До площади мы ехали молча. После одиннадцати вечера город казался другим. Опустевшим. Прямо как я после постыдных рыданий у клуба. Рен затормозил у обочины, и мы слезли со скутера.

– Это она?

– Она. Площадь Синьории. – Рен смотрел на меня, как на коробку с хрупкой бьющейся посудой, но я все еще была в слезах и соплях, так что, думаю, это оправдано.

Я вышла на площадь. С одной стороны она была обрамлена длинным, похожим на крепость зданием с часовой башней, а перед ним стоял фонтан со статуей мужчины, окруженного небольшими фигурами. Вокруг прогуливалась горстка людей, но в целом площадь пустовала.

– Что это? – спросила я, указав на здание.

– Палаццо Веккьо.

– Что-то старое… Старый дворец?

– Esattamente. Растешь.

– Ага, узнала слово «старый». Да я уже почти свободно болтаю!

Мы обменялись улыбками. Мои глаза напоминали мне воздушные шарики, наполненные водой, но, по крайней мере, сопли я больше не распускала. Уф. Повезло, что Рен не бросил меня у какого-нибудь такси.

– Напомни, что здесь произошло?

– Он признался ей в любви. Возле статуи. Что-то там про изнасилование.

– А, точно. «Изнасилование сабинянок». Кажется, она стоит под крышей.

Мы прошли по площади мимо парочки других статуй, зашли под арку и оказались на большой крытой террасе, уставленной скульптурами.

Я сразу же ее узнала:

– Вот она.

«Изнасилование сабинянок» была высечена из белого мрамора и стояла на большом пьедестале. Три фигуры сливались в высокую колонну. Я неторопливо обошла статую. Мама была права. Да, они не выглядели счастливыми, но все трое были тесно связаны и дополняли друг друга. А еще они были голыми, и повсюду выпирали мышцы и жилы. Джамболонья не работал спустя рукава.

– Смотри, какой взгляд у женщины. Ей явно не хотелось уходить. А тот, что внизу, выглядит до смерти напуганным.

– Да. – Я сложила руки на груди и оглядела скульптуру. – Тебе не кажется, что это странное место для признания?

– Может, так вышло случайно. Вырвалось под лунным светом или вроде того.

– Но Говард изучал историю искусства и рассказал ей весь сюжет про сабинянок. Я бы удивилась, если бы для него эта скульптура не имела какого-то особенного значения.

– Кстати о Говарде… – Рен замялся. – Надо тебе кое в чем признаться.

– В чем?

Рен перевел дыхание:

– В общем, я спросил его про тайную пекарню. Я резко повернулась к нему:

– Рен! Ты рассказал ему о дневнике?

– Нет, конечно нет! – Он убрал прядь с лица и отвел взгляд. – Пока ты собиралась, я наплел ему, что моя мама набрела на тайную пекарню, когда только сюда переехали, и спросил, не знает ли он, где ее найти. Я хотел сделать тебе сюрприз и отвести тебя в пекарню сегодня после «Космоса». – Рен посмотрел на меня жалобным, проникновенным взглядом, и я вздохнула. Он похож на детеныша тюленя – невозможно на него сердиться!

– И он сказал, где она?

– Нет, вот что странно. Он ответил, что ни разу не бывал в тайной пекарне.

Я прищурилась:

– Да ладно? Ты ее описал?

– Да, не вдаваясь в детали, чтобы Говард не догадался, что я говорю о его свидании с твоей мамой. А он сделал вид, что ничего не знает.

– Видимо, забыл, что водил ее туда?

– Дело не в этом, – покачал головой Рен. – Похоже, он даже не слышал о том, что во Флоренции есть тайные пекарни.

– Что?! Уж это забыть нельзя.

– То-то и оно.

– Он соврал?

– Возможно. Только зачем ему это? – Рен опять покачал головой. – Я несколько часов гадал, по какой причине он мог забыть или соврать, но пока ничего не надумал. Не обижайся, но история твоих родителей довольно подозрительная.

– И не говори. – Я прислонилась к колонне и сползла на землю с громким бум. – А ты как думаешь, зачем я читаю мамин дневник?

