

— Внимание! — скомандовала Немисс.

Барон устало махнул рукой, призывая всех оставаться на местах.

— Я пришёл сюда, чтобы добраться до дна этого колодца с тайнами, — сказал он. — Сверху здесь, может, и чистая вода, но я чувствую яд внизу… И мне не нравится всё то, что говорят о наших так называемых «союзниках». Мне не нравится всё, что я увидел.

— Да, барон, какие будут ваши приказы?

— Мне нужно поговорить с кем-то имеющим власть в городе. Может, с этим ветераном-командующим?

— Это будет опасно и…

— Во имя Бездны, я знаю, что это опасно!

— Прошу прощения у барона, — выскочил вперёд, как чёртик из табакерки, Крыса, — но я знаю, где живёт местный лорд-мэр. У него самый большой и красивый дом на главной улице.

— Кто ты? — спросил барон, стараясь разглядеть в темноте маленькую тень.

— Крыса, милорд барон. Это я подслушал разговор, сидя на дереве, а потом видел, куда он пошёл.

— Сможешь найти этот дом в темноте?

— Да, барон!

— Тогда веди. Сенедж и Немисс, остаётесь здесь и, если мы не вернёмся к рассвету, приступайте к атаке на ворота.

— Да, милорд барон, могу я попросить взять с собой больше людей на случай неприятностей?

— Если будут проблемы, мастер, какая разница, пойдут со мной двое или пятеро? Напоремся на стражу — пиши пропало, а у меня нет желания красться с громыхающим отрядом за спиной.

— Не надо армии, барон, — упрямо гнул своё Сенедж, — но возьми хотя бы мага Маджере… Он доказал свою необыкновенную пользу вчера вечером, пригодится и его брат, Карамон силён как гора и хороший боец. Двое не смогут повредить, а их помощь может оказаться неоценимой.

— Ладно, — кивнул барон, — отдай приказ в отношении братьев Маджере.

— И ещё… — мастер Сенедж взял барона под локоть и отвёл в сторону, — если тебе не понравится, что скажет его честь, из него выйдет прекрасный заложник…

— Ты мыслишь точно так же, как и я, Сенедж, — тихо рассмеялся барон Лэнгтри.

 

13

Хотя после наступления темноты прошло всего несколько часов, улицы Безнадёжности были абсолютно пусты, закрылись даже таверны. Люди попрятались по своим домам в ожидании утра, несущего им страх и неизвестность. Если бы сейчас нашёлся кто-то, кто отважился бы выглянуть в окно, он заметил бы только смутные тени, неотличимые от обычного патруля, идущего своим маршрутом.

— Если мы будем красться на цыпочках и бояться любого шороха, будем выглядеть как вылитые шпионы, поэтому шагом марш вперёд посредине улицы и держаться браво. В темноте нас никто не заподозрит… Надо только надеяться, — добавил барон в своей неподражаемой манере, — что мы не натолкнёмся на реальных стражей. Тогда будут проблемы. Но я верю, что Кири-Джолит не оставит нас своей милостью…

Кири-Джолит, наверное, в ту ночь имел мало просителей, а может, ему до смерти надоели просьбы помочь, вернее, бросить кубик в «рыцарский скок», но мольба барона Лэнгтри была услышана. Они ни с кем не столкнулись за время своего пути от склада.

— Вот он, я видел, как мэр вошёл туда, — прошептал Крыса, показывая на дом.

— Уверен? — уточнил барон. — Осмотри его внимательно со всех сторон.

— Точно, это он, я ещё заприметил гнездо аистов рядом с трубой.

Солинари была почти полной сегодня, и среди ровно выстроившихся труб в серебряном свете легко различалось гнездо, похожее на мохнатую шляпу.

— А что если он просто зашёл к своему другу? — спросил барон. — А живёт в другом конце города?

— Он не стучал в дверь, а вошёл внутрь уверенно, — ответил Крыса.

— Даже если это не его дом, мы захватим какого-нибудь богатого гражданина, — добавил Рейстлин. — Здесь живёт явно не простой человек.

Барон согласно кивнул, и маленький отряд свернул с улицы в переулок, обходя дом сзади. Здесь они немного проплутали, попав в лабиринт различных пристроек, но труба с гнездом служила им надёжным ориентиром.

— Я слышал, гнездо аиста приносит удачу, — пробормотал Крыса.

— Будем надеяться, ты прав, юноша, — ответил за всех барон. — В доме нет никаких огней, наверняка все семейство уже спит. Кто может справиться с замком? — Барон посмотрел на Крысу, но тот лишь отрицательно покачал головой:

— Мама пробовала меня учить, но у неё ничего не вышло.

— Думаю, милорд, что смогу помочь в этом деле, — спокойно произнёс Рейстлин.

— У тебя есть подходящее заклинание?

— Да нет, просто вспомнил детство, когда учитель прятал свою магическую книгу под замок. Карамон, одолжи мне нож.

Деревянная лестница вела к чёрному ходу. Рейстлин осторожно скользнул вверх, стараясь не запутаться в складках мантии. Остальные отступили по сторонам — стоять в карауле. Не прошло и нескольких минут, как маг махнул рукой и отворил взломанную дверь, которая, как оказалось, вела на кухню. Внутрь прокрались бесшумно, ну или настолько бесшумно, насколько можно в компании Карамона. Его тяжёлая поступь заставляла скрипеть половицы и звенеть посуду.

— Тише, Маджере! — зашипел барон. — Ты сейчас весь дом перебудишь!

— Извините, милорд, — пробормотал силач, стараясь сдерживать дыхание.

— Останешься здесь и будешь сторожить, — приказал барон. — Если кто-нибудь войдёт, бей по голове и связывай, но старайся никого не убивать без нужды. Крыса, останешься с ним, не дай никому закричать.

Карамон кивнул и встал за дверью. Крыса с удобством расположился на большой табуретке.

— Маг, за мной. — Барон пересёк кухню и, приоткрыв дверь, посмотрел в коридор. — Если не ошибаюсь, это лестница для слуг, а значит, она ведёт на все этажи и в спальню. Поищи свечи на столе…

— Нет необходимости, милорд, — поклонился Рейстлин, — это можно устроить. Ширак! — Навершие посоха в его руках вспыхнуло мягким светом.

Лестница для слуг была узкая и пыльная, Рейстлин с бароном осторожно поднимались, с кошачьей грацией переступая с одной ступеньки на другую. Маг боялся, как бы не стукнуть посохом об стену или снова не закашляться.

— Спальня хозяина на втором этаже, — прошептал ему барон, делая паузу на площадке. — Притуши свет.

— Дулак, — произнёс маг мягко, и свечение посоха угасло, оставив их в темноте.

Барон медленно и осторожно приоткрыл дверь, со своего места Рейстлин мог разглядеть только кусок холла, завешанный гобеленами. Напротив виднелась тяжёлая деревянная дверь, украшенная затейливой резьбой, из-за неё доносился протяжный громовой храп.

— Милорд, у меня наготове сонное заклятие, — прошептал Рейстлин.

— Да он уже спит, нам же он нужен бодрым и весёлым, — ответил барон. — Как мы его расспросим, если он будет дрыхнуть?

— Верно, милорд, — огорчённо произнёс маг.

— Держи заклятие для его жены. Женщины весьма нервны, и ничто так быстро не пробуждает дом, как женский крик. Если она проснётся, немедленно усыпи, пока я потолкую с мэром.

Барон вошёл внутрь, Рейстлин последовал за ним, перекатывая слова заклинания на языке. Он подумал о том, что давно не кашлял, и, естественно, в горле немедленно запершило. Отчаянным движением Рейстлин схватился за горло, уняв клокотание.

Дверь в спальню свободно открылась, — очевидно, мэр ничего не опасался. Барон с Рейстлином, мягко ступая, двинулись внутрь, в залитую лунным светом спальню. В центре стояла огромная кровать с балдахином, из неё и доносились раскаты храпа. Лэнгтри заглянул за занавески, — к счастью для них, лорд-мэр лежал один. С одного взгляда было понятно, что спящий и есть глава города. Как и описывал Крыса, перед ними лежал толстяк с круглым лицом, теперь одетый в ночную рубашку и колпак.

Отбросив в сторону занавески, барон зажал рот спящему и надавил. Человек проснулся от удушья, часто замигав слипающимися глазами, не понимая, что происходит,

— Тихо! — прошипел барон. — Мы не причиним тебе вреда. Маг, закрой дверь!

Рейстлин кинулся выполнять приказ и, вернувшись, встал с другой стороны кровати, чтобы помочь барону в случае необходимости. Мэр в ужасе таращился на них, дрожа всем телом с такой силой, что колебались золотые занавеси балдахина.

— Свет, — бросил барон,

Рейстлин пробормотал слово, и навершие посоха Магиуса мягко вспыхнуло, осветив лицо Лэнгтри.

— Меня зовут Айвор Лэнгтри, — сказал барон, не убирая руки ото рта мэра. — Может, ты обо мне слышал. Это моя армия ждёт приказа начать штурм твоего города. Я был нанят королём Вильгельмом для подавления мятежников, которые, как говорят, гнездятся в Безнадёжности. Ты меня понимаешь?

Мэр быстро закивал; смотрел он всё ещё испуганно, но трястись перестал.

— Прекрасно. Я сейчас уберу руку, если ты обещаешь вести себя разумно. Слуги в доме есть?

Мэр затряс головой, а барон раздражённо фыркнул. Понятно, в таком большом доме никто не живёт без слуг. Он задумался, стоит ли давить дальше или нет, потом выбрал компромисс:

— Маг, следи за дверью. Если кто-нибудь войдёт, усыпляй.

Рейстлин приоткрыл дверь в холл, встав так, чтобы видеть пространство перед собой, но и слышать всё, что происходит в спальне.

Барон продолжил свою одностороннюю беседу:

— Я видел и слышал много вещей, которые заставили меня усомниться в честности заключённого контракта. Я надеюсь, ты поможешь мне с разъяснениями, давая прямые ответы. Я не собираюсь вредить, ответь мне, и я уйду ещё быстрее, чем пришёл. Согласен?

Мэр неуверенно кивнул, кисточка на его колпаке снова задрожала.

— Обманешь меня, — продолжил барон, — и мой маг превратит тебя в червяка.

Рейстлин насупил бровь и грозно посмотрел на мэра, хотя с тем же успехом мог начать порхать по комнате. Благодаря своей коже и глазам он производил впечатление, особенно на человека, которого застали врасплох в собственной постели. Мэр покосился на него и кивнул более решительно.

Барон медленно отвёл руку, мэр облизнул пересохшие губы, натянув одеяло до подбородка, словно оно могло защитить. Его глаза метались с барона на мага и обратно. Он был совершенно раздавлен, и Рейстлин подумал, смогут ли они добиться чего-нибудь путного.

— Так, — произнёс барон и. подтащив стул к кровати, уселся на него лицом к лицу с мэром. — Теперь рассказывай вашу историю, только покороче, у нас мало времени. Штурм назначен на рассвете.

Подобная новость не добавила решимости бедному мэру, но он начал. После некоторых отступлений и путаницы ему всё же удалось рассказать о ситуации, вызванной королём Вильгельмом. Потихоньку забывая страх, мэр начал говорить неистово:

— Мы отправили посла к королю, но его выпотрошили на главной площади. Мы пробовали сдаться, но командующий потребовал «выстроить всех женщин в линию, чтобы он мог выбрать».

— И вы поверили ему? — хмуро спросил барон.

— Конечно, поверили. — Мэр вытер вспотевший лоб кисточкой колпака. — Разве у нас был выбор? Кроме того, — он снова задрожал, — до нас доносились крики пленников из долины. Мы видели, как её вырубают и сжигают. Как можно было не поверить?

Видевший Холоса барон согласно кивнул, теребя чёрную бороду.

— Милорд, хоть ты знаешь, что происходит? — спросил мэр.

— Нет, — кратко, ответил Лэнгтри: — Но у меня стойкое чувство, что меня надули. Если ты слышал обо мне, то знаешь, я человек чести, мои предки были Рыцарями Соламнии. И хоть я не рыцарь, но все ещё придерживаюсь их законов.

— Так штурма не будет? — снова спросил мэр с надеждой.

— Не знаю, — медленно произнёс барон. — Я подписал контракт и дал слово атаковать. Если я откажусь, навеки прослыву трусом и клятвопреступником. Нанимателя не будут волновать подробности, он просто побоится иметь дело со мной. Если нападу — прослыву убийцей невинных и сдающихся в плен. Прекрасная репутация! — Он встал. — Справа гоблины, слева людоеды…

— С вами ещё и они?! — в страхе вскричал лорд-мэр.

— А? Да нет, просто фигура речи…— пробормотал Лэнгтри. — Маг, который час?

Рейстлин подошёл к окну и, выглянув, увидел, что луна уменьшается.

— Около полуночи, милорд.

— Значит, решение придётся принимать все равно. — Барон прошёлся по спальне. По-военному развернувшись на пятках, зашагал обратно, сражаясь в уме с гоблинами бесчестья на одном фланге и людоедами позора на другом.

Для Рейстлина всё было легко — в атаку, а потом домой. Он не был рыцарем, мучающимся проблемами чести, и на нём не лежала ответственность за армию, солдаты которой должны получить деньги. Оплаты не будет, если барон нарушит контракт. Милая дилемма — и Рейстлина очень радовало, что не ему её решать. Впервые маг увидел, какое бремя власти, а от того одиночество давит на плечи его командира. Жизни тысяч людей лежали на одной чаше весов этого решения. Собственных людей барона, а теперь ещё и жителей Безнадёжности. Лэнгтри — единственный, кто должен сделать шаг, и немедленно. Хуже было то, что он не обладал полнотой знаний и действовал почти наугад. Что случилось с королём Вильгельмом? Зачем ему разрушение города и смерть жителей? У него есть серьёзное основание? Может, мэр искусно врёт, сплетая правду и вымысел в один узел?

Рейстлин с интересом ждал решения барона, и Лэнгтри, наконец, замер на середине спальни.

— Я принял решение, — тяжело произнёс он, — А теперь скажи мне правду. Сколько слуг в твоём доме?

— Двое, милорд, — виновато сказал мэр. — Супружеская пара. Они служат мне уже много лет. Не опасайтесь их, они безобидны, кроме того, спят так крепко, что их не разбудит даже грохот падающей стены.

— Будем надеяться, что до этого не дойдёт, — серьёзно сказал Лэнгтри. — Маг, навести их и позаботься, чтобы они спали и дальше.

— Да, барон, — кивнул Рейстлин, хотя ему очень не хотелось уходить.

— Потом иди к нашей страже, пусть будут готовы.

— Он не убьёт их? — спросил с тревогой мэр.

— Всё будет в порядке, — заверил барон. Мэр не очень поверил словам барона, но безропотно сообщил Рейстлину, где искать слуг. Маг задержался на пороге, надеясь, что барон хоть словом намекнёт план дальнейших действий, но Лэнгтри зло уставился на него, после чего юноша шмыгнул в коридор.

— Они, наверное, беспробудно спят, — раздражённо бормотал Рейстлин, поднимаясь по крутой лестнице на чердак дома, где были расположены комнаты прислуги. Сейчас он находился совсем недалеко от гнезда аиста. — Он наверняка не доверяет мне, вот и придумывает всякие дурацкие поручения. Хоркин точно бы остался…

Но барон оказался прав, видимо угадав или звериным чутьём ощутив опасность. Когда Рейстлин открыл дверь в спальню слуг, муж сидел в кровати и натягивал сапоги, а жена толкала его в спину и бубнила, что точно уверена: в доме кто-то есть.

Рейстлин метнул заклинание одновременно с тем, как лунный свет упал на него. Крик уснул вместе с упавшей на подушки женщиной, а муж уткнулся в сапоги и захрапел. Действие заклинания было рассчитано на длительное время, но на всякий случай Рейстлин запер дверь спальни снаружи, унеся ключ на кухню.

Войдя туда, несколько успокоенный фактом реальной опасности, маг увидел, что Карамон внимательно наблюдает за чем-то в окно.

— А где Крыса?

— Пошёл обойти дом, чтобы удостовериться, что никто не притаился вокруг.

— Давай поторопи его, барон велел быть готовыми уходить.

— Несомненно, Рейст, а что он решил делать? Мы будем нападать?

— Для тебя это так важно, брат мой? — безразличным тоном спросил Рейстлин. — Нам платят, чтобы мы выполняли приказы, а не расспрашивали о них.

— Ну, ты, конечно, прав… Но неужели тебе не интересно?

— Нисколько, — бросил Рейстлин и вышел, чтобы найти Крысу.

За время пути назад барон так и не дал никакого намёка. Улицы были пусты, но они не рисковали, тщательно вглядываясь в переулки, прежде чем пересечь их. Когда до склада оставался один перекрёсток, Карамон, шедший впереди, уголком глаза заметил странную вспышку и отпрянул назад, в тень заброшенного дома.

— Что это? — прошептал барон.

— Свет. В самом конце улицы, — ответил Карамон. — Когда мы шли сюда, его не было.

Осторожно двинувшись вперёд, чтобы остаться в тени, барон посмотрел в указанном Карамоном направлении.

— Святые благословения! — испуганно воскликнул он, — Вы должны все это увидеть!

Крыса и Рейстлин придвинулись ближе и замерли, поражённые. В дальнем конце улицы, под низкой каменной аркой, виднелось прекрасное здание. Остатки изящных колонн поддерживали крышу, стены украшали панно, теперь стёртые людьми или временем. Вокруг здания располагался внутренний двор, заброшенный и заросший сорняками. Карамон спокойно прошёл бы мимо, если бы не лунный свет. Как такое получилось — неизвестно, но в лучах Солинари здание мягко светилось серебром, как светятся в ночи светлячки на поляне.

— Никогда не видел ничего подобного, — благоговейно прошептал барон.

— Я тоже, — в тон ему ответил Крыса, — Когда я смотрю на такую красоту, мне становится больно вот здесь. — Он провёл рукой по груди.

— Это магия, Рейст? — спросил Карамон.

— Скорее наваждение… — Рейстлин ответил шёпотом, боясь, что звуки его голоса разрушат прекрасный мираж.

— А, что? — не понял Карамон. — Это другой вид магии?

— В старые годы Боги умели создавать подобное… — сказал Рейстлин.

— Точно! — воскликнул барон. — Это, должно быть, Храм Паладайна, я видел отметку на карте города. Их на Ансалоне почти и не осталось…

— Храм Паладайна… — задумчиво проговорил Рейстлин, посмотрев на серебристую луну. — Согласно легендам, Солинари — сын Паладайна. Да, это многое бы объяснило…

— Ладно, мне нужно ещё заплатить по счетам до нашего ухода, — заторопился барон, увлекая остальных за собой к складу.

Карамон и Крыса двигались рядом с ним, а Рейстлин тащился сзади, постоянно оглядываясь. Когда все вошли в двери, маг задержался и бросил последний взгляд на сияние Солинари. Бог серебристой луны являлся ему раньше. Все три Бога магии: Солинари, Лунитари и Нуитари — в своё время почтили юного мага своим присутствием. Он выбрал цвета Лунитари, но ведь маг, чтящий одного из членов семьи, в глубине души уважает и остальных. Рейстлин чтил сына Паладайна, хотя его мысли и идеи были далеки от белой магии.

Глядя сейчас на Храм, маг неожиданно почувствовал, что Солинари осветил его неспроста, он словно стремился привлечь его, Рейстлина, внимание, подобно тому, как в шторм на берегу зажигают маяк. «А если так, то, что означает этот свет? — размышлял он. — Предупреждение держаться подальше от опасного берега или путеводный огонь надежды?»

— Рейст? — Голос Карамона прервал его рассуждения. — Эй, парни, вы не видели моего брата? Он же шёл прямо за мной… А, вот ты где, а я уж начал волноваться… Что ты там делаешь? Все ещё смотришь на луну и Храм? Странное чувство у меня внутри, словно кто-то зовёт… Знаешь что, Рейст?! Мне хочется пойти внутрь или хотя бы побродить вокруг… Кажется, что в этом Храме меня ждут ответы на самые главные вопросы в жизни…

— Сомневаюсь, что Храм скажет, когда будет следующая кормёжка, — холодно произнёс Рейстлин. Он не знал почему, но всегда чувствовал глухую ярость, когда вдруг Карамон говорил вслух то, о чём он только думал.

Облако пробежало по луне, как будто чёрная ткань мазнула по магическому шару. Храм потух, растворившись во тьме ночи, и если он и знал древние тайны, то давно забыл их…

— Гхмх…— прокашлялся Карамон. — Тебе лучше зайти внутрь, Рейст. Стоя на улице, ты нарушаешь приказ.

— Спасибо, Карамон, что напомнил мне мои обязанности. — Рейстлин вошёл, оттолкнув близнеца в сторону.

— Не за что, Рейст, — бодро произнёс Карамон. — Всегда к твоим услугам.

В углу склада мастер Сенедж и сержант Немисс разговаривали с бароном. Они перешёптывались так, что никто не мог услышать их разговор, даже Крыса, которого отловили за бочкой и послали стоять в виде наказания бессменным часовым. Солдаты вглядывались в их лица, стараясь определить дальнейшие намерения барона.

— Что бы там барон ни решил, — сказал Карамон вполголоса, — мастер Сенедж не выглядит счастливым…

Сенедж хмурился и покачивал головой, один раз до солдат донеслось громкое «не доверяю». Немисс в ответ сердито заговорила, сделав движение рукой, словно выбрасывала что-то. Барон молча слушал их, взвешивая аргументы обеих сторон, затем махнул рукой, прерывая дебаты.

— Ты знаешь приказ, мастер, — громко сказал Лэнгтри на весь склад.

— Да, милорд, — поклонился Сенедж.

— Фляга! — крикнула сержант. — Барон уходит. Сопроводишь его в лагерь.

— Да, сержант! Мне вернуться потом обратно?

— Ты не успеешь до начала штурма, — нарочито спокойным тоном произнесла Немисс.

Солдаты быстро переглянулись: значит, скоро штурм. Не многие разобрались, какие чувства ими овладели, радость или разочарование. Они пришли сюда биться, а это то, что они умеют лучше всего. Фляга отсалютовал и, подхватив моток верёвки, исчез вместе с бароном на улице. Немисс и Сенедж снова понизили голос, советуясь несколько мгновений, потом сержант ушла проверять посты.

Командир не спеша, улёгся на солому и, натянув шляпу на лицо, скоро захрапел, его примеру последовали остальные. Карамон храпел так громко, что вернувшаяся Немисс пнула его и велела прекратить рёв, который слышно даже в Соламнии. Крыса свернулся круглым комочком, положив ладони на глаза в некоем подобии сна. Рейстлин, проспавший весь день, не был утомлён и, привалившись спиной к стене, снова и снова шептал слова заклинаний.

Маг все ещё бормотал их, когда сон упал на него, унеся в мечты о Храме, купающемся в лунном свете.

 

14

— «Проклятая человеческая плоть!» — язвительно бормотала Китиара, преследующая дракона.

Она часто слышала, как Иммолатус горько жалуется на необходимость пройти половину квартала от гостиницы до таверны, и полагала, что легко догонит его ещё до реки, где тот, несомненно, остановится охладить измученные ноги.

Она легко находила его след на примятой траве и влажной земле, но дракон двигался удивительно быстро — воительница все больше и больше отставала. Сосредоточившись на цели, Иммолатус нёсся вперёд, забыв, что он в человеческом облике. В своём сознании он проламывался через лес мощными ударами лап и извивами хвоста.

Уже утомлённая, Китиара хотела любой ценой догнать его в пустынной местности, прежде чем дракон достигнет пещеры, где мог бы вернуться к своему старому доброму облику. Кроме того, он мог видеть в темноте, а она — нет.

Раз решив, Китиара начинала активно действовать, без колебаний и сомнений. Неуверенность, по её мнению, — это те маленькие трещины в фундаменте, которые, в конце концов, подточат мощную стену, слабые звенья кольчуги, пропускающие смертельную стрелу. Танис пал под бременем нерешительности, всё время размышляя и подвергая сомнениям свои поступки.

Воительница всегда находила эту привычку особенно раздражающей, в своё время попробовав избавить от неё возлюбленного.

— Раз решил сделать так, значит, делай! — всегда ругалась она. — Не болтай попусту и не сомневайся. Раз нырнул в реку, ничего нет удивительного, что ты опускаешься на дно. Просто научись плавать — и выберешься на поверхность.

— Я думаю, во всём виновата эльфийская кровь, — отвечал Танис. — Эльфы никогда не принимают важных решений, пока не обдумают вопрос год или два. А потом они советуются со всеми родственниками, обсуждают проблему, читают древние тома, спрашивают у своих мудрецов…

— И что потом? — раздражённо спрашивала Китиара.

— Ну, к тому моменту они обычно забывают свою первоначальную заботу, — смеялся Танис. Он всегда издевался над отсутствием у неё чувства юмора.

Сейчас Китиара тоже не улыбнулась, лишь пожалела, что полуэльф вновь забрёл в её мысли.

Она тряхнула головой и последовала собственному совету, сосредоточиваясь на погоне. У воительницы перед драконом было одно важное преимущество — она точно знала, куда идти. Со своим обычным вниманием и тщательностью Китиара составила прекрасную карту и теперь легко возвращалась обратно по чётким ориентирам, считая шаги.

«Семьдесят шагов от расщеплённого молнией дуба до скалы, похожей на голову медведя. Повернуть направо, к старой оленьей тропе. Пересечь поток, идти к высокому уступу». Иммолатус изучил карту, но не обратил внимания на пояснения в книге, вероятно, потому, что карты были ему непривычны. Да и зачем они дракону, который привык летать высоко в небе, над всеми этими ориентирами.

Расчёты Китиары оказались правильны: через три часа погони она заметила место, где дракон сбился с пути и долго кружил, пока снова не нашёл путь. Это позволило воительнице сократить дистанцию. Она двигалась максимально быстро, но не теряла осторожности, ступая бесшумно и держа ухо востро. Китиара обязана была заметить Иммолатуса раньше, чем дракон обнаружит её. Вскоре женщина вытащила нож из сапога и сунула за пояс, чтобы легко выхватить. Дракон так и не узнает, что убило его.

За Иммолатусом оставался след, по которому легко прошёл бы и овражный гном: чёткие отпечатки в грязи, ломаные ветки и даже куски красной одежды на кустах ежевики. Ближе к горам следов стало меньше, твёрдый грунт и щебёнка успешно делали своё дело, однако Китиара была уверена, что движется в правильном направлении, ведь дракон шёл по её карте.

Тени удлинились, Китиара изрядно вымоталась и устала, но до сумерек оставалось ещё меньше часа. Несколько раз мысль бросить все и уйти приходила воительнице в голову, но амбиции всаживали в неё свои шпоры, заставляя торопиться из последних сил. Сейчас женщина шла по старой овечьей тропе, петлявшей в холмах предгорий. Пастухи и стада сбежали с началом войны, но следы ног и копыт ещё ясно читались на земле.

Вскоре Китиара нашла маленькую брошенную хижину и немного отдохнула там, напившись из забытого в спешке сборов меха, лежавшего в пыли. Двинувшись дальше, она начала пересекать маленький бурный поток, осторожно ступая по мокрым камням, когда инстинкт заставил воительницу внимательно осмотреться по сторонам, вместо того чтобы следить за ногами.

Иммолатус стоял к ней спиной не далее чем в двадцати шагах, на крутой тропе, ведущей вверх. Как помнила из карты Китиара, именно здесь необходимо было оставить проторённую дорогу и лезть в гору. Однако вокруг были острые скалы, а дорожка обманчиво манила своим удобством. Когда женщина смотрела на это место сверху, она видела, что удобная тропинка заканчивается в маленькой уютной долине, так хорошо подходящей для выпаса овец.

Иммолатус явно пытался вспомнить, куда именно надо идти. Выругав про себя случай, сведший её с драконом на открытом месте, Китиара сжала рукоять ножа и подготовила очаровательную улыбку, которая должна была встретить дракона, когда он обернётся и увидит преследование. У неё даже было наготове оправдание — срочное сообщение от командующего Холоса в отношении армии: ей доложили, что группа наёмников пробралась в город и утром начнёт штурм ворот изнутри. Без сомнения, дракон должен быть поставлен в известность и так далее, и тому подобное…

Иммолатус не обернулся. Китиара внимательно смотрела на него, ожидая уловки или ловушки. Он обязан был слышать, как она плещется, перебираясь через ручей, просто обязан. Слишком бурным был поток, ей пришлось забыть об осторожности.

Иммолатус продолжал стоять со склонённой головой, изучая свои сапоги, а может, решив помочиться. Это был счастливый шанс для Китиары, она никогда не сомневалась в своей удаче и на этот раз готовилась пожинать её плоды. Королева Такхизис не досчитается в финальной битве одного красного дракона…

Китиара схватила клинок и, мгновенно прицелившись, метнула. Нож вошёл точно между лопаток Иммолатуса, а затем, блеснув на солнце, вылетел с другой стороны. Иллюзия! Женщина услышала короткий лязг металла о гранит, и это повергло её в ступор — Китиара беспомощно стояла, стараясь понять, как она позволила так провести себя. Она не поняла до конца, что случилось, но знала, что находится в смертельной опасности.

Выхватив меч, воительница приготовилась принять на себя ярость дракона. Проклятый Иммолатус по-прежнему не двигался; только когда женщина приблизилась к нему вплотную, на расстояние удара, иллюзия задымилась и исчезла.

Скрежет сверху насторожил Китиару; подняв голову, она вовремя заметила, как громадный валун летит прямо на неё. Кинувшись в сторону, женщина скорчилась под скалой, и камень, с грохотом ударившись о то место, где она только что стояла, улетел в ручей. Следующий валун шлёпнулся уже ближе к её укрытию. Иммолатус снова промахнулся, но ведь он мог бросать камни в свою напарницу день напролёт. Деваться ей из укрытия было некуда — рано или поздно валун расплющит свою жертву.

— Что ж… пусть расплющит… — пробормотала она, затем быстро распустила ремни и стащила с себя железный нагрудник.

Вытянув шею, Китиара выглянула вверх, едва уклонившись от очередного валуна, с грохотом прокатившегося мимо, набрала побольше воздуха, издала самый жалостный крик, который только смогла, и швырнула нагрудник вслед катящемуся камню. Железо громко звякнуло и сверкнуло красным сполохом на солнце.

Китиара сжалась, как только могла, надеясь на скорые сумерки, которые смогут даже дракону помешать точно видеть свою жертву. Она давно заметила узкую щель в скале и, использовав скрежет камней для маскировки, забралась туда, ободрав до крови руки и ноги. Здесь она оказалась в безопасности от камней, оставалось только надеяться, что дракон купится на её уловку.

Прижавшись щекой к стене, Китиара затаила дыхание. Больше валуны не падали, но это ещё ничего не значило: если дракон не уверен в её смерти, он спустится вниз и легко выследит её. Воительница лихорадочно вслушивалась, проклиная своё сердце за то, что оно бьётся слишком громко. Но всё было тихо. Китиара чуть-чуть расслабилась, но не смела пошевелиться.

Время шло, и женщина поняла, что ей удалось обмануть дракона. Он видел вспышку, слышал мучительный крик и скрежет железа — высокомерному Иммолатусу, очевидно, этого было достаточно. Может, он и подождёт немного, но запах яиц металлических драконов должен сводить его с ума и толкать в спину.

«Однако, — подумала Китиара, — один раз я его недооценила и чуть не погибла. Больше я не повторю свою ошибку…»

Подождав ещё немного, она начала медленный бой за то, чтобы освободить себя из узких тисков трещины, в которую от отчаяния забилась. Вылезать надо было бесшумно. Выбравшись, женщина осторожно посмотрела вверх, ища отблеск красных одежд, а может, крыльев и чешуи.

Но склон был пуст и гол.

Вернувшись к тропе, Китиара подобрала свой меч, убедившись, что он не пострадал, затем осмотрела себя. Порезы и синяки, да несколько острых осколков камня глубоко влились в кожу. Вырвав каменные заусенцы, Китиара слизала кровь с большой ссадины на колене и грустно задумалась о том, что делать дальше.

Самым разумным было бы вернуться в лагерь. Но тогда она проиграет, а Китиара проиграла только раз в жизни, да и то в любви, а не в бою. В голове бродили кровавые мысли о мести, ей уже мало было остановить Иммолатуса и не дать ему уничтожить яйца. Теперь ей хотелось убить дракона, заплатив за весь перенесённый ужас.

К счастью, Солинари сегодня светила ярко, и Китиара решила, что в горах ей будет легко выследить Иммолатуса. Судя по тому месту, откуда он швырял валуны, дракон неправильно выбрал дорогу, значит, в горах он проплутает долго. «Надеюсь, Такхизис будет на моей стороне… А раз решила — делай! Беспокоиться будешь потом…»

Мрачно и решительно Китиара начала подъем по склону горы.

 

15

Ночь была длинной для Китиары, пробирающейся через горы. Её молитвы были услышаны, и путь Иммолатуса оказался неблизким, он действительно умудрился заблудиться.

Много раз дракон мечтал сменить обличье и расправить свои великолепные крылья, что вознесут его в облака. Однако мысль о трусливом Паладайне, который, несомненно, расставил вокруг своих наблюдателей, останавливала его. Ему виделись ряды золотых драконов, прячущихся на вершинах гор, только и ждущих, когда можно кинуться на него и растерзать. Оставалось признать, что в сложившихся условиях человеческое тело — лучшая маскировка. Если бы оно ещё не было так слабо! Дракон присел отдохнуть на камень и едва смежил глаза, как оказалось, что уже утро.

Ночь тянулась и для солдат на складе, которые, наконец, узнали, что ждёт их утром, и теперь беспокойно ворочались во сне. А для лорд-мэра утро наступило быстро, слишком снедал его страх и сомнения. Для всех жителей Безнадёжности ночь пролетела незаметно — это могла быть их последняя ночь… А для барона, спешащего в свой лагерь, темнота промелькнула, как выпущенная стрела.

У командующего Холоса был обычный сон, отличающийся от предыдущей ночи разве что силой храпа.

— Ты просил разбудить себя рано, командующий, — почтительно проговорил мастер Вардаш, стоя около роскошной кровати Холоса, которая была ещё одним трофеем из ближайшей усадьбы.

— Что? Что происходит? Что это? — непонимающе заморгал Холос, воззрясь на своего подчинённого, разжигавшего лампу.

— Скоро рассвет. Ты просил разбудить себя, ведь скоро назначен штурм…

— А, да… — Холос широко зевнул, почёсываясь. — Тогда, наверное, надо встать.

— Твой эль, милорд, свежую оленину скоро принесут. Повар просил узнать, подавать ли хлеб или картофельный гарнир?

— Пусть все тащит… И лука в картошку побольше! Мне это ещё вчера в голову пришло… — Холос тяжело уселся в постели и принялся натягивать сапоги. — Тот маг, Иммолатус, все ещё в лагере?

— Думаю, да, милорд… — Вардаш напрягся, пытаясь вспомнить. — Я давно его не видел, но он не выходил из шатра.

— Жрёт нашу еду и не делает никакой работы… Ничего, скоро я найду ему занятие. Я тут подумал: когда люди барона закончат своё дело, может, он сотворит заклинание и обрушит под ними кусок стены? Что думаешь?

— Стена уж очень большая и мощная, милорд, — сказал Вардаш нерешительно.

— Я знаю, что большая. — Холос набычился. — Но от мага должна быть польза. Иначе, зачем он вообще нужен? Передай этому проклятому магу мой приказ, пусть явится, поговорим по душам.

Холос сполз с кровати, одетый только в сапоги, длинные и густые волосы покрывали все его тело, за исключением мест, где вздувались старые шрамы. Пока командующий говорил, его рука механически почёсывала живот, внезапно пальцы сомкнулись и быстро раздавили случайную блоху.

Вардаш немедленно послал солдата к магу и посторонился, когда внесли мясо. Холос накинулся на бифштексы с кровью, заедая их громадными ломтями хлеба и горами картофеля, при этом не переставая отдавать приказы о подготовке к штурму.

Небо было ещё тёмным, лишь у горизонта появилась розовая полоска, а лагерь уже проснулся и кипел, как котёл. Солдаты гремели оружием и торопливо ели завтрак. Ранние птицы робко пробовали первые трели. Слуга помог Холосу надеть боевую броню, хотя его латы пришлось поднимать от земли вместе с Вардашем. Обычный человек не смог бы в этих доспехах сделать и шага. Холос прорычал что-то невразумительное, подтянул пару ремней и хлопнул себя в грудь, затем объявил, что полностью готов.

Вернувшийся солдат доложил, что мага нет на территории лагеря, так же как и командира Ут-Матар. Их давно никто не видел, хотя шпион подслушал, как Ут-Матар говорила магу, что её работа завершена и она возвращается в Оплот.

— Кто дал ей разрешение покидать поле боя? — прорычал Холос. — Они должны были предоставить в моё распоряжение карту, на которой показано, где эти проклятые драконьи яйца!

— У неё прямой приказ от Лорда Ариакаса, — почтительно напомнил Вардаш. — Может, Лорд передумал и решил сам ими заняться. Если честно, командующий, я только рад, что маг пропал, он не внушал мне доверия.

— Я и не собирался доверять ему, — раздражённо бросил Холос. — Мне надо было только, чтобы он разрушил одну проклятую стену! В чём сложность? Впрочем, наверное, ты прав… Подай мне меч, и секиру я тоже возьму… Придётся рассчитывать на лучников, когда придёт время избавиться от людей барона… Ты передал им приказ? Они знают, что делать?

— Да, милорд. В тот момент, когда наёмники захватят ворота, их нашпигуют стрелами. По мне, так это гораздо надёжнее, чем доверять магии.

— Наверное, Вардаш… Когда армия барона окажется между стенами города и нашими войсками, мы сотрём их в порошок. Когда, ты сказал, начало?

— В полдень, милорд.

— Что так поздно? Я думал, мы расправимся с ними гораздо раньше… Давай пари?

— Я буду только рад, милорд, — грустно сказал Вардаш. У Холоса невозможно было выиграть, он всегда объявлял себя победителем вне зависимости от результата. Если бы наёмники оказались в полдень живы, командующий просто сказал бы, что именно на этот результат и ставил.

Холос пребывал в отличном расположении духа. Город падёт от его руки не позднее вечера, ночью он будет спать в постели мэра, а если его жена не страшная корова, то и не один, А даже если нет, так в городе будет из кого выбрать. Потом день или два он отводил на окончательное подавление сопротивления, сортировку рабов по ценности, необходимые казни, погрузку телег с добром, а в финале он сожжёт Безнадёжность дотла. Когда город превратится в пепел, его ждёт неблизкая, но такая приятная дорога обратно, в Оплот.

Лагерь наёмников барона Лэнгтри тоже пробудился рано.

— Ты попросил разбудить… — начал Моргон, но увидел, что барон не спит.

Лэнгтри вернулся в лагерь всего час назад и прилёг немного отдохнуть, а заодно обдумать планы на день. Он был одет в бриджи и рубашку, а теперь быстро натягивал высокие сапоги.

— Завтрак, барон? — спросил Моргон.

Лэнгтри кивнул:

— Да, собери всех командиров, и пусть накроют в штабной палатке.

— Бифштексы из оленины с картошкой и луком? -усмехаясь, предложил Моргон.

— Ты что собираешься сделать? Убить меня раньше противника?

— Нет, барон, — рассмеялся Моргон. — Это я просто только что вернулся из лагеря наших прекрасных союзников. Командующий Холос ест только так, особенно перед сражением.

— Надеюсь, он уже заработал изжогу… — усмехнулся барон. — Мне как обычно: хлеб с мёдом и немного вина. Ну и, пожалуй, пару яиц. А что передали для меня союзники?

— Командующий желает нам удачи и обещает поддержать наш удар…

Двое мужчин обменялись понимающими взглядами.

— Прекрасно, Моргон, — сказал барон. — У тебя есть приказ, и ты знаешь, что делать.

— Да, барон. — Моргон отсалютовал и вышел.

В штабном шатре Лэнгтри ещё раз прошёлся по пунктам приближающегося штурма.

— Я не смогу ответить на ваши вопросы, господа, — сказал он в заключение. — У меня нет ответов… Удачи нам всем.

Четыре горниста, четыре барабанщика, знаменосец, помощники, пять гонцов и десяток телохранителей образовали группу командования в центре пехотных порядков.

— Развернуть знамя! — скомандовал Лэнгтри.

Знаменосец торопливо сорвал чехол, и флаг армии заполоскался на утреннем ветру. Гордый бизон развевался над войсками.

— Горнисты, трубить полное внимание!

Унисон труб три раза вывел в воздухе короткий приказ. Моргон коснулся плеча барона — первые отряды армии Холоса быстро занимали правый фланг. Когда стальная змея тяжёлой пехоты выстроилась в ряды, над ними взвился штандарт командующего.

Барон кивнул:

— Отлично парни, финал близок! Настало время отработать наши деньги. Или нет… — пробормотал он в бороду. На секунду Лэнгтри снова задумался, правильное ли принял решение, но менять его сейчас всё равно было слишком поздно. Пожав плечами, барон выпрямился на лошади. — Горнисты, — проорал он, — трубить атаку!

Долгая одинокая нота разнеслась над полем, отразившись от гор и городских стен, и оборвалась громом барабанов, слитно ударивших, выводящих размеренный и неспешный ритм.

Отряды двинулись вперёд. Барон оглядел своё войско: панцири сияли в солнечных лучах, копья и щиты покачивались, как единое целое. Лучники занимали левый фланг, они несли с собой широкие щиты, снабжённые сзади упором. Когда они остановятся, солдаты упрут щиты перед собой и будут стрелять из-за них. Справа от барона отряд пехоты тащил огромный дубовый таран, окованный железом. Остальные несли большие щиты — прикрывать головы товарищей сверху, пока таран бьёт в ворота, и заменить кого-нибудь, если ранит.

Войско шло вперёд, шеренга за шеренгой. Они видели, как чернеют стены города от вражеских солдат, но пока находились слишком далеко от их лучников.

Пока.

Армия приближалась к злосчастному ручью, у которого защитники города обратили в бегство штурмовой отряд. Барон впервые видел стены Безнадёжности так близко при хорошем освещении.

— Ещё немного… ещё немного… — бормотал Лэнгтри себе под нос.

На стенах взлетел и опустился флажок, немедленно за этим воздух наполнился смертельным гулом сотен стрел.

— Теперь!!! — заорал барон.

Горнисты выдули сигнал, барабанщики выбили частую дробь. Отряды рванулись вперёд изо всех сил, уходя из-под первого залпа. Стрелы вонзились позади них, никого не задев. Таранный отряд припустил прямо к воротам, до которых оставалось не более ста ярдов.

Город ответил вторым залпом. Каждый человек, бегущий по полю, постарался наддать ходу, понимая, что от этого зависит его жизнь, уходя от смертельного дождя. Отрядам снова удалось обмануть падающую смерть, ни один из воинов не упал, поражённый тонкой стрелой. В шеренгах загоготали, отпуская сальные шутки в адрес врага. Строй распадался, каждый стремился достичь спасительной стены как можно быстрей. Никто из солдат не бегал так ни на каких тренировках. Таранный отряд достиг ворот, мгновенно накрывшись щитами со всех сторон.

По полю прошёл грохот и стук — большие городские ворота начали распахиваться…

— Занять позиции! — орал Холос на своих лучников. — Живей! Живей! Они захватили ворота! Начать стрельбу по задним шеренгам!

Сто лучников спустили тетивы одновременно. Прежде чем стрелы долетели, они дали второй залп. Отряды барона стремительно проскакивали в город, несколько последних солдат упало, но не столько, сколько хотелось Холосу.

Разъярённый, он подскочил к стреляющей шеренге:

— Каждого, кто промахнётся, будет ждать кнут!

Лучники не отвечали, сосредоточенно выпустив ещё пару залпов по быстро исчезающим целям.

— Они, наверное, начали бой внутри города, — сказал Вардаш. — Оборона города уничтожена. Должен ли я выслать лучников вперёд? Очевидно, эти идиоты так и не поняли, кто стрелял по ним.

Холос мрачно играл желваками. Что-то пошло не так. Он схватил подзорную трубу и пристально осмотрел городские ворота… Труба улетела в сторону, зелёное гоблинское лицо командующего побелело от ярости, он махнул барабанщикам:

— Быстро! Сигналить атаку!

Вардаш подскочил к нему:

— Атака, милорд? Сейчас? Я думал, мы позволим наёмникам взять на себя все бремя борьбы!

Удар Холоса сокрушил ему челюсть, отправив кубарем в траву.

— Идиот! — Командующий перескочил через упавшее тело, спеша занять своё место во главе отрядов. — Ублюдки хотят надуть нас! Никакого сражения не было!

 

16

Китиара осторожно взобралась на широкий выступ скалы, чуть дальше за которым располагался вход в пещеру. Она двигалась медленно, проверяя каждый камень, стараясь не дать шанса дракону подготовиться к атаке. Выбравшись, воительница замерла с мечом наголо, напряжённо вслушиваясь и всматриваясь, каждое мгновение ожидая засады.

— Путь безопасен, — произнёс голос. — Иди скорее, времени осталось мало.

— Кто это? — Китиара до рези вглядывалась в пляшущие тени высоких сосен, закрывающих вход. Солнце только что взошло, от города до неё донеслись пронзительные звуки труб. Штурм Безнадёжности начался, — Сэр Найджел? Или как бы во имя Бездны ты себя ни называл?!

Она обнаружила призрак рыцаря там же, где видела в последний раз, — недалеко от входа в пещеру.

— Я ждал тебя, — сказал рыцарь, — Поспеши. Времени мало.

— Я так понимаю, ты там столкнулся с магом? — спросила Китиара, идя вперёд. Прохладный сумрак пещер остудил её разгорячённое погоней тело. Кожа покрылась мурашками, она несколько раз переложила клинок из одной руки в другую.

— Да, он недавно прошёл мимо. Ты рассказала ему, где найти яйца, — обвиняюще бросил сэр Найджел.

— Я выполняла приказ, — просто ответила Китиара. — Думаю, даже рыцари-призраки повинуются приказам.

— Но теперь ты пришла остановить его и не допустить разрушений.

— Это тоже мой приказ, — холодно заявила воительница, проходя мимо призрака, предоставляя ему выбор: идти за ней или остаться.

Сэр Найджел выбрал второе.

Так же как и в первый раз, на пути горел мягкий невидимый свет. «Но не такой яркий, — прикинула Китиара. — Сейчас призрак освещает путь, заставляя тьму отступить, но не более». Когда дух поднимал руку, темнота откатывалась назад, как морская волна от берега. Золотая и серебряная чешуя, сброшенная столетия назад, мерцала на камнях, блестела на стенах.

Если не отходить далеко от сэра Найджела, можно было идти без всякого труда, но стоило воительнице приотстать, как мягкая тьма окутывала со всех сторон.

— Наверняка это выдумка призрака, — пробормотала себе под нос женщина, прибавляя шагу. — Скажи, как ты узнал, что я вернусь? — с вызовом спросила она.

— Все духи умеют проникать в сознание, — проговорил сэр Найджел с лёгкой улыбкой. — В этом нет ничего необычного. Когда Иммолатус добрался сюда, он не кинулся сразу к цели, а остановился и долго ждал, глядя в ту сторону, откуда пришёл. Через некоторое время он заметил то, что хотел, и удовлетворённо кивнул, словно ожидал этого. Проследив за его взглядом, я увидел тебя, карабкающуюся по склону… Иммолатус разозлился. Он злобно рычал, проклиная всех и вся, кричал, что должен был убить тебя, когда был шанс. Сначала он захотел остаться у входа и устроить засаду, но потом заглянул в пещеру и, сверкнув красными глазами, прорычал: «Сначала месть», потом понёсся внутрь. — Сэр Найджел обернулся, испытующе посмотрев на воительницу. — Китиара Ут-Матар, Иммолатус принял обличье дракона.

Китиара сбилась с шага, споткнувшись в темноте. Логика говорила, что именно так он и должен был поступить, но предполагать — это одно, а знать точно — всё равно, что пропустить удар в живот. Теперь, когда призрак предупредил её, она снова ощутила тот изматывающий ужас, какой посетил её в первый раз, когда она увидела дракона. Противный пот выступил на ладонях, во рту пересохло. Воительница ощутила ненависть к себе и проклятому рыцарю:

— Ты хочешь сказать, что торчал в этой пещере всё время и молча наблюдал? Почему ты не нанёс удар, прежде чем он смог измениться? Дракон понятия не имел, что ты тут!

— Бесполезно, — ответил сэр Найджел. — Мой меч бессилен против него.

Китиара в ярости громко выругалась:

— Прекрасно, ты очень надёжный охранник!

— Я страж драконьего потомства, — мрачно ответил рыцарь. — Вот мои обязанности.

— И как же ты собираешься их охранять, сэр Покойник? Скажешь: «О, пожалуйста, мастер дракон, уйди и не уничтожай яйца»?

Лицо призрака помрачнело ещё больше, а может, он стал светиться меньше, но тьма скачком приблизилась к ним.

— Это моя ноша, — гулко произнёс он. — Не я выбирал её, но приказ исполню до конца. Скоро — хорошо или плохо — мой дозор завершится, и я продолжу свой так надолго отсроченный путь. Мой план таков; я отвлеку внимание дракона, пусть он займётся мной. Затем ты нанесёшь свой удар.

— Отвлечёшь? А что ты можешь? Спляшешь и споёшь?

— Тихо! — зашипел сэр Найджел, подняв руку. — Мы почти пришли.

Китиара достаточно хорошо понимала, где находится. Прямо перед ней был поворот, а за ним — огромная пещера, в которой хранились яйца. Стоит сделать пару десятков шагов — и свидание с Иммолатусом состоится.

В тот же миг Китиара услышала дракона, его грохочущее дыхание, гул пламени, бушующего во внутренностях, тяжёлые удары хвоста о скалы. Движение воздуха донесло до неё запах серы и ужасающую вонь огромной рептилии. Она ненавидела этот запах, но ещё больше ненавидела свой страх. Хвост хлестнул по стене рядом с входом, и воительница почувствовала, как её кинуло сначала в жар, потом в холод. Рукоять меча стала скользкой, грозя выскользнуть из руки.

В пещере Иммолатус что-то сказал на драконьем языке — наверное, издевался над врагами, — Китиара не разобрала слов.

— Я должен идти. — (Она ощутила слова сэра Найджела дыханием на своей щеке, слыша только звуки дракона и его бормотание, похожее на хруст ломаемых костей.) — Жди моего сигнала.

— Будь уверен, — сердито буркнула Китиара. — Двигай к своей могилке, может, скоро увидимся…

Сэр Найджел посмотрел на неё:

— Ты что, действительно ничего не поняла из того, что видела в Храме?

— Я понимаю только то, что касается непосредственно меня, — парировала воительница, — И поняла, что рассчитывать придётся на себя, а этим я и так всю жизнь занимаюсь…

— Ну, это многое объясняет… — грустно произнёс сэр Найджел, подняв руку. — Прощай, Китиара Ут-Матар.

Свет погас, и Китиара очутилась в темноте, правда не такой непроницаемой, как хотелось бы, — из-за поворота пробивалось алое свечение дракона.

— Он бросил меня! — потрясение пробормотала она, — Ублюдочный призрак сбежал, оставив меня здесь подыхать! Язва ему в брюхо! Пусть сгниёт его душа в Бездне!

Отбросив все сомнения, Китиара вытерла влажные ладони о шерсть плаща и решительно направилась вперёд, в багровую тьму…

Иммолатус был на седьмом небе от блаженства. Он имел право наслаждаться, заплатив за него кровью, и теперь собирался растянуть победный миг как можно дольше. Кроме того, требовалось время, чтобы снова привыкнуть к прекрасному и мощному драконьему телу.

Он с удовольствием клацнул клыками по скале, оставив длинные борозды в камне, когти дробили и крушили плиты пола в пыль. Дракон с облегчением расправил затёкшие крылья, сожалея только о том, что пещера была слишком мала, чтобы полностью распрямить их, потом хлестнул хвостом, с наслаждением ощущая, как гора вздрогнула до основания от его мощи.

Дракон говорил с нерожденными врагами, зная, что они наверняка слышат его, ощутив чужое присутствие в гнезде. Они понимали, зачем он пришёл, и были бессильны его остановить. Его слышали родители, сгорающие от страха и мучений за своё потомство, он дразнил и издевался над ними, готовясь начать резню.

Но перед этим дракон собирался поужинать. За время его существования в человеческой форме драконье пламя почти угасло, Иммолатус лишь хранил и лелеял искру, которая разгорится потом. Пока огонь внутри достигнет прежней силы, он решил спокойно высосать дюжину-другую яиц, чтобы восполнить силы.

Сейчас же он захлёбывался мгновениями славы, смакуя каждое движение, ведь именно их придётся вспоминать затем годы и столетия спокойного сна. Иммолатус настолько расслабился, что, когда у его лап вспыхнуло маленькое пятнышко света, принял его за отсвет одной из серебряных чешуек, разбросанных повсюду. Он чуть отвернул голову, надеясь, что свет перестанет раздражать глаза, как залетевшая мошка.

Но свет не исчез. Выведенный из своего расслабленного состояния, Иммолатус нагнул голову, пристально осмотрев источник раздражения. Вблизи глаза резало сильней, зато пятнышко превратилось в светящуюся человеческую фигуру. Он узнал его — одного из лакеев Паладайна.

— А, Рыцарь Соламнии явился меня убить! — захихикал дракон. — Какая неожиданная радость! Мне для большего удовольствия и пожелать ничего нельзя. И кто сказал, что Такхизис оставила меня? Нет, она дарит мне один подарок за другим!

Рыцарь не произнёс ни слова, лишь вытащил меч из старинных ножен. Дракон заморгал, наполовину ослеплённый, — острый свет, как серебряным копьём, вонзался в его мозг. Боль стремительно нарастала, захватывая все тело.

— Похоже, я заигрался с тобой, слизняк! — прорычал Иммолатус. — Ты начинаешь раздражать меня! — Он клацнул челюстями, ожидая, что зубы сойдутся уже внутри смятой брони рыцаря.

Соламниец не двигался. Видя неминуемую смерть, несущуюся к нему, он вскинул к небесам клинок рукоятью вверх.

— Паладайн, хозяин моей души и тела! — воззвал соламниец. — Свидетельствуй же тому, что я выполнил обет!

«Смешные рыцари, — подумал Иммолатус, захлопывая пасть. — Дают клятвы и молятся даже тогда, когда их Божок давно исчез. Если моя Королева бросила нас всех, то, вернувшись и потребовав уважения, пусть сначала завоюет его!»

Иссушающая боль молнией пронзила тело дракона. Разъярённый Иммолатус обернулся посмотреть, кто поразил его.

— Ещё один слизняк! — взревел он. — Ут-Матар! Мерзкий клоп, который привёл меня к куче человеческого навоза по имени Ариакас.

Войдя внутрь, Китиара заметила, что призрак появился вновь, добавив ей сил. Бросившись к задней лапе дракона, она проскочила под брюхо, нанеся удар вверх изо всех сил, стараясь поразить какой-нибудь жизненно важный орган. Плохо представляя анатомию драконов, воительница мечтала пронзить сердце, надеясь на быстрый смертельный исход.

Меч бессильно скользнул по чешуе и ушёл в сторону. Лезвие вонзилось глубоко, но, упёршись в ребро, не пошло дальше,

— Проклятье! — взревела Китиара, выдёргивая обагрённый клинок. Она понимала, что времени почти нет, но попыталась ударить снова.

Осознав, что его атакуют с двух сторон, Иммолатус решил сначала заняться самым опасным противником — проклятым соламнийцем. Одновременно его хвост, хлестнув кнутом, обрушился на второго «слизняка», отшвырнув Китиару обратно в коридор. Меч со звоном вылетел из её руки.

Теперь у дракона появилось время заняться рыцарем.

— Моя вера сильна! — воскликнул сэр Найджел в далёкие небеса. — Я выполняю древнюю клятву! — Он швырнул меч в воздух.

— Глупый приём, но очень популярный среди Рыцарства, — глумливо зарычал Иммолатус. — Все вы всегда надеялись попасть дракону в глаз!

Лезвие сверкнуло серебряным огнём, но дракон провёл классическую защиту, отдёрнув голову вверх и назад.

Молния меча пролетела и вонзилась в потолок пещеры, намертво уйдя в камень. Дракон расхохотался и рванулся вперёд. Клыки клацнули, но снова схватили один воздух. Сэр Найджел остался стоять, задрав голову с поднятыми, словно в молитве или приветствии, руками, защищая лежащие позади него золотые и серебряные яйца.

Потолок над рыцарем треснул, и кусок скалы упал вниз, ударив Иммолатуса по голове. Вслед за тем посыпалась лавина других, обрушив на дракона град ударов и угрожая полностью засыпать. Скалы молотили по чудовищу, раня и оглушая. Один осколок пробил крыло, несколько острых обломков раздробили ногу.

Ошеломлённый дождём ударов, Иммолатус заметался в поисках укрытия. Сзади чернел коридор, и дракон бросился туда, надеясь, что туннель уцелеет, даже если обрушится весь свод пещеры. Он вцепился когтями в пол — гора ходила ходуном, стены тряслись, мелкая пыль и осколки наполнили воздух. Иммолатус потерял способность видеть хоть что-то в этой круговерти, он только жадно дышал и ждал, пока все закончится.

Лавина иссякла. Сморгнув мусор с век, дракон осторожно огляделся. Рыцарь Соламнии исчез, захороненный под горой обломков, так же как и яйца, запечатанные тысячами тонн камней и булыжников.

Будущие драконы вновь оказались недосягаемы для Иммолатуса. Яростно взревев, он выдохнул все так долго копившееся пламя, но гранит перед ним только почернел и спёкся в однородную массу. В гневе дракон кинулся когтями расшвыривать скалы, но все, чего он добился после долгой работы, был маленький обломок, который он смог отколоть, вдобавок уронив на больную заднюю лапу.

Иммолатус, тяжело дыша, смотрел на стену.

«Месть сладка, — подумал он, — но пробраться сейчас к яйцам будет стоить неимоверных усилий. И потом, есть ещё Её Величество, Она будет в ярости… — Как бы дракон ни издевался над своей Богиней, непостоянной и капризной, в глубине души он боялся её. — Если я прокопаюсь туда, она может расценить это как открытый вызов… И будут одни неприятности».

Не повинуясь приказам Королевы, Иммолатус и так уже умудрился обеспечить яйцам полную безопасность до тех пор, пока не явятся их родители и не освободят их. У него появилось поганое ощущение, что у Такхизис в будущем возникнут проблемы. В голове дракона на мгновение мелькнула мысль, что яйца тоже погибли, но он слишком давно знал Паладайна и был уверен — молитва рыцаря услышана.

Удар, разрушивший купол пещеры, не мог быть нанесён рукой смертного, только благодаря своей ловкости Иммолатус сам избегнул подобной участи. В следующий раз могло не повезти. Дракон вздрогнул, почувствовав колебание земли. Пора было уносить ноги, пока Паладайн не попробовал снова.

Он извернулся, чтобы ползти по коридору обратно, но обнаружил его забитым камнями и с другой стороны. Это его скорее взбесило, чем испугало. Драконы тысячелетиями живут под землёй, их глаза хорошо видят в темноте, ноздри способны уловить малейшее дуновение. Сейчас сквозь завал явственно тянуло свежим воздухом, значит, выбраться было не так и сложно. Иммолатус вспомнил карту, нарисованную для него Китиарой: коридор соединялся с выходом в горы, теперь безвозвратно уничтоженным, или вёл прямо к Храму проклятого Паладайна.

— Если я выберусь отсюда, — пробормотал он, выпуская пламя, — то сровняю Храм с землёй на десять ярдов в глубину! А потом сожгу остальной город, дом за домом! Дым от пожаров унюхают даже в Бездне, вот пусть потом Такхизис только попробует тронуть меня! Пусть рискнёт!

Он точно определил месторасположение коридора и заработал лапами, расчищая путь. Скоро он прокопал завал и упёрся в сужающийся поворот. Дальше дорога была чиста, в точности как и должно быть, но появилась новая проблема.

Коридор был узок и рассчитан только на человека.

Иммолатус застонал — разочарование едва не убило его. Дракону не хотелось вновь принимать отвратительную форму, очутиться в слабом и жалком теле, но он утешил себя, что это не надолго, только до тех пор, пока он не выберется наружу. Иммолатус помнил, что дорога не очень длинна.

Скрежеща зубами, дракон произнёс формулу заклятия, словно проглатывая мешки серебряных колючек. Преобразование мгновенно последовало, болезненное и унизительное как всегда. Иммолатус, маг Ложи Красных Мантий, стоял посреди разрушенного коридора. Ткань одежды немедленно потемнела от крови — рана, которую дракон почти не замечал, в человеческом теле была опасна и болезненна. Иммолатус послал на голову всего человеческого рода самое страшное проклятие и оглянулся по сторонам, но никаких следов Китиары не увидел. Он не слышал стонов или криков о помощи и решил, что теперь над нею лежит не меньше четверти горы…

— То, что надо для такого слизняка! — громко сказал Иммолатус и, скорчившись от боли, прижимая руку к кровоточащему боку, заковылял вверх по коридору, продолжая проклинать всех людей сразу…

Китиара дождалась, пока его шаги стихнут, а затем ещё досчитала до ста. Убедившись, что дракон ушёл достаточно далеко, чтобы не услышать её, она вылезла из-под скального выступа, который спас ей жизнь и защитил от огромного тела дракона.

