Палин Маджере не был заточен в Башне Высшего Волшебства. Хотя можно сказать, что был. Пленником он себя не считал, поскольку на него не надевали кандалы и он мог беспрепятственно гулять по всем помещениям Башни. Однако выйти из нее Палин не мог. На единственную дверь, которая вела наружу, было наложено суровое заклятие, надежно державшее ее запертой.

В комнате, отведенной Палину, имелась кровать, но не было ни одного стула. В ней имелась дверь, но не было окон. В углу комнаты располагался камин, но в нем давно не разводили огонь, и, почерневший от времени, он оставался неприятно холодным и пустым. Запасы пищи в Башне были обильны, но еда не слишком аппетитной. В кладовой высилась гора буханок белого хлеба, там же хранилась кухонная утварь, в том числе глиняные горшки, заполненные сушеными фруктами. Палин вскоре догадался, что этот хлеб, на редкость безвкусный, бледный и внешне похожий на губку, результат стараний мага, а не пекаря. Что же касается питья, то запас воды в кувшинах постоянно обновлялся, сохраняя, однако, затхлый и неприятный вкус.

Палин, проверив несложным заговором отсутствие в воде ядов, без всякого удовольствия запивал ею хлеб, застревавший в горле. Напрягшись, он развел в очаге огонь, но и это не сделало атмосферу в Башне более приветливой.

Кроме него и кендера, Башню Высшего Волшебства населял целый сонм призраков. Это были не те мертвецы, которые похищали у чародеев магию, – тех держали поодаль чьи-то заклятия. Эти же призраки являлись из прошлого самого Палина. Проходя по коридору, он неожиданно натыкался на себя самого – такого, каким он был, когда впервые оказался в этой Башне и проходил здесь свое Испытание. За другим поворотом он видел призрак своего дяди Рейстлина, когда-то предсказавшего великое будущее юному племяннику. Однажды он наткнулся на призрак Аши, увидев ее такой, какой она была при их первой встрече: прекрасной, загадочной, нежной и любящей. Эти призраки были полны печали, это были тени несдержанных обещаний и давно похороненных надежд, тени умершей или умиравшей любви.

Самым страшным здесь был призрак магии. Его беззвучные слова доносились до Палина из трещин, сетью покрывавших каменные ступени, из нитей потертых старых ковров, из пыльных складок бархатных занавесей, из сероватой зелени засохшего лишайника, свисавшего со старых стен.

Возможно, что именно из-за призраков Палин странным образом чувствовал себя в Башне как дома. Здесь ему было даже уютнее, чем в своем светлом, просторном и удобном доме в Утехе. Но, признаваясь себе в этом, он не испытывал радости. Скорее им владело чувство вины. Пробродив несколько дней по коридорам и покоям Башни, Палин наконец понял его причину. Здесь он снова становился ребенком – ребенком магии, возлюбленным чадом, пестуемым, лелеемым и направляемым ею. Здесь магия сама заботилась о нем, ограждая его от всех бед своей властью. Даже сейчас он иногда ощущал аромат сухих розовых лепестков и вспоминал дни былого счастья, которое испытал здесь. В Башне никто ничего от него не требовал, ничего не ожидал. Никто не смотрел на него с жалостью. Никто не был им разочарован.

Осознав это, Палин понял, что нужно бежать отсюда. Бежать во что бы то ни стало. Иначе он станет одним из этих привидений.

За четыре дня бесцельных блужданий по коридорам Палин составил себе примерный план Башни. В общих чертах она осталась такой, какой он ее помнил, однако некоторые изменения все же произошли, ибо каждый новый Хозяин Башни перестраивал ее в соответствии с собственными вкусами и нуждами. При Рейстлине молчаливые интерьеры Башни видели, помимо самого Хозяина, лишь его ученика, Темного Даламара, служивших им призраков да несчастных Живчиков – искалеченные и жалкие создания, которые томились в расположенном под землей Чертоге Созерцания.

