Флора выглядела бледной и сердитой, но очень красивой. На ней были коротенькая цветастая юбочка, легкий джемпер и ниточка жемчуга на шее. Она пришла в «Плющ» без пальто, поэтому дрожала от холода, пока ела салат «Цезарь». Но постепенно она согрелась, и даже щечки у нее порозовели. Она знала так много о всяких мрачных эпизодах из области искусства, культуры и истории, которые обычно приводили Барли в изумление. Но благодаря Дорис он стал разбираться во всем этом несколько лучше.
За четыре месяца, прошедших с того времени, когда Флора собирала материал для шоу, в котором должен был принять участие Барли, и до непосредственной записи передачи, Барли понял, насколько он на самом деле невежествен, необразован и несведущ. Когда заходила речь о Брунеллески, Ван Эйке или о меценатстве Медичи, Барли тут же переставал что-либо понимать, не имел даже представления, в каком веке это было. Грейс тоже толком ничего не могла подсказать, но все же знала чуть больше Барли, и это тоже его огорчало. Кто такой Савонарола? Барли думал, что это сорт салями. Оказалось, нет. Известный религиозный фанатик древности. Флора это знала, Дорис знала. Грейс высказала предположение, но ошиблась: она подумала, что это философ-марксист. А Барли просто выставил себя полным идиотом.
Одной из причин, по которой Барли женился на Дорис — и он этого не отрицал, — было желание избавиться от чувства, что он неровня всем этим архитекторам, политикам и дизайнерам, с которыми ежедневно общался и которые все пооканчивали университеты, а большинство даже Оксфорд или Кембридж. Конечно, Барли обладал талантом делать такие деньги, каких большинству из них отродясь не увидеть, но по какой-то таинственной причине их уважали куда больше, и Барли хотелось того же.
Он не желал слышать никакой критики в адрес Дорис — она ведь его жена, в конце концов, — и надо отдать должное Флоре: она не стала выплескивать на него свой гнев. Когда они поглощали закуски, она лишь сказала, что Дорис ее уволила и она теперь без работы.
— Увольнять она умеет, — осторожно проговорил Барли. — Она даже Грейс уволила.
И рассмеялся. Он поинтересовался у Флоры причиной. Должна же быть какая-то причина? Наверное, она что-то не так сделала. Росс, например, отказался худеть. Будь у него хотя бы немного самодисциплины, он похудел бы как минимум на фунт. Так в чем дело? — Я была в белом платье на вашей свадьбе, и мои ноги лучше, чем у нее, — быстро ответила Флора. — Я переплюнула невесту.
Барли автоматически посмотрел вниз, чтобы убедиться, так ли это. Ноги действительно оказались стройными, хорошей формы, возможно, чуть полнее в икрах, чем у Дорис. У Дорис ноги очень длинные, но, на его взгляд, слишком худые. И, кроме того, у Флоры очаровательные коленки.
— Перестань! — сказал Барли. — Это же полнейшая чушь.
— И ты слишком долго на меня смотрел, — продолжила Флора, — а она это заметила.
— Ты была такой очаровательной, — беспомощно пробормотал Барли. — Но почему сейчас? Если ты права и причина именно в этом, то почему она так долго выжидала, почему не уволила тебя сразу?
— Потому что хотела найти кого-нибудь на мое место, и думает, что нашла, — сообщила Флора. — Только это не так. С Джасмин Орбакл я вместе училась в художественном колледже. Сейчас она работает в компании «Булгари», а до этого занималась изучением древних украшений. Я ее предупредила, так что теперь она никуда не уйдет, и это означает, что у Дорис никого нет.
— О Господи! — Трудно сказать, на чьей он был стороне. — Это плохо.
— Это особенно плохо потому, что скоро шоу в поддержку присуждения Лидбеттеру премии Тернера всех перестанут интересовать. А он ее просто-напросто не получит. Публика сыта по горло всей этой помойной культурой. А критики согласятся с мнением публики. Будет колоссальный провал, и у Дорис целых три программы пойдут коту под хвост.
— Каждый может иногда допускать ошибки, — заметил Барли. — Как правило, шоу на высоте. Поэтому у него такой успех.
— Благодаря мне, — отрезала Флора. — А вовсе не Дорис. Дорис хороша тем, что знает всех и вся в мире искусства, но она не способна отличить хорошую картину от хвоста автобуса. Она висит на волоске. Ты знаешь об этом?
У Барли отвисла челюсть. Официант спросил, все ли в порядке. Барли сказал, что да, все хорошо.
— На нее многие точат зубы, — продолжала Флора. — А со временем врагов может стать еще больше. Она не единственная, кто ждет лишь удобного предлога, чтобы уволить человека. Штука в том, что она нуждается во мне, и я хочу, чтобы ты ей это сказал. Ради нее же самой. Потому что и к Дорис можно очень хорошо относиться, хотя она и чудовище.
Барли сказал, что ему это хорошо известно. Флора заметила, как странно мы относимся к людям, которых любим. Мы редко любим их за то, что они хорошие люди. За исключением разве что Грейс. Она, Флора, глаза выплакала, когда их с Барли брак распался, и ездила к Грейс в тюрьму, но Грейс отказалась ее видеть.
— Она вообще никого не желала видеть, — ответил Барли.
— Я молюсь за нее, — сказала Флора.
— Продолжай в том же духе, — посоветовал Барли. — Потому что, насколько мне известно, она очень счастлива.
Он охотно попросил бы Флору помолиться и за него тоже, но постеснялся. Ему хотелось заплакать, что не часто делают взрослые мужчины в «Плюще». Через пару столов от них сидели четверо новоиспеченных пэров — люди искусства, архитектуры, оперные певцы, кое-кто с телевидения. Они пили розовое шампанское — большую бутылку — и казались весьма довольными жизнью. Барли подумал, что если слухи о новом подъеме науки верны, им не стоило бы так веселиться. Но они радостно помахали Барли, который встречался с ними на многочисленных совещаниях по проекту «Озорной оперы». Он вежливо помахал в ответ. Они наверняка подумали, что Флора — его любовница. Это плохо. Спутницы лордов были из тех женщин, что не очень много времени тратят на свою внешность. На них красовались длинные облегающие платья, явно пошитые в шестидесятых. Мини-юбки попросту прошли мимо них, пока они размышляли о более серьезных вещах. Мало кто из женщин умеет одеваться, Грейс чувствовала себя вполне уютно в одежде, более подходящей для работы в церковном саду годах примерно в пятидесятых. Дорис же носит все, что рекомендует «Татлер». Лицо Флоры больше соответствовало эпохе Медичи — этакая средневековая бледность, — но ее одежда и стиль в целом, безусловно, из настоящего, Барли это нравилось. И к тому же у нее такие изящные запястья.