Избитая, покрытая пылью и измученная погоней, Китиара был сыта по горло такой работёнкой. «Хватит с меня славы, — подумала она с отвращением. — Сейчас я охотно променяла бы звание Повелителя армии драконов на стакан „гномьей водки“ и горячую ванну. Выбраться из этого проклятого места — и пусть там дракон творит что хочет! Жаль только, что дорога к спасению у нас одна на двоих. Куда он — туда и я. И если я не собираюсь похоронить себя здесь, то придётся иметь дело с рептилией…»

— Сэр Найджел? — робко спросила женщина в темноту.

Ответа не было. Китиара поняла, что больше помощи от призрака не дождётся; похороненный в гробнице столетия назад, он нашёл способ выполнить клятву и защитил яйца. Воительница пожалела лишь, что дух Соламнийского Рыцаря только в процессе защиты своего сокровища не прикончил дракона.

Китиара вернулась под скальный выступ и выкопала из-под мелких обломков полузасыпанный меч; кинжал всё ещё оставался при ней. «У Иммолатуса на вооружении вся смертельная мощь магии, — сказала воительница себе. — Но сейчас ой снова в человеческой форме и идёт повернувшись спиной. На этот раз сам, без иллюзий…» Китиара погладила лезвие кинжала, выплюнула песок изо рта и двинулась лёгким шагом догонять дракона.

 

17

Смешав ряды, солдаты ломились сквозь ворота города вслед за беспрепятственно прошедшим тараном. Очутившись внутри, временно в безопасности, они лихорадочно переводили дыхание, опалённые гневом, словно чаркой «гномьей водки». Почти все видели, как начали падать бегущие в последних шеренгах, сражённые стрелами с черным оперением. Многие передовые отряды разворачивались и перестраивались, стремясь снова кинуться в бой, отомстить за павших. Командиры срывали голос, удерживая солдат и наводя порядок в шеренгах под молчаливыми взглядами жителей Безнадёжности.

Горожанам объявили, что в этих закованных в броню солдатах — спасение, но пока наёмники внушали им лишь страх и опасение. Лорд-мэр вспомнил старую поговорку «Лучше видеть кендера перед собой, чем прогнать и расстаться с кошельком». Сейчас он уже жалел, что согласился принять в город этих наёмников с холодными глазами, которые поклялись страшно отомстить за предательство.

— Запирай ворота! — кричал барон, сидевший на бешено крутящейся лошади, фыркающей и раздувающей ноздри.

— Тащите фургоны, лучники — на стены! — вторил ему Моргон. — Ублюдки приближаются!

Он подбежал к барону и бесстрашно схватил жеребца под уздцы.

— Ты видел, что они сделали? — проорал Лэнгтри. — Они стреляли нам в спину! Клянусь небесами, я найду Холоса и вырежу ему печень! Хотя лучше её сожрать с картошкой и луком!

— Да, барон, я все видел. — Моргон успокаивающе похлопывал по шее жеребца. — Ты был во всём прав, а я — нет, охотно признаю это…

— Вот только не надейся, что я когда-нибудь забуду это! Ха-ха-ха! — Барон зашёлся своим безумным смехом, не замечая вытянувшихся лиц горожан на стенах. — Клянусь Кири-Джолитом, — добавил он после, оглядываясь на своё войско и видя вокруг перекошенные лица, жаждущие крови, — мои солдаты сейчас потеряют рассудок! Я хочу, чтобы порядок был немедленно восстановлен, командующий Моргон!

Штурмовой отряд был ответствен за то, чтобы вовремя распахнуть ворота, расчистив их от баррикад. Звук первого удара тарана был сигналом. Пропустив всех, они дали несколько залпов в сторону армии Холоса и организованно отступили, замерев стройными рядами в ожидании дальнейших команд.

— Запирай! — проревел мастер Сенедж, услышав команду барона. — Не дайте нашим парням вырваться обратно и натворить дел!

Штурмовой отряд повиновался, как единый организм. Половина принялась запирать ворота, остальные заняли оборонительный строй, закрывшись щитами и молотя тупыми концами копий по обезумевшим от предательства товарищам.

— Маджере, встань там! — крикнула сержант Немисс, показывая на середину улицы, где напор людской массы был особенно силён. — Не позволяй никому выйти!

— Да, сержант! — Карамон занял указанное место, презрительно повернувшись к медленно закрывающимся створкам спиной и не обращая внимания на прилетающие оттуда вражеские стрелы. Силач набычился и выставил вперёд щит, отшвыривая людей назад, особо ретивых награждая пинками. Чувствительные тумаки Карамона быстро охлаждали буйные головы.

Ворота захлопнулись.

Армия Холоса сделала паузу, оценивая новые обстоятельства и перестраиваясь.

— Что дальше, барон? — спросил Моргон.

— Ну, теперь все в руках Холоса, — пожал плечами Лэнгтри. — Что бы ты сделал на его месте, Моргон?

— Я бы отвёл отряды назад и начал глухую осаду города, пока мы все тут не передохнем от голода.

— Прекрасный план, командующий, — произнёс барон. — А что сделает Холос?

— Думаю, он ещё более безумен, чем виверна в течке, поэтому пойдёт на штурм немедленно. Бросит в бой все силы, стремясь прорваться внутрь и устроить большую резню.

— Я тоже так думаю. Пойду, гляну на них со стены. Построй отряды колонной, на все у тебя десять минут, и не больше!

Моргон унёсся прочь, выкрикивая приказы командирам. Через пять минут уже вовсю ревели горны, били барабаны, сержанты, брызгая слюной, подгоняли замешкавшихся.

— Фургоны подтащены, заваливать ворота наглухо? — спросил у командующего подбежавший Сенедж.

Моргон поглядел на стену, где Лэнгтри советовался с лорд-мэром и командирами стражи:

— Не надо, мастер, мне кажется, я знаю, что задумал барон. Хотя держи их наготове…

Во время всей суеты боя Рейстлин искал Хоркина. Старый маг никак не попадался на глаза, а когда юноша узнал о потерях в задних рядах, то всерьёз обеспокоился. Ворота захлопнулись, и Рейстлин подумал о том, что «дорогая Луни» забыла старого собутыльника. Но внезапно он увидел, как маг вывернул из-за фургона, таща на себе раненого солдата, из ноги которого торчала стрела. Воина била дрожь, он не мог наступить на больную ногу, не издав мучительного крика.

— Рад видеть тебя, мастер! — искренне воскликнул Рейстлин. До настоящего момента он и не подозревал, как дорог ему грубый и ворчливый Хоркин. Юноша подскочил с другой стороны и помог тащить раненого. Вдвоём они отнесли солдата в тень деревьев, где смогли временно уложить. — Я уж думал найти тебя среди павших, мастер. Что случилось на поле боя?

— Предательство, Красный, — мрачно пробормотал Хоркин, оглядываясь на ворота. — Предательство и убийство. Нас предали, но почему и зачем… Не спрашивай меня, я не знаю… — Боевой маг вгляделся в лицо Рейстлина. — Мне кажется, ты знаешь больше, чем я. Барон сказал, что ты сопровождал его в дом лорд-мэра и оказался весьма полезным.

— Я пожелал спокойной ночи одной пожилой паре, которая мучилась от бессонницы, — сухо бросил Рейстлин. — Это и была вся мера доверия, отведённая мне. Так что я знаю не больше твоего.

— Ну, не принимай все так близко к сердцу. Красный, барон всегда себя так ведёт. Чем меньше людей знают тайну — тем она крепче, вот его девиз и одна из причин того, почему Лэнгтри так везёт. А теперь… — Хоркин посмотрел на раненого, — что с ним делать?

— Я как раз собирался предложить, мастер. Вчера я обнаружил место, которое, как я верю, может благотворно влиять на раненых. Здесь, в Безнадёжности, нашёлся Храм Паладайна.

— Храм Паладайна здесь? — Хоркин задумчиво потёр подбородок.

— Да, мастер, он далеко от стен, и там можно устроить лекарский шатёр. Возьмём фургон и начнём перевозку…

— А почему ты так уверен в его благотворности? — спросил Хоркин.

— Я увидел его вчера ночью, от него исходило такое… — Рейстлин замялся, — такое благословенное чувство, мастер.

— Может, оно и милое, но никак не благословенное, — сказал Хоркин с вздохом.

— Кто ответит, мастер? — неожиданно прошептал Рейстлин. — Мы, к примеру, оба знаем, что одна Богиня точно не покидала Кринн…

Хоркин хмыкнул:

— Так, говоришь, место безопасное?

— Самое лучшее, какое только можно найти.

— Если это Храм, он очень старый, там, наверное, остались одни руины?

— Мы не успели его осмотреть, очень спешили, но здание сохранилось в целости.

— Тогда надо взглянуть на него, — решил Хоркин. — Даже если Паладайн давно покинул Кринн, некоторая святость действительно могла остаться… Только надеюсь, крыша у него цела, — добавил он, посмотрев на небо. — Скоро начнётся ливень, и тогда нам придётся искать другое убежище, святое оно или нет. Иди, проверь его, Красный, а я займусь фургонами. Пусть Немисс выделит тебе охрану.

— Мне никто не нужен, мастер, — поклонился Рейстлин. Как только стемнеет, загадочный Храм снова будет купаться в лунном свете. Маг хотел ступить туда в одиночестве, чтоб открыться любому голосу, желающему говорить с ним. Встретиться с Богом. Ещё не хватало топающих солдат, непрерывно отпускающих сальные шутки оскорбляя любую святость, присутствующую там.

— Захвати хотя бы брата, — проговорил Хоркин.

— Нет, мастер, — решительно ответил Рейстлин. Этот Храм был его открытием и принадлежал только ему. Тот факт, что Карамон увидел его первым, юного мага не занимал. — Мне действительно никто не нужен.

— Тебе необходим хороший воин, Красный, — не менее решительно сказал Хоркин. — Откуда ты знаешь, что скрывается внутри? Я сам поговорю с сержантом, может, она даже разрешит тебе взять с собой Крысу.

Рейстлин мысленно издал протяжный стон.

Тяжёлые низкие облака, затянувшие небо с самого дня прибытия армий, были унесены, как неопрятные тряпки, холодным ветром с гор. Жара, стоявшая все лето, начала спадать.

Может, сегодня вечером и пойдёт дождь, как ожидал Хоркин, но сейчас ярко светило солнце, наполняя мужеством сердца воинов осаждённого города. Стража нуждалась в отваге, когда видела огромную армию Холоса, идущую на штурм.

Барон Лэнгтри изложил свой план, поначалу испугав лорд-мэра и его ветеранов, но они быстро поняли — это последняя надежда Безнадёжности. Барон закончил совет и спустился со стены, когда об неё начали молотить первые чёрные стрелы.

Свежий ветер освежил Карамона, с упоением вдыхавшего полной грудью, заставляя перекатываться огромные мускулы, к восхищению некоторых домохозяек, выглядывающих в щели ставен. Силач сначала расстроился из-за того, что пропустит битву, но слова о необходимости надёжного укрытия для раненых товарищей успокоили его. Крыса так и вовсе был доволен, понимая, что в предстоящем бою от него мало проку. Он с нетерпением ждал возможности обыскать Храм, засыпав товарищей историями про древние святилища и сокровища, лежащие в потайных местах.

— Ты, конечно, думаешь, что за последние триста лет их никто не искал? — саркастически хмыкнул Рейстлин.

Он находился в ужасном настроении, его все раздражало — от перемены погоды до его спутников. Ветер трепал красную мантию, хлопая тканью на ветру, холод заставлял дрожать и прислоняться к стенам домов, пока не начался приступ кашля. Силы каждый раз возвращались все медленнее.

— Ну, если там клад, значит, его должны охранять, — взволнованно шептал Крыса. — И знаете, кто чаще всего обитает в старых храмах? Живые мертвецы и скелеты! Упыри, а может, демон или два…

Карамон бросил на него беспокойный взгляд:

— Рейст, а может…

— Я обещаю разобраться с любыми упырями, которые нам встретятся, Карамон, — хрипло прокаркал Рейстлин.

Позади на стенах взревели трубы, глухо и часто ударили барабаны, вслед раздался многоголосый крик армии барона.

— Сигнал к атаке! — Карамон остановился и посмотрел через плечо.

— Значит, скоро будет много раненых, — чувствуя укол совести, поторопил Рейстлин.

Вспомнив о важности задания, все прибавили шаг, забыв разговоры о скелетах и демонах. Дойдя до давшего им приют склада, друзья легко нашли Храм, пройдя в нужном направлении.

— Мы пришли в нужное место? — наморщил лоб Карамон.

— Должно быть, оно, — закашлялся Рейстлин. Вчера ночью Храм был полон красоты и загадок, при дневном же свете он сильно разочаровывал: колонны выщерблены, крыша просела, стены заляпаны грязью и заросли сорняками. Прихваченный болезнью, Рейстлин уже не видел в нём благословенного места для лечения раненых. Здание было более старым и ветхим, чем он себе представлял. Вспомнив пожелание Хоркина о крыше, Рейстлин засомневался — а есть ли она? Магу живо представился холодный ветер, свищущий между пустынными руинами.

— Наверное, мы зря пришли сюда, — сказал он.

— Нет, не зря, Рейст, — пробасил Карамон. — От этого места исходит добрая сила, оно мне нравится. Но сначала обезопасим периметр. — Силач постоянно слышал от сержанта Немисс про «периметр» и давно уже ждал случая ввернуть веское слово.

— Какой ещё периметр? Тут его нет, — раздражённо бросил Рейстлин. — Здесь только старый сарай и заросший двор.

Он был необычайно разочарован, но не мог понять почему. Неужели он действительно думал найти здесь Бога?

— Здание крепкое, клали из цельного камня, наверняка гномская работа, — важно заявил Карамон со всей напыщенностью человека, ничего не понимающего в данном вопросе.

— Раз оно простояло столько лет, значит, крепкое, — практично заметил Крыса.

— Но проверить всё равно надо, — убеждал Карамон.

Рейстлин колебался. Вчера ночью луна Солинари ясно указывала путь, однозначно свидетельствуя — это святое место. Но ночь — время теней, вид которых мозг приукрашивает или им ужасается, а дневной свет показал Храм без прикрас. Ночью Храм был прекрасным, благословенным, сейчас, наоборот, зловещим. Маг испытывал желание немедленно повернуться и уйти, чтобы никогда сюда не возвращаться.

— Подожди на улице, Рейст, здесь безопасно, — преувеличенно заботливо сказал Карамон, — а мы с Крысой сходим, посмотрим.

Рейстлин пронзил брата взглядом, который должен был пригвоздить его не хуже чёрной стрелы.

— Неужели я сказал «безопасно»? — немедленно покраснел Карамон, словно вся кровь вдруг бросилась ему в лицо. — Я имел в виду, что здесь теплее, чем в холодном доме. Вот что я хотел сказать… Я и не думал, Рейст…

— Пошли за мной, — бросил маг. — Я войду первым.

Карамон уже открыл рот, чтобы сказать, что он гораздо сильней и лучше вооружён, а значит, должен идти первым, но, посмотрев на сжатые губы брата и мрачный блеск его глаз, решил промолчать и безропотно затопал вслед.

Внутри двора не было никакого укрытия, они оказались как на ладони перед теми, кто мог засесть в Храме. Рейстлин заметил, что несколько растений на плитах притоптаны и помяты. Кто-то недавно прошёл здесь, пересекая двор, — мятые листья были свежи и не думали вянуть.

Маг молча показал на явное свидетельство чьего-то присутствия. Карамон наполовину вытащил меч из ножен, Крыса схватился за кинжал.

Троица напряжённо двинулась вперёд, готовая среагировать на любой подозрительный звук, отразить любую атаку. Но вокруг лишь посвистывал ветер, играя сухими листьями, да безучастно проносились белые облака над головой, исчезая за потрескавшимся шпилем.

Приблизившись к золотым воротам, Рейстлин чуть расслабился — теперь он был уверен, что Храм пуст, а даже если кто-то здесь недавно был, то теперь ушёл. Но, подойдя вплотную, маг заметил, что блестящие створки приоткрыты, словно кто-то заглянул в них или проскользнул. Карамон немедленно сделал шаг вперёд, заслонив телом брата:

— Дай нам глянуть внутрь, Рейст!

Силач взбежал по ступеням, на ходу освобождая меч, прижавшись к стене. Крыса прыгнул к дверям с другой стороны, с занесённым кинжалом.

— Ничего не слышу, — прошептал он через некоторое время.

— Да, и не видно тоже…— отозвался Карамон. — Темно, как в Бездне.

Он протянул руку, чтобы толкнуть створку, когда солнце поднялось выше городских стен, осветив лучами вход. Лучи ударили в золотую дверь одновременно с пальцами Карамона, создав впечатление, что рука воина погрузилась в расплавленное золото.

Вспышка ударила по глазам, и в этот миг Рейстлин увидел Храм в другом виде. Он испуганно и очарованно уставился на открывшееся ему зрелище. Трещины в мраморе исчезли, грязь и пыль испарились, стены Храма светились молочной белизной. Прекрасные барельефы вновь поражали тонкой работой, неся какой-то важный смысл в своих изображениях. Рейстлин воззрился на них, пожирая глазами; казалось, ещё несколько мгновений — и он поймёт.

Мир повернулся, и лучи солнца соскользнули с врат, закрытые тучей. Видение пропало, превратившись в ничто, Храм снова был пуст и заброшен. Рейстлин вгляделся в изуродованные барельефы, стараясь по памяти восстановить недостающие места, но картинка ускользала, как тают сны поутру.

— Я пошёл внутрь, — сказал Карамон, бросив клинок в ножны.

— Невооружённым? — вытаращил глаза Крыса.

— Здесь не нужно махать оружием, — глухо и почтительно проговорил Карамон. — Здесь так… — он замялся, подбирая нужное слово, — уважительно…

— Так ведь нет никого. Кого уважать-то? — удивился Крыса.

— Карамон прав, — к огромному удивлению брата, поддержал его Рейстлин. — Оружие нам здесь не понадобится, спрячь кинжал.

— И кто там любит говорить «безумный, как кендер»? — проворчал Крыса. — Ха! Кендерам далеко до этой парочки…— Впрочем, не имея желания спорить с магом, он сунул кинжал за пояс, хотя и не снял с него руки.

Друзья толкнули створки и вошли внутрь. После яркого сияния золотых врат тёмный зал Храма ослепил их. Несколько минут они стояли и привыкали к сумраку.

Любые опасения исчезли. Рейстлин внезапно почувствовал, как боль в груди уменьшилась и дышать стало легче. Истории и Храме Паладайна оказались правдой, и маг устыдился того, что недавно посмел сомневаться в них, — это место лучше всего подойдёт для раненых. Мягкий полумрак и чистый воздух наполняли Храм, сохранивший на себе благословенное прикосновение Богов.

— Прийти сюда было прекрасной идеей, Рейст, — сказал Карамон.

— Спасибо, брат, — кивнул Рейстлин. — Прости, что я рассердился на тебя недавно… Я знаю, ты не хотел меня обидеть.

Карамон уставился на брата со священным ужасом, он не помнил, чтобы близнец хоть раз извинялся. Не успел он раскрыть рот, как Крыса толкнул его, призывая молчать.

— Я что-то слышал из-за той двери! — прошептал он.

— Может, мыши? — предположил Карамон, решительно толкнув дверь.

Она распахнулась легко, словно за ней следили и хорошо смазывали. Из тёмного прохода на друзей пахнуло таким физически ощутимым страхом, словно их окатили холодной водой из бочки. Карамон нелепо взмахнул руками, защищаясь от невидимой волны, Рейстлин хотел крикнуть, чтобы брат скорей захлопнул дверь, но страх сжал горло, не давая вымолвить ни слова. Волна ужаса погрузила Храм в хаос ночи, Крыса мгновенно покрылся потом, испытывая невиданную доселе панику.

