— Симкин! — выдохнул Сарьон. — Это ты?
— Собственной персоной. Кожаной, в данный момент, — ответил мешочек.
— Не может быть, — потрясенно промолвил каталист. — Ты же… ты мертв. Я видел твой труп.
— Непогребенный, — отозвался мешочек. — Кто так хоронит? Вот если бы колом да в сердце! Или серебряная пуля, или освященный гвоздь в пятку… А все были страшно заняты в те дни, торопясь разнести мир по кусочкам, и не удивительно, что позабыли меня, позабросили.
— Прекрати нести чушь, — строго заявил Сарьон. — Если это ты, стань самим собой. Прими человеческий облик. Очень уж непривычно разговаривать с… с кожаным кошельком!
— Все не так-то просто. — Мешочек задрожал, а его кожаные завязки скрутились в узелки, что, видимо, означало крайнюю степень смущения. — Вряд ли у меня когда-нибудь это получится — стать человеком. Я забыл, как это делается. Смерть — это тебе не жук начихал, как я сказал моему дорогому другу Мерлину. Помнишь Мерлина, основателя Мерилона? Правильный волшебник, хотя и не такой хороший, как вы себе воображаете. Подумаешь — слава! Это все раздул его рекламный агент. А имя-то какое выбрал — Мерлин! С таким именем любой прославится. Особенно если будет разгуливать в синем банном халате с белыми звездами…
— Не увиливай. — Сарьон был неумолим и не давал сбить себя с толку. Он протянул руку к кожаному мешочку. — Превращайся. Иначе я выброшу тебя в окно.
— От меня так легко не отделаешься! — ледяным тоном отозвался мешочек. — Я лечу с вами, и точка. Ты не представляешь, какая тут скукотища! Никаких развлечений, ничего интересного. Если ты меня выбросишь, — поспешил он добавить, когда рука Сарьона потянулась ближе, — я превращусь в часть двигателя этого очаровательной летающей машины.
И через мгновение задумчиво добавил:
— А я про двигатели ничегошеньки не знаю.
Опомнившись от первого потрясения, я начал прислушиваться с величайшим интересом. Среди всех героев, похождения которых я описывал в своих книгах, Симкин занимал меня больше прочих. Мы с Сарьоном часто спорили о том, кто же он такой на самом деле?
Я считал, что Симкин — волшебник из Тимхаллана, наделенный необычайной силой; уникум, гений среди волшебников, как Моцарт — среди музыкантов. Прибавить сюда непостоянство натуры, неистребимую страсть к приключениям и развлечениям, эгоизм и несерьезность — и вы получите человека, который предаст своих друзей одним взмахом оранжевого шелкового платка.
Сарьон согласился, что все это так и, наверное, я прав. Но все-таки остаются сомнения.
— В Симкине есть кое-что, разбивающее твою теорию, — однажды сказал каталист. — Мне кажется, он очень стар, не менее, чем Тимхаллан. Нет, доказать это я не могу. Это просто ощущение, которое появилось после некоторых его замечаний. Но я точно знаю, Ройвин, что магия, которой он владеет, невозможна хотя бы с точки зрения математики. Например, превращение в чашку или ведро потребует столько жизненной силы, сколько не в состоянии собрать сотня каталистов. А Симкин проделывал это, как ты сам сказал, одним взмахом оранжевого платка! Он погиб, когда техника вторглась в наш мир.
— И кто он такой тогда? — спросил я. Сарьон улыбнулся и пожал плечами.
— Не имею ни малейшего представления.
Хозяин собрался схватить кожаный мешочек.
— Предупреждаю! — взвизгнул Симкин. — Карбюратор! Понятия не имею, что это такое и как оно работает, просто мне понравилось название. Я стану карбюратором, если ты хоть пальцем меня тронешь…
— Не волнуйся, я не собираюсь выбрасывать тебя, — спокойным голосом ответил Сарьон. — Напротив, хочу отправить в безопасное местечко. Туда, где я обычно ношу кошелек. На пояс, под одежду. Поближе к телу.
Мешочек исчез так внезапно, что я засомневался в том, видел ли его (и слышал) на самом деле. На его месте, на заднем сиденье машины, очутился бледный и бесплотный молодой человек.
Он не был похож на призрака. Призраки, насколько мне известно из книг, более материальны. Трудно объяснить это, но представьте, что кто-то нарисовал портрет Симкина акварелью, а потом вылил сверху ведро воды. Эфемерный и прозрачный, он едва выделялся на фоне неба, и приходилось сосредоточиваться, чтобы разглядеть его. Единственным ярким пятном был отчетливый оранжевый мазок.
