Глава 1

— Поднимем наши бокалы, — произнес Гектор, — за лучшего офицера Новой Америки.

Комната ожила звоном стекла и ревом сотни голосов: «Корнуэлл! Корнуэлл!» Мужчины наклоняли свои чаши и бутыли и, в унисон булькая, опустошали их, а затем резко опускали или даже бросали на пол, когда выпивка в них кончалась. Сэмм молча наблюдал, почти неуловимо подстраивая свою подзорную трубу.

Окно было мутным, но он все равно видел, как солдаты ухмылялись, корчили гримасы, хлопали друг друга по спине, смеялись над грубыми шутками и старались не смотреть на полковника. Линк в любом случае сообщит им о Корнуэлле всё.

Спрятавшись в деревьях с противоположной стороны долины, находясь далеко за пределами действия линка, Сэмм не мог похвастаться такой роскошью.

Он подкрутил ручку штатива, поворачивая микрофон на малейшую долю миллиметра влево.

С такого расстояния даже небольшое изменение угла поворота заставило звуки большой комнаты завертеться — диапазон слышимости перемещался из одной части помещения к другой. Голоса в наушниках Сэмма слились воедино, обрывки слов и фраз пронеслись быстрым пятном звуков, а затем раздался другой голос, такой же знакомый, как и голос Гектора, — это был Адриан, бывший сержант Сэмма.

— ...Так и не узнал, что поразило их, — говорил Адриан. — Линия врагов распалась, именно так, как было запланировано, но на несколько минут стало куда опаснее, чем было до этого. Враг был дезориентирован и палил по всему, что было перед ним, слишком яростно, чтобы остановить его. Корнуэлл все это время сдерживал фланг, ни разу не дрогнув, а сторожевая псина все выла и выла; она почти оглушила нас. Не существует псины более верной, чем та. Она обожала Корнуэлла. Это была последняя крупная битва из увиденных нами в Ухани, а пару дней спустя город был нашим.

Сэмм помнил ту битву. Ухань была взята почти шестнадцать лет назад, в марте 2061, и стала одним из последних павших в Изоляционную войну городов. Но это было место одной из первых встреч Сэмма с врагом; до сих пор он помнил звуки, запахи, резкий привкус пороха в воздухе.

Его разум загудел от воспоминания, а по мозговой коре пронеслись призрачные данные линка, что вызвало небольшой выброс адреналина. Инстинкты и навыки ответили почти мгновенно, и степень восприятия Сэмма усилилась, и он сидел, скорчившись, на склоне холма, готовясь к битве, которая существовала теперь только в его воображении.

Едва ли более, чем миг спустя, последовала противоположная реакция — успокаивающая волна близости. Он днями не пользовался линком, и внезапно появившееся ощущение, реальное или нет, оказалось почти болезненно приятным.

Сэмм закрыл глаза и постарался продлить момент, зацепиться за ощущение; он сосредоточился на воспоминаниях, заставляя себя заново их прочувствовать, ярче и ярче, но через несколько мимолетных мгновений они уже ускользнули. Он оказался в одиночестве. Открыв глаза, он снова взглянул в свою подзорную трубу.

К этому времени принесли еду; большие металлические подносы были завалены свининой, от которой шел пар. Стада диких кабанов встречались в Коннектикуте довольно часто, но по большей части в лесных чащах вдали от поселений Партиалов.

Должно быть, чтобы устроить пиршество, подобное этому, охоте пришлось зайти довольно глубоко в лес. Живот Сэмма заурчал при виде всего этого великолепия, но Партиал не шевельнулся.

Вдалеке солдаты напряглись, слегка, но все разом — линк предупредил их о чем-то, о чем Сэмму оставалось только гадать. «Полковник», — подумал он и переместил свою трубу, чтобы посмотреть на Корнуэлла. Тот выглядел так же плохо, как и обычно, — исхудалым и мертвенно-бледным — но его грудная клетка все еще поднималась и опадала, и в данный момент с ним, казалось, все было в относительно порядке.

Кроме, разве что, легкой маски боли. Мужчины в комнате игнорировали ее, и Сэмм решил сделать то же самое. Судя по всему, время еще не пришло, и празднество продолжалось. Сэмм подслушал еще один разговор — еще кто-то предался воспоминаниям о временах Изоляционной войны — и пару историй о революции, но ничто так сильно не возбудило его память, как рассказ сержанта.

В конце концов ему стало невмоготу от вида свиных ребрышек и чавканья, и Сэмм осторожно выудил из своей сумки пластиковый пакет с вяленой говядиной. Она едва ли шла в какое-то сравнение с сочными ребрышками, которыми наслаждались его бывшие сослуживцы, но все же это было кое-что. Сэмм вернулся к подзорной трубе и обнаружил, что майор Уоллис как раз поднялся, чтобы держать слово.

— Сегодня подполковник Ричард Корнуэлл не в состоянии произнести речь, но мне выпала честь сказать несколько слов от его имени.

Уоллис был медлительным; это касалось не только его походки, но и жестов и речи — каждое его движение было размеренным и обдуманным.

Он выглядел так же молодо, как Сэмм — восемнадцатилетним юношей — но на самом деле он его возраст приближался к двадцати — к окончанию «срока годности». Через несколько месяцев, а может быть, и недель, он начнет гнить, как сейчас Корнуэлл. Сэмм почувствовал дрожь и плотнее натянул на плечи куртку.

В пиршественной зале стало так же тихо, как и вокруг Сэмма, голос Уоллиса с силой разносился по помещению, высоким эхом отдаваясь в наушниках Сэмма:

— Я имел честь служить с полковником всю мою жизнь; именно он вынул меня из взращивающей капсулы, он же провел для меня курс молодого бойца. Он лучший из всех, кого я встречал, и замечательный лидер. Мы не имеем отцов, но, если бы имели, я хотел бы думать, что мой был бы таким, как Ричард Корнуэлл.

Он сделал паузу, и Сэмм покачал головой. Корнуэлл и был их отцом, во всех отношениях, кроме биологического. Он учил их, направлял, защищал — делал все, что должен был делать настоящий отец. Всё то, чего Сэмму никогда не доведется сделать.

Он подкрутил зум подзорной трубы, как можно сильнее увеличивая изображение лица майора. Слез не было, но глаза смотрели мрачно и устало.

— Мы были созданы, чтобы умереть, — продолжил майор. — Чтобы убить, а затем умереть самим. Наши жизни служили лишь двум целям, и первой мы достигли пятнадцать лет назад.

Иногда мне кажется, что наибольшая жестокость заключается не в самом «сроке годности», а в том, что нам пришлось ждать все эти пятнадцать лет, чтобы узнать о нем. Младшим из вас хуже всего, потому что вы уйдете последними. Мы были рождены в войну, и мы достигли нашей славы, а теперь мы сидим в зале угасания и смотрим, как умираем, один за другим.

Партиалы в комнате снова напряглись, на этот раз заметнее, некоторые подскочили на ноги.

Сэмм резко крутанул трубой, переводя ее на полковника, но то, что она была настроена для четкого изображения лица майора, заставило его растеряться, и несколько наполненных паникой мгновений он беспомощно осматривал комнату под крики «Полковник!» и «Время!».

В конце концов он отстранился, перенастроил оптику, и стал подбирать зум с расстояния почти в милю. Он нашел взглядом постель полковника, стоящую на почетном месте в передней части комнаты, и стал смотреть, как старик дрожит и кашляет, а из уголков его рта вытекают капельки черной крови.

Он уже выглядел трупом, его клетки разлагались, и тело гнило почти на глазах у Сэмма и остальных наблюдавших за сценой солдат. Полковник захрипел, сморщился, дернулся и замер.

Комната наполнилась тишиной.

Сэмм с каменным лицом смотрел, как солдаты исполняли последний посмертный обряд: не произнося ни слова, они открыли окна, отвели в стороны занавески и включили вентиляторы.

Люди встречали смерть рыданиями и речами, воем и скрежетом зубов.

Партиалы же встречали ее так, как могли только они: через линк. Их тела были созданы для сражений; умирая, они испускали набор информации, чтобы предупредить своих товарищей об опасности, а те, уловив ее, в свою очередь передавали дальше, бросая клич. Сейчас вентиляторы раздували воздух и разносили информацию по миру, так, чтобы все восприняли ее линком и узнали, что умер великий.

Сэмм замер в напряженном ожидании, позволив ветру обдувать свое лицо. Он и хотел этого, и не хотел; в единое целое сочетались близость и боль, общность и грусть. Гнетущим казалось то, как часто в последнее время одно приходило неотделимо от другого.

Он смотрел, как внизу, в долине, дрожали на ветру листья деревьев, как ветви мягко покачивались из стороны в сторону от дуновения воздушных потоков. Информация не дошла.

Он был слишком далеко.

Сэмм разобрал подзорную трубу и микрофон дальнего действия, запихнул их и небольшую солнечную батарею в сумку. Дважды осмотрелся вокруг, чтобы убедиться, что ничего не забыл; пластиковый пакет уже занял свое место в ранце, наушники были уложены в сумку, винтовку он повесил на плечо.

Даже следы от штатива на земле он затоптал ботинком. Ничто не напоминало о том, что он вообще здесь был.

В последний раз он кинул взгляд туда, где встретил свою смерть его полковник, натянул противогаз и скользнул обратно в изгнание. На этом сборище дезертирам места не было.

 

Глава 2

Солнце проглядывало через провалы сквозь линию горизонта, образовывая на побитых улицах узор из неровных желтых треугольников. Кира Уокер внимательно смотрела на дорогу, присев возле проржавевшей машины такси на дне глубокой городской канавы. Трава, кустарники и молодые деревья, пробившиеся через потрескавшийся асфальт, стояли недвижно, нетронутые ветром. Город казался совершенно застывшим.

Но что-то все же двигалось.

Кира положила винтовку на плечо, надеясь, что оптический прицел даст ей возможность получше осмотреться, но тут же вспомнила, и далеко не первый раз, что разбила прицел в пещере на прошлой неделе. Она выругалась и опустила оружие.

«Как только я здесь закончу, найду ружейную лавку и заменю эту дурацкую штуковину».

Она уставилась на дорогу, пытаясь различить, чему принадлежали какие тени, и снова подняла винтовку, пробормотав себе под нос проклятие.

Привычка — вторая натура. Кира пригнула голову и метнулась к другому краю такси. В сотне футов от нее находился грузовик, половина корпуса которого высовывалась на дорогу, и этого должно было хватить, чтобы скрыть ее передвижения от чего-то или кого-то, что бы это ни было.

Она высунулась из своего укрытия и почти минуту смотрела на неподвижную улицу, затем сжала зубы и побежала. Ни пуль, ни звука шагов, ни криков. Грузовик выполнил свою задачу. Кира подбежала к нему, опустилась на одно колено и выглянула из-за бампера.

Через кустарник пробиралась антилопа канна, ее длинные рога были закручены и смотрели в небо, а языком она исследовательски касалась молодых побегов и травы, растущих среди щебня.

Кира не шевелилась и внимательно наблюдала, она была слишком подозрительной, чтобы так сразу поверить, что это движения антилопы она заметила некоторое время назад.

