ГЛАВА ПЕРВАЯ

ПРИЗЫВЫ

— Сарьон...

Каталист блуждал между бессознательностью сна и кошмарной явью своей жизни. С его губ срывался лихорадочный шепот.

— Ваше святейшество, простите меня! — бормотал он. — Верните меня в наше святилище! Избавьте меня от этого ужасного бремени. Я не в силах это вынести! — Сарьон метался на жесткой лежанке и прижимал ладони к закрытым глазам, стараясь отогнать ужасающие видения, которые во сне казались еще реальнее и страшнее. — Убийца! — рыдал он. — Я убийца! Я убил человека — и не одного! О нет, ваше святейшество! Я дважды убийца. Двое людей умерли из-за меня!

— Сарьон! — Голос повторил имя каталиста, и на этот раз он прозвучал несколько раздраженно.

Каталист скорчился и еще сильнее прижал ладони к глазам.

— Позвольте мне покаяться, ваше святейшество! — закричал он. — Накажите меня, как вам будет угодно. Я заслужил наказание, и я жажду его! Тогда я больше не буду видеть их лица, их глаза... они преследуют меня!

Сарьон сел на кровати. Он не спал уже много дней. Его сознание на время затуманилось от переутомления и возбуждения. Каталист не понимал ни где он находится, ни почему этот голос слышен так ясно — хотя звучит он наверняка за много сотен миль отсюда.

— Первым был молодой брат из нашего ордена, — с горячностью продолжал Сарьон. — Колдун использовал мою животворную силу, чтобы его убить. Несчастный каталист ничего не мог ему противопоставить. А теперь и колдун тоже мертв! Он лежит передо мной, беспомощный — всю его магию иссушили до дна мои искусства! Джорам... — Голос каталиста стих до едва слышного шепота. — Джорам...

— Сарьон! — Голос звучал настойчиво и повелительно и наконец привел каталиста в чувство, вырвал из плена измождения.

— Что?

Дрожа в промокшей от пота рясе, Сарьон огляделся по сторонам. Он был не в Купели. Он по-прежнему находился в холодной тюремной камере. Его окружала смерть. Кирпичные стены — камни сделаны руками людей, без помощи магии. На деревянных балках потолка остались следы плотницких инструментов. Холодные металлические решетки, закаленные Темным искусством, казались преградой для самой жизни.

— Джорам!.. — негромко позвал Сарьон, стиснув зубы, чтобы не дрожать от холода.

Но ему хватило одного взгляда, чтобы понять — юноши нет в этой камере, на его койке никто не спал.

— Конечно нет... — сказал Сарьон сам себе и содрогнулся. Джорам где-то за городом, избавляется от тела... Но тогда чей это был голос? Тот голос, который Сарьон только что так ясно слышал?

Каталист закрыл лицо ладонями и лихорадочно забормотал молитву:

— Возьми мою жизнь, Олмин! Если ты и впрямь существуешь, забери мою жизнь и прекрати эти мучения, эти невыносимые страдания. Я уже схожу с ума...

— Сарьон! Тебе не удастся увернуться от меня — даже если ты захочешь. Тебе придется меня выслушать! У тебя нет другого выбора!

Каталист поднял голову. Его глаза были широко раскрыты, все тело содрогалось от холода, который был студенее самого лютого зимнего мороза.

— Ваше святейшество?.. — прошептал Сарьон дрожащими губами. Потом он неуклюже поднялся с койки и оглядел маленькую комнату. — Ваше святейшество? Где вы? Я вас не вижу, но все же слышу... Я не понимаю...

— Я существую в твоем сознании, Сарьон, — сказал голос. — Я говорю с тобой из Купели. Как я это делаю — тебя не касается, отец Сарьон. Мое могущество очень велико. Ты сейчас один?

— Д-да, ваше святейшество, сейчас я один. Но я...

— Соберись с мыслями, Сарьон! — В голосе снова послышалось раздражение. — Твои мысли в таком беспорядке, что я не в состоянии их прочесть! Говорить вслух тебе не обязательно. Думай то, что хочешь сказать, — и я тебя услышу. Теперь я дам тебе время, чтобы прочесть молитву и успокоиться, а потом будь готов внимать мне.

Голос умолк. Но Сарьон все равно ощущал присутствие чего-то постороннего у себя в голове, как назойливое жужжание комара. Он быстро собрался с мыслями и сосредоточился — однако не с помощью молитвы. Хотя он только что молил Олмина забрать его жизнь — и искренне желал, чтобы это свершилось, — сейчас Сарьон почувствовал резкий прилив жизненной силы. Одно то, что епископ Ванье способен проникнуть в его мысли, испугало Сарьона и разозлило до крайности — хотя он и понимал, что злиться не стоит.

Смиренный каталист должен был бы, наверное, гордиться тем, что великий епископ тратит драгоценное время на то, чтобы исследовать его ничего не стоящие мысли. Но в глубине души — в той темной глубине, откуда появлялись сны, возник холодный вопрос: «Сколь много он знает? Могу ли я каким-то образом скрыть от него свои мысли?»

— Ваше святейшество... — нерешительно сказал Сарьон, выходя в центр темной комнаты и озираясь, как будто он опасался, что епископ может в любой момент выйти из каменной стены. — Мне... очень трудно собраться... с мыслями. Мой пытливый разум...

— Тот самый пытливый разум, который повлек тебя на темный путь? — с недовольством в голосе спросил епископ.

— Да, ваше святейшество, — смиренно ответил Сарьон. — Я признаюсь в своей слабости. Но это мешает мне должным образом внимать вам... Я не понимаю, как и посредством чего мы можем общаться. Я...

— Твои мысли в жутком смятении! Так у нас не выйдет ничего путного. — Голос епископа Ванье, отдававшийся в сознании Сарьона, звучал злобно. Но, похоже, епископ все-таки смирился с неизбежным. — Отец Сарьон, как духовный пастырь нашего народа я обязан поддерживать связь с самыми дальними уголками этого мира. Как тебе известно, некоторые желают снизить значение и влияние нашего ордена и превратить нас снова в тех, кем мы были прежде, — в преданных слуг, которые служат господам подобно животным. Из-за этой угрозы я вынужден общаться с другими — и с братьями нашего ордена, и с теми, кто нам помогает, — строго конфиденциально.

— Да, ваше святейшество, — нервно пробормотал Сарьон.

Ночная темнота за решетчатым окном камеры постепенно рассеивалась: приближался рассвет. Из-за окна слышались шаги редких прохожих — тех, кто начинал трудиться с восходом солнца. Но в основном в поселении еще все спали. Где же Джорам? Может быть, его поймали и обнаружили труп? Каталист сцепил пальцы и попытался сосредоточиться на голосе епископа.

— Теперь я общаюсь посредством магии, Сарьон. В покоях, отведенных епископу королевства, есть комната, из которой он может незримо обращаться к своим последователям, ища у них поддержки. Эта комната известна как Палата Предосторожности, и она крайне полезна для бесед с теми, кто исполняет некие деликатные поручения, которые следует держать в тайне ради блага всего народа...

«Шпионская сеть!» — подумал Сарьон прежде, чем успел сдержать этот порыв. Церковь, орден, которому он посвятил свою жизнь, на самом деле — гигантский паук. Этот паук сидит в центре огромной паутины и чутко прислушивается к каждому шевелению всех, кто угодил в его липкую ловушку! Мысль была ужасна, и Сарьон немедленно попытался ее отбросить.

Каталист снова вспотел, хотя при этом дрожал от холода. Он съежился и стал ждать, когда епископ его отчитает. Но Ванье продолжал говорить, как будто не услышал мыслей Сарьона. Епископ все рассказывал о Палате Предосторожности, о том, как она действует, позволяя одному разуму магическим образом общаться с другим разумом.

Сарьон напряженно обдумывал ситуацию, до боли стиснув зубы. «Епископ не услышал мои непроизвольные мысли! — сказал он себе. — Наверное, как он и говорил, мне нужно сосредоточиться, чтобы он меня услышал. Если это так — и если я смогу контролировать свои мысли, — возможно, мне удастся совладать с этим вторжением в мое сознание».

Как только Сарьон это понял, ему стало ясно, что из мыслей епископа он слышит только те, которые Ванье хочет до него донести. Сарьон не мог проникнуть сквозь преграды, которыми епископ защитил свой разум. Постепенно каталист начал успокаиваться. Он подождал, когда владыка церкви закончит свою речь, и, сосредоточившись, мысленно сказал:

— Я понял, ваше святейшество.

— Великолепно, отец Сарьон. — Ванье заметно обрадовался. Какое-то время епископ молчал — очевидно, сосредоточивался на тех мыслях, которые хотел передать каталисту. Но когда он заговорил — или когда его мысли оформились в слова в голове у Сарьона, — он изъяснялся быстро, кратко и четко, как будто повторял заученное на память. — Я отправил тебя на опасное задание, отец Сарьон, велел тебе задержать молодого человека по имени Джорам. И я уже начал беспокоиться о тебе, не получая долгое время никаких известий. Поэтому я почел за лучшее направить к тебе одного из своих помощников, кото...

«Симкин!» — Сарьон не сумел удержаться от мысленного восклицания. Образ юноши встал в его сознании так отчетливо, что, наверное, передался и епископу.

— Что? — Прерванный посреди речи, Ванье явно рассердился.

— Нет-нет, ничего, — поспешно пробормотал Сарьон. — Простите меня, ваше святейшество. Мои мысли прервало... то, что происходит на улице...

— Я советую отойти от окна, отец Сарьон, — недовольно сказал епископ.

— Да, ваше святейшество. — Сарьон до боли сжал кулаки, вгоняя ногти в ладони в надежде, что боль поможет ему сосредоточиться.

Снова последовала пауза — Ванье пытался вспомнить, на чем его прервали.

«Почему он просто не записал то, что хотел сказать?» — с раздражением подумал Сарьон, чувствуя, что мысли епископа отдалились от него. Потом голос в голове зазвучал снова, и на этот раз в интонациях его чувствовалась тревога.

— Как я уже сказал, я беспокоился о твоем благополучии. А теперь и тот мой помощник, который должен был с тобой связаться, тоже не подает о себе вестей, уже двое суток. Я встревожился еще больше. Надеюсь, с тобой ничего не произошло, Сарьон?

Что Сарьон мог на это ответить? Что мир для него перевернулся с ног на голову? Что он ногтями цепляется за остатки рассудка? Что совсем недавно он молил

Олмина ниспослать ему смерть? Каталист растерянно молчал. Он мог бы признаться во всем, рассказать епископу, что он знает правду о Джораме, умолять Ванье о милосердии и потом передать ему мальчишку — как ему и приказывали. И сразу все закончится. Измученная душа Сарьона наконец обретет покой.

Ветер — отголоски вчерашней ночной бури — бился о стены темницы в тщетных попытках сокрушить их. В свисте ветра Сарьону послышались слова, которые он слышал семь лет назад — когда епископ Ванье приговаривал ребенка к смерти.

— Отец! — Голос Ванье, сухой и холодный, прозвучал словно из глубин памяти. — Твои мысли снова путаются!

— Я... Я заверяю вас, ваше святейшество, что со мной все в порядке, — запинаясь, пробормотал Сарьон. — Не стоит так обо мне беспокоиться.

— Я благодарю Олмина за это.

Ванье сказал это таким же тоном, каким благодарил Олмина за хлеб и яйца, поданные ему на завтрак. Он снова какое-то время молчал, и Сарьон почувствовал его внутреннее замешательство, мысленную борьбу. Следующие слова епископа прозвучали неуверенно:

— Пришло время, отец, когда тебе и твоему... м-м... защитнику — моему помощнику — следует встретиться. Я знаю, что сотворен Темный Меч...

Сарьон ахнул.

— ...и теперь мы более не можем ждать. Опасность, исходящая от этого юноши, слишком велика. — Голос Ванье стал холодным как лед. — Ты должен привести Джорама в Купель как можно скорее, и для этого тебе понадобится содействие моего помощника. Обратись к Блалоху. Сообщи ему, что я...

— К Блалоху! — Сарьон вздрогнул от неожиданности. Биение сердца отдавалось в его ушах подобно звону молота Джорама. — Он — ваш помощник? — Каталист обхватил голову дрожащими руками. — Ваше святейшество, это не может в самом деле быть Блалох!..

— Можешь мне поверить, отец...

— Он же отверженный изгнанник, отщепенец! Он...

— Отверженный? Он не более отверженный чародей, чем ты — отверженный священник, Сарьон! Да, он — один из Дуук-тсарит и занимает в их ордене высокий пост. Он специально подготовлен для этой важной миссии — точно так же, как и ты, отец!

Сарьон сжал голову руками, словно надеялся сдержать разбегающиеся в смятении мысли. Блалох, жестокий колдун-убийца, Дуук-тсарит — на самом деле член тайной организации, поддерживающей законы Тимхаллана. Блалох — агент церкви! И в то же время на его совести — хладнокровные кровавые убийства, разбойные нападения на деревни... Крестьяне, которых Блалох лишил запасов провизии, зимой погибали от голода.

— Ваше святейшество... — Сарьон облизал пересохшие, растрескавшиеся губы. — Этот колдун... злой человек! Глубоко испорченный! Он... Я сам видел, как он убил молодого дьякона из нашего ордена в...

Епископ перебил его:

— Разве ты не слышал поговорки «Ночные тени всего темней для того, кто идет по свету»? Так не будем же поспешно судить простых смертных, отец. Если ты как следует вспомнишь тот инцидент, о котором упомянул, то наверняка поймешь, что убийство произошло либо не без веских оснований, либо по несчастной случайности.

Сарьон вспомнил, как колдун вызвал ветер, как ураган подхватил беззащитного дьякона, словно сухой листок, и швырнул о стену. Он вспомнил, как безжизненное тело юноши неуклюже сползло на землю.

— Ваше святейшество... — осмелился пробормотать Сарьон, содрогаясь всем телом.

— Довольно! — отрезал епископ. — У меня нет времени, чтобы выслушивать твои ханжеские стенания! Блалох делает все необходимое, чтобы поддержать свою маскировку, чтобы все считали его колдуном-отщепенцем. Он играет в опасную игру среди этих чародеев Темного искусства, которые окружают тебя, Сарьон. В конце концов, что такое одна жизнь по сравнению с жизнями тысяч или душами миллионов! А именно их Блалох держит в своих руках.

— Я не понимаю...

— Тогда дай мне возможность объяснить! Я рассказываю это тебе строго конфиденциально, отец. Перед твоим отъездом я говорил тебе о проблемах, которые у нас начались на севере, в Шаракане. С каждым днем положение становится все хуже. Каталисты, которые отреклись от законов нашего ордена, становятся все многочисленнее и популярнее. Они свободно даруют свою Жизненную силу всякому, кто об этом попросит. Из-за этого император Шаракана уверился, что может безнаказанно обходиться с нами, как ему будет угодно. Он конфисковал церковную казну и пополнил свою сокровищницу. Он изгнал нашего кардинала, а на его место самочинно назначил одного из этих каталистов-отступников. Он намеревается вторгнуться в Мерилон и завоевать его. И он заключил союз с Техниками, среди которых ты жил, чтобы заполучить их демоническое оружие...

— Да, ваше святейшество, — пробормотал Сарьон. Каталист слушал невнимательно, лихорадочно соображая, что же ему теперь делать.

— Император Шаракана собирается использовать оружие чародеев, чтобы оно помогло ему в завоевании. Хотя создается впечатление, что Блалох подстрекает Шаракан в его амбициях и помогает чародеям, на самом деле он готовится завести их в смертельную ловушку. Так мы сможем победить Шаракан и навсегда вышвырнуть чародеев из этого мира. Блалох все держит под контролем — по крайней мере, так было до тех пор, пока мальчишка — Джорам — не нашел темный камень.

По мере того как Ванье злился, его мысли становились все более беспорядочными и спутанными. Сарьон больше не мог следить за его рассуждениями. Епископ почувствовал это и ненадолго замолчал, снова сосредоточиваясь, а потом продолжил, уже немного спокойнее:

— То, что темный камень найден, — это катастрофа, отец! Вы, конечно, понимаете это? Камень может дать Шаракану силу, достаточную для победы. Поэтому так важно, чтобы вы с Блалохом доставили мальчишку вместе с чудовищной мощью, которой он обладает, сюда, обратно в этот мир, в Купель, — и немедленно, пока в Шаракане ни о чем не прознали.

У Сарьона от напряжения заболела голова. К счастью, его собственные мысли сейчас были в таком беспорядке, что до епископа, наверное, могли доходить только бессвязные обрывки: Блалох — двойной агент... Темный камень — угроза миру... Чародеям уготована ловушка...

Джорам... Джорам... Джорам...

Постепенно Сарьон стал успокаиваться. Он знал, что должен сделать. Все остальное — не важно. Войны между королевствами. Жизни тысяч людей. Все это слишком грандиозно, чтобы понять и постичь. А вот жизнь одного человека...

«Как я могу привести Джорама обратно, зная об участи, которая его ожидает? А теперь я знаю это наверняка, — сказал сам себе Сарьон. — Прежде я был слеп и ничего этого не видел — но только потому, что намеренно закрывал глаза, чтобы не смотреть».

Каталист поднял голову и уставился прямо перед собой, в темноту.

— Ваше святейшество! — громко сказал он, прерывая разглагольствования епископа. — Я знаю, кто такой Джорам на самом деле.

Ванье сразу же замолк. Сарьон почувствовал его сомнения, настороженность, испуг. Но эти мимолетные ощущения схлынули почти мгновенно. Епископу королевства Тимхаллан было почти восемьдесят лет, и более сорока из них он занимал этот пост. Епископ Ванье очень хорошо знал свое дело.

— Что ты имеешь в виду... — Мысли епископа отражали непритворное замешательство. — Что значит — ты знаешь, кто он на самом деле? Этот Джорам — сын безумной женщины по имени Анджа...

Сарьон чувствовал, как крепнут его силы. Наконец-то он смог взглянуть в лицо правде.

— Джорам, — негромко сказал каталист, — сын императора Мерилона.

 

ГЛАВА ВТОРАЯ

МИЛОСЕРДНОЕ ГОСУДАРСТВО

Тишина в тюремной камере воцарилась настолько глубокая, что на мгновение Сарьону показалось — он понадеялся, — что епископ прервал мысленную связь.

Но потом у него в голове снова зазвучали слова.

— И откуда же к тебе пришло это предполагаемое знание, отец Сарьон? — Каталист чувствовал, как осторожно, мягко епископ прощупывает неведомую почву. — Может быть, это Блалох...

— Ради Олмина, и он тоже знает? — От удивления Сарьон снова заговорил вслух. Потом, несколько растерянный, каталист продолжил: — Нет... Мне никто об этом не говорил. Да и не нужно было говорить. Я просто... понял. Как? — Он беспомощно пожал плечами. — Как я могу определить, сколько магии следует взять из мира и передать мастеру-столяру, чтобы он выплавил из этой магии кресло? Конечно, здесь нужны расчеты, нужно учитывать все факторы в совокупности... и рост человека, и вес, его возраст, степень сложности модели... Но разве я думаю обо всем этом сознательно? Нет! Я так часто это делал, что ответ приходит как будто сам собой. Мне не приходится задумываться, как я его получил... Точно так же получилось, ваше святейшество, и с тем, как я узнал истинное происхождение Джорама. — Сарьон покачал головой и закрыл глаза. — Боже мой, я ведь держал его на руках! Это дитя, рожденное Мертвым, обреченное умереть! Я был последним, кто держал его на руках! — На ресницах каталиста заблестели слезы. — В тот ужасный день я отнес ребенка в детскую, присел возле колыбели и много часов укачивал его на руках. Я знал, что стоит мне выпустить младенца из рук, и больше никому не позволят к нему прикоснуться, до тех пор, пока вы не заберете малютку, чтобы отнести к Источнику.

Взволнованный каталист встал с койки и начал расхаживать по тесной, маленькой комнатке.

— Может быть, это лишь моя причуда, но... Я верю, что за эти несколько часов между нами словно протянулась невидимая нить, которая связала наши судьбы. Когда я снова увидел Джорама, моя душа узнала его, хотя глаза и не узнали. И когда я начал прислушиваться к своей душе, я понял, что знаю правду.

— Ты так уверен, что это правда? — Голос епископа прозвучал напряженно.

— А вы это отрицаете? — мрачно вопросил Сарьон. Он остановился посреди тюремной камеры и посмотрел вверх, на деревянные балки, как будто епископ висел в воздухе под потолком. — Вы отрицаете, что направили меня сюда намеренно, надеясь, что я открою правду?

Епископ долго молчал, словно не решаясь ответить. Сарьон ясно представил себе человека, который рассматривает выпавшие ему карты, не зная, с какой пойти.

— Ты рассказал Джораму?

В голосе епископа звучал страх. Сарьон чувствовал этот страх и мог его понять.

— Нет, конечно нет, — ответил каталист. — Как я мог рассказать ему столь неправдоподобную историю? Он бы мне не поверил — без веских доказательств. А доказательств у меня нет.

— Но ты говорил, что учел все факторы? — не унимался Ванье.

Сарьон нетерпеливо покачал головой. Он снова начал мерить шагами камеру, но, подойдя к окну, остановился. За окном уже совсем рассвело. В холодную тюрьму струился сквозь окна свет. Община чародеев начала просыпаться. Из труб поднимался дым, который сразу же уносило прочь порывистым ветром. Те немногие, кто уже проснулся, либо спешили начать работу, либо осматривали свои дома, определяя ущерб, нанесенный ночной бурей. Сарьон заметил вдалеке одного из охранников Блалоха, который бежал куда-то по проулкам.

«Где же Джорам? Почему он до сих пор не вернулся?» — подумал Сарьон, но сразу же отогнал эту мысль и снова принялся расхаживать по комнате. Каталист надеялся, что движение поможет ему сосредоточиться, а заодно и согреться.

— Все факторы? — задумчиво повторил он. — Да, конечно, есть и другие факторы. Юноша очень похож на свою мать, императрицу. Нет, нельзя сказать, что он поразительно на нее похож... Его лицо стало жестким из-за суровой жизни, которая выпала на его долю. У него густые брови, он часто хмурится и редко улыбается. Но у него такие же волосы, как у матери, прекрасные черные волосы, которые вьются мягкими локонами, — длинные, ниже плеч. Мне говорили, что его мать — та женщина, которая его вырастила, — никогда не стригла мальчику волосы. И иногда у него в глазах мелькает такое выражение... величественное, поистине царственное... — Сарьон вздохнул. Во рту у него пересохло, слезы стекали по губам и соленым вкусом напоминали кровь. — Ну и, конечно, он — Мертвый, ваше святейшество...

— В нашем мире немало Мертвых...

«Епископ пытается выяснить, много ли мне известно, — внезапно догадался Сарьон, — Или, может быть, ищет доказательства чему-то...» Ноги у каталиста подогнулись, и он опустился на стул возле простого маленького столика, стоявшего у очага. Сарьон потянулся к глиняному кувшину и хотел налить себе воды, но оказалось, что вода в кувшине покрыта коркой льда. Каталист с горечью взглянул на погасшие угли в очаге и отодвинул кувшин.

— Я знаю, что Мертвых много, ваше святейшество, — мрачно признал Сарьон. Он по-прежнему говорил вслух. — Если помните, я и сам отыскал немало таких в Мерилоне. Дитя признают Мертвым, если оно не выдерживает двух из трех Испытаний Жизни. Но мы с вами знаем, ваше святейшество, что этим детям все же присуща магия, хотя и в очень малой мере. — Каталист с трудом сглотнул. В пересохшем горле саднило. — Но я никогда не видел ребенка — за одним-единственным исключением, — который не выдержал бы все три Испытания Жизни. Ребенка, полностью лишенного магии. И тот единственный ребенок был принцем Мерилона. И я ни разу не встречал человека, даже среди так называемых Мертвых, живущих в этом поселении, который был бы полностью лишен магии — опять же за одним исключением. Это Джорам. Он Мертвый, ваше святейшество. Истинно Мертвый. В нем совершенно нет Жизненной силы.

— И чародеи, которые живут в деревне, об этом знают?

Допрос продолжался. У Сарьона заболела голова. Он так хотел, чтобы снова стало тихо, чтобы в голове больше не звучал назойливый голос епископа. Но каталист не знал, как избавиться от этого голоса — разве что разбить голову о стену. Он закусил губу и ответил:

— Нет. Джорам хорошо научился скрывать свою неполноценность. У юноши ловкие руки, и он изрядно поднаторел в создании иллюзий. Вероятно, его научила этому та женщина, которая заменила ему мать, — Анджа. Джорам знает, что с ним случится, если кто-нибудь узнает. Даже здесь, среди Мертвых и отверженных, его в лучшем случае изгонят из общины, а в худшем — убьют. Но ведь Блалох наверняка докладывал вам об этом...

Каталист начал раздражаться.

— Блалох знает то, что ему необходимо знать, — ответил Ванье. — Признаю, у меня были определенные подозрения, и он сделал то, что следовало, — чтобы либо подтвердить, либо опровергнуть их. Я не счел нужным обсуждать с Блалохом этот вопрос.

Каталист нетерпеливо поерзал на стуле и пробормотал:

— Однако вы сочли нужным обсудить это со мной...

— Да, отец Сарьон. — Теперь голос епископа звучал холодно и твердо. — Я почувствовал в тебе расположение к этому юноше, растущую привязанность к нему... Эта привязанность — губительный яд, разрушающий твою душу, Сарьон. Ты должен избавиться от нее, должен очистить душу от скверны. Да, наверное, я отправил тебя туда для того, чтобы ты подтвердил давние мои опасения. Теперь тебе известна тайна, Сарьон. Ужасная тайна! Если станет известно, что истинный принц жив, наши враги получат над нами преимущество. Опасность столь огромна, что трудно даже представить. Подумай, Сарьон, что будет, если об этом станет известно — о том, что истинный принц Мертв? В самом лучшем случае — начнется бунт. Правящий дом будет низвергнут и изгнан. Мерилон окажется ввергнут в хаос и падет жертвой Шаракана! Ты ведь наверняка все это понимаешь, Сарьон!

— Да, ваше святейшество. — Сарьон снова попытался облизать пересохшие губы, но язык тоже высох и, казалось, превратился в терку. — Понимаю.

— Значит, ты понимаешь, почему так важно, чтобы Джорам был доставлен к нам.

— Почему это не было так важно прежде? — спросил Сарьон. От холода, жажды и усталости он почему-то вдруг расхрабрился. — Джорам все время был здесь, и ваш Блалох тоже. Этот Блалох — колдун, Дуук-тсарит! Если бы вы приказали, он мог бы доставить вам Джорама хоть целиком, хоть по кусочку! И вообще, зачем возиться, зачем тащить Джорама в Купель? Если он так опасен, просто избавьтесь от него — и все! Его ведь так легко убить, особенно Блалоху! — В голосе Сарьона звучала горечь. — Зачем впутывать в это меня...

— Твое участие необходимо, чтобы доказать истину, ответил Ванье. — До недавнего времени я лишь предполагал, что этот мальчишка может оказаться принцем. Твои «факторы» хорошо сложились вместе — как я и предполагал. А что касается убийства Джорама... Церковь не занимается убийствами, отец Сарьон.

Сарьон повесил голову. Он заслужил этот упрек. Хотя каталист утратил веру и в церковь, и в бога, он не мог найти в своем сердце веры и в то, что епископ Тимхаллана способен приказать кого-то убить. Даже младенцев, признанных Мертвыми, не убивали, а отправляли в Палату Ожидания, где они спокойно спали, изъятые из мира, в котором им не было места. А убийство молодого дьякона — это ведь дело рук Блалоха. Сарьон охотно поверил, что епископу трудно держать в узде колдуна. Дуук-тсарит живут по своим собственным законам.

— Я хочу кое в чем признаться тебе, отец Сарьон. — Мысли епископа, прозвучавшие в голове Сарьона, казались вымученными и исполненными боли. Каталист поморщился — ему тоже было больно. — Я скажу тебе это, чтобы ты мог яснее все понять. Если бы этот скверный мальчишка не нашел темный камень, я позволил бы ему спокойно прожить жизнь среди чародеев — по крайней мере до тех пор, пока не пришло бы время двинуть против них все наши силы. Разве ты не понимаешь, Сарьон? Джорам так легко мог затеряться среди них — и мы бы избавились от всех этих опасностей сразу, одним ударом, не беспокоя народ понапрасну. Покарали бы Шаракан, наказали бы мятежных чародеев Темного искусства, избавились бы от Мертвого принца. Это все должно было быть так просто, Сарьон.

И снова повисла особенная тишина. Сарьон вздохнул и закрыл лицо ладонями. Епископ Ванье опять заговорил — очень тихо, почти шепотом.

— И все еще может быть так просто, отец. Судьба Мерилона в твоих руках — а может быть, и судьба всего мира.

Испуганный каталист вскинул голову и начал возражать:

— Нет, ваше святейшество! Нет! Я не хочу...

— Не хочешь брать на себя такую ответственность? — мрачно уточнил Ванье. — Боюсь, у тебя нет выбора, Сарьон. Ты допустил ошибку, и тебе придется за нее расплачиваться. Видишь ли, я кое-что знаю о темном камне. И я знаю, что Джорам не научился бы его использовать, если бы ты ему не помог, каталист.

— Ваше святейшество... Я не понимаю... — пробормотал несчастный Сарьон.

— В самом деле, Сарьон? Может, разумом ты и смирился с тем, что сделал, но в душе знаешь, что грешен! Я чувствую твою вину, сын мой, вину, которая разрушила твою веру. И ты не избавишься от этой вины до тех пор, пока не исполнишь свой долг. Приведи мальчишку ко мне, предай его в руки церкви — так ты облегчишь страдания своей истерзанной души, и в ней снова воцарится прежний покой.

— А... А что будет с Джорамом? — нерешительно спросил Сарьон.

— Это не должно тебя заботить, отец, — сурово ответил Ванье. — Он дважды нарушил наши самые святые законы — совершил убийство и принес в мир ужасающую, демоническую силу. Вспомни о своей собственной душе, Сарьон, подумай о ее спасении!

«Если бы я только мог...» — устало подумал Сарьон.

— Отец Сарьон! — Теперь Ванье явно разозлился. — Я чувствую в твоей душе сомнения и смятение — вместо смирения и раскаяния!

— Простите меня, ваше святейшество! — Сарьон сжал виски ладонями. — Все это случилось так внезапно! Я не понимаю... мне нужно время, чтобы обдумать и... и решить, как правильнее всего поступить... — У него в голове вдруг промелькнуло внезапное подозрение. — Ваше святейшество, но как получилось, что Джорам остался среди живых? Как эта Анджа...

— Что такое, отец Сарьон? Снова вопросы? — резко перебил его епископ. Потом Ванье замолчал, и снова повисла напряженная, тяжелая тишина. Епископ ждал.

Сарьон с трудом сглотнул, хотя во рту было совсем сухо и чувствовался привкус крови. Он попытался отогнать непрошеные мысли, но вопросы не отступали — настойчивые, упорные. Наверное, Ванье почувствовал это, потому что следующие мысли епископа словно окутали Сарьона теплым одеялом.

— Возможно, ты и прав, отец Сарьон, — мягко сказал Ванье. — Тебе нужно время, чтобы подумать. Признаю, я слишком нетерпелив. Этот вопрос настолько важен для меня, а опасность столь велика, что я сделался жестоким. Но еще день-другой ничего не изменит. Я свяжусь с тобой сегодня вечером, чтобы договориться обо всем окончательно. Палата Предосторожности дает мне возможность найти тебя в любое время, в любом месте. Как в старинной пословице — мысли мои всегда с тобой.

Сарьон содрогнулся. Ему стало очень неуютно, когда он осознал смысл сказанного епископом.

— Это большая честь для меня, ваше святейшество... — пробормотал каталист.

— Да пребудет с тобой Олмин, да направит он твои стопы на верный путь.

— Благодарю, ваше святейшество.

Снова наступила тишина, и на этот раз Сарьон понял, что голоса епископа у него в голове больше нет. Каталист неуклюже сполз со стула, проковылял через комнату и снова растянулся на лежанке. Он завернулся с головы до ног в тонкое, истертое одеяло, но все равно дрожал, и от холода, и от страха. Бледные лучи восходящего солнца проникли сквозь зарешеченное окно. Но этот яркий, насмешливый свет совсем не принес с собой тепла. Наоборот, в камере как будто стало еще холоднее. Сарьон тупо смотрел на пляшущие в холодном свете тени и пытался понять, что с ним сейчас произошло.

Однако его переполняли такой ужас и отвращение, что Сарьон никак не мог собраться с мыслями. Он разозлился, но все равно ничего не смог поделать с неподобающими эмоциями, которые обуяли его после беседы с епископом.

«Я должен преисполниться благоговейного трепета и благодарности к епископу за то, что он так близко к сердцу принимает нужды народа и постоянно наблюдает за ними даже мысленно. Если бы моя душа была очищена, как он говорил, я бы сейчас не негодовал из-за того, что он влез в мои мысли, — с горечью сказал себе Сарьон. — Это мои грехи заставляют меня содрогаться от страха при мысли, что епископ властен копаться в моем разуме и памяти, когда ему вздумается, словно какой-то вор! Но ведь, в конце концов, моя жизнь принадлежит церкви, и скрывать я ничего не должен».

Он перевернулся на спину и уставился на шевелящиеся тени под стропилами крыши.

«Да, снова обрести покой! Наверное, епископ и в самом деле был прав. Может, я и правда утратил веру из-за своих собственных грехов, из-за вины, которую отказываюсь признать? Если я признаю свои прегрешения, раскаюсь и приму наказание, я, наверное, снова буду свободен! Свободен от этих мучительных сомнений! Свободен от внутреннего беспорядка, смятения мыслей и чувств!»

Как только каталист признался в этом самому себе, его вдруг охватило невероятное спокойствие. Блаженная, приятная теплота заполнила ужасную, черную, холодную пропасть в его душе. Если бы Ванье был сейчас здесь, Сарьон немедленно бросился бы ему в ноги.

Но... Джорам...

Да, как же быть с Джорамом? Воспоминание о юноше прокололо мыльный пузырь спокойствия. Теплота снова отхлынула. Нет! Сарьон изо всех сил цеплялся за нее, не хотел отпускать.

«Признай это, — уговаривал он себя, — Джорам пугает тебя! Ванье прав. Этот юноша очень опасен. Таким облегчением будет избавиться наконец и от него, и от того орудия зла — особенно теперь, когда ты знаешь истину. В конце концов, как там говорили древние? Правда делает человека свободным?»

«Прекрасно! — возразила циничная частичка в душе Сарьона. — Но что такое эта правда? В чем она состоит? Разве Ванье ответил на твои вопросы? Что на самом деле произошло семнадцать лет назад? Если Джорам — принц, то как и почему он остался среди живых?»

Каталист закрыл глаза, чтобы не видеть ни света, ни теней. Он снова держал на руках новорожденного младенца, нежно укачивал его и орошал слезами невинную головку. Он снова почувствовал прикосновение Джорама — рука юноши лежала у него на плече, как в те ужасные минуты прошлой ночью, в кузнице. Он видел взгляд холодных черных глаз, в котором крылось страдание, и чувствовал, как душа Джорама нуждается в любви — любви, которой юноша был лишен столь долго. Джорам нашел эту любовь в Сарьоне. Да, именно это их связало! Если бы Сарьон все еще верил в Олмина, он бы, наверное, сказал, что это — проявление божественной воли. Разве он может разрушить эту связь, разве он может предать Джорама?

Что тогда станет с юношей? Вопрос, который он задал епископу, эхом отозвался в его мозгу. И Сарьон знал ответ. Епископ Ванье обрек младенца на смерть. То же самое он сделает и с юношей.

Сарьон открыл глаза и посмотрел на холодный утренний свет, в котором не было тепла, но была истина — какой бы ужасной она ни казалась.

«Если я приведу Джорама обратно, его ждет смерть».

Кажущееся умиротворение растаяло, оставив по себе все ту же черную, мрачную, холодную пустоту. Слишком много вопросов без ответов, слишком много лжи. Епископ Ванье солгал императору и императрице — они думают, что их ребенок умер. Он солгал и Сарьону — когда отправлял его к Джораму. И он продолжал бы лгать, если бы Сарьон не поймал его на слове. В этом каталист был совершенно уверен. Доверять Ванье нельзя. Никому нельзя доверять. Единственная правда, которая осталась у Сарьона, — та правда, которая внутри него. Каталист тяжело вздохнул. Что ж, значит, он будет до последнего цепляться за эту правду и надеяться, что она проведет его через трясину, которая его окружает.

И, кстати, где же Джорам? Он уже должен был бы вернуться к этому часу. Наверное, случилось что-то...

Солнечные лучи внезапно оказались заслонены двумя фигурами, которые материализовались прямо из воздуха посреди комнаты, словно призраки, порожденные смятенным сознанием каталиста. Сарьон в страхе уставился на них, затаив дыхание, пока один из новоприбывших не заговорил.

— Я так и знал! — Голос был таким же ярким и насмешливым, как солнечный свет. — Смотри, Джорам. Мы с тобой бродим по ужасным местам, преодолевая всевозможные опасности, а этот жрец Бритая Макушка растянулся на ложе и дрыхнет без задних ног, как мертвец, — так же крепко спал барон Дангерс, перед тем как его по ошибке похоронили.

 

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

ВЫВЕДЕНИЕ ПЯТЕН

— Это ты, Джорам? — неуверенно спросил Сарьон.

Каталист сел на лежанке и присмотрелся к двум молодым людям, стоявшим посреди комнаты. Они появились так внезапно, и буквально из ниоткуда, поэтому Сарьон никак не мог решить — настоящие они или только плод его разгулявшегося воображения?

Но голос, который раздался в ответ, был самым настоящим, причем весьма раздраженным.

— А кто еще, черт возьми, это может быть? — буркнул Джорам и подтвердил свою реальность тем, что подошел к столу и схватил кувшин с водой. Обнаружив внутри лед вместо воды, юноша от расстройства выругался и поставил кувшин обратно.

— Тише! — предостерег его Сарьон, но совет запоздал.

На шум явился стражник — в зарешеченном окошке на двери внезапно возникла его физиономия. Спутник Джорама отреагировал на появление стражника испуганным криком:

— Спасайтесь! Бегите! На нас напало ужасное чудовище! О, прошу прощения... — добавил он, когда лицо стражника исказилось злобной гримасой. — Похоже, это не ужасное чудовище. Это просто один из людей Блалоха. Надо же — я ошибся. Наверное, меня сбил с толку запах...

Стражник зарычал и скрылся, а Симкин демонстративно чихнул и зажал нос пальцами. Сарьон бросился к Джораму.

— С тобой все в порядке? — спросил он, озабоченно оглядывая юношу.

Под глазами Джорама залегли тени усталости, суровое лицо заметно осунулось. Его одежда была изорвана и измазана грязью и еще чем-то темным — Сарьон вдруг с ужасом понял, что это кровь. На руках у юноши тоже остались пятна крови.

— Я в порядке, — устало ответил Джорам и опустился на стул.

— Но... — Сарьон положил ладонь на поникшее плечо юноши. — Ты выглядишь ужасно...

— Я же сказал — со мной все в порядке! — огрызнулся Джорам и, дернув плечом, сбросил руку каталиста. Потом посмотрел Сарьону в глаза сквозь спутанные черные волосы. — И если уж на то пошло, то мы все знавали лучшие деньки.

— Я категорически протестую! — вмешался Симкин, картинным жестом доставая прямо из воздуха ярко-оранжевый шелковый платок. Он приложил платок к носу и сказал: — Попрошу не впутывать меня в ваши неприятности.

И в самом деле, Симкин выглядел так, будто только что явился с торжественного приема у императора. Единственное, что было необычным во внешнем облике этого фатоватого молодого человека, — его костюм, всегда такой яркий, на сей раз был полностью черным, вплоть до лент на рукавах.

