Действие заклятия не проходило долго. Хуго почти не отличал яви от бреда. Какое-то время ему казалось, что над ним стоит кирский монах и дразнит его.

— Хозяин смерти, говоришь? Нет, это мы твои хозяева! Всю свою жизнь ты служил нам.

А потом оказалось, что это вовсе не черный монах, а Синистрад.

— Почему бы тебе не послужить мне? Такой человек, как ты, мне очень пригодится. Мне нужно убрать Стефана и Анну. На трон Волькаран и Улиндии должен воссесть мой сын, а эти двое стоят у него на пути. Ты человек умный и опытный, ты придумаешь способ, как от них избавиться. Сейчас я занят, но скоро я вернусь. А пока посиди тут, подумай.

«Тут» — это в сырой темнице, созданной из пустоты и висящей в пустоте. Сюда — где бы это ни было — Хуго принес Синистрад. Убийца сопротивлялся, но не очень успешно. Трудно сопротивляться, когда не можешь отличить верх от низа, ног оказывается слишком много и колени ватные.

«Конечно, это Синистрад опутал меня заклятием».

Хуго смутно помнил, как убеждал Эпло, что он вовсе не пьян, что его заколдовали, но Эпло только улыбался своей проклятой улыбочкой и говорил, что, когда Хуго проспится, ему станет лучше.

«Может быть, когда Эпло проснется и увидит, что меня нет, он пойдет искать меня…» Хуго стиснул ладонями гудящие виски и обозвал себя дураком. Даже если Эпло и пойдет его искать, как он его разыщет? Ведь эта темница, она вовсе не в замке, не в каком-нибудь подземелье. Хуго сам видел, как она возникла из ничего, в пустоте, на дне ночи, во тьме кромешной… «Меня никто никогда не найдет. Я буду сидеть здесь, пока не умру… Или пока не признаю Синистрада господином.

А почему бы и нет? Я служил многим — чем этот хуже прочих? Одним больше, одним меньше… А может, лучше все же остаться здесь? В конце концов, эта темница так похожа на мою жизнь — пустая, холодная, темная… Я сам закрылся в ней и заперся изнутри. Я был сам себе тюремщик. И ведь действовало! Ничто меня не трогало, не задевало. Боль, сострадание, жалость, совесть — ничто не могло пробиться сквозь эту стену. Я хотел убить ребенка за плату…

А ребенок нашел ключ.

Нет, то были чары. Мальчишка пробудил во мне жалость колдовством. А может, я просто искал оправданий? Ведь не чары же пробудили во мне воспоминания о том, каким я был до того, как забился в эту свою темницу…» «Заклятие действует лишь потому, что вы сами хотите этого. Его питает ваша воля. Вы давно могли бы разрушить его, если бы по-настоящему захотели. Видите ли, мальчик вам небезразличен. И это держит вас крепче любых оков…» «А может быть, и нет. Может, это и есть свобода?» Хуго с трудом поднялся с каменного пола. Он еще не вполне очнулся, и голова у него кружилась. Он подошел к двери темницы, протянул руку… и застыл. Рука была окровавлена. Кисть, запястье… вся рука по локоть.

Наверно, и она видит его таким же.

— Сэр…

Хуго вздрогнул и обернулся. Она. Что это, бред его воспаленного мозга? Или это и в самом деле она? Он зажмурился, открыл глаза — она по-прежнему была здесь.

— Иридаль…

Он понял по ее взгляду, что Иридаль знает, кто он такой, и неловко спрятал руки за спину.

— Синистрад был прав, — сказала Иридаль. — Вы — наемный убийца.

Радужные глаза сделались серыми и бесцветными, в них уже не было прежнего сияния.

Хуго молчал. А что он мог сказать? Это правда. Он мог бы все объяснить. Мог рассказать про Ника Три Удара. Про то, как он решил не причинять мальчику зла. Про то, как собирался вернуть принца королеве Анне. Но все это не отменяло главного: он согласился. Он взял деньги. В душе он знал, что мог бы убить ребенка.

И он коротко ответил:

— Да.

— Я не понимаю! Это ужасно, чудовищно! Как можно зарабатывать на жизнь, убивая людей?

Он мог бы сказать, что большинство из тех, кого он убил, заслуживали смерти. Что он, возможно, спас жизнь тем, кто в будущем мог бы стать их жертвой.

Но Иридаль спросила бы его: «Кто ты такой, чтобы судить?» А он ответил бы: «Такой же человек, как и все. А кто такой король Стефан, что он может сказать: „Вот это эльф, и потому он должен умереть“? Кто такие бароны, что они могут сказать: „Я хочу, чтобы земля этого человека принадлежала мне. Он не хочет отдать ее, и потому должен умереть“?

«Все это прекрасные аргументы. Но я все же взял деньги. В душе я знал, что могу убить ребенка».

И Хуго ответил:

— Теперь это не важно.

— Не важно. Только я теперь осталась одна. Я снова осталась одна.

Она произнесла это очень тихо. Хуго понял, что эти слова предназначались не для него. Она стояла посреди камеры, опустив голову. Длинные белые волосы закрывали ей лицо. Она думала о нем, доверяла ему. Она, быть может, собиралась попросить его о помощи Дверь темницы Хуго внезапно распахнулась, и в нее хлынул свет.

