Здание Нью-Сенчери-Хаус, в котором размещается редакция журнала “Деволюция”, где Мартин работает экономическим обозревателем, построено недавно, и денег на его строительство не пожалели: слепя поверхностями из стекла и стали, оно высится среди квартала узких, тесных улочек между Вестминстером и Петти-Франс. Внутри оно очень приятно декорировано и оснащено отличными кондиционерами. Когда здание только что ввели в строй, возникла угроза эпидемии “болезни легионеров” — в “кровеносной системе” здания циркулировала застойная вода, и церемония открытия с участием премьер-министра была отложена больше чем на год, хотя источник заражения быстро обнаружили и катастрофу предотвратили, умер только один человек — швейцар. Пригласили специалиста по фэн-шуй, чтобы он помог оформить вестибюль. Вследствие чего вход в кофейню Starbucks оказался под углом, специально рассчитанным, чтобы привлекать посетителей и обеспечивать желанную дневную выручку. Судя по всему, старались не зря. По утрам эскалаторы чуть не до половины одиннадцатого поднимают наверх оживленно беседующих некурящих кофеманов, лифты наполнены ароматом горячих шоколадных круассанов.

На всех семи этажах есть по специальной комнате отдыха, где уставший персонал может восстановить силы, там имеется большой запас свежих полотенец для тех, кто хочет принять душ или вздремнуть на выдаваемой за небольшую плату подушке. Научные исследования показали, что ничто так эффективно не повышает производительность труда, как несколько минут здорового сна. С тех пор как на свет появилась Китти, Мартин стал частым гостем в этих рекреационных комнатах. Днем девочка спит хорошо, а вот по ночам куролесит, сколько Хетти ни прикладывает ее к груди, и какой уж тут сон, когда мать всю ночь возится с капризничающим ребенком.

Кроме двух журналов-близнецов, “Деволюции” и “Эволюции”, в здании размещаются штаб-квартиры трех экспертных организаций или институтов изучения политических проблем: Центр изучения экономики посткоммунистического общества, Координационная комиссия по изучению реформы социального обеспечения, Институт изучения социальных проблем, а также два полуправительственных агентства, которые занимаются изучением проблем управления общественными процессами и их параметрами.

Ходят разговоры о том, что Мартина собираются откомандировать в Комиссию по изучению реформы системы социального обеспечения следить за разработкой перспективного плана размещения и подготовки кадров для решения проблем безработицы, но Мартин лавирует и маневрирует, стараясь этого избежать. Платить ему тогда стали бы больше, однако он видит себя в будущем политическим обозревателем, а потом и политическим деятелем. Политического обозревателя скорее выберут кандидатом в парламент, чем журналиста, пишущего экономические обзоры. Ему нужно быть на виду.

Мартин дремлет в храме отдохновения на четвертом этаже. Здесь все светло-зеленое с розовым, это сочетание режет глаз, однако признано, что оно способствует быстрому засыпанию. У них с Хетти дома стены в темных, резких, насыщенных тонах, а мебель они покрасили красным, кроватка же Китти желтая — чтобы оптимизировать число синаптических контактов. Хетти презирает нынешних целителей-астрологов-психотерапевтов со всеми их магическими кристаллами, гороскопами и прочей чепухой, однако убеждена, что цвет способен влиять на настроение, и Мартина это умиляет. Сам он вырос среди прозаичных, нетерпимых к малейшему проявлению фантазии людей, и сейчас затеи и чудачества южан его порой просто завораживают.

К Мартину присоединяется его редактор и непосредственное начальство Гарольд Мэппин, он рухнул на соседнее ложе (копия римской фрески, первый век нашей эры) и сообщил, что почти весь номер зарубили. “Остались только ваши “Брюзги и скряги”, они прошли на ура. И это называется жизнь! Я должен вздремнуть, иначе мне конец. Дебора меня вконец ночью измочалила. Огради нас господь от молодых женщин”.

В политике руководства наметились перемены: Министерство финансов сочло, что новые проекты, связанные со здравоохранением, обходятся слишком дорого, исследования доказывают то, что Мартин давно подозревал: чем больше мы убеждаем людей молодых заботиться о своем здоровье, тем меньше им хочется нас слушать, здоровьем интересуются лишь те, кто его потерял и кто уже состарился. Осенний номер должен сконцентрироваться не на угрозах, а на утверждении позитива. И еще: журнал теряет подписчиков, “Деволюцию” перестали покупать даже его главные читатели — правительственные учреждения, теперь и они страдают от сократившегося бюджета.