Сверху запел кардинал, а несколько мгновений спустя ему вторил еще один. Яркие красные полосы засновали туда-сюда, завертелись и закрутились в воздухе, стали носиться друг за другом, виляя среди линий электропередач и светофоров.

Антилопа мирно занялась поеданием зеленых листьев молодого клена, не обращая ни на что внимания. Кира продолжала смотреть до тех пор, пока не убедилась, что больше ничего не заслуживало здесь ее внимания, а затем еще немного подождала, просто на всякий случай.

Нельзя было быть слишком острожным на Манхэттене. В прошлый раз, когда она здесь была, ее атаковали Партиалы, а на этот раз она уже успела повстречаться с медведем и пантерой.

Воспоминание заставило ее помедлить, обернуться и посмотреть, что было за ее спиной.

Ничего. Она закрыла глаза и сосредоточилась, пытаясь почувствовать, были ли поблизости Партиалы, но это не сработало. Это не работало и никогда раньше, по крайней мере она не чувствовала ничего, что показалось бы ей нужным ощущением, даже в течение той недели, которую она провела, тесно контактируя с Сэммом. Кира тоже была Партиалом, но она отличалась от остальных — судя по всему, у нее не было линка и некоторых других качеств Партиалов, кроме того, она взрослела, как любой нормальный человек.

Она не знала точно, что она такое, и ей не к кому было обратиться с расспросами. Ей даже не с кем было об этом поговорить — только Сэмм и сумасшедшая доктор Морган, ученый Партиалов, знали, кто она. Кира не сказала даже своему парню, и лучшему другу, Маркусу.

Она неловко поежилась и сморщилась от того неприятного замешательства, которое всегда следовало за вопросами о том, кто она.

«Это я и собираюсь здесь найти, — подумала она. — Ответы на вопросы».

Она повернулась и села на растрескавшийся асфальт, прислонившись к спущенной шине грузовика и снова вытаскивая свой блокнот, хоть к этому времени она уже знала адрес наизусть: пересечение пятьдесят четвертой стрит и Лексингтон-авеню. Ей понадобилось несколько недель, чтобы найти адрес, и еще не один день, чтобы пробраться сюда через руины. Возможно, она проявляла чрезмерную осторожность...

Она покачала головой. Осторожность не бывала «чрезмерной». Покинутые районы были слишком опасны, чтобы рисковать, а Манхэттен был одним из опаснейших. Она была осторожна и потому все еще жива; она не собиралась пересматривать стратегию, которая зарекомендовала себя с успешной стороны.

Она снова посмотрела на адрес, затем — на потрепанные погодой дорожные знаки.

Определенно, это то место. Она сунула блокнот обратно в карман и подняла винтовку. Пора зайти внутрь.

Пора навестить ПараДжен.

— Двадцать первый этаж, — вздохнула она. — Ну, конечно.

Многие старые здания были слишком ненадежны, чтобы входить в них; первая же после Раскола зима опустошила их: окна были разбиты, трубы прорвало, и к весне стены и полы насквозь пропитались влагой.

Десять циклов замерзания-оттаивания спустя стены покоробились, потолки прогнулись, а полы раскрошились на кусочки. Плесень покрыла дерево и ковры, в трещины проникли насекомые, и когда-то непоколебимое строение становилось опасной башней из обломков, фрагментов обшивки и висячих кусков, которые до сих пор не упали, а ждали только толчка, шага или громкого звука, чтобы обрушиться вниз.

Тем не менее, более высокие здания, особенно новые, как это, оказались более долгосрочными — хребтом их были стальные балки, а плотью — бетон и углеродное волокно.

Если продолжить аналогию, кожа их все же была слаба — ее составляли стекло, штукатурка, гипсокартон и ковры — но само строение оставалось крепким. Лестница, по которой поднималась Кира, сохранилась особенно хорошо, она была пыльной, но не грязной, и затхлость воздуха заставила Киру задаться вопросом, не стояло ли строение более-менее изолированным со времен Раскола.

Это придавало лестнице зловещее ощущение, ощущение гробницы, хоть Кира и не видела доказательств того, что кто-то здесь погиб. Она начала задаваться вопросом, вдруг такие действительно были, где-нибудь выше — вдруг кто-то шел по лестнице и в этот миг РМ забрал его жизнь, и этот кто-то оставался погребенным здесь до сих пор. Тем не менее к тому времени как Кира достигла двадцать первого этажа, она так и не увидела ни одного тела.

Она подумывала о том, чтобы продолжить подниматься и поискать кого-нибудь, просто чтобы удовлетворить сдерживаемое на протяжении двадцати одного этажа любопытство, но отказалась от этой идеи. В городе, равном этому по размерам, было достаточно трупов. В половине машин на улице сидели скелеты, а в домах и офисах их были еще миллионы.

Даже найди она какое-нибудь тело на этой старой забытой лестнице, это ничего не изменит.

Потянув, она открыла дверь и под скрип петель вошла в офис ПараДжен.

Конечно, это был не главный офис, который она несколько недель назад увидела на фотографии, где рядом с ней, маленьким ребенком, на фоне большого стеклянного здания и снежных гор стояли ее отец и опекунша, Нандита.

Она не знала, где это было, не помнила, как была сделана фотография, и с полной уверенностью считала, что не знала Нандиту до Раскола, но вот она — фотография. Ей было всего лишь пять лет, когда пришел конец света, на фотографии ей, наверное, четыре. Что это все означало? Кем на самом деле была Нандита и как она была связана с ПараДжен Неужели она в нем работала? А отец?

Кира знала, что он работал в офисе, но тогда она была слишком мала и теперь больше ничего не помнила. Если она действительно была Партиалом, было ли ее создание лабораторным экспериментом? Случайностью? Образцом? Почему Нандита ничего ей не говорила?

В некоторых отношениях, последний вопрос был самым главным. Кира прожила с Нандитой почти двенадцать лет. Если та знала, кем на самом деле была Кира — знала все это время и так ничего и не сказала — то Кире это совсем не нравилось.

От этих мыслей ей стало плохо, как и чуть раньше на улице.

«Я — пустышка, — подумала Кира. — Я — искусственно созданная структура, которая считает себя личностью, человеком. Я такая же фальшивка, как отделка из искусственного камня на этом столе».

Она вошла в приемную офиса и коснулась шелушащегося покрытия стойки администратора: прессованные пластиковые доски были покрыты винилом. Стол был едва ли натуральным, но все же существовал. Кира подняла глаза, заставляя себя забыть о беспокойствах и сосредоточиться на своей задаче.

Приемная была просторной для Манхэттена; обширная комната была заставлена потрескавшимися кожаными диванчиками и какой-то структурой из грубого камня, которая раньше, возможно, была водопадиком или фонтаном. На стене за стойкой был помещен массивный металлический логотип ПараДжен, такой же, как на здании с фотографии.

Кира открыла рюкзак, вытащила из нее аккуратно сложенное изображение и сравнила картинки. Идентичны. Она положила фотографию обратно и обошла вокруг стойки, стала осторожно перебирать разложенные на ней бумаги.

Подобно лестнице, эта комната была относительно изолирована и, таким образом, не испытала на себе воздействий среды. Бумаги были старыми и пожелтевшими, но оставались нетронутыми и в некотором порядке. Б ольшую их часть составляла малозначимая ерунда — телефонные книги, рекламные брошюры компаний и книга в мягкой обложке, которую когда-то читала дежурная администратор. Она называлась «Люблю тебя до смерти», а на обложке был изображен запачканный кровью кинжал.

Возможно, не самое политически верное чтение для времен конца света, но, с другой стороны, когда случился Раскол, администратора здесь и не было.

Ее, должно быть, эвакуировали, когда РМ вступил в полную силу, или когда его только выпустили, или даже, возможно, в самом начале войны с Партиалами. Кира постучала пальцем по обложке; закладка отмечала, что книга была прочитана почти на три четверти. Администратор так никогда и не узнала, кто и кого любил до смерти.

Кира снова посмотрела в служебник и обнаружила, что некоторые четырехзначные телефонные номера начинались с единицы, а некоторые — с двойки.

Может быть, офис занимал в этом здании два этажа? Кира пролистала справочник и нашла в конце раздел с более длинными номерами, каждый из которых состоял из десяти цифр. Некоторые начинались с 1303, другие — с 1312.

Она знала из разговоров с теми, кто помнил старый мир, что это были коды для разговоров с другими частями страны, но она не имела ни малейшего понятия, с какими, и справочник ничего по этому поводу не сообщал.

В углу стойки аккуратной стопочкой лежали брошюрки, обложки которых были украшены двойной спиралью и изображением здания с фотографии Киры, но снятого с другого угла.

Кира взяла в руки одну брошюрку, чтобы рассмотреть получше, и увидела, что фоном служили похожие здания, среди которых выделялась высокая башня; казалось, она построена из огромных стеклянных кубов. Плавным шрифтом внизу обложки значилось: «Станем лучше, чем мы есть».

Страницы издания были заполнены фотографиями улыбающихся лиц и презентациями генетических модификаций: косметических модулей для изменения цвета глаз или волос, целебных модулей для излечения врожденных заболеваний или повышения иммунитета к другим болезням, рекреационных модулей, обещающих сделать ваш живот более плоским, грудь крупнее, увеличить силу или скорость движений, усовершенствовать органы чувств или скорость реакции.

Генетические модификации были столь популярны до Раскола, что присутствовали почти у всех выживших на Лонг-Айленде. Даже детям эпидемии, которые были слишком малы во время Раскола, чтобы помнить что-либо о жизни до него, было сделано при рождении некоторое количество генетических изменений.

Вживление модулей было стандартной процедурой в госпиталях по всему свету, и многие из концепции разработал ПараДжен. Кира всегда считала, что у нее были базовые для новорожденных модули и, может, что-нибудь еще. Раньше она задавалась вопросом, бегала ли быстро из-за доставшейся ей от родителей ДНК или потому, что так было определено введенном в раннем возрасте генетическим модулем. Теперь она знала: дело было в том, что она — Партиал.

Созданный в лаборатории идеал человека.

Во второй половине брошюры определённо говорилось о Партиалах, хотя там они назывались «биосинтами», и их «моделей» было гораздо больше, чем Кира ожидала найти.

Военные модели были представлены в самом начале, но скорее в качестве успешного проекта, чем как доступный к приобретению продукт: миллион успешных полевых испытаний флагманской технологии. Конечно, можно было купить модель солдата, но речь в брошюре велась о других, менее похожих на людей версиях одной и той же технологии: суперумные Сторожевые псы, гривастые львы, сделанные достаточно послушными, чтобы держать их в качестве домашних любимцев, и даже нечто под названием «МойДракон™», имеющее вид длинной крылатой ящерицы размером с домашнюю кошку.

Последняя страница рекламировала новый тип Партиалов — охранник-телохранитель, созданный на основе солдата, но обладающий улучшенным внешним видом.

«Это то, чем я являюсь? Телохранительница, сексуальная рабыня, или до чего ещё эти продавцы могли додуматься?»

