Хомер посадил Джейсона на багажник велосипеда — они ехали в школу.
— Не опоздайте, — крикнула вдогонку Изабел, — миссис Пелотти вечно волнуется по пустякам.
— Сама не опоздай и забери его вовремя, — добродушно сказал Хомер в то время, как, вихляя из стороны в сторону, они выехали в легкий туман. За его спиной послышался смех Джейсона, он смеялся над матерью. Уверенно обхватив отца, он сплел пальцы у него на груди. Сын Хомера. Изабел помахала на прощанье рукой и вошла в дом.
Сегодня выходила в эфир их передача. Репетиция с двенадцати до трех, возвращение домой, в четыре забрать Джейсона из школы и к семи, когда начнется трансляция, снова быть в студии. Хомер к этому времени вернется с работы и сможет приглядеть за Джейсоном.
Все пришло в норму. Даже глаз стал лучше, не такой заплывший, хотя синяк приобрел на редкость странный цвет.
— О, Боже, мне так жаль, — сказал Хомер. — Конечно же, я не хотел этого делать.
Когда она закрывала дверь за Хомером и Джейсоном, зазвонил телефон. Звонила Дорин Хамбл из Уэльса.
— Изабел, — сказала Дорин, и Изабел почудилось, что она слышит, как где-то неподалеку кашляют дети и переступают с ноги на ногу овцы. — Я звоню узнать, все ли у тебя в порядке, не нужно ли тебе чего-нибудь. Ты в любой момент можешь приехать к нам и спрятаться здесь, пока все не будет позади.
— Очень мило с твоей стороны, Дорин. Пока что не будет позади?
— Выборы.
— Какие выборы?
— Президентские, конечно.
— Но зачем мне прятаться, Дорин?
— Ты хочешь сказать, ты еще не видела?
— Чего не видела?
— «Космополитэн».
— Я не читаю «Космополитэн». И я никогда бы не подумала, что такая газета в твоем вкусе.
— Почему бы и нет, — сказала Дорин обиженно.
— Прочитай сама, — продолжала она. — Там есть очерк о парах, работающих в журналистике, о тебе и Хомере в том числе, и хороший снимок Джейсона. А через несколько страниц — большой материал на двойном развороте о Дэнди Айвеле, и, Изабел, сходство поразительное, тут не может быть двух мнений. Так неудачно. Нельзя это как-то остановить, Изабел? Это неопасно? Тебе, верно, не хочется об этом говорить, хотя все остальные не говорят ни о чем другом. Я только одно хочу сказать, если тебе нужно где-то укрыться, мы к твоим услугам. Только твой телефон, верно, прослушивается — как и у всех других, — так что, раз я это сказала, от этого тоже не будет толку.
— Дорин, — осторожно спросила Изабел, — ты сказала, все только о том и говорят. Кто эти все? И о чем они говорят?
— Гримбл болтает об этом во всех барах на Флит-стрит. О тебе и твоем романе с Дэнди Айвелом, и о том, что Джейсон его сын. Ты заняла его место в «Конкорде» во время первого полета, и Гримбл тебе этого не простил. Ваша газета расшиблась в лепешку, чтобы достать для него место рядом с Дэнди. И ты посылала им всю эту туфту про Алабаму, когда сама забралась вместе с Дэнди в нору в его отеле. Я не стану спрашивать, как там было, это вульгарно.
Но люди говорят, как он ни старается, он в этом не очень-то хорош. Никто не может сказать, что мы здесь, в Уэльсе, потеряли связь с миром, похоже, мы знаем больше о том, что происходит, чем вы, горожане. Интересно, «Космополитэн» по ошибке поместила эти фотографии рядом, или кто-то решил сыграть злую шутку?
— Я перезвоню тебе, Дорин, — сказала Изабел.
— Ко мне кто-то пришел.