— Видишь, во что я превратился! — сокрушался Симкин. — В бледное подобие себя, любимого. А кто твой молчаливый дружок, отец? Что, кошка съела его язык? Да, припоминаю похожий случай с графом Марчбэнком. Однажды кошка цапнула его за язык. Граф кушал на обед тунца. Да и заснул, а рот остался открытым. В комнату вошла кошка, унюхала тунца… Жуткая история!
— Ройвин не… — начал Сарьон.
— Пусть он говорит за себя, отец, — перебил его Симкин.
— Немой, — закончил хозяин. — Он не может говорить.
— Бережет дыхание, чтоб остужать кашку, да? Наверняка переел холодной каши. Что это он делает пальцами? Наверное, сигналы подает?
— Это язык знаков. Так он общается. Ну, один из способов, — уточнил Сарьон.
— Как забавно, — зевнул Симкин. — Подумать только! Может, поедем дальше? Рад вас видеть, отец, и все такое, но, должен признаться, вы всегда умели нагонять скуку. С нетерпением жду минуты, когда смогу поболтать с Джорамом. Столько зим, столько лет. Просто века!
— Ты не видел Джорама? Все это время? — недоверчиво спросил Сарьон.
— Ну, видеть-то можно по-разному, — уклончиво отозвался Симкин. — «Видеть» на расстоянии, «повидать» после разлуки, «видно» — очевидно… Полагаю, вы имели в виду прямое значение — «видеть Джорама». С другой стороны, я его не «видел», если мы сошлись на этом самом значении.
Заметив, что мы оба переглянулись, сбитые с толку его рассуждениями, он добавил:
— Другими словами, Джорам не знает, что я жив. Вот, прямо и недвусмысленно.
— Ты хочешь, чтобы мы взяли тебя с собой и отвезли к Джораму, — уточнил Сарьон.
— Счастливое воссоединение! — возликовал Симкин. — В твоем душеспасительном обществе, падре, наш мрачный и темпераментный друг может снисходительно отнестись к той маленькой шутке, которую я сыграл с ним в последний раз.
— Когда ты предал его? Задумал убить? — сумрачно уточнил хозяин.
— Но все же закончилось благополучно! — возмутился Симкин. — А если бы не я, все было бы гораздо хуже.
Мы с Сарьоном обменялись взглядами. На самом деле у нас не было выбора, и Симкин это понимал. Выбросим мы его или заберем с собой, но его магия, пусть даже выдохшаяся, позволяла ему изменять форму по собственному выбору.
— Хорошо, — процедил Сарьон. — Можешь остаться с нами. Но пеняй на себя. Что бы Джорам ни решил сделать с тобой, я вмешиваться не стану.
— Что бы Джорам ни решил… — тихо повторил Симкин. — Сдается мне, судя по россказням Мерлина, — а он такая старая балаболка, каких свет не видывал! — у Джорама не остается выбора. Знаете, я лучше превращусь обратно в кошелечек, идет? Данная форма очень утомительна. Надо дышать, и все такое прочее. Только пообещай, отец, что не станешь прижимать меня к телу! — Симкин передернул плечами. — Не обижайся, но ты такой худой и морщинистый!
— У Джорама не остается выбора? Что ты хотел этим сказать? — встревожился Сарьон. — Симкин! Что… Олмин тебя побери!
Акварельная картинка исчезла. На заднем сиденье опять лежал кожаный кошель. И, судя по всему, он потерял голос. Стал таким же немым, как и я.
Что бы Сарьон ни делал с ним, он не произнес ни слова.
Я даже засомневался — может, мешочек вообще хранил молчание? Если так, почему же я слышал его голос? Галлюцинация? Обман слуха? Вполне может быть. Я покосился на каталиста, чтобы понять, не одолевают ли его сомнения.
Он сидел, хмуро разглядывая мешочек.
— Давай полетим дальше, Ройвин, — проворчал Сарьон и добавил, кивнув на мешочек: — Мы и так потеряли кучу времени из-за этого вот.
Мы пересекли Приграничье, земли, которые испокон веков отделяли Тимхаллан с его магией от прочего мира. Волшебное поле, созданное основателем Тимхаллана, позволяло жить внутри него, но никого не впускало внутрь и не впускало наружу. Лишь Джорам, Мертвый ребенок погибающего мира, сумел не только выйти за границу, но и вернуться обратно. Он воссоединил два мира — волшебства и техники. Их встреча была потрясающей и пугающей, как внезапный раскат грома.
