– А вот там у нас кухня, – Джим Родс указал на дверь слева, – а позади нас столовая.

Ева склонила голову, запоминая информацию.

Джим внезапно остановился, пытаясь посмотреть ей прямо в лицо, и смущенно отвел глаза.

– Простите, – вздохнул, – мне… в самом деле очень жаль, что вас никто не предупредил, в каком месте предстоит жить.

– Да ничего, доктор, все в порядке, – ответила Ева мягко, – я прекрасно понимаю, гонца за дурные вести не казнят.

Джим слабо улыбнулся, уныло покосившись в направлении холла.

– Спасибо. Хотел бы я и в других встретить подобное понимание.

– Миссис Хогг относится к своей ответственности весьма серьезно. Она осознает свой долг по отношению к детям и полагает, будто действовать в их интересах следует бурей и натиском. А намерения у нее – самые благородные.

– Да, можно взглянуть на ситуацию и с этой стороны.

– По-вашему, есть и другая?

– Конечно. Люди вроде миссис Хогг запирают свои чувства и эмоции на семь замков, а называют это «вести себя рационально». Это все война, это она такое с ними делает. Что ж, тоже способ выдержать, в общем.

– А вы откуда знаете?

Джим Родс поморщился.

– Навидался на прошлой войне. Слишком много парней вели себя именно так, – да, боюсь, домой из них вернулись немногие. И намерения у них тоже были самые благие.

Он помолчал.

– Может, теперь наверх?

Ева взглянула на лестницу. Старинная и основательная, она казалась весьма крепкой, однако молодая женщина невольно обеспокоилась, как обстоят дела в реальности.

– Наверху – комнаты, которые мы приготовили для вас и миссис Хогг, – объяснил Джим. – Остальными займемся, когда подъедут прочие.

Джим кивком пригласил ее подняться, и Ева пошла, невольно прислушиваясь к звуку прихрамывающих шагов за спиной, к треску и постаныванию ступенек при каждом их с Родсом движении.

– А в какой области у вас докторская степень, если не секрет?

Наверху лестница расширялась настолько, что Джиму без труда удавалось идти с ней бок о бок.

– Я врач.

– А как же вы попали в народное образование?

– И не только, я еще и в противовоздушной обороне участвую, – сообщил Джим с некоторым вызовом в голосе. – Что поделать, все помогаем, чем можем.

Второй этаж оказался еще запущенней первого. Джим Родс вынул из кармана свечу и зажег ее.

– Электричество сюда пока что не провели, к сожалению, но в доме полно свечей и керосиновых ламп.

«Что-то его судорожная жизнерадостность подтаивать начинает», – подумала Ева не без ехидства. Они остановились меж двумя дверьми – одна против другой, по разные стороны коридора.

– Вот и ваши комнаты. Остальные мы пока держим запертыми, откроем, когда приедут другие.

Ева взглянула в конец коридора – одна из дверей была распахнута настежь.

– Однако не все? – удивилась она.

Джим Родс проследил направление ее взгляда и наморщил лоб:

– Странно. Я полагал, что запер все до единой.

И тотчас отвернулся, позабыв о досадной мелочи, он, но не Ева. Ей стало любопытно, словно что-то там, за открытой дверью, притягивало ее, приглашало войти. Она взяла свечу и двинулась по коридору, Джим похромал следом, чуть поодаль.

– Наверное, здесь была детская, – сказал Родс.

Ева посветила свечой на стены, озарились накленные слой на слой обои – временные кольца на дереве, да и только! Можно без труда определить возраст дома по количеству бумаги у него на стенах. Ева замерла, ощутив что-то. Что-то странное, не поддающееся точному словесному определению.

– Здесь так… холодно, – поежилась она.

– К сожалению, обогревателей хватило только на первый этаж, – развел руками Джим.

Ева обхватила себя руками, подошла к окну и выглянула. Ей с трудом удалось разглядеть очертания леса через окутавший дом туман. Высоко над туманом стояла в небе луна, чистая и ясная, и тень Евы четко вырисовывалась на стене в лунном свете.

– Я не имела в виду холод в прямом смысле, доктор Родс. Нет, вовсе нет. Просто здесь так…

Ева вздохнула. Прикрыла глаза. В сознании словно металась мысль, почти недоступная выражению. Или ощущение, которое никак не передать словами? Вспомнился отчего-то тоннель в лондонском метро, где она пережидала воздушную тревогу. Пустой. Гулкий. Темный.

– Не знаю. Просто чувство какое-то… печальное. – Ева судорожно теребила медальон с херувимом на шее.

Джим встал рядом, тоже взглянул в окно.

– Комнаты не бывают печальными, мисс Паркинс. Печальны бывают люди.

Не отвечая, Ева всматривалась в туманный, ледяной мир внизу.

– Пойдемте, – сказал Родс, – я за нами дверь запру.

Ева выдохнула, точно очнувшись от этих простых слов, и поспешила за ним – прочь из комнаты. А вот тень ее на стене никуда не делась. Повернула голову – и проследила взглядом за ушедшими.