Элэйк настаивает, чтобы мы ели, — говорит, что надо поддерживать силы, Ну и зачем, интересно, они нам понадобятся? Сражаться с этими змеями, что ли? Втроем? Я ей сказала, что об этом думаю, а в гномьем языке встречаются довольно крепкие выражения.

Элэйк ничего на это не ответила, но обиделась. Девону удалось замять неловкость, и он даже рассмешил нас. А на самом деле впору было заплакать, Потом мы все-таки сели и что-то съели, но все ели мало, и, по-моему, даже сама Элэйк обрадовалась, когда ужин закончился. Элэйк ушла заниматься магией, Девон отправился, как обычно, грезить о Сабии.

А я вернулась к своим записям.

Всех погибших отыскали и уложили на берегу. Их родственников, как только они опознали погибших, увели друзья, старавшиеся их утешить. Погибло двадцать пять гномов. Я видела, как гробовщик бесцельно мечется, охваченный смятением. Ему никогда еще не приходилось готовить одновременно стольких покойников к их последнему отдыху в горных склепах.

Отец поговорил с ним, и в конце концов тот успокоился. На помощь гробовщику прислали команду солдат, среди них был и Хартмут. Это был тяжелый и печальный труд, и сердце мое было с Хартмутом.

Я старалась помогать, чем могла, но могла я немного. Я была слишком потрясена этими внезапными событиями, перевернувшими всю мою размеренную жизнь. В конце концов я взобралась на платформу и уселась там, глядя на море. Уцелевшие солнечные охотники покачивались на волнах кверху дном. Их было немного. Они выглядели печальными и покинутыми и напоминали дохлых рыб. Я выбросила в воду синюю ленту и прядь волос, которые все еще сжимала в руке, и они так и остались на затянутой маслянистой пленкой поверхности воды.

Здесь меня и нашли отец с матерью. Мама обняла меня, и мы долго стояли, ничего не говоря.

Отец тяжело вздохнул:

— Мы должны сообщить об этом нашим друзьям.

— Но как же мы доберемся до них? А что, если по пути на нас опять нападут эти страшилища? — с испугом спросила мама.

— Они не станут нападать, — глухо сказал отец. Его взгляд был прикован к единственному кораблю, который остался невредимым. — Помнишь, что они сказали? «Передайте вашим союзникам».

На следующий день мы отплыли на Элмас.

Столица Элмаса — город необыкновенной красоты. На берегах пресноводных озер расположился Гротто, королевский дворец, ажурное сооружение из белых и нежнее-розовых кораллов. Эти кораллы — живые и продолжают расти. Эльфы даже помыслить не могут о том, чтобы убить эти кораллы, и потому очертания Гротто непрерывно изменяются.

Людям или гномам это причиняло бы неприятности. Ну а эльфов это забавляет. Если растущие кораллы начинают закрывать вход в какую-нибудь комнату, эльфы просто забирают оттуда свои вещи и переходят в другую.

Искать дорогу в этом дворце — целое приключение. Коридор, который сегодня ведет в одно место, завтра может привести совсем в другое. А поскольку комнаты в Гротто одна другой красивее — белые кораллы сияют опаловым блеском, а розовые — мягким теплым светом, — для большинства эльфов не важно, где именно они находятся. Те, кто приходит во дворец по какому-нибудь делу к королю, могут пробродить там не один день, прежде чем вспомнят, что вообще-то собирались искать его величество.

Никакие дела не могут заставить эльфов торопиться. В их словаре вообще не было слова «спешка», пока они не начали общаться с людьми. А мы, гномы, до недавнего времени не имели дел ни с теми, ни с другими.

Такие различия в характере двух народов часто приводили к ссорам между эльфами и людьми. Эльфы не так безобидны, как кажется. Но после нескольких разрушительных войн оба народа поняли, что от сотрудничества они выиграют куда больше. Люди Фондры — народ напористый, но обаятельный. Они быстро поняли, как надо общаться с эльфами, и теперь лестью добиваются у них всего, чего захотят. Обаяние людей не оставляет равнодушными даже суровых гномов.

Вот уже много поколений три народа живут и трудятся вместе, в мире и взаимопонимании. И я не сомневаюсь, что так могло бы продолжаться еще очень долго, если бы морское солнце, источник тепла и света для наших морских лун, не начало уходить от нас.

Колдуны людей, которые очень любят во все влезать и выяснять, как да почему, первыми поняли, что морское солнце изменило курс и теперь дрейфует прочь. После этого открытия люди развили такую бурную деятельность, что просто удивительно. Они занялись измерениями и подсчетами, отправили дельфинов на разведку, а потом целыми циклами расспрашивали их, стараясь выяснить, что тем известно об истории морского солнца .

По словам Элэйк, дельфины рассказали людям примерно следующее: «Челестра — это огромный водяной шар, существующий в замкнутом пространстве. Он со всех сторон окружен ледяной стеной Пустоты. Внутри находится Доброе море. Его согревает морское солнце, звезда, чье пламя настолько жаркое, что воды Доброго моря не могут погасить его. Морское солнце растапливает лед и дает жизнь морским лунам — маленьким планетам, которые Творцы Челестры предназначили для ее жителей».

Мы, гномы, готовы были предоставить людям знания о самих морских лунах, знания, по крупицам собранные целыми поколениями, которые провели свою жизнь в недрах этих самых лун. Морские луны — это шары с оболочкой кз скальных пород и с горячей сердцевиной из различных химических элементов. Лучи морского солнца вызывают химические реакции, в результате которых выделяется пригодный для дыхания воздух, — каждая морская луна заключена в такой воздушный пузырь. Так что морское солнце абсолютно необходимо для поддержания жизни.

Жители Фондры пришли к выводу, что примерно через четыреста циклов морское солнце покинет наши луны. Наступит долгая ночь, Доброе море замерзнет, и никто не сможет находиться на Фондре, Гаргане или Элмасе.

«Когда морское солнце уйдет, — рассказывали дельфины, свидетели подобных событий, — Доброе море превратится в лед, и он понемногу покроет морские луны. Но благодаря магической природе этих лун большинство растений и животных останутся живы, даже будучи замороженными. Когда солнце вернется, луны оттают и снова станут обитаемыми».

Я помню, как Думэйк, вождь людей Фондры, передал нам рассказы дельфинов о морских лунах. Это было во время встречи королевских семей Элмаса, Фондры и Гаргана. Именно тогда мы впервые услышали о том, что морское солнце уходит от нас.

Эта встреча происходила на Фондре, в большом длинном доме, в котором люди проводят все свои церемонии. Мы, три девушки, как обычно, сидели в ближайших кустах и подслушивали. (У нас еще с детства была привычка безо всякого зазрения совести шпионить за родителями.)

— Ха! Да что эти рыбы могут знать? — презрительно бросил отец. Он никогда не обращал внимания на разговоры дельфинов.

— Мне это кажется необыкновенно романтичным, — заявил Элиасон, король эльфов, — Только представьте: проспать века и проснуться в новой эпохе.

У него недавно умерла жена. Наверное, поэтому его и привлекали мысли о сне без боли и видений.

Позже мама рассказала мне, что в тот момент перед ее мысленным взором возникла картина: сотни гномов, оттаивающих с наступлением новой эры, и воде, капающая с их бород на ковры. Эта грязь смотрелась совсем не романтично.

Думэйк объяснил эльфам, что, хотя идея замерзнуть и вернуться к жизни пару тысяч циклов спустя действительно может выглядеть довольно романтично, сам процесс замерзания наверняка имеет не слишком приятные и даже болезненные стороны. И кто может быть уверен, что действительно оживет?

— А знаем мы об этом только со слов рыб, — заявил мой отец, и с этим все согласились.

Еще дельфины принесли новость о том, что недавно оттаяла новая морская луна, гораздо больше любой из наших. Дельфины только начали осматривать ее, но им казалось, что это прекрасное место для жизни (нашей, конечно, а не дельфиньей). Тогда-то Думэйк и предложил построить флот солнечных охотников, отправиться вслед за солнцем и найти эту луну, как это делалось в древности.

Элиасона смутили слова «строить» и «преследовать», ведь они подразумевали необходимость решительных действий, но он не возражал против предложения Думэйка. Эльфы чаще всего со всем соглашаются — зачем тратить время и нервы на возражения? Таким образом они сохраняют хорошие отношения со всеми. Жители Элмаса предпочитают принимать жизнь такой, какая она есть, и приспосабливаться к ней. Люди же постоянно рвутся все изменять, переделывать, чинить на скорую руку, приводить в порядок и делать лучше. А что касается нас, гномов, до тех пор, пока мы получаем плату, нас дольше ничто не беспокоит.

Жители Фондры и Элмаса согласились оплатить постройку солнечных охотников. Мы, гномы, должны были их построить. Люди обязались поставить строевой лес. Эльфы должны были обеспечить магию, необходимую для управления солнечными охотниками; они очень сильны в механической магии. (И все ради того, чтобы поменьше заниматься физическим трудом!)

И с чисто гномьей тщательностью солнечные охотники были построены, и были построены хорошо.

— Но теперь, — я услышала вздох отца, — все наши труды загублены. Солнечные охотники разрушены.

Это была вторая встреча королевских семей по этому поводу. На этот раз ее созвал мой отец, а происходила она, как я уже говорила, на Элмасе.

Нас, девушек, оставили в комнате Сабии, «поболтать» друг с другом. Но как только родители ушли, мы сразу же отправились на поиски наблюдательного пункта, откуда можно было бы слышать все их споры.

Наши родители сидели на террасе, обращенной к Доброму морю. А мы нашли небольшую комнату (одну из новых), которая располагалась как раз над террасой. Элэйк своей магией расширила бывшее в стене отверстие, чтобы мы могли все видеть и слышать. Мы собрались у окна, но старались держаться так, чтобы нас случайно не заметили.

Отец описывал нападение змеев на подводные корабли.

— Все солнечные охотники разрушены? — прошептала Сабия, широко распахнув глаза (насколько это возможно для эльфа).

Бедная Сабия. Ее отец никогда ничего ей не рассказывал. У эльфов принято скрывать от детей жизненные неприятности. А у нас отец всегда обсуждал все планы с мамой и со мной.

— Тише! — шикнула на нас Элэйк.

— Я позже расскажу, — пообещала я Сабии и сжала ее руку, чтобы она замолкла.

— Ингвар, можно ли их починить? — задал вопрос Думэйк.

— Ну разве только ваши колдуны превратят щепки обратно в доски, — язвительно проворчал отец. Гномы терпеть не могут любую магию и считают ее фокусами, а особенно их сердит то, что они не могут понять, почему она срабатывает. Но на самом деде отец надеялся, что люди придумают какой-нибудь выход.

Вождь Фондры ничего на это не сказал. Скверный признак. Обычно люди утверждают, что их колдовство справится с любой задачей. Я осторожно выглянула из окна и поняла, что Думэйк чем-то сильно обеспокоен.

Отец снова вздохнул и попытался поудобнее устроиться в кресле. Я ему посочувствовала. Эльфийские кресла годятся только для тощих эльфийских задниц.

— Прошу прощения, друг мой, — отец поглаживал бороду — верный признак того, что он расстроен. — Эти проклятые твари допекли нас по самые бакенбарды, и я ума не приложу, что же теперь делать.

— Я полагаю, вы напрасно так беспокоитесь, — вяло взмахнув рукой, сказал Элиасон. — Вы ведь совершенно спокойно добрались до Элмаса. Возможно, эти змеи просто вбили в свои змеиные головы, что солнечные охотники чем-то им угрожают, а теперь, когда они разнесли корабли, они успокоятся и больше не будут нас тревожить.

— Они назвали себя Хозяевами Моря, — напомнил отец, сверкнув глазами. — И это не пустые слова. Мы добрались сюда только потому, что они это позволили, — в этом я совершенно уверен. И они следили за нами. Я всю дорогу спиной чувствовал их взгляды.

— Пожалуй, ты прав.

Думэйк порывисто встал, подошел к невысокому коралловому парапету и застыл, глядя в мерцающие глубины спокойного, безмятежного Доброго моря. То ли мне померещилось, то ли действительно на водной глади появился маслянистый след.

— Дорогой, мне кажется, пора рассказать наши новости, — проговорила Делу, его жена.

Думэйк не ответил. Он продолжал стоять и с мрачным видом смотреть на воду. Вождь людей был высоким и красивым (по людским меркам) мужчиной. Его быстрая речь, стремительная походка, порывистые движения создавали впечатление, что он живет вдвое быстрее всех остальных. Но теперь он не носился и не оглушал всех своим зычным голосом, не был погружен в кипучую деятельность.

— Элэйк, что с твоим отцом? — прошептала Сабия. — Он заболел?

— Сейчас ты все услышишь, — тихо и печально сказала Элэйк. — Не только у родителей Грюндли плохие новости.

Элиасона встревожила такая перемена, произошедшая с его другом. Он поднялся, двигаясь плавно и грациозно, и положил руку на плечо Думэйка.

— Скверные новости — что рыба: чем дольше пролежат, тем хуже пахнут, — мягко сказал Элиасон.

— Да, ты прав, — Думэйк оторвал взгляд от моря. — Я не хотел вам ничего говорить, потому что был не уверен. Колдуны сейчас выясняют, что случилось, — он взглянул на свою жену, обладавшую немалой магической силой, В ответ она кивнула. — Я хотел послушать, что они скажут, но… — он глубоко вздохнул, — кажется, теперь и так ясно, что произошло.

Два дня назад кто-то напал на небольшую рыбачью деревушку, которая находилась на берегу, обращенном к Гаргану, и полностью уничтожил ее. Лодки разнесли в щепки, дома сровняли с землей, В деревне жили сто двадцать человек — мужчины, женщины, дети. — Думэйк склонил голову, его плечи поникли. — Погибли все до единого.

Отец ахнул и в знак соболезнования дернул себя за волосы.

— Боже милостивый! — пробормотал Элиасон. — Война между племенами?

Думэйк обвел взглядом всех собравшихся на террасе. У людей Фондры темная кожа. В отличие от эльфов, у которых все написано на лице, фондряне не умеют ни краснеть от стыда, ни бледнеть от страха или гнева. Их лица — словно эбеновые маски, скрывающие все чувства. Зато глаза у них очень выразительные. И сейчас в глазах вождя Фондры были гнев и горькая беспомощность.

— Это не война. Это убийство.

— Убийство? — Элиасон произнес это на языке людей. У эльфов просто нет слова для обозначения этого отвратительного преступления. — Сто двадцать человек! Но кто это сделал?!

— Сперва мы не были уверены. Мы нашли следы, которых не могли понять. Не могли до этого разговора. — Думэйк нарисовал в воздухе волнистую линию. — Такие вот следы на песке. И остатки слизи.

— Змеи? — с недоверием переспросил Элиасон. — Но почему? Чего они хотят?

— Убивать! — Вождь стиснул кулаки. — Это была самая настоящая бойня. Волки уносят овец, и мы не сердимся мы понимаем, что такова природа волков: они убивают, чтобы накормить волчат. Но эти змеи, или кто они там, убивали не ради пищи. Они убивали потому, что им это нравилось!

Видно было, что все их жертвы, даже дети, умирали медленно, в страшных мучениях, и их тела были оставлены так, чтобы мы обязательно их нашли. Первые несколько человек, которые добрались до деревни, от этого ужасного зрелища сошли с ума.

— Я сама побывала там, — сказала Делу. Ее красивый голос звучал так тихо, что пришлось подобраться к окну вплотную. — С тех пор меня каждую ночь мучают кошмары. Мы даже не смогли надлежащим образом похоронить погибших в Добром море. Ни у кого из нас не хватило сил смотреть на их лица, изуродованные предсмертными муками. По решению колдунов эта деревня вместе со всем, что в ней оставалось, была сожжена.

— Это выглядело так, — сдавленным голосом произнес Думэйк, — словно убийцы хотели сказать: «Смотрите, что вас ждет».

Я вспомнила слова змея: «Сегодня мы всего лишь показали вам, что с вами будет… Подумайте над этим предупреждением!»

Мы переглянулись. На террасе воцарилась мертвая тишина. Думэйк снова отвернулся к морю. Элиасон опустился: на свое место.

Отца осенила мысль, которую он и высказал с чисто гномьей прямотой Он выбрался из узкого кресла и потопал ногами, чтобы восстановить кровообращение.

— Не хочу сказать ничего плохого о мертвых, но это же были обычные рыбаки, не привыкшие к войне, безоружные…

— Если бы там была армия, это ничего бы не изменило, — мрачно сказал Думэйк. — Эти люди охотились на хищников, а иногда воевали с другими племенами, так что оружие у них было. Мы нашли десятки выпущенных стрел, но они, очевидно, не причинили никакого вреда. А древки копий были измочалены так, словно побывали в чьей-то гигантской пасти.

— Большая часть наших людей владеют начатками колдовства, — поспешно добавила Делу. — Мы обнаружили признаки того, что они пытались защищаться при помощи колдовства. Но и колдовство не помогло им.

— Но, вероятно, ковен может что-нибудь предпринять? — поинтересовался Элиасон. — Или, может быть, там, где бессильно оружие людей, поможет магическое оружие эльфов, такое, какое мы делали в давние дни? Я, конечно, ничуть не сомневаюсь в ваших колдовских способностях, — вежливо добавил он.

Делу оглянулась на мужа, словно спрашивая позволения рассказать еще одну неприятную новость. Он кивнул.

Колдунья была высокой женщиной, не уступавшей в росте своему мужу. Ее седеющие волосы, собранные на уровне плеч, особенно выделялись на фоне ее темной кожи. Семь лент того же цвета, что и ее украшенный перьями плащ, указывали, что она принадлежит к Седьмому, высшему Колдовскому Дому. Она сжала руки, чтобы не позволять им дрожать. Взгляд ее был опущен.

— Одна из членов ковена, деревенская колдунья, находилась там во время нападения. Ее смерть была самой мучительной. — Делу содрогнулась, глубоко вздохнула и заставила себя продолжать. — Вокруг ее растерзанного тела, словно в насмешку, были разбросаны ее магические орудия.

— Одна против многих… — начал было Элиасон.

— Аргана была сильной колдуньей! — крикнула Делу. От неожиданности мы подпрыгнули — Ее колдовство могло вскипятить море! Она могла наслать шторм одним движением руки! По ее слову могла бы разверзнуться земля и поглотить ее врагов! Мы все видели, как она это делала! И все-таки она погибла! Все они погибли!

Думэйк успокаивающе прикоснулся к плечу жены.

— Тише, дорогая. Элиасон только хотел сказать, что, если бы ковен собрался вместе и объединил свою колдовскую еилу, змеи уже не могли бы с ней справиться.

— Простите. Я потеряла самообладание. — Делу слабо улыбнулась эльфу. — Но я, как и Ингвар, своими глазами видела чудовищные бедствия, которые эти змеи принесли моему народу.

Она вздохнула.

— Наше колдовство теряет силу в присутствии этих тварей, даже если они при этом остаются вне поля зрения. Возможно, причина в той вонючей слизи, которую они оставляют на всем, к чему прикасаются. Нам это неизвестно. Все, что нам известно, это то, что, когда колдуны вошли в деревню, каждый из нас почувствовал, как наша сила покидает нас. Мы даже не смогли колдовством разжечь погребальный костер.

Элиасон оглядел присутствующих. Вид у всех был мрачный и несчастный.

— Ну и что мы будем делать?

Как эльф, он предпочел бы не делать ничего, подождать и посмотреть, что будет дальше. Но мой отец всегда говорил, что Элиасон — умный правитель и один из самых практичных представителей своего народа. Он знал, хотя предпочел бы забыть, что дни его народа на этой морской луне сочтены. Что-то решать было необходимо, но он охотно бы уступил эту обязанность другим.

— Через сто циклов мы уже начнем ощущать, что морское солнце уходит, — заговорил Думэйк. — Нужно строить солнечные охотники.

— Если змеи позволят, — зловеще сказал отец. — В чем я сильно сомневаюсь. И что они имели в виду, когда говорили о плате? Чего они могут хотеть?

Все задумались.

— Давайте попробуем рассуждать логически, — наконец научал Элиасон. — Почему народы воюют? Почему одна раса веками сражается с другой? Из-за страха и непонимания. Когда мы собрались вместе и обсудили наши отличия, мы смогли понять друг друга и с тех пор живем в мире. Возможно, эти змеи, которые кажутся нам такими сильными, на самом деле нас боятся. Они видят в нас угрозу. Если мы встретимся с ними и объясним, что не хотим им вреда, что мы просто ищем новую морскую луну — возможно, тогда…

Его прервал какой-то шум.

Шум доносился с той части террасы, которая примыкала к дворцу и была мне совершенно не видна.

— Что там случилось? — с нетерпением спросила я.

— Не знаю… — Сабия пыталась выглянуть так, чтобы ее саму не увидели.

Элэйк высунула голову из окна. К счастью, родители нас не заметили.

— Какой-то гонец, — доложила они.

— Прервал королевское совещание?! — Элэйк была шокирована.

Я подтащила скамеечку для ног и взобралась на нее. Теперь я могла видеть бледного слугу, который действительно вбежал на террасу в нарушение всякого этикета. Похоже, он был близок к обмороку. Слуга что-то зашептал Элиасону на ухо. Элъфийский король слушал, недовольно хмурясь.

— Несите его сюда, — наконец приказал он.

Слуга заторопился прочь.

Помрачневший Элиасон взглянул на друзей.

— На одного из всадников, отправленных с поручениями, по дороге напали. Похоже, он тяжело ранен. Он говорит, что принес послание, которое предназначено для нас, для всех, кто собрался здесь сегодня.

— Кто напал на него? — спросил Думэйк. Элиасон помолчал секунду, прежде чем ответить.

— Змеи.

— Послание «для всех, кто собрался здесь сегодня», — сурово повторил отец. — Я был прав. Они ждут нас.

— Плата, — сказала мама. Это было первое слово, которое она произнесла за все время совещания.

— Не понимаю, — беспомощно проговорил Элиасон. — Чего они могут хотеть?

— Ручаюсь, что сейчас мы об этом узнаем.

Они умолкли и стали ждать, не глядя друг на друга. Никому не хотелось видеть на лицах друзей отражение собственного потрясения.

— Нам нельзя здесь оставаться. Мы не должны были этого делать, — вдруг сказала Сабия. Ее лицо побледнело, губы дрожали.

Мы с Элэйк посмотрели на нее, потом переглянулись и от стыда уставились в пол. Сабия была права. Эта слежка за родителями была для нас игрой, чем-то таким, о чем приятно похихикать, когда укладываешься спать. Но теперь игры закончились. Не знаю, что чувствовали другие, но мне было страшно глядеть на моих родителей, которые всегда казались мне такими сильными и мудрыми, а теперь были так растерянны и потрясены.

— Мы должны немедленно уйти, — настаивала Сабия, и я понимала, что она права, но у меня не было никаких сил для этого.

— Сейчас, одну минуточку, — сказала Элэйк.

До нас долетел звук шагов. Слышно было, что вошедшие двигаются медленно, словно с тяжелой ношей. Наши родители поднялись со своих мест, лица их из растерянных стали суровыми. Отец поглаживал бороду. Думэйк скрестил руки на груди. Делу достала из сумки, висевшей у нее на боку, камушек и потерла его пальцами.

Вошли шестеро эльфов с носилками. Они двигались медленно и осторожно, стараясь не тревожить раненого. По знаку короля эльфы плавно опустили носилки на пол.

С ними пришел еще эльф-врач, владеющий искусством исцеления. Я заметила, как он искоса взглянул на Делу — наверно, опасался, что она будет ему мешать. Дело в том, что у эльфов и людей совершенно разный подход к медицине. Если первые полагаются на изучение анатомии в сочетании с алхимией, то вторые лечат при помощи магии подобия, песнопений, изгоняющих злых духов, и каких-то камушков, которые прикладывают к телу. А мы, гномы, полагаемся только на Единого и собственный здравый смысл. — Увидев, что Делу не собирается подходить к его пациенту, врач вздохнул с облегчением. Или, возможно, он вдруг понял, что если человеческая колдунья пустит в ход свое волшебство, хуже все равно уже не будет. Потому что всем присутствующим было ясно, что умирающему уже не поможешь.

— Сабия, не смотри, — предостерегла Элэйк, пытаясь оградить подругу от ужасного зрелища.

Но было поздно. Сабия все-таки посмотрела, и у нее перехватило дыхание.

Одежда молодого эльфа была изорвана и залита кровью. Ноги были превращены в кровавое месиво. На месте глаз зияли дыры. Губы его шевелились, словно он пытался что-то сказать.

— Его нашли утром у городских ворот, — произнес один из эльфов. — Мы услышали его стоны.

— Кто его принес? — строго спросил Элиасон, пытаясь скрыть свое потрясение.

— Мы никого не видели. Но от тела к морю вели следы — полоса вонючей слизи.

— Спасибо, можете идти. Подождите снаружи.

Эльфы удалились.

Едва они вышли, наши родители дали волю чувствам. Элиасон в знак горя набросил на лицо край мантии. Думэйк отвернулся, дрожа от ярости и боли. Его жена встала рядом и взяла его за руку. Отец рвал на себе бороду, мама — бакенбарды.

Я делала то же самое. Элэйк утешала Сабию, которая была почти без чувств.

— Давай отведем ее в комнату, — сказала я.

— Нет. Я не уйду, — подняла голову Сабия. — Когда-нибудь я стану королевой, и я должна знать, как вести себя в таких ситуациях.

Я посмотрела на нее с удивлением и уважением.

Мы с Элэйк всегда считали Сабию чересчур нежной и утонченной. Я сама видела, как она бледнела при виде крови, выступившей из недожаренного мяса. Но когда она столкнулась с настоящим несчастьем, то проявила стойкость, достойную гномьего солдата. Я гордилась ею.

Мы осторожно вернулись к окну.

Врач разговаривал с королем.

— Ваше величество, этот юноша отказывается от помощи, пока не передаст послание. Пожалуйста, выслушайте его.

Элиасон откинул мантию с лица и опустился на колени рядом с умирающим.

— Король слушает тебя, — тихо сказал он и взял юношу за руку. — Теперь ты можешь передать послание, а потом с честью отправиться к Единому и отдохнуть.

Эльф повернул окровавленное лицо на голос и медленно, задыхаясь, заговорил.

— Хозяева моря приказали мне передать: «Мы позволим вам построить корабли и вывезти ваши народы в безопасное место, если вы отдадите нам старших дочерей каждого королевского дома. Если вы согласны, то посадите девушек на корабль и просто отправьте в Доброе море. Если же вы откажетесь, то с вашими народами будет то же самое, что с этим эльфом. Мы даем вам два дня на размышление».

— Но почему?! Зачем им наши дочери?! — закричал Элиасон и, забывшись, встряхнул раненого за плечи.

— Я… не знаю, — простонал эльф и умер.

Элэйк отпрянула от окна. Сабия прислонилась к стене. Я поспешила слезть со скамеечки, чтобы не упасть.

— Не надо нам было этого слышать, — бесцветным голосом произнесла Элэйк.