После смерти Рейстлина Хозяином Башни Высшего Волшебства стал Темный Даламар. В те времена она располагалась в Палантасе, огромном и прекрасном городе, считавшем себя столицей обитаемого мира. Башня выглядела зловещим пятном на лице города, одним своим видом вселяя ужас и тревогу в души его обитателей. Даламар был довольно предусмотрителен – несмотря на то что являлся эльфом и магом Ложи Черных Одежд (а возможно, и благодаря этому). Он стремился к тому, чтобы сила магии реяла над миром, а не пряталась в укромных, скрытых от людских глаз уголках, и потому открыл двери Башни студентам и ученым, пристроив к ней дополнительные помещения, где они могли бы жить и заниматься исследованиями.

Высоко ценя, как всякий эльф, комфорт и роскошь, Даламар наполнил Башню множеством уникальных вещей, собранных им в разное время со всех концов света. Прелестные и безобразные, изящные и нелепые, незатейливые и замысловатые, эти предметы теперь, насколько мог видеть Палин, отсутствовали в Башне.

Не исключено, конечно, что Даламар припрятал их в собственных покоях, вход в которые был надежно защищен магическим заклинанием. Но Палин в это не слишком верил. Эти вещи были частью прошлого. И они либо погибли во время перемещения Башни из Палантаса, либо в приступе гнева были разбиты самим магом. Палин склонялся к последнему предположению.

Он прекрасно помнил день, когда впервые услышал, что Даламар скорее разрушит Башню, чем позволит синему дракону Келлендросу завладеть ею. Однажды ночью жители Палантаса были разбужены громовым раскатом, от которого сотряслись их дома, пошли трещинами мостовые на улицах, вылетели стекла из окон. Сначала горожане подумали, что город подвергся нападению драконов, и замерли в ожидании и страхе. Наутро же они обнаружили – кто со страхом и трепетом, а кто с нескрываемым удовольствием, – что Башня Высшего Волшебства, бельмо на глазу и пристанище Зла, исчезла. На ее месте образовалось озерцо, в темных водах которого, как передавали друг другу жители Палантаса, если хорошо приглядеться, можно было увидеть зубчатые стены Башни. Так возник слух, будто бы в Башне произошел взрыв, от которого она ушла под землю. Палин никогда не верил ни в смерть Даламара, ни в гибель Башни, и беседы с давней знакомой чародейкой Йенной лишь укрепили мага в его сомнениях. Йенна была полностью согласна с ним, а уж если кто и знал правду о случившемся, так это она, едва ли не самая красивая женщина Ансалона, самая влиятельная чародейка континента, любовница Даламара и последняя, кто видел мага перед его таинственным исчезновением более тридцати лет назад.

– Может, и не совсем тридцати, – пробормотал себе под нос Палин, стоя у окна и постукивая пальцем по стеклу. – Даламар прекрасно знал, где нас найти и когда это лучше всего сделать. Лишь один человек на свете мог рассказать ему об этом: Йенна.

Палин, вероятно, должен был радоваться тому, что могущественный маг спас его и Тассельхофа. В противном случае они сейчас томились бы в плену у Берилл в куда менее приятных условиях. Но порыв благодарности к Даламару бесследно угас в душе Палина за эти четыре дня. Если, очнувшись после падения с серебряной лестницы, Палин мечтал пожать магу руку в знак признательности, то сейчас он готов был свернуть ему шею.

Перемещение Башни из Палантаса туда, где она сейчас находилась (а о том, где это, Палин не имел ни малейшего понятия), вновь изменила ее облик. В стенах виднелось несколько больших трещин; витая лестница, на которую ученики всегда взирали с тревогой, стала вдвойне опасной из-за повреждения части пролетов. Последнее обстоятельство ничуть не мешало Тасу летать по лестнице вверх и вниз, как белке, но Палин каждый раз внутренне вздрагивал, ставя ногу на ступеньку.

Тассельхоф, исследовав каждый дюйм Башни в течение первого часа своего пребывания в ней, докладывал, что вход в один из минаретов заблокирован обрушившимся участком стены, а со второго наполовину сорвана крыша. Наводившая на всех ужас Шойканова Роща, которая когда-то надежно защищала Башню, осталась в Палантасе, став печальной достопримечательностью города. Впрочем, на новом месте вокруг Башни высилась роща кипарисов-великанов.

