— Хэмиш начинал карьеру стенографистом, — говорит Джемма. Они с Эльзой сидят у бассейна в ожидании ланча. У Джеммы вновь прекрасное настроение. Виктор продолжает жаркие переговоры с Хэмишем. Эльза держится свободно, но на сердце у нее печаль. У нее теперь есть личная боль, и ей не нужно чужое бремя страданий. — Он тогда служил в армии. Там и научился этому ремеслу. Демобилизационное пособие пустил в дело — основал агентство «Услуги секретарей, машинопись, стенография». Потом расширил его, потом открыл филиал, потом по всей стране стали появляться региональные бюро. Он очень редко улыбается. Ты заметила? Это заставляет людей относиться к нему почтительно и серьезно. Человек он деятельный. На каком-то этапе совершил крутой поворот и открыл сеть дешевых диетических закусочных для девушек, которые работали секретаршами, машинистками, библиотекарями во всех районах города. Через несколько лет он сделал следующий шаг, и сеть цветочных магазинов, где эти же девушки могли покупать цветы для своих подоконников, переросла в огромное производство с миллионной прибылью. Были на его жизненном пути и другие коммерческие затеи. Но мой муж всегда оставался верен красоте. Он бесконечно любит все красивое. Ты заметила?

— Да.

— Он предпочитает неживую красоту живой. Он любит управлять своим делом. Девушки, их аппетит, их вкусы — материя слишком ненадежная, привыкшая возникать и исчезать без видимых причин и без всякого графика. Истинным его призванием стали пластмассовые цветочные горшки, кашпо, вазы. Эти вещи необходимы людям для творчества, для создания и выращивания красоты, пусть даже недолговечной. Любая красота рано или поздно умирает, как ты ее ни береги. Иногда мне кажется, что именно это со мной сейчас и происходит.

У Эльзы до боли сжимается сердце, и она не выдерживает. Плачет.

— Неужели ты плачешь обо мне? — заунывно произносит Джемма. — Как это трогательно…

— Я плачу обо всех и о каждом, — говорит без лукавства Эльза. Она плачет о том, что у нее в жизни нет, не было и не будет многого.

— У тебя такая щедрая душа, — изрекает Джемма, — даже, на мой взгляд, слишком щедрая. Но скажи, что же тяготит тебя?

— Не знаю.

— Может быть, тебя тревожит предстоящая встреча с Дженис? Может быть, ты хочешь, чтобы я позвонила ей и отменила приезд?

— Нет.

— Может быть, Хэмиш сказал тебе что-нибудь неприятное? Порой он бывает бестактен. Я очень люблю мужа, но не закрываю глаза на его недостатки. Неужели он раскритиковал твою машинописную работу? Ты сделала великолепный текст! Завидую. Мне в жизни так и не удалось заняться машинописью. Так что сказал Хэмиш?

— Ничего.

— Действительно, ты и была-то с ним в библиотеке совсем недолго. Не переживай, Эльза. Мы с Виктором просто немножко побеседовали. Он от тебя без ума. Кстати, что ты намерена дальше делать с Виктором?

— Что ты имеешь в виду?

— Нельзя позволять эксплуатировать себя. Ты ради него от всего отказываешься, а взамен ничего не получаешь.

— Мне ничего не надо. Главное — есть Виктор.

Вчерашняя правда, Эльза, вчерашняя! С душком.

— О, конечно! Какая я глупая. У тебя есть Виктор, читай — семья, работа, дом, будущее, — усмехается Джемма.

— Разве есть смысл в семье, работе, в доме, в будущем, если нет Виктора! Без него нет ничего. Я хочу все начать с нуля. Я хочу стать чем-то, достичь чего-то…

— Да-да, он говорил… что-то о ступенях, по которым ты идешь завоевывать мир.

— Виктор так говорил? — Эльзу начинает бить дрожь.

— Стесняться здесь нечего. Я была точно такая же.

И Джемма продолжает свою историю. Рассказанная с опозданием на несколько лет, она, конечно, теряет драматизм, приобретает развлекательный характер и кое-где низводится просто до житейского анекдота. Но Эльзе как никому полезно слушать это повествование о забавах и тяготах госпожи Удачи и госпожи Беды, которые веками шествуют рука об руку.

1966-й год.

