– Лина, ты проснулась? Тебя к телефону. – Говард постучал в открытую дверь моей спальни, и я засунула дневник под кровать.

Я просматривала прочитанные вчера записи. Тянула время. Конечно, мне было интересно узнать, что произошло. Но я хотела продлить счастливые минуты. Как в тот раз, когда я поставила «Титаник» на паузу в середине фильма и заставила Эдди пересматривать всю первую половину.

– Кто?

– Рен. Надо завести тебе собственный телефон. А пока бери мой. Мне хватит и домашнего.

– Спасибо. – Я встала и подошла к Говарду. Он выглядел бодрым и совсем не мистер-иксовым. Не было похоже, чтобы вчера ночью он катался на доске, как призрак. Или тайно встречался со студенткой в молодые годы.

Говард протянул мне мобильник:

– Объясни ему, пожалуйста, что меня не стоит бояться. Он только что поставил мировой рекорд по частоте использования слова «сэр» за одну беседу.

– Постараюсь, но вряд ли у меня получится. Ты сильно его напугал в тот раз.

– По уважительной причине, – улыбнулся Говард. – Увидимся позже. Я уйду на работу часиков в пять.

– Ладно. – Я приложила телефон к уху, и Говард вышел в коридор. Ciao, загадочный мистер Икс!

– Привет, Рен.

– Ciao, Лина. Я так рад, что ты жива.

Я незаметно высунулась за дверь и проводила взглядом Говарда, который спускался вниз по лестнице. Они с мамой целовались в общественном парке? Без этих знаний о своих родителях я бы точно прожила. И как он так по-особенному позвал ее по имени в тот вечер в «Космосе», что они стали вместе? Этот эпизод напоминал мне слащавые сцены из мыльных опер, которые тайно смотрела мама Эдди.

– Ты тут? – спросил Рен.

– Да, прости. Слегка отвлеклась. – Я закрыла дверь и села на кровать.

– Ну так что, он не рассердился?

– Нет. У него тоже была вечеринка. Наверное, даже не заметил, что мы опоздали.

– Fortunate. Ты уже ходила на пробежку?

– Нет, как раз собиралась. Хочешь со мной?

– Уже бегу. Встретимся у ворот кладбища.

Я переоделась и вышла на улицу. Там я увидела Рена в ярко-оранжевой футболке, который бежал на месте, прямо как старик. Пряди волос, как обычно, свисали на глаза, и он выглядел теплым и мерцающим от пота после пробежки.

– Хочешь сказать, это не по-американски?

– На итальянце – нет.

– Наполовину итальянце.

– Половины достаточно. Уж поверь мне.

Мы побежали вдоль дороги.

– Значит, твоя мама получила премию журнала «Lensculture».

– Откуда ты знаешь? – удивилась я.

– Есть такая штука, называется Интернет. Очень удобная.

– Ах да, помню. У меня было что-то такое, когда я жила не в Италии. – Я раз десять пыталась дозвониться до Эдди сегодня утром – рассказать, о чем я прочла в дневнике, – но мне без конца вылезало сообщение «NO SERVIZIO», и это жутко меня бесило. По крайней мере, теперь я могу звонить по телефону Говарда когда угодно.

– Я нашел про нее пару статей. Ты не говорила, что она известный фотограф.

– Мамина карьера началась как раз с «Lensculture». Именно тогда фотография стала ее основной профессией.

– Мне понравилось то фото из журнала. Впервые увидел нечто подобное. Как оно называлось? Удаленная? – Рен резко дернулся вперед, а затем остановился, обхватил себя руками и обернулся через плечо.

На той фотографии была изображена женщина, которой только что удалили с плеча татуировку.

– Неплохая попытка, – засмеялась я.

Он вернулся ко мне, и мы снова побежали вместе.

– Еще я видел ее автопортреты, которые она сделала во время болезни. Остался под впечатлением. Ты там тоже была, на некоторых фотографиях.

Я направила свой лазерный взгляд на дорогу:

– Не люблю на них смотреть.

– Понимаю.

Дорога скользнула вниз, и я по привычке побежала быстрее. Рен тоже.

– Так… когда ты снова встретишься со своими друзьями? – спросила я.

– Ты про Томаса?

Я зарделась:

– И… остальных.

Моя первостепенная задача – выяснить, что произошло между Говардом и мамой, но это не значит, что я упущу шанс сблизиться с Томасом.

– Марко, да? Хочешь снова его увидеть?

– Возможно, – улыбнулась я.

– Томас не взял твой номер?

– У меня его и нет. Забыл, что сам звонишь мне на кладбище?