Поддерживая небольшую скорость аэрокара, я немного приспособился к управлению, хотя трясло нас немилосердно. Сарьон, который не привык к летающим машинам, как и ко всему прочему транспорту, списал тряску на встречный ветер. А мне было стыдно рассеивать его заблуждение.
Что касается Симкина, то, как только кожаный мешочек соскользнул с сиденья на пол, мы перестали обращать на него внимание. Рюкзак упал следом, и опять прямо на него. Раздался сдавленный вскрик, но Сарьон не стал поднимать мешочек.
— Остановиться? — спросил я, жестикулируя одной рукой. Учитывая сильный встречный ветер, я боялся даже на миг отпустить руль.
— Нет. Это послужит ему уроком, — ответил Сарьон. Я и подумать не мог, что мой господин такой мстительный.
Мы пролетели мимо красного фонаря-маяка, который больше не работал. Сарьон задержал на нем взгляд, даже оглянулся, когда мы уже миновали его.
— Это, наверное, сигнал тревоги, — сказал он, усаживаясь на место. И тут же вынужден был поскорее ухватиться за ручку на дверце машины. — Такие маяки должны были загораться, если кто-то пересечет границу. Следующими поднимали тревогу каменные Дозорные. Или то, что от них осталось.
Вдоль Приграничья были установлены огромные статуи, прозванные Дозорными, стражники на рубеже волшебного мира. Когда-то они были живыми людьми, но потом подверглись казни, называемой Превращением, и обратились в камень, сохранив при этом сознание.
Было время, когда эта ужасная участь постигла и Сарьона.
Я узнал местность, как только мы подлетели ближе, хотя никогда раньше здесь не бывал. В последние дни Тимхаллана, когда землетрясения и неистовые ураганы опустошили этот край, Дозорные рухнули, а их души наконец обрели свободу. Сейчас землю покрывали раздробленные осколки, кое-где занесенные песчаными барханами. Эти холмики до жути напоминали могилы.
Заметив гримасу боли на лице хозяина, я собрался прибавить скорость, чтобы побыстрее миновать место трагедии. Сарьон догадался о моем намерений и отрицательно качнул головой. Я понадеялся, что он не попросит останавливать аэрокар на ветру, который хоть и приутих, но все же дул довольно сильно. Если бы я попытался остановить аппарат, наверняка снова потерял бы контроль над ним. Песчинки, поднятые ветром, царапали ветровое стекло и барабанили в дверцы.
— Притормози немного, Ройвин, — попросил каталист. И пока мы медленно летели вперед, он не отрываясь смотрел на печальную картину каменного кладбища. — Они кричали, предупреждали, но никто не обратил внимания на эти крики. Люди были слишком заняты своими амбициями, интригами и планами, чтобы услышать голоса из прошлого. Какие голоса сейчас пытаются докричаться до нас, как ты думаешь? — задумчиво спросил он. — И прислушиваемся ли мы к ним?
Он умолк, погрузившись в размышления. Единственный голос, который услыхал я, слабо раздался с заднего сиденья машины. Слова были сплошь нецензурными. К счастью, за ревом двигателя Сарьон не расслышал ругани Симкина, поэтому не прервал печальных раздумий.
Граница осталась позади. Мы пролетели над безжизненной полосой песчаных дюн и достигли области зеленых лугов. Сарьон растерянно заморгал, и я понял, что он не узнаёт местность. Не только потому, что она изменилась из-за катастрофы, последовавшей за опустошением Источника Жизни. Но и потому, что мой господин привык путешествовать через волшебные Коридоры, созданные давно забытыми Прорицателями. Эти магические порталы позволяли жителям Тимхаллана проскальзывать через время и пространство из одного места в другое.
Я продолжал вести аэрокар к цели нашего путешествия — горам на горизонте, но в душе моей начало нарастать беспокойство. В небе заклубились тяжелые сизые тучи, то и дело сверкали ветвистые молнии, достигая пустынной земли. Ветер крепчал. К нам быстро приближался один из обычных теперь в Тимхаллане ураганов. Горы были единственным нашим ориентиром, но дождь почти скрыл их из виду. На панели управления мигали лампочки приборов, которые помогали ориентироваться в полете, но я не знал, как ими пользоваться.
Я уже горько сожалел, что, повинуясь порыву, отказался от помощи водителя. Когда буря разгуляется, нам придется сесть, иначе мы не только рискуем сбиться с пути, но и можем врезаться в дерево или верхушку скалы. Впереди маячил лес, за которым начинались предгорья.
Порывом ветра аэрокар протащило вбок фута на три. Сверху обрушился ливень, крупные капли забарабанили по ветровому стеклу. Я подумал о маленькой; легкой палатке, которую взял с собой, но покачал головой, решив, что она нас не спасет. Поскольку я мертвой хваткой держался за руль, то не мог поделиться с Сарьоном своими страхами и сомнениями.