Понятное дело, никого не было, но она не держалась на ногах. Посидев немного, Изабел позвонила доктору Грегори домой. Женский голос — вероятно, жена — сказал, что он только что ушел в кабинет на Харли-стрит.
— Передайте ему, пожалуйста, — сказала Изабел, — когда его увидите, мои слова: если вам кажется, что вас преследуют, это еще не значит, что вы ошибаетесь.
— Хорошо, — сказала миссис Грегори с сомнением в голосе. — Подождите, я запишу. — И через несколько секунд повторила: — «Если вам кажется, что вас преследуют, это еще не значит, что вы ошибаетесь».
— Слово в слово, — сказала Изабел. — Только это и передайте. Я зайду к нему, как только смогу.
Теперь к ее страху и мучительной тревоге примешивалось торжество: их реальность подтвердилась. Она была права, доктор Грегори — нет. Дело вовсе не в чувстве вины, паранойе, стрессе, сексуальных фантазиях или навязчивой идее; она, Изабел, не является всего лишь продуктом неблагополучного детства, жалким и самонадеянным клубком неврозов, преследуемым ложными воспоминаниями, источником опасности и горя для ее сына и мужа. Она — мать сына Дэнди. Она любила Дэнди в действительности, не только в воображении.
В парадной двери повернулся ключ. Это испугало ее. Ключи от дома были только у нее и у Хомера, не считая Дженифер — вдруг какой-нибудь несчастный случай или нечаянно захлопнется дверь, — но Дженифер позвонила бы, или постучала, или позвала.
— Изабел! — Это вернулся, вместе с Джейсоном, Хомер. — У меня спустила шина. Совсем новая, к тому же. Прокол. Ничего не понимаю. Может быть, кто-то сделал это умышленно.
— Теперь Джейсон опоздает.
— Так же, как и я, — Хомер был в ярости. — Позвони в школу, скажи им, что он скоро будет. Не станут же они возражать. Вызови мне такси; Джейсона отведешь сама.
Изабел позвонила и туда, и туда и направилась с сыном в школу по самому короткому, но довольно опасному пути. «Миссис Пелотти рассердится», — вновь и вновь повторял Джейсон. Изабел крепко держала его за руку. Она вдруг почувствовала, что Джейсон — важная особа, а она — не просто его мать, но и телохранительница. Днем она придумает, как быть, какие меры принять. Возможно, стоит обратиться к самому Дэнди, пообещать молчание и осторожность? Пусть забудут о Гримбле — если смогут или захотят. Конечно, это явная, типично женская, трусость. Ничего не делать, скрыться с глаз, быть на все согласной. Только так она и Джейсон могут остаться в живых.
Они подошли к большому перекрестку на Кэмден-роуд, где многотонные грузовики для международных перевозок сворачивали с загородных магистралей на городскую, которая едва их вмещала. Для пешеходов был сделан переход, и поток машин время от времени останавливался ради тех, кто опрометчиво намеревался перейти дорогу. Посередине магистрали находился крошечный островок и желтый столбик с надписью «Переход» и кнопками для пойманных там пешеходов. Шаг назад — и тебя собьют идущие на север машины, шаг вперед, и те, что идут на юг, сделают это с тем же успехом.
Сегодня Изабел и Джейсон оказались в этой ловушке: спеша привести его в школу, Изабел неверно рассчитала время, нужное для перехода. Она крепко держала сына за руку. С ними вместе, прижавшись к ним, на островке стояли женщина с коляской, которую она должна была для безопасности повернуть боком, и мужчина в шляпе и добротном костюме. Изабел обратила внимание на шляпу, теперь их мало кто носил. Мужчине показалось, что перед ними есть просвет, и он кинулся вперед, чтобы перебежать на другую сторону, передумал, прыгнул обратно и вытолкнул Изабел на дорогу у нее за спиной. Она инстинктивно отпустила руку сына, сделала несколько непроизвольных шагов, летевший на нее грузовик резко затормозил. Тормоза взвизгнули, грузовик свернул в сторону. Водители выкрикивали ругательства, сигналили гудки. Изабел была напугана, но цела. Мужчина поднял шляпу и улыбнулся ей. «Простите, мэм». Акцент был американский. Лицо — знакомо. Черноглазый, смуглый, страшный Джо. Он опять улыбнулся и снова скользнул наперерез движению, на этот раз легко и уверенно. Женщина с коляской подняла на Изабел кроткие, правдивые глаза. Индианка, в сари, затерянная в чужой, опасной стране, где один шаг вперед или назад мог привести к смерти. Когда наконец поток машин остановился и перед ними оказался долгожданный проход, Изабел помогла ей перейти.