К тому же он и не спрашивал. Наверное, потому, что вспомнил о своих дорогущих часах только после того, как нырнул в бассейн.

– Сегодня я позвонил на мобильный твоего отца. Хоть у меня и тряслись поджилки.

– Откуда он у тебя вообще?

– Соня дала.

Я вздохнула:

– Рен, пора тебе забыть тот ужасный разговор с Говардом. Он приятный парень и не обидит тебя за то, что мы с тобой хорошо общаемся.

– На тебя когда-нибудь кричал огр? Причем за то, чего ты не совершал. Это не так-то просто забыть.

– Огр? – засмеялась я.

– В Италии нет таких великанов. Наверняка все на него пялятся.

– Наверное.

Мимо пронесся до неприличного крошечный грузовик и отрывисто прогудел. Рен помахал ему.

– Не хочешь съездить со мной в город сегодня вечером? Можем поесть мороженое или просто погулять. В половину девятого подойдет?

– А шведская модель не будет против?

Я думала, что это шутка, но Рен серьезно ответил:

– Думаю, все будет в порядке.

Когда Рен за мной приехал, мы с Говардом заканчивали ужинать. Он сварил огромную миску лапши со свежими помидорами и моцареллой. Пока мы ели, я смотрела на него, не отрываясь, как ненормальная. Икс красивый, умный, харизматичный. Но не когда ты от него беременна? Тогда он превращается в такое чудовище, что ты решаешь улететь на край света, а потом избегать его шестнадцать лет? Я три раза за день подступалась к журналу, но так и не прочла ни строчки. Меня переполняли эмоции.

– Все нормально? – спросил Говард.

– Да. Просто… размышляю.

С тех пор как мы договорились не упоминать маму, дела заметно улучшились. Говард стал приятным собеседником. Этакий беспечный парень с пляжа, который увлекается историей.

Я подцепила вилкой лапшу:

– Очень вкусно.

– Несмотря на то что повар неважный. Хорошие ингредиенты трудно испортить. Так как насчет завтра? Я могу взять выходной, и мы осмотрим все достопримечательности города.

– Договорились.

– Куда вы с Реном сегодня едете?

– Он сказал – «в город».

– Лина? – В дверь заглянул Рен.

– Помяни черта… – сказала я.

– Прости, что опоздал. – Тут он заметил Говарда, и его лицо исказил ужас. – Извините, что не постучал, сэр.

– Привет, Рен, – улыбнулся Говард. – Хочешь с нами поужинать? Я приготовил pasta con pomodori e mozzarella.

– Buonissimo. Спасибо, но я уже поел. Мама решила приготовить нечто вроде того, что подают в KFC, но вся ее жареная картошка превратилась в липкую кашу. Я все еще стараюсь это пережить.

– Фу-у!

Говард рассмеялся:

– Понимаю. Порой скучаешь по KFC. – Он взял свою миску и ушел на кухню.

Рен сел рядом со мной и украл немного лапши с моей тарелки.

– Куда поедем?

– А я откуда знаю? Ты же из Флоренции.

– Да, но я так понял, что ты особо не гуляла по городу. Хочешь где-нибудь побывать?

– Там есть что-то вроде падающей башни?

– Лина-а! Это в Пизе!

– Не парься, я шучу. А вообще есть кое-что, на что я хотела бы посмотреть. Сходим наверх ненадолго?

Я отнесла тарелку на кухню, и мы с Реном поднялись ко мне в спальню.

– Это правда твоя комната? – спросил он.

– Да, а что?

– Ты не разобрала чемодан? Тут как-то пусто. – Он открыл ящик комода, в котором ничего не лежало, и медленно закрыл.

– У меня все здесь. – Я указала на чемодан. На нем валялись все мои вещи, словно раскиданные внезапным взрывом.

– Разве ты здесь не надолго?

– Только на лето.

– То есть на целых два месяца.

– Надеюсь, я уеду раньше. – Я бросила взгляд на открытую дверь. Ой. Мне показалось или мой голос правда разнесся по всему кладбищу?

– Вряд ли он нас слышит, – успокоил меня Рен.

– Надеюсь. – Я подошла к кровати, достала из-под нее дневник и пролистала его. – Я недавно прочитала об этом… Понт Ве-ке-о?

– Понте-Веккьо? – Он посмотрел на меня с недоверием. – Ты шутишь, правда?

– Я знаю, я неправильно произнесла.

– Это понятно, ты буквально расчленила его название. Но ты что, не была там? Ты давно во Флоренции?

– С вечера вторника.

– Значит, должна была посмотреть на Понте-Веккьо еще в среду утром. Одевайся и поехали.