Джемма сняла материно «жемчужное» ожерелье и надела крестик. Что-то уж больно хорошо все складывается. Быстрее, чем Земля обернулась вокруг Солнца, Джемма сумела вырваться из железных вдовьих рук, найти интересную работу, обрести надежную подругу и влюбиться. И если не подходить к окнам, то и падать не придется, подумала мудрая Джемма. Теперь оставалось лишь подыскать жилье. Об этом настойчиво напоминал коричневый фибровый чемодан с разболтанными замками. Может, и в этом повезет, как везло до сих пор, надеялась Джемма, теребя крестик. Не сменить ли его на бусы?

Мэрион с сомнением посмотрела на багаж новой сотрудницы и тотчас же задвинула его за штору, вытканную серебристой нитью.

— Негоже, чтобы мистер Фокс видел такое, — заметила она. — Мистер Ферст, конечно, может увидеть, но это не имеет значения. Мистер Ферст — обычный человек. Вроде меня. Его тоже нельзя допускать в демонстрационный зал. У него перхоть, у меня прыщи. А покупатели все как на подбор — гладкие и красивые. Совсем как ты.

— Как я?

— Да. Вот ты и займешься продажей, а главное «обработкой» клиентов. Если честно, я их на дух не переношу. Ходят, ходят часами, да ни черта не покупают.

— Но я никогда ничего не продавала. Я училась на машинистку-стенографистку.

— Все учились, — отрезала Мэрион. — Продавать — дело нехитрое. Главное, следи за руками покупателя и никогда не принимай чек, не сверившись предварительно с банком. Вообще я бы хотела работать в адвокатской конторе. Или еще лучше в больнице или в школе…

— Ну и работала бы.

— Нет. Какой же смысл? Я коплю деньги на следующий отпуск. А как же? Ведь мы отдыхаем всей семьей три раза в год. Конечно, я всякий раз после отпуска собираюсь подать заявление об уходе, но духу не хватает. Семья довольна моей работой. Это выгодно и престижно. Здесь таких людей можно встретить… закачаешься! Элизабет Тейлор, например, заходила. Да, на все глаза не закроешь.

Джемма слушала ее и только головой покачивала. Так быстро и так далеко убежать из Кумберленда!

— На твоем месте, не в обиду будет сказано, я бы сняла этот крестик, — неожиданно заявила Мэрион.

— Почему?

— Дешевый слишком.

— Ну… в общем да…

— Принцесса может появиться с таким крестиком на людях, ты — нет.

Некрасивая, но отчаянная Мэрион говорила с легкостью и уверенностью опытного экономиста, который, выбирая кусок говядины получше, нравоучает темного, необразованного мясника.

Джемма быстро сняла крестик.

— Это бабушка мне подарила. Точнее, двоюродная бабушка. Она моя единственная родственница. Живет в Кумберленде, в доме престарелых.

— Славное местечко — Кумберленд, — сказала Мэрион. — Однажды мы проезжали через него. Наша семья первый и второй отпуск в году проводит в путешествиях, а третий — дома.

Джемма бросила крестик в мусорную корзину, замаскированную под огромный лимон.

— Я не говорила о том, чтобы выбрасывать его, — запротестовала Мэрион.

— Но он дешевый и некрасивый.

— Тебе дала его твоя бабушка — на счастье…

— Это уже в прошлом, — решительно заявила Джемма. — А меня волнует только будущее.

— Но это же крестик! Распятие! — заволновалась Мэрион. — Выбрасывать его — дурной знак. Сама подумай. К тому же об этом я читала в приложении к еженедельнику «Оккультизм». У нас дома хранится годовая подшивка.

Джемма пожала плечами и положила неугодный крестик в левый ящичек письменного стола, который поначалу удивил ее своей яйцевидной столешницей и лимонно-желтым цветом. В этом же ящичке она обнаружила следы пребывания своей предшественницы: голубой лак для ногтей и серебряный лак для волос, пакетики с чипсами и пакетики с шоколадками, крем от мозолей и фигурку-талисман.

— Офелия забыла свой талисман, — сказала Джемма.