— Я… мне никогда… — слабым голосом произнёс полукендер, приседая на корточки. — Что происходит? Ничего не понимаю…

Рейстлин тоже никогда раньше не испытывал подобного чувства. Маг знал, что такое страх, — любой прошедший Испытание в Башне Высшего Волшебства в полной мере испытывает его: страх боли, страх смерти, страх неудачи.

Но такого всепоглощающего ужаса ему ещё переживать не приходилось. Должно быть, такой чудовищный трепет испытывал древний человек перед неизведанным миром: когда смотрел в небеса и видел кружащиеся звезды и огромный шар пламени, когда нисходила тьма, и человек боялся, что она не кончится никогда. Кости мага стали мягкими и жидкими, они больше не могли нести на себе безвольную плоть, мозг посылал панические сигналы, но ответ не приходил — руки и ноги дрожали и тряслись.

Рука Рейстлина непроизвольно стиснула спасительный посох, и юноша увидел, как навершие в форме драконьей лапы, держащей шар, взорвалось ослепительным светом.

Когда Рейстлин произносил «Ширак», оно тоже светилось, но совсем по-другому, до сих пор маг не видел такого жаркого и гневного сияния, словно забилось огромное огненное сердце.

В его руке полыхало горнило, бросая во все стороны сгустки пламени.

В дверном проёме появился рыцарь с обнажённым мечом, затянутый в серебряную броню, украшенную символом розы. Он сорвал с себя шлем, и его глаза обожгли Рейстлина, заглянув, казалось, в самую душу.

— Магиус, — произнёс он, — миру снова необходима твоя сила и помощь.

— Я не Магиус, — пробормотал Рейстлин, под пронизывающим взглядом рыцаря неспособный даже подумать о лжи.

— У тебя его посох. Легендарный посох Магиуса.

— Это подарок… — прошептал Рейстлин, низко опуская голову. Но даже сейчас пронизывающие глаза обжигали его, доставая до самых глубин его существа.

— Тогда это ценный дар, — произнёс рыцарь. — Достоин ли ты его?

— Я… я не знаю, — в замешательстве пробормотал маг.

— Честный ответ, — улыбнулся рыцарь. — Познай это и помоги мне.

— Я боюсь! — выкрикнул Рейстлин, заслоняясь в ужасе рукой. — Я не могу помочь никому и ни в чём!

— Преодолей страх, — сказал рыцарь, — или до конца жизни будешь ковылять в тени ужаса и неуверенности.

Свет навершия полыхал, как молния, Рейстлин вынужден был отвернуться, чтобы не ослепнуть. Когда он снова посмотрел вперёд, рыцарь пропал, будто его и не было. Серебряные двери стояли распахнутыми, и ужас лежал за ними.

«Ты был храбрым и прошёл Испытание», — произнёс внутренний голос. «Я был храбрым, убивая собственного брата!» — мысленно ответил Рейстлин.

Пар-Салиан и Антимодес могли презирать его за это, но презрению было далеко до того океана ненависти, которую Рейстлин сам к себе испытывал. Горькая ненависть жгла его всегда, где бы маг ни оказался, самоистязание стало второй тенью: «Я был храбрым настолько, что убил Карамона, когда он пришёл мне на помощь, убил его, безоружного, беспомощного, любящего меня… Вот мой собственный вид храбрости. Я буду ковылять всю жизнь в тени ужаса…»

— Нет! — вскричал маг. — Не буду!

Не давая себе шанса обдумать, что делает, Рейстлин поднял повыше посох Магиуса и шагнул сквозь серебряные врата во тьму.

 

18

Карамон тоже до сих пор не испытывал такого страха. Ни когда стрелы молотили по его щиту, ни когда камни катапульт превращали его друзей в кровавое месиво. Да, что-то неприятное шевелилось тогда в животе, но с помощью дисциплины и тренировок он легко преодолевал это.

Сейчас страх выкручивал все тело, выжимая из него жизнь и лишая сил. Силач не мог преодолеть этот страх, ему хотелось упасть на землю осенним листом и лежать не двигаясь. Одновременно ему хотелось бежать со всех ног подальше от Храма и этой чёрной волны ужаса, вытекающей из серебряных врат. Он не знал, что это, да и не хотел знать, какой бы бедой оно ни грозило остальным.

Захлёбываясь ужасом, Карамон наблюдал, как его брат сдвинулся с места и пошёл прямо во тьму.

— Рейст, не надо… — Он хотел закричать, но вместо крика с губ сорвалось лишь жалкое блеянье. Даже если Рейстлин и услышал его, он не вернулся.

Рыцарь в полной броне возник в проёме. Карамон был бы рад подойти к нему, но смертный ужас приковал ноги к полу. Силач терялся в догадках, какая сила могла толкнуть брата идти прямо навстречу смерти. В ответ он услышал голос, очень слабый и далёкий, зовущий на помощь.

Всё изменилось мгновенно. Теперь у него не осталось выбора, страх за жизнь брата оказался сильней всего, вспыхнул лесным пожаром, охватив все тело Карамона, выжигая из него остальные чувства без остатка. Выхватив меч, силач кинулся в серебряный проход вслед за братом-близнецом.

Крыса не поверил глазам. Его лучший друг вместе с братом только что кинулись навстречу собственной гибели.

— Глу… глупцы…— пробормотал он. — Вы оба со… сошли с у… ума!

Зубы полукендера стучали, он не мог говорить внятно. Распластанный по стене собственным ужасом. Крыса попытался сдвинуться с места, войти в тёмный проход, но ноги не слушались, предпочитая стоять на месте.

Как он сейчас хотел, чтобы взяла верх кендерская половина! Всю жизнь Крыса боролся с ней, с дрожащими пальцами, желающими все схватить и влезть в любой карман, а не заниматься честной работой, с зудящими ногами, постоянно стремящимися отправиться в путь. Сколько невидимых битв провёл и выиграл он! А теперь он мечтал о бесстрашии матери, которая не побоялась бы войти куда угодно.

Вдруг Крыса обнаружил, что Храм пропал. Он снова был маленьким мальчиком, стоящим вместе с мамой рядом с входом в огромную тёмную пещеру.

— Разве тебе не любопытно, что там внутри? — спросила она. — Тебя не будоражит тайна, скрытая в глубинах? Может, сокровища дракона? Может, тайный склад магических артефактов? Может, принцесса, молящая о спасении? Ты не хочешь узнать точно?!

— Нет! — завопил Крыса. — Я не хочу! Там темно, страшно и оттуда воняет!

— Ты не мой ребёнок, — нежно сказала мама и погладила его по голове.

Она смело вошла внутрь и появилась примерно через три минуты. За ней по пятам неслась огромная медведица. Крыса очень хорошо запомнил медведицу и свою мать. Она выскочила из пещеры всклокоченная, одежда развевалась на ветру, мешки хлопали её по спине и разбрасывали содержимое во все стороны. Лицо мамы покраснело, но она счастливо улыбалась. Мама схватила Крысу за руку, и они принялись улепётывать, спасая свои жизни, — к счастью, медведица была сытая и не преследовала их долго. Но именно в тот момент Крыса решил, что мама права: он не её сын и такая жизнь не для него.

— Я знаю, что надо делать, — проговорил, чуть успокаиваясь, Крыса. — Надо бежать за подкреплением! Здравствуй, армия, я бегу к тебе!

В этот момент из тьмы дверей вытянулась рука и, схватив Крысу за плечо, потянула за собой.

— К… Карамон?! Я чуть не умер от страха, ну у тебя и шуточки! — заорал полукендер, как только его сердце решило вновь заработать.

— Мне нужна твоя помощь, чтобы найти Рейста, а ты собрался улизнуть, — мрачно сказал Карамон.

— Я и пош… шёл за пом… мощью. — Крысу снова начал бить озноб.

— Я думал, ты ничего не боишься, — внимательно посмотрел на него Карамон. — Какой же ты тогда кендер?

— Я полукендер! — парировал Крыса, — Умная его часть.

Теперь он уже боялся остаться один, значит, надо было идти с близнецом.

— Теперь ты не будешь против, если я достану кинжал? — спросил Крыса. — Или это будет непочтительно к тем, кто собирается убить нас, порубив на части, а затем высосать души?

— Я думаю, это мудрое решение, — без тени юмора сказал Карамон.

Они стояли в коридоре, вырубленном в сплошной скале. Никаких признаков Рейстлина не было видно. Тщательно отполированные стены туннеля уходили в глубину гор. Сейчас тут не было так темно, как показалось вначале, — свет от серебряных врат освещал туннель на значительное расстояние.

Друзья зашагали по плитам и скоро почувствовали, как коридор делает плавный изгиб, зайдя за который сразу заметили впереди яркий свет, горевший во тьме, как звезда.

— Рейст! — мягко позвал Карамон.

Свет дрогнул и остановился, Рейстлин отозвался. Карамон с Крысой подбежали к нему и смогли различить бледное лицо мага, поблёскивающее золотой кожей.

Рука Рейстлина крепко стиснула руку брата.

— Я рад, что ты пошёл со мной, — искренне сказал он.

— Да, но мне здесь очень не нравится, — пробасил Карамон и с опаской огляделся по сторонам. — Мне кажется, лучше отсюда уйти, кто-то не хочет, чтобы мы здесь находились. Помнишь, что Крыса сказал об упырях? Мне ещё никогда не было так страшно, Рейст, если бы не ты и не рыцарь, я бы в жизни сюда не пошёл,

— Какой рыцарь? — удивился Крыса.

— Ты тоже его видел? — прошептал Рейстлин.

— Какой рыцарь-то? — не унимался Крыса.

Рейстлин немного помедлил, а потом произнёс:

— Пойдёмте, я хочу вам кое-что показать.

— Рейст, я не думаю… — начал Карамон.

Гора вздрогнула. Пол под их ногами заходил ходуном, сверху посыпалась пыль. Троица кубарем повалилась на пол, скорее растерянная, чем испуганная. Сверху ручейками ещё лились маленькие камешки, но гора успокоилась.

— Что-то происходит, — прохрипел Карамон, — надо убираться.

— Лёгкое землетрясение, ничего страшного. Думаю, горы здесь подчиняются власти Богов. А тот рыцарь сказал тебе что-нибудь?

— Я понял, что нужна моя помощь… Слушай, Рейст, я… — Карамон замер, с тревогой глядя на брата. — С тобой все в порядке?

Рейстлина душила пыль. Он хрипел, согнувшись и держа себя за горло, не в силах даже сказать «нет, мне плохо». Наконец он продышался и смог выдавить:

— Сейчас будет лучше…

— Надо уходить, — снова повторил Карамон. — Пыль вредна для тебя.

— Мне она тоже горло ест, — заявил Крыса.

— Делайте что хотите, — проговорил Рейстлин, когда ему стало лучше. — Я пойду дальше. Мы не можем принести раненых в опасное место. Кроме того, мне до смерти любопытно, что там, в глубине.

— Вероятно, это последние слова моей бедной мамы, — уныло сказал Крыса.

Карамон покачал головой, но поплёлся за братом. Полукендер ждал до последнего, надеясь, что они повёрнут обратно, пока свет посоха не удалился, и он не очутился в полной темноте. Тогда Крыса опрометью кинулся вслед за друзьями.

Гладкие плиты туннеля уступили место обычным скалам, путь стал неровным, извилистым. Потянулись пещеры со сталагмитами, уводящие их все дальше в глубину, а затем дорога оборвалась тупиком.

Скальная стена перегораживала огромную пещеру.

— Ну вот, все зря, — сказал Карамон. — Но теперь мы знаем, что здесь безопасно, можем поворачивать.

Рейстлин с помощью посоха принялся исследовать стену и скоро обнаружил маленький альков с серебряными и золотыми воротами. Карамон заглядывал через плечо брата. Внутри они увидели небольшую палату, пустую, если не считать саркофага внутри.

— Рейст, это же могила, — тревожно сказал Карамон.

— Какой ты наблюдательный, Карамон.

Игнорируя просьбы брата, он вошёл внутрь, посох Магиуса ярко освещал небольшое пространство серебряным светом. Хорошо была видна фигура, вырезанная на крышке гробницы.

Братья молча стояли в тишине.

— Посмотри-ка сюда, брат мой, — внезапно проговорил Рейстлин. — Что ты видишь?

— Могилу, — нервно ответил Карамон.

Его большая фигура замерла в проходе, полностью перекрыв путь Крысе. Но полукендер не собирался торчать снаружи, он отпихнул силача, червяком проскользнув внутрь гробницы.

— Посмотри на могилу, — терпеливо повторил Рейстлин. — Что ты видишь?

— Рыцарь вроде. Трудно сказать, все такое пыльное… — Карамон отвёл глаза — он заметил, что саркофаг открыт. — Рейст, мы должны уйти, неправильно находиться здесь!

Не обращая на брата внимания, Рейстлин подошёл к могиле и заглянул внутрь. Потом слегка счистил пыль, сделав шаг назад.

— Я знал это! — воскликнул маг.

Карамон так стиснул меч, что заломило руку.

— Иди сюда, брат мой, ты должен это увидеть, — позвал Рейстлин.

— Нет, не должен. — Карамон упрямо потряс головой.

— Я сказал, иди сюда! — прикрикнул Рейстлин.

Неохотно шаркая ногами, Карамон приблизился. Крыса шёл рядом, одной рукой держа кинжал, второй держась за петлю в поясе Карамона. Силач бросил быстрый взгляд в раскрытую могилу, чтобы увидеть поменьше ужасного, вроде скелета или разложившегося трупа с гниющим мясом, но, дёрнувшись от увиденного, посмотрел снова — уже во все глаза.

— Рыцарь! — затаив дыхание, произнёс он. — Тот самый, который мне явился!

Тело, одетое в старинную броню, лежало в саркофаге, мягко блистая серебром в свете посоха Магиуса. Казалось, свет ласкает рыцаря, отражаясь и переливаясь вокруг. Накидка рыцаря истлела, но в руках он сжимал сверкающий меч. Лепестки роз давно превратились в труху, но над могилой витал свежий аромат цветов.

— Я сразу узнал фигуру, вырезанную на крышке, — бросил Рейстлин. — Все точно такое же, как у рыцаря, явившегося мне просить о помощи. А ведь он мёртв уже сотни лет!

— Не надо говорить такое, — тонким умоляющим голосом пропищал Крыса. — Это место и так страшное! Может, пора пойти по домам?

Глядя на рыцаря, лежащего в саркофаге, Карамон грустно припомнил Стурма, надеясь, что это не предзнаменование, наклонился и начал очищать от пыли монолитную крышку. Рейстлин молча смотрел на рыцаря, навсегда уснувшего в мире и покое. Чувствуя, как отступает недавняя мучительная боль в груди и жжение в горле, маг на секунду позавидовал неведомому герою.

— Смотри-ка, Рейст! — воскликнул Карамон. — Тут надпись.

Расчистив крышку, он обнаружил маленькую бронзовую табличку рядом с сердцем рыцаря.

— Только я не могу прочесть её… — Карамон поворачивал голову под разными углами.

— Это соламнийский. — Рейстлин сразу признал буквы, с которыми столько пришлось бороться в начале изучения книги Магиуса. — Тут написано: «Здесь лежит тот, кто сложил голову, защищая Храм Паладайна и его слуг от врагов и неверующих. Последним его желанием было упокоиться здесь, в этой палате, чтобы он мог продолжать свой дозор, охраняя сокровище, погребённое здесь, до тех пор, пока обет не будет выполнен».

Все трое посмотрели друг на друга, в уме повторив строчки на могильной плите.

— Сокровище! — Карамон огляделся по сторонам, словно ожидал, что сейчас появятся сундуки и бочки с золотом. — Крыса оказался прав! А где оно, там не написано, Рейст?

Маг торопливо счистил пыль везде, где только можно, но ничего не обнаружил.

— Забавно, но мой страх прошёл, — объявил Крыса. — Надо тщательно здесь все исследовать.

— Да, поглядеть вокруг не помешает. — Карамон нагнулся, осматривая низ саркофага и разочарованно убеждаясь, что он вырублен прямо в скале. — Что скажешь, Рейст?

Рейстлин кивнул, странное чувство страха исчезло, теперь он ясно чувствовал свою ответственность перед ранеными. Они должны пребывать в безопасности, а значит, если в процессе осмотра они наткнутся на сундук с изумрудами, никто не пострадает.

— А что ты сделаешь с сокровищем, Карамон? — спросил Крыса.

— Куплю гостиницу.

— Ты будешь собственным лучшим клиентом! — рассмеялся полукендер.

«Я бы распорядился деньгами с умом, — подумал Рейстлин. — Отправился бы в Палантас и купил самый большой дом в городе. Нанял бы слуг для работы в лаборатории и скупил каждую магическую книгу отсюда и до Северного Эргота. Основал бы библиотеку, чтобы не хуже, чем в Башне Высшего Волшебства. Скупал бы артефакты и магические камни вместе со смесями и свитками». Он ясно увидел себя богатым и властным, бесстрашно стоящим на балконе собственной башни. Вокруг смерть и отчаяние, чёрный плащ хлопает за спиной, а на шее горит зелёный камень, пронизанный кровавыми прожилками…

— Смотрите, что я нашёл! — взволнованно закричал Крыса. — Ещё одни ворота!

Рейстлин рассеянно слушал его, волшебный образ не спешил рассеиваться. Когда до мага, наконец, дошло, он встревожился. Крыса стоял у железных врат, приложившись глазом к щёлке.

— Там другой туннель! Может, он ведёт к сокровищам?

— Мы нашли их, Рейст! — взволнованно проговорил Карамон. — Посвети своим светом вперёд. Уверен, это они!

— Взглянуть не мешает, — сказал Рейстлин. — А ну отойдите оттуда, здесь может быть магическая ловушка. Ничего не трогайте, дайте я посмотрю!

Карамон с Крысой покорно отошли.

Рейстлин приблизился к вратам и почувствовал огромную магическую силу, которая накатывала откуда-то из глубин, словно там лежали мощные артефакты, сохранившиеся, быть может, со времён Катаклизма.

Маг потянул за створку, железные ворота скрипнули и отворились. Рейстлин шагнул вперёд, заметив странную тень, лежащую посреди коридора.

— Ширак! — приказал он, намереваясь осмотреть её. Белый свет посоха отразился и заплясал в красных глазах Иммолатуса.

 

19

Глаза дракона полыхали пожаром, кормясь той ненавистью, что бурлила у него в душе; не находя выхода в этом проклятом теле, фигура излучала жар огромной печи — он потерял слишком много крови в пути, каждый вздох был мукой, голова раскалывалась. Все эти слабости исчезли бы в один миг, сумей Иммолатус восстановить роскошную и непобедимую форму.

«Надо только выйти наружу, и тогда я заставлю их всех заплатить…» Иммолатус прищурился от резкого света, ударившего, как копьё, по глазам. Разъярённый, он разглядел, что кто-то стоит у него на пути, а потом опознал источник сияния.

— Посох Магиуса! — скрежеща зубами, с ликованием взревел он. — Ну, хоть что-то я выиграю, в конце концов!

Схватив одной рукой посох, дракон другой рукой отшвырнул мага так, что тот отлетел на каменный пол.

Китиара тащилась за драконом по каменным коридорам. Когда он остановился перед входом в гробницу, она быстро пошла вперёд, занося клинок над головой. Палата с саркофагом была прекрасным местом для атаки, там было, где развернуться с мечом.

Неожиданно Иммолатус замешкался перед входом, а потом завопил про какой-то посох. Крик был радостный, словно он встретил давно потерянного друга. Испуганная, что дракон мог получить поддержку, Китиара бросилась вперёд, стремясь разглядеть новую опасность.

Изумлённо замерев на полушаге, Китиара не поверила собственным глазам: «Карамон!» Брат должен был в это время благополучно сидеть в Утехе, а не лазить по подземельям Безнадёжности. Но обознаться она не могла — те же массивные плечи, мускулистые руки, вьющиеся волосы и вечно удивлённое выражение лица. «Карамон здесь!» Китиара была так потрясена, что только сейчас заметила его спутников, мага Ложи Красных Мантий и подозрительно похожего на кендера юношу.

Впрочем, они мало занимали Китиару, а вот увидев на броне Карамона знаки наёмников, она осторожно отступила назад на безопасное расстояние. Одна мысль сейчас была сильней других — время для семейного воссоединения не пришло.

Удар руки дракона пришёлся Рейстлину прямо в грудь. Ошеломлённый видом Иммолатуса, появившегося из тьмы, маг не смог отреагировать достаточно быстро. Он отлетел назад, как подрубленное дерево, и приложился затылком о каменный пол. В глазах мгновенно потемнело. Приподнявшись на коленях, Рейстлин увидел, как Иммолатус трясёт посохом, радуясь своему неожиданному приобретению.