Я опустила взгляд:

– Я уже одета.

– Прости, это я образно. Возьми сумочку или что там у тебя. Выезжаем прямо сейчас. Ты обязана его увидеть. Для меня он в десятке лучших мест на Земле.

– Он открыт? Уже почти девять.

Рен застонал:

– Да, открыт! Давай скорее!

Я схватила деньги, которые мне вчера выдал Говард, и запихнула в сумку мамин дневник. Рен уже спускался вниз по лестнице, но остановился на последней ступеньке, и я в него врезалась.

На диване сидел Говард, положив ноутбук на колени:

– Куда это вы так торопитесь?

– Лина никогда не бывала на Понте-Веккьо. Я ее отвезу. – Рен прокашлялся. – С вашего разрешения, сэр.

– Разрешаю. Идея прекрасная. Лине там очень понравится.

– Спасибо. Надеюсь, что так, – ответила я.

Мы уже открыли дверь и вышли на крыльцо, как Говард добавил:

– Я слежу за тобой, Рен.

Рен не обернулся, но резко выпрямился, как будто ему по позвоночнику пустили электричество. Говард встретился со мной взглядом и подмигнул.

Прекрасно. Теперь он всегда будет его бояться.

Ночь была жаркая, и Флоренция казалась еще более людной, чем в нашу первую прогулку с Говардом. На скутере мы доехали быстрее, потому что могли объезжать машины, но все равно путь занял много времени. Впрочем, я была совсем не против. Кататься на скутере очень весело, и в лицо дует холодный воздух – награда за пережитый жаркий длинный день. Когда Рен припарковался, луна уже взошла – круглая и тяжелая, как спелый помидор. У меня было такое чувство, будто я вышла из прохладной воды после долгого заплыва.

– Почему здесь так много людей? – спросила я, протягивая Рену свой шлем, чтобы он спрятал его под сиденье.

– Сейчас лето, все выходят гулять. Да и туристы слетаются стаями. Стаями, отвечаю!

Я покачала головой:

– Ты немножко странный.

– Это мне уже говорили.

– Так на что мы идем смотреть?

– На мост. Понте-Веккьо переводится как «Старый мост». Он стоит на реке Арно. Пойдем, нам сюда.

Я изо всех сил старалась не потерять Рена в толпе, через которую он пробивался, расталкивая прохожих локтями. Не прошло и года, а мы уже стояли на широком тротуаре у реки. Темная и загадочная Арно, освещенная мерцающими лампочками, словно красная дорожка, исчезала в обоих направлениях.

Я застыла, впитывая в себя это зрелище.

– Рен… Здесь очень красиво. Поверить не могу, что тут живут люди.

– Вроде тебя?

Я взглянула на Рена. Он улыбался. Пф.

– Нуда, пожалуй.

– Не спеши удивляться: скоро ты увидишь то, что заставит тебя навсегда остаться во Флоренции.

Толпа все стремилась разделить нас, так что мы взялись за руки и пошли вверх по реке, перешагнув через патлатого парня, который сидел спиной к воде, играл на видавшей виды гитаре «Imagine» и пел с сильным акцентом.

– Ваабрази-и фсех люде-ей, – передразнил его Рен. – У папы есть книжка, в которой итальянцев якобы учат петь английские песни. Ему не помешало бы ее почитать.

– Эй! Главное, что он вкладывает в это душу. Навевает ностальгию.

У меня вспотела ладонь, но не успела я сказать об этом Рену, как он ослабил хватку и положил обе руки мне на плечи:

– Готова проглотить жвачку?

– Что?

– Готова увидеть Понте-Веккьо?

– Конечно. За этим мы сюда и пришли.

Рен развернулся:

– Нам туда.

Тротуар привел нас к небольшому пешеходному мосту, покрытому асфальтом. На нем расположились лавочки с поддельными дизайнерскими сумками и солнечными очками, у которых роились туристы.

– Это он? – спросила я, стараясь не выдать свое разочарование. Может, на закате он выглядит круче?

Рен захохотал:

– Нет! Это не тот мост. Уж поверь мне, ты поймешь, что это он, когда его увидишь.

Когда мы шли по мосту, нам перегородил путь темнокожий продавец:

– Юнец, возьмешь красивую сумочку от «Прада» для своей девушки? Она стоит пятьсот евро, а тебе я отдам за десять. И тебя по-настоящему полюбят!

– Нет, спасибо.

Я толкнула его локтем:

– Даже не знаю, Рен, предложение-то неплохое. Десять евро за настоящую любовь!

Он улыбнулся и остановился посреди моста:

– Ты не заметила, да?

– Не заметила чт… О!

Я подбежала к перилам. В четверти мили от нас простирался мост, который словно был построен феями. Три каменные арки изящно вытягивались из воды, и весь он состоял из разноцветных домиков, нависших над рекой. В центре моста виднелись три маленькие арки. Все это великолепие освещало ночь золотом, а его отражение в глади воды нежно мерцало.

Жвачка официально проглочена.

Рен расплылся в улыбке.

– Ух ты. Даже не знаю, что сказать.

– Вот видишь? Пойдем. – Он посмотрел направо, потом налево и бросился с моста, как прыгун с шестом.

– Рен!

Я наклонилась, честно ожидая увидеть, как он по-собачьи плывет к Понте-Веккьо, но вместо этого столкнулась с ним нос к носу. Он ютился на крошечном, размером с небольшой стол, выступе на пару футов ниже самого моста и выглядел крайне довольным собой.

– Я ожидала всплеска.

– Знаю. Спускайся ко мне. Только смотри, чтобы тебя никто не видел.

Я оглянулась через плечо. Прохожие были слишком заняты всеми этими поддельными сумочками от «Прада» и не обращали на меня внимания. Я перелезла через перила и спрыгнула к Рену:

– Это разрешено?

– Нет, конечно. Но вид открывается потрясающий.

– Невероятно.

Мы оказались ниже всего на несколько футов, но людской шум до нас почти не доносился, и – клянусь – Понте-Веккьо светился еще ярче и казался еще величественнее. Меня накрыло ощущение торжественности и благоговения. Словно я пришла в церковь. Вот только мне хотелось остаться здесь на всю жизнь.

– Что скажешь? – спросил Рен.

– Напоминает мне о том, как мы с мамой поехали на поле маков в Калифорнии, причем в самое подходящее время: все они цвели. Это было волшебно.

– Как Понте-Веккьо?

– Да.

Рен подобрался ко мне поближе, и мы оба оперлись на стену, молча глядя на Понте-Веккьо. Я наконец отыскала свое место. Мама словно машет мне с моста. Ее почти можно разглядеть, если прищуриться. Глаза заволокло туманом, и яркие огни Понте-Веккьо превратились в расплывчатые золотые нимбы. Я вытерла слезы, притворяясь, что мне в глаза попала некая загадочная пыль Арно.

Рен непривычно затих. Когда мой наплыв эмоций прошел, я спросила его:

– Почему он называется «Старый мост»? Здесь же все старое?

– Это единственный мост, переживший Вторую мировую, и невероятно древний, даже по итальянским меркам. Чуть ли не средневековый. Эти цветные домики были мясными лавками. Мясники открывали окна и выбрасывали кровь с кишками в реку.

– Не может быть. – Я посмотрела на окна – почти все с зелеными ставнями, закрытыми на ночь. – Они для этого слишком хорошенькие. А теперь там что?

– Элитные ювелирные магазинчики. Видишь окошечки на самом верху моста?

– Да, – кивнула я.

– Они ведут в крытую галерею – Коридор Вазари. Благодаря ей Медичи передвигались по Флоренции, не выходя на улицы города.

– Предки Елены.

– Esattamente. Чтобы не смешиваться с толпой простого люда. А мясников оттуда выгнал Козимо Медичи. Он хотел сделать мост престижным местом. – Рен перевел взгляд на меня: – А что за книжку ты читала? Я про ту, которую ты хранишь под кроватью.

Я ему доверяю. Не успела я задуматься над ответом, как эти слова вспыхнули в моем мозгу. Что с того, что мы с Реном знакомы всего два дня? Я и правда ему доверяю.

Я достала книжку из сумочки.

– Это мамин дневник. Она жила во Флоренции, когда забеременела мной. Тут описана ее жизнь в Италии. Мама отправила его на кладбище перед смертью.

Рен посмотрел на дневник:

– Ничего себе. Выглядит тяжелым.

Тяжелым. Так и есть. Я открыла книжку и вгляделась в те зловещие слова на форзаце.

– Я принялась его читать на следующий день после приезда, чтобы разобраться, что произошло между Говардом и моей мамой.

– В смысле?

Я замялась. Как поведать эту запутанную историю в двух словах?

– Моя мама училась во Флоренции и в академии встретила Говарда. Потом она забеременела и улетела обратно в Америку и никогда ему обо мне не рассказывала.

– Ты не шутишь?

– Когда мама заболела, она стала говорить о нем без умолку, а потом взяла с меня обещание, что я поживу у него какое-то время. Мама никогда не признавалась, почему они расстались. Наверное, она отправила мне свой дневник, чтобы я сама смогла об этом узнать.

Я повернулась и встретилась взглядом с Реном. Похоже, он проглотил свою жвачку.

– Так вчера, когда ты сказала, что мало его знаешь, это, считай, ничего не сказала?

– Ага. Мы с ним знакомы… – я загнула пальцы, – четыре дня.

– Быть не может. – Он недоверчиво покачал головой, разметав по лицу волосы. – Давай-ка подытожим. Ты из Америки, живешь во Флоренции – не просто во Флоренции, а на кладбище, с отцом, с которым ты недавно познакомилась? Ты еще чуднее меня.

– Эй!

Рен толкнул меня плечом:

– Да я не это имел в виду. Просто мы оба не такие, как все.

– А чем ты особенный?

– Вроде бы американец, а вроде бы итальянец. В Италии я чересчур американский, в Штатах – чересчур итальянский. И старше всех в классе.

– Сколько тебе лет?

– Семнадцать. Когда я был совсем маленьким, мы пару лет прожили в Техасе, а когда вернулись во Флоренцию, оказалось, что я неважно говорю по-итальянски. Я и так был старше других ребят, да еще и не ходил лишний год в школу, чтобы подтянуть язык. В итоге меня записали в американскую школу, но руководство не позволило отдать меня в класс, подходящий мне по возрасту.

– Когда тебе исполнится восемнадцать?

– В марте. – Он посмотрел на меня. – Ты и правда останешься только на лето?

– Да. Говард с бабушкой хотят, чтобы я пожила тут дольше, но слишком уж странные здесь обстоятельства. Я его почти не знаю.

– Так узнаешь. Если не считать бензопилы, он человек приятный.

Я пожала плечами:

– Просто все так странно. Если бы мама не заболела, я бы, наверное, никогда не узнала о Говарде. Раньше она говорила, что забеременела в молодости и решила, что нам будет лучше без моего отца.

– До сих пор.

– До сих пор, – повторила я.

– Где ты будешь жить, когда вернешься в Америку?

– Надеюсь, что с моей подругой Эдди. Я жила у них остаток учебного года, и она собирается спросить родителей, можно ли мне остаться у них и на будущий год.

Рен взглянул на дневник:

– И о чем ты уже прочла?

– Ну, пока я знаю только то, что они держали свои отношения в секрете. Он работал ассистентом преподавателя в академии, в которой мама училась, и руководству школы их роман не пришелся бы по душе. Она отчаянно хранила его в тайне. Когда они начали встречаться, мама перестала называть его по имени в своих записях – вдруг кто-нибудь случайно возьмет дневник в руки и все узнает? И Говард превратился в «мистера Икс».

– Возмутительно. – Рен покачал головой. – Что ж, наверное, в этом вся суть. Обычно тайные отношения заканчиваются ничем.

– Возможно. Однако Соня говорила, что мама жила вместе с Говардом на кладбище. Не особо секретно, да? И однажды мама взяла и уехала. Даже не попрощавшись с Соней.

– Ух ты. Наверное, произошло что-то значительное.

– Например… мама забеременела?

– О. Да, это значительное событие. – Рен погрыз ноготь. – Теперь мне тоже любопытно. Держи меня в курсе, ладно?

– Конечно.

– Так ей понравился Понте-Веккьо. О чем еще она писала?

Я забрала у Рена дневник и полистала страницы:

– Пару раз упоминала этот клуб… «Космос».

– «Электронный космос»? – засмеялся Рен. – Да ладно! Я был там недели две назад. Елена его обожает. Она знает одного из диджеев, и мы проходим туда бесплатно. Что еще?

– Дуомо, Сады Боболи… А еще Говард показал ей тайную пекарню. Ты про нее слышал?

– Тайная пекарня?

Я протянула ему дневник:

– Читай.

Рен проглядел отрывок.

– Нет, никогда не слышал, но звучит здорово. Жалко, что она не указала адрес. Я бы не отказался от свежей соrnetta.

У него зазвонил телефон. Рен достал его из кармана, пару секунд смотрел на экран и нажал «ОТМЕНА». Телефон тут же зазвонил снова, и Рен опять сбросил звонок.

– Кто это?

– Никто.

Он засунул мобильник обратно в карман, но я успела заметить имя на экране. Мими.

– Слушай, как насчет поесть джелато?

Я наморщила лоб:

– Что? Рен охнул:

– Джелато! Итальянское мороженое. Лучшее, что с тобой произойдет в этой жизни. Чем ты вообще занималась во Флоренции?

– Гуляла с тобой.

– И у нас всего одно лето? – Рен покачал головой и выпрямился. – Пойдем, Лина. Нас ждут великие дела.