— Чуть не задавил, — сказал Джейсон. — Но «чуть» не считается, да?
— Наверное, — сказала Изабел.
— Что было бы со мной, если бы ты умерла? — спросил Джейсон.
— О тебе заботился бы папа или друзья; всегда кто-нибудь находится.
— О'кей! — спокойно сказал Джейсон.
— Миссис Пелотти, — попросила Изабел, — пожалуйста, не отдавайте Джейсона никому, кроме меня и Хомера, ладно?
— Естественно, не отдам, — сказала миссис Пелотти. — Хуже нет, когда в школе заведется знаменитость: только и смотри, как бы у нас не украли ребенка. Словно нам мало похищений детей родителями в разводе.
— Не такая уж я знаменитость, — запротестовала Изабел, — как вы говорите.
— Нам и этого за глаза довольно, — сказала миссис Пелотти. Конечно, все матери — знаменитости для своих детей и vice versa. В младших классах, во всяком случае. Попытайтесь забрать мальчика вовремя, миссис Раст. Сегодня по-прежнему ваша очередь?
— Разумеется.
— Я подумала, вы, возможно, поменялись. Ведь сегодня его должен был привести отец, а привели вы.
— У него спустила шина. В подобных случаях наша система не срабатывает, миссис Пелотти. Забирать его по-прежнему буду я.
— Постараюсь запомнить.
Малыши усердно трудились в своих классах, тихонько что-то напевая тонкими голосками. До самого выхода из школы Изабел шагала в такт мелодий, доносившихся с граммофонных пластинок. За ней никто не следил. К чему? Всем было прекрасно известно, куда она идет, как невозможно для нее не быть на месте. И в конце концов, кто знает, вдруг это был вовсе не Джо, тот, кто чуть не убил ее. При сложившихся обстоятельствах ей нетрудно вообразить, будто каждый американец — это Пит или Джо и каждый несчастный случай — дело их рук.
Изабел позвонила доктору Грегори и просила передать, что придет к нему в пять. Ей было необходимо, чтобы он признал, что она — в здравом уме, она хотела, чтобы он сказал ей, что делать. Решение, которое касалось только ее, принять было нетрудно; то, которое касалось также мужа и сына, легким быть не могло. Главный довод, как она теперь видела, против замужества и материнства: ты бесконечно балансируешь между добром и злом, счастьем и несчастьем, подталкивая одно вперед, чтобы сохранить неустойчивое равновесие жизни своих близких, отодвигая другое назад, чтобы неизбежные толчки и тычки были как можно менее ощутимы и болезненны. Труд женщины. На этот раз, что бы она ни сделала, их тряханет как следует, им еще повезет, если они останутся в живых, ведь сама площадка, где они играют в свои игры, сделалась опасна, расколотая силами, о которых люди говорили в течение многих лет, но которые никто не принимал всерьез.
— Передайте доктору Грегори, — сказала Изабел миссис Грегори, — что если против вас на самом деле есть заговор, это еще не значит, что вы не можете вообразить, будто он есть.
— Минутку, — сказала миссис Грегори, — пойду поищу карандаш.
— О, не важно, — сказала Изабел и повесила трубку.