Анджи дала понять, что она ожидает, чтобы Клиффорд на ней женился. Он подумал: пусть так, раз он потерял Хелен, то не все ли равно, как он распорядится собой, а вот что будет с «Леонардо», это важно, да и работа, трагически представлялось ему теперь, была единственным, в чем он преуспел. Даже собственная мать ополчилась на него. (Иными словами, Клиффорд находился на самом-самом пределе уныния.) Так отчего бы и не жениться на Анджи. Естественно, это не те условия, на которых вы и я, читатель, согласились бы вступить в брак, но Анджи была не такой. Богатые ведь не такие. Они ожидают, что получат то, чего хотят, и обычно получают. Гордость каким-то образом остается в стороне. Не скажу, что это делает их намного счастливее, просто богатые каким-то образом умудряются не развивать в себе способность быть несчастными.

А кроме того, ребенок Анджи был уже не за горами, а с тех пор, как он потерял Нелл, зеницу своего ока, Клиффорд понял куда глубже многих и многих мужчин, какое благословение ребенок, любой ребенок дарит своим родителям.

– Я подумаю, – сказал Клиффорд.

Подобный брак, естественно, обеспечивал Клиффорду массу материальных преимуществ, как дала понять Анджи. Деликатно выражаясь, это подразумевало, что, едва Анджи перестанет быть Уэлбрук и станет Вексфорд, «Оттолайн» сольется с «Леонардо», и Анджи убедит Джона Лалли вновь ограничить свою творческую производительность, чтобы удерживать рынок произведений Лалли на максимуме ко всеобщей выгоде (исключая, разумеется, самого художника). Далее, она перестанет рыть подкопы в колониях (ей нравилось так их называть) и понудит Йоханнесбургскую галерею предлагать внушительные суммы за тех Старых Мастеров, чья непопулярность на пресыщенных европейских рынках неуклонно увеличивается. Для компенсации она откроет такой же австралийский филиал и назовет его «Оттолайн», а не «Леонардо», но различие, понятно, будет только в названии. И Клиффорд может навещать близнецов, и они даже могут приезжать погостить, при условии, что с Хелен он видеться не будет.

– Пусть их Саймон навещает, – сказал Клиффорд. – Отец их ведь он. – И начал встречный бракоразводный процесс, и выиграл его.

Хелен плакала, плакала, и никто не мог ее утешить, хотя пытались многие. Ведь она же совсем не того хотела. Совсем, совсем не того.

Вскоре она отправилась домой в «Яблоневый коттедж», чтобы еще поплакать. На этот раз с ней было трое ее детей.

– Я же тебе говорил! – сказал Джон Лалли, но лишь один раз.

– Перестань, – сказала Марджери, ну он и перестал. В коттедже теперь сделалось тесно, а ведь Марджери была еще и беременна. Он удалился в дровяной сарай.

– Я столько хлопот доставляю, – сказала Хелен. – Я так сожалею.

– Ну какие хлопоты, – сказала Марджери. – Просто замечательно, что вы приехали. Я понимаю, что не могу занять место вашей матери, я понимаю, что вам неприятна мысль о будущем ребенке…

– Нет-нет, – сказала Хелен, и внезапно так оно и стало. Марджери не могла ей не понравиться, ведь она сделала счастливым ее отца. В свободное время он занялся расписыванием мебели. И самые обычные кухонные табуреты пылали и трепетали цветами и птицами.

– Но как мне жить? – спросила Хелен. – Я все напутала, все испортила.

Еще одна зарянка – сколько же птичьих поколений сменилось со времени той, первой! – прыгала, сверкая красной грудкой, в саду за окном, и Хелен улыбнулась. Она не могла всласть предаваться горю. На этот раз ей нужно было думать о детях.

– Так было, потому что вы полагались на других, – сказала Марджери. – Научитесь полагаться на себя.

– Я слишком стара, чтобы меняться, – сказала Хелен, выглядевшая на 18. Марджери засмеялась, но тут кухня наполнилась Эдвардом, Маркусом и Максом, которые требовали чего-нибудь поесть. Они были дорогостоящими детьми. Они привыкли пить апельсиновый сок там, где предыдущие поколения пили воду. Ну вы же знаете, какие нынче дети.

– Мне так противно просить денег у Клиффорда, – сказала Хелен. – Словно все как было. Я не вынесу.

– Так зарабатывайте их сами, – деловито сказала Марджери. – У вас для этого имеется все.

Ну и, конечно, когда Хелен поразмыслила, она увидела, что так оно и есть.