Их стрельчатые темно-зеленые кроны сомкнулись над узкой крышей, спрятав Башню от острого взгляда рыскавших по округе драконов. Берилл не задумываясь отдала бы свои жабры, когти и чешую с зеленого хвоста в обмен на сведения о нынешнем местонахождении Палантасской Башни Высшего Волшебства.

Густой кипарисовый лес нескончаемой волной тянулся до самого горизонта. В какую сторону ни посмотри, всюду маячили острые верхушки деревьев. Здесь не пролегали звериные тропы, не пели птицы, не трещали белки. Башня Высшего Волшебства была подобна затонувшему кораблю, покоящемуся в безмолвной глубине синих вод и давно забытому всеми живущими на земле.

Этот лес был обителью мертвых.

Одно из окон в нижнем этаже Башни находилось на расстоянии всего нескольких футов от дубовой входной двери. Расположенное почти на уровне земли, оно смотрело в густой и сумрачный лес.

Среди кипарисов сновали души мертвецов. Зрелище было не из приятных. И все же Палин порой часами стоял у окна, пока не начинал зябнуть, неотрывно глядя на беспокойное, безостановочное движение мертвецов.

Неупокоенные, судя по всему, не могли проникнуть внутрь Башни. Палин не чувствовал здесь их присутствия – как чувствовал его в Цитадели Света, когда холодные жадные губы прижимались к его телу. Уже давно, творя заговоры или накладывая заклятия, он испытывал непонятные ощущения, напоминавшие то прикосновение насекомого или паутинки, то щекотание лба прядью волос. Теперь он знал, что это липкие руки и жадные рты неупокоенных, которые крадут у него и других чародеев их магическую силу.

Запертый в Башне с Тассельхофом, Палин предположил, что именно Даламар отдавал приказы этой ненасытной орде, именно он узурпировал магию Кринна. Зачем? С какой целью? Разумеется, не для того, чтобы украсить Башню и свою жизнь.

Палин, без сомнения, спросил бы об этом у самого Даламара, если бы только мог его найти. Однако ни он, ни Тассельхоф не преуспели в своих поисках мага. В Башне имелось великое множество дверей, волшебным образом запертых и не поддававшихся усилиям ни Палина, ни кендера. Особенно кендера.

Тассельхоф методично прикладывал ухо ко всем дверям, чтобы выяснить, не происходит ли за ними что-либо интересное, но даже его острый слух не различал по ту сторону никаких звуков. Палин стучал костяшками пальцев в дверь личных покоев Даламара, колотил в нее ногами, кричал, но все было безрезультатно. Либо Даламар игнорировал их, либо его там попросту не было. Сперва Палин неистовствовал от гнева, а потом растерялся, подумав, что их с Тасом бросили сюда и забыли и что они обречены провести в этой Башне остаток своих дней окруженные и охраняемые мертвецами.

– Нет, – тихонько поправил себя Палин, продолжая наблюдать за призраками из окна, – эти мертвецы не стерегут Башню. Они сами являются ее пленниками.

Души неупокоенных кружились над землей, обреченные на бесцельное и безостановочное движение. Палин пристально вглядывался в них, надеясь отыскать в этом хороводе отца и получить у него ответы на те вопросы, которые будоражили его ум. Но скоро маг понял, что найти одну-единственную душу среди мириад неупокоенных так же безнадежно, как отыскать на песчаном пляже песчинку, примеченную накануне. Если бы Карамон обладал достаточной свободой, чтобы прийти к сыну, он непременно сделал бы это.

Палин отчетливо помнил явление отца в Цитадели Света. Тогда Карамон прокладывал себе путь к сыну сквозь толпу мертвецов, окружавших Палина, стремясь сообщить что-то важное, но едва он вымолвил несколько слов, его утащила прочь какая-то невидимая сила.

– Почему-то мне ужасно грустно, – произнес Тассельхоф. Он стоял, прижавшись лбом к оконному стеклу и выглядывая наружу. – Смотри-ка – кендер. Вон еще один. И еще. Эй, привет! – И Тассельхоф забарабанил кулачками по стеклу. – Привет, вы, там! Что у вас в кошелечках?

