Как сказала Мейгри Дайену, борьба между знанием и верой, между пониманием воли Божьей и подчинением ей - одна из самых жестоких. Саган следовал указаниям Всевышнего, потому что они совпадали с его собственными желаниями. Теперь он начинал понимать, что между его волей и волей Божьей может возникнуть столкновение. Командующий хотел выяснить намерения Господа. В действительности же он со страхом сознавал, что знает Его намерения, и стремился изменить их.
Закончив мыс ленный разговор с леди, он вызвал капитана своей личной охраны.
- Когда я закрою эту дверь, - Командующий указал на дверь, ведущую в его апартаменты, - никто не должен сюда входить. Никто. Ни при каких обстоятельствах.
- Есть, милорд.
- Любые сообщения, как бы важны и срочны они ни были, должны передаваться вам. А вы мне их представите, когда я попрошу.
- Есть, милорд. - Центурион отсалютовал и приложил руку к груди.
Саган дождался, когда дверь за охранником закроется, и запер ее изнутри на ключ. Выключил компьютер, все средства связи, снял доспехи, убрал подальше гемомеч.
В апартаментах Командующего была потайная комната. Если бы капитан Нада знал о ее существовании, то завоевал бы безграничное доверие президента Роубса и покончил с карьерой, а главное - с жизнью Командующего Дерека Сагана. Комната была не чем иным, как небольшой часовней. Никто, даже адмирал Экс, не догадывался о ее существовании. Те, кто занимался ее сооружением, верили легенде, согласно которой строилось хранилище для сокровищ. Впрочем, так оно и было, только сокровища эти собирались веками и не имели ничего общего с золотом.
Раздевшись догола, Саган вошел в часовню через дверцу, которая открывалась с помощью секретного устройства, схожего с тем, что приводило в действие гемомеч. Когда ладонь прижималась к пяти шипам, выступающим из панели, в кровь впрыскивался вирус, идентичный вирусу в гемомече. Он распространялся по всему телу, не причиняя вреда, но только телу Сагана, тогда как попадая в любое другое тело, хотя бы того же Нады, вирус действовал убийственно, и человек впадал в смертельную агонию.
Войдя в часовню, Саган тщательно закрыл дверь. Убедившись, что он в безопасности, подошел к алтарю, представлявшему собой кусок обсидиана, не обработанный по бокам и отполированный сверху. В часовне стояла кромешная тьма: в священном месте не допускался искусственный свет. Да Сагану и не нужен был свет, чтобы видеть, что находится на алтаре. Небольшая чаша с редким благовонным маслом, серебряный потир, украшенный изображением восьмиконечной звезды, кинжал с рукояткой, элементом которой была та же звезда. И лежало здесь аккуратно сложенное одеяние из тонкого черного бархата - единственное, что оставил в наследство своему незаконнорожденному сыну отец-священник.
Встав перед алтарем, Саган поднял руки, приветствуя Бога. Облачился в одеяние, предварительно поцеловав край материи, как его когда-то научили. Опустившись коленями на черную шелковую подушку с вышитой на ней золотыми и пурпурными нитями эмблемой Феникса, он чиркнул спичкой и поджег масло в чаше. Желтые и голубые языки пламени осветили часовню, наполняя воздух тяжелым запахом ладана.
Саган довольно долго смотрел на пламя, сосредоточивая мысли. Затем поднял рукав на левой руке, обнажив крепкое с синими прожилками запястье. На смуглой коже, всегда прикрытой перчаткой, виднелись многочисленные шрамы одинакового происхождения. В давние времена эти шрамы означали принадлежность человека к священникам Ордена Адаманта. Теперь они означали смерть, так как Орден был запрещен, и всех имеющих подобные шрамы немедленно казнили.
Зажав в правой руке рукоятку кинжала, Саган быстрым, ловким движением надрезал кожу на левой руке. Кровь заструилась из раны. Он поднес руку к потиру. В колеблющемся свете горящего ладана было видно, как кровь капля за каплей наполняет потир. Когда емкость до краев наполнилась кровью, Дерек сунул раненую руку в пламя и зашептал молитву, не разжимая губ, чтобы сдержать крик боли. Огонь обжег кожу, скрывая надрез; кровотечение прекратилось.
От потери крови и мучительной боли кружилась голова. Дерек положил локти на алтарь, поднял голову и начал беседу с Господом, излагая свои доводы.
Дайена заперли в его каюте не потому, что таков был приказ Командующего, а по рекомендации Мейгри, чтобы у него была возможность поразмышлять, разобраться в душевной сумятице. Юноша лежал на кровати, вперив взгляд в металлический потолок.
Ему очень не хватало синхоарфы, но она осталась в космолете Таска. У него не было другого выхода, как, улетая, оставить ее на «Ятагане». Дайен пытался слушать музыку из корабельной фонотеки, но в ушах постоянно звучала музыка Платуса, отчего он злился и одновременно сожалел, что злится. В конце концов Дайен перестал включать музыку и начал прислушиваться к тишине. Но тишины как таковой не могло быть на гигантском военном корабле: все звуки просто сливались в негромкий, мерный шум, который он находил на удивление успокаивающим.
Лежа на кровати, Дайен упорно пытался найти ответы на вопросы: кто я? почему я здесь? куда меня влечет? направляет ли меня кто-то или я мечусь хаотично?
- Человечество ищет ответы на эти вопросы столетиями. А от меня хотят, чтобы я их нашел за три дня, - сказал Дайен, обращаясь к лампочкам в потолке.
Но лампочки только светили ярким светом. И леди Мейгри тоже не помогала ему.
- Ты должен найти ответы сам, Дайен. Я не могу тебе подсказывать, во что надо верить.
- Платус, по крайней мере, объяснял, во что верить не надо, - обиженно говорил юноша.
- Разве? Может, он все-таки учил тебя познавать, подвергать сомнению, искать правду? А ты вместо того, чтобы искать, решил, что она не существует.
Дайен вспомнил часы, проведенные с Платусом над чтением Корана, Библии, текстов Будды. Затем были Фома Аквинский, Жан-Поль Сартр, Декарт, Шопенгауэр, Ницше. И тогда он понял, что они ищут правду - учитель и ученик.
Лежа в оглушающей тишине, Дайен думал, что накoнец начинает понимать Платуса. Постепенно обида, смешанная со злостью, стала уходить. Страж делал то, что считал правильным. После всех ужасов, которые он видел, после трагедии, свидетелем которой он был, разве можно осуждать Платуса за то, что он потерял веру? Дайену хотелось бы знать, нашел ли Платус после смерти то, чего искал.
* * *
Проходили дни. Саган был поглощен борьбою с Богом, Дайен искал пути к Богу. А Мейгри подчеркнуто игнорировала Его. Бог привел ее сюда с одной целью - мучить. Бог допустил, что добрый и ни в чем не повинный народ Оха-Ло страдает теперь под ударами плетей. Бог завлек мальчика прямо в руки Сагана.
Она владела всеми мистическими силами королевского рода, всеми дарованными ей способностями и могла с легкостью открыть самые замысловатые дверные замки или заставить охранников подчиняться ей. Она могла открыть эту дверь или пройти сквозь, и никто, кроме Дерека Сагана, не смог бы остановить ее. А он был очень занят сейчас, захваченный борьбой с грозным противником - ее противником. Противником, который дал ей способности, позволяющие бежать из этой тюрьмы, но он же мог легко приковать ее к стене шелковой нитью. И она снесла бы стальные двери, захватила «Феникс», улетела из этой солнечной системы, даже из галактики, но нить порвать была бы не в силах. Это ранило душу.
Мейгри продолжила чтение «Крошки Доррит».
* * *
«Других я жду… Возвышенней, сильнее… Смеющиеся львы должны прийти!»
Фразы распадались, теряли смысл. Смеющиеся львы. Дайен швырнул книгу Ницше в дальний конец каюты. С него хватит. Он принял душ, оделся в форму пилота военно-космических сил, присланную ему Саганом на смену выцветшим джинсам; расчесал рыже-золотистую гриву волос, вырывая с корнем узелки спутавшихся волос, отчего на глазах выступили слезы; расправил складки на черной, с красной отделкой и высоким воротником форме. Форма сидела на нем безупречно, подчеркивая высокую, гибкую и мускулистую фигуру. Изучая себя в зеркале, oн решил, что выглядит как король, что бы там ни говорили. Подойдя к двери, с силой нажал контрольную кнопку. Дверь открылась, и он выскочил в коридор, надеясь напугать охранников, стоявших по обе стороны от входа. Но ни один мускул не вздрогнул на лице охранников. Взмах ресниц и устремившийся в его сторону взгляд - вот и вся реакция на внезапное появление. «Интересно, что могло бы заставить их вздрогнуть?» - подумал Дайен и решил, что только взорвавшаяся перед ними ядерная бомба или внезапное появление Командующего.
- Полагаю, - сказал юноша, откидывая назад огненно-рыжие волосы, - на корабле имеются места для отдыха и развлечений?
- Несколько, - ответил один из охранников. Дайен отметил про себя, что он не сказал ни «милорд», ни «сэр», ни даже «молодой человек». Он мог бы приписать подобный знак неуважения тому, что его считают заключенным, если бы не знал, что к леди Мейгри всегда обращаются «миледи», причем произносят это слово с таким же почтением, как «милорд».
Дайена раздражала его молодость и неопытность, но уроки Платуса научили понимать, что уважение надо заслужить, что его не добьешься в приказном порядке. Проглотив обиду, он уточнил:
- А бар есть?
Охранник поднял бровь и посмотрел на другого охранника. В эту минуту Дайен испытал восторг. Наконец-то он заставил их отреагировать, хотя это было всего лишь удивление.
- Я хочу пойти в бар, - добавил он, пока их удивление не прошло. - Надеюсь, лорд Саган отдал приказ, что я могу совершенно свободно ходить по кораблю? Конечно, в вашем сопровождении.
Один из охранников сказал что-то в переговорное устройство. Ответ последовал немедленно.
- Лорд Саган дал приказ не беспокоить его.
- Так пошли, - настаивал Дайен. - Какой от этого вред? Я же не собираюсь заходить в секретные или запретные зоны. Мне уже семнадцать лет, и в барах я бывал.
Правда, он был лишь в одном баре. Линк водил его, взяв клятву ничего не рассказывать Таску. В баре было шумно, дымно, темно, и все это непривычно возбуждало. Тот вечер Дайен вспоминал теперь с удовольствием.
- Командующий действительно говорил, что парень может ходить, где ему вздумается.
- Не вижу в этом ничего предосудительного. Ты пойдешь с ним, а я отправлюсь составлять отчет о дежурстве.
- Хорошо, парень. Идем, - Центурион жестом указал направление, и они пошли по коридору.
- Как вас зовут? - спросил Дайен охранника. Центурион, видимо, не хотел отвечать.
- Уж имя-то вы могли бы назвать. Понимаете… иногда чувствуешь себя таким одиноким. - Дайен почувствовал, как щеки, на беду, покраснели.
- Маркус. Меня зовут Маркус.
Довольный тем, что сумел пробиться сквозь панцирь нелюдимого центуриона, Дайен внимательно посмотрел на него.
- Это римское имя, верно?
- Всем, кого отбирают служить центурионами, дают римские имена. Лорд Саган присвоил их нам, когда принимал в Почетный караул.
- Я заметил, что вы носите значок «Ятагана». Вы пилот?
- Да. - Маркус, казалось, был удивлен, что Дайен задает такие глупые вопросы. - Все личные охранники лорда Сагана являются сезонными пилотами. Лучшими на флоте. - Он говорил с неосознанной, спокойной гордостью человека, понимавшего, что не пристало ему хвастаться своими достижениями.
Дайен начинал понимать, что эти люди выполняют столь незначительные задания, как, например, эскортирование заключенного в бар, без сетований, потому что знают: в нужный момент их обязательно призовут идти рядом с командиром к славной победе.
Скрытый смысл того, что удалось сделать Сагану, стал понятен Дайену так неожиданно, что он даже споткнулся. Командующий создал целую армию, полностью преданную ему и только ему. К черту президента Роубса. Пропади пропадом конгресс. Катись к дьяволу Республика. Эти люди принадлежали. Сагану душой и телом.
- Сюда. - Центурион тронул юношу за плечо. Дайен шел как в тумане.
На борту «Феникса» многочисленные помещения для отдыха и развлечений помогали бороться со многими часами скуки после работы или службы. Эти тихие, спокойные часы были опаснее для душевного состояния солдат, чем самые жестокие обстрелы. Помещения для игр, видеосалоны, гимнастические залы и бассейны предназначались для отдыха и восстановления сил как тела, так и души. А для отдыха и развития ума служили библиотека и классные комнаты, где квалифицированные преподаватели учи ли всему: инопланетному мышлению, философии, военной истории, игре на синтезаторе, искусству изображать восхитительную панораму космоса на холсте с помощью красок и кисти.
Популярность этих помещений заключалась главным образом в том, что здесь человек не обязан был находиться. И, конечно же, на борту были бары. Еще со времен адмирала Нельсона «порция рома» рассматривалась, как важное средство для поддержания морального духа флота. Теперь традиционный ром сменили сотни других, более экзотических напитков.
Компьютер регистрировал, что и сколько пьет каждый посетитель. Лишняя порция алкоголя приводила к тому, что член команды оказывался под далеко не ласковой опекой доктора Гиска.
Дайен вошел в бар и на минуту остановился, чтобы дать глазам привыкнуть к полумраку после яркого света в коридорах. Грохот и шум корабля остались за порогом, сменившись тихой, успокаивающей нервы музыкой.
Бар был удобным, привлекательным местом для бесед и отдыха. Мягкие, полукруглые, волнообразно расставленные, розовато-лиловые диваны были заняты многочисленными посетителями. Слышались неясные, спокойные разговоры, иногда прерываемые смехом. На столах позвякивали стаканы и бокалы. Невидимые глазу кондиционеры наполняли атмосферу прохладой и приятными ароматическими добавками, что резко контрастировало с воздухом рабочих помещений, пропитанных антисептическими запахами. Дайен стоял, оглядываясь вокруг, и вдруг ужасно заскучал без Таска, Линка и их друзей. Он даже не замечал, что привлекает к себе внимание, пока разговоры, звон стаканов и смех не стихли.
В баре вдруг воцарилась тишина, нарушаемая лишь гудением кондиционеров, и все присутствующие буквально уставились на него.
Дайен был предметом пересудов и слухов всю последнюю неделю: говорили о погоне за ним, о его неожиданной сдаче, о таинственной встрече с Командующим и леди Мейгри. Юноша должен был бы испытывать робость от направленных на него взглядов - на него смотрели, потом многозначительно подмигивали соседу, в глазах читались скепсис, любопытство, насмешка. Юноша должен был бы чувствовать стыд, неловкость, растерянность, возможно даже гнев. Но Дайен ничего подобного не чувствовал. Трепет восхищения охватил его, он едва мог дышать от возбуждения.
Дайену уже не надо было пить алкоголь. Сильнее всякого вина его пьянило ощущение власти. Он вдыхал, впитывал это новое ощущение. Он стоял долго, не произнося ни слова, ловя взгляды, приковывая их к себе, насыщаясь ими. От этого кружилась голова, радость и возбуждение переполняли его. Так он чувствовал себя лишь однажды - когда впервые самостоятельно летел на «Ятагане»…
Искра Божья - очищающее пламя или всеразрушающий огонь?
Не сказав ни слова, Дайен развернулся и покинул бар. Маркус посмотрел на бармена и пожал плечами.
- Дитя!
* * *
Корабельные «склянки» отбивали час за часом, и наконец три дня прошли.
Дерек Саган вышел из часовни. Все это время он провел у алтаря. Ничего, кроме воды, его губы не касались, и то умеренно. Он спал на голом, холодном, металлическом полу. Вид у него был мрачный и суровый, будто все три дня он сражался с небесными легионами.
Он принял ванну и после трехдневного поста хорошо поел. Надев доспехи и перчатки, прикрывшие старые шрамы и новую рану, он скрыл лицо под холодным металлом-шлема и распахнул дверь.
- Пошлите за капитаном, - приказал он стоявшему у двери охраннику.
Капитан, войдя, приложил руку к груди в знак приветствия.
- Ave atque vale, [Приветствую и желаю здоровья (лат.). Приветствие древних римлян.] милорд.
- Вам того же, капитан. - Ответил Командующий. - Вы получили послание?
- Да, милорд. - Капитан помолчал. Он не понял, о чем там говорится, так как послание было передано на древнем языке, но запомнил на слух и сейчас мысленно произнес его, чтобы быть уверенным в точности заученных слов.
- «Хлынул кровавый поток».
На самом деле это прозвучало так: «Хлинол кравави паток», но Саган понял искаженные слова, так как это была строчка из поэмы «Второе пришествие» Йитса. И понял, кто передал эти слова и что они значат.
- Очень неплохо, капитан. В 23.00 приведите леди Мейгри и мальчика, Дайена, в мою каюту. Попросите адмирала Экса прийти ко мне с докладом сейчас.
- Есть, милорд.
Капитан вышел. Дерек Саган налил в стакан воды и поднял его, как поднимают тост, повернувшись к двери часовни.
- Я уже на пути к победе. Нужны еще какие-то аргументы?
* * *
В каюте Мейгри дочитывала «Крошку Доррит»: «Они медленно шли вдоль по шумным улицам, неразлучные и счастливые, и, словно мельканию света и тени, совсем не придавали значения суете и бурным страстям, высокомерию, упрямству, тщетным надеждам, бередящим душу, - все, все, все оставалось позади и как будто превращалось в обычный уличный шум».