— Не надо было, — согласилась я. Меня бросало то в жар, то в холод, и я никак не могла унять дрожь.

— Нас? Они требуют нас? — прошептала Элэйк, словно не в силах поверить.

Мы беспомощно переглянулись, не зная, как быть дальше.

— Окно, — напомнила я, и Элэйк своим колдовством закрыла его.

— Наши родители никогда на это не согласятся, — быстро сказала она. — А мы не должны показывать им, что знаем об этом. Им только будет тяжелее. Мы сейчас вернемся в комнату Сабин и будем вести себя так, будто ничего не случилось.

Я с сомнением глянула на Сабию. Она была белой как стенка и, казалось, вот-вот упадет.

— Но я не смогу солгать! — возразила она. — Я никогда не обманывала отца.

— Тебе не надо никого обманывать, — огрызнулась Элэйк. Страх сделал ее язвительной. — Тебе надо ничего не говорить. Просто помолчи.

Она выдернула бедную Сабию из ее угла, и мы повели эльфийку по мерцающим коралловым коридорам. Повернув несколько раз, мы, наконец, добрались до комнаты Сабии. По пути никто из нас не проронил ни слова. У нас из головы не шел замученный эльф.

У меня все внутри сжалось от страха, а во рту стоял противный привкус. Сама не знаю, почему я так испугалась. Элэйк была права — мои родители никогда не отдадут меня змеям.

Теперь-то я знаю, что это Единый обращался ко мне, но тогда я боялась его слушать.

Мы вошли в комнату Сабии — к счастью, никого из слуг не было — и закрыли за собой дверь. Сабия опустилась на край кровати и стиснула руки. Элэйк стояла и смотрела в окно так сердито, будто ей хотелось пойти и кого-нибудь побить.

Теперь, в тишине, я больше не могла не прислушиваться к гласу Единого. По лицам Элэйк и Сабии я видела, что Единый говорит и с ними. Мне оставалось только произнести эти горькие слова вслух.

— Элэйк права. Наши родители не отдадут нас. Они даже нам ничего не скажут. Они скроют это от наших народов. И гномы, эльфы, люди будут умирать, не зная, что их можно было спасти.

— Как бы я хотела, чтобы мы ничего не слышали! Зачем только мы туда пошли! — пробормотала Сабия.

— Нам было предназначено это услышать, — хрипло сказала я.

— Правильно, Грюндли, — повернулась ко мне Элэйк. — Единый хотел, чтобы мы услышали этот разговор. Нам дана возможность спасти наши народы. Единый предоставил выбирать нам, а не нашим родителям. И мы должны быть сильными.

По ее тону я поняла, что ее привлекает романтика мученичества, самопожертвования. Люди придают подобным вещам большое значение, но мы, гномы, никогда их не понимали. Почти все людские герои — это те, кто умер молодым, безвременно, отдав свою и без того короткую жизнь ради какой-нибудь благородной цели. А у гномов иначе. Наши герои — это старейшины, которые прожили жизнь, полную борьбы, труда и лишений.

Я снова вспомнила несчастного эльфа, умершего у нас на глазах.

«Ну и что благородного в такой смерти?» — хотелось мне спросить у Сабии. Но я прикусила язык. Пусть она находит утешение в этой романтической мишуре, если может. А я вижу в этом мой долг. И Сабия тоже, если я правильно поняла ее слова о долге королевы.

— А как же теперь моя свадьба? — спросила она.

Эльфийка не спорила и не ныла. Она понимала, как мы должны поступить. И это была единственная жалоба на судьбу, которую она себе позволила.

Элэйк уже дважды приходила напомнить мне, что пора спать. Мы должны «беречь силы».

Тоже мне! Но все-таки я ее послушаюсь. Лучше я сделаю перерыв именно на этом месте. Мне еще осталось записать историю Сабии и Девона, печальную и прекрасную. Память об этом будет поддерживать меня, когда я без сна буду лежать в темноте и бороться со страхом.