Духи кендеров не ответили на это традиционное кендерское приветствие и скоро затерялись в толпе умерших: эльфов, гномов, людей, минотавров, кентавров, гоблинов, хобгоблинов, драконидов, овражных гномов… За те несколько дней, что он провел в Башне, Палин увидел и души тейваров – проклятого клана «темных гномов», и души димернести – эльфов, живших под водой, само существование которых долго оспаривалось, и души людей-моржей, странных и устрашающих созданий, обитавших у Ледяной Стены.

Друзья и враги здесь были бок о бок друг с другом. Души гоблинов сновали в воздухе рядом с душами людей, души драконидов – рядом с душами эльфов. Минотавры и гномы парили вместе, не замечая друг друга Они словно бы не знали об остальных, каждая призрачная душа плыла своим путем, преследуя только ей известную цель. Насколько бесплодным и безнадежным являлось это преследование, было видно по тревожному и отчаянно-безысходному выражению, застывшему на лицах мертвецов.

– Интересно, что они разыскивают, – подумал вслух Тассельхоф.

– Выход, – ответил Палин.

Он вскинул на плечо мешок, в который уложил несколько буханок хлеба и бурдюк с водой. Приняв решение, он не хотел медлить из страха передумать и быстрым шагом направился к главной двери Башни.

– Куда ты собрался? – спросил Тас.

– Ухожу.

– Меня возьмешь с собой?

– Конечно.

Тас с радостью устремился к двери, но тут же отпрянул и замер около лестницы.

– А мы случайно не собираемся обратно в Цитадель Света за нашим устройством для путешествий во времени?

– Ты думаешь, от него что-нибудь осталось? – ответил вопросом на вопрос Палин. – Разве что какие-то жалкие обломки, которые уже давно подобраны драконидами и отданы Берилл.

– Тогда ладно, – со вздохом облегчения кивнул Тас. Поглощенный перекладыванием своих сумочек, он не заметил недовольного взгляда Палина. – Я иду с тобой. Башня, конечно, страшно интересное место, и я доволен, что побывал здесь, но она мне уже наскучила. Как ты думаешь, где Даламар? Почему он привел нас сюда, а потом исчез?

– Захотел похвастаться своим могуществом, – процедил Палин, направляясь к входной двери. – Он считает меня конченым человеком. Хочет сломить мой дух, заставить меня пресмыкаться перед ним. Но я ему докажу, что в его сети попала акула, а не пескарь. Его помощь мне не нужна. Я не стану пешкой в его игре. – Палин пристально посмотрел на тендера. – У тебя с собой нет никаких магических предметов? Ничего такого, что ты подобрал здесь, в Башне?

– Нет, Палин, что ты. – У Таса с привычной искренностью округлились глаза. – Я тут ничего не подбирал. Я же сказал тебе, что здесь неинтересно.

Но Палин упорствовал.

– И ты не взял с собой ничего такого, что намерен возвратить Даламару при следующей встрече, а? Ничего не падало в твои сумочки само собой?

– Ну… – Тас почесал затылок. – Может быть, что-то…

– Это очень важно, Тас. – Тон мага был предельно серьезен. Палин бросил взгляд за окно. – Видишь там, снаружи, мертвецов? Если у нас с тобой окажется что-нибудь наделенное магической силой, они постараются отнять это. Посмотри, я снял с себя все кольца, и даже то, что дала мне Йенна. Я оставляю здесь свой походный мешок, в котором хранились предметы, необходимые для наложения заклятий. Для безопасности. И ты тоже оставь здесь свои сумочки. Даламар присмотрит за нашими вещами, – добавил он убеждающим тоном, а Тас изо всей силы прижал к боку сумочки, в глазах его стоял ужас.

– Оставить… мои… сумочки… здесь? – чуть ли не по слогам переспросил Тас, не веря своим ушам. С таким же успехом Палин мог попросить кендера оставить здесь свою голову или хохолок каштановых волос. – А мы вернемся за ними?

– Конечно, – заверил его Палин. Этот маленький обман в данном случае не считался обманом, а был всего лишь мерой самозащиты.