Самое драгоценное сокровище Рейстлина, его главная надежда и символ достижений, знак триумфа над болезнью и страданиями обучения — все это забрал дракон в один миг.

Потеря посоха вызвала такую душевную боль, что Рейстлин даже удивился себе, но это была потеря ценности, по сравнению с которой жизнь не значила ничего. Вместе с посохом исчезли цель и смысл существования мага.

Клубком ярости Рейстлин кинулся на обидчика, не обращая внимания на синие и жёлтые звезды, проносящиеся перед глазами. Безумная сила и свирепость атаки ошеломили Карамона, который уже решил, что кроме как неожиданному появлению Красной Мантии здесь больше удивляться нечему.

В своей атаке Рейстлин оказался не одинок, посох Магиуса помогал ему. Созданный архимагом огромной силы с одним намерением — биться против Королевы Такхизис, посох уничтожал огромных летающих червей всю Драконью Войну. Когда Магиус скончался, артефакт лёг рядом с ним на погребальный костёр. История так и не сохранила имени Белой Мантии, который спас посох, вытащив его из огня.

Некоторые уверены, будто это был сам Солинари. Но, без сомнения, это был мудрец, способный предвидеть, что побеждённая сейчас Такхизис вернётся в будущем и будет пытаться вновь уничтожить Кринн.

Посох Магиуса легко проник сквозь маскировку Иммолатуса, поняв, что его держит в руках красный дракон, любимец Такхизис. В глубинах артефакта очнулась спящая столетиями ярость. Подождав, когда внимание Иммолатуса рассеется, он начал действовать. Взрыв белого пламени вырвался из посоха, сотрясая гробницу до основания.

Карамон как раз смотрел на посох. Вспышка ослепила его, и силач упал на землю, хлопая себя по лицу. Чёрная дыра, окружённая фиолетовыми кругами, плавала перед глазами, сделав Карамона беспомощным, как младенец. Горячая кровь брызнула сверху на лицо и руки.

— Рейст! — испуганно заорал силач, отчаянно пробуя проморгаться. — Рейст!

Взрыв далеко отбросил Крысу, громом ударив в голове. Он с удивлением рассматривал потолок, стараясь понять, как молния залетела так глубоко под землю.

За миг до того, как ярость посоха вышла наружу, Рейстлин понял, что сейчас произойдёт, и прикрыл глаза рукавом. Сила взрыва закрутила его и отбросила назад, к саркофагу, где он и остановился, почувствовав, как невидимая рука крепко схватила его, не дав упасть. Рейстлин подумал, что вмешался Карамон, когда заметил близнеца, слепого и беспомощного, ползающего посреди гробницы.

Иммолатус вопил. Боль, подобную которой он знал лишь однажды, когда Копьё вошло ему в бок, охватила его руку, заливая, словно река лавы, все тело. Посох упал на землю — у дракона больше не было руки. Иммолатус не был в такой ярости никогда в жизни — его одежда пропиталась кровью, вокруг валялись ошмётки мяса и обломки костей. Но, как ни печально, даже такая рана не была смертельна для дракона. Сейчас он хотел одного: убить слизняков, причинивших ему столь ужасную боль.

Иммолатус выкрикнул заклинание, преобразующее форму. Когда он окажется в собственном теле, то пожрёт слизней, осмелившихся поднять на него оружие.

Зачарованные зрачки Рейстлина видели странное красное сверкание позади образа человека-Иммолатуса, но он так до конца и не понял, что скрывалось за иллюзией. Маг тоже хотел одного — добраться до посоха, который сейчас одиноко лежал на полу, сверкая навершием. Упав на колени, он цепко схватил древко.

Поразившись своей силе, в которой слились воедино боль и ужас, он вскочил и обрушил посох на грудь Иммолатуса. Ярость мага слилась с полыхающим гневом мощнейшего артефакта.

Удар поднял быстро меняющегося Иммолатуса в воздух и, закружив, отбросил сквозь железные врата обратно в узкий коридор. Кости хрустнули и распались, но это были всего лишь кости жалкого человека.

Иммолатус излечил себя заклинанием, стремительно меняясь. Зубы росли и удлинялись, тело увеличивалось, наливаясь чешуёй, пока мягкой, но скоро ставшей крепкой, как алмаз. Огонь пожара гудел в груди, готовясь излиться наружу… Дракон стремительно занимал весь коридор, но это было не важно. Он мог расколоть всю гору, как скорлупу, и выбраться наружу, а потом упасть, разрывая плоть, на тела слизняков, оскорбивших его.

Ещё несколько мгновений…

Далёкий голос женщины, холодный и резкий, как сталь, проник в мозг дракона:

— Ты не выполнил моих приказов в последний раз…

Меч Китиары блестел в свете посоха Магиуса, как серебро. Раненый, ослабевший от потери крови и бросков заклинания, Иммолатус смотрел на сияние, и ему казалось, что сама Королева Такхизис явилась сюда — разъярённая, мстительная и непримиримая. Она стояла над ним и объявляла приговор.

Меч упал, рассекая хребет.

Иммолатус испустил ужасный крик боли и гнева, пытаясь двигать телом, которое ему больше не подчинялось. Сквозь кровавый сумрак он впился взглядом в убийцу и, хотя зрение уже подводило, узнал Китиару.

— Я не умру… человеком! — прошипел Иммолатус. — Пусть эта гора станет моей могилой, но я прослежу, чтобы она стала и твоей тоже, слизняк!

Китиара, выдернув меч из тела дракона, рванулась вперёд. В агонии Иммолатус заканчивал превращение — его тело заполняло собой весь узкий коридор и продолжало увеличиваться. Плоть дракона корчилась и извивалась, массивный хвост метался, снова и снова молотя по стенам. Крылья трепетали, когтистые лапы разносили плиты пола. Потолок треснул, камень скрипел и оседал. Гора снова начала дрожать…

— Рейст! — ужасным голосом вопил Карамон. — Где ты? Я… я ослеп! Что происходит?

— Я здесь, брат мой, здесь. Вот, я держу тебя! Прекрати крутиться, вот моя рука! Крыса, да помоги же нам! Надо уходить обратно — и быстро!

Китиара разбежалась и, обогнув дракона, нырнула в железные ворота. Она различила мелькавшие красные одежды в свете навершия посоха.

Врата влетели внутрь гробницы, туннель позади них рухнул с оглушительным грохотом. Китиара бросилась к саркофагу в центре, изо всех сил надеясь, что гробница сможет противостоять ярости стихии. Камни градом падали с потолка. Гора содрогнулась, и женщина ухватилась за гробницу, чтобы не упасть.

— Я помогла тебе, сэр Призрак! — закричала, она. — Теперь твоя очередь!

Китиара скорчилась рядом с могилой, прижавшись к мрамору. Новые камни упали с потолка, не задев её. Там, где недавно лежало мёртвое тело, теперь была пустота. Воительница с такой благодарностью прижалась к гробнице, с какой она не прижималась ни к одному возлюбленному.

Грохот понемногу затих, Китиара очистила лицо от песка и сморгнула грязь с глаз, переводя дыхание. Пыль попала в горло, и она закашлялась. Вокруг царила абсолютная темнота, не было видно даже протянутой руки. Поведя руками по сторонам, воительница нащупала верхушку саркофага, холодного и гладкого.

Внезапно в палате посветлело. Удивлённая, Китиара оглянулась в поисках источника и увидела, что свет идёт из могилы, которая теперь не пустовала. Она наклонилась над спокойным, умиротворённым лицом рыцаря, выигравшего последний бой.

— Благодарю тебя, сэр Найджел, — сказала она. — Думаю, мы справились…

Она осмотрелась: вся гробница была завалена битым камнем, хотя сейчас стало видно, что потолок и стены целы. Китиара оглянулась назад, в проход, где раньше стояли железные врата. Тело дракона высовывалось из-под пирамиды камней, там, где его настигло правосудие Королевы.

Этот путь закрыт навсегда, но дорога через золотые и серебряные ворота была свободна.

— Ещё увидимся, — попрощалась Китиара с гробницей и собралась уходить.

Сила, пришедшая из другого мира, остановила её. Ладонь, лежащая на гробнице, намертво примёрзла. Рука Китиары, схватившая меч, застыла, словно она схватила кусок льда. Страх объял её. Женщина могла пошевелиться, но понимала, что кожа немедленно лопнет, оставив на саркофаге замёрзшее мясо.

В течение долгого ужасного мгновения она думала, что сейчас ей предстоит заплатить некую страшную цену, но внезапно догадалась, чего от неё хотят… Одна рука немедленно потеплела, и Китиара потянулась к шнурованному карману на боку. Она лихорадочно расплела шнурки и вытащила на свет маленькую книжку, содержащую в себе карту расположения пещеры и яиц. Поколебавшись мгновение, воительница с облегчением зашвырнула её внутрь гробницы.

— Забирай! — горько сказала она. — Теперь доволен?

Мороз, сковавший руку, пропал. Китиара с наслаждением оторвала её от саркофага, растирая помертвевшие пальцы. Гробница могла быть безопасным местом, но она не собиралась отсиживаться тут, дожидаясь неизвестно чего. Пройдя золотыми воротами, воительница двинулась обратно, по уже известной дороге, вскоре оставив могилу сэра Найджела далеко позади.

Впереди послышались голоса её братьев и звуки шагов. Китиара хотела догнать их, но внезапно передумала. Ей не хотелось отвечать, почему она здесь оказалась и что делает, не хотелось объятий, воспоминаний и всего прочего, что неизбежно бывает, когда встречаются старые друзья. Женщина присела на камень, решив дождаться, когда братья и их спутник уберутся. Темнота не пугала её, наоборот, была успокаивающей после таинственного свечения могилы и посоха Рейстлина.

Теперь Китиара могла подумать о будущем. «Сначала, конечно, надо вернуться к Лорду Ариакасу. Хоть я и не смогла украсть яйца, но теперь вину смело можно переложить на тупого дракона. Весь план составлен Ариакасом, так что обвинять ему будет некого. Зато я спасла все задание, проследив, чтобы непокорный дракон получил по заслугам и был надёжно похоронен там, где его никто не найдёт. Я получу своё повышение, — размышляла воительница, массируя усталые ноги. — И это будет только начало. Затем я добьюсь того, что стану незаменимой для Ариакаса, тут годятся все способы… — Она улыбнулась в темноте пещеры. — Вдвоём мы будем править Кринном! Ну, именем Её Величества, конечно…»

Последняя мысль заставила женщину с опаской вздрогнуть. Гнев Королевы она недавно наблюдала и не собиралась навлекать его на свою голову. Кроме того, Китиара видела силу любви, самопожертвования, чести и решительности. Однако ничего из этого её не затронуло. Вся сила уважения, которую воительница ощутила к покойному рыцарю, исчезла после его последней выходки — рука болела до сих пор.

Истощённая последними днями, Китиара задремала. Когда она очнулась, вокруг стояла полная тишина, братья уже должны были дойти до выхода, и сестра решила, что предоставила им достаточно времени, чтобы убраться подальше. Близнецы всколыхнули ненужные воспоминания о времени, которое она хотела забыть, и людях, о которых ей не надо было помнить.

С другой стороны, она была довольна тем, что увидела их, а они её — нет. Карамон теперь стал воином, наверняка хорошим и сильным. Что касается Рейстлина… раньше Китиара не верила, что из него выйдет толк. Парень всегда был слабаком, а сейчас выглядел ещё беспомощней, чем обычно. Но теперь он стал настоящим магом и сражался с Иммолатусом, показав поразительную жестокость. Это Китиаре понравилось.

«Всё вышло так, как я предполагала, — сказала она себе, — парни выросли в мужчин…» Китиара ощутила почти материнскую гордость за мальчиков.

Она ещё долго сидела в темноте, очищая меч от крови дракона и ожидая того времени, когда можно будет выскользнуть из Храма и оставить этот жалкий городок…

— Рейст, там впереди не свет? — хрипло спросил Карамон. — Мне кажется, я что-то вижу, хотя он тусклый.

— Да, Карамон, — подтвердил Рейстлин. — Мы вернулись в Храм, и видишь солнечный свет. — Он не стал добавлять — «яркий солнечный свет».

— Как ты думаешь, Рейст, я буду снова видеть? — обеспокоенно спросил Карамон. — Может, ты сможешь меня вылечить?

Рейстлин не ответил сразу, и Карамон воззрился на него слепыми глазами. Крыса тоже трепетно посмотрел на мага:

— Он выздоровеет, правда?

— Конечно, — ответил Рейстлин. — Это состояние временное.

Он мысленно воззвал к небесам, чтобы его диагноз оказался верным. Иначе никто не в силах будет вылечить его брата, никакие жрецы и целители на Кринне. Рейстлин помнил одного пациента Безумной Мэггин, который долго смотрел на солнце во время солнечного затмения. Как она ни старалась, прописывая мази и припарки, всё было напрасно. Но маг решил не говорить об этом вслух.

— Рейст, — с такой же тревогой осведомился Карамон, — а когда слепота пройдёт? Как думаешь, я скоро смогу видеть?

— Рейстлин, — одновременно спросил Крыса, — а кто был тот уродливый маг? Он вроде как знал тебя…

Рейстлину ужасно не хотелось произносить правдивые слова «возможно, никогда». Даже ослепший Карамон имел право на успокаивающую ложь. Маг мысленно поблагодарил Крысу за возможность изменить тему и начал подробно и спокойно отвечать полукендеру, чем несказанно удивил его:

— Его звали Иммолатус. Я с ним встретился в лагере наших союзников. Мастер Хоркин послал меня к нему торговать магическими товарами, но этот тип не хотел ничего. Всё, что ему было надо, — мой посох. — Он замер, обдумывая свой вопрос, который ему до смерти хотелось задать. — Карамон, Крыса, я хочу вас спросить кое о чём… — Рейстлин мгновение колебался, а потом выложил: — Что вы видели, когда смотрели на этого мага?

— На мага? — осторожно переспросил Карамон, ожидая в вопросе двойное дно.

— Я видел просто мага, — ответил Крыса. — В красной мантии, такой же, как у тебя, только она была более огненного цвета, как мне теперь кажется.

— Что случилось, Рейст? — обеспокоенно спросил Карамон. — Что ты сам увидел?

Рейстлин на секунду представил то жуткое красное чудовище, которое проступило из человека в конце. Он пытался совместить два образа, но ничего не получалось. Посох отбросил мага в коридор, и сейчас же там сгустилась непроницаемая тьма…

— Я тоже видел мага, Карамон, — сказал он. Его голос окреп. — Мага, желавшего завладеть моим посохом.

— А зачем ты тогда спросил? — удивился Крыса, но замолчал под мрачным взглядом Рейстлина.

— То заклинание, которое ты применил, было потрясающим, — внезапно сказал Карамон. — Где ты его выучил?

— Ты всё равно не поймёшь, братец, — раздражённо ответил Рейстлин. — И хватит об этом.

Крыса немедленно потребовал подробностей, но маг надменно сделал вид, что его не заметил, и всерьёз задумался.

С тех пор как посох появился у него, Рейстлин чувствовал артефакт все лучше и лучше, глубже познавая планы его создателя. Сейчас маг твёрдо знал, что посох сравнивал его с первым хозяином и находил многие недостатки. Он помнил, как испугался, когда Иммолатус выхватил посох, что артефакт сменил хозяина по доброй воле, прыгнув в руку сильнейшего, И какое испытал облегчение, когда посох поддержал его в битве. Не считая первого удара, когда Рейстлин не отдавал ему команды, дальше они действовали как единое целое. Было странно так думать, но он заработал уважение магического предмета.

Рука мага любовно погладила гладкое древко. Они вышли во двор, подставив себя ласковым лучам. Солнце осветило усталое лицо Карамона, и он улыбнулся, зрение потихоньку возвращалось к силачу. Теперь он явно видел свет и даже различал на его фоне тёмные пятна фигур брата и полукендера.

— Это хорошо, брат, но держи глаза закрытыми, тебе вредны прямые лучи. Присядь здесь, я наложу повязку. — Рейстлин оторвал полоску от рукава своей мантии и перевязал ею голову близнеца.

Карамон пробовал возражать, но привычка подчиняться пересилила. Он верил только в то, что зрение скоро вернётся, как и сказал брат. Силач уселся спиной к тёплому камню и улыбался солнцу, размышляя, как проходит бой и сколько раненых окажется в лагере к вечеру.

— Ты можешь идти? — спросил Рейстлин. Земля больше не тряслась, но кто знает, как пережил Храм события последнего времени. Может, все в любой момент рухнет и развалится… Но святое место действительно действовало благотворно — маг наблюдал, как прямо на глазах лицо брата розовеет и приобретает здоровый цвет. Пульс был в порядке, а сам Карамон пробасил, что может легко пробежаться в полном снаряжении до верхушки холма и обратно. Как только Рейстлин разрешит ему скинуть эту противную повязку…

Но Рейстлин твёрдо сказал, что повязка обязана оставаться. Маг и полукендер помогли Карамону встать. Силач зашагал вперёд, держась за брата, как за поводыря. Троица покинула двор Храма солнечного света и лунного сияния, мёртвых и живых и, конечно, драконов, мирно спящих в своём убежище, чьи души блуждают рядом со звёздами, ожидая рождения…

 

20

— Они приближаются! — заорал сержант лучников стражи Безнадёжности.

Как будто в подтверждение его слов, человек рядом вскрикнул и упал, получив чёрную стрелу в лицо.

Отряды барона в полной готовности стояли во внутреннем дворе. Они встретили крик дозорного яростными воплями и снова замерли, не сводя глаз с командиров. Те в свою очередь смотрели на барона, стоявшего на стене и с тревогой наблюдавшего за приближением противника. Даже если считать силы гарнизона, армия Холоса превосходила армию Безумного Барона почти вдвое. Кроме того, все враги были свежими, не измотанными боями солдатами и руководил ими способный, но коварный и жестокий предводитель.

Под непрерывным дождём заградительных стрел вражеские инженеры подтаскивали штурмовые лестницы и тараны. Наблюдая, как стройно движутся ряды атакующих, как слитно они действуют, соблюдая строжайшую дисциплину, барон не мог ими не восхититься. Единый механизм, развёрнутый перед ним, только подтверждал его размышления.

То, что он задумал, все остальные назвали бы поступком сумасшедшего. Но это был единственный способ спасти город и не дать истребить собственные силы. Если они останутся здесь, укрытые стенами городами, рано или поздно враги доберутся до них, как чёрные муравьи.

Лэнгтри повернулся к своим войскам. Они были выстроены колоннами по восемь человек в ширину и двадцать шеренг в глубину. Люди стояли молча, никто не шутил и не переговаривался, смертельная серьёзность витала над рядами, и Лэнгтри испытал неизмеримую гордость за своих солдат.

— Воины армии Безумного Барона! — крикнул он со стены. Солдаты встретили его одобрительным гулом, — Это конец! Я хочу сказать, или мы сегодня победим, или все будем мертвы! — Барон ткнул пальцем через плечо. — Когда вы пойдёте на врага, помните, эти скоты стреляли вам в спину! — (Гневный рёв прокатился по рядам.) — Пришло время отомстить! — (Рёв солдат заставил дрожать стены.) — Удачи всем нам, — сказал он лорд-мэру и командующему стражи, хлопнув каждого по плечу.

Мэр был смертельно бледен, крупные капли пота катились по лицу, несмотря на прохладный ветер, задувающий с гор. Если бы не его должность, он с удовольствием убежал бы к себе в дом и затаился в подвале. Но мэр упрямо стоял на стене, хотя и вздрагивал при каждом звуке трубы.

— Удачи и тебе, Безумный Парень, — сказал пожилой командующий и вовремя дёрнулся, чтобы избежать стрелы. — Проклятье! — Он кисло ковырнул стрелу носком сапога, скинув её вниз. — Надеюсь прожить хотя бы столько, чтобы увидеть это… Победу или поражение. Зрелище будет стоящим!

Барон кивнул ему и спустился со стены вниз, заняв своё место перед строем. Лэнгтри выхватил меч, воздев его высоко над головой. Ворота громыхнули и содрогнулись — первый таран начал работу. Не давая врагу подтащить второй, Айвор Лэнгтри отдал сигнал.

Врата Безнадёжности начали распахиваться.

Нападавшие взревели, думая, что таран уже разрушил главную преграду, когда меч барона, блеснув на солнце, опустился. Взвыли трубы и горны, замолотили барабаны.

