Совсем немного времени провели дети в поезде – и Ева заметила, что настроение их изменилось. Стоило руинам разбомбленного города уступить место маленьким городкам, а там и сельским просторам, дикость случившегося отступала в ребячьем сознании все дальше. Они ерзали на сиденьях, возбужденные и вздернутые. Они – далеко от Лондона, привычная жизнь осталась позади, а впереди – приключения в новом, незнакомом мире!

Ева видела: ребята ухитрились разделиться в переполненном вагоне на две группки, мальчики отдельно, девочки – отдельно. Ева села с мальчиками. Старшим (и, если уж совсем честно, наименее любимым из всех для нее) был Том. Она понимала: учителю так думать попросту непедагогично, так вообще нельзя думать о детях, – понимать понимала, а поделать с собой ничего не могла. Жила в парне некая явная внутренняя пакостность, и как ни пыталась Ева с ней бороться – безрезультатно. Если кто-то примется над кем-то издеваться, то забиякой окажется непременно Том – знала она из опыта.

Рядом с Томом – Элфи, толстенький, с ума сходивший по ВВС, клявшийся, будто умеет определить тип самолета не глядя, исключительно по звуку мотора, – увы, после многочисленных налетов бомбардировщиков на Лондон это перестало быть его уникальной способностью. Элфи и Том высовывались в окно, совершенно завороженные всем, что видели.

Напротив Тома с Элфи – Джеймс и Эдвард. Джеймс был лучшим другом Эдварда, но теперь, судя по всему, не мог сообразить, как реагировать на нынешнее состояние приятеля, – все посматривал да посматривал на онемевшего, раздавленного горем паренька, и на подвижном личике желание помочь заметно боролось с осознанием: ничем тут не поможешь. Эдвард, опустив голову, уперся взглядом в пакетик со сладостями на коленях.

С тремя девочками, скрывшись за номером «Дейли экспресс», сидела Джин. Девочки – авторитарная, напористая Джойс, ее верная спутница и прислужница Руби и Флора. Младший братишка Флоры, Фрейзер, вечно шмыгавший носом, словно постоянно был простужен, оказался в их компании. Предполагалось, что Флора должна за ним присматривать, однако в настоящий момент она свой долг явно не выполняла, – вместо брата не сводила взора с Эдварда. Ева знала: Флора к Эдварду всегда малость неровно дышала, но, судя по тому, как отчаянно девочка смотрела на него сейчас, дело зашло уже гораздо дальше.

Она покосилась на остальных ребят – так и есть, все уставились на Эдварда, зачарованные его молчанием, осознанием того, что он – вроде и рядом, а вроде и где-то очень далеко.

Джин отложила газету.

– Некрасиво так пялиться, дети.

Джойс, Руби, Флора и Фрейзер демонстративно отвернулись от Эдварда и замерли в неловком, многозначительно-изумленном молчании.

– Между собой можете разговаривать, – снизошла Джин, чуть понизив голос, однако не изменив официального тона, – только негромко.

Но разговаривать никто не собирался. При Джин? Ни в коем случае! Слишком важной фигурой казалась им директриса, чтоб совершить при ней нечто подобное.

Ева перевела внимание на мелькавшие за окном сельские пейзажи, яркие, будто в цветном кино, – особенно после монотонной унылости Лондона. Веки ее потихоньку смеживала дремота.

– Вы, должно быть, очень рано начали.

Она открыла глаза. Дети никуда не делись, Джин – тоже, но к ним присоединился кое-кто еще. Кто-то, кто занял в переполненном вагоне место прямо напротив нее.

Молод, очень хорош собой – вот первое, что заметила Ева. А еще – отменно элегантен и, судя по нашивкам на мундире военного летчика, – в чине капитана.

– Простите? – переспросила она.

Капитан указал в сторону ребят, и Ева просто не могла не обратить внимание на силу его руки, на мощную грацию движения.

– Ну, раз у вас их уже целых восемь, – пояснил незнакомец.

Ева рассмеялась – и ощутила, как прихлынула к щекам кровь.

– Да они не мои.

– Стало быть, вы их похитили? – Капитан усмехнулся в ответ, чуть вздернув бровь.

– Я учительница. – Ева внезапно ощутила, что в вагоне стало очень жарко.

– На экскурсию везете?

– Не совсем, к сожалению, – вздохнула Ева. – Их родители не смогли уехать из Лондона, а других родственников у них нет. Вот мы и вывозим их в большой дом в деревне.

Она пожала плечами.

– Сами по себе жить собираетесь? – Капитан помрачнел.

– Да нет, там и из других школ будут группы. – Ева подалась вперед, лицо ее приняло комически серьезное выражение. – А вообще, не знаю, может, вы слышали, война идет.

Капитан снова усмехнулся, намереваясь что-то ответить, но Ева уже выключилась из беседы.

– Ты где это взял? – резко спросила она Тома, за обе щеки уплетавшего лакричные палочки.

– Мне Джеймс дал, – прочавкал Том с набитым ртом.

Ева смерила Джеймса грозным взглядом:

– Джеймс! Ты прекрасно знаешь – это сладости Эдварда!

– Да ведь он их и не ест вовсе, – пробормотал Джеймс, надо признать, без особой убежденности.

Ева сохраняла спокойствие. Очевидно, Том отнял сладости и силой заставил Джеймса взять вину на себя. Она знала – Джеймс мальчик благовоспитанный, не чета Тому.

– Немедленно верни, – приказала она, – и извинись перед Эдвардом.

– Да, мисс, – кивнул Джеймс. Взял из рук у Тома пакетик сладостей и протянул Эдварду. Посмотрел ему в глаза:

– Извини, пожалуйста.

Эдвард не ответил. Даже не шелохнулся, когда приятель положил ему на колени пакетик.

– А куда вы, собственно, направляетесь?

Снова летчик-капитан. Голос отвлек Еву от наблюдений за мальчиками, и она вновь обернулась к нему. Привычно надела улыбку.

– Вы меня допрашиваете?

Летчик улыбнулся в ответ, глаза его сияли.

– Очень даже возможно.

Улыбка Евы сверкнула ярче.

– В таком случае я имею право знать ваше имя и звание.

– Капитан Берстоу, – отрапортовал летчик, и Еве даже показалось, будто он вот-вот отдаст ей честь. – Но вы можете звать меня Гарри.

– Ева, – представилась она. – Но вы можете звать меня просто мисс Паркинс.

На сей раз Гарри и впрямь отдал-таки честь.

– Приятно познакомиться, мисс Паркинс. Позволено ли мне будет спросить, куда вы держите путь?

– Позволено, – снизошла она милостиво. – Мы держим путь в Кризин-Гиффорд.

Бровь его взлетела вновь – теперь уже не в наигранном удивлении.

– Правда? И я туда же.

– А что вы собираетесь там делать?

– Я бомбардировщик, – пояснил он будто бы невзначай, отлично понимая, какое впечатление произведут на нее эти слова.

Ева раскатилась звонким смехом:

– Да все вы так говорите!

– Ну, – повел он плечом, – кому-то ведь и впрямь надо летать на самолетах.

Голос его изменился, стал серьезным, даже чуть печальным.

Ева, ощутив в простых словах тень застарелой боли, взглянула на попутчика пристальнее. Да, в его манере держаться таилась сила, да, даже в его спокойствии и собранности она чувствовала неуловимый вызов. Но в глазах промелькнуло что-то совсем другое, именно промелькнуло на секунду, пока он ей отвечал, а после исчезло. Его вызывающие манеры были порождены не столько войной в мире внешнем, сколько борьбой с самим собой в мире внутреннем. Она ощутила эту внутреннюю борьбу и узнала ее.

Летчик отвернулся. Закурил сигарету.

– Вы… простите меня, – пролепетала Ева. – Я не хотела, я не думала…

Летчик снова смотрел на нее – лицо его скрывал сигаретный дым.

– Это совершенно секретная информация, так что не вздумайте никому ее раскрывать. – Гарри наклонился вперед, дым рассеялся, в глазах у него заплясали чертики. – В противном случае мне придется вас расстрелять.

– Не беспокойтесь, – заверила Ева, – мне вы можете доверять.

И улыбнулась ему еще – той улыбкой, что, смела она надеяться, способна многое исправить.