– В таком случае… я думаю… Раз это так важно… – Тас стал снимать с себя бесчисленные кошелечки и сумочки, любовно поглаживая их, и бережно сложил в темном углу под лестницей. – Надеюсь, никто не стащит их отсюда.

– Я тоже надеюсь. И пожалуйста, Тас, встань возле лестницы. Там ты не помешаешь мне снять заклятие с двери. Это нужно сделать очень осторожно. Сразу предупреди меня, если увидишь, что кто-то идет сюда.

– Я буду прикрывать наше отступление? Ты назначаешь меня в прикрытие? – Тас был счастлив и совершенно забыл о своих сумочках. – Меня раньше никогда не назначали в прикрытие! Даже Танис.

– Э-э, ну да. Ты будешь… прикрытием. Только тебе придется быть очень внимательным, смотри ничего не пропусти и не мешай мне. А главное, не приставай ни с какими вопросами.

– Хорошо, Палин. Я все понял. – Дав это торжественное обещание, кендер занял отведенную ему позицию у лестницы, но тут же кинулся назад, к магу. – Извини, Палин, но если мы тут одни, то от кого я буду тебя прикрывать?

Палин, мысленно призвав себя сохранять терпение, ответил:

– Ну, ты сам подумай. Если, например, заклятие, запирающее эту дверь, предполагает участие магических сторожей, то, снимая его, я могу вызвать появление этих сторожей здесь, возле нас.

Тас захлебнулся от восторга:

– Ты имеешь в виду всяких специальных сторожей, да? Например, скелеты, оборотни или привидения? Ох, как я рад… то есть я не это хотел сказать, – быстро поправился он, заметив страдальческий взгляд Палина. – Я с удовольствием буду прикрывать тебя от оборотней. Обещаю.

Он вернулся на свой пост, но стоило Палину приступить к снятию заговора и произнести первые слова заклинания, как он почувствовал, что его дергают за рукав.

– Что, Тас? – Палин с трудом подавил искушение выбросить кендера в окно. – Что теперь?

– Это потому, что ты боялся оборотней, да? Поэтому ты не пробовал выбраться отсюда раньше?

– Нет, Тас, – спокойно ответил Палин. – Я боялся самого себя.

Тас задумался.

– Но я не смогу прикрывать тебя от тебя самого, Палин.

– Не сможешь, Тас. А теперь возвращайся обратно на свой пост.

Палин прикинул, что у него есть примерно пятнадцать секунд до следующего набега Таса, возбужденного своими новыми почетными обязанностями, и, приблизившись к двери, закрыл глаза и вытянул вперед руки.

Двери он не коснулся. Но он коснулся магии, которая нежным облачком окутывала дверь. Его искалеченные пальцы… Он вспомнил былое время, когда они были такими чуткими и гибкими. Сейчас он держал ими легкую ткань магии, она подрагивала, и маг почувствовал, как вздрогнула и его душа. Он стал осторожно перебирать ее нити, пока ткань заговора не затрепетала меж пальцев. Гладкая, тонкая и невесомая, она колыхалась перед дверью, намертво закрывая к ней доступ.

Заговор был не очень простым, но и не слишком сложным – вполне по силам какому-нибудь усидчивому студенту Академии Волшебства. Но гнев Палина странно вспыхнул от этой мысли. Была уязвлена его гордость.

– Ты всегда недооценивал меня, – пробормотал он, обращаясь к отсутствовавшему Даламару.

Палин с силой дернул за нить, и ткань магии разорвалась в его руках. Дверь настежь распахнулась.

Холодный воздух острым ароматом кипарисов дохнул в Башню, наполняя ее свежестью. Души, кружившиеся в тени под деревьями, прекратили свою бессмысленную суету и все разом уставились на дверь Башни, не пытаясь, однако, приблизиться к ней. Они висели в лесной чаще призрачными белесыми тенями.

– У меня нет никаких магических инструментов, – обратился к ним Палин. – В моем мешке только хлеб и вода, так что можете оставить меня в покое. – Он позвал Таса, тот уже пританцовывал рядом. – Тас, держись, пожалуйста, поближе ко мне. Сейчас не время для развлечений. Нам нельзя разлучаться.