Сарьон вздохнул и отодвинулся от Джорама. Он потер замерзшие руки и спрятал ладони в широкие рукава просторной рясы, тщетно надеясь хоть немного согреться.

— Ты вчера вернулся сюда без осложнений? — спросил Джорам у каталиста.

— Да. Стражники знали, что я был с... Блалохом. — Сарьон закашлялся, когда произносил это имя. — Я сказал им, что он закончил разбираться со мной и... отослал меня. Они не задавали никаких вопросов, просто заперли меня здесь, и все. А вы? — Каталист посмотрел на Джорама, потом на Симкина, не скрывая удивления. — Как вы сюда попали? И где вы были все это время? Вас никто не увидел? — Он непроизвольно взглянул сквозь зарешеченное окно на дом по другую сторону улицы — там жили стражники Блалоха, которые присматривали за узниками.

— Увидел нас? Нет, ну какое оскорбление! — фыркнул Симкин. — Как будто я могу позволить себе появиться на людях в таком наряде! — Он в возмущении повел широким черным рукавом. — Я надел это сегодня только потому, что, по моему разумению, такой костюм более всего подходил к обстоятельствам.

— Но как вы сюда попали? — не отступался Сарьон.

— Через Коридор, конечно. — Симкин пожал плечами.

— Но... это же невозможно! — Сарьон ахнул, вне себя от изумления. — Тхон-ли, мастера Коридоров! Они бы остановили... С тобой не было каталиста, который дал бы тебе Жизненную силу или... или открыл их...

— Дело техники. — Симкин взмахнул перевязанной черными лентами рукой. Потом он обвел взглядом комнату, полюбовался своими черными туфлями и продолжил: — Я что-то говорил, когда мы пришли, но между тобой и появлением того тошнотворного лица в окошке — которое, между прочим, совершенно отбило у меня аппетит — мысль как-то вылетела у меня из головы. О чем же я говорил?

— Джорам, — начал Сарьон, стараясь не обращать внимания на Симкина. — Где вы...

— Ах да! Вспомнил! — Симкин помрачнел, приложил пальцы ко лбу. — О том, как барона по ошибке похоронили. Он перенес все довольно спокойно. Вообще-то, в столице немало шутили по поводу этого казуса. Барону пришлось потрудиться, когда он выбирался из-под мраморного надгробия, а потом еще было несколько напряженных моментов — когда мы приняли его за вампира, восставшего из гроба, и собирались вогнать ему кол в сердце Однако когда выяснилось, что он все же состоит из плоти и крови, мы сразу же послали за Телдарами. Но скорбящая вдова — это совсем другая история... — Симкин испустил тяжкий вздох. — Она так и не простила барону испорченных поминок.

— Джорам! Где вы были? Что случилось? — поспешил вмешаться Сарьон, когда Симкин замолчал на миг, чтобы набрать в грудь воздуха.

— Где темный камень? — неожиданно спросил Джорам.

— Там, куда ты его спрятал. Я положил его обратно, как и обещал. Он на месте, — добавил Сарьон, заметив в темных глазах юноши внезапное подозрение. — Ты ведь сам говорил — я не могу разрушить то, что помогал создавать.

Джорам встал со стула.

— Симкин, следи за окном, — приказал он.

— Это обязательно? Если та мерзкая рожа снова покажется, меня стошнит прямо здесь. Клянусь...

— Просто последи за окном! — мрачно перебил его Джорам.

Прикрыв оранжевым платком нос и рот, Симкин покорно подошел к окну и выглянул наружу.

— Упомянутая мерзкая рожа отправилась на ту сторону улицы пообщаться с другими такими же мерзкими рожами, — сообщил он. — Они все, судя по виду, крайне возбуждены. Интересно, что же такое там случилось?

— Наверное, обнаружилось, что Блалох пропал, — сказал Джорам, подходя к лежанке.

Юноша опустился на колени, засунул руки под грязный матрас и вытащил оттуда длинный предмет, завернутый в ткань. Он быстро развернул сверток, осмотрел меч и, удовлетворенно кивнув, обернулся к Сарьону. Бледный солнечный свет заливал лицо пожилого мужчины серым сиянием. Сарьон смотрел на юношу мрачно и строго.

— Спасибо тебе, — пробормотал Джорам.

— Не благодари меня. Ради Олмина, эту штуку стоило бы утопить в реке, где поглубже! — резко сказал Сарьон. — Особенно после того, что случилось сегодня ночью! — Каталист умоляюще протянул руки к юноше. — Подумай хорошенько, Джорам! Уничтожь это орудие зла, пока оно не уничтожило тебя самого!

— Нет! — Стараясь не глядеть в исполненные печали глаза каталиста, хмурый Джорам быстро засунул сверток обратно под матрас — Ты видел, какую силу это дает мне, когда... случилось то, что случилось этой ночью. Неужели ты в самом деле веришь, что я откажусь от такого? Это моя забота, старик, а не твоя!

— И моя тоже, — мягко сказал Сарьон. — Я тоже был там. Я помог тебе совершить уби... — Каталист замолчал на полуслове и оглянулся на Симкина.

— Все нормально, — сказал Джорам, вставая. — Симкин знает.

«Ну конечно же, — с горечью сказал себе Сарьон, — Симкин знает обо всем на свете, непонятно откуда». У каталиста появилось ощущение, что правда — та внутренняя правда, которая должна была провести его через трясину, — внезапно куда-то исчезла, оставив его тонуть в болоте.

— Вообще-то, — продолжал Джорам, укладываясь на кровать, — ты должен бы поблагодарить его, каталист. Если бы не он, я бы ни за что не справился с «тем, что случилось этой ночью», как ты это назвал.

— Да! — охотно подхватил Симкин. — Он собирался просто оттащить труп в какое-нибудь заброшенное место — и, конечно же, от этого было бы мало толку! В смысле, вот вам бы, например, понравилось, если бы все решили, что доброго старика Блалоха разорвали кентавры, правда? Это делает мне честь. Прихвостни колдуна — пардон, покойного колдуна, — конечно, тупы, но, согласитесь, не до такой же степени, верно? Но, предположим, они обнаруживают своего бывшего господина под корнями какого-нибудь дерева, в животе у него — огромная кровавая дыра, но никакого оружия поблизости не видно. Полагаю, они бы обменялись парой осторожных фраз вроде: «Гляди-ка! Похоже, старина Блалох отдал концы под этим кленом! А не на тетушке Минни!» А потом они побежали бы сюда, выстроили бы всех на площади и стали бы задавать дурацкие, оскорбительные вопросы типа: «Где вы были между десятью и двенадцатью вечера?» или «Что делала ночью собака?». Так вот, чтобы всего этого избежать, мы расположили тело — с исключительным вкусом, смею заверить, — в живописном месте, посреди небольшой полянки, добавив для полноты картины всего несколько завершающих штрихов.

Сарьону вдруг сделалось дурно. Он представил, как Джорам выходит из кузницы, неся на плече мертвое тело Блалоха, обмякшие руки Блалоха свисают вниз и покачиваются в такт шагам. У каталиста подогнулись ноги. Он опустился на стул, не в силах оторвать взгляд от Джорама, от его измаранной кровью рубашки.

Джорам проследил за взглядом каталиста, тоже посмотрел на свою рубашку и поморщился.

— Тебя от этого тошнит, старик?

— Ты должен избавиться от этой рубашки, пока стражники ничего не заметили, — негромко сказал Сарьон.

Джорам смотрел на него несколько мгновений, потом пожал плечами и начал стаскивать с себя рубашку.

— Симкин, разожги огонь, — скомандовал юноша.

— Мой милый друг! Не стоит портить вполне хорошую рубашку, — возразил Симкин. — Бросай ее сюда. Я выведу пятна в один миг. Герцогиня д'Лонгевилль показала мне... Вспомните, вы наверняка о ней слышали — все ее мужья умирают один за другим, при таинственных обстоятельствах. По пятнам она тоже настоящий эксперт. «Нет ничего проще, чем убрать потом засохшую кровь, мой милый Симкин, — говорила она мне. — Хотя большинство людей делают из этого столько шума...» Все, что нужно сделать, это... — Симкин подхватил рубашку, которую бросил ему Джорам, встряхнул ее, а потом тщательно протер кровавые пятна оранжевым шелковым платком. От соприкосновения с платком пятна крови мгновенно исчезли. — Вот, что я вам говорил? Чистая и белая, как свежевыпавший снег! Ну, не считая этой грязной полоски у ворота. — Симкин посмотрел на рубашку со снисходительной улыбкой.

— А как же труп? — резко перебил его Сарьон. — Что за «завершающие штрихи»?

— Следы кентавров! — Симкин улыбнулся, чрезвычайно довольный собой. — Это я придумал.

— Следы? Но как?..

— Ну, я просто превратился в кентавра, вот и все, — ответил Симкин, прислоняясь к стене. — Было очень весело. Я делаю это время от времени, чтобы развлечься. Я попрыгал по поляне, взрыхлил землю копытами, чтобы было похоже, что там произошло нешуточное, яростное сражение. Даже всерьез подумывал, не стоит ли для полной достоверности самоубиться и оставить свой труп рядом с трупом Блалоха. Однако... — он вздохнул, — я все-таки не настолько предан искусству.

— Не беспокойся, каталист, — раздраженно бросил Джорам. — Никто не заподозрит, как было на самом деле. — Получив обратно от Симкина свою рубашку, он начал было одеваться, но передумал, скомкал ее и бросил на матрас. Потом вытащил из-под лежанки кожаный мешок и достал оттуда другую рубашку. — А где Мосия? — нахмурившись, спросил юноша и огляделся по сторонам.

— Я... Я не знаю, — ответил Сарьон. Он только сейчас осознал, что Мосии нет. — Когда мы уходили, он спал. Наверное, его куда-то увели стражники! — Встревоженный каталист привстал со стула и посмотрел в окно.

— Скорее всего, он сбежал, — предположил беспечный Симкин. — Эти стражники не уследят даже за цыпленком, который только проклюнулся из скорлупы, а Мосия поговаривал о том, чтобы отправиться одному в дикие дебри, — вы же помните. — Симкин зевнул так, что чуть не вывихнул челюсть. — Послушай, Сарьон, старина, ты не против, если я воспользуюсь твоей постелью? Дико хочется спать. Целый день на ногах — то присутствуешь при убийствах, то прячешь трупы... Спасибо. — Не дожидаясь ответа от Сарьона, Симкин подошел и с удовольствием растянулся на кровати каталиста. — Ночная рубашка, — сказал он и мгновенно оказался облачен в длинную белоснежную ночную рубашку из тонкого льна, украшенную ленточками. Подмигнув каталисту, молодой человек пригладил усы и бородку и закрыл глаза. Через секунду он уже спал, а через три секунды начал сладко похрапывать. Джорам нахмурился.

— Ты ведь не думаешь, что он так сделал, правда? — спросил он у Сарьона.

— Как сделал? Бросил нас, ушел один? — Каталист потер уставшие глаза. — Почему бы и нет? Мосия наверняка считает, что здесь у него друзей нет. — Он с горечью посмотрел на Джорама. — А тебе это не безразлично?

— Надеюсь, он все-таки ушел, — ровным голосом ответил юноша, заправляя подол рубашки в штаны. — Чем меньше он о нас знает, тем лучше. Для него — и для нас тоже.

Джорам хотел было лечь, но придумал кое-что получше. Он подошел к столу, взял кувшин, разбил ледяную корку и налил воды в плоскую чашку. Потом, морщась, окунул лицо в холодную воду. Смыв с лица копоть кузницы, юноша вытерся рукавом рубашки и откинул со лба спутанные, густые черные локоны. Потом, дрожа от холода, принялся оттирать с рук засохшую кровь кусочками битого льда.

— Ты собираешься куда-то идти? — спросил вдруг Сарьон.

— В кузницу, работать, — ответил Джорам. Он вытер ладони о штаны и, пользуясь пальцами вместо гребня, стал разделять буйную копну вьющихся, блестящих волос на три части, чтобы заплести их в косу, как обычно. Спутанная масса волос не желала поддаваться, и юноша морщился от боли всякий раз, когда дергал за непослушные пряди слишком сильно.

— Но ты же с ног валишься от усталости, едва не спишь на ходу, — возразил Сарьон. — Кроме того, тебе не разрешат выйти. Там и впрямь что-то творится. — Каталист подошел к окну и выглянул на улицу. — Посмотри сам. Стражники неспокойны...

Заплетая волосы в косу, Джорам посмотрел в окно.

— Тем больше причин для нас вести себя так, будто ничего не случилось. Пока меня не будет, попробуй что-нибудь выяснить о Мосии.

Юноша набросил на плечи плащ, подошел к двери и нетерпеливо потряс решетку. Стражники, стоявшие на улице, разом обернулись на шум. Один из них, после недолгого спора с остальными, подошел к двери камеры, открыл замок и распахнул дверь.

— Чего тебе? — проворчал стражник.

— Я должен идти работать, — угрюмо ответил Джорам. — Блалох приказал.

— Блалох приказал? — Стражник нахмурился. — Что-то мы не слышали никаких приказов от... — начал он, потом замолчал на полуслове и судорожно сглотнул. — А ну, иди обратно в камеру!

— Ладно, — Джорам пожал плечами. — Только вы сами будете объяснять колдуну, почему меня не было в кузне, когда все там с ног сбиваются, чтобы изготовить в срок оружие для Шаракана.

— Эй, в чем тут дело? — поинтересовался, подходя, другой стражник.

Сарьон заметил, что все стражники были обеспокоены и держались крайне настороженно. Они постоянно переглядывались между собой и посматривали то на людей на улице, то на дом Блалоха высоко на холме.

— Говорит, должен работать в кузне. Мол, приказали. — Стражник показал большим пальцем на дом на вершине холма.

— Так отведи его, пусть работает, — сказал другой стражник.

— Но вчера нам велели держать их под замком. И Блалох не...

— Я сказал — отведи его работать, — прорычал второй стражник и смерил своего напарника угрожающим взглядом.

— Ну, тогда пошли, — сказал стражник Джораму и грубо толкнул его в спину.

Сарьон следил через окно, как стражник и Джорам идут по улице через поселок. Нервозность стражников передалась и местным жителям. Каталист заметил, что мужчины, идущие на работу, тоже то и дело поглядывают на дом Блалоха и бросают недобрые взгляды на подручных колдуна, которые отвечают им столь же мрачными взглядами. А женщины вместо того, чтобы идти на рынок за покупками или на речку стирать белье, сидят по домам и выглядывают из окон. Дети выбежали на улицу играть, но всех их быстро загнали домой. Знают ли чародеи о том, что Блалох исчез, или просто так реагируют на нервозность приспешников колдуна? Догадаться Сарьон не мог, а спросить не отваживался.

Каталист вдруг ощутил пульсирующую боль в висках, мысли его путались от страха и усталости. Сарьон уселся на шаткий стул и опустил голову на сложенные руки. Внезапно раздался громкий голос, и Сарьон вскинулся — но это Симкин бормотал во сне что-то о картах. Наверное, ему снилась игра в таро.

— Последнюю взятку берет Король Мечей...

 

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

ОЖИДАНИЕ

Никогда еще утро не тянулось для Сарьона так мучительно долго. Каталист отсчитывал время по биению своего сердца, по ритму своего дыхания, по морганию покрасневших, словно засыпанных песком глаз. Вскоре после ухода Джорама в доме напротив тюрьмы началась бурная деятельность, и каталист понял, что солдаты Блалоха решили отправиться на поиски своего пропавшего господина. И теперь Сарьон каждую секунду, которые тянулись бесконечно, ожидал услышать шум и суету, которые бы подсказали ему, что тело колдуна найдено.

Каталист не мог делать ничего — только ждать. Он даже завидовал Джораму, который занят работой в кузнице: после пережитых волнений монотонный тяжелый труд поможет забыться и покажется отдыхом и душе, и телу, каким бы усталым оно ни было. При взгляде на Симкина, который развалился на его кровати и безмятежно спал, Сарьон почувствовал, что каждый мускул его немолодого уже тела ноет от усталости. Сарьон лег на кровать Джорама и тоже попытался заснуть. Он ужасно устал и надеялся, что сон придет сразу же, как только сомкнутся веки. Но едва каталист начал засыпать, ему вдруг показалось, что он снова слышит голос епископа Ванье. Сарьон мгновенно проснулся, дрожа и вспотев от страха.

«Ванье снова свяжется со мной сегодня вечером!»

Обрадовавшись благополучному возвращению Джорама, каталист совсем позабыл об этой опасности. Теперь он все вспомнил, и минуты, которые только что еле-еле ползли, как черепаха со свинцовыми чушками на лапах, вдруг обрели крылья и стремительно полетели.

Все мысли запертого в тюремную камеру каталиста, у которого уже кружилась голова от голода и недосыпания, сосредоточились на грядущем противостоянии с епископом. Мысли кружились и кружились, словно щепка в водовороте.

«Я не стану предавать Джорама!» — лихорадочно пообещал самому себе Сарьон. В этом он был уверен. Однако, когда каталист начал подробнее представлять себе предстоящую мысленную встречу с епископом, он понял, что совершенно беспомощен в этих условиях и, по существу, у него не будет никакого выбора. Если только Ванье не обладает способностью беседовать с мертвыми — говорят, древние некроманты умели такое делать, — то попытка епископа связаться сегодня с Блалохом окончится ничем. Ванье спросит у Сарьона, где колдун, — и Сарьон знал, что у него сейчас не хватит сил скрыть правду.

«Джорам убил колдуна, убил его оружием, созданным из тьмы, и я помогал ему создавать это оружие!» — Сарьон уже слышал, как признается епископу во всем.

«Как такое могло случиться? — недоверчиво спросит епископ. — Семнадцатилетний юноша и немолодой каталист уничтожили одного из Дуук-тсарит? Могущественного чародея, который мог вызвать ветры с небес и закружить человека, словно сухой осенний листок? Колдуна, который мог наполнить тело человека ужасным ядом, воспаляющим каждый нерв, превращающим несчастную жертву в извивающийся в конвульсиях комок плоти? И этого колдуна вы уничтожили?»

Сидя на краю кровати Джорама, каталист нервно сжимал и разжимал руки.

— Он собирался убить Джорама, ваше святейшество! — тихо пробормотал Сарьон, отвечая воображаемому епископу. — Вы сказали, что церковь непричастна к убийствам. Блалох обратился ко мне, чтобы я дал ему Жизнь, тогда он смог бы вытянуть магию из мира и влить в свое тело и творить с ее помощью грязное, черное колдовство! Но я не мог, ваше святейшество! Блалох был злом, разве вы не видите этого? Я видел. Я уже видел, как он убивает. Я не мог позволить ему убивать снова! И я начал вытягивать Жизнь из него самого! Я отнял у Блалоха его магию. Разве это было неправильно? Разве неправильно, ваше святейшество? Неправильно — пытаться спасти чью-то жизнь? Я совсем не хотел убивать колдуна! — Сарьон покачал головой, глядя себе под ноги. — Я хотел только... сделать его безвредным. Умоляю, поверьте мне, ваше святейшество! Я вовсе не хотел, чтобы все это случилось...

— У кого джокер? — отчетливо произнес Симкин.

Его голос раздался так внезапно, что у каталиста сердце ушло в пятки от испуга. Сарьон вздрогнул и злобно посмотрел на молодого человека.

Симкин, казалось, крепко спал. Перевернувшись на живот, он скомкал подушку под собой и прижимался щекой к матрасу.

— Джокер у тебя, каталист? — сонным голосом спросил он. — Если нет, король будет побит...

Король будет побит. Да, в этом никаких сомнений быть не может.

Как только Ванье узнает, что его агент мертв, каталист уже не сможет ни сказать, ни сделать ничего такого, что помешало бы епископу сразу же направить Дуук-тсарит за Джорамом, чтобы доставить юношу в Купель.

«Что я делаю? — Сарьон ухватился за край матраса, впился пальцами в ветхую ткань. — О чем я думаю? Джорам — Мертвый! Они не смогут его выследить! Поэтому Ванье нужен я или Блалох. Он не сможет сам найти мальчика. Дуук-тсарит выслеживают людей по Жизненной силе, по магии в наших телах! Они могут найти меня, но не могут найти Мертвого. А может, и меня тоже они не смогут найти. Может быть, и Джорама тоже».

Эта мысль поразила Сарьона, как удар молнии. Дрожа от возбуждения, каталист вскочил на ноги и принялся расхаживать по каморке. Его мозг лихорадочно работал, пытаясь найти какой-нибудь неучтенный подвох, какое-нибудь слабое место. Нет, все чисто. Это должно сработать. Сарьон был уверен в этом точно так же, как в первой математической формуле, которую выучил, еще сидя на коленях у матери.

Для каждого действия существует противоположная, равная по силе реакция. Таково учение древних. В мире, который порождает магию, существует и сила, которая магию поглощает, — темный камень. Это свойство темного камня было известно чародеям со времен Железных войн — они использовали его, чтобы создавать оружие чудовищной мощи. Когда чародеи были побеждены, их технологии провозгласили Темным искусством. Чародеев истребили, изгнали из королевства или вынудили скрываться — как чародеев в этой маленькой общине, где сейчас жил Сарьон. Знание о возможностях темного камня почти не сохранилось, оно затерялось во всех перипетиях их нелегкой жизни, по существу — борьбы за выживание. Оно забылось, стерлось из памяти, превратилось в ничего не значащие слова ритуальных заклинаний, непонятные слова в древних, полузабытых книгах.

Ничего не значащие и непонятные для всех, кроме Джорама. Он нашел руду, познал ее секреты, выковал меч...

Сарьон медленно запустил руки под матрас Джорама. Дотронулся до холодного металла меча, завернутого в рваную тряпку, и отдернул пальцы, почувствовав зло. Однако шарить под матрасом не перестал — и наконец нашел то, что искал. Маленький кожаный мешочек. Вытащив мешочек из потайного места, каталист взвесил его в руке. Это должно сработать, но хватит ли ему силы и отваги?

А разве у него есть выбор?

Сарьон медленно распустил шнурок, которым был завязан мешочек. Внутри лежало три кусочка камня. Простые и ничем не примечательные, камешки выглядели как обычная железная руда.

Сарьон помедлил. Он держал мешочек в руке и глядел на кусочки руды, как завороженный.

Темный камень — это защитит его от Ванье! Это та самая карта, которую он может разыграть, чтобы епископ проиграл в этой игре! Засунув пальцы в мешочек, Сарьон вытащил один из камешков. Он показался необычно тяжелым и почему-то теплым. Каталист задумчиво сжал камень в ладони и, повинуясь внезапному порыву, прижал кулак к сердцу. Епископ Ванье связывался с ним посредством магии. Темный камень поглотит магию, сработает как щит. Сарьон будет — для Ванье — как будто одним из Мертвых.

«Да меня и так можно считать одним из Мертвых, — подумал Сарьон, — потому что такой поступок поставит меня вне всех законов, и церкви, и королевства. Если я сделаю это — я отрекусь от всего, во что верил. Отрекусь от своей жизни. Все, ради чего я жил до сих пор, разрушится и просочится сквозь пальцы, словно какая-нибудь пыль. Мне придется заново познавать мир. Новый мир, холодный и страшный. Мир без веры, без привычных ответов на все вопросы, мир Смерти...»

Сарьон туго затянул шнурок на кожаном мешочке и снова спрятал мешочек в потайное место под матрасом. Один из кусочков руды он оставил себе и держал его, крепко зажав в кулаке. Приняв решение, каталист действовал быстро и уверенно, планы и мысли складывались в его сознании логично и упорядоченно, как у любого хорошего математика.

«Я должен попасть в кузницу. Я должен поговорить с Джорамом, объяснить ему, какая опасность нам угрожает. Мы должны сбежать отсюда, сбежать во Внешние земли. Когда Дуук-тсарит доберутся сюда, мы будем уже далеко».

По-прежнему крепко сжимая темный камень в кулаке, Сарьон ополоснул лицо ледяной водой и, подхватив свой измятый и грязный плащ, набросил его на плечи. Oглянувшись на спящего Симкина, каталист постучал в зарешеченное окошко и подозвал одного из стражников.

— Чего тебе, каталист?

— Разве вам не передали сегодня утром приказов относительно меня? — спросил Сарьон с улыбкой, которая, как он надеялся, придавала ему невинный и смиренный вид, но на самом деле напоминала застывший оскал мертвого опоссума.

— Нет, — проворчал стражник и угрожающе нахмурил брови.

— Я... э-э... нужен сегодня в кузнице, — запинаясь, выдавил Сарьон. — Кузнецы выполняют сложный заказ, который необходимо подпитать Жизненной силой.

— Ну, я не знаю, — неуверенно отозвался стражник. — Нам приказали держать тебя под замком.

— Но ведь это, конечно же, вчерашний приказ, — сказал Сарьон. — Разве сегодня утром вам... э-э... не давали других указаний?

— Может, и да, а может, и нет, — угрюмо пробормотал стражник и оглянулся на дом Блалоха.

Проследив за взглядом стражника, Сарьон заметил нескольких подручных колдуна, собравшихся небольшой тесной группой возле двери. Ему отчаянно захотелось узнать, что же там происходит.

— Ну, наверное, ты можешь пойти в кузницу, — решился наконец стражник. — Но я буду тебя сопровождать.

— Конечно. — Сарьон едва удержался, чтобы не вздохнуть с облегчением.

— Насмешник еще здесь? — Стражник кивнул головой в сторону тюремной камеры.

— Кто? А, Симкин? — Каталист кивнул. Заглянув через зарешеченное окно, стражник увидел молодого человека, который спал, вольготно развалившись на кровати и разинув рот. Храп Симкина было слышно даже на улице, а сейчас он выдал особенно громкую руладу, от которой сам чуть не свалился с кровати.

— Жалко, что он не задохнулся! — Стражник открыл дверь, выпустил каталиста и резко, с громким стуком, захлопнул дверь. — Иди вперед, священник.

Проходя по улицам поселка, между рядами кирпичных домов — Сарьон до сих пор не мог без содрогания смотреть на эти дома, построенные руками людей при помощи каких-то инструментов, а не сотворенные магией, — каталист заметил, что жители становятся все более беспокойными.

Многие мужчины перестали даже притворяться, что работают, и стояли на улице маленькими группами, негромко переговариваясь между собой и недобро поглядывая на проходящего стражника.

— Ничего, погодите немного, — пробормотал стражник, отвечая им столь же мрачными, зловещими взглядами. — Скоро мы с вами со всеми разберемся.

Но Сарьон обратил внимание, что приспешник колдуна высказывает угрозы совсем не громко, чтобы поселяне не услышали. Стражнику явно было неуютно и тревожно.

И каталист не винил его за это. Пять лет назад в поселении чародеев появился человек по имени Блалох. Заявив, что он перебежчик из могущественного ордена Дуук-тсарит, колдун без труда отобрал власть у Андона — добродушного старика, который был здесь главой общины. Блалох привел с собой наемников — воров и убийц, которых Дуук-тсарит спешно нанял для своих целей. С помощью своих приспешников колдун совсем подмял под себя чародеев, он правил, используя угрозы и уверения, что настало время чародеям восстать и занять то место в мире, которое принадлежит им по праву. Но были среди чародеев и такие — и среди них Андон, — которые выказывали открытое неповиновение колдуну и его стражникам. И теперь, когда могущественный колдун исчез, его наемники не на шутку забеспокоились.

— Так что там они такое делают сегодня в кузнице, а, священник?

Сарьон словно очнулся. Каталист смутно сознавал, что стражник уже во второй раз задает этот вопрос, но он так задумался, что прослушал.

— Э-э... Я полагаю, особое оружие для... для королевства Шаракан, — запинаясь, пробормотал Сарьон и смутился.

Стражник кивнул и снова замолчал, поглядывая искоса на поселян, которые встречались им на пути к кузнице.

Сарьон знал, что говорить о Шаракане можно совершенно спокойно. Шаракан — большое королевство, расположенное к северу от Внешних земель, — готовился к войне. Шаракан искал чародеев Темного искусства, надеясь заручиться их поддержкой в будущей войне, и этим вызывал страх и возмущение каталистов. И весь последний год чародеи в этом поселке трудились дни и ночи напролет, они ковали железные наконечники для стрел и копий, мечи и кинжалы. Обработанное магией могущественных шараканских колдунов, это оружие сделает Шаракан воистину грозным врагом. И сейчас острие железного шараканского кинжала было направлено в сердце древнего и прекрасного королевства Мерилон.

Не удивительно, что епископ Ванье напуган. За это Сарьон его не винил — и, поразмыслив об этом, он чуть было не усомнился в своем решении. Орден каталистов долгие века поддерживал мир и покой среди множества королевств Тимхаллана. Теперь мир в королевствах держится на волоске, непрочные узы мира рвутся, словно ветхая ткань. Шаракан, не таясь, строит планы завоеваний, и хотя церковь делает все возможное, чтобы удержать весь остальной мир от паники, слухи все равно ползут, и с каждым днем народ все больше боится.

«Но конечно, теперь, когда Блалох мертв, всему этому придет конец», — подумал Сарьон. Андон, мудрый и рассудительный предводитель чародеев, отговорит их от участия в войне. Теперь, когда Блалоха больше нет и некому больше подстрекать чародеев к войне, старик сумеет вразумить жителей поселка.

«Перед тем как мы уйдем, я предупрежу его об опасности, которая им угрожает, — решил каталист. — Я скажу ему, что Блалох собирался заманить их в ловушку. Я...»

— Эй, мы уже пришли, — сообщил стражник, грубо схватив каталиста за плечо.

Сарьон так глубоко погрузился в свои безрадостные мысли, что едва не прошагал мимо кузницы. Снова осознав, где находится, Сарьон услышал гулкий звон молотов и хриплое дыхание кузнечных мехов, похожих на работу сердца и легких какого-то огромного чудовища с красными глазами-горнами, сверкавшими в темной глубине пещеры, где оно затаилось. Хозяин чудовища, кузнец, стоял на пороге. Крупный, сильный мужчина, искусный и в магии, и в технике, кузнец предводительствовал в той группе чародеев, которые желали войны. Однако воинственному кузнецу не нравилось, как тут распоряжался Блалох. Никто так не обрадуется известию о смерти колдуна, как кузнец. И несомненно, у приспешников Блалоха были очень веские причины опасаться этого великана-кузнеца и многочисленных чародеев, которые его поддерживали.

Сейчас кузнец как раз разговаривал с несколькими молодыми парнями. Увидев стражника, они сразу замолчали. Парни отошли в темноту пещеры, в которой располагалась кузница, а кузнец вернулся к работе, но прежде смерил приспешника Блалоха откровенно вызывающим взглядом.

— Отец... — Кто-то тронул каталиста за рукав рясы.

Удивленный Сарьон обернулся.

— Мосия! — воскликнул он, обрадовавшись, и порывисто протянул руки, чтобы обнять юношу. — Как тебе удалось сбе... — Оглянувшись на стражника, каталист прикусил язык. — Знаешь, мы так волновались...

— Отец, — мягко перебил его Мосия. — Мне нужно с вами поговорить. Наедине. Это... духовный вопрос, — пояснил юноша, повернувшись к стражнику. — Это займет совсем немного времени.

— Ну ладно, — проворчал охранник, беспокойно ежась под пристальным взглядом кузнеца. — Но чтобы вы оба все время были у меня на виду!

Мосия увлек Сарьона в полумрак коновязи, куда обычно ставили лошадей, которых надо было подковать.

— Отец, зачем вы сюда пришли? — жарко прошептал юноша.

— Чтобы... чтобы поговорить с Джорамом. Мне нужно... нужно кое-что с ним обсудить... — запинаясь, ответил каталист.

— Это из-за слухов?

— Каких слухов? — с трудом выговорил Сарьон.

— Блалох... Он пропал. — Мосия пристально взглянул Сарьону в глаза. — Вы уже знаете?

— Нет. — Сарьон отвел взгляд и отступил поглубже в тень коновязи.

— Они отправились в глушь его искать.

— Но... Откуда ты узнал?

— Я был в доме Блалоха, когда туда явился Симкин и сообщил новость солдатам колдуна.

— Симкин? — Сарьон уставился на Мосию. — Когда это было? И что он им сказал?

— Сегодня, рано утром. Понимаете, отец... — Юноша заговорил торопливо, то и дело поглядывая на стражника: — Этой ночью, после того как вы с Джорамом ушли, явились стражники и забрали меня из тюрьмы. Они сказали, что Блалох желает меня допросить или что-то в этом роде. Но когда меня привели в дом колдуна, его там не было. Кто-то сказал, что Блалох пошел вместе с вами в кузницу. Мы стали ждать, но он так и не вернулся. Кто-то из его людей сходил в кузницу, но никого там не нашел. А потом, рано утром, явился Симкин и рассказал, что Блалох якобы отправился в лес, чтобы расквитаться за что-то с кентаврами...

Сарьон застонал.

Мосия пристально посмотрел каталисту в глаза.

— Для вас это не новость, отец, правда? Я так и думал, что вы уже знаете. Объясните мне, что происходит?

— Я ничего не могу тебе сейчас сказать! — громко ответил Сарьон. — Но как тебе удалось освободиться?

— Я просто отошел в сторону во время всеобщей неразберихи. Я пошел и предупредил Андона. Люди Блалоха собираются расправиться с жителями поселка, чтобы подавить любое сопротивление, пока оно еще не началось. Они готовят оружие — дубинки, ножи и луки...

— Эй, идите уже сюда! Хватит болтать! Я не собираюсь торчать здесь целый день, — крикнул стражник, которому явно хотелось убраться подальше от грозного кузнеца.

— Я должен идти, — сказал Сарьон и направился к кузнице.

— Я пойду с вами, — решительно заявил Мосия.

— Нет! Возвращайся в тюрьму! Приглядывай за Симкином, — в отчаянии приказал каталист. — Один Олмин знает, что ему взбредет в голову в следующий раз!

— Да, наверное, вы правы, — согласился Мосия после недолгого раздумья. — А вы туда еще вернетесь?

— Да, да! — поспешно ответил Сарьон.

Он видел, что стражник разглядывает юношу как-то задумчиво — как будто ему вдруг пришло в голову, почему это Мосия разгуливает по улицам один, без охраны? Но если стражнику и захотелось задержать юношу, одного взгляда в сторону хмурого кузнеца хватило, чтобы он передумал.

— Этот священник сказал, что нужен вам здесь для какого-то особого оружия, — сказал стражник кузнецу. Оба смотрели друг на друга одинаково мрачно.

— Ну... вы знаете... особое оружие, для Шаракана, — добавил Сарьон, облизав пересохшие губы. Удары молота затихли. Сарьон увидел, что Джорам повернул голову и смотрит на него. В черных глазах юноши горели алые огоньки — словно угли в жаровне. — Оружие, над которым работает юноша по имени Джорам... — Каталист умолк, он больше не мог придумать никакой убедительной лжи.

Кузнец криво усмехнулся, потом пожал плечами и сказал:

— А, вот вы про что. — Он взмахнул черной от копоти рукой. — Тогда принимайтесь за работу, отец. Проходите в кузню. А тебе здесь делать нечего! — добавил он сурово, глядя на стражника.

Стражник покраснел от досады, но кузнец угрожающе приподнял огромный молот, который держал в одной руке, причем без особых усилий. Выругавшись себе под нос, стражник отступил. Он развернулся и поспешно зашагал по улице к дому Блалоха.

— Вам тоже лучше поторопиться, отец, — холодно предупредил кузнец. — Скоро тут начнутся беспорядки, так что держитесь подальше.

Кузнец ударил молотом по подкове, которую держал клещами. Сарьон мельком взглянул на подкову и заметил, что она уже совсем остыла, да и вообще полностью готова. Несколько молодых парней снова вышли из полумрака пещеры и окружили кузнеца. Их, казалось, стало даже больше, чем прежде.

— Благодарю вас, — сказал каталист. — Я... Я быстро.

Почти не в состоянии думать из-за оглушительного звона от ударов молота по наковальне, Сарьон пробрался через толпу парней в глубь кузницы. Воспоминания прошлой ночи не давали ему покоя. Он, сам того не желая, посмотрел на то место на полу, где лежало окровавленное тело колдуна.

— Кровь Олминова! Зачем ты сюда пришел? — Джорам выругался сквозь стиснутые зубы. На наковальне перед ним лежал раскаленный докрасна наконечник копья. Юноша подхватил наконечник клещами и собирался опустить его в ведерко с водой, но Сарьон задержал его, взяв за руку.

— Мне очень нужно поговорить с тобой, Джорам! — крикнул он, надеясь, что Джорам услышит его за грохотом кузнечных молотов. — Мы в опасности!

— Что? Они нашли труп?

— Нет. Опасность в другом. Все гораздо хуже. Я... Ты знаешь, что меня направил сюда... епископ Ванье... чтобы я привел тебя обратно. Я уже говорил тебе это, когда только появился здесь.

— Да, — кивнул Джорам. Густые черные брови юноши сошлись на переносице в одну линию. — Вы рассказали мне... после того, как то же самое уже сказал мне Симкин. Но все равно — вы рассказали.

Сарьон покраснел, смутившись.

— Я знаю, ты мне не доверяешь, но... послушай! Епископ Ванье снова связался со мной. Не спрашивай, как — это все связано с магией. — Каталист сунул руку в карман рясы, где у него был спрятан кусочек темного камня. Сжав камень в ладони, Сарьон почувствовал себя увереннее. — Он потребовал, чтобы я и Блалох доставили тебя в Купель, тебя и Темный Меч.

— Ванье знает про Темный Меч? — прошипел Джорам. — Вы рассказали...

— Это не я! — поспешил объяснить Сарьон. — Это Блалох ему рассказал! Колдун был шпионом епископа — он оставался Дуук-тсарит! Нет времени сейчас все объяснять, Джорам. Епископ скоро узнает, что Блалох мертв и что это ты убил его, используя темный камень. Ванье отправит за тобой своих Дуук-тсарит. Он обязательно это сделает, потому что боится Темного Меча...

— Он хочет завладеть силой Темного Меча! — мрачно поправил Джорам.

Сарьон моргнул от неожиданности — ему самому эта мысль почему-то не приходила в голову.

— Возможно, ты и прав... — сказал каталист, судорожно сглотнув. У него уже пересохло в горле оттого, что приходилось все время кричать. — Но нам нужно уходить, Джорам! С каждой минутой опасность, которая нам угрожает, растет!

— Нам угрожает? — Губы Джорама скривились в горькой улыбке, больше похожей на гримасу. — Вам не грозит никакая опасность, каталист! Почему вы не хотите отдать меня в руки епископа? — Юноша отвернулся от пристального взгляда каталиста и сунул остывающий наконечник в угли. — В конце концов, вы же меня боитесь. Вы боитесь темного камня. Я убил Блалоха собственной рукой — я, а не вы. Вы тут вообще ни при чем. — Вытащив снова раскалившийся наконечник из углей, Джорам пристроил его на наковальне. Несколько долгих мгновений юноша смотрел на наконечник, не видя его. — Мы уйдем во Внешние земли, — сказал он наконец. Он произнес это так тихо, что Сарьону пришлось наклониться, чтобы расслышать слова. — Вы знаете об опасности, которая нам угрожает, о том риске, который нам придется принять. Особенно учитывая, что никто из нас не искушен в магии. Почему же вы хотите пойти со мной?

Джорам вернулся к работе, не глядя на каталиста.

«И в самом деле — почему?» — спросил сам себя Сарьон, глядя на склоненную голову юноши, на обнаженные в жаркой кузнице сильные плечи, на непокорные черные локоны, которые выбились из косы и разметались волнистыми прядями, обрамляя суровое и сосредоточенное юное лицо. Было что-то особенное в голосе Джорама, когда он задал этот вопрос. Усталость, страх... И что-то еще — надежда?

Сарьон понимал, что юноша боится. Он намеревался уйти из поселка и старался набраться храбрости, чтобы отправиться в дикие, неизведанные и опасные земли в одиночку.