Рен присел возле меня и придвинулся поближе, нечаянно коснувшись моей руки:

– Мне правда жаль.

– Ничего страшного, – вздохнула я. – Ты прав. Что-то тут не так. Я давно об этом думаю.

– Может, спросишь его о чем-нибудь еще из дневника? Проведешь что-то вроде теста.

– Например, про «Изнасилование сабинянок»?

Мы подняли взгляд на статую.

– Да. Посмотришь, что он скажет.

– Неплохая идея. – Я уставилась на землю. Моя очередь кое в чем признаться. – Знаешь, мне надо перед тобой извиниться.

– За что?

– В «Космосе» у нас с Мими завязался… спор. Я рассказала ей, что вчера ты был со мной на Понте-Веккьо и поэтому не отвечал на ее звонки.

Рен поднял брови:

– Cavolo. Вот почему она назвала меня cretino и ушла?

– Да. То есть я не знаю, что значит cretino, но все равно прости. Томас сказал, что она давно тебе нравится. Надеюсь, я не испортила ваши отношения.

– Я позвоню ей, когда вернусь домой. Все будет в порядке, – сказал он, убеждая скорее не меня, а самого себя.

Я глубоко вздохнула.

– Знаешь, я пойму, если ты больше не сможешь со мной гулять. Кажется, это все усложняет.

– В хорошем смысле. Так что не волнуйся. – Он достал мобильник. – Уже почти половина двенадцатого. Поехали на кладбище?

– Да. Надо вернуться к дневнику.

– И человеку-загадке.

Когда я вернулась домой, Человек-Загадка совершал нечто мистическое: доставал из духовки противень с маффинами.

– Выпекаешь?

– Да.

– Но уже почти полночь.

– Полуночные разгромы кухни – моя специальность. А еще я подумал, что ты вернешься голодной. Я готовлю невероятные черничные маффины. И под «невероятными» я имею в виду «съедобные». Садись.

Это был приказ. Я выдвинула стул и села.

– Куда вы сегодня ходили?

Я ответила не сразу:

– «Космос». Клуб возле Арно.

– Он до сих пор открыт?

Уф. Хотя бы «Космос» он помнит.

– Да. Ты там был?

– И не раз. Твоя мама тоже.

Я подалась вперед:

– И вы ходили туда… вместе?

– Да, частенько. Обычно в те вечера, когда нам следовало бы учиться. Не знаю, как там сейчас, но в мое время это был клуб для иностранных студентов. Сплошные американцы. – Он переложил часть маффинов на тарелку, поставил на стол и тоже уселся.

– Как по мне, «Космос» пошлый. Мне там не очень понравилось.

– Мне он тоже был не по душе. И танцор я неважный.

Так вот кого надо благодарить за мой талант к танцам.

Я разломала маффин, и от него поднялся пар. Сейчас или никогда.

– Слушай, я хочу кое о чем спросить. Ты же хорошо разбираешься в истории искусства?

– Да, – улыбнулся Говард. – Уж в этом-то я разбираюсь. Ты же знаешь, что я ее преподавал, когда мы с твоей мамой встретились?

– Да. – Я взглянула на маффин и глубоко вздохнула. – Ну, мы с Реном поехали кататься после «Космоса» и остановились на площади… Кажется, Синьории. В общем, там была любопытная скульптура, и мы не знали, какая за ней стоит история.

– Хм. – Говард поднялся, взял масленку и снова сел. – Там их много. Ты знаешь, кто скульптор?

– Нет. Мы зашли под крышу, там что-то вроде крытой террасы. Никаких дверей.

– А, ясно. Лоджия Ланци. Посмотрим… Львы Медичи, «Персей» Челлини… Как она выглядела?

– Двое мужчин и одна женщина. – Я затаила дыхание.

– И женщину уносят?

Я кивнула.

– «Изнасилование сабинянок», – улыбнулся Говард. – Работа интересная, особенно потому, что ее автор – Джамболонья – не задумывался над смыслом скульптуры. Ему всего лишь хотелось доказать, что в одной статуе может быть три персонажа. Он даже поленился назвать свою работу, а в итоге оказался знаменит в первую очередь благодаря ей.