– Я знаю, – взволнованно согласился Тассельхоф. – Я ведь все-таки твое прикрытие. А куда именно мы собираемся?

Палин выглянул за дверь. Когда-то здесь были каменные широкие ступени и внутренний дворик. Теперь же нога утонула в толстом слое опавших кипарисовых лап, которые плотным коричневым ковром устилали землю у подножия Башни. Мрачные кроны кипарисов образовали полог, а между стволами, следя пустыми глазницами, выжидали души умерших.

– Нам нужно отыскать хоть какую-нибудь тропку, – сказал Палин.

Засунув руки поглубже в рукава своей черной мантии, дабы подчеркнуть, что он не намерен производить ими каких-либо действий, маг зашагал прямо к деревьям. Тас последовал за ним; свою роль прикрытия он видел в том, чтобы, продвигаясь вперед, оставаться лицом к Башне. Подобный способ передвижения, однако, требовал большей ловкости, чем та, которую мог проявить кендер.

– Прекрати, пожалуйста, свои штучки! – процедил Палин сквозь стиснутые зубы, когда Тассельхоф второй раз ткнулся ему в спину. Палин вытянул руку из рукава и, ухватив кендера за плечо, повернул лицом к лесу. – Смотри, куда идешь.

– А как же я буду тебя прикрывать? – запротестовал было Тас, но тут же сообразил. – Я должен прикрывать тебя спереди. Ясно!

У мертвецов не было тел. Со своей остывшей плотью они когда-то расстались, подобно тому как расстается бабочка с коконом. И с тех пор их дух мог свободно парить, где вздумается. Сейчас они клубились здесь, точно в закупоренной банке, тщетно пытаясь отыскать из нее выход. Лица проплывали мимо, развевавшиеся волосы текли следом прозрачным шарфами. Но самым страшным были глаза: они смотрели на Полина с таким голодом и жадностью, что он заколебался и замедлил шаги. Легкий, подобный вздоху шепот коснулся щеки мага, и Палин принял его за шум ветра. Затем он расслышал слова и вздрогнул.

– Магии, – слышалось в их стонах. – Дай нам магии.

Мертвецы таращили на Палина пустые голодные глаза. На кендера никто из них не обращал внимания. Тассельхоф что-то говорил ему, но Палин не слышал. Он видел, как шевелятся у Таса губы, но до него не доносилось ни звука. Казалось, что мертвецы своим шепотом, словно ватой, заткнули ему уши.

– Мне нечего дать вам, – обратился Палин к мертвецам. Его голос доносился до него самого словно издалека. – У меня нет ни одного предмета, обладающего магической силой. Пропустите нас.

И с этими словами он ступил под сень деревьев. Шепчущие что-то души мертвым бледным облаком колыхались между стволами. Он ожидал, что они расступятся подобно утреннему туману, но они не шелохнулись, по-прежнему преграждая ему путь, напоминая нищих с улиц Палантаса, тянущих дрожащие руки и издающих умоляющие жалобные стоны.

Палин остановился и, обернувшись, бросил взгляд на Башню Высшего Волшебства. Затем снова направился вперед.

«Если ты сейчас повернешь назад, – сказал он себе, – то больше никогда не решишься выйти отсюда. Никогда. Пока не превратишься в одного из них».

И он ступил в реку мертвых.

Ледяные, бледные пальцы цеплялись за него, обжигающие холодом губы прижимались к его рту, ловя теплое дыхание. Он застыл на месте, не имея сил пошевелиться и сбросить с себя клубок мертвецов. Они тянули его вниз, на землю. Палин ничего не слышал, кроме протяжных стонов. Испуганный, он резко повернул назад, пытаясь найти обратную дорогу к Башне, но увидел перед собой лишь глазницы, рты, руки. Он снова оглянулся, потом еще и еще раз, и потерял направление, а теней становилось все больше.

У Палина перехватило дыхание, слова застряли в горле, он даже не мог закричать и рухнул на землю. Тени нависли над его телом, тащили и дергали за руки, липли к нему, словно пытаясь проникнуть внутрь.