Она снова просмотрела брошюру в поисках любой зацепки, относящейся к ней, но ничего не нашла. Отбросив эту брошюру, Кира подняла следующую, но оказалось, что они все имеют одинаковое содержание при разной обложке. Она отбросила и эту брошюрку и выругалась.

«Я не просто товар из каталога, — сказала она себе. — Меня создали с какой-то целью.

Целью, ради которой Нандита оставалась все это время со мной и присматривала за мной. Кто я — крот? Подслушивающее устройство? Наемная убийца? Та ученая-Партиал, которая схватила меня, доктор Морган... когда она поняла, что я такое, она едва не взорвалась и так занервничала. Она напугала меня больше, чем кто бы то ни было еще в моей жизни, а ведь одна лишь мысль о том, кем я могу быть, ужаснула ее.

Меня создали с какой-то целью, но была ли эта цель благой или злой?»

Каким бы ни был ответ, она точно не найдет его в рекламной брошюре компании. Кира взяла одно издание и засунула его в сумку, на тот случай, если оно когда-нибудь пригодится, затем подхватила винтовку и направилась к ближайшей двери.

Вряд ли здесь, наверху, осталось что-то опасное, но... тот дракон с картинки добавил ей беспокойства. Кира никогда не видела драконов в живую — ни драконов, ни львов, ни чего-нибудь еще в том же духе, но осторожность не повредит. Она находилась в логове врага.

«Они — искусственно выведенные виды, — сказала она себе, — созданные как зависимые, послушные питомцы. Я никогда их не видела потому, что они все мертвы; другие, настоящие животные, которые знают, как выживать в дикой природе, охотились на них, и это привело к их вымиранию».

Однако вместо того чтобы успокоить, эти мысли лишь ещё больше расстроили её. Вероятно, она ещё найдёт целые комнаты, полные тел — здесь умерло так много людей, что город можно было считать могилой. Она положила ладонь на ручку двери, собрала всю свою смелость и толкнула.

Воздух с другой стороны двери рванулся ей навстречу. Он был свежее, богаче запахами, чем спёртая атмосфера приёмной и лестницы. Перед Кирой раскинулся короткий коридор с дверьми офисов и рядом разбитых окон.

Она заглянула в дверной проём первого офиса, дверь которого была открыта и подперта стулом, и невольно задержала дыхание, когда три жёлто-коричневых ласточки внезапно вылетели из своего гнезда в книжном шкафу. Из разбитого окна пахнуло городской жарой.

Табличка на двери гласила «Дэвид Гармон», и он поддерживал своё рабочее место в порядке: пустой пластиковый стол, полка с книгами, сейчас покрытыми коркой птичьего помёта, чистая лекционная доска на стене. Кира повесила своё ружьё на плечо и вошла в комнату в поисках любых записей, но здесь не было ничего, даже компьютера, хотя он бы всё равно ей ничем не помог бы — электричество в городе отсутствовало.

Она подошла к книжной полке и попробовала прочесть названия книг, не испачкавшись при этом. Все книги были финансовыми справочниками. Дэвид Гармон, должно быть, работал бухгалтером.

Кира осмотрелась, надеясь, что её в последнюю минуту посетит озарение, но этого не произошло, и комната осталась пустой. Она отступила назад в коридор и приступила к исследованию следующего помещения.

Десять кабинетов спустя она так и не нашла ничего, что проронило бы свет на ее загадки: обнаружилось несколько бухгалтерских книг и пару картотек, но они были либо пустыми, либо заполненными отчетами о прибыли. ПараДжен был богат просто до неприличия. Сейчас Кира знала это точно, но кроме этого — почти ничего.

Важная информация будет в компьютерах, но в офисе, казалось, не одного не было. Кира в замешательстве нахмурилась: все, что она слышала о старом мире, говорило, что он во всем полагался на компьютеры.

Почему в офисе не было ни одного из тех плоских мониторов или металлических ящиков, которые она привыкла видеть почти везде? Кира вздохнула и в досаде покачала головой, понимая, что, даже найди она компьютер, она не будет знать, что с ним делать.

В госпитале использовали некоторые из них — медикомпы, сканеры и прочую подобную аппаратуру, когда она требовалась для лечения или диагностики, но, как правило, они не подключались к сети и были весьма специализированными.

Компьютеры старого мира были частью глобальной сети, которая предоставляла возможность общаться со всем миром в режиме реального времени. Все было заложено в память компьютеров — от книг до музыки и, судя по всему, масштабных планов ПараДжен.

Но в офисе не было компьютеров... Однако в этом помещении стоял принтер. Кира замерла и уставилась на столик у стены последнего кабинета на этом этаже — помещение было больше остальных, а надпись на стене гласила «Джиневра Крич». Вероятно, здешняя вице-президент или как там еще назывались члены их правления.

По полу были разбросаны пустые листы бумаги — они сморщились и выцвели от пережитых бурь, врывавшихся через разбитое окно, — а на приставном столике стояла небольшая пластиковая коробочка.

Кира знала, что это принтер — в госпитале их были дюжины — дюжины бесполезной по причине отсутствия чернил аппаратуры. Однажды Кире пришлось перетаскивать их из одного чулана в другой. Старый мир использовал принтеры, чтобы распечатывать документы прямо с компьютера, поэтому, если в этой комнате был принтер, то должен был быть и компьютер, по крайней мере в прошлом.

Кира взяла в руки коробочку, чтобы повнимательнее рассмотреть: никакого кабеля или даже разъема для него, значит, аппарат был беспроводной. Она поставила коробочку обратно, опустилась на колени и заглянула под приставной столик: там ничего не оказалось.

Зачем кому-то было приходить сюда и забирать все компьютеры? Чтобы спрятать информацию, когда пришел конец света? Конечно, Кира не могла быть первой, кто подумал прийти сюда; это ПараДжен, черт его побери, создал Партиалов; его ученые были экспертами в биотехнологиях.

Даже если они не были обвинены в Войне с Партиалами, должно быть, правительство связывалось с ними по поводу исцеления РМ. Разумеется, предполагая, что правительство не знало о заключенном в Партиалах лекарстве. Кира отбросила эту мысль. Она была здесь не для того, чтобы развлекать себя теориями заговора; она пришла, чтобы раскрыть факты. Может, компьютеры отсюда забрали после катастрофы?

Так и оставшись на четвереньках, она подняла глаза и обвела взглядом комнату; с этого угла зрения она увидела кое-что, чего не заметила раньше: блестящий черный кружок на темном металлическом пояске стола. Кира чуть наклонила голову, и кружок блеснул отраженным светом.

Она нахмурилась, встала и покачала головой, поняв всю простоту ситуации.

Сами столы были компьютерами.

Теперь, когда ее осенило, это показалось очевидным. Ровные пластиковые столы были почти точными копиями, хоть и в увеличении, экрана медикомпа, которым она пользовалась в госпитале.

Мозг компьютера — процессор, жесткий диск и сам системный блок — был вмонтирован в металлический поясок; при включении вся поверхность стола вспыхнет сенсорными экранами, клавиатурами и всем прочим.

Кира снова опустилась на колени и стала осматривать основание металлических ножек стола; наконец она издала победный клич — в розетку на полу был воткнут короткий черный шнур.

Ее крик спугнул еще одну стайку ласточек — они поднялись в воздух и полетели прочь от источника звука. Кира улыбнулась, но до полной победы было еще далеко: находка компьютера ничем ей не поможет, если она не сможет его включить. Для этого понадобится источник питания, а она, в спешке собираясь покинуть Ист-Мидоу, его не захватила. Она прочувствовала всю глупость этой промашки, но теперь ничего уже не могла поделать.

Ей придется попробовать найти аппарат где-нибудь на Манхэттене, например, в хозяйственном магазине или в магазине электроники. Со времени Раскола остров считали слишком опасным для путешествий, поэтому б ольшую его часть еще не разграбили.

И все же Киру не слишком грела идея тащить пятидесятифунтовый (23 кг) генератор по лестнице на высоту двадцать первого этажа.

Собираясь с мыслями, Кира медленно выдохнула.

«Мне нужно выяснить, что я такое, — подумала она. — Мне нужно выяснить, как мой отец и Нандита были со всем этим связаны. Мне нужно отыскать Доверие».

Она снова достала фотографию, на которой она, ее отец и Нандита стояли на фоне комплекса ПараДжен. Кто-то оставил на фото записку: «Отыщи Доверие». Кира даже не знала точно, что такое Доверие, не говоря уже о том, как его найти. Она не знала и того, кто оставил ей фотографию и записку, но почерк заставлял ее думать, что это была Нандита.

Все то, чего она не знала, казалось, внезапно надавило на нее непомерным грузом, Кира закрыла глаза и сосредоточилась на том, чтобы дышать глубоко. Она возложила все свои надежды на этот офис, единственную досягаемую для нее часть ПараДжен, и ничего полезного в нем не найдя, не обнаружив даже зацепки, она поняла, что едва может это вынести.

Она поднялась на ноги и быстро подошла к окну, чтобы вдохнуть свежего воздуха. Внизу во все стороны раскинулся Манхэттен — наполовину город, наполовину лес, огромная зеленая масса жаждущих света деревьев и рушащихся, запутавшихся в лозах зданий.

Он был большим, всепоглощающе огромным, но это был всего лишь один город. За его пределами существовали другие города, другие государства и нации, даже целые континенты, которых Кира никогда не видела. Она почувствовала себя потерянной, изнуренной совершенной невозможностью раскрыть даже одну маленькую тайну в таком огромном мире.

Она наблюдала, как мимо пролетела стайка птичек, которых ничуть не беспокоили она и ее проблемы. Произошел конец света, а они его даже не заметили. Когда исчезнет последнее разумное существо, солнце все так же будет восходить, а птицы все так же летать. Так какая же на самом деле будет разница, преуспеет Кира или потерпит поражение?

И тут она подняла голову, упрямо выпятила подбородок и проговорила:

— Я не сдаюсь, — сказала она. — Не важно, насколько мир велик. Он просто предоставляет мне больше мест для поисков.

Кира вернулась в офис, подошла к шкафу для хранения документов и вытащила первый ящик. Если Доверие имело какие-то связи с ПараДжен, например, по поводу специальных проектов, связанных с командованием Партиалов, как предполагал Сэмм, то этому финансовому офису рано или поздно пришлось бы отчислять на этот проект деньги. Возможно, она сможет обнаружить какие-нибудь записи. Кира стерла пыль с поверхности стола и стала доставать из ящика документы, внимательно просматривая их — строчку за строчкой, слово за словом, платеж за платежом.

Закончив очередную папку, она швыряла ее на пол в угол и открывала следующую; так продолжалось час за часом, и остановилась она только тогда, когда стало слишком темно, чтобы читать.

Ночной воздух был холоден, и Кира подумала, не развести ли ей небольшой костер на одном из столов, где она могла поддерживать его, но отказалась от этой идеи. Лагерные костерки, которые она разводила на улицах, было легко спрятаться от возможных наблюдателей, но свет, появившийся на такой высоте, будет виден за много миль отсюда.

Вместо этого Кира, закрывая за собой все двери, вернулась в фойе возле самой лестничной площадки и, укрывшись за стойкой администратора, развернула свой спальный мешок. Она открыла банку консервированного тунца и стала тихо есть в темноте, беря рыбу пальцами и притворяясь, что это были суши.