— В атаку! — завопил барон и первым понёсся вперёд, сквозь открытые ворота, на врага.

За ним ринулся отряд ветеранов, наиболее тяжело бронированных и вооружённых. С дикими криками они выскакивали наружу, потрясая мечами и боевыми секирами.

Застигнутые врасплох, солдаты Холоса бросили таран и неуклюже хватались за мечи, готовясь защищаться. Барон первым пронзил командира — лезвие меча далеко вышло из его обагрённой кровью спины. На Лэнгтри тут же кинулся другой, и ему тоже досталось — мечом в рёбра. Клинок барона глубоко увяз и никак не хотел освобождаться. Вокруг него уже закружился кровавый танец боя и смерти. Солдаты орали и выли вокруг, капли крови разлетались во все стороны.

Лэнгтри упёр сапог в живот трупа и наконец высвободил меч. Он повернулся, ища следующего противника, но вокруг уже не было врагов. Таран одиноко лежал перед воротами в окружении мёртвых тел.

Теперь должно было начаться реальное сражение. Лэнгтри махнул своему знаменосцу, и тот подскочил к нему ближе.

— Вперёд! — крикнул Лэнгтри, и личный флаг Безумного Барона заколыхался над его головой в порывах холодного ветра.

Отряд ветеранов продолжал наступление, поддержанный лучниками со стен. Стрелы пронеслись над их головами, нещадно жаля врагов как стальные осы, опустошая передние шеренги.

Для большинства солдат Холоса это был первый настоящий бой, и увиденное совсем не походило на обучение. Их товарищи падали и умирали вокруг, смерть настигала везде. Дикая армия кричащих и вопящих монстров неслась на них. Передние ряды приостановились и дрогнули, командиры немедленно пустили в ход бичи, заставляя своих бойцов шевелиться.

Барон Лэнгтри, возглавляющий ветеранов, врубился в гущу вражеского строя с таким грохотом, что его можно было услышать на стенах. Им удалось рассечь единый строй, безжалостно кромсая и коля противников направо и налево.

Вокруг них ещё лежали тела наёмников с торчащими в спинах стрелами. Каждый новый труп добавлял огня ярости солдатам барона, с гневом кидающихся на подлых изменников. Строй армии Холоса разрушался все сильней, воины валились, как снопы, на землю, многие, наплевав на бичи, уже бросили щиты и улепётывали назад.

Ветераны продолжали прокладывать свою кровавую борозду вглубь рядов противника, на помощь им спешили остальные отряды. Они стремились любой ценой не дать опомниться врагу, перестроить ряды и наладить отпор.

— Вот наша цель! — крикнул Лэнгтри, указывая на небольшое возвышение, на котором расположился командующий Холос.

Холос громко расхохотался, увидев, как наёмники полились из ворот, поставив на кон все в безумной атаке. Он уверенно ждал, когда его солдаты сомнут их и втопчут в грязь, захватив город. Услышав грохот столкновения, он с интересом наблюдал за знаменем барона, ожидая увидеть его с минуты на минуту срубленным.

Флаг не падал. Наоборот, с каждым мгновением он двигался к нему ближе и ближе, а его солдаты бросились в бегство.

— Стреляйте по этим трусам! — отдал Холос яростную команду, указывая на собственные войска, пена выступила у него на губах.

— Командир! — Подбежавший мастер Вардаш, с раздутым лицом, сообщил: — Враг разрушил наш строй!

— Коня! — завопил Холос.

Остальные командиры соскочили с лошадей, наперебой предлагая их командующему, но ещё до того, как слуги разыскали его коня, ветераны барона размазали охрану и телохранителей, ворвавшись на холм. Вскрикнув, рухнул Вардаш, прижав руки к рассечённому лицу.

— Холос мой! — ревел барон, прорубаясь к полугоблину и не обращая внимания ни на кого, кроме существа, виновного в смерти его людей.

Холос шагнул вперёд, казалось, он один способен остановить бушующий поток атакующих. Закованный в тяжёлые доспехи, полугоблин презирал щит и наносил удары длинным мечом и секирой, которые казались игрушечными в его ручищах. Холос отбивал и наносил удары без малейшего усилия. Трое мужчин рухнули перед ним, распластанные мечом, четвёртый — с раскроенным секирой черепом.

Его вид был настолько грозен, что даже видавшая виды команда ветеранов заколебалась. Закалённые солдаты бессильно пали перед ним. Барон приостановился, и в этот момент Холос заметил его. Гоблинское лицо, залитое кровью, исказила хищная гримаса, жажда боя и убийства.

— Ты предал нас! — крикнул барон. — Клянусь Кири-Джолитом, что сегодня повешу твою голову у себя в шатре! И буду плевать на неё каждое утро!

— Наёмный ублюдок! — Отшвырнув солдата, попавшегося на пути, Холос двинулся к барону. — Вызываю тебя один на один! Будем биться до смерти, если не испугаешься, сучий потрох!

Усмешка расколола лицо барона.

— Давай! — крикнул он, потом оглянулся и приказал: — Вы, парни, знаете, что делать…

— Да, барон, — кивнул Моргон, стоявший рядом.

Айвор Лэнгтри двинулся навстречу своему противнику, его солдаты очищали пространство вокруг них, мрачно посматривая по сторонам.

Холос взмахнул мечом, но он привык сражаться с более высокими противниками, и барон легко уклонился. Клинок просвистел у Лэнгтри над головой, а сам он уже нырнул в ноги Холоса. Это движение застало командующего врасплох, а барон, намертво вцепившись в его броню, с грохотом повалил на землю.

— Давайте! — завопил Моргон, и солдаты кинулись к поверженному Холосу. Взлетели и опустились десятки мечей, фонтаном брызнула кровь. Барон с трудом поднялся на ноги.

— Ты не ранен, милорд барон? — помогая ему отряхнуться, спросил Моргон.

— Нет, на мне в основном его кровь, — ответил тот. — Ну, неужели проклятый ублюдок думал, что я буду драться с такой башней в честном бою? Ха-ха-ха!

Моргон повернулся к толпящимся солдатам и приказал:

— Довольно, парни, повеселились, и будет!

Солдаты неохотно отступили от трупа, свирепо усмехаясь. Барон подошёл ближе, рассматривая тело командующего, плавающее в луже собственной крови. На его зеленоватом гоблинском лице застыло выражение безмерного удивления. Лэнгтри кивнул с мрачным удовлетворением, а затем вскинул меч:

— Вперёд, парни, наша работа ещё не закончена!

— Я не столь в этом уверен, милорд, — тронул его за локоть командующий Моргон. — Посмотрите вокруг.

Барон оглядел поле сражения и увидел, как переменился его ход. Смерть командира подкосила армию в один миг, повсюду солдаты становились на колени, поднимая руки вверх. Вдали последние сражающиеся отряды стремительно отступали, преследуемые со всех сторон наёмниками.

— Это бегство, барон.

Барон нахмурился. Его отряды слишком растянулись на поле брани, стремясь догнать врага. Если среди бойцов Холоса окажется хоть один решительный и храбрый командир, который остановится и соберёт вокруг себя железный кулак, победа обернётся быстрым поражением.

— Горнист? — оглянулся барон по сторонам. — Где, во имя Кири-Джолита, мой горнист?

— Мне кажется, его убили, — проговорил Моргон.

Взгляд Лэнгтри уловил знакомый блеск металла. Среди толпы пленных командиров стоял мальчишка и сжимал побелевшей рукой горн.

— Приведите мне того паренька! — скомандовал барон. Моргон кинулся туда и, сграбастав паренька за шкирку, вернулся. Мальчик упал на колени, замерев от ужаса.

— Проклятье, встань и смотри на меня! — потребовал Безумный Барон. — Ты знаешь «Пойси из Абанасинии»?

Мальчишка, со страхом вставший на ноги, неуверенно поднял глаза.

— Ну, так знаешь или нет? — взревел барон.

Мальчик робко поклонился — эту мелодию знали почти все музыканты.

— Прекрасно, — улыбнулся барон. — Сыграй первый куплет — и будешь свободным.

Парень затрясся, нервничая, он никак не мог начать.

— Да все в порядке, — смягчил тон Лэнгтри, хлопая его по плечу. — В моих войсках эта мелодия означает общий сбор. Давай играй и не тяни время.

Мальчишка выдул первый хриплый и фальшивый звук, барона всего перекосило, но горнист облизал пересохшие губы и попробовал снова. Ясные и чистые звуки мелодии поплыли над полем, доносясь до всех.

— Прекрасно, парень, — одобрил барон, — повторяй её ещё и ещё.

Услышав знакомый приказ, наёмники прекратили безумную атаку и наступление, немедленно начав перестраивать ряды и собираться вместе. Теперь врасплох их будет не застать.

— Соберёшь всех раненых, Моргон, — сказал барон. — А потом маршируйте в город. — Он посмотрел в сторону чернеющего невдалеке лагеря Холоса. — А с ним что делать?

— Тут нам не придётся беспокоиться, милорд, — сказал Моргон. — Весь командный состав или перебит, или взят в плен, а оставшиеся в живых солдаты сегодня же ночью подожгут лагерь и разбегутся по домам. Утром мы увидим только дым и пепел.

— Бьёшься об заклад, Моргон?

— Бьюсь, милорд!

Они ударили по рукам.

— Это как раз один из тех случаев, когда я хочу проиграть, — улыбнулся барон.

Моргон кивнул ему и убежал организовывать ряды. Лэнгтри ещё постоял, слушая, как музыкальная тема по-прежнему звучит громко и убедительно.

— Очень хорошо, сынок, — сказал он, — Ты справился, можешь прекратить надрываться…

Мальчишка отнял горн от губ, в нерешительности глядя на барона.

— А теперь убирайся. Я сдержу слово — никто не тронет тебя.

Но мальчишка стоял, не двигаясь с места и продолжая смотреть на Лэнгтри.

— Сэр, — наконец произнёс он, — могу я присоединиться к вашей армии?

Лэнгтри оглянулся:

— А сколько тебе лет, парень?

— Шестнадцать.

— Ты хочешь сказать, все тринадцать?

Мальчик повесил голову.

— Ты слишком молод для такой жизни, сынок. И уже видел достаточно смерти. Лучше возвращайся домой, к мамочке. Она, наверное, волнуется…

Мальчишка продолжал стоять, а барон покачал головой и двинулся дальше. Он слышал за собой осторожные шаги, но не стал оборачиваться.

— Милорд, все в порядке? — спросил подошедший мастер Сенедж.

— Я смертельно устал, — ответил Лэнгтри. — Такое чувство, что у меня всё болит. Но я не ранен, хвала Кири-Джолиту.

Сзади подбежал ещё один командир.

— Тебе нужны люди? — спросил Айвор Лэнгтри Сенеджа.

— Да, барон, у нас много раненых, не считая возни с этими пленными…

Барон обернулся и поманил мальчишку:

— Парень, иди сюда и отправляйся с мастером Сенеджем. Будешь выполнять все его приказы.

— Да, милорд. — Мальчик кивнул, снова задрожав, — Большое спасибо.

Барон Лэнгтри медленно пошёл по полю брани, возвращаясь в город Безнадёжность, где уже звонили во все колокола, отмечая победу.

 

21

— Великолепная битва, Красный! — радостно сказал Хоркин, потирая руки, измазанные чёрной пудрой. Он вернулся в город с первыми ранеными, найдя своего ученика, ждущего его. — Тебе надо было самому поучаствовать…— Хоркин пристально посмотрел на Рейстлина. — Так, мне надо забрать свои слова обратно, Красный. Похоже, ты и без меня поучаствовал в переделке. Что случилось?

— У нас, правда, так много времени, чтобы терять его на мой рассказ? — спросил Рейстлин. — Как насчёт раненых? Я исследовал Храм. Место превосходное, но мне хотелось бы, чтобы ты сам взглянул на него.

— Может, и нет, Красный, сейчас посмотрим, — медленно сказал Хоркин, осматривая Рейстлина.

— Сюда, мастер, — показал Рейстлин, отворачиваясь. На месте молодой маг объяснил, что Храм пострадал от землетрясения, необычного, как утверждают жители, для этой области. Хоркин облазил Храм, изучил колонны и стены, прислушался к звукам. Не хватало чистого источника воды, но они незамедлительно нашли его позади Храма.

Хоркин скомандовал немедленно начать перевозить раненых в это мирное место. Фургоны с солдатами загрохотали по улицам. Потянулись осмелевшие жители, наперебой предлагая одеяла, лекарства, бинты, различные мази. Скоро весь первый этаж оказался занят рядами больных, лекарь готовил инструменты к операциям. Рейстлин и Хоркин призвали всех городских врачей в помощники и, не разгибаясь, помогали, делая всё, что можно, чтобы облегчить муки раненых. Никаких особенных чудес не происходило, многие солдаты умерли, но, по мнению Хоркина, они скончались в мире, а те, кто начал поправляться, делали это значительно быстрей, чем обычно.

Первым делом барон прибыл осмотреть госпиталь. Он пришёл туда прямо с поля боя, мокрый и грязный, забрызганный чужой и своей кровью. Хоть Лэнгтри едва не падал от усталости, он не показывал этого, обойдя больных, для каждого найдя пару слов. У него была великолепная память, барон вспоминал всех по именам и как они проявили себя на поле боя. Тяжелораненым Лэнгтри облегчал муки, говоря, что их семьи ни в коем случае не будут забыты и получат все причитающееся золото.

Рейстлин убедился, что клятва, которую дал барон своим солдатам, нерушима. Лэнгтри поболтал с магами и очень заинтересовался историей о могиле Рыцаря Соламнии в подземелье. Рейстлин подробно описал детали, опустив лишь те подробности, которые, как он твёрдо был уверен, касались его одного. Безумный Барон слушал внимательно и нахмурился, когда узнал, что крышка была сброшена с саркофага.

— Мы должны все исправить, — сказал он. — Грабители могли осквернить Храм. Такой отважный рыцарь заслужил покоиться в мире. А ты не знаешь, какого рода сокровище он охранял, Маджере?

— На табличке не было никаких пояснений, барон, — ответил Рейстлин. — Мне кажется, что бы там ни было, оно теперь покоится под тоннами скал… Туннель, ведущий из гробницы, полностью разрушен.

— Понятно… — Барон пристально посмотрел на Рейстлина, но маг бестрепетно возвратил взгляд. Лэнгтри не выдержал первым, песочные часы молодого мага были абсолютно непроницаемы.

Барон продолжил обход, добравшись до Карамона, который метался на одеяле и был очень беспокойным пациентом.

— Я не ранен, я просто немного устал, — всё время говорил силач. — Я хочу встать и уйти к своим друзьям. Я хочу есть нормальную пищу, а не пить этот гадкий бульон. Моё зрение в полном порядке. Вернее, точно станет таким, когда с моей головы снимут эту проклятую тряпку.

Крыса сидел рядом, развлекая его историями, и двадцать раз в минуту просил не тереть глаза руками.

Хотя вокруг было много других забот, Рейстлин заметил, как барон подошёл к его брату, и постарался оказаться рядом, чтобы послушать их разговор.

— Карамон Маджере! — Барон потряс руку богатыря, — Что с тобой случилось? Вроде я не припомню тебя на поле боя?

— Здравствуй, милорд барон, — заулыбался Карамон. — Жаль, что я все пропустил. Слышал, мы одержали великую победу? Я был тут и…

— Мы были, верней сказать… — приблизился Рейстлин, положив руку на плечо брата. Как только барон отвлёкся, он сильно ущипнул Карамона.

— Ой! Зачем…

— Терпи, бедный брат мой, — успокаивающе проговорил Рейстлин. — К сожалению, милорд барон, его мучат необъяснимые вспышки боли. Он был со мной, когда я исследовал Храм. Нас зажало в туннелях землетрясением, и каменная пыль ослепила его… Это временно, как только он немного отдохнёт, всё будет в порядке.

Рука мага сжала плечо близнеца, призывая молчать. Попутно Рейстлин сверлил взглядом Крысу, и полукендер, уже открывший было рот, быстро захлопнул его.

— Прекрасно, рад слышать! — воскликнул барон. — Из тебя вышел хороший солдат, Маджере! Мне было бы жаль потерять тебя.

— Действительно? — спросил польщённый Карамон. — Большое спасибо, барон.

— Выздоравливай быстрей, делай всё, что тебе говорят лекари, — добавил Лэнгтри. — Хочу видеть тебя в строю как можно скорее.

— Постараюсь, барон, ещё раз спасибо, — гордо улыбнулся Карамон. — Рейст, — прошептал он, как только сапоги Безумного Барона прогрохотали дальше, — почему ты не сказал ему правду? Как ты бился с вражеским магом и победил его…

— Вот именно, почему? — Крыса вплотную приблизился к ним.

Ответ был бы простым: потому что таков скрытный характер Рейстлина. Он не хотел лишних расспросов Хоркина, не хотел, чтобы тот узнал дополнительные возможности и мощь посоха. Сейчас Рейстлин всё равно не знал, как использовать его. Все эти причины были истинны, но они совершенно не удовлетворили бы Карамона и полукендера.

Присев рядом с братом, Рейстлин поманил Крысу наклониться ещё ближе.

— Мы показали себя не с лучшей стороны, — сухо сказал он. — Нам был дан приказ осмотреть Храм и быстро вернуться с докладом. А мы? Вместо этого искали сокровища, забыв обо всём.

— И правда… — с вытянувшимся лицом проговорил Карамон.

— Нам разве нужно, чтобы барон разочаровался в нас?

— Нет, конечно, нет, — вскричал Карамон.

— Точно, не надо! — поддержал его Крыса.

— Тогда сохраним все в тайне. Пусть правду знаем только мы, это никого не затронет и будет лучше с любой стороны.

Рейстлин поднялся и собрался было уходить, когда Крыса слабо подёргал его за рукав мантии. Маг обернулся, с удивлением посмотрев на полукендера.

— Какова настоящая причина того, что ты не рассказал все барону? — вполголоса спросил Крыса.

Маг наклонился к самому уху Крысы.

— Сокровище, — прошептал он.

Глаза полукендера широко распахнулись.

— Я так и знал! Значит, мы вернёмся за ним?

— В один прекрасный день так и будет, — мягко сказал Рейстлин. — Но не разболтай никому!

— Ни одна живая душа об этом не узнает!

Крыса состроил такую серьёзную гримасу и так отчаянно подмигнул, что наверняка привлёк внимание всех окружающих. Рейстлин отправился дальше, уверенный теперь, что брат будет молчать из страха позора, а Крыса — лелея в сердце надежду. Он никогда не доверился бы кендеру, но в данном случае можно было надеяться, что человеческая сторона не даст кендерской открыть рот. Рейстлин действительно собирался когда-нибудь вернуться и спуститься вниз ещё раз. «Если бы я только знал, какого рода богатство хранится там, — думал Рейстлин, ловко заматывая бинтом ногу очередного солдата, — тогда я бы понял, где именно искать его».

Вскоре он осторожно расспросил местных жителей о слухах в отношении несметных сокровищ, спрятанных в горах. Горожане улыбались в ответ и говорили, что его, должно быть, надул какой-нибудь странствующий торговец. Безнадёжность был преуспевающим городом, но никак не богатым. Никто и слыхом не слыхал ни о каких сокровищах. Рейстлин уже начал думать, что горожане сговорились хранить тайну от посторонних, но уж больно честные и открытые лица были у них при этом. Может, и правда там нет ничего?

Маг лёг спать в крайне плохом настроении, его сон был тревожен и наполнен опасностями. Огромное и ужасное невидимое существо нападало на него, а он был беззащитен, яркий серебряный свет слепил его…

На следующий день барон распорядился очистить гробницу от камней и восстановить целостность саркофага с покойным рыцарем. Он лично отправился вниз вместе с ближайшими командирами. Рейстлин, Карамон и Крыса, как обнаружившие могилу, были приглашены в качестве почётного караула.

Карамон требовал снять повязку. Он считал, что видит уже хорошо, только ещё немного расплывчато. Рейстлин был непреклонен — бинты должны остаться на месте. Спор мог продолжаться ещё долго, если бы барон лично не вызвался быть поводырём Карамону по дороге вниз. Расплывшись в счастливой улыбке от оказанной чести, Карамон гордо задрал перевязанную голову и отправился внутрь.

Командиры и почётный караул медленно и торжественно вступили в пещеру, освещённую светом их факелов.

Лэнгтри встал у могилы, остальные расположились вокруг. Одни, склонив головы, возносили молитвы Кири-Джолиту, другие размышляли о жизни и смерти.

