Дело было июльским вечером, в пятницу. Кендалл Эймс спешила по Шестой авеню к нью-йоркскому «Хилтону», а ее писательская карьера стремительно летела под откос.

За последние полтора года ее карьера перенесла немало тяжелых ударов. Первый — когда редактор Кендалл из издательства «Скарсдейл паблишинг» ушла в декрет, оставив ее нелюбимой сиротой. Второй — когда новый редактор, неказистая зануда по имени Джейн Дженсен, сообщила, что продажи книг Кендалл падают. Третий — когда ей показали обложку ее последней книги, такую невзрачную, что и самой Кендалл открывать книгу не хотелось. Имя автора напечатали микроскопическим шрифтом, без лупы не прочтешь.

Объявление тиража нынешней книги стало не ударом, а полным нокаутом. Кендалл невольно подумала, что кто-то забыл дописать нули. Ведь и она, с математикой никогда не дружившая, понимала: даже если продадут весь тираж (что сейчас казалось почти фантастикой), доходы не покроют выплаченный ей аванс.

Казалось, еще вчера Кендалл на всех парусах плыла по бурному морю издательского бизнеса к верхним строчкам в списках бестселлеров, но лодка вдруг дала течь, и бурные волны понесли ее в пучину сомнений, неуверенности и, самое страшное, неизвестности.

Сегодня ее издательство, как и остальные участники национальной конференции, организованной «Вордсмит инкорпорейтед», или, сокращенно, «ВИНК», пригласило всех своих авторов на обязательный дорогой ужин. Кендалл ела и притворялась, что просто счастлива для них писать, а владельцы издательства притворялись, что готовы сделать Кендалл звездой, хотя за последние восемь лет палец о палец для этого не ударили.

Сейчас, один филе-миньон и два крем-брюле спустя, Кендалл быстро шагала по вестибюлю отеля, едва замечая стайки беспечно болтающих девушек. Пояс колготок безбожно натирал, большие пальцы ног, лучше знакомые с продукцией «Найки», чем Маноло Бланика, жутко пульсировали. Кендалл чувствовала себя той, кем, в сущности, и была, — провинциалкой, домохозяйкой из Атланты, чьи дети уже вылетели из гнезда. В сорок пять даже дорогое мелирование и суперутягивающее белье не скрывают печального факта: тело больше не борется с силой тяжести.

Кендалл добралась до гостиной «Хилтона» и высматривала знакомых, когда рядом остановились две женщины: одна высокая, вторая — маленькая пышка. Над обеими клубилось плотное облако нервозности.

— Просто пройдемся и сделаем вид, что кого-то ищем. — Главной в этом тандеме определенно была верзила, решительно расправившая квадратные плечи.

— Стоит ли? Мы здесь никто и никого не знаем, — шепотом ответила пышка. — Что делать, если вдруг встретим агента или редактора?

От таких слов проснулись воспоминания. Лет десять назад Кендалл была такой же, как эти подруги. Застенчивая, неуверенная в себе, мечтающая, чтобы ее шедевр напечатали, она маялась на своей первой национальной конференции, жаждала продать книгу, которую ухитрилась написать.

— Мы быстро пройдем по бару, и кто-нибудь обязательно нас увидит, — пообещала верзила. — Смотри в оба, ничего перспективного не пропускай. Главное, общаться и налаживать связи.

— Но…

— Не бойся, просто иди за мной. Ничего страшного не случится.

Кендалл улыбнулась. В Нью-Йорк она прилетела сегодня после обеда и лишь сейчас на секунду забыла о своих проблемах.

Мэллори, Таню и Фэй она впервые увидела на конференции «Вордсмит инкорпорейтед» в Орландо. На встречах с агентами и редакторами все четверо с дрожью в коленках дожидались очереди представить свой литературный шедевр. За пятнадцать минут следовало продать себя и свой талант двадцатилетней девочке, которая упивалась мелким всевластием и не понимала, почему женщина, годящаяся ей в матери, а то и в бабушки, срывается на писк, когда произносит заготовленную дома речь.

Тогда они и подружились, четыре женщины, объединенные не возрастом и не социальным статусом, а мечтой и страхом.

Сколько раз во время той первой конференции Мэллори таскала ее взад-вперед по залу — мол, нужно ковать железо, пока горячо, и заявить о себе? Сколько раз они выискивали друг друга среди двух тысяч чужаков, когда пробивали себе дорогу, выворачивались наизнанку, клялись, что вопреки всем трудностям их книги будут напечатаны?

Как ни странно, своего они добились.

Кендалл чуть воспрянула духом. Пусть в ее карьере сейчас не лучший период, но ведь карьеру она сделала. Она не раз публиковалась в крупном нью-йоркском издательстве; ее подруги тоже. Определенного успеха добились все четверо, однако в вожделенный список бестселлеров «Нью-Йорк таймс» регулярно попадала лишь Мэллори.

В баре, гостеприимном оазисе в пустыне издательского бизнеса, ждут подруги, вернувшиеся с корпоративов.

Наверное, детям она больше не нужна. Муж… Кендалл даже не позволяла себе думать о нем. Зато есть подруги, и она сама что-то собой представляет. Не бог весть что. Она не так популярна, как Мэллори, не так плодовита, как Таня, хуже поспевает за спросом, чем Фэй. И все-таки определенную известность она имеет. Ее работу ценят.

Нет, она не поставит на себе крест!

Без писательства они ничто, а быть ничем Кендалл Эймс совершенно не хотелось.

— Вот ты где! — Мэллори Сент-Джеймс быстро и уверенно подошла к Кендалл. Высокая, стройная, элегантная, на хрупкие плечи ниспадают шелковистые каштановые волосы, в ушах и на шее сверкают бриллианты. Подруги-дебютантки узнали Мэллори и восхищенно заохали, но та продолжала царственно улыбаться. — Мы испугались, что во время ужина ты изрубила Зануду Джейн на рагу и загремела в полицию. — Подпольную кличку нового редактора Кендалл Мэллори произнесла с особым смаком. — Таня и Фэй держат нам столик, вино мы уже заказали. — Мэллори взяла Кендалл под руку и наконец удостоила дебютанток вниманием. — Дамы, — начала она тепло, при этом давая понять: никаких автографов, — моей подруге жизненно необходимо сесть за столик и выпить вина.

Кендалл в очередной раз восхитилась находчивостью Мэллори: вот так же и с читателями, которые регулярно возносят ее на вершины списка бестселлеров, — подруга радует их вниманием, но удерживает от излишней фамильярности.

Дебютантка-верзила прижала руки к груди и с блаженной улыбкой взглянула вслед Мэллори и Кендалл.

— Видишь, не зря мы сюда пришли! С нами говорила сама Мэллори Сент-Джеймс! — Грубоватый голос звенел от восторга. — А вторая — наверняка ее подруга Кендалл Эймс.

Бар ломился от мужчин и женщин всех форм и размеров. Вокруг крошечных столиков стояли стулья. Создавалось впечатление, что в бар набились все две тысячи участников конференции.

— Ну вот, не напрасно люди на конференцию приехали! — воскликнула Кендалл, разрезая плотную толпу. — Каждому не терпится похвастать перед знакомыми, что разговаривал с тобой. Меня никто не замечал, пока ты не пришла. Раньше у меня была собственная карьера, а теперь я подруга Мэллори Сент-Джеймс…

Мэллори невозмутимо пожала обнаженными плечиками. Кендалл претило собственное нытье. Когда-то они вчетвером посмеивались над благоговейным фанатским трепетом. Они вместе начали карьеру, вместе переживали головокружительные взлеты и обескураживающие падения и никогда не отравляли дружбу ни обидой, ни завистью. Сейчас Кендалл с ужасом чувствовала и то и другое.

— Слушай, я ведь не ноющую нотку в твоем голосе расслышала? — Мэллори кивнула молодым женщинам, которые тут же притихли, глядя на них с немым восторгом.

— Нотку! — хмыкнула Кендалл. — Да это целая фуга, симфония! Моя карьера, считай, в толчок упала! Надеюсь, никто воду не спустит.

— Интересная метафора! — Не сбавляя шага, Мэллори продолжала улыбаться и кивать. — Только воду спускать не понадобится. Вот получишь завтра премию «Зельда», и «Скарсдейл» взглянет на тебя совершенно новыми глазами.

Девушка за барной стойкой показала, где сидят Таня и Фэй. Пока Мэллори вела Кендалл к столику, еще две компании погрузились в благоговейное молчание.

— Может, в номере вина выпьем? — На Кендалл давили чужие взгляды, оценивающие, изумленные, пытающиеся разгадать секрет успеха Мэллори, удивленные дружбой звезды и хронической середнячки.

— Нет, прятаться нельзя, — процедила Мэллори, не переставая улыбаться. — К тому же правление «ВИНК» желает, чтобы мы, востребованные авторы, держались на виду. Мы с тобой — лучшее доказательство того, что писательские мечты сбываются.

— А не стоит предупредить обывателей, что от мечты до кошмара один шаг? Не помню, чтобы на мастер-классах о таком рассказывали. — Кендалл зло улыбнулась. — Предлагаю тему мастер-класса на следующий год: «В середине списка — что в преисподней». — Кендалл имела в виду ужасную середину издательского каталога на текущий месяц. Верхние строчки занимали самые интересные издательству книги — они получали лучшую рекламу, что гарантировало попадание в список бестселлеров и славу авторам. Остальных бросали на произвол судьбы, совсем как дерьмо на стену: издательству хотелось посмотреть, кто удержится. По крайней мере так полагала Кендалл. Сама она удержалась на стене и поначалу даже ползла вверх, но сейчас с путающей скоростью соскальзывала вниз.

— Чудесная идея! — похвалила Мэллори. — Только правда никому не нужна. Например, беременные наотрез отказываются слушать жуткие истории про роды, а молодые авторы убеждают себя, будто стоит продать рукопись — и конец проблемам!.. Увы, с момента продажи проблемы как раз и начинаются.

Кендалл пристально посмотрела на Мэллори, добившуюся успеха со скоростью метеора, и ее сердце заполнила черная зависть. Как же так, Мэллори даже не испачкалась, а она, Кендалл, вся в синяках и царапинах?

Однако горечь и обиду пришлось затолкать подальше: Мэллори остановилась, и Кендалл оторвала взгляд от пола — им махали руками Таня и Фэй.

— Сюда! Сюда!

Таня Мейсон, самая младшая из четверки, недавно справила тридцатипятилетие. На ее овальном лице доминировали васильковые глаза и острый подбородок, белокурые волосы все называли не иначе как роскошными, а выговор и манеру держаться — провинциальными. Таня сотрудничала с издательством «Маска» и писала романы о матерях-одиночках, таких же, как она сама. Порой в ее книги «заезжали» победители гонок «Наскар».

— Эй, Кендалл, где тебя нелегкая носила? — радостно загудела Таня, едва Кендалл и Мэллори сели за столик. — Чтобы спасти твою порцию зинфанделя, пришлось Фэй по рукам надавать! А у меня сегодня руки-крюки, едва шевелятся после рафтинга на Гудзоне, который нам устроила Дарби.

Стоило Кендалл взять бокал с зинфанделем, бар и его любопытные посетители отступили на второй план.

— Думаю, «Маска» должна увеличить тебе аванс: у тебя что ни день, то производственная травма, а докторам платить нужно! — заметила она.

Дарби Гановер, Танин редактор и по совместительству заядлая спортсменка, обожала экстрим и нередко втягивала в него любимых авторов, даже сильных духом, но слабых телом, вроде Тани.

— Надбавка за службу в особо опасных условиях? Отличная мысль! — похвалила Таня. — Только подумать, я прилетела в Нью-Йорк на день раньше и теперь как без рук, в самом прямом смысле!

Фэй в изнеможении закатила глаза. Она носила очки с толстыми стеклами, но озорной огонек проблескивал даже сквозь них. Шестидесятилетняя Фэй называла себя «дамой в теле», коротко стригла пегие волосы и была замужем за харизматичным телепроповедником пастором Стивом.

В прошлом кино- и телепродюсер, Фэй специализировалась на стремительно набирающих популярность любовных романах из жизни верующих. В их четверке именно она считалась инициативным и организаторским центром. Дважды в год Фэй собирала подруг на сеансы поиска творческих идей и следила, чтобы они не теряли друг друга из виду.

«Что бы я без них делала?» — спросила себя Кендалл. До сих пор стояла бы под дверью издательского бизнеса и, прижав нос к холодному стеклу, завистливо смотрела в окно. Ни одна из них, даже Мэллори, не достигла бы нынешних высот без помощи подруг.

— Предлагаю тост, — Мэллори подняла бокал, — за Кендалл Эймс, будущего лауреата «Зельды».

— За Кендалл! За Кендалл! — Подруги чокнулись, осушили бокалы, и вино вместе с дружеским участием быстро согрело их сердца.

— Давайте повторим! Если я не получу премию, то за свои действия не отвечаю. — Кендалл протянула бокал для следующей порции.

Подруги единогласно поддержали предложение и заказали еще бутылку. В тот момент каждая верила: впереди ждет только хорошее; стоит захотеть, и все получится, а их дружбе не страшны никакие испытания.