Все это сообщает Гарольд Мартину, устраиваясь на подушках, Мартин доволен и польщен доверием босса. А у босса есть для него еще более важная новость: он решил не перебрасывать Мартина в Комиссию по реформе системы социального обеспечения:

— Такой, как вы, там со скуки помрет. В нашей команде вы нужнее. Что скажете насчет статьи о смягчении холестериновой угрозы на основе новейших данных науки? Англии нужны жизнеутверждающие новости.

— То есть что-то вроде “А знаете, оказывается, сэндвичи с чипсами нам вовсе не враги”? — Мартин спрашивает иронически, но Гарольд вполне серьезно говорит:

— Вот именно, — и засыпает, не дожидаясь дальнейших комментариев. Руки он закинул за голову, как младенец.

Гарольду около пятидесяти, он крупный, шумный и волосатый, с острым взглядом. В редакции считают, что он аутист, ну если не аутист, то синдром Аспергера у него явно наблюдается, и ищут в интернете симптомы, чтобы подтвердить свою уверенность в том, что его способность к социальному взаимодействию ничтожна, поэтому его можно считать неадекватным и, соответственно, игнорировать. Мартин же с ним всегда ладил идеально.

Окрыленный, в приподнятом настроении, Мартин идет домой. Доходит пешком до Трафальгарской площади и едет на Барнет по Северной линии от Черинг-Кросс до Кентиш-тауна. С тех пор как эту линию построили сто лет назад, поколение за поколением служащих Вестминстера возвращаются домой в Кентиш-таун именно этим маршрутом. Идешь какое-то расстояние пешком — и для того чтобы пройтись, и чтобы не пересаживаться на “Набережной Виктории”. И как многие до него, он подходит к дому со смешанными чувствами: желание увидеть семью борется в нем со смертельным страхом, что она вообще существует. Ожидающая его семья — источник и величайшего счастья, и величайшего ужаса. Когда-то Мартин был молод и свободен, теперь у него есть обязательства, он не имеет права думать только о себе.

Если его из просто редактора сделают ответственным редактором, на что шансы, как он понимает, вполне реальны, его жалованье увеличится на целых шесть тысяч фунтов в год. Это означает, что Хетти сможет по-прежнему сидеть дома с ребенком и никакая няня им не понадобится. Он хочет жить в своем доме один. Хетти он не считает отдельным от себя существом, ведь она с ним единая плоть. Рождение Китти сначала разрушило было эту едино сущность, появился кто-то чужой, от кого хотелось избавиться, но сейчас он и свою дочь ощущает как продолжение себя.

И в детстве и в юности Мартину приходилось дорого платить за возможность побыть наедине с собой: мальчишкой он сидел подолгу на холоде в уборной во дворе и читал, читал, надеясь хоть немного собраться с мыслями, но даже и в этом чтении он не был наедине с собой, ведь приходилось читать по указке учителей, чтобы потом обсуждать прочитанное в классе, иначе не сдашь экзамены, а если не сдашь экзамены, надеяться тебе не на что. Теперь Мартин зрелый, независимый мужчина, и сама мысль о том, что рядом живет кто-то чужой, ест с ним за одним столом, смотрит вместе с ним телевизор, знает его тайны, кажется ему настоящим кошмаром. Ценность денег ведь не в том, что мы можем на них что-то купить, а в свободе распоряжаться своим временем, быть где тебе хочется и с кем хочется — или в полном одиночестве.

Домашний мир, по крайней мере, привычен, хотя в последнее время миром его назвать трудно, в доме все вверх дном, Хетти мечется как угорелая, ребенок плачет, в холодильнике пусто. Но эту густонаселенную приватность выбрал он сам, именно такой жизни он хотел, именно ей он радовался. Его семейное счастье было похоже на русскую игрушку-неваляшку. Бессонные ночи, детский плач, ссоры с Хетти по пустякам — сколько раз казалось, все вот-вот рухнет, но нет, равновесие вдруг обязательно восстанавливается, и опять все у них хорошо.

Но сейчас Хетти звонит ему на мобильный, взволнованная, радостная, и сообщает, что няня-полька уже поселилась в гостевой спальне, — у него, Мартина, беспардонно отняли время, которое принадлежит только ему, отняли дом, личную жизнь, и кто отнял? Хетти, та самая Хетти, которая должна бы заботиться о его благополучии, но куда там, ей важнее ее собственное. Мартин одергивает себя. Он не должен так думать. Все будет хорошо. Нельзя быть одиноким волком, сейчас все помешаны на том, что люди обязательно должны быть вместе. Он придет домой, не будет выражать недовольства, постарается найти со всеми общий язык.