«Почему я хочу пойти с тобой, Джорам? — В горле каталиста собрался жгучий комок, как будто он проглотил раскаленный кусок угля. — Я мог бы рассказать, что когда-то держал тебя на руках, мог бы рассказать, как твоя маленькая невинная головка прижималась к моему плечу, а я укачивал тебя, чтобы ты заснул. Я мог бы сказать, что ты принц Мерилона, наследник трона — и я могу это доказать!

Но нет, я не могу сказать тебе это сейчас. Может быть, я вообще никогда не смогу тебе этого рассказать. С таким опасным знанием и горьким озлоблением в сердце ты, Джорам, принесешь несчастье всем нам — и твоим родителям, и ни в чем не повинным жителям Мерилона...»

Сарьон содрогнулся.

«Нет, — повторил он про себя. — По крайней мере в этом грехе я не буду виновен! Я сохраню эту тайну до самой своей смерти. Но какую другую причину я могу назвать этому юноше? Я хочу пойти с тобой, Джорам, потому что ты мне не безразличен. Мне не безразлично, что с тобой случится. Наверное, его это только насмешит...»

— Я пойду с тобой, потому что хочу вновь обрести свою веру, — сказал наконец каталист. — Некогда я считал церковь такой же сильной и неколебимой, как гора, на которой стоит Купель. Теперь же я вижу, как она рушится, раздираемая жадностью и обманом. Я говорил тебе, что больше не могу вернуться к церкви. И это в самом деле так.

Джорам прервал работу и повернулся к каталисту. Взгляд темных глаз юноши был холоден и равнодушен, но Сарьон успел заметить мимолетный проблеск разочарования, крошечный огонек сожаления — как будто Джорам хотел услышать нечто совсем другое. Но проблеск мелькнул и исчез, огонек вспыхнул и угас. Однако каталист тотчас же пожалел, что не высказал того, что было у него на сердце. Ничего не поделаешь, время упущено.

— Хорошо, каталист, — холодно сказал Джорам. — Как бы то ни было, все равно — хорошо, что вы пойдете со мной. Я не хотел бы упускать вас из виду. Вы слишком много знаете о темном камне. А теперь возвращайтесь в тюрьму. Мне нужно закончить работу.

Сарьон вздохнул. Да, он все сказал правильно. Но откуда тогда эта пустота внутри? Он достал из кармана маленький кусочек темного камня.

— Еще кое-что, Джорам... Ты не мог бы вставить это в какую-нибудь оправу, для меня? — спросил каталист у юноши. — И прикрепить к цепочке, чтобы я мог носить его на шее.

Удивленный Джорам взял темный камень, посмотрел на него, потом на Сарьона. Глаза юноши внезапно вспыхнули — он что-то заподозрил.

— Зачем?

— Я надеюсь, что это поможет мне воспротивиться попыткам епископа со мной связаться. Камень поглотит его магию.

Джорам пожал плечами и согласился.

— Я принесу его вам утром, когда вернусь.

— Нет! Мне нужно скорее, — забеспокоился каталист. — До вечера...

— Не волнуйтесь вы так, — перебил его юноша. — К вечеру мы будем уже далеко отсюда. Кстати, — осторожно добавил он, снова берясь за работу, — вы нашли Мосию?

— Да, он сейчас в тюрьме, вместе с Симкином.

— Значит, он не ушел... — пробормотал Джорам, обращаясь к самому себе.

— Что?

— Мы возьмем его с собой. И Симкина тоже. Идите скажите им об этом и начинайте собираться.

— Нет! Только не Симкина! — забеспокоился Сарьон. — Мосия — еще ладно, но не...

— Нам понадобятся люди, которые умеют использовать магию, каталист, такие как Симкин и Мосия, — холодно перебил его Джорам. — Вы будете давать им Жизнь, а я защищать нас всех силой Темного Меча — только так мы, может, и сумеем все это пережить. — Юноша посмотрел на Сарьона. — Надеюсь, вы не слишком разочарованы и не передумаете.

Не говоря больше ни слова, Сарьон повернулся и пошел из кузницы, старательно обойдя то место, где прошлой ночью лежал убитый колдун. Осталась ли там кровь? Сарьону показалось, что под корзиной действительно виднеется какая-то темная лужа, и он поспешно отвел взгляд.

Каталист нисколько не жалел, что уходит из этого места. Хотя он уже привык к здешним жителям и начал понимать как устроена их жизнь, в глубине души Сарьон не смог преодолеть отвращения к Темному искусству — отвращения, которое воспитывалось в нем всю жизнь. Он знал об опасностях Внешних земель — по крайней мере, считал, что знает, — и наивно полагал, что жизнь в глуши, среди дикой природы будет лучше, чем жизнь в месте, где люди изменяют природу Техникой.

«Куда мы пойдем? — Сарьон не знал. — Наверное, в Шаракан — хотя в таком случае мы, наверное, попадем туда в разгар войны. Но это не важно. Куда бы мы ни пошли — не важно, только бы не в Мерилон».

Да, он будет даже рад уйти из поселка чародеев и встретить лицом к лицу опасности Внешних земель. «Да благословит нас Олмин», — думал каталист, возвращаясь обратно в тюремную камеру.

Но почему Симкин?

 

ГЛАВА ПЯТАЯ

ЛЕЖА В ЯСЛЯХ

— Я был там. Я видел все от начала до конца, и можешь в меня плюнуть, — говорил Симкин, — если наш мрачный и угрюмый друг не вонзил свой сияющий меч прямо в извивающееся тело колдуна.

— Молодец, Джорам, — мрачно сказал Мосия.

— Ну, вообще-то, меч был не то чтобы сияющий, — поправился Симкин, изящным жестом вынимая из воздуха красивое, богато украшенное серебряное зеркало. Глядя в зеркало, молодой человек аккуратно пригладил ладонью мягкую темную бородку и тщательно подкрутил кончики усов кверху. — В действительности этот меч — самая отвратительная штуковина, которую мне доводилось когда-либо видеть, не считая четвертого ребенка маркизы Блекборо. Конечно, маркиза и сама не подарок судьбы. Все, кто с ней знаком, знают, что по ночам у маркизы совсем не такой нос, с каким она появляется днем.

— Что...

— Понимаешь, у нее все время разные носы. Она не очень искусна в магии. Поговаривают даже, что она вообще Мертвая, но это невозможно доказать, и к тому же ее супруг — настолько близкий друг императора... И если бы маркиза потратила чуть больше времени — кто знает. Может, у нее и получился бы нормальный нос.

— Симкин, я...

— И все равно я никак не могу понять, зачем она так упорно стремится заводить детей, если ее дети настолько отвратительны? Я намекнул императрице, что надо бы запретить это законом, — и она со мной вполне согласилась.

— Как выглядит этот меч? — Мосия ухитрился вставить реплику, когда Симкин переводил дыхание.

— Меч? — Симкин посмотрел на него, не сразу догадавшись, о чем речь. — А, понял. Меч Джорама, Темный Меч, как он его называет. Надо признать, очень подходящее название. Как он выглядит? — Молодой человек щелкнул пальцами, и зеркало исчезло. — Дай-ка подумать... Да, кстати, как тебе нравится мой костюм? По-моему, так лучше, чем в черном. Я назвал этот ансамбль «Кровавая ночь» — в честь нашего дорогого усопшего.

Мосия кивнул и с отвращением окинул взглядом кроваво-красные бриджи, пурпурный камзол и алый шелковый жилет.

Поправив ленту на рукаве — лента была усеяна темно-красными пятнами, которые создавали «эффект брызг», — Симкин уселся на кровать в тюремной камере и вытянул длинные стройные ноги, чтобы подчеркнуть их красивую форму и наилучшим образом продемонстрировать пурпурные чулки.

— Этот меч, — продолжил он, — похож на человека.

— Не может такого быть! — недоверчиво усмехнулся Мосия.

— Да, это так — клянусь Олмином! — Симкин обиженно надулся. — Он как человек из железа. Довольно тощий железный парень, надо признать, но все равно человек. Примерно так... — Симкин встал, поставил ноги вместе, а руки вытянул в стороны. — Моя шея — рукоять, — сказал он и поскреб пальцами шею. — А вместо головы у меча тяжелый набалдашник на конце рукояти.

— Это у тебя вместо головы набалдашник! — фыркнул Мосия.

— Если не веришь мне, посмотри сам! — сказал Симкин и неожиданно рухнул на постель. Сладко зевнув, он сказал: — Меч под матрасом, завернут в тряпку, словно младенец в пеленку.

Мосия посмотрел на кровать Джорама, его руки сразу потянулись к матрасу.

— Нет, я не могу, — сказал он через мгновение.

— Ну, как хочешь. — Симкин пожал плечами. — Мне вот интересно — они уже нашли тело? Или тебе кажется, что мой костюм слишком нарядный для похорон?

— Какой силой обладает этот Темный Меч? — спросил Мосия, не в силах отвести зачарованного взгляда от кровати Джорама. Он медленно встал со стула, пересек комнату и подошел к кровати. Но до матраса дотронуться не решился. — Что этот меч сделал с Блалохом?

— Дай-ка вспомню... — сказал Симкин, лениво растягивая слова. Он улегся поудобнее и заложил руки за голову. Поглядев на свои туфли, молодой щеголь нахмурился и на пробу несколько раз изменил их цвет — от красного до пурпурного. — Ты должен понимать: мне было довольно трудно все разглядеть как следует из того положения, в котором я находился, — я висел на каком-то кривом гвозде, торчащем из стены. Я подумывал, не превратиться ли в ведро — у ведер, знаешь ли, значительно лучший обзор, чем у щипцов. Когда я превращаюсь в щипцы, глаза оказываются расположенными с противоположных сторон. Поле зрения получается очень обширное, однако мне почти совсем не видно того, что посередине. А ведра, с другой стороны...

— Да перестань ты наконец! Рассказывай уже, — не терпеливо перебил его Мосия.

Симкин фыркнул и снова сделал свои туфли красными.

— Наш ненавистный безжалостный правитель сотворил заклинание «зеленый яд» на нашего друга. Между прочим, ты когда-нибудь видел, как действует это заклинание? — живо поинтересовался Симкин. — Оно вытворяет жуткие штуки с твоей нервной системой. Парализует, вызывает кошмарные боли...

— Бедный Джорам... — тихо сказал Мосия.

— Да, бедный Джорам, — медленно повторил Симкин. — Ему чуть было не настал конец, Мосия. — Симкин вдруг оставил свой легкомысленный тон и заговорил совершенно серьезно: — Я в самом деле подумал, что ему конец. А потом заметил странную вещь. Зеленое свечение ядовитого заклинания окутывало все тело Джорама, кроме рук, в которых он держал Темный Меч. И постепенно, медленно, сияние начало угасать — сначала выше по рукам, а потом и по всему телу — когда в дело вмешался наш старый добрый друг, каталист. Он высосал из колдуна Жизненную силу. И очень правильно сделал. А главное — очень вовремя. Хотя Темный Меч определенно противодействовал заклинанию Блалоха, он явно делал это недостаточно быстро, чтобы спасти Джорама от превращения в дрожащее зеленое желе.

— Значит, этот меч каким-то образом сводит на нет магию... — задумчиво сказал Мосия. Он смотрел на постель Джорама, страстно желая взглянуть на меч и не решаясь это сделать. Мосия оглянулся на зарешеченное окно и вздрогнул от холода. Хотя уже перевалило за полдень, теплее не стало. Бледное солнце совсем скрылось за низкими серыми облаками. Создавалось такое впечатление, что эти облака опустились на поселок, чтобы постепенно высасывать из него жизнь. Улицы обезлюдели. Не видно было ни солдат Блалоха, ни поселян. Даже шум на кузнице затих.

Приняв наконец решение, молодой человек быстро шагнул к кровати, опустился на колени и засунул руки под матрас. И осторожно, даже благоговейно, вытащил оттуда длинный сверток.

Присев на пятки, Мосия положил сверток на колени, развернул и уставился на меч. Лицо юноши — честное и открытое лицо практикующего мага — исказилось от отвращения.

— Ну, что я тебе говорил? — спросил Симкин, перевернувшись на бок и подперев голову рукой, чтобы лучше видеть. — Кошмарная поделка, правда? Я бы охотнее стал Мертвым, чем согласился бы носить с собой такую штуковину — хотя, надо признать, Джорама это, похоже, не волнует. Уловил шутку? — игриво переспросил он, заметив, что Мосия даже не улыбнулся. — Стал Мертвым?

Мосия не обращал на него внимания. Он смотрел на меч, не в силах отвести взгляд, в котором мешалось восхищение и отвращение. Да, это действительно было грубое и отвратительное оружие. Когда-то, давным-давно, чародеи создавали мечи ослепительно прекрасные и изящные, со сверкающими стальными клинками и украшенными золотом и серебром рукоятями. Эти волшебные мечи обладали множеством чудесных свойств, вложенных в них рунами и заклинаниями. Но после Железных войн мечи в Тимхаллане были запрещены. Каталисты провозгласили мечи оружием зла, демоническим созданием Темного искусства. И постепенно секрет производства стальных мечей был забыт, утерян. Джорам видел мечи только на картинках в тех книгах, которые нашел. И хотя юноша обладал некоторыми навыками работы с металлом, он был все же не очень искусен. К тому же ему не хватило ни терпения, ни времени, чтобы создать оружие, подобное тому, которое мужчины в древние времена носили с гордостью.

Темный Меч, который Мосия держал на коленях, был сделан из темного камня — невзрачной на вид руды. Получивший жизнь в огне кузнечного горна и магическую Жизненную силу от раскаивающегося из-за своего участия в этом каталиста Сарьона, Темный Меч был всего лишь куском металла, откованного и неуклюже заточенного неумелыми руками Джорама. Джорам не знал, что клинок и рукоять делаются по отдельности, а потом соединяются вместе. Его меч был целиком сделан из одного куска металла и, как верно заметил Симкин, чем-то напоминал фигурку человека. Рукоять отделялась от лезвия крестовиной, похожей на раскинутые в стороны руки. Джорам добавил на конце рукояти утолщение для того, чтобы уравновесить меч, и это утолщение напоминало голову. А весь меч был похож на окаменевшего человека. Мосия уже собирался завернуть жуткую вещь в тряпку и спрятать ее на место, как вдруг распахнулась дверь и резкий голос сказал:

— Не трогай его!

От неожиданности и испуга Мосия едва не выронил оружие.

— Джорам! — виновато сказал он, оглянувшись. — Я просто посмотрел...

— Я сказал — не трогай его! — сердито повторил Джорам и с силой захлопнул дверь. Одним прыжком он подскочил к Мосии и выхватил меч у него из рук. — И не смей больше к нему прикасаться! — добавил рассерженный юноша, свирепо глядя на своего приятеля.

— Не беспокойся, — пробормотал Мосия. Он встал и вытер ладони о кожаные штаны, как будто хотел очистить их после соприкосновения с металлом. — Я больше к нему не притронусь. Никогда! — с чувством добавил он. Бросив на Джорама мрачный взгляд, молодой маг отвернулся, подошел к окну и стал угрюмо смотреть на улицу.

Необычная тишина окутывала улицы поселка, словно туман. Джорам засунул меч в грубо сработанный кожаный чехол, который он смастерил по образцу увиденных в книгах ножен. Искоса глянув на Мосию, Джорам хотел было что-то сказать, но сразу замолчал. Он вытащил из-под кровати кожаный мешок и начал складывать туда свою одежду и те немногие вещи и еду, которые были в тюремной камере. Мосия слышал, как Джорам возится, но не обернулся. Даже Симкин притих. Он вроде бы был полностью поглощен усовершенствованием своих туфель: одну туфлю сделал пурпурной, вторую — алой. Тут раздался негромкий стук, и дверь открылась.

Вошел Сарьон. Никто не заговорил. Каталист посмотрел на раскрасневшееся от гнева лицо Джорама, на бледное лицо Мосии, вздохнул и аккуратно закрыл за собой дверь.

— Они нашли тело, — негромко сообщил Сарьон.

— Потрясающе! — воскликнул Симкин и сел на кровати, вытянув ноги в разноцветных туфлях. — Я должен пойти посмотреть на это.

— Нет, — неожиданно резко сказал Джорам. — Останься. Нам нужно придумать план. Мы должны уходить отсюда! Этой же ночью!

— Что за дьявольщина! — простонал недовольный Симкин. — Неужели мы пропустим похороны? После того, как я потратил столько усилий...

— Боюсь, что так, — сухо сказал Джорам. — Вот, держите, каталист. — Юноша передал Сарьону грубо сработанную цепочку, с которой свисал кулон из темного камня. — Ваш оберег «на счастье».

Сарьон принял цепочку с самым мрачным выражением лица. Он несколько мгновений держал ее в руках и внимательно разглядывал. Лицо каталиста становилось все бледнее и бледнее.

— Отец? Случилось что-то плохое? — спросил Мосия.

— Не «что-то», а слишком много, — негромко ответил каталист и, с все тем же выражением мрачной сосредоточенности на лице, надел цепочку на шею и тщательно спрятал подвеску из темного камня под воротом рясы. — Люди Блалоха оцепили поселок. Никого не выпускают.

Джорам грязно выругался.

— Ну что за черт! — возмутился Симкин. — Какое невезение! Это должны были быть такие замечательные похороны. Главное событие года в этой глуши. И как лучшая часть похоронного обряда, — уныло продолжал он, — предполагалось, что местные поселяне изрубят на куски нескольких приспешников Блалоха. Я так надеялся поприсутствовать при этом милом зрелище — избиении негодяев.

— Мы должны убираться отсюда! — мрачно сказал Джорам. Он надел плащ и поправил складки так, чтобы плащ скрывал меч, висевший у него на поясе.

— Но почему мы должны уходить? — спросил Мосия. — Судя по тому, что рассказал мне Симкин, все наверняка решат, что Блалоха убили кентавры. Даже наемники Блалоха. И они не будут долго утруждать себя расспросами. Симкин совершенно прав. Я видел, как местные смотрят на этих негодяев. Потому солдаты Блалоха и оцепили город. Они боятся! И не без причины! Мы будем с ними сражаться! Вышвырнем их отсюда прочь, и тогда нам нечего будет здесь опасаться.

— Опасность никуда не денется, — сказал Сарьон, нащупывая под рясой амулет. — Со мной связывался епископ Ванье.

— Готов поспорить — ему тоже захотелось посетить похороны! — пошутил Симкин.

— Заткнись, идиот! — прорычал Мосия. — Что вы имеете в виду, отец? Как это — «он с вами связывался»? Как такое возможно?

То и дело настороженно поглядывая на окно, каталист вкратце пересказал молодому магу свой разговор с епископом, умолчав только о том, что касалось истинного происхождения Джорама.

— Мы должны уйти отсюда до наступления ночи, — завершил свой рассказ Сарьон. — Когда епископ Ванье не сможет связаться ни со мной, ни с Блалохом, он поймет, что случилось что-то чрезвычайно серьезное. И к ночи сюда уже, возможно, прибудут Дуук-тсарит.

— Вот видите! Всем хочется поприсутствовать на этих похоронах, — уныло заметил Симкин.

— Дуук-тсарит, здесь! — Мосия смертельно побледнел. — Мы должны предупредить Андона...

— Я только что был у Андона, — перебил его Сарьон и вздохнул. — Я пытался растолковать ему, насколько велика опасность, но, боюсь, не преуспел. Признаться, я и вполовину так не беспокоюсь из-за Дуук-тсарит, как Андон — из-за того, что его люди собираются вступить в бой с солдатами Блалоха. И я не думаю, что Дуук-тсарит будут возиться с чародеями, если сюда приедут, — добавил Сарьон, заметив, как взволнован Мосия. — Мы можем считать теперь, что орден поддерживал постоянную связь с Блалохом. Если бы они хотели уничтожить поселок — они могли бы сделать это в любое время. Но они будут искать Джорама и темный камень. И когда узнают, что Джорам пропал, то пойдут по его следу. Они будут преследовать нас.

— Но эти люди — мои друзья, можно даже сказать — моя семья, — настаивал Мосия. — Я не могу их бросить! — Взволнованный юноша снова посмотрел за окно.

— Они и мои друзья тоже, — резко сказал Джорам. — Но мы не бросаем их в беде. Лучшее, что мы можем для них сделать, — это убраться отсюда подальше.

— Поверь мне, мы ничем не сможем им помочь, если останемся, только навлечем на них еще большую опасность, — мягко сказал Сарьон, кладя руку на плечо Мосии. — Епископ Ванье говорил мне, что постарается избежать открытых столкновений с чародеями, если получится. Это будет кровавое, жестокое сражение — и как бы церковь ни старалась замолчать правду, слухи все равно поползут, и в народе начнется паника. Поэтому Блалох и сидел здесь... Чтобы заставить чародеев уничтожить самих себя, заодно с Шараканом. Ванье до сих пор надеется, что тот план сработает. Большего он сделать все равно не может.

— Но теперь, когда Андон все знает, он, конечно же, не допустит, чтобы они...

— Нас это больше не касается! — резко перебил его Джорам. — Теперь это уже не наши проблемы, и они не имеют для нас никакого значения. По крайней мере, для меня. — Он туго затянул дорожный мешок и повесил его за спину. — Вы с Симкином можете оставаться здесь, если вам так хочется.

— И позволить вам с бритоголовым бродить по жутким дебрям одним? — с искренним возмущением сказал Симкин. — Я не буду спать по ночам, думая о вас!

Изящно взмахнув рукой, он снова сменил одежду. Багрово-красный костюм исчез, вместо него появился другой — противного зеленовато-коричневого цвета Плечи Симкина окутал длинный темно-серый дорожный плащ, стройные ноги оказались обтянуты высокими сапогами из прочной кожи. На голове появилась щегольская шляпа с длинным, свисающим вниз фазаньим пером.

— Ну вот, опять приходится наряжаться в «Болотную грязь», — уныло заметил Симкин.

— Ты с нами не пойдешь! — резко сказал Мосия.

— С нами? — переспросил Джорам. — Я и не знал, что «мы» собираемся куда-то идти.

— Ты знал, что я пойду, — упрекнул его Мосия.

— Приятно слышать, — спокойно ответил Джорам.

Мосия зарделся от неожиданной теплоты в голосе друга, но недолго наслаждался этим удовольствием.

— И я тоже, конечно же, иду! — заявил Симкин. — Кто еще, как вы думаете, будет у вас проводником? Я годами ходил во Внешние земли и обратно — и ничуть не пострадал. А вы? Хоть кто-нибудь из вас знает дорогу?

— Наверное, нет, — признал Мосия, мрачно глядя на Симкина. — Но я бы скорее согласился заблудиться во Внешних землях, чем идти туда, куда тебе взбредет в голову нас завести! Я не желаю кончить жизнь в качестве супруга королевы эльфов! — добавил он, оглянувшись на каталиста.

Сарьон, похоже, крайне разволновался при воспоминании о кошмарно опасном путешествии, когда Симкин был у них проводником. Джораму пришлось вмешаться, чтобы покончить со спорами.

— Симкин пойдет с нами, — твердо сказал он. — Может, мы и сумеем пробраться через Внешние земли без его помощи, но только он может провести нас в то место, в которое мы захотим попасть.

Каталист с опаской взглянул на юношу. У него внезапно появилось леденящее душу подозрение относительно того места, куда Джорам хочет добраться. Но прежде чем каталист успел вставить слово, Джорам продолжил:

— Кроме того, магия Симкина поможет нам пройти мимо солдат Блалоха.

— Насчет этого вообще можно не беспокоиться! — усмехнулся Симкин. — В конце концов, всегда есть Коридоры.

— Нет! — воскликнул Сарьон внезапно охрипшим от страха голосом. — Ты же не хочешь попасть прямо в руки Дуук-тсарит?

— Ну ладно, тогда я мог бы превратить нас всех... к примеру, в кроликов, — предложил Симкин, пару минут поразмыслив. — Мы ускачем отсюда вприпрыжку, и...

— Отец! — раздался окном чей-то взволнованный голос. — Отец Сарьон! Вы здесь?

— Андон! — воскликнул каталист и бросился открывать дверь. — Ради Олмина, что случилось?

Старый чародей, казалось, почти валился с ног. Его руки дрожали, обычно спокойные глаза были широко раскрыты от испуга, одежда пребывала в полном беспорядке.

— Джорам, дай стул, — велел Сарьон, но Андон вяло отмахнулся.

— Нет времени! — Старик задыхался, и все поняли, что он, наверное, бежал всю дорогу. — Вы должны пойти со мной, отец! — Чародей вцепился в рукав рясы каталиста. — Вы должны отговорить их! После всех этих лет! Они не должны сражаться!

— Андон, успокойся, прошу тебя, — твердо сказал Сарьон. — Не волнуйся — от этого тебе будет только хуже. Вот так. Дыши глубже. А теперь расскажи мне по порядку, что там происходит.

— Кузнец! — выдохнул Андон. Его грудь вздымалась и опускалась уже не так часто. — Он хочет напасть на людей Блалоха! — Старик заломил руки. — Он, наверное, сейчас уже ведет свою банду горячих парней к дому колдуна! Я рад видеть, — Андон посмотрел на Джорама и Мосию, — что вы не с ними.

— Боюсь, я вряд ли смогу чем-то помочь, мой друг, — печально начал Сарьон, но Джорам схватил каталиста за руку.

— Мы пойдем с тобой, Андон, — решительно сказал юноша и многозначительно посмотрел на Сарьона. — Ты что-нибудь придумаешь, каталист, — продолжил он, незаметно подав Сарьону руку. — Сейчас как раз подходящее время для одной из твоих церемоний. — Придвинувшись поближе, юноша горячо прошептал Сарьону на ухо: — Это наш шанс!

Сарьон покачал головой.

— Я не представляю...

— В суматохе мы сбежим! — настойчиво прошептал Джорам. Он быстро глянул на Симкина и Мосию — похоже, оба его друга сразу сообразили, что он задумал.

В это мгновение с улицы донеслись крики и шум — судя по всему, со стороны кузницы. Где-то заплакал ребенок. Все окна в поселке были наглухо закрыты ставнями, двери заперты на засовы.

— Начинается! — испуганно воскликнул Андон.

Старик поспешно вскочил и трусцой выбежал на улицу. Джорам и Мосия бросились за ним. Каталисту ничего не оставалось, кроме как подобрать длинные полы своей рясы и пуститься вдогонку за остальными.

— Ага! Может быть, мне все-таки удастся поприсутствовать на похоронах, — весело заметил Симкин, легко и непринужденно следуя за каталистом.

 

ГЛАВА ШЕСТАЯ

ЗАСАДА

— Вот он, каталист! Я же говорил вам, что старик его приведет!

Сарьон услышал эти слова и краем глаза заметил какое-то быстрое движение. Потом вскрикнул Мосия, а Симкин начал возмущаться:

— Отпусти меня сейчас же, грязная волосатая скотина!

Все смешалось в суматохе, последовала недолгая бесплодная борьба, и мрачный голос сказал:

— Делайте, как вам велят, и останетесь целы!

Кто-то схватил Сарьона за запястье и вывернул ему руку за спину. Жгучая боль пронзила руку от локтя до плеча. Сарьон вскрикнул. Однако, к своему удивлению, каталист обнаружил, что происходящее его не испугало, а скорее разозлило. Наверное, потому, что он чувствовал страх своих пленителей. Он слышал страх в их хриплых, резких голосах, в тяжелом, шумном дыхании. Он чувствовал запах страха — отчетливый запах, смешанный с испарениями пота и фальшивой храбрости, которую наемники Блалоха вливали в себя из винного бурдюка.

Нападение было быстрым и внезапным. Приспешникам колдуна, может, и не хватало сообразительности в некоторых вопросах, однако они были люди опытные и умелые в своем деле. Их послали за каталистом, а они увидели, что в тюрьму как раз вошел Андон, и правильно рассудили, что старый чародей наверняка приведет Сарьона прямо к ним в руки. Затаившись возле дороги, бывшие наемники покойного колдуна подождали, когда вся группа подойдет поближе, — и схватка закончилась, не успев начаться.

Зажатый в лапах здоровенного верзилы-наемника, Джорам никак не мог дотянуться до своего меча. Мосия лежал на дороге лицом вниз, из раны на голове юного мага струилась кровь, а разбойник не давал ему шевельнуться, поставив ногу в тяжелом сапоге на спину юноши. Стражники грубо отшвырнули Андона в сторону, старик упал и теперь беспомощно моргал, глядя в небо. Один из солдат выкручивал руку Сарьону. Что касается Симкина, то он исчез. Наемник, который набросился на щегольски разодетого парня, теперь в недоумении таращился на свои пустые руки.

Один из наемников, очевидно главарь, огляделся по сторонам и убедился, что сопротивление подавлено в зародыше. Удовлетворенный осмотром, он подошел к Сарьону.

— Каталист, даруй мне Жизнь! — потребовал бандит, старательно пытаясь подражать холодному высокомерию Блалоха.

Но это были обычные разбойники, а не вышколенные Дуук-тсарит. Сарьон видел, как бегает взгляд главаря — бандит поглядывал то на каталиста, то на пустынную улицу, в сторону кузницы. Оттуда доносились шум и крики, там явно что-то происходило. Чародеи готовились к сражению. Сарьон покачал головой, и главарь бандитов потерял всякое терпение.

— Будь ты проклят, каталист! Дай мне силу — немедленно! — крикнул он срывающимся голосом. — Сломай ему руку! — приказал главарь тому наемнику, который держал Сарьона.

— Кровь Олминова, каталист! Не строй из себя глупца! — сказал Джорам. — Делай, как тебе говорят. Дай ему Жизнь!

Разбойник, который выворачивал Сарьону руку, еще раз дернул, посильнее. Прикусив губу, чтобы не закричать от боли, каталист недоверчиво посмотрел на Джорама, и заметил, что юноша со значением показывает взглядом на Мосию.

— Да, отец... — пробормотал Мосия, прижатый сапогом стражника к грязной и пыльной дороге. Он никак не мог видеть Джорама, но все-таки уловил намек, скрытый в его словах. — Сделай, как они говорят. Дай Жизненную силу!

— Хорошо, — согласился каталист и опустил голову, изображая смирение и покорность. Лицо главаря наемников просияло от радости и облегчения — это было почти трогательно.

Отчаянно стараясь не обращать внимания на боль и сосредоточиться, Сарьон начал повторять молитву, которая вытягивала магию из мира и собирала в его теле. К счастью, эту молитву он выучил еще в раннем детстве, поэтому не пришлось думать о словах. Сейчас у Сарьона не было ни времени, ни желания отмерять количество Жизни, которое он мог бы безопасно передать молодому магу, даже если бы он был способен производить математические расчеты в таком неприятном положении. Сарьон полностью открыл канал, позволив Жизненной силе течь в Мосию привольно и свободно. От этого сам каталист вскоре лишится сил — однако сейчас у него не было другого выбора. Нужно было использовать этот шанс, потому что другой возможности уже не представится. «Если у нас ничего не получится теперь, то все равно это уже не будет иметь никакого значения, — подумал каталист с холодным спокойствием, которое поразило его самого. — Люди Блалоха так злы и напуганы, что убьют нас на месте, не раздумывая».

Магия мира потекла в каталиста, отвечая на его молитву.

Вновь почувствовав священное единение с миром, Сарьон, сам того не желая, испытал непередаваемое блаженство. Блалох лишил его этого наслаждения. После того как каталист дал Жизненную силу Блалоху — силу, которую колдун употребил для убийства, — Сарьон возненавидел этот трепет в крови, эту музыку магии мира, пронизывающую каждый его нерв. Но сейчас он был слишком напряжен, слишком жаждал расправиться с врагами, чтобы обращать на это внимание. Однако Сарьон снова наслаждался ощущением наполняющей его магии, несмотря на то что вскоре он должен был отдать эту энергию другому. До предела наполнившись магией, Сарьон открыл канал и направил Жизнь в Мосию.

Жизненная сила перетекла от каталиста к лежащему на земле юноше одной ослепительной вспышкой голубого света — такое случается, только когда каталист полностью отдает магу всю свою силу. Воздух потрескивал от магии. Разбойник, который удерживал Сарьона, отшатнулся, чуть ослабив хватку. Но в это мгновение главарь понял, что их обманули. В свете заходящего солнца сверкнуло лезвие ножа.

Сарьон непроизвольно вскинул руку, чтобы защититься от удара, и вдруг услышал угрожающий рев. Бандит, который держал каталиста, крикнул, предупреждая об опасности, и главарь быстро развернулся к Мосии, сжимая в руке нож. Такой безвредный с виду молодой человек внезапно переменился. Его тело покрыл густой мех, зубы превратились в страшные клыки, руки стали звериными лапами, вместо ногтей выросли длинные острые когти. Оборотень прыгнул на разбойника и повалил его на землю. Бесполезный нож отлетел в сторону. Поверженный бандит издал несколько душераздирающих воплей, которые вскоре захлебнулись в ужасном бульканье.

Оставив свою жертву, оборотень повернулся к Сарьону. В красных глазах зверя горела дикая ярость, и каталист непроизвольно осел на землю, содрогаясь от страха. Из пасти чудовища капала слюна, смешанная с кровью, из мохнатой груди вырвался грозный рев. Но оборотень смотрел не на Сарьона, а на разбойника, который прятался за каталистом, пытаясь использовать тело каталиста как живой щит. Бандит схватил Сарьона за плечи и толкнул прямо в ужасную пасть чудовища. Но оборотень легко отпрыгнул в сторону. Сарьон неуклюже упал, ударившись о землю ладонями и коленями. Зверь прыгнул мимо него, и каталист услышал позади пронзительный вопль ужаса, а затем — хруст и торжествующий рев.

Избитый и обессиленный каталист смотрел на кипевшую вокруг него битву чуть отстраненно, словно видел кошмарный сон. У него кружилась голова, все болело, он никак не мог сейчас реагировать на происходящее. Сарьон видел, как Джорам ногой выбил кинжал у человека, который держал его, и ударил бандита кулаком. Но опытный наемник успел увернуться и двинул юношу кулаком в челюсть. Джорам откинулся назад, хватаясь за меч. Наемник воспользовался своим преимуществом и снова напал на юношу, но тут вдруг из ниоткуда появилась метла и принялась яростно колотить стражника.

— Получи, мерзкое отребье! Получи! — сердито приговаривала метла, охаживая оторопевшего наемника со всех доступных сторон. Немало крепких ударов пришлось и по голове стражника, и по спине. Потом метла просунулась между ног бандита и крутнулась — тот не устоял и грохнулся на землю. Лежа на земле, разбойник прикрывал голову руками, но неумолимая метла продолжала осыпать его ударами, всякий раз приговаривая: «Дрянь! Дрянь!»

У каталиста сложилось смутное впечатление, что напавшие на них разбойники в конце концов разбежались. Он попытался подняться, но в ушах зашумело, голова закружилась, к горлу подступила тошнота. Сильные и на удивление нежные руки помогли ему встать на ноги. Хотя слова, как всегда, были сухи и холодны, Сарьон все равно чувствовал больше, чем слышал, — и эта теплота и искренняя забота глубоко тронули его.

— С тобой все в порядке?

Ослабевший, измученный каталист посмотрел Джораму в глаза. Что он надеялся увидеть — поверив тому, что почувствовал в голосе юноши, — он и сам не знал.

Наверное, живую плоть и кровь. Но увидел только холодный камень.

— С тобой все в порядке, каталист? — холодно повторил свой вопрос Джорам. — Ты сможешь идти сам или придется тебя нести?

Сарьон вздохнул.

— Я смогу идти, — сказал он и с достоинством отстранился от юноши.

— Хорошо, — бросил Джорам. — Тогда посмотри, что там со стариком.

Он показал на Андона, который уже встал и теперь печально оглядывался по сторонам. Трое бандитов лежали на земле. Остальные разбежались, оставив своих товарищей. Двое наемников были уже мертвы — их тела изуродованы, а шеи сломаны страшными челюстями зверя. Сарьон поразился, что совершенно не сожалеет о гибели этих людей и, даже наоборот, глядя на их трупы, испытывает некое мрачное удовлетворение. Это потрясло каталиста до глубины души. Третий разбойник лежал немного поодаль, еще живой. Он громко стонал. Его лицо и голова были покрыты красными вздувшимися рубцами. Из одежды торчали прутья, выпавшие из метлы, похожие на потрепанные перья. Над избитым бандитом возвышался Симкин.

— Дрянь! — пробормотал юный щеголь и напоследок еще раз пнул наемника.

Бандит взвыл и снова прикрыл голову руками. Симкин фыркнул и, изящным жестом вынув из воздуха оранжевый платок, промокнул лоб.

— Жуткая была драка, — заметил он. — Я даже вспотел.

— Ты! — Мосия, снова обретший свой привычный облик, сидел на пороге под дверью и тяжело дышал на манер зверя, которым только что был. Из ссадины у него на голове текла кровь, мокрое от пота лицо было измазано в пыли и грязи, одежда превратилась в рваные лохмотья. Молодой маг прислонился спиной к двери и старался поскорее отдышаться. — Я никогда... никогда не имел дела с такой... с такой магией! — признался он, хватая ртом воздух. Потом Мосия прикрыл рукой глаза и сказал: — Так кружится голова...

— Это ощущение скоро пройдет, — мягко сказал Сарьон. — Я и подумать не мог, что ты такой могущественный маг, — добавил каталист, придумывая, какими словами он сможет успокоить и приободрить Андона.

— Я тоже, — признался потрясенный Мосия. — Я... Я не помню даже, как это пришло мне в голову. Просто... Симкин сказал что-то про большого волосатого зверя, и этот образ возник в моем сознании — а потом в меня хлынула магия! Мне показалось, будто Жизнь из всего, что есть вокруг, вдруг потекла в меня, сквозь меня... Я почувствовал себя в тысячу раз более Живым! И я...

— Ой, да кому какое дело, что ты там чувствовал! — нетерпеливо оборвал его Джорам. — Заткнись уже, хватить болтать об этом! Мы же вроде собирались убраться подальше из этого треклятого места!

Мосия мгновенно замолк, проглотив недосказанные слова, и поднялся на ноги. Его глаза сверкали от гнева. Андон смотрел на Джорама, крайне удивленный. Симкин, смутившись, начал негромко насвистывать какую-то песенку. Один только Сарьон понял, что так задело Джорама. Он тоже почувствовал болезненный укол зависти. Он тоже знал, каково это — завидовать тем, кто благословлен даром Жизни.

Все молчали и только смотрели друг на друга, всем было неловко, и никто, похоже, не знал, что делать дальше. Все происходило как будто во сне, а не на самом деле. В окнах неприглядных кирпичных домиков загорелись огни. Свет отразился тусклыми бликами в открытых глазах мертвецов. Возле кузницы засверкали обнаженные ножи и кинжалы, наконечники копий и стрел. Вдалеке, в центре поселка, послышались крики, которые с каждой минутой становились все громче.

— Джорам прав, — сказал наконец Сарьон. Каталисту хотелось поскорее избавиться от неприятного ощущения — он как будто стоял здесь и при этом был где-то еще, в другом месте. — Солнце уже садится. Мы должны уйти до заката.

— Уйти? — Андон первым вернулся к реальности и в недоумении уставился на каталиста. — Но вы не можете уйти, отец! Послушайте! — Морщинистое лицо старика перекосилось от страха. — Нашей мирной жизни настал конец! Они...

В этот момент зазвенел гонг — яростно, зло.

— Обучение! — воскликнул Андон и разом помрачнел.

Гонг, призывающий к началу ритуала, прозвучал девять раз. От его пронзительного звона содрогались и тела, и души. Сарьон почувствовал, как подрагивают его ноги, и подумал: «Неужели даже сама земля дрожит от ярости?»

— Это война, — мрачно сказал Джорам. — Куда идти, Симкин?

— Сюда, по этому переулку, — Симкин указал направление. Его обычные легкомысленные манеры словно растаяли в воздухе, вместе с оранжевым шелковым платком. Он сорвался с места и побежал.