Оставалось только одно — повернуть обратно, пока буря не разыгралась в полную силу. Я выключил двигатель и посадил аэрокар. Сарьон вопросительно посмотрел на меня.
Когда аппарат остановился, я собрался объяснить господину, в какую переделку мы попали, но тут его глаза внезапно широко распахнулись. Он смотрел на что-то позади меня. Я быстро обернулся и в испуге отпрянул, увидев того, кто стоял за моим окном.
Понятия не имею, почему я удивился. Знал же, что они все время таились где-то рядом.
Дуук-тсарит в черной мантии с лицом, скрытым глубоким капюшоном, поднял руку. Я нажал на кнопку, и окошко с моей стороны опустилось. В лицо ударили струи дождя, рев ветра заглушал все вокруг. Мокрые волосы хлестали меня по щекам. Но черное одеяние Исполняющего оставалось сухим.
Он откинул капюшон, и я узнал Мосию.
— Тебе что здесь нужно? — крикнул Сарьон. Нельзя сказать, что он обрадовался.
— Вы теряете время, — ответил Мосия. — Оставьте это чудо техники. Можно оказаться рядом с Джорамом за долю секунды, если воспользоваться магией.
Сарьон вопросительно посмотрел на меня.
— Я не знаю, куда лететь, сэр, — показал я. — Ураган будет бушевать все сильнее. Нельзя двигаться вслепую. А у нас всего лишь семьдесят два часа.
— Похоже, выбора не остается, — согласился Сарьон. — Как вы проведете нас туда?
— Через Коридоры, — сказал Мосия. — Придется оставить транспорт. Возьмите ваши вещи.
Я открыл дверцу, и ветер едва не вырвал ее из рук. Я тотчас же промок до нитки. Потянувшись за рюкзаком, который лежал на полу машины, я поискал взглядом кожаный мешочек. По крайней мере, мы избавимся от Симкина.
Но мешочек пропал.
Исполненный дурных предчувствий, я вытащил рюкзак из машины. Интересно, какой новый предмет появился в рюкзаке? Может быть, чайник?
Рядом с Мосией уже стоял Сарьон, мокрая ряса облепила его тощее тело. Я с трудом взвалил рюкзак на плечи — мешал бьющий в лицо ветер.
— Ты захватил мой кошелек? — прокричал Сарьон.
— Нет, сэр! — показал я. — Я его не нашел.
— Ох, — встревожено покачал он головой. — Всегда лучше знать, где находится Симкин.
— Вы что-то потеряли? — поинтересовался Мосия.
— Скорее всего, нет, — с досадой ответил Сарьон. Он посмотрел на Мосию: — Как мы пойдем через Коридоры? Я думал, они все разрушены!
— Мы тоже так считали, — отозвался тот. — Пытались обнаружить Коридоры после гибели Тимхаллана, но так и не нашли. Решили, что они утеряны навсегда, потому что пропала магия, которая их поддерживала. Но оказалось, что они просто сместились, сдвинулись вместе с почвой при землетрясении.
Сарьон нахмурился.
— Как такое может быть? С точки зрения математики это чепуха! Конечно, никто в точности не знал, как работают Коридоры, но вычисления, необходимые для их открытия, предотвращали любые…
— Отец! — перебил его Мосия, улыбаясь каким-то своим воспоминаниям. — Я с удовольствием послушаю об этих расчетах, но в другой раз, попозже. Нам пора идти.
— Да, конечно. Извини. Бедный Ройвин уже промок до нитки! Я же говорил тебе надеть что-нибудь потеплее, чем эта куртка, — озабоченно заметил Сарьон. — Ты взял с собой какую-нибудь теплую одежду?
Я ответил знаками, что не замерз, просто сильно промок. На мне были джинсы и толстый белый свитер, а поверх него куртка. Но таков уж мой господин — даже если бы я был с головы до ног закутан в меха, Сарьон все равно беспокоился бы обо мне.
— Мы должны поторопиться, сэр, — знаками сказал я. Мне хотелось не только поскорее выбраться из-под дождя. Я с нетерпением ожидал того момента, когда увижу волшебство.
— Я должен открыть Коридор? — спросил Сарьон. — Не уверен, что хорошо помню, как это делается…
— Нет, отец, — ответил Мосия. — Миновали те дни, когда вы, каталисты, были властителями Коридоров. Теперь ими может воспользоваться любой, кто владеет магией.