Кира спала некрепко и, как только проснулась, сразу же вернулась к своей работе над документами. Часам к десяти утра она наконец кое-что нашла.

— Нандита Мерчант, — прочитала она, ощущая, как эта находка встряхнула ее после столь долгих бесплодных поисков. — Пятьдесят одна тысяча сто двенадцать долларов выплачено 5 декабря 2064 года. Безналичный перевод. Арвада, Колорадо.

Это был отчет по заработной плате, и при том объемный — судя по всему, он включал в себя всех сотрудников транснациональной компании. Кира нахмурилась, заново читая заинтересовавшую ее строчку. В ней не значилось, в чем заключалась работа Нандиты, только факт того, что ее оплатили; не упоминалось и то, за какой промежуток времени были выплачены деньги — за месяц или за целый год?

Или это была одноразовая плата за выполнение особого вида работы? Кира вернулась к бухгалтерской книге и стала просматривать отчеты за предыдущий месяц, пока снова не наткнулась на имя Нандиты. «Пятьдесят одна тысяча сто двенадцать долларов, 21 ноября», — прочитала девушка и обнаружила аналогичную запись за 7 ноября.

То есть, это была зарплата за две недели, а годичная получалась... около 1,2 миллиона долларов. Огромная сумма.

Кира не знала, какими были зарплаты в старом мире, но, просматривая страницу, она заметила, что цифра в $51,112 была одной из самых больших.

— Значит, она была важной шишкой в этой компании, — пробормотала Кира, рассуждая вслух. — Она зарабатывала больше, чем большинство, но чем же она занималась?

Она хотела найти в отчетах своего отца, но не знала даже его фамилии. Ее собственная фамилия, Уокер, была кличкой, которую ей дали нашедшие ее после Раскола солдаты — Кира милю за милей обходила пустой город в поисках пропитания. Кира-Скороход. Она была так мала тогда, что не помнила ни своей фамилии, ни где работал ее отец, ни названия города, в котором они жили...

— Денвер! — воскликнула она, когда внезапно в ее мозгу вспыхнуло имя. — Мы жили в Денвере. Это в Колорадо, верно? — Кира снова посмотрела на расчетный лист Нандиты: Арвада, Колорадо. Это возле Денвера?

Кира аккуратно сложила страничку и спрятала ее в рюкзак, решив позже попытаться найти в каком-нибудь старом книжном магазине атлас. Она вернулась к отчету по заработной плате и стала искать в нем имя отца — его звали Армин — но платежи были рассортированы по фамилиям, и находка одного-единственного Армина среди десятков тысяч людей едва ли будет стоить затраченного времени и усилий.

В лучшем случае это подтвердит то, что можно было предположить по фото: что Нандита и ее отец работали в одном отделении одной и той же компании. Кира все равно не узнает, чем они занимались и в чем была цель их работы.

Еще один день поисков не принес ей ничего полезного, и в порыве раздражения Кира сердито заворчала и выбросила последнюю папку через разбитое окно. Тут же она выговорила себе за то, что ее действия могли привлечь внимание, окажись кто-то в городе. Это было маловероятно, но испытывать судьбу было не самым разумным в данных обстоятельствах. Кира постаралась держаться подальше от окна в надежде, что, если кто-то и увидел случайно упавший лист бумаги, то примет это за забавы ветра или животных. Девушка поспешила заняться своим следующим проектом: вторым этажом.

На самом деле это был двадцать второй этаж, напомнила она себе, и направилась по лестнице к следующей двери. Почему-то та оказалась слегка прикрытой, и, толкнув ее, Кира обнаружила себя в окружении небольших разграниченных перегородками боксов.

Здесь не было приемной зоны, только несколько кабинетов; все остальное место занимали низкие перегородки и рабочее пространство, разделенное на отдельные кабинки. Кира заметила, что во многих боксах были компьютеры или разъемы, в которые, должно быть, включали портативные компьютеры — на этом этаже не было крутых настольных экранов — но в большей степени внимание девушки привлекли те кабинки, в которых были свободные кабели — места, где должен был бы быть компьютер, но отсутствовал.

Кира, застыв, внимательно осматривала комнату. Здесь было более ветрено, чем на предыдущем этаже из-за длинной стены с разбитыми окнами и малого количества офисных стен, которые бы прерывали воздушные потоки. Изредка над перегородками боксов пролетал листок бумаги или в воздух поднимался столбик пыли, но Кира игнорировала эти явления. Она рассматривала шесть ближайших к ней рабочих столов.

Четверо из них были обыкновенными — с мониторами, клавиатурами, канцелярскими принадлежностями, семейными фотографиями — но с оставшихся двух компьютеры исчезли. Не просто исчезли, а были украдены; стойки с канцелярскими принадлежностями и фотографии были отодвинуты в стороны или даже сброшены на пол, как если бы тот, кто забирал компьютеры, слишком торопился, чтобы позаботиться о сохранности остальных вещей.

Кира нагнулась, чтобы осмотреть ближайший к ней стол, возле которого фотографией вниз лежала рамка. Все вокруг было покрыто слоем земляной пыли, и со временем под воздействием влаги из этой грязи стали расти грибы.

Это едва ли было удивительным — после одиннадцати лет свободного доступа воздуха в половине зданий Манхэттена многочисленные поверхности были покрыты слоем почвы, — но Кире бросилось в глаза то, что из-под края фотографии высовывался небольшой желтый росток, подобный стебельку травы.

Кира подняла глаза на окна, прикидывая стороны света, и решила, что ее догадка была верна: в течение нескольких часов в день это место получало достаточно солнечного света, чтобы выросло зеленое растение.

Рядом тянулись вверх и другие стебельки травы, но дело было не в них, а в том, как трава выбивалась из-под фотографии. Кира подняла рамку и отложила ее в сторону, а ее взгляду открылась небольшая масса жучков, грибов и стебельков отмершей травы. Девушка, сидя на корточках, откинулась на пятки, а ее рот открылся, когда она поняла, что означало увиденное.

Фотографию сбросили со стола уже после того, как начала расти эта трава.

Это был не так уж недавно: на фотографии и возле ее краев собралось достаточно грязи и перегноя, чтобы показать, что она лежала здесь вот уже несколько лет. Но не все одиннадцать.

Случился Раскол, здание было покинуто, в нем собрались грязь и сорная трава, и тогда кто-то пришел и разграбил эту кабинку. Кто это мог быть? Человек или Партиал?

Кира заглянула под стол и обнаружила еще несколько кабелей, но никаких следов того, кто забрал процессор, к которому они подключались. Кира подобралась к следующей разворованной кабинке и обнаружила в ней такую же картину.

Кто-то поднялся на двадцать второй этаж, забрал два компьютера и утащил их по лестнице вниз.

Зачем кому-то это делать? Кира села и стала раздумывать над возможными вариантами. Она предположила, что, если нужна была информация, то могло оказаться легче снести компьютеры по лестнице, чем поднять к ним генератор. Но почему только два и именно эти?

Чем они выделялись? Кира снова осмотрелась и с удивлением обнаружила, что две заинтересовавшие ее кабинки были ближе остальных к лифту. Это было еще более непонятно, чем все остальное: со времени Раскола здесь не было электричества и лифты не работали. Причина не может быть в них. На стенах кабинок не было даже имен их хозяев; если кто-то нацелился именно на эти два компьютера, у него, должно быть, была информация «изнутри».

Кира поднялась на ноги и медленно прошлась через весь этаж, взглядом ища что-нибудь еще, что показалось бы ей неестественным или похожим на сцену кражи. Она обнаружила место, где когда-то явно стоял принтер, но не могла сказать, когда его забрали: до или после Раскола.

Закончив с основным помещением, Кира стала осматривать оставшиеся несколько кабинетов у дальней стены, и у нее перехватило дыхание, когда она обнаружила, что один из них был полностью опустошен: компьютер пропал, полки были пусты, никаких личных вещей не было.

Оставшихся предметов — телефона, корзины для бумаг, стопок листов и того подобного — было достаточно, чтобы сказать: однажды эта комната была функционирующим кабинетом, но не более того. В ней было намного больше полок, чем в остальных помещениях; все они были пусты, и Кире стало интересно, сколько и чего именно было отсюда украдено.

Девушка помедлила, уставившись на пустую столешницу. Эта чем-то отличалась от остальных, но Кира не могла указать пальцем чем. На полу, как в разграбленных боксах, валялась небольшая подставка для канцелярских принадлежностей, что говорило о том, что кабинет опустошали в такой же безумной спешке.

Тот, кто разворовал офис, ужасно торопился. Оборванные кабеля свисали точно так же, как и в кабинках, только в этом кабинете их было заметно больше.

Кира напрягала свой мозг, пытаясь понять, что же беспокоило ее, и наконец пришло озарение: в этом маленьком кабинете не было фотографий. На большей части осмотренных ею за последние два дня столов было как минимум одно семейное фото, а на некоторых и больше: столешницы были заставлены фотографиями улыбающихся супружеских пар и групп нарядных детей — сохранившимися изображениями давно усопших родственников.

Тем не менее в этой комнате фотографий не было вообще. Это означало один из двух возможных вариантов. Первый заключался в том, что мужчина или женщина, работавшие в этом кабинете, могли не иметь семьи или любить ее не настолько сильно, чтобы выставлять на своем рабочем месте фотографии. Вторая версия была более заманчивой: возможно, тот, кто забирал оборудование, прихватил с собой и фотографии.

И наиболее вероятная причина этому была в следующем: тот, кто забрал фотографии, и тот, кто работал в этом кабинете, были одним лицом.

Кира взглянула на дверь, где было написано: «Афа Дему», а ниже жирным шрифтом значилось: «ИТ». Что это было за «оно», кличка?

Если и кличка, то не самая милая, но о культуре старого мира Кира знала, мягко говоря, мало. Она осмотрела остальные двери; каждая из них была подписана подобным образом — именем и понятием — хотя большинство понятий были длиннее: «Операции», «Продажи», «Рынок».

Это были должности? Отделы? Только «ИТ» было написано заглавными буквами, так что, возможно, это была аббревиатура, но Кира не знала, что она обозначала. Инновации... и тестирование?

Кира покачала головой. Это не лаборатория, значит, Афа Дему не был ученым. Чем он здесь занимался? Это он вернулся забрать свое оборудование? Была ли его работа настолько важной или настолько опасной, что оборудование забрал кто-то другой?

Ограбление было неслучайным — никто бы не стал бы пешком подниматься на двадцать второй этаж за парой компьютеров, когда их было в достаточном количестве на нижних уровнях.

Кто бы ни забрал эти, у него была на это причина: вероятно, в память компьютеров было заложено нечто важное.

Но кто это был? Афа Дему? Кто-то из Ист-Мидоу? Партиал?

Или кто-то еще?

 

Глава 3

— Заседание суда объявляется открытым.