— Скорее! Не отставайте! — поторопил остальных Джорам. — А не то потеряем его из виду.

— Неужели нам может так повезти? — проворчал Мосия. Потом торопливо пожал руку старому чародею. — Прощай, Андон. Спасибо вам за все.

— Да, спасибо вам, — поспешно сказал Джорам и бросил последний взгляд на кузницу.

Шум сражения стал громче и раздавался уже ближе. Оглянувшись еще раз, Джорам помчался по переулку, Мосия — за ним. В сумерках Симкина было почти не видно, но перо на его шляпе трепетало на ветру, словно флажок. Джорам обернулся снова.

— Скорее, Сарьон!

— Вы бегите, я вас сейчас догоню, — сказал каталист.

Ему не хотелось уходить, но остаться он боялся.

Андон, видимо, понимал, что чувствует каталист. Старик устало улыбнулся.

— Я знаю, почему вы уходите от нас. И наверное, я должен бы поблагодарить вас за то, что вы уносите отсюда темный камень. По крайней мере, от этого искушения мы будем избавлены. — Чародей вздохнул и тихо добавил: — Но мне жаль с вами расставаться. Да пребудет с вами Олмин, отец.

Сарьон хотел тоже благословить старика, но не смог произнести нужные слова. Говорят, что в древнем мире те, кто продавал свою душу силам тьмы, больше не могли произносить имя Бога.

— Каталист! — донесся раздраженный крик Джорама.

Сарьон повернулся и оставил старого чародея, так ничего и не сказав. Отбежав в глубь переулка, где сумерки скрыли его из виду, каталист оглянулся. Андон стоял посреди улицы, возле трупов убитых наемников Блалоха. Его плечи поникли, голова опустилась. Старик закрыл лицо ладонями — и Сарьон догадался, что он плачет.

 

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

ВНЕШНИЕ ЗЕМЛИ

Когда поселок чародеев остался позади, Симкин повел своих подопечных на север, через лощину, заросшую густым кустарником и деревьями с крупными листьями. В тени деревьев сумерки быстро превратились в ночь. Стало темно, «как в душе демона», — так выразился Симкин. Пробираться в полной темноте через дремучие заросли было трудно, а порой и вообще невозможно. Хотя Джорам и возражал, все остальные склонялись к тому, чтобы зажечь свет.

— Людям Блалоха сейчас и без нас есть чем заняться, как мне кажется, — мрачно сказал Мосия, вытаскивая из ноги колючки. В темноте он споткнулся и упал прямо в колючий куст. — Кто-нибудь из нас может сломать ногу, а то и вообще провалиться с головой в какую-нибудь дыру в этом проклятом месте! Я лучше рискну и зажгу факел.

— Факел! — презрительно фыркнул Симкин. — Как примитивно мы мыслишь, мой милый мальчик!

В воздухе появились огромные мотыльки с сияющими зеленоватым светом крыльями. От порхающих над головами мотыльков разливался ровный, мягкий свет, причем освещал он довольно большое пространство.

Взглянув при свете на дремучий, ужасный лес, через который им приходилось пробираться, Сарьон испугался гораздо сильнее, чем когда они шли, спотыкаясь в темноте.

Они продолжали пробираться через поросшую колючим кустарником лощину до тех пор, пока кусты внезапно не закончились. Впереди оказалось болото, над которым висел густой белый туман. В тумане виднелись гигантские деревья с корнями, выступающими над гладью воды. В сверхъестественном свете, исходившем от порхающих мотыльков, корни деревьев походили на скрюченные когтистые пальцы. При виде болота Симкин, который шел впереди, резко остановился.

— Идем к возвышенности по левую сторону, — сказал он и взмахнул рукой, указывая направление. — Постарайтесь не свалиться в трясину. В этом кошмарном болоте на редкость мерзкая грязь. Прилипает так, что ничем не отмоешь.

— Наверное, нам лучше подождать рассвета, — тихо сказал Джорам, и Сарьон вдруг сообразил, что юноша, должно быть, едва не падает от усталости. Каталист и сам выбился из сил, но он, по крайней мере, хоть немного отдыхал сегодня днем.

— Конечно, — Симкин пожал плечами. — Не думаю, что здесь водится что-нибудь, способное сожрать нас, пока мы будем спать, — обнадежил он спутников.

— Я слишком устал, чтобы беспокоиться еще и из-за этого, — пробормотал Джорам.

Они отошли обратно в лощину и отыскали относительно сухое место, где можно было переждать ночь. Джорам снял с пояса меч и положил на землю, а потом соорудил себе ложе рядом с мечом. Юноша лег на землю, тяжко вздохнул от усталости и закрыл глаза, положив ладонь на рукоять меча.

— Кстати, Симкин, а куда мы идем? — шепотом поинтересовался Мосия.

Джорам чуть приподнялся и посмотрел на них.

— В Мерилон, — сказал он и в следующее мгновение заснул.

Мосия взглянул на Сарьона. Каталист только покачал головой.

— Этого я и боялся. Нужно его отговорить. Джорам не должен попасть в Мерилон! — Каталист повторил это несколько раз, беспокойно перебирая пальцами свою потрепанную рясу.

Мосия поежился, но ничего не сказал.

Сарьон вздохнул. Теперь он понял, что не стоит ожидать помощи от юноши — а ведь это его единственный союзник.

Каталист знал, что в мыслях Мосия с ним согласен, но сердце юноши заставило его на этот раз промолчать. Мосия тоже хотел увидеть прекрасный Мерилон — воспетый в сказаниях волшебный город из снов и мечтаний.

Сарьон снова вздохнул, заметив напряженное выражение на лице молодого мага — Мосия явно опасался, что каталист опять поднимет этот болезненный вопрос.

Однако Сарьон решил с ним не спорить. Каталист молчал и опасливо оглядывался по сторонам — ему не давали покоя страхи и опасности, которые таились в диких Внешних землях.

— Доброй ночи, отец, — смущенно пробормотал Мосия, дотронувшись рукой до плеча каталиста. — Я помогу вам утром уговаривать Джорама, хотя не думаю, что из этого выйдет какой-нибудь толк.

После этого юноша улегся на холодную землю, свернулся калачиком и прижался к Сарьону, стараясь согреться. А через несколько мгновений он тоже заснул безмятежным юношеским сном. Каталист посмотрел на него с завистью.

Симкин убрал своих мотыльков, и снова воцарилась непроглядная тьма. Казалось, мрак выползает из-под когтистых корней огромных деревьев, поглощая все вокруг. Сарьон дрожал от холода и сырости.

— Я покараулю, — предложил Симкин. — Я спал весь день, а драка с тем мерзавцем меня изрядно взбудоражила. Укладывай свою лысую голову на подушку, отец.

Сарьон очень устал и надеялся, что сон одолеет его, отгонит водоворот тревожных мыслей, которые вертелись в голове. Но ужасы дикого леса и слово «Мерилон», произнесенное Джорамом, никак не давали каталисту заснуть.

Холодный ночной ветер шелестел в редких сухих листьях, которые еще цеплялись за ветви деревьев. Кутаясь в рясу, каталист старался отогнать растущее уныние и отчаяние. Он говорил себе, что эти чувства вызваны усталостью, страхом и воспоминаниями о гибели колдуна Блалоха, которые еще не померкли в его памяти.

Но успокоение не приходило — а теперь, когда Джорам открыто заявил, куда собирается идти, все стало еще хуже.

Сарьон беспокойно ворочался, дрожа от холода и страха. Он испуганно вздрагивал от малейшего шума. Каталисту вдруг показалось, что чьи-то глаза следят за ним из темноты. Он вскочил и тревожно огляделся по сторонам, высматривая Симкина. Молодой человек спокойно сидел на каком-то пеньке. Сарьону показалось, что глаза у Симкина тоже светятся в темноте, как у дикого зверя, и как будто даже с насмешкой следят за каталистом. Сарьон снова поплотнее завернулся в рясу и попытался забыть о страхе и холоде, продумывая, что он скажет Джораму завтра утром.

Постепенно шестеренки, которые вертелись у него в голове, утомились и замерли. Каталист погрузился в беспокойный сон, полный тревожных сновидений. Он все время сжимал в руке кусочек темного камня, висевший на цепочке у него на шее, и, уже засыпая, подумал, что сила камня, как видно, подействовала.

Епископ Ванье не связался с Сарьоном.

На следующее утро, когда Сарьон проснулся, у него болело все тело. Хотя есть ему не хотелось, он все же заставил себя проглотить несколько кусочков хлеба. Механически пережевывая его, Сарьон сказал:

— Джорам, нам нужно поговорить.

— Крепись, мой друг, — радостно вставил Симкин, — сейчас отец Благожелатель будет уговаривать тебя, чтобы ты не шел в Мерилон.

Лицо Джорама помрачнело, во взгляде проявились обычное упрямство и решительность. Сарьон бросил тревожный взгляд на озорника Симкина. Тот улыбнулся каталисту с самым невинным видом и уселся на свой пенек, скрестив ноги, устроился поудобнее и приготовился наблюдать за бесплатным развлечением.

— Джорам, епископ Ванье как раз и ожидает, что ты отправишься в Мерилон! — высказал Сарьон свой первый довод. — Он знает об Андже и о том, что она предсказывала, будто ты найдешь славу и удачу в Мерилоне. Он будет ждать тебя там — и его Дуук-тсарит тоже!

Джорам молча выслушал каталиста, потом пожал плечами.

— Дуук-тсарит есть везде, — спокойно сказал юноша. — И, похоже, опасность угрожает мне везде, где бы я ни находился. Это правда?

Сарьон не мог этого отрицать.

— Тогда я пойду в Мерилон, — так же спокойно продолжил Джорам. — Моя мать говорила, что в этом городе есть то, что принадлежит мне по праву рождения, — и я намерен предъявить свои права!

«О, если бы ты только знал, что это значит на самом деле! — с горечью подумал Сарьон. — На самом деле ты не просто бастард, родившийся у какой-то бедной, обманутой девушки и ее незадачливого любовника. Тебе не пришлось бы являться нищим просителем в семью, которая прогнала свою недостойную дочь из дома семнадцать лет назад. Нет. Ты мог бы вернуться в Мерилон принцем. Твоя мать, императрица, расплакалась бы от радости, твой отец, император, принял бы тебя в распростертые объятия... А потом тебя признали бы Мертвым, и Дуук-тсарит отволокли бы тебя к границе Тимхаллана, к огражденным магией, окутанным туманами пределам мира, и вышвырнули бы тебя прочь».

Сарьон представил, как епископ Ванье говорит: «Душа этого несчастного Мертва. Пусть же его тело воссоединится с душой, давая этому изувеченному созданию единственную надежду на спасение!»

«Я должен сказать Джораму правду! — в отчаянии подумал Сарьон. — Узнав о себе правду, он, конечно же, откажется от гибельного замысла!»

— Джорам... — начал каталист. Его сердце билось так сильно, что он едва мог говорить. — Я должен тебе кое-что сказать...

Но тут в дело вмешался логический разум каталиста.

«Давай же, расскажи ему все как есть. Скажи Джораму, что он — законный сын и наследник императора. Скажи, что ему по праву рождения принадлежит титул принца Мерилона. И неужели ты думаешь, что это его остановит? Куда бы ты сам первым делом побежал, получи ты такие известия?»

— Ну что еще, каталист? — нетерпеливо спросил Джорам. — Если тебе есть что сказать, говори, а не бормочи там себе под нос. Я уже все решил. Я иду в Мерилон, и никакие твои слова меня не остановят.

«Да, он прав», — подумал вдруг Сарьон. Удержав готовые вырваться слова, он проглотил их, словно горькое лекарство.

И они пошли в Мерилон.

Насколько Сарьон мог припомнить, следующие пять дней были самыми кошмарными за всю его жизнь. Чтобы перебраться через болото, понадобилось три дня. От невыносимой болотной вони желудок выворачивался наизнанку, а маслянистый привкус во рту напрочь отбивал всякий аппетит. Хотя в чистой воде недостатка не было — даже дети способны использовать такую простую магию, — отвратительная вонь болота придавала воде горький, неприятный привкус. Путешественников постоянно мучила жажда, сколько бы они ни пили. И даже магией невозможно было разжечь огонь, который мог бы гореть на мокрых дровах. Солнце не показывалось ни разу, и все время было очень холодно и сыро. Над болотом неизменно висел густой туман, давая пищу разгулявшемуся воображению. Нет, ничего ужасного так и не выпрыгнуло из этого тумана, но у всех было постоянное ощущение, что за ними следят. А от намеков Симкина становилось только хуже.

— Что это ты все время принюхиваешься? — настороженно спросил Мосия, топая по заболоченной траве позади Симкина. — Только не говори, что определяешь по запаху направление, куда нам следует идти!

— Не направление, — поправил Симкин, — а путь.

— Ну да, как же! Как можно найти путь по запаху? И вообще, как ты можешь еще что-то вынюхать в этом кошмарном зловонии? — Мосия остановился, чтобы подождать отставшего каталиста, который устало брел позади.

— Я вынюхиваю не сам путь, а то, что прошло здесь перед нами и оставило след, — пояснил Симкин. — Понимаешь, я уверен, что Оно не оступится случайно и не угодит в трясину. Поэтому я и считаю, что лучше пройти по безопасному следу, чем потом жалеть.

— Оно? Что еще за Оно? И почему это мы идем по его следу? — начал расспрашивать обеспокоенный Мосия, но Симкин прикрыл ему рот ладонью.

— Тише ты, не ори. И не надо так волноваться. Обычно днем Оно спит, и довольно крепко. Сильно устает ночью — Ему же приходится драть и рвать такими огромными жуткими когтями и острыми, длинными клыками... Только не говори про Него нашему лысому приятелю-каталисту, — добавил Симкин, наклонившись к самому уху Мосии. — Он такой нервный и боязливый. Никогда не бывал на природе.

И как будто этих устрашающих намеков было недостаточно, проказливый «проводник» время от времени еще и поднимал тревогу.

— Смотрите! Там, впереди! — крикнул Симкин, схватив Мосию и подтащив его к себе. При этом Симкин трясся всем телом, как будто от сильнейшего испуга.

— Что?! — У Мосии сердце разом провалилось куда-то в пятки. Рассказы Симкина об огромных жутких когтях и острых, длинных клыках произвели на юношу неизгладимое впечатление.

— Вот там! Ты видишь Его?

— Не-ет...

— Смотри! Там глаза! Целых шесть глаз! Ах, уже исчезли... — Симкин вздохнул с облегчением. Вытащив свой оранжевый шелковый платок, он промокнул лоб. — Нам страшно повезло, знаешь ли. Мы оказались от Него с подветренной стороны. К счастью, у Него не очень хорошее обоняние. Или это слух у Него не очень хороший? Я всегда путаю эти понятия...

То ли «Оно» все-таки знало, куда надо идти, то ли в этом была заслуга проводника, но путешественники в конце концов без потерь выбрались из болота и оказались на дне каменистого ущелья. Они так радовались, что нестерпимое тягучее зловоние осталось наконец позади, что необходимость карабкаться наверх по крутым каменистым склонам была воспринята чуть не как подарок судьбы. Тропинка на склоне была отчетливо видна — Мосия благоразумно не стал уточнять у Симкина, кто или что протоптало эту тропинку, — и поначалу подъем особых трудностей не вызвал. Свежий, прохладный и чистый горный воздух и яркое солнце над головой придавали путешественникам сил. Даже каталист вдохновился настолько, что легко поспевал за молодыми людьми.

Но чем дальше они шли, тем круче становился подъем, а тропинка сделалась не такой отчетливой, ее все время приходилось высматривать среди камней.

Два дня они карабкались по горам, постоянно возвращаясь, чтобы отыскать тропу, спали на продуваемых всеми ветрами открытых площадках, более или менее ровных. Все это настолько утомило Сарьона, что половину времени каталист шел словно сомнамбула, ненадолго пробуждаясь, только когда сбивался с пути и чувствовал руку Мосии на своем плече — молодой маг возвращал Сарьона на тропу. Сарьон шел, полностью сосредоточившись на ходьбе — на том, чтобы переставлять одну ногу за другой, и стараясь не думать ни о холоде, ни о боли, которая терзала и измученное тело, и душу. В таком состоянии он зачастую продолжал брести дальше, когда остальные останавливались передохнуть. А когда они останавливали его и приводили на место стоянки, Сарьон без сил опускался на землю и дремал, все еще представляя, что идет дальше.

Однако со временем физические усилия и свежий воздух дали каталисту то, чего он так давно жаждал, — ночи глубокого сна, который не могли потревожить ни воспоминания о погибшем колдуне, ни боль в истерзанных мускулах. Однажды утром, на пятый день путешествия, Сарьон проснулся с совершенно ясной головой. И несмотря на боль во всем теле от непрестанной ходьбы и сна на жесткой каменистой почве, он почувствовал себя на удивление свежим и отдохнувшим.

И тогда он заметил, что они идут в неверном направлении.

 

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

ПРОГАЛИНА

Они стояли на гребне горы и смотрели вниз, на заросший густым лесом склон. Утреннее солнце, которое должно было бы светить им прямо в лицо, с той стороны, куда они шли, поднималось к зениту откуда-то справа.

«Мы идем почти точно на север, к Шаракану», — понял Сарьон.

Мерилон — если они по-прежнему намеревались добраться туда — находился гораздо дальше к востоку. Может быть, Джорам образумился, переменил решение и в конце концов передумал идти в Мерилон? Может быть, он слишком горд, чтобы признать перед всеми, что был не прав? Или, может, он принял новое решение, обсудив его с остальными, а Сарьон был слишком измучен и просто не обратил внимания? Каталист попытался припомнить, не слышал ли он, как Джорам говорит о том, чтобы повернуть в другую сторону. Но последние пять дней он так сильно уставал, что все воспоминания о них были смутными и нечеткими.

Чтобы не выглядеть глупо, Сарьон решил не поднимать этот вопрос, надеясь, что какой-нибудь случай вскоре поможет ему во всем разобраться. Симкин повел их вниз по склону, в лес. Поначалу все обрадовались, что впереди — не болото, а густой лес. Однако, когда они оказались среди деревьев, радость быстро угасла. Хотя стояла зима, деревья здесь почему-то были покрыты листвой. От этих листьев, неприятного коричневого цвета, несло вонью разлагающейся плоти. Тропинку, по которой шли путешественники, перегородили переплетенные лианы с толстыми коричневыми листьями, свисающие с высоких деревьев.

— Что-то было такое насчет этого растения... Но точно не помню, что именно с ним не так, — сказал Симкин, разглядывая лианы. — Дайте подумать... Наверное, оно съедобное...

Мосия бодро шагнул прямо в сплетение лиан. Внезапно листья обернулись вокруг его лодыжек, лиана дернулась, свалила юношу с ног и потащила в глубь зарослей.

— Помогите! — отчаянно закричал Мосия. На лианах появились длинные шипы и вонзились в тело юноши. Мосия завопил от боли. Выхватив Темный Меч, Джорам принялся рубить растение на куски. Соприкасаясь с лезвием меча, листья мгновенно чернели, высыхали и сворачивались в трубочки. Лиана явно неохотно выпустила свою жертву. Друзья вытащили Мосию на открытое место. Юноша был весь в крови, но большого вреда кровожадное растение ему причинить не успело.

— Оно сосало мою кровь! — сообщил Мосия, дрожа от пережитого потрясения и в ужасе глядя на растение.

— А, я забыл! — сказал Симкин. — Это же лиана Киджа. Она считает, что это мы — съедобные. Ну, я же говорил, что это имеет какое-то отношение к еде, — добавил он, оправдываясь, когда Мосия смерил его убийственным взглядом.

Путешественники побрели дальше. Джорам шел теперь впереди и расчищал путь Темным Мечом.

Сарьон внимательно наблюдал за юношей, надеясь уловить какой-нибудь намек относительно его планов. Джорам и Мосия, судя по всему, полностью полагались в выборе пути на Симкина. Симкин же, беззаботно шагая в своем «Грязно-болотном» или «Пыльно-грязном» костюме, уверенно вел всю компанию, ни разу не засомневавшись в выборе направления и не подавая виду, что заблудился. По тропинкам, которые он выбирал в густых зарослях лиан Киджа, было очень легко идти — даже слишком легко. Мосия несколько раз замечал кости, разложенные явно таким образом, чтобы отметить направление. В замерзшей грязи довольно часто попадались следы кентавров. Однажды путешественники набрели на такое место, где все лианы были примяты к земле, а несколько больших деревьев поломаны, словно прутики.

— Великан, — пояснил Симкин. — Как удачно, что нас здесь не было, когда он проходил мимо. Они не слишком сообразительны, знаете ли, и хотя и не опасны, но... ну, им слишком нравится забавляться с людьми. К сожалению, у великанов есть дурная привычка ломать игрушки.

Каждый раз, выходя на прогалину, где за кронами деревьев было видно солнце, Сарьон замечал, что они по-прежнему идут на север. И никто ни слова не сказал по этому поводу.

Каталисту вдруг пришло в голову, что Джорам и Мосия, возможно, просто не представляют себе, где находится Мерилон. Они оба выросли в поселке чародеев за пределами Внешних земель. Джорам умеет читать — его научила грамоте Анджа. Но видел ли он когда-нибудь карту мира? Значит, он безоговорочно доверяет Симкину?

В это трудно было поверить — Джорам не доверял никому. Но чем больше Сарьон наблюдал и слушал, тем более он склонялся к мысли, что все так и есть. Его молодые спутники разговаривали почти все время о Мерилоне.

Мосия пересказывал детские сказки о хрустальном городе, который парит над землей при помощи магии. Симкин потчевал юношей еще более невероятными историями о жизни при императорском дворе. В тех редких случаях, когда Джораму хотелось поговорить, он тоже рассказывал свои истории о Мерилоне — те, которые услышал от Анджи.

Сарьон прожил в Мерилоне много лет, и его очень растрогали истории Анджи. В них была печаль и мучительная боль — воспоминания об утраченном, от которых город вставал перед глазами каталиста, как живой. В этих историях был тот Мерилон, который он знал и помнил, и он резко отличался от сказок Мосии и порождений богатого воображения Симкина.

Но если Джорам не переменил своего решения, почему тогда Симкин ведет их не туда, куда надо?

В который уже раз каталист стал внимательно присматриваться к Симкину, шагая за ним через лес. Сарьон пытался понять, какую игру он ведет, что он задумал? И, как и прежде, каталист вынужден был признаться в своем поражении. По поведению молодого щеголя совершенно невозможно было понять, какие карты у него на руках. Более того — каталист своими глазами видел, что Симкин способен вытаскивать козырь буквально из воздуха.

Симкин был для Сарьона неразрешимой загадкой. Старше, чем другие двое юношей, — ему, наверное, было чуть больше двадцати, хотя при желании он мог вести себя и как четырнадцатилетний мальчишка, и как семидесятилетний старец, Симкин рассказывал о своем прошлом истории настолько же разнообразные, насколько разнообразной была его одежда. Магия мира бурлила и искрилась в нем, словно вино. Со своим обезоруживающим очарованием, чужеземными рассказами, которые казались выдумками, и совершенно непочтительным отношением ко всему в жизни, включая саму смерть, Симкин нравился всем подряд — но ему никто не верил.

«Никто не воспринимает его всерьез, — подумал Сарьон, — и я подозреваю, что очень многие успели об этом сильно пожалеть — если им, конечно, так повезло». Эти тревожные размышления помогли каталисту собраться с мыслями.

— Я рад, что ты передумал идти в Мерилон, Джорам, — негромко сказал Сарьон на следующий день, когда они остановились передохнуть и пообедать.

— Я не передумал, — ответил юноша и пристально посмотрел на каталиста, сразу же исполнившись подозрений.

— Но тогда мы идем в неверном направлении, — мрачно сказал Сарьон. — Мы идем на север, к Шаракану. Мерил он находится почти точно к востоку отсюда. Если бы мы сейчас повернули, мы бы...

— ...угодили бы прямиком во владения королевы эльфов, — перебил его Симкин. — Возможно, наш бритоголовый каталист, давший обет безбрачия, мечтает снова побывать в ее ароматном будуаре...

— Нет! — резко возразил Сарьон, и его лицо вспыхнуло, да и, признаться, вся кровь в жилах забурлила от воспоминаний о необузданной и прекрасной полуобнаженной Элспет.

— Мы можем повернуть на восток, если тебе так хочется, о бесстрастный каталист! — продолжал Симкин, невозмутимо глядя на вершины деревьев. — А еще здесь есть тропинка, совсем неподалеку, она приведет тебя обратно в болото, которое тебе так понравилось. Я могу проводить тебя и к ведьминым кругам грибов, а по пути мы можем заглянуть в самое сердце страны кентавров — чтобы немного полюбоваться этими потрясающими свирепыми созданиями. Конечно, тебе не долго придется ими любоваться — только до тех пор, пока они не вырвут твои глаза. А если ты останешься после этого жив, можно будет еще прогуляться по любопытной тропинке к драконьим логовам, пещерам химер, гнездам грифонов, заглянуть в логова вивернов и в жилища великанов... Не забывай также про фавнов, сатиров и прочих чудовищ...

— Ты хочешь сказать, что ведешь нас по этой тропе, потому что так безопаснее? — нетерпеливо перебил его Мосия.

— Ну конечно же! — сказал Симкин и обиженно надулся. — Мне не настолько нравятся прогулки по лесу или твое общество, мой милый мальчик, чтобы я намеренно затягивал это путешествие. Обойдя реку, возле которой водится большинство этих чудовищ, мы сберегли свои шкуры, хотя и истрепали обувку. Вот когда дойдем до северной окраины Внешних земель — тогда и повернем на восток.

Даже Мосия признал, что это очень веские доводы, и Сарьону больше нечего было возразить. Но тревожные мысли не оставили каталиста. Он не мог понять, знал ли Джорам обо всем этом или просто слепо следовал за Симкином.

Молчаливый юноша не сказал ни слова, и создалось впечатление, будто они с Симкином заранее обо всем договорились. Однако Сарьон заметил вспыхнувшую в темных глазах Джорама тревогу, когда каталист только начал расспрашивать Симкина. И он понял, что Джорам, как в той поговорке, «спал с открытыми глазами» и не замечал ничего вокруг. И еще Сарьон понял, что такое больше не повторится — по тому, как сурово сжались губы Джорама, когда Симкин заговорил снова.

Они углубились еще дальше в лес, и на седьмой день путешествия по Внешним землям все как-то упали духом. Солнце больше не показывалось, как будто считало эту землю слишком мрачной и зловещей, недостойной того, чтобы ее освещать. Всем уже страшно надоело день за днем брести под свинцово-серым небом. Унылые серые дни сменялись непроглядной чернотой ночей.

Казалось, высокие деревья, повсеместно заплетенные убийственными лианами Киджа, никогда не закончатся. Не было слышно никаких звуков, издаваемых лесными обитателями, — никакое животное не прожило бы долго среди смертоносных плотоядных растений. Но всех путешественников не оставляло стойкое ощущение, что за ними наблюдают, и они то и дело оглядывались через плечо или внезапно оборачивались, чтобы встретиться взглядом с чем-то неизвестным, чего на самом деле не было.

О Мерилоне больше не говорили. И вообще, разговаривать стали совсем мало — только по необходимости. Джорам был мрачен и угрюм, Симкин, как всегда, невозмутим, Сарьон испуган и несчастен, а Мосия зол на Симкина. Все устали до предела и стали нервными и раздражительными, у всех болели ноги. По ночам двое спали, двое по очереди дежурили, со страхом вглядываясь во тьму, которая, казалось, тоже смотрела на них.

День тянулся за днем. Лес все никак не заканчивался. Лианы Киджа не упускали ни малейшей возможности пронзить плоть и высосать кровь. Сарьон брел по тропинке, уныло повесив голову и опустив плечи, не оглядываясь по сторонам — все равно он не увидел бы там ничего такого, чего не было в прошлый и позапрошлый дни. И вдруг Мосия, который шел впереди него, резко остановился и громко сказал:

— Отец!

— Что такое? — Сарьон вскинул голову, вздрогнув от испуга.

— Смотрите! — Мосия указал рукой. — Вон там, впереди! Кажется, это... солнечный свет!

Сарьон присмотрелся. Джорам, который шагал рядом с каталистом, тоже посмотрел туда, куда указывал маг.

Вокруг них стеной стояли высокие деревья, густо оплетенные лианами Киджа. Наверху, в просветах между древесными кронами, виднелось унылое, тускло-серое небо. А впереди, совсем недалеко — может быть, всего в полумиле отсюда, — сквозь густую листву сочился теплый, ясный, желтый свет.

— Я думаю, ты прав, — негромко сказал Сарьон, словно боялся, что от громкого звука чудесное видение может растаять. До этой минуты каталист даже не сознавал, насколько он истосковался по солнечному свету, не понимал, как ему хочется согреться в теплых солнечных лучах, которые прогнали бы холод из его костей. Сарьон оглянулся на Симкина и спросил, показывая вперед: — Что это? Значит ли это, что мы, наконец, достигли края этого кошмарного леса?

— Ну... — Симкину явно было как-то не по себе. — Я не совсем уверен. Лучше я сперва проверю! — И прежде чем кто-нибудь успел его остановить, Симкин исчез, весь целиком: и плащ, и одежда, и перо на шляпе — все исчезло.

— Я знал! — мрачно сказал Мосия. — Он завел нас в дебри, заблудился и не хотел в этом признаваться! Ну, теперь уже все равно. Я не собираюсь торчать в этом жутком лесу ни одной лишней минуты.

Мосия и Джорам с новыми силами двинулись вперед, яростно прорубаясь через сплетения лиан. Сарьон поспешил за юношами.

Чем ближе они подходили, тем ярче становился свет. Сейчас был почти полдень, и солнце должно было стоять прямо в зените. Каталист страстно желал почувствовать тепло солнечных лучей и выбраться наконец из-под гнетущих, мрачных деревьев, заплетенных кровожадными лианами Киджа. По мере приближения к ясному свету до путешественников стали доноситься приятные для слуха звуки — плеск воды в ручье, струившемся по камням. Там была чистая вода, а значит, могли быть и съедобные растения — ягоды и орехи. Значит, больше не придется давиться неуклюже наколдованным сухим, безвкусным хлебом, не придется пить воду, которая на вкус напоминала сок лиан Киджа.

Отбросив всякую осторожность, трое путешественников спешили вперед, не заботясь больше об ощущении, будто за ними кто-то следит. Сарьону казалось, что он готов отдать жизнь только за то, чтобы снова почувствовать на лице тепло солнечных лучей — пусть даже и в последний раз.

Пробившись через заросли, путешественники остановились, потрясенные зрелищем, которое им открылось.

Солнечный свет лился с безоблачного неба сквозь большую прогалину в кронах деревьев. Солнце искрилось в струях чистой голубой воды, падавшей с высокого утеса, солнечные блики плясали на глади подернутого мелкой рябью широкого ручья. В брызгах под водопадом играли и переливались маленькие радуги. Ручей тек по лесной прогалине, поросшей высокой травой и прекрасными цветами.

— Хвала Олмину! — выдохнул катал ист.

— Нет, постойте! — Внезапно из ниоткуда появился Симкин. — Не ходите туда. Этого здесь быть не должно.

— Значит, этого здесь быть не должно, да? Ну и ладно! — пробормотал Мосия.

Все трое — Мосия, Джорам и Сарьон — развалились на мягкой густой траве, и наслаждались ее теплым, сладким ароматом, и ели чудесные фрукты, которые нашлись на кустах, окружавших теплый источник.

— По-моему, это место гораздо более настоящее, чем он!

Однако Симкин отказался даже выйти на прогалину.

— Говорю же вам, здесь этого не было в прошлый раз, когда я... — говорил он, но его никто не слушал.

Джорам, Мосия и Сарьон решительно вознамерились остаться на ночь на прогалине, у чудесного источника.

— Мы не будем шуметь, — нетерпеливо сказал Джорам, когда неопределенные устрашающие намеки Симкина стали казаться прямо-таки смехотворными. — На самом деле, здесь, в траве, даже безопаснее. Мы заметим любого — что бы это ни было — задолго до того, как оно до нас доберется.

Симкин умолк и нахмурился. Он все-таки прошел вслед за остальными на прогалину, рассеянно отрывая головки с цветов. Остальные вволю напились прохладной воды из водопада, искупались в теплом источнике и принялись жадно поедать сочные фрукты. Потом они втроем расстелили свои одеяла под гигантским деревом на краю прогалины и улеглись среди высокой травы. Чувство единения и теплой дружбы охватило их с новой силой.

А Симкин все это время беспокойно расхаживал по краю прогалины, тревожно посматривая на траву или вглядываясь в чащу леса, и постоянно менял отделку на своей одежде.

— Не обращайте на него внимания, — сказал Мосия, заметив, что Сарьон следит за молодым щеголем и явно обеспокоен.

— Он ведет себя странно, — ответил каталист.

— С каких это пор вас это удивляет? Он все время ведет себя странно, — возразил Мосия. — Лучше расскажите нам о Мерилоне, отец. Из нас только вы один жили там когда-то — а до сих пор вы не сказали ни слова. Я знаю, вы не одобряете наше стремление попасть туда...

— Я знаю. Я был таким же угрюмым, как Симкин. — Сарьон улыбнулся. Ощущая приятную усталость, он начал неторопливо рассказывать о том Мерилоне, который остался в его воспоминаниях, — о прекрасном хрустальном соборе и чудесах волшебного города. Он описывал причудливо украшенные экипажи, в которые были запряжены огромные белки, или павлины, или лебеди. Рассказывал, как эти экипажи парили в воздухе на крыльях магии, неся своих благородных пассажиров ввысь, за облака, на дневной прием в хрустальном императорском дворце. Он рассказал о роще, в которой стоит гробница Мерлина, великого волшебника, который привел свой народ в этот мир. Рассказал о волшебных рассветах, о погоде, которая всегда либо весенняя, либо летняя, о дождях из розовых лепестков, которые сыплются с неба, придавая воздуху в городе сладостный аромат.

Мосия сидел, опираясь спиной о ствол дерева, и слушал, разинув рот. Джорам лежал навзничь на земле, глядя на небо. Суровое угловатое лицо юноши было необычайно мягким и спокойным. Он слушал с наслаждением, его темные глаза стали мечтательными — Джорам явно воображал, как едет в одном из таких чудесных экипажей, о которых говорил Сарьон.

Внезапно Симкин выглянул из-за дерева и стал пристально вглядываться в траву на прогалине. Каталист замолчал.

— Ложись уже, ты сводишь нас с ума! — раздраженно сказал Мосия.

— Если я лягу, то никогда уже не встану, — мрачно пошутил Симкин. — Как только наступит ночь, я весь застыну, как герцог де Гранди после одной из речей императора. Нам пришлось окунуть его в чан с вином, чтобы снова привести в чувство.

— Рассказывайте дальше, отец, — попросил Мосия. — Расскажите нам еще о Мерилоне. Не слушайте этого дурака.

— Вам и не придется меня слушать, — надменно сказал Симкин. — Потому что я ухожу. Говорю же вам — это место мне не нравится!

Кивнув напоследок головой, которую теперь украшала островерхая зеленая шляпа с длинным фазаньим пером, свисающим на спину, окутанную зеленым же плащом, Симкин покинул место стоянки и быстро скрылся в чаще леса.

— Какое у него странное настроение, — задумчиво сказал каталист. Заметив, что у него под одеялом оказался выпирающий из-под земли корень дерева, Сарьон встал и передвинул постель на более ровное место. — Наверное, нам не следовало бы его отпускать...

— И как вы предлагаете его остановить? — лениво спросил Джорам, бросая крошки хлеба ворону.

Птица сидела на ветвях того дерева, под которым они устроили лагерь, и теперь слетела вниз, со снисходительным видом принимая предложенное угощение. Всем было так хорошо здесь, что никому из троих не пришло в голову задаться вопросом: откуда здесь взялась эта птица, если за много дней пути через лес им не встретилось никакой живности, ни птиц, ни зверей?

— Да с Симкином все в порядке, — сказал Мосия, с улыбкой глядя на птицу, которая подбирала крошки важно и с достоинством. — Он бесится потому, что заблудился и не хочет в этом признаваться. Расскажите еще про Мерилон, отец! Расскажите о летающих каменных платформах и гильдейских домах...

— Если он заблудился, то и мы тоже заблудились! — Умиротворенное настроение Сарьона растаяло словно дым. Солнечные лучи на прогалине внезапно показались ему слишком жаркими, слишком яркими. От этого у каталиста вдруг заболела голова.

— Только не начинай снова про Симкина, каталист! — недовольно проворчал Джорам. Юноша вдруг помрачнел и швырнул в птицу хлебной коркой. Возмущенно каркнув, ворон снова взлетел на дерево, уселся на ветку и принялся деловито чистить перья. — Как же вы оба мне надоели!..

— Тихо!

Услышав голос, который раздался как будто из воздуха, все вздрогнули от неожиданности. Мосия бросил испуганный взгляд на птицу, но, прежде чем он успел сделать что-нибудь еще, из воздуха материализовался Симкин — прямо посредине прогалины. Его щегольская зеленая шляпа съехала набок, красивое лицо с тонкими, изящными чертами стало смертельно бледным.

— Ну, что там еще такое? — Джорам вскочил на ноги и привычно схватился за рукоять Темного Меча.

— Ложись! Прячься! — прошипел Симкин и повалил юношу в высокую траву.

Остальные тоже припали к земле, распластались на животах среди густой травы, едва осмеливаясь дышать.

— Кентавры? — с ужасом спросил Мосия.

— Хуже! — прошипел в ответ Симкин. — Дуук-тсарит!

 

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

ПОПАЛИСЬ!

— Дуук-тсарит! — ахнул Мосия.

— Но это невозможно... — прошептал Сарьон. — Они никак не могли нас выследить — нас защищал темный камень! Ты уверен?

— Кровь Олминова, лысая башка! — яростным шепотом ответил Симкин из высокой травы. — Конечно, я уверен! Согласен, в темном лесу трудно что-то как следует разглядеть, особенно когда те, на кого ты смотришь, все носят черные рясы! Но если хочешь, я могу пойти и спросить у них...

В этот миг ворон, сидевший на ветке дерева, зловеще каркнул, словно насмехаясь, и улетел прочь.

— А еще лучше — спроси у него, — с мрачной иронией посоветовал Симкин. — Давно здесь сидела эта птица?

Сарьон покачал головой и вздохнул. Даже распластавшись в высокой траве, он чувствовал, что это укрытие ненадежно, и вжимался в землю, как будто надеялся зарыться вглубь. До леса было больше сотни шагов. Но все равно можно было попробовать добежать...

— Ради Олмина, что же нам делать? — спросил Мосия.

— Бежать! — быстро сказал каталист. — Надо поскорее убраться отсюда...

— Это не поможет! — возразил Симкин. — Они знают, что мы здесь, и они совсем близко — в лесу по ту сторону от водопада. Их там по меньшей мере двое. И они явно следили за нами глазами своего маленького пернатого друга. Куда мы можем сбежать так, чтобы они нас не увидели — если только не пойдем по Коридорам...

— Нет! — поспешно сказал каталист, мгновенно бледнея. — Так мы угодим прямо им в лапы!

— На этот раз я согласен со священником, — отрывисто проговорил Джорам. — Ты забыл, что я — Мертвый. Как только я окажусь в Коридоре, они меня сразу поймают.

— Но что же нам тогда делать? — дрожащим голосом спросил Мосия. — Мы не можем ни убежать, ни спрятаться...

— Значит, мы на них нападем, — решил Джорам.

Взгляд его темных глаз был холоден, полные губы изогнулись в полуулыбке. В лице юноши, прятавшегося в высокой траве, появилось что-то демоническое.

— Нет! — с чувством сказал Сарьон и содрогнулся.

— А по-моему, идея замечательная! — возбужденно зашептал Симкин. — Ворон сообщил им, что мы знаем об их присутствии и насторожились. Они рассчитывают, что мы бросимся бежать, и будут строить свои планы, исходя из этого предположения. А вот чего они от нас никак не ожидают — так это того, что мы зайдем им в спину и нападем сами!

