Кендалл успела на шестичасовой рейс из Международного аэропорта Ла Гуардиа, в 08:29 была в аэропорту Атланты, получила багаж и автобусом доехала до стоянки, на которой оставила машину. С тех пор прошло лишь сорок восемь часов, а казалось, что целая вечность.

Транспорта на шоссе номер 285 было мало, и до северо-восточной окраины Атланты Кендалл добралась за рекордно короткое время, свернув на свою подъездную аллею ровно в десять часов.

Близнецы еще не вернулись из Атенса: началась последняя неделя летней сессии. Кэла не было дома. Кендалл затащила чемодан на второй этаж — сперва в спальню, оттуда в ванную — и выложила ночнушку и туалетные принадлежности.

Смывая макияж, с такой надеждой наложенный вчера вечером в Нью-Йорке, глядеть в зеркало ванной на свое несчастное лицо она не могла, поэтому уставилась на отражение спальни.

Кендалл отложила ватный диск, подставила руки под струю воды, смыла с лица остатки молочка и тщательно вытерла руки. Лишь тогда она обернулась и с невероятной смесью ужаса и смирения заметила, что огромная постель не смята — подушки, одеяла и плед лежали точно так же, как она положила в пятницу утром. Кэл даже не попытался бы повторить такой подвиг.

Загремела гаражная дверь — вернулся муж, — и в тот же самый момент в онемевшее сознание Кендалл постучались возможные варианты объяснения увиденного.

Хлопнула межкомнатная дверь, с лестницы послышались шаги — не энергичные шаги любовника, а медленные ленивые шаги мужа, который не ждал возвращения жены. Мужа, который на ходу придумывает оправдания, почему все выходные не брал трубку.

Ненакрашенная, в мятой ночнушке, Кендалл стояла у зеркала и смотрела, как в спальню входит аккуратно одетый, свежевыбритый мужчина со спортивной сумкой через плечо.

— Что-то ты рано. — Высокий худощавый Кэл наклонился и чмокнул жену в щеку, обдав облаком парфюма и мятного зубного эликсира. — Как прошла конференция?

Антенны Кендалл завибрировали. По воскресеньям Кэл до обеда валялся в постели или, хмурый и небритый, читал газету; сегодня он был воплощением бодрости и жизненных сил. Взгляд Кендалл метнулся к безукоризненно заправленной кровати. Кэл посмотрел туда же, а потом снова на жену.

— Ты получила премию? — спокойно спросил он.

Кендалл заглянула ему в глаза, не желая видеть в них правду. В сознании замелькали многочисленные доказательства, но инстинкт самосохранения скомандовал: «Хватит!» Если и существуют благоприятные моменты для того, чтобы узнать об измене мужа, девять из десяти женщин согласятся: сейчас не время.

Как голубь, снова и снова возвращающийся в Капистрано, она доверилась инстинкту, сбежала от подруг, добралась до аэропорта и прилетела домой. В данный момент тот же инстинкт подсказывал: с крахом личной жизни ей не справиться, только не сейчас — вдобавок к краху карьерному.

Инстинкт самосохранения оказался на удивление сильным. Кендалл молча вглядывалась в лицо мужа, когда воздух вдруг со свистом вылетел из легких, а мысли перепутались.

Секундой позже ее колени подогнулись, и все погрузилось во мрак.

* * *

Мэллори Сент-Джеймс позавтракала с Фэй и Таней, а потом отвезла их в Международный аэропорт Кеннеди, откуда они вылетели в Чикаго и Тампу соответственно. За завтраком и по дороге в аэропорт подруги пытались дозвониться до Кендалл, которая только и сообщила в записке, что решила вернуться домой пораньше и свяжется с ними, когда возьмет себя в руки.

— Уехала в такую рань, даже представить страшно! — воскликнула Фэй, трогая вилкой яйцо-пашот.

— Сильвия наверняка сказала ей нечто серьезное, — согласилась Таня, отодвигая свою тарелку.

— Мне не нравится, что она от нас сбежала. — Необычно яркие желтки с укором уставились на Мэллори. — Вчера вечером я отпустила ее лишь потому, что думала: утро вечера мудренее. — Мэллори взглянула на Таню и Фэй и поняла: их тоже мучает чувство вины. — Мы всегда поддерживали друг друга — и в хорошие времена, и в плохие.