Рейстлин стоял рядом с братом, когда его взгляд упал внутрь саркофага. Маг оцепенел. Там лежала маленькая книжка в кожаном переплёте, а он никак не мог вспомнить, видел он её вчера или нет. Рейстлин не мог бы такое забыть, но тогда светил только его посох и было гораздо темнее, а книжка лежала рядом с мраморной стенкой могилы, и на неё могла падать тень. Его парализовала мысль о том, что в книжке могла быть точная инструкция в отношении поиска сокровищ или описание их. Может, там нарисован план тайника?

Он дрожал от желания завладеть ею, когда барон закончил свою молитву и взялся за крышку, чтоб поставить её на место.

— Прошу прощения, барон, — срывающимся голосом произнёс Рейстлин, каждое мгновение ожидая, что кто-то ещё заметит его находку. — Я ещё не оказал почести этому рыцарю.

Лэнгтри изумлённо поднял брови, видимо не понимая, почему маг должен чтить Рыцаря Соламнии, но кивнул, разрешая. Сунув руку в один из своих мешочков, Рейстлин достал оттуда горсть розовых лепестков. Он высоко поднял руку, так чтобы все могли видеть, что он делает.

Барон улыбнулся и кивнул:

— Да, это именно то, что нужно… — Он одобрительно посмотрел на мага.

Рейстлин опустил руку в могилу и рассыпал лепестки по телу Рыцаря, широкий рукав на мгновение скрыл его пальцы от посторонних. Обратным движением он ловко сунул в рукав просторной мантии кожаную книжицу, придерживая её другой рукой, отошёл от могилы и поклонился.

Барон кивнул Моргону, который вместе с другими командирами взялся за крышку. Они торжественно подняли её, барон Айвор вскинул руку в соламнийском салюте:

— Да пребудет с тобой Кири-Джолит!

Крышка саркофага легла на место с мягким стуком, нежный запах роз разлился в воздухе…

 

22

Рейстлину пришлось выполнить множество дел, прежде чем он смог внимательно исследовать свою находку. Он спрятал книжку под матрацем Карамона, при каждой возможности приходя и проверяя, на месте ли она, и силач был очень тронут такой заботой брата.

Рейстлин либо Хоркин оставались дежурить в Храме ночью, подрёмывая на стуле до тех пор, пока стон или тихий шёпот не подзывали их.

Этой ночью Рейстлин сам вызвался дежурить, а уставший Хоркин не сопротивлялся, немедленно свернувшись в углу и громко захрапев. Прислушиваясь к стонам и кашлю, Рейстлин обошёл тяжелораненых, распределяя дозы макового молока, стараясь, чем можно, облегчить страдания больных. Он испытывал к ним странную симпатию. «Я знаю, что вы перенесли, — говорило каждое его движение, — я знаю, как это — чувствовать боль…»

Те самые солдаты, которые ничего не значили для него и которые обзывали его различными кличками в спину, а иногда и в лицо, когда Карамона не было рядом, теперь просили его остаться с ними «ещё чуть подольше». Хватали за руку, прося написать письмо жене или любимой. Рейстлин усаживался рядом и строчил короткие послания, рассказывал разные истории, стремясь отвлечь их от тяжёлых мыслей. После выздоровления любой солдат, прежде не любивший мага, готов был разбить голову каждому, кто скажет обидное слово в его адрес.

Когда последний раненый угомонился, Рейстлин получил долгожданную возможность уединиться с книгой. Он вытащил её из потайного места, не особенно боясь разбудить Карамона, который спал глубоким сном, присущим собакам и абсолютно уверенным в себе людям. Книга вновь переместилась в рукав, а Рейстлин бросил быстрый взгляд в сторону Хоркина. Маг спал в полглаза, чтобы сразу проснуться и оказать необходимую помощь, если понадобится. Малейший шорох или стон будили его. Вот и сейчас он сонно таращился на Рейстлина.

— Все в порядке, мастер, — мягко прошептал Рейстлин. — Спи дальше.

Хоркин что-то пробормотал и, перевернувшись на другой бок, снова захрапел. Рейстлин посидел немного, ожидая, когда он успокоится, но никто не смог бы подделать такой громовой храп. Хоркин устроил небольшую жаровню там, где раньше в Храме мог быть алтарь, не только из почтения к Богам, но и для того, чтобы ночью не было холодно. Рейстлин притащил стул и близко подсел к неяркому свету, подкинув в печь ещё древесного угля. Помня мудрый совет, вычитанный в одном свитке, он добавлял в огонь немного лаванды, чтобы перебивать неприятные запахи крови и пота, витавшие в госпитале.

Закончив, он ещё раз осмотрел комнату: все спали. Глубоко вздохнув, Рейстлин отставил в сторону посох и принялся за изучение. Книга была сделана из листов пергамента, тщательно обработанных и прошитых, обложка хорошо защищала их от грязи и пыли. В отличие от магических книг на ней не было никаких пометок или заголовка, обычная книжка, которую часто используют купцы, чтобы вести записи расходов или подсчитывать бочки со свининой.

Рейстлин нахмурился — это было плохим предзнаменованием. Его настроение чуть улучшилось, когда он обнаружил карту и несколько листов пометок с числами, — становилось интереснее. Он начал внимательно изучать колонки цифр, понимая, что видит перед, собой тщательный подсчёт чего-то. Драгоценности? Деньги? Почти наверняка. Наконец-то он нашёл! Рейстлин оставил цифры и вернулся к карте. Она была начерчена небрежно, словно неведомый картограф спешил и чертил на колене или на неровной поверхности. Он потратил некоторое время, разглядывая обозначения и примечания к ним. Понятно, что это карта секретного прохода в гору, но сейчас она абсолютно бесполезна. Карта ясна и понятна, но только тогда, когда знаешь исходную точку и ориентиры. Начало пути было у трёх сосен, но где они растут, на каком склоне? На севере или на юге? Высоко в отрогах или в предгорьях? Таких деревьев полно везде, можно потратить целую жизнь, разыскивая их.

Один картограф знал это точно. Он мог легко найти сосны, и ему не надо было указывать точнее. Мудрая предосторожность, если карта попадёт в чужие руки. Она предназначена только для того, чтобы освежить память, когда рисовавший карту вернётся в это место. Рейстлин вглядывался в карту до тех пор, пока чёрные линии не начали плавать перед глазами, свиваясь в спирали. Он раздражённо перевернул страницу, вернувшись к заметкам, надеясь найти в них некий ключ.

Маг изучал их до тех пор, пока не услышал за спиной лёгкие шаги, тень упала на лист пергамента. Рейстлин мгновенно прикрыл книгу рукавом и вскочил на ноги. Крадущийся Карамон отступил на шаг, подняв руки для защиты, словно отражая удар.

— Ох, прости, Рейст, я не хотел тревожить тебя!

— А что ты хотел сделать, подкрадываясь подобным образом? — поинтересовался Рейстлин.

— Я думал, может, ты спишь, — кротко ответил Карамон. — Не хотел разбудить.

— И не думал я спать! — взвился маг, успокаивая бешено стучащее сердце. От испуга у него даже закружилась голова.

— Конечно, ты же изучаешь заклинания, — сказал Карамон, на цыпочках отступая. — Занимайся спокойно.

— Нет, постой! — сказал Рейстлин. — Иди сюда, хочу, чтобы ты посмотрел кое на что. Кстати, кто тебе сказал, что уже можно снять повязку?

— Никто. Да я уже прекрасно все вижу, Рейст, даже расплывчатость пропала. Кроме того, меня уже тошнит от бульона, это все, чем кормят здесь больных. Мой живот не вынесет подобного обращения.

— Безусловно, — кисло пробормотал, Рейстлин, уничтожающе глядя на брюхо близнеца.

Брат уселся на пол рядом с ним.

— Что там интересного? — спросил он, посмотрев на книгу с подозрением. Из печального опыта Карамон знал, что книги брата непонятны в лучшем случае, а в худшем — смертельно опасны.

— Я нашёл её сегодня в могиле Рыцаря, — придушенным шёпотом сказал Рейстлин.

Глаза Карамона округлились.

— Ты забрал её? Из склепа?

— Не надо так на меня смотреть, — моргнул Рейстлин. — Я не могильный воришка! Думаю, её положили туда нарочно, чтобы кто-то нашёл.

— Тот Рыцарь наверняка хотел, чтобы она досталась нам, — взволнованно сказал Карамон, — Там написано про сокровище? И если он хочет…

— Если он и хочет, то делает это очень сложным способом, — заметил холодно маг. — Вот посмотри на это слово, скажи, что оно тебе напоминает?

Рейстлин развернул перед братом книгу на странице примечаний. Карамон покорно глянул туда, потом — на близнеца.

— Тут написано «яйца», — сказал он быстро.

— Ты уверен?

— Я-й-ц-а. Да, уверен.

Рейстлин тяжело вздохнул. Карамон пристально на него посмотрел, осенённый догадкой:

— Только не говори, что… что сокровище…

— Да не знаю я, какое там сокровище, — уныло произнёс маг. — Мне кажется, что человек, написавший это, тоже не знал. Проклятый Рыцарь подсунул нам подсчёты какого-то лавочника!

— Дай мне посмотреть поближе, — попросил Карамон. Он взял книгу и принялся в свою очередь разглядывать её, даже перевернул вверх ногами. — Эти цифры… они означают… двадцать пять «з» и пятьдесят «с». Может, двадцать пять золотых монет и пятьдесят серебряных?

— Или двадцать пять застёжек и пятьдесят сосисок! — саркастически хмыкнул Рейстлин.

— Но ведь есть карта…

— Которая для нас абсолютно бесполезна, ведь мы не знаем отправной точки. Туннель, отмеченный здесь, ведёт в гору, а мы видели, как они ненадёжны. — Он протянул руку за книгой, но Карамон всё ещё разглядывал её.

— Ты знаешь, Рейст, мне кажется очень знакомым почерк…

— Отдай книгу, Карамон, — фыркнул Рейстлин.

— Точно, Рейст! Клянусь! — Силач сосредоточенно наморщил лоб. — Я уже видел его раньше.

— А ты ещё сказал, что у тебя со зрением полный порядок. Иди в постель и надень повязку.

— Но, Рейст…

— Иди спать, Карамон, — раздражённо бросил Рейстлин. — Я устал, и у меня болит голова, но я разбужу тебя к завтраку.

— Точно? Это было бы здорово, Рейст, спасибо. — Карамон бросил последний озадаченный взгляд на пергамент и вернул книгу. В конце концов, брат лучше знает.

Рейстлин сделал ещё один обход, убедившись, что с ранеными полный порядок, после чего решил навестить маленькое строение позади Храма. Вернувшись, он бросил бесполезную книжку в кучу мусора, который сожгут завтра.

У очага стоял Хоркин, грея руки над огнём, глаза старого мага хитро поблёскивали.

— Ты знаешь, Красный, — весело сказал он, — того, Красной Мантии, о котором ты рассказывал, не было на поле боя. Я знаю точно, потому что искал его. Мощный боевой маг, говорил ты, однако он не появился. Странно также, что командующий Холос не приказал ему участвовать в последнем штурме. Это очень странно, Красный… — Хоркин медленно покачал головой, а потом посмотрел прямо на Рейстлина. — Ты, случайно, не знаешь, почему его не было там, а, Красный?

«Его не было на поле боя потому, что я сражался с ним, — подумал Рейстлин. — И победил, хотя не считаю себя героем… Но если ты настаиваешь на медали, я, конечно, не буду отказываться…»

Посох Магиуса стоял прямо напротив алтаря. Рейстлин протянул к нему руку, ощутив, как тепло и приятно отзывается теперь артефакт на прикосновение.

— Понятия не имею, мастер Хоркин, что случилось с магом, — ответил он.

— Тебя не было в битве, Красный. И его не было, — сказал Хоркин. — Тебе не кажется это странным?

— Простое совпадение, мастер.

— Хе-хе… — Хоркин снова покачал головой, потом решил больше не давить на ученика и переменил тему. — Прекрасно, Красный, ты пережил первый бой, и мне не стыдно сказать, что ты проявил себя хорошо. Во-первых, ты не дал убить себя — это плюс. Во-вторых, ты не дал убить меня — это ещё больший плюс. Ты опытный целитель, и кто знает, может, после надлежащего обучения из тебя выйдет хороший маг.

Хоркин подмигнул ему, а Рейстлин мудро решил не обижаться.

— Спасибо, мастер, — улыбнулся он. — Твоя похвала много значит для меня.

— Ты заслужил её, Красный. Я думаю, хоть и выражаю мысли не очень гладко, ты будешь повышен в звании до ассистента мастера. С увеличением платы, естественно. Ну, если ты решишь остаться с наёмниками дальше.

Повышение! Рейстлин был поражён, Хоркин редко его хвалил, а тут сразу такое… Маг был уверен, что ему заплатят деньги и попросят удалиться. Теперь он стал понимать своего командира чуть лучше: всегда быстро указывая на ошибки, он никогда не хвалил его за сделанное правильно. Но никогда ничего не забывал.

— Спасибо, что верил в меня, мастер, — сказал Рейстлин. — Я подумывал об уходе из армии. Мне казалось, что недостойно одному человеку получать деньги за боль и смерть другого.

— Мы сделали здесь немало добра, — заметил Хоркин. — Спасли жителей города от смерти и рабства.

— Но сначала мы были на другой стороне…

— И все равно разобрались и заняли нужную позицию, — уверенно сказал боевой маг.

— Только благодаря случаю! Счастливому случаю!

— Рейстлин, послушай… Ничто никогда не происходит случайно. Все случается по какой-то причине. Твой разум может эту причину не знать. Разум может подвести. Но сердце знает, потому что оно знает всегда… Теперь, — добавил он любезно, — тебе пора пойти и немного поспать.

Рейстлин отправился к своей койке, но не уснул, размышляя о словах Хоркина и о том, что произошло с ним за последнее время. Внезапно его осенило — старый маг впервые назвал его по имени. Не Красным.

Вылетев из койки, Рейстлин выскочил наружу, под мягкий свет Солинари. Луна мирно освещала город, словно Бог был доволен происшедшим сегодня. Рейстлин кинулся к куче мусора, куда он зашвырнул книгу. «Ничто не происходит просто так» — билось в голове, когда он открывал книгу. Маг посмотрел на бесполезную карту, чьи линии в лунном свете были чёткими и ясными, как никогда. «Может, я и не смогу её понять, но если я не почерпну ничего полезного, возможно, другие разберутся», — решил он.

Вернувшись к кровати, Рейстлин так и не лёг, до конца ночи засев за длинное письмо, в деталях описывающее оба столкновения с Иммолатусом. Закончив подробный отчёт, он описал найденную маленькую книгу и все обстоятельства, связанные с ней, и, завершив письмо, указал адресата: Пар-Салиану, главе Конклава Магов, Башня Высшего Волшебства, Вайрет.

На следующее утро он явился к барону и спросил, не будет ли тот в ближайшее время посылать гонцов в сторону Устричного. Своё письмо он поместил в другое, на котором для маскировки написал иной адрес: «Устричный, Антимодесу», и далее была указана улица и дом, где проживал его покровитель.

Уже окончательно рассвело, тёплые лучи солнца мягко вползли в Храм, пробуждая раненых. Первым вскочил на ноги Карамон:

— Пойдём со мной, Рейст, должен же ты что-то есть!

Рейстлин прислушался к себе и обнаружил, что страшно голоден, поэтому кивнул, и братья вышли из Храма, зашагав к походной кухне. Неожиданно к ним подошёл Хоркин.

— Не возражаешь, Красный, если я присоединюсь к вам? — спросил он. — Раненые чувствуют себя неплохо, поэтому я могу наконец-то нормально поесть. Ну и нам надо немного попраздновать: Маджере, твой брат получил повышение!

— Неужели?! Это же здорово! — Карамон сделал паузу, обдумывая новую мысль. — Значит, мы остаёмся с армией?

— Да, Карамон, — кивнул Рейстлин.

— Ура-а-а!!! — Силач издал такой дикий крик, что наверняка перебудил половину города. — Смотри, там идёт Крыса, он ещё ничего не знает! Сейчас я его обрадую… Кры-ыса! — заревел Карамон. окончательно разбудив и другую половину. — Иди скорей сюда!

Полукендер обрадовался повышению Рейстлина, особенно когда понял, что братья остаются служить с наёмниками дальше.

— А что будет на завтрак? — немедленно поинтересовался Карамон. — Мастер Хоркин, ты сказал, будем праздновать, значит, что-то особенное?

— Дар от благодарных жителей Безнадёжности, — ответил Хоркин с подозрительным бульканьем в горле. — «Истинное сокровище», можно было бы сказать…

— Что ты подразумеваешь? — кинул на него острый взгляд Рейстлин.

— Яйца, — ответил Хоркин с усмешкой и подмигнул.

 

23

— Послание для уважаемого архимага, — почтительно объявил слуга у дверей лаборатории Пар-Салиана. — Только что прибыло из Устричного.

Он положил пакет на столик и с поклоном удалился.

Пар-Салиан взял пакет и, не спеша, осмотрел его. Судя по подписи, письмо прибыло от Антимодеса. Почерк был нетерпеливый, быстрый, огромные заглавные буквы написаны резкими взмахами пера, в букве «с» щеголеватый хитроумный завиток… Глава Конклава уже представлял себе настроение автора и крайне удивился, обнаружив внутри письмо от молодого Рейстлина Маджере.

Пар-Салиан принялся читать отчёт о встрече мага с красным ренегатом, тщательно изложенный с максимальными подробностями. Отступника звали Иммолатус, имя показалось странно знакомым. Архимаг прочёл письмо до конца, затем перечитал его, особое внимание уделив строчкам про книжку в кожаном переплёте.

Он мгновенно понял, что описывалось в ней, он давно ожидал подобного.

Маги, гостившие в это время в Башне, видели, как Пар-Салиан стоял в проёме окна, освещённого лунным светом, и беседовал с кем-то. Все знали, что он общается непосредственно с Солинари.

Сердце архимага тревожно ныло, руки предательски холодели. Он осознал, какой ужасной трагедии избежал Кринн благодаря доблести мёртвого Рыцаря, небрежной храбрости молодого мага и долго копившегося гнева деревянной палки. Пар-Салиан, так же как и Хоркин, полагал, что ничто не происходит без причины, хоть и пришёл к этому заключению другим способом. Это наводило на страшные и тёмные мысли.

Без всякого сомнения, тот, кто напал на Безнадёжность, знал о сокровищах под городом — именно они и были главной целью. Но для чего? Были аргументы в пользу уничтожения яиц драконов, но были и против.

Зачем устраивать представление с армиями и штурмом, когда пара обученных людей могла сделать все гораздо быстрей? С тех пор как Рейстлин Маджере написал это письмо, прошёл месяц. До Вайретской Башни уже долетели слухи, что король Вильгельм из Блодхельма обнаружен в собственной темнице, посаженный туда некими загадочными людьми, долгое время правящими страной от его имени. Они сбежали, как только слухи о провале штурма Безнадёжности дошли до столицы. Барон Айвор Лэнгтри дошёл до Ванталы, осадил её и вызволил несчастного короля.

Тогда Пар-Салиан не придал этому известию значения, теперь же оно снова тревожило его. Сила раскручивалась над миром, тёмная сила… Она тщательно скрывалась, но теперь архимаг мог назвать её по имени.

Это напомнил ему Иммолатус, старый знакомец из прошлого… Открыв секретное отделение в столе, Пар-Салиан достал книгу, которую читал в день отъезда Рейстлина Маджере.

Когда архимаг читал какую-либо книгу, то помнил не просто общее содержание, но и каждую страницу, гравюру или пометку. Ему надо было только добраться до них через сотни тысяч хранящихся в памяти страниц…

Пар-Салиан глянул на нужное место, и необходимые строчки чётко всплыли в памяти. Огромный список противников, выступивших против Хумы, включал в себя и ужасных драконов Её Величества Такхизис:

«…По рангу располагались Тандерстрайк Великий Синий, Вейрим Чёрный, Айскилл Белый и любимец Тёмной Королевы — красный дракон, известный как Иммолатус…»

— Иммолатус, — сказал Пар-Салиан, тяжело вздохнув и задрожав. — Это началось… Мы начали долгий путь в темноту…

Он снова посмотрел в письмо, написанное стремительным почерком, перевёл взгляд на подпись «Рейстлин Маджере, маг», потом скомкал пергамент и подбросил в воздух. Послание вспыхнуло ярким огнём и обратилось в пепел.

— По крайней мере, — задумчиво сказал он, — мы пойдём туда не одни…