— Мы говорим о Дуук-тсарит! — с горечью напомнил Сарьон.

— У нас есть эффект внезапности и Темный Меч! — не уступал Джорам.

— Блалох едва не убил тебя! — тихо простонал каталист, сжимая кулаки.

— И многому научил! Кроме того, разве у нас есть выбор?

— Я не знаю! — пробормотал Сарьон, сдаваясь. — Я просто не хочу новых убийств...

— Либо они, либо мы, отец. — Сложив ладони вместе, Мосия прошептал несколько слов. Воздух замерцал, и в руках у юноши появился лук и колчан, полный стрел. — Вот, посмотрите, — похвалился Мосия, гордясь собой. — Я изучал боевые заклинания. Мы все в поселке их изучали. И я умею этим пользоваться. К тому же вы можете дать мне Жизнь, а у Джорама есть его Темный Меч...

— Нам лучше поторопиться, — сказал Симкин. — Пока они не наложили каких-нибудь заклинаний-ловушек на саму прогалину.

— Если не хотите идти с нами, тогда даруйте мне Жизнь прямо здесь. Вы можете остаться...

— Нет, Джорам прав, — глухо сказал Сарьон. — Если вы настаиваете на этом безумии, я иду с вами. Я могу вам пригодиться для... для чего-нибудь еще. Я умею не только давать Жизнь, — добавил он, со значением глянув на Джорама. — Я умею и отнимать ее.

— Ну, тогда — за мной! — прошептал Джорам. Приподнявшись на локтях и коленях, он медленно пополз в сторону водопада.

— А ты где будешь? — спросил Мосия у Симкина, который на ходу изменял свое облачение.

— В самой гуще битвы, можешь мне поверить, — ответил Симкин глубоким, низким голосом.

Теперь он был с головы до ног затянут в чешуйчатую змеиную кожу — очень подходящий костюм для того, чтобы ползать по траве. К сожалению, общее впечатление портил железный шлем с забралом, которое закрывало лицо и сильно сужало обзор, а с виду этот шлем был очень похож на перевернутое ведро.

— Да, это Дуук-тсарит, все верно, — прошептал Сарьон.

День близился к вечеру. Солнце уже начало опускаться. Скорчившись в высокой траве на краю лесной прогалины, Сарьон ясно различил две фигуры в черных одеяниях. Каталист в отчаянии тяжело вздохнул. Он так надеялся, что это просто очередные «чудовища», выдуманные Симкином, которые успеют исчезнуть прежде, чем кто-нибудь их увидит.

Но это и в самом деле были колдуны — члены смертоносного ордена Дуук-тсарит. Они стояли неподвижно и как будто внимательно прислушивались. Как и положено, Дуук-тсарит держали руки сложенными перед собой, их лица были скрыты в тени остроконечных капюшонов. Если у кого-то и были еще какие-то сомнения, они развеялись при виде ворона, который сидел на нижней ветке дерева над головами двоих людей в черном. В солнечном свете, проникавшем сквозь кроны деревьев, глаза ворона зловеще отсвечивали красным. Глядя на этих двоих в черных рясах, Сарьон вспомнил о том, как однажды в Купели Дуук-тсарит застали его за чтением запрещенных книг...

— А это, наверное, их каталист, — прошептал Сарьон, поспешно отгоняя ужасные воспоминания.

Двигаясь очень осторожно, опасаясь, что колдуны услышат, как он поднимает руку, Сарьон указал на третью фигуру, закутанную в длинный дорожный плащ. Хотя под плащом не видно было, какого цвета ряса на этом третьем, выбритая тонзура на его голове показывала, что он священник. Каталист в плаще и еще один, четвертый, человек стояли чуть поодаль от двоих колдунов. Этот четвертый явно о чем-то горячо спорил с каталистом, оживленно жестикулируя. Именно четвертый человек больше всего заинтересовал Сарьона. Он был выше ростом, чем Дуук-тсарит и их каталист, его плащ был сделан из дорогой, очень хорошей ткани. Когда этот человек в очередной раз взмахнул рукой, Сарьон заметил блеск драгоценных колец на его пальцах.

Каталист указал на него своим друзьям.

— Я не уверен относительно этого четвертого... Он не Дуук-тсарит. Он одет не в черное...

— Может, еще какой-нибудь колдун? — спросил Джорам. Пытаясь перехватить поудобнее Темный Меч, юноша едва не выронил оружие, и с раздражением вытер потные ладони о рубашку.

— Нет, — ответил удивленный каталист. — Странно, но по его одежде я бы сказал, что это...

— Это не важно, раз он не Дуук-тсарит, — нетерпеливо перебил его Джорам. — Значит, нам надо позаботиться только о двоих из них. Одного я беру на себя. Вы с Мосией разберетесь со вторым. Где Симкин?

— Да здесь я, здесь, — отозвался приглушенный голос из-под шлема. — Надо же, как быстро темнеет...

— Подними забрало, дурак! Ты займешься этим четвертым.

— Какое забрало? — переспросил Симкин, вертя головой в шлеме из стороны в сторону. — Какой четвертый?

— Человек, который стоит рядом с... Да ладно! — сердито проворчал Джорам. — Просто постарайся не путаться под ногами. Все, пошли. Мосия, ты забирай влево. Я пойду справа. Каталист, держись между нами.

Юноша пополз вперед через кусты. Мосия двинулся в противоположном направлении. Сарьон, с перекошенным от напряжения лицом, следовал за ними, держась позади.

— Это я виноват... — уныло бормотал Симкин под шлемом. — Жуткое приспособление этот шлем. Совершенно ничего не видно. Ничегошеньки. Не удивительно, что у Артура стол был круглый. Он же просто не мог видеть с такой штуковиной на голове! Наверное, постоянно на все натыкался и бился об углы. Я...

Но его причитаний уже никто не слышал.

Мосия приладил стрелу к тетиве. Руки юноши так дрожали от страха и возбуждения, что это удалось ему далеко не с первой попытки.

— Дай мне Жизненную силу, отец! — прошептал он.

В горле у каталиста пересохло. Он хрипло забормотал слова, которые собирали магию из мира и вливали в его тело. Сарьон никогда не обучался поддерживать боевых чародеев. Это требовало некоторых специальных умений, которых у Сарьона не было. Он мог усилить магию Мосии, тем самым позволив юноше использовать более мощные заклинания, чем те, которые были ему по силам, — так, как это случилось во время схватки в поселке чародеев. Но тогда они использовали магию против бестолковых наемников. На этот раз все будет по-другому. Теперь им предстоит сразиться с опытными колдунами. Ни Сарьон, ни Мосия прежде не участвовали в подобных сражениях и даже не представляли себе, как и что следует делать.

«Это безумие! — снова и снова повторял внутренний голос Сарьона. — Безумие! Прекрати это, пока все не зашло слишком далеко!»

— Все уже зашло слишком далеко... — пробормотал Сарьон. — У нас нет другого выбора.

— Отец! — требовательно прошептал Мосия.

Склонив голову, Сарьон положил ладонь на дрожащую руку юноши и произнес слова, которые открыли канал. Магия хлынула от каталиста к Мосии, словно искристое вино.

Глядя на лицо Мосии, озаренное солнечными лучами, Сарьон видел, как приоткрылись губы юноши, как вспыхнули его глаза. Он выглядел как ребенок, которому первый раз в жизни дали попробовать вкусную конфетку.

Сердце Сарьона дрогнуло, и он не выдержал.

— Нет, Мосия, подожди... Ты не можешь...

Но было уже слишком поздно. Прошептав слова, которые он узнал от чародеев, юноша выпустил стрелу в человека в черном облачении, который стоял ближе к нему. Он прицелился поспешно и неточно, но это не имело значения. Когда стрела сорвалась с тетивы, молодой маг наложил на нее заклинание, которое заставит ее найти и убить любое существо с теплой кровью, которое окажется на пути. Когда такие заклинания использовали чародеи древности, даже неопытные стрелки в битве разили врага без промаха.

Но только не в этой битве.

Что насторожило колдуна? Может быть, шорох одежды Мосии в траве? Может быть, скрип тетивы или свист взлетевшей стрелы? Или, может, тревожное карканье ворона — хотя нет, ворон каркнул слишком поздно.

Опередив стрелу, которая летела ему в сердце, человек в черном произнес заклинание и указал рукой на стрелу. Вспыхнуло пламя, и смертоносная стрела мгновенно обратилась в горстку пепла, которую тотчас же унес ветер.

Второй Дуук-тсарит действовал так же быстро, как и его напарник. Вскинув руки к небесам, он выкрикнул заклинание, и все вокруг мгновенно погрузилось во тьму. Ясный солнечный день внезапно сменился непроглядной ночью. Сарьон ничего не мог рассмотреть и беспомощно скорчился в кустах, боясь пошевелиться. Потом, когда глаза каталиста уже начали привыкать к темноте, лес внезапно наполнился странным серебристым лунным светом. Этот свет озарял все, что было в лесу, но человеческие тела при этом сияли необычайно ярко, излучая пронзительное багрово-белое свечение. Сарьон, сморгнув, смог очень ясно разглядеть потрясенные лица священника и четвертого человека, которые повернулись к ним.

Скорее благодаря случайности, чем намеренно, Сарьон сидел, скорчившись, в густом кустарнике. И даже несмотря на то, что его тело ярко светилось, каталист понимал, что его трудно здесь заметить. Но Мосия поднялся из травы, чтобы выпустить стрелу. Стараясь как-то приспособиться к необычному освещению, юноша стоял, залитый серебристым лунным светом, — и двоим колдунам в черных рясах он был виден как на ладони. Мосия закричал и снова поднял лук.

Дуук-тсарит заговорил.

Выронив лук, Мосия схватился за горло.

— Я... Я... — Он пытался что-то сказать, но заклинание колдуна в черном парализовало мускулы его горла. И Мосия не мог больше не только говорить, но и дышать. Его глаза закатились так, что стали видны одни белки. Юноша изо всех сил пытался наполнить легкие воздухом, но все его усилия были напрасны.

Сарьон привстал, намереваясь сдаться на милость победителей, но в этот миг темная фигура метнулась мимо каталиста, едва не сбив его с ног. Джорам заслонил своего друга и поднял Темный Меч. Странный лунный свет не касался металла, оружие в руке Джорама было подобно полоске ночи.

Как только меч оказался между Мосией и Дуук-тсарит, заклятие колдуна распалось. Жадно хватая ртом воздух, Мосия осел на землю. Сарьон подхватил юношу и поддержал его, чтобы тот не упал. Джорам стоял над ними, защищая, с тяжелым, грубым мечом в сильных, мускулистых руках.

Сарьон мрачно ожидал порыва ледяного ветра, который в считанные секунды заледенит их кровь, или разверзшейся трещины в земле, которая поглотит их... Ему казалось, что даже силы Темного Меча не хватит, чтобы развеять такие могучие заклинания. Однако ничего не произошло.

Выглядывая из высокой травы, Сарьон увидел, что четвертый человек идет к ним. Возможно, он что-то говорил — Сарьон ничего не слышал за плеском воды в водопаде, который был совсем неподалеку. Но оба Дуук-тсарит повернули спрятанные под капюшонами головы к высокому человеку. Тот жестом велел им оставаться на месте, и колдуны с поклоном повиновались. Сарьон удивился еще больше, и еще больше испугался. Кто же этот человек, если могущественные Дуук-тсарит беспрекословно ему подчиняются?

Кто бы он ни был, он спокойно, без страха приблизился к Джораму, внимательно разглядывая юношу.

— Будь осторожен, Гаральд, — крикнул человек в длинном плаще, которого Сарьон принял — и не ошибся — за каталиста. — Я чувствую что-то странное в этом оружии!

— Странное? — Высокий молодой человек, которого назвали Гаральдом, рассмеялся мелодичным смехом, который, казалось, был сделан из такого же дорогого материала, как и плащ на его плечах. — Спасибо, что предупредили, кардинал, — продолжил он, — но я вижу только, что это самый отвратительный из всех мечей, какие когда-либо попадались мне на глаза.

— Да, это так, ваша светлость...

Кардинал! Потрясенный Сарьон наконец сумел разглядеть цвет облачения каталиста под длинным плащом и понял, что это действительно тот, кем его назвали, — кардинал королевства! А этот Гаральд... Имя показалось Сарьону смутно знакомым, но он был слишком взволнован и не мог ясно мыслить в таком состоянии. Дорогая одежда, обращение «ваша светлость»...

Кардинал продолжал говорить:

— Но именно этот отвратительный меч, ваша светлость, разорвал заклинание ваших стражей.

— Это сделал меч? Очаровательно.

Богато одетый молодой человек подошел достаточно близко, чтобы Сарьон мог ясно разглядеть его в волшебном лунном свете. Мелодичный тембр его голоса был под стать чертам лица — тонким и выразительным, но при этом не слабым. Глаза у молодого человека были большие и красиво очерченные, в них светился живой ум. Подбородок был сильный, но не тяжелый, скулы — высокие и отчетливо выступающие. Каштановые волосы, слегка рыжеватые в ярком лунном свете, были острижены коротко, по-военному. Один локон изящно и непринужденно спадал ему на лоб.

Подойдя совсем близко к Джораму, молодой человек по имени Гаральд протянул руку в тонкой перчатке из кожи ягненка и сказал:

— Отдай мне свой меч, мальчик.

В его голосе не было угрозы, но этот Гаральд явно привык, чтобы ему повиновались.

— Забери его у меня, — дерзко ответил Джорам.

— «Заберите его у меня, ваша светлость»! — поправил кардинал, потрясенный такой непочтительностью.

— Благодарю, кардинал, — сказал Гаральд и улыбнулся. — Но мне не кажется, что сейчас уместно обучать бродяг и воров придворному этикету. Давай же, мальчик. Отдай свой меч, и тебе ничего не сделают.

— Нет! Ваша светлость... — сказал Джорам и криво усмехнулся.

— Джорам, прошу тебя! — в отчаянии прошептал Сарьон, но юноша не обратил на него внимания.

— Кто такой этот Гаральд? — шепотом спросил Мосия. Он попытался сесть на траве, но почти сразу же застыл на месте. Изящный молодой человек велел Дуук-тсарит не трогать Джорама, однако Мосию он, очевидно, оставил на их попечение. Мосия видел, что горящие взгляды колдунов прикованы к нему, видел, как их сложенные руки слегка пошевелились, — и замер, не осмеливаясь лишний раз вздохнуть.

Сарьон покачал головой, не сводя взгляда с Джорама и этого Гаральда, который подошел еще на несколько шагов ближе. Джорам замер в оборонительной позиции, сжимая в руках меч.

— Прекрасно, — сказал изящный молодой человек и пожал плечами. — Я принимаю твой вызов.

Гаральд сдвинул плащ на одно плечо, вынул из ножен свой меч и привычным движением встал в боевую стойку. У Сарьона перехватило дыхание. Этот меч, явно древней работы, был таким же изящным, прекрасным и сильным, как и молодой человек, которому он принадлежал. Лунный свет горел на лезвии холодным серебряным пламенем, плясал на острой кромке клинка, сверкал на фигурке ястреба, расправившего крылья, которая украшала эфес.

Ястреб! Что-то промелькнуло в голове у Сарьона, но каталист с таким напряженным вниманием наблюдал за Джорамом, что просто не смог отвлечься ни на что другое. Юноша казался неуклюжим, почти жалким рядом с этим высоким, уверенным в себе молодым мужчиной в богатой одежде. Однако и в Джораме чувствовалась гордость, его темные глаза смотрели на противника бесстрашно и дерзко. Сарьон видел в юноше такое же врожденное благородство, как и в богато одетом незнакомце.

Джорам неуклюже попытался повторить боевую стойку своего противника. То малое, что юноша знал о сражениях на мечах, он почерпнул только из книг, которые читал. Его неловкость явно позабавила Гаральда, хотя кардинал, который по-прежнему не сводил глаз с Темного Меча, покачал головой и снова пробормотал:

— Ваша светлость, может быть, вы все же...

Гаральд жестом велел кардиналу замолчать, и в этот момент Джорам, уверенный в могуществе своего меча и разозленный надменным презрением противника, прыгнул вперед и нанес удар.

Позабыв о недремлющих Дуук-тсарит, Сарьон вскочил на ноги. Он не мог допустить, чтобы Джорам причинил этому человеку какой-нибудь вред!

— Остановись! — крикнул каталист, но слова замерли у него на губах.

Раздался звон стали о сталь, вскрик боли — и вот уже Джорам стоял, сжимая раненную руку, и недоуменно смотрел, как его Темный Меч летит, кувыркаясь, и падает прямо под ноги кардиналу.

— Схватите его, и того, другого, тоже, — спокойно приказал Гаральд ожидавшим Дуук-тсарит, которые, не задумываясь, применили свою магию — теперь, когда им позволили.

Прозвучало несколько слов заклинания антимагии — оно отнимало у жертвы всю Жизненную силу, от которой зависел каждый человек в этом мире. Мосия страшно закричал и упал на землю. Но Джорам остался стоять, мрачно и дерзко глядя на Дуук-тсарит и растирая руку, которая онемела от сокрушительного удара.

— Прошу прощения, ваша светлость, — сказал один из Дуук-тсарит. — Но этот мальчишка не реагирует на наше заклинание. Он — Мертвый.

— Что, правда? — Гаральд окинул Джорама взглядом, полным брезгливой жалости.

Этот взгляд ранил юношу гораздо больнее, чем любые удары меча. Джорам вспыхнул, его рот перекосился от гнева и ярости.

— Ну так используйте что-нибудь посильнее, — сказал изящный молодой человек, глядя на Джорама. — Однако смотрите, не навредите ему. Я хочу побольше узнать об этом странном мече.

— А что делать с каталистом, ваша светлость? — с поклоном спросил колдун.

Оглядевшись, Гаральд заметил Сарьона, и глаза молодого человека расширились от удивления.

— Кровь Олминова, кардинал! — сказал потрясенный молодой человек. — Он же из вашего ордена! Позвольте, я помогу вам, отец, — вежливо добавил он, протягивая руку смущенному каталисту.

Хотя эти слова были сказаны со всем подобающим уважением, Сарьон не сомневался, что это скорее приказ, чем приглашение. Поэтому ему ничего не оставалось, кроме как повиноваться. Гаральд взял каталиста за руку и помог выбраться из густых зарослей кустарника.

Видя, что Гаральд занят, Джорам попытался подобрать свой меч. Но ему пришлось остановиться: три огненных кольца возникли прямо из воздуха и окружили юношу — одно на уровне его локтей, другое на уровне пояса, а третье на уровне колен. Пылающие кольца не прикасались к Джораму, но были достаточно близко, чтобы он кожей почувствовал исходящий от них жар и не осмелился двинуться с места.

Довольные, что их жертва на время надежно взята под контроль, Дуук-тсарит выжидательно посмотрели на своего господина, безмолвно спрашивая о дальнейших приказаниях.

— Обыщите лужайку, — велел Гаральд. — Здесь, может быть, кто-нибудь еще прячется в траве. Но сперва уберите эту темноту, хорошо? Она только мешает.

Дуук-тсарит повиновались. Ночь внезапно исчезла, и все вокруг снова заморгали, привыкая к яркому солнечному свету. Когда Сарьон снова смог видеть, он заметил, что колдуны, которые в своих черных одеяниях казались воплощенной темнотой, исчезли вместе с ней. Каталист стал растерянно оглядываться по сторонам, но вдруг осознал, что Гаральд что-то ему говорит.

— Надеюсь, вы не заодно с этими молодыми разбойниками, отец. — Он сказал это уверенно, но с некоторой холодностью в голосе. — Хотя до меня доходили слухи о каталистах-отступниках, которые скрываются в этих землях.

— Я не отступник, ваша... ваша светлость, — начал оправдываться Сарьон, но вдруг умолк. Он вспомнил все и покраснел от смущения, потом, запинаясь, пробормотал: — Хотя, наверное, так и есть... Но, умоляю вас, выслушайте мою историю, — сказал он, повернувшись к кардиналу, который к этому времени уже подошел к ним. — Я... Мы не воры и не разбойники, поверьте мне!

— Тогда что же означает ваше вторжение на нашу лужайку и это нападение на нас? — спросил Гаральд еще более холодным тоном и даже с ноткой гнева в голосе.

— Прошу вас, позвольте мне все объяснить, ваша светлость, — в отчаянии сказал Сарьон. — Это была ошибка...

Двое Дуук-тсарит внезапно возникли прямо из воздуха перед Гаральдом.

— Ну? — спросил он. — Что вы нашли?

— На лужайке ничего нет, ваша светлость, только вот это. — Один из одетых в черное колдунов протянул руки, показывая большое деревянное ведро.

— Необычный предмет в этих диких землях, но, полагаю, он вряд ли достоин вашего внимания, — заметил Гаральд, без интереса глядя на ведро.

— И все же это весьма необычное ведро, ваша светлость, — сказал Дуук-тсарит.

— Нет, нет, — торопливо сказало ведро. — Просто обычное, ничем не примечательное ведро. Заверяю вас, во мне нет ничего такого особенного!

— Олмин всемогущий! — ахнул Гаральд, а кардинал поспешно отступил назад и забормотал молитву.

— Обыкновенное ведро. Старое дубовое ведро, — продолжало болтать ведро сиплым голосом. — Позвольте мне, добрый господин, принести для вас воды. Омойте во мне ваши ноги. Омойте вашу голову...

— Будь я проклят! — воскликнул Гаральд и выхватил ведро из рук колдуна. — Симкин! — сказал он и потряс ведерко. — Симкин, дурачина ты безмозглый! Ты что, не узнал меня?

На дужке ведра внезапно появились два глаза и пристально уставились на молодого человека. Потом глаза широко раскрылись от удивления, и, рассмеявшись, ведро превратилось в юношу с бородкой, одетого в свой любимый «Грязно-болотный» наряд.

— Гаральд! — воскликнул Симкин, протягивая руки к изящному молодому мужчине.

— Симкин! — Гаральд обнял его и похлопал по спине. Кардинал, похоже, обрадовался Симкину еще меньше, чем говорящему ведру. Подняв взгляд к небесам, священник спрятал руки в рукава рясы и покачал головой.

— Я не узнал тебя, — сказал Симкин, отстранившись и окинув благородного молодого мужчину радостным взглядом. — Что ты делаешь в этих кошмарных диких чащобах?! Стой, погоди... — добавил он, как будто что-то припомнив. — Я должен представить тебя моим друзьям.

— Джорам, Мосия! — Симкин повернулся к двоим юношам, один из которых лежал на земле, скованный заклинанием, а второй стоял, окруженный огненными кольцами. — Я счастлив представить вам его королевское высочество, Гаральда, принца Шаракана.

 

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

ЕГО СВЕТЛОСТЬ

— Так значит, это твои друзья, Симкин?

Взгляд принца скользнул по Мосии и задержался на Джораме. Плененный огненными кольцами юноша не отваживался пошевелиться, чтобы не обжечься. Но в его глазах не было страха — только гордость, гнев и злость от такого унизительного поражения.

— Они мне ближе, чем братья, — заверил Гаральда Симкин. — Ты помнишь, как я потерял своего брата? Милого маленького Ната? Это было в тот год, когда...

— Да, да, — поспешно перебил его принц и повернулся к Дуук-тсарит.

— Можете освободить их.

Колдуны поклонились и словами и жестами сняли заклинание антимагии с Мосии. Мосия ахнул и перекатился на спину, тяжело дыша. Огненные кольца, сдерживавшие Джорама, исчезли, но юноша все равно не пошевелился. Сложив мускулистые руки на груди, Джорам отвернулся и стал смотреть на лес, пронизанный солнечными лучами. Он смотрел не на что-то особенное, просто давал понять, что стоит на этом месте по своей собственной воле и, если захочет, будет стоять здесь, пока не умрет.

Гаральд криво улыбнулся. Потом, прикрыв губы ладонью, чтобы не заметно было улыбки, повернулся к Симкину.

— А каталист?

— Лысая Макушка тоже мой дружок, — подтвердил молодой человек, рассеянно оглядываясь по сторонам. — Где же ты, отче? А, вот где. Принц Гаральд — отец Сарьон. Отец Сарьон — принц Гаральд.

Принц изящно поклонился, приложив руку к сердцу по обычаю северян. Сарьон тоже поклонился, гораздо более неуклюже. Его мысли так перепутались, что каталист с трудом понимал, что происходит вокруг и что делает он сам.

— Отец Сарьон, — сказал принц, — позвольте представить вам его святейшество кардинала Радисовика, друга и советника моего отца.

Выйдя вперед, Сарьон опустился на колени перед облаченным в белую рясу кардиналом, чтобы поцеловать ему руку. Но кардинал взял его за руки и поднял на ноги.

— Мы, северяне, пренебрегаем этими унизительными ритуалами, — сказал кардинал. — Для меня огромное удовольствие познакомиться с вами, отец Сарьон. Вы выглядите уставшим. Может быть, вернемся на поляну? Источники согревают воздух, и там гораздо приятнее, вы не находите?

Сарьон только сейчас осознал, что промерз до костей и что, войдя в этот лес, они как будто снова шагнули из весны в зиму. Ему вспомнились слова Симкина: «Этой прогалины здесь быть не должно!» Конечно же, ее и не могло здесь быть! Принц наколдовал себе приятное местечко для отдыха на природе, а они вломились туда! Какая немыслимая глупость!

— Я догадываюсь, что вы можете рассказать мне о невероятном путешествии, отец, — продолжал Радисовик, идя к прогалине. — Мне будет весьма интересно послушать, как облаченный в рясу каталист оказался в обществе таких... — Кардинал не сразу подобрал уместное слово. — М-м... в таком своеобразном обществе.

Слова кардинала были исключительно вежливы, но Сарьон заметил, как принц и Радисовик обменялись быстрыми взглядами как раз перед тем, как высокопоставленный священник пригласил каталиста пройтись к теплым источникам. Теперь кардинал уводил Сарьона на поляну, а принц и Симкин задержались, чтобы помочь Мосии.

Сарьон все понял. «Они хотят расспросить нас поодиночке. А потом принц и кардинал сравнят то, что узнали. Они очень ловко обо всем договорились между собой, не обменявшись ни единым словом. Придворные манеры, придворные интриги...»

Вспомнив о страшной тайне, которую он хранил, Сарьон весь сжался внутри от страха. Он никогда не был силен в интригах.

Следуя за кардиналом, вполуха слушая его вежливые слова, Сарьон вдруг понял, что Радисовик, наверное, и сам отступник. И что именно он — тот человек, о котором говорил Ванье, тот священник, который заставил настоящего распорядителя Церкви отправиться в изгнание.

Как странно, что они встретились! Может быть, это ответ на молитвы, которые Сарьон боялся даже высказать? Или это просто очередное доказательство того, что мир на самом деле — всего лишь холодная и бесчувственная пустота?

Только время покажет, что на самом деле истинно. И Сарьон не знал, сколько еще времени у них осталось.

— Как вы себя чувствуете, сэр? — спросил принц у Мосии.

— Уже... уже лучше... ваша... светлость, — запинаясь, ответил Мосия и покраснел от смущения. Увидев, что принц собирается опуститься на колени, чтобы помочь ему, юный маг постарался поскорее подняться сам. — Пожалуйста... не утруждайте себя... м-милорд. Со мной уже все в порядке, правда.

— Надеюсь, вы простите нас за такое обращение, — сказал Гаральд с оттенком озабоченности, хотя и довольно равнодушно. — Вы должны понять, мы держались чрезвычайно настороженно в этих нецивилизованных землях.

— Да, ваша светлость. — Мосия, которому Симкин помог подняться на ноги, покраснел так, что казалось, будто у него жар. — Мы... мы тоже по ошибке приняли вас за... за кого-то другого...

— В самом деле? — Гаральд чуть приподнял брови.

— Простите, ваша светлость, — сказал один из Дуук-тсарит. — Ночь близится. Нам лучше вернуться на поляну, где вы будете в безопасности.

— Ах да, конечно. Спасибо, что напомнили. — Принц изящно взмахнул рукой. — Не будет ли один из вас любезен проводить этого молодого человека на поляну, где мы сможем отдохнуть?

Один из Дуук-тсарит скользнул к Мосии. Полы черной рясы едва касались земли. Колдун не прикоснулся к юноше, просто встал рядом, сложив руки перед собой. Однако Мосия понял — как и Сарьон, — что это приказ, а не просто вежливое приглашение, и если он ослушается, то только сделает себе хуже. Юноша побрел к поляне, а колдун в черном неслышно скользил за ним следом, словно тень. Джорам остался на том самом месте, где и стоял, — глядя в лес и в то же время не глядя. Второй Дуук-тсарит внимательно следил за упрямым юношей.

Посмотрев на Джорама, Гаральд повернулся к Симкину и негромко сказал:

— Я очарован этим твоим другом, который с мечом. Что ты о нем знаешь?

— Считает, что благородного происхождения. Бастард. Мать обесчещена. Сбежала из дома. Сын вырос в чародейской деревне. Бунтарь и упрямец. Убил надсмотрщика. Сбежал во Внешние земли. Но что-то с ним странное. Лысую Макушку послали, чтобы привести его к епископу Ванье. Он этого не сделал. Большие неприятности. Темные искусства — у обоих, — быстро отрапортовал Симкин, явно наслаждаясь тем, как ловко он выбрал самую суть.

— Хм-м... — хмыкнул Гаральд, пристально глядя на Джорама. — А меч?

— Темный камень.

Гаральд ахнул.

— Темный камень?! Ты уверен? — прошептал он, склонившись к Симкину поближе.

Симкин кивнул.

Принц медленно выдохнул.

— Благословен будь Олмин, — почтительно произнес он. — Пойдем со мной. Я хочу поговорить с этим молодым упрямцем. Мне понадобится твоя помощь. Так значит, ты сейчас из поселения чародеев? — сказал он уже вслух, когда они с Симкином подходили к Джораму.

— Да, о великий и могущественный! — шутливо сказал Симкин. — И я должен признаться, что ужасно рад убраться оттуда подальше. — Оранжевый шелковый платок опустился с неба прямо ему в руку. В ярких солнечных лучах шелковый лоскут походил на пляшущий язык пламени. — Запах, милорд! — Симкин приложил платок к носу. — Совершенно невыносимая вонь, можете мне поверить. Горячие угли, сернистые испарения... Не говоря уже об адском грохоте из кузницы — день и ночь напролет.

Молодые люди подошли и остановились перед Джорамом. Юноша смотрел в сторону, делая вид, что не замечает их присутствия.

— Ваше имя Джорам, сэр? — вежливо поинтересовался Гаральд.

Плотно сжав губы, Джорам мрачно глянул на принца.

— Верни мой меч, — низким хрипловатым голосом сказал он.

— «Верните мой меч, ваша светлость»! — поправил Симкин, передразнивая кардинала.

Джорам злобно зыркнул на него, но промолчал. Гаральд закашлялся, чтобы скрыть смех, потом сделал вид, что прочищает горло. Тем временем принц внимательно разглядывал юношу — на этот раз при ясном дневном свете.

— Да... — сказал он задумчиво, — я вполне могу поверить, что он благородного происхождения. Налицо благородная кровь, если и не благородные манеры. Признаться, это лицо кажется мне смутно знакомым. — Гаральд нахмурил брови и задумался. — И волосы... великолепные волосы! Глаза... во взгляде гордость, чувственность, ум. Слишком умные глаза. Опасный молодой человек. Да, такой мог отыскать темный камень. Но что он намерен делать с ним теперь? Он хотя бы понимает, какую чудовищную силу принес обратно в этот мир? И знает ли это хоть кто-нибудь, если уж на то пошло?

— Мой меч! — упрямо повторил Джорам. Его лицо потемнело под испытующим взглядом принца.

— Прошу меня простить. В горле немного першит. Пыльца с цветов... — Гаральд чуть кивнул головой. — Меч — ваш, сэр. — Принц посмотрел на Темный Меч, лежащий на земле. — И примите мои извинения за наши действия. Вы захватили нас врасплох, и мы отреагировали слишком поспешно. — Принц выпрямился и мрачно улыбнулся.

Джорам не ожидал, что принц поведет себя так, и теперь недоверчиво смотрел то на меч, то на Гаральда, то снова на меч. Его лицо раскраснелось от смущения, брови сошлись над переносицей в одну линию. Но Джорам больше не злился. Злость и ярость растворились и забрали свою силу, оставив Джораму лишь стыд и унижение. Впервые в жизни юноша остро осознал, какая рваная и грязная на нем одежда, какие у него неухоженные, спутанные волосы. Он посмотрел на руки принца, гладкие и изящные, а потом перевел взгляд на свои руки — мозолистые и грязные. Джорам попытался раздуть угли злости, но они лишь вспыхнули на мгновение и угасли, оставив в его душе только холод.

Не сводя взгляда с Гаральда, ожидая от него какого-нибудь подвоха, Джорам медленно подошел к тому месту, где лежал его меч — тускло-черный на залитой солнечным светом траве. Принц не двинулся с места. Наблюдавший за Джорамом Дуук-тсарит тоже остался неподвижен. Юноша наклонился и поднял свое оружие. Он поспешно сунул меч в грубо сделанные, примитивные ножны и покраснел, заметив, что принц смотрит на его ножны, как показалось Джораму, с презрением.

— Я могу идти? — резко спросил юноша.

— Конечно, ты можешь идти, однако, полагаю, вы все еще наши пленники, — ответил принц. — Но я предпочел бы, чтобы сегодня вечером вы остались с нами как гости. Мне хочется как-то возместить то, что мы на вас напали...

— Перестань насмехаться надо мной! — вспылил Джорам. — Вы имели полное право на нас напасть — и даже убить нас. Что касается моего меча — да, он грубый и некрасивый. Он ничего не стоит по сравнению с твоим... — Джорам ничего не мог с собой поделать — его взгляд все время возвращался к прекрасному мечу принца, который тот носил на поясе, в сотворенных магией кожаных ножнах. — Но я сделал его своими руками! — Голос юноши дрогнул, как у обиженного ребенка. — И я никогда раньше не видел настоящего меча, такого, как у тебя.

— Я бы не сказал, что твой меч ничего не стоит, — заметил Гаральд. — Меч из темного камня, который поглощает магию...

Джорам быстро посмотрел на Симкина, который улыбнулся с самым невинным видом.

— Пойдем с нами на поляну, — продолжал Гаральд. — Там гораздо теплее, чем здесь, и, как верно напомнили мои охранники, ночью во Внешних землях бывает опасно.

Подойдя к юноше, принц положил руку ему на плечо — так обнимают за плечи друзей. Или успокаивают беспокойное животное. Джорам вздрогнул от прикосновения Гаральда. Он видел жалость в глазах молодого мужчины и едва удержался, чтобы не сбросить его руку с плеча. Зачем он сопротивляется? Что его тревожит? Джорам не понимал, откуда он это знает, но был уверен, что если Гаральд с уважением отнесется к его нежеланию терпеть жалость, то удара принц ни за что не простит. А для Джорама внезапно стало очень важно, чтобы принц его уважал.

— Откуда ты родом, Джорам? — спросил Гаральд.

— А тебе какое дело до этого? — угрюмо буркнул юноша.

— Я имел в виду — откуда родом твоя семья? — поправился принц.

Джорам снова бросил мрачный взгляд на Симкина, который шел рядом с ними. Гаральд улыбнулся.

— Да, он кое-что рассказал мне о тебе. Признаюсь, мне стало очень любопытно. Из того, что вкратце описал мне Симкин, я понял, что твоя жизнь была тяжелой, — вежливо высказался принц. — И ты мог счесть, что говорить о таком между благородными людьми не принято. Если так — надеюсь, ты меня простишь. Но я много путешествовал и знаком с большинством благородных семейств в этой части королевства. Признаюсь, твоя внешность кажется мне очень знакомой. Тебе известна фамилия твоей семьи?

Краска стыда, залившая щеки юноши, многое объяснила принцу, но Джорам гордо вскинул голову.

— Нет! — Больше Джорам ничего говорить не собирался, однако искренний интерес на лице принца побудил юношу сказать больше, чем он хотел. — Я знаю только, что мою мать звали Анджа и она родом из Мерилона. Мой отец был... был... каталистом. — Губы юноши скривились, когда он это сказал, взгляд метнулся к поляне, где среди высокой травы и цветов стоял Сарьон и разговаривал с кардиналом.

— Кровь Олминова! — Принц проследил за взглядом Джорама. — Неужели...

— Конечно нет! — вскинулся Джорам, догадавшись, о чем подумал Гаральд. — Это не он! — С горечью в голосе юноша продолжил: — Мое рождение — грех моего отца. Его осудили на Превращение, и теперь он стоит у границы, как живая статуя.

— Боже мой... — пробормотал Гаральд, и в его голосе больше не было жалости — лишь сочувствие. — Значит, по рождению ты мерилонец. — Принц снова присмотрелся к Джораму при ясном свете. — Да, похоже на то. Но... я не могу понять, кто...

Гаральд раздраженно тряхнул головой, пытаясь вспомнить. Но его размышлениям помешал Симкин, который сладко зевнул и сказал:

— Знаете, мне страшно не хотелось бы покидать ваше милое маленькое общество. И я жутко рад снова тебя увидеть, Гаральд, дружище. Однако я, пожалуй, пойду слегка вздремну перед ужином. — Симкин снова зевнул, едва не вывихнув челюсть. — Быть ведром не просто. Не говоря уже о том, что эти твои охранники в черных балахонах оказались настолько неуклюжими, что на самом деле просто споткнулись о меня в траве. Пнули меня так, что я вообще не надеялся когда-либо прийти в себя. — Симкин возмущенно фыркнул и промокнул нос оранжевым платком.

— Конечно же, пойди отдохни на поляне, мой друг. — Гаральд улыбнулся. — Ты и впрямь немного потускнел.

— О-о! — Симкин поморщился. — Какой недостойный намек с вашей стороны, мой принц! Сладких снов! И тебе тоже, о мой мрачный и унылый друг.

Помахав рукой Джораму, молодой человек заскользил вперед, словно его несли потоки теплого весеннего воздуха, которые стали ощутимы по мере приближения к сотворенному волшебством уютному лагерю принца.

— Откуда ты знаешь Симкина? — непроизвольно вырвалось у Джорама, когда он провожал взглядом зеленый плащ и зеленую же шляпу с трепещущим фазаньим пером.

— Знаю Симкина? — Глянув на Джорама, принц удивленно приподнял бровь. — Не думаю, чтобы в мире нашелся хоть один человек, который его знает.

— Ну, Радисовик, что вы узнали?

Ночь — настоящая, а не наколдованная — опустилась на поляну. В центре поляны горел костер. Вечером на этом костре зажарили кролика, которого принц поймал в силок днем. А теперь огонь костра приятно согревал и освещал мирную лужайку посреди леса. При той магии, которой располагал и сам принц Гаральд, и его охранники, не было никакой нужды ни в силках, ни в костре. Кролик вполне мог бы поджариться сам собой. Но Гаральду хотелось немного поупражняться. Человек никогда не знает, особенно в нынешние смутные времена, когда ему придется жить без магии.

Ночью принц и кардинал отправились прогуляться среди деревьев неподалеку от лагеря. За ними обоими неусыпно следили охранники, колдуны в черных одеждах. Каталист сидел у костра и пил горячий чай, держа чашку обеими руками. Мосия лежал рядом с Сарьоном и спал, завернувшись в мягкие одеяла, которые принц Гаральд собственноручно наколдовал для своих гостей. Джорам тоже лежал возле костра, но не спал. Темные глаза юноши следили за принцем и кардиналом, его меч лежал здесь же, под рукой, чтобы легко было дотянуться. Гаральду стало интересно — неужели молодой упрямец всерьез намерен не спать всю ночь и следить за ними? Улыбнувшись, принц покачал головой. Когда-то и ему тоже было семнадцать лет. Не так уж и давно. Сейчас принцу Гаральду было двадцать восемь. И он хорошо помнил, каким был в юности.

Еще один их гость, Симкин, расстелил одеяло среди травы и цветов на некотором расстоянии от своих спутников. Облаченный в украшенную оборками и ленточками ночную рубашку и ночной колпак с кисточкой, Симкин громко храпел, но спал ли он на самом деле или только притворялся — этого не смог бы угадать никто. По крайней мере, Гаральд точно не смог бы сказать этого наверняка. Но он знал о Симкине достаточно, чтобы сказать, что Симкин — сам по себе загадка.

— Ваша светлость?

— О, прошу прощения, кардинал. Я задумался. Прошу вас, продолжайте.

— Это очень важно, ваша светлость, — сказал кардинал с легким упреком.

— Я внимательно вас слушаю, — холодно отозвался принц.

— Этот каталист, Сарьон, напрямую общался с епископом Ванье.

— Как? — Гаральд сразу встревожился.

— Через Палату Предосторожности, конечно же, хотя этот бедолага понятия не имеет, что это такое. Однако я узнал по описанию. По словам каталиста, епископ Ванье активно разрабатывает планы нашего уничтожения.

— Это не новость, — пробормотал принц, но все же нахмурился.

— Нет, милорд. Есть и кое-что новое. Оказалось, что Блалох работал как двойной агент. Да, ваше высочество, — подтвердил кардинал Радисовик в ответ на удивленный взгляд принца. — Он был агентом Ванье. Епископ направил его в поселок чародеев и дал задание подтолкнуть нас к войне. А когда мы будем зависеть от чародеев и их оружия, изготовленного с помощью Темных искусств, тогда Блалох должен был выступить и против нас, и против чародеев. Мы потерпели бы поражение и оказались в руках у наших врагов — и чародеи тоже были бы уничтожены, так сказать, заодно с нами.

— Хитрый негодяй этот Блалох! — мрачно сказал Гаральд. — Но я заметил, что вы говорите о нем в прошедшем времени.

— Он мертв, ваша светлость. Этот юноша убил его, — Радисовик показал взглядом на Джорама.

— Убил Дуук-тсарит? — недоверчиво переспросил принц.

— Он убил его своим мечом, при помощи каталиста.

— А, меч из темного камня! — Брови Гаральда разгладились, потом снова мрачно сошлись к переносице, когда принц посмотрел на Джорама. — Действительно опасный молодой человек, — заметил он и замолчал, задумавшись.

Кардинал, который шагал рядом с принцем, тоже молчал.

— Вы доверяете этому каталисту? — неожиданно спросил Гаральд.

— Да, милорд, до определенной степени, — ответил Радисовик.

— Что значит «до определенной степени»?

— Сарьон в душе ученый, ваша светлость, он — гениальный математик. Поэтому он и искусился изучением Темных искусств Техники. Но он простодушный человек. Такому самое место за надежными стенами Купели, где он мог бы всего себя посвятить книгам. Но с ним что-то произошло — что-то такое, что бросило тень на всю его жизнь.

— Что-то связанное с этим юношей?

— Да, ваша светлость.

— Симкин сказал мне вот что: Ванье послал каталиста за Джорамом, чтобы тот привел парня в Купель. — Гаральд пожал плечами. — Но... это же Симкин. Я и наполовину не верю тому, что он говорит.

— Каталист это подтверждает, ваша светлость. По его словам, епископ Ванье велел ему привести Джорама, чтобы свершить над ним правосудие.

— И вы полагаете...

— Он говорит правду, милорд, но не всю правду. На самом деле я считаю, что именно поэтому он так легко поделился этой информацией. Сарьон чрезвычайно охотно рассказывал мне о Блалохе — все, о чем я спрашивал, и даже больше. Бедняга так простодушен... Он жалко взмахивал этим перебитым крылом, словно птица, которая хочет увести врага от гнезда.

— А как он объяснил столь пристальный интерес Ванье к этому молодому человеку?

— Только той очевидной причиной, что Джорам — Мертвый, милорд, да к тому же еще и убийца. Юноша убил надсмотрщика. Если верить каталисту, у парня были на то довольно веские основания — надсмотрщик убил его мать.

— Вот как! — Гаральд помрачнел еще больше. — Епископ Ванье не стал бы лично беспокоиться из-за такого мелкого преступления. Он поручил бы разобраться кому-нибудь из Дуук-тсарит. И каталист упорно стоит на этом невероятном объяснении?

— И будет упорствовать до самой смерти, ваша светлость. Я заметил еще кое-что любопытное в отношении этого каталиста, милорд.

— И что же?

— Он утратил веру, — негромко сказал Радисовик. — Он блуждает в потемках своей души один, без направляющей руки Бога. Такой человек — если он хранит некую тайну, как этот Сарьон, — будет цепляться за свою тайну из последних сил, потому что это единственное, что у него осталось. — Кардинал передернул плечами — он немного замерз в холодном лесу. — Но я не могу судить об этом наверняка. Может быть, Дууктсарит с их специальными методами смогли бы вытянуть из него...

— Нет! — твердо сказал Гаральд, непроизвольно оглянувшись на облаченных в черное колдунов, которые молча стояли неподалеку от костра. — Пусть такими вещами занимается Ванье и его ручной император Мерилона. Если будет на то воля Олмина, чтобы эта тайна стала нам известна, — мы ее узнаем. Если нет, значит, нам и не следует ее знать.

— Аминь, — пробормотал кардинал с явным облегчением.

— В конце концов, Олмин пожелал, чтобы мы вовремя узнали о предательстве Блалоха, — улыбнувшись, продолжил Гаральд.

— Хвала Творцу! — откликнулся кардинал. — И теперь, зная об этом предательстве, продолжим ли мы путь к чародеям, ваша светлость?

— Да, конечно. То есть если вы не против, кардинал, — поспешно добавил Гаральд.

Молодой принц привык действовать быстро и решительно и иногда забывал спросить совета у пожилого, более опытного кардинала. Это было одной из причин, побудившей короля, отца Гаральда, направить их в это путешествие вдвоем.

— Я полагаю, это будет мудрое решение, ваша светлость. Особенно сейчас, — сказал Радисовик, в свою очередь скрывая улыбку. — Чародеи наверняка в смятении из-за смерти своего предводителя. Каталист рассказал мне, что некоторые из них не желают участвовать в войне, но другие, и таких гораздо больше, выступают за войну. Наверняка теперь, когда предателя-колдуна больше нет, будет не сложно вмешаться, навести порядок и работать с ними честно.

— Да, я тоже так себе это представляю. — Гаральд улыбнулся. — В таком случае, я думаю, нам не имеет смысла торопиться?

Кардинал явно удивился.

— Нет, я не согласен с вами, ваша светлость. Мы должны появиться в поселении прежде, чем среди чародеев появится сильный предводитель.

— Как вы считаете, неделя задержки не сыграет особой роли?

— Н-нет, милорд, — сказал озадаченный кардинал. — Я думаю, нет.

— А каковы намерения наших гостей? Куда они направлялись?

— В Мерилон, ваша светлость, — сказал кардинал.

— Да, это имеет смысл, — сказал Гаральд, скорее самому себе, чем своему спутнику. — Джорам хочет обрести свое имя и свою судьбу. Это будет как нельзя лучше...

— Ваша светлость?

— Ничего особенного, я просто размышляю вслух. Надеюсь, вы не против, Радисовик, если мы проведем здесь еще неделю?

— А что вы намерены здесь делать, милорд? — спросил кардинал.

— Поработать учителем фехтования. Доброй ночи ваше святейшество.

Гаральд поклонился и пошел обратно в лагерь, к костру.

— Доброй ночи, ваша светлость, — пробормотал озадаченный кардинал, глядя вслед принцу.

 

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

ДЖОРАМ

Гаральд возвращался к костру, задумчиво склонив голову. Кардинал прошел дальше вдоль края поляны и вошел в шелковый шатер, появившийся возле теплых источников по повелению одного из Дуук-тсарит. Идя к костру, Гаральд заметил, что каталист внимательно следит за ними обоими — и за ним, и за кардиналом, время от времени поглядывая и на Джорама.

Юноша в конце концов уснул, по-прежнему сжимая в руке рукоять меча.

«Каталист любит его, это очевидно, — думал принц, глядя на Сарьона из-под полуопущенных век. — Какая же трудная, наверное, эта любовь. Она наверняка безответна. Радисовик прав — здесь явно скрыта какая-то тайна. И каталист не хочет, чтобы его тайна раскрылась. Однако юноша может рассказать гораздо больше, чем знает сам. И я обязательно кое-что выясню относительно этого Джорама».

— Нет, прошу вас, не надо вставать, отец, — сказал принц, подходя к каталисту. — Если не возражаете, я посижу немного с вами у костра — если вы, конечно, не собираетесь ложиться спать.

— Благодарю вас, ваша светлость, — ответил каталист и снова уселся на мягкую, ароматную траву, которая при помощи волшебства превратилась в роскошный толстый ковер, достойный любого королевского парка. — Я буду рад вашему обществу. Я... Я, знаете ли, иногда страдаю бессонницей. — Каталист устало улыбнулся. — Похоже, сегодня ночью как раз такой случай.

— Мне тоже иногда не сразу удается заснуть, — сказал принц, грациозно опускаясь на траву рядом с Сарьоном. — Мои Телдары советовали выпивать на ночь стакан вина.

В руке принца появился хрустальный бокал, наполненный рубиново-красной жидкостью, которая тепло мерцала в свете костра. Принц протянул бокал каталисту.

— Благодарю вас, ваша светлость, — пробормотал Сарьон, смущенный таким вниманием. — За ваше здоровье! — Он отхлебнул вина. Прекрасный, тонкий вкус напитка напомнил ему о придворной жизни в Мерилоне.

— Я хотел бы поговорить с вами о Джораме, отец, — сказал Гаральд, поудобнее устраиваясь на травяном ковре. Принц лег, опираясь на локоть, так чтобы смотреть прямо на каталиста и чтобы при этом его собственное лицо оказалось в тени.

— Вы прямолинейны, милорд, — сказал Сарьон и улыбнулся уголками рта.

— Да, мне иногда присущ такой недостаток, — согласился Гаральд и тоже улыбнулся, перебирая пальцами траву. — По крайней мере, так говорит мой отец. Он говорит, что я пугаю людей, напрыгивая на них, словно кот, в то время как следовало бы подкрасться незаметно, сзади, исподтишка.

— Я охотно расскажу вам то, что знаю об этом юноше, милорд, — сказал Сарьон и посмотрел на спящего по ту сторону костра Джорама. — О его детстве я узнал со слов других людей, но не вижу причины им не верить.

Каталист стал рассказывать о суровом, необычном воспитании, которое получил Джорам. Принц слушал как зачарованный, молча, внимательно и сосредоточенно.

— Нет никаких сомнений, что Анджа была безумна, ваша светлость, — со вздохом сказал Сарьон. — На ее долю выпало суровое, ужасное испытание. У нее на глазах человек, которого она любила...

— Отец Джорама, каталист? — уточнил принц.

— Э-э... да, милорд. — Сарьон закашлялся и вынужден был прочистить горло, прежде чем продолжить рассказ. — Каталист. Она видела, как его осудили на Превращение. Вы когда-нибудь видели такую казнь, ваше высочество? — Каталист посмотрел прямо в глаза принцу.

— Нет, — ответил Гаральд и покачал головой. — И, Олмин свидетель, не хотел бы когда-нибудь увидеть.

— Молитесь, чтобы не увидеть, милорд, — сказал Сарьон, повернулся и стал смотреть на пляшущие языки пламени в костре. — Я видел такую казнь. Вообще-то я видел, как приводили в исполнение приговор отцу Джорама — но тогда, конечно, я еще об этом не знал. Как причудлива судьба... — сказал каталист и надолго замолчал.

Принц тронул его за руку.

— Отец?

— Что? — Сарьон как будто очнулся. — А, да. — Он вздрогнул и поплотнее завернулся в рясу. — Это ужасная казнь. В древнем мире, как говорят, людей за тяжкие преступления осуждали на смерть. Мы считаем это варварством и дикостью, с чем я совершенно согласен. Но иногда мне кажется, что смерть — гораздо более милосердное наказание, чем некоторые наши цивилизованные казни.

— Я видел, как человека посылают за Грань, — тихо сказал принц. — Это была женщина. Да, точно, женщина. Я тогда был еще маленьким мальчиком. Отец взял меня с собой. Тогда я впервые в жизни путешествовал по Коридорам. Меня так очаровало само путешествие, что я совершенно не обратил внимания на его цель, хотя отец наверняка старался подготовить меня к этому. В любом случае, он не преуспел.

— В чем была ее вина, милорд?

— Сейчас попытаюсь припомнить... — Гаральд покачал головой. — Наверняка что-то гнусное и отвратительное. И это было как-то связано со взрослыми делами, потому что я помню, как отец смущался и опускал многие подробности. Она была чародейка — это я точно помню. Альбанара — она занимала высокое положение при дворе. Вроде бы там что-то касалось заклинаний связывания воли, принуждения мужчин к чему-то против их желания. — Гаральд пожал плечами. — По крайней мере, так мне рассказывал отец. Я был тогда совсем маленьким мальчиком, — продолжал принц, — и мне казалось, что это такая игра. Мне очень нравилось все вокруг — там было множество придворных в нарядных одеждах, и специально для такого случая одежда у всех была разных оттенков кроваво-красного цвета. Я очень гордился своим нарядом и хотел носить его и в другие дни, но отец запретил. Мы стояли там, у границы, у подножия великих Дозорных... — Принц замолк, потом продолжил: — Я не знал тогда, что эти каменные мужчины и женщины — живые. Отец мне не сказал. Я был очарован статуями — огромные, тридцати футов в высоту, они вечно смотрели немигающими глазами в туманы Грани. Человек в серых одеяниях вышел вперед. Наверное, это был Дуук-тсарит, но я запомнил, что одет он был как-то не так...

— Это был Палач, милорд, — чуть сдавленным голосом подсказал Сарьон. — Он живет в Купели и прислуживает каталистам. Его облачения серые — нейтрального цвета, который олицетворяет справедливое правосудие, и украшены символами Девяти Таинств, в знак того, что перед правосудием все равны.

— Я уже не помню. Он произвел на меня впечатление — вот и все, что мне запомнилось. Очень высокий мужчина, он возвышался над осужденной женщиной, которая стояла рядом с ним, точно так же, как каменные статуи возвышались над всеми нами. Епископ — наверное, это был Ванье, он носит этот сан дольше, чем я живу на свете... Он произнес речь, перечисляя грехи и преступления той женщины. Я его не слушал, потому что мне было страшно. — Принц печально улыбнулся. — Мне было страшно и скучно. Я хотел, чтобы что-нибудь произошло... Как бы то ни было, епископ договорил свою речь. Он воззвал к Олмину, моля проявить милосердие к душе бедной женщины. Она все время стояла молча и выслушивала обвинения с дерзкой улыбкой. У нее были огненно-рыжие волосы, не собранные в прическу. Они свободно спадали вдоль спины, ниже пояса. Женщина была одета в кроваво-красное платье, и я тогда еще подумал, какими живыми кажутся ее волосы, они так искрились на солнце, и каким мертвым по сравнению с ними кажется ее платье... Но когда епископ воззвал к Олмину, женщина вдруг запрокинула голову, упала на колени и пронзительно закричала. Этот крик потряс меня до глубины души. Отец почувствовал, что я дрожу, и все понял. Он обнял меня за плечи и прижал к себе. Палач схватил женщину и рывком поставил ее на ноги. Потом он пошевелил рукой, заставляя женщину идти вперед... Бог мой! — Принц закрыл глаза. — Он заставил ее идти вперед, в этот ужасный туман! Женщина сделала один шаг к клубящемуся туману и снова упала на колени. Ее крики и мольбы о милосердии разрывали воздух на части. Она просила, умоляла. Потом она поползла обратно к нам, увязая в песке! Она ползла на коленях!

Гаральд замолчал, глядя в огонь. Его губы сжались в жесткую, суровую линию.

— Под конец Палач подтащил ее — а она упиралась и брыкалась, пытаясь вырваться, — к самому краю границы. Туман заклубился, сливаясь с его серыми одеждами, и скрыл их обоих из виду. Мы услышали последний ужасный крик... а потом стало тихо. Палач вернулся... один. А потом мы вернулись во дворец в Мерилоне. И меня тошнило.

Сарьон ничего не сказал. Гаральд посмотрел на него и встревожился, заметив, что каталист бледен как смерть.

— Ничего, ваша светлость, — сказал Сарьон, увидев что принц обеспокоенно смотрит на него. — Просто... я несколько раз видел такие казни. Не могу вспоминать об этом без содрогания. Это всегда происходит так, как вы рассказали. Некоторые уходят сами, конечно. Уходят гордо, высоко вскинув голову. Палач провожает их до границы, а они шагают в туман так, как будто переходят из одной комнаты в другую. Но... — Сарьон судорожно сглотнул. — Но всегда слышен этот последний крик из клубящегося тумана — крик, исполненный такого ужаса и отчаяния, что от него леденеет душа даже у самых отважных. Я часто задумывался, что же они там видят...

— Довольно об этом! — сказал Гаральд, вытирая холодный пот со лба. — Если мы не перестанем об этом говорить, нам обоим будут сниться кошмары. Давайте лучше поговорим о Джораме.

— Да, милорд. Охотно. Хотя... — Каталист покачал головой. — Его история тоже из таких, которые могут вызвать кошмарные сновидения. Я не стану пересказывать вам подробности Превращения в камень. Достаточно будет сказать, что Палач тоже исполняет здесь свою роль и что, если бы мне пришлось выбирать себе казнь, я бы предпочел последний крик в тумане жизни живой статуей:

— Да, — пробормотал Гаральд. — Вы говорили о матери юноши.

— Благодарю за напоминание, ваша светлость. Анджу заставили смотреть, как ее возлюбленный превращается из живого человека в камень, а потом ее отвели обратно в Купель, где она родила... родила ребенка.

— Продолжайте, — попросил Гаральд, заметив, что каталист снова смертельно побледнел, а взгляд его стал отсутствующим.

— Их ребенок... — повторил Сарьон, несколько смущенный. — Она... забрала младенца и... и сбежала из Купели. Она бродила по дальним, приграничным землям, зарабатывала тем, что помогала обрабатывать поля. В этом поселке чародеев она вырастила своего ре... вырастила Джорама.

— А эта Анджа — она происходила из благородного рода? Вы знаете это наверняка? Джорам действительно благородного происхождения?

— Благородного происхождения? О да! Да, ваша светлость. По меньшей мере, епископ Ванье мне так сказал, — дрогнувшим голосом произнес каталист.

— Отец, вы, похоже, не очень хорошо себя чувствуете, — с тревогой сказал принц, глядя на посеревшие губы каталиста и крупные бисерины пота, выступившие у него на бритой голове. — Возможно, нам лучше продолжить этот разговор в другое время.

— Нет, нет, ваша светлость, — поспешно возразил Сарьон. — Я... Я рад, что вы говорите со мной... что интересуетесь Джорамом. И мне нужно с кем-нибудь поговорить об этом! Это... такое тяжкое бремя на моей душе...

— Хорошо, отец, — сказал принц, пристально глядя на каталиста. — Прошу вас, продолжайте. Юноша вырос в деревне чародеев...

— Да. Но Анджа сказала Джораму, что он благородного происхождения, и она никогда не позволяла ему об этом забыть. Она не разрешала ему играть с другими детьми. Каталист из поселка рассказал мне, что мальчику не разрешалось выходить из лачуги, в которой они обитали, иначе как в сопровождении матери, и даже не разрешалось ни с кем разговаривать. Он сидел в хижине целыми днями один, пока мать работала в поле. Анджа была Альбанара. Она владела очень сильной магией и накладывала защитные заклинания на хижину, чтобы ее ребенок не мог выйти наружу, а кто-нибудь другой — войти внутрь. Не то чтобы кто-то мог захотеть туда войти, — добавил Сарьон. — Анджу в поселке не любили. Она была надменной и неприветливой и всегда говорила мальчику, что он выше остальных и никто здесь ему не ровня.

— Она знала, что он Мертвый?

— Она никогда в этом не признавалась — ни ему, ни себе самой. Но я думаю, что это еще одна причина, по которой она держала его взаперти, отдельно от всех. Анджа знала, что, когда мальчику исполнится девять лет, ему придется идти работать в поля — все дети так делали, — чтобы отрабатывать свое содержание. Тогда она и научила мальчика скрывать отсутствие магии, используя иллюзии и ловкие фокусы. Сама она, несомненно, научилась этому при дворе — там часто играли в подобные игры, ради забавы. Кроме того, Анджа научила Джорама читать и писать по книгам, которые, несомненно, похитила из дома своей семьи. И еще... — Сарьон снова вздохнул. — Она повела мальчика и показала ему его отца.

Гаральд потрясенно уставился на каталиста.

— Да. Джорам никогда об этом не рассказывал, но полевой каталист из поселка сказал мне. Это он открывал Андже Коридоры. Что там произошло, можно только предполагать. Но каталист сказал, что, когда мальчик вернулся, он был белым как мел. И глаза у него были такие, как у человека, который смотрел в туманы Приграничья и видел царство смерти. С того дня, когда Джорам увидел каменную статую своего отца, он и сам стал словно каменный. Холодный, надменный, бесчувственный. Очень немногие видели улыбку на его лице. И никто никогда не видел, чтобы он плакал.

Принц посмотрел на юношу, лежавшего возле костра. Даже во сне лицо Джорама оставалось суровым и собранным, черные брови были сведены над переносицей в четкую, строгую линию.

— Продолжайте, — негромко сказал Гаральд.

— Джорам искусен в иллюзиях и много лет ухитрялся скрывать, что он — Мертвый. Я знаю — он сам сказал мне, — он надеялся, что магия когда-нибудь в нем появится. Он верил Андже, которая говорила, что мальчик просто медленно развивается, как многие Альбанара. Конечно, он верил в это, потому что очень хотел поверить. Точно так же Джорам до сих пор верит рассказам Анджи о прекрасном городе Мерилоне. Он работал в поле вместе с остальными, и никто ни о чем его не расспрашивал. В деревне чародеев скрывать отсутствие магии было нетрудно, — сказал каталист. — В тамошних мальчиках его возраста еще нет Жизненной силы, по очевидным причинам.

— Таким образом надсмотрщик держит их под контролем, — мрачно сказал принц.

— Да, ваша светлость, — подтвердил Сарьон немного смущенно. — Юноша выполнял преимущественно тяжелую физическую работу — например, расчищал лес под пашни. Такая работа не требует применения магии. Надо признать, что Джораму повезло. Пока он рос, в деревне был хороший надсмотрщик. Он терпел мрачный и нелюдимый характер Джорама. Он относился к юноше с пониманием и сочувствием. В конце концов, он видел, в каких условиях прошло детство мальчика. К тому времени уже все знали, что Анджа безумна, — даже Джорам, я уверен, это понимал. Но он полностью отстранился от других. Кроме, разве что, Мосии.

— Я догадывался об этом, — сказал принц, глянув на другого юношу, который спал рядом с Джорамом.

— Это странная дружба, милорд. Я не ожидал такого от Джорама, учитывая, что мне о нем рассказывали. Но они с Мосией — очень близкие друзья. Как вы сами видели, Джорам бросился сражаться с вами, чтобы защитить своего друга. И Мосия тоже питает к нему слабость, хотя, наверное, иногда и сам не знает почему. Но я продолжу... — Сарьон потер глаза. — Настал день, который должен был настать, рано или поздно, когда Джорам узнал, что он Мертвый. Старый надсмотрщик умер. Новый, который занял его место, воспринял мрачную отстраненность Джорама как личное оскорбление. Он счел это бунтарством и вознамерился сломить дух мальчика. Однажды утром надсмотрщик приказал каталисту дать Джораму Жизнь, чтобы тот мог летать над полями и помогать при посеве, как это делали другие мальчики в деревне. Каталист дал Джораму Жизнь — но точно так же он мог бы дать ее камню. Джорам смог летать ничуть не лучше, чем труп может дышать. Каталист... Боюсь, это был не самый умный член нашего ордена, — добавил Сарьон и покачал головой. — Каталист закричал, что мальчик — Мертвый. Надсмотрщик очень этому обрадовался и заговорил о том, чтобы послать за Дуук-тсарит. В этот момент Анджа утратила те немногие крупицы здравого рассудка, которые у нее еще оставались. Она перевоплотилась в тигрицу и набросилась на надсмотрщика, намереваясь разорвать ему глотку. Он отреагировал инстинктивно — использовал для защиты свою магию. Щит оказался слишком мощным. Огненные вспышки энергии ударили Анджу, и она упала мертвой к его ногам. А ее сын видел это и ничего не мог сделать.

— Олмин всемогущий! — в ужасе прошептал принц.

— Джорам подобрал тяжелый камень, — продолжал Сарьон, — и швырнул в надсмотрщика. Тот так и не увидел, как летит этот камень... Камень размозжил ему голову. Так оказалось, что Джорам дважды повинен в смертных грехах: во-первых, он один из ходячих Мертвецов, а во-вторых — убийца. Он убежал во Внешние земли. Там на него напали кентавры и бросили умирать. Люди Блалоха, которые всегда зорко следили за теми, кто уходил во Внешние земли, и особенно за теми, кого они надеялись заставить служить своим грязным замыслам, отыскали юношу и принесли его в поселение общины Колеса. Чародеи выходили Джорама и приставили к работе в кузнице. Однако Джорам не стал служить Блалоху. Почему — не знаю. Разве что потому, что он вообще нетерпимо относится ко всем, облеченным властью, — как вы и сами видели.

— Кузница... Это там он узнал тайну темного камня?

— Нет, ваша светлость. — Сарьон снова судорожно сглотнул. — Этой тайны не знают даже сами чародеи. Они утратили ее много столетий назад.

— По крайней мере, нас заставили в это поверить.

— Джорам нашел книги — древние книги, — которые чародеи принесли с собой в изгнание, когда скрылись в этом убежище. За долгие годы они разучились читать. Бедные люди. Их жизнь — это каждодневная тяжкая борьба за выживание. Но Джорам, конечно, смог прочесть эти книги, и в одной из них он нашел формулу для извлечения металла из руды темного камня. Вооруженный этими знаниями, он выковал себе меч.

Каталист замолчал. Он видел, что Гаралъд пристально смотрит на него, и, склонив голову, нервно расправил складки на своей поношенной рясе.

— Вы чего-то не договариваете, отец, — спокойно заметил принц.

— Я очень многого не договариваю, ваша светлость, — прямо ответил каталист, подняв голову и глядя в глаза Гаральду. — Я знаю, лжец из меня никудышный. Но тайна, которую я храню в своем сердце, — это не моя тайна, и она грозит большой опасностью тем, кого касается. Лучше уж я буду хранить ее один.

Спокойное достоинство, которое было в этом неказистом мужчине средних лет, одетом в ветхую, поношенную рясу монашеского ордена, произвело на Гаральда глубокое впечатление. Была в каталисте и горечь, и печаль, как будто ноша, которую он на себя взвалил, оказалась слишком тяжела для него — но все же он знал, что будет нести ее, пока не упадет замертво. «Этот человек утратил веру», — сказал о нем кардинал. Эта тайна — все, что у него осталось.

Эта тайна да еще его жалость и любовь к Джораму.

— Расскажите мне о темном камне, отец, — попросил принц, давая каталисту понять, что не станет больше расспрашивать его о том, чего тот не хотел говорить.

Сарьон благодарно улыбнулся, явно испытав облегчение.

— Я мало о нем знаю, ваша светлость, — ответил он. — Только то, что смог прочесть в старинных текстах, а эти сведения очень неполные. Те, кто их писал, подразумевали, что элементарные знания о руде общеизвестны, поэтому они писали только о сложных технологиях выплавки, ковки и тому подобное. Существование темного камня основано на физическом законе природы — для каждого действия существует равное по силе, но противоположное по направленности противодействие. Следовательно, в мире, который источает магию, должна существовать сила, которая магию поглощает.

— Темный камень.

— Да, милорд. Это руда, по виду и свойствам сходная с железной рудой, и она идеально подходит для изготовления оружия. В частности, меч был излюбленным оружием чародеев древности. Владелец меча использовал его для защиты от любых магических заклинаний, направленных против него. Кроме того, мечи использовали и для пробивания магической защиты врага, и, наконец, как оружие само по себе — для того, чтобы отнять у врага жизнь.

— И узнав все это, Джорам выковал Темный Меч...

— Да, ваша светлость. Он выковал его... с моей помощью. Чтобы дать руде Жизненную силу, нужен был каталист.

Глаза Гаральда широко распахнулись от удивления.

— Как видите, я тоже грешен, — тихо сказал Сарьон. — Я нарушил святые законы нашего ордена и вложил Жизненную силу в... э-э... создание тьмы. Но что я мог поделать? Блалох знал о темном камне. Он намеревался использовать его для своих собственных замыслов. По крайней мере, он верил, что ему это удастся. Я слишком поздно узнал, что он работает на Церковь...

— Это ничего не изменило бы, — сказал Гаральд. — Я уверен, как только Блалох познал бы все могущество темного камня, он немедля порвал бы с верой и Церковью и стал бы использовать эту мощь по своему произволу.

— Наверняка вы правы. — Сарьон опустил голову. — И все равно — как я могу простить себе такое? Понимаете, Джорам убил его. Колдун лежал у его ног, совершенно беспомощный. Я забрал у него Жизненную силу, а Темный Меч поглотил его магию. Мы... собирались передать колдуна... Дуук-тсарит. Собирались отправить Блалоха в Коридоры, чтобы Дуук-тсарит нашли его там. Потом раздался крик...

Голос Сарьона оборвался, он не мог заставить себя говорить дальше. Гаральд положил руку священнику на плечо.

— Когда я огляделся, — сказал каталист шепотом, исполненным ужаса, — я увидел, что Джорам стоит над телом Блалоха, а Темный Меч весь в крови. Он решил, что я собираюсь его предать... Отдать Дуук-тсарит заодно и его тоже. Я сказал ему, что не сделал бы этого. — Сарьон вздохнул. — Но Джорам никому не доверяет.

Каталист помолчал, потом продолжил рассказ.

— Джорам спрятал тело, а на следующее утро со мной связался епископ Ванье. Он потребовал, чтобы я доставил Джорама в Купель. — Сарьон посмотрел на принца, как загнанный зверь. — Как я мог, ваша светлость? — воскликнул он, заламывая руки. — Как я мог привести его в Купель, чтобы и его тоже отправили... за Грань! Снова услышать этот жуткий предсмертный крик — и знать, что это кричит он! Ему никак нельзя идти в Мерилон! Но я не могу его остановить! Вы можете, ваша светлость, — вдруг произнес Сарьон с горячностью. — Заставьте его пойти вместе с вами в Шаракан. Может быть, он послушается...

— И что я ему скажу? — спросил Гаральд. — «Пойдем в Шаракан, там ты будешь никем»? Разве он согласится — если может пойти в Мерилон и узнать свое настоящее имя, свой титул, взять то, что принадлежит ему по праву рождения? Любой человек пойдет ради этого на риск и будет совершенно прав. Я не стану его отговаривать.

— То, что принадлежит ему по праву рождения... — тихо повторил Сарьон, с мучительной горечью в голосе.

— Что?

— Ничего, милорд. — Каталист снова потер глаза. — Я думаю, вы правы.

Но Сарьон выглядел таким расстроенным и несчастным, что Гаральд участливо добавил:

— Знаете, что я вам скажу, отец? Я постараюсь сделать все, что в моих силах, чтобы помочь юноше — чтобы у него был хотя бы призрачный шанс преуспеть в достижении цели. Я научу его защищаться на тот случай, если он угодит в неприятности. Я считаю, что, по крайней мере, это сделать для него я обязан. В конце концов, он спас нас от подлого предательства со стороны Блалоха. Мы в долгу перед ним.

— Благодарю вас, ваша светлость. — Сарьон как будто немного успокоился. — А теперь, милорд, надеюсь, вы простите меня — я хотел бы лечь спать...

— Конечно, отец. — Принц встал и помог подняться каталисту. — Простите, что так долго задерживал вас разговорами, но мы говорили на такую интересную для меня тему. В качестве ответной любезности я приготовлю для вас постель. Тончайшие шелковые простыни и мягкие одеяла. Но может быть, вы предпочтете спать в шатре? Я могу наколдовать...

— Нет, постели у костра вполне достаточно. Признаться, это гораздо лучше того, к чему я привык, ваша светлость. — Сарьон устало поклонился. — Кроме того, я только сейчас вдруг понял, как устал. Мне все равно, на чем спать. Наверное, я даже не почувствую разницы между лебяжьим пухом и сосновыми иголками.

— Хорошо, отец. Желаю вам спокойного сна. И еще, отец... — Гаральд положил руку на плечо каталиста. — Не терзайтесь из-за смерти Блалоха. Это был злой человек. Если бы вы оставили его в живых, он убил бы Джорама и завладел темным камнем. Джорам действовал по воле Олмина, его рукой исполнилось божественное правосудие.

— Возможно, — вяло сказал Сарьон. — Но для меня убийство все равно остается убийством. Джорам так легко убивает — слишком легко. Ему кажется, что таким образом он обретает силу, которой лишен в магии. Желаю вам спокойной ночи, ваша светлость.

— Спокойной ночи, отец, — сказал Гаральд, обдумывая слова каталиста. — Да пребудет с вами благословение Олмина.

— И в самом деле, да пребудет... — пробормотал Сарьон и отвернулся.

Принц Шаракана просидел у костра до рассвета и ушел в свой шатер, только когда звезды померкли и небо начало светлеть. Он расхаживал туда-сюда по траве, завернувшись в меховой плащ, чтобы не замерзнуть, — он наколдовал себе этот плащ совершенно машинально. Все мысли принца были заняты странной, мрачной историей о безумии и убийствах, Жизни и Смерти, о магии и ее разрушителе. Наконец, когда Гаральд уже настолько утомился, что почувствовал потребность отвлечься от этой истории и погрузиться в мир сновидений, он остановился и посмотрел на спящих людей, которых привела к нему прихоть судьбы.

Но судьбы ли?

«Эта дорога ведет не в Мерилон, — сказал сам себе принц. Он только сейчас вдруг осознал этот очевидный факт. — Почему же они оказались здесь? Есть ведь другие дороги на восток, гораздо более короткие и безопасные...

И кто был у них проводником? Дайте я догадаюсь. Трое из них никогда по-настоящему не путешествовали. А один побывал, наверное, везде». Взгляд принца скользнул к спящему молодому человеку в белой ночной сорочке и колпаке. Никакой младенец на руках у матери не спал так сладко и безмятежно, как спал Симкин, хотя кисточка ночного колпака упала ему на нос и наверняка изрядно щекотала, колышась в такт дыханию.

— В какую игру ты играешь на этот раз, старый друг? — пробормотал Гаральд. — Наверняка не в таро. Изо всех теней, которые пали на этого юношу, почему твоя тень кажется мне самой темной?

Раздумывая об этом, принц ушел в свой шатер, и ночь осталась в безраздельном владении неподвижных, бдительных Дуук-тсарит.

Но сон Гаральда оказался не таким спокойным, как он надеялся. Он несколько раз просыпался оттого, что как будто слышал издевательский смех старого дубового ведра.

 

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

УЧИТЕЛЬ ФЕХТОВАНИЯ

— Поднимайся!

Джорама не слишком любезно пнули по ребрам носком сапога. От неожиданности юноша, еще полусонный, с сильно бьющимся сердцем, сел, сбросив одеяло, и откинул со лба спутанные черные волосы.

— Что за...

— Я сказал — поднимайся! — повторил спокойный голос.

Принц Гаральд стоял над Джорамом и мило улыбался.

Джорам протер глаза и огляделся. «Скоро рассвет», — подумал он, хотя об этом свидетельствовала только узкая полоска светлого неба над верхушками деревьев на востоке. Было еще совсем темно. Костер почти прогорел. Спутники Джорама спокойно спали рядом. На краю поляны стояли два шелковых шатра, смутно видные в предрассветных сумерках. На остроконечных верхушках шатров развевались флаги. Вчера днем шатров не было — наверное, их сотворили для ночлега принца и кардинала.

Посреди поляны, рядом с угасающим костром, стоял один из Дуук-тсарит в черной рясе — точно в такой же позе и на том же самом месте, где Джорам видел его еще вечером. Руки колдун держал сложенными перед собой, а его лицо было скрыто в тени капюшона. Но Джорам видел, что Дуук-тсарит смотрит на него. Юноша почти чувствовал этот взгляд.

— В чем дело? Чего тебе от меня надо? — спросил Джорам, нащупывая под одеялом рукоять меча.

— «Чего вы желаете, ваша светлость», — с улыбкой поправил принц. — Но эти слова, наверное, застрянут у тебя в горле, не так ли? Да, доставай свое оружие, — добавил он, хотя Джорам надеялся, что тянется к мечу незаметно.

Раздосадованный, Джорам вытащил Темный Меч из-под одеяла, но не встал.

— Я спросил — чего тебе надо... ваша светлость? — ледяным тоном сказал юноша, скривив губы.

— Если ты намерен использовать это оружие, — Гаральд посмотрел на меч Джорама с отвращением и насмешкой во взгляде, — то тебе стоит научиться использовать его правильно. Вчера я легко мог бы изрубить тебя на куски, вместо того чтобы просто обезоружить. Какой бы силой ни обладал этот меч... — принц взглянул на Темный Меч более пристально, — тебе будет от него не много пользы, когда он лежит на земле в десяти футах от тебя. Вставай. Я знаю местечко в лесу, где мы сможем потренироваться, не мешая остальным.

Джорам замер в нерешительности, изучая Гаральда мрачным взглядом темных глаз. Юноша пытался понять скрытую причину такого внезапного интереса принца к нему.

«Скорее всего, он хочет побольше узнать о моем мече, — решил Джорам. — А может, даже отнять его у меня. Как он умеет очаровывать — почти так же хорошо, как Симкин. Вчера вечером я позволил себя одурачить. Сегодня это не повторится. Я буду с ним упражняться, если только он действительно сможет научить меня чему-то полезному. А если нет — уйду. А если он попробует отобрать мой меч — я его убью».

Ежась от холодного воздуха, Джорам потянулся за своим плащом, но принц наступил на плащ ногой.

— Не стоит, мой друг, — сказал Гаральд. — Скоро тебе и так будет жарко. Даже очень жарко.

Через час, лежа навзничь на холодной земле, задыхаясь и жадно хватая ртом воздух, Джорам больше не думал ни о каком плаще. Из уголка рта у него струйкой стекала кровь.

Стальной клинок меча принца вонзился в землю рядом с Джорамом, так близко, что юноша даже вздрогнул.

— Прямо в горло, — заметил Гаральд. — А ты даже не увидел, как я это сделал...

— Это не честный бой, — пробормотал Джорам. Приняв протянутую руку принца, он поднялся на ноги и с трудом сдержался, чтобы не застонать. — Ты поставил мне подножку!

— Мой милый юноша, — терпеливо сказал Гаральд. — Когда ты вынимаешь меч из ножен, это значит — по крайней мере, так должно быть, — что сражаться придется не на жизнь, а на смерть. И остаться в живых должен ты, а умереть — твой противник. Честь — прекрасная штука, но мертвым от нее нет никакого проку.

— Забавно слышать это именно от тебя, — пробормотал Джорам, растирая ушибленную челюсть и сплевывая кровь.

— Я могу позволить себе сражаться честно, — сказал Гаральд и пожал плечами. — Я хорошо владею мечом. Я учился этому много лет. А ты — нет. За то короткое время, которое у нас есть, я никак не смогу научить тебя всем тонкостям и приемам боя на мечах. Единственное, чему я могу тебя научить, — это как продержаться в поединке с опытным противником достаточно долго, чтобы ты мог воспользоваться... м-м... особыми свойствами своего меча и с их помощью победить. — Потом, более резко, принц сказал: — Давай, теперь пробуй ты. Смотри, все твое внимание было сосредоточено на моем мече. Поэтому я смог выставить вперед ногу, зацепить тебя за лодыжку, потянуть, чтобы ты потерял равновесие, и ударить тебе в лицо рукоятью меча, вот так... — Гаральд продемонстрировал все, о чем говорил, задержав кулак с мечом совсем близко от разбитой щеки Джорама. — Теперь попробуй сделать то же самое. Хорошо! Хорошо! — крикнул принц, опрокидываясь навзничь. — Ты быстрый и сильный. Используй эти свои преимущества.

Принц встал, не обращая ни малейшего внимания на грязь, прилипшую к его прекрасной одежде, поднял меч и улыбнулся Джораму.

— Ну что, повторим еще раз?

Прошло несколько часов. Солнце поднялось высоко, но день был вовсе не теплый — и все же оба молодых человека разделись, сняли даже рубашки. От их разгоряченного, сбивчивого дыхания в прохладном воздухе поднимался пар. Земля вокруг выглядела так, будто на ней сражался целый отряд бойцов. Тишину леса то и дело нарушали звонкие удары стали о сталь. Наконец принц объявил перерыв — когда оба настолько устали, что могли только стоять, опираясь на клинки, и жадно хватать ртом воздух, пытаясь отдышаться.

Гаральд опустился на разогретый солнцем валун и жестом пригласил Джорама присесть рядом. Юноша сел, тяжело дыша, и вытер пот со лба. Из множества ссадин и царапин на его руках и ногах сочилась кровь. Челюсть распухла и болела, несколько зубов теперь сидели на своих местах не так крепко, как прежде, а еще Джорам так устал, что даже дышал с трудом. Но это была приятная усталость. В нескольких последних схватках ему удалось устоять против принца, а один раз он даже выбил у Гаральда меч.

— Вода, — пробормотал принц и огляделся. Мех с водой лежал возле их рубашек — далеко, на противоположном краю полянки. Гаральд утомленно пошевелил рукой, чтобы переместить сосуд поближе. Принц так устал, что не смог выделить на это много магических сил. Поэтому мех с водой медленно пополз по земле, вместо того чтобы плавно проплыть через полянку по воздуху.

— Видишь, как ползет? Вот и мне сейчас так, как ему, — сказал Гаральд, тяжело дыша.

Когда мех оказался в пределах досягаемости, принц поднял его и отпил несколько глотков, потом протянул Джораму.

— Много не пей, — предупредил он. — А то живот скрутит.

Джорам выпил и вернул бурдюк. Гаральд вылил немного воды в ладонь, плеснул на лицо и грудь и вздрогнул от холодного прикосновения.

— У тебя неплохо получается, парень... — сказал Гаральд, стараясь поскорее отдышаться. — Даже очень неплохо. Если друг друга не поубиваем, к концу недели ты будешь готов...

— Неделя?.. Готов?.. — У Джорама деревья расплывались перед глазами. Он был сейчас не в состоянии связно разговаривать. — Я... иду в Мерилон...

— Пойдешь... через неделю. — Гаральд покачал головой и еще немного отпил из бурдюка. — Не забывай, — сказал он с усмешкой, опершись руками о колени и опустив голову, чтобы легче было дышать, — ты мой пленник. Или ты думаешь, что победишь меня и Дуук-тсарит?

Джорам закрыл глаза. В горле у него саднило, легкие горели, все мышцы едва не сводило судорогой от усталости, ссадины и царапины ныли. Все болело.

— Сейчас я бы не победил даже каталиста, — признал он почти с улыбкой.

Они сидели на камне и отдыхали. Оба молчали — говорить не хотелось. По мере того как усталость отступала, Джорам все больше расслаблялся, им овладевало теплое и приятное чувство покоя. Он начал обращать внимание на то, что его окружало, — маленькая полянка посреди леса, такая ровная, такой правильной формы, что ее, несомненно, сотворили специально. Да, наверняка эта полянка в лесу сделана магией — магией принца, понял Джорам.

И еще Джорам подумал о том, что они с принцем здесь одни. Это показалось юноше странным. Они шумели на полянке так, что разбудили бы кого угодно. Джорам ожидал, что из-за деревьев вот-вот выйдет обеспокоенный каталист — поглядеть, что тут происходит, или хотя бы Мосия, или вечно любопытный Симкин. Но Гаральд поговорил с Дуук-тсарит, прежде чем ушел из лагеря, и теперь Джорам понял, что; наверное, принц велел колдунам никого сюда не пускать.

— Ладно, я не против, — решил Джорам. Ему нравилось здесь — тихо, мирно, теплое солнце согревает камень, на который они с принцем присели отдохнуть. Юноша даже не смог вспомнить, когда еще ему было так хорошо. Его беспокойный ум перестал метаться, юноша легко скользил взглядом по верхушкам деревьев и прислушивался к шумному дыханию принца и быстрым ударам своего сердца.

— Джорам, — сказал Гаральд. — Что ты собираешься делать, когда придешь в Мерилон?

Джорам пожал плечами — он сожалел, что принц заговорил с ним, нарушил волшебную тишину и покой.

— Нет, нам следует поговорить об этом, — настаивал Гаральд, заметив, как помрачнело выразительное лицо юноши. — Может быть, я ошибаюсь, но мне кажется, что для тебя идти в Мерилон — все равно что какая-нибудь детская сказка. Ты думаешь, что, как только окажешься в Мерилоне, у тебя в жизни сразу все будет хорошо — только потому, что ты будешь стоять в тени парящих в небе мерилонских платформ. Поверь мне, Джорам... — принц покачал головой, — этого не случится. Я бывал в Мерилоне. Конечно, уже давно. — Принц печально улыбнулся. — Тогда были мирные дни. И могу тебе сказать, что ты — вот так, как сейчас, — не дойдешь и до городских ворот. Ты сейчас — дикарь из Внешних земель. Дуук-тсарит схватят тебя, — принц щелкнул пальцами, — вот так!

Солнце скрылось за тучами. Поднялся ветер и засвистел в кронах деревьев. Джорам задрожал, поднялся и собрался идти на ту сторону поляны, где лежала его одежда.

— Нет, подожди, — сказал Гаральд, положив руку на плечо юноши. Одним движением руки принц отрастил у обеих рубашек крылья, и они полетели через полянку, словно тряпичные птицы. — Извини. Я все время забываю, что ты — Мертвый. У нас в Шаракане так мало Мертвых. Я никогда не видел таких, как ты.

Джорам нахмурился, испытав болезненный укол досады — как всегда, когда юноше напоминали о разнице между ним и любым другим человеком в мире. Он злобно взглянул на принца, уверенный, что тот снова над ним насмехается. Гаральд не заметил его взгляда — он уже сунул голову в рубашку.

— Я всегда завидовал Симкину, который умеет менять одежду, когда захочет. Не говоря уже о том, — проворчал принц, натягивая рубашку и аккуратно расправляя складки тонкой ткани, — что он умеет изменять свой собственный облик. Подумать только — ведро!

Гаральд пригладил волосы и улыбнулся, вспоминая. Потом, снова посерьезнев, он продолжил прерванный разговор.

— В Мерилоне рождается много Мертвых — по крайней мере, так говорят. — Принц сказал это спокойным тоном, принимая существование Мертвых как факт, — и Джорам немного успокоился. — Особенно в благородных семьях, среди высших слоев общества. Но они стараются избавляться от таких детей — убивают их или отправляют во Внешние земли. Они прогнили изнутри... — Ясные глаза принца затуманились, потемнели от гнева. — И они распространили бы эту заразу по всему миру, если бы могли. — Принц вздохнул и тряхнул головой. — Но у них это не получится.

— Мы говорили о Мерилоне, — грубовато напомнил Джорам. Он подобрал с земли горсть камешков и принялся швырять их по одному, целясь в ствол стоявшего вдалеке дерева.

— Да, прости, я отвлекся, — сказал Гаральд. — Насчет того, как тебе проникнуть в город...

— Послушай, — нетерпеливо перебил его Джорам, — не беспокойся об этом! У нас есть хорошая одежда — если дело только в этом. Обносков из гардероба Симкина хватит нам всем на много лет.

— Тогда что тебя волнует?

— Тогда... Тогда... — Джорам передернул плечами. — Я не пойму, почему это волнует тебя... ваша светлость, — сказал юноша и криво усмехнулся. Оглянувшись, он увидел, что Гаральд спокойно и серьезно смотрит ему прямо в глаза. Взгляд ясных глаз принца проник в самые темные и потаенные глубины души Джорама, которые даже сам Джорам не отваживался исследовать. Юноша сразу же замкнулся в себе, отгородился от принца, словно каменной стеной.

— Почему ты все это делаешь? — гневно спросил он, указав на Темный Меч, который лежал в траве у его ног. — Какая тебе разница — убьют меня или нет? Тебе-то что с того?

Гаральд молча смотрел на Джорама, потом улыбнулся. В его улыбке сквозили печаль и сожаление.

— Это так тебя задевает, да, Джорам? — спросил принц. — Что мне с того? Для тебя ничего не значит, что каталист рассказал мне историю твоей жизни, что я пожалел тебя... Ах да, ты же приходишь в ярость, когда тебя жалеют, — но это правда. Я пожалел тебя — и восхитился тобой.

Джорам отвернулся от принца, от пристального взгляда чистых, ясных глаз, и мрачно уставился куда-то в густые заросли кустарника под голыми, мертвыми деревьями.

— Я восхитился тобой, — продолжал принц. — Меня восхитил твой разум, твои упорство и настойчивость, которые ты проявил, вновь открывая тайну, которая многие столетия считалась утраченной. Я знаю, какое мужество требуется, чтобы встать лицом к лицу с Блалохом, и я восхищаюсь тобой за то, что ты выступил против него. И помимо всего прочего, я благодарен тебе за то, что ты, хотя бы и не нарочно, спас нас от предательства со стороны двурушника-колдуна. И все же я вижу, что этих объяснений тебе недостаточно. Ты по-прежнему подозреваешь, что у меня есть какие-то «скрытые мотивы».

— Только не говори, что у тебя их нет, — с горечью пробормотал Джорам.

— Ну, хорошо, друг мой, я скажу, что это значит для меня лично — «что мне с того», как ты говоришь. Ты взял в руки меч — Темный Меч, как ты его называешь, — и отправился в Мерилон. И с мечом или без меча, — принц пожал плечами, — ты намерен вернуть то, что принадлежит тебе по праву рождения. Ты скроешь, что принадлежишь к Мертвым, поскольку тебе так долго удавалось это делать и поскольку у тебя есть каталист для прикрытия. Ты даже не задумывался об этом, правда? А на самом деле мысль неплохая. До сих пор не имело особого значения, обращался ли ты к каталисту с просьбой дать тебе Жизненную силу. В поселении чародеев все равно не было каталиста, к которому можно было бы воззвать. Однако в Мерилоне все будет совсем по-другому. Там все используют каталистов, и когда при тебе есть каталист — это правильно и естественно. Тебя сопровождает Сарьон — это поможет тебе притворяться не Мертвым. Однако о чем это я говорил? Ах да. Ты найдешь родственников своей матери и убедишь их принять тебя в семью. Кто знает, может, они по сей день горюют по обманутой дочери, которая сбежала из дома прежде, чем они успели проявить свою любовь и сочувствие и позаботиться о ней. Или, может быть, из ее семьи никого не осталось в живых — и тогда ты сможешь заявить свое право на их земли и титул. Все это не важно, — продолжал Гаральд. — Давай только предположим, что тебе удалось благополучно завершить задуманное и ты стал благородным дворянином, Джорам, дворянином Мерилона, знатным, богатым, владельцем собственных земель. Что мне нужно от тебя, благородного дворянина? Посмотри на меня, Джорам.

Юноша невольно подчинился требовательному голосу принца. На этот раз в тоне Гаральда не было ни лукавства, ни легкомыслия.

— Я хочу, чтобы ты пришел ко мне в Шаракан, — сказал принц. — Я хочу, чтобы ты взял свой Темный Меч и сражался на нашей стороне.

Джорам в недоумении уставился на Гаральда.

— С чего ты взял, что я это сделаю? Если уж я получу то, что причитается мне по праву рождения, мне останется только...

— Сидеть и плевать в потолок, плыть по течению жизни? — Гаральд улыбнулся. — Нет, я уверен, что это не для тебя, Джорам. Ты не был таким и в поселке чародеев. И не только страх за свою жизнь заставил тебя сразиться с колдуном. Я, конечно, не знаю всех подробностей, но мне почему-то кажется, что и в той ситуации был другой выход — ты мог бы сбежать, оставив сражаться с чародеем кого-то другого. Но нет, ты выступил против него сам — потому что у тебя есть внутренняя потребность защищать и охранять тех, кто слабее тебя. В этом и состоит то, что принадлежит тебе по праву рождения. Ты был рожден Альбанара. И потому я уверен, что ты увидишь Мерилон ясным взглядом, не замутненным красивыми облачками, между которыми плавают люди.

Джорам покачал головой и отвернулся. Гаральд продолжил, уже более настойчиво:

— Ты же жил в деревне чародеев, ради Олмина! Ты на себе испытал тиранию Мерилона, Джорам! Из-за косных мерилонских традиций и суеверий твою мать изгнали из общества, а твоего отца превратили в живого мертвеца! Ты увидишь прекрасный город, конечно, — но эта красота прикрывает упадок и разложение! Говорят даже, что сама императрица... — Гаральд оборвал себя на полуслове. — Впрочем, это не важно, — и добавил тихо, от волнения сцепив пальцы: — Я не верю, что такое может быть правдой — даже у них.

Принц замолчал и тяжело вздохнул. Потом заговорил уже спокойнее:

— Разве ты не понимаешь, Джорам? Ты, мерилонский дворянин, придешь к нам, готовый сражаться за древнюю честь своего города. На моих людей это произведет сильное впечатление. И, что еще важнее, ты поможешь повлиять на чародеев — ведь ты жил среди них. Мы надеемся заключить с ними союз, но, я уверен, чародеи гораздо охотнее пойдут за моим отцом, если он сможет указать на тебя и сказать: «Смотрите, вот тот, кого вы знаете и кому вы доверяете, и он сражается на нашей стороне!» Надеюсь, чародеи знают и любят тебя, Джорам? — спросил принц как бы между делом.

Если бы Джорам был искушен в словесных дуэлях, он понял бы, что шараканский принц маневрирует, вынуждая его стать в выгодную для себя позицию.

— Ну, по крайней мере, они меня знают, — быстро сказал юноша, не особенно задумываясь. Ему понравилось, как с ним разговаривает принц. Джорам уже представлял, как въезжает в Шаракан, увенчанный знаками своего высокого положения, и как его радушно встречают шараканский король и принц. Это было бы замечательно... Но идти вместе с ними на войну? Ха! Да какая, в общем-то, разница...

— А-а... Ты говоришь: «По крайней мере, они меня знают». Полагаю, это означает, что чародеи знают тебя, но не особенно любят? — осторожно заметил Гаральд. — И конечно же, тебе совершенно нет до этого дела, да, Джорам?

Темные глаза Джорама сверкнули, юноша снова внутренне подобрался и насторожился. Но слишком поздно.

— Ты не преуспеешь в Мерилоне, Джорам. Ты не преуспеешь нигде, куда бы ты ни пошел.

— И почему же это... ваша светлость? — съехидничал Джорам, даже не подозревая, что острие словесного клинка принца уже приставлено к его сердцу.

— Потому что ты хочешь стать благородным дворянином, и, возможно, по рождению ты действительно благородного происхождения. Но, к несчастью, Джорам, в тебе нет ни единой унции благородства, — невозмутимо заявил Гаральд.

Эти слова попали точно в цель. Глубоко задетый и внутренне истекающий кровью Джорам сделал слабую, неуклюжую попытку вернуть удар.

— Простите меня, ваша светлость! — насмешливо сказал юноша. — У меня нет такой красивой одежды, как у вас. Я не купался в ванне с розовыми лепестками и не поливал духами свои волосы! Люди не называют меня милордом и не умоляют позволить им поцеловать мою задницу! Нет, они ничего такого не делают! Но будут делать! — Голос Джорама дрожал от гнева. Юноша вскочил на ноги и навис над Гаральдом, сжимая кулаки. — Клянусь Олмином, будут! И ты тоже, будь ты проклят!

Гаральд встал перед разъяренным юношей.

— Да, я должен был догадаться, что именно так ты, Джорам, представляешь себе, что такое благородный дворянин. Вот именно поэтому ты никогда не сможешь стать одним из них. И я уже начинаю склоняться к мысли, что напрасно завел с тобой этот разговор — потому что ты ведь родом из Мерилона, а именно так думают о себе большинство мерилонских дворян! — Принц посмотрел на восток, в ту сторону, где вдалеке находился волшебный город, и пылко сказал: — Но скоро они узнают, как сильно ошибались! И дорого заплатят за этот урок. Как и ты, Джорам. — Гаральд снова повернулся к дрожащему от ярости юноше, стоявшему перед ним. — Олмин учит нас, что истинно благородный человек благороден не из-за случайности рождения — его благородство проявляется в том, как он относится к людям, которые его окружают. Убери красивые одежды, духи, притирания и украшения, Джорам, — и твое тело будет в точности таким же, как у твоего приятеля из деревни чародеев. Обнаженные мы все одинаковы — наши тела не более чем пища для червей. Я уже говорил, что мертвым мало проку от чести. Но им мало проку и от всего остального. Что для них титулы, богатство, благородное происхождение? Мы можем идти по жизни разными путями, Джорам, но все они ведут в одно и то же место — в могилу. И наш долг — нет, это наша привилегия, ибо мы благословенны более других людей, путешествующих по жизни рядом с нами, — сделать этот путь более гладким и приятным для столь многих, скольким мы сумеем помочь.

— Красивые слова! — гневно ответил Джорам. — Однако ты весьма охотно откликаешься на «вашу светлость» и «ваше высочество»! И что-то я не видел, чтобы ты наряжался в грубые крестьянские лохмотья. И не видел, чтобы ты поднимался до рассвета и трудился на полях до полного изнеможения — пока твоя душа не задрожит, как сорняки, которые ты вырываешь! — Джорам указал на принца пальцем. — Здорово у тебя все выходит на словах! Болтун ты, и все! Со своими красивыми нарядами, блестящим мечом, шелковыми шатрами и колдунами-телохранителями! Вот что я думаю о твоих словах! — Джорам сделал непристойный жест, коротко рассмеялся и повернулся, чтобы уйти прочь.

Гаральд быстро вскинул руку, схватил юношу за плечо и развернул к себе. Джорам вырвался. С искаженным от гнева лицом юноша ударил принца кулаком изо всех сил. Принц легко увернулся, перехватив руку Джорама за запястье. Уверенным, хорошо заученным движением Гаральд выкрутил Джораму руку, заставив юношу опуститься на колени. Скрипнув зубами от боли, Джорам попытался вырваться и встать.

— Прекрати! Драться со мной бесполезно! С моей магией я одним словом мог бы вообще оторвать тебе руку! — спокойно сказал Гаральд, крепко удерживая разъяренного юношу.

— Будь ты проклят, ты... — Джорам грязно выругался, обозвал принца непристойными словами. — Пошел ты со своей магией! Если бы у меня был мой меч, я бы... — Он лихорадочно заозирался, выискивая взглядом свое оружие.

— Я дам тебе твой проклятый меч, — мрачно сказал принц. — И можешь тогда делать все, что захочешь. Но прежде ты выслушаешь меня и запомнишь мои слова. Чтобы как следует исполнять свой долг в этой жизни, я должен одеваться и вести себя так, как приличествует моему положению в обществе. Да, я одет в красивую одежду, я регулярно моюсь и расчесываю волосы. И я намерен проследить, чтобы ты научился делать то же самое, прежде чем отправишься в Мерилон. Почему? Потому что этим ты покажешь, что тебе не безразлично, что думают о тебе другие люди. А что касается титула — меня называют милордом и вашей светлостью из уважения к моему положению в обществе. Но я очень надеюсь, что в этом есть также и уважение ко мне лично. Как по-твоему, почему я не заставлял тебя обращаться ко мне как положено? Потому что слова для тебя — пустой звук. Ты никого не уважаешь, Джорам. Тебе все безразличны, тебе ни до кого нет никакого дела. Ты ни о ком не заботишься. Даже о самом себе!

— Это неправда! — хрипло прошептал Джорам, отыскивая взглядом свой меч. Но он почти ничего не видел, глаза застилала багровая пелена гнева. — Это неправда! Я забочусь...

— Ну так докажи это! — крикнул Гаральд. Схватив юношу за грязные, спутанные черные кудри, принц заставил Джорама посмотреть себе в лицо. Джорам посмотрел — ничего другого ему не оставалось. Но исполненные боли глаза ожгли принца вызовом и жгучей ненавистью.

— Вчера вечером ты готов был отдать свою жизнь, защищая Мосию, правда? — невозмутимо продолжал Гаральд. — Но при этом ты обращаешься с ним так, будто он — какая-то дрянная собачонка, которая жмется к твоим коленям. А каталист — человек ученый, слабый телом, в свои годы он должен был бы жить в тихом, спокойном месте и заниматься науками, которые так любит. Он сражался вместе с тобой против колдуна, а теперь следует за тобой через дикие земли, безропотно терпит все тяготы путешествия — хотя вполне мог бы выдать тебя Церкви. Как ты думаешь, почему он это делает? Ах да, конечно, — я и забыл! У него есть «тайная причина». Ему что-то от тебя нужно! Что? Оскорбления, издевательства, грубости, насмешки? Тьфу!

Гаральд брезгливо оттолкнул Джорама, и юноша упал, растянувшись лицом вниз на промерзшей земле. Подняв голову, Джорам увидел наконец свой меч. Темный Меч лежал совсем рядом, прямо перед ним. Джорам рванулся вперед и ухватился за рукоять меча. Юноша неуклюже завозился, пытаясь подняться на ноги и повернуться лицом к своему врагу. Гаральд спокойно стоял и смотрел на него, на губах принца играла насмешливая и немного презрительная улыбка.

— Сражайся! Будь ты проклят! — крикнул Джорам и бросился на Гаральда.

Принц произнес слово — и его собственный меч взлетел с того места, где лежал, и покорно лег хозяину в руку. Светлый клинок серебристо сверкнул в сером сумеречном свете под затянутым тучами небом.

— Ну, давай, примени против меня свою магию! — с вызовом крикнул юноша. Он едва мог говорить, на губах у него пузырилась пена. — Я — Мертвый, в конце концов! Только этот меч делает меня Живым! И я намерен увидеть, как ты умрешь!

Джорам жаждал убийства. Он страстно хотел убить Гаральда. Он уже предвкушал, как его меч вонзится в тело принца, как хлынет кровь и гордый принц замертво упадет к его ногам, глядя в небо широко раскрытыми, невидящими глазами...

Гаральд несколько мгновений спокойно смотрел на юношу, а потом убрал свой прекрасный сияющий меч в ножны.

— Да, ты — Мертвый, Джорам, — негромко сказал он. — От тебя несет мертвечиной! И меч ты сделал под стать себе — порождение тьмы, такое же мертвое, как ты сам. Давай же, убей меня. Смерть для тебя — решение всех проблем!

Джорам заставил себя двинуться вперед. Но он почти ничего не видел. Словно какая-то пелена застилала ему глаза. Юноша несколько раз моргнул, надеясь, что зрение прояснится.

— Иди же к жизни, Джорам! — страстно сказал Гаральд. Голос принца доносился до юноши как будто издалека, из-за красно-кровавой мглы, которая его окружала. — Иди к жизни и разруби своим мечом все, что есть живого, все, в чем есть жизнь! Иначе тебе останется только обратить этот меч против самого себя и пролить на землю всю до последней капли благородную кровь, которая в тебе есть. По крайней мере, эта кровь даст жизнь траве.

Последние слова принц произнес с нескрываемым отвращением. Повернувшись к Джораму спиной, Гаральд спокойно пошел прочь с лужайки.

Джорам, с мечом в руке, бросился за ним, намереваясь убить самонадеянного принца. Но ярость совершенно ослепила юношу. Джорам споткнулся и упал лицом в грязь. Испустив дикий, яростный крик, парень попытался вскочить на ноги, но гнев полностью иссушил его, лишив последних сил. Джорам барахтался на земле, жалкий и беспомощный, как младенец. В отчаянии он попытался опереться на свой Темный Меч, как на палку, чтобы хоть как-нибудь встать. Но клинок глубоко вонзился во взрытую землю, и Джорам смог только привстать на колени.

Он склонился над мечом, застрявшим в земле, стискивая обеими руками рукоять. По щекам юноши потекли слезы. Гнев и досада переполнили его до такой степени, что, казалось, сердце вот-вот разорвется. У юноши вырвался хриплый всхлип, давая выход накопившимся чувствам, которые сдавливали ему грудь. Склонив голову, Джорам заплакал — впервые в жизни. А ведь ни боль, ни страдания никогда не могли выдавить из него ни единой слезинки, даже когда он был совсем маленьким мальчиком.

 

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

ЗИМНЯЯ НОЧЬ

— Где Джорам? — спросил Сарьон, когда принц вернулся на поляну. Глаза каталиста тревожно расширились, когда он заметил бледность Гаральда, его грязную одежду и кровавые брызги, запятнавшие белую рубашку после драки с Джорамом.

— Успокойтесь, отец, — устало сказал принц. — Он остался в лесу. Мы... немного поговорили. — Гаральд криво улыбнулся, оглядывая свою разорванную одежду. — Ему нужно время, чтобы подумать. По крайней мере, я надеюсь, что он сейчас думает.

— Стоит ли оставлять его там одного? — спросил Сарьон и посмотрел в сторону леса.

Над вершинами деревьев по небу стелились серые облака. На северо-западе небо потемнело — там клубились тяжелые, темные тучи. Ветер изменил направление и потеплел. Воздух стал более плотным и влажным — наверняка скоро пойдет дождь, а ночью, может быть, и снег.

— С ним все будет в порядке, — сказал Гаральд, расчесывая пальцами влажные волосы, — Мы не заметили в этих лесах никаких следов кентавров. Кроме того, Джорам не один. — Принц оглядел лагерь.

Проследив за его взглядом, Сарьон сразу все понял. Здесь был только один из Дуук-тсарит. Но вместо того, чтобы успокоиться, каталист только еще больше разволновался.

— Простите, ваша светлость, — нерешительно сказал Сарьон. — Но Джорам, он... он преступник. Я знаю, что они слышали наш разговор. — Он указал на безмолвную фигуру в черном облачении. — Они все слышали, все заметили... Что...

— Что помешает им ослушаться моего приказа и отправить Джорама в Мерилон? Ничего. — Гаральд пожал плечами. — Я не смогу остановить их. Но, понимаете ли, отец, как мои личные телохранители, они поклялись повиноваться мне до самой смерти. Если они предадут меня и заберут парня, нарушив мой приказ, их встретят отнюдь не как героев. Как раз наоборот. За нарушение данной мне клятвы они подвергнутся самому суровому наказанию, которое допускает их орден. И что это за наказание... — Принц содрогнулся. — Я не могу даже представить. Нет. — Он улыбнулся и пожал плечами. — Они не пойдут на такое ради Джорама.

«Ради Джорама — нет, но ради принца Мерилона они решатся на все, что угодно», — подумал Сарьон и решил во что бы то ни стало сохранить свою тайну.

Принц ушел в свой шатер, а Сарьон устроился возле теплых источников. Он заметил, что Гаральд подозвал к себе кардинала, и Радисовик последовал за ним в шатер. Оставшийся на поляне Дуук-тсарит стоял тихо и неподвижно, глядя в никуда и на все сразу из-под своего черного капюшона. Развалившийся на мягкой траве у ручья Симкин дрессировал ворона, заставляя его говорить в обмен на куски колбасы.

— Ну, давай же, негодная птица, — говорил Симкин. — Повторяй за мной: «Принц — дурак!» Скажи это для Симкина, и Симкин даст тебе этот вкусный кусочек колбаски.

Птица мрачно смотрела на Симкина, склонив голову набок, но даже ни разу не каркнула.

— Тихо ты, идиот! — прошептал Мосия, обращаясь к Симкину, а не к ворону. Кивком головы юноша указал на шелковый шатер. — Тебе что, мало неприятностей?

— Что? О, Гаральд... Ерунда! — Симкин улыбнулся и погладил бороду. — Он поймет, что это просто шутка. Гаральд и сам любит пошутить. Однажды он привел на костюмированный бал во дворце живого медведя. Представил его как капитана Храпуна из королевского флота Зит-Эля. Это надо было видеть — как король пытается поддержать вежливую беседу с предполагаемым капитаном и старательно делает вид, что не замечает, как медведь жует его собственный шарф. Но медведю все-таки не дали приза за лучший костюм. А теперь, ты, красноглазое исчадие ада, — Симкин пристально уставился на ворона, — скажи: «Принц — дурак!», «Принц — дурак!» — Он говорил тонким, пронзительным голосом, подражая птице.

Ворон поднял желтую лапу и почесал клюв — это можно было принять за оскорбительный жест.

— Глупая птица! — с чувством сказал раздосадованный Симкин.

— Симкин — дурак! Симкин — дурак! — сказал ворон. Взмахнув крыльями, птица подпрыгнула, выхватила кусок колбасы из руки Симкина и улетела с добычей на ближайшее дерево.

Симкин весело рассмеялся, но Мосия помрачнел еще больше. Юноша подсел поближе к Сарьону, беспокойно оглянулся на Дуук-тсарит и тихо сказал:

— Как вы думаете, что с нами будет? Что принц собирается с нами делать?

— Я не знаю, — мрачно ответил каталист. — Очень многое зависит от Джорама.

— Да ну? Тогда нас всех повесят, — жизнерадостно сказал Симкин, усаживаясь на траву рядом с каталистом. — Сегодня утром они поссорились, дело дошло до драки. Принц разделал нашего бедного приятеля под орех, победил его всухую, а наш неизменно тактичный Джорам назвал его королевское высочество... — Симкин не сказал это слово, а показал на ту часть тела, которая имелась в виду.

— Во имя Олмина! — ахнул Мосия и смертельно побледнел.

— Молись, если хочешь, но не думаю, что это поможет, — подбодрил юношу Симкин. Он поплескал рукой в теплой воде. — Нам еще повезло, что он только назвал принца, ну, вы понимаете чем, а не превратил его в это самое, как случилось с несчастным графом де Шамбрэ. Это было, когда граф поссорился с бароном Роетке. Граф крикнул: «Ты — ..!» Барон в ответ: «А ты — ..!» Схватил своего каталиста, произнес заклинание — и граф превратился в это самое место, прямо перед дамами и всеми остальными. Отвратительное зрелище.

— Ты хочешь сказать, это все было на самом деле? — озабоченно спросил Мосия.

— Клянусь могилой моей матери! — отозвался Симкин и лениво зевнул.

— Нет, я не про графа, — резко сказал Мосия. — Я про Джорама.

Каталист посмотрел в сторону леса и печально сказал:

— Мне кажется, это правда.

— Повешение — не самый худший способ умереть, — заметил Симкин, вытянувшись на траве во весь рост и устремив взор в затянутое облаками небо. — Правда, есть ли хорошие способы — это еще вопрос.

— Людей больше не вешают, — раздраженно сказал Мосия.

— Ну, в нашем случае могут сделать исключение, — ответил Симкин.

— Симкин — дурак! Симкин — дурак! — прокричал ворон из ветвей дерева и подскакал по ветке поближе, надеясь получить еще один кусок колбасы.

«Дурак ли он?» — подумал Сарьон. И неохотно признал, что это не так. Если то, что сказал Симкин, — правда и Джорам действительно оскорбил принца, тогда... может быть, впервые в жизни, сам того не зная, на этот раз Симкин сказал правду.

Буря разразилась в полдень. Дождь лил из облаков, нависавших так низко, что, казалось, задевали за верхушки высоких, ветвистых деревьев. Кардинал дал принцу Жизненную силу, и Гаральд своей магией сотворил над поляной невидимый купол, чтобы защититься от ливня. Однако, чтобы энергии хватило на такую мощную магию, Гаральду пришлось убрать горячие источники. Сарьон с сожалением смотрел, как исчезают водопад и озерцо теплой воды. Но у каталиста возникло странное ощущение, когда он посмотрел вверх и увидел, как струи дождя падают с неба, но не долетают до земли, а рассыпаются брызгами, ударяясь о невидимую преграду.

— Мне жаль, что не стало горячих источников, но так гораздо лучше, чем прятаться целый день под навесом, правда, отец? — сказал ему Гаральд. — Под куполом мы хотя бы можем свободно двигаться на открытом воздухе. Если вам холодно, отец, передвиньтесь ближе к огню.

У Сарьона не было настроения разговаривать, но он все же пересел поближе к костру и даже вежливо пробормотал слова благодарности. Он то и дело поглядывал на лес за пределами прозрачной завесы. Прошло уже много часов — а Джорам все еще не вернулся.

Кардинал тоже попытался завести разговор с каталистом, но вскоре замолчал, заметив, что Сарьон обеспокоен и думает совсем о другом. Радисовик многозначительно посмотрел на принца и вернулся в шатер, чтобы заняться науками и медитацией.

Собравшись вокруг костра, Гаральд, Мосия и Симкин играли в таро. Игра шла неспешно — Мосия очень волновался из-за того, что играет с самим принцем, и потому постоянно путался в картах, даже пару раз выронил их, из-за чего карты пришлось пересдавать. Юный маг допускал такие вопиющие ошибки в игре, что Симкин в шутку предложил ворону занять место Мосии. Но Гаральд, ничуть не теряя достоинства и присущего ему спокойного, царственного величия, со временем сумел настолько успокоить Мосию, что тот отважился засмеяться в присутствии принца, а однажды даже предпринял слабую, неуклюжую попытку пошутить.

Однако Сарьон с недовольством отметил, что Гаральд умело направляет разговор, снова и снова возвращаясь к Джораму. Принц побуждал Мосию — во время перерывов в игре — рассказывать истории об их с Джорамом детстве. Мосия все еще тосковал по дому и потому был только рад рассказать о своих детских годах, проведенных в поселке фермеров. Гаральд слушал рассказы юноши очень внимательно, позволяя Мосии отвлекаться на несущественные подробности, но всякий раз как будто случайно задавал вопросы, которые незаметно подводили разговор к тому, что непосредственно касалось Джорама.

«Почему это так его интересует? — думал Сарьон со все возрастающей тревогой. — Может быть, он заподозрил, кто такой Джорам на самом деле?» Каталист мысленно возвратился к их первой встрече. Он вспомнил, как внимательно и немного озадаченно Гаральд присматривался к Джораму, словно пытаясь вспомнить, где он мог его видеть прежде. В детстве Гаральд часто бывал при дворе Мерилона. Сарьону, обремененному страшной тайной, казалось, что Джорам с каждым днем становится все больше похож на свою настоящую мать, императрицу. Глядя, как гордо юноша вскидывает голову, отбрасывает со лба роскошные, густые, непокорные черные волосы, Сарьон едва сдерживался, чтобы не закричать: «Неужели вы не видите, дурачье? Неужели вы все ослепли?»

Может быть, Гаральд все-таки это увидел. Может быть, он как раз и не слепой. Принц, несомненно, очень умен и проницателен. И несмотря на свое обезоруживающее очарование, он — Альбанара, рожденный для политики, для того, чтобы властвовать. В сердце принца на первом месте стоит его страна и народ. Что бы он стал делать, если бы узнал или заподозрил правду о Джораме? Сарьон не мог этого представить. Может быть, ничего такого, чего он не делает сейчас — пока не пришло время покинуть это место. Каталист обдумывал и взвешивал возможности, пока у него не разболелась голова, но так ни до чего и не додумался. А время шло. Серый дождливый день сменился серым дождливым вечером. К ночи, когда стемнело, вместо дождя пошел снег.

А Джорам все не возвращался.

Игроки оставили карты, чтобы пообедать. Обед состоял из тушеного мяса по-деревенски, которое принц с гордостью сотворил своими руками, приправив жаркое многочисленными пряными травами, которые собственноручно собирал во время путешествия.

Сарьон притворился, что ест, чтобы не обидеть принца, хотя на самом деле ухитрился скормить большую часть своего обеда ворону. Дуук-тсарит, который, предположительно, присматривал за Джорамом, вернулся, и его место занял другой. По крайней мере, так это понял Сарьон. Он не мог различить двух охранников принца, чьи лица были скрыты под глубокими черными капюшонами. Колдун приблизился к Гаральду и тихо заговорил. По взглядам, которые принц время от времени бросал в сторону леса, Сарьон догадался о предмете их разговора. Его догадка вскоре подтвердилась. Сразу после беседы с Дуук-тсарит принц подошел к каталисту и сказал ему:

— Джорам в безопасности, и с ним все в порядке. Прошу вас, отец, не волнуйтесь так за него. Он нашел расщелину в скале и укрылся в ней от непогоды. Ему нужно время, чтобы побыть наедине с самим собой. Рана, которую я ему нанес, глубока, но не смертельна. От этого небольшого кровопускания Джораму будет только лучше.

Сарьона это не убедило, Мосию тоже.

— На Джорама иногда находят приступы дурного настроения... Помните, отец? — негромко сказал юный маг. Он сидел возле каталиста и задумчиво ковырял недоеденный обед. Ворон, который устроился возле левой руки Сарьона, следил за остатками еды жадным взглядом. — Последнее время такого не случалось, но раньше бывало, что Джорам несколько дней подряд лежал на кровати, ничего не ел и ни с кем не разговаривал. Просто лежал и смотрел в никуда.

— Я знаю. И если до утра он не вернется, мы пойдем за ним, — сказал Сарьон.

Снег продолжал падать, и принцу пришлось убрать купол, потому что поддержание защиты отнимало слишком много сил и у него самого, и у кардинала. На ночь Симкин и Мосия ушли в просторный шатер принца, а Сарьон принял любезное приглашение переночевать в шатре кардинала.

Оба Дуук-тсарит исчезли. Но Сарьон знал, что колдуны где-то поблизости и продолжают охранять принца. Когда они сами отдыхают, каталист не мог даже вообразить. До него доходили слухи, что Дуук-тсарит способны вводить сознание и тело в состояние сна, сохраняя при этом неусыпную бдительность. Но такое казалось слишком невероятным, и Сарьон считал, что это всего лишь легенда.

Радуясь любому случаю отвлечься от тягостных мыслей о Джораме, Сарьон лежал в темноте и раздумывал о способностях Дуук-тсарит. В то же время он внимательно прислушивался, надеясь услышать, как заскрипит снег под шагами Джорама. Потом Сарьон заснул. Но спал он беспокойно и часто просыпался среди ночи. Проснувшись, каталист осторожно, стараясь не разбудить кардинала, пробирался к выходу из шатра, отодвигал полог и выглядывал наружу.

Сарьон сам не знал, что он надеялся увидеть — снег падал плотной стеной, так что невозможно было разглядеть даже стоявший совсем рядом шатер принца. Но каталист заметил, что не одному ему сегодня не спится. Однажды он увидел проблеск света в шатре принца и, как ему показалось, различил даже фигуру Гаральда, который тоже всматривался в ночь.

К утру снегопад прекратился. Лежа на толстом тюфяке, Сарьон видел, как свет восходящего солнца проникает сквозь засыпанные снегом ветви деревьев и падает на плотную ткань шатра. Поляну покрывал белый ковер снега, искрившегося в солнечных лучах.

Сарьон закрыл глаза и попытался заставить себя заснуть, но вдруг услышал то, чего так долго ждал, — звук шагов.

Сердце каталиста сжалось от облегчения. Сарьон поспешно встал и откинул в сторону полог шатра. А потом подался назад и замер, так чтобы его не было видно.

Джорам стоял в центре засыпанной снегом поляны. На нем был плотный, тяжелый плащ. Где он взял этот плащ? Может быть, плащ ему дали Дуук-тсарит? Сарьон успел подумать об этом и удивиться, пока стоял, почти не дыша, и ждал, что будет делать Джорам.

Утопая в глубоком снегу почти до середины высоких сапог, Джорам прошел через поляну и остановился перед шатром принца. Откинув полы плаща, юноша достал из самодельных ножен Темный Меч.

Сарьон отступил еще глубже в тень кардинальского шатра. Облегчение сменилось испугом, когда он разглядел выражение лица Джорама.

Сарьон сам не знал, какую перемену он ожидал — если вообще ожидал — увидеть в молодом человеке. Смиренный и кающийся Джорам, который униженно просит у всех прощения и клянется исправиться, стать лучше? Нет, такого Сарьон не мог даже вообразить.

Злой, дерзкий Джорам, решительно вознамерившийся отправиться хоть к черту на рога, но по-своему, и готовый позволить любому последовать туда же? Это было гораздо ближе к действительности. Собственно, именно это каталист и рассчитывал увидеть. А теперь он понял, что даже обрадовался бы такому Джораму, по сравнению с тем, каким он увидел его сейчас.

Лицо молодого человека не выражало вообще ничего. Бледный, осунувшийся, с запавшими щеками, темные глаза затуманены, Джорам неподвижно застыл перед шатром принца, крепко сжимая рукоять Темного Меча.

Гаральд, несомненно, тоже услышал шаги — как и Сарьон. Принц вышел из шатра и остановился, увидев юношу стоявшего перед ним. Принцу не угрожала никакая опасность. Дуук-тсарит были рядом, своей магией они легко могли разорвать Джорама в клочья прежде, чем он успеет поднять меч.

Это Джораму угрожала опасность. Понимая это, Гаральд двигался медленно, все время держа руки на виду.

— Джорам, — мягко и дружелюбно сказал принц.

— Ваша светлость, — Голос Джорама прозвучал холодно и отстраненно, сказанные им слова получились пустыми и лишенными какого-либо значения.

У Гаральда поникли плечи, он тихо вздохнул. Но потом терпению принца пришел конец, он разозлился на этого дерзкого юношу, который в конце концов одолел его.

— Что тебе нужно? — резко спросил принц.

Джорам плотно сжал губы, глубоко вдохнул и медленно выдохнул, глядя куда-то поверх плеча Гаральда.

— У нас мало времени, — сказал юноша в пространство, как будто обращался к заснеженным деревьям, к светлеющему небу, к тонкой полоске восходящего солнца. — Неделя, как вы сказали.

Слова Джорама были так холодны, что Сарьон даже удивился, заметив, что теплое дыхание юноши заклубилось легким туманом в морозном воздухе. Джорам сглотнул и еще крепче сжал рукоять своего меча.

— Мне нужно многому научиться, — сказал он.

Лицо Гаральда посветлело, он улыбнулся. Улыбка принца, казалось, согрела поляну лучше, чем горячие источники. Он подался вперед, как будто собирался пожать Джораму руку, или хлопнуть по плечу, или еще каким-нибудь жестом выразить одобрение. Сарьон видел, как двигались желваки на щеках Джорама, как напряглось все его тело. Принц тоже это заметил и сдержал свой порыв.

— Я возьму меч, — сказал он и вернулся в шатер.

Думая, что его никто не видит — потому что каталист стоял в глубине шатра, тихо и незаметно, — Джорам расслабился. Взгляд юноши скользнул на то самое место, где только что стоял принц, и Сарьону показалось, что лицо Джорама на мгновение смягчилось, как будто он о чем-то сожалел. Губы юноши приоткрылись, словно он хотел что-то сказать. Но потом он резко отвернулся и плотно сжал губы. Когда принц Гаральд вышел — в подбитом мехом плаще, с мечом в руке, — лицо Джорама было вновь холодным и непроницаемым, как свежевыпавший снег.

«Как же он жаждет любви! — с болью в сердце подумал Сарьон. — Но когда кто-то протягивает ему руку дружбы, он бьет по этой руке...»

Двое молодых людей ушли. Принц время от времени поглядывал на Джорама, а Джорам смотрел прямо перед собой.

Когда они были уже у края леса, каталист заметил черную тень, которая отделилась от дерева и медленно, бесшумно скользнула за ними следом.

Сарьон только сейчас заметил, что дрожит от холода. Он вернулся в постель. Заворачиваясь в одеяла, каталист подумал, что следовало бы сейчас вознести молитву Олмину за благополучное возвращение юноши.

Но Сарьон не стал беспокоить молитвой своего неслышащего, а может быть, и несуществующего бога. Вспомнив, как изменилось поведение Джорама, каталист понял, что теперь юноша еще больше утвердился в своем решении и намерен во что бы то ни стало достичь цели. Подумав об этом, Сарьон не решился возблагодарить бога.

Скорее уж стоило бы молить бога о милосердии.

 

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

РАССТАВАНИЕ

Как только снегопад закончился, ветер сразу же затих и небо быстро прояснилось. В лесу стояла тишина, но какое-то неясное напряжение было разлито в воздухе — как будто великан сделал вдох, вобрав в себя облака, снег и ветер, и теперь затаил дыхание, выжидая, чтобы потом выдохнуть все это обратно. В последующие дни напряжение никуда не делось, хотя небо все время оставалось ясным и безоблачным — того пронзительно-голубого цвета, каким небо бывает только зимой, — и ничто не предвещало возвращения непогоды.

Но все, кто был на поляне, знали, что неистовая буря бушует — в душе черноволосого юноши. Темные грозовые тучи не сразу бросались в глаза. После того утра, когда Джорам вернулся из леса, он оставался холодным и невозмутимым, молчаливым и замкнутым. Он говорил только тогда, когда кто-нибудь обращался к нему с вопросом, но отвечал кратко и рассеянно, как будто не слышал, о чем его спрашивают. Большую часть времени в лагере его не было, каждый день они вдвоем с принцем надолго пропадали в лесу. Возвращаясь после этих отлучек на поляну, Джорам был еще более замкнутым и отстраненным, чем обычно. Тем, кто наблюдал за ним, казалось, что нервы юноши натянуты, как струны на плохо настроенном инструменте.

Сарьон очень надеялся (хотя и не молил об этом бога), что какая-нибудь опытная рука медленно и бережно ослабит натяжение этих струн прежде, чем они порвутся, и извлечет чудесную музыку, которая, как подозревал каталист, таится в душе юноши. Будет ли это рука Гаральда? Сарьон начал надеяться, что это так, и надежда облегчила тяжесть его бремени. Каталист не знал, чем они занимаются и о чем разговаривают, когда уходят куда-то вдвоем. Джорам упорно отказывался об этом говорить, а Гаральд сказал только, что обучает Джорама владеть мечом.

Потом, примерно в середине недели, принц Гаральд пригласил каталиста сопроводить их на «ристалище», как он в шутку называл то место, где они с Джорамом каждый день упражнялись в фехтовании.

— Вы нужны нам, чтобы помочь поэкспериментировать с Темным Мечом, отец, — объяснил Гаральд, когда они с Джорамом пробудили Сарьона от беспокойного сна. Они разговаривали, стоя возле кардинальского шатра, и старались не шуметь, чтобы больше никого не разбудить.

На лице каталиста отразилось мрачное неодобрение. Заметив это, Джорам нетерпеливо вздохнул, но Гаральд подал юноше знак, чтобы тот держал себя в руках.

— Я понимаю ваши чувства, отец Сарьон, — мягко сказал принц. — Но вы ведь не допустите, чтобы Джорам отправился в Мерилон, не зная силы своего оружия?

«Будь моя воля — я бы вообще не допустил, чтобы Джорам отправился в Мерилон», — подумал каталист, но ничего не сказал.

В конце концов Сарьон согласился пойти с ними на ристалище. Он не мог не признать, что доводы принца весьма убедительны. Кроме того, каталисту и самому втайне было любопытно узнать, на что способен Темный Меч. Завернувшись в теплый плащ, предложенный принцем, Сарьон пошел вместе с молодыми людьми.

— Простите, что пришлось побеспокоить вас, отец, — извинялся Гаральд, пока они пробирались между заснеженными деревьями. — Конечно же, я мог бы попросить об этой услуге кардинала Радисовика... Но и я, и Джорам, мы оба считаем, что чем меньше людей знают об истинной природе этого меча, тем лучше.

Сарьон согласился с этим полностью.

— Кроме того... — Гаральд улыбнулся. — Хотя Радисовик в основном мыслит довольно прогрессивно и либерально — даже слишком либерально, по мнению вашего епископа, — боюсь, Темный Меч все-таки не вполне совместим с его принципами.

— Я постараюсь сделать все, чтобы помочь вам, ваша светлость, — ответил Сарьон, пряча замерзшие руки в рукава своей потрепанной рясы.

— Превосходно! — сказал Гаральд. — А мы постараемся сделать все возможное, чтобы вы не мерзли. Нам с Джорамом холод, похоже, совсем не страшен.

Принц и юноша переглянулись, и Сарьон с удивлением заметил легкую улыбку на губах и проблеск теплого чувства в темных глазах Джорама. В то же самое мгновение у Сарьона потеплело на душе, да и в целом он как будто немного согрелся.

«Ристалище» оказалось участком расчищенной, промерзшей земли посреди леса, на некотором удалении от большой поляны, где располагался лагерь. Хотя Сарьон знал, что недремлющие Дуук-тсарит наверняка таятся где-то рядом, он не увидел колдунов. Здесь, в окружении заснеженных деревьев, создавалось впечатление полного уединения. А может быть, колдунов и в самом деле здесь не было. Принц мог отослать их подальше, чтобы действительно сохранить в тайне возможности Темного Меча.

Гаральд усадил каталиста в настоящее гнездо из роскошных мягких подушек, которые сотворил магией специально для него. Он добавил бы и подогретое вино, и прочие деликатесы, которые мог бы пожелать каталист, если бы Сарьон не отказался, смущенный таким вниманием.

Сарьону нравился принц — и он ничего не мог с этим поделать. Гаральд вел себя с каталистом неизменно вежливо и уважительно, всегда заботился о том, чтобы ему было удобно, был внимателен к настроению Сарьона — и при этом ни разу не выказал пренебрежения или высокомерия. Принц относился так не только к пожилому каталисту. Он со всеми так обходился — от Симкина и Мосии до Дуук-тсарит и Джорама.

«Наверное, народ Шаракана очень любит своего принца!» — подумал каталист, глядя, как изящный, элегантный молодой человек разговаривает с неуклюжим, неуверенным в себе юношей. Гаральд внимательно выслушивал Джорама, держался с ним как с равным, но в то же время, если считал, что Джорам не прав, не стеснялся указать на это.

Джорам тоже как будто изучал Гаральда. Может быть, именно это и вызвало смятение в его душе. Сарьон знал, что Джорам с радостью отдаст все, что угодно, чтобы к нему относились с таким же уважением и любовью, как к этому молодому человеку. Может быть, юноша все-таки начал понимать, что для того, чтобы получить любовь и уважение, нужно самому любить и уважать других.

Джорам и принц заняли свои места в центре ристалища, но не сразу встали в боевые стойки.

— Дай мне на минутку твой меч, — попросил Гаралъд.

Глаза Джорама сверкнули, брови сошлись над переносицей, он замер в нерешительности. Сарьон покачал головой. «Что ж, не стоило надеяться на чудо», — сказал он сам себе. Гаральд смотрел на меч и как будто ничего не заметил, просто терпеливо ждал.

Наконец Джорам повернул Темный Меч рукоятью вперед и подал принцу, сопроводив это не очень-то любезным:

— Бери.

Гаральд постарался сохранить невозмутимое выражение лица и сделал вид, что не заметил грубого замечания. Он взял меч Джорама и стал внимательно разглядывать его.

— Последние несколько дней мы упражнялись только в фехтовальной технике, — сказал принц. — Но все равно я постоянно чувствовал, как Темный Меч вытягивает из меня магию, так что к концу дня я ощущал слабость во всем теле. Однако меч никак не воздействовал на меня, когда мы были, например, в лагере. Там я вообще его не замечал.

— Я думаю, это действие — вытягивание Жизненной силы — проявляется, только когда меч в руках и готов к бою, — сказал Джорам. Он позабыл обо всем, заинтересованный темой разговора. — Я заметил то же самое, когда сражался с колдуном. Когда Блалох в первый раз пришел в кузницу, меч никак не отреагировал на него. Но когда он на меня напал, я поднял меч, чтобы защититься, и почувствовал, что оружие тоже сражается, по-своему.

— Кажется, я понимаю, — задумчиво пробормотал Гаральд. — Наверное, это оружие реагирует на какую-то энергию, исходящую от тебя, — гнев, страх, сильный всплеск чувств, вызванный битвой. Вот, возьми мой меч. — Принц небрежным жестом отстегнул свои ножны и протянул Джораму прекрасное сияющее оружие. — Давай, попробуй. Ты сможешь с ним управиться. То, что ты — Мертвый, не имеет никакого значения. Магические свойства меча активируются по команде. — Принц встал в боевую стойку и неловко поднял Темный Меч. — Жаль, что никто не научил тебя ковать мечи, — пробормотал он. — Этот меч получился таким неуклюжим, им неудобно действовать. Но сейчас это не важно. Скажи: «Ястреб, в атаку!» — и нападай на меня.

Любовно обхватив искусно сделанную рукоять меча принца, Джорам повернулся к Гаральду и поднял оружие.

— Ястреб, в атаку, — сказал он и пошел в наступление.

Гаральд поднял Темный Меч, защищаясь, но быстрый как молния его собственный меч пробил защиту и ранил его в плечо.

— Мой бог! — Увидев кровь на руке Гаральда, Джорам выронил меч. — Клянусь, я не хотел! С тобой все в порядке?

Сарьон вскочил на ноги.

— Я сам виноват, — мрачно сказал Гаральд, зажимая рану рукой. — Ерунда. Всего лишь царапина, как говорят актеры на сцене, перед тем как падают замертво. Я пошутил, отец. Это и в самом деле только царапина. — Принц показал рану каталисту, и Сарьон вздохнул с облегчением, заметив, что клинок только немного прорезал кожу. Он смог остановить кровотечение и исцелить эту рану самым легким заклинанием, после чего тренировка продолжилась.

«По крайней мере, теперь я точно знаю, что Дуук-тсарит поблизости нет, — мрачно подумал каталист. — Иначе Джорама уже разорвали бы на тысячи кусков». Сарьон был безмерно рад услышать искреннюю тревогу и сожаление в голосе Джорама — хотя теперь, глядя на холодное и непроницаемое лицо юноши, каталист почти поверил, что это ему только показалось.

— Это все моя собственная глупость, — сказал раздосадованный Гаральд. — Я едва не погиб от своего же собственного меча! — Он посмотрел на Темный Меч, качнул им и спросил: — Почему же ты не сработал?

Ответ на этот вопрос вспыхнул в сознании Сарьона, но, будучи математиком по натуре, каталист не мог высказать предположение, не подтвержденное практикой.

— Передайте меч Джораму, милорд, — попросил Сарьон. — А вы возьмите свой меч и нападите на Джорама, применив то же самое заклинание.

Гаральд нахмурил брови.

— Это могущественное заклинание, вы же сами видели, отец. Я могу убить его.

— Не убьете, — спокойно сказал Джорам.

— Я согласен с ним, милорд, — добавил Сарьон. — Прошу вас. Я полагаю, результат покажется вам любопытным.

— Ну, хорошо, — согласился Гаральд, хотя и с явной неохотой.

Молодые люди снова обменялись оружием и заняли боевые позиции.

— Ястреб, в атаку! — скомандовал принц.

Серебристый клинок сверкнул на солнце и мгновенно устремился в бой, подобно тому как настоящий ястреб набрасывается на добычу. Джорам защищался, крепко сжимая в руках Темный Меч. Он двигался медленно и неуклюже, особенно по сравнению со стремительными движениями принца с волшебным мечом в руке. Серебристый клинок метнулся к сердцу Джорама, но в последний миг был отброшен в сторону, словно натолкнулся на железный щит.

— Ах! — вскрикнул Гаральд. Опустив оружие, он принялся растирать руку, онемевшую от сокрушительного удара. Оглянувшись на Сарьона, принц сказал: — Полагаю, вы хотели мне показать именно это, отец. Хорошо, но почему этот меч действует только в руках Джорама? Он знает своего владельца?

— Вовсе нет, милорд, — ответил каталист, довольный успешно проведенным экспериментом. — Просто я только сейчас понял фразу, которую прочитал в одном из старинных текстов. Там говорилось, что мечами из темного камня были вооружены легионы мертвецов. Прежде я не принимал это утверждение всерьез, сочтя его художественным преувеличением и очередной легендой о духах и призраках. Однако теперь я понимаю, что чародеи древности подразумевали легионы людей, которые, как и Джорам, были Мертвыми. Такое оружие должны использовать люди, которые обладают совсем небольшой собственной магией или вообще лишены ее — иначе их магия будет противодействовать своеобразной магии Темного Меча.

— Потрясающе, — сказал принц, завороженно глядя на меч Джорама. — Таким образом, получается, что те, кто при любых других условиях были бы совершенно бесполезны в бою против волшебников, становятся весьма действенной боевой силой...

— Кроме того, милорд, для этого не требуется большого искусства во владении оружием, — добавил Сарьон, которого все больше интересовал предмет разговора. Мысли каталиста неслись стремительно, как горная река. — В отличие от колдунов, у которых обучение начинается практически с самого рождения, воинов, вооруженных мечами из темного камня, можно обучить владеть оружием за считанные недели. Кроме того, им не понадобятся каталисты... — Сарьон замолчал, внезапно сообразив, что сказал слишком много.

Но Гаральд быстро ухватил его мысль.

— Нет, вы не правы! — возбужденно воскликнул принц. — То есть нет — вы правы, но до определенной степени. Оружие из темного камня вполне может работать и без каталиста. Но вы говорили, Сарьон, что дали мечу Жизненную силу, когда он ковался. А что будет, если вы дадите ему Жизненную силу сейчас? Разве это не усилит его могущество?

— Наверняка усилит! — пылко сказал Джорам. — Давайте попробуем.

— Нет! — воскликнул Сарьон.

Оба молодых человека повернулись и уставились на него — Джорам злобно, Гаральд с удивлением.

— Отец, я понимаю, вам трудно это сделать... — осторожно начал принц.

— Нет, — с упрямой убежденностью повторил Сарьон. — Нет, ваша светлость. Просите меня о чем угодно другом, и я все сделаю, если смогу. Но только не это... Я не стану делать этого снова.

— Обет, данный вашему богу? — с горечью спросил Джорам.

— Обет, который я дал самому себе, — негромко ответил каталист.

— О, ради любви к... — начал Джорам, но Гаральд перебил его.

— Нам просто любопытно, вот и все, — сказал принц. Он пожал плечами и повернулся к Джораму. — И, конечно, это никак не повлияет на твое искусство владения мечом. Ты ведь не можешь рассчитывать, что рядом с тобой всегда окажется каталист, когда тебе понадобится твой меч. Давай лучше испробуем его против более мощной магии. Я могу окружить себя защитным заклинанием — и мы посмотрим, сможет ли твои меч пробить эту защиту. Отец, если можно, даруйте Жизненную силу мне...

Сарьон направил к принцу поток Жизни, ощутив истинное наслаждение когда увидел, что магия мира хлынула в столь благородное вместилище. Он почувствовал удовлетворение еще и оттого, что Джорам постарался совладать со своим гневом и в конце концов это ему удалось. Сарьон снова устроился на подушках и наблюдал за сражением двух молодых людей и, наблюдая, узнавал о Темном Мече все больше. Но в глубине души каталист понимал, что мнение принца о нем несколько снизилось. Воин до мозга костей, принц не мог понять, что на самом деле означает отказ каталиста дать жизненную силу Темному Мечу — отказ, который он счел всего лишь прихотью Сарьона.

Для Гаральда Темный Меч был всего лишь оружием, инструментом — и не более того. Он не видел в Мече средоточие мрака, разрушителя Жизни. Именно об этом думал Сарьон всякий раз, когда смотрел на отвратительное оружие.

Что касается того, что по этому поводу думал Джорам... Сарьон не сомневался, что ничто иное не могло настолько уронить его в глазах юноши.

После нескольких часов напряженных тренировок Джорам, принц и Сарьон вернулись в лагерь. В последующие дни Гаральд по-прежнему был неизменно вежлив с каталистом, но больше ни разу не пригласил его на ристалище.

Неделя прошла незаметно. Ничего примечательного за это время не случилось. Джорам и Гаральд упражнялись в фехтовании. Сарьон с удовольствием дискутировал с кардиналом Радисовиком на философские и религиозные темы. Симкин дрессировал ворона (доведенная до отчаяния птица в конце концов клюнула молодого человека в ухо, вызвав всеобщее веселье). Мосия целыми днями просиживал за книгами, которые нашлись в шатре принца. Юный маг разглядывал картинки и загадочные маленькие значки, которые так много могли бы сказать Джораму, но самому Мосии казались полной белибердой, лишенной всякого смысла. По вечерам принц и его гости собирались вместе и играли в таро или обсуждали способы проникнуть в Мерилон и остаться в живых после того, как окажутся внутри города.

— Симкин может провести вас через Врата, — сказал Гаральд однажды вечером, незадолго до расставания. Мосия и Джорам сидели в роскошном шатре принца, где был накрыт изысканный обед. Но идиллия подходила к концу. Оба юноши с тоской думали о том, что завтра им придется снова сражаться с лианами Киджа, а то и с чем-нибудь похуже — с ужасными чудовищами, которые водятся в этой дикой местности. Прекрасный Мерилон вдруг показался им очень далеким, почти нереальным, похожим на сон. Трудно было относиться всерьез к опасностям, которые могут угрожать кому-то в таком отдаленном месте.

Эти мысли, конечно же, отражались на лицах юношей. Гаральд заметил это и заговорил более серьезным тоном:

— Симкин знает в Мерилоне всех и каждого, и они его тоже знают — из-за этого вы можете попадать в весьма любопытные ситуации.

— Вы хотите сказать, что все эти истории, которые он постоянно рассказывает, — все это правда? Вы в самом деле однажды привели живого медведя на костюмированный бал? — вырвалось у Мосии прежде, чем он успел как следует подумать. — О, простите, ваша светлость... — Юноша сразу же порозовел от смущения.

Но принц только покачал головой.

— Значит, он и об этом вам рассказал? Бедный папа... — Гаральд улыбнулся. — Он до сих пор отказывается надевать шарфы в присутствии офицеров флота или кого угодно в костюме медведя. Но давайте все-таки вернемся к более важным вопросам... Сарьон совершенно прав предостерегая вас от путешествия в Мерилон. Это действительно очень опасно, — продолжил принц. — Вы должны все время держаться настороже. Опасность угрожает не только Джораму, которого, как любого Мертвого, могут осудить на смертную казнь. Тебе, Мосия, тоже грозит опасность. Ты считаешься мятежником. Ты сбежал из дома, ты жил среди чародеев Темных искусств. Ты собираешься проникнуть в Мерилон под фальшивым прикрытием. Если тебя схватят, ты попадешь в темницу Дуук-тсарит. Очень немногие выходили из этого места неизмененными. Сарьону тоже грозит опасность — он много лет прожил в Мерилоне, и его легко могут узнать... Нет, Джорам, я не пытаюсь уговорить тебя не идти в Мерилон, — сказал Гаральд, заметив, что Джорам мрачно сдвинул брови. — Я говорю только, что вы должны соблюдать осторожность. Все время будьте настороже. Никогда не теряйте бдительности. Особенно в присутствии одного человека.

— Вы имеете в виду каталиста? — перебил его Джорам. — Я знаю, что Сарьона послал епископ Ванье...

— Я имею в виду Симкина, — мрачно, без тени улыбки сказал Гаральд.

— Вот, я же говорил! — пробормотал Мосия, повернувшись к Джораму.

Как будто догадавшись, что о нем говорят, Симкин повысил голос, и все, сидевшие в шатре, повернулись посмотреть на него. Симкин и Сарьон стояли возле костра. Симкин вызвался придумать маскировку для каталиста, в которой его не узнают в Мерилоне. И теперь он творил волшебство над отцом Сарьоном, доставляя бедному каталисту существенные неудобства.

— Придумал! — пронзительно воскликнул Симкин. — В таком виде никто во всем Мерилоне тебя не узнает. Плюс ко всему, ты сможешь тащить на себе наш багаж. — Он взмахнул рукой и произнес несколько слов. Воздух вокруг каталиста подернулся мерцающей дымкой. Тело Сарьона начало изменяться... И вот возле костра, на месте, где только что стоял несчастный каталист, появился крупный серый осел с унылой мордой.

— Что за дурак! — воскликнул Мосия и вскочил на ноги. — Почему он никак не оставит бедного человека в покое? Я пойду...

Гаральд положил ладонь на плечо юноши и покачал головой.

— Я сам с этим разберусь, — сказал принц.

Мосия неохотно сел на свое место. Он заметил, что принц подал какой-то знак кардиналу Радисовику, который стоял здесь же, неподалеку, и прислушивался.

— Что ты говоришь, отец? — спросил Симкин.

Осел заревел.

— Ты что, чем-то недоволен? После всех трудов, которые я на тебя потратил! Ей-богу, отче! — Симкин потрепал длинные ослиные уши. — У тебя теперь великолепный слух! Готов поспорить, ты услышишь, как пучок сена упадет на землю в пятидесяти шагах от тебя. А что уж говорить о другой замечательной возможности — ты теперь можешь скосить глаза так, чтобы один смотрел вперед, а другой — назад. И будешь одновременно видеть то место, где только что был, и то, где будешь потом.

Осел снова взревел, выставив вперед зубы.

— Тебя будут любить детишки, — уговаривал его Симкин. — Ты сможешь катать их на спине. Ну, если ты такой старый зануда, тогда, конечно... Вот, пожалуйста.

Осел исчез, и на его месте снова появился Сарьон. Только в странной позе — каталист стоял на четвереньках, опираясь на руки и колени.

— Я как раз придумал еще кое-что, получше, — снова оживился Симкин. — Да, именно! — Он прищелкнул пальцами. — Коза! У нас всегда будет свежее молоко...

В это мгновение вмешался кардинал Радисовик. Пробормотав, что поговорит с Симкином об обращении со священнослужителями, кардинал помог Сарьону подняться на ноги и увел каталиста в свой шатер. К сожалению, Симкин последовал за ними.

— К тому же ты никогда не будешь голодать, каталист — донесся оттуда его пронзительный голос. — Ты сможешь есть буквально все что угодно...

— Вы что-то знаете про Симкина, ваша светлость, да? — спросил Мосия, повернувшись к принцу. — Вы знаете, почему он такой. В какую игру он играет?

— Его игра... — задумчиво повторил принц, озадаченный таким вопросом. — Да, наверное, я знаю, что это за игра.

— Тогда скажите нам! — попросил Мосия.

— Нет, наверное, не стоит, — сказал Гаральд и посмотрел на Джорама. — Вы не поймете, но, может быть, это ослабит вашу бдительность.

— Но вы должны нам сказать! Я... Я имею в виду... ваша светлость... — Мосия растерялся и смутился, осознав, что пытается отдавать приказы принцу. — Если Симкин опасен...

Джорам пренебрежительно фыркнул.

— Да, это так — он опасен, — спокойно сказал принц и встал. — Просто запомните это. А теперь, если позволите, я пойду спасать бедного Сарьона, прежде чем наш друг Симкин вырастит ему рога и заставит щипать траву прямо в шатре у кардинала.

Вопрос с маскировкой для каталиста вскоре уладился, и для этого не пришлось превращать его в козу. Принц предложил отцу Сарьону превратиться в отца Данстабля, каталиста одного из мелких домов, который, согласно сведениям Симкина, уехал из столицы более десяти лет назад.

— Серая мышка, а не человек, — сказал Симкин, вспоминая. — Его никто не мог вспомнить через пять минут после знакомства, а не то что десять лет спустя.

— А если кто-то все-таки помнит его после десятилетнего отсутствия, никого не удивит, что он немного изменился, — добавил Гаральд, видя, что каталисту не нравится эта идея. — Вам не придется изображать кого-то другого, отец. Ваше лицо и тело изменятся, но внутри вы останетесь прежним. Самим собой.

— Но мне придется явиться в Собор, ваша светлость, — упорствовал Сарьон. На такое открытое сопротивление принцу он решился только потому, что страх пересилил почтительность. Гаральд заметил это и снова, в который уже раз, задумался о том, какую же страшную тайну хранит каталист в глубине своего сердца. — Прибытия и отъезды каталистов всегда строго документируются...

— Вовсе не обязательно, отец, — спокойно сказал Радисовик. — Очень многие, так сказать, просачиваются сквозь это бюрократическое сито незамеченными. Каталист мелкого, незначительного дома — такой, как отец Данстабль, — который переехал со своей семьей в отдаленный район, за столько лет вполне мог утратить всякие контакты со своей Церковью.

— Но зачем мне было... я имею в виду, почему отец Данстабль вернулся в Мерилон? Прошу прощения, ваше святейшество, — Сарьон говорил смиренно, но настойчиво, — но, как мне кажется, принц преувеличивает угрожающую нам опасность...

— Вы верно заметили, отец, — продолжал Гаральд. — Есть множество причин, которые могли побудить вас вернуться. Например, волшебник, которому вы служили, вздумал присоединиться к негодяям-мятежникам из Шаракана и бросил вас на произвол судьбы.

— Это очень серьезно, милорд, — заметил Радисовик.

— А я и не шучу, — сдержанно ответил принц. — Впрочем, это, наверное, привлечет к вам ненужное внимание, отец. А если так? Волшебник умер. Его вдова вернулась в Зит-Эль, к своим родителям. В доме ее отца не нашлось места для вас, отец Данстабль, и потому вас уволили со службы. С любовью и благодарностями, конечно.

Кардинал Радисовик кивнул, выражая одобрение.

— А если они захотят проверить вашу историю, — сказал он, догадавшись, что Сарьон готов высказать очередное возражение, — в чем я сильно сомневаюсь, учитывая, что сотни каталистов ежедневно прибывают в Собор и уезжают оттуда, им потребуются месяцы, чтобы разыскать лорда Как-его-там и докопаться до правды.

— А к тому времени вы будете уже у нас, в Шаракане — сказал принц так, будто считал вопрос решенным.

Уловив нотку раздражения в голосе принца, Сарьон почтительно поклонился. Он опасался, что дальнейшие возражения с его стороны могут вызвать подозрения. Он не мог не признать, что кардинал и принц правы. Прослужив пятнадцать лет в Соборе, Сарьон много раз наблюдал по вечерам за бесконечной вереницей прибывших в столицу каталистов, которые медленно брели друг за другом по хрустальным ступеням и заходили в хрустальные двери. Под усталым взглядом какого-нибудь бедного дьякона каждый прибывший каталист заносил свое имя в список, в который потом очень редко кто-нибудь заглядывал — если заглядывал вообще. В конце концов, если кто-то сумел пройти проверку Кан-ханар — хранителей Врат Мерилона, то как может Церковь найти что-то еще? Сама мысль о том, что каталист может пробраться в столицу замаскированным, кажется совершенно абсурдной.

«И все же у одного человека есть основания ожидать, что я вернусь в Мерилон», — подумал Сарьон и потрогал амулет с темным камнем, висевший у него на шее. А потом он со страхом подумал о том, что может предпринять епископ Ванье, чтобы его найти, — и почти пожалел, что не согласился притвориться ослом...

На следующее утро все проснулись рано, еще до восхода солнца. Теперь, когда пришло время расстаться, все с тревогой думали о путешествиях, которые им предстояло продолжить. Молодые люди и Сарьон готовились покинуть принца и его спутников, а те нынче же намеревались отправиться дальше, в деревню чародеев.

— Хорошо то, что хорошо кончается, — заметил Симкин, когда все заканчивали завтракать, — как говорили о леди Магде, графине Орлеанской. Конечно, при этом имели в виду ее заднюю часть.

— Симкин — дурак! — прокаркал ворон, сидевший на ветке дерева над головой у Симкина.

— Думаю, это не конец, а только начало, — сказал принц Гаральд и улыбнулся Джораму.

Юноша улыбнулся в ответ — почти улыбнулся.

— А теперь, — продолжил принц, — прежде чем настанет печальное время прощаний, я хочу сделать кое-что приятное — раздать подарки путешественникам.

— Милорд, это не обязательно, — пробормотал Сарьон, снова чувствуя себя неловко. — Вы и так очень много для нас сделали.

— Не лишайте меня этого удовольствия, отец, — перебил его Гаральд, положив руку на плечо каталиста. — Раздача подарков — одна из лучших обязанностей, которые есть у королевского сына.

Принц встал и подошел к Мосии, хлопнул в ладоши и передал юноше книгу, которая материализовалась из воздуха.

— Ты могущественный волшебник, Мосия. Ты гораздо сильнее многих Альбанара, с которыми я знаком. И в этом нет ничего удивительного. Путешествуя, я узнал, что многие действительно могущественные маги родились в деревнях и на городских окраинах, а не во дворцах знати. Но магия, как и все прочие дары Олмина, требует глубокого изучения, дисциплины и тренировок, иначе она будет выливаться из тебя, как вино из дырявого бочонка.

Принц мельком взглянул на Симкина, который в это время пытался поймать ворона за хвост.

— Изучи это хорошенько, мой юный друг, — сказал принц и вложил книгу в дрожащие руки молодого мага.

— Б-благодарю вас, ваша светлость, — запинаясь, взволнованно пробормотал Мосия и покраснел, надеясь, что все подумают, будто это от смущения.

Но Гаральд понял, что юноше просто стыдно.

— Путь до Мерилона далек, — негромко сказал принц. — И у тебя есть друг, который будет счастлив научить тебя читать.

Мосия проследил за взглядом Гаральда и посмотрел на Джорама.

— Это правда? Ты меня научишь? — спросил он.

— Конечно! Я и не думал никогда, что тебе хочется обучиться грамоте, — раздраженно ответил Джорам. — Мог бы и сказать мне.

Мосия прижал книгу к груди и повторил:

— Благодарю вас, ваша светлость.

Молодые люди переглянулись, и вдруг, за какое-то мгновение, полевой маг и благородный принц прекрасно поняли друг друга.

Гаральд отвернулся.

— А теперь, Симкин, старый дружище...

— Ничего мне не надо, ваш-свессть. Ха-ха! Ваш-цвесть. Так герцог Диер обращался к своему садовнику. Я понимаю, это тупая шутка, но и герцог тоже был редкий тупица. Нет — я хотел сказать, нет. Я не приму никаких подарков. Ну-у... — Симкин вздохнул и, когда принц уже собрался что-то сказать, добавил: — Если ты так настаиваешь... Может быть, я и соглашусь принять парочку самых великолепных драгоценностей королевства...

— Это тебе, — сказал Гаральд, когда наконец смог вставить слово. И протянул Симкину колоду карт для таро.

— Как мило! — сказал Симкин, демонстративно сдерживая зевок.

— Каждую карту в этой колоде нарисовали мои личные художники, — заметил Гаральд. — Они сделаны в старинном стиле, без магии. Так что эта колода довольно ценная.

— Я ужасно благодарен тебе, старина, — вяло поблагодарил Симкин.

Гаральд поднял руку.

— Ты, конечно, заметил, что у меня в руке кое-что осталось. Карта из твоей колоды.

— Дурак... — сказал Симкин, приглядевшись повнимательнее. — Как забавно.

— Да, Дурак, — повторил Гаральд, вертя в руке карту. — Проведи их как следует, Симкин.

— Уверяю вас, ваше высочество, — они не могли попасть в лучшие руки! — искренне сказал Симкин.

— И ты тоже, — ответил Гаральд. Он накрыл карту ладонью, и она исчезла. Все молчали, только смущенно переглядывались. Тогда принц рассмеялся. — Я просто пошутил! — сказал он и хлопнул Симкина по плечу.

— Ха-ха! — Симкин тоже засмеялся, но было понятно, что ему совсем не смешно.

— А теперь вы, отец Сарьон, — сказал Гаральд. Он подошел к каталисту, который сидел и смотрел на свои башмаки. — У меня нет ничего ценного, что я мог бы вам подарить — по крайней мере, ничего материального.

Сарьон поднял взгляд на принца и облегченно вздохнул.

— Но мне кажется, вас все равно не порадовала бы никакая материальная ценность, — продолжал принц. — И все же я приготовил для вас подарок — хотя это подарок больше для меня, чем для вас. Когда вы с Джорамом приедете в Шаракан, — Сарьон обратил внимание, что принц всегда говорит об этом, как будто твердо уверен, что так и будет, — я хочу, чтобы вы присоединились к моему двору.

Каталист при королевском дворе! Сарьон невольно оглянулся на кардинала Радисовика. Кардинал благожелательно улыбнулся, стараясь подбодрить каталиста.

— Это... — пробормотал Сарьон, не находя слов. Потом откашлялся и сказал: — Это неожиданная честь для меня, ваша светлость. Слишком большая честь для того, кто нарушил законы своей веры.

— Но не слишком большая честь для человека верного, преданного и способного к состраданию, — мягко сказал принц Гаральд. — И как я уже сказал, это подарок и для меня самого. Я надеюсь, снова наступит день, когда я попрошу вас, отец, дать мне Жизненную силу.

Отвернувшись от каталиста, Гаральд подошел наконец к Джораму.

— Я знаю, ты тоже ничего не хочешь принимать от меня в дар, — сказал принц и улыбнулся.

— Как сказал каталист, вы уже достаточно нас одарили, — ровным голосом ответил Джорам.

— «Достаточно нас одарили, ваша светлость», — строго поправил кардинал.

Лицо юноши потемнело от гнева.

— Ну, что ж... — сказал Гаральд, стараясь сохранить самообладание. — Похоже, такова твоя судьба, Джорам, — постоянно принимать от меня что-нибудь в дар.

И снова принц протянул вперед руки. Воздух над раскрытыми ладонями замерцал, потом сгустился, принимая форму кожаных ножен для меча, добротной ручной работы. Ножны были покрыты рунами силы, выложенными золотом. Но кроме этих рун, никаких других символов на них не было. Посредине ножен осталось чистое пятно.

— Я оставил это место незанятым намеренно, Джорам, — сказал принц. — Чтобы ты мог нанести туда свой фамильный герб, когда придет время. А теперь давай я покажу, как этим пользоваться. Я разработал их конструкцию специально для тебя. Вот эти ремешки, — с гордостью продолжил принц, показывая Джораму, как они устроены, — застегиваются вокруг груди, так что ты сможешь носить меч на спине, незаметно, под верхней одеждой. Руны, которые здесь выгравированы, сделают меч меньше и легче, когда он будет в них вложен. Ты сможешь носить его с собой всегда и везде. Это очень важно, Джорам, — сказал принц, пристально глядя в глаза юноше. — Темный Меч — твоя лучшая защита, и в то же время в нем таится самая большая опасность для тебя. Никогда с ним не расставайся. Никому не показывай, что он у тебя есть. Используй его только тогда, когда твоей жизни будет угрожать опасность. — Принц оглянулся на Мосию и добавил: — Или для того, чтобы защитить других людей.

Лучистые карие глаза принца снова обратились на Джорама, и Гаральд впервые увидел, как с лица юноши спала застывшая каменная маска.

Джорам смотрел на ножны, и его взгляд светился теплотой, радостью и благодарностью.

— Я... Я не знаю, что сказать, — пробормотал он.

— Например, благодарю вас, ваша светлость, — подсказал Гаральд и протянул ножны юноше.

Приятный запах дорогой кожи хлынул Джораму в ноздри. Он погладил ладонью плоскость ножен, покрытую изысканной вязью золотых рун, всмотрелся в сложное плетение кожаных ремешков. Подняв взгляд, юноша посмотрел в глаза принца — веселые, полные ожидания и уверенности в победе.

Джорам улыбнулся.

— Спасибо, мой друг. Спасибо тебе... Гаральд, — твердо сказал он.