Ага. Любопытно, но маме он рассказывал другую историю. Ладно, еще попытка.

– А мама видела эту скульптуру?

Говард склонил голову набок:

– Не знаю. Даже не припомню, чтобы мы обсуждали с ней Джамболонью. А что? Она тебе о ней рассказывала?

Даже не припомню. Лицо у него было гладкое, как плитка шоколада. Без сомнений, Говард мне не врал. Но возможно ли это забыть? Он пережил травму и получил частичную амнезию или поставил себе ментальный блок, не позволяющий вспоминать об отношениях с моей мамой?

Внезапно в голову закралась новая догадка. Что, если он не забыл? И не врет? Что, если… Я вскочила из-за стола, раскрошив в руке маффин.

– Мне надо в комнату. – И выбежала, прежде чем Говард успел спросить, в чем дело.

Я поднималась по лестнице, и в мозгу крутились записи мамы: Да-да, мистер Икс. Вряд ли кто-нибудь прочтет мой дневник, но на всякий случай я назову его так.

Я забежала в комнату, заперла дверь и нашарила дневник.

Включив лампу, я принялась листать страницы.

Говард. Безупречный южный джентльмен (Франческа зовет его южным гигантом), красивый, добрый. Такой, не задумываясь, бросился бы за вас в бой.

Мне нравится, что я влюблена в Италию. Но честно говоря, я бы полюбила мистера Икс и в другой стране.

Говард предложил проводить меня домой, и так вышло, что я рассказала ему про Адриенну и ясновидящую.

– Быть не может, – ахнула я.

Вот почему Говард не подозревает о тайной пекарне и не знает историю сабинянок. Вот почему мама «случайно» назвала его по имени.

Он не был мистером Икс.

– Эдди, возьми трубку! Ну же! – шептала я.

– Привет, вы позвонили Эдди! Оставьте сообщение, и я…

– Черт!

Я бросила мобильник на кровать и заходила кругами по комнате. Куда она пропала? Я встала у окна. Мама влюбилась не в Говарда. Она сходила с ума по мистеру Икс, страстно его любила, а в итоге забеременела от кого-то другого. От Говарда. Это и было ее ошибкой? Ребенок от Говарда, при том, что любила она мистера Икс? Вот почему мама сбежала из Италии?

Я плюхнулась на стул и тут же вскочила. Рен точно мне ответит! Я нырнула в кровать, вытащила телефон из складок на одеяле и набрала его номер.

Он ответил после второго гудка:

– Лина?

– Привет. Я последовала твоему совету и спросила Говарда про статую.

– И что он ответил?

– Он все знает – ее историю и так далее. Но на вопрос о том, бывал ли он там с мамой, ответил, что не помнит.

– Да что это с ним? То ли у него худшая память на свете, то ли…

– …то ли он там с ней не бывал, – нетерпеливо перебила я.

– Что?!

– Сам подумай. Возможно, он не знает ни о пекарне, ни о признании в любви у статуи Джамболоньи, потому что он – не Икс.

– О.

– Что скажешь?

– О-ох. Ну… да. Давай поподробнее.

– Я думаю, что дело было так: мама переехала в Италию и нашла друзей, в том числе Говарда, а через несколько месяцев влюбилась в мистера Икс. Затем что-то пошло не так, может, они часто ссорились или на них давило школьное правило, которое не позволяет встречаться с ученицами, и они расстались. Тогда мама ушла к милому южному джентльмену, которому наверняка нравилась все это время. Она решила попытать с ним счастья, но из головы все не выходил мистер Икс. Однажды мама обнаружила, что беременна, и запаниковала – она ждет ребенка от того, кого не любит!

– Звучит логично!

– Знаю. И если это правда, тогда понятно, почему мы не виделись с ним все эти годы. Говард – замечательный человек и, судя по маминым историям, хороший друг. Но нельзя же сделать вид, что ты влюблен. Она бы сделала ему больно.

– Бедный, жуткий Говард.

– Вот почему мама написала: «Я совершила ошибку». Возможно, она сожалела о том, что выносила ребенка от нелюбимого мужчины.

– Вот только ты и есть этот ребенок. Думаешь, она стала бы писать тебе такое послание?

– О. Нет, наверное. – Я села на кровать. – Все это так грустно! Когда Говард упоминает о маме, по нему видно, как сильно он ее любил. А она рассказала мне не одну забавную историю о том, как им было весело вместе. И все же этого было недостаточно – мама любила кого-то другого!

– Прямо как в старой песне, «Love Stinks».

– Ни разу не слышала.

– Да? Она звучит во многих фильмах. Суть такая: стоит тебе влюбиться, как ты узнаешь, что твой предмет обожания без ума от кого-то другого. Получается замкнутый круг, в котором никто не остается с любимым человеком.

– Ох. Как печально.

– И не говори. – Рен замялся. – Ты расскажешь об этом Говарду? О мистере Икс?

– Нет. То есть рано или поздно я с ним поговорю, но только после того, как дочитаю дневник. Надо убедиться в том, что моя теория верна.

5 апреля

Очередной вечер не прошел без сцены. Симоне достал билеты в клуб, который недавно открылся неподалеку от пьяцца Санта-Мария-Новелла, и мы вместе с парочкой других учеников встретились там в одиннадцать. Я допоздна трудилась в студии и приехала на место встречи одна. Первыми, кого я увидела, были Адриенна и Говард. Они стояли сбоку от здания, Адриенна – спиной к стене, а Говард склонялся над ней и что-то тихо шептал. Выглядело это так интимно, что я не поверила своим глазам. Никогда раньше не видела, чтобы они разговаривали наедине. В чем дело?

Они не заметили меня, а я зашла в клуб и отыскала остальных. Потом Адриенна с Говардом явились по отдельности и сделали вид, будто ничего и не было. На этом странности не закончились. Ночь была в самом разгаре, когда Адриенна обозвала Алессио лжецом – якобы он нарушил обещание сводить ее на выставку. Почему-то Говарда это жутко разозлило. Он заявил, что Адриенна не имеет правда называть других лжецами, и будь в ней хоть капля достоинства, она раскрыла бы всем правду. Адриенна взъелась на Говарда, крикнула, что это не его дело, и тогда Симоне заставил их обоих угомониться.

Похоже, не у одной меня есть секреты.

19 апреля

Мистера Икс не было в городе целую неделю. Он вернется завтра. ЗАВТРА. Я не могу думать ни о чем другом. После учебы я сказала Франческе, что мне надо найти То Самое Платье. Я говорю про незабываемое платье, в котором вы способны очаровать кого угодно. (В моем случае: выглядеть сногсшибательно, когда я поделюсь с ним радостной новостью.)

Я обратилась за помощью к Франческе, потому что на шопинге она проявляет терпение, достойное святой. Мы потратили пять часов, но все-таки нашли платье. Кремовое, без рукавов, очень женственное, с вырезом в форме сердечка и юбкой до колен. Франческа даже уговорила меня постричься.

Кто бы мог подумать, что остриженные кончики подчеркнут мои скулы?

Вам интересно, что за радостная новость? В начале недели Петруччини предложил мне остаться на август и помочь учителям подготовиться к осеннему семестру. Мне выдадут зарплату и продлят студенческую визу, а значит, я могу остаться в Италии до конца лета!!!

20 апреля

Сегодня я проснулась пораньше, взволнованная предстоящей встречей с мистером Икс. Правда, на телефон мне пришло сообщение от него – он решил еще побыть на конференции и вернуться в понедельник. Тогда мне в голову пришла блестящая идея – устроить ему сюрприз в Риме! Конечно, весь день он будет занят семинарами, но все же мы будем в одном городе. И я смогу погулять по Риму! На экспрессе я доеду всего за полтора часа. Как раз сяду на четырехчасовой поезд и уже сегодня вечером буду ждать мистера Икс в отеле. Не терпится увидеть выражение его лица!

21 апреля

Я уже в третий раз пытаюсь успокоиться и написать, что произошло в Риме.

Поверить не могу, что пишу это, но все КОНЧЕНО.

Я не нашла ничего про его конференцию в Интернете, так что позвонила мистеру Икс по приезде, сказала, что у меня для него отличная новость и я только что вышла из поезда в Риме. В ту же минуту на вокзале зазвучало громкое объявление, а когда шум стих, я осознала: что-то пошло не так. Икс сказал, чтобы я никуда не уходила.

Через полчаса он ворвался на вокзал, и я поняла: что-то явно не в порядке. Я предложила ему зайти в кафе, а там выслушала его монолог минут на двадцать. Вкратце: ему кажется, что его работа застопорилась, ему нужно вдохновение, смена обстановки, и он решил уйти из академии и устроиться на другую работу в Риме. Ах да, и мы расстаемся.

Расстаемся.

Я сидела напротив, в мозгу крутились его слова. Мой разум был не в состоянии их переварить. А потом резко пришло жестокое осознание.

Это конец. Он меня бросает.

Внезапно я перестала слышать его оправдания – вместо них в голове звучала суровая правда. Я девять месяцев врала своим друзьям.

Я испортила отношения с семьей. Я изменила свою жизнь ради того, чтобы быть с ним, и наши отношения никогда не значили для него так же много, как для меня. На секунду возникла мысль, что я сумею его переубедить, рассказав о том, что смогу остаться во Флоренции подольше, но в то же мгновение блаженного отрицания я понимала, что это бессмысленно. Если человек хочет от тебя уйти, его не удержать.

Я встала, не дослушав мистера Икс. Спокойным голосом сказала «прощай», как будто мое сердце не разбилось на миллионы осколков, подошла к кассе и купила обратный билет на следующий поезд.

Я не провела в Риме и часа. Я даже не успела надеть то самое платье.

22 апреля

Когда я проснулась, мне казалось, что я все еще сплю и вижу кошмарный сон. Но последние дни реальность неизменно позволяет мне собраться с силами, чтобы потом ударить прямо в лицо. Вчера я прорыдала весь вечер, и глаза покраснели и опухли. Я приложила к ним холодное полотенце и долго так сидела, пока не стала выглядеть достаточно прилично, чтобы пойти на уроки. Во мне теплилась слабая надежда, что утром Икс придет в академию. Разумеется, она не оправдалась. Неужели между нами и правда все кончено?

Впервые меня так сильно ранили. Впервые.

25 апреля

Оказывается, Франческа все знала с самого начала. Вчера после ужина она приобняла меня и сказала, что Икс того не стоит, да и никогда не стоил.

Я страшно удивилась.

Неужели все о нас знали?

2 мая

Сегодня утром Петруччини объявил, что Икс оставил свое место ассистента преподавателя. У меня словно камень с души упал. Не потому, что он точно ушел навсегда, а потому, что я услышала его имя.

Раньше я держала свою любовь в секрете, а теперь могу со всеми поделиться сердечной болью. Я так одинока. Разговор с Франческой мне не помог. Когда я упоминаю мистера Икс, она начинает о нем злословить, и мне становится только хуже. Флоренция – лучший город для того, чтобы влюбиться, и худший для того, чтобы расстаться.

Порой мне хочется вернуться домой. Стоит ли оставаться на лето?

– Мама, – прошептала я. Ее печаль сочилась из страниц дневника, словно краска, не сумевшая засохнуть. Как так вышло, что она ни разу не упомянула о том, что ее сердце было разбито вдребезги на вокзале в Риме? Могу ли я сказать, что знала ее?

Я бегло перечитала последние записи. Сомнений нет, мистер Икс – конченый подлец. Особенно меня бесила его фраза о «вдохновении и смене обстановки». Что за ерунда? Самое отвратительное — это то, что мама даже не подозревала о грядущем расставании, а со стороны было заметно, что их отношения ни к чему не приведут. Читать эти строки – все равно что смотреть замедленную съемку крушения поезда.

А еще Говард. Я ткнула пальцем в запись о нем и Адриенне. Между ними явно происходило что-то загадочное. Может, они тоже расстались незадолго до того, как Икс порвал с мамой? Неужели мои родители были влюблены в других людей, а друг в друге оказались заинтересованы только на какое-то время? И поэтому у них не сложилось? И что такого особенного в этом мистере Икс?

Мне хотелось читать дальше, но веки потяжелели и упорно опускались вниз. В конце концов я сдалась, запихнула дневник в тумбочку и выключила свет.