Маркус стоял в самом конце зала и вытягивал шею в попытках что-либо разглядеть за толпой людей, заполнивших комнату. Он достаточно хорошо мог видеть сенаторов — Хобба, Кесслер и Товара, а также нового члена Сената, хотя имени этого мужчины Маркус не знал. Все сенаторы сидели на сцене за длинным столом, но двоих обвиняемых Маркусу видно не было. Зал Сената, который обычно использовался для подобного рода мероприятий, был разрушен во время атаки Голоса два месяца назад, ещё до того, как Кира нашла лекарство от РМ и Голос воссоединился с остальным сообществом.

Вместо зала Сената сейчас использовался актовый зал Старшей школы Ист-Мидоу — школа уже несколько месяцев как закрылась, так почему бы и нет? «Конечно, — думал Маркус, — здание — это меньшее, что поменялось с тех времён. Бывший ранее лидером Голоса человек теперь заседает в Сенате, а двое экс-сенаторов находятся под следствием.» Маркус стоял на цыпочках, но зал был заполнен до отказа, мест на всех не хватило и многим людям пришлось стоять. Казалось, каждый житель Ист-Мидоу пришёл посмотреть на вынесение приговора Уейсту и Деларосе.

— Меня сейчас вырвет, — сказала Изольда, схватив Маркуса за руку. Тот опустился с носков на всю стопу и улыбнулся при виде утреннего недомогания Изольды. Его улыбка тут же сменилась болезненной гримасой, когда девушка сильнее сжала руки и ее ногти впились ему в кожу. — Прекрати смеяться надо мной, — прорычала она.

— Я не смеялся.

— Я беременна, — сказала Изольда. — И обладаю суперспособностями. Я носом чую, о чем ты думаешь.

— Носом?

— Мои суперспособности весьма ограниченны, — сказала она. — А теперь серьезно, мне нужен свежий воздух, а иначе в этой комнате станет даже более гадко, чем сейчас.

— Хочешь выйти на улицу?

Изольда покачала головой, закрыла глаза и стала медленно дышать. По ней еще не было заметно ее положения, но токсикоз у нее был просто ужасный — вместо того, чтобы набирать вес, она его сбрасывала, потому что ее организм не принимал еду. Сестра Харди грозилась положить ее в госпиталь, если это вскоре не изменится. Изольда взяла недельный отпуск, чтобы отдохнуть и расслабиться, и это ей немного помогало, но девушка слишком интересовалась политикой, чтобы пропустить такое слушание, как сегодня. Маркус оглянулся на заднюю часть аудитории, увидел возле открытой двери стул и потянул к нему Изольду.

— Простите, сэр, — тихо сказал он. — Вы не позволите моей подруге присесть на этот стул?

Мужчина на нём даже не сидел, просто стоял перед стулом, но на Маркуса он взглянул раздраженно.

— Кто не успел, тот опоздал, — низким голосом сказал он. — А теперь помолчите, чтобы я мог послушать.

— Она ждет ребенка, — сказал Маркус и довольно кивнул, когда манеры поведения мужчины изменились буквально за пару секунд.

— Что же вы сразу не сказали? — Мужчина шагнул в сторону, предлагая стул Изольде, и пошел поискать себе другого места. «Работает безотказно», — подумал Маркус. Даже после отмены Акта Надежды, который объявлял беременность обязательной, с девушками и женщинами в положении все еще обращались как с чем-то священным. Теперь, когда Кира нашла лекарство от РМ и появилась надежда, что младенцы смогут жить дольше, чем пару дней, подобное отношение стало еще более часто встречаться. Изольда, обмахивая лицо, присела, а Маркус встал за ее спиной, где он не заступал ей поток воздуха. Он снова поднял глаза и посмотрел в переднюю часть комнаты.

— ... это как раз то, что мы пытаемся пресекать, — говорил Сенатор Товар.

— Вы не можете говорить об этом всерьез, — произнес новый сенатор, и Маркус сосредоточился, чтобы получше его слышать. — Вы были лидером Голоса, — сказал новоназначенный Товару. — Вы угрожали начать, а если взглянуть с определенной точки зрения, то и начали, гражданскую войну.

— То, что насилие порой — необходимость, не значит, что оно — благо, — произнес Товар.

— Мы сражались, чтобы предупредить злодеяния, а не чтобы наказывать...

— Смертная казнь, по своей сути, и есть предупредительная мера, — сказал сенатор. Маркус моргнул — он и не знал, что в случаях Деларосы и Уейста рассматривалась казнь. Когда на свете остается только тридцать шесть тысяч человек, ты не станешь казнить их налево и направо, будь они преступниками или нет. Новый сенатор жестом указал на пленников. — Когда эти двое умрут за свои преступления, в таком небольшом обществе, как наше, это отразится на каждом, и подобные преступления вряд ли повторятся.

— Они совершили эти преступления, используя свою власть как сенаторов, — сказал Товар.

— На ком именно, вы хотите, чтобы отразился приговор?

— На каждом, кто считает человеческую жизнь не более чем фишкой на покерном столе, — произнес мужчина, и Маркус почувствовал, как в комнате возросло напряжение. Новый сенатор холодно уставился на Товара, и даже в задних рядах комнаты Маркусу был понятен угрожающий подтекст: этот мужчина казнил бы Товара вместе с Деларосой и Уейстом, если бы мог.

— Они делали то, что считали правильным, — сказала Сенатор Кесслер, одна из тех старых сенаторов, которые умудрились пережить скандал и сохранить свой пост. Из всего, что Маркус наблюдал сам, а также из тех интимных деталей, которые он узнал от Киры, он мог заключить, что Кесслер и остальные были так же виновны, как и Делароса с Уейстом — они захватили власть и объявили закон военного времени, превратив хрупкую демократию Лонг-Айленда в тоталитарный строй.

Они заявляли, что сделали это, чтобы защищать людей, и вначале Маркус с ними соглашался: человечество стояло перед угрозой исчезновения, и, кроме всего прочего, сложно было утверждать, что свобода важнее выживания. Но Товар и его Голос восстали, Сенат предпринял ответные действия, Голос ответил на них, и так продолжалось до тех пор, пока внезапно правительство не начало лгать своим людям, не взорвало свой собственный госпиталь и не убило тайно собственного солдата — и все в стремлении возбудить в людях страх перед выдуманной угрозой нападения Партиалов и заново объединить остров.

Официально было постановлено, что сердцем заговора были Делароса и Уейст, а все остальные всего лишь следовали их приказам — едва ли можно было наказать Кесслер за то, что она следовала за лидером, равно как и наказать солдата Армии за то, что он следовал за Кесслер.

Маркус все никак не мог определить, что он сам думал по поводу этого постановления, но совершенно очевидным казалось то, что этому новому сенатору оно совсем не нравилось.

Маркус пригнулся и положил ладонь на плечо Изольды.

— Напомни мне, кто этот новенький.

— Ашер Вульф. — прошептала Изольда. — Он стал представителем Армии вместо Уейста.

— Тогда все ясно, — произнес Маркус, выпрямляясь. Убей солдата, и станешь врагом армии на всю жизнь.

— «То, что считали правильным», — повторил Вульф. Он глянул на толпу, затем снова посмотрел на Кесслер. — И в данном случае они посчитали правильным убить солдата, который принес в жертву сохранности их тайн свое здоровье и безопасность. Если эти двое заплатят ту же цену, что и тот парень, то, возможно, будущие сенаторы не станут думать, что подобные действия могут быть «правильными».

Маркус посмотрел на Сенатора Хобба, размышляя, почему тот до сих пор не высказался. Он был первым спорщиком в Сенате, но Маркус давно стал считать его пустым манипулятором и приспособленцем. Кроме того, именно он был отцом будущего ребенка Изольды, и Маркус не думал, что когда-нибудь снова сможет его уважать. Хобб ничуть не заинтересовался своим будущим наследником, а сейчас он демонстрировал такое же безразличное отношение к слушанию. Почему он еще не выбрал, на чьей стороне ему быть?

— Я думаю, желаемое уже было достигнуто, — сказала Кесслер. — Уейст и Делароса подверглись разбирательству и были осуждены. На них наручники, и скоро они попадут в тюремный лагерь. Они поплатятся за...

— Вы посылаете их в идеалистическую загородную усадьбу есть стейки и услаждаться компаниями одиноких фермерских дочерей, — сказал Вульф.

— Следите за выражениями! — воскликнула Кесслер, и Маркус вздрогнул, услышав ярость в ее голосе. Он дружил с приемной дочерью Кесслер, Хочи, и слышал этот яростный тон большее число раз, чем мог сосчитать, поэтому не хотел бы сейчас оказаться на месте Вульфа. — Каким бы женоненавистническим не было ваше мнение о наших фермерских общинах, — продолжала Кесслер, — осужденные не отправляются на курорт. Они — заключенные, и будут отправлены в тюремный лагерь, где им придется работать усерднее, чем вам когда-либо приходилось.

— И их не будут кормить? — спросил Вульф.

Кесслер вскипела.

— Разумеется, будут.

Вульф в притворном замешательстве наморщил лоб:

— Значит, им не будут позволять выходить на свежий воздух и испытывать на себе свет солнца?

— А где еще можно работать на тюремной ферме, кроме как в поле?

— В таком случае я чувствую себя в тупике, — произнес Вульф. — Как-то все это звучит не совсем похожим на наказание. Сенатор Уейст хладнокровно приказал убить одного из своих собственных солдат, подростка, который находился в его подчинении, а в наказание за это он получает мягкую постель, трехразовое питание, более свежую пищу, чем мы можем себе позволить в Ист-Мидоу, и широкий выбор девушек...

— Вы говорите про «девушек», — сказал Товар. — Что именно вы под этим подразумеваете?

Вульф, уставившись на Товара, помедлил, а затем взял в руки лист бумаги и, просматривая его, заговорил:

— Возможно, я неправильно понял суть запрета смертной казни. Мы не можем никого убить, потому что, как вы заявляете, «на планете осталось только тридцать пять тысяч людей, и мы не можем позволить себе уменьшать это число», — он поднял глаза. — Все это верно?

— Теперь у нас есть лекарство от РМ, — сказала Кесслер, — а вместе с ним мы обрели будущее. Мы не можем позволить себе потерять ни одного человека.

— Потому что мы должны продолжить человеческий род, — сказал Вульф, кивнув. — Размножиться и заново заселить Землю. Разумеется. Нужно ли мне рассказывать вам, откуда берутся дети, или будет лучше найти школьную доску, чтобы я нарисовал схему?

— Дело не в сексе, — сказал Товар.

— Как же, черт возьми, вы правы.

Кесслер вскинула в воздух руки.

— Что, если мы просто не позволим им производить потомство? — спросила она. — Это вас удовлетворит?

— Если они не смогут производить потомство, то не будет смысла оставлять их в живых, — выдал ей в ответ Вульф. — Руководствуясь вашей же логикой, нам стоит убить их и покончить с этим.

— Они могут работать, — сказала Кесслер. — Распахивать поля, молоть зерно для всего острова...

— Мы оставляем их в живых не ради того, чтобы они заводили детей, — мягко сказал Товар.

— И мы оставляем их в живых не как рабов. Мы оставляем их в живых потому, что убить их будет неправильно.

Вульф покачал головой:

— Наказать преступников...

— Сенатор Товар прав, — произнес Хобб, поднимаясь на ноги. — Вопрос не в сексе, и не в размножении, и не в принудительном труде и всем остальном, о чем мы спорили. Вопрос даже не в выживании. Как только что было сказано, у человеческой расы есть будущее; еда, и дети, и все остальное важны для этого будущего, но это не является его основой. Это средства нашего существования, но не его цель. Мы никогда не будем унижены — и не унизимся сами — до уровня одних лишь физических надобностей.

Хобб подошел к Сенатору Вульфу.

— Наши дети получат в наследство нечто большее, чем наши гены, большее, чем наша инфраструктура. Они унаследуют нашу мораль. Будущее, которое открывается перед нами после исцеления РМ, — это бесценный дар, но этот дар мы должны заслужить: мы должны день за днем, час за часом быть теми людьми, которые достойны будущего. Неужели мы хотим, чтобы наши дети убивали друг друга? Конечно, нет. Тогда мы должны научить их на своем собственном примере, что каждая жизнь бесценна. Умертвив убийцу, мы можем отправить в будущее весьма противоречивое послание.

— Забота об убийце — такой же противоречивый пример, — сказал Вульф.

— Мы не собираемся заботиться об убийце, — сказал Хобб. — Мы будем заботиться обо всех: старых и молодых, мужчинах и женщинах, о тех, кто свободен, и о тех, кто в паре. А если один их них окажется убийцей — или двое, трое или сотня — мы так и продолжим о них заботиться. — Он невесело улыбнулся. — Конечно, мы не позволим им убивать и дальше — мы не глупы. Но и их убивать мы тоже не станем, потому что мы будем пытаться становиться лучше. Мы будем пытаться совершенствоваться. Теперь у нас есть будущее, так давайте же не будем начинать его смертями.

Комната рассыпалась аплодисментами, но Маркусу они показались в чем-то вынужденными.

Несколько человек криками выразили свое несогласие, но настроение толпы изменилось, и Маркус понял, что споры окончились. Вульф, судя по его виду, этому совсем не обрадовался, но после речи Хобба он больше не казался особенно жаждущим продолжить призывать к казни. Маркус хотел посмотреть реакцию на произошедшее заключенных, но те все так же оставались вне поля его зрения. Изольда что-то пробормотала, и он наклонился, чтобы послушать ее.

— Что ты говоришь?

— Я говорю, что он тупой лицемерный ублюдок, — огрызнулась Изольда, и Маркус, сморщившись, отстранился. Это была не та сцена, в которой он хотел бы поучаствовать. Изольда настаивала, что ее связь с Хоббом произошла с ее согласия — она многие месяцы была его помощницей, а он казался ей весьма симпатичным и довольно очаровательным — но, после, ее мнение о нем значительно ухудшилось.

— Судя по всему, обсуждения закончены, — сказал Товар. — Я ставлю следующее на голосование: Марисоль Делароса и Кемерон Уейст будут приговорены к тяжелому физическому труду на ферме Стиллвелл. Кто за?

Товар, Хобб и Кесслер разом подняли руки; мгновение спустя их примеру последовал Вульф.

Решение было принято единодушно. Товар наклонился, чтобы подписать лежащую перед ним бумагу, а с боков комнаты подошли четверо солдат, которые должны были вывести заключенных.

В комнате стало шумно — разом начали говорить сотни голосов: люди обсуждали вердикт суда, сам приговор и всю разыгравшуюся перед ними драму. Изольда встала, и Маркус помог ей выйти в холл.

— Пошли на улицу, — сказала Изольда. — Мне нужен воздух. — Они опередили б ольшую часть толпы и достигли входных дверей раньше основной массы. Маркус обнаружил скамейку, и Изольда с гримасой на нее опустилась. — Я хочу картошки фри, — сказала она. — Огромную кучу жирного соленого картофеля — хочу съесть всю картошку фри мира.

— Ты выглядишь так, будто тебя вот-вот стошнит, как ты можешь даже думать про еду?

— Не говори «еда», — быстро сказала она, закрывая глаза. — Я не хочу еды, хочу картошку фри.

— Беременные такие странные.

— Заткнись.

Достигнув передней лужайки, толпа поредела; Маркус наблюдал, как мужчины и женщины либо уходили восвояси, либо оставались, собирались в небольшие группки и тихо обсуждали сенаторов и их решение. Слово «лужайка», возможно, не совсем подходило для обозначения этого места: раньше перед старшей школой и была лужайка, но никто не ухаживал за ней уже много лет, и она превратилась полянку, где кое-где росли деревья, а между ними были протоптаны извивающиеся тропинки. Маркус задумался, не был ли он последним человеком, кто косил здесь траву: два года он назад он был наказан за то, что шутил в классе. Косил ли лужайку кто-нибудь с того времени? А кто-нибудь вообще что-нибудь косил за последние два года?

Глупо было бы этим хвалиться — тем, что был последним человеческим существом, которое косило лужайку. «Интересно, что еще я буду делать в последний раз на земле?»

Маркус нахмурился и посмотрел через улицу на комплекс госпиталя и его переполненную парковку. Когда наступил конец света, в городе было пустынно — немногие ходили в кафе, рестораны или кино, в то время как мир поглощала чума, лишь в госпитале тогда царила суматоха.

Сейчас вся его парковка была битком набита старыми машинами, проржавевшими и просевшими, с разбитыми стеклами и облезшей краской — сотни и сотни людей, супружеских пар и целых семей напрасно понадеялись, что доктора смогут спасти их от РМ.

Они приходили в госпиталь и там же умирали, а доктора умирали следом за ними. Когда те, у кого был иммунитет, решили поселиться в Ист-Мидоу, больницу очистили — она была первоклассным лечебным заведением и стала одной из причин, по которым выжившие выбрали именно Ист-Мидоу, — но парковкой никогда никто не занимался. Последняя надежда человечества оказалась с трех сторон окруженной лабиринтом ржавого металлолома — наполовину свалкой, наполовину кладбищем.

Маркус услышал, как увеличилась громкость голосов и обернулся; из здания под конвоем солдат появились Уейст и Делароса. За ними повалила толпа людей, многие из которых громко выражали свое несогласие с приговором. Маркус не смог разобрать, считали ли они его слишком суровым или, наоборот, мягким, и нашел возможным, что мнения толпы разделились. Ашер Вульф шел первым; он расталкивал толпу и прокладывал дорогу для осужденных, которых ожидал фургон, готовый увезти их прочь. Это был укрепленный дилижанс, снабженный дополнительными осями, а в движение его приводила четверка сильных лошадей. Те нетерпеливо постукивали копытами и беспокойно раздували ноздри, недовольные шумом подступающей толпы.

— Как бы не начались беспорядки, — сказала Изольда, и Маркус кивнул. Одни протестующие заблокировали собой двери фургона, а другие пытались оттянуть первых в сторону, в то время как Армия беспомощно старалась поддерживать порядок.

«Нет, — подумал Маркус, наклоняясь вперед и хмурясь. — Они не стараются сохранить порядок, они пытаются... что они делают? Они не препятствуют драке, они пытаются ее разжечь. Я видел, как Армия подавляла мятежи, и тогда она справлялась куда лучше, чем сейчас. Тогда она действовала направленно. Да что же они..?»

Сенатор Уейст с темно-красным пятном на груди упал на землю, и почти сразу же раздался оглушающий хлопок. На мгновение мир, казалось, застыл; толпа, Армия и сама полянка оцепенели. Что произошло? Что это красное? Что за шум? Почему он упал? Рассудок Маркуса по одному кусочку составлял мозаику произошедшего, слишком медленно, неловко и беспорядочно.

Хлопок был звуком оружейного выстрела, а красное пятно на груди Уейста — кровью. Его застрелили.

Лошади захрипели, в ужасе вставая на дыбы и пытаясь вырваться из оков тяжелого фургона.

Их ржание разбило неподвижность момента, и толпа разразилась шумом и хаосом; все разом побежали — кто-то искал укрытия, кто-то неведомого стрелка, но все старались оказаться как можно дальше от тела. Маркус оттянул Изольду за скамейку и прижал ее к земле.

— Не двигайся, — сказал он и сломя голову кинулся к упавшему заключенному.

— Найти стрелка! — прокричал Сенатор Вульф. Маркус увидел, как он вытащил из-под куртки блестящий черный полуавтоматический пистолет. Гражданские разбегались в поисках укрытия, а вместе с ними и несколько солдат, но Вульф и другие военные оставались рядом с заключенными. От кирпичной стены за ними во все стороны полетела шрапнель, и по двору прокатился еще один громкий хлопок.

Маркус, не отрывая глаз от лежащего Уейста, кинулся на землю рядом с ним, и начал прощупывать пульс, когда сам еще до конца не остановился. Он не почувствовал ничего обнадеживающего, но бьющая волнами из раны на груди экс-сенатора кровь сообщила Маркусу, что сердце раненого все еще функционировало. Молодой человек зажал рану обеими руками, надавливая изо всех сил, и вскрикнул, когда кто-то рывком оттянул его от тела.

— Я пытаюсь спасти его!

— С ним покончено, — произнес солдат позади Маркуса. — Ты должен найти укрытие!

Маркус стряхнул с себя руки солдата и вернулся обратно к телу. Вульф снова кричал, указывая через лужайку на комплекс госпиталя, но Маркус проигнорировал шум и возню и снова зажал руками рану Уейста. Мгновенно его ладони окрасились красным и стали скользкими, и на руки брызнуло теплой струей артериальной крови. Маркус крикнул, зовя на помощь:

— Кто-нибудь, рубашку или куртку сюда! У него сквозное ранение, я не могу остановить кровотечение одними руками!

— Не глупи, — сказал солдат из-за спины Маркуса. — Спрячься в укрытие.

Когда Маркус повернулся к нему, он увидел Сенатора Деларосу, на которой все еще были наручники. Она припала к земле между ними.

— Сначала помоги ей! — сказал Маркус.

— Вон он! — крикнул Вульф, снова указывая на здания позади госпиталя. — Стрелок там, окружить госпиталь!

Кровь резво пробивалась через пальцы Маркуса, заливая его руки и покрывая грудь раненого заключенного; из выходного отверстия на спине она бежала таким же бурным ручьем, собиралась в лужицу и пропитывала штаны стоящего на коленях Маркуса. Крови было слишком много — слишком много, чтобы Уейст мог выжить — но Маркус продолжал зажимать рану.

Заключенный не дышал, и Маркус снова позвал на помощь:

— Я его теряю!

— Отпусти его! — громко и сердито прокричал солдат. Мир, казалось, пропитался кровью и адреналином, и Маркусу приходилась прилагать усилия, чтобы не паниковать. Когда, наконец, к телу заключенного потянулись чьи-то руки, готовые помочь остановить кровотечение, Маркус удивился, увидев, что это были руки не солдата, а Деларосы.

— Кто-нибудь, туда! — кричал Вульф. — Где-то среди тех развалин убийца!

— Это слишком опасно, — сказал один из пригнувшихся в кустах военных. — Нельзя бежать туда сломя голову, когда снайпер держит нас всех на мушке.

— Он не держит вас на мушке, он целится в заключенных.

— Слишком опасно, — настаивал военный.

— Тогда зовите подкрепление, — сказал Вульф. — Возьмите окрестности в кольцо. Да делайте же что-нибудь, не стойте просто так!

Маркус больше не чувствовал работы сердца раненого. Кровь из груди жертвы теперь бежала вяло, тело оцепенело. Маркус продолжал зажимать рану, понимая, что теперь это было бесполезно, но молодой человек был слишком ошеломлен, чтобы подумать о чем-нибудь еще.

— Почему вы вообще так беспокоитесь? — спросил солдат. Маркус поднял взгляд и увидел, что мужчина говорил с Сенатором Вульфом. — Пять минут назад вы требовали казни, а теперь, когда он мертв, вы пытаетесь поймать убийцу.

Вульф резко обернулся, его лицо оказалось всего лишь в нескольких дюймах от лица солдата.

— Как твое имя, рядовой?

Солдат дрогнул.

— Кантона, сэр. Лукас Кантона.

— Рядовой Кантона, кого и что вы поклялись защищать?

— Но он...

— Кого и что вы поклялись защищать?!

— Мой народ, сэр, — Кантона сглотнул. — И закон.

— В таком случае, рядовой, я советую вам хорошенько подумать в следующий раз, когда вы захотите заставить меня нарушить оба пункта моей клятвы.

Делароса взглянула на Маркуса, ее ладони и предплечья были покрыты кровью ее товарища.

— Ты же понимаешь, все кончено.

Это были первые слова, которые она произнесла в присутствие Маркуса за последний месяц, и они заставили его вернуться к реальности. Он понял, что все еще прижимает руки к неподвижной груди Уейста, и отстранился, задыхаясь, не в состоянии оторвать взгляд от тела.

— Что кончено?

— Всё.

 

Глава 4

— Думаю, это была Армия, — сказала Хочи.

Гару фыркнул.

— Ты считаешь, военные убили человека, который раньше представлял их в Сенате?

— Это единственное объяснение, — сказала Хочи. Они сидели в гостиной, доедая ужин: жареную треску и приготовленную на пару брокколи из сада Нандиты. Маркус чуть помедлил на этой мысли, замечая, что все еще считал сад принадлежащим Нандите, хоть она и пропала несколько месяцев назад — последний собранный урожай был даже не ею посажен, это сделала Хочи. В доме теперь оставались только Хочи и Изольда, но для Маркуса огород все равно оставался «садом Нандиты».

И, разумеется, сам дом для него оставался «домом Киры», а ее здесь не было уже два месяца.

Как бы то ни было, теперь Маркус проводил в нем даже больше времени, чем раньше, в надежде, что однажды дверь откроется и за ней окажется Кира. Но этого все никак не происходило.

— Подумай об этом, — продолжила Хочи. — Армия ничего не обнаружила, верно? За два дня поисков они не нашли ничего, что привело бы их к снайперу: ни гильзы, ни отпечатка подошвы, ни даже потертости на полу. Я не фанатка Армии, но даже я признаю, что они не настолько неумелы. Если бы они искали, то что-нибудь бы да нашли, а значит, они не искали. Они хотят прикрыть это дело.

— Или сам снайпер просто в совершенстве знает свою работу, — сказал Гару. — Может же это быть вариантом, или мы должны сразу выдумывать теорию заговора?

— Ну, конечно, он знает свою работу, — сказала Хочи. — Он прошел армейский курс обучения.

— Это похоже на замкнутый круг, — сказала Изольда.

— Уейст был частью Армии, — сказал Гару. — Он представлял военных перед Сенатом.

Если вы думаете, что солдат станет убивать солдата, то вы знаете о военных порядках немного.

Солдаты становятся свирепыми мстителями, когда нападают на кого-то из них. Они не стали бы прикрывать это дело, они устроили бы над этим снайпером самосуд.

— Именно это я и имею в виду, — сказала Хочи. — Что бы еще ни натворил Уейст, он хладнокровно убил солдата — пусть и не лично, но он отдал приказ. Он устроил убийство солдата, который ему же подчинялся. Армия никогда бы не дала этому спуска, ты же сам сказал: поймать и устроить суд Линча. Новый сенатор от Армии, Вульф или как его там, по словам Изольды, чуть ли не с пеной у рта требовал смертной казни, но когда в этом было отказано, Армия перешла к плану Б.

— Или, что более вероятно, — сказал Гару, — произошедшее было именно тем, чем это объявила Армия: покушением на Вульфа или Товара или еще кого-то вроде этих двоих. Одного из тех сенаторов, у которых власть. Нет смысла убивать приговоренного преступника.

— То есть снайпер промахнулся? — спросила Хочи. — Этот удивительно умелый супер-снайпер, который смог обвести вокруг пальца полное расследование Армии, целился в одного из сенаторов, но оказался ужасно поганым стрелком? Да ладно тебе, Гару, он либо профи во всем, либо нет.

Именно поэтому Маркус и старался не впутываться в эти споры — споры с Гару. Он своими глазами видел, как солдаты отреагировали на атаку, и так и не мог решить, стала ли она результатом заговора или нет. Один из солдат пытался оттянуть Маркуса от Уейста, но почему он это сделал: чтобы спасти Маркуса или чтобы не дать Маркусу спасти Уейста?

Атака, казалось, довольно сильно задела Сенатора Вульфа, как будто убийство заключенного нанесло ему личное оскорбление, но была ли эта обида искренней или просто частью умелой игры? Хочи и Гару очень горячо обсуждали произошедшее, но слишком резво кидались в крайности, и Маркус знал из собственного опыта, что эти двое будут ходить кругами в этих спорах многие часы, если не дни. На этом Маркус их и оставил и повернулся к Мэдисон и Изольде, которые тихонько ворковали над дочерью Мэдисон, Арвен.

Арвен была чудо-ребенком, первым за почти двенадцать лет человеческим детенышем, который вырвался из когтей РМ — все благодаря открытому Кирой лекарству, самовоспроизводящемуся в крови малютки. Та сейчас, завернутая в шерстяное одеяло, спала на руках Мэдисон, которая тихо говорила с Изольдой о беременности и родах.

Сэнди, личная медсестра Арвен, молча наблюдала за всеми из угла комнаты — чудо-девочка была слишком ценна, чтобы рискнуть оставить ее без круглосуточного медицинского надзора, поэтому Сэнди повсюду следовала за матерью и ее дочерью, но никогда не присоединялась к разговорам компании. В любом случае, свита новорожденной не оканчивалась одной лишь медсестрой: чтобы защитить ребенка, Сенат выделили двоих охранников.

Когда Мэдисон впервые вынесла девочку на улицу (взяла ее на открытый рынок) и какая-то обезумевшая женщина — мать, потерявшая, десятерых детей — попыталась похитить Арвен, Сенат решил удвоить охрану, а Гару восстановили как солдата. Сейчас девочку охраняли двое военных — один нес вахту перед домом, а второй был на заднем дворе. Рация, прикрепленная к ремню Гару, каждый раз тихо чирикала, когда один из охранников подавал голос.

— Ну как, что-нибудь удалось? — спросила Мэдисон, и Маркус обратил к ней свое внимание.

— Что?

— Лекарство, — сказала Мэдисон. — У вас что-нибудь получается?

Маркус, кинув взгляд на Изольду, сморщился и покачал головой.

— Ничего. Пару дней назад мы думали, кое-что наметилось, но оказалось, что команда D это уже испробовала. Тупик.

Он снова сморщился, на этот раз от выбранного им выражения, но смог сдержаться и не посмотреть на Изольду. Лучше стыдливо опустить эту тему, чем привлекать к ней внимание.

Изольда опустила глаза и потерла живот, как в свое время это делала Мэдисон. Маркус работал так усердно, как только мог — как и все в командах по исследованию и выделению лекарства — но к выделению вакцины от РМ они так и не приблизились. Это Кира поняла, что является лекарством, и смогла получить его от Партиалов с материка, но Маркусу и остальным докторам было все так же далеко до возможности производить это лекарство самим.

— Еще один умер в конце этой недели, — тихо сказала Изольда. Она подняла глаза на Сэнди, и та подтвердила сказанное печальным кивком. Изольда замерла, держа руку у живота, а затем повернулась к Маркусу.

— Знаешь, нас стало больше — пусть Акт Надежды и отменен, и беременность больше не является обязательной, но нас больше, чем когда бы то ни было. Все хотят иметь ребенка — люди верят, что, когда подойдет их срок, вы обязательно найдете способ производить лекарство и пустите его производство на поток.

Она снова опустила глаза.

— Забавно — в Сенате, когда лекарства еще не было, мы всегда называли их «новорожденными», как будто пытались спрятаться от слова «ребенок». Когда все всегда заканчивалось актами смерти, мы не хотели думать о них, как о детях, о ребятишках, как если бы со всем остальным, кроме как с «объектами», мы бы провалили эксперимент. Теперь, когда я... Ну, теперь, когда я... когда у меня тоже будет ребенок, когда во мне растет человеческое существо, я ощущаю это по-другому. Я не могу называть его никем иным, кроме как моим дитя.

Сэнди кивнула:

— Так же мы называли их и в госпитале. И все еще называем. Смерть все еще так близка, что мы пытаемся отстраниться от нее.

— Не понимаю, как вы так можете, — тихо сказала Изольда. Маркусу показалось, что ее голос надломился, но он не видел ее лицо и не знал, действительно ли она заплакала.

— Но должен же у вас быть хоть какой-то прогресс, — сказала Мэдисон Маркусу. — Вас работает четыре команды...

— Пять, — произнес Маркус.

— Пять групп, — сказала Мэдисон. — И все пытаются синтезировать феромон Партиалов. В наличии всё нужное оборудование, образцы, всё необходимое. Это... — она сделала паузу. — Это не может быть тупиком!

— Мы делаем всё, что можно, — ответил Маркус. — Но ты должна понять, что это соединение крайне сложной структуры. Оно не просто взаимодействует с РМ, оно является частью жизненного цикла Партиалов, так что мы всё ещё пытаемся понять, как оно работает. Я имею ввиду. . мы не понимаем даже то, почему оно работает. Каким образом у Партиалов оказалось лекарство от РМ? Откуда оно взялось в их дыхании и крови? Насколько мы смогли понять из сведений, полученных от Киры, пока она была здесь, Партиалы даже и не знали о том, что они владеют лекарством от РМ, просто такова их генетическая структура.

— Это просто не имеет смысла, — сказала Сэнди.

— Если только не является частью какого-то глобального плана, — ответил Маркус.

— Не важно, существует ли этот твой глобальный план или нет, — сказала Мэдисон. — Вас не должно волновать, откуда этот феромон взялся, как он функционирует и почему небо голубое — единственное, что вы должны сделать, так это просто скопировать лекарство!

— Сначала мы должны понять, как оно работает. . — начал было Маркус, но Изольда прервала его.

— Мы собираемся раздобыть этот феромон, — сказала она. В её голосе звучала резкость, которую Маркус ранее от неё не слышал. Он удивлённо поднял бровь:

— То есть, раздобыть у Партиалов?

— Сенат обсуждает это каждый день, — ответила Изольда. — Лекарство существует, но мы не можем получить его сами, новорождённые продолжают погибать и люди теряют покой. Тем временем на противоположном берегу пролива находятся миллионы Партиалов, без всяких усилий и даже намерений производящих так нам необходимое лекарство. Вопрос не в том, атаковать ли нам Партиалов, вопрос лишь в том, когда мы это сделаем.

— Я был на той стороне пролива, — сказал Маркус. — Я видел, на что Партиалы способны в битве — против них у нас не будет ни единого шанса.

— Не обязательно развязывать всеобщую войну, — сказала Изольда. — Хватит одного рейда — проникаем на их территорию, хватаем одного из этих ребят, и сваливаем. Дело сделано. Именно так Кира и Гару поступили тогда с Сэммом.

Это привлекло внимание Гару, и он отвлекся от спора с Хочи.

— Что там насчет меня и Сэмма?

— Они обсуждают, станет ли Армия пытаться захватить в плен еще одного Партиала, — сказала Мэдисон.

— Конечно, станут, — сказал Гару. — Это неизбежно. Глупо было даже ждать до сих пор.

«Великолепно, — подумал Маркус. — Теперь я впутался в разговор с Гару, хотел я этого или не хотел».

— Нам не обязательно захватывать Партиала в плен, — сказала Хочи. — Мы могли бы просто с ними поговорить.

— В прошлый раз на вас напали, — сказал Гару. — Я читал отчеты — вы едва выбрались оттуда живыми, и тогда с вами был Партиал, которому вы доверяли. Я бы не хотел узнать, что произошло бы, встреться вы с той фракцией Партиалов, о которой ничего не знали.

— Мы не можем доверять им всем, — сказала Хочи. — Но еще в отчетах ты должен был прочитать то, что Сэмм нарушил приказы своего командования, чтобы помочь нам. Может быть, есть и другие Партиалы, которые разделяют подобные взгляды.

— Если бы мы действительно могли доверять им, — сказал Гару, — нам никогда не понадобилось бы полагаться на помощь одного лишь непокорного. Я поверю в мир с Партиалами, как только увижу, что они хотя бы пальцем шевельнули, чтобы помочь нам.

— Он много говорит, — сказала Мэдисон. — Но он не станет доверять Партиалам даже тогда.

— Если бы вы помнили о Войне с Партиалами, — возразил Гару, — вы бы тоже не стали.

— Итак, мы вернулись к самому началу, — сказала Изольда. — Власть не хочет заключать с ними мир, а в госпитале никто так и не в состоянии синтезировать без них лекарство.

Единственным выходом остается война.

— Можно предпринять одиночную операцию, — сказал Гару. — Нужно будет просто пробраться на их территорию и схватить одного из них, никто ничего даже не заметит.

— Это обозначит начало войны, — сказал Маркус, вздыхая о том, что его вовлекли в спор.

— Они ведь воюют друг с другом, и, вероятно, это единственная причина, по которой Партиалы не атакуют нас. Фракция, захватившая нас после пересечения пролива, изучала Киру в попытках найти средство от своей собственной эпидемии, искусственно ограниченной продолжительности жизни, и среди Партиалов есть как минимум одна фракция, которая считает, что люди — ключ к этой проблеме, и которая не остановится ни перед чем, чтобы сделать из нас подопытных кроликов. И, если они окажутся победителями в этой их гражданской войне, они немедленно появятся здесь с оружием наперевес, убивая или порабощая нас.

— Выходит, война неизбежна, — сказал Гару.

— Почти так же неизбежна, как и то, что ты произнёс бы слово «неизбежна», — ответил Маркус.

Гару проигнорировал подколку.

— У нас нет причин не устроить на их земли рейд. Между прочим, лучше сделать это сейчас, пока они отвлечены своими перепалками. Мы захватим пару-тройку из них, получим от них столько лекарства, сколько нам нужно, убьем пленников, и уберемся с Лонг-Айленда до того, как у остальных Партиалов появится шанс погнаться за нами.

Сэнди нахмурилась.

— Ты имеешь в виду, покинем Лонг-Айленд насовсем?

— Если Партиалы снова начнут вторжение, с нашей стороны будет глупо не бежать, — сказал Гару. — Если бы мы не нуждались в них из-за лекарства, нас бы уже здесь не было.

— Просто дай нам время, — сказал Маркус. — Мы уже близко, я уверен в этом.

Маркус ожидал, что Гару начнет спорить, но первой голос подала Изольда.

— Вам уже давали шанс, — холодно сказала она. — Мне все равно, синтезируете ли вы лекарство, украдете ли его, заключите ли ради него мир с врагом или придумаете что-то еще, но я не должна потерять своего ребенка. Люди больше не будут вести себя так, как раньше — не сейчас, когда они знают, что лекарство существует. И мне совсем не кажется, что Партиалы будут долго ждать. Нам и так повезло, что до сих не пришлось столкнуться с их вторжением.

— Это гонка на выживание, — сказал Гару. — Вы должны синтезировать лекарство, или война неизбежна.

— О да, — сказал Маркус, поднимаясь. — Ты снова его произнес. Мне нужно на воздух — все будущее человеческой расы внезапно оказалось на моих плечах.

Он вышел на улицу, радуясь, что никто за ним не последовал.

Он не злился, по крайней мере, не на них; истина заключалась в том, что на его плечах, на плечах их всех, лежало будущее человеческой расы. Их оставалось всего лишь тридцать пять тысяч, и передать эту ношу было некому.

Он толкнул заднюю дверь и вышел на улицу, ощущая прохладный вечерний воздух.

Двенадцать лет назад, до Раскола, по всему городу горели электрические фонари, такие яркие, что их свет заглушал свет звезд, но сегодня небо было полно мигающих созвездий. Маркус, глубоко дыша, глядел на них, высматривая те, что помнил со школы: легче всего было найти пояс с мечом Ориона, а вот и Большая Медведица. Маркус закрыл один глаз и пальцем проследил по ручке ковша, выискивая Полярную Звезду.

— Не так, — внезапно произнес женский голос, и Маркус вздрогнул от неожиданности.

— Я не знал, что здесь кто-то есть, — сказал Маркус, надеясь, что выглядел не слишком глупо, когда дернулся. Он обернулся посмотреть, кто это был, задаваясь вопросом, как этот кто-то оказался на заднем дворике Хочи, и вскрикнул от ужаса, когда из теней вышла женщина с автоматической винтовкой. Он отшатнулся, пытаясь заново обрести дар речи — пытаясь взять себя в руки после этого неожиданного явления — и женщина прижала палец к губам. Маркус спиной вперед отошел к дому и прислонился к его стене. Жест женщины, как и блестящий ствол винтовки, заставили его закрыть рот.

Улыбаясь, как наевшийся сметаны кот, девушка шагнула вперед. Теперь Маркус увидел, что она была моложе, чем он подумал изначально, — она была высокой и стройной, а движения ее передавали силу и уверенность, но едва ли она была старше девятнадцати-двадцати лет. Черты ее лица говорили об азиатской наследственности, а чернильно-черные волосы были заплетены в тугую косу.

Маркус нервно ей улыбнулся, бросая быстрые взгляды не только на винтовку, но и на открывшуюся теперь его глазам пару ножей, пристегнутых к ее поясу. Целых два ножа. Зачем кому бы то ни было два ножа? Что же такое ей нужно было резать одновременно? Маркус не спешил это узнать.

— Можешь говорить, — сказала девушка. — Только не кричи и не зови на помощь или еще что-то в этом роде. Мне бы хотелось пережить этот вечер без бегства — и, знаешь ли, без убийств.

— Это замечательная новость, — сказал Маркус, нервно сглатывая. — Если я могу сделать что-то, чтобы ты никого не убивала, просто скажи.

— Я кое-кого ищу, Маркус.

— Откуда ты знаешь мое имя?

Она проигнорировала вопрос и протянула ему фотографию.

— Узнаешь кого-нибудь?

Маркус поглядел на фотографию — там на фоне какого-то здания стояли трое людей — и протянул руку, чтобы взять ее, перед этим взглядом попросив у девушки разрешения. Та кивнула, и он взял карточку из ее руки, держа так, чтобы на изображение падал звездный свет.

— Здесь немного...

Она включила небольшой фонарик и провела его лучом по картинке. Маркус кивнул.

— ...темновато, спасибо.

Он повнимательнее вгляделся в фото, ощущая холодок от осознания того, как близко к нему находилась винтовка девушки. На картинке было три человека: мужчина и женщина, а между ними маленькая девочка, которой было не больше трех-четырех лет.

За ними было изображено огромное стеклянное здание, и Маркус, вздрогнув, понял, что на прикрепленной к нему табличке значилось «ПараДжен». Он открыл рот, чтобы прокомментировать эту деталь, но тут же с еще большим изумлением заметил, что женщину с фотографии он знает уже многие годы.

— Это Нандита.

— Нандита Мерчант, — произнесла девушка. Оно выключила фонарик. — Не думаю, что ты знаешь, где она сейчас?

Маркус, все еще пытаясь понять, что происходит, повернулся к ней лицом.

— Никто не видел Нандиту уже несколько месяцев, — сказал он. — Это ее дом, но... она имела обыкновение уходить на рейды по сбору и проверке имущества, а еще чтобы поискать саженцев для своего сада, и в последний раз не вернулась. — Он снова посмотрел на фотографию, затем на девушку. — Ты — одна из людей Мкеле? Или... забудь об этом, но кто ты? И откуда ты знаешь, кто я такой?

— Мы встречались, — сказала она. — Но ты этого не помнишь. Меня очень сложно заметить, если я этого не желаю.

— У меня тоже сложилось такое впечатление, — сказал Маркус. — А еще впечатление того, что ты не из полиции Ист-Мидоу. Почему ты ищешь Нандиту?

Девушка хитро и озорно улыбнулась.

— Потому что она пропала.

— С этим я не могу поспорить, — сказал Маркус, внезапно осознавая, насколько привлекательной была эта девушка. — Позволь задать вопрос по-другому: зачем тебе нужно ее найти?

Девушка снова включила фонарик, свет которого, перед тем как повернуться к фотографии, ослепил Маркуса. Тот снова опустил взгляд на изображение.

— Смотри внимательно, — произнесла девушка. — Узнаешь ее?

— Это Нандита Мерчант, — сказал Маркус. — Я уже...

— Не ее, — сказала девушка. — Ребенка рядом с ней.

Маркус, держа фотографию у глаз, внимательно всмотрелся в изображение маленькой девочки в центре. Ее кожа была легкого бронзового оттенка, косички — черными, как уголь, а глаза горели любопытством. Одета она была в яркое цветное платьице — такое, какое девочки и надевали для прогулки по парку в солнечный день.

Такое, которых Маркус не видел уже двенадцать лет. Девочка выглядела счастливой и невинной, а ее лицо было слегка сморщенным — один глаз был зажмурен от солнца.

Что-то в этом прищуре показалось Маркусу знакомым...

Его челюсть отвисла, и он едва не уронил фотографию от изумления.

— Это Кира. — Маркус в еще большем смущении, чем раньше, поднял взгляд на загадочную девушку перед ним. — Это фