Глава 1

Замок Дандоннел,

Западная Шотландия, 1325 год

– Говорят, он жесток и беспощаден. Сущее отродье дьявола. – Элспет Битон, полноправная некоронованная домоправительница замка Макдоннела, сложила руки на объемистом животе и с негодованием выговаривала своему хозяину, Магнусу Макдоннелу. – Вы не можете послать нашу девочку к этому зверю. Всем известно, что он хладнокровно убил свою первую жену!

Магнус отхлебнул пива, саданул жестяной кружкой по столу и бросил гневный взгляд на экономку.

– Мне наплевать, пусть Дункан Маккензи дьявол, пусть убил хоть десяток жен. Он сделал предложение Линнет, и я не могу ему отказать.

– У этого негодяя нет ни сердца, ни души, вы не можете отдать ему свою дочь. – Элспет перешла на крик. – Я не позволю!

– Не позволишь? – Магнус расхохотался. – Да ты забываешься, женщина! Придержи язык, иначе отправишься туда вместе с ней.

Укрывшись от посторонних взглядов в крошечной потайной комнатушке над большим залом, рядом с покоями отца, Линнет Макдоннел подслушивала разговор отца со своей любимой няней. Речь шла о ее судьбе.

Ее будущее было предрешено и скреплено договором.

До этой минуты Линнет не верила, что родитель не задумываясь отошлет ее из дома, да еще к Маккензи. И хотя шесть ее старших сестер не обрели настоящего счастья в замужестве, ни одну из них отец не сделал заложницей своего врага! Линнет слушала, затаив дыхание.

– Я слышала, Маккензи – страстный мужчина, – продолжала Элспет, – а Линнет ничего не знает о любовных делах. В отличие от старших сестер, которые многому научились от матери, Линнет воспитывалась вместе с братьями, и ее учили…

– Да, она не такая, как сестры, – злился Магнус. – С самого ее рождения у меня начались проблемы. Ведь моя бедная Иннес умерла во время родов, произведя ее на свет.

– Девушка многое умеет, – не сдавалась Элспет. – Пусть даже ей не хватает изящества и благородных манер, она могла бы стать хорошей женой. Зачем же делать ее несчастной?

– Мне нет дела до ее счастья. Договор с Маккензи подписан! – зарычал Магнус. – Кому нужна жена, умеющая лучше мужчины метать ножи? И нечего мне рассказывать об остальных ее дурацких талантах.

Магнус снова приложился к пиву и, оторвавшись наконец от кружки, вытер рот рукавом.

– Мужчине нужна жена, от которой будет какой-то толк, а что за польза от этой знахарки с ее травяными отварами!

Возмущению Элспет не было предела. Она поднялась:

– Если вы обойдетесь с дочерью подобным образом, я ни минуты не останусь здесь. Линнет не отправится в логово Черного Оленя одна. Ведь кому-то надо за ней там присматривать.

Сердце Линнет учащенно забилось, по телу побежали мурашки, когда она услышала прозвище будущего мужа. Черный Олень! Линнет никогда не слышала о таком животном. Его не было ни на гербах, ни на знаменах вождей кланов. Лев и другие были, а вот черный олень – нет. Уж слишком зловеще звучит.

Но у Линнет не было времени на размышления. Прогнав невеселые мысли, она продолжала прислушиваться к разговору.

– Уедешь, ну и ладно, – заявил отец. – Никто, по крайней мере, не будет больше ворчать.

– Так вы не измените решения, милорд? – Элспет сменила тактику. – Если вы отошлете Линнет, кто будет следить за садом и лечить всех домашних? Не забывайте, ее дар приносит пользу всему клану.

– Да пусть все засохнет в этом саду и черт бы побрал ее дар! – взревел Магнус. – У меня сильные, здоровые сыновья, и нам не нужна эта девчонка с ее травками. Пускай лечит Маккензи. К тому же ему необходим ее дар провидицы, это будет честная сделка. Думаешь, он сделал ей предложение потому, что она необычайно хороша или же барды воспели ее женские чары?

Хохот Макдоннела эхом прокатился по залу, злой и жестокий, поразив Линнет в самое сердце. Девушка вся сжалась.

– Ничуть не бывало. Ему вовсе не нужна красивая жена, – продолжал орать Магнус. – И страстная не нужна. Он хочет узнать, кто настоящий отец его сына – он или его брат-близнец, негодяй из негодяев, и готов дорого заплатить за это.

Элспет поперхнулась.

– Вы же знаете, Линнет не всегда удается воспользоваться своим даром. Только по наитию. Что будет, если она не сможет ответить на его вопрос?

– А мне нет до этого дела! – Макдоннел вскочил и хватил по столу увесистыми кулачищами. – Я рад, что удастся избавиться от нее! Меня волнуют только наши родичи и скот, который он обещал в обмен за нее. Маккензи держит двоих наших людей в плену уже полгода лишь за то, что они один-единственный раз совершили набег на его земли! – Грудь Макдоннела вздымалась от гнева. – Ты просто ополоумела, если не понимаешь, что их крепкие руки и мечи значат для меня больше, чем эта девчонка. А скот Маккензи – лучший в Шотландии.

– Вы всю жизнь будете об этом жалеть.

– Я? Жалеть? Ба! – Магнус перегнулся через стол, тряся перед ней бородой. – Надеюсь, мальчишка – точная копия его отца, брата-близнеца Маккензи. Представляешь, как будет счастлив лорд, когда Линнет родит ему сына. Может, на радостях подарит мне хороший надел земли.

– Бог накажет тебя, Магнус.

– Да пусть присылает за мной хоть орду святых угодников. – Макдоннел рассмеялся. – Благодаря этой сделке я разбогатею и найму целую армию, чтобы разогнать слюнявых святош!

– Кто знает, может быть, так будет лучше для Линнет, – на удивление спокойно произнесла вдруг Элспет. – Не думаю, что Маккензи так же рьяно прикладывается к пиву всякий раз, когда собирается в поход. Иначе менестрели не воспевали бы его как отважного воина. – Домоправительница холодно посмотрела на хозяина: – Вам не приходилось слышать, как барды воспевают его доблесть в битве при Баннокберне? Говорят, сам Роберт Брюс назвал его лучшим из своих людей.

– Вон! Убирайся! – Магнус Макдоннел побагровел. – Линнет выезжает в Кинтайл, как только Раналд оседлает лошадей. Если желаешь, собирай вещи и отправляйся следом за ней!

Линнет видела, как Элспет, бросив гневный взгляд на хозяина, покинула зал. Как только ее старая няня исчезла из виду, Линнет выпрямилась и перевела дыхание, снова и снова перебирая в памяти только что услышанное. Гадкие слова ее отца, попытки Элспет защитить ее, а потом неожиданные похвалы в адрес Дункана Маккензи. Каким бы героем он ни был, он все равно останется врагом.

Элспет сказала, что Маккензи – страстный мужчина. При воспоминании об этом кровь приливала к щекам Линнет. Сердце начинало учащенно биться. Она не знала, что такое страсть, но очень хотела узнать.

Линнет старалась прогнать тревожные мысли. Не стоит думать о том, что Маккензи обретет над ней власть именно благодаря страсти. Узнай о ее мыслях отец, хохотал бы до упаду. Ведь речь идет об ответственном моменте ее жизни.

Почему она родилась не такой хорошенькой, как ее сестры? Линнет провела пальцами по щеке. Прохладная кожа была гладкой и чистой. Но, к несчастью, усыпана веснушками. Волосы похожи на лошадиную гриву, их невозможно было заплести в косы. Но цвет ей нравился – темно-медный, почти бронзовый, в то время как сестры были ярко-рыжими. Джейми, ее брат, говорит, что такими волосами можно очаровать даже слепого.

Легкая улыбка скользнула по ее губам. Да, ей нравились ее волосы. И она любила Джейми. Как и остальных восьмерых братьев. Сейчас снизу доносились их торопливые шаги и пьяный храп отца, заглушаемый шумными приготовлениями братьев к ее скорому отъезду из замка Дандоннел.

Она никогда не покидала этот дом.

И вот теперь из-за жадности отца-пьяницы, главы маленького, почти безземельного клана, ей приходится уезжать. Она заморгала, сдерживая слезы, пытаясь скрыть их от отца, если он вдруг проснется и соизволит проводить ее хотя бы взглядом.

Расправив плечи, Линнет взяла свою кожаную сумку с травами, самое ценное, что у нее было, быстро спустилась с лестницы и проскользнула через большой зал, лишь мельком взглянув на дремлющего отца.

На мгновение заколебалась, подумав, что надо бы его разбудить и попрощаться, но это показалось ей смешным и неуместным.

Зачем его беспокоить? Он только разворчится. И потом, разве он не сказал, что рад избавиться от нее? Даже хуже. Он просто продал ее лорду Маккензи, заклятому врагу клана Макдоннелов. А ее новому господину, фавориту короля, она нужна только для того, чтобы использовать ее дар, и взял он ее только потому, что она не красавица. У нее нет никакой надежды на прекрасное будущее и счастливый брак.

Уже стоя у массивной дубовой двери, ведущей во двор, Линнет последний раз вдохнула знакомый запах задымленного зала замка Дандоннела. Может быть, в ее новом доме ей не придется дышать спертым воздухом, пропитанным кислым запахом пива.

Стараясь больше ни о чем не думать, Линнет распахнула окованную железом дверь и шагнула из дома. Рассветный час давно миновал, но холодный серо-голубоватый туман все еще стелился по двору.

Братья, все восемь, стояли с лошадьми наготове, и вид у них был совершенно несчастный. Элспет без каких бы то ни было признаков беспокойства восседала верхом на пони. Остальные члены клана и их близкие вместе с немногочисленными слугами столпились у открытых ворот. Как и братья, все выглядели угрюмыми и переминались с ноги на ногу, но влажный блеск их глаз был красноречивее всяких слов.

Линнет подняла голову и подошла к ним, стараясь унять дрожь в коленях. Вперед выступил повар, держа в покрасневших от работы руках аккуратный сверток из темно-коричневой ткани.

– Это от всех нас, – сказал он едва слышно, передавая Линнет шерстяной плащ. – Все эти годы он лежал в сундуке в комнате твоего отца, но он никогда не догадается, что мы его взяли.

Дрожащими пальцами Линнет развернула плащ и надела.

– Моя жена соткала его для твоей матери, – промолвил повар, закрепляя плащ на поясе, – и она долго носила его. А теперь ты будешь носить. Шерсть хорошая, только не совсем новая.

Линнет была глубоко тронута, к горлу подступил комок. Она расправила мягкие складки. Плащ был местами потерт и побит молью, но для Линнет он являлся настоящим сокровищем. Она будет беречь его как зеницу ока.

Глаза ее заблестели от слез, и она бросилась повару на шею, крепко обняв его.

– Спасибо! – Она уткнулась лицом в его плечо. – Спасибо вам всем! Клянусь всеми святыми, я буду без вас тосковать.

– Тогда не прощайся навсегда, милая, – ответил он, – мы обязательно увидимся, поверь.

Один за другим все родственники и друзья выступали вперед и крепко обнимали ее. Все молчали, и Линнет была даже благодарна им за это, потому что не смогла бы сдержать слез. В тот момент, когда Раналд уже поднял ее, чтобы усадить в седло, раздался громкий голос кузнеца:

– Эй, милая, у меня тоже есть кое-что для тебя. – И он, протиснувшись сквозь толпу, достал из ножен великолепно заточенный стилет и вручил его девушке. – Он защитит тебя лучше, чем тот, что сейчас у тебя.

Кузнец одобрительно кивнул, когда Линнет достала свой нож и протянула ему.

– Дай Бог, чтобы он никогда тебе не пригодился, – произнес он, отступив в сторону.

– Это пусть Маккензи молятся, чтобы ей не пришлось пустить его в дело, – ухмыльнулся Раналд и отдал Линнет поводья. – Трогаемся, – скомандовал он всему отряду.

Не успела Линнет собраться с духом и поблагодарить кузнеца, как Раналд шлепнул ее пони по заду, и косматая лошаденка выбежала за ворота.

Линнет сдержала рвущиеся из груди рыдания и решила смотреть только вперед, не оглядываясь назад.

При других обстоятельствах все могло сложиться иначе. Возможно, она была бы даже рада. Но сейчас Линнет казалось, что ее везут из огня да в полымя. И, помоги ей Бог, она не знала, что хуже.

Через несколько часов Раналд Макдоннел дал сигнал остановиться. Пони Линнет возмущенно зафыркал и начал беспокойно переминаться с ноги на ногу, грызя удила. Линнет тоже нервничала: было ясно, что они приехали.

После бесконечно долгого путешествия по землям Маккензи они достигли середины пути, где их должен был встретить ее будущий муж.

Линнет вдруг оробела. Поправила льняную накидку на голове, разгладила на плаще складки. И зачем только она заплела косы и спрятала их под накидку? Распущенные волосы могли бы стать ее украшением. Братья сравнивали их с лучами закатного солнца.

Одежда, мало чем отличающаяся от тряпья, приводила Линнет в отчаяние. Пусть ее будущий муж их рода, но появиться перед ним в таком виде для нее унизительно.

Однако события развивались стремительно, и на размышления не оставалось времени. Подлесок словно ожил и наполнился топотом быстро приближающихся лошадей.

– Спасем короля! – раздался боевой клич клана Маккензи.

Пони шарахнулся и понес Линнет в сторону. Пока она пыталась успокоить его, показалась двойная линия вооруженных всадников. Они с двух сторон приближались прямо к их маленькому отряду, образовав плотное кольцо из вооруженных до зубов воинов, облаченных в тяжелые доспехи.

– Не волнуйся, малышка, – обернулся к ней Раналд. – Мы не дадим тебя в обиду.

Развернувшись в седле, он что-то крикнул братьям, но его слова заглушил громкий клич Маккензи:

– Спасем короля!

Клич повторял девиз Маккензи, начертанный на штандартах, которые несли всадники-знаменосцы чуть позади отряда. Они шли четверо в ряд, представляя собой весьма внушительную картину.

Но самое сильное впечатление производил рыцарь в темных доспехах, который уверенно выдвинулся вперед.

В черной кольчуге, с широким мечом и двумя кинжалами на дорогом кожаном поясе, он восседал на огромном боевом коне, тоже черном, как и доспехи.

Линнет судорожно сглотнула. Этим грозным гигантом мог быть только Дункан Маккензи, глава клана, с которым она была обручена. И ей не нужно было видеть сине-зеленый килт, закрепленный поверх доспехов, чтобы понять это.

Даже низко опущенный шлем не помешал ей заметить его высокомерный, оценивающий взгляд, которым он окинул ее от самой макушки до разбитых, изношенных башмаков.

Конечно же, это он.

И, судя по его взгляду, он остался очень недоволен увиденным.

Мало сказать недоволен. Он был просто разъярен. Гнев, казалось, потоками изливался из-под его доспехов, пока он продолжал изучать ее. И не надо было обладать особым даром, чтобы угадать цвет его глаз. У такого человека они могли быть только черными, такими же, как и его душа.

Линнет сразу почувствовала, как велико его презрение к ней.

Святая Дева Мария, почему она не позволила Элспет расплести ей косы и надушить волосы настоем ароматных трав! Если бы ее роскошные волосы не были упрятаны под накидку, было бы куда легче держать голову высоко поднятой!

Едва Дункан приблизился к ней, как Линнет сразу захотелось убежать. Но они были со всех сторон окружены плотным кольцом людей Маккензи с каменными лицами. К тому же рядом были братья, которые при приближении черного рыцаря еще плотнее сомкнулись вокруг нее. Пока жених Линнет медленно приближался, они стояли с суровым видом, положив ладони на рукояти мечей.

Нет, сбежать не было ни малейшей возможности.

Не говоря уже о том, что гордость не позволила бы ей смалодушничать. Надеясь, что никто не услышит, как отчаянно бьется ее сердечко, Линнет выпрямилась в седле и заставила себя прямо встретить нацеленный на нее из-под шлема взгляд.

Пусть он поймет, что ей это не нравится. И пусть знает, что не сможет вить из нее веревки.

Дункан удивленно вскинул брови. Его действительно охватил гнев при виде ее изношенной одежды и разбитых башмаков. Даже плед, сотканный когда-то из хорошей шерсти, был в дырах! Вся Шотландия знала, что ее отец – горький пьяница, но чтобы отправить дочь к будущему мужу в обносках, которые постыдились бы надеть по такому случаю даже бедные селянки… Это уже слишком!

Нагнувшись в седле, Дункан вглядывался в лицо девушки, радуясь, что шлем не позволял рассмотреть его самого. Нет сомнений, она сочла себя причиной его гнева, даже не подумав о том, что это откровенное неуважение к ее отцу, граничащее с яростью.

Более того, ее гордо вздернутый подбородок и непокорный взгляд даже понравились ему. Девушка явно не размазня. Другая бы на ее месте раскисла. А она не уронила своего достоинства.

Дункан немного смягчился и поймал себя на мысли, что уголки его рта неумолимо поползли вверх от улыбки, чего с ним давно не случалось. И он сразу же поджал губы, чтобы никто не заметил. Ему не нужно ее расположение.

Ему нужно, чтобы она положила конец всем его сомнениям относительно Робби, ухаживала за мальчиком и, если его худшие предположения оправдаются, держала малыша подальше от самого Дункана. Ее характер не слишком волновал его, если не считать главного – она должна сгодиться на роль матери для мальчика. И все же он с удовольствием подумал, что девушку не так-то просто сломить.

Из нее получится неплохая жена.

Не обращая внимания на гневные взгляды сопровождающих, Дункан подогнал коня и остановился в нескольких дюймах от ее худосочного пони.

Линнет расправила плечи, стараясь не показывать страх перед его огромным конем. Ей никогда еще не приходилось видеть такое огромное животное. Жеребец возвышался над нею и ее пони, словно башня.

– Вы можете скакать дальше? – послышался низкий голос из-под стального шлема.

– Полагаю, прежде чем задавать такой вопрос, вам следовало бы поцеловать даме руку и спросить, не слишком ли она утомлена дорогой? – с вызовом спросил Джейми. Остальные братья его поддержали, однако жених едва удостоил Джейми взглядом, и храбрость Линнет растаяла.

Неужели он не считает ее достойной подобающего приветствия? И разве ее положение настолько низко, что он позволяет себе забыть обычные правила галантности?

Она еще выше подняла голову.

– Я – Линнет из Дандоннела, а кто, собственно, вы, милорд?

– Сейчас не время для любезностей. Я предпочел бы поторопиться, если вы не слишком утомлены.

Она смертельно устала, но была готова скорее умереть, чем признаться в своей слабости.

Линнет окинула взглядом своего пони. Его шкура была влажной от пота, он тяжело дышал после целого дня скачки.

– Я не устала, сэр Дункан, но моя лошадь не сможет ехать дальше. Может быть, продолжим путь утром?

– Мармадьюк! – крикнул Маккензи вместо ответа. – Ну-ка быстро скачи сюда!

Как только Линнет увидела того, к кому были обращены эти слова, вся ее решимость исчезла. Огромный рыцарь оказался самым уродливым из всех, кого ей когда-либо доводилось видеть.

Его лицо представляло столь ужасное зрелище, что у нее похолодели руки. Чудовищный шрам пересекал лицо от левого виска до правого угла рта, создавалось впечатление, что на губах застыла издевательская улыбка. Но самое страшное – у него не было левого глаза, в глазнице складками дыбилась розовая плоть! Линнет понимала, что он достоин сочувствия, но жестокое выражение уцелевшего глаза, неотрывно следившего за ней, наполнило ее сердце ужасом.

От страха кровь громко стучала в ушах, и она даже не расслышала, что сказал Дункан этому человеку, но поняла: это касалось ее, потому что все время, пока тот слушал, он не отрывал от нее пристального взгляда, затем кивнул, развернул свою лошадь и галопом помчался к лесу.

Она выдохнула и слегка расслабилась. Дай Бог, чтобы он не возвращался.

Дункан Маккензи легко снял ее с пони и усадил перед собой на огромного скакуна. Второй рукой он продолжал держать под уздцы ее лошадку. Он обхватил Линнет так крепко, что она едва могла дышать. Братья шумно запротестовали:

– Если будете так грубо обращаться с нашей сестрой, Маккензи, то умрете, не успев выхватить клинка!

В одно мгновение лошадь Дункана оказалась перед старшим из ее братьев.

– Остынь, Макдоннел, пока я не забыл, что мы собрались здесь по весьма мирному поводу.

– Я не потерплю, если кто-то будет неуважительно обращаться с моей сестрой, – не унимался Раналд. – Особенно вы.

– Должно быть, ты Раналд? – уточнил Маккензи, словно не слыша обращенных к нему слов.

Раналд поклонился, и Дункан продолжал:

– Родичи, которых вы просили вернуть, ждут вас в лесу. Я им объяснил, что, если еще раз сунутся с оружием на мою землю, это кончится еще хуже. Скот, который я обещал твоему отцу, тоже в лесу. Я сдержал свое слово. А теперь мы уезжаем.

– Мы хотели бы убедиться, – сказал Раналд, – что наша сестра благополучно добралась до замка Айлин-Крейг.

– Думаете, я не в состоянии защитить ее по дороге к собственному дому?

– То, что вы предлагаете, оскорбительно для нашей сестры, – стоял на своем Джейми. – Мы хотели еще несколько дней побыть рядом с ней, обсудить приготовления к свадьбе. Отец ожидает нас с новостями.

– Сообщите ему, что к свадьбе все готово, она состоится на следующее утро после нашего возвращения в Айлин-Крейг. – Дункан перехватил Линнет поудобнее и еще крепче прижал к себе. – И Магнусу Макдоннелу незачем утруждать себя таким путешествием.

– Вы что, шутите? – Лицо Джейми побагровело. – На свадьбе должны присутствовать родичи Линнет.

– Позволю себе напомнить, мне не до шуток. – Дункан повернулся спиной к Раналду и отпустил поводья пони. – Забирайте эту лошадь и уходите с моей земли.

– Я не знаю, кто из вас больший негодяй – вы или наш отец. – Раналд ухватил одной рукой поводья, а второй потянулся к рукояти меча. – Слезайте с лошади, скрестим мечи. Я не потерплю…

– Послушайте старуху и прекратите препираться! – протиснулась в круг Элспет Битон с растрепанными седыми волосами и румянцем на пухлых щеках.

Быстро оценив ситуацию, она обратилась сначала к братьям Макдоннел, а затем к воинам Маккензи:

– Спрячь меч, Раналд. Ты не хуже меня знаешь, что твоя сестра вряд ли будет жалеть об отсутствии отца на ее свадьбе. Глупо проливать кровь по такому поводу, без отца девушке будет только лучше.

Она дождалась, пока Раналд уберет меч, и спросила Дункана:

– Так вы не позволите ее братьям присутствовать на свадьбе?

– Кто вы такая?

– Элспет Битон. Я нянчила Линнет с того дня, как умерла во время родов ее мать, и надеюсь не расставаться с ней и дальше. – В ее голосе звучала уверенность и властность любящего и преданного слуги. – Хоть ваши широкие плечи и говорят о том, что вы хороший воин, но я вас не боюсь. Я никому не позволю обижать мою хозяйку, даже вам.

Внимательно вглядевшись, Линнет заметила, как уголки губ ее нареченного поползли вверх при этих словах Элспет, но улыбка тут же растаяла.

В этот момент Линнет поняла, что волновало ее больше всего с того самого момента, когда он поднял ее к себе на лошадь.

Слухи оказались справедливы.

У Дункана Маккензи нет ни души, ни сердца. Одна пустота.

– Я сам решаю, кто будет жить под крышей моего дома. Родичи Линнет из Дандоннела могут переночевать здесь, но должны уехать завтра на рассвете. А вы, уважаемая, – он обернулся к няне, – поедете с нами в Айлин-Крейг.

Дункан сделал знак молодому человеку, который тут же подвел к ним серую кобылу.

– Мы готовили эту кобылу для вашей сестры, но она поедет со мной. – Он кивнул юноше. – Локлан, помоги даме сесть на лошадь. Мы и так потеряли много времени.

Локлан, молодой, крепко сбитый парень, соскочил с лошади и легко, словно пушинку, выхватил Элспет из седла. Одним быстрым движением усадил ее на высокую серую кобылу и, низко поклонившись, вернулся к своему коню.

Линнет заметила, что любимая нянюшка явно очарована галантным юношей.

Наконец Дункан Маккензи отдал приказ трогаться. В последний раз братья попытались преградить ему дорогу.

– Стойте, Маккензи! Еще два слова, – крикнул Раналд, и Дункану пришлось резко остановиться, чтобы не наехать на живую стену из братьев Макдоннел.

– Говори быстрее, – резко ответил Маккензи. – Я без колебаний направлю коня прямо на вас, если мое терпение иссякнет.

– Всего лишь последнее предупреждение, – продолжил Раналд. – Помните, если наш отец уже не тот, что был раньше, и ему нет дела до судьбы Линнет, она дорога нам, братьям. Если хоть один волос упадет с ее головы – вам не скрыться от нас ни в одном уголке Шотландии.

– С вашей сестрой будут достойно обращаться в Айлин-Крейге, – сухо ответил Дункан Маккензи.

Раналд быстро поклонился, братья один за другим освободили дорогу, и отряд Маккензи пришпорил лошадей. Линнет едва успела помахать братьям рукой. Топот копыт, звон металла и скрип кожи на седлах заглушил их прощальные крики.

К радости Линнет, жених держал ее крепко. Ей никогда еще не приходилось сидеть на таком высоком жеребце, и при мысли о том, что было бы, упади она с него на землю; девушку охватывал ужас.

Но в руках Дункана Маккензи она чувствовала себя в полной безопасности, от его могучего тела исходило тепло и в то же время какой-то внутренний холод, от которого ей становилось не по себе.

Линнет задрожала, и в то же мгновение он прижал ее к себе еще крепче. Скорее всего, инстинктивно, но ей было приятно. Теплая волна пробежала по телу.

Линнет вздохнула и прислонилась к его груди… но в следующую секунду снова выпрямилась. Он все-таки Маккензи. Но ни один мужчина еще не прижимал ее к себе. И вряд ли она достойна осуждения за минутную слабость и попытку понять, какие новые неведомые ощущения рождает в ней эта близость.

Через несколько часов она очнулась на подстилке из мягкой травы, обнаружив под головой свою кожаную сумку. Кто-то укрыл ее теплым пледом. Линнет спала в самом центре лагеря, полного воинов Маккензи.

И все вокруг раздевались.

Элспет спала рядом, у весело потрескивающего костра, и похрапывала. Довольно громко.

Было ясно, что ее милая няня смирилась с их положением. Приподнявшись на локтях, Линнет вгляделась в спящую женщину. Пусть Элспет, если ей так хочется, заигрывает с молодым Маккензи. Линнет не станет себя вести подобным образом.

Ей нет никакого дела до того, что многие из Маккензи весьма галантны. И не важно, что от крепких объятий будущего мужа у нее внутри творится что-то странное. Впрочем, ничего странного. Просто приятно думать о том, что он не даст ей упасть с такой высоты на землю.

Маккензи никогда не заставит ее воспылать к нему страстью. Даже думать об этом не стоит.

В отличие от Элспет ее беспокоило, что со всех сторон враги. Особенно если учесть, что они почти голые!

– Локлан, помоги мне стащить доспехи. – Она узнала низкий голос своего жениха, доносившийся с противоположной стороны костра.

– Как прикажете, милорд. – Юноша сломя голову бросился выполнять приказ господина.

Линнет наблюдала, как ее будущий супруг снимает с головы шлем, освобождая густую шевелюру блестящих темных волос. Хорошо, что он стоит спиной, подумала Линнет, продолжая наблюдать. Стальной шлем с глухим стуком упал на землю, и Дункан обеими руками взъерошил волосы, рассыпавшиеся по плечам плотной волной.

Линнет судорожно сглотнула, чувствуя, что ее снова бросило в жар. Может быть, он колдун? И приворожил ее? Эти черные как грех волосы, блестящие, словно вороново крыло… Не случайно ходят слухи, что он порождение самого дьявола. Известно, что красота и зло часто идут рука об руку.

Молодой оруженосец стащил с Дункана кольчугу, и Линнет стала задыхаться, она даже испугалась, как бы не остановилось ее сердце. Вид этой могучей спины буквально заворожил ее, словно колдовское заклятие.

В отблесках костра при каждом его движении мышцы перекатывались под смуглой гладкой кожей. Даже хорошо сложенный Раналд не мог сравниться с Дунканом Маккензи.

Сердце Линнет еще сильнее забилось, когда по его мускулистым ногам спустилась пара тонких коротких шерстяных штанов. Невероятно, даже его ягодицы выглядели жестокими и гордыми! Во рту пересохло, и Линнет облизнула губы.

Ей приходилось видеть раздетыми всех своих братьев и кое-кого из кузенов. Но ни один из них не выглядел столь устрашающе, как этот гигант.

И ни один не был так же прекрасен.

Она снова сглотнула, не в силах отвести глаз, когда Дункан поднял руки и потянулся. Господи, спаси и сохрани! Никогда еще ей не приходилось видеть ничего подобного! Он походил на языческого бога, настолько великолепны были его формы.

Оказаться в постели с этим человеком – все равно что приручить одно из морских чудовищ, которые, согласно легендам, живут в шотландских озерах и заливах.

Но даже эта пугающая мысль уступила место настоящему ужасу, как только он повернулся к ней лицом. Она едва скользнула взглядом по его весьма внушительному признаку мужского достоинства, обрамленному темными густыми волосами.

При одном лишь взгляде на него кровь стыла в жилах, в памяти всплыло страшное видение, которое она старалась отогнать от себя.

Наконец-то она поняла, почему прозвище ее нареченного, Черный Олень, вызвало дрожь во всем теле.

Святые угодники, сохраните ее бессмертную душу. Ее отдали человеку, которого она видела в своих самых страшных девичьих снах.

Человеку без сердца.

 

Глава 2

Всю ночь Линнет мучили кошмары. В памяти всплывал образ смертельно раненного огромного оленя, черного от запекшейся крови, с вырванным из груди сердцем, и она вновь переживала ужасные события того дня, когда состоялась свадьба последней из ее сестер.

В тот день она сбежала из большого зала замка, во время празднования свадьбы Кэтрин, и спряталась в одном из уголков двора, где перед ней открылась страшная картина. Но ей и в голову тогда не пришло, что это ее будущий жених.

И вот теперь она снова стояла рядом с этим несчастным животным, пытаясь облегчить его страдания. И тут прямо у нее на глазах животное превратилось в мужчину. Это был грозного вида, красивый воин, залитый темной кровью, с вырванным из груди сердцем. Он с мольбой смотрел на нее, протягивая к ней окровавленные руки.

С истошным криком Линнет проснулась и обомлела, увидев нависшего над ней словно скала Дункана Маккензи. Его черные волосы ярко блестели в свете луны. Он был совершенно голым!

Кровь застучала в висках у Линнет, горячая волна захлестнула ее.

– Святые Мария и Иосиф, малышка! – тяжело дыша, воскликнул он. – Успокойся! Я не причиню тебе никакого вреда.

Линнет судорожно сглотнула. Как она может успокоиться, если самая опасная и соблазнительная часть его тела находится всего в нескольких дюймах от ее живота?

Постепенно она пришла в себя, и кошмар растворился в ночной мгле. Линнет почувствовала приятное напряжение в самом низу живота, в том месте, где Маккензи касался ее.

Впервые в жизни она почувствовала желание. И причиной тому стал Маккензи!

В негодовании она попыталась было отбросить эту мысль, но, скользнув взглядом по его лицу, поняла, что он тоже ее хочет.

Линнет попыталась вырваться.

– Отпустите меня!

– Эй, Дункан! Что-то случилось? – донесся голос из глубины лагеря.

– Нет, все в порядке, – отозвался Маккензи. – Девушке приснился плохой сон, и она испугалась.

Горевший в его глазах огонь мгновенно погас.

– Тсс! – Он прижал палец к ее губам. – Разбудишь людей своими воплями! А им надо отдохнуть.

Он вскочил на ноги. И хотя внешне казался спокойным, по его играющим желвакам Линнет поняла, каких усилий ему это стоило.

– Ты сможешь заснуть? – спросил он как ни в чем не бывало.

– Да, – кивнула Линнет, надеясь, что небеса простят ей эту безобидную ложь. Он кивнул и отправился на свое место по другую сторону костра.

До самого рассвета она временами бросала взгляды на своего спящего жениха, словно ожидая, что тот внезапно превратится в смертельно раненного окровавленного оленя. Или повернется к ней лицом, и она увидит на его груди зияющую рану в том месте, где должно быть сердце.

Но еще больше она боялась уснуть, а проснувшись, снова увидеть его совершенно голого.

Но он спал до самого утра, а Линнет остаток ночи молила Господа послать ей силы помочь стать женой человека, являвшегося ей в ночных кошмарах.

Они приближались к крепости Маккензи. Дождь лил как из ведра. Линнет куталась в ветхий плащ, пытаясь хоть немного согреться.

Девушку это мало беспокоило. Она не привыкла к комфорту. Отец все деньги пропивал, и у Линнет никогда не было красивой и удобной одежды и обуви.

К тому же жених по-прежнему крепко держал ее, прикрывая своей могучей спиной от пронизывающего морского ветра и холодного надоедливого дождя.

Линнет пыталась разглядеть что-нибудь за бурлящими волнами штормящего моря, но и горизонт, и залив, и острова – все сливалось в сплошную серебристо-серую дымку. Мощный конь Маккензи шел широким размеренным шагом по усыпанной галькой кромке залива.

На дальнем берегу призывно кричала чайка. Этот одинокий крик нагнал на Линнет тоску. Птица звала потерявшегося в тумане друга, а ее будущий муж был совсем близко, и все же никогда еще она не чувствовала себя такой несчастной.

Может быть, при других обстоятельствах она смогла бы со временем забыть свою неприязнь к клану Маккензи. Следует, правда, признать, что в большинстве случаев суровые меры против ее клана предпринимались лишь в тех случаях, когда Макдоннелы совершали набег на земли Маккензи. Не важно, под каким предлогом.

Ее будущий муж оказался мрачным и неразговорчивым, но отнюдь не безжалостным вопреки ее ожиданиям.

Она надеялась, что со временем предубеждение против клана Маккензи у нее исчезнет. Будущий муж, казалось ей, научит ее всему, что связано со страстью.

Она только опасалась, что его лицо всякий раз будет ей напоминать мучивший ее кошмар – окровавленную грудь с вырванным сердцем.

Еще смущали Линнет чувства, которые в ней вызывал жених.

Воспоминания о ночи заставили ее вздрогнуть, и Дункан еще крепче прижал ее к себе. В тот же миг Линнет почувствовала пульсацию внизу живота.

Она устало смахнула со лба дождевые капли, остудившие ее пылающие щеки. Налетел ветерок, рассеяв туман, и Линнет увидела стены крепости на острове посреди залива.

Видимо, это и есть замок Айлин-Крейг, ее новый дом.

Мрачные стены из серого камня поднимались прямо из темных вод залива Лох-Дуйч, и, прежде чем просветы в тумане исчезли, она успела разглядеть что-то похожее на каменный парапет, ведущий с берега к замку. Казалось, будто крепость плывет над заливом.

Носивший название скалистого острова, на котором был расположен, Айлин-Крейг являл собой монолит, отделенный водой от остального мира. Место, лишенное жизни.

Благодаря своему дару Линнет даже на расстоянии ощутила леденящий покой, нависший над замком. Он окутал Линнет подобно савану.

Этот опустошающий холод не имел никакого отношения к отвратительной погоде, но ощущение было настолько острым, что по телу побежали мурашки. В таком месте может выжить лишь тот, у кого нет души.

Завидев приближающегося к ним всадника, Дункан резко остановил лошадь. Линнет сразу узнала его и с трудом поборола чувство безотчетного страха.

«Святые угодники, ведь это Мармадьюк, тот самый урод».

Линнет буквально вжалась спиной в грудь Маккензи. Она понимала, что ее страхи безосновательны, но ничего не могла с собой поделать. Уродство всадника было ужасающим.

Линнет взглянула на Элспет, но та даже не заметила; Она буквально сияла, слушая рассказы юного Локлана и его друзей о героических подвигах сэра Дункана во время его похода с королем Робертом Брюсом.

О том, как Черный Олень объединил всех горцев для великой победы при Баннокберне. Линнет не очень верила, что Дункан убедил всех вождей кланов объединиться перед лицом общего врага, а потом помогал королю подготовить людей для его боевых отрядов.

Вряд ли король, пользующийся всеобщей любовью, нуждался в помощи ее жениха для налаживания отношений с горцами. И уж совсем неправдоподобным казалось то, что Дункан Маккензи один уложил боевым топором двадцать лучших английских рыцарей, похитивших священные шотландские реликвии в аббатстве Инчфрей! А потом с боем пробился к лагерю короля Брюса, вернув ему в целости и сохранности драгоценную шкатулку.

Линнет нахмурилась. Ее любимая няня ведать не ведала, как расстроена ее девочка. Элспет буквально заворожили эти бойкие молодые люди.

– Ты все сделал? – Голос жениха отвлек ее внимание от Элспет. Перед ними стоял одноглазый рыцарь. – Я ожидал тебя несколько раньше.

– Сундук был заперт, и Фергусу потребовалось чертовски много времени, чтобы найти ключ. – Мармадьюк пристально посмотрел на Линнет своим здоровым глазом и похлопал по кожаной сумке, притороченной к седлу. – Мне жаль, что я задержался, милорд. Но я привез все, о чем вы просили.

– Хорошо, что ты успел перехватить нас раньше, чем мы достигли ворот. – Дункан вдруг обхватил Линнет за талию. – Помоги леди спуститься с лошади.

– Это честь для меня. – Рыцарь спрыгнул на землю и шагнул вперед.

И прежде чем Линнет успела что-нибудь возразить, Дункан приподнял ее над лошадью, передавая в протянутые руки Мармадьюка. Но этот страшный человек не стал перебрасывать ее через плечо, как если бы собирался потащить куда-то, а вместо этого осторожно поставил на ноги. И даже низко поклонился.

– Сэр Мармадьюк Стронгбоу, миледи, – произнес он галантно, что так не вязалось с его безобразной внешностью, – к вашим услугам.

Впервые услышав его голос, Линнет чуть не поперхнулась. Сэр Мармадьюк был англичанином!

Потрясенная, она лишь кивнула. Англичанин! Она никогда не видела англичанина и терялась в догадках, как мог он оказаться в отряде личной охраны Маккензи.

Дрожа от холода, она наблюдала, как сэр Мармадьюк снял Элспет с ее серой кобылы, словно пушинку подхватил весьма дородную даму и донес до того места, где стояла Линнет, и со всеми предосторожностями опустил на землю. Поклонившись Элспет, он снял с коня свою поклажу.

Маккензи спешился и присоединился к ним. Сэр Мармадьюк открыл сумку, и Дункан, заглянув в нее, одобрительно кивнул. Линнет увидела, как он вытаскивает длинный красивый шерстяной плащ и пару кожаных башмаков. Перебросив плащ через руку, Маккензи обернулся к ней.

– Это плащ моей сестры, – пояснил он. – Снимай свой промокший, мы наденем на тебя этот. В нем будет теплее в такую погоду.

Линнет хорошо видела, как англичанин помог Элспет избавиться от ее намокшей мантильи и укутал в сухой плащ, почти такой же, как и у Линнет.

Линнет почувствовала себя виноватой, и ей стало стыдно. Одноглазый рыцарь ускакал еще вчера, чтобы привезти сухую одежду для нее и Элспет.

И это было сделано по приказу Маккензи.

Она покраснела до самых ушей. Ей в голову не приходило, что ее будущий муж способен на такую заботу. Она заметила лишь его внутреннюю опустошенность, а когда узнала лицо, которое видела в своих страшных снах, ни о чем больше не могла думать.

И к англичанину с изуродованным лицом она была тоже несправедлива.

Не важно, по какой причине он оказался в Шотландии, так далеко от своей родной земли, он показал свое благородство, и Линнет была благодарна ему за это.

И Маккензи тоже. Хотя неизвестно, почему он так поступил. Может быть, ему просто не хочется, чтобы в замке ее увидели в столь неподобающем одеянии?

– Они совсем новые, – сказал Дункан, вручая ей пару башмаков. – Если не подойдут – закажу тебе другие.

Линнет украдкой взглянула на свои изношенные башмаки, из которых торчали большие пальцы, и, сдержанно поблагодарив Маккензи, взяла новые, из восхитительно мягкой, гладкой кожи.

– Незачем меня благодарить. – Его голос звучал ровно, лишенный каких бы то ни было эмоций. Он кивнул Элспет. – Если вы обе уже готовы – можно трогаться. Мы почти в Айлин-Крейге.

Новый плащ отлично защищал ее от дождя и ветра, пока они скакали вдоль берега, но ничто не могло спасти ее от нарастающего чувства тревоги.

Теперь, когда они почти достигли огромного мрачного замка, Дункана Маккензи словно подменили. Он стал каким-то чужим, воздвиг вокруг себя ледяной барьер.

И в теплом шерстяном плаще Линнет дрожала, словно сейчас была зима, а не лето.

И не переставала про себя молиться, пока лошади гремели копытами под поднятой решеткой укрепленных ворот замка и скакали дальше по каменному тротуару к крепости.

Суровая мрачная атмосфера буквально давила на Линнет. Ей снова захотелось бежать. Но куда? По обеим сторонам низкого моста сердито шумели мрачные воды залива, порывы холодного ветра гнали по небу свинцовые тучи, струи дождя хлестали по изрезанной волнами поверхности.

Возможно, в солнечный день Айлин-Крейг выглядел бы скорее величественным, чем мрачным, но сейчас сумрачные массивные стены казались вполне подходящим жильем для этого человека с каменным лицом, ее жениха.

Они остановились перед последними воротами с мощными каменными башнями по обеим сторонам, ожидая, пока с грохотом поднимется очередная металлическая решетка. Линнет совершенно упала духом, когда они двинулись вперед, в зияющую темноту тоннеля, ведущего во двор.

При виде самого дома, стоящего посреди мрачного, вымощенного камнем двора, у Линнет перехватило дыхание.

Каменная крепость на каменном острове, где правит человек с каменным сердцем. Если оно вообще у него есть.

Линнет показалось, что в Айлин-Крейге царит атмосфера несчастья, она ощущала ее почти физически. И это причиняло ей боль.

За все время, пока они ехали по мощеному двору к широкой каменной лестнице, она не заметила ни души ни в самом дворе, ни среди надворных построек, теснившихся у наружной стены. Дункан Маккензи быстро спешился, выхватил ее из седла и оставил прямо у входа в дом с высокой аркой и гербом клана.

Словно торопясь избавиться от нее, он взбежал по лестнице и только наверху, уже открыв большую окованную железом дверь, оглянулся.

– Локлан отведет тебя к Робби, – произнес он. – А потом мы поговорим у меня в комнате.

Не успела Линнет рта открыть, как он растворился во мраке за дверью. Она последовала за ним, войдя в тускло освещенный сводчатый зал огромных размеров. Словно не замечая ее, Дункан быстро прошагал мимо рядов столов и скамеек, расталкивая локтями толпу слуг, деловито украшавших возвышение в дальнем конце зала, и исчез в темном лестничном проходе.

Потеряв дар речи, одна в этом непривычном зале, Линнет проводила его взглядом, радуясь тому, что в тусклом свете факелов нельзя было рассмотреть, как она вспыхнула от обиды.

Линнет рассердилась. Не имеет значения, как оба они относятся к предстоящему торжеству, но она имеет право на достойное обращение. Ее будущий муж, очевидно, думает, что теплый плащ и башмаки – уже любезность с его стороны.

– Ничего личного, леди. Он уже давно не в себе, – прокомментировал происходящее подошедший сзади Локлан. – Следуйте за мной, я покажу вам, где можно привести себя в порядок с дороги. Потом вам принесут легкий завтрак, и я отведу вас к Робби.

К ним присоединилась Элспет, ласково взяла Линнет за плечи.

– Успокойся, малышка. Ведь ты все время была молодцом. Насколько я понимаю, он всегда ведет себя подобным образом. Все образуется.

– Надеюсь, – отозвалась Линнет, – буду молиться Господу, чтобы ты оказалась права.

– Если позволите, я отведу вас к Робби прямо сейчас. – Локлан появился, едва Линнет успела проглотить последний кусочек тушеной рыбы. – Мой господин желает, чтобы вы увидели мальчика как можно быстрее.

Линнет встала, расправила складки материнского пледа и, поддерживаемая под локоть юношей, вышла из зала. Он ловко прокладывал путь среди суетящихся слуг, наверняка занятых приготовлениями к завтрашним свадебным торжествам. Одни смотрели на нее исподтишка, другие откровенно пялились.

Хорошо, что новый плащ скрывал ее изношенное платье. Ей не хотелось, чтобы слуги ее жалели.

Ее с любопытством рассматривали и сидевшие за обеденным столом члены клана, пока они с Локланом шли к лестнице, едва заметной в темном проходе под аркой в конце зала.

Темная башня, к которой вели ступеньки, нагоняла тоску и отчаяние, так же как ощущение пустоты, окружавшее ее будущего мужа.

Интуиция подсказывала Линнет, что угнетающая атмосфера как-то связана с мальчиком, и вдруг поняла, еще не видя ребенка, что он родной сын Дункана Маккензи.

Да. Она в этом абсолютно уверена.

И с каждым шагом ее уверенность возрастала.

Линнет коснулась рукава Локлана.

– Да, миледи?

– Почему мальчика держат в дальнем уголке замка?

– Не могу вам этого сказать.

Линнет вдруг ощутила сильное желание облегчить чужую боль, которая спустилась на нее словно темное облачко с вершины башни.

– Я знаю, сэр Дункан сомневается в том, что Робби – его сын. Неужели по этой причине мальчика держат в таком темном месте?

Юноша смутился.

– Милорд действительно страдает, когда видит мальчика, но я не знаю, почему его держат здесь. Это приказ моего господина, и я не вправе его обсуждать.

На четвертом этаже Локлан свернул в плохо освещенный проход, и они остановились перед тяжелой дубовой дверью.

– Наверное, он спит.

– Я не стану его будить, – прошептала Линнет, входя в сумрачную комнату.

Грусть сменилась отчаянием, наполнившим всю комнату, и Линнет захотелось выйти в коридор. На нее обрушилось незыблемое детское горе.

Ей понадобилось время, чтобы глаза привыкли к темноте, хотя в углу горел камин. Она решительно подошла к узкому окошку, распахнула ставни. Обернувшись, увидела на низенькой кровати маленького мальчика. Одна его рука, свисая с кровати, лежала на спине дряхлого пса непонятной породы. Собака с опаской посмотрела на Линнет, но мальчик не проснулся.

Укрытый до самого подбородка сине-зеленым пледом, Робби Маккензи продолжал спать, даже когда она остановилась возле кровати, вглядываясь в мальчика и неожиданно возникший над его головой образ могучего оленя.

В ушах Линнет зазвенело, образ стал ярким и отчетливым, будто светился внутренним огнем. Звон в ушах прекратился, и образ оленя бесследно исчез.

– С вами все в порядке, миледи? – встревожился Локлан. – Вы побледнели. Может быть, принести горячего вина? Или отвести вас к вашей служанке?

Линнет все еще била дрожь, но она покачала головой:

– Не надо, мне уже лучше.

– Не хотите ли отдохнуть, прежде чем я отведу вас к сэру Дункану? Робби может проснуться в любой момент. Он страдает бессонницей.

Линнет взглянула на ребенка.

– Тем более не стоит его тревожить. Не правда ли?

Локлан слегка покраснел.

– Господин надеялся, что вы проведете какое-то время с ним, чтобы узнать…

– Но это невозможно, пока мальчик спит, – заявила Линнет, оглядывая комнату. – Так что проводите меня к своему господину.

– Но сэр Дункан…

– …хотел поговорить со мной прежде, чем я отправлюсь отдыхать? – Линнет упорно уклонялась от разговора о Робби. – Так вы отведете меня к нему?

– Конечно, миледи, – сдался Локлан и поспешил за ней к выходу.

Спускаясь по лестнице, Линнет молилась всем святым, чтобы помогли ей найти нужные слова, когда она окажется лицом к лицу с могущественным лордом Маккензи. Она знала ответ на его вопрос, но намеревалась пока держать его в тайне.

У Линнет созрел план, и, если небо смилуется над ней, все получится как нельзя лучше.

Линнет подождала, пока стихнут шаги Локлана, оставившего ее у двери, и постучалась. Но даже услышав «войдите», не сразу вошла.

В ожидании Линнет Дункан обвел взглядом свою любимую комнату. Единственное место, где он мог укрыться от всего мира. Спрятаться от всех постигших его несчастий.

Если не считать богатых шелковых гобеленов на стенах, обстановка в комнате была строгой. Маленький деревянный стол, один стул и один большой несгораемый шкаф. Вот и вся обстановка. Только камин придавал комнате уютный вид. По настоянию Фергуса, дворецкого, огонь в камине поддерживался постоянно. Сам же Дункан предпочитал простор и прохладу. Он не случайно назначил встречу невесте именно здесь – это поможет ей понять, что представляет собой ее будущий муж.

Он все еще был в черной кольчуге и вид имел весьма грозный. Хотел произвести впечатление на эту отчаянно смелую девушку.

Пусть думает, что он так же холоден и неприступен, как стены этого замка.

Он подошел к камину и стал спиной к двери.

Услышав, что дверь открылась, обернулся.

– Ты знаешь, почему именно тебя я выбрал в жены?

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем Линнет ответила.

– Да, из-за моего дара.

Он удовлетворенно кивнул.

– Но вы должны знать, что я не могу использовать этот дар по своей воле. Видения…

– Твои способности провидицы известны всей Шотландии, – прервал ее Дункан и, заметив, что она изменилась в лице, продолжал: – Не сомневаюсь, ты сможешь выяснить то, что меня интересует.

Прежде чем задать главный вопрос, Дункан сделал паузу. Он боялся услышать ответ. Страх был сильнее, чем когда он противостоял целому отряду конных английских рыцарей и их вездесущих лучников из Уэльса.

Наконец он решился:

– Ты видела ребенка?

– Да, – произнесла она, не добавив ни слова.

О Господи! Неужели она не понимает, как он жаждет услышать ответ?!

– И что скажешь?

Линнет молчала, расправляя ладонью складки плаща. Дункан решил, что напугал ее больше, чем рассчитывал, и вздохнул с облегчением. Его воинственный вид и суровая обстановка привели ее в замешательство.

Подойдя к столику, Дункан наполнил темно-красным вином два кубка, украшенных дорогими камнями, и протянул один Линнет:

– Давай выпьем за союз, который пойдет нам обоим на пользу.

Она подняла кубок, сделала глоток, но руки задрожали и вино пролилось на пол.

– Могу я задать вопрос? – стараясь унять дрожь, спросила Линнет.

Дункан молчал, медленно потягивая вино. Потом наконец сказал:

– Задавай.

– Наши кланы всегда враждовали. Почему вы не похитили меня? Зачем взяли в жены?

– Узнать правду о Робби – не единственная цель, которую я преследую. – Дункан пригладил волосы и тяжело вздохнул. – Не важно, чей сын Робби, он нуждается в любви и заботе. И ты дашь ему их.

– А как же вы, сэр? Ребенку нужна не только мать, но и отец. Особенно мальчику.

– Ты здесь не для того, чтобы обсуждать мои решения.

– Но я вправе знать, зачем вам понадобилась? Меня вполне могла бы заменить няня. Или надежный опекун.

– Не говори о том, в чем ничего не смыслишь.

Линнет гордо вскинула голову.

– Милорд, я достаточно много знаю о любви к детям.

Дункан не желал обсуждать с ней этот вопрос. Сдерживая гнев, он отставил бокал и сложил на груди руки.

– Скажи наконец, Робби мой ребенок?

Линнет в волнении облизнула пересохшие губы.

– Пока не знаю. Я должна поближе его узнать.

Стараясь не выдать своего горького разочарования, Дункан отвернулся к камину.

– Сколько тебе понадобится времени? – снова повернувшись к ней, спросил он.

– Точно сказать не могу.

В нем бушевала ярость, но он промолчал. Она нужна ему. Он не сомневался в ее способностях. Шпионы доносили ему все, что видели. Он наберется терпения и будет ждать.

Но только до сегодняшней ночи.

– Когда сможешь ответить на мой вопрос – немедленно сообщи. В твои обязанности входит присматривать за Робби и предупреждать меня о любом возможном заговоре. Больше я от тебя ничего не хочу.

– Ничего больше?

Дункан бросил на нее короткий взгляд. Казалось, она должна была почувствовать облегчение, но она посмотрела на него так, словно у него только что выросли рога и копыта.

– То есть, – тихо спросила она, – я не стану по-настоящему вашей супругой?

О небеса! Неужели она расстроена тем, что он не собирается ложиться с ней в постель?

– Умоляю вас, не принимайте мои слова за оскорбление, леди. Лично к вам это не имеет никакого отношения. – Он подошел к ней, взял за подбородок и приподнял голову так, чтобы она смотрела ему в глаза. – После смерти жены я поклялся никогда больше не жениться. Храня твое целомудрие, я отчасти останусь верен этой клятве.

– Как пожелаете. – Ее нижняя губа задрожала, но Линнет выдержала его взгляд.

– Наш союз не станет для тебя слишком уж обременительным, – заверил ее Дункан. – У тебя будет своя комната, много свободного времени и мое покровительство. Думаю, это лучше, чем твоя прежняя жизнь.

– Да, я благодарна вам за то, что забрали меня из дома отца.

– Вот и хорошо. – Дункан отступил и открыл перед ней дверь. – Ты найдешь дорогу в большой зал? Там тебя ждет Локлан, чтобы проводить на твою половину. Спокойной ночи, завтра у нас трудный день.

Он все еще держал дверь открытой, но Линнет не двигалась с места. Она продолжала смотреть на него так, как еще никто не смотрел. И когда слеза скатилась по ее щеке, Дункан проклял все и шагнул вперед, собираясь утешить самыми ласковыми словами, объяснить, что он вовсе не собирался отвергать именно ее.

Ему не нужна вообще никакая жена.

Целая толпа обнаженных сирен, одна желаннее другой, не заставила бы его изменить свое решение.

Линнет сорвалась с места и бросилась прочь из комнаты. Дункан дождался, пока стихнут ее шаги, закрыл дверь и ударил кулаком по холодной дубовой панели.

Невероятно, она бежала от него, словно сам дьявол гнался за ней. Дункан мрачно поджал губы. А может быть, он и есть дьявол?

 

Глава 3

– Она отказывается спускаться, сэр. – Локлан в полной растерянности приблизился к Дункану, стоящему у ступеней часовни.

Дункан поднял глаза к серому утреннему небу. Не самый лучший день для свадьбы. С севера дул пронизывающий ветер, моросил дождь, грозивший, судя по тучам, превратиться в настоящий ливень.

Впрочем, именно в такой день и должна была начаться их супружеская жизнь.

Мало того, что она ничего не сказала о Робби, так еще решила оскорбить его перед людьми.

Одетые в лучшие пледы и при оружии, члены его клана стояли полукругом у ступеней замка, готовясь сопровождать свою будущую госпожу. Часть их выстроилась в ряд от самого дома до возвышения, предназначенного для торжественных речей. Приготовления шли с самого утра.

Дункан оглянулся через плечо на священника. Тот стоял с безмятежным выражением лица и сложенными перед собой руками, образец самообладания на фоне окружающего его балагана. В часовне горели десятки свечей, рассеяв утренний сумрак.

Украшавшие двор букеты полевых цветов, которые должны были символизировать изобилие и радость, лишь подчеркивали тщетную суету всего происходящего.

Только присутствие священника не позволило Дункану разразиться самыми изощренными проклятиями.

– Она уже одета?

– Да, милорд.

Дункан повернулся к Мармадьюку. Английский рыцарь терпеливо ждал у арки при входе в часовню с таким видом, словно этот небольшой утренний сюрприз его весьма позабавил.

– Хватит злорадствовать, словно деревенская сплетница, – рявкнул на него Дункан. – Нет ничего смешного в том, что девица уперлась как баран.

Мармадьюк изобразил самую искреннюю улыбку, на какую был способен.

– Незачем срывать на мне свою злость. Не лучше ли спросить самого себя, что такого ты вчера сделал, что она не хочет выходить из своей комнаты.

– Что я сделал? – Дункан нахмурился. – Да ничего особенного. Она должна быть мне благодарна. Я спас ее от вечно пьяного отца и подарил целые сундуки роскошных платьев, которые она едва ли видела в своей жизни.

– Но что все-таки произошло в твоей комнате вчера вечером, почему она выбежала оттуда, будто за ней гналась целая орда дикарей?

Дункан забыл о священнике и выругался. Мармадьюк подошел к нему и похлопал по плечу.

– Вот ты и ответил на мой вопрос, дружище. Что бы ты ни сказал, ей это не понравилось. Я всегда тебе говорил, что леди требуют обходительности.

– Ничего плохого я не сказал, – оправдывался Дункан, глядя на окно спальни Линнет. – Объяснил, что она не будет обременена обязанностями.

– А точнее? – не унимался Мармадьюк.

Дункан тяжело вздохнул:

– Ах ты, наглый боров. Я сказал, что мне нужны ее дар провидения и забота о Робби.

Мармадьюк присвистнул и покачал головой:

– Это еще хуже, чем я думал. Столько времени провел в обществе короля Роберта Брюса, а ведешь себя с женщиной как последний дурак?

Локлан издал звук, похожий на сдавленный смешок, и ретировался, расталкивая стройные ряды членов клана, чем вызвал целую бурю негодования.

О небеса! Да они смеются над ним!

– Ну, если ты думаешь, что так уж неотразим, англичанин, почему бы тебе не привести ее сюда?

– С удовольствием. – Мармадьюк низко поклонился и направился к замку, но вдруг обернулся. – Придется давать тебе уроки обхождения с дамами, – сказал он Дункану.

К огромному удивлению лорда, вскоре он вышел вместе с его будущей женой и ее служанкой. Под звуки фанфар, рыцари дружно, как по команде, опустились на одно колено. Многие выкрикивали здравицы, словно это была настоящая свадьба, а не фарс.

Дункан уже раскаивался в своем решении сделать девушку из клана Макдоннелов своей женой. Она сама сказала, что надо было ее украсть. Он воспользовался бы ее даром провидицы и отослал обратно к Макдоннелам.

Он не имел ни малейшего желания обзаводиться женой. Но теперь уже ничего не изменишь.

Все присутствующие вели себя как умалишенные.

Прыгали, дергались, выкрикивали шутки и приветствия. Даже пожилая служанка невесты краснела, глядя на них, словно юная девушка.

– А она хороша, не правда ли, милорд? – обратился к своему господину Локлан, провожая взглядом Мармадьюка и двух дам.

Дункан упрямо молчал. Ему вовсе не хотелось признаваться, даже самому себе, что Линнет Макдоннел и впрямь очаровательна.

На ней было темно-синее платье из тяжелого шелка, прихваченное у талии замысловатым золотым поясом. Длинный плащ такого же цвета защищал ее от дождя, а ободок с драгоценными камнями удерживал на голове накидку. Волосы были распущены и ниспадали до талии бронзовыми волнами.

Дункан едва слышно выругался, поймав себя на мысли, что неплохо бы запустить пятерню в такие локоны.

Они словно из тонкого золота!

Он и не подозревал, что у нее такие великолепные волосы. Тут и святой не устоит.

Черт побери, он самым суровым образом спросит с тех, кто его уверял, что девушка страшна, как свиное рыло.

Ему совершенно не нужна жена. Тем более красивая.

С него вполне хватило Кассандры и тех мучений, которые он терпел из-за ее злобной натуры. Нет, ему вовсе не хотелось иметь обольстительную красавицу, но и тут все получилось наоборот, назло всем его желаниям.

Стараясь не замечать, как волны ее волос ниспадают на высокую грудь, которую он тоже умудрился не заметить из-за ее вчерашнего одеяния, Дункан повернулся к Мармадьюку, искренне надеясь, что тот прочтет ярость на его лице.

Надо постараться представить ее такой, как вчера, – одетой в тряпье, и ни в коем случае не смотреть на ее волосы. К тому же потребовать, чтобы впредь она заплетала их в косы и убирала под накидку.

А что касается груди… придется сделать вид, будто ее вообще не существует.

Оставалось надеяться, что его люди не будут настаивать на церемонии брачной ночи. Они хорошо знали, почему он женится на девушке. Этот вопрос не раз обсуждался. И если забыли об этом, он им напомнит, вызвав каждого в круг с обнаженным мечом.

– Пора, милорд. – Мармадьюк подтолкнул к нему невесту. – Или вы не собираетесь провести даму по ступенькам часовни?

Дункан бросил на рыцаря недовольный взгляд, даже не пытаясь скрыть свое раздражение. Единственным местом, куда он хотел сопроводить Линнет Макдоннел, был дом ее отца. Но вместо этого он предложил ей руку, с удовольствием увидев страх в ее огромных карих глазах.

Если она будет его бояться, у нее отпадет всякая охота ложиться с ним в постель.

К несчастью, он заметил в ее глазах нечто большее. Они искрились мягким золотистым светом изнутри, и ему вдруг захотелось увидеть их счастливыми, а не печальными.

Между тем их окружили плотным кольцом члены клана, и Дункану ничего не оставалось, как пройти вместе со своей будущей женой те несколько шагов, что отделяли их от священника, стоявшего у входа в часовню.

Святой отец словно почувствовал, что Дункан сбежит при малейшей возможности, и не мешкая начал церемонию, которая отныне и навеки должна была связать Дункана с этой девицей из клана Макдоннелов. По Божьей воле.

Просто из любопытства Дункан бросил косой взгляд на невесту во время молитвы. Темные ресницы лежали на ее щеках, которые, казалось, стали еще бледнее, если это вообще было возможно.

Ее губы беззвучно повторяли слова молитвы, и, да хранят его все святые, он не смог не заметить, какими полными были эти губы. В прежние годы он многое бы отдал, чтобы приникнуть в поцелуе к этим сочным и нежным губам. Но теперь он отказался от всех этих юношеских глупостей. На густых ресницах блеснули две слезинки, и одна покатилась по щеке. К горлу Дункана подступил ком, и ему до боли захотелось утешить девушку.

Ну кому нужна эта дурацкая церемония?

В конце концов, в выигрыше была Линнет, а не он.

Но стоило посмотреть на бедняжку, отчаянно сжимающую перед собой ладони, как становилось ясно, что она смертельно боится его.

Дункан едва сдержался, чтобы не выругаться. Не монстр же он какой-нибудь, он даже хотел ее утешить накануне вечером. Но не успел. Она убежала.

А ведь многие женщины с радостью бросились бы к его ногам. По крайней мере, в те дни, когда Кассандра еще не разрушила своим коварством его жизнь. И в те годы, что он провел рядом с Брюсом в военных походах, не было ночи, чтобы он спал один, если только не хотел этого сам.

О его альковных талантах ходили легенды, как и о талантах самого короля.

Эта девица должна быть счастлива, что стала его женой. Не считая, правда, того, что он не собирался с ней спать.

Священник продолжал монотонно молиться, и Дункан засмотрелся на груди Линнет. Они мерно вздымались и опускались, и лишь слепой не разглядел бы их соблазнительные формы под тяжелым шелком платья.

В этот момент кто-то громко кашлянул и его ткнули локтем в бок, возвращая к реальности. Церемония подходила к концу. Почти не задумываясь он повторил клятвы, едва заметив благословение и обмен кольцами.

Очнувшись, Дункан увидел, что священник все еще стоит перед ними, протягивая пергаментный свиток. Дункан машинально поставил свою подпись и передал перо невесте. Та сделала то же самое, и, прежде чем Дункан успел осознать, что произошло, толпа вынесла их в большой зал часовни на общую молитву.

Все кончено.

Лишь несколько слов, подпись, нечленораздельное благословение, и он снова женат. По крайней мере, связан с женщиной, которая смотрела на него так, словно он собирался уволочь ее в ад.

Возможно, она права.

Но по какой-то необъяснимой причине ему хотелось убедить ее в том, что он не злой демон.

Хорошо, что он выбрал для нее комнату подальше от своей. Все в доме знали, что он не собирается спать с ней. И гордость не позволит ему пройти через большой зал, чтобы попасть на лестницу, ведущую в ее спальню.

Они глубоко ошибаются, если думают, что он изменил свое решение и станет бегать за ней, как похотливый козел. Пусть подурачатся, пусть изображают из себя идиотов, если им так хочется. На выходе из часовни все окружили новобрачную. Рядом с ним остался только Мармадьюк, и Дункан был ему за это признателен. Хотя подозревал, что тот находится рядом, опасаясь, что Дункан сбежит. А если вспомнить, как англичанин рассыпался перед ней в любезностях, можно не сомневаться, что он считал себя единственным завоевавшим расположение леди Линнет.

Как будто ей это нужно.

Несмотря на подавленный вид во время брачной церемонии, у его жены есть собственное мнение. И она доказала это вчера в его комнате.

Дункан сердито взглянул на друга:

– Что ты ей сказал, чтобы заставить спуститься сюда?

Мармадьюк с самодовольным видом сложил руки на груди и молчал.

– Я жду ответа.

– Ничего особенного, только то, что леди хотела услышать.

Дункан готов был придушить англичанина.

– Говори же, что ты сказал?

– Что она неправильно тебя поняла. Что ты сказал так из уважения к ее девичьей невинности, не желая ее напугать.

Ударили в колокол, и в тот же момент зазвучали громкие приветствия членов клана. Дункан хмуро наблюдал, как его люди неуклюже топтались, едва не наступая друг другу на ноги, пытаясь привлечь внимание невесты.

Неужели они так скоро забыли заговоры и интриги при его первой жене?

Отойдя чуть в сторону, Дункан наблюдал, как неистовствующая толпа хлынула в большой зал, увлекая за собой его новую жену. Пусть себе дурачатся, пусть напиваются до бесчувствия, на то и свадебный пир. Ему же не хотелось никакого праздника.

Он сделал предложение девице Макдоннел потому, что она была последней из семи дочерей, а главное – провидицей.

И ясно сказал ей об этом.

И ему нет дела до всяких выдумок Мармадьюка. Она должна сказать, чей сын Робби, заботиться о нем и предупреждать об опасностях, грозящих клану. Вот все, что ему от нее нужно.

В этом огромном замке ему будет легко избегать встреч с нею.

Но что-то его тревожит. Он не мог понять, что именно. Нахмурившись, чтобы все видели, что он недоволен, Дункан окинул взором двор, заполненный шумной толпой, направляющейся к дому.

– Ты готов присоединиться к торжеству? – Мармадьюк похлопал его по плечу и подтолкнул к ступенькам. – Свадебный пир без жениха не пир.

– Да, – мрачно кивнул Дункан. – Насколько я понимаю, мне нельзя уйти?

Теперь он наконец понял, что его тревожило. Он опасался, что Линнет Макдоннел займет в его жизни совсем не то место, которое он планировал.

Но об этом ему не хотелось думать.

– Освободите дорогу, пропустите леди! – крикнул Локлан, пробираясь сквозь толпу у входа в дом.

Пройдя внутрь, он попытался затащить с собой Линнет, но та остановилась у входа.

– Что-то не так, миледи?

– Не понимаю, в чем дело. – Громко, перекрывая шум в зале, ответила Линнет. – Я не видела Робби в часовне.

– Неудивительно, – тоже громко ответил юноша.

– Но почему? Он должен быть…

Локлан решительно подхватил ее под руки и приподнял: в дверь невозможно было протиснуться.

– Не надо здесь задерживаться, миледи. Позвольте мне отвести вас подальше от двери, и я все объясню.

Без лишних слов Локлан отвел ее к небольшому возвышению в дальнем конце зала. Огромный зал с высокими потолками, в котором вчера суетились слуги, сегодня был переполнен пирующими. Никогда еще ей не приходилось присутствовать на таком большом празднестве. Пол был усыпан душистой таволгой, розовыми лепестками и тимьяном. Это было великолепное зрелище, по сравнению с ним пиры ее отца в Дандоннеле казались детской забавой.

На хорах сидели музыканты, звуки волынок временами заглушали крики и смех собравшихся, а три менестреля в самой гуще толпы громко распевали непристойные песни.

Горы хлеба и бесчисленные серебряные кувшины с пивом и вином уже стояли на столах, а нескончаемая вереница слуг тащила из кухни в зал самые изысканные деликатесы.

Но Линнет не стала отвлекаться на всю эту роскошь. Они подошли к столу, установленному на возвышении, Локлан галантно отодвинул перед ней кресло с высокой спинкой, но Линнет осталась стоять.

– Где Робби?

– В постели, миледи, – последовал ответ. – Он заболел.

– И что его беспокоит? Ты знаешь?

– Да, у него болит живот. Кухарка позволила ему стащить слишком много пирожных с заварным кремом.

– Тогда я пойду к нему, – решительно заявила Линнет и повернулась прочь от стола.

Локлан занервничал, ища глазами кого-то у входа в зал.

– Сэр Дункан будет недоволен, если вас не окажется на месте, когда он войдет в зал.

– Я не притронусь к еде, пока не увижу мальчика. За ним кто-нибудь присматривает?

– Кухарка послала к нему одну из прачек, но сэр Дункан не знает, что Робби заболел. – Локлан снова посмотрел на дверь. – Он легко выходит из себя, поэтому мы стараемся не беспокоить его разговорами о Робби.

Линнет окинула юношу суровым взглядом и гневно произнесла:

– Но ребенок заболел и нуждается в уходе.

Локлан молча кивнул.

– Могу я вас кое о чем попросить?

– Я к вашим услугам. – Юноша низко поклонился.

– Вы помните, где моя комната?

– Конечно, миледи.

– Тогда принесите, пожалуйста, мою кожаную сумку. А потом проводите на кухню.

Локлан пришел в замешательство.

– Там мои целебные травы. Я приготовлю отвар, – объяснила Линнет.

Локлан кивнул, но не двинулся с места.

– Неужели это так трудно?

– Нет. – Юноша покраснел. – Но мой господин будет ждать вас за столом.

– Чем быстрее вы выполните поручение, тем быстрее мы вернемся к столу. Вместе с Робби. Он выпьет отвар и сразу почувствует облегчение.

Локлан заметно побледнел, глаза его округлились, и он поспешил прочь.

Локлан принес сумку с травами и проводил Линнет на кухню. Уже через несколько минут Линнет была в полутемной комнатке Робби с дымящейся чашкой травяного отвара. Локлан молча сопровождал ее, освещая дорогу факелом.

Линнет, однако, предпочла остаться наедине с мальчиком и, войдя в комнату, закрыла за собой дверь, оставив юношу дожидаться в коридоре. Робби мирно дремал, и у Линнет было время ознакомиться с комнатой. Она решила, что здесь слишком прохладно, а обстановка почти такая же суровая, как и в комнате ее мужа. Но там хоть висят гобелены, а здесь стены совершенно голые.

Украшенный вышивкой полог кровати был единственным ярким пятном в комнате. У камина стоял детский стульчик, а возле кровати – маленький стол из темного дуба. На столе лежал букет увядших полевых цветов, а дряхлый пес, свернувшись клубочком, спал у кровати. Как и в прошлый раз, он, приоткрыв один глаз, взглянул на Линнет и снова заснул. Убедившись, что огромный пес не представляет никакой опасности, Линнет подошла к кровати и долго смотрела на спящего мальчика.

Ее приемный сын.

Ребенок напрочь лишен отцовской заботы, так же как и она. Только причина другая.

Сердце Линнет болезненно сжалось. Она погладила малыша по головке.

Мальчик перевернулся на спину и открыл глаза, такие же синие, как и у отца. У Линнет перехватило дыхание.

Девушка тихонько вздохнула и улыбнулась ребенку, не в силах вымолвить ни слова. Он был так похож на отца, что у Линнет мурашки побежали по телу.

Не было ни малейшего сомнения в том, что он сын Дункана. Но если его красавец отец всем своим видом напоминал дьявола, Робби выглядел настоящим ангелом.

Доверчивым, послушным и чистым.

Чувство глубокого сострадания охватило Линнет, непреодолимое желание защитить мальчика от нахлынувших на него бед.

Впервые она порадовалась тому, что приехала в Айлин-Крейг. Не важно, что о ней думает Дункан Маккензи… будет ли с ней спать или нет. Она нужна этому ребенку и сделает для него все, что в ее силах.

Глядя на него, Линнет с трудом сдерживала слезы. Мальчик приподнялся на локте.

– Ты моя новая мама? Кухарка сказала, что ты придешь.

– Да, Робби. Мы с твоим отцом поженились. – Линнет присела на край кровати. – Ты хочешь, чтобы я стала твоей новой мамой?

С минуту он пристально разглядывал ее.

– Да, хочу. Никогда не видел таких красивых волос, как у тебя.

Сердце Линнет сжалось. Комок подступил к горлу. Она не нашла что ответить.

Робби посмотрел на стол и насупился.

– Я собрал эти цветы для тебя, но заболел и не успел тебе их отдать. Теперь они уже не такие красивые. – Он взял со стола увядший букет и положил ей на колени.

– Ну что ты, Робби, они очень красивые. – Голос Линнет дрогнул, и из глаз хлынули слезы. Никто еще не дарил ей цветов.

– Ты плачешь? Я сделал что-то не так?

Линнет погладила пальцами его личико.

– Нет, мой мальчик, я плачу от счастья. Ты такой добрый, спасибо тебе за цветы.

– Ты ведь не уйдешь от меня? – спросил он с тревогой.

– Нет, никогда не уйду.

Она поставила кружку с отваром на столик.

– Выпей это, и животик перестанет болеть.

Через некоторое время Линнет спустилась по лестнице вслед за Локланом, крепко держа за руку Робби. Из головы не шли слова Локлана о том, что ее муж легко выходит из себя.

– Сэру Дункану не понравится, что вы привели Робби, – сказал Локлан очень тихо, так, чтобы не слышал мальчик, и добавил: – А он бывает страшен в гневе.

– У него не будет причины для гнева, – ответила Линнет, как могла, спокойно, хотя сердце ее замирало от страха. Но она готова была на все ради малыша.

– Надеюсь, вы хорошо все обдумали, миледи, – произнес Локлан, резко остановившись у подножия лестницы.

– Не волнуйтесь, – произнесла она, стараясь придать своему тону уверенность. Да, она знала, что делает.

В то же время Линнет хорошо понимала, что дьявол есть дьявол и ждать от него можно чего угодно.

 

Глава 4

– Ты видел ее волосы? – Дункан откинулся в кресле и внимательно посмотрел на Мармадьюка.

Англичанин промолчал. То ли не услышал, то ли пропустил вопрос мимо ушей, сосредоточив все внимание на Фергусе, старом дворецком, распоряжавшемся целой толпой слуг, снующих по залу.

Каждый слуга нес на плече поднос либо с замысловато оформленной дичью, либо с огромным жареным окороком.

Раздраженный, Дункан пересел на все еще пустующее кресло рядом и саданул друга локтем в ребро. Повысив голос, чтобы его было лучше слышно, он повторил:

– Я спросил, ты видел ее волосы? Отвечай прямо, не ломайся как паяц.

– Заяц? – Мармадьюк уставился на него невинным взглядом. – Фергус наверняка заказал их в достаточном количестве. Хорошо, если он приготовил их со своим особым луково-шафранным соусом.

– Ах ты прохвост! – заорал Дункан, не обращая внимания на то, что привлекает к себе внимание. – Я требую объяснений, Стронгбоу. И поторопись, пока ее милость не сочла возможным присоединиться к нам.

– Объяснений? – Мармадьюк слегка приподнял бровь.

– И не повторяй за мной слова, как полный идиот, иначе придется заменить шута Фергуса на тебя и ты будешь развлекать нас до самой ночи.

Мармадьюк мигом опустил бровь.

– Что тебя так взволновало, дружище?

– «Она простушка, безобразная, как поросячье рыло», – процитировал Дункан, злясь на то, что его явно ввели в заблуждение. – Разве это не твои слова?

– Мои, – спокойно отозвался Мармадьюк, протягивая кубок стоящему рядом слуге. – Именно такой я и видел ее, когда приезжал в Дандоннел. Она как раз была во дворе, учила какого-то малыша орудовать деревянным мечом. После дождя весь двор был в лужах, и оба они были забрызганы с ног до головы грязью, но, как мне показалось, это ее мало заботило.

Дункан сдержал готовое вырваться ругательство. Хладнокровный англичанин был единственным, кто мог заставить его почувствовать себя виноватым, если даже он был прав.

Мармадьюк и сейчас выставил его круглым дураком.

Ее распущенные волосы едва не разрушили этим утром весь его мир, казавшийся ему таким устойчивым.

Женщина с такими роскошными локонами должна была принести несчастье, несмотря на все попытки Мармадьюка изобразить ее чуть ли не святой, пекущейся о детях и при этом совершенно не понимающей, какое впечатление производят ее волосы на любого мужчину моложе восьмидесяти.

Но что толку теперь пререкаться с Мармадьюком. После драки кулаками не машут. Дункан молча поджал губы и наградил англичанина высокомерным презрительным взглядом.

– Я хорошо помню, вы спрашивали меня, как она выглядела именно в тот день, – продолжал Мармадьюк, явно потешаясь над Дунканом. – Спросили бы, как она будет выглядеть, если ее умыть, ответ был бы совсем другим.

Ну хватит. Дункан вцепился руками в подлокотники. Осмелься кто-то другой так язвить в его адрес, он отрезал бы наглецу язык прямо сейчас столовым ножом, который лежит перед ним.

А еще лучше обычным кинжалом.

– Ты на чьей стороне, англичанин? – решил наконец уточнить Дункан, все еще крепко держась обеими руками за прочное дубовое кресло.

– Конечно, на вашей, милорд, – вежливо ответил Мармадьюк, подняв кубок. – Ваше благополучие для меня важнее всего.

Дункан схватил свой серебряный кубок в виде морского дракона, затейливо инкрустированный драгоценными камнями, и стал пить красное вино со специями, специально приготовленное для свадебного пира.

Пил не отрываясь и, пронеся мимо рта изрядное количество, швырнул кубок на стол. Вино потеряло для него свой тонкий вкус и аромат, превратившись в пойло, кислое, как и его собственное настроение.

– Что-то не так? – поинтересовался Мармадьюк.

– Все в порядке, – рявкнул Дункан, не понимая, что с ним происходит.

Его все выводило из себя.

– Ты плохо выглядишь, – озабоченно произнес Мармадьюк. – Выпей еще вина.

Дункан снова взял кубок, и англичанин наполнил его до краев. Но Дункану совсем не хотелось пить и еще меньше присутствовать на этом дурацком празднестве.

Он с радостью удалился бы в какой-нибудь тихий уголок замка.

Подальше от своей новой жены.

И этой толпы чугуннолобых родичей.

Он обвел взглядом собравшихся. Все, начиная с родственников и близких друзей и кончая прислугой, веселились, как простолюдины.

Клоуны несчастные. Бесчувственные дураки, отпускают шуточки по поводу долгого отсутствия невесты. Те, что посмелее, во всеуслышание объявили, что невеста, наслушавшись рассказов о мужских талантах Маккензи в постели, убежала в свою спальню и тайно мечтает о том, чтобы он взял ее силой.

Как будто он хочет ее! Да у него и в мыслях нет ничего подобного.

Даже ее роскошные волосы его не соблазнят.

И ему не было до них никакого дела. Но где же она, в самом деле?

Святые мученики, пора ей наконец занять свое место рядом с ним. Так нет же, она снова поставила его в глупое положение, так же как утром, когда он ждал ее у часовни.

А где, интересно, его первый оруженосец Локлан?

Наверняка строит глазки новой хозяйке замка. Дункан нахмурился. Только гордость мешала ему немедленно отправиться на их поиски!

Нет, он не станет так унижаться. Хозяин замка должен вести себя достойно.

Он потом разберется со своей женой, наедине. А что до Локлана, то парнишка слишком мягкосердечен. И если он пытался помочь его жене сбежать обратно в Дандоннел, Дункан в наказание заставит его чистить выгребную яму до тех пор, пока она не засияет!

А жена пусть помогает ему.

И Мармадьюк тоже. Чтобы впредь не выставлял его на посмешище.

Впервые за весь день Дункан улыбнулся.

А пока ему ничего не остается, как набраться терпения и ждать, когда закончится пир, после чего он сможет удалиться в свои покои.

И горе тому болвану, который попытается его остановить.

– У тебя лицо чернее твоей любимой кольчуги. Неудивительно, что леди от тебя сбежала. – Мармадьюк хлопнул его по плечу. – Давай выпьем за ваше счастливое будущее!

– Счастливое будущее? – Дункан прищурился. Должно быть, его друг спятил. – Ты лучше других знаешь, почему я взял ее в жены, так что прекрати свои идиотские шутки. Ни о каком будущем с этой девицей не может быть и речи.

Дункан перевел дыхание, но едва снова открыл рот, как в зале неожиданно воцарилась тишина. И он понял почему. Скорее не понял, а почувствовал.

Появилась она. Просто ничье появление не могло вызвать такой реакции.

В очередной раз она сотворила нечто из ряда вон выходящее.

Что, интересно?

Может быть, вывалялась в грязи в своем прекрасном платье? Или остригла свои роскошные волосы, чтобы досадить ему?

Хорошо, если так. Это доставит ему огромное удовольствие и избавит от необходимости собственными руками обрить ее. Одному Богу известно, как сильно он этого желает.

– Это он! Она привела с собой мальчишку!

Его сомнения развеял громкий шепот, пробежавший по рядам и поразивший его в самое сердце, словно стрела. Дункан застыл.

Не важно, кто произнес эти слова.

Они заставили его похолодеть.

Он выронил кубок, и тот с глухим стуком упал на стол, по скатерти расплылось темно-красное, словно кровь, пятно. Трудно передать словами, что началось в зале.

Сквозь весь этот шум Дункан различал единственное слово.

Робби.

Девушка дерзнула сделать то, на что не осмелился бы ни один из членов его клана.

Она привела мальчишку в зал, зная, что на пиру Дункан ничего не сможет сделать. Все взгляды были устремлены на него. Рядом сидел священник.

Дункана бросало то в жар, то в холод, он с ужасом ожидал момента, когда Линнет с мальчишкой приблизятся к нему.

Сердце его бешено колотилось, и он ненавидел себя за эту слабость.

Будь его жена мужчиной, он приказал бы выпороть ее до полусмерти за нанесенное ему оскорбление.

Мармадьюк сжал его плечо, что-то сказал ему, но Дункан ничего не слышал, кроме единственного слова Робби, причинявшего ему невыносимую боль.

Дункан вглядывался в темноту, моля Господа смилостивиться над ним. Кажется, он уже почти два года не видел мальчика.

Вырвавшись от Мармадьюка, Дункан поднялся, уперевшись ладонями в стол, чтобы снова не упасть в кресло.

Усилием воли он унял дрожь в ногах и окинул взглядом переполненный зал. Неожиданно дымка рассеялась, и он увидел жену. Его первый оруженосец стоял рядом с ней, лицо его пылало.

О том, как его наказать, Дункан подумает позже. В этот момент он меньше всего думал о Локлане и своей молодой жене.

Все его внимание было сосредоточено на мальчике, которого жена держала за руку.

Он стал выше и крепче по сравнению с тем малышом, которого Дункан когда-то держал на руках. И был очень красивым мальчишкой. Через его плечо был переброшен плед, вытканный в цветах клана Маккензи, на талии хорошо подогнанный кожаный пояс.

Такой пояс обычно делал для сына отец.

И, глядя на него, Дункан едва сдержал слезы. Он вспомнил игрушечный меч, который вырезал для Робби из дерева, когда тому исполнилось четыре года, и удивленный взгляд малыша, когда вручил ему подарок.

С тех пор, казалось, прошла целая вечность.

От нахлынувших чувств у Дункана сдавило грудь и стало трудно дышать.

Он не сводил с мальчика глаз. Робби был его копией. Без сомнения, в нем текла кровь воина Маккензи.

Когда-то он гордился этим неоспоримым сходством.

Боль усилилась, словно в сердце вонзили нож.

Дункан кашлянул, чтобы заглушить вырвавшийся из груди стон. Не имей он ненавистного брата-близнеца Кеннета Маккензи, ставшего любовником его жены, насколько все было бы проще! Судьба отняла у него все, что он когда-то любил. Если бы обоих братьев поставили рядом с малышом, даже мудрец не смог бы определить, кто из них его отец.

И это сводило Дункана с ума.

Оно уже убило его, потому что с того дня, как он узнал о коварстве Кассандры, его жизнь не стоила и ломаного гроша. Но может статься, конец его страданиям уже близок. Он очень надеялся на Линнет Макдоннел. Нет, теперь Маккензи – она должна была скоро положить конец его отчаянию.

Он все смотрел на мальчика, и тяжелая усталость навалилась на его плечи. Под этим сокрушительным грузом ему снова захотелось сесть.

Он больше не мог стоя наблюдать за тем, как они приближались.

Это было для него слишком.

Усилием воли он плавно опустился в кресло и откинулся на мягкие подушки.

Мармадьюк налил ему вина, и Дункан с радостью принял кубок из его рук.

Он с нетерпением ждал, когда жена наконец сядет рядом и даст ответ на его вопрос.

И дай Бог, чтобы ответ его порадовал.

Ну вот, ее муж совершенно пьян!

Или это гнев так исказил его черты и помутил ясный свет синих глаз, превратив их в два черных омута.

Линнет старалась держаться подальше от Дункана, насколько это было возможно с учетом всех обстоятельств. Ей пришлось занять почетное место за столом рядом с супругом, и для них обоих по традиции полагалась одна общая большая тарелка.

Стараясь не выдать своего волнения, она поглядывала на него из-под опущенных ресниц и видела, как он одной рукой вцепился в кубок, а второй – в край стола. По тому, как побелели костяшки его пальцев и как играли на его скулах желваки, она поняла, что Дункан вовсе не выпил лишнего. И возбужден по другой причине.

Она печально вздохнула. Вот уж не думала, что ее муж окажется чужим, далеким и холодным.

Стоило ей сесть рядом с ним, как подтвердились ее худшие предположения. Он даже не поздоровался с Робби, лишь обронил несколько слов, кивнул и больше не обращал на них внимания.

Линнет украдкой взглянула на его упрямый профиль. Он смотрел прямо перед собой, избегая встречаться взглядами с ней и малышом, которого она усадила к себе на колени.

Он даже не пытался скрывать свое раздражение.

В душе Линнет закипала обида. Из-за того, что она осмелилась привести ребенка, Дункан пришел в ярость.

– Леди? – Она обернулась и увидела Локлана, юного оруженосца. Он держал кувшин, тазик и полотенца. – Вы позволите? – Он склонил голову и стал лить душистую воду на ее протянутые руки.

Линнет поблагодарила его, а затем помогла вымыть руки Робби.

Сердце ее сжималось при виде могущественного лорда Маккензи. Появление сына не вызвало бы у него такую бурю чувств, если бы он не любил ребенка.

Линнет очень надеялась, что сможет открыть ему глаза и достучаться до его сердца, что он примет малыша, независимо от того, чья кровь течет в его жилах.

Только после этого она скажет ему всю правду.

Кто-то тихонько потянул ее за рукав.

– Может быть, мне уйти, леди? – В широко раскрытых глазах Робби была тоска покинутого нелюбимого ребенка. – Мне не надо было приходить к высокому столу.

– Какие глупости, – возразила Линнет. – Придет время, и ты сам станешь хозяином замка. Все вожди кланов, настоящие и будущие, должны сидеть за высоким столом. – Она взглянула на супруга: – Я правильно говорю?

Мышцы его лица напряглись, и он какое-то время молчал.

– Да, таков обычай, – ответил он наконец.

– Будь уверен, сынок, здесь твое настоящее место, как и мое, – твердо сказала Линнет, погладив Робби по головке.

– Ты сказала «сынок», – шепнул ей на ухо Дункан. – А так ли это на самом деле?

Повернувшись к нему, Линнет заметила в его глазах невысказанную боль.

– Пока не знаю, милорд, – солгала она, моля всех святых направить ее на истинный путь. – Мне надо чаще видеть вас вместе с Робби.

Лицо Дункана стало темнее тучи.

– А по-другому нельзя? Попробуй! У тебя дар провидицы.

– Милорд, мой дар не понадобится, стоит вам заглянуть в собственное сердце, – прошептала она, не думая о том, что может еще больше его разозлить. – Хотя, говорят, у вас нет сердца.

Англичанин предложил Робби вафли в сахаре, и Линнет повернулась к мужу спиной, опасаясь, как бы тот не ранил сына неосторожным словом.

Всем своим существом она ощущала, как он давит на нее. Хорошо, что он не собирается спать с ней, этот бессердечный Дункан Маккензи. Уж лучше остаться девственницей до конца дней.

Говорят, своя ноша не тянет. Но Линнет сейчас сильно сомневалась в этом. Справится ли она с делом, за которое взялась?

Внутренний голос подсказывал ей, что оба они, и сын и отец, нуждаются в ней и оба страдают.

Но сможет ли она помочь, не причинив боль одному из них?

И не погубит ли при этом себя?

Может, не стоило вмешиваться в их отношения?

Робби устроился поудобнее у нее на коленях, и это наполнило ее душу теплом и придало ей уверенности. Она заметила, что Робби, не отдавая себе в том отчета, копирует отца, глядя прямо перед собой и положив на коленки крепко сжатые кулачки.

Мальчик упорно смотрел на кружку козьего молока, которую поставил перед ним слуга, и его лицо, так похожее на отцовское, было бледным и напряженным. Он старался не смотреть на отца, так же как отец на него.

Его детская непосредственность наполнила ее счастьем, которого она прежде не знала, сердце раскрылось для любви.

Дункан незаметно поглядывал в сторону сына, и это давало Линнет надежду на то, что их сближение все же возможно.

Но как бы ни развивались события, Линнет всегда будет благодарна Маккензи за то, что он дал ей возможность стать любящей матерью для его сына.

Она осторожно убрала прядь волос со лба Робби и поклялась отдать мальчику всю свою любовь и заботу, на какую только способна. Сколько Линнет себя помнит, она всегда верила, что ничего не происходит просто так. У всего есть свои причины.

Просто сразу этого не понять, но время всегда все расставляет по своим местам. Она нужна сыну Дункана Маккензи, и если небу угодно, чтобы она помогала, малышу, она выполнит свое предназначение.

Что-то подсказывало ей, что и сама она нуждается в этом мальчике.

– У тебя очень красивый пояс, Робби, – заметила она, пытаясь снять его напряжение. – Никогда не видела такого.

Мальчик улыбнулся, но улыбка тут же исчезла с его лица.

– Фергус сделал его для меня, – ответил малыш.

– А кто такой Фергус?

– Папин дворецкий, – прошептал Робби. – И этот плед тоже сделал он.

– Неужели? – удивилась Линнет, заметив, что ее муж вдруг закашлялся. – Очень красивый плед. А ты знаешь, что означают его цвета?

Робби кивнул и начал декламировать:

– «Зеленый квадрат – леса и поля, синий – небо и море, а белая нить – для… для…» – Он забыл и обеспокоенно посмотрел на Линнет.

– «Белая нить – чистота, красная – кровь отважных воинов…» – громко продолжил Маккензи.

– «…а все вместе означает свободу, справедливость, честь и храбрость», – закончил Робби, гордо выпятив грудь и устремив на отца взгляд, полный восхищения и обожания.

От Линнет не ускользнуло, что Дункан слушал затаив дыхание, когда Робби произносил строки из гимна клана.

– Молодец, Робби, – сказал Мармадьюк, – а теперь после такого прекрасного исполнения, я думаю, пора спать. – Не сводя глаз с Дункана, англичанин подхватил Робби на руки. – Будущий вождь должен крепко спать, чтобы вырасти здоровым и сильным. Правда, Дункан?

Дункан промолчал, лишь кивнул. И лишь когда англичанин с Робби на руках уже отошел на несколько шагов, сказал:

– Ты хорошо рассказал про наши цвета, малыш.

Его похвала обрадовала Линнет. Хоть что-то для начала. Робби не спускал глаз с отца, пока Мармадьюк нес его через зал. Сердце Линнет болезненно сжалось. Прежде чем выйти на лестницу, Мармадьюк обернулся:

– Эй, Дункан, не позволяй Фергусу вносить супружеский камень прежде, чем я вернусь.

– Чтоб ему пусто было с этим дурацким камнем, я ему покажу, – проворчал ее муж.

Зал взорвался веселым хохотом, и дружными возгласами собравшиеся требовали немедленно внести камень.

Дункан вскочил на ноги.

– Хватит орать, словно шуты на ярмарке, – проревел он. – Никакой церемонии с супружеским камнем!

– Что за супружеский камень? – спросила его Линнет, когда он снова сел.

Он промолчал.

– Да что с тобой, Дункан? Никогда еще не было свадьбы Маккензи без этого камня! – раздался громкий голос из глубины зала. – Все хотят посмотреть, как вы с невестой поднимете кубки.

– Пьем за невесту! – хором воскликнули родственники, перекрывая шум в зале. – Долгой жизни и многих детей леди Линнет!

В этот момент Мармадьюк вновь сел рядом с ней. Он шепнул, что ей нечего бояться и все будет хорошо. Когда же она повернулась к нему, он сидел и как ни в чем не бывало спокойно пил вино.

– Долгой жизни и многих детей леди Линнет! – неистовствовали члены клана, гремя кубками и топая ногами, поддерживая вставшего во весь рост с поднятым над головой кубком коренастого старейшину.

К нему приблизились четверо мускулистых молодых воинов, подтащивших большой, выкрашенный в синий цвет камень удлиненной формы, сплошь испещренный древними кельтскими рунами, за исключением разве что основания. Само основание камня было грубым и необработанным, словно какая-то сила вырвала его из скалы.

Но больше всего внимание Линнет привлекло отверстие по центру камня. Она поняла, что это значило. Это был клятвенный камень, своего рода талисман. Их древние предки верили, что если влюбленная пара протянет в отверстие сжатые вместе руки, их брак будет благословенным.

Радостный союз, полный любви, гармонии и множества здоровых детей.

Линнет выпрямилась. Теперь понятно, почему Дункан так не хотел этой церемонии с камнем. Боялся, что древнее колдовство богов окажет какое-то влияние на их союз.

Союз, в котором он не хотел обладать ею!

Новый взрыв выкриков и топота отвлек Линнет от ее размышлений. Дворецкий и еще несколько человек подошли к высокому столу. Остановившись перед Дунканом и Линнет, старый Фергус медленно обернулся вокруг себя с высоко поднятым церемониальным кубком так, чтобы все его видели. Прежде чем приблизиться к камню, новобрачные должны были выпить вино из одного кубка.

Фергус протянул им наполненный до краев пряным вином кубок, раздались ликующие возгласы.

– Постой, Фергус, – вмешался Мармадьюк, придержав дворецкого за руку. – Этот напиток может оказаться слишком крепким для леди. Может, разбавим его водой?

Густые брови Фергуса сошлись на переносице.

– Для какой-нибудь англичанки он, может, слишком крепкий, но не для горской девушки. – Он оттолкнул руку Мармадьюка и добавил: – Я сам приготовил это вино по случаю праздника.

Дункан поднес к губам кубок, и весь зал взорвался одобрительными криками, молчал только англичанин.

– Оставь немного невесте! – пробасил кто-то. – Чтобы ей легче было расстаться с девственностью.

У Линнет пересохло в горле, когда она услышала оглушительный хохот и добродушные смешки, наполнившие зал. При воспоминании об обнаженном муже ее бросило в жар. Она снова представила, как он склоняется над ней с возбужденной плотью.

И все-таки он твердил, что не желает обладать ею.

С присущей ему прямолинейностью он ранил ее женскую гордость, о существовании которой она и не подозревала до сегодняшнего дня. А теперь они хотят, чтобы он овладел ею под похотливыми взглядами многочисленных членов клана?

Линнет похолодела.

Какой стыд, если он возьмет ее силой на глазах у всех.

Но еще ужаснее, если прилюдно отвергнет ее.

– Хватит с тебя, Дункан! – раздался чей-то громкий голос. – Дай выпить невесте, а потом, черт побери, сделай ее настоящей Маккензи!

– Маккензи! Сделай ее Маккензи!

Грубый смех прокатился по высокому сводчатому залу, пол сотрясался от бешеного топота десятков ног, и как Дункан ни пытался отбросить дурные воспоминания, это веселье напомнило ему другой свадебный пир, давно и благополучно забытый.

Тогда он был молод и влюблен.

Нет, не влюблен, скорее одурманен.

И этот дурацкий супружеский камень не избавил его от горького разочарования!

Боже, он был так очарован красотой первой жены, что даже представить себе не мог, до какого коварства она может дойти.

Гоня прочь мысли о Кассандре, он протянул кубок своей новой жене.

– Пей, чтобы скорее покончить со всеми этими глупостями.

– Мне не хочется, сэр, – ответила она, но кубок взяла.

Только сейчас Дункан сообразил, что ее отец был горьким пьяницей.

– Сделай хотя бы глоток, я сам допью все остальное.

Линнет поднесла ко рту кубок, отпила самую малость, и губы ее стали влажными и яркими.

Пусть не такими влекущими, как губы его первой жены в день свадьбы… но прекрасными и… невинными. Это делало их более желанными, чем губы любой опытной соблазнительницы, с которой он имел несчастье когда-либо встречаться.

Невероятно, но он хотел ее вопреки всему.

Хотя все еще злился на нее за то, что она привела Робби.

Дункан с трудом отвел от нее взгляд.

Его возбуждали роскошные формы и невинность этой прелестной шотландской девочки.

– Я больше не могу, сэр, – тихо сказала Линнет.

Борясь с охватившей его страстью, Дункан залпом допил вино и отшвырнул кубок под громкий одобрительный рев.

Затем вновь наполнил кубок и выпил, прежде чем Фергус начал церемонию с супружеским камнем. Словно почувствовав настроение Дункана, дворецкий поднял витой рог, поднес к губам и издал призывный звук.

Пирующие сразу притихли. Сидевшие вытянули шеи, стоявшие сделали шаг вперед.

– Легенду, Фергус, – выкрикнул кто-то из гостей. – Расскажи нам легенду!

Локлан передал Фергусу кифару, и, пока тот настраивал инструмент, англичанин что-то шептал на ухо Линнет.

– Фергус – замечательный исполнитель, – говорил Мармадьюк. – Ему не довелось учиться, и он не имеет звания барда, но он прирожденный рассказчик и пользуется заслуженным почетом. На каждой свадьбе рассказывает легенду о супружеском камне.

Дункан все слышал и выразительно посмотрел на друга.

– Не забывай, что это всего лишь легенда. Пустые слова.

– Значит, они не могут принести вреда, ведь так, милорд? – отозвалась его жена, и глаза ее засверкали огнем, который он заметил еще по дороге из Дандоннела.

– Не стоит бояться камня из-за глупой легенды, – выпалил Дункан.

– Рад это слышать, – тут же вмешался Мармадьюк, и его единственный глаз лукаво заблестел. – Значит, нет причин отказывать всем в удовольствии посмотреть, как ты с молодой женой пройдешь эту церемонию.

Могучий звук рога призвал всех к тишине и избавил Дункана от необходимости отвечать Мармадьюку.

– Это было в давние времена, – начал Фергус свое повествование, ловко перебирая узловатыми пальцами струны кифары. – Старые боги все еще правили миром, и все почитали их обычаи. Неподалеку от того места, где мы сейчас сидим, жил один гордый кельтский король. И был он так силен, что на всех нагонял страх. Сам же никого не боялся. Ни человека, ни зверя и, как утверждали некоторые, даже богов.

Фергус остановился и глотнул пива из наполненной до краев кружки.

– И было у короля четыре дочери, все умницы и красавицы, они тоже боялись отца. Все, кроме младшей, самой его любимой.

Дункан сидел, сложив руки на груди. И почти не слушал. Эту легенду он знал наизусть.

– …Зная, что отец души в ней не чает, юная дева не стала скрывать от него, что влюбилась. Ее избранник был отважен, красив и силен, но беден. И гордый король разгневался. Как могла его любимая дочь отдать свое сердце какому-то бедняку?

Как ни старался Дункан не слушать, слова проникали в самое сердце. Скорее бы этот старый дурак закончил свою легенду.

При мысли о предстоящей церемонии Дункану становилось не по себе.

– Зная, что отец никогда не даст согласия на свадьбу, – продолжал Фергус, – девушка и ее возлюбленный побежали к свадебному камню. Древнему камню, у которого произносились клятвы богам.

Фергус вновь перевел дух и глотнул пива.

– Отцу донесли об этом, и он поймал их в тот самый момент, когда они просунули руки в отверстие камня.

Фергус умолк и окинул собравшихся проницательным взглядом. Дункан закрыл глаза.

– …Охваченный яростью, король бросился к ним, оторвал камень от основания и выбросил в море… вместе с женихом. – Голос дворецкого звучал все громче и громче. – Потрясенный, отец упал на колени, прося прощения у дочери: он не хотел убивать юношу. Но ее утрата была слишком велика. Даже не взглянув на отца, она шагнула вниз со скалы, соединившись в смерти с тем, с кем не суждено было соединиться в жизни. Древние боги разгневались и сровняли с землей крепость короля, теперь даже следов ее нельзя найти.

Рассказ близился к концу, и Дункан открыл глаза.

– Но это еще не все, – продолжил Фергус. – Через много лет супружеский камень выбросило волнами на наш прекрасный остров, и с тех пор он у нас, в Айлин-Крейге. Теперь все новобрачные из клана Маккензи, взявшись за руки, продевают их в отверстие камня, а затем целуются. Во время этой церемонии они получают благословение, которое не в силах разрушить ни один смертный, потому что сами древние боги благоволят им и охраняют их союз.

В зале воцарилась тишина, нарушаемая лишь всхлипываниями расчувствовавшихся женщин. Вдруг все вокруг взорвалось оглушительными аплодисментами и криками:

– Камень! Камень!

Выбранные Фергусом добровольцы, неся камень, трижды обошли высокий стол, остановились возле Дункана. Его и Линнет вытащили из кресел и подтолкнули к камню.

– Возьмите друг друга за руки! – раздался громкий голос.

Дункан вздохнул, но когда рука Линнет оказалась в его ладони, он забыл обо всем на свете.

Ее рука была на удивление горячей и сильной, и это тепло передавалось ему, распространяясь по всему телу, словно разогретый мед.

«Смотрите все, мы вместе! Да благословят древние боги наш союз!» – выкрикнул Дункан церемониальные слова.

Чтобы завершить эту часть церемонии, они переплели пальцы; Дункан слегка сжал руку Линнет. Она едва слышно вздохнула и ответила на пожатие. Сердце Дункана учащенно забилось.

– Поцелуй! Поцелуй! – взревела толпа.

Торопясь завершить церемонию, Дункан отпустил ее руку и привлек Линнет к себе.

– Надо поцеловаться, – сказал он, – и нас оставят в покое.

Линнет подставила губы для поцелуя. Дункан прижал ее к себе, жадно прильнул к ее губам и почувствовал, как сильно ее желает.

«Нет, – подумал он, – только не это». – И быстро отстранился.

– Ну вот и все. – Подняв руки над головой, он громко крикнул: – Пусть никто не говорит, что мы не получили благословения предков.

– Да пребудет с вами их благая воля! – прозвучал ритуальный ответ. С громкими радостными криками их проводили на прежние места и наполнили их кубки. Постепенно все успокоились и приступили к праздничному ужину с обильными возлияниями.

Дункан поглощал изысканные закуски и сочное мясо, разложенные на огромных блюдах, стараясь не смотреть на жену, поскольку возбуждение внизу живота не проходило.

Надо было сосредоточиться на ужине. Фергус превзошел самого себя, накрыв стол с небывалой роскошью. Это был пир, достойный самого короля Брюса.

Дункан потянулся за вином. Может быть, наевшись до отвала и влив в себя изрядную дозу спиртного, он забудет, что у него появилась новая жена.

– Ты ничего не ешь, – упрекнул он Линнет, кивая на куски жареной оленины, которые отобрал специально для нее. – Чем скорее мы покончим с ужином, тем раньше сможем уйти из-за стола.

– Я не голодна, милорд.

– Тогда я сам все съем, – раздраженно ответил Дункан, засовывая в рот очередной кусок мяса, чтобы хоть как-то заглушить терзавшее его желание.

Вместо дурнушки провидицы, которая должна была разрешить его сомнения и ответить на главный вопрос, он получил красавицу. Не прилагая особых усилий, она разожгла в нем желание, пренебрегая при этом установленным им в доме порядком.

И он должен был лишить ее невинности, прямо сейчас, как требовал весь его клан.

Видит Бог, как ему этого хочется.

Дункан хорошо знал, что огонь в чреслах легко гаснет, а боль в душе остается навсегда. Он снова наполнил свой кубок и залпом осушил до дна.

Если его людям не терпится уложить его жену в постель, он не станет им мешать.

А сам будет спать всю ночь.

 

Глава 5

Уже перевалило за полночь, когда Линнет, голая, закутавшись, словно в саван, в льняную простыню, которую стащила с постели, мерила шагами комнату.

Даже сквозь плотную дубовую дверь Линнет слышала, как ее новые родственники удаляются в зал, после того как внесли ее и Дункана в спальню и бросили на кровать.

Стоило вспомнить, с каким удовольствием эти шутники раздевали их, как ее охватывало негодование.

Даже Элспет участвовала в этой недостойной затее. Твердя Линнет о том, что таков обычай, она раздела ее, оставив в чем мать родила. Даже материнский плед унесла с собой и заперла на ключ сундук со всеми платьями.

Дункан сразу уснул, едва голова коснулась подушки. Казалось бы, стесняться ей некого, и все-таки она ощущала неловкость. И к тому же очень замерзла.

– Ты так и будешь расхаживать тут всю ночь? – Услышав голос мужа, Линнет едва не обронила простыню, которую прижимала к груди. – От тебя шума больше, чем от толпы родственничков внизу в зале.

– Я хожу, чтобы согреться, сэр, – едва слышно ответила Линнет, злясь на себя за то, что его широкая мускулистая грудь заставляет ее сердце биться сильнее. Напрасно она не задернула полог, чтобы не видеть его.

Он просто великолепен.

И не все ли равно, Маккензи он или нет?

И есть ли у него сердце?

– Жаль, что никто не догадался развести в камине огонь. – Она поплотнее укуталась в простыню.

И тут же пожалела о сказанном, потому что Дункан отбросил в сторону покрывало и вскочил на ноги.

– Тогда я сам сделаю это.

Красивый, словно языческий бог плодородия, Дункан пересек комнату.

В неровном свете свечей его тело казалось отлитым из бронзы.

Линнет не могла отвести от него глаз.

И вдруг, точно ангелы смилостивились над ней, порыв холодного морского ветра погасил свечи и комната погрузилась во мрак.

Острый запах моря, смешанный с ароматами летней ночи, наполнил комнату, и Линнет замерла, ожидая, пока глаза привыкнут к темноте.

Сердце ее едва не выскочило из груди, когда он взял ее за локоть и что-то горячее коснулось ее бедра.

Она догадалась, что именно, и кровь забурлила в жилах.

– Я отведу тебя в постель, – сказал он ей на ухо, обдав теплым дыханием. Голос его звучал спокойно.

– Мне не хочется спать. – Линнет отдернула руку.

– А мне хочется, но ты мешаешь, бегая туда-сюда по комнате, – проворчал Дункан, снова беря ее за руку и таща к кровати.

– Тогда я сяду в кресло у огня.

– О Господи, милая, я устал, и у меня буквально раскалывается голова. Не выводи меня из терпения. – Дотащив до кровати, он усадил ее поверх покрывала. – Ложись здесь. Я тебя не трону, не бойся.

Линнет залезла в постель и быстро перебралась на дальний край кровати, натянув покрывало до самого подбородка.

К ее удивлению, Дункан отошел к стене, снял один из гобеленов, расстелил на полу и начал скатывать в рулон.

– Что… что вы делаете?

Он взял скатанный гобелен и бросил на середину кровати.

– Ничего особенного, просто хочу, чтобы ты спокойно спала, – ответил он, усаживаясь на кровать с противоположной стороны. – Завтра я уже буду спать в своей комнате и тебе никто не помешает.

Все ясно. Она для него ничего не значит.

Если бы только у нее хватило мужества сбежать отсюда и провести остаток ночи в другом месте. Она бы так и сделала, если бы не Робби. Ради него придется как-то наладить отношения с его отцом, хотя для нее это унизительно. Не очень-то приятно сознавать, что муж скорее переспал бы с овцой, чем с ней.

Но ее собственные чувства теперь ничего не значат. Она привыкла к тому, что ее не любят. Ради мальчика она готова на все. И не скажет Дункану о Робби правду даже под страхом пытки до тех пор, пока он не изменит к сыну отношения.

Дункан нужен мальчику. Линнет с трудом сдержала тяжелый вздох. Удастся ли ей когда-нибудь заставить его принять Робби, прежде чем он узнает правду?

Во всяком случае, она попытается. Даже если ей это будет стоить жизни.

Под порывами ветра ставни громко ударили о стену, и звук этот эхом прокатился по темной комнате.

Задремавшая было Линнет проснулась и испуганно огляделась. Жемчужный свет луны лился в комнату сквозь открытое окно, наполняя ее серебристым сиянием.

Она бросила взгляд на мужа. Он по-прежнему крепко спал, дыша глубоко и ровно.

Ее взгляд задержался на его фаллосе, и по телу разлилось приятное тепло.

Она продолжала смотреть и отвернулась, лишь когда заныло внизу живота.

Она чувствовала себя совершенно опустошенной. И такой одинокой!

Желание не покидало ее. Но она старалась его подавить.

Ей не нужен мужчина, который ее не желает. Лишь за одно его имя, не говоря уже об остальных недостатках.

Постепенно желание уступило место гневу.

К счастью, муж не видел, как она разглядывала его.

Интересно, что бы он сказал, узнав, что внизу ее живота становится горячо и влажно от одного только вида его мужского достоинства? Мог ли он догадаться, как ей хотелось протянуть руку и коснуться его?

Линнет задрожала.

Страшно подумать, что он мог прочесть ее мысли.

Стыдно.

Она умерла бы от унижения.

Ставни снова ударились о стену. Дункан застонал и перевернулся на бок. Стараясь не разбудить его, Линнет осторожно выскользнула из постели и закрепила ставни. При этом заскрипела ржавая задвижка, и муж что-то пробормотал во сне.

Линнет замерла, все еще держась за холодную задвижку, дожидаясь, пока он снова уснет. И вскоре его тихий храп смешался с ровным шумом ветра, первыми каплями дождя и жужжанием пчел.

Пчел?

Но она не заметила в комнате никаких насекомых. Чисто выметенные полы были усыпаны свежей таволгой.

Неужели пчелы залетели в комнату, чтобы укрыться от дождя? Она сняла со спинки кресла сине-зеленый плед мужа, набросила на плечи и внимательно осмотрела комнату.

Пчел нигде не было видно.

Между тем жужжание все усиливалось, и в висках у Линнет застучало.

Танцующие на стенах тени как-то странно удлинялись, превращаясь в сосновую рощицу. Жужжание стало невыносимым, причиняя боль. От пола поднялся туман, плотной стеной окружив рощицу и… кровать.

Линнет охватил страх, сердце отбивало тяжелые медленные удары, на лбу выступили капли пота. Это только видение, всего лишь видение, повторяла она себе, отчаянно цепляясь за остатки сознания.

Такое случалось с ней не раз.

Но сейчас все было по-другому. Впрочем, не совсем.

Прикусив до крови губу, Линнет с трудом сдерживала крик.

У нее и так хватает проблем с мужем. Ни к чему, чтобы он увидел ее в таком состоянии. Отец эти ее приступы называл безумием.

Она зажмурила глаза в надежде, что, когда откроет их, видение исчезнет. Но стук в висках и звон в ушах усиливались.

Она должна открыть глаза. Иначе ночной кошмар не кончится.

Замирая от ужаса, она открыла наконец глаза и устремила взгляд на пелену тумана над кроватью.

И снова перед ней возник черный олень. Тот самый. С вырванным из груди сердцем. В его обращенном на нее взгляде она увидела мольбу, горечь и боль.

По ее подбородку побежала тонкая струйка крови, во рту появился неприятный металлический привкус.

Она попыталась отвести взгляд, но не смогла, подчиняясь силе более могущественной, чем ее воля.

Несчастное существо на кровати пошевелилось, меняя свою форму, и теперь она знала, что будет дальше. На ее глазах олень превратился в мужчину.

Ее собственного мужа.

Человека без сердца.

Дункан Маккензи смотрел на нее с мольбой.

Словно зачарованная, она не могла отвести от него взгляд.

Он протянул к ней руки, они были в крови.

«Помоги… ты нужна мне», – умолял он усталым, хриплым голосом. Его страдание обрушилось на нее всей своей тяжестью, она не могла двинуться с места, моля Бога о том, чтобы видение исчезло прежде, чем она умрет от страха.

«Умоляю…» – произнес он и, тяжело вздохнув, умолк. Туман рассеялся. Длинные тени на стенах вновь превратились в обычные. Исчезли и высокие сосны.

Стало стихать жужжание, уступив место привычным звукам летней ночи: тихому шуму дождя и шелесту ветра.

Исчезло все, кроме самого Дункана, лежащего на кровати с разорванной грудью.

Она даже чувствовала запах крови, почти осязала пятна крови на простынях, слышала, как кровь капает на каменный пол.

Это было реально.

Слишком реально.

В отчаянии она отвернулась, пытаясь взять себя в руки, чтобы не разбудить мужа.

Вдруг она услышала тихий звук и, обернувшись, к своему ужасу, увидела, что Дункан приподнялся на локтях. Губы его беззвучно шевелились.

Он подался вперед.

Зачем? Чтобы прикоснуться к ней?

При мысли об этом она задрожала и зажала рукой рот, чтобы подавить рвущийся наружу крик.

И тут он заговорил, но разобрать слова было невозможно.

И вдруг с его губ сорвались слова, от которых кровь стыла в жилах:

«Верни мое сердце!»

Линнет отскочила назад и закричала, не в силах больше сдерживаться.

Ее душераздирающий вопль наверняка достиг самых отдаленных уголков замка, разорвав ночную тишину. Дункан Маккензи с проклятиями вскочил с кровати и потянулся к мечу.

Святая Дева Мария, на них напали!

– Всем на стены! – заорал он. – Замок в осаде!

Его руки напрасно шарили в поисках оружия. Черт бы их всех побрал, где его меч? Впопыхах он наткнулся на сундук, который почему-то оказался у него на дороге, и палец пронзила острая боль.

– Кто переставил мебель в моей спальне? – прорычал он, бросившись к своем мечу, который почему-то висел на стене напротив двери, а под ним на полу лежали кинжал и пояс.

Дункан нахмурился. Перед сном он всегда клал оружие на аккуратно сложенный плед.

Но пледа тоже не оказалось на месте.

Ну когда эти глупые женщины перестанут орать, от их криков раскалывается голова и он никак не может понять, что происходит.

Но прежде всего он должен позаботиться о спасении всего клана.

Если потребуется, даже голый.

Застегнув пояс на бедрах, Дункан приладил к нему меч и собрался выскочить из комнаты, готовый присоединиться к сражению.

Но дверь почему-то не открывалась.

Была заперта снаружи!

В этот момент за его спиной вновь раздался пронзительный крик. Боже, это кричали не женщины в замке, а кто-то у него в спальне! Размахивая мечом, он обернулся и… замер.

У очага стояла какая-то дикарка!

Ее огненно-рыжие волосы разметались по плечам, по подбородку струилась кровь. Мертвенно-бледная, она устремила на него отрешенный взгляд, и от ее жуткого вопля у него подгибались колени.

И ради всего святого, на ней был его плед!

– Не приближайся ко мне! – орала дикарка.

Она подняла руки, и плед скользнул к ее ногам.

Внезапно до него дошел смысл происходящего, сердце учащенно забилось, а нижняя челюсть, отвисла. Никто не нападал на Айлин-Крейг, никаких врагов в замке нет.

А эта дикарка – его собственная жена!

И все происходит в ее спальне, а не в его комнате.

– В чем дело? – проревел Дункан с сильно бьющимся сердцем. – Что с тобой? У тебя на подбородке кровь!

Потрясенная, Линнет коснулась подбородка, и на пальцах остались следы крови.

– Я не хотела вас разбудить, милорд, – ответила она, рассматривая окровавленные пальцы. – У меня редко бывают такие страшные видения.

– Но кровь… – Дункану казалось, что он стоит на пороге ада.

– Я просто прикусила губу, сэр.

Поняв, что она вся во власти видения, Дункан успокоился. Однако напряжение не проходило.

Он отложил в сторону оружие и направился к кровати. С той же яростью, с которой только что сжимал в руках меч, оторвал от простыни полоску ткани.

– Ты видела то, что интересует меня? – спросил он, не поворачиваясь к ней. – Робби мой сын?

Ответом было молчание.

Дункан сжал кулаки. Неужели он никогда не узнает правды? Ведь о способностях этой девчонки ходят легенды! Дункан рассвирепел.

– Я не могу сказать, ваш ли сын Робби, – ответила наконец Линнет. – Это видение никак не было связано с тем, что вы хотели бы знать.

Дункан с трудом сдержал готовое вырваться проклятие, от которого свернулся бы в кольцо хвост самого дьявола.

Разве она не понимает, как это ему необходимо?

Его нетерпение взяло верх, и Дункан обернулся. Пальцы его протянутой руки все еще сжимали полоску ткани.

– Вытри подбородок. – Резкие слова замерли на его губах при виде зрелища, разбудившего в нем совсем другие желания.

Неужели он совсем ослеп, словно седовласый старец? Как он мог не заметить, что перед ним совершенно голая девушка? Ее щеки пылали, когда она взяла из его рук полоску ткани и прижала к губе.

– Спасибо, – сказала она, но Дункан не обратил на это внимания. Кровь хлынула к его чреслам, и возбуждение, которое он так долго старался подавить, выплеснулось наружу. Его взгляд скользил по ее роскошному телу, налитой груди, пышным бедрам и завиткам волос между ними. Таким же бронзово-золотым, как и сияющие локоны, ниспадающие густыми волнами до самой талии.

Господи, как же она его распалила!

– Насколько я поняла, вы не хотели разделить со мной ложе, милорд?

Этот вопрос немного остудил его пыл. Он не хотел ни смутить, ни обидеть ее.

– Ты же видишь, как я хочу тебя, – ответил он с дрожью в голосе. – Но это ничего не меняет. Близость между нами невозможна.

– Я понимаю, – сказала она тем же тоном, что и накануне вечером, когда он требовал у нее ответа на свой главный вопрос.

При воспоминании о том злосчастном вечере Дункан нахмурился.

Ему и в голову не приходило, что он снова испытает страсть, способную все разрушить на своем пути.

Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, как опасно излить сперму в лоно красавицы жены. Тут можно потерять не только семя, но и душу.

Дункан давно потерял душу.

Черт бы побрал его людей, уговоривших взять ее в жены. Вместо дурнушки ему подсунули такую, что и монаха соблазнит.

Он взъерошил волосы, поднял с пола плед и набросил ей на плечи, пытаясь свободной рукой прикрыть свою плоть.

– Завернись в плед, – приказал он и, отвернувшись, добавил: – Лучше я не буду на тебя смотреть. Завернулась? – спросил он.

– Да, – ответила Линнет.

Он повернулся к ней лицом, но избегал ее взгляда.

– Ложись в постель, я не буду тебя беспокоить. Остаток ночи проведу в кресле.

Она не стала возражать и прошла к кровати, крепко прижимая к груди плед. Отчаяние на ее лице поразило его, словно нож, всаженный под ребро по самую рукоятку. Он презирал себя как последнего ублюдка.

Но стоит ему взглянуть на нее еще хоть раз – и он набросится на нее, даже не добравшись до кровати.

Господи, она как морская нимфа, поднявшаяся из глубины вод, дикая, прекрасная, соблазнительная.

Дункан подождал, пока она затихнет под простынями, опустился в кресло у камина и вытянул ноги.

Огонь в камине давно погас, стало прохладно, но у Дункана не было сил снова развести его.

Он мрачно огляделся в поисках чего-нибудь подходящего, чтобы укрыться, но ничего не нашел.

В комнате не было ничего, что напоминало бы фантазии его бывшей жены.

Почти рядом с его креслом лежала кожаная сумка с травами. Дункан посмотрел на нее с горькой иронией.

Не устроиться ли на полу, подложив сумку под голову, пока его жена-девственница спит в постели в нескольких шагах от него. Он схватил сумку и положил себе на колени. Пусть хоть сумка их согреет, раз не приходится рассчитывать на большее.

Но ничто не могло его согреть. Даже дюжина девиц в постели, а сверху гора теплых овчин.

Потому что холод был у него внутри.

 

Глава 6

Что за сукин сын осмелился воткнуть ему в глаза раскаленные иглы! Дункан вскочил на ноги, готовый наказать наглеца, и тут же снова рухнул в кресло. От резкого движения голову пронзила невыносимая боль.

Он застонал.

За раскаленные иглы он принял солнечные лучи, пробившиеся сквозь ставни.

Ради всех святых, что с ним произошло? Неужели он перепил накануне?

Возможно.

Никогда еще ему не было так плохо. И почему он спал в кресле, а не в своей кровати?

Дункан снова застонал и прикрыл ладонью глаза. Щурясь от яркого солнечного света, поискал глазами оруженосца Локлана.

Обычно юноша спал на низкой кушетке у камина, но сейчас его нигде не было видно. Как, впрочем, и самой кушетки.

И этот камин вовсе не его.

Что за странная незнакомая спальня?

Ну, не то чтобы совсем незнакомая. Дункан постепенно приходил в себя.

Его взгляд скользнул по кровати и разметавшимся по подушке золотым локонам. Наконец-то он понял, где провел ночь.

Благодарение небесам, его жена все еще спала. И у него не было ни малейшего желания пожелать ей доброго утра.

По крайне мере в таком виде – совершенно голым, с одним лишь поясом на бедрах.

При более детальном рассмотрении обнаружился его плед, висевший в изголовье кровати, меч с кинжалом лежали на столе у двери.

Дверь была приоткрыта.

Медленно, словно пробиваясь сквозь пульсирующую боль, туманящую рассудок, к нему возвращались воспоминания о вчерашнем дне. Дне его свадьбы.

Вчера ему хотелось поскорее покончить с празднеством, отослать жену к Робби, а самому удалиться в свою комнату и там побыть в одиночестве. Но все произошло совсем не так. Вместо покорности и послушания жена проявила характер и привела малыша к высокому столу, хотя наверняка знала, что Дункан запретил сыну показываться ему на глаза.

А все эти наглецы, его родственники, вынудили его принять участие в дурацкой церемонии с супружеским камнем, потом затащили его и невесту в постель, хотя знали, что он не собирается спать с ней.

Дункан зажмурился и прижал пальцы к вискам. Не надо было привозить сюда эту девицу и тем более жениться на ней.

За какие-то несколько часов, она перевернула все вверх дном, нарушила установленный в доме порядок.

От нервного напряжения у Дункана стал дергаться глаз. Эта женщина зашла слишком далеко, переступила все мыслимые границы в первый же день, как стала хозяйкой Айлин-Крейга.

О первой брачной ночи он старался не думать, но то и дело мысленно возвращался к Линнет с ее роскошным телом и золотистыми волосами. Он не должен думать о ней, желать ее.

Гораздо проще и безопаснее иметь дело с деревенскими девками.

Всего за несколько монет он может воспользоваться всеми их прелестями и истасканными приемами обольщения. Но даже в глазах этих шлюх он видел страх и отвращение всякий раз, когда имел с ними дело.

Они были уверены, что это он убил Кассандру.

Дункан чертыхнулся. Даже после смерти она приносила ему одни несчастья. Ее предательство уничтожило Дункана.

Впрочем, его не очень-то волновала ее неверность.

По крайней мере, после нескольких лет их совместной жизни. Он разлюбил ее задолго до того, как обнаружил измену. Но не сама по себе измена ранила его душу. Он стал сомневаться в том, что Робби его сын. Загадкой казалась смерть его сестры и его матери.

Пусть простит его Господь, если он ошибается, но почти все в доме не сомневались в том, что здесь не обошлось без этой ведьмы.

Его дорогая сестра Арабелла лежала в сырой земле рядом с любимой матерью.

В день своей смерти Кассандра сказала ему, что Робби сын Кеннета. Но в Дункане еще теплилась искорка надежды, что это не так, и он не мог ее погасить, как ни старался.

Кассандра лишила его жизни в момент, когда, наступив на край платья, сорвалась с крепостной стены, а он наблюдал за ее падением и ничего не мог сделать.

Наверное, она нашла в могиле успокоение от безумных желаний, которые превратили ее в исчадие ада. А он никак не мог освободиться от преследующих его демонов.

Уж лучше смерть, чем такое мучение.

Ни одна женщина больше не заставит его так страдать.

Страдать придется и его новой жене. И тут ничего не изменишь. Ей придется смириться.

Линнет между тем крепко спала, не подозревая о буре переживаний, вызванной в нем ее присутствием. Дункан почувствовал легкий укол совести, но тут же отбросил все сомнения и решил держаться подальше от жены.

Дункан тихонько поднялся, чтобы не разбудить Линнет. Пора кое с кого спросить за все случившееся. Только не с нее. Он не может обидеть этого ангела.

А о Робби спросит ее в другой раз, когда соберется с мыслями и наденет штаны, прикрыв свое мужское достоинство.

К тому же Линнет ни в чем не виновата.

Не она заперла дверь снаружи.

И не она отперла ее сегодня утром, потому что не выходила из комнаты.

Наверняка это дело рук одноглазого англичанина. Только Стронгбоу мог выдумать такой план. Что и говорить, великолепно задумано – оставить его совершенно голым наедине с голой женой!

Этот хитрец уверен, что они, поддавшись животным инстинктам, провели ночь в страстных объятиях друг друга.

Одному Богу известно, как он был близок к этому.

Удивительная способность Мармадьюка читать мысли Дункана порой пугала его.

И раздражала до крайности.

Надо поговорить с ним начистоту.

Дункан взял свой плед, захватил оружие и выскользнул из комнаты.

Линнет проснулась, когда утро уже было в самом разгаре, и с облегчением обнаружила, что Дункана в комнате нет. Должно быть, небеса сжалились над ней, и ей не придется встретиться лицом к лицу со своим мужем после всего, что произошло ночью. По крайней мере, не сразу. У нее будет время собраться с мыслями.

Дверь была приоткрыта, какая-то добрая душа отперла шкаф, и она могла спокойно одеться. Даже ее плед лежал аккуратно сложенный на спинке стула.

Дрожа от утренней прохлады, Линнет торопливо ополоснулась водой из кувшина, натянула платье и вышла из спальни.

Хотя винтовая лестница уже не казалась темной и мрачной, здесь было очень сыро после ночного шторма, и Линнет продолжала дрожать от холода.

Ей казалось, что даже яркое солнце не в силах развеять нависшую над Айлин-Крейгом тьму.

До тех пор, пока владелец этого замка не прогонит тьму из своего сердца.

Гордо вскинув голову, Линнет сбежала с последних ступенек. Хотя бы ради Робби она должна принести свет и тепло в эту угрюмую островную крепость, чего бы это ей ни стоило. Войдя в большой зал, она увидела сорочку, очень похожую на ее собственную, ходившую по рукам как боевой трофей. Даже слуги, подбирающие с пола сор и выгребающие золу из каминов, вместе с остальными членами клана что-то возбужденно обсуждали.

Задержавшись в тени под аркой, Линнет вгляделась в сорочку и увидела на ней кровь. Это действительно была ее сорочка, та самая, которую Элспет сорвала с нее прошлой ночью. Линнет в волнении прижала руки к груди. Откуда на сорочке кровь?

Сейчас совсем не те дни месяца, а Дункан Маккензи заснул задолго до того, как Элспет ушла из спальни.

Кто-то нарочно запачкал сорочку кровью.

Неужели Элспет?

Но зачем?

Или ей показалось, что Элспет едва ли не силой раздевала ее? Иногда она путалась с подсчетом своих циклов, особенно когда теряла счет дням и часам из-за своих видений.

А вчерашнее было одним из самых впечатляющих. В общем, она вполне могла перепутать события первой брачной ночи.

Но если даже Элспет не уносила ее сорочку, она все равно не могла быть испачкана ее девственной кровью. Ведь муж проспал почти всю ночь. Сначала на кровати, отгородившись от нее гобеленом, а потом в кресле, у камина.

Да, он просыпался, когда у нее было видение, и даже стоял с ней рядом, но не прикасался к ней.

Или прикасался?

Она смутно припоминала его обнаженного, с восставшим естеством, которое увеличивалось прямо у нее на глазах, но образы были почти неуловимыми и ускользали от нее.

Как будто сам дьявол мучил ее, оставляя в неведении.

Мог ли муж овладеть ею во время ее видения? Или после? Когда ее рассудок был затуманен? Перед глазами всплыл образ человека, протягивающего к ней руки и требующего вернуть ему сердце. Может быть, Дункан Маккензи сделал то, о чем просил так похожий на него мужчина из видения?

Разве возможно переспать с мужчиной и не помнить об этом? Дрожь пробежала по телу. Она догадывалась, кто знает ответ на этот вопрос. Линнет сделала несколько вдохов и выдохов, чтобы успокоить скачущее в груди сердце, и, расправив плечи, вошла в зал со всей непринужденностью, на какую только была способна.

Томас, рослый немой юноша, поклонился ей, покраснев до корней волос.

Остальные разом замолкли. Кое-кто поклонился ей вслед за Томасом, несколько молоденьких служанок робко улыбнулись.

Фергус вырвал сорочку из рук юноши и протянул Линнет.

– Наверное, вы пришли за этим, – произнес он, торжественно вручая ей сорочку, как будто это была драгоценная реликвия, а не запачканный кровью кусок полотна. – Весь клан убедился в чистоте и невинности нашей новой госпожи. Мы благодарим вас и Дункана за то, что прислали нам эту сорочку.

Линнет быстро взяла ее и скомкала, чтобы не видно было следов крови.

– Но я не…

– Мы не хотели смутить вас, – не дал ей договорить Фергус, и его громкий голос прокатился по всему залу. – Мы очень рады, что Дункан в вашем лице приобрел добродетельную жену.

Приветственные возгласы потрясли зал, и Линнет покраснела. Маккензи принимали ее в свой клан в качестве жены своего господина.

И благодарили за невинность.

Хотя еще несколько минут назад она не знала, что лишилась ее!

И до сих пор не была в этом уверена. Но точно знала, что не присылала в зал свою сорочку на всеобщее обозрение.

– А где Элспет? – Ее голос прозвучал на удивление спокойно.

– Кто-кто? – Фергус приставил ладонь к уху и наклонился к ней.

– Моя служанка, – пояснила Линнет погромче. – Старая седоволосая наседка, которой я до недавнего времени доверяла.

– Старая наседка? – Фергус прищурился. – Она замечательная женщина, эта ваша Элспет. И вовсе не седая. – Он сделал паузу и с вызовом посмотрел на Линнет. – Вы найдете ее на кухне. Показать вам дорогу?

– Спасибо, не нужно, сэр. – Линнет не стала объяснять, что уже успела побывать на огромной кухне Айлин-Крейга. – И с добрым утром вас, – добавила она как можно вежливее, стараясь скрыть бушующие в ней чувства. «Замечательная женщина. Кажется, так он назвал Элспет? Неужели этот старый хрыч увлекся ею? Смешно подумать!»

Впрочем, в Айлин-Крейге не стоит ничему удивляться.

Линнет заметила свою няню сразу, как только вошла на кухню. Она переливала что-то длинной ложкой из котла в глиняный горшок, который держал какой-то парнишка.

Спрятав рубашку за спину, Линнет подкралась к ней сзади.

– С каких это пор ты ковыряешься в кухонных котлах, думала, я не найду тебя здесь?

Элспет резко обернулась. Ложка выпала из руки и глухо ударилась об пол.

– Боже, как ты меня напугала, я думала, ты еще спишь.

– С чего ты взяла? – спросила Линнет, стараясь говорить спокойно. – Поверила в волшебную силу супружеского камня Маккензи?

Элспет отвела глаза.

– Ну… после первой брачной ночи…

– А ты уверена, что она была, эта брачная ночь?

Элспет в замешательстве поправила передник и подняла глаза.

– Я не обману тебя, детка, если скажу, что ваш брак будет счастливым.

Линнет наклонилась вперед, почти касаясь носом няниного лица.

– Но мой муж не хочет меня, считает дурнушкой, – гневно шептала Линнет. – Или ты думала, он выпил столько вина, что ему все равно, с кем делить ложе?

Элспет затрясла головой.

– Ты не знаешь, что говоришь, дитя мое. Ты прелестна. Никогда не видела более красивой невесты.

– Тогда почему мой муж не отнес меня в спальню? Все знали, что он не хотел этого. Но его люди перепили и нарушили его волю. А тебе я никогда не прощу, что ты присоединилась к ним.

Элспет огляделась.

– Не я все это придумала, а одноглазый англичанин, – прошептала Элспет. – Но он все правильно сделал.

– Значит, вы сговорились запереть нас голых в моей спальне в надежде, что муж овладеет мной?

Элспет покраснела.

– Именно так.

Линнет буквально вскипела от гнева, казалось, сейчас у нее повалит пар из ушей.

– А ты не подумала, каково мне будет стоять перед ним раздетой, отвергнутой и ненужной? – Она перевела дух. – И как он разозлится из-за того, что его силой заставили провести со мной ночь?

– Мы хотели, чтобы все было хорошо. Заботились о вас.

– Хороша забота! – Линнет показала сорочку. – Потрудись объяснить!

Пот выступил на лбу Элспет, но она не сдавалась.

– Мы хотели избавить вас от хлопот, связанных с таким «доказательством», – призналась Элспет. – Вы оба слишком упрямы и не видите дальше своего носа. Ни один из вас не способен заглянуть в сердце другого. Мы просто хотели помочь.

Линнет расхохоталась.

– Ты, наверное, забыла, как умоляла моего отца не отдавать меня этому «дьявольскому отродью», а может быть, и убийце?

Элспет, вытерев руки фартуком, положила их на плечи Линнет.

– Да, помочь. И я не верю, что Маккензи убил свою первую жену.

– Откуда ты знаешь? – уже спокойнее спросила Линнет. – Может, у тебя появился дар провидения?

– Нет. Да он мне и не нужен. При моем жизненном опыте вполне достаточно просто посмотреть человеку в глаза. Дункан Маккензи никогда не поднимет руку на женщину.

Линнет поджала губы. Ей и самой так казалось. Убей Маккензи свою жену, она обязательно почувствовала бы это. Такой страшный поступок навсегда оставляет след, похожий на темные пятна в свечении вокруг человека.

Ее мужа окружает темное облачко. Это знак печали и горя. Они не оправдывают его отношение к Робби, а также нежелание принять ее как супругу.

Но он не убийца.

В этом она уверена.

– Ты права, он не убивал, – призналась наконец Линнет. – Но он плохо относится к своему сыну и жене.

Элспет удивленно вскинула брови:

– Он плохо с тобой обращался?

Линнет покачала головой.

– Он… он не… он даже не прикоснулся ко мне, – с трудом выговорила она наконец, испытывая стыд, злость и облегчение. – Я хочу сказать, что не знаю…

Линнет никак не могла найти нужных слов.

– Я не помню, что со мной было.

– Моя бедная девочка, – произнесла няня, обнимая Линнет. – Я не рассказала тебе, что происходит между мужчиной и женщиной. Некоторые девушки благородного происхождения воспитаны слишком деликатно и не понимают, что нужно мужчинам. Жаль, если он причинил тебе боль.

Линнет высвободилась из объятий няни.

– Я не почувствовала боли. Насколько я помню, он проспал всю ночь и вообще ко мне не приближался.

Она намеренно умолчала о ночном видении. Еще меньше ей хотелось говорить о том, что произошло после видения: привкус крови во рту и увеличившаяся до немыслимых размеров плоть ее мужа.

Вспоминая об этом, она почувствовала приятную тяжесть внизу живота.

И все-таки обида на мужа за то, что он не пожелал ее, была сильнее, чем первые хрупкие представления о долгожданных радостях страсти.

– Когда я проснулась, увидела кровь на руках, – добавила она.

Элспет еще больше удивилась:

– На руках?

– Да. И на простынях тоже. Я…

– Ну слава Богу, детка, все ясно. – Няня с облегчением вздохнула. – Может быть, пришли месячные?

– Нет, это было две недели назад.

Элспет улыбнулась.

– Значит, все в порядке. Лорд Маккензи вступил в свои супружеские права.

– Но я не могу…

– Ничего страшного нет в том, что ты ничего не помнишь. Первый раз никогда не бывает хорошо, – успокоила ее Элспет. – Много лет прошло с тех пор, как умер мой Ангус, но я до сих пор помню первые дни после свадьбы. Боль пройдет, не волнуйся. И ты увидишь, какой замечательной может быть любовь между мужчиной и женщиной.

Щеки Линнет вспыхнули. Не могло вытечь столько крови из маленькой ранки на губе. Значит, что-то между ними было, хотя казалось почти невероятным.

Она обладала даром провидицы, но не была колдуньей и не могла сотворить кровь при помощи заклинаний.

Похоже, Черный Олень и в самом деле овладел ею во время видения, когда сознание ее было затуманено.

– И нечего краснеть, – заметила Элспет. – Через несколько дней будешь краснеть от счастья, а не от стыда.

Чтобы сменить тему, Линнет подняла оброненную няней ложку.

– Зачем ты пришла на кухню? В Айлин-Крейге хватает слуг. Тебе незачем торчать у очага. Кто тебя сюда прислал?

– Я сама пришла. – Тревога на ее лице сменилась радостным возбуждением. – Фергус, наш дворецкий, приказал приготовить корзины с милостыней для аббатства, и я предложила свою помощь. Он очень толковый человек, только не пойми меня превратно, после свадьбы столько всего нужно сделать. Мне приятно, что я могу быть полезной.

Линнет слушала няню рассеянно, но уловила главное:

«Он очень толковый человек».

А Фергус сказал:

«Она прекрасная женщина».

Все ясно.

Она не могла не заметить, как вспыхивала ее няня, когда Фергус бросал в ее сторону проникновенные взгляды.

– …я спросила, ты поедешь с нами в аббатство? – Слова Элспет прервали размышления Линнет. – Фергус говорит, это очень приятное путешествие. А один из монахов известен как непревзойденный знаток целебных трав. Фергус с ним знаком, кажется, его зовут брат Болдрик. Он был в Святой земле и привез оттуда много диковинных растений. Может быть, он покажет тебе свой сад?

Линнет сдержала улыбку. Няня знала, чем заинтересовать свою воспитанницу.

– Ну конечно же, я хочу посмотреть этот сад, и прогулка мне тоже не помешает. Можно взять с собой Робби. – Она окинула взглядом изобилие припасов на столе. – А почему милостыню не раздают здесь? У нас дома даже за скудными пожертвованиями нищие приходили к воротам замка.

Вместо ответа Элспет стала тщательно вытирать полотенцем свою длинную ложку.

Знакомая уловка. Но Линнет была настойчива:

– Так почему бедняки не приходят к воротам Айлин-Крейга за милостыней? Ведь так принято.

– Фергус говорит, что для этого придется нанимать специального человека, чтобы следил за раздачей милостыни.

– А почему бы не нанять? Всезнающий Фергус что-нибудь говорил по этому поводу? – продолжала выпытывать Линнет, делая вид, что не заметила очередного «Фергус говорит».

– Да.

– И почему же?

– Бедняки сюда не придут. С тех пор как умерла первая жена Дункана, ни один селянин не осмеливается перейти через мост. Говорят, что боятся нашего господина.

Линнет возмутилась. Значит, получать пожертвования от ее мужа в аббатстве они готовы, а приходить за ними к воротам его дома не желают.

– Вот и еще одна причина посетить аббатство. – Линнет провела пальцем по дощатому столу. – Я всем скажу, что отныне за милостыней надо будет приходить к замку… таков обычай.

Элспет была ошеломлена.

– Но твоему мужу может не понравиться, что ты вмешиваешься в эти дела.

– Думаю, Дункан Маккензи сам не знает, чего хочет.

Она обязательно поговорит с ним. Лучик надежды зажегся в ее душе, и ночные страхи улетучились, как только она отправилась за Робби и своей кожаной сумкой. Если ее муж научится быть заботливым и отзывчивым, возможно, он снова обретет свое сердце, которое так отчаянно хотел вернуть его двойник из ночного видения?

В этот момент ее внутренний голос, не имеющий ничего общего с даром провидения, подсказал ей, что на самом деле у него есть сердце. Просто оно спрятано так глубоко, что без ее помощи он не сможет его отыскать.

Наслаждаясь ярким дневным светом после сумеречных коридоров замка, Дункан вышел во двор.

– Прекрати скакать, как девчонка! – услышал он громкий голос с учебной площадки. – Если хочешь научиться держать в руках оружие, нападай на меня, как мужчина!

Услышав голос Мармадьюка, обучающего мальчишек держать в руках меч, Дункан ускорил шаг.

Он знал, где в этот час найти англичанина.

Весь день с самого утра он проводил на тренировочной площадке. А кое-кто из людей Дункана утверждал, что видел его тут и по ночам, отчаянно сражающимся с лучами лунного света. Что же, вполне возможно.

Мало кто мог соперничать с англичанином в бою и уж тем более рассчитывать на победу. Разве что покинувший этот мир отец Дункана в его лучшие годы. Или сам Дункан, если небо дарует ему такую удачу. Никогда нельзя было предсказать заранее, чем кончится суровый поединок. Лишь однажды англичанин проиграл бой негодяю, который лишил его глаза и превратил когда-то прекрасное лицо в уродливую маску. Ничтожному Кеннету Маккензи, брату-близнецу Дункана.

Никто лучше Дункана не понимал, почему Мармадьюк постоянно оттачивал свое воинское искусство.

Дункану тоже было горько, но он не думал о мести.

Он хотел одного: чтобы его оставили в покое.

Звон стали и крепкие ругательства вернули его к реальности. Подойдя к площадке, он подавил невольное восхищение, которое возникало у него всякий раз, когда он видел своего друга с мечом в руках. Сейчас ему предстояло решить более важный вопрос. Дункан не сомневался, что случившееся прошлой ночью – дело рук Мармадьюка.

– Стронгбоу! – крикнул он, держась на безопасном расстоянии. – Сделай перерыв. Мне нужно с тобой поговорить.

– Боже мой, – воскликнул Мармадьюк, резко обернувшись. – Как можно подходить к человеку сзади, когда он размахивает мечом? Я же мог разрубить тебя пополам.

– Это я разорву тебя пополам за твою ночную проделку.

Мармадьюк отложил меч в сторону, вытер пот со лба и сделал знак мальчишкам убраться с площадки.

– Что за бес в тебя вселился, дружище?

– Если добрые друзья сговариваются подсунуть меня под бок девице, с которой я не собираюсь иметь ничего общего, то чего тогда ждать от врагов?

Мармадьюк попытался что-то сказать, но Дункан жестом остановил его:

– Какого черта это тебе понадобилось? Ты разве забыл, что я поклялся не прикасаться к своей жене?

– Нет, не забыл, но не придал этому особого значения. Меня больше волнует твое счастье.

– И ты решил устроить его, заперев меня в спальне леди Линнет?

Изуродованные губы Мармадьюка растянулись в улыбке.

– И моя затея удалась.

Брови Дункана поползли вверх.

– Что ты имеешь в виду?

– Ты переспал с ней. Разве нет? – Мармадьюк похлопал Дункана по плечу. – Видел бы ты довольные рожи своих людей, когда в зал принесли ее сорочку с пятнами крови. Слышал бы, как они радовались.

– Клянусь, я к ней не прикасался! Это невозможно…

В этот момент к ним приблизился всадник на взмыленном коне.

Дункан узнал в нем одного из людей, которые стояли на границах земель Маккензи.

– Сэр, плохие вести, – сообщил он. – Обнаружен разоренный дом на краю наших владений. Не осталось ничего, мерзавцы изрубили даже молочную корову.

– Чья это семья? Кто-нибудь выжил? – спросил Дункан, едва сдерживая гнев.

– Это были Мерчинсоны. Некоторым удалось скрыться в лесу, когда они заметили приближающихся налетчиков. Но большинство, да упокоятся их души, убиты.

Кровь вскипала в жилах Дункана от ярости, отвратительное чувство бессилия тошнотой подступало к горлу. Он не мог поверить в случившееся. Много лет подряд сброд, шатающийся вместе с его братом, нападал на селения на его границах. Но они не грабили и не убивали. Просто воровали скот.

– Кто-нибудь из уцелевших опознал бандитов? Это были Макдоннелы?

– Нет, сэр, это были не они. Все гораздо хуже.

– Хуже?

– Это был он, – пояснил гонец. – Ваш брат-близнец Кеннет и его люди.

 

Глава 7

В нескольких милях от хорошо укрепленных стен Айлин-Крейга Линнет шла по утоптанной дорожке, вьющейся среди тисов. Она искала старые могильные плиты, возле них, по словам брата Болдрика, были заросли амброзии. Много поездивший по свету монах заверил ее, что это целебное растение в изобилии растет прямо у монастырской стены рядом с могилами.

Робби и его пес Мейджер старались не отставать от нее, в руках у малыша была полотняная сумка, которую им любезно одолжил монах для сбора дикой амброзии. Кроме того, он щедро пополнил ее огромную кожаную сумку разными травами, выращенными в монастырском саду.

– Это должно быть совсем рядом, – сказала она Робби, заметив округлую гору камней у края рощицы. – Я уже вижу курган.

Словно по команде Мейджер выбежал вперед обнюхать поросшую мхом кучу камней.

– Здесь нет духов? – Робби слегка отступил, словно не желая выходить из прохладной тенистой рощицы на заросшую травой поляну, покрытую могильными холмиками.

– Нет. По крайней мере, таких, которые могли бы причинить нам вред, – успокоила мальчика Линнет, взяв его за руку. – Все, кто здесь есть, мирно спят. Это хорошее место, благословенные души тех, что давно ушли, охраняют его покой. Тебе нечего бояться.

Робби неуверенно пошел за ней, округлившимися глазенками разглядывая каждый могильный холм.

– Ты точно знаешь?

– Точно. Иначе не привела бы тебя сюда. – Линнет остановилась и взъерошила волосы мальчика. – На дороге нас подстерегает куда больше опасностей, чем здесь, где покоятся наши предки.

Но вскоре, когда она наклонилась за очередным желтым соцветием амброзии, ее охватила тревога. Она напряглась, и, несмотря на теплый день и сладкий аромат диких растений, в изобилии цветущих посреди высоких трав, по телу побежали мурашки.

Что-то… нет, кто-то наблюдал за ними из-за деревьев, он пришел не из мира теней усопших.

И это был враг.

Хотя священная земля, на которой они стояли, по-прежнему дышала покоем, сердце Линнет забилось чаще, и она пожалела о том, что они отправились сюда одни.

Хорошо обученное животное разделяло ее беспокойство. Мейджер тихо зарычал, шерсть у него встала дыбом, он старался держаться рядом, не сводя настороженного взгляда с деревьев на опушке.

Черт бы побрал ее самоуверенность. Она отказалась от охраны, которую хотел им дать Фергус. Слишком сильно было желание побыть наедине с малышом в этом священном месте. И вот теперь они оба оказались в опасности.

Она высыпала собранную траву из передника в сумку, которую протянул ей Робби. Надеясь, что мальчик ничего не заметит, присмотрелась к краю поляны, но не разглядела ничего, кроме глянцевых красно-коричневых стволов и густых крон огромных тисов.

И все же она была уверена, что там кто-то прячется.

Кто-то желающий им зла.

– Дай мне руку, Робби, – сказала Линнет. – Нам пора.

– Но ведь сумка еще не полная.

– Вполне достаточно для бальзама, который я хочу приготовить. Лишнего собирать не нужно. К тому же сейчас не лучшее время для сбора трав. Это надо делать рано утром.

Пока они шли через поляну, Линнет говорила без умолку, чтобы Робби не заметил ее волнения или поведения собаки. Она незаметно достала из-за пояса свой новый стилет. Он был куда лучше ее прежнего ножа и мог сослужить ей хорошую службу, если понадобится.

Линнет еще крепче сжала ручонку Робби и мысленно поблагодарила кузнеца из Дандоннела за такой славный подарок.

И тут она увидела Дункана. Он стоял в тени деревьев, там, где дорожка вела в лес. От радости у нее слегка задрожали коленки, а сердце застучало еще сильнее, потому что никогда еще муж не казался ей таким красивым.

Без своей извечной черной кольчуги и мрачного выражения на лице, но в том же пледе цветов Маккензи, перекинутом через плечо, он был до того хорош, что у нее перехватило дыхание. Невероятно, но он ей улыбался!

– Благодарение Господу! – Она устремилась к нему, не выпуская руки Робби. Мейджер злобно залаял, но Линнет ничего не слышала и не видела, кроме красавца мужа.

Все ее волнения и сомнения разом исчезли. Он был рядом, а это – главное.

– Сэр! – воскликнула она, – Как хорошо, что вы здесь!

Робби потянул ее за руку, и она удивилась, откуда у мальчика столько сил.

– Это же твой отец, малыш! Там, впереди на дорожке.

Мальчик затряс головой, отступая назад и пытаясь увлечь Линнет за собой.

– Это не папа. Это тот, другой… плохой. Дядя Кеннет.

Она повернулась в сторону леса и увидела, что мужчина приближается к ним.

Он по-прежнему улыбался и был все так же хорош. Не то, что ее мрачный супруг. Но едва он вышел из тени, как Линнет заметила вспыхнувшее вокруг него темно-зеленое свечение, которое тут же погасло.

Дрожь пробежала по всему телу Линнет. Однажды она уже видела такую ауру и надеялась, что больше ей никогда не придется увидеть такое снова.

Это свечение было совсем не похоже на ту тень горя и отчаяния, которую она раз или два видела вокруг своего мужа. Красота Кеннета Маккензи несла на себе печать зла.

И ауру убийцы.

– Мальчик не хочет в это верить, но он действительно мой сын, – произнес Кеннет Маккензи, сложив на груди руки точно так же, как это делал его брат. – А вы, должно быть, леди Линнет? Мне говорили, что мой брат женился на целительнице. Но ничего не сказали о вашей красоте, миледи.

Он галантно поклонился.

– Кеннет Маккензи, к вашим услугам, – проговорил он сладким голосом и изобразил улыбку, но темно-голубые глаза оставались холодными. – Как хорошо, что мы встретились. Увы, Дункан не удостоил меня чести быть приглашенным на вашу свадьбу.

– Уверена, у него были на то веские причины, – ответила Линнет как могла спокойно. Мейджер продолжал злобно рычать. Шесть на его загривке снова встала дыбом, и он угрожающе оскалил зубы, готовый если не напасть, то защитить своих хозяев.

Липнет сжала рукоять стилета, который прятала в складках своего платья.

– Прошу нас извинить. Нам пора, охрана ждет.

– Если только они не заснули крепким полуденным сном, как один из них, которого я заметил на дорожке в лесу. Кажется, это молчаливый Томас, он, видимо, наткнулся на дерево. – В его голосе звучал смех. – На лбу у него здоровенная шишка.

Усилием воли Линнет взяла себя в руки. Теперь их спасение зависело только от нее.

– Тем более я вынуждена с вами распрощаться, надо помочь Томасу добраться до повозки.

– Но сегодня такой прекрасный день, – сокрушенно заметил Кеннет, подходя ближе. – Уверен, вы не откажете мне в удовольствии провести его с сыном.

Линнет еще крепче сжала руку Робби и попыталась обойти Кеннета, но тот свистнул и ухмыльнулся. Из-за деревьев появились грязные, мрачного вида парни и преградили им дорогу.

Кеннет пожал плечами.

– Мои люди не причинят вам вреда, миледи, но вы должны понять, как я скучаю по своему малютке.

– Ты не мой папа! – закричал Робби, сжав кулачки и пытаясь вырваться от Линнет. – И я вовсе не твой!

– Ну что ты, конечно же, мой, – с притворной лаской в голосе сказал Кеннет, но глаза его злобно блестели. – Потому и смелый. А будь ты сыном Дункана, спрятался бы за юбку леди Линнет, точно как прячется мой брат за высокими стенами своего замка.

Волна гнева захлестнула Линнет, словно вспышка молнии, разом уничтожив ее страх.

– Только трус способен оклеветать человека перед лицом его жены и сына! Вы готовы повторить эти слова в лицо моему супругу и господину?

Кеннет сжал пальцы и поднял их к лицу.

– Я вижу, вы тоже попали под чары его обаяния. Как и мой безвременно ушедший отец. Он никогда не замечал недостатков моего брата, только мои.

– Сочувствую вам. А теперь дайте нам пройти, – потребовала Линнет, доставая стилет. – Иначе придется всадить этот клинок вам между глаз.

Кеннет, запрокинув голову, расхохотался.

– Да неужели! А я всегда думал, что у женщины только язык острый. Вы угрожаете мне этой игрушкой?

– Нет, сэр Кеннет, не угрожаю, – возразила Линнет, заслонив собой Робби. – Предупреждаю.

Его красивое лицо на миг исказила ярость, которая тут же исчезла, и он снова отвесил низкий поклон.

– Не стоит демонстрировать мне ваши благородные манеры, леди Линнет. У меня нет прав на титул сэра. Мой отец, да упокоится его душа, не стал посвящать меня в рыцари. На мне клеймо выродка. Но думаю, это мало что значит, потому что быть рыцарем еще не значит быть благородным человеком.

– Это будет значить еще меньше после того, как я метну в вас клинок, – оборвала его Линнет.

Кеннет снова засмеялся добродушным заразительным смехом.

– Вы метнете клинок? – хохотал он. – Клянусь, даже этот злобный пес, что рычит у ваших ног, более опасен. Милая леди, если вам удастся метнуть стилет в любую точку возле меня ближе чем на расстояние моей вытянутой руки, то вы сможете беспрепятственно двигаться дальше. – Его пальцы поглаживали рукоять кинжала на поясе. – Или сначала избавить вас от этой злосчастной псины? Его лай меня раздражает.

– А если я отрежу прядь ваших волос, мы сможем уйти невредимыми? – спросила Линнет с вызовом. Она чувствовала, что ради их спасения сможет воспользоваться его наигранным благородством.

Его брови удивленно взлетели вверх.

– Конечно, сможете. Даю вам слово. Конечно, если это вам удастся.

– Тогда поднимите прядь волос.

Он растянул губы в улыбке, выражающей восхищение, и, не спуская глаз с Линнет, поднял прядь густых черных волос на макушке.

– Но учтите, если промахнетесь, я потребую в качестве компенсации поцелуй, – пропел он сладким голосом.

– Не промахнусь, мои братья меня хорошо натренировали.

Перед Линнет стоял злодей, поразительно похожий на ее мужа.

Мысль о том, что Робби может попасть в его руки, была невыносима. Ради него она также должна защитить его любимую собаку. Робби будет страдать, если этот негодяй ее убьет. Значит, выбора у нее нет.

Мысленно возблагодарив Раналда за то, что научил ее метать нож, а Господа – за свое терпение, Линнет обратилась к небесным силам с мольбой направить ее руку. Задержала дыхание, прицелилась и метнула стилет. Люди Кеннета Маккензи ахнули. Он стоял, растерянный, прижав ладонь к голове. Затем поднял с земли стилет, прядь собственных волос.

Какое-то время молча смотрел на них, затем поднял глаза на Линнет. Она прочла в них нескрываемое восхищение.

– Вы сделали это. – Он подошел к ней и протянул на раскрытых ладонях стилет и прядь волос. – И я сдержу свое слово. Вы можете уйти.

Стараясь скрыть бившую ее дрожь, Линнет взяла стилет и заткнула за поясок фартука и хотела уйти, но Кеннет преградил ей путь.

– Пожалуйста, возьмите это в знак моего восхищения. Не обижайте. – Он протянул ей прядь волос.

Линнет приняла подарок, решив избавиться от него, как только они окажутся на безопасном расстоянии.

С высоко поднятой головой она повела Робби прочь, изо всех сил стараясь не показывать своего страха, который теперь, когда все было почти позади, спустился тяжелым комом куда-то вниз к животу. Мейджер трусил рядом, продолжая через плечо коситься на врагов, когда они оказались позади. Когда все трое уже были на краю поляны, Кеннет Маккензи крикнул:

– Не сомневайтесь, леди, мы еще встретимся. Я люблю женщин с огнем в крови!

В серый предрассветный час, перед самым восходом солнца, Линнет стояла у узкого сводчатого окна в своей спальне и смотрела на ночной вид за окном. Далеко внизу волны залива мягко накатывались на крепкое основание стен замка, поверхность воды была гладкой и спокойной.

В бледном свете тонкого месяца залив походил на полированное серебряное зеркало, позабытое кем-то посреди диких гор, нависающих над береговой линией.

Прижавшись лбом к прохладному камню оконного выступа, Линнет прикрыла глаза и вдыхала острый запах моря.

Как похож ее муж на эти суровые земли. За его холодностью и равнодушием скрываются глубокие сильные чувства.

Завоевать его сердце, его любовь так же нелегко, как добраться до вершины неприступной горы. Но за эту победу она готова бороться.

Линнет погладила холодный камень кончиками пальцев. Казалось, ничто не могло изменить его природу. Но настанет летний день, наполненный теплом и светом, и камень начнет излучать жар под горячими лучами солнца.

В сердце Линнет пробудилась надежда. Солнце бывает на небе даже в самые хмурые дни. Пламя страстей ее мужа пылает за возведенными им самим стенами, в нерушимость которых он свято верит.

Прохладный морской воздух остудил горящие щеки Линнет. Каждый раз, когда она начинала думать о Дункане, ее охватывала непреодолимая тоска, напрочь отметавшая все девичьи страхи, наполнявшая ее неутолимым желанием.

Но опытный в делах страсти Черный Олень, казалось, ничего этого не замечал.

Линнет сжала бедра в бесплодной попытке остановить неудержимо нарастающий трепет плоти. Словно тысячи крошечных игл пробегали по самым сокровенным уголкам ее тела, пробуждая жажду наслаждения, и одновременно в глубине ее нарастало гнетущее чувство тяжести, которое наконец взяло верх над возбуждением. Ее захлестнула досада на мужа, который не желает ее, и злость на себя за то, что она не может справиться с обуревавшими ее чувствами. Линнет потянулась, чтобы снять накопившиеся напряжение и усталость.

Весь остаток дня и большую часть вечера она провела, пытаясь облегчить страдания раненого Томаса и утешая оставшихся в живых членов семьи Мерчинсона. Несколько часов назад они пришли в замок, усталые и напуганные. Их рассказ буквально потряс Линнет.

Ничего удивительного, что ее силы истощились, и она могла теперь лишь стоять у окна, предаваясь мечтам. Элспет и Фергус едва ли не силой уложили ее в постель, уверяя, что она сделала все, что могла, и до самого утра ее помощь не потребуется. Но сон все не шел к ней. И причиной тому была вовсе не усталость, а тревога за мужа. Она не переставая думала о нем с того момента, как они вернулись из аббатства в Айлин-Крейг и узнали, что Дункан и Мармадьюк с отрядом своих лучших людей отправились на поиски Кеннета Маккензи и его бандитской шайки.

Она пыталась напрячь свой дар провидения и хоть что-нибудь узнать о них, но ничего не получалось. Ее усилия каждый раз натыкались на пелену кровавого тумана, что означало гнев и ярость.

После того как она увидела отсветы адского огня во взгляде Кеннета Маккензи и узнала обо всех мерзостях, которые он и его люди сотворили в крохотном имении Мерчинсона, ужас не отпускал ее ни на минуту.

Она не уснет, пока ее муж со своими людьми не вернутся в замок. И когда наконец она услышала его шаги на лестнице, напряжение покинуло ее и она в изнеможении опустилась на подоконник. Но еще до того, как раздались его шаги, Линнет ощутила приближение к двери багрового облака его гнева.

У нее и в мыслях не было, что этот гнев направлен против нее. Она не сделала ничего, что могло бы его рассердить. Весь день утешала пострадавших от набега Кеннета.

Но от ее уверенности не осталось и следа, когда Дункан ворвался в комнату, яростно хлопнув тяжелой дубовой дверью. Страшный в своем гневе, он появился в проходе. Его могучие ноги были в грязи, переброшенный через плечо плед разорван и окровавлен, спутанные волосы разметались по хмурому лицу.

– Силы небесные! – взревел он. – А я-то думал, что женился на благоразумной девушке.

– А я думала, что выйду замуж за человека, который сделает меня своей женой, – парировала Линнет.

Кровь все еще кипела в его жилах, и Дункан всего четырьмя шагами стремительно пересек комнату. Схватив Линнет за плечи, он посмотрел в ее глаза, снова подивившись, откуда она берет столько смелости, чтобы снова пытаться досадить ему.

– Ты моя жена и не сомневайся в этом ни минуты. – Кипя от негодования, он уже пожалел, что так опрометчиво прикоснулся к ней. Распущенные волосы струились по ее плечами, и его пальцы утонули в них.

Его плоть предательски напряглась, рождая в воображении тысячи разных мыслей о том, что можно было бы сделать с этими роскошными волосами. Он пришел в невероятное возбуждение. Линнет непостижимым образом умела полностью обезоружить его, вызвав желание.

– Святые угодники, женщина, – продолжать он реветь, – ты хоть понимаешь, как рисковала сегодня?

– Вы тянете меня за волосы, сэр Дункан, – спокойно сказала она, но вздернутый подбородок никак не вязался с нотками смирения в ее голосе. – Пожалуйста, отпустите меня.

Он убрал руки. Она отбросила волосы с плеч, и они рассыпались по спине.

И теперь он оказался один на один с едва прикрытыми тонкой тканью ночной рубашки соблазнительными холмиками ее полных грудей. Сквозь полупрозрачную ткань просвечивали соски, лишая Дункана остатков самообладания.

Пламя свечей в бронзовом подсвечнике отбрасывало на ее пышные формы неверный свет, хотя и не слишком яркий, но вполне достаточный, чтобы различить в полумраке темный треугольник. У Дункана пересохло во рту.

Очевидно, что, проследив за его взглядом, она решила поддеть его еще больше:

– Вы пришли сюда, чтобы отчитать меня за сегодняшнее глупое поведение, или вы здесь для того, чтобы разглядеть, что у меня под рубашкой?

Дункан с трудом оторвал взор от темного треугольника и гневно посмотрел ей в глаза, отливающие янтарным блеском.

– Все мои домочадцы во главе со сладкоголосым Фергусом поют вам дифирамбы, миледи, – сказал он, едва сдерживая ярость. – Хотелось бы мне знать, что остановило моего братца – ваш острый язычок или хорошо заточенный стилет?

– И то и другое, – гордо ответила она.

Дункан подумал, что именно сейчас самое время ее поцеловать. Господи, неужели она не понимает, какой опасности подвергалась? Дункан схватил ее за руки и поднял их над ее головой. Бурное желание вскипело в нем. Он сгорал от желания зацеловать ее, удерживая в объятиях, пока не испытает блаженного облегчения.

Видит Бог, после этого страшного дня он заслужил гораздо больше, чем поцелуй. Ничто другое не помогло бы ему избавиться от кошмарных воспоминаний о бойне в доме Мерчинсона. Ведь та же участь могла постигнуть ее и Робби. Они чудом ускользнули из лап Кеннета. Дункан заморгал, пытаясь избавиться от наваждения. Страшные картины уступили место страстному желанию. Нет сомнений, он смог бы забыть обо всем, погрузившись в горячую шелковую негу между ее бедер. Все считали, что однажды он уже это сделал. Жаль только, что ничего не помнил.

И сейчас был не самый удачный момент освежить эти воспоминания.

Слишком колючей была его милая женушка и слишком острым ее язычок.

Увы, это не мешало ему желать ее до дрожи, мечтать о том, какие утонченные ласки мог бы он испытать от этого жадного, сладкого язычка. Дункан сдержал стон, чувствуя, как неуправляемые дикие силы глубоко изнутри разрывают его тело. Стоя всего в нескольких дюймах от нее, он свирепо смотрел ей в глаза, пытаясь сломить в ней силу, дающую ей мужество бросать ему вызов.

Но она смело встретила его взгляд, глаза ее сверкали от гнева. Потом она опустила их и отвернулась к окну.

– Святая Дева Мария, милая, перестань злиться и послушай меня. – Он взял ее лицо в ладони и повернул к себе. – Никогда, слышишь, никогда не покидай стен этого замка, не предупредив меня.

Она кивнула, и от этого движения ее грудь качнулась, коснувшись его предплечий. Страсть охватила его с новой силой.

Словно поддавшись тому же безотчетному чувству, Линнет попыталась высвободиться и случайно коснулась губами его ладоней.

Ощущение потрясло Дункана. Сладостная нежность губ, скользнувших по его коже, горячим потоком устремилась к его чреслам, высвобождая потаенные силы не только в них, но и в другом месте, куда он давно никого не пускал.

В ее взгляде проскользнула улыбка, и Дункану показалось, что она испытывает те же чувства. Она вздрогнула, но на этот раз не от ярости. Выражение ее лица смягчилось, она приоткрыла губы.

Он не мог вспомнить, когда последний раз женщина смотрела на него с такой страстью, но он еще не забыл этот взгляд.

Его милая жена хотела, чтобы он поцеловал ее.

И ему страстно хотелось удовлетворить ее желание. Но вопреки козням дьявола он не желал признаваться в этом даже себе самому! Стоит ему уступить соблазну, и он погиб, потому что на поцелуе он не остановится.

Он затащит ее в постель, презирая себя за слабость, и оставит там свое сердце. Сдержав проклятие, Дункан запустил пальцы в ее волосы. Не может же он наброситься на нее, словно разнузданный сатир, потакая своей похоти.

Даже если когда-нибудь он решится на близость с ней, а он вовсе не собирается этого делать, он будет нежен и внимателен и покажет ей, что супружеские отношения – это намного больше, чем было у них в ту ночь, когда он в беспамятстве лишил ее девственности.

Нет, она заслуживала настоящего, долгого и полного наслаждения.

Впрочем, он вовсе не был уверен, что при всем желании сможет посвятить ее в прекрасные тайны любви. Слишком давно он был нежен с женщиной. Да и был ли когда-нибудь? А раз так, то и незачем учиться этому с новой женой. Это не принесет ничего, кроме горя обоим.

Дункан отступил на безопасное расстояние и положил ей руки на плечи.

Теперь по крайней мере она не почувствует, как напряжена его плоть.

Вдыхая ее восхитительный аромат и ощущая ладонями нежный шелк ее волос, Дункан, прогнав с лица все эмоции, надел свою обычную мрачную маску.

– Дай слово, что никогда больше не будешь покидать замок одна.

Показался кончик ее языка, и она облизнула пересохшие, все еще раскрытые губы, их вид снова вызвал болезненный приток крови к его мужскому орудию.

– Милорд, но я не была одна, – снова возразила она.

– Черт побери! – взорвался Дункан, борясь с желанием встряхнуть ее так, чтобы она наконец поняла, какой опасности подвергала себя и ребенка. – С тобой был лишь старик, немой придурок и дряхлый, беспомощный пес! Ты понимаешь, что могло произойти? Она упорно молчала.

– Отвечай! – приказал он. – Ты понимаешь?

– Теперь понимаю, как и все в этом доме. Только мертвые могут не слышать, как вы кричите, – заявила она с таким же мрачным видом, как и он. – Но ради общего спокойствия, сэр, даю вам слово. Это больше не повторится.

Дункан отпустил ее.

– Тебя могли убить. И не надо мне рассказывать сказки о твоем героизме. В замке только об этом и говорят. Но послушай меня внимательно: мой брат просто забавлялся с тобой. Играл, как кот с мышью, понимаешь?

– Да, милорд, понимаю.

– Стоило ему захотеть, и он отрезал бы тебе голову прежде, чем ты успела бы достать стилет. – Он суровым взглядом посмотрел на нее, надеясь, что сумел передать свое чувство беспокойства. – Надеюсь, ты меня поняла?

– Да, сэр.

– Тогда всякий раз, когда тебе захочется выехать за пределы замка, не важно, куда и зачем, сообщи об этом мне. Я прослежу, чтобы тебя сопровождали наши лучшие люди.

Дункан круто повернулся и направился к выходу, но вдруг остановился и окликнул ее:

– Линнет?

– Да, милорд?

– Меня зовут Дункан. Не милорд, не сэр, а просто Дункан. Пожалуйста, называй меня так.

Он поспешил уйти – слишком велико было искушение излить ей свою тоску. Но он считал непростительной слабостью перекладывать эту непосильную тяжесть на ее хрупкие плечи.

Да и захочет ли она хоть немного облегчить его душевные муки? Дункан поднялся на крепостную стену и стал мерить ее шагами, созерцая сумрачные тихие воды залива, вглядываясь в ночную тьму сквозь старые бойницы, искал ответа на мучившие его вопросы, но не находил.

Король Брюс однажды ему сказал, что женщины питают слабость к воинам, только что покинувшим поле сражения.

Видимо, поэтому жена захотела, чтобы он ее поцеловал.

В тот момент она действительно смотрела на него с восхищением. В ее взгляде было обожание, которое он видел на лицах молоденьких и не слишком молоденьких благородных девиц много лет назад во время их военных походов по Франции.

Неожиданная нежность в ее взгляде заворожила его. Но только сейчас он понял, что это обожание было предназначено не ему лично, а его воинственному облачению и пледу со следами крови.

Просто он увидел то, что ему так хотелось увидеть.

Но каким бы глупцом он ни был, в его сердце возродилась надежда.

Надежда на то, что он сможет очаровать эту девочку, порой такую непослушную, слишком гордую, но более желанную, чем любая женщина, которую ему доводилось встречать в своей жизни. Она сможет полюбить его и возродить в нем самом чувство любви.

Да помогут ему небеса, хотелось верить, что у нее достанет смелости не только оказаться лицом к лицу с его братом, но и сразиться с демонами, завладевшими его душой и глумящимися над осколками его разбитого сердца. Благодаря ей он почти поверил, что Робби – его родной сын, она рассеет все его сомнения.

Дункан втайне надеялся, что в один прекрасный день станет самим собой, таким, как был прежде.

Преодолев желание пойти к жене и дать волю чувствам, Дункан прошел по короткому переходу вдоль стены и вернулся в башню.

 

Глава 8

Войдя в спальню, Дункан остановился, ошеломленный.

На его постели спал голый мужчина!

Дункан закрыл и открыл глаза, потер их в надежде, что этот раздетый бык, разметавшийся на его кровати, лишь плод его больного воображения, результат чрезмерной усталости.

Он снова посмотрел на кровать, нахал все еще лежал там.

Причем весьма удобно устроился. Сэр Мармадьюк спал на спине, широко раскинув руки и ноги, и громко храпел.

– Проклятие! – воскликнул Дункан. – Немедленно просыпайся и объясни, в чем дело, пока я не стащил на пол твою голую задницу!

Как только Дункан подошел к кровати, Мармадьюк приподнялся на локте и во весь рот зевнул. Дункан едва сдерживал гнев.

– Ты что, так напился, что перепутал спальни, или вы опять сговорились меня разозлить?

Мармадьюк снова зевнул и обалдело посмотрел на Дункана.

– Разве это я ворвался в чужую спальню?

– Придержи язык, англичанин. Я устал от загадок, которыми ты говоришь в последнее время, – сердито продолжал Дункан. – Ты развалился на моей кровати.

– Неужели? – Мармадьюк окончательно проснулся и удивленно приподнял бровь. – Может быть, ты перепил?

– Не смей даже заикаться об этом, сукин сын. Я еще не забыл, как ты подливал мне вино на свадебном пиру. – Дункан подбоченился. – Сегодня я трезв как стеклышко и очень жалею об этом. Пьяному легче созерцать такое зрелище. Я имею в виду тебя на моей кровати.

– Посмотрел бы на себя! Только я уснул, как вдруг врывается какой-то дикарь с бешеными глазами, в окровавленном пледе и разорванных штанах. – Мармадьюк сел на кровати и прикрыл нижнюю часть тела покрывалом. – Поверь, мой друг, привлекательным тебя не назовешь.

Дункан растерянно пригладил волосы.

– Весь мир сошел с ума? Я прихожу в свою спальню, мечтаю умыться и поспать. А тут ты. – Он помолчал. – И вместо того чтобы поскорее убраться, несешь какую-то ерунду.

– Перестань психовать, и я тебе кое-что напомню.

– Говори же скорее!

– Все очень просто, – спокойно произнес Мармадьюк. – Во время свадьбы ты предоставил мне право пользоваться твоей спальней, поскольку с большой выгодой для себя обзавелся другой комнатой. Неужели не помнишь?

– Не помню! – разъярился Дункан. – К тому же причем тут выгода, что ты себе вообразил?

– Пойди спроси у жены, она тебе объяснит.

– О Господи! – Дункан стащил Мармадьюка с кровати. – Вы все словно с ума посходили с тех пор, как эта девка из семейства Макдоннелов переступила порог нашего дома!

– Тсс, – Мармадьюк с упреком покачал головой, – тебе следовало бы вспомнить уроки Роберта Брюса, который рассказывал, каким образом можно очаровать женщину. Никогда не добьешься расположения своей супруги, если будешь плохо о ней отзываться.

– На кой черт мне ее расположение! – Дункан был вне себя от злости. – Я хочу спать! Убирайся в свою комнату, пока я не взвалил тебя на плечо и не оттащил туда сам.

– Ты же знаешь, я не сплю в своей комнате с тех пор, как умерла Арабелла. Там хранится мое оружие, и мы используем ее для тренировок твоего сы… э-э… мальчишки, я имею в виду Робби. Иначе я бы там и вовсе не появлялся. – Он помолчал. – Неужели ты и об этом забыл?

– Я ничего не забыл. Но скоро забуду, что называл тебя лучшим другом, – взорвался Дункан. – Ну не упрямься, я всего лишь предлагаю тебе присоединиться к спящим внизу в общей комнате, где ты всегда спишь. Здесь ты не останешься. – Терпение Дункана лопнуло, и он начал подталкивать Мармадьюка к двери. – А еще лучше забудь о призраках и переселяйся в свою прежнюю спальню. Отличная комната. А ведь до сих пор пустует.

– Но я не могу этого сделать.

– Почему?

– Я предложил ее Фергусу.

– Что я слышу? Вы же с Фергусом не терпите друг друга. Как кошка с собакой.

Мармадьюк пожал плечами.

– Да, ты прав. Но этот старый козел с годами не становится моложе. И ему тяжело спать на лавке в общей комнате. После того как я поселил его в своей комнате, надеюсь, мы наладим наши отношения.

– Как это благородно с твоей стороны! Но я все равно не отдам тебе свою комнату. И хочу спать здесь один. – Дункан сложил руки на груди. – Но если бы даже я согласился жить вместе с тобой, не знаю, как бы ты спал под этим леденящим взглядом.

Мармадьюк скосил глаз на висящее над камином изображение красивой черноволосой женщины, которая улыбалась им неотразимой улыбкой. Она была необыкновенно хороша, природа наградила первую жену Дункана неземным очарованием, которому могли бы позавидовать даже ангелы.

Это было прекрасное произведение искусства, исполненное знаменитым ирландским мастером, который несколько лет назад приезжал сюда, чтобы расписать ликами святых стены часовни. Но изображенный им образ этой дьяволицы был выше всяких похвал.

Дункан с горечью вспомнил, как она вешалась на шею художнику. Всем было ясно, каким образом она уговорила художника нарисовать ее портрет.

– Ты просто ополоумел, – продолжил Дункан. – Ее портрет не даст тебе спокойно спать.

– Ошибаешься, дружище. – Тихий голос Мармадьюка, холодный, как зимние воды залива, замер под сводчатым потолком. – Именно из-за этого портрета я благодарен тебе за то, что ты предоставил мне эту комнату.

– Как это? – не понял Дункан.

– У меня те же причины не выбрасывать этот портрет, что и у тебя. Он напоминает мне о моей мести. – Пальцы Мармадьюка пробежались по шраму, обезобразившему его некогда прекрасное лицо. – Но не в пример тебе я не клялся отказаться от всех женщин в мире только потому, что одна из них оказалась стервой.

Мармадьюк расправил могучие плечи, подошел к камину и вгляделся в портрет красавицы.

– Ты должен забыть о прошлом. О прежних страданиях. Должен смотреть в будущее. А мне еще надо отомстить за смерть Арабеллы. И если каждое утро и каждый вечер я буду видеть ее убийцу, то не успокоюсь, пока не восторжествует справедливость и Кеннет не последует в ад за своей проклятой любовницей.

Дункан смотрел, как играют мускулы на широкой спине Мармадьюка. И понял, что проиграл эту схватку. А с нею вместе и свою кровать.

– Ты блестящий оратор, Стронгбоу. Разве я могу тебе отказать?

– Я просто высказал то, что накипело на сердце, – ответил Мармадьюк. – Последуй моему примеру.

– У меня нет сердца, или слухи об этом еще не достигли твоих английских ушей? – не удержался Дункан от язвительного замечания. – Меня называют дьяволом.

– Зато у тебя есть ангел, и этот ангел спит в холодной постели на другом конце замка. Готов биться об заклад, что она с огромным удовольствием разогнала бы всех твоих демонов, если бы только ты ей это позволил. Или тебе хочется, чтобы в придачу к дьяволу тебя называли еще и дураком?

Как обычно, метко нацеленные мудрые слова Мармадьюка легко нашли щель в непробиваемой броне Дункана и проскользнули в самое сердце.

– Твои словесные выверты ничего для меня не значат, – проворчал Дункан, понимая, что его друг прав.

– Тогда постарайся добиться ее расположения хотя бы ради себя самого. Клянусь, обладай я таким сокровищем, она не спала бы одна.

Память услужливо подсунула Дункану целый перечень бесспорных достоинств его жены. Ее губы, теплые и мягкие, какими они были, когда он целовал ее у супружеского камня. Блеск волос в пламени свечи. Пушистые завитки между бедрами наверняка будут сиять еще ярче.

Всего этого более чем достаточно, чтобы рухнуть перед ней на колени и покрыть тысячей поцелуев эти пышные заросли, где скрывается ее ароматная, нежная, такая желанная плоть! Будь проклято это наваждение!

«Вот и послушай свое сердце, как советует Мармадьюк. Ха!» Дункана сейчас больше всего беспокоит то, что не имеет никакого отношения к сердцу. Он поправил складки своего пледа, надеясь, что Мармадьюк ничего не увидит, и вспомнил, с каким обожанием жена на него смотрела, когда он вернулся после кровавой стычки.

Стоит ему прислушаться к своему сердцу, как советует Мармадьюк, и он забудет обо всем на свете. Только бы жена еще хоть раз одарила его страстным взглядом. Увы! Он не сомневался, что это была лишь минутная слабость. Увидев его в пледе со следами крови, она на миг забыла о своей неприязни к нему.

Слава Господу, он вовремя остановился, вспомнив, что любовь к женщине таит в себе опасность и может принести много бед.

Что бы ни говорил Мармадьюк, Дункан никогда больше не бросится с головой в этот омут.

– Не надо давать мне советы в сердечных делах, англичанин. Умные люди не выставляют своих чувств напоказ. Ты просто начитался французских романов и наслушался бардов. Оставь свои романтические бредни для таких мальчишек, как Локлан, – он кивнул на своего оруженосца, спавшего у камина, – а меня избавь от этой чепухи. Я по опыту знаю, что бывает, когда отдаешь свое сердце.

– Да ничего ты не знаешь, милый мой. – Мармадьюк печально покачал головой. – Мужчина должен с радостью отдавать свое сердце. Потому что он ничего не теряет при этом, а только находит. Находит свое счастье. Но ты прав, у тебя есть опыт, и ты слишком устал и привык к удобствам, чтобы проводить ночь, закутавшись в тонкий шерстяной плед. Не хочешь идти к леди Линнет, оставайся здесь. Я лягу на полу рядом с Локланом.

Как ни странно юношу не разбудила их перепалка.

Дункан заколебался, но тут взглянул на портрет своей жены и почувствовал отвращение. Он готов был прямо сейчас сорвать этот проклятый портрет со стены и швырнуть в холодные темные воды залива.

Мысль о том, что образ Кассандры покоится под слоем ила на дне залива, согрела бы его душу. Причем непременно лицом вниз. Чтобы ее прекрасное лицо навечно оставалось в грязи.

Хоть так он отомстил бы ей за ее вероломство. Но Мармадьюку этот портрет нужен. Он питает его ненависть и напоминает о мести. Дункан направился к двери, но, прежде чем выйти, с улыбкой обернулся:

– Можешь оставить себе и эту кровать, и всю спальню. Хотя я до сих пор не припомню, когда обещал тебе это.

Мармадьюк выглядел виноватым. Он хотел что-то сказать, но Дункан жестом остановил его.

– Молчи. Одному Богу известно, чего вы все добиваетесь, сговорившись против меня. Хотелось бы верить, что это из лучших побуждений. – Он открыл дверь. – Только ничего у вас не получится.

– Подожди немного, – попытался остановить его Мармадьюк. – Во имя любви… Во имя любви.

Эти три слова заставили Дункана поторопиться и плотно закрыть за собой дверь. Он не хотел слушать Мармадьюка. Не хотел говорить о любви.

Ни о любви к Господу и всем святым, ни о какой-либо другой. И особенно о любви к женщине.

И о любви к сыну тоже.

Дункан, стиснув челюсти, ускорил шаг. Ему вдруг захотелось оказаться подальше от своего слишком мудрого английского друга. Иногда у него возникало странное чувство, что одноглазый видит его насквозь. Черт побери, надо было жениться на Мармадьюке, чтобы узнать, кто настоящий отец Робби! Жена пока ничего не может сказать, хоть и обладает даром провидения.

В конце коридора, перед лестницей, ведущей в зал, Дункан остановился и прижался лбом к прохладной влажной стене. Щека не переставала дергаться.

После похода Дункан успел облиться холодной водой, но от него все еще разило потом, и он остановился, не зная, что с этим делать.

Он чувствовал себя совершенно разбитым.

Разразившись проклятиями, Дункан отошел от стены и стал спускаться по лестнице в зал. Придется провести остаток ночи на скамье, а может быть, и на полу, как большинство его людей. Но на полпути он остановился. В прежние годы он от души посмеялся бы над забавным положением, в котором оказался. Он решил сделать предложение Линнет Макдоннел. Привез ее к себе, в надежде избавиться от гложущих его душу сомнений, ожидая, что она окажется по меньшей мере полезной, а может быть и больше – женой.

Вместо этого она перевернула весь его мир, и с того момента, как прошла в ворота замка, в его доме воцарился хаос. Он, хозяин замка, крался в одиночестве по темному ночному дому, продрогший до костей, немытый, лишенный собственной постели.

А она преспокойно спала в одной из лучших комнат замка, некогда принадлежавшей его родителям. И ей снились сны об отважных рыцарях, прекрасных дамах и детишках с ангельскими личиками. А он в это время чувствовал себя в доме настоящим изгоем.

Это было несправедливо, он невольно сжал кулаки, поджал губы.

Снизу доносились приглушенные звуки храпа, повизгивание собак, делящих остатки пищи. Потрескивание дров в трех больших каминах и шум волн залива.

Обычная ночь для всех, кто считает Айлин-Крейг своим домом.

Для всех, кроме его хозяина и господина.

Дункан снова сжал кулаки с такой силой, что ногти впились в кожу. Это лучше, чем в бессилии колотить кулаками о стену. Все спали, он один бодрствовал. Мармадьюк сладко храпел в его бывшей спальне, его люди, как обычно, дремали внизу, даже старый Фергус наслаждался роскошью вновь обретенной кровати.

Дункан не знал только, где спит эта наседка, служанка его жены, но и она наверняка устроилась намного лучше, чем он.

Чувствуя себя полным дураком и все еще злясь, Дункан спустился еще на две ступеньки и снова остановился. Нет, он не может переночевать в общем зале. Дать пищу для сплетен и пересудов. Все будут строить догадки, почему он покинул спальню жены.

Дункан повернул назад. Спальня жены была на другом конце замка, и, чтобы добраться до нее, нужно было пройти через весь зал и подняться по второй лестнице. Но Дункан знал здесь все ходы и выходы.

Узкие проходы соединяли несколько комнат в замке и вели к потайной пещере в скалистом берегу. Уголки его рта приподнялись в едва заметной улыбке. Мысль о том, что он хозяин положения, доставила ему несомненное удовольствие.

В конце концов, он здесь господин. И ниже его достоинства ползать по замку среди ночи, ища место, где приклонить усталую голову.

Он осуществит свое право нынешнего хозяина Кинтайла и вернет себе комнату, в которой спал его отец, а до него – и все вожди клана.

И кровать тоже вернет.

– Боже, как вы меня напугали! – Жена сидела на кровати, прижав к груди одеяло. – Я не видела, как вы вошли.

Линнет смотрела на мужа округлившимися глазами, словно на привидение.

– А ты и не могла видеть, потому что я вошел не через дверь!

Он лукаво улыбнулся. Как не улыбался уже много лет, и это доставило ему огромное удовольствие, не говоря уже о волнении, которое он испытал, пробираясь в ее спальню через потайной ход.

Линнет глазам своим не верила. Великий Маккензи, лорд Кинтайл, улыбался.

– Почему вы вернулись? – спросила она наконец.

– Уж конечно, не для того, чтобы поболтать с вами, милая леди.

– Я нужна внизу? Что-нибудь случилось с Робби или с кем-то из Мерчинсонов?

«Ты очень нужна, девочка. Мне нужна» – отозвалось в груди его сердце, но Дункан не стал его слушать, вопреки советам Мармадьюка.

– С мальчиком все в порядке, и семейство Мерчинсонов спит крепким сном. По крайней мере, мне так докладывали, – ответил он, расстегивая пряжку, удерживающую на плече плед и наслаждаясь произведенным впечатлением. Тонкое шерстяное одеяло, которое натянула на себя жена, подчеркивало округлые выпуклости ее грудей и их пышные формы.

– Что вы делаете? – К ее щекам прилила кровь.

– А разве не ясно?

– Вы готовитесь лечь в постель, милорд.

– Дункан.

– Вы готовитесь лечь в постель, Дункан, сэр. – Ее тихие слова проникали сквозь воздвигнутую вокруг его сердца стену с легкостью.

– Так оно и есть, – подтвердил он уже более серьезным тоном. Все его чувства обострились при виде распущенных шелковистых волос, отливавших золотом в лунном свете. – Обычно я не сплю одетым.

– Но я думала… вы говорили…

– Я хорошо помню, что говорил, – прервал ее Дункан. – Но мне пришлось изменить место ночлега. И не надо так волноваться. Мне негде спать, вот я и пришел.

– О, конечно. – Румянец на ее щеках стал еще ярче. – Я не переживаю, просто немного смутилась. Мне казалось, вы предпочитаете вашу комнату…

– Миледи, моя спальня конфискована неким известным вам одноглазым мошенником.

От удивления, или от излишних переживаний, или потому, что высшие силы помогли ей лишить его рассудка, она завела за ухо прядь волос, при этом край одеяла опустился, и, прежде чем она подняла его, Дункан успел заметить очаровательный сосок. Его плоть отреагировала немедленно. Дункан шагнул вперед, готовый отринуть все свои монашеские клятвы и предъявить права на эти соски и остальные прелести жены.

Уж на этот раз он ничего не забудет.

Но выражение панического ужаса на ее лице остановило его. Черт побери, пусть он взорвется от желания, но никто не заставит его подойти к женщине, которая боится даже его прикосновения.

Желание его разом угасло, и, как назло, именно в этот момент взгляд ее остановился на его мужском достоинстве. Конечно, нет на земле мужчины, которому не нужно было бы временами удовлетворять свою похоть, но ее муж никогда не станет искать близости с женщиной благородного происхождения, и уж тем более с женой.

Настроение Дункана окончательно испортилось. Откуда взялась в его голове дурацкая мысль, что так заманчиво показавшийся сосок возбужден благодаря его присутствию? Это всего лишь прохладный воздух в комнате. Она просто замерзла, и эта отрезвляющая мысль так же быстро умерила его легко вспыхнувшее желание.

Но как ему самому хотелось бы стать причиной этого.

Чтоб ему провалиться, но он страстно захотел пробудить в ней куда большее желание. Он мечтал видеть, как она извивается и стонет под ним, принимая его в свои объятия… и не только в объятия.

Но сможет ли она когда-нибудь увидеть под маской равнодушия тлеющую искру надежды, которую он хранит в самом дальнем уголке своего сердца?

Сможет ли его понять?

И если сможет, то согласится ли выполнить его желания?

И нужно ли ему это? Разве не страсть сделала его в свое время рабом Кассандры? Дункан поднял глаза на Линнет и замер, словно пронзенный ее взглядом. С каждым вдохом таял его страх перед угрозой, которую неминуемо несла в себе его возрождающаяся страсть. Боже, неужели он вновь ступил на эту опасную стезю? Ангельские широко распахнутые невинные глаза, светившееся чистотой лицо, золотистые волосы делали ее необычайно соблазнительной.

Что-то сломалось в его тщательно выстроенной защите. Появилась еще одна брешь в стене. Но вопреки всем опасениям ему хотелось, чтобы за грубой внешностью и резкими словами она разглядела в нем человека, чтобы защитила его от самого себя и вытащила из ада, который он создал собственными руками. Но он не мог допустить ее к своему сердцу, как сильно ни желал этого.

Не успев взять себя в руки, Дункан разразился проклятиями. Гневные слова, которыми он мог бы нагнать ужас на целые полчища врагов, срывались с его губ, никак не желая подчиняться его воле. Это были самые отвратительные эпитеты. Его жену охватил не меньший ужас. Забившись в дальний угол кровати, она забыла даже о своем одеяле, только бы оказаться подальше от него.

Ее груди так зазывно колыхались, что даже монах, распевающий псалмы, не удержался бы, чтобы не попробовать их на вкус! Дункан вновь начал терять самообладание. Проклятия слились в непрерывный стон, и, ослепленный вспышкой страсти, он отбросил пряжку, удерживающую на его бедрах плед и позволил ему соскользнуть на пол. Быстро стянул забрызганные дорожной грязью чулки и отшвырнул в сторону.

Его жена замерла, и выражение невинности и смущения в ее прекрасных глазах мгновенно сменилось испугом. А может быть, это не тревога, а отвращение?

Дункан отошел к камину и уставился на тлеющие угли.

– Сэр? – раздался ее голос. – Я вас чем-то обидела?

– Нет, дорогая, – ответил он, едва сдерживая гнев. – Ты не сделала ничего, что могло бы вызвать мое недовольство. Просто я очень устал.

– Но вы…

– Я очень хочу спать, – резко ответил он, сжав кулаки.

Пусть оставит его в покое.

– Сэр, но я слышала, что…

– Все в порядке, – твердо сказал Дункан со свирепой улыбкой.

О Господи! Она все еще сидела с обнаженными грудями! Другой на его месте забыл бы обо всем, бросился к ней и зарылся в них лицом, взял бы в рот один сосок, потом другой, упиваясь вкусом ее тела.

Ему до боли хотелось испробовать ее всю, и он сделал бы это прямо сейчас, если бы не терзающие его боль и гнев, настолько сильные, что даже любовь прекрасной женщины не могла отогнать мучивших его демонов. Она с любопытством продолжала смотреть на него, не делая попыток прикрыть грудь. Дункан с трудом удержался. Он боялся, что, если двинется с места, она сразу потянется за покрывалом. Учитывая всю необычность их брака, неизвестно, когда еще ему доведется насладиться таким великолепным зрелищем.

– Вы сказали, что хотите спать, – обратилась к нему Линнет, склонив голову, отчего полушария ее грудей качнулись.

Дункана снова охватила страсть, он не мог оторвать глаз от направленных в его сторону маленьких плотных сосков, явно требующих внимания. Да она настоящая колдунья, наславшая на него темное заклятие и затуманившая его разум!

– Вы будете спать здесь, на этой кровати? Со мной?

От этого невинного вопроса его плоть снова восстала.

Да, он хочет спать с ней, но не так, как она это понимает. Он хочет раздвинуть ее бедра и смотреть, как входит в нее, доводя до безумия своими ласками, как она будет изнемогать от страсти, хочет погружаться в нее снова и снова.

Но призрак вероломной Кассандры все еще бродил где-то рядом.

– Вы снова собираетесь положить здесь плед?

Дункан не сразу понял, а когда до него дошел смысл ее слов, сердито огрызнулся:

– Ты что, не видишь, что сегодня я не представляю для тебя никакой опасности?

Глаза ее округлились, и она попыталась отодвинуться еще дальше, но запуталась в простынях, и он увидел между ее бедер треугольник пышных медно-золотых волос.

В лучах серебристого лунного света ее женское естество было отчетливо видно, поражая его каждым изгибом.

Казалось, эта нежная плоть жаждет мужского прикосновения.

Его прикосновения.

Нужно было всего лишь протянуть руку. Боже, ведь он уже обладал ею однажды! Внезапно кустик пламенных завитков прямо на глазах почернел, и кровь застыла в жилах Дункана. Святой Иисус, он представил, как длинные тонкие пальцы Кассандры ласкают эти прелести, она часто делала так, доводя его до исступления.

Дункан смотрел на прелести жены, но видел лишь черные клочья волчьей шерсти. Из каких закоулков ада извлекло его сознание эти ужасные образы?

Линнет пошевелилась, и кошмар исчез. Отвернувшись, чтобы она не увидела его искаженного ужасом лица, Дункан прошел к высокому окну. Ему редко приходилось испытывать подобные потрясения. Он вдохнул прохладный ночной воздух.

– Пожалуйста, поправь постель, я хочу поспать. Мне ничего от тебя не нужно. – Он чувствовал себя стариком, более древним и немощным, чем Фергус.

Вряд ли Линнет решилась бы повторить вслух то, что подсказывало ей сердце. Она готова была кричать об этом, но видела, что глаза его затуманены тревогой, что на него обрушилась волна страданий и мучений. Поэтому она предпочла промолчать, просто сделала все, о чем он просил.

Пусть ей пришлось отступить этой ночью, но сдаваться она не собирается. Ни уже знакомым ей демонам, ни тем, о существовании которых она только-только начала догадываться. Она чувствовала их присутствие по плотному облаку тьмы, оно окружало Дункана и распространялось на всю спальню, закрывая светлый лик луны и отравляя все вокруг.

Оно было неосязаемо, неуловимо, но вполне реально. Она должна разобраться в этом. Единственное, что она знала, что враг жесток и силен и справиться с ним будет нелегко.

Она заметила, как съежился его мужской орган. Ей было жаль себя. На нее давил груз унижения, не давая дышать.

Неудивительно, что он воспользовался ее состоянием и овладел ею во время одного из ее видений.

Она все еще не верила в это, потому что не помнила боли, о которой ей говорили замужние сестры. Не чувствовала ни радости, ни страсти, воспеваемых бардами. С ней вообще не произошло ничего особенного.

Иначе не смотрел бы муж на ее грудь с такой яростью, после чего даже не прикоснулся к ней.

При всей своей неопытности в такого рода делах она догадалась, что произошло с ним. И почему.

Он не скрывал, что считает ее непривлекательной, но почему же она трепетала всякий раз, как он оказывался рядом?

Она отвернулась, пока Дункан укладывался, чтобы он не заметил ее смущение и обиду. Ей было плохо оттого, что он отверг ее как женщину.

Линнет тихо лежала в темноте, пока не услышала ровное глубокое дыхание Дункана. Убедившись, что муж крепко спит, она повернулась к нему лицом и ощутила исходящее от него тепло. Запах мужского тела пробудил в ней желания, которые она лишь сейчас начала понимать. Его близость волновала и тревожила ее, это было приятно, но непривычно. Ей захотелось разобраться в своих чувствах, несомненно связанных с ее новой жизнью, в которой он многому мог ее научить. Но как сказать Дункану, какую он обрел над ней власть?

Сможет ли он когда-нибудь избавиться от мучающих его образов и стать любящим супругом? Подозревает ли, как страстно она мечтает об этом?

Догадывается ли, что она почти влюблена в него?

При мысли об этом сердце ее болезненно сжалось. Он не умеет быть нежным, не умеет любить. Зато теперь Линнет не сомневается, что у него есть сердце. Просто оно наглухо закрыто. Она легко коснулась кончиками пальцев его подбородка, погладила спутанные волосы. Она касалась его нежно и осторожно, потому что знала, что именно этого ему не хватает. Он растянулся на кровати во всем своем великолепии, словно огромное укрощенное животное, на лице его лежала печать страдания. Казалось, он молит о помощи.

Сейчас он не был похож на грозного воина с насмешливым взглядом. Гнев не искажал его черт. Линнет не удержалась и тихонько поцеловала несколько раз его распрямившуюся бровь. Затем с легким вздохом перевернулась на спину и закрыла глаза. Но никак не могла заснуть. Слишком много забот принес ей сегодняшний день.

Забот и проблем, с которыми она не знала, что делать.

Только теперь, увидев могущественного Маккензи, лорда Кинтайла, Черного Оленя, таким беззащитным, она начала понимать, почему боится его все меньше, а любит все больше.

Продолжая украдкой поглядывать на его красивое почти мальчишеское лицо, она дала волю своим чувствам. В этом могучем теле непостижимым образом сочетались уязвимость и ранимость с грубой природной силой, мощью и энергией.

Закрыв глаза, Линнет тяжело вздохнула. Ее влекло к этому мужчине с непреодолимой силой.

Она никогда не могла устоять перед соблазном приручить дикое животное. Ей всегда хотелось облегчить страдания больных и раненых существ, вылечить их, а потом отпустить на волю.

Но Дункана Маккензи она вряд ли сможет когда-нибудь приручить. Хотя сделает для этого все, что в ее силах.

И если Божественное провидение поможет ей излечить сердце мужа, ее собственное сердце в этот миг будет разбито.

 

Глава 9

Несколькими днями позже туманным утром Линнет отправилась на свой крошечный огород, который очень неохотно предоставил ее заботам старый Фергус. Она закрыла за собой ворота, и скрип ржавых петель ворвался в ритмичный гул волн, омывающих пустынный берег за толстыми каменными стенами замка.

Она подняла лицо к небу. Прохладная влага утреннего тумана ласкала кожу. Линнет наслаждалась острыми запахами влажной земли и морского бриза.

Торопясь приступить к работе, она окинула взглядом аккуратные грядки с овощами и травами, которые тщательно прополола еще неделю назад. Результат радовал глаз.

Если бы она могла так же наладить свою семейную жизнь.

Но, увы, волшебство ее рук действовало лишь на растения. Заброшенный каменистый клочок земли превратился в ухоженный огород с лекарственными растениями, которыми гордился бы даже знающий в этом толк монах брат Болдрик. Ее талант ухаживать за живыми созданиями, казалось, не производил никакого впечатления на ее собственного мужа.

Она тяжело вздохнула, и в этот момент услышала шорох в затененном уголке сада.

– Кто здесь? – Линнет обернулась на звук.

– Всего лишь я. – Ее муж вышел из тени, и при виде его сердце Линнет учащенно забилось. Высокий, великолепный в своей черной кольчуге, он был просто неотразим на фоне этого утреннего мирного сада.

– Пришел попрощаться, – сказал он.

– Попрощаться? – Линнет на шаг отступила. – Вы ничего не говорили, когда проснулись, что куда-то поедете. Что-то случилось?

Он подошел ближе, на нем был переброшенный через левое плечо плед, за широким поясом, приспущенным на бедра, два длинных меча. Это говорило о многом, как и мрачное выражение его лица. Синие глаза потемнели и казались такими же холодными, как стальные кольца на его кольчуге.

– Снова Кеннет? – дождавшись, когда он подойдет ближе, спросила Линнет.

Дункан невольно сжал рукоять широкого меча, висевшего на поясе.

– Похоже, да. Мой друг и союзник Джон Маклауд, прислал известие, что Кеннет изводит членов нашего клана, которые поселились на самой окраине земель Маккензи. Маклауд – человек честный и не станет распространять ложные слухи. Раз он предупредил меня, значит, опасность нешуточная. Мы сейчас же выезжаем с дозором.

Услышав, что ее худшие подозрения подтвердились, Линнет молча кивнула. Она не хотела, чтобы, покидая замок, он унес с собой чувство ее тревоги.

– Да пребудет с вами Господь, милорд, – напутствовала она его как могла спокойно.

Глаза его мягко блеснули, он коснулся кончиками пальцев ее лица, погладил щеку.

– Мне будет спокойнее, если Всевышний останется здесь и присмотрит за тобой.

Приятная дрожь пробежала по ее телу от этой неожиданной заботы, но опасность, грозившая ее мужу, не позволила ей сполна насладиться мыслями о том, что могло означать это проявление нежности. Она приподняла юбку и показала ему острый стилет, подаренный кузнецом из Дандоннела. Обычно она носила его с собой, прикрепив у края ботинка.

Затем она подняла голову и посмотрела в его глаза.

– Я не боюсь вашего брата, – уверенно сказала она, опустив край юбки. – И без колебаний воспользуюсь этим, если потребуется.

Он сжал ее плечи, словно тисками, и даже сквозь одежду она ощутила тепло его тела.

– Боже тебя упаси еще когда-нибудь столкнуться с этим негодяем.

– Еще я умею стрелять из арбалета, – добавила Линнет. Его волнение передалось ей. Она болтала без умолку, надеясь хоть немного рассеять его тревогу, по крайней мере, беспокойство за нее. – Даже у моих братьев не получалось лучше.

– Неужели? – Ее бравада была вознаграждена вспыхнувшими в его глазах искорками смеха и заигравшей в уголках губ легкой улыбкой. А может, и не было улыбки. Ей только показалось. Но лицо его преобразилось, стало еще прекраснее.

И сердце ее забилось с новой надеждой.

– Клянусь могилой моей матери, – ответила она.

Но лицо его снова приняло мрачное выражение.

– Если даже ты сумеешь отстрелить хвост самому дьяволу, ты не должна покидать этих стен. Я не хочу, чтобы ты подвергалась опасности. Я поставил у твоих дверей охрану и советую тебе одной не ходить.

– Разве в саду я не в полной безопасности?

Дункан промолчал, поджав губы, и недовольно посмотрел на нее.

Он всегда так смотрел, когда Линнет шла в сад. Ее радость от того, что он рядом, растаяла, его настроение передалось ей.

– Мне нравится работа в саду. – Линнет указала на аккуратные грядки, где были посеяны травы.

– Я приготовлю из них эликсир для сэра Мармадьюка. Примочки из зверобоя ему помогли. – Она взяла его за руку. – Разве вы не заметили у него перемен к лучшему?

Сдержанная улыбка снова осветила его лицо, и Линнет затрепетала от радости.

– Конечно. Но если бы даже и не заметил, этот негодяй обязательно похвастался бы мне.

– Значит, вы довольны?

Он убрал с ее лица прядь волос, и его пальцы скользнули по ее шее. Она ощутила это нежное прикосновение всем своим существом до самых кончиков пальцев.

– У тебя хорошо получается, – ответил он, играя завитком на ее шее. – Отек вокруг его больного глаза исчез. Я рад, что ты умеешь творить такие чудеса. Но травы лучше собирай в аббатстве, не выращивай здесь.

– Но почему? Я только начала ухаживать за растениями… и все так замечательно получается… Сад действительно очень запущен. Но работа мне в радость. Ваша мать…

– Кто говорил тебе о моей матери? – прервал ее Дункан.

– Мне ничего не говорили… только… – Линнет запнулась. – Фергус упоминал как-то, что она ухаживала за садом, и я подумала, что вы будете довольны моей работой.

– За садом не следили по моему приказу.

– Наверное, я чего-то не понимаю?

– Ты и не можешь понять.

Дункан направился к калитке и еще какое-то время стоял спиной к ней, держась за ржавую щеколду.

Линнет напряглась, даже на расстоянии почувствовав исходящий от него холод. Но что-то заставило ее подойти к нему.

– Я хочу понять, Дункан, – тихо сказала она, все еще не привыкнув называть его по имени, хотя ей это очень нравилось. Его могучие руки снова легли ей на плечи, и он привлек ее к себе.

– Хорошо, только будь очень осторожна. И дай слово, что знаешь каждую травинку и каждое семечко, которые произрастают здесь.

Линнет слегка отстранилась и удивленно посмотрела ему в лицо.

– Но, сэр, я знаю травы с тех пор, как научилась ходить. Уверяю вас, здесь нет ни одного растения, которое можно было бы употребить со злыми намерениями.

– Хотелось бы, чтобы так оно и было.

– Вы опасаетесь, что я могу причинить кому-то вред? – Она замерла при мысли, что он мог так плохо о ней подумать. – Но я никогда…

– Ты здесь ни при чем. – Он приподнял ей подбородок. – Но это место связано у меня с тяжелыми воспоминаниями. – Он помолчал и медленно произнес: – Мои мать и сестра умерли от яда, подсыпанного им в пищу. Полагают, что это могло быть какое-то ядовитое растение из нашего сада.

– Милосердные святые! – Линнет прижала ладони к щекам. – Это был, конечно, несчастный случай?

– Не уверен. Ничего нельзя было доказать, потому что женщина, которую мы подозревали, погибла прежде, чем ее успели допросить.

– Я ничего об этом не знала. – Она облизнула пересохшие губы. – Для вашего спокойствия могу больше не работать в саду.

Он заколебался, потом погладил ее по щеке.

– Нет. Может быть, настало время, когда этому саду снова нужна заботливая женская рука.

Линнет кивнула, тронутая нежностью, прозвучавшей в его голосе. Внезапно он шагнул к ней, обхватил ее лицо ладонями и запечатлел на ее губах поцелуй. У Линнет перехватило дыхание, она раскрыла губы, желая слиться с ним в одно целое, но в этот момент он выпустил ее из объятий и ушел прочь.

Линнет, прижав пальцы к губам, смотрела ему вслед, пока он не растворился в утреннем тумане. Потрясенная до глубины души вспыхнувшим в ней страстным желанием, Линнет наклонилась, чтобы убрать несколько крупных улиток с недавно расчищенной грядки мяты и тимьяна. Может быть, это результат ее ночных попыток разрушить барьер между ними?

Она не могла не заметить нежность его прощального поцелуя и тревогу о ней.

Неужели он знал, что она дожидалась каждую ночь, пока он не уснет? Неужели чувствовал, как она касалась пальцами благородных линий его лица? Может быть, он лишь притворялся, что спит, когда она осторожно изучала руками его могучее тело?

Только в эти минуты она позволяла себе помечтать.

С каждой ночью она смелела все больше и больше, изучила все части его тела, и теперь осталась самая загадочная – его мужское достоинство.

Коснувшись его, Линнет отдернула руку.

Вдруг он проснется? Ведь неизвестно, какая будет реакция. Он никогда не скрывал, что хочет держаться от нее подальше. Лучше не рисковать.

Но после прощального поцелуя, нежного, почти страстного, и проявленной о ней заботе у Линнет появилась надежда.

Природа не наградила Линнет благородной красотой ее сестер. Разве что пышными волосами, и то непослушными и слишком густыми. Да и цвет скорее подошел бы девице легкого поведения или, как говорил ее отец, колдунье. Личико у нее было простенькое, губы толстые, кожа хоть и белая, но с веснушками, как у отца, пьяного мужлана. Он хохотал бы до упаду, узнав, как она тоскует по Дункану Маккензи.

Потому что пока ее супруга интересовал ответ только на один вопрос, который он задавал ей каждое утро и каждый вечер.

Но она хранила молчание, и это не улучшало его настроения.

Каждое утро она просыпалась с надеждой.

Надеждой, что все будет хорошо у нее и у Робби.

Но все ее усилия что-то изменить оканчивались неудачей, что бы она ни предпринимала. Расположения мужа она так и не добилась, а от Робби он по-прежнему старался держаться подальше.

Чертыхнувшись, она пнула лежащий на дороге камень и пошла к небольшому домику, пристроенному к стене замка.

Только там и еще рядом с Робби она отдыхала душой.

Вот и этим утром, стоило ей переступить порог домика с невысокими потолками, сплошь увешанного свисающими со стропил связками высушенных трав, как проблема, которую она поставила перед собой, уже не казалась неразрешимой. Многочисленные полки были заставлены бутылками, банками, горшками, на столах стояли ступы с пестиком и деревянные миски. Здесь Линнет чувствовала себя как дома. В угловом шкафу она нашла весы с набором гирь и целую коллекцию маленьких деревянных коробочек для хранения готовых лекарств и еще несколько рулончиков полотна, которые могли пригодиться для перевязки ран, если, не дай Бог, это когда-нибудь потребуется.

В тихом сумраке мастерской, где пахло травами, она находила успокоение.

Достав с полки глиняный горшок с эликсиром зверобоя, она отлила немного во флакон. Она придумала для сэра Мармадьюка особую мазь, тщательно продумав ее состав, и очень надеялась, что этим средством сможет заметно улучшить состояние его плохо заживших ран на лице.

Довольная собой, она плотно закрыла флакон, чтобы по дороге не разлить ни капли драгоценного лекарства.

Опустив бутылочку в маленький кошелек, привязанный к переднику, она обернулась и чуть не споткнулась об огромную собаку, растянувшуюся на полу позади нее. Узнав Мейджера, Линнет улыбнулась, потому что старый пес везде следовал за ее приемным сыном.

Она не слышала, как они вошли. Линнет почесала Мейджера за ухом, заглядывая под столы.

– Робби? Ты здесь, малыш? Ну зачем же прятаться от меня?

Он не ответил, но легкий шорох в дальнем углу выдал его. Робби сидел под столом, и его невозможно было разглядеть.

Линнет опустилась рядом на колени и увидела, что он плачет. Плечи его вздрагивали.

Она прикоснулась к нему, но он еще плотнее прижался к стене и даже не посмотрел на нее.

– Робби, мой мальчик, может быть, ты вылезешь из-под стола и объяснишь, что произошло?

Мальчик продолжал всхлипывать. Лицо его было залито слезами. Линнет залезла под стол и прижала мальчика к себе, желая утешить. Ласково гладя его по голове, краем передника вытерла ему слезы.

Он всхлипнул и крепко обвил ручонками ее шею.

– А почему ты не с сэром Мармадьюком? Ведь именно в это время он обычно учит тебя драться мечом?

– Дядя Мармадьюк уехал, – пробормотал Робби, вытирая глаза.

Дядя Мармадьюк? Интересно. Надо будет спросить об этом Робби. Потом. А сейчас гораздо важнее успокоить малыша.

– Хотелось бы знать, что ты здесь делаешь в такую рань?

Он продолжал молчать, но видно было, что кто-то его сильно обидел.

Подошел Мейджер, положил свою огромную круглую голову на колени Робби и жалобно заскулил, словно умоляя помочь хозяину.

– Мейджер, было бы неплохо, если бы ты объяснил, что произошло, – сказала Линнет, положив свободную руку на загривок собаки. – Робби, здесь нет посторонних, а ты знаешь, как мы с Мейджером тебя любим.

Из глаз Робби снова хлынули слезы. Он вылез из-под стола и начал рассказывать:

– Я пошел на кухню, потому что Фергус сказал, что кухарка напекла пряников, и… и…

– И что?

– Там слуги разводили огонь в очаге, и я услышал их разговор. Они сказали, что скоро ты родишь папе нового сына и тогда… – Робби перевел дух и быстро договорил: – И тогда я больше не буду ему нужен.

Линнет взяла личико мальчика в ладони и заглянула в его глаза.

– Запомни, малыш, твой отец любит тебя больше жизни, никогда не сомневайся в этом, а также в том, что ты его сын. Разве ты забыл, что я тебе сказала в тот день, когда мы встретили в лесу его брата?

Робби покачал головой.

– Всем известно, что ты его сын. Я поняла это сразу, как только тебя увидела. А я могу видеть вещи такими, какие они есть на самом деле, и ты это знаешь.

Она помолчала.

– Я знаю, это трудно, но надеюсь, святой дух укрепит тебя, и ты сможешь вести себя так, как подобает будущему главе клана. Небо никогда не посылает нам испытаний, которых нельзя вынести. – Она отступила на шаг и сложила на груди руки. – Если Господь когда-нибудь наградит меня ребенком, это будет твой братишка или сестренка, и он будет тебя любить и уважать как будущего господина. И ты тоже будешь его любить.

– Но почему нельзя сказать папе, что я его сын, чтобы он перестал сомневаться?

«Быть может, Робби прав?» – мелькнула мысль, но внутреннее чувство подсказывало Линнет, что не следует этого делать, и она надеялась, что Робби ее поймет.

– Твой отец должен сам к этому прийти. Это для него испытание. Тяжелое испытание. Он должен извлечь из него урок. Ты понимаешь, что я имею в виду?

Робби поковырял носком башмака утоптанный земляной пол.

– И долго он будет его извлекать?

– Думаю, нет, потому что он хорошо образованный и мудрый, – заверила Линнет мальчика, искренне надеясь, что так оно и будет на самом деле. Ведь для шестилетнего Робби даже две недели – целая вечность.

– Думаешь, папа мудрый?

– О да, конечно, – кивнула она, с радостью заметив, что при этих словах малыш гордо выпрямился. Даже у Мейджера уши встали торчком, будто он понял сказанное. – Все знают, что он – самый отважный из всех вождей Шотландии. Самый уважаемый. Я знала об этом задолго до того, как он меня сюда привез.

Робби порозовел и слегка прикусил нижнюю губу.

– Но ведь ты из рода Макдоннелов, – робко подняв на нее глаза, возразил он. – Откуда же ты знала?

– Мало кто не слышал о нем, – ответила Линнет. – Наши кланы хоть и враждовали, а все знали друг о друге. Бродячие менестрели воспевали подвиги твоего отца и его предков.

– Ты слышала их песни о моем отце? – испуганно спросил Робби.

– Чаще, чем мне тогда хотелось, – усмехнулась Линнет. – О храбрости людей рода Маккензи ходят легенды, и не важно, какой расцветки плед, любой шотландец, патриот своей родины, будет с уважением относиться к доблести соплеменников, если даже они принадлежат к недружественному клану.

– А как ты думаешь, барды споют когда-нибудь обо мне?

– Уверена в этом. – Линнет взъерошила его шелковистые волосы, приподняла подбородок и увидела, как его лицо осветилось надеждой. – У твоих предков славное прошлое, Робби, и ты приумножишь их подвиги, когда станешь главой клана.

Казалось, он повзрослел на глазах, но что-то его тревожило.

– Я стыжусь своих слез, – произнес он. – Мужчины не плачут.

– Кто тебе это сказал? Надо иметь мужество, чтобы говорить о том, что тебя мучает.

Робби обнял ее.

– Я так счастлив, что ты здесь.

От этих слов на сердце у Линнет потеплело.

– Я тоже рада, что приехала сюда, – призналась она. – Поможешь мне засеять грядку семенами капусты? Будущий хозяин должен знать все хозяйственные работы в замке не хуже, чем владеть мечом и копьем. Ну так как?

Робби кивнул.

– А можно тебя попросить…

– О чем?

Робби бросил на нее робкий взгляд.

– Научить меня метать нож, как ты тогда метнула в дядю Кеннета?

– Конечно, научу, и не только этому, – рассмеялась Линнет, передавая малышу мешочек с семенами.

Она распахнула дверь, и все трое вышли из дома.

Лишь поздно вечером, после легкого ужина, состоявшего из сельди, хлеба и вина, Линнет вспомнила о приготовленном для англичанина травяном эликсире, который хранился в кошельке у нее на поясе. Конечно, потерянного глаза не вернешь, но отек и краснота, обезобразившие его некогда прекрасное лицо, заметно уменьшились. В благодарность он каждый день посылал ей букеты цветов и кувшины самого лучшего вина.

Но самую большую радость Линнет испытала, когда случайно увидела его во дворе склонившимся над водой и внимательно изучающим свое отражение. Не желая смущать его, она поторопилась скрыться в доме, успев заметить довольное выражение его лица.

Неожиданный металлический звук за спиной заставил ее обернуться, и она с удивлением увидела Фергуса. Старый дворецкий стоял перед ней в заржавленной кольчуге, которая болталась на нем и казалась еще более древней, чем ее нынешний владелец.

В одной его руке у него был меч, в другой – булава. Линнет сильно сомневалась в том, достанет ли у него сил использовать это грозное оружие, но свирепое выражение его лица говорило об обратном.

– Фергус! – воскликнула она. – Куда вы собрались со всем этим железом?

– Сейчас моя очередь обходить крепостную стену, – пропыхтел он, выпятив грудь. – Наш господин и англ… то есть сэр Мармадьюк отправились в поход, и мой долг – защитить вас и всех, кто остался в замке.

Линнет не сдержала легкой улыбки.

– Разве они не оставили часовых?

– Конечно, оставили. И эти ребята хорошо знают, что произойдет, если я не застану их на посту.

– Но… я никогда прежде не видела вас полностью вооруженным. – Линнет старалась говорить серьезно. – Нам действительно угрожает опасность?

Старик украдкой огляделся, пристально всматриваясь в огромное пространство зала, словно из глубины его могло выступить бесчисленное рыцарское воинство.

– Нет, миледи, пока не угрожает. – Его голос снизился до шепота. – Но если этот негодяй Кеннет пронюхает, что ваш супруг и сэр Мармадьюк уехали, он может решиться на нападение.

– Так вот почему вы приготовились во всеоружии к защите замка.

– Да. Я пока еще хорошо владею мечом.

– Я верю в вас. – Линнет искренне улыбнулась, восхищаясь его доблестью и преданностью. Окажись стены Дандоннела в осаде, его господин удалился бы в спальню, прихватив приличный запас пива.

– Одну минуту, сэр, – остановила его Линнет, вспомнив о флаконе, который все еще находился в ее кошельке. – Я приготовила лекарство для сэра Мармадьюка и хочу отнести его к нему в спальню. Я слышала, у него теперь своя комната. Не подскажете где?

– С удовольствием. – Глаза Фергуса лукаво засверкали, он словно помолодел. – Он занял комнату вашего мужа, и теперь наш добрый господин спит в другом месте.

Линнет порадовалась, что в полумраке зала не был заметен румянец, вспыхнувший на ее щеках. Подождав, пока Фергус исчезнет за поворотом лестницы, она поторопилась в бывшую комнату Дункана, где состоялся их разговор в день ее приезда.

Дело было вовсе не в лекарстве. Ей хотелось проникнуть в святая святых – прежнюю спальню ее мужа. И примыкающий к ней кабинет.

Едва войдя, Линнет сразу заметила изменения. Исчезла суровая, мрачная атмосфера, которую она ощутила, когда была здесь впервые.

Сейчас комната казалась уютной и теплой. На столике – шахматная доска прекрасной работы, на низком сиденье у окна – множество удобных подушек, даже гобелены на стенах казались ярче и веселее, несмотря на сумеречный свет, проникающий в окна.

Дубовая дверь в дальнем углу кабинета была приоткрыта. Линнет влекло в эту комнату. Она достала флакон, подошла к двери и остановилась, пытаясь унять дрожь в коленях. Сердце ее бешено колотилось.

Набравшись духу, Линнет распахнула дверь и вошла в темную комнату.

Здесь было холодно. За окном начиналась буря, ветер гремел ставнями.

Линнет охватила тревога.

Постепенно ее глаза привыкли к темноте, и внимание привлекла огромная кровать, которая была хорошо видна с того места, где она стояла. Никогда еще Линнет не видела такой роскошной кровати. Балдахин из дорогой заморской ткани был украшен великолепной вышивкой, бахромой и тяжелыми кистями.

Она смутно различала и другие предметы обстановки, не менее роскошные и изящные, но кровать неотрывно влекла ее к себе. Линнет пересекла комнату и положила руку поверх нескольких толстых пуховых матрацев. Ей показалось, что она прикоснулась к облаку.

В то же мгновение ей привиделся образ ее обнаженного мужа, овладевающего распростертой под ним темноволосой женщиной, лица которой она никак не могла разглядеть за балдахином. Линнет в страхе отдернула руку. Ее пальцы горели, словно она сунула их в ведро с раскаленными углями.

Она уже повернулась, чтобы уйти, и вздрогнула. Прямо перед ней, над камином, висел портрет женщины.

Той самой, из ее видения.

Кассандра.

Его первая жена. Линнет задыхалась, силы были на исходе.

С глухим стуком флакон вывалился у нее из рук и комнату огласил пронзительный вопль. Линнет не сразу поняла, что это ее собственный крик.

Даже сумрак не мог затмить красоту этой ужасной женщины. Искусно уложенные волосы обрамляли ее прелестное лицо.

Леди Кассандра была само совершенство. Чего нельзя было сказать о Линнет.

Она разглядывала каждую деталь, сравнивая восхитительное платье на портрете со своей простой коричневой юбкой и простеньким передником. После огорода она не успела переодеться к ужину.

Линнет разгладила испачканный землей передник и вдруг заметила, какие у нее пухлые короткие пальцы. Не то, что у леди Кассандры – тонкие, длинные, изящные.

Разве сможет она соблазнить своего мужа, гладя его великолепное тело такими безобразными пальцами?

До чего же надо быть наивной, чтобы принять его нежность сегодня утром в саду за проявление каких-то чувств к ней!

Она никогда не сможет занять место женщины, которая прежде владела его сердцем.

С мучительной ясностью Линнет вдруг поняла, почему ее муж избегает близости с ней. Должно быть, тот самый момент, который она не могла припомнить, дался ему с немалым трудом.

Рыдая, она упала на колени перед камином, обхватив себя руками, стараясь превозмочь боль перед лицом врага. Пусть даже это всего лишь портрет.

Тихо всхлипнув, Линнет снова подняла глаза на портрет. Слезы все еще туманили ее взор, но не настолько, чтобы она не заметила изменений.

Было ли это плодом ее воображения или результатом плохого освещения, или дар провидения сыграл с ней злую шутку, но женщина на портрете улыбалась теперь не чарующе, а злорадно. Торжествуя победу.

 

Глава 10

Укутавшись в плащ, Линнет стояла у зубчатой стены под пронизывающим холодным ветром. Далеко внизу несколько бедняков шли по мосту, возвращаясь из замка в свои деревни.

Три дня подряд она наблюдала за тем, как они приходили и уходили, пытаясь отвлечься от преследующего ее образа первой жены Дункана.

Поначалу они приходили лишь по несколько человек, будто все еще боялись хозяина Айлин-Крейга. Но число их постепенно росло, превращаясь порой в сплошной поток, движущийся по узкому мосту в обоих направлениях. Все они, как и положено, приходили к воротам замка за милостыней.

Жаль, что ее муж этого не видел. Он бы порадовался.

Резкий порыв ветра сорвал с головы накидку, и она тряхнула головой, нисколько не заботясь о своих волосах.

Ее внешность теперь ничего для нее не значила. Даже если она вплетет в косы золотые ленты и наденет платье, сотканное из лунного света, Дункан все равно не пожелает ее после того, как обладал женщиной столь прекрасной, что сама королева могла бы позавидовать ее красоте.

– Не соизволите ли вернуться в дом, миледи? Приближается сильный шторм. – К ней подошел Локлан. – Мой господин спустит с меня шкуру, если вы заболеете и он узнает о том, что я не смог уберечь вас.

– Очень мило, что ты так беспокоишься обо мне. Но в плаще я не промокну, к тому же дождь совсем не сильный.

Локлан взглянул на клубящиеся над заливом темные тучи.

– Умоляю вас, леди, господин будет гневаться, а я не хочу портить ему настроение сразу после того, как он возвратится.

«Как будто у него бывает хорошее настроение». Линнет едва сдержала готовые слететь с языка горькие слова. Громкие крики чаек вовремя помешали ей сорвать досаду на юноше, который действовал из лучших побуждений.

Она положила ладонь на его рукав и покачала головой:

– Нет, Локлан, боюсь, ты переоцениваешь значимость моей персоны для своего господина. Ты достаточно взрослый человек, чтобы понимать, почему он женился на мне. Вряд ли он будет переживать по поводу моей лихорадки и не станет тебя наказывать, если я не выполню твою просьбу.

Юноша покачал головой:

– Прошу меня извинить, но никак не могу с вами согласиться. Вы очень много значите для сэра Дункана.

– Пожалуйста, не надо говорить неправду. Это жестоко и недостойно тебя.

– Я не солгал вам. Клянусь всеми святынями моей родины. – Голос Локлана звучал достаточно искренне, и сердце Линнет взволнованно забилось. – Это чистая правда, и все об этом знают.

Здесь все защищают своего господина, подумала Линнет.

Даже если она поверит словам Локлана, а она вовсе не уверена, что следует так поступить, она не знает, как разрушить воздвигнутую Дунканом стену и завоевать его сердце. Сердце, которое, как она боялась, покоилось в могиле леди Кассандры.

– Леди, прошу вас, – настаивал Локлан, – не думайте, что я солгал, я скорее умру, чем обману вас.

Линнет повернулась к нему:

– У всех Маккензи, защитников моего мужа, такие медоточивые уста?

Красивое лицо юноши покрылось румянцем, и он слегка поклонился.

– Говорят, что это так. Хотя я не Маккензи. Я из клана Макрай. Отец отправил меня сюда учиться, когда мне было семь лет.

– Срок более чем достаточный, чтобы усвоить местные обычаи, – поддразнила его Линнет, подивившись тому, что бойкий сквайр поднял ей настроение. Еще немного, и она будет очарована его прекрасными речами и утратит чувство реальности.

Линнет гордо вскинула голову. Она не позволит дурачить себя, как Элспет, которая увлеклась старым Фергусом.

– Скажи, Локлан, почему ты так уверен, что сэр Дункан ко мне неравнодушен?

– Позвольте мне проводить вас в дом, леди, и я все объясню…

Опершись на руку, предложенную оруженосцем, Линнет не смогла сдержать улыбки.

– Как видно, ты не только вежлив, но и умен.

– У меня хорошие учителя, – ответил он, открывая перед ней дверь, ведущую в башню.

Юноша заговорил, лишь когда они вошли в комнату Линнет. Открывая дверь, с преувеличенной галантностью поклонился и поднес к губам ее руку.

– Для тех, кто хорошо знает господина, ответ на ваш вопрос очевиден, – произнес он, не выпуская ее руки. – Достаточно посмотреть на выражение его лица, когда он видит Робби.

Ее брови удивленно поползли вверх.

– Не понимаю.

– Не понимаете?

– Да… если только… – Неожиданная мысль, скорее даже надежда, промелькнула в ее голове, но она не осмелилась произнести ее вслух.

– Да, миледи. – Локлан расплылся в улыбке, словно прочел ее мысли. – Дункан любит Робби, но, ослепленный гневом и болью, не понимает этого. Когда он смотрит на вас, на его лице появляется такое же выражение.

Линнет хотела возразить, но не смогла – мешали слезы. Она попыталась улыбнуться Локлану.

В ответ он тоже улыбнулся и положил руку ей на плечо.

– Теперь вы понимаете?

– Да… хотелось бы… – замялась Линнет.

– Вы должны, – уверенно произнес юноша, отступив на шаг. – Если поймете, сможете ему помочь. Понимание – единственное, чего у него никогда не было и что ему необходимо.

Линнет кивнула, соглашаясь с юношей, но не знала, сможет ли помочь мужу. Она понимала, что его мучает, но не знала, что с этим делать.

А главное, не верила, что он питает к ней нежные чувства.

Скорее всего, Локлан ошибается.

Локлан развел огонь в камине и ушел, а Линнет еще долго стояла, глядя, как пламя набирает силу и с треском охватывает поленья. Откуда-то издалека доносились раскаты грома, но и они не могли заглушить громкого стука ее сердца.

Если бы она могла согреть душу Дункана так же легко, как этот огонь ее озябшие руки.

Если бы могла пробудить в нем страсть.

Если бы слова Локлана оказались правдой.

Но она слишком долго была одинока и нелюбима, чтобы поверить в это.

Дункан с отрядом вернулся поздно и сразу после кружки пива в общем зале по случаю возвращения хотел подняться в спальню Линнет, но его задержал Мармадьюк.

Утомленный и раздраженный, Дункан ждал, пока англичанин наконец заговорит. Его терпение было на исходе, очень хотелось поскорее оказаться в постели рядом с женой, почувствовать прикосновения ее ласковых рук, которыми он втайне наслаждался по ночам, притворяясь спящим.

Мармадьюк вручил ему какой-то флакон и сказал, где обнаружил его.

Дункан ужаснулся мысли, что Линнет была в его прежней комнате.

И наверняка видела портрет над камином. Он злился на себя за то, что давным-давно не уничтожил его и виновато выслушивал упреки Мармадьюка, объяснявшего, какое впечатление портрет мог произвести на Линнет.

Его голос доносился словно из тумана. Дункан едва слушал его. Он думал только о том, в какую божественную негу погружала она его каждую ночь. Его жена, милая и невинная, обладала огромной внутренней силой, словно внутри у нее бушевало пламя. К тому же она была умна, и Дункан не мог не восхищаться ею.

Жена Мармадьюка, покойная Арабелла, сестра Дункана, была смелой, красивой и своенравной, в отличие от простой с виду Линнет. А до женитьбы на Арабелле он имел дело с уставшими от жизни женщинами своего круга. Или вертихвостками при дворе короля Брюса.

Да, он знал женщин, но не таких, как Линнет. Она не упадет в обморок, увидев портрет Кассандры. Тем более что его красавица жена давно мертва.

Она скорее расстроилась бы, случись что-нибудь с ее любимым огородом.

Но вся его уверенность исчезла, как только он вошел в спальню и увидел ее сидящей у огня.

Она выглядела так, будто простояла под дождем и ветром все время, пока его не было. Волосы были спутаны, платье измято, ботинки потемнели от воды. Сухим казался один лишь плед, наброшенный на плечи.

– Господи, женщина, ну неужели я должен следить за тобой постоянно? – резко спросил Дункан, забыв все мягкие слова, которые хотел сказать перед тем, как лечь в постель в ожидании ее ласковых прикосновений. – Что ты сотворила с собой?

– Я… я была…

– Я знаю, где ты была. – Он шагнул к ней, держа в руке флакон с эликсиром.

Она молча смотрела на него широко раскрытыми глазами.

– И тебе нечего сказать? – Дункан наклонился к ней так близко, что она почувствовала исходящий от него запах морской воды.

Она ничего не стала говорить, лишь покачала головой. Не упрекнула его. Не сказала, что отравляло ей жизнь с первого дня в Айлин-Крейге.

Мармадьюк предупреждал его: Линнет подумает, что он все еще любит ту стерву. Одноглазый пройдоха, как всегда, оказался прав. Вряд ли она когда-нибудь поверит, что ее предположения далеки от истины.

Дункан разразился проклятиями, еще более страшными, чем зловещая буря за стенами замка, но их заглушил удар грома. Линнет вскочила. Но не гром напугал ее. А Дункан. Неизвестно, услышала ли она его проклятия, но выглядел он не самым лучшим образом. И на то у него были веские причины. Он пытался найти лагерь Кеннета и его приспешников, заставить их навсегда покинуть эти края, а самого Кеннета за все его преступления отправить в самую глубокую пропасть ада. И все это ради нее.

Чтобы защитить от опасности, которую нес с собой Кеннет.

А она отталкивает его, словно от него исходит угроза.

Подойдя еще ближе, Дункан посмотрел на нее сверху вниз.

– Не хочешь сказать, что тебя мучает, не говори, но хотя бы объясни, почему ты выглядишь так, словно тебя окунули в залив.

– Я не выходила из замка, сэр. – В ее тоне прозвучали нотки упрямства. – Я была на стене, наблюдала…

– И об этом мне тоже известно, все вокруг только и говорят о твоем очередном подвиге. – Он помолчал и пригладил волосы. – Думаю, они сильно проголодались и перестали бояться убийцу.

Он не мог понять, что выражал ее взгляд: страх, гнев или жалость. Оставалось надеяться, что не жалость. Она сидела в кресле выпрямившись, глядя ему прямо в глаза.

– А что же вы? – Она, казалось, видела его насквозь, как и Мармадьюк.

– Что я? – Дункан отступил на шаг и почувствовал себя очень неуютно под ее взглядом. Она перевела разговор в другое русло, и это ему не понравилось. – Что я? – повторил он тоном, который заставил бы любого остеречься дальнейших расспросов.

– Вы убили свою первую жену?

Дункан вспыхнул от неожиданной прямоты заданного вопроса.

– А ты как думаешь? – Эти слова упали между ними, словно льдинки. Уж лучше бы она молчала. Эта девчонка выводила его из себя, как никто другой. – Разве ты не знаешь ответа на этот вопрос?

Она отвела глаза. Какое-то время тишину нарушали лишь отдаленные раскаты грома и потрескивание огня в камине.

– Знаю, – все еще глядя в сторону, сказала она наконец. – Но хочу услышать его от вас.

– Если ты знаешь ответ на такой серьезный вопрос, почему же до сих пор не можешь сказать, мой ли сын Робби?

– Все в свое время, милорд. И не мой дар подсказал мне, что вы не убивали леди Кассандру. – Она посмотрела ему в глаза. – А мое сердце.

– Сердце может обмануть.

– Не может, – ответила она, положив руки на колени и как-то странно глядя на него.

Не выдержав ее взгляда, Дункан отвернулся и пошел к кровати, сбрасывая с плеч плед. Стоя к ней спиной, он через голову стянул килт и стал снимать промокшие башмаки.

– Поступки тоже не обманывают, – прошептала она едва слышно.

– О каких поступках ты говоришь? – Он не был уверен, что хочет услышать ответ.

– О поступке того, кто понес тяжелую утрату и бережно хранит портрет своей жены у себя в спальне, – еще тише прошептала она.

Дункан быстро подошел к ней и схватился за подлокотники ее кресла с такой силой, что, казалось, они развалятся под его пальцами.

Он наклонился к самому ее лицу и отчетливо произнес:

– Ты не можешь понять, почему я оставил этот портрет, и я не хочу об этом говорить. Но запомни: то, что ты думаешь, не соответствует действительности.

Она замерла, вжавшись в спинку кресла, глядя ему прямо в его глаза.

– Клянусь Христом! – воскликнул Дункан, выпрямляясь. – Неужели ты всю жизнь будешь меня упрекать?

– Я все понимаю, милорд. Вы правы. Я никогда в жизни не видела более красивой женщины.

– Ты ничего не понимаешь! – Он схватил ее за руки и поднял с кресла. – Ничего, слышишь?

– Мне больно, сэр, – вскрикнула она, и Дункан ее отпустил. – Нет, понимаю. Это совсем несложно. По крайней мере, мне теперь ясно, почему вы не прикасались ко мне с самой первой брачной ночи.

– Ты хочешь окончательно свести меня с ума? – прорычал Дункан, закрыл глаза и постарался взять себя в руки. – Мы оба устали и промокли, Линнет, – сказал он наконец очень спокойно. – Я хочу спать. И тебе советую сделать то же самое. – Он помолчал, чтобы усилить эффект. – Сними эти мокрые тряпки и ложись рядом. А то заболеешь.

Дункан вернулся к кровати, сбросил башмаки, стащил короткие титаны и остался совершенно голым.

– Если не разденешься к тому времени, как я погашу свечи, клянусь, я сам тебя раздену.

Однако Линнет по-прежнему не двигалась с места.

– Моя одежда почти сухая. Не надо меня раздевать, умоляю вас.

Шагнув к ней, Дункан посмотрел ей в лицо, но не увидел упрямства, скорее смущение. Почему? Ведь уже много ночей она спала рядом с ним в чем мать родила.

И вытворяла с ним настоящие чудеса чувственного наслаждения, ее невинное любопытство возбуждало его больше, чем изощренные ласки самых опытных продажных женщин, с которыми ему когда-либо приходилось иметь дело.

Дункан строго посмотрел на нее. Стыд погасил очаровательный блеск ее карих глаз, и она вся сжалась при его приближении. Дункан понял, откуда эта неуверенность в себе и смущение. Черт бы побрал всезнайку-англичанина, он опять оказался прав.

– Но почему ты не можешь раздеться? – Он словно задался целью услышать мучительный для себя ответ. – Что изменилось с тех пор, как я уехал?

К счастью, его плоть не была слишком возбуждена, и он мог говорить спокойно.

– Я уже не раз видел тебя обнаженной, так же как и ты меня.

– Все изменилось. – Линнет отвернулась.

Дункан подошел ближе, поднял ее подбородок, заставляя посмотреть ему в глаза.

– Ничего не изменилось, за исключением какой-то ерунды, из-за которой ты теряешь здравый смысл.

– Все не так. Именно здравый смысл открыл мне глаза на правду. Единственная глупость, в которой я виновата… это… что я могла подумать, будто что-то значу для вас.

Эти слова вызвали у него приступ жалости. Господи, она сама не знает, что говорит. Он желал ее. Но волнение его тела было лишь обычной плотской похотью. Ну какой мужчина сможет лежать спокойно каждую ночь, когда нежная девичья рука гладит его тело?

Да, она много значила для него, но вовсе не в том смысле, как ей хотелось бы. Романтика не для него. А для юнцов вроде Локлана.

Пусть у них вырывают сердце из груди и бросают в грязь.

– Ты много значишь для меня, милая, – попытался он успокоить ее. – Я очень хорошо к тебе отношусь. Думаешь, я не знаю, чем ты здесь занималась все это время? И хватит думать о моей покойной жене, разденься и ложись в постель.

От его слов Линнет еще больше расстроилась. И когда он хотел помочь ей раздеться, она оттолкнула его, прикрыв руками грудь, будто перед ней вырос сам дьявол из ада.

– Не прикасайтесь ко мне, я больше не разденусь при вас. Вы все равно будете сравнивать меня с леди Кассандрой, хотя… хотя тут нечего сравнивать. Я ведь дурнушка.

– Боже мой! – не выдержал Дункан. – Ты много для меня значишь. И я хочу тебя. Это ты хотела услышать?

Он прижал ее к груди.

– Это правда! Я хочу тебя!

– Не верю!

– Черт побери, ты испытываешь мое терпение. – Он крепко обнял ее. – Милая, неужели ты думаешь, что я спал, пока твои пальчики бродили по моему телу? Да за кого ты меня принимаешь?

– Значит, вы знали? – воскликнула Линнет, не веря своим ушам.

– Конечно.

Его руки скользили по ее спине, опускаясь все ниже и ниже. Наконец он обхватил ладонями ее ягодицы и прижал к себе так, что она не могла не почувствовать его возбуждение.

– Ты сводишь меня с ума.

– Это я сойду с ума, если вы меня не отпустите. – Ее ладошки уперлись ему в грудь. – Разве вы не говорили, что не желаете сделать меня своей настоящей супругой?

– Говорил, но мое право как господина изменить свое решение. Может быть, прикоснешься ко мне сейчас, когда я бодрствую? Тогда мне не нужно будет скрывать от тебя свое возбуждение. Тебе гораздо больше понравится это занятие, если мне не придется притворяться спящим. – Говоря это, Дункан гладил ее нежную шею под влажными волосами. Ее нежный живот был прижат к его мужскому естеству, пришедшему в полную боевую готовность. – Так что скажешь, женушка? – Он отступил на шаг и раскинул руки. – Готова ли ты прямо сейчас приступить к исследованию?

– Я не могу, – вздохнула она.

– Можешь и будешь. – Губы Дункана изогнулись в соблазнительной улыбке, но Линнет все еще смотрела на него с тревогой. – Что сделать, чтобы ты мне поверила? Поцеловать?

Дункан обнял ее, она напряглась, но уже не вырвалась. Дункан начал гладить ее плечи, спину, бедра, приятно округлый зад, пока не почувствовал, что ее сопротивление ослабевает.

– Сейчас я тебя поцелую, – сказал он, чувствуя, как ее тело отзывается на его ласки.

Он поцеловал ее так нежно и долго, что ему стоило огромных усилий сдержать себя. Как можно осторожнее он раскрыл языком ее губы и услышал ее легкий вздох.

Довольный собой, Дункан завершил поцелуй. Продолжая держать ее лицо в своих ладонях, он прижался к ней лбом.

– На сей раз это не было таким мучением, не правда ли? – Он все еще не мог унять дрожь во всем теле от этих сладких губ. – Как бы я хотел целовать тебя всю ночь, милая. Всю тебя.

– Пожалуйста, не надо, сэр, – противилась она, но ее учащенное дыхание и истомленное желанием тело свидетельствовали о другом. – Не надо делать этого со мной.

– Ты меня боишься? – Дункану очень не хотелось об этом спрашивать, но он должен был знать. Он не прикоснется к ней, если она его боится.

– Нет, сэр, нисколько. Я уже объяснила, почему не стремлюсь завоевать вашу любовь. – Она говорила удивительно спокойно, глядя прямо ему в глаза. – Я не хочу вступать в сражение, заведомо зная, что проиграю его.

Дункан прикусил язык, чтобы не наговорить лишнего.

– Нет никакого сражения, малышка, а если бы и было, ты одержала бы победу, – отозвался Дункан со всей нежностью, на какую только был способен.

На ее шее трепетала жилка, и он дал себе слово овладеть ею осторожно, не напугав своей бурной страстью. Она больше не пыталась отстраниться от него, и это его приободрило.

Чтобы она испытала настоящее наслаждение, он должен быть изощренным в ласках. Но он так долго подавлял в себе желание, что вряд ли у него что-нибудь получится.

И тут он вспомнил, что однажды сказал ему король. Брюс был готов поклясться, что ничто не возбуждает женщину так, как разговоры о постельных утехах. Улыбка скользнула по губам Дункана. Да, он последует совету короля и добьется своего.

Уже давно ему не было так легко и хорошо. Дункан взял жену за руку и стал водить ею по своему телу.

В этот момент грянул гром и молния разорвала ночную темноту, на миг озарив комнату серебристым светом, и Дункан успел заметить закрытые глаза и приоткрытые губы Линнет, как будто она ждала нового поцелуя.

Медленно, чтобы не разрушить возникшее между ними волшебство, Дункан положил ее ладонь на свое сердце.

– Чувствуешь, как от твоей близости во мне кипит кровь? – Спросил он хрипло. – Тебе нравится прикасаться ко мне?

Поколебавшись, она кивнула.

– Тебе не нужно меня стыдиться. – Он погладил ее по пылающей щеке. – Я никогда не попрошу тебя сделать то, что тебе неприятно. Не станешь же ты возражать, что тебе приятно трогать мое тело?

Дункан пристально посмотрел на нее.

– Или я ошибаюсь?

– Приятно, – призналась она после долгой паузы.

Радость охватила Дункана.

– Так почему ты отказываешь мне в таком же удовольствии?

– Я не отказываю, – произнесла она чуть слышно.

– Что же тогда нам делать с этой мокрой одеждой?

Она все еще выглядела неуверенной и встревоженной, но плед сняла и даже подняла руки, чтобы он мог ее раздеть. Напряжение в паху Дункана стало невыносимым. Он стащил с нее платье, потом рубашку, и его страсть разбушевалась с невиданной прежде силой. При виде стоящей перед ним обнаженной жены Дункан потерял голову.

Ее готовность отдаться ему пробудила в нем давно забытое стремление удовлетворить женщину.

И стать ее единственным мужчиной.

Ее скромность и чистота вернули к жизни чувства, о которых он давно забыл. Может быть, это всего лишь дьявольская насмешка, но ему показалось, что она тоже хочет его.

При мысли об этом Дункан испытал что-то похожее на счастье. Словно вдалеке зажегся маяк, осветивший путь его душе.

Ничего подобного Дункан никогда не испытывал. Кассандра жестоко разрушила его юношеские мечты.

Она никогда не испытывала настоящую страсть, наслаждалась сознанием своей красоты и сексуальности, эта адская смесь сводила Дункана с ума, да и любого мужчину, попавшего в ее сети.

В то же время один лишь взгляд на жену, такую неопытную и невинную, возбуждал его больше, чем Кассандра с ее изощренностью. Его милая Линнет с ее округлыми формами и огненными волосами так волновала его, что он и помыслить не мог о другой женщине.

Он подхватил ее на руки и понес к постели. Осторожно опустил на шелковые простыни, прильнул губами к ее горячим от вспыхнувшей страсти губам и стал жадно пить их божественный нектар.

Пил долго, а когда наконец оторвался, она недовольно вскрикнула и взмолилась:

– Продолжайте!

– Я буду всю ночь целовать тебя, милая, – сказал Дункан. – Но сначала позволь доставить тебе такое же удовольствие, какое ты доставила мне. Теперь мои руки будут изучать твое тело.

От этих слов в ее карих глазах вновь появился янтарный блеск. И хотя ее бедра все еще были плотно сжаты, Дункан знал: она готова отдаться ему.

Глядя на ее соблазнительное тело, он забыл обо всем на свете. Казалось, сама природа создала ее для удовлетворения мужских желаний.

Дункан ласкал ее затвердевшие от возбуждения соски, пока она не вскрикнула и не стала двигать бедрами, медленно раздвигая их. И когда он увидел ее лоно, уже ничто не могло его остановить.

Ведь она его жена. И он уже лишил ее девственности. Зачем же отказывать себе в таком удовольствии, тем более что жена тоже сгорает от страсти.

– Прости, малышка, я не могу больше терпеть… – Линнет прикрыла ему рот ладонью.

– Все в порядке, сэр, я тоже не могу. – Она обхватила рукой его член, направляя его и еще чуть раздвинув бедра.

И Дункан, не раздумывая, вошел в нее так глубоко, как это было возможно. Линнет закричала от боли. Он разрушил преграду, которой, как оба они думали, уже не существовало. Это означало лишь одно: их обманули.

Только сегодня они стали настоящими супругами.

 

Глава 11

Проклятие!

Дункан замер, боясь пошевелиться.

Две крупные слезы скатились по ее щекам.

– Милая моя! – Он видел, как забилась жилка на ее шее и едва заметно задрожала нижняя губа. – Линнет, я…

Она подняла на него глаза.

– Только не говорите, что сожалеете об этом, умоляю вас.

Он с нежностью вытер ей слезы.

– Я сожалею о том, что причинил тебе боль. А за остальное благодарен.

Она обвила рукой его шею.

– Боль была не такой уж сильной.

Видит Бог, он не хотел причинить ей боль. Хотел доставить наслаждение.

А что натворил?

Ворвался в ее девственное лоно, как дикий зверь, за которого она все это время его и принимала.

– Леди, я вам не верю, – прошептал он. – Но обещаю больше не причинять боли.

Еще ни у одной женщины он не был первым мужчиной, даже у Кассандры, не говоря уже о продажных женщинах.

Честно говоря, он вообще не верил в существование девственниц. И этот вопрос его мало волновал.

Но обнаружив, что лишил свою жену девственности, Дункан почувствовал себя виноватым, и это отравляло его нечаянную радость, настолько сильную, что он готов был подняться на самую высокую башню крепостной стены и во весь голос кричать о своей победе.

От бледного света луны, проникавшего сквозь ставни, ее гладкая кожа словно светилась, и отблески угасающего огня играли в ее волосах, рассыпавшихся по подушке.

Россыпь веснушек была хорошо заметна на ее сливочно-белой коже, и ему до боли захотелось поцеловать каждую из них. Он решил начать с тех, что уютно устроились на ее переносице и закончить счастливицами, которые красовались у вершин ее прелестных полных грудей.

Дункан вздохнул, стараясь успокоиться. Он был близок к тому, чтобы снова полюбить и обрести счастье.

– Клянусь жизнью, моя леди, я не был бы так груб, если бы знал. – Он коснулся губами ее шеи. – Но я так благодарен тебе.

– Это я должна быть вам благодарна, – тихо произнесла она.

Он вышел из ее лона.

– Что ты сказала?

Вместо ответа Линнет облизнула губы, улыбнулась и прижала ладонь к его щеке.

– Ничего особенного, просто я не поняла, почему вы ушли.

На сей раз он хорошо расслышал ее слова, несмотря на шум бури за окном.

– Это было замечательно, продолжайте.

В этот миг Дункан почувствовал, как обрушился еще один громадный кусок стены вокруг его сердца.

– Хочешь продолжить?

Глядя ему в глаза, она кивнула и придвинулась ближе.

– Тебе будет больно, по крайней мере, сегодня.

– Мне все равно. – Сладостные звуки ее голоса сводили его с ума.

– Расслабься, – шепнул он, лаская ее грудь. – Разведи пошире колени и просто отдайся своим ощущениям. Я постараюсь не причинить тебе боль.

Он осторожно вошел в нее, но она снова ощутила боль. Сильнее, чем ожидала.

Но эта боль не шла ни в какое сравнение с бурей эмоций, вызванных его страстью. Тем, что он желает ее.

– Тебе больно? – услышала она его голос, на сей раз у самого уха, его теплое дыхание приятно щекотало шею.

– Больно, но, пожалуйста, продолжайте. То, что я чувствую, заглушает боль. Это восхитительно.

Он приподнялся, чтобы посмотреть на нее, и торжествующая улыбка озарила его лицо. Он давно так не улыбался.

Дункану не понадобилось много времени, чтобы вспомнить, как он ласкал женщин до того, как дал обет воздержания. Он вышел из ее лона и снова вошел, но теперь уже пальцем, и стал делать круговые движения, доводя Линнет до безумия. Она едва не потеряла сознание, когда Дункан стал ласкать ее лоно языком.

Линнет вскрикнула и вцепилась в его плечи.

Все, что она теперь могла, это приникнуть к нему и позволить увлечь себя в пучину такого невероятного наслаждения, от которого можно было умереть. Мысль об этом промелькнула в головокружительном вихре ее ощущений. Все остальное исчезло. Постель и прохладные простыни, вышитые покрывала и множество шелковых подушек. Даже сама темная комната с легким ароматом свечей и влажным запахом дождя, даже каменные стены вокруг них – все, казалось, перестало существовать.

Не осталось ничего, кроме бури, бушующей в ней. В тысячу раз более сильной, чем та, что шумела за окном.

И когда ярость бури достигла пика, она разверзлась потоком такого наслаждения, о существовании которого Линнет не могла и мечтать. Словно издалека, она услышала его голос, заглушаемый бешеным стуком ее собственного сердца.

Она была бессильна чем-то управлять и позволила этому волшебному чувству унести ее туда, откуда ей и вовсе не хотелось никогда возвращаться.

Через какое-то время она почувствовала влажные простыни под собой и тяжесть распростертого над нею тела мужа. И стук его сердца прямо напротив ее груди.

И его пристальный взгляд.

С трудом разомкнув веки, она увидела лицо мужа.

Приподнявшись на локтях, он молча смотрел на нее. Она поняла, чего он ждет от нее. Она росла с братьями, и ей был хорошо знаком этот мужской взгляд, ожидающий похвалы.

Но у нее хватило сил лишь на слабую улыбку.

– Было больно? – спросил он, но, судя по выражению его лица, ему был известен ответ. Даже если и было, то не настолько, чтобы помешать ей испытать наслаждение.

– Да… было… – вздохнула она. – Но только сначала.

– А потом?

– Я думаю, вы сами знаете.

– Скажи мне. – Он перекатился на спину, увлекая ее за собой.

– Это было… ну… – Она замялась и прижалась к нему. – Теперь я понимаю, почему мои сестры краснели и молчали каждый раз, когда я их спрашивала о том, как это…

– Что – это? – не отставал он.

– Клянусь, вы сами все знаете. – Линнет провела кончиком пальца по его груди. – Просто хотите, чтобы я сказала.

– Да, хочу. – Он взял ее руку, поднес к губам и перецеловал все пальчики. – Так ты скажешь?

– Это обязательно?

– Нет, но мне приятно будет это услышать. – Он поцеловал ее ладонь.

– Хорошо. – Ее щеки вспыхнули. – Ну это, когда вы меня так трогаете…

– Как именно? Так?

Он сжал ее сосок. Возбуждение снова охватило ее.

– Я понял, что ты хотела сказать, милая. Твоя реакция красноречивее всяких слов. Да, и я не могу припомнить, чтобы когда-нибудь мне было так хорошо. – Он заглянул ей в глаза, продолжая играть сосками.

В комнате стало прохладно, но не только поэтому Дункан поднялся и укрыл жену. Ему надо было хотя бы несколько минут не видеть ее соблазнительного тела. Чтобы совладать со своими чувствами.

Боже мой! Чувствами! Дункан поежился. Он не думал, что они у него остались, и был уверен, что никогда уже не будет столь безрассудным.

Реакция жены на его ласки, ее неопытность в сочетании с огромным желанием доставить ему радость пробудили к жизни ту часть его души, которую он долгое время предпочитал считать умершей.

Зажигая свечи, он чувствовал на себе ее взгляд, но не оборачивался, пытаясь восстановить рухнувшие преграды между ними или хотя бы не дать обрушиться оставшимся.

Присев у камина поддержать угасающее пламя, он старался вырваться из водоворота чувств и вернуться в созданный им для себя замкнутый мирок. Дункана пугало, что он с такой легкостью забыл все обеты, и главный из них – обет воздержания.

Его милая жена с ее ангельской улыбкой и необузданной, дикой страстью смела воздвигнутый им барьер, словно паутину.

Стоило хоть раз заглянуть в ее глаза, полные веры и обожания, чтобы рухнуть перед ней на колени. Особенно ему, с давних пор избегавшему встреч со слабым полом.

Дункан не хотел, чтобы его обожали.

Пусть она ему верит. Пусть он будет в постели желанным. Только не обожаемым.

По крайней мере, не в том смысле, как это понимала она. Еще немного, и она с затуманенным взором заговорит о любви, если он вовремя не отступит.

Похоть – это все, что он чувствует к ней.

Похоть. Примитивная и понятная. Вот и все.

Но почему же предательски дрожат колени, стоит ей посмотреть на него своими золотисто-карими глазами? Почему он не может от нее оторваться?

Поднявшись, он стряхнул с колен частицы сажи и высохшие лепестки цветов. Оттягивая момент, когда надо будет снова на нее посмотреть.

Он всего лишь хотел принести таз с водой и полотенце, чтобы смыть кровь с ее ног, но никак не мог отойти от нее.

И что еще хуже и в каком-то смысле опаснее, ему хотелось просто обнять ее. Не заниматься сексом, а нежно привлечь ее к себе и не отпускать до самого рассвета.

Такие мечты были во сто крат опаснее похоти и могли принести вреда намного больше, чем если бы он переспал с дюжиной распутных девок.

Дункан тяжело вздохнул. Сделка с Линнет Макдоннел дала ему больше, чем он рассчитывал.

Гораздо больше.

Надо убедить ее в том, что она не испытывает к нему ничего, кроме обычной страсти. Погасить огонь в ее глазах и заставить поверить: все произошедшее между ними всего лишь плотское вожделение.

Удовлетворив его, можно получить наслаждение. Но с любовью оно не имеет ничего общего.

Но прежде всего Дункану следовало убедить в этом самого себя. Он налил в таз воды из кувшина и, прихватив несколько полотенец, обернулся к жене.

Его худшие ожидания оправдались. Она лежала, вытянувшись на подушках, и ее обнаженное тело сияло, купаясь в мягком свете разгоревшегося в камине огня.

Волосы рассыпались по плечам, еще больше спутавшись после их занятий любовью, и сквозь шелковистые пряди проступали ее высокие груди.

Кровь снова прилила к его мужскому естеству. Больших усилий стоило ему не отшвырнуть в сторону таз и полотенца и не броситься через всю комнату, чтобы, подобно неопытному озабоченному юноше, накинуться на нее еще раз.

– Разве я не укрыл тебя? – спросил он почти грубо. – Или ты хочешь подхватить лихорадку?

– Я не заболею, – ответила она, и лицо ее осветилось радостью.

– Прекрасно. Значит, не простудишься и после того, как я тебя умою. И давай поторопимся, потому что я очень хочу спать. – Его слова прозвучали неожиданно резко даже для него самого, и Линнет удивленно округлила глаза.

– Но… я думала… вы сказали…

– Я помню, что говорил, но теперь мне очень хочется спать. Я устал гораздо больше, чем думал. – Он избегал ее взгляда, полного боли и обиды. – У нас будет еще много ночей, чтобы предаться страсти. Брак по расчету не должен быть лишен физического удовольствия. Мы можем заниматься этим каждый раз, когда тебе захочется. Плотские желания…

– Для удовлетворения плотских желаний, сэр, есть продажные женщины, – прервала его Линнет, натягивая на грудь покрывало. – И они не должны быть основой брака.

– Согласен, – ответил Дункан, ставя таз на столик у кровати. – Но в основу нашего союза положен твой дар провидения. – Он смочил полотенце водой, отжал. – Но почему бы нам при этом не заниматься любовью? Я доказал тебе, что хочу владеть твоим телом. И надеюсь, тебе это понравилось.

Она промолчала, но при виде оскорбленного выражения ее лица словно тысячи раскаленных кинжалов вонзились в Дункана.

Тем не менее он продолжил:

– Это будет очень приятный союз. Мы идеально подходим друг другу.

– Как подходит распутница, торгующая своим телом, изголодавшемуся по женщине мужчине? – холодно спросила она.

Дункан проклинал себя. Он только что погасил в ней пламя, которое так хотел зажечь.

За одну лишь ночь он добился ее взаимности, она отдалась ему, а что он сотворил?

Бросил ей в лицо ее доверие и восторженное обожание.

И это после того, как она подарила ему счастье, которого он никогда не знал и о котором даже не смел мечтать. Она показала ему, что он все еще способен любить, и в благодарность за это он разрушил ее романтические мечты. Но в отличие от Линнет он знал, как это опасно, и его долг – оградить ее и себя от возможных тяжелых последствий.

Святые небеса, он стал тем бессердечным негодяем, о котором ходили легенды!

Одно дело – пытаться избежать страданий, неотступно идущих по пятам любви… но совсем другое – причинить боль своей молодой жене. Дункан проклинал себя за то, что не смог держаться от нее подальше, как намеревался с самого начала. Но ему и в голову не приходило, что она околдует его, заставит потерять рассудок, когда он заглянет в ее янтарные, полные обожания глаза.

Не ожидал, что окажется способным на такие сильные чувства.

Откуда он мог знать, как далеко заведет его притворство, когда он делал вид, будто ему нет дела до ее женских прелестей.

И теперь он почувствовал угрызения совести.

– Линнет, я…

– Пожалуйста, сэр, не продолжайте, – отмахнулась она. – Я поверила, что нужна вам. Но теперь поняла зачем. Было глупо с моей стороны надеяться на что-то другое. – Голос ее звучал все так же холодно.

– Ты не так поняла меня. Это не…

– Вы сказали, что хотите скорее покончить с умыванием, потому что очень устали. Не стоит себя утруждать. Я сама справлюсь. Будьте добры, отвернитесь.

Дункан понимал, что должен подчиниться, но не мог оторвать от нее глаз. Она была слишком хороша. Придерживая одной рукой простыню, а другой – мокрое полотенце, она с упреком взглянула на него:

– Я ведь просила вас отвернуться.

Дункан про себя чертыхнулся и выполнил ее просьбу. Глядя на огонь в камине, он чувствовал себя еще большим негодяем, чем его брат.

Он слышал, как моется Линнет. Когда все стихло, он еще долго стоял, дожидаясь, пока она уснет, и только потом обернулся. Она лежала спиной к нему, чуть ли не до подбородка натянув одеяло. Дункан издал тяжелый неровный вздох. Меньше всего он хотел, чтобы эта ночь закончилась таким образом.

Но ему некого было в этом винить.

Он молча опустился в кресло. То самое, в котором провел их первую брачную ночь.

 

Глава 12

Где-то вдалеке грохотал гром, запах дождя проникал сквозь толстые стены Айлин-Крейга в огромный сводчатый зал, и без того сырой и холодный. Время близилось к полуночи, и его люди крепко спали, устроившись на полу, устланном камышовыми циновками.

Дункан прошел через полутемный зал, осторожно обходя спящих и направился к возвышению, где в задумчивости сидел сэр Мармадьюк с оловянным кубком.

Дункан молча отодвинул свое кресло, сел и, демонстративно не обращая внимания на друга, отломил кусок хлеба и запил большим глотком стоявшего на столе вина.

– И тебе тоже доброй ночи, – произнес англичанин насмешливым тоном и поднял свой кубок. – Значит, все получилось еще хуже, чем я думал?

Дункан снова приложился к вину и вытер рот полотняной салфеткой.

– Да.

– Побеседуем?

– Нет.

Мармадьюк провел пальцем по краю кубка.

– Может, поговорить с ней? Я бы смог как-то тебя оправдать. Ведь послушала же она меня утром в день свадьбы.

Дункан раздраженно отставил пустой кубок.

– Я сыт по горло твоей помощью. К тому же я мерзко обошелся с ней. И любые извинения еще больше все испортят.

– Ты отнюдь не блещешь красноречием. Вполне могу себе представить, что ты невзначай обидел ее неосторожным словом. Но чтобы дурно обойтись с ней? – Мармадьюк покачал головой. – В это я не верю.

– Не веришь – не надо. Мне все равно.

– Успокойся, я не давал тебе повода хамить мне, – упрекнул его англичанин.

– У меня достаточно причин разговаривать с тобой таким тоном, и благодари Господа, что я не вышвырнул отсюда твою мерзкую английскую задницу.

– Умоляю, объясни, за что такая немилость? – воскликнул Мармадьюк вне себя от удивления.

– Я же сказал, что не собираюсь это обсуждать.

– Ты и вчера не хотел со мной советоваться, – напомнил Мармадьюк. – И вообще тебе мои советы не нужны.

– Оставь их при себе, жизнерадостный умник. Это не имеет никакого отношения к Кассандре и ее чертову портрету, – огрызнулся Дункан, схватив еще один кусок хлеба. – Все гораздо хуже.

– Хочешь сказать, что этот портрет ее совсем не встревожил?

– Конечно, встревожил! – Дункан повысил голос, не заботясь о том, что может разбудить спящих. – Она была очень огорчена.

Мармадьюк внимательно посмотрел на него своим единственным глазом.

– Что за чушь ты несешь? То говоришь, что портрет тут ни при чем, а теперь заявляешь, что он очень огорчил твою жену. – Он подпер подбородок ладонью. – Потрудись объяснить, что все это значит?

– Клянусь небом, ты и мертвого заставишь говорить! Так вот, все твои предсказания сбылись. Как всегда. – Дункан помолчал, уставившись на англичанина. – Она была вне себя от расстройства, но мне удалось ее успокоить.

Мармадьюк откинулся в кресле.

– Ты в этом уверен?

– Да.

– Ты сделал все, как я сказал?

– Нет, – дернулся Дункан. – Я сделал по-своему.

– И у тебя получилось? – В голосе Мармадьюка звучало сомнение.

– Еще как получилось!

– Что ты хочешь этим сказать? – еще больше удивился Мармадьюк.

– Я переспал с ней! – прорычал Дункан.

Мармадьюк усмехнулся:

– И это привело тебя в отчаяние?

Дункан наклонился к самому лицу друга:

– Она оказалась невинной, понимаешь, сукин сын? Девственницей.

Мармадьюк опешил.

– Ты что, только сегодня об этом узнал?

– Не могла же она остаться девственной после того, как я уже овладел ею, ты что, не понимаешь?

– Но…

– Ты надеялся, что, напоив меня до чертиков и заперев с ней в спальне, а наутро тряся у всех перед носом ее рубашкой с пятнами крови, сможешь убедить меня в том, что я переспал с ней! – Дункан схватил зятя за шиворот и вытащил из кресла. – И у тебя получилось! Я поверил, что овладел ею еще тогда. Но с того дня я к ней не прикасался. До этой ночи.

Дункан отпустил Мармадьюка и ударил кулаком по столу.

– Господи, Стронгбоу, твои проделки принесли столько зла, и я теперь не знаю, что с этим делать.

Поправляя накидку, Мармадьюк ошеломленно смотрел на Дункана.

– Ради всего святого, Дункан, это большая радость, что твоя невеста оказалась невинной. И я сожалею, что мы раньше времени сговорились оставить вас наедине. Но мы желали тебе только добра. Дай меч, я готов поклясться в этом на реликвии, которая заключена в его рукояти.

Дункан опустился в кресло.

– Я тоже сожалею, дружище. И очень благодарен своей жене за такой подарок. Я был потрясен. – Он помолчал и провел ладонью по лицу. – Тебе меня не понять.

– Где уж мне! – Мармадьюк наполнил кубки вином. – Может, ты был груб, когда овладел ею?

Дункана бросило в жар от этих слов. Англичанин был прав. Но признаваться в этом не хотелось.

Даже самому близкому другу.

Мармадьюк медленно покачивался в кресле, сложив на груди руки.

– Так-так… ну… ты поторопился, напугал ее, и теперь она боится близости?

Дункан нахмурился. Увы! Не все так просто. Он был бы счастлив проводить дни и ночи рядом с ней, добиваясь пробуждения ее чувственности.

Но его жена обладает врожденной страстью, ее не было ни у одной из женщин, которых ему довелось узнать.

– Ну? – Не отставал Мармадьюк.

– Что – ну? – проворчал Дункан.

– Придется давать тебе уроки деликатного обхождения с женщинами?

Дункан залпом осушил кубок и едва подавил желание запустить им в камин.

– Я давно перестал быть неотесанным юнцом и неплохо воспитан. Не хуже тебя знаю, как добиваться расположения женщины. Тем более собственной жены. Готов биться об заклад, в ней бурлит такая страсть, о которой ни одной из твоих девиц и мечтать не приходится. – Дункан снова откинулся в кресле. – Нет, проблема не в этом.

– Значит, так. – Мармадьюк начал загибать пальцы. – Твоя жена – честная женщина, у нее горячая кровь, и она не знает, до чего привлекательна. Клянусь честью, Маккензи, не понимаю, в чем проблема. – Замолчав, он забарабанил пальцами по столу. – Ума не приложу, в чем загадка. Если только… если только ты в нее не влюбился.

– Влюбился? – Дункан хмыкнул. – Любовь воспевают трубадуры долгими зимними ночами. Все, что я чувствую к Линнет, – это плотское желание.

– Ты в этом уверен?

– Да! – выпалил Дункан, чувствуя, что краснеет, и злясь, что не может скрыть это от Мармадьюка. – Она меня возбуждает.

– И все?

– Черт побери! Этого вполне достаточно! Какой мужчина устоит при виде голой женщины, растянувшейся на постели?

Англичанин глотнул вина и пристально посмотрел на него, отчего Дункану стало не по себе.

– Значит, тебе нужно только ее тело?

– Боже мой! – Дункан вскочил на ноги и уставился в потолок. Мармадьюк с улыбкой смотрел на него. – И убери эту дурацкую ухмылку со своей рожи. Мне нужно только ее тело. Вполне естественное желание. Любовь тут ни при чем.

Улыбка исчезла с лица Мармадьюка.

– А ты говорил ей об этом?

Дункан тяжело вздохнул и снова сел в кресло. Надо же! Мармадьюк догадался.

– Так вот, значит, в чем дело, – промолвил Мармадьюк.

Дункан с усилием заставил себя посмотреть в глаза друга и кивнул.

– Хочешь поделиться со мной? – Мармадьюк искренне встревожился. – Может, вместе придумаем, как решить эту проблему.

– Бесполезно. Ты понимаешь, что произошло? – Дункан понизил голос до шепота, чтобы их никто не мог услышать. – Я лишил ее девственности, посвятил в самые сокровенные тайны чувственного удовольствия, а когда посмотрел ей в глаза и увидел в них восторг и обожание – испугался, и сказал, что хочу лишь время от времени просунуть ей между ног.

– Надеюсь, ты выражался более деликатно?

– Разумеется, но смысл был тот же, и это сильно ранило ее. – Дункан сжал виски пальцами. Мысль о том, как бездушно он обошелся с женой, его мучила. – И она повернулась ко мне спиной. Я убил что-то в ее душе, понимаешь?

– Надо ее убедить, что ты вовсе не это имел в виду и питаешь к ней какие-то чувства.

– Но это неправда, – возразил Дункан. – Я просто хочу с ней спать.

Мармадьюк молчал.

– И не желаю ее обманывать, – продолжал Дункан.

– И не надо, – кивнул Мармадьюк. – Но обманывать самого себя еще хуже.

С этими словами английский рыцарь поднялся, допил свое вино, вытер губы и, не оглядываясь, покинул зал. Дункан проводил его взглядом, чувствуя себя провинившимся мальчишкой. Этот грубиян-всезнайка мог и ни в чем не повинного человека заставить почувствовать себя грешником.

Впрочем, Дункан не мог не признать, что грех на нем все-таки есть. А если точнее, он оказался настоящим ублюдком.

Хуже, лжецом. Самым презренным лжецом во всей Шотландии.

Линнет проснулась от саднящей боли между ног. Свернувшись калачиком, обхватила колени и закрыла глаза, надеясь, что снова заснет и боль утихнет.

Но боль все не прекращалась. Сквозь щели в ставнях пробивались узкие полоски солнечного света. Наступило утро. Ночь прошла и унесла с собой ее девственность, а вместе с ней надежду завоевать когда-нибудь любовь мужа. Она окинула взглядом комнату, убедилась, что никого нет и никто не станет с утра пораньше читать ей лекции о преимуществах плотских удовольствий.

Линнет вновь почувствовала, что ее предали. И досадовала на себя за то, что, несмотря ни на что, не увидев мужа в столь ранний час, испытала разочарование.

Казалось, все тело было истерзано и болело, но она заставила себя встать и одеться. Если повезет, она проскользнет незамеченной через зал и весь день проведет на своем огороде. А может быть, прокрасться мимо часовых на воротах и погулять по берегу залива? Ничто не успокоило бы ее так, как прогулка по пустынному берегу, где за высокими стенами замка она могла не опасаться длинных языков и любопытных глаз. Но все ее планы рухнули, как только она открыла дверь и, шагнув в коридор, едва не столкнулась с ним.

– Господи, женщина! – рассердился он, пытаясь удержать в руках огромный деревянный поднос с завтраком. – Надо смотреть, куда идешь.

Линнет отшатнулась.

– Сэр, клянусь, я не знала, что вы стоите за дверью.

Шагнув в комнату, он поставил тяжелый поднос на маленький столик у камина.

– Я принес тебе завтрак. Здесь овсяные лепешки и свежая пахта.

Линнет осталась стоять у двери, и Дункан нахмурился.

– Ты что, не хочешь есть?

– Не хочу. – Она поежилась под его взглядом. – Я могла бы поесть и в зале. Вам не нужно было себя утруждать.

Он фыркнул и выдвинул для нее стул, явно ожидая, что она сядет.

– Мне казалось, что… что тебе захочется сегодня поесть одной.

В полном недоумении Линнет вернулась в комнату. Может быть, он хочет, чтобы она вовсе не появлялась в зале? Упрячет ее, как Робби?

А может, боится, что по выражению ее лица все поймут, что между ними что-то не так?

Понимает ли он, что сердце ее разбито? Что он вознес ее к сияющим вершинам только для того, чтобы с этой высоты она рухнула наземь и ее заветные мечты разлетелись в прах?

Избегая встречаться с ним взглядом, она села и, не поднимая глаз, налила себе пахты.

– Спасибо, вы очень внимательны.

– Нет. – Он шагнул вперед и протянул к ней руки, но тут же опустил их, словно боясь прикоснуться к ней. – Так и должно быть… и даже этого мало. То, что вчера произошло… ты заслуживаешь намного большего. Я должен подарить тебе роскошные ткани и целый сундук драгоценностей. Я… это… о Господи, ну разве ты не понимаешь, что я не мастер говорить красивые слова?

– Мне не нужны красивые слова. – Она подняла глаза и с удивлением увидела, как густой румянец залил щеки ее мужа. – Роскошные платья и драгоценные камни тоже.

Он осторожно коснулся ее волос. От этой робкой ласки Линнет затрепетала.

– Вам нечем больше заняться? – холодно спросила она, полагая, что он оставит ее в покое, но втайне желая его прикосновений еще и еще.

Странное выражение появилось в его темно-голубых глазах.

– Мне есть чем заняться. У меня важное дело. Именно поэтому я здесь.

– Важное дело?

Он кивнул, и уголки его рта поползли вверх в соблазнительной улыбке.

– Важнее не бывает.

– Я вас не понимаю. – Линнет напряглась, отвела взгляд и с замиранием сердца ждала, что будет дальше.

Чтобы защититься от его пристального взгляда и соблазнительной улыбки, она сосредоточилась на еде.

Но это не помогло. Сладкая истома разлилась по всему телу Линнет, и она снова почувствовала, какую власть он имеет над ней.

– Вам срочно потребовалось снова удовлетворить плотское желание? – поторопилась спросить Линнет, боясь, что муж догадается о ее переживаниях. – Именно это дело так озаботило вас? Сейчас я разденусь и раздвину ноги… Я знаю, что это моя обязанность.

Дункан вскочил на ноги задел кувшин с пахтой. Какое-то мгновение он смотрел, как густая жидкость растекается по циновке, потом в ярости взмахнул рукой и сбросил весь поднос на пол.

Линнет вскочила следом и, прикрывшись руками, начала отступать назад. Он догнал ее в несколько шагов, схватил за плечи и прижал к себе.

– И долго ты будешь мучить меня? Я пришел извиниться! Хотел отплатить тебе…

– За что? За мои услуги? – Дункан так крепко сжимал ее, что ей трудно было дышать. – Так же как вы оплатили бы ласки продажных девок?

– Нет! Ты моя жена. И не надо придираться к словам. Я уже сказал, что не умею красиво говорить. – Он неожиданно отпустил ее и схватился за голову. – Ты ничего не понимаешь… Я не хотел причинить тебе боль. Я…

Дрожащими руками Линнет поправила платье.

– Вы ошибаетесь, сэр. Я хорошо понимаю. Вы были уверены, что на этот раз все пройдет безболезненно.

– Но я имел в виду другое! У меня и в мыслях не было тебя оскорбить.

От его искренней и неуклюжей попытки извиниться сердце Линнет дрогнуло. Но она продолжала молчать.

Ведь он сказал все, что думает о ней, об их браке, о прошедшей ночи.

Она никак не могла справиться с чувствами, которые пробуждала в ней его близость.

– Ты нужна мне, Линнет. – Он крепко взял ее за руки.

– Вы это уже говорили, – ответила Линнет со смелостью, которой сама от себя не ожидала. – Я нужна вам, как нужен мужчине острый меч или хороший конь.

Дункан побагровел.

– Клянусь честью, я пытался извиниться. Но ты слишком долго испытываешь мое терпение. С меня на сегодня хватит.

Резкий стук в дверь избавил ее от необходимости отвечать. Дункан направился к двери и распахнул ее настежь. В спальню вошли трое мальчиков, каждый нес по ведру воды. Четвертый, не старше Робби, держал в руках маленькую скамеечку.

Двое крепких парней втащили большую деревянную бадью, третий нес сложенные стопкой простыни.

– Я велел приготовить для тебя ванну, – сказал Дункан, пробуя воду. – Ее нагрели внизу, но в комнате слишком прохладно. Я разведу в камине огонь. А то замерзнешь.

Линнет с трудом сдержала язвительный смех. Единственное, от чего можно было замерзнуть, так это от каменного выражения его лица.

Сложив руки на груди, он молча наблюдал, как слуги выстелили бадью полотном, поставили в нее скамеечку, которую тоже накрыли тканью, а затем налили в нее воду. Комната наполнилась ароматом роз.

Дункан сделал знак слугам удалиться, и те опрометью выскочили из комнаты.

Наверняка они почувствовали гнетущую атмосферу, воцарившуюся в комнате. Ее горький привкус Линнет ощущала на губах. Да хранит ее святая Дева Мария, от леденящего взгляда супруга в жилах стыла кровь.

Должно быть, именно так он представлял себе их примирение.

Наблюдая, как он снова и снова пробует воду, она пожалела о своих резких словах.

– Я сказал Фергусу, чтобы кухарка добавила в воду несколько капель розового масла. Тебе нравится?

– Спасибо, милорд, – ответила Линнет. – Я люблю розы.

Гнев на лице Дункана сменился каким-то новым, еще незнакомым Линнет выражением.

– Ты забыла? Я просил называть меня по имени.

– Спасибо, Дункан… сэр. – Ей захотелось снова нырнуть под одеяло, чтобы укрыться от его раздражения.

– Дункан. Просто Дункан, – повторил он серьезным голосом и подошел к ней, приподняв на ладони прядь ее волос. – Я не людоед, дорогая.

Локон соскользнул с его руки, и он приподнял пальцами ее подбородок.

– Я очень обидел тебя прошлой ночью и еще раз приношу свои самые искренние извинения.

Линнет заглянула ему в глаза, которые теперь лучились мягкой синевой, совсем как прошлой ночью, когда он шептал ей нежные слова.

Воспоминания вызвали в ней самые противоречивые чувства.

Быть может, он искренне осознал свою вину?

Она все еще сомневалась, что нужна ему.

По крайней мере, в том смысле, как ей хотелось бы.

Внезапно губы ее пересохли. Да смилостивятся над ней небеса, ей так хотелось, чтобы он ее полюбил.

По-настоящему.

Всем сердцем.

А не просто желал обладать ею для удовлетворения своей похоти.

Но способен ли он на глубокое чувство? И сможет ли понять ее чувства к нему?

Или смириться и не требовать от него большего?

Но сможет ли она?

Линнет подавила вздох. Не сможет. Никогда.

– Так ты прощаешь меня? – Его голос вернул ее к суровой реальности. Она медлила с ответом, и Дункан нахмурился. – Готова принять меня таким, какой я есть?

– Да, – произнесла она наконец.

Дункан улыбнулся и поднес ее руку к губам.

– Ты не пожалеешь об этом, я обещаю. Я буду любить тебя сегодня до полного изнеможения, пока ты не запросишь пощады. До самого рассвета, – он крепко сжал ее руку, – только бы отплатить за все, что ты мне дала прошлой ночью.

Линнет слегка отстранилась.

– Мне не нужно никакой платы. То, чего я хочу, нельзя обменять ни на деньги, ни на плотское наслаждение.

Тень пробежала по лицу Дункана, но он не выпускал ее руки из своей.

– Прошу тебя, не надо всяких сентиментальностей. Клянусь, я готов лелеять и чтить тебя как свою жену до конца дней. Надеюсь, этого вполне достаточно. Романтической любви, о которой ты мечтаешь, просто не существует.

Он отошел от нее и стал разводить огонь в камине.

– Ты должна принять меня таким, какой я есть, – продолжал он. – Если не можешь, так и скажи. Я сейчас же уйду и никогда больше не переступлю порог этой комнаты.

Когда дрова стали потрескивать, Дункан поднялся.

– Я вовсе не хочу причинять тебе боль. Поэтому спрашиваю еще раз: достаточно ли тебе того, что я могу дать?

У Линнет не было выбора, и она кивнула.

Ее вынужденное притворство было вознаграждено восхитительной улыбкой.

Никогда раньше она не видела, чтобы он так улыбался.

Радостное возбуждение пробежало по ее телу, несмотря на холод прозвучавших слов.

Очень довольный, Дункан протянул руку:

– Подойди, я помогу тебе раздеться.

Как только она вложила свою руку в его ладонь, глаза его загорелись.

– Может быть, помочь тебе принять ванну? – предложил он, поглаживая пальцами ее ладонь.

В ней нарастал внутренний протест. Он думает, что стоит ему улыбнуться и проявить немного нежности и она тут же растает?

– Ванна ждет тебя, дорогая. – Он многозначительно перевел взгляд на деревянную бадью. – Не будем же мы дожидаться, пока вода остынет?

«Это я совсем остыла, мой неприступный господин», – хотела сказать Линнет, но не решилась, потому что не была уверена, что сможет противиться его желаниям. Ну вот! Он уже начинает ее раздевать. Когда дело дошло до нижней сорочки, она не выдержала.

– Это что, новый способ развлечений со мной, сэр? Раздеть меня догола и наблюдать, как я буду мыться? – Она схватила его за руку и попыталась остановить. – Ведь еще вчера я дала вам понять, что очень неловко чувствую себя в таком положении.

– О Господи! – Одним движением он сдернул с нее рубашку.

И ее снова охватило сильное возбуждение. От возмущения и следа не осталось.

Его руки скользили по ее телу и спустились вниз, обхватили ягодицы. Затем он погладил ее между бедер.

Эти чувственные прикосновения заставили ее забыть обо всем на свете.

Не в силах сопротивляться, она отдалась ощущениям, которые он пробуждал в ней. Он почувствовал это и привлек ее к себе. Линнет обняла его.

Какое же это было счастье, ощущать биение его сердца.

Сердца, которое она хотела завоевать.

– Как же ты хороша, – шепнул он ей на ухо и, приподняв, опустил в ласковую теплую воду. – Никогда еще я так не желал женщину.

Не отрывая от нее глаз, он опустился на колени, взял в ладони ее лицо и нежно коснулся его губами.

Эти волшебные прикосновения и теплая ароматная ванна еще больше взбудоражили Линнет. Она вздохнула и подставила мужу губы для поцелуя.

И Дункан приник к ее губам, запечатлев на них поцелуй. Его руки скользнули на грудь, и Линнет почувствовала, как быстро растет в ней желание.

Где-то в подсознании мелькнула мысль, что она готова променять свою женскую гордость на плотское наслаждение. Как дешевая шлюха.

Она отказалась от своих идеалов ради мужчины, который прямо сказал, что никогда не полюбит ее.

– Дункан, остановись, – взмолилась она, как только он оторвался от ее губ. – Пожалуйста, я не могу так после всего, что случилось.

– Тсс, – остановил он ее. – Можешь. Молчи, ничего не надо говорить. Просто отдайся ощущениям. Позволь мне доставить тебе удовольствие, показать, как я хочу тебя.

– Но ты меня не…

– Мы же договорились не говорить о любви, – ответил он, словно прочел ее мысли. Он поднялся, стащил через голову рубаху, отшвырнул ее и стал снимать башмаки.

– Не надо, – взмолилась Линнет, пытаясь отвести взгляд от его мускулистой груди. Сердце ее бешено колотилось. – Так нельзя. – Она перешла на шепот: – Ты не любишь меня.

– Тише, милая. – Он стоял перед ней подбоченившись, совершенно голый. – Разве ты не видишь, как я тебя хочу?

Эти слова, и мучительные, и сладкие, терзали ее душу. Она понимала, что из гордости должна отвернуться или хотя бы закрыть глаза. Но не могла отказаться от наслаждения, которое ей мог дать только этот мужчина. Наслаждения, которое доводило ее до безумия и в то же время заставляло страдать.

И она сдалась. По губам Дункана скользнула торжествующая улыбка. Стон вырвался из груди Линнет, когда его ладонь накрыла ее руку.

Неотрывно глядя ей в глаза, он прижал ее руку к своему горячему животу, и это мгновение показалось ей вечностью.

Затем опустил ее руку ниже, к своей пульсирующей плоти.

Линнет задохнулась от нахлынувшей страсти и забыла о своей гордости, ощутив в руке горячую мужскую плоть. Перед глазами все поплыло, она едва не потеряла сознание.

Ее муж – настоящий волшебник, если сумел заставить ее прогнать прочь все сомнения и отдаться во власть ощущений.

Его ласки пьянили ее, как вино, и были такими же сладкими.

Кажется, и она сама имела над мужем такую же власть. Глаза его потемнели и в них вспыхивали искры страсти. Шепча ей нежные слова, он положил ее руки себе на шею.

Он подхватил ее на руки и вынул из бадьи, Линнет прильнула к нему. Вода ручьями стекала с ее тела, свежий ветер врывался в спальню через открытое окно, но она не чувствовала холода. Сильные руки мужа согревали ее.

Он снова запечатлел на ее губах поцелуй. У Линнет закружилась голова, она зарылась пальцами в его волосы и жаждала только одного: отдаться ему и испытать наслаждение.

В этот момент раздался громкий стук в дверь.

– Черт бы их побрал! – Дункан бросил разъяренный взгляд на дверь.

Прижимаясь к нему, Линнет прикусила губу, сдержав готовый вырваться из груди стон.

Снова раздался стук, еще более настойчивый.

– Леди? Вы здесь? – послышался молодой голос.

– Черт, – повторил Дункан, выпустив Линнет из объятий.

Схватив со стула полотенце, он бросил его жене, и она, дрожа от холода, завернулась в него.

Дункан шагнул к двери и распахнул ее настежь.

Он закрыл собой весь дверной проем, и Линнет не видела несчастного юношу, которого угораздило в этот момент оказаться за дверью.

– Доброе… доброе утро, сэр, – пролепетал он, запинаясь.

– Оно действительно было добрым, пока не появился ты. Какого черта ты крутишься у спальни моей жены в такую рань?

– Я не знал… я не знал, что вы здесь, сэр. – Парнишка переминался с ноги на ногу, и Линнет смутно различила его фигуру. Это был младший оруженосец мужа. – Меня послал Фергус. За леди Линнет.

– Фергус? – Дункан с усмешкой посмотрел на жену. – А что случилось? Неужели нельзя было подождать, пока она примет ванну и спустится вниз?

Юноша шмыгнул носом.

– Он хочет попросить ее благословения, милорд.

– Благословения?

– Да, сэр, – кивнул оруженосец. – Я… по-моему, он собирается жениться на служанке леди Линнет.

Дункан не верил своим ушам.

– Ты говоришь о старой няньке моей жены? Элспет?

– Да, сэр, о ней.

– Передай Фергусу, что мы с женой через часок подойдем в мой бывший кабинет, – приказал Дункан. – А сейчас убирайся и больше не тревожь нас, – добавил он, уже закрывая дверь.

Обернувшись, он прислонился к тяжелой деревянной двери.

– Ты слышала? – Он покачал головой. – Фергус собрался жениться? Вот старый козел! Он никогда не хотел иметь дела с женщинами, разве что выбирался иногда в деревню по мужской надобности.

Линнет поплотнее укуталась в полотенце.

– Я заметила, что они неравнодушны друг к другу. Так что ничего удивительного.

– Возможно. Но зачем жениться? Может, он еще скажет, что влюбился?

– Почему бы и нет? – отозвалась Линнет. – Видимо, они оба влюблены.

Дункан фыркнул:

– Так не бывает. Просто они два старых дурака.

Линнет пожала плечами.

– Как вам будет угодно, милорд.

Линнет думала совсем по-другому.

 

Глава 13

Не прошло и часа, как Дункан вместе с женой вошел в свои бывшие апартаменты. Веселый огонь потрескивал в камине, по всему было видно, что Мармадьюк уже обжил эту комнату.

Английский рыцарь, этот старый романтик, загромоздил ее всякой ерундой. От Дункана не ускользнула ни одна мелочь.

Если бы не меч и прочие рыцарские атрибуты, размещенные в дальнем углу рядом с дверью, ведущей в спальню, Дункан готов был поклясться, что здесь живет женщина.

Какая-нибудь пустоголовая фантазерка.

Дункан искоса поглядывал на одноглазого пройдоху, который стоял, прислонившись к двери. Галантный, как всегда, сэр Мармадьюк шагнул вперед, поклонился Линнет и поцеловал ей руку.

– Прекрати свои придворные штучки, – раздраженно сказал Дункан. – В этот ранний час тебе бы надо учить молодых махать мечом. А ты тут изображаешь легендарного сэра Ланселота.

Дункан взял Линнет за локоть и привлек к себе.

– Ну, и где Фергус? Мне сказали, что он хочет поговорить с моей женой.

– Они придут с минуты на минуту, – заверил его Мармадьюк, – надеюсь, ты не собираешься ему отказать?

– Конечно, нет, с чего ты взял? Пусть женится, это его личное дело.

Линнет чувствовала себя неловко рядом с мужем, высвободив руку, она подошла к окну и стала смотреть на плещущиеся далеко внизу волны залива.

Мармадьюк скользнул по ней взглядом и снова повернулся к другу. Выражение упрека на лице англичанина заставило Дункана почувствовать себя виноватым.

– Не думаю, что Фергус относится к этому так же, – заметил Мармадьюк. – Ему очень нравится Элспет. Я думаю, он ее любит. – Помолчав, он прищурил единственный глаз. – И должен любить, если хочет сделать своей женой.

– С каких это пор ты стал экспертом по вопросам брака? – Дункан пожалел о сказанном, вспомнив, как сильно любил его друг свою безвременно погибшую жену и как долго потом оплакивал ее.

Как это часто с ним бывало в последнее время, Дункану стало самому противно от своих резких слов. Господи, что с ним происходит? Он попытался сменить тему:

– И давно ты стал заступником Фергуса? Ведь вы терпеть не могли друг друга.

– Проходит время, люди меняются, друг мой. Он мудрый человек и умеет признавать свои ошибки.

Внезапно ворот накидки показался Дункану тесным, лицо покрылось испариной.

– Если ты имеешь в виду…

В этот момент в дверь постучали, и Дункан не договорил.

– Спасибо, что согласились встретиться с нами, – сказал Фергус прямо с порога. – Можно войти?

Дункан удивился. Никогда прежде Фергус не спрашивал ничьего позволения. Упрямый старик говорил что вздумается и поступал, как считал нужным.

Что-то в нем изменилось.

Он даже выглядел по-другому.

Дункан заподозрил, что Фергус принял ванну, что само по себе было чудом. Волосы его не торчали во все стороны, как обычно. Он поработал гребенкой над своей седой шевелюрой, чтобы попытаться привести в благообразный вид.

В придачу ко всему он надел свой лучший плед и начистил до блеска серебряную пряжку на плече.

– Я слышал, ты собрался жениться? – спросил Дункан, стараясь скрыть свое удивление. – Это правда?

– Да, видит Бог, это правда, милорд. Я знаю, вы не откажете мне в этом счастье. – Он шагнул вперед, держа за руку Элспет. – Со всем уважением к вам, нашему господину, осмелюсь просить благословения вашей супруги.

Дункан с трудом сдержался, чтобы не наговорить лишнего.

Казалось, весь его мир перевернулся с тех пор, как он решил сделать Линнет Макдоннел своей женой. Мармадьюк запудрил ему мозги и захватил его спальню. Он, владелец замка и полноправный господин, боится лишний раз открыть рот, чтобы не выглядеть полным идиотом, и все, кому не лень, в этом доме так и норовят обвести его вокруг пальца.

А теперь еще эта старая развалина, его дворецкий, распустил хвост как влюбленный юноша и просит благословения на свадьбу не у своего господина, а у его жены!

У жены, которая до сих пор не выполнила того, ради чего он ее привез сюда, – не сказала правды о Робби.

Зато лишила его покоя и свела с ума.

– Милорд? Мы чем-то прогневали вас? – встревожился Фергус, и Дункан еще больше нахмурился.

Невероятно! Старый хрыч всегда звал его только по имени.

– Нет, нисколько, – отозвался Дункан, энергично покачав головой. Он пытался избавиться от навязчивой мысли, что весь дом сошел с ума, а он не заметил, как это произошло. – Просто я очень удивлен. Леди, вы слышали просьбу Фергуса? – обернувшись к жене, скачал он. – Вы даете им свое благословение?

Линнет неуверенно шагнула к ним, крепко сжав ладони и внимательно вглядываясь в стоящую перед ней пару.

– Ты хочешь этого, Элспет? – обратилась она к своей няне. – Ты в этом уверена?

Элспет кивнула, тряхнув седыми локонами.

– Да, детка, больше чем уверена. После смерти Ангуса я не думала, что смогу снова полюбить, но… – она бросила влюбленный взгляд на Фергуса, – это случилось, и надеюсь, ты порадуешься за меня. За нас обоих.

Линнет бросилась в объятия няни, а затем позволила Фергусу обнять ее.

Дункан кашлянул, пытаясь привлечь к себе внимание и придать моменту какую-то торжественность. Но никто не обратил на него внимания.

Охая и ахая, они продолжали целоваться и обниматься, как будто его тут и не было.

Мармадьюк лишь пожал плечами. Происходящее его явно забавляло.

Дункан снова кашлянул, уже погромче.

Все обернулись к нему.

– Тебя что-то тревожит, мальчик мой? – спросил Фергус, поправляя плед. – Или ты язык проглотил?

– Ничего меня не тревожит, – раздраженно ответил Дункан.

Если не считать того, что все в этом доме от мала до велика ведут себя как полные идиоты.

– Так ты одобряешь их союз? – обратился он к жене.

– Да, конечно. – Ее лицо озарила лучезарная улыбка. – Разве могу я препятствовать счастью Элспет? – Линнет соединила руки Элспет и Фергуса. – Они будут очень хорошей парой.

– Так тому и быть, – произнес Дункан.

Он решил держаться подальше от всех этих глупостей.

Пусть Мармадьюк с его необузданной страстью к французским романам и бесконечными рассуждениями о вечной возвышенной любви сам займется приготовлениями к свадьбе этих старых дураков.

У него, хозяина замка, есть куда более важные дела.

– Ты можешь помочь им со всеми необходимыми приготовлениями, – кивнул он англичанину. – А мне некогда: надо идти вниз. Скоро вернется патрульный отряд, хочу знать, что за новости они принесут.

Несомненно, от него ожидали еще чего-то, и он, подойдя к новобрачным, положил одну руку на плечо жениха, а вторую – на плечо невесты.

– Да благословит вас Господь на долгие годы счастливой жизни.

Дункан вздохнул, повернулся к двери и, не сказав больше ни слова, вышел.

У него действительно много дел этим утром. До него дошли слухи об угоне скота и разграбленных семьях клана на окраинах его земель. Он просто не вправе тратить целый день на приготовления к свадьбе, когда вокруг творятся такие дела.

Кроме того, ему не хотелось быть свидетелем этой любовной идиллии, в то время как его собственное сердце до боли жаждало хотя бы малой толики такого же счастья.

Нахмурившись, он стал спускаться в зал. Черт побери, правда – неприятная штука. Но еще хуже, что он, как последний трус, ничего не может поделать с этим тайным желанием.

Элспет и Фергус, извинившись, оставили Линнет наедине с Мармадьюком. Повисло неловкое молчание.

Пожалуй, ей следовало уйти вместе с ними, но что-то заставило ее остаться. Внутреннее чувство подсказывало ей, что галантный английский рыцарь мог бы ответить на множество ее вопросов, если… если у нее хватит мужества их задать.

И если он захочет удовлетворить ее любопытство.

Она подошла к маленькому столику у окна и восхитилась набором для игры в шахматы. Каждая фигурка была вырезана с любовью и прекрасно отполирована.

Она взяла одну и повернулась лицом к англичанину. Он все еще стоял у двери в спальню.

Линнет считала его очень добрым человеком.

Ему вполне можно было доверять, хоть в нем и текла английская кровь.

– Вы почти все изменили в этой комнате, сэр, – кашлянув, произнесла Линнет. – А это… – Она указала на шахматную доску. – Никогда не видела ничего более прекрасного. Вы привезли это из Англии?

– Да, миледи, из Англии, – с грустью произнес он. Не осталось и следа той веселой бесшабашности, с которой он обычно общался с Дунканом. Линнет внимательно посмотрела ему в глаза.

– Мой отец вырезал этот набор. Это то немногое, что осталось в память о нем. Я не видел его с тех пор, как был юношей.

Ободренная его готовностью говорить о своем прошлом, Линнет осмелилась задать ему вопрос, который давно уже мучил ее:

– Сэр Мармадьюк, я знаю, что мой муж относится к вам с огромным уважением, вы носите цвета Маккензи, но вы англичанин. – Она продолжала вертеть в руках шахматную фигурку. – Как такое могло случиться?

Он все еще смотрел на нее, но мысли его были далеко. Он погрузился в воспоминания.

– Я всегда считал, что долг мужчины – проявлять благородство по отношению к женщине, независимо от ее происхождения, миледи. В общем, я отказался вести себя так же неблагородно, как мои товарищи высокого происхождения, и в результате оказался в доме Маккензи.

Линнет поставила на место фигурку и села у окна, положив на колени яркую шелковую подушку.

– Я ничего об этом не знаю.

– Может, оно и к лучшему. История не очень красивая.

– И все-таки мне хотелось бы узнать. – Линнет прижала подушку к груди. – Если вы, конечно, не возражаете.

– Что ж, тогда слушайте, – согласился Мармадьюк, сцепив руки за спиной и расхаживая по комнате. – Это произошло много лет назад, в то лето я должен был впервые доказать, что умею владеть оружием. Я относился к своим рыцарским клятвам очень серьезно и гордился этим. Но многие рыцари надо мной подшучивали.

Он помолчал и внимательно посмотрел на Линнет.

– Увы, я ошибался, полагая, что они такие же идеалисты, как я. Случилось так, что во время моего первого набега на Шотландию я отказался участвовать в убийстве деревенской женщины. Мало того, выхватил меч и попытался защитить ее от унижения, которое задумали мои приятели. Я…

– Вы защитили шотландку от своих соотечественников? – нетерпеливо прервала его Линнет.

– Да. Попытался помешать им изнасиловать ее. За что и был сурово наказан.

– Этот шрам на лице – оттуда?

– Нет. – Он покачал головой. – Лицо изуродовали намного позже. Это совсем другая история. Хотя мое наказание за попытку спасти ту женщину тоже оставило шрамы, но только на моей спине. Меня раздели и избили мои же товарищи, а потом бросили умирать. Отец Дункана меня подобрал.

Он снова замолчал, потирая шрам, протянувшийся через все его лицо.

– Хороший человек был, да упокоит Господь его душу. Он привез меня в замок на своей лошади, и его жена, мать Дункана, выходила меня. – Его лицо озарила улыбка. – Мне очень повезло, что я попал в этот дом. С тех пор я с гордостью ношу цвета Маккензи.

Линнет содрогнулась, живо представив себе, что пришлось пережить Мармадьюку. И вспомнила, как испугалась его при первой встрече.

– Я должна извиниться перед вами, сэр. Я плохо подумала о вас, когда увидела впервые. – Щеки ее порозовели от стыда. – Я вас испугалась.

Мармадьюк улыбнулся:

– Не стоит извиняться, леди. Я действительно выгляжу не лучшим образом. Но я не видел от вас ничего, кроме добра, и для меня большая честь служить вам и вашему супругу.

Все еще чувствуя неловкость, Линнет сменила тему:

– Вы подружились с моим мужем с тех пор, как его отец привез вас сюда?

– Мы больше чем друзья. Мы с ним как братья.

Как братья. Эти слова отложились в ее памяти. Как братья…

Она отвернулась и поглядела вниз, на увенчанные бурунами волны, обрушивающиеся на огромные валуны у основания крепости.

Как братья…

И тут она вспомнила.

Как-то раз Робби назвал Мармадьюка дядей.

Обернувшись к нему, Линнет спросила:

– Поэтому Робби считает вас своим дядей?

– Нет, леди, причина в другом, – ответил он, и лицо его приняло суровое выражение.

Обеспокоенная тем, что зашла слишком далеко в своих расспросах, Линнет подошла к камину.

– Ради Бога, простите мне мое любопытство, – сказала она, глядя на огонь. – Я не хотела быть назойливой.

Мармадьюк какое-то время молчал, и Линнет украдкой взглянула на него. Мармадьюк внимательно смотрел на нее, словно решая, стоит ли говорить дальше.

Наконец он пожал плечами.

– Я вам скажу, это не секрет. Я женился на Арабелле, сестре Дункана. Поэтому Робби зовет меня дядей.

В памяти Линнет вихрем закружились обрывки случайно услышанных разговоров слуг. И когда сложились в общую картину, по телу у нее побежали, мурашки.

– Значит, леди Кассандра погубила вашу жену и мать Дункана. – Это не был вопрос, скорее утверждение. Потому что Линнет в этом не сомневалась. – Она приготовила отвар из ядовитых трав, которые вырастила в саду.

– Нет доказательств, – ответил Мармадьюк, подходя ближе. – Это было давно, и вам не стоит так печалиться.

– Печалиться? Это отравляет мне жизнь. Все несчастья, которые случились с моим мужем в его прошлой семейной жизни, не дают мне укрепить наш брак, неужели вы не понимаете? – Забыв о гордости, она дала волю своим эмоциям. – Сначала я думала, что он все еще тоскует по ней, но, узнав, как погибли его сестра и мать, пришла к выводу, что ошибаюсь.

Мармадьюк ответил не сразу:

– Леди, умоляю, не обижайтесь на меня, но как вы могли такое подумать?

– Как могла? Но ведь ее портрет до сих пор висит в той комнате. – Она кивнула на плотно закрытую дверь бывшей спальни Дункана.

Мармадьюк провел ладонью по лицу.

– Не могу объяснить, зачем ему это нужно, но мне просто необходимо. Готов поклясться, у него та же причина.

Линнет ждала, сжав руки, чтобы скрыть их дрожь. Широкие плечи англичанина слегка опустились.

– Это нужно, чтобы помнить, – с горечью произнес он. – Помнить, сколько горя она принесла всем, кто имел несчастье ее знать.

Он подошел к Линнет и, взяв ее плечи, повернул к ней сначала левую щеку, потом правую.

– Вы можете поверить, что когда-то меня считали красивым? Что во Франции, когда я там был, прекрасные дамы добивались моей благосклонности?

– Сэр Мармадьюк, умоляю вас. – От его убитого вида сердце ее сжалось. – Давайте забудем этот разговор. Вы очень расстроились.

– Все в порядке, леди, – успокоил ее англичанин, и его голос зазвучал мягче. – Спросили бы вы меня или нет, это дела не меняет. Вы помогли мне как никто другой, ваше умение залечивать раны выше всяких похвал.

Он показал на искалеченный глаз.

– Это сделал Кеннет, ее любовник, брат вашего супруга. – Он говорил медленно, каждое слово давалось ему с огромным трудом. – Моя жена узнала, что он и Кассандра собираются убить Дункана. С его матерью они уже расправились, но тогда мы еще не знали, что это дело их рук. – Он тяжело вздохнул. – Я повел себя как круглый дурак. Сказал Кеннету, чтобы забирал свою шлюху и убирался отсюда и чтобы его ноги больше не было на земле Маккензи. Но это была с моей стороны роковая ошибка.

Линнет попыталась утешить его, ее собственные страдания бледнели на фоне пережитой им трагедии. Но во рту пересохло, и язык не слушался.

– Это вмешательство стоило жизни моей жене, сестре Дункана.

Линнет с ужасом увидела, как слеза заблестела в уголке его здорового глаза.

– Кеннет заверил меня, что так и сделает, и поторопился в замок, но вовсе не затем, чтобы забрать свою шлюху и навсегда покинуть Кинтайл. Вместо этого они отравили мою Арабеллу. Видимо, они боялись, что она слишком много знает и предупредит Дункана. Доказательств их вины нет, но я не сомневаюсь в том, что это они убили ее.

– Мой муж знает об этом? – тихо спросила Линнет.

– Да, конечно. Он попытался поговорить с Кассандрой, но она убежала, и Дункан загнал ее на крепостную стену. – Мармадьюк перевел дыхание. – Всю дорогу она насмехалась над ним, издевалась, говорила, что Робби не его сын, что его отец – Кеннет. А потом оступилась и сорвалась вниз, прежде чем он успел приблизиться.

– Думаете, он хотел ее спасти? – едва слышно прошептала Линнет.

– Да, он был совсем близко. Решил допросить ее, а потом сослать в монастырь до конца дней. Да простит меня Бог, но окажись я в тот момент рядом, не стал бы ее спасать.

– А когда Кеннет сделал это? – Она коснулась рукой шрама на лице англичанина.

– В тот же самый день. Я поймал его в момент, когда он пытался украсть лучшую лошадь Дункана. Он узнал, что случилось с его любовницей, и решил бежать. Мы подрались и, как видите, он меня искалечил. – Англичанин грустно улыбнулся. – Он, как и Дункан, прекрасно владеет мечом.

– Я слышала, как Дункан восхищался вашим искусством сражаться на мечах, – возразила Линнет. – Говорил, что вы в одиночку можете справиться с пятью противниками.

– Могу. В бою. – Он говорил очень спокойно. – Но в тот день я совершил ошибку. Нарушил главный принцип, с которого начинается обучение любого юнца. Дал волю гневу. И он ослепил меня.

– Мне жаль, – нахмурилась Линнет. – Вы заплатили высокую цену за преданность моему мужу.

– Я не совершил ничего такого, чего не сделал бы на моем месте Дункан. Он мой брат, хоть и не по крови. А что до моего лица и утраченного глаза… – голос его дрогнул, – я бы с радостью отдал и второй, а в придачу все, что у меня есть, лишь бы только вернуть мою Арабеллу.

Не в силах вынести его взгляда, казалось, проникшего ей в самую душу, Линнет отвернулась и стала смотреть на огонь в камине. Линнет и представить себе не могла, какой сильной может быть любовь и преданность мужчины.

– Вы ее очень любили, – сказала она наконец, не отрывая глаз от пылающих поленьев. – Трудно поверить, что любовь может жить так долго.

– Разве? Я не раз видел, как вы смотрите на Дункана, а он – на вас, когда думает, что никто этого не замечает. – Его голос как будто доносился издалека, заглушаемый треском огня.

Она тряхнула головой, пытаясь избавиться от наваждения, но звук становился все громче. Ветер выл и грохотал ставнями.

По телу Линнет побежали мурашки. Ей показалось, будто кто-то пытается влезть ей в душу.

– Вы ошибаетесь, – сказала она, и собственный голос показался ей каким-то чужим. – Мой муж сказал мне… – Линнет стала оседать на пол.

– Леди? – Англичанин бросился к ней, подхватил на руки. – Матерь Божья, что же это такое?

Линнет едва улавливала смысл его слов, так шумело в ушах. Голову она уронила на грудь и не видела ничего, кроме языков пламени.

Колеблющаяся стена огня окружала ее, жар иссушал тело, рев пламени заглушал все остальные звуки. Сквозь него прорвался чей-то голос, зовущий ее мужа по имени.

Усилием воли она заставила себя открыть глаза и тут же ужаснулась представшей ее взору картине. Ища спасения, она прижалась к чьей-то широкой груди и почувствовала себя лучше. Глаза ее оставались открытыми, взгляд был прикован к фигуре, вырастающей из огня.

Это был мужчина о двух головах.

Чудовище.

Отвратительная ошибка природы.

Высокий и крепкий, он стоял подбоченившись, широко расставив ноги. Обе его головы были скрыты тенью, и она не могла различить их черты, но точно знала: одна из голов дружески улыбалась, на лице другой была гримаса ненависти.

Страшный вопль, вырвавшийся из ее груди, разрывающий легкие и выворачивающий всю душу, заглушил рев огня.

И тотчас же все стихло.

Пламя исчезло, унеся с собой образ двухголового монстра. Мрак, тишина и спокойствие воцарились вокруг.

Она слышала приглушенный топот ног, чьи-то крики, взволнованный мужской голос.

Тот же голос шептал ей на ухо нежные слова, но разобрать их она не могла.

Ее передали в чьи-то руки, сильные и надежные, и ей сразу стало спокойно. Ощущение было знакомым.

Линнет попыталась открыть глаза и увидеть, чьи руки поддерживали ее с такой заботой, но смогла понять только одно: они поднимались все выше и выше.

Веки отяжелели, и сон одолел ее.

Ей казалось, будто она плывет на облаке.

Снова появилось чудовище о двух головах.

Чтобы не видеть его, она крепко закрыла глаза. Чья-то рука время от времени нежно касалась ее лба и прикладывала к щеке что-то прохладное.

В какой-то момент рука приподняла ее голову и смочила водой пересохшие губы, прежде чем она снова провалилась в сон.

И опять темнота. И тишина. И покой.

Не ревет огонь. Исчез монстр о двух головах. Не слышно криков и проклятий.

Только тихий ласковый шепот.

И тепло двух огромных ладоней.

Сильных, нежных, надежных. Таких знакомых и незнакомых. Каждое их прикосновение красноречивее всяких слов говорило о том, что это руки любящего человека.

Любящего глубоко и сильно. Он гладил ее пальцы, пытаясь согреть их.

Когда тьма ненадолго отступила, она открыла глаза и увидела мужа. Так по крайней мере ей показалось. Но в следующий миг лицо его снова заволокло туманом, и она так и не поняла, он это или не он.

С легким вздохом она снова отдалась во власть темноты. Было приятно плыть по реке сновидений, чувствуя, что муж рядом.

Он крепко держал ее за руки, не отпуская ни на минуту.

Ей хотелось подольше остаться в этом неведомом месте, откуда приходили ее видения, чтобы не возвращаться в холодный, равнодушный мир.

Пусть все останется как есть. Линнет поняла, что приняла свою мягкую постель за облако. Рядом с ней муж, ласковый и заботливый. Ей даже кажется, что он любит ее.

Она непременно расскажет ему о двухголовом чудовище. Но сделает это завтра, когда перестанет гудеть голова и она насытится этими удивительно нежными прикосновениями.

У нее еще есть время.

 

Глава 14

Линнет проснулась в полумраке. Слабые солнечные лучи проникали сквозь щели в ставнях, отбрасывая длинные серо-голубые тени на пол и стены, украшенные гобеленами. Был поздний вечер. Она проспала бог знает сколько после того, что с ней случилось в комнате Мармадьюка.

Рядом с кроватью стоял стул, немое напоминание о том, что кто-то действительно сидел на нем, нежно сжимая ее руку и успокаивая, пока она блуждала в своих снах, преследуемая двухголовым чудовищем, окруженным языками пламени.

Неужели это был ее муж?

Просто не верится.

Способен ли Дункан Маккензи, великий и могущественный Черный Олень из Кинтайла, быть таким нежным и заботливым. Или она принимает желаемое за действительное, обманывая себя?

Она села на постели, потерла виски и постаралась сосредоточиться.

Бросив взгляд на столик у кровати, она убедилась в том, что кто-то действительно ухаживал за ней, потому что там стоял глиняный кувшин с водой, чашка и металлическая миска с влажными кусками ткани.

И этот кто-то был ее муж. Она не спутала бы его прикосновения ни с какими другими. Улыбка озарила ее лицо. Значит, он любит ее. Щеки Линнет вспыхнули, жар разлился по всему телу, наполняя ее надеждой, стирая из памяти страшное видение.

Она выскользнула из постели, подошла к окну и распахнула ставни. Вместе с вечерними лучами солнца в комнату ворвались соленый морской бриз и мужские голоса.

Кровь стыла в жилах от услышанного.

– …растерзал всех до единого, даже детей. Хозяин обещал разорвать ублюдка на куски, как только изловит его.

Линнет схватила плащ и поплотнее укуталась в него. Дрожащими пальцами попыталась застегнуть пряжку на плече, но не смогла. Придерживая плащ рукой, она опрометью бросилась вниз и помчалась в зал.

Чем ближе она пробиралась к центру зала, тем громче становился шум. Все что-то громко обсуждали, бряцая оружием, стучали кулаками по столу и топали ногами.

– Спасем короля! – Боевой клич клана эхом пронесся под сводами зала. Ярость переполняла воинов, они жаждали крови.

Месть! Только месть!

– Спасем короля! – скандировала толпа, и эхо сотрясало каменные своды замка, достигая самых высоких башен и снова возвращаясь в огромный зал.

Линнет остановилась в тени, чтобы разобраться в происходящем.

В центре зала, на одном из столов стоял ее муж, широко расставив ноги. Держа над головой меч, он призывал членов клана встать на защиту справедливости.

Мерцающий свет множества факелов, отражаясь от черной кольчуги, плясал в его разметавшихся волосах.

Пальцы Линнет вцепились в край плаща. Перед ней стоял жестокий дикарь, распространяя вокруг себя волны звериной ярости.

Кровожадный, жестокий воин, взывающий к мести.

В такт крикам он поднимал и опускал меч, доводя людей до исступления, все как один повторяли за ним боевой клич.

Линнет словно приросла к полу, потрясенная этим зрелищем. Страх охватил ее. В этот момент ее муж был олицетворением власти. При свете факелов его стальная кольчуга сверкала, казалось, он объят пламенем.

Пламя. Она должна предупредить Дункана, рассказать о двухголовом чудовище.

Может быть, он догадается, какой смысл таится в этом видении.

Линнет заставила себя выйти из тени. Ноги были как ватные и не слушались, она с трудом протиснулась сквозь толпу мужчин, заполонивших зал.

Дункан грозно размахивал мечом в воздухе, словно поражая невидимого врага.

– Мы не успокоимся, пока не будут отомщены лишенные жизни невинные души!

– Завтра, еще до рассвета, – продолжал он, – мы отправимся на поиски лагеря негодяя Кеннета и покончим с ним прежде, чем он поймет: пришло его время отправиться в ад!

Дункан вложил меч в ножны и окинул своих людей властным взглядом.

– Пощады не будет! Мы сдерем шкуру со всех негодяев. Кеннетом займется сам сэр Мармадьюк. – Он перевел дух, окинул горящим взглядом зал и снова крикнул громовым голосом, потрясая в воздухе кулаками: – Спасем короля!

Боевой клич замер на губах, стоило ему увидеть пробирающуюся сквозь толпу жену. Ее распущенные волосы ниспадали до пояса, янтарные глаза были широко распахнуты на бледном лице.

Линнет готова была забыть о двухголовом чудовище, охваченном языками пламени. Ей стало страшно. Это предзнаменование должно было относиться к любому гнусному преступлению, из-за которого погибли члены клана Маккензи.

«Что, черт побери, она тут делает?» – подумал Дункан. Он же приказал поставить караул у ее дверей и дверей Робби.

Выходит, его приказ не выполнен. Выражение ужаса в ее глазах заставило Дункана вздрогнуть.

Он так хотел уберечь ее от рассказов о страшной бойне в одной из их деревень, хотел, чтобы она осталась в своей уютной спальне, подальше от этого сборища, где он разжигал пламя мести в сердцах людей.

Видит Бог, он не хотел, чтобы она стала свидетелем этого безумия.

И Робби ни к чему все это видеть. Как и любому ребенку в этом доме.

Нахмурившись, он вытер пот со лба и смотрел на приближающуюся жену. Его люди только сейчас заметили ее и расступились.

Да хранит его святой Колумба, но ему померещилось, будто он видит ее не живой и здоровой, а измученной, избитой и окровавленной.

Ему казалось, что эта нежная белая кожа исполосована и покрыта запекшейся кровью, а прекрасное тело изуродовано самыми отвратительными способами, о которых он узнал из рассказов возвратившихся патрульных. Кеннет и его подручные не щадили ни женщин, ни невинных детей.

Даже быки и молочные коровы были уничтожены. Ни одно живое существо не избежало столь страшной участи.

Закрыв глаза, чтобы прогнать это наваждение, Дункан издал вопль ярости. Когда он открыл глаза, Линнет стояла прямо перед ним, ухватившись за край стола, чтобы не упасть.

– Милорд, мне надо с вами поговорить, – дрожа всем телом, проговорила она. – Это очень важно.

Дункан видел ее так близко, что мог ощущать исходящий от нее дурманящий запах, и мысль о том, что с ней может произойти что-то ужасное, заставила его похолодеть от страха и ненависти.

Соскочив со стола, он оказался всего в нескольких дюймах от нее и опустил руки на ее плечи.

– Как ты посмела спуститься сюда? – закричал он, и его слова эхом прокатились по залу. – Неужели не понимаешь, что женщине здесь не место.

Она едва устояла на ногах.

– Сэр… муж мой, вы велели мне предупреждать вас о грозящей опасности.

– Леди, именно из-за этой опасности я приказал поставить охрану у ваших дверей. Вы не должны были появляться здесь, в этой толчее, и слышать то, что не предназначено для ваших ушей! – Его голос становился все громче.

– Но…

– Никаких «но», – оборвал он ее, сходя с ума от ощущения шелковистых волос под его ладонями. Ему казалось, что они слиплись от запекшейся крови. – Никаких предупреждений. Слишком поздно.

Линнет покачала головой.

– То, что я должна вам сказать, не имеет никакого отношения к случившемуся. – Она сделала паузу и облизнула пересохшие губы. – Хочу предупредить вас о будущих несчастьях.

Дункан раздраженно умолк. Достаточно с него и того, что случилось. Все, чего он сейчас хотел, это знать, что она находится в полной безопасности в своей спальне.

– Леди, не знаю, что может быть ужаснее того, о чем сообщили патрульные. Жестоко убиты многие из наших людей и их семьи. – Голос его дрожал от гнева. – Простые крестьяне, поселившиеся у дальних границ земель Маккензи. Все это – дело рук Кеннета, и на сей раз он был еще более жесток, чем при нападении на Мерчинсонов. Через несколько часов я с моими людьми уезжаю на поиски мерзавцев. С Божьей помощью мы найдем их прежде, чем они успеют скрыться.

Его жена еще больше побледнела, но не отвела глаз. Дункан попытался вытолкать ее из зала, но это ему не удавалось.

– Я видела не Кеннета, а какого-то незнакомца о двух головах посреди бушующего огня.

Услышавшие ее шепот дружно охнули, но Дункан взглядом приказал им молчать.

Его жена несла сущую ерунду, он не мог позволить своим людям рассуждать о каких-то бредовых монстрах, пока Кеннет преспокойно уничтожал род Маккензи, по крайней мере, тех из них, кто жил за пределами Айлин-Крейга.

Схватив Линнет в охапку, Дункан повернул к лестнице в дальнем углу. Люди расступались, давая ему дорогу.

– Не бывает людей о двух головах. Впервые слышу о такой ерунде. – Он говорил громко, чтобы все слышали. Приказал своим людям наточить мечи и ложиться спать.

– Я не стал бы пренебрегать предупреждением твоей жены, – сказал Мармадьюк, выступив из толпы и преградив путь Дункану. – Ты должен выслушать ее.

Терпение Дункана лопнуло.

– Неужели?

– Да. Она не стала бы так тревожиться, не будь на то причины.

– Ты хоть слышал, что она несет? Что-то о двухголовом уродце. – Дункан вздохнул. – Может, бродят такие по Англии, но, клянусь, в окрестностях нашего замка я их не видел. И поторопись убраться с дороги, пока я не спросил, почему не выполняются мои приказы. Ты должен был поставить охрану у дверей в ее спальню. – Дункан угрожающе прищурился. – И возле комнаты мальчика тоже?

– Думаешь, я забыл о своих обязанностях? – Мармадьюк изобразил удивление. – Нет, милорд, я не посмел бы нарушить ваши приказы. Но мне пришлось задержаться, и на то были веские причины.

– Какие же?

Вместо ответа Мармадьюк кивнул кому-то в толпе за спиной Дункана. И прежде чем тот успел обернуться, появился молчаливый Томас с Робби на плечах. Мальчик крепко сжимал в руке деревянный меч. Мейджер, его старый пес, не отставал от Томаса ни на шаг.

Сердце Дункана глухо отозвалось в груди. Он больше не сомневался в том, что оно у него есть. На какое-то мгновение он представил малыша бездыханным и окровавленным и тут же потерял равновесие и чуть не упал на скользком полу, где кто-то пролил пиво из кружки. Покачнувшись, он испугался, что уронит Линнет, но она крепко обвила рукой его шею. Он с ужасом подумал о том, что с Робби может случиться то же самое, что испытали невинные дети, погибшие от рук бандитов Кеннета.

– Что это значит? – старательно отводя глаза от Томаса и Робби, Дункан обратился к Мармадьюку, глядя на него так, словно за его спиной стоял сам дьявол. – Почему он не в своей комнате, под надежной охраной?

– Не нужна мне никакая охрана! – Робби решительно размахивал игрушечным мечом. – Дядя Мармадьюк сказал, что должен защитить женщин.

– Конечно, малыш. – Глаз Мармадьюка, обращенный к мальчику, светился радостью.

Робби смотрел на англичанина с обожанием, и Дункан напрягся. Он не мог вспомнить, когда последний раз малыш так смотрел на него. Признаться в этом самому себе было настоящей пыткой.

– Это самая лучшая охрана, о какой я могла бы мечтать, – спокойно произнесла Линнет.

Глянув на жену, Дункан заметил, как она, улыбаясь, с любовью наблюдает за мальчиком. В этот момент она была похожа на ангела. Как ему хотелось, чтобы такая же улыбка предназначалась ему!

Такое уже было.

Но всякий раз он умудрялся все испортить своими глупыми грубыми словами.

– Я задал тебе вопрос, Стронгбоу, – сдержанно повторил Дункан. Понимая, как отвратительно все это выглядит со стороны, Дункан не мог удержаться и срывал злость на зяте. – Отвечай!

Дункан с ужасом подумал, что будет, если англичанин не ответит, но тот все-таки подчинился:

– Разве не понятно? Мы решили отвести Робби и Элспет в комнату вашей жены. Думаю, это разумно. Ведь в этом случае мы вполне обойдемся одним охранником, вместо того чтобы выставлять двух.

Дункан покраснел. Он должен был сам это предложить. Но ему хотелось оставшиеся до рассвета несколько часов поспать в объятиях жены.

Дункан попытался было возразить, но в этот момент заметил Фергуса и Элспет, которые присоединились к окружившей его толпе.

Бедная женщина была явно напугана, но пыталась скрыть свой страх. Это было заметно по выражению ее лица. Она с ужасом смотрела на булаву в руках Фергуса.

– Да, ты прав, – согласился Дункан, бросив взгляд на Элспет. Та сразу успокоилась. – Мармадьюк, поможешь мне проводить женщин до их комнаты. Ты, Томас, отнесешь мальчика и встанешь у дверей. А ты, Фергус, проследи, чтобы люди не накачивали себя пивом. Пошли еще несколько дозорных на стены и к воротам и проверь, спят ли остальные. Ночь будет короткой.

Дункан кивнул дворецкому и стал подниматься по лестнице, прижимая к себе Линнет. Остальные шли за ними, Мармадьюк нес факел.

– Мне надо поговорить с вами, – шепнула Линнет ему прямо в ухо, и от ее теплого волнующего дыхания у него зашевелились не только волосы. – Вы меня не так поняли. Я вовсе не имела в виду человека о двух головах, просто это знак. И мне остается только догадываться, что бы он мог значить. – Она еще теснее прижалась к нему. – Я не могу говорить громче, иначе все услышат, и не хочу пугать Робби. Но умоляю вас, не забывайте об этом.

Не замедляя шага, они продолжали подниматься вверх по холодному сырому коридору. Дункан перехватил ее поудобнее и так прижал к себе, что даже сквозь одежду она ощущала металлические колечки его кольчуги.

Он как будто не слышал ее слов или решил не обращать на них внимания, потому что всю дорогу молчал. Остановившись перед дверью, он приказал Мармадьюку открыть ее и, не отпуская Линнет, подождал, пока все зайдут внутрь.

Они вдвоем остались за дверью. В комнате суетилась Элспет, зажигая дрожащими руками свечи. Мармадьюк занялся камином. Робби наблюдал, как дядя разводит огонь, обняв за шею своего пса.

Отойдя подальше от двери и скрывшись в тени, Дункан поставил наконец Линнет на ноги, крепко взял за локти и заглянул в глаза.

– Итак, милая, что это за предзнаменование, о котором я должен помнить? Что означает огненный человек о двух головах?

– Он не огненный. Вокруг него полыхает пламя. Будто он стоит у ворот ада.

Дункан сложил на груди руки.

– И что из этого следует? Будет пожар? Нужно приготовить укрытия от огня и запастись водой?

Линнет не знала, что означало ее видение, могла лишь догадываться.

Он внимательно посмотрел на нее.

– Скажи мне, Линнет, что ты сама думаешь об этом видении?

Линнет облизнула губы. Когда он стоял так близко, ей не то что сосредоточиться, даже дышать было трудно.

– Я думаю… думаю… – язык у нее заплетался, – это было предупреждение.

– О предупреждении ты уже говорила. – Он взял ее лицо в свои теплые ладони. – Я хочу понять, что может произойти, чего именно ты опасаешься.

– Огонь может означать посланца ада, человека злого, врага, – попыталась она объяснить. – А две головы – это предательство. Кто-то притворяется твоим другом, но держит камень за пазухой.

Дункан с сомнением смотрел на нее.

– Ты не веришь, что такое возможно, Дункан.

Он взял ее ладонь.

– Клянусь, я хочу верить тебе, но… друг?

Она кивнула:

– Я так думаю. Не знаю, кто этот предатель, но одна из голов улыбалась, а другая была воплощением ненависти и зла. Кто-то, кому ты доверяешь, лицемерит. Так что будь осторожен.

– Нет сомнений, ты видела Кеннета. Он мастер притворства и готов очаровать любого, держа за спиной кинжал. Так он обманывал нашего отца, пользуясь его благородством и щедростью, – продолжал Дункан. – И пока мы были молоды, какое-то время обманывал и меня.

Линнет покачала головой:

– Нет, это не Кеннет. Но кто бы он ни был, он мыслит зло и… – Дункан стал поглаживать ее шею, и Линнет умолкла.

– Послушай, – попытался он ее убедить, – это может быть только Кеннет. Он полное ничтожество и готов осквернить и уничтожить все, что, по его мнению, мешает ему добиться задуманного.

– Ну нет же…

Дункан прикрыл ей рот ладонью.

– Думаю, он привиделся тебе из-за этого страшного набега на наших людей. Он никогда прежде не осмеливался на такое, и ему не избежать наказания. Я и мои люди не успокоимся, пока не увидим его труп.

– Вы хотите его убить?

– Ничего другого не остается, – холодно ответил Дункан. – Нельзя исправить то зло, что он натворил, но мы потребуем возмездия, и оно будет быстрым и беспощадным.

Отчаяние охватило Линнет. Он ей не верит. Да, ее муж должен отомстить брату за его преступления, но это никак не связано с двухголовым существом из ее видения! Оно предвещало будущую беду. Но ее муж отказывается с этим согласиться!

Она заморгала, пытаясь скрыть подступившие к глазам слезы. Неподалеку раздались шаги, и кто-то кашлянул, приближаясь к нише, где стояли они с Дунканом.

– Служанка вашей жены и мальчик устроены, я развел огонь в камине, – отчитался англичанин. – С вашего позволения, проверю, кого Фергус отправил в дозор на стены.

– Да, иди. Я тебя догоню. – Дункан шагнул навстречу другу.

Сэр Мармадьюк что-то хотел сказать Линнет, но в последний момент, видимо, передумал, быстро поклонился Дункану и ушел.

Как только он скрылся за поворотом, Дункан обернулся к жене и так посмотрел на нее, что она готова была растаять.

Ни слова не говоря, он привлек ее к себе, и ее руки оказались прижатыми к кольчуге так, что стальные колечки впились в ладони. Глаза его горели таким горячим желанием, что ее тело мгновенно отозвалось на этот призыв.

– Я хотел провести оставшиеся часы в твоих объятиях. – Его губы были совсем близко, обдавая ее жарким дыханием. – Но сейчас там слишком много народу.

Линнет высвободила руку и осторожно погладила его по лицу. Он вздрогнул, а затем нежно поцеловал ее руку. Линнет вздохнула, а когда он начал тихонько ласкать кончиком языка ее ладонь, почувствовала слабость в коленях.

– Да, девочка моя, я безумно тебя хочу, но нам придется ограничиться только поцелуем. Мне надо вместе с Мармадьюком проверить стены.

– Это надолго? – Линнет едва узнала собственный голос. – Может быть, подождать тебя?

Он подумал и покачал головой:

– Нет, мне не стоит сюда возвращаться. Лучше я лягу внизу, вместе с остальными.

– Ты уверен? А почему тебе не провести ночь в своей спальне? Когда ты вернешься, все будут спать и никто нам не помешает, – уговаривала его Линнет, чувствуя, как сильно он возбужден. Она забыла обо всех опасностях, и ей захотелось гораздо большего, чем одного только поцелуя. – Умоляю, возвращайся.

– Ты меня искушаешь, – выдохнул он, жадно целуя ее. Ему нужны были не только ее губы, он требовал всю ее страсть, забирал саму ее душу, и она не могла сопротивляться этому.

Желание разгоралось в ней, а вместе с ним и неутолимая жажда соития.

– Я просто сгораю от желания. – Его губы ласкали ее лицо, шею, плечи. Кончиком языка он коснулся ее уха и снова вернулся к мягкому изгибу шеи.

Ее плоть между ног пульсировала горячими тяжелыми волнами, наполняя ее тело чудесными ощущениями.

– Не знай я тебя, решил бы, что ты околдовала меня. – Дункан запустил пальцы в ее густые волосы, зарылся в них лицом, наслаждаясь их ароматом, словно желая выпить всю ее без остатка. Руки его скользнули к ее плечам и опустились до пояса.

Прохладный ночной воздух добрался до ее разгоряченного тела, и Линнет казалось, будто чьи-то невидимые руки дразнят, ее, пощипывая шелковистую кожу.

– Потрогай меня, – шепнула Линнет, и он положил ладони на ее груди. Разминая их нежно, а потом все смелее, он начал играть ее сосками, пощипывая их сквозь тонкое полотно сорочки, пока они не затвердели под его пальцами и все ее тело задрожало от наслаждения.

Его руки скользнули вниз, к бедрам, он приподнял ей юбки, и его рука оказалась у нее между ног.

– Какая же ты мягкая и нежная, девочка моя. – Его пальцы утонули в горячих влажных складках ее лона.

Переведя дыхание, он замедлил движения пальцев и прижал ее плоть всей ладонью, медленно двигая рукой по кругу. Волны наслаждения захлестнули Линнет.

Дункан снова стал ласкать ее пальцами, играя с влажными завитками волос.

Но как только она вздохнула, изогнувшись в его руках, Дункан незаметно прижал одним пальцем бутон ее нежной плоти, глаза Линнет расширились, и он ощутил тонкий запах женского наслаждения.

– Вот так, моя милая. – Голос его был хриплым от неудовлетворенного желания.

Свободной рукой он взял ее руки и прижал к низу своего живота.

– Когда кончится вся эта канитель с Кеннетом, я продержу тебя в постели семь дней и семь ночей и буду ласкать, пока ты не запросишь пощады.

Он нежно заглянул ей в глаза и, когда они снова затуманились от возбуждения, стал ласкать ее плоть, поглаживая и пощипывая до тех пор, пока она в полном изнеможении не прильнула к его груди.

– Милосердные святые, – прошептала Линнет.

– Нет, милая, такие удовольствия скорее произошли от дьявола, – усмехнулся Дункан, поправляя ее платье. – Береги себя, пока меня не будет рядом. Мне еще многому надо тебя научить, главное, чтобы с тобой было все в порядке, когда я вернусь. И не вытворяй в мое отсутствие никаких глупостей, не расстраивай меня.

Он нежно поцеловал ее, и в этот момент донеслись какие-то тревожные звуки со стороны стен, обращенных к заливу. Дункан отстранился, его красивое лицо побледнело.

Не в силах вынести его странно изменившегося взгляда, Линнет схватила его за руки, не желая отпускать от себя. Выражение его лица напугало ее. Казалось, он вдруг осознал, будто только что развлекался с невестой Люцифера, а не с собственной любящей женой.

– Пожалуйста… пожалуйста, не надо на меня так смотреть. – Ей очень хотелось высказать ему все, чтобы он перестал наказывать ее за грехи другой женщины.

Неужели снова Кассандра была причиной этого странного выражения на его лице?

Она хотела помочь ему, нет, заставить его встать на борьбу с мучающими его демонами так же смело, как он одолевал врагов в этой жизни. Он должен понять, что их объединяет не только плотское вожделение, а что-то гораздо большее.

Самое главное – взаимное влечение их сердец.

Но он молчал, и, глядя на отчужденное выражение его лица, она не осмелилась высказать всего, что накопилось у нее на душе.

Линнет, чувствуя себя неловко под его взглядом, натянула на плечи плащ.

– Мне надо идти. – Он протянул руку и зачем-то поправил на ней плащ. – Иди к себе и помни, что я сказал. Я и так задержался. От меня многое здесь зависит, и я сейчас не могу предаваться низменным наслаждениям.

От этих слов Линнет ощутила глухую тоску, как будто он бросил ее в ледяные волны залива.

Низменные желания? Линнет разозлилась:

– Значит, я всего лишь сосуд для удовлетворения ваших желаний? И нужна только для того, чтобы быть под рукой, как только вами овладеет похоть? А в остальное время я просто обуза, жена, которую надо кормить и одевать, и не более того?

О Господи! От этих обвинений брови Дункана удивленно поползли вверх. Разве она не слышит, как его люди занимают места на стенах, чтобы защитить ее от опасности? Не понимает, что он отстранился от нее только потому, что больше не может медлить?

Черт побери, как он может думать о похоти, когда взывают к мести его убитые и покалеченные люди?

Неужели она так быстро забыла, как нежен и заботлив он был, пока она приходила в себя после страшного видения?

– Неужели ты думаешь, что мне нет до тебя дела? – спросил он с упреком. – Что я готов был уложить тебя прямо тут на каменном полу только потому, что мне был нужен «сосуд» для удовлетворения моих нужд?

Невероятно, но она в ответ кивнула!

– Черт побери! – проревел он, не думая о том, что их могут услышать. – Ты, наверное, была глухой каждый раз, когда я твердил тебе, что не умею красиво говорить. Я человек дела. И должен быть сейчас там, на стенах замка, рядом с Мармадьюком, а не тут, мучая себя страшными картинами того, что может с тобой случиться. – Он остановился и перевел дух. – Удивляюсь, как, обладая таким даром, ты можешь быть столь жестокосердной? Ты задумывалась о том, что я целовал и обнимал тебя, потому что хотел забыть все ужасы, о которых мне рассказали сегодня? Чтобы завтра унести тебя с собой в сладких воспоминаниях? – Он приподнял ее лицо за подбородок. – И знаешь, зачем мне это нужно?

Она покачала головой.

Неловкая тишина повисла над ними. Наконец Дункан достал из кожаных ножен, прилаженных к поясу, обоюдоострый кинжал и протянул Линнет.

– Томас будет охранять вход в твою спальню. Отдай ему это и скажи, что я приказал не пускать никого, кроме меня, Мармадьюка и Фергуса.

Она напряглась, но взяла кинжал.

– Думаешь, нам грозит опасность?

– Нет. Ни один дурак не посмеет взять в осаду эти стены. Кеннет – негодяй, ублюдок, но не дурак.

– Тогда к чему все эти предосторожности?

– Я обязан позаботиться о безопасности тех, кто мне дорог.

Отвернувшись от жены и не желая лишний раз показать ей свои чувства, он повернул к лестнице, но жена бросилась за ним.

– Еще минутку, – взволнованно произнесла она.

– Да? – откликнулся он, не оборачиваясь.

– Значит, Робби вам тоже дорог? – Ее вопрос застал его врасплох.

Снова перед его глазами промелькнул образ малыша, бледного, печального. Внутри у него все похолодело, руки задрожали.

Блаженный Иисус, он же сказал – тех, кто ему дорог. Ну неужели этого мало?

Хватит и того, что слова сами срываются с его губ, хотя даже самому себе он не готов признаться в своих чувствах.

Он услышал, как Линнет подошла сзади и положила руку на его плечо.

– Я правильно поняла, вы любите мальчика?

– А он мой сын? – не преминул спросить Дункан в смятении.

– Для вас это так важно?

– Да, очень важно. – Дункану стало противно от собственной лжи. Он ненавидел себя за то, что не мог признаться себе: да, он любит мальчика. – Он мой сын? – снова спросил он.

– Я не могу сказать, – разочарованно ответила Линнет.

Дункан стоял прямо, не двигаясь, словно окаменел. Даже не обернулся, чтобы она не увидела боли в его глазах.

Через какое-то время, показавшееся Дункану вечностью, она пошла прочь. Он подождал немного, услышал, как она в точности передала его приказание Томасу, и двинулся к зубчатым стенам.

 

Глава 15

Непрекращающийся шум разбудил Дункана. Он протянул руку, чтобы прижать к себе Линнет, но рука наткнулась на камышовый мат.

– Что за… – начал он, но тут же вскочил на ноги и сразу вспомнил, где он находится.

У основания лестницы, ведущей в защитную башню, громко протопали двое его людей, и он сразу понял причину этого ужасного шума. Они несли на руках тяжело раненного Маккензи – стрела попала ему в шею.

Дункан не верил своим глазам. Окровавленный Маккензи со стрелой в шее!

– Святые Мария и Иосиф! – завопил Дункан, хватаясь за рукоять меча. – Фергус! Поднять людей по тревоге! На нас напали!

– Спасем короля! – прокричал в ответ Фергус, вскочив на ноги так быстро, как только позволил ему его возраст. Он забегал по залу, раздавая направо и налево пинки сонным родичам, не успевшим открыть глаза.

– Ну-ка, поднимайте свои задницы! – ругался он, размахивая булавой. – Хватит валяться, как безмозглые хряки в навозной луже!

– Всем на стены! – прогремел под сводами голос Дункана, и он бросился навстречу двоим, которые тащили раненого. Остановившись, он одним движением руки сгреб все со стола, чтобы Йена, а это был он, можно было положить и осмотреть рану.

Склонившись над ним, он хотел успокоить раненого, но, увидев залитое кровью лицо и бездыханную грудь, понял, что это бесполезно.

Дункан осторожно приподнял веки Йена. Остекленевший взгляд красноречивее всяких слов поведал Дункану о том, какой опасности подвергались все, находившиеся за стенами Айлин-Крейга.

Он должен защитить своих людей.

Враг скоро испытает на собственной шкуре яростную месть Дункана и пожалеет о том, что посмел напасть на цитадель Маккензи.

– Господи, спаси и сохрани! – прошептал Дункан, думая не только о загубленной жизни Йена, но и о его молодой жене и четверых детях, оставшихся без отца.

Стиснув зубы, Дункан накрыл лицо Йена полотняной салфеткой. Закрыв на мгновение глаза, справился с ослепившей его яростью и поискал глазами оруженосца. Юноша стоял в нескольких шагах от него, навешивая на себя всевозможное оружие.

– Локлан, – скомандовал Дункан, – быстро ко мне.

– Да, сэр? – Локлан одним прыжком преодолел стол и опрокинул по дороге лавку, поскользнувшись на камышовой циновке.

Дункан положил на плечо парня руку и заметил, как часто тот дышит.

– Успокойся, мой мальчик. Дыши ровнее, а то не сможешь прицелиться из арбалета.

Локлан покраснел.

– К вашим услугам, милорд.

– Прикажи кухарке кипятить жир, и пусть вся кухонная прислуга будет наготове тащить его на стены. Дворовым мальчишкам – таскать на стену ведрами содержимое выгребных ям. – Дункан сделал паузу. – Но сначала отдышись.

Локлан кивнул. Щеки его все еще пылали, видимо, он волновался перед первым в его жизни сражением.

Дункан проводил взглядом бегущего на кухню оруженосца, но, прежде чем тот скрылся за поворотом, окликнул его.

Юноша развернулся так резко, что чуть не налетел на двоих бегущих мимо него верзил.

– Да, сэр? – крикнул он, стараясь сохранить равновесие.

– Не суетись, парень. – Низкий голос Дункана эхом прокатился по залу. – Кто бы ни напал на нас, им придется узнать вкус нашей стали или захлебнуться в дерьме, которое выльется на их головы!

Слова Дункана были встречены криками одобрения. Локлан поклонился Дункану, повернулся и уверенным шагом пошел на кухню исполнять поручение господина.

Дункан дождался, пока Локлан повернет в темный коридор, ведущий на кухню, и на лице его снова появилась тревога.

Он вернулся к столу и громко стукнул над головой двумя пустыми пивными кружками, требуя тишины. Все повернулись к нему, приветственные крики смолкли.

– Скоро у нас будет достаточно раскаленного масла, чтобы утопить этих ублюдков. Отправляйтесь на свои места, и да поможет нам Бог!

Зал огласили гневные выкрики и звон стали, как будто в дальнем углу завязалась схватка. Но не мог же враг проникнуть в святая святых замка.

Дункан быстро огляделся, вздохнул с облегчением и спрыгнул со стола: он увидел лишь своих людей, торопливо вооружавшихся и бегущих на свои посты.

Звуки боя доносились с крепостных стен Айлин-Крейга.

На стенах сражались его люди.

На стенах?!

Поняв, что произошло, Дункан испытал настоящий животный страх, от которого кровь стыла в жилах. Этот страх пытался парализовать его волю, лишить жизненных сил.

Он должен избавиться от этого страха, порожденного силами самого ада.

Если нападающие смогли пробраться на стены – значит, у них есть лестницы, и в этот момент, они, возможно, устанавливают их под окнами комнаты Линнет. Они могут пробраться туда и лишить его самого дорогого, что у него есть в жизни.

С поразительной отчетливостью перед его глазами снова встали образы, мучившие его с тех пор, как он узнал о последнем нападении Кеннета.

Только на этот раз все было гораздо страшнее.

– Алек! Малькольм! – остановил он двух самых рослых парней. – Идите к спальне моей жены. Проверьте, заперты ли там все окна. Убивайте любого, кто попытается туда войти. И пусть Томас охраняет дверь до последнего дыхания.

Оба молча кивнули и повернули на лестницу, ведущую к спальне Дункана и его жены.

Дункан бросился за ними. Он должен быть уверен в безопасности жены. И сына.

Поднимаясь по лестнице, он едва не сбивал с ног попадавшихся на пути нерасторопных слуг.

Но неожиданно остановился.

Господи, что на него нашло? Ведь он хозяин замка, и его долг – позаботиться обо всех членах своего клана.

Обо всех. А не только о своей семье.

Чтобы успокоиться, Дункан сделал глубокий вдох и провел рукой по влажным от пота волосам. Он никогда не забудет о законах чести, о своих обязанностях. Не поступит столь низко.

Ведь от его действий зависит безопасность всех и каждого в замке, в том числе Линнет и Робби.

И все же он невольно посмотрел на лестницу, ведущую к спальне его жены. Еще не стихли шаги Алека и Малькольма. Он был уверен, что, если потребуется, они защитят его жену и ребенка, даже ценой собственной жизни.

Он тоже будет сражаться не на жизнь, а на смерть на крепостной стене.

Плечом к плечу со своими людьми.

Он решительно повернулся лицом к залу и окинул глазами бурлящий вокруг него водоворот людей.

Но в этом кажущемся хаосе все подчинялось определенной цели.

Фергус все еще размахивал своей булавой и разгонял по постам вооруженных людей, хотя никого из них нельзя было назвать лентяями.

Скорее наоборот.

Дункан с гордостью отметил, что даже юные воины, недавние оруженосцы, действуют так, как их учили. Их обнаженные мечи, готовые к бою, сверкали на поясах, ножны были оставлены, чтобы не мешать в сражении.

Ни один не отступит, будет драться до последнего.

Слава распространилась по всей Шотландии о его клане. Его бойцов считали самыми отважными и крепкими бойцами во всем Шотландском нагорье.

Торопились занять свои места у амбразур лучники, гордость Дункана.

Сам он крепко сжимал обтянутую кожей рукоять меча. Он великолепно владел этим испытанным в бою идеально сбалансированным оружием, играючи мог снести им человеческую руку, даже не заметив этого.

Он почувствовал мягкую кожу рукояти. От его прикосновения она стала теплой и податливой, как женщина в объятиях возлюбленного.

Дункан усмехнулся. Сейчас он был далек от любовных утех как никогда.

Потому что собирался сеять вокруг себя смерть, не зная пощады.

С решительностью, выработанной годами военной выучки, он отбросил все посторонние мысли. Все, кроме главной: сохранить свою жизнь и сбросить противника со стен замка. Он быстро прошел через зал, торопясь попасть на крепостную стену.

Навстречу ему по лестнице, ведущей к главной башне, бежал Мармадьюк. Он тяжело дышал, на лице выступили капли пота. Заметив Дункана, англичанин резко остановился и перевел дух.

– Кто? – Это было единственное, что сейчас волновало Дункана. Хотя ответ он знал заранее. И все-таки повторил: – Кто?

– Кеннет. – Мармадьюк провел рукой по лбу. – Как всегда, дьявольски хитер. Они поставили галеру на якорь на безопасном расстоянии и добрались сюда на крошечных лодках из ивняка, обтянутых шкурами. В каждой – по одному человеку. Похоже, они собираются взорвать стены.

– Что с нашей обороной?

– Мы, как всегда, готовы, – доложил Мармадьюк. – Обрушили на них поток стрел, но они используют свои лодки вместо щитов, Держа их вверх дном и прикрывая людей, которые ковыряются под нашими стенами.

– А если поджечь стрелы? – Дункан отступил на шаг, пропуская двух прачек, которые несли корзины с полотном, видимо, собираясь заняться телом бедняги Йена.

– Лишняя трата сил и времени. Они укрыли лодки водорослями. Мне удалось поджечь пару лодок раньше, чем они успели это сделать, – прихвастнул Мармадьюк, зло усмехнувшись. – Но я обошелся без горящих стрел.

Дункан удивленно приподнял бровь:

– И как же это тебе удалось?

Мармадьюк похлопал Дункана по плечу.

– Это кое-что получше, дружище. – Он явно был очень доволен собой. – Эту штуку нам с тобой давно надо было сжечь ко всем чертям.

– Нет, ты не мог этого сделать. – Дункан заподозрил неладное, и довольная физиономия англичанина подтвердила его предположения.

– Еще как смог, – сказал Мармадьюк, задорно сверкая здоровым глазом. – Она прекрасно горела. Освещала этому ничтожеству и банде его недоносков дорожку к своему пристанищу в аду. Им стоит поторопиться. Насколько я помню, ждать она не любит.

– Да, – улыбнулся Дункан. – Путь им предстоит неблизкий.

Мармадьюк от души расхохотался, и они вместе пошли вверх, на стены.

– Им удалось подобраться к воротам? – уточнил Дункан.

– Нет. Наша охрана держит их на расстоянии выстрела, и у нее наготове камни. Эти мерзавцы не рискнут подойти даже к парапету.

– Сколько у них лестниц?

– Не много. И ставят они их не в самых удачных местах. – Мармадьюк задумался. – Они не пытались добраться до окон спальни леди Линнет, хотя Кеннет должен знать, где она находится.

– И при этом они продолжают осаду? – Дункан нахмурился. Что-то здесь не так. – Кеннет хорошо знает, что эти стены невозможно взять штурмом. Они высечены прямо в скале. Это дурацкая затея. – Дункан резко остановился и повернулся лицом к англичанину. – Если только они не пытаются нас отвлечь. Но от чего?

Мармадьюк потер лоб.

– Хммм…

– «Хммм» – это не ответ.

– Так… они подстрелили Йена, – сказал наконец Мармадьюк.

Он что? Ненормальный? Дункан разозлился.

– Я знаю. Его тело еще не остыло, да упокоит Господь его душу. Шевели мозгами и не напоминай мне о том, что я и так уже знаю.

– Йен был одним из лучших лучников.

– И что это значит?

Мармадьюк со вздохом продолжил:

– Готов поклясться, они искали Йена. Кеннет все время смотрел на наши стены, потом что-то сказал арбалетчику. Тот целился именно в Йена.

Дункан задумался. Это не имело никакого смысла.

– Может, между ними была ссора? Но мне об этом ничего не известно. Не представляю, зачем ему понадобилось убивать Йена.

– Еще стреляли в Рыжего Джеймса.

– Рыжего Джеймса? – Дункан уставился на Мармадьюка. – Только не говори, что его тоже убили.

– Нет, он живой. Силен, как десять быков. Один из ублюдков взобрался по лестнице и ранил его в правую руку. Рана глубокая, почти до кости.

Дункан рассвирепел. Рыжий Джеймс – один из лучших бойцов.

– Он не сможет больше владеть рукой?

– Плохо ты его знаешь. Это для него все равно что царапина. Он и глазом не моргнул! Отшвырнул свой арбалет, выхватил меч и пронзил мерзавца насквозь. А потом сбросил вниз, туда же отправил и лестницу.

Неожиданно характер боя изменился. Стал отчетливо слышен топот бегущих людей и звон стали, смешавшийся с криками боли.

Так кричат, когда лезвие меча глубоко вонзается в тело.

От смертельной боли.

– Скорей, англичанин. – Дункан дернул его за пояс. – Мы и так задержались.

Движимые яростью, они взлетели наверх с быстротой ветра. За спиной Дункан услышал визг стали – Мармадьюк обнажил клинок.

Уже наверху он придержал Дункана за локоть, чтобы тот не ринулся в бой.

– Хью подстрелили, – крикнул он.

Дункан выругался.

– Убили?

– Нет, ранили. Стрела задела плечо.

– Черт побери, он – лучший стрелок.

Мармадьюк кивнул.

– Правое плечо, как у Рыжего Джеймса.

Смутные подозрения, вертевшиеся где-то на краю сознания, оформились в догадку.

– Йен, Рыжий Джеймс и вот теперь Хью. Эти сукины дети задались целью вывести из строя наших лучших людей!

– Похоже на то.

– Ответим им тем же.

– С превеликим удовольствием! – Мармадьюк поднял меч.

– Спасем короля! – закричал Дункан, тоже взмахнув мечом, и бросился на парапет, в самую гущу боя.

Линнет между тем металась по своей спальне, как зверь в клетке.

– Вы не можете держать меня взаперти! – кричала она охранникам, стоявшим у двери. Те молчали. – Там же есть раненые. Им нужна помощь.

– Хозяин лично приказал, чтобы вы оставались в комнате, миледи, – сказал наконец тот, что повыше, Малькольм. Сказал так спокойно и учтиво, что ей захотелось запустить в него чем-нибудь тяжелым.

– Пожалуйста, леди, успокойтесь, – стал урезонивать ее Алек. – Мы не можем нарушить приказ Черного Оленя. Ведь он желает вам только добра.

Линнет сердито посмотрела на Элспет, которая сидела у камина, прижимая к груди спящего Робби. Старый Мейджер тоже спал, свернувшись калачиком у ее ног.

Она избегала встречаться взглядом с Линнет, и та поняла, что Элспет на стороне этих сторожевых псов, которые не дают ей выполнить свой долг.

– Очень хорошо, что Элспет и Робби здесь в полной безопасности, под охраной. Но я хозяйка этого замка. И мое место там, где надо помочь раненым. – Она помолчала и обратилась к Элспет: – Твой будущий муж наверняка в гуще битвы. Неужели тебе не хочется быть рядом с ним, если его ранят и ему понадобится помощь?

– Я всего лишь служанка, – ответила Элспет, хотя смирение было не в ее правилах. – Не мое дело обсуждать приказы хозяина.

Услышав, как несколько стрел с глухим стуком ударилось о закрытые ставни, Линнет в отчаянии схватила свою сумку и, чуть не плача, начала размахивать ею перед носом одного из охранников.

– Здесь есть все необходимое на случай, если что-то случится с вашим господином или с кем-то из его людей. А вы не даете мне помочь им!

Охранники лишь молча кивали, давая понять, что слышат ее, но ни один не двинулся с места.

– Неужели вам нет дела до того, что кто-то может умереть от ран, если не будет вовремя оказана помощь?

Они обменялись многозначительными взглядами.

– Кто ранен? – сумка выпала из ее рук. Она схватила Малькольма за край одежды. – Кто, я спрашиваю? Мой муж?

Малькольм покосился на Алека.

– Вы скажете мне, – крикнула она, – я требую!

– С сэром Дунканом все в порядке, леди, – начал Алек. – Это Йен. Стрела попала ему в шею. Его нельзя было спасти…

– Будут и другие, и я должна им помочь, – заявила Линнет, отступив на шаг и расправив плечи. После этой страшной новости она только укрепилась в своем решении. – Возможно, среди них будет и мой муж.

– Не нужно беспокоиться о хозяине, – успокоил ее более разговорчивый Алек. – Он самый умелый воин. Я видел, как он раскроил одного мерзавца пополам одним ударом меча.

– А если настигнет стрела?

– Не настигнет. Ваш муж – непобедимый, миледи, – вмешался Малькольм. – И если потребуется, вступит в бой с самим дьяволом.

– Я тоже умею драться! – проснувшись, сказал Робби. Соскочил с коленей Элспет и схватил свой деревянный меч. – Буду драться с дядей Кеннетом до полной победы!

– Обязательно будешь. – Элспет поднялась и взяла Робби на руки. – Ты станешь настоящим воином, сильным и благородным, когда вырастешь, – нараспев говорила она, снова усаживаясь в кресло.

– Зато я уже выросла, – заявила Линнет. – И умею хорошо драться. Братья научили.

Элспет испуганно посмотрела на нее. Линнет с вызовом приподняла юбку и выхватила из башмака стилет.

– Он очень острый, и я знаю, как с ним обращаться. – Она посмотрела на Малькольма и Алека и опустила подол. – Не заставляйте меня это доказывать.

– Милая, это слишком, – сказала Элспет. – Сэр Дункан – доблестный воин и в твоей помощи не нуждается. А о раненых позаботится Фергус.

Линнет гневно посмотрела на няню и снова стала мерить шагами комнату. Наконец остановилась.

– Вы разве не слышите крики раненых? Оглохли, что ли? Или вам безразлично? У меня сердце обливается кровью!

Встревоженный ее громким голосом, Мейджер, старый пес, пополз к ней на брюхе, прижимая голову к полу и поджав хвост. Тихонько скуля, подобрался к ней и ткнулся носом ей в ноги.

– Мейджер, – едва слышно произнесла Линнет. Пес смотрел на нее преданными глазами, заскулил и стал лизать ей руки.

Захваченная врасплох, Линнет опустилась на колени, обняла пса и прижалась к нему щекой.

– Мейджер, ну почему они меня не слушают? – Линнет едва не заплакала.

Он был единственным, кто ее понимал и искренне, как мог, пытался утешить. И от этого ей стало чуточку легче.

Она прислушивалась к каждому доносившемуся со стен звуку, тщетно пытаясь себе представить, что там происходит.

В этот момент за дверью раздался голос Мармадьюка, приказывающего Томасу открыть дверь, что не предвещало ничего хорошего.

Линнет вскочила на ноги, наблюдая, как Алек отодвигает тяжелую щеколду. Дверь была заперта снаружи и изнутри. В наступившей тишине слышно было, как она скрипнула. Огромная фигура англичанина закрыла весь дверной проем, при виде мрачного выражения его лица Линнет похолодела.

– Нет! – крикнула она. Ей показалось, будто мир вокруг рушится. – Мой муж? Он… – Слова замерли на губах.

Сэр Мармадьюк покачал головой и провел ладонью по лицу, покрытому копотью.

– Сожалею, миледи, но я должен проводить вас к вашему мужу. Он жив, но вряд ли долго протянет, если никто не займется его ранами. Он отказывается покинуть стену.

Он не должен умереть! Все поплыло у Линнет перед глазами. Почва ушла из-под ног. Она ничего не видела, не слышала, не соображала.

Он не должен умереть!

Англичанин подхватил ее, чтобы она не упала. Элспет сунула ей в руки сумку, набросила на плечи плед.

Где-то за спиной раздался детский плач.

– Да поможет вам Бог, – сказал один из охранников, но она не поняла кто.

Мармадьюк вывел ее из комнаты, подталкивая к лестнице, ведущей на стену.

– Раны не слишком серьезные, миледи, не переживайте. Главное – он не желает покидать поле боя и уже потерял много крови. Надо убедить его спуститься вниз. Вас он послушает.

Он не должен умереть!

На полпути Линнет отказали ноги, и она стала оседать на ступени, англичанину снова пришлось подхватить ее на руки.

– Дункан будет жить, – уверял он Линнет. – И я не допущу, чтобы что-то случилось с вами.

Линнет молчала, судорожно сжимая сумку.

– Все будет хорошо, – пообещал он. Он не должен умереть!

– Мы уже почти пришли. – Мармадьюк остановился у двери, ведущей на парапет. – Леди, вы меня слышите? Вы поняли хоть слово из того, что я вам сказал? – Он ногой распахнул дверь.

– Да, слышала, – прошептала Линнет.

Его слова для нее ничего не значили. Он просто ее утешал. В ее сердце звучали другие слова. Он не должен умереть. Она не позволит ему умереть.

 

Глава 16

– Не верю своим глазам! – заорал Дункан, сверля взглядом англичанина. – Ты что, спятил?

Сэр Мармадьюк, выпрямившись, стоял перед ним, прижав к себе Линнет, заслонив ее своими широкими плечами. Одной рукой он обхватил ее за талию, другой – удерживал над головой щит.

Лишь едва заметные пряди огненно-рыжих волос и торчащая из-под щита кожаная сумка говорили о том, кого именно так самоотверженно защищал английский рыцарь своим могучим телом.

Дункан вытер стекающую со лба кровь и смачно выругался. Он не мог понять, как получилось, что этот болван так отчаянно закрывал ее от свистящих вокруг стрел, в то время как ее вообще не должно было быть здесь, на крепостных стенах.

Он отдал приказ держать ее под охраной.

В ее комнате. В безопасности. Подальше от всех этих ужасов.

А вовсе не здесь, наверху, среди стрел и огня, рядом с озверевшими вооруженными мужчинами.

Все еще чертыхаясь, Дункан отбросил арбалет и, не обращая внимания на свои окровавленные руки, выдернул жену из объятий Мармадьюка и заставил опуститься на колени у самой стены, пригнув ее голову так, чтобы Линнет оказалась под прикрытием ближайшего каменного зубца.

Отобрав у Мармадьюка щит, он протянул его Линнет.

– Прикройся им и не двигайся! – рявкнул он. – Делай, как я сказал. – Он не давал вымолвить ей ни слова.

– Но, милорд, Дункан, умоляю…

– Молчи! – Он обернулся к Мармадьюку: – Ты что, сдурел? О чем ты думал, когда тащил ее сюда? Если с ней… – Он внезапно умолк, схватившись за бок. Сквозь ладонь сочился ручеек крови.

Его задело стрелой из арбалета. На этот раз, подхватив Дункана, выругался Мармадьюк.

– Если не желаешь слушать меня и пригнуться, послушай хотя бы свою жену.

– Дункан! – взмолилась Линнет, высунув голову из-под щита. – Заклинаю тебя всеми святыми, у тебя в плече застряла стрела, и это не единственная рана. Бог знает, сколько их у тебя.

– Я сказал, пригнись! – Меж двух зубцов мимо головы Линнет просвистела стрела. Сраженный ею юноша с душераздирающим криком упал.

Это был один из оруженосцев Дункана. Стрела попала ему между лопаток. Кровь бросилась в голову Дункану, ярость затуманила взор.

Мармадьюк быстро прочел молитву.

Оруженосец был совсем юным, мальчишкой.

Всего несколько дней назад он гордо показывал Дункану первые волосы на своем подбородке.

И вот теперь он мертв.

Дункан запрокинул голову и взревел от гнева.

Он видел, как Линнет на четвереньках подползает к юноше.

– Женщина, оставайся на месте! Я не хочу видеть, как тебя убьют!

– И все же вы хотите сделать меня вдовой еще до наступления утра, – огрызнулась она, продолжая ползти. – Если вам нет дела до собственных ран, я спасу хотя бы других. – Она обернулась и с вызовом посмотрела на мужа. – Вам не удастся меня остановить.

– Ему уже нельзя помочь. Он мертв.

Линнет посмотрела на неподвижное тело, и лицо ее покрылось бледностью. Только сейчас она заметила, как неестественно подогнулись у парня ноги, только сейчас поняла, что стрела попала в легкое, а возможно, и в сердце.

Открыв рот, она попыталась закричать, но ни издала ни звука. Все в ней словно перевернулось, и она не могла пошевелиться, лишь смотрела на убитого оруженосца.

Да помогут ей небеса, от так похож на ее любимого брата Джейми.

И такой же юный.

Ей нравился этот жизнерадостный, всегда улыбающийся юноша. Он краснел, когда она улыбалась ему в ответ.

– Нет! – воскликнула Линнет, преодолев несколько шагов, отделяющих ее от убитого юноши. – Он не мертв! – Она перевернула его к себе лицом. – Он не мог…

Но его безжизненно мотнувшая голова и пустой взгляд говорили об обратном.

Линнет охватил леденящий ужас.

Она перевела взгляд с мертвого оруженосца на своего мужа. Тот поднял арбалет и, выглядывая из-за зубца башни, целился в кого-то внизу за стеной.

Было видно, как он сосредоточен и напряжен, натягивая тетиву.

Снизу донесся громкий крик – стрела попала в цель. Дункан присел, спрятавшись за зубцом от ответного выстрела.

– Дай Бог, – прошептал он едва слышно. – Дай Бог, чтобы это оказался тот бандит, что отнял жизнь у юного Эвана.

Страдание, появившееся на лице Дункана, было вызвано не болью от собственных ран, а безвременной гибелью юноши.

Линнет с трудом сдержала слезы. Она поплачет потом, а сейчас надо помочь раненому мужу. Она подбежала к нему и крепко схватила за здоровую правую руку.

– Хватит демонстрировать свою доблесть, Маккензи, пойдем со мной, – взмолилась она. Но он не двинулся с места. – Умоляю тебя!

Его лицо окаменело. Он стряхнул жену с руки, как надоедливую муху и, преодолевая боль, наклонился, чтобы поднять арбалет. Сжав зубы, попытался зарядить его, но Мармадьюк вырвал у него оружие.

Линнет с замиранием следила, с каким мастерством англичанин заряжает арбалет, налаживая стрелу, натягивает тетиву, прицеливается и наносит смертельный удар по невидимому противнику.

Мармадьюк прислонил арбалет к стене и встал прямо перед Дунканом, не давая ему дотянуться до оружия.

– Если ты сейчас же не уберешься отсюда, то никогда больше не сможешь взять в руки ни этот арбалет, ни какое-либо другое оружие.

– Дункан, умоляю, – снова начала Линнет. – Ты весь в крови. Я никогда не видела…

Нахмурившись, он схватил Линнет за локоть и оттащил в сторону – двое мальчишек тащили огромный котел с кипящим маслом.

– Эй, щенки, смотрите под ноги!

Он сгреб жену в охапку и крепко держал ее, закрывая собой все время, пока два здоровяка принимали у мальчишек котел, выливая его содержимое за стены.

Снизу донеслись пронзительные крики. Дункан одобрительно кивнул и только после этого отпустил Линнет.

– Проследи, чтобы она вернулась туда, откуда ты ее привел, – приказал он Мармадьюку, подталкивая жену к англичанину. – И только посмей нарушить мой приказ, – добавил он и, выхватив меч, подскочил к небольшой группе своих людей, скрестивших оружие с двумя мерзавцами, которым удалось взобраться наверх.

– Леди, пойдемте, – сказал Мармадьюк, обхватив ее за плечи. – Позвольте мне проводить вас вниз, в безопасное место. Я знал, что ничего из этого не выйдет.

Линнет оглянулась и на дальнем конце парапета увидела, как ее муж сражается с каким-то монстром, размахивающим боевым топором. Из-за тяжелых ранений движения его были замедленными, над головой пролетали огненные стрелы. Ударяясь о каменный парапет, они рассыпались множеством искр. Затаптывая ногами огонь, носились мальчишки.

– Леди, идемте же, – подтолкнул ее Мармадьюк. – Здесь нельзя оставаться.

– Я никуда не пойду, – упрямо заявила Линнет.

Дункан между тем с трудом отражал атаки противника. Если бы не раны, он давно расправился бы с негодяем и сбросил его со стены, не дав даже замахнуться топором.

Но сейчас, как показалось Линнет, он слабел с каждой минутой. Если так пойдет и дальше – он проиграет бой.

Только не это. Он не должен умереть.

Она поклялась всем святым, что не даст ему погибнуть, и скорее умрет сама, чем нарушит эту клятву.

И если Бог ей поможет, никто из их людей больше не умрет.

Мимо их ног просвистела огненная стрела, и сэр Мармадьюк, шагнув в сторону, затоптал дымящееся древко. Линнет воспользовалась моментом и бросилась прочь от него, снова на стену.

Схватила арбалет Дункана, подняла и прицелилась через амбразуру.

– Кеннет Маккензи! – громко крикнула она копошащимся внизу людям. – Ты меня слышишь? Отзовись!

– Леди, остановитесь, они убьют вас! – Мармадьюк попытался оттащить ее от стены.

Линнет бросила арбалет и схватилась за зубец стены.

– Оставь ее, – донесся голос снизу, со скалистого берега у подножия крепости. На какой-то миг бой прекратился.

Одинокая стрела с грохотом ударилась о каменный пол рядом с Линнет. Воцарилась зловещая тишина, нарушаемая лишь свистом ветра в амбразурах и шумом волн, накатывающих на основание крепости.

– Дайте леди выйти и сказать, что она хочет, – снова раздался тот же голос.

– Не слушайте его, это просто безумие, – шепнул ей на ухо Мармадьюк. – Он хочет убить вас.

– Побойся Бога! – взревел Дункан, мертвой хваткой вцепившись ей в руку окровавленными пальцами. – Немедленно иди в замок! – Он дернул ее с такой силой, что она отлетела далеко от зубца.

– Оставьте меня! – Ей удалось вырваться от Дункана.

– Держите ее!

– Не подходите! – Она выхватила из ботинка стилет и приставила к своему горлу. – Никто не сможет мне запретить говорить с братом мужа.

Послышались ропот, проклятия, но никто не двинулся с места.

Не сводя глаз с окруживших ее воинов Маккензи, Линнет положила стилет на ближайший зубец и обвела всех суровым взглядом.

– Те из вас, кто видел, как я учила Робби бросать нож, знают, как я это делаю. Мне не хотелось бы демонстрировать вам свое умение.

Она снова подняла арбалет.

– Я здесь, – крикнула она высокому широкоплечему мужчине внизу, который был хорошо виден среди перевернутых вверх дном лодок – там прятались его люди.

Она посмотрела на него так, словно одной лишь силой взгляда хотела заставить убраться восвояси.

На какой-то момент ей показалось, что там внизу стоит ее муж, таким поразительным было сходство между братьями-близнецами.

Однако вокруг Кеннета она снова увидела грязно-зеленое свечение, как тогда, в тисовой роще.

Она перехватила арбалет поудобнее.

– Я здесь, Кеннет Маккензи, – повторила она, – и предлагаю тебе и твоим людям отсюда уйти. – Линнет подперла арбалет ногой. – Иначе я прострелю тебе колено, и твоим людям придется тебя унести.

Кеннет склонил голову и широко улыбнулся. Снизу донеслось хихиканье.

– Это твои люди смеются? Те самые, с которыми ты был в тот день? Или другие? – с вызовом крикнула она.

Кеннет поднял руку, и смех прекратился.

– Они смеются не над вами, благородная леди, – крикнул он. – А над моим братом, который прячется за женской юбкой.

За ее спиной раздался гневный рев Дункана. Он пытался вырваться от удерживавших его людей.

– Не рыпайся, дурак, – успокаивал его англичанин. – Ведь он провоцирует тебя. Надеется, что ты выскочишь и его подручные убьют тебя прежде, чем ты дотянешься до своего арбалета.

– Моего мужа здесь нет, – заявила Линнет. – Он тяжело ранен, и его унесли вниз.

– Какой неблаговидный поступок с его стороны! – продолжал юродствовать Кеннет.

– Кеннет Маккензи, если ты человек благородный, как утверждаешь, то должен признать, что мой долг хозяйки замка – находиться на этих стенах после того, как моего супруга тяжело ранили.

Он явно был недоволен и какое-то время молча смотрел на нее. Потом наконец отвесил низкий поклон.

– Я могу согласиться с этим, леди. Но при одном условии.

– Я не собираюсь торговаться с тобой, – резко возразила Линнет, прилаживая стрелу в арбалет. – Уходи и больше не возвращайся.

Не отрывая от нее взгляда, Кеннет поставил правую ногу на ближайший валун.

– А если не уйду, вы прострелите мне колено?

– Да, как и обещала.

– Ваше мужество впечатляет, миледи, но я не верю, что женщина умеет стрелять из арбалета. – Он погладил колено и улыбнулся. – Во всяком случае, так метко.

Линнет прицелилась.

– Бросать нож – это цыганский трюк, – поддразнил он ее. – Неудивительно, если провидица и знахарка владеет этим искусством. Но настоящее мужское оружие… – Он засмеялся. – Нет, не верю.

Линнет положила пальцы на спусковой рычаг арбалета.

– Пусть мой сын спустится ко мне, и я оставлю вас в покое. – В его голосе зазвучали металлические нотки. – Я готов подождать до завтра.

Линнет услышала ропот людей Маккензи, снизу доносились насмешки сообщников Кеннета.

– Ты ничего не получишь, – крикнула Линнет. – Не видать тебе ни мальчика, ни этих стен. Последний раз предлагаю тебе уйти с миром.

– Нет, – решительно ответил Кеннет.

– Ну что ж. – Линнет отпустила рычаг.

Крик боли пронзил ночную темноту, на стене послышались радостные возгласы. Линнет наклонилась и осталась довольна увиденным, хотя стрела вонзилась не в колено, а в бедро негодяя.

– Клянусь, женщина, если еще когда-нибудь ты ослушаешься меня, я перекину тебя через колено и выпорю прямо на глазах у всех! – отчитывал Дункан свою жену, пока она с невозмутимым видом обрабатывала его раны.

Но даже его люди, казалось, забыли, кто здесь господин, и, несмотря на его протесты, безжалостно прижимали его к столу, пока Линнет перевязывала ему раны.

– Эй, полегче там! – вскрикнул он, когда нож глубоко проник в рану на бедре. – Ты меня сейчас прикончишь, на радость Кеннету и его банде.

– Твоя жена хочет тебе помочь, терпи, – сказал Мармадьюк.

Дункан ответил ему негодующим взглядом, но тот, развалившись за соседним столом, поднял пивную кружку, изображая приветственный тост, и нахально отхлебнул пиво.

– Если бы ты послушался доброго совета и вовремя убрался со стены, в тебе не было бы столько дырок, в которых приходится ковыряться.

– Думаешь? – разозлился Дункан. Этот красавец, его зять, не получил в бою ни одной царапины.

– Не думаю, а знаю точно! – ухмыльнулся англичанин.

– Интересно, есть что-нибудь, чего ты не зна… – Дункан не договорил, почувствовав резкую боль.

Мармадьюк пожал плечами и снова приложился к кружке.

– Тише вы оба. – Элспет приложила примочку к ране на лбу Дункана.

– Если бы ты выпил вино, которое мы пытались влить в твою глотку, тебе не было бы так больно, – упрекнул его Фергус, стоявший у дальнего конца стола.

– Мне не больно, – рявкнул Дункан, бросив на него сердитый взгляд.

– Выходит, мне показалось? – Дворецкий смело посмотрел в глаза Дункану и еще крепче прижал его лодыжки. – Почему же тогда шестерым твоим лучшим людям приходится изо всех сил тебя держать?

Дункан попытался что-то возразить, но тут же вздрогнул: кончик стилета Линнет скользнул вдоль бедренной кости.

– Святые угодники! – заорал Дункан, пытаясь вырваться из шести пар державших его рук. – Локлан! Неси сюда это проклятое вино!

Юноша подскочил к нему с огромным глиняным кувшином в руках.

– Передай вино Элспет, – приказала Линнет. – И приподними ему голову, чтобы можно было влить ему в рот вино.

Локлан вопросительно посмотрел на господина, приподняв бровь.

– Делай, как она сказала, – процедил Дункан сквозь зубы.

Опустошив содержимое кувшина, он немного успокоился.

– Я бы еще выпил, – сказал Дункан со вздохом.

И при этом посмотрел на Фергуса, опасаясь, что старик снова все испортит своими колкими замечаниями. В конце концов, он здесь хозяин и будет пить столько, сколько хочется.

Это хоть немного заглушит боль.

Наплевать на насмешки Фергуса, и черт с ней, с этой никому не нужной бравадой.

Через несколько часов и бог знает скольких кувшинов вина Дункан пришел в себя. Сквозь красную пелену боли он вгляделся в лицо своей жены.

Она заботливо склонилась над ним, и ему не было дела до того, что тревога затуманила ее янтарные глаза, а на лице – усталость и напряжение.

Ему было все равно, как она на него смотрит.

Главное – она была рядом.

– Ты больше не собираешься тыкать в меня своим ужасным ножом? И сколько еще мне тут валяться, голому, в этих тряпках, будто я уже труп? – спросил он, удивившись своему голосу, хриплому, словно чужому.

Вместо ответа Линнет перевела взволнованный взгляд на англичанина. Великий всезнайка стоял рядом, глядя на него сверху вниз.

– Ну? Не испытывайте мое терпение, оно на исходе.

– Твоя жена и Элспет хорошо поработали, дружище, – сказал Мармадьюк. – Прочистили и перевязали почти все твои раны. Им удалось убрать остатки кольчуги и прочей гадости, которая въелась тебе глубоко под кожу. Теперь можно не опасаться нагноения.

Дункан уловил в этой пространной речи главное.

– А почему ты сказал «почти все раны»?

– Мы не смогли удалить стрелу из вашего плеча, – ответила жена спокойно, но в ее взгляде он прочел беспокойство. – Если попытаемся это сделать – можем причинить вам вред.

Дункан с усилием приподнялся и посмотрел на левое плечо. Там торчала стрела, рука раздулась, опухла и покраснела.

– Надо протолкнуть ее насквозь, – сказал Дункан, и при одной мысли об этом ему стало тошно.

Линнет мрачно кивнула.

– Будет больно.

– Не дурак, знаю, что больно. Придется потерпеть. Делайте это, и побыстрее.

– Хорошо, – согласилась она. – Но рана плохая. Ее уже не удастся вычистить как надо. Будет долго заживать.

Дункан вздохнул. Боль в плече усиливалась.

– Кончайте с этим скорее, – повторил он. Линнет посмотрела на англичанина. Тот кивнул и приказал людям держать раненого покрепче.

Линнет взяла Дункана за руку. Как только Мармадьюк сжал в своей огромной лапе плечо Дункана и обхватил стрелу пальцами второй руки, Дункан зажмурился.

– Прости, дружище, – услышал он слова англичанина. Потом все словно вспыхнуло огнем и разом погасло.

– Слава Богу, он пришел в себя, – задыхаясь от волнения, пробормотала Линнет, сжимая внезапно ослабевшую руку мужа. Она отвела глаза от окровавленной стрелы, которую Мармадьюк протащил сквозь тело Дункана.

Где-то рядом суетилась Элспет, меняя очередную примочку на лбу Дункана. Она взглянула на Линнет:

– Надо промыть руку, приложить теплую примочку из зверобоя и поскорее перевязать. – Она снова сменила примочку. – Как ты себя чувствуешь, детка? Может, я сама все закончу?

Линнет расправила плечи и сжала губы, чтобы не было видно, как они дрожат.

Всю ночь она помогала раненым. Промывала раны, сшивала и прикладывала примочки на раны, поила из ложечки успокоительными и обезболивающими настойками бесчисленных измученных Маккензи, и все это время ей хотелось только одного: свернуться калачиком рядом со своим мужем и обнять его.

Раз или два она бегала в спальню – проверить, как там Робби. К счастью, мальчик крепко спал, Томас все еще неотлучно охранял дверь.

Так или иначе, надо держаться. Она даже умудрилась несколько раз улыбнуться непострадавшим воинам, которые за кружкой пива смаковали подробности поспешного отступления Кеннета и его банды после того, как ее стрела пронзила бедро предводителя ублюдков.

Она разделяла их радость. С удовольствием глядя, как Кеннет захромал к лодке, которую поспешно приготовили для него. Но сейчас она не могла беспечно смеяться вместе со всеми – еще многое предстояло сделать. Зал был полон раненых, некоторые агонизировали.

Но за все время Линнет не проронила ни слезинки.

Не заплачет и теперь.

Она будет рядом; пока нужна своему мужу.

Не хотелось даже думать о том, что могло произойти, окажись раны Дункана более серьезными. Он мог навсегда покинуть ее. От этой мысли она содрогнулась.

Нет, она не может потерять его.

Во всяком случае, сейчас, когда он так ей нужен.

Когда она так сильно полюбила его.

Так сильно, что готова была умереть, только бы не жить без него на этом свете.

– Леди?

Голос Элспет вывел ее из раздумья.

– Да?

– Ты, я смотрю, замечталась. Я промыла рану на руке твоего мужа и уже принесли свежий настой для примочек. Ты сама приложишь их к ране или я это едет лаю? Может, тебе лучше подняться к себе и хоть немного поспать?

– Нет. – Линнет покачала головой. – Я сама. – Она взяла у Локлана стопку примочек, приложила к ране и плотно забинтовала.

– Спасибо, Локлан, – поблагодарила она юношу, осторожно положив перевязанную руку Дункана на стол. – Прежде чем он проснется, надо будет еще раз сменить повязки.

Локлан почтительно склонил голову.

– Я могу еще чем-то помочь, миледи?

– Да. – Линнет коснулась его руки. Юный оруженосец вздрогнул, и она обратила внимание на его бледность. – Отдохни. Тебе надо поспать.

Повернувшись, она достала из сумки маленький флакон.

– Я хочу дать мужу выпить вина с настойкой валерианы. Он проспит до утра, а может быть, и дольше. Помоги мне приподнять его голову. – Она погладила юношу по щеке тыльной стороной ладони. – А потом сам выпьешь этого вина.

Локлан слегка покраснел.

– Спасибо, леди.

Общими усилиями Линнет, оруженосец и сэр Мармадьюк умудрились влить в горло Дункана приличную дозу валерьянки. К счастью, он даже не проснулся.

Сэр Мармадьюк с тревогой посмотрел на Линнет.

– Леди, вы сделали все, что могли, даже больше. Я хочу выразить вам свое восхищение и уважение. – Он положил руку ей на плечо. – Близится рассвет, и, я думаю, нам с вами тоже надо отдохнуть.

Линнет еще раз оглянулась на мужа, который крепко спал на столе. Его широкая грудь мерно поднималась и опускалась.

И все же Линнет не хотелось уходить.

Англичанин слегка пожал ее руку.

– Лучше не переносить его в другое место, а то разбудим.

– Но…

– Не беспокойтесь, леди, с ним ничего не случится, – успокоил ее Мармадьюк, смахнув слезу, показавшуюся в уголке его глаза. – Он для этого слишком упрям.

К горлу Линнет подступил комок, и она смогла ответить лишь благодарным взглядом.

– По вашей просьбе Фергус и Элспет сейчас принесут шерстяные одеяла, чтобы укрыть Дункана и других раненых. Вы больше ничего не сможете для них сделать. По крайней мере, не этой ночью. Дункан тоже хотел бы, чтобы вы поспали.

Он подошел и предложил ей руку.

– Пойдемте, я провожу вас в вашу спальню.

Оглянувшись на спящего мужа, Линнет взяла англичанина под руку и позволила увести себя. Томас открыл перед ними дверь, но Мармадьюк задержал ее.

– Не возражаете, если я посижу у камина, пока вы будете спать? – На его лице она прочла тревогу.

– Это очень любезно с вашей стороны, но не стоит беспокоиться, – отказалась Линнет, только сейчас почувствовав, как сильно устала. Ей хотелось побыстрее улечься в постель, обнять Робби и погрузиться в сон.

– Вы уверены?

– Вполне.

– Как пожелаете, леди. – Мармадьюк кивнул и оставил ее одну.

Она проводила его взглядом, пожелала спокойной ночи Томасу, зашла в спальню и заперла дверь.

Засыпая на ходу, она потянулась, распрямляя над головой уставшие руки, подошла к кровати и откинула полог.

Робби там не было.

Вместо него на кровати растянулся улыбающийся мужчина.

Прежде чем она смогла закричать, чья-то железная рука обхватила ее за талию и отвратительно пахнущая ладонь плотно зажала ей рот, не давая произнести ни звука.

– Милая леди, – игриво произнес Кеннет, развалившись на ее кровати, – а я уж думал, вы никогда не придете.

 

Глава 17

– Не советую кусать Гилберта за руки, – с издевкой предупредил Кеннет, предугадав намерения Линнет. – У него плохие манеры и вряд ли он будет обращаться с вами так же галантно, как я, если вы вонзите в него свои зубки.

При мысли об этом Линнет вздрогнула от отвращения. Рука, которая зажимала ей рот, так воняла протухшей рыбой, что она едва ли решилась бы укусить его.

Прищурившись, она посмотрела на самодовольного негодяя, растянувшегося на ее кровати. Он лежал, скрестив ноги и положив руки под голову, с перевязанным бедром.

– Вы ничего не добьетесь, стреляя в меня вашими глазками, леди, какими бы прелестными они ни были. – Кеннет явно издевался над ней.

Темные синие глаза, точь-в-точь как у Дункана, горели похотью, пока взгляд его блуждал по ее груди и ногам.

– Клянусь честью, леди, вы обладаете прелестями, от которых я хочу получить все возможные наслаждения.

Вскипев от гнева, Линнет вырвалась из-под мясистой лапищи Гилберта.

– Вы будете гореть в аду, если посмеете прикоснуться ко мне! И не смейте говорить о чести, вы не знаете, что это такое. А за то, что вы сделали с Робби… – Вонючая рука снова закрыла ей рот, не дав договорить.

– Мальчику не причинили никакого вреда. Ведь он мой сын! Скоро вы его увидите, моя милая. Если будете себя хорошо вести. Мы можем прямо сейчас отправиться к нему. Ваше сопротивление, по правде говоря, меня несколько озадачило. Мне казалось, вы жаждете моего внимания.

Кеннет с усмешкой показал ей зажатую в руке прядь темных волос.

– Я все думал, почему вы обронили на лесной тропе этот знак моего восхищения. Видимо, втайне надеялись, что я его найду и буду иметь честь вернуть вам?

Линнет так разозлилась, что ее била дрожь. Щеки пылали. Но из-за Робби она держала себя в руках.

И даже нашла в себе силы вцепиться зубами в вонючую руку Гилберта.

Он взревел и отпустил Линнет.

Задрав платье, Линнет хотела выхватить нож, но железные пальцы Кеннета схватили ее за руку. Несмотря на раненую ногу, он с необычайным проворством выскочил из постели и достал нож из ее ботинка.

– Благодарю вас, леди. Я как раз хотел попросить вас отдать оружие. – Ухмыляясь, он сунул клинок за пояс и привлек ее к себе. – Хватит сопротивляться. – Он зажал рукой ей рот. – Иначе я буду целовать вас до тех пор, пока не доведу дело до конца.

Линнет сразу притихла, словно окаменев в руках негодяя.

– Вот так-то лучше. – Он погладил ее по спине, взял за подбородок и приблизил ее лицо к своему. – А будете шуметь, я овладею вами прямо здесь на полу, к великому неудовольствию моего братца. – Он приблизился к Линнет вплотную, и она испугалась, что он коснется ее губами. – Надеюсь, вы меня поняли?

Линнет кивнула, преодолевая отвращение, вызванное его близостью. Нельзя показывать свою слабость. Надо собраться с силами и спокойно ждать, пока она окажется рядом с Робби, и тогда обдумать возможные пути спасения.

Кеннет отпустил ее и отступил на шаг. Скрестив на груди руки, выгнул бровь и вновь посмотрел на ее грудь.

– И не надейтесь, что я забуду о своем обещании. Я собираюсь насладиться вами при любых обстоятельствах, пусть даже на глазах у брата, это лишь добавит пикантности.

Не спуская глаз с ее груди, он шагнул к гобелену, висящему на стене рядом с камином.

– Покажи ей дорогу, Гилберт. Если мы сейчас не уйдем, я могу не выдержать и приступить к изучению нашей леди, а мне бы не хотелось лишать себя предвкушения.

Когда Гилберт отодвинул гобелен, Линнет, к своему удивлению, увидела в каменной стене приоткрытую дверь. Заметив ее удивление, Кеннет ухмыльнулся.

– Вы не знали, что здесь потайной ход? – Он дышал ей в ухо, подталкивая к двери, пока та не распахнулась. Прямо от двери начиналась винтовая лестница, ведущая вниз, в темноту.

Они стали медленно спускаться.

– Предполагалось, что я тоже не знаю об этом ходе. – В голосе Кеннета звучало нескрываемое злорадство. – Но, увы, мой брат всегда был дураком. Не замечал, что я в юности частенько следил за ним, когда он пробирался этими тайными ходами.

Глаза Линнет еще не привыкли к темноте, и она поскользнулась на покрытой мхом ступеньке. Железная рука Кеннета обвилась вокруг ее талии.

– Спускайтесь медленно и осторожно. Рана все еще причиняет мне боль, и я могу не удержать вас, если вы снова вздумаете упасть.

Он провел рукой по ее распущенным волосам. Линнет вздрогнула и попыталась отстраниться, но Кеннет еще сильнее сжал ее свободной рукой. Даже не видя его лица, Линнет чувствовала его злорадство.

– Я вовсе не хочу видеть тебя всю в синяках и ссадинах, это испортит мне долгожданное удовольствие.

Линнет поежилась. Он говорил таким тоном, будто они сидели на солнечной террасе, наслаждаясь изысканной трапезой и хорошим вином.

Как любовники.

От этой мысли ее затошнило.

Он снова рассмеялся, видя, в каком она состоянии. Его смех многократно отразился от холодных, влажных стен.

– Нет-нет, твои прелести должны быть в полном порядке, – повторил он. – Я хочу насладиться ими.

Неожиданно он схватил ее за волосы и дернул так сильно, что она едва не задохнулась от боли.

– А потом…

Он отпустил ее, лишь когда затихло эхо.

Линнет снова промолчала, но от этой невысказанной угрозы похолодела. Она с трудом сдерживала закипающую в ней ярость. И слезы.

Слезы и ярость ей не помогут.

Надо все хорошенько обдумать, не вызывая подозрений.

Кеннет между тем продолжал болтать:

– Ну разве не забавно, что я увел тебя из-под самого носа моего брата, уверенного, что никто не знает об этом тайном ходе.

Дункан. Ее сердце сжалось. Она уходила от него все дальше и дальше во тьму подземелья Айлин-Крейга. Они миновали несколько узких проходов, имеющих ответвления. Должно быть, Кеннет догадался о ее намерении бежать, и они остановились возле одного из них.

– А этот тоннель ведет в кабинет твоего мужа, и еще дальше, к часовне. – Он кивнул на непроницаемую мглу под аркой. – Я знаю в этом замке каждый камень, хотя брат держал все в секрете. Здесь можно незаметно перемещаться по всему дому и исчезнуть раньше, чем кто-либо заметит. Гораздо раньше, – добавил он зловещим тоном.

Они миновали еще несколько тоннелей. Линнет, пока они спускались, не произнесла ни слова. Воздух был сырым и холодным. Пахло гнилой рыбой, водорослями и морской водой.

Дункан наверняка пользовался этими ходами, когда неожиданно появлялся в ее спальне. Не хотел дожидаться, пока она откроет ему дверь.

Она с трудом сдержала слезы, вспомнив, как к ней приходил Дункан.

Как удивлял ее, будя среди ночи нежными поцелуями и ласками.

Ну как она не догадалась, что все это время он стремился добиться ее расположения?

Не догадалась. Бог свидетель. По крайней мере, до сегодняшнего дня, до этого момента.

В темноте перед ней всплыло лицо Дункана: его синие глаза, потемневшие от страсти, легкие морщинки вокруг глаз, когда он смеялся. Пытаясь подобрать слова, чтобы высказать свои чувства, он забавно морщил лоб.

Внезапно откуда-то снизу налетел резкий холодный ветер.

И вместе с ним в сердце Линнет проник леденящий душу страх.

Святая Богоматерь, суждено ли ей еще когда-нибудь увидеть своего мужа?

Хотя бы ради того, чтобы сказать ему, что красивые слова ничего не стоят.

Что она и без них поняла все, что он хотел сказать?

Что его пусть даже неуклюжие речи были для нее слаще самых распрекрасных песнопений лучшего из бардов?

Ком подступил к горлу, и она упрямо сжала губы, чтобы избавиться от этого гнетущего чувства.

Она должна быть сильной. Хотя бы ради Робби.

Это единственное, что ей остается.

Холод усилился, к нему присоединились завывания ветра и шум волн, разбивающихся о скалы. Кеннет ускорил шаги, и ей пришлось едва ли не бежать за ним последние несколько поворотов лестницы, пока они не достигли довольно большой пещеры.

Дрожащий во мраке свет крошечной жаровни отбрасывал тени на стены и куполообразный свод. Здесь сильнее ощущался морской ветер, свободно проникавший сквозь расщелину в дальнем углу пещеры.

Морской соленый бриз холодил кожу, от него щипало в глазах, ботинки отсырели, ноги онемели от холода.

Она огляделась. Двое с факелами в руках охраняли узкий проход. Гилберт, тот самый вонючий великан, который держал ее в спальне, все еще оставался у лестницы, по которой они пришли.

Его огромная фигура лишала ее последней надежды укрыться где-нибудь в подземелье, как только она обнаружит Робби и сможет уединиться с ним.

Но Робби нигде не было.

Она пристально всматривалась в скалистый берег, где у входа в пещеру прятались охранники, но ничего не видела, кроме белых клочьев тумана, плывущих над острыми гребнями валунов, и тускло поблескивавшей поверхностью залива.

– Что вы сделали с Робби? – спросила она с плохо скрываемой тревогой.

– А я думал, что твой дар подскажет тебе, где его искать, – насмешливо отозвался Кеннет. – Или это всего лишь лживые слухи, как и болтовня о доблестях моего брата? – добавил он, захромав в сторону входа.

Линнет пропустила мимо ушей оскорбительные выпады в адрес мужа и приказ Кеннета быстро готовить лодки к отплытию. Ее тревожило другое.

Надо найти мальчика.

Она обошла пещеру, заглядывая в каждый угол, отчаянно ища приметы, по которым могла его найти.

Ее дар не помог. Заглянув в себя, она видела лишь мрак и холод.

Наконец ее взгляд упал на неподвижную округлую глыбу в дальнем конце пещеры, оправдав ее худшие предположения.

Едва заметный среди скопления черных блестящих скал у самой стены, малыш сидел, подтянув колени к груди и крепко сжимая ручонками деревянный меч.

Линнет подбежала к нему, упав коленями на влажный песок.

– Робби, слава Господу, ты цел, – воскликнула она, прижимая его к груди. – Нас сейчас увезут отсюда, малыш, – шепнула она. – Главное – будь спокоен. Мы найдем способ спастись, твой отец уже наверняка ищет нас.

Робби вывернулся из ее рук, избегая ее взгляда.

– Я никуда не пойду, – всхлипнул он.

– Но мы должны, у нас нет выбора. – Линнет взяла его за подбородок и повернула лицом к себе.

Она вздрогнула, увидев его вблизи. Бледный, подавленный, с мокрым от слез лицом и болью в глазах, он, казалось, повзрослел на несколько лет. Его губы дрожали, руки судорожно сжимали игрушечный меч.

Куда только девалась его обычная выдержка!

Он был уничтожен, раздавлен.

Из его глаз снова брызнули слезы, и он рванулся прочь, пытаясь разглядеть что-то на песчаном полу пещеры.

– Робби, милый, не надо ничего бояться, – уговаривала его Линнет, гладя по голове. – Я не позволю, чтобы с тобой что-то случилось.

Он поднял на нее глаза.

– Я не за себя боюсь, леди. – Голос его дрожал под тяжестью обрушившегося на его хрупкие плечи горя. – Мейджер, – прорыдал он. – Эти люди убили его.

– О, Робби! – Только теперь она заметила за спиной мальчика старого пса. Молчаливый и недвижимый, он казался грудой шерсти и костей, его огромная голова была залита кровью, преданные глаза угасли. – О нет, малыш, мне так жаль! – Слезы хлынули из глаз Линнет.

– Его ударил дядя Кеннет.

– Он это вполне заслужил. – Кеннет подошел, схватил Линнет за руку и рывком поднял на ноги. – Эта шелудивая тварь хотела меня укусить.

– Я тебя ненавижу, ты плохой! – Робби вскочил и начал колотить Кеннета по ногам деревянным мечом.

Тот расхохотался и поднял Робби за шиворот высоко над землей так, что его ножки беспомощно болтались в воздухе. Робби попытался достать своего дядю кулачками, и игрушечный меч выпал из его рук.

– Уберите его, этот надоедливый ребенок начинает меня раздражать. – Кеннет швырнул малыша в руки Гилберта. – Нам пора отправляться.

Дурно пахнущий великан перебросил Робби через плечо, в несколько огромных шагов пересек пещеру и исчез в расщелине.

Кеннет грубо подтолкнул Линнет.

– Ваша лодка ждет вас, миледи.

– Вам так просто это не сойдет с рук. Мой муж не допустит.

– Вы так думаете? – Лицо Кеннета исказила грубая ухмылка. – Разве вы сами не сказали, что он тяжело ранен? – Кеннет вышел из пещеры.

– Это его не остановит, – возразила Линнет по пути к одной из крошечных рыбачьих лодок.

– Ну что ж, посмотрим, леди.

Он втолкнул ее в лодку, влез следом, и они отчалили от берега. Поодаль. Гилберт швырнул все еще брыкающегося Робби в такую же лодчонку, за ними последовали остальные.

Тяжелая завеса тумана опустилась над ними.

Вскоре неприветливые стены цитадели Маккензи исчезли из виду, скрывшись в клубящемся тумане, растаяв, словно их никогда и не было.

Линнет, слышала только тяжелое дыхание гребущего Кеннета, ритмичные удары весел о воду и громкий стук собственного сердца.

– Ты слышишь меня?

Дункан с негодованием приоткрыл глаза и увидел старого дворецкого.

– Конечно, слышу, – проворчал он. – Только глухой не услышит, когда орут прямо в ухо. А я пока не глухой.

Сказав это, он снова закрыл глаза.

Боль в теле была нестерпимой, голова гудела так, словно он в одиночку выпил все винные запасы Айлин-Крейга.

И ему не хотелось, чтобы его тревожили.

Ни Фергус, ни кто бы то ни было, даже жена.

Даже святые, если бы вдруг явились к нему с визитом.

– Ты можешь выслушать меня? – крикнул ему в ухо Фергус так громко, будто собирался разбудить мертвеца.

Дункан сжал кулаки и широко раскрыл глаза.

– Неужели нельзя оставить меня в покое?

– К тебе пришел человек, – снова прокричал Фергус.

– Отошли его прочь, если только это не сам Бог-Отец. – Каждое слово давалось Дункану с огромным трудом.

Он снова попытался закрыть глаза, но Фергус, этот негодяй, начал трясти его за раненую руку.

– Хватит спать, ты дрыхнешь весь день, скоро вечерня, к тому же посыльный принес дурные вести.

Дункан с трудом приподнялся на локтях и попытался открыть глаза. Они горели, словно кто-то насыпал в них раскаленного песка.

– Какие еще вести? Мой братец заявился прямо в зал и потребовал усадить его за высокий стол?

– У нас плохие новости, сэр. – На сей раз это был женский голос.

Дункан обернулся и увидел Элспет. Нос у нее покраснел, глаза распухли от слез.

Она вздохнула, закрыла руками лицо и отвернулась, ее округлые плечи вздрагивали.

Дункан забыл о своих ранах и сел.

– Что могло случиться, пока я спал? – прохрипел он, преодолевая боль.

К его удивлению, столпившиеся вокруг люди избегали его взглядов, переминаясь с ноги на ногу, словно стояли на раскаленных углях.

Даже Фергус. Дворецкий стоял вполоборота к Дункану, почесывая локоть.

– Что случилось? – проревел Дункан, окончательно проснувшись.

– Вашу жену, господин Маккензи, – сказал незнакомец огромного роста, стоявший у дальнего конца стола, – захватил ваш брат.

– Ты лжешь! – Дункан попытался соскочить со стола, но боль пронзила его словно нож. Волны ярости и страха сжимали сердце, стальным обручем сдавливали грудь.

Старческие, но все еще крепкие руки Фергуса осторожно подхватили Дункана и помогли снова опереться на стол.

– Успокойся. Мы еще ничего точно не знаем. Мармадьюк пошел наверх выяснять.

Кивнув в сторону незнакомца, дворецкий продолжал:

– Это Мердо, из клана Маклауда. Говорит, его прислали сюда с сообщением. Маклауд просит отправить ему на подмогу людей. Ему нужно восстановить дом после пожара. – Фергус помолчал, положив руку на плечо Элспет. – По дороге сюда он встретился с людьми Кеннета. Они хвастались, что этот сукин сын схватил вашу жену и Робби и собирается потребовать выкуп.

Какое-то время Дункан молчал. Страх сковал его, каждое слово Фергуса было словно удар молота по сердцу.

Он приподнял голову и, прищурившись, разглядывал гостя. Что-то в нем показалось ему подозрительным.

– Я хорошо знаю Джона Маклауда. И его людей. Но тебя вижу впервые.

Мердо кивнул и достал из кожаного кошелька, висящего на поясе, золотую брошь с редким камнем.

Дункан хорошо знал эту вещичку, потому что лорд Маклауд постоянно носил ее с собой, прикрепив к плащу.

По словам Джона, это был его талисман.

Мердо между тем снова опустил брошь в кошелек и широко улыбнулся.

– Не верю, что Джон расстался с этой вещью.

Улыбка незнакомца угасла, но он тут же закивал лохматой головой:

– Он знал, что вы со мной не знакомы, потому и вручил мне брошь, чтобы вы поняли, что мне можно доверять.

– Понятно. – Дункан не поверил ни единому слову и перевел взгляд на Фергуса, но этот старый дурак все еще почесывал локоть.

Дункан снова повернулся к незнакомцу, но прежде, чем обратиться к нему, перевел дух – даже от поворота головы его пронзила боль.

– Что за пожар? И сколько людей нужно Джону?

– Столько, сколько вы можете отослать из замка. Пожар был ужасный. Осталось одно пепелище. Разумеется, прежде всего вы отправите отряд для спасения своей жены. Мой господин это поймет.

Тревожное предчувствие охватило Дункана, пока этот человек говорил, но боль мешала сосредоточиться и упорядочить свои мысли.

– А ты знаешь, где их искать? – спросил Александр, один из членов клана Маккензи. Дункан строго посмотрел на него. Тот стоял, нахмурившись и подозрительно глядя на незнакомца.

– Конечно, знаю. Я слышал их разговор. Брат лорда Маккензи собирался отправиться на лодках к одному из островов к северу отсюда. Могу поехать вместе с вами. У меня на побережье родня, они помогут нам с лодками.

Несмотря на адскую боль, Дункан приподнялся на локтях.

– Не думаю, что это потребуется, – прохрипел он. – Мои люди сами вызволят мою жену и ребенка, а ты останешься здесь. В моем замке, если хочешь.

Лицо Мердо залилось краской.

– Вы не можете держать меня здесь как пленника.

Дункан в ответ лишь слегка приподнял бровь.

– Это нарушение законов гостеприимства! – бормотал Мердо. – Мой господин – ваш верный союзник…

– Если Джон – твой господин, он поймет… – Дункан умолк, заслышав приближающиеся шаги и, когда обернулся, увидел, как в зал ворвался Мармадьюк. Расталкивая столпившихся, он быстро подошел к Дункану.

– Да хранит нас Господь, это правда, – запыхавшись, проговорил он. – Леди Линнет и Робби исчезли.

– Нет! Этого не может быть! – Сквозь звон в ушах Дункана едва различил собственные слова.

Ему показалось, что рушится весь мир.

– Этого не может быть, – повторил он уже тише. – Томас не мог покинуть свой пост.

– Он и не покидал. Дверь была закрыта изнутри, нам пришлось ее сломать, – ответил Мармадьюк, лишив Дункана последней надежды. – Их похитили тайно. – Он скользнул взглядом по Мердо. – Не знаю, как такое могло случиться, но в комнате их нет.

Дункан с трудом сел, свесив ноги и держась за край стола. Все кружилось перед глазами. В ушах звучали страшные слова англичанина:

«Они исчезли, они исчезли…»

Дункан знал, как они исчезли.

В этом не было сомнений.

Черт бы побрал его самоуверенность. Он должен был это предвидеть. Кеннет умен. Он знал, что ему никогда не взять Айлин-Крейг штурмом, что эти стены неприступны.

И пошел на хитрость, отвлекая внимание, пока его люди расчищали заваленный камнями вход в пещеру со стороны моря. Каким-то образом этот негодяй узнал о потайном ходе, известном только ему, Дункану. Пробравшись через этот ход в подземелье, он похитил его жену и Робби.

В глазах у Дункана потемнело, и все внутри переворачивалось в страшной агонии.

Словно издалека до него донесся женский крик, и Фергус снова уложил его. Множество голосов, их ропот и крики слились в один сплошной гул.

Кто-то, кажется, Мармадьюк, прижал его к столу железными руками, и он тщетно пытался вырваться. Боль, мука и ярость отнимали последние силы хуже самого страшного врага.

Ничто не могло причинить ему таких страданий, как удар, нанесенный Кеннетом. Вместе с женой и мальчиком он похитил то, в существование чего Дункан никак не мог до конца поверить.

Его сердце.

Кеннет вырвал его, живое и кровоточащее, прямо из груди, оставив там одну лишь пустоту.

Внезапно он все осознал. И это осознание едва не стоило ему жизни.

Его жена и сын похищены, не важно, Робби его сын или нет.

Важно одно – чтобы они благополучно вернулись.

Его долг – их спасти. Иначе он не сможет жить.

 

Глава 18

Она у вашего брата.

Брат господина Маккензи…

Эти слова незнакомца появлялись из тьмы и исчезали, кружась вокруг Дункана, переплетаясь с другими голосами, и он никак не мог уловить их смысл.

Стиснув зубы, он вцепился пальцами в прохладные доски стола и попытался сосредоточиться. Но ничего не получалось.

Шум только усиливался, превращаясь в какофонию звуков, которая могла свести с ума.

Кто бы ни держал его, прижимая к столу, он явно обладал силой десятерых и вовсе не собирался ослаблять хватку.

Дункан с шумом втянул в себя воздух и взял себя в руки. Сейчас он разделается с этим наглецом и его стальными пальцами.

Как только уловит смысл этих ускользающих слов.

Зажмурив глаза, он старался сосредоточиться на словах Мердо.

Он должен понять их смысл. Это очень важно.

Его пальцы, вцепившиеся в край стола, побелели от напряжения. Но, черт побери, и сами слова и их смысл по-прежнему ускользали от него.

Он попытался сглотнуть, но не смог. Во рту пересохло, губы потрескались, язык распух и не слушался его. Но хуже всего отвратительный привкус во рту, как будто от перекисшего вина.

Дункан скривился от отвращения.

И так будет, пока он не поймет, что за мысль терзает его.

Ваш брат…

Слова Мердо снова проникали сквозь мглу, повторяясь, словно утренняя молитва, становясь все громче, пока остальные голоса не отступили куда-то в небытие.

Два эти слова проникали в его мозг ледяными иглами, причиняя страшную боль. Внезапно послышался другой голос, тихий и нежный, и в то же время настойчивый. Голос его жены. Чистый и ясный, как луч теплого весеннего солнца. И достаточно сильный, чтобы перекрыть остальные голоса и рассеять мглу, затуманившую его сознание.

– Я должна предупредить тебя о грядущей беде… Это не связано с Кеннетом. Кто-то говорит одно, а думает другое…

Пророческие слова Линнет едва донеслись до него и тут же стихли, но он хорошо их расслышал.

И сразу все понял.

Сознание прояснилось.

К нему вернулась решительность.

Как он и подозревал, стальные руки, удерживающие его, принадлежали англичанину. Его всезнающему одноглазому зятю.

Дункан сердито уставился на него, но Мармадьюк лишь молча посмотрел на него немигающим глазом.

– Отпусти меня сейчас же, – процедил Дункан сквозь зубы, – немедленно. Я хорошо себя чувствую.

Англичанин молча вскинул бровь.

– Я в полном порядке, – продолжал настаивать Дункан, злость придала ему сил, чтобы вырваться из рук Мармадьюка и снова сесть.

От резкого движения тошнота подступила совсем близко. Усилием воли Дункан подавил приступ головокружения, увлекающий его в пучину беспамятства и боли.

– Ты что, не видишь, что я вполне в порядке? – зло спросил он, сжимая кулаки и шевеля пальцами ног.

– Я вижу ни на что не годного упрямца, который держится одной злостью, – ответил англичанин, сложив на груди руки.

Дункан свесил ноги со стола, потом встал на пол, сдерживая дрожь.

Невыносимо болела каждая клеточка тела. Голова буквально раскалывалась.

Но он виду не подавал.

Поискал глазами Мердо. К счастью, негодяй все еще спокойно стоял у противоположного конца стола, нагло оскалив в улыбке желтые зубы.

– Вас что-то беспокоит, господин Маккензи? – поинтересовался он.

– Сейчас я побеспокою тебя, – прорычал Дункан.

– Вы совершаете большую ошибку. Маклауд…

– …не твой господин, – договорил за него Дункан. – Ты – человек Кеннета.

Лицо Мердо напряглось, рука скользнула в складки грязной одежды. Блеснуло лезвие, но Малькольм выбил нож из рук негодяя и приставил к горлу мерзавца кинжал.

Мармадьюк встал рядом с Малькольмом, держа наготове меч.

– Если вы причините мне вред, Кеннет перережет горло вашей жене, после того как позабавится с ней, – пригрозил Мердо. – Вы никогда не увидите…

Дункан грохнул кулаком по столу.

– Это ты ничего не увидишь, если не ответишь на все мои вопросы или же твои ответы мне не понравятся.

– Я не стану вам отвечать, – не сдавался Мердо.

– Неужели? – Дункан криво усмехнулся.

Он рванулся к Мердо, в мгновение ока преодолев разделяющее их расстояние и едва не застонав от боли.

Вплотную приблизившись к незваному гостю, он ощутил его зловонное дыхание.

– Значит, никакого пожара в замке Маклауда не было?

Мердо молчал, глядя прямо перед собой.

– Пожар – всего лишь уловка, чтобы я отослал своих людей, – холодно продолжал Дункан, справившись с приступом ярости и превозмогая боль. – Говори правду, если дорога жизнь.

Мердо не произнес ни слова.

– Ну что ж, – сказал Дункан. – Ты испытываешь мое терпение. Сознайся, что солгал.

Мердо сплюнул на пол.

– Какой ты смелый, – с усмешкой заметил Дункан, кивнув Малькольму, который все еще держал кинжал у горла наглеца.

Тот сделал легкое движение острым концом ножа. Показалась кровь, и тонкий алый ручеек заструился по шее пленника.

Дункан еще раз кивнул, и Малькольм сильнее прижал нож к горлу.

Глаза Мердо округлились, и он облизнул пересохшие губы.

– И где же Кеннет держит мою жену и мальчика? – тихо спросил Дункан.

Мердо все еще колебался, но, заметив, что Дункан вновь повернулся к Малькольму, заговорил:

– Я не хотел вам зла. Просто выполнил приказ, поймите!

– Я понимаю больше, чем ты думаешь. Так где моя жена?

– К югу… к югу отсюда, – запинаясь сказал Мердо.

– А ты говорил к северным островам?

На лбу Мердо выступила испарина.

– Я увел бы вас к северу, а часть своих людей вы отослали бы к Маклауду. За это время Кеннет собирался спокойно без погони отойти на юг.

– А что моя жена? И мальчик? Он собирался взять за них выкуп?

Мердо побледнел.

– Говори, иначе умрешь.

– Не знаю, – сказал он, – клянусь жизнью. Не знаю, что он собирается с ними сделать.

– Твоя смерть предрешена, но умрешь ты не сразу. Забери у него это, – кивнул он англичанину, поддев пальцем висевший на поясе Мердо кошелек.

Взяв кошелек у Мармадьюка, Дункан заглянул внутрь. Брошь Маклауда сверкнула огромным рубином.

– Эта брошь украдена, – сказал Дункан, завязывая кошелек. – Ты вернешь ее хозяину. Малькольм и Алек будут тебя сопровождать. Что сделает с тобой Маклауд, не мое дело. Но если он оставит тебя в живых, чтобы ноги твоей не было на земле Маккензи. Я собственными руками лишу тебя жизни. – Обернувшись к Малькольму, он добавил: – Отправляйтесь сейчас же, он и так слишком долго отравлял воздух в моем доме.

Дункан стоял, не двигаясь, пока они оба не скрылись из виду, потом оперся о стол и закрыл глаза. Левая рука ныла и горела, снова открылась рана.

Но эта боль не шла ни в какое сравнение с болью душевной.

Самые дорогие для него люди похищены. Эта мысль гнала его вперед, не давая покоя, наполняя сердце ненавистью и яростью.

– Клянусь, этот сукин сын и есть двухголовое чудище, привидевшееся твоей жене, – сказал Мармадьюк, вкладывая меч в ножны.

Дункан с трудом открыл глаза и повернулся к англичанину:

– Я и без тебя это понял.

Мармадьюк слегка улыбнулся.

– Ты делаешь успехи, дружище.

Брови Дункана сошлись на переносице.

– Тут не надо быть семи пядей во лбу. Он произнес слово «брат». Никто из моих друзей или союзников не стал бы при мне называть Кеннета моим братом.

Мармадьюк посмотрел на левую руку Дункана:

– У тебя открылась рана.

– «У тебя открылась рана», – передразнил его Дункан. – Я что, по-твоему, не вижу? Странно, что я весь не в крови, если вспомнить, сколько во мне дырок.

– Да, и Элспет наверняка захочет перевязать твои раны, в первую очередь руку. Она выглядит совсем плохо, – сказал, подходя, Фергус. – Думаю, нам нужно…

– Вот и думай на здоровье, – рассердился Дункан, отталкивая его.

Неустрашимый Фергус строго посмотрел на него, как в те времена, когда Дункан еще был мальчишкой. Но сейчас это не сработало.

– Вы не можете ехать с такой рукой, из раны сочится кровь, – не сдавался дворецкий.

– Еще как могу, – стоял на своем Дункан. – Хватит причитать из-за нескольких капель крови. Если хочешь помочь, прикажи приготовить самых быстрых коней.

Густые брови Фергуса поползли вверх.

– Но поездка верхом для тебя смертельно опасна, мой мальчик, и людям надо отдохнуть. Отложим до утра.

– Утром может быть поздно. Мы едем сейчас же. – Дункан не задумывался о том, хватит ли у него сил осуществить свой план.

Поискав глазами оруженосца, Дункан приказал ему подойти.

– Локлан, неси мою одежду и оружие, – приказал он. – И шевелись побыстрее, – добавил он, раздраженно разглядывая свое израненное и перебинтованное тело. – Мне надоело чувствовать себя спеленутым младенцем.

Но вместо того чтобы броситься исполнять приказ Дункана, Локлан словно прирос к полу, высматривая Мармадьюка. Нахмурившись, Дункан подбоченился.

– Здесь я хозяин, а не сэр Мармадьюк, – заметил он резко. – Делай, что я сказал.

Щеки Локлана порозовели и, почтительно склонив голову, он бросился выполнять приказ.

Дункан проводил его взглядом и обернулся к Фергусу:

– Пошли несколько человек в мою спальню. Там на стене за самым большим гобеленом они найдут дверь тайного хода. Он ведет к основанию башни. Пусть замуруют его с обеих сторон.

Мармадьюк вздохнул. Дункан поддел друга:

– Как видишь, всезнайка, ты знал не все.

Он повернулся к остальным:

– Парни, вы устали. Некоторые ранены. У кого нет сил, я не прошу присоединиться ко мне. Кто пойдет, могут не вернуться. Кеннет – смелый, опытный воин. Его люди хорошо обучены. Те, кто останется, пусть сразу ложатся спать и набираются сил, чтобы в наше отсутствие быть надежной защитой замка.

Никто не двинулся с места.

Из дальнего конца зала донеслось: «Спасем короля!»

Остальные присоединились к боевому кличу, и он прокатился по залу, сотрясая стены.

Дункан, сложив на груди руки, одобрительно кивнул. К горлу подступил ком, в глазах защипало.

Когда шум стих, чья-то крепкая рука взяла его за локоть.

– Разреши мне возглавить отряд, – прошептал Мармадьюк. – Фергус прав, ехать в твоем состоянии – чистое безумие.

– Это мой долг. Мои жена и сын похищены, – твердо ответил Дункан.

Ропот прошел по залу.

Люди во все глаза смотрели на Дункана.

Дункан все понял.

Он сам удивился, что эти слова так легко сорвались у него с языка. Ведь он все еще не был уверен, что Робби – его сын.

Но сейчас это уже не имело никакого значения.

Главное – чтобы он вернулся.

Наступившую тишину нарушил чей-то всхлип.

Потом еще один.

Старый Фергус торопливо утер нос рукавом и отвернулся.

Дункан с удивлением увидел, что дворецкий плачет.

Покраснев до кончиков ушей, Дункан сердито окинул взглядом зал.

– Хватит пялиться на меня, пора готовиться в дорогу. И не вздумайте болтать о том, что услышали. Все остается по-прежнему.

К его величайшему неудовольствию, судя по выражению лиц, ему никто не поверил.

Линнет устало прислонилась спиной к стволу дерева, вытянув ноги. После того как Кеннет освободил ее от веревок, ей все время приходилось выполнять требования похитителей и ухаживать за ранеными под страхом постоянных угроз в адрес Робби.

У нее не было выбора, и она выполняла каждую прихоть. Спина так болела, что она ходила сгорбившись, как старуха.

Наконец в туманный серый предрассветный час на второй день после похищения ей разрешили побыть с Робби. Он мирно спал, свернувшись калачиком рядом с ней, укрытый изношенным одеялом, которое набросил на него кто-то из людей Кеннета.

Почти все уже спали. Бодрствовали только Кеннет и еще несколько человек. Он присел у догорающего костра с кубком вина и тихо говорил о чем-то с наглого вида парнем, который поднял пустую кружку, требуя, чтобы Линнет подлила ему вина.

Линнет не двинулась с места, лишь молча посмотрела на него ледяным взглядом.

По правде говоря, у нее просто не было сил подняться.

– Кажется, наша леди слишком утомлена и не хочет прислуживать своим ничтожным спутникам, – усмехнулся парень.

Кеннет раздраженно фыркнул:

– Может быть, она изменит свое мнение, когда мы все по очереди покажем ей, каким приятным занятием может оказаться обслуживание мужчин низкого происхождения. Скоро у нас появится такая возможность.

– О-о! Если бы она видела, какой у тебя огромный…

– Хватит, – ухмыльнулся Кеннет. – Не хочу, чтобы она страдала от тоски по нему. У нее будет достаточно времени, чтобы подробно изучить мое мужское достоинство, а потом и твое.

Он посмотрел на Линнет, и похоть в его взгляде заставила ее вздрогнуть.

– Ей так понравится, что она предпочтет нас моему угрюмому братцу.

Кеннет направился к ней. Стараясь не выдать своей тревоги, Линнет нащупала в складках плаща крошечный флакон в кожаном футляре.

Она едва не забыла о нем.

Во флаконе был крепкий настой валерианы.

Ее единственная надежда на спасение.

Кеннет подошел и, не говоря ни слова, пнул ее ногу носком сапога, поддев край плаща, задрал его, открывая ее лодыжки и икры. Забыв предосторожность, Линнет нахмурилась.

– Оставь меня в покое, свинья, – прошипела она, сжимая флакон. – Только посмей ко мне прикоснуться, и при первой же возможности я лишу тебя твоего мужского достоинства.

Раздались смешки и грубые замечания. Кеннет побагровел.

– Придержи язык. Мой брат плохо объездил тебя. – Он с трудом сдерживал бушующую в нем ярость. – Но я с удовольствием исправлю эту его оплошность. В его же постели, как только выкурю из логова, которое должно принадлежать мне.

Линнет, поджав губы, с негодованием смотрела на него.

Ее молчание лишь распаляло его гнев. Он схватил ее за плечи и рывком поднял, кивнув в сторону парня, протягивающего кружку.

– Налей нам вина, – приказал Кеннет.

Линнет не отвела взгляд.

– Отпустите меня, тогда налью.

Он убрал руки и, прищурившись, добавил:

– И следите за своими манерами, леди. Мне приходилось иметь дело с куда более капризными девками, чем вы.

Линнет демонстративно отряхнула рукава и, высоко подняв голову, зашагала к куче припасов. Там, недалеко от места, где были привязаны лошади, лежали фляги с вином.

Лошади были великолепные, наверняка краденые. Но не это волновало Линнет, она сама собиралась украсть одну из них, как только Кеннет крепко уснет после вина с валерианой.

– И побыстрее, – крикнул он. – Нас мучает жажда.

Линнет улыбнулась.

Чем больше они выпьют, тем лучше.

Линнет схватила глиняный кувшин. По спине побежали мурашки, но она взяла себя в руки и достала из складок одежды флакон.

Оглянувшись через плечо, открыла пробку, вылила содержимое в кисло пахнущее вино и быстро вернулась к костру.

Кеннет протянул ей кубок.

– Из тебя получится отличная служанка. Скоро тебе придется предлагать нам не только вино. – Он окинул ее пристальным взглядом. – А гораздо больше.

Линнет молча наполнила до краев его кубок.

Один раз, потом еще и еще. У Кеннета стал заплетаться язык, слипались глаза.

Она вернулась на свое место и стала ждать.

Ждать и наблюдать.

Ей казалось, что прошла целая вечность. Она внимательно разглядывала бандитов, особенно Кеннета.

Наконец в лагере воцарилась тишина, нарушаемая лишь храпом. Костер погас.

Затаив дыхание, Линнет легонько коснулась плеча Робби. Он открыл глаза и хотел что-то сказать, но Линнет приложила к его губам два пальца.

– Тише. Нам пора уходить.

Робби испуганно посмотрел на нее и кивнул.

Линнет тоже кивнула и погладила его по щеке. Затем поднялась и, взяв Робби за руку, шагнула за деревья.

Они задержались за раскидистыми ветвями тиса, подождав, пока глаза привыкнут к темноте, и направились к лошадям. Животные стояли смирно, и только одна из лошадей посмотрела в их сторону и тихо фыркнула, словно здороваясь.

Робби сжал руку Линнет.

– Мы украдем лошадь? – спросил он.

Линнет зажала ему рот ладонью и замерла от страха.

Неподалеку кто-то спал, положив голову на седло и громко храпя. К несчастью, в нескольких шагах от быстроногого скакуна, которого она приметила.

Неожиданно спящий со стоном перевернулся на бок. Линнет решила не рисковать и подсадила Робби на ближайшую лошадь, которая нравилась ей меньше.

Еще раз оглянувшись на спящего гиганта и сделав знак Робби молчать, она поставила ногу на поваленный ствол, влезла на лошадь позади Робби и прижала его к себе.

Никогда еще Линнет не приходилось скакать на лошади без седла.

Она сомневалась в том, что это вообще возможно, если бы даже под ней оказалась старая кляча.

Хорошо еще, что есть уздечка. Вздохнув с облегчением, Линнет взялась за повод свободной рукой и послала лошадь вперед.

Оставалось лишь надеяться, что у животного хватит сил увезти их достаточно далеко, прежде чем Кеннет придет в себя и обнаружит их исчезновение.

 

Глава 19

Дункан увидел, что Мармадьюк спускается по склону соседнего холма, возвращаясь из очередного рейда, и придержал лошадь. Англичанин мчался с такой скоростью, словно за ним по пятам гнались все дьяволы ада.

Это было дурным знаком.

– Их там нет, – сообщил Мармадьюк, вытирая пот со лба.

Дункану показалось, что он получил удар под дых. Он всматривался в лицо друга в надежде, что тот ошибся.

Однако вид англичанина не давал для этого никаких оснований. Выражение его лица было мрачным. Взмыленная лошадь с потными боками лишний раз свидетельствовала о том, что просто так он не мчался бы во весь опор.

Сердце Дункана болезненно сжалось.

– Ты уверен?

Мармадьюк кивнул.

Гнев, ярость и страх навалились на него. В глазах потемнело.

Когда туман рассеялся, он ничего не чувствовал. Ни боли от многочисленных ран, ни судорог душевных мук.

– Как далеко отсюда? – спросил он спокойно.

– Верхом совсем близко. Эти негодяи еще спят, лагерь охраняют лишь несколько человек, я легко смогу их убрать.

Дункан приподнялся в стременах и наклонился к другу.

– Я сам должен отомстить за жену и сына. Быть может, их уже нет в живых?

Мармадьюк выехал вперед и повернулся лицом к строю суровых воинов Маккензи.

– Только благодаря Всевышнему ваш господин смог проскакать так далеко. – Он с упреком посмотрел на Дункана. – Его раны открылись, и только его гнев заглушает боль. Он может погибнуть, если поедет дальше и вступит в бой.

Дункан молча смотрел на своих людей и ждал. Никто не проронил ни слова.

– Мне было приказано скакать вперед и найти лагерь Кеннета, – продолжил Мармадьюк. – Я нашел. Но там не оказалось ни Линнет, ни Робби. – Раздался недовольный ропот, и он поднял руку, призывая к тишине. – Но это не значит, что с ними случилось что-то плохое. Пусть одни поедут со мной отомстить мерзавцам, а остальные, в том числе и Дункан, продолжат поиски.

Снова молчание.

– Фергус, ты мудрый человек, что скажешь? – обратился англичанин к дворецкому.

Дункан ждал, подавив тяжелый вздох. Фергус откинулся в седле, его ястребиные глаза сверкали гневом.

– Ответь мне! – снова обратился к нему Мармадьюк.

Фергус выехал вперед и сплюнул на землю.

– Все, что ты говоришь, правильно, и ты человек хороший. Но не шотландец.

В ответ раздался гул одобрения, и Дункан облегченно вздохнул.

– Будь по-вашему, – ответил Мармадьюк и, пришпорив коня, повернул туда, откуда только что приехал. Дункану показалось, что он тихо пробормотал что-то вроде «упрямые сукины дети».

Они скакали недолго, и Мармадьюк сделал знак остановиться.

– Лагерь там. – Он указал на густой лес впереди.

Дункан пришпорил коня и вырвался вперед, остальные последовали за ним, устремившись к вражескому лагерю. Ветви хлестали Дункана по лицу, он едва не вылетел из седла, но продолжал мчаться вперед, пока не выскочил на поляну.

Кеннет безмятежно спал, растянувшись у костра. Взревев от ярости, Дункан ринулся прямо на негодяя, натянув поводья так, что конь встал на дыбы.

Мгновенно проснувшись, Кеннет едва успел откатиться в сторону.

Превозмогая боль, Дункан соскочил на землю.

– Готовься отправиться в ад, ублюдок. – Он пнул догорающие угли, засыпав раскаленной золой лицо Кеннета. Тот заорал и откатился еще дальше.

– Я же ослеп, ах ты сукин сын! – захрипел он, размазывая по щекам слезы.

– Пока еще нет. Но сейчас ослепнешь. – Подъехавший следом Мармадьюк соскочил с жеребца, выхватив меч. – Это будет достойная месть за меня и мою жену, ее кровь на твоей совести.

– Поднимайтесь все, хватайте их! – заорал Кеннет, отползая назад и прикрыв руками глаза. – Убейте их! Пусть подлец сдохнет на глазах у своей сучки!

Кое-кто из его людей потянулся к оружию, но боевой клич «Спасем короля!» быстро отрезвил их – это приближались люди Дункана верхом на конях, размахивая мечами.

– Трусы! – орал Кеннет, пытаясь открыть глаза и выхватить из-за пояса кинжал. – Вы что, не видите, эти ублюдки хотят меня убить!

– Сам ты ублюдок! – Дункан наступил на его левую руку. – И никто не собирается тебя убивать. Пусть Мармадьюк сам решит, что с тобой делать. Я не стану брать грех на душу, лишать жизни семя моего отца, хоть ты этого и заслуживаешь.

– Какое благородство, – съязвил Кеннет. – Значит, выколете мне глаза, держа за руки?

Дункан с силой прижал его руку к земле.

– Если хочешь драться, как подобает воину, скажи, что сделал с моей женой и сыном.

– Ничего я с ними не делал, – огрызнулся Кеннет. – Забирай эту чертовку и сопляка. С ними хлопот не оберешься.

В этот момент послышался хруст.

– Где они?

– Ты сломал мне руку! – корчась, взвыл Кеннет.

– Перестань верещать, как девка, и отвечай, – прохрипел Дункан. – Где они?!

– Ты что, ослеп, как одноглазый червяк, твой друг? Эта ядовитая тварь и пащенок там, под деревом, – пробормотал он, кивнув на высокую березу у края поляны.

На земле под березой лежало только грязное изорванное одеяло.

Челюсть у Кеннета отвисла, глаза округлились.

– Что за чертовщина? Они же там… Клянусь, они были…

Дункан разозлился:

– Кому нужны твои клятвы. Если найду хоть одну царапину на моей жене или ребенке, забуду о чести и порежу тебя на куски.

С трудом сдерживая ярость, Дункан убрал ногу и посмотрел на Мармадьюка.

– Дай ему меч и делай что хочешь. Только быстрее. Придется здесь обыскать каждый куст.

Кто-то протянул меч, но Кеннет оттолкнул его и бросился к Дункану, который в этот момент повернулся к нему спиной.

– Умри, собака! – крикнул он, выхватывая из-за пояса кинжал.

С перекошенным от злобы лицом он занес его над головой брата, но кинжал тут же вывалился у него из рук: Мармадьюк всадил ему в спину меч.

Глаза Кеннета остекленели.

– Я буду ждать тебя в аду, – сказал он Дункану и затих.

– Я бы предпочел лишить его глаз. – Мармадьюк вытер окровавленный меч краем одежды.

На какой-то момент Дункану стало грустно, он вспомнил, как они были близки с братом в юности. Но он быстро справился с эмоциями – нужно было найти Линнет и Робби.

На поляне воцарилась тишина, и Дункан невольно сжал рукоять меча. Он вгляделся в лица стоящих вокруг людей. Одни выглядели растерянными, другие – равнодушными. Никто, казалось, не собирался мстить за смерть своего предводителя.

– Где моя женщина? – холодно спросил Дункан.

– Господь свидетель, Кеннет сказал правду, – выступил из-за деревьев здоровенный детина. – Она взяла лошадь, должно быть, они еще ночью ускакали.

Дункан вздохнул с облегчением.

– При осаде моего замка погибло много ваших людей, пусть это будет местью за гибель моих крестьян. Кто хочет отомстить за смерть Кеннета, пусть сделает шаг вперед. Остальные пусть бросят оружие и уходят с миром. Но помните, если еще когда-нибудь ступите на землю Маккензи, я уничтожу вас всех до единого.

Один за другим, склонив головы, люди Кеннета складывали оружие и уходили. Как только ушел последний, Дункан обернулся к Фергусу.

– Проследи, чтобы Кеннет был похоронен как подобает, – приказал он, скользнув взглядом по бездыханному телу брата. – А мы продолжим поиски женщины и ребенка, – обратился он к своим людям.

Она выбрала неверный путь.

Уже несколько часов они, казалось, кружили на одном месте, хотя проскакали много миль. Настроение у Линнет становилось все более мрачным.

Хуже всего, если из-за ее глупости они снова попадут в лапы Кеннета!

Когда она совсем было отчаялась, увидела на гребне дальнего холма всадников. Они двигались медленно, оглядывая окрестности.

Линнет задохнулась от радости. Это был Дункан. Даже на таком расстоянии она безошибочно узнала его. Он был с людьми своего клана. Никогда еще она так остро не чувствовала свою принадлежность к клану Маккензи, как в тот момент, когда, прикрыв ладонью глаза, он указал на нее рукой и направил лошадь вниз по склону.

– Робби, мы спасены! Там твой отец, – закричала она, послав лошадь в галоп. – Держись, малыш, скоро мы будем дома.

Торопясь навстречу Дункану, Линнет вовсю гнала лошадь. Внезапно скалистый берег круто оборвался вниз, на дне глубокой расщелины несла свои воды бурная река. Линнет не успела свернуть в сторону, и они полетели вниз, оторвавшись от лошади.

– Нет! – закричал Дункан.

Линнет и Робби упали на узкую полоску берега, поросшую густой травой.

Похолодев от ужаса, Дункан направил туда коня. Рядом струил свои спокойные воды равнодушный поток, едва не унесший самых дорогих ему людей. Люди Дункана поспешили за ним, но его конь ступил в воду первым.

Соскочив на берег, Дункан бросился к Робби, но сразу отвел глаза, не в силах смотреть на неестественно скрюченное тельце малыша и огромный камень рядом с его запрокинутой головой. Страх и раскаяние терзали его.

Склонившись над Линнет, он зарылся лицом в теплый шелк ее волос.

– Господи, не дай им умереть, – взмолился он. – Не забирай их у меня.

– Дункан?

Голос его жены, едва слышный, но такой дорогой, донесся до него сквозь мглу, готовую снова поглотить его душу.

Если она жива, может быть, и Робби не погиб.

Дункан прижал жену и сына к груди.

Вскоре послышался топот копыт, плеск воды и шум голосов.

– Осторожней, парень, а то задушишь их. – Фергус натянул поводья и остановился рядом с ними.

Голос старика звучал как-то необычно, и Дункан поднял глаза.

– И закрой рот. – Фергус утер слезу с морщинистой щеки. – Что, ни разу не видел, как плачут мужчины? Надеюсь, хоть этому ты теперь научился?

Научился ли он?

Господи, неужели старый дурак не видит слез на его щеках?

Неужели не понимает, почему он не хочет выпускать их из своих объятий? Ведь он боится увидеть их израненные тела? Увидеть, что Робби больше не дышит.

– Отпусти, мне больно, – едва слышно произнесла Линнет. – Дай мне посмотреть на Робби.

Дункан убрал руки и молча наблюдал, как она медленно выпрямилась, села и осторожно положила голову Робби себе на колени. Ее пальцы легко пробежались по огромной багровой шишке на лбу мальчика, и она слегка улыбнулась.

Но прежде, чем он успел сообразить, что значит эта улыбка, рука Линнет стиснула его ладонь.

– Нам надо уходить отсюда, Кеннет может появиться в любую секунду.

– Кеннета больше нет, – ответил Дункан, глядя на голову Робби, меньше всего ему хотелось сейчас думать о своем брате. Глаза малыша все еще были закрыты, в лице ни кровинки. Дункану показалось, что он не дышит.

Он с трудом оторвал взгляд от мальчика, сердце отказывалось поверить в то, что видели глаза.

– Он жив?.. Он будет жить? – Слова давались ему с трудом. – Скажите же кто-нибудь, мой сын будет жить?

– Я не ослышалась? Твой сын? – Взгляд Линнет, казалось, проник ему в самую душу.

– Да, мой сын. – Отчетливо произнес Дункан таким тоном, будто ожидал, что кто-нибудь посмеет ему возразить. – Он мой сын, не важно, чья кровь в нем течет.

Линнет молча смотрела на мужа, едва сдерживая слезы.

Даже закаленные в боях воины сопели и шмыгали носами, как дети.

Лучше бы Дункану не видеть этого.

– Может быть, ты мне ответишь? – обратился он к жене. – Будет он жить?

– Робби будет жить. Я в этом уверена. – Помолчав, она широко улыбнулась. – Твой сын будет жить.

Эти слова были встречены радостными криками, но Дункан словно лишился дара речи. Из глаз хлынули слезы.

Его сын, она так сказала.

Его сын!

– Дорогая моя, – произнес он наконец, – и давно ты это поняла?

– С самого первого дня. Как только увидела его.

 

Эпилог

Замок Айлин-Крейг, большой зал,

две недели спустя

– Посмотри, как она мила! – Линнет вглядывалась в Элспет из своего кресла на возвышении. – Никогда еще я не видела ее такой счастливой.

Дункан глотнул вина.

– Очень мила. Вот только этот старый козел что-то уж слишком удобно устроился в моем кресле.

– Ну, это же на один вечер. Никто из них никогда не… – начала Линнет, но тут же осеклась, увидев, как озорно блеснули глаза Дункана.

Он тут же сделал серьезный вид и отыскал взглядом Робби. Мальчик сидел на противоположном конце стола на коленях у старшего брата его жены и был совершенно счастлив.

Раналд Макдоннел шептал что-то ему на ухо, и малыш от души хохотал, даже плечи вздрагивали.

Напротив сидел Джейми, любимый брат Линнет, и первый оруженосец Локлан, оба затаив дыхание слушали очередную историю Мармадьюка.

Дункан поймал взгляд англичанина, и они молча подняли бокалы.

Дункан не стал разочаровывать его слушателей, ничего не сказал им о том, что байкам Мармадьюка можно верить в лучшем случае лишь наполовину, потому что они очень напоминают известные рыцарские романы.

– Дорогой, что-то ты слишком молчалив. – Тихий голос жены отвлек Дункана от его размышлений. – Сердишься, что я так долго не говорила о Робби?

Дункан снова взглянул на сына. Тот демонстрировал Раналду свой деревянный меч, и Дункан почувствовал прилив отцовской гордости.

– Действительно, почему ты не сказала об этом сразу? – Он не сводил глаз с сына.

– Потому что хотела, чтобы ты любил его просто так, без всяких условий.

– Я люблю его. И всегда любил, – уверенно ответил Дункан. – Но из упрямства не хотел признаваться в этом.

Линнет положила ладонь на руку мужа.

– Скажи честно, тебя больше ничто не тревожит?

Он перевел взгляд на жену и, как это с ним часто бывало в последнее время, на него нахлынула волна желания.

– Я готов не только сказать, но и доказать тебе это. Сегодня вечером, в нашей спальне.

Щеки Линнет покрылись румянцем.

– Но твои раны, я не думаю…

– Они уже зажили, – возразил Дункан, протягивая Мейджеру кусок мяса. – Думаешь, я слабее Мейджера? – И он осторожно, чтобы не коснуться свежего шрама над правым глазом, погладил старого пса по голове.

– Знала бы ты, что он делал сегодня утром, – добавил он с хитрой улыбкой. – И это после того, как он был почти мертв.

Вспыхнув, Линнет сменила тему:

– Я рада, что ты разрешил моим братьям остаться на свадьбу Элспет.

– А как могло быть иначе? Они ведь приехали сообщить нам о смерти твоего отца. И предложили помощь в восстановлении сожженной деревни. Раналд будет хорошим хозяином. Он уже успел заключить мир с Джоном Маклаудом. – Дункан наклонился к жене и нежно поцеловал ее в губы. – Твои братья – всегда желанные гости. А с наступлением тепла мы поедем к твоей сестре Кэтрин.

– Я думала, что никогда больше ее не увижу.

– А я представить себе не мог, что увижу когда-нибудь свадьбу Фергуса.

– Они так счастливы. – Голос Линнет дрогнул. – Наверное, действительно любят друг друга.

Дункан откинулся в кресле и сложил на груди руки.

– Я в этом не сомневаюсь.

– А вы, милорд? – робко спросила она.

– Что я?

– Вы меня любите?

– Люблю ли я тебя?

– Да, – кивнула она. – Я хотела бы это знать.

– Люблю. Я это понял, когда мы соединили руки перед супружеским камнем.

Линнет удивленно вскинула брови.

– Значит, ты веришь в его магическую силу?

– Я верю в твою волшебную силу. – Дункан улыбнулся. – Ты вернула мне все, что я считал безвозвратно потерянным. Мое сердце, мою любовь к жизни, саму мою душу.

– Это было очень не просто, но ты постарался, – сказала Линнет с довольным видом.

– Разве? А я думал, это ты постаралась. Наклонившись, он взял ее лицо в ладони и поцеловал в кончик носа.

– Клянусь святым Колумбой, дорогая, у меня не было ни единого шанса устоять против твоих чар.