— Она с такой скоростью смылась отсюда, что неудивительно, — сухо отозвалась Мэрион и скороговоркой (совсем как малышка Гортензия, которая отрицала, что это она намочила кроватку, и перекладывала вину на некоего чужого мальчика) добавила: — Она хотела уйти, потому что была слишком квалифицированна для этой работы. Знаешь, сколько ударов в минуту она делала? То-то. Хорошая девочка, но здесь ей было не место. Все, я пошла за кофе. Каждый день я мелю определенное количество и сразу варю. Только так сохраняется аромат и вкусовые качества. Во всяком случае, это мнение мистера Фокса. А он жутко привередливый.

Вдруг на ее лице появилась тревога. Она замешкалась в комнате.

— Мэрион, — удивилась Джемма, — что с тобой?

— Ничего, — соврала Мэрион тоном, каким слово «ничего» говорила Ханна, возвращаясь из школы в синяках и слезах.

— Тебе не будет страшно, если я уйду? — спрашивает Мэрион.

— Нет, конечно.

— Не подходи к окнам. Услышишь шум — не пугайся, это в окна бьются скворцы и чайки. Тупые создания, я тебе скажу. Не обращай на них внимания.

— А если покупатель придет?

— До полудня редко кто появляется. Эта публика спит чуть ли не до обеда. Знаешь, здесь порой бывает такая тишина. И пустота. Я рада, что ты пришла работать, Джемма, честное слово, рада. Не хотелось бы, чтобы ты бросила это место.

Мэрион взяла десятишиллинговую бумажку из дымчато-стеклянного ящичка на столе и отправилась покупать лучший сорт кофе.

С грохотом сбежал по лестнице мистер Фокс, теперь облаченный уже в кремовый костюм-тройку. Пулей пронесся по офису, на ходу приветственно свистнул птицам, отчего те взорвались истошным щебетом и кудахтаньем. А на Джемму даже не взглянул.

Она, одновременно задетая и успокоенная, проводила мистера Фокса глазами и склонила свою хорошенькую головку над картотекой, тщетно пытаясь вспомнить главу пятую общего курса делопроизводства. Вскоре за спиной у себя она уловила чье-то леденящее дыхание, лишь отдаленно напоминающее вдохи и выдохи живого существа. Джемма от неожиданности вскрикнула, даже подскочила, но тут же осознала, что перед нею мистер Ферст — серолицый, тускловолосый человек без возраста, в очках без оправы. Его бескровные губы были искривлены уродливым изгибом, на нем будто застыла маска телевизионного графа Дракулы — унылая, искусственная, безжизненная маска.

— Кто такая? — спросил он грозно, как хозяин, изловивший в своих угодьях браконьера.

— Я здесь работаю, — ответила Джемма.

— Вижу, что не покупательница. Имя есть? Или ты сирота без рода и племени? — Он хохотнул.

Так частенько называли Джемму в школе, обращаясь к ней со снисходительным сарказмом. Что же, к таким вещам ей не привыкать, хотя она всю жизнь надеялась, что с возрастом старшие будут ее обижать и шпынять все реже и реже, пока не перестанут совсем. Увы, нет.

— Я Джемма Джозеф, — заявила она уверенно и с достоинством. — Новая сотрудница.

— О Боже, — простонал Ферст и закатил глаза. — Ладно, подшей это. В картотеку клиентуры. Я что, по-твоему, целый день должен таскаться с ними?

В руках у него была пачка больших конвертов.

— Но это фотографии! — забеспокоилась Джемма.

В главе восьмой общего курса «Досье и картотека» ни слова не говорилось о фотографиях.

И Джемма, как всякая старательная ученица, ужаснулась несовершенству этого мира: разве могут быть ошибки и пробелы в Его величестве Общем Курсе?

— Подшивай по алфавиту. Кто изображен, как фамилия. Подшивай по первой букве, дура.

— Но на этих фотографиях по несколько человек…

— Кто изображен на первом плане! Ты в своем уме? Тебя чему учили? Ничего не поделаешь с агентством, которое присылает непроходимых дур. Но присылать душевнобольных — это уж слишком. Мы подадим иск.

— На всех снимках есть мистер Фокс. Может, не всегда он ближе всех к камере, но вид у него самый солидный. Я подошью фотографии на букву «Ф».

Мистер Ферст выхватил у нее конверты и прошипел:

— Оставь, это сделает Мэрион. Передашь ей, пусть зайдет ко мне, когда вернется. Мистер Фокс здесь?

— Думаю, да.

— Тебя не спрашивают, о чем ты думаешь. Отвечай на вопрос. До чего же вы бестолковый народ, Женщины.

Джемме показалось, что мистер Ферст поглядывает на витую лестницу, ведущую в апартаменты мистера Фокса, с тревогой и неуверенностью и что его грубость по отношению к ней — следствие этого. Точь-в-точь так же бранилась и топала ногами Гермиона, когда что-то тяготило ее. Гермиона, кстати, меньше всех из детей Хемсли нравилась Джемме. Любимицей, разумеется, была Элис.

— Нет его здесь, — вдруг сказал мистер Ферст и чуть ли не вздохнул с облегчением. А Джемма, которая в те годы внешне была довольно апатична, вдруг улыбнулась ему — щедро, великодушно и почти ласково, так что мистер Ферст покраснел. Точнее побагровел. Его серая кожа не умела нежно розоветь. Но это неважно.

— Улыбаться надо чаще, — пролаял он и выбежал из комнаты, блеснув на прощание очками, в которых отражались причудливые изгибы сияющей люстры и ярко-красные крылья попугая. Выражения его глаз Джемма не увидела.

После исчезновения мистера Ферста Джемма стала изучать электрическую пишущую машинку, застывшую перед ней. Машинка оказалась без шнура и вилки. Решение пришло быстро. Взяв пять шиллингов из уже известной ей коробочки, Джемма отправилась в магазин за шнуром (следуя главе одиннадцатой общего курса «Личная инициатива сотрудников»). А вот про отвертку она забыла. Пришлось использовать пилку для ногтей, чтобы отвинтить боковую панель. Этого правила, разумеется, не было в главе одиннадцатой.

Однако в ее отсутствие вернулась Мэрион и незамедлительно выразила свое недовольство.

— Никогда и ни при каких обстоятельствах нельзя днем оставлять офис пустым.

— Но делать было совершенно нечего.

— Тебе повезло. Скажи спасибо, — фыркнула Мэрион.

— Заходил мистер Ферст и негодовал ужасно, — сообщила Джемма, надеясь вызвать к себе сочувствие. Не сработало.

— Это в порядке вещей, — заявила Мэрион. — Безобразные мужички всегда негодуют при виде красивых девушек. У меня есть одна подружка. Она фотомодель. Ты бы видела, как нападают на нее почтенные невзрачные мужики средних лет, когда мы выходим на улицу в мини-юбках. Я даже боюсь находиться рядом с ней, но она просит — для контраста. Каждой хорошенькой девушке нужна тихая и некрасивая подружка вроде меня.

Если Мэрион ждала от Джеммы бурных возражений, то напрасно. Джемма лишь спросила, как следует подшивать фотографии.

— По названию мероприятия, конечно, — пожала плечами Мэрион и грохнула электрочайник об стол с такой силой, что из него выплеснулась вода и растеклась по пестрому лугу кухонного покрытия. Затем Мэрион набросилась на горстку кофейных зерен и смолола их с таким рвением, что задрожали тонкие стекла и взвились с карниза потревоженные птицы.

Джемма вернулась на свое рабочее место и принялась внимательно изучать фотографии. В основном там были запечатлены группы молодых мужчин и женщин. Расстегнутые рубашки открывали стройные торсы мужчин, распахнутые блузки — гибкие станы женщин. И все ради того, чтобы явить миру украшенные каменьями Фокс-и-Ферста пупки. На всех фотографиях хуже или лучше виден был мистер Фокс, неизменно застегнутый на все пуговицы и облаченный в белоснежные сорочки. Держался он исключительно по-королевски, улыбался уверенно и снисходительно как монарх, у которого палач всегда под рукой.

Машинисткам и секретаршам смотреть на короля разрешается. И сироте без роду и племени это не возбраняется. Джемма подшила в папку одну фотографию, другую, третью, после чего замешкалась.

— Мэрион, кто на этом снимке? Похожа на кухарку, случайно завернувшую с кухни в элегантную гостиную.

Так и было: из-за плеча мистера Фокса пялилось какое-то лицо; оно могло принадлежать созданию без пола, без возраста и без среды обитания, но все же в нем угадывались черты сорокалетней женщины, чьи отвислые губы, глаза навыкате и бесконечные жировые складки внушали ужас. Фигура у женщины отсутствовала; платье, казалось, было натянуто на огромный кусок сала. И это тело прижималось щекой к щеке мистера Фокса и хищно скалилось.

А мистер Фокс улыбался.

Мэрион оторвалась от кофейного ритуала, взяла фотографию и разорвала в клочья. Руки ее тряслись.

— Зачем ты это сделала? — удивилась Джемма. — Я только хотела узнать, на какую букву это подшивать.

— Ни на какую.

— В картотеку могут быть внесены любые сведения. Так говорится в главе шестой. Если можно подшивать документы, можно и фотографии, — сделала для себя открытие Джемма.

— Это никому не нужно, слава тебе, Господи.

— Почему?

— Неважно.

— Это чья-то родственница?

— Ага. Любопытная Варвара. Сестра мистера Ферста.

— На тебе! — воскликнула Джемма. — Кто бы мог подумать. Он такой тощий, а она такая жирная.

— Гормоны! — развела руками Мэрион. — То ли щитовидка, то ли гипофиз дают такие нарушения. Не удивлюсь, если мистер Ферст страдал в юношестве акромегалией. Это склонность к великанству.

— Как ты много знаешь, — восхитилась Джемма. Льстить, оказывается, просто.

— Век живи, век учись, — пробормотала Мэрион. — У моего отца есть пособие «Сам себе диагност». Он по вечерам читает его вслух. Послушай, Джемма, сделай одолжение, избавь меня от этой темы. Давай забудем эту женщину и наш разговор.

— Почему?

— Хотя бы потому, что ее нет в живых.

— Я могла бы этот снимок положить на букву «П» — покойник.

Да-а, дорогая миссис Хемсли, не зря вы расстались с Джеммой. Главное, вовремя.

Мэрион побелела и не ответила.

— А как она умерла?

— Неважно. — Мэрион залила крутым кипятком только что смолотый кофе.

Из фаянсового кофейника — настоящая французская глазурь! — пошел сногсшибательный аромат. Он усилился, когда Мэрион стала помешивать кофе деревянной ложечкой, предназначенной, судя по всему, исключительно для этой цели.

— Так что с ней случилось? — продолжала интересоваться Джемма.

— Ничего.

— От ничего не умирают.

Даже мистер Хемсли умер от сердечного приступа, а вовсе не от огорчения, что у него родилась дочь Элис. Пятая дочь. Снова дочь.

— Если ты настаиваешь — пожалуйста, — взорвалась Мэрион. — Она покончила с собой.

— Как?

— Не хочу говорить об этом.

— И все-таки?

Вот так же Джемма всегда пытала Гермиону, у которой была привычка обзаводиться в школе деньгами из неизвестных источников. Задачей Джеммы было вытрясти из нее всю информацию.

— Она выбросилась из окна. — Вот так же нехотя, сквозь зубы цедила и Гермиона свои признания.

— Почему?

— Так уж у нее жизнь сложилась, наверное.

— Из какого окна? — спросила Джемма, хотя уже вся похолодела, ибо знала ответ.

— Вот из этого окна, которое прямо у тебя за спиной, и если ты такая любопытная, случилось это всего неделю назад, и именно поэтому Офелия молниеносно бросила работу, так что даже маникюрный набор свой забыла. А он стоит немалых денег.

— И все как ни в чем не бывало продолжают работать в офисе?! Мистер Ферст ходит мимо окна, из которого его родная сестра… Но это ужасно.

— Глупости. Если кто-то умирает, ты продолжаешь жить как жил. Иначе нельзя. А если кто-то идет на самоубийство, то не заслуживает ни жалости, ни уважения. Кстати, она умерла не здесь, а внизу. Поэтому мистер Ферст пользуется теперь дальним переходом. Впрочем, меня это не касается. И я не собираюсь бросать хорошую работу, особенно перед отпуском. Ты даже не представляешь, сколько денег хозяева вложили в это здание. Лондонская богема причисляет его к местным достопримечательностям. Так что о переезде и речи быть не может.

Джемма села за пишущую машинку. Но что-то не клеилось: шнур теперь был на месте, контрольная красная лампочка горела, а каретка не двигалась. Не по себе стало Джэмме. С устройством электрической пишущей машинки она была знакома только теоретически, по главе десятой «Оргтехника и оборудование офиса». Как там писали? «Добросовестный секретарь как всякая хорошая домохозяйка умеет пользоваться» и так далее.

— Ну что там еще? — встрепенулась Мэрион. Голос у нее резкий, раздраженный, совсем как у бабки Мэй, когда та сердится.

— Меня не учили пользоваться электрической машинкой, — растерянно сказала Джемма.

— Никто не просил тебя печатать.

— Тогда что мне делать?

— Отнести мистеру Фоксу кофе.

— Я не горничная.

— Если ты не горничная, то кто же? Слушай, не хочешь работать — не надо. Возвращайся в агентство, пусть подыщут тебе другое место, а нам пришлют не такую привереду. Мне все равно, кто будет здесь сидеть. А ты можешь стучать в машбюро, пока руки не отвалятся. Хочешь?

— Нет.

Джемма послушно взяла серебряный поднос, поставила на него горячий кофейник, чашку с золотым ободком, под нее — блюдце. Руки у Джеммы всегда были красивыми, в них изысканная посуда казалась просто шедевром.

— Но ведь мистер Фокс ушел! — ахнула Джемма и опустила поднос.

Миссис Хемсли, вы помните, что с Джеммой такое не раз случалось? Она дожидалась, пока вы соберете пять детских купальных костюмов, пять резиновых шапочек, пять полотенец, и только после этого сообщала, что в школьном бассейне уже неделю как спустили воду. Да, бывало такое с Джеммой. Она просто забывчивая.

Не успела Мэрион разразиться гневной речью, как распахнулась дверь и на пороге своего кабинета возник мистер Ферст. Вид у него был самый свирепый. Мэрион побледнела.

— Кажется, я велел тебе сразу зайти в кабинет, Мэрион.

— Простите, Джемма не передала мне.

Вот и доверяй после этого людям, про себя одновременно подумали обе.

— Я забыла. Извините, — сказала Джемма.

— Ясно, — проскрипел мистер Ферст. — Так я и думал. Ты считаешь, что глядя на твою хорошенькую физиономию невозможно понять, что ты глупа как пробка? Меня просто поражает это агентство. Присылают девушек, способных разве что картошку собирать. Мэрион, зайди с блокнотом. Я буду диктовать. И так уже десять минут потеряно.

Понуро и послушно Мэрион отправилась за шефом. С треском захлопнулась дверь. Дрогнули мудреные подвесные витрины, заскрипели их цепи, взвились в пронзительном крике попугаи, засверкали их пестрые крылья.

Джемма осталась одна.

Ее сжигала ненависть ко всем шефам и работодателям. Они могут унижать и оскорблять ее, а она не смеет ответить. Она вынуждена держать язык за зубами, стоять руки по швам и сдерживать слезы. Если она хочет получать жалованье, разумеется.

— Будь я мужчиной, он не осмелился бы так разговаривать со мной, прошипела Джемма.

Конечно, не осмелился бы. Но она была женщиной.

И Джемма, которая всегда скупа была на слезы, теперь разрыдалась, уткнувшись в грудь пишущей машинки. Джемма вспомнила, что ей негде жить, что она устала и не выспалась, что она всю ночь тряслась в поезде, что попала в комнату, где совсем недавно человек свел счеты с жизнью, что она сирота, что миссис Хемсли оказалась бессердечной, что если не считать чизбургера, съеденного в походе за электропроводом, она ничего не ела почти сутки.

Джемма плакала-плакала и незаметно заснула с клавиатурой под головой, опять поплакала, опять заснула. Через какое-то время на плечо ей легла рука — молодая, сильная, добрая.

Мистер Фокс! Ткань его кремового костюма тихонько похрустывала при движении. Что же это за материал диковинный?

Мистер Фокс… Усы его лихо закручивались, глаза блестели.

Мистер Фокс…

— Кофе-то давно холодный, — сказал мистер Фокс. — На нашу Мэрион это непохоже. Надеюсь, она никуда не пропала.

Еще не хватало, чтобы он сказал «никуда не упала», мелькнуло у Джеммы. Или все же сказал? Должно быть, она не расслышала.

Ах, мистер Фокс!

Джемма полюбила мистера Фокса.