— Иридаль, ты… вы не одни! Есть человек, которому вы можете довериться. Альфред хороший человек, он предан вашему сыну.

«Куда больше, чем заслуживает этот маленький мерзавец», — подумал Хуго, но вслух он этого не сказал.

— Альфред однажды спас Бэйну жизнь, когда на него упало дерево, — продолжал он. — Если вы хотите бежать с вашим сыном, Альфред может помочь вам. Он проводит вас на эльфийский корабль. Капитану нужны деньги. Если вы хорошо заплатите ему и пообещаете провести через твердь, он охотно возьмет вас с собой.

— Бежать? — Иридаль в отчаянии оглядела стены темницы и закрыла лицо руками. Она видела не темницу Хуго, но свою собственную.

«Значит, и ее тоже держат в заточении. Я открыл дверь ее тюрьмы, дал ей увидеть свет и свободу… А теперь эта дверь снова захлопнулась».

— Иридаль, я убийца. Я убивал людей за деньги. Я не ищу оправданий. Но я никогда не замышлял ничего подобного тому, что готовит ваш муж!

— Вы не правы! Он никогда никого не убивал. На это он не способен.

— Он говорит о войне, Иридаль! Он готов принести в жертву тысячи жизней — и все затем, чтобы добиться власти!

— Вы не понимаете. Он хочет спасти нас. Наш народ.

Видя, что Хуго не понял, она раздраженно махнула рукой: зачем объяснять то, что и так ясно?

— Вы никогда не удивлялись, почему мистериархи ушли из Срединного царства, где у них было все — и власть, и богатство? О, я знаю, что о нас говорят. Знаю, потому что мы сами это говорили. Будто бы мы устали от варварства людей, от бесконечных войн с эльфами. А на самом деле мы ушли потому, что у нас не было выбора. Наша магия слабела. Многие маги вступали в брак с простыми смертными, и их потомки обладали меньшей магической силой. Вот почему среди вас так много магов. Много, но все они слабые. Нас, чистокровных магов, было куда меньше, но зато мы были куда могущественней. Чтобы предотвратить вымирание нашего рода, нам пришлось уйти туда, где нам не грозило…

— …Запачкаться? — закончил Хуго. Иридаль вспыхнула и прикусила губу. Потом вскинула голову и гордо посмотрела на Хуго.

— Я знаю, вы сказали это в насмешку. Но это в самом деле было так! Вы осуждаете нас?

— Но это не помогло.

— Путь был тяжел, многие погибли. Еще больше умерло, пока нам не удалось восстановить магический купол, который защищает нас от жестокого холода и дает возможность дышать. Наконец все вроде бы уладилось. У нас начали рождаться дети. Но их было мало, и многие умирали.

Гордость оставила Иридаль, она опустила голову.

— Из всего поколения Бэйна в живых остался он один. А магический купол тает. Помните эти радужные переливы? Вам они, наверное, кажутся красивыми, а для нас они предвещают смерть. Все здания, которые вы видели, были иллюзией. Толпы народа изображали два десятка человек. И все затем, чтобы вы не догадались, как мы слабы.

— Короче, вам необходимо вернуться в нижний мир, но вы боитесь показать свою слабость, — подытожил Хуго. — Подменыш сделался принцем Волькаран. А теперь он вернется и станет королем!

— Королем? Это невозможно! У них ведь есть король!

— Еще как возможно! Ваш супруг собирается нанять меня, чтобы я убил короля с королевой, и тогда престол перейдет к их сыну — то есть к Бэйну.

— Я вам не верю! Вы лжете!

— Верите-верите! По лицу вижу. Вы сейчас защищаете не мужа, а себя. Вы прекрасно знаете, на что он способен. Вы же знаете, что он сделал! Может, он никого и не убивал, но, по-моему, он причинил бы тем двоим в Срединном царстве куда меньше боли, если бы убил их, вместо того чтобы забрать у них сына.

Иридаль попыталась заглянуть ему в глаза, но не выдержала и опустила взгляд.

— Я… мне было очень жаль их. Я пыталась спасти их ребенка… Я готова была жизнь отдать, лишь бы он выжил! А потом, здесь идет речь о стольких жизнях…

— Да, я творил зло. Но мне кажется, что ничего не делать — это тоже зло. Синистрад скоро вернется, чтобы обсудить со мной сделку. Останьтесь и послушайте, что он задумал, а после судите сами.

Иридаль вздрогнула, хотела что-то сказать, потом покачала головой и мгновенно исчезла. Ее цепи были слишком прочны. Она не могла вырваться.

Хуго тяжело опустился на пол. Снова один в своей темнице. Он достал трубку, стиснул ее в зубах и уставился в стену.

Пройти по крылу дракона…

Если Синистрад собирался поразить и напугать его своим внезапным появлением, ему пришлось разочароваться. Хуго посмотрел на него, но ничего не сказал — даже не шевельнулся.

— Ну что, Хуго Длань, принял ли ты решение?

— А что решать-то? — Хуго неловко поднялся на ноги, бережно завернул трубку и спрятал ее за пазуху. — Не сидеть же тут до конца дней своих! Я согласен. Мне случалось соглашаться и на худшее. В конце концов, я однажды подрядился убить ребенка.