Александра заехала в морг. Обнаружила, что Нед теперь лежит на железной каталке. А еще — что он перестал быть единственным постояльцем. У соседней каталки с остолбеневшим видом стояли несколько человек — явно одна семья. Они печально созерцали тело хрупкой старушки. Нижняя челюсть у покойницы была подвязана, чтобы рот не разевался. «Странно, — подумала Александра, — как мало людей умирает. Все мы смертны, но живые видят мертвых чрезвычайно редко. И всякий раз испытывают шок».

Пока Нед был жив, Александра ни разу не поднимала на него руку. А вот он однажды ее ударил, в дни истории с герпесом. Но Александра не обиделась — напротив, раскаялась, что довела его до такого. Тогда она считала Неда частью себя, а себя — его продолжением. Несогласие женщин терпеть побои со стороны мужей, предположила теперь Александра, это феномен нашей эпохи; в прошлом женщины даже не пытались мыслить себя отдельно от мужей, даже не знали, что наделены какой-то самостоятельной индивидуальностью. Их целью было не отделиться, а слиться. Прилепиться к мужу. Его плоть — твоя, твоя плоть — его. Но после смерти Неда все это невозможно. Как полагала Александра, его часть брачных уз умерла вместе с ним, ее же часть — осталась жить. Их союз насильственно разрушили, навязав Александре самостоятельность и индивидуальность. И теперь ей захотелось ударить Неда, но нельзя, ведь рядом родственники старушки. Мертвых положено уважать, если только власти не объявляют их врагами отечества, да и тех просто сваливают в братские могилы и, опасаясь эпидемий, спешно забрасывают землей. Александра воровато пнула колесо каталки. Та, задребезжав, отлетела к стене. Тело Неда подпрыгнуло, но не свалилось. Александра повернулась на каблуках и ушла. Родственники старушки, остолбенев еще пуще, уставились ей вслед.