— Разве тебя мы когда-нибудь поддерживали? — Таня смерила ее взглядом. — У тебя и не было плохих времен… Ах да, помню одну обложку с неудачным, на твой взгляд, оттенком синего.

Мэллори подавила вспышку гнева: эти женщины знают ее лучше всех на свете, а на деле не знают почти ничего.

— Простите, что у меня так мало проблем. — «О которых вам известно», — мысленно добавила она. — Если вам будет легче, могу сообщить: мне от этого хреново. Порой я боюсь рассказать о своих успехах, потому что не хочу причинить боль.

Повисла тяжелая тишина. Мэллори чувствовала себя несушкой, которая снесла десятифунтовое яйцо, чем несказанно удивила весь курятник. Да, они с подругами гордились тем, что откровенны друг с другом, но ведь они женщины! Зачастую защитные механизмы психики удерживают от откровенности, а показаться сильной и самостоятельной хочется больше, чем просить помощи. Историю своей прошлой жизни Мэллори преподнесла в тщательно отредактированном виде. Как реагировали бы подруги, назови она истинную причину своего писательского рвения?

— Зря ты так, Мэллори! — Фэй, по обыкновению, бросилась гасить разгорающуюся ссору. — Мы очень рады твоим успехам, правда, Таня? — Седые брови Фэй изогнулись над темной оправой очков. Серые глаза светились теплом и участием.

— Конечно! — Таня глотнула апельсинового сока. — Просто я очень переживаю за Кендалл. Такое ощущение, будто вчера мы ее предали. Бедняжка сейчас в Атланте, одинокая, несчастная…

— У нее есть муж, — неожиданно для себя проговорила Мэллори, хотя прекрасно знала: брак отнюдь не обязательно буфер и страховочная сеть.

Подруги вздохнули: моральная поддержка от Кэла?..

— Университет Мелиссы и Джеффри в часе езды от Атланты, — напомнила Мэллори, когда они делили счет за еду, к которой едва притронулись. — Кендалл — большая девочка, справится. Давайте только договоримся, что первая, кто до нее дозвонится, оповестит остальных.

Теперь Мэллори стояла в фойе своего недавно отреставрированного особняка в Гринич-виллидж и пыталась избавиться от чувства тревоги, которое снедало ее по дороге домой. Они все беспокоились за Кендалл и хотели ей помочь, но ведь у каждой женщины должна быть тихая гавань, в которой можно спрятаться от невзгод.

— Мэл, это ты? — позвал Крис.

— Да, я. — Мэллори поставила чемодан на мраморный пол, а рядом — кейс с ноутбуком.

— Я здесь.

Мэллори толкнула дверь круглого холла и попала в озаренную солнцем кухню, любимую комнату в доме. Два ряда окон выходили в роскошный, обнесенный стеной сад, позволяя любоваться им с любого конца обеденного стола.

Крис стоял у плиты, вмонтированной в восьмиугольный кухонный остров. Волевой подбородок и высокие скулы делали его больше похожим на манекен в «Уильямс-Сономе», чем на живого, любящего готовить мужа.

— Решил приготовить оссо-букко; вдруг пораньше захочешь поужинать? — Крис помахал лопаточкой. — Или ты за выходные в ресторанах наелась?

Мэллори отщипнула несколько виноградин от грозди, лежащей в чаше из граненого стекла, и положила в рот. Настроение стремительно улучшалось.

— Отлично!

— Посмотрим кино, пока ужин готовится? Или пойдем наверх и быстренько наверстаем упущенное? — Он подошел к Мэллори сзади и уткнулся ей в затылок. Запах мяса и запах мужчины — сумасшедшее сочетание. Мэллори по опыту знала: если позволить, Крис за пять минут ее заведет.

Ее взгляд метнулся к часам на микроволновке, и она поборола искушение. Что может быть лучше занятий любовью с Крисом? Точно не страницы, которые ей следовало написать! Мэллори страшно хотелось забыть о времени и утонуть в объятиях мужа. Но ведь именно писательство, а не секс делает ее хозяйкой своей судьбы.

Она выскользнула из объятий мужа и с виноватым видом чмокнула его в щеку.

— Увы, перевалило за полдень, а я еще двадцать страниц не написала.

— Воскресенье заканчивается, я тебя с пятницы не видел. Разве нельзя начать минут на тридцать позднее? — В голосе Криса отчетливо слышалось разочарование. — Или, еще лучше, устроить выходной?

Выходные Мэллори не устраивала. Никогда. Что бы ни случилось.

— Не могу! Сначала двадцать страниц, потом все остальное. — Вот она, неприглядная изнанка писательской жизни.

В глазах Криса мелькнуло раздражение. Он способен на раздражение? Вот это новость!

Мэллори скрестила руки на груди. В тот момент даже ссора казалась ей привлекательнее работы.

— С каких пор это тебя не устраивает?

— Меня все устраивает. — Крис вернулся к плите и уткнулся в поваренную книгу. — Часам к шести будет готово. Сможешь прерваться?

Сам начал разговор, а теперь в кусты? Ну уж нет, милый!

— Когда платили за реставрацию этого гнездышка, тебя мое рвение даже радовало! — Слова неслись бешеным потоком, сдержать который Мэллори не могла. — Или когда ты захотел уйти из архитектурного бюро и заняться частным бизнесом. — Она чувствовала, что говорит лишнее, но какое облегчение не процеживать каждую реплику сквозь мелкое сито! Все выходные этим занималась и сейчас закроется в кабинете и начнет снова.

— Мэл, меня все устраивает. Не делай из мухи слона!

Как обычно, Крис не пожелал выйти из берегов. В семье Хотон-Сент-Джеймс шумных ссор не случалось. Каждую минуту двенадцатилетней совместной жизни Крис был подчеркнуто невозмутим и спокоен. Обычно Мэллори дорожила этим спокойствием, хотя порой оно ее бесило.

— Значит, тебя все устраивает? Чудесно! — рявкнула она, сбегала в фойе за ноутбуком и вернулась на кухню. — Рада слышать!

Поразительно: чем спокойнее вел себя Крис, тем сильнее распалялась Мэллори. Она пулей вылетела из кухни и закрылась в кабинете.

За письменный стол себя удалось посадить лишь огромным усилием воли. Горькая правда заключалась в том, что в данный момент стойкое отвращение у нее вызывал вовсе не секс с Крисом, а писательство.

Если честно, Мэллори вообще не хотела больше писать, но ни за что не призналась бы в этом ни Тане, ни Фэй и Кендалл, ни дорогому психотерапевту с Парк-авеню, ни до тошноты образцовому супругу.

Раньше она просто садилась, включала компьютер, и слова и образы сами текли из колодца ее души. Однако колодец пересох — из него больше ничего не текло и не сочилось. Теперь каждое слово давалось ценой неимоверных усилий, безумно много времени уходило на создание каждого образа, хоть немного отличающегося от придуманных ранее. Чтобы вдохнуть в образ жизнь, опять-таки требовались слова.

Господи, ну почему она смотрит в окно?! Среди узловатых ветвей дуба вдохновение ищет?

С кухни донесся шорох, и Мэллори пожалела, что была резка с Крисом. Может, стоит помириться с ним, в кои веки проявить инициативу и затащить его в постель?

Это куда приятнее, чем выжимать из себя очередную двадцатистраничную порцию! Да и вообще: воскресенье создано, чтобы заниматься любовью.

Нет! Мэллори включила компьютер и вытащила из кейса ноутбук. Профессиональный писатель должен относиться к работе ответственно. Чтобы сдать роман в срок, нужно делать по двадцать страниц сегодня, завтра и каждый следующий день. О количестве слов, которые нужно написать, лучше не думать: руки опустятся.

Писательство — ее билет в мир финансового благополучия. Об этом забывать нельзя. Ни в коем случае.

Мэллори подняла пальцы над клавиатурой и загадала желание: вот бы нащупать внутри себя творческую жилку! Загадала и тут же упрекнула себя: ну что за мысли! Если жилки нет, придется ее найти. Ждать вдохновения некогда; желание писать может не вернуться никогда, значит, она прождет впустую. От ее бездействия исчезнет и чудесная жизнь, и чудесные вещицы, наполняющие чудесный дом. Ни один здравомыслящий человек не допустит, чтобы это случилось во второй раз.

Мэллори решительно расправила плечи. Она не может позволить себе бояться. И исписаться тоже!

Мэллори Сент-Джеймс выбросила из головы страдающего на кухне мужа, страдающую в Атланте подругу и дурманящий аромат оссо-букко. Женщина, некогда именовавшаяся Мариссой Темплтон, опустила пальцы на клавиатуру и начала печатать.