Он произнес слово, и посреди дождя и ветра появился овальный проем. Овал удлинился и стал достаточно высоким, чтобы мы могли свободно в него пройти. Сарьон неуверенно оглянулся на Мосию.
— Ты пойдешь с нами? Джорам будет рад увидеть тебя.
Мосия покачал головой.
— Не думаю. Идите, пока не подхватили простуду. — Он повернулся ко мне: — Поначалу ощущение будет довольно пугающим, но вскоре это пройдет. Не волнуйся.
Сарьон шагнул к проходу, потом остановился.
— Куда он нас приведет?
— В Купель, туда, где живет Джорам.
— Ты уверен? Я не хочу оказаться в развалинах какого-нибудь мерилонского замка…
— Я уверен, отец. Я же сказал, что Коридоры изменились. Они теперь похожи на спицы в колесе и ведут либо в Купель, либо из нее.
— Как странно, — сказал Сарьон. — Очень, очень странно.
Мы вошли в проем. Мосия поторапливал нас, поэтому я шел следом за моим господином, едва не наступая ему на пятки. И все же я почти сразу потерял каталиста из виду. Коридор сомкнулся вокруг меня, как будто сдавливая. Стало трудно дышать.
Не волноваться…
Легко Мосии это говорить! Он же не задыхается! Я хватал ртом воздух, боролся за каждый вздох. Я умирал, терял сознание…
Потом внезапно Коридор открылся, словно распахнулась штора на окне в темной комнате, впуская внутрь яркий солнечный свет. Я снова мог дышать. Я стоял на вершине горы. Воздух был прохладным и чистым. Дождя не было. Грозовые тучи остались далеко внизу, в долине под нами.
Я посмотрел на голубое небо, на белые облака, летящие так близко, что казалось, до них можно дотянуться рукой.
Сарьон стоял рядом со мной и озирался по сторонам в нетерпении и предвкушении — как смотрит человек, вернувшийся после долгой отлучки в место, связанное с тягостными и приятными воспоминаниями. Мы находились там, где когда-то был огромный город-крепость.
Каталист покачал головой. Он выглядел немного растерянным.
— Все так изменилось, — пробормотал он, потом взял меня за руку и показал: — Вон там, на вершине горы, был собор. Собственно, он был сотворен из самой вершины горы. Теперь его нет. Даже следа не осталось. Наверное, он обрушился уже после того, как мы ушли. А я и не знал.
Он долго смотрел на руины на склоне горы, потом повернулся в другую сторону. Его печаль немного развеялась.
— Университет уцелел. Смотри, Ройвин. Вон то здание на склоне горы. Маги со всего Тимхаллана приезжали сюда учиться, совершенствовать свое искусство. Я изучал там математику. Какое счастливое было время!
В горе были вырыты тоннели и коридоры. Там располагались церковные службы и жили каталисты. Они работали внутри горы и молились на ее вершине. Глубоко внутри горы был Источник Жизни, родник магии Тимхаллана, ныне опустевший и заброшенный.
Мне внезапно стало ясно, что, если бы не Джорам и его Темный Меч, я сейчас мог бы быть каталистом и ходил бы по этим самым коридорам, преисполненный осознания важности своего служения церкви. Я очень отчетливо представил себя там — как будто та штора, которая впустила солнечный свет, дала мне возможность на мгновение заглянуть в совершенно другую жизнь. Я посмотрел в окно и увидел там самого себя, смотрящего сюда.
Сарьон видел свое прошлое. Я видел свое настоящее. Это было крайне необычное и волнующее, но приятное ощущение. Я был частью этой горы, песка, деревьев, неба. Я глубоко вдохнул свежий горный воздух, и настроение у меня сразу поднялось. И хотя я понятия не имел, как это делается, но почувствовал, что могу собрать жизненную силу из мира, окружающего меня, сосредоточить ее в собственном теле и передать тем, кто в ней нуждается.
Забота о Сарьоне вернула меня к действительности.
Каталист стоял, склонив голову. Он быстро провел рукой по глазам.
— Ничего страшного, Ройвин, — сказал мой господин, когда я приблизился, чтобы утешить его. — Не обращай внимания. Я знаю, все это было к лучшему. Я оплакивал разрушенную красоту, вот и все. Это не могло продлиться долго. Отвратительное взяло бы верх над прекрасным, и все лучшее могло бы быть разрушено и утрачено навсегда. По крайней мере, наши люди живы, живы их воспоминания, и магия жива — для тех, кто ее ищет.
Я не искал магии, но она все равно ко мне пришла. Я не был чужим для этой земли. Хотя я ее и не помнил, она помнила меня.
Как и Сарьон, я вернулся домой.