«Магии… магии… дай нам магии…»

Палин закрыл глаза и перестал бороться.

Тассельхоф отстал от Палина, так как его внимание привлекли души кендеров, которые кружились между стволами кипарисов, не сводя глаз с мага. Тас попытался заговорить с ними. – Быть прикрытием – очень важное дело, – убеждал он себя громким шепотом, разочарованный тем, что из комнаты не доносилось ни звука. – Стурм, например, всегда прикрывал их, когда они отступали. И Карамон тоже. А вот я никогда не был прикрытием, поскольку Танис говорил, что кендеры не умеют держаться позади всех. – Палин, не бойся! Я иду к тебе! – Он с криком ворвался в комнату. – Сзади нас никого. Тылы надежно прикрыты. Ох!

– Эй, слушайте, – начал он довольно громко, – вы тут не видали моего друга Карамона? Он… э-э, ну, он почти такой же, как вы. – Тас собирался сказать, что Карамон такой же мертвый, как они, но не договорил, подумав, что напоминание о столь печальном факте будет им неприятно. – Он такой большой, из племени людей. Когда мы с ним виделись последний раз, он был уже очень старый, но так как сейчас он мертвый – не обижайтесь, пожалуйста, – он опять выглядит молодым. У него курчавые волосы и добрая улыбка.

Никакого толку. Души кендеров безмолвствовали.

– Фу, какие грубые. Мне не хотелось говорить вам этого, но приходится. – Тассельхоф решительно направился к лесу. Раз они такие невежи, он не станет с ними разговаривать. – Можно подумать, что вы выросли среди людей. Ни за что не поверю, что вы родом из Кендермора. Ни один кендерморский кендер не стал бы так себя вести. – Тас ненадолго замолчал и огляделся по сторонам. – Ничего не понимаю. Куда он делся? – Он изо всех сил пытался разглядеть перед собой хоть что-нибудь, но ему мешали неугомонно кружившиеся вокруг тени. – Палин, где ты? Я же должен быть твоим прикрытием. А как я могу прикрывать тебя сзади, если тебя нет впереди?

Он прислушался. От постоянного гудения у него уже начала болеть голова. Тас заткнул пальцами уши. Может быть, Палин забыл что-нибудь в Башне и ему пришлось вернуться? Но Тас отлично видел, что возле Башни, до смешного маленькой рядом с великанами-кипарисами, Палина не было.

– Пошли вон! – Тас разжал уши, отмахиваясь от призраков, настырно кружившихся перед ним. – Убирайтесь! Из-за вас мне ничего не видно. Па-а-лин!

Он побрел словно в густом тумане, споткнулся обо что-то похожее на корень дерева и упал на землю. Почему-то этот корень дернулся под его ногой. «Нет, это никакой не корень, – подумал Тас, – а если и корень…»

Он принялся ощупывать землю перед собой, и внезапно его пальцы нащупали тело Палина. Перепуганный кендер склонился над своим другом.

Лицо Палина было даже более бледным, чем тени, что кружились над ним, глаза плотно зажмурены. Он едва дышал. Одна рука мага была прижата к горлу, а другой он судорожно вцепился в землю.

– А ну пошли отсюда! Ступайте вон! Не трогайте его! – закричал Тас на мертвецов. – Прекратите сейчас же! – Тас вскочил и затопал ногами. – Вы же убиваете его!

Гудение, которое постоянно раздавалось у него в голове, стало еще громче, будто тысяча ос влетела Тасу в уши, превращая его голову в улей. Тас сказал себе, что должен спасать Палина во что бы то ни стало, пока эти мертвецы не превратили его в такое же чучело, как они сами.

Быстро обежав лежавшего ничком мага, Тас ухватил его за плечи, крепко уперся пятками в землю и, резко выдохнув, попытался приподнять Палина. Не такой уж он громадный, какими иногда бывают люди! Тас поволок Палина по усеянной лапками кипарисов земле, протащил фута на два вперед и выпустил из рук, чтобы отдышаться.

Мертвые не пытались остановить Тассельхофа, но их досадное жужжание стало таким громким, что он стиснул зубы. Он снова ухватил Палина за плечи и сделал еще один рывок. Тас пыхтел, упирался изо всех сил ногами, но Палина не выпускал. Наконец последним усилием кендер вытащил бесчувственное тело из-под покрова деревьев к Башне. Потом он присел на корточки и взглянул в лицо мага.

Палин уже дышал ровно, полной грудью. Его веки дрогнули, и глаза широко раскрылись. Лицо приняло дикое выражение, маг резко сел, огляделся и с криком выставил перед собой ладони, словно защищаясь от чего-то.

– Все нормально, Палин! – Тас ухватил руку мага и крепко сжал ее. – Ты уже в безопасности. По крайней мере я думаю, что ты в безопасности. Тут что-то вроде барьера, который они не могут преодолеть.

Палин глянул на вход в Башню и поднялся.

– Это я спас тебе жизнь, Палин, – скромно заметил кендер. – Ты там чуть не умер из-за них.

– Да, Тас, действительно чуть не умер, – согласился Палин. – Спасибо. – Он благодарно посмотрел на кендера, и лицо его смягчилось. – Спасибо тебе большое.

Тут он снова перевел взгляд на Башню и нахмурился. С угрюмым и злым выражением лица он некоторое время смотрел на нее, затем глубоко вздохнул и зашагал к Башне. По-прежнему бледный, он тем не менее выглядел очень решительным. Такой решительности Тас еще ни у кого не видел.

– А куда ты собрался? – с интересом спросил кендер, внутренне уже готовый к новым приключениям.

– Хочу разыскать Даламара.

– Но мы же его уже искали…

– Нет, мы не там его искали, – бросил Палин. В нем закипал гнев. – Даламар не имеет права так поступать! Он не смеет держать в заточении души этих несчастных!

Ворвавшись в холл, Палин огромными шагами устремился к лестнице. Он старался держаться поближе к стене, потому что перил на лестнице не было. Один неверный шаг – и он бы рухнул в темный провал.

– Мы хотим освободить их? – спросил Тас, карабкаясь следом. – Они ведь чуть не убили тебя?

– Они не хотели, – возразил Палин. – Но они не могут справиться с собой. Их обрекли на вечные поиски магии. Теперь я знаю, кто в этом виноват, и намерен остановить его.

– А как мы виноватого найдем? – жадно поинтересовался Тас. Похоже, Палин не собирался приглашать его в предстоящее приключение, что было непростительной оплошностью со стороны мага. – Остановим его, я хотел сказать. Мы ведь даже не знаем, где он.

– Я узнаю это, даже если мне придется разрушить Башню до основания, – пробормотал маг сквозь зубы.

Лестница привела их к какой-то двери.

– Я здесь уже был, – объявил Тас. И, подергав дверь, добавил: – Не поддается.

– Сейчас поддастся, – мрачно пообещал Палин.

Он воздел руки кверху и произнес одно-единственное слово. Засиял голубой свет, и яркие огни сорвались с его пальцев. Маг глубоко вздохнул и вытянул руки по направлению к двери. Язычки пламени загорелись еще ярче.

Внезапным рывком дверь распахнулась.

– Стой, Тас! – приказал Палин, заметив быстрое движение кендера.

– Но ты же открыл ее! – обиженно запротестовал тот.

– Нет. – Голос Палина звучал хрипло. Языки пламени угасли. – Еще не совсем.

Он шагнул вперед и зорко оглядел комнату. Слабые солнечные лучи едва освещали комнату, оконные стекла снаружи были сплошь покрыты грязью и дождевыми потеками, а изнутри – толстым слоем пыли. Из комнаты не доносилось ни звука.

– Тас, останься, пожалуйста, в коридоре.

– Тебя опять надо будет прикрывать с тыла? – поинтересовался кендер.

– Да. – Палин сделал еще один шаг вперед, наклонил голову и вошел в комнату.

– Если ты заметишь что-нибудь подозрительное, – тихо попросил он, – сразу предупреди. Прикрывай меня по-настоящему.

– От всяких призраков и мертвецов? Можешь не сомневаться.

Тас остался в коридоре, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу.