В тот же день ближе к вечеру у главного входа в “Золотую чашу” остановился “мерседес”, доставивший Джой и Джека. Чарли, как с горечью заметила Джой, прекрасно знал дорогу. Цель их приезда — поговорить с доктором Грепалли. Отчет Валери Бохаймер отправили раньше. У Джой на шее было золотое колье-ошейник с брильянтами, но не прямо на коже, а на высоком, под горлышко, вороте розового трикотажного тренировочного свитера. “Если требуется нарядиться пошикарнее, это не значит, что надо пренебрегать удобством”, — сказала она Джеку. Джек возразил: он не видел нужды наряжаться, но, по мнению Джой, важно, чтобы доктор Грепалли отнесся к их визиту со всей серьезностью. На карту поставлено благополучие Фелисити.

В последнее время Джой завела обыкновение носить брильянты чуть не каждый день. Франсина свои драгоценности годами хранила в сейфе, утверждая, что появляться на людях в дорогих украшениях слишком рискованно. Наденешь перстень, а какой-нибудь обкуренный хулиган возьмет да и отрежет его вместе с пальцем; а если наденешь браслет, то и руку может оттяпать. Она слышала о таких случаях. Дорогие кольца, ожерелья, браслеты — для ошейников у нее шея коротка, слава тебе Господи, думал Джек, зная о ее страхах, — копя пыль, покоились на бархате в футлярах под замком, покуда в один прекрасный день, за год до смерти, еще до того, как ей был поставлен диагноз “рак”, вдруг, никому не сказавшись, она вынула драгоценности из сейфа, продала разом все и вырученные средства пожертвовала не кому-нибудь, а в собачий приют. При том, что она собак даже не любила. Джек тогда огорчился. В конце концов, это были его подарки, заработанные потом его чела; он прожил нелегкую трудовую жизнь: чтобы стать богатым человеком, требуется упорство, работа с утра до ночи и целеустремленность. Единственное, в чем он, может быть, провинился, — это в том, что попытался уговорить Франсину надеть хоть что-нибудь, например бриллиантовые серьги, на вечер в честь ее шестидесятипятилетия, который для нее, по доброте своей, устроила ее сестрица Джой.

Джой, со своей стороны, надеялась, что Джек тоже немного приоденется для разговора с доктором Грепалли. Но увы. Джек, заделавшись теперь членом загородного клуба, собирался после “Золотой чаши” ехать играть в гольф и заявил, что наденет только то, что требуется для гольфа. Прошли те времена, когда ему приходилось одеваться по чужому вкусу. Теперь он носил эластичные брюки и мешковатые затрапезные свитера.

Доктор Грепалли поднялся из-за стола им навстречу, красивый, широкоплечий, доброжелательный, в хорошо сшитом сером костюме и белой рубашке, но без галстука — смесь парада и будничности, рассчитанная на то, чтобы не смущать посетителей. Ни один из мужей Джой не добивался такого эффекта с одеждой, это было у нее больное место. Сама-то она носила вещи свободного покроя, броских, ярких тонов и из дорогой ткани, это ее слабость, но ей всегда хотелось, чтобы ее мужья не ударяли в грязь лицом. Ну да куда там.

— Мистер и миссис Эпстейн, — произнес доктор Грепалли, — рад вас видеть!

Джой и Джек принялись было наперебой объяснять, что они не супруги, а родственники, она сестра его покойной жены, но потом оба махнули рукой. Джек — потому что Джой не давала ему слова вставить, а Джой — потому что ей надоело отнекиваться. Да и вполне могла бы она быть миссис Эпстейн: они вон уже и переругиваться стали по-семейному. Раньше семейное положение сестры как жены Джека Эпстейна казалось Джой недостижимо завидным — а что же теперь? Хорошо еще, что у них хоть обходится без секса, не то что у Фелисити. Лично она, Джой, никогда это особенно не любила, а теперь, на старости, и притворяться больше не надо. Лишь молодым мужчинам обязательно нужно, чтобы вам это нравилось; а старея, они сами испытывают облегчение, когда видят, что секс вас мало интересует. Да, пожалуй, положение миссис Эпстейн обещает массу преимуществ и никаких неудобств. Всегда лучше быть женой, чем вдовой. Брак был бы вполне походящий.

Доктор Грепалли не стал вдаваться в тонкости, кто там у них на ком женат. Он листал страницы досье сыскного агентства, а потом поднял на посетителей спокойные карие глаза, и у Джой по всему телу пробежала дрожь, не эротическая, разумеется, ведь с этим у нее уже покончено, а просто наполовину испуг, наполовину что-то желудочное. Намек на какие-то возможности, какой-то как бы зов. Впрочем, он, конечно, на всех женщин так глядит.

— Я ценю вашу озабоченность касательно вашей подруги, — проговорил он, — и я знаю, что моя секретарь-ассистентка сестра Доун ее разделяет. Но старые люди — это не какие-то неодушевленные предметы. Они обладают свободной волей, собственными чувствами и правом любить, как и все. Не исключаю даже, что на них распространяется закон, ограждающий их от слежки частных сыщиков. Впрочем, в последнем я не вполне уверен.

— Вот видишь, Джой, — буркнул Джек, — говорил я тебе, что не надо было это затевать.

— Я вынуждена была! — прокричала Джой. — Фелисити — моя лучшая подруга. Она впала в детство. Что будет с ее деньгами?

— Она вправе распорядиться ими по своему желанию, — сказал доктор Грепалли. — И кстати, их не так уж и много. Наши постояльцы часто завещают свои деньги филантропическим учреждениям, а не родным, и очень хорошо поступают, принося пользу стране. Мужчины больше склонны шиковать и растрачивают свои богатства при жизни. А женщины предпочитают подождать, пока придет смерть.

— Или употребить на какие-нибудь свои фантазии, — с горечью перебил его Джек, думая о своих многочисленных подарках Франсине от всего любящего сердца, которые все пошли псам. Неужели она так к нему относилась? А может быть, она раскаивалась в том, что не способна одинаково любить всех божьих тварей, и старалась искупить этот грех.

— Так что, насколько я понимаю, тут никакой проблемы нет, — продолжал доктор Грепалли. — Те, кто сами заработали деньги, щедрее тех, кто получил их от других, а это как раз относится к большинству наших дам. Мужья зарабатывали, а они сидели дома.

— Но если она заключит брак?

— A-а, вот тогда у нас может возникнуть проблема, — сказал доктор Грепалли. — Любое оформленное к этому времени завещательное распоряжение теряет силу. Если она не составит документ заново, вся ее собственность автоматически переходит к новому мужу.

— Необходимо ее остановить! — вопила Джой. — Он мошенник и самозванец, нестарый мужчина преследует старую женщину из-за денег, в докладе это доказано. Вы должны обратиться в полицию!

— Усмирись-ка немного, Джой, — сказал Джек. — Ни к чему так горячиться. Возможно, здесь вообще смотрят косо на обращение в полицию.

Франсина тоже была такая, припомнил Джек: заберет что-нибудь в голову и уже ничего другого знать не желает. Правда, помалкивала, а не орала, но думала свое. Вообразила, что он изменяет ей с Джой. Хотя, конечно, ничего подобного, если в прямом смысле слова. Разумеется, он не святой, но пачкать собственное гнездо — никогда. “Так и будет, — один раз шепотом сказала ему Франсина. — Когда-нибудь так и случится. У мужчин нет вкуса”. Воспоминание навело на него тоску.

— Это не я горячусь, это ты умываешь руки, — набросилась на него Джой. Франсина, та бы просто посмотрела искоса. Зато ее сестра, по крайней мере, не прячет своих чувств про запас, чтобы наброситься в удобный момент. Сегодня она выглядит немного странновато. Брильянтовое колье поверх трикотажного джемпера, или как это штука называется, водолазка? Ни в какие ворота не лезет. Но зато она хотя бы не держит украшения в сейфе. И не случится такого, что в один прекрасный день он раскроет сейф, а там ничего нет, его подарки проданы, и с ними ушло прошлое, которое в них воплощалось, — испарилось, исчезло, будто и не было. Именно тогда, после этого, он, надо признаться, стал встречаться с Джой и с опозданием в тридцать пять лет задумался о том, что, похоже, он женился не на той сестре. Но было уже поздно.

Доктор Грепалли снова принялся просматривать доклад.

— Четыре нарушения правил уличного движения за всю жизнь, — заметил он. — По-моему, это не много.

— Зависит от того, — возразила Джой, попросив его говорить громче и заставив трижды повторить, что он сказал, — какие это нарушения: вождение автомашины под воздействием алкоголя или вождение машины в пьяном виде.

— Джой понимает разницу, — пояснил Джек. — Она один раз попала в аварию, и уровень алкоголя у нее был, сколько ни мерили, ровно один и пять. Я, когда переселился в эти места, первым делом заставил ее нанять шофера. А то в округе ни на одной машине уже не осталось бокового зеркала, а вмятины на ее старом “вольво” были такие, что вы бы глазам своим не поверили. Повезло ей, что я сумел его продать.

— Вмятины были, — возразила Джой, — от столкновения с дикими животными в ночные часы.

— Иногда в золотые годы наступает ослабление ночного зрения, — рассеянно заметил доктор Грепалли. Милые старички только и знают, что препираются. Это следует рассматривать скорее как проявление привычки и привязанности, чем антагонизма. Взрослые дети, слушая разговоры родителей, часто по ошибке думают, что старики ссорятся, а на самом деле они просто посылают друг дружке туда и обратно легкие волны общения. — Во всяком случае, уголовного прошлого за ним не числится.

— Он живет под чужими именами, — не отступалась Джой. — Всякий, кто зовется Уильям Джонсон, — обманщик. Это самые распространенные имена во всей Америке.

— Доктор Грепалли, возможно, не поймет твою логику, Джой, — сказал Джек. — Если оно такое распространенное, значит, его носит очень много людей.

— А разница в возрасте? — кричала Джой. — Это не любовь, а холодный расчет! Он женится на старухах и убивает их, чтобы завладеть деньгами.

Но взгляд доктора Грепалли упал на фразу в докладе, которая его насторожила.

— Она что, привезла с собой подлинник Утрилло? — спросил он. — Я считал, что это копия.

— Как вы сказали? Эта старая картина, с которой она так носится? Вполне может быть, что и подлинная. Он же был владельцем авиакомпании. Не разберешь, чему верить.

— Если так, — сказал доктор Грепалли, — это серьезно усложняет дело со страхованием. Полотно должно храниться в банке, иначе в случае хищения нам могут предъявить иск. Мисс Фелисити не имеет права держать эту картину в наших стенах.

Доктор Грепалли неожиданно сильно расстроился. Его отец Гомер Грепалли коллекционировал живопись. На стенах в его доме висела самая богатая коллекция шизофренического искусства, которая очень угнетала Эллен, мать Джозефа. Она жаловалась, что ей тяжело в окружении болезненных, мрачных образов; на этих полотнах не было ничего светлого и жизнерадостного: все изломанное, нечеловеческое, все в серых и черных тонах, только изредка, если повезет, увидишь охряное пятно, да в самом лучшем случае сверкнет темно-красный мазок. Кому нужно собирать психопатическое искусство? Эллен была убеждена, что Гомер тратит на этих уродов большие деньги специально ей назло, но, как объяснил Гомер Джозефу, у его матери параноидальные наклонности, когда-то она сама лечилась у Гомера.

Маленький Джозеф чуть не с колыбели учился обо всем и обо всех думать только хорошо. Папа у него не зловредный, мама в здравом уме. Художники, представленные на стенах их дома, в такой манере пишут не всегда, а лишь находясь в маниакальном состоянии. В промежутках между черными эпизодами их чувства расцветают, больные, изломанные образы грациозно округляются, вытягиваются, образуя нечто целостное и здоровое. Часто, глядя на узловатые артритные пальцы жителей “Золотой чаши”, распевающих полуполную песню, он воображал, как время для них побежит вспять, скрюченные пальцы распрямятся и раскроются, вновь обретут свободу и изящество.

Телефон у него на столе проиграл мотивчик. Джек узнал песенку Битлов “Когда мне стукнет шестьдесят четыре года…”. Доктор Грепалли извинился и взял трубку. Шестьдесят четыре, ведь это молодость, а когда-то казалось немыслимой старостью.

— Звонила внучка мисс Фелисити, англичанка, — сообщил доктор Грепалли. — Она тоже беспокоится за бабушку. Она и еще двое внуков прилетели в Нью-Йорк и завтра на автомобиле приедут сюда.

— Но я полагала, что София — ее единственная ныне живущая родственница! — возмутилась Джой. — Мисс Фелисити просто не способна сказать правду даже по такому очевидному поводу.

— Поразительно, как прямо из ниоткуда являются родственники, когда дело касается наследства, — сказал доктор Грепалли. — Мистер и миссис Эпстейн, спасибо, что посетили нас. Уверяю вас, у нас нет никого, кто замышлял бы обобрать мисс Фелисити. Но я все-таки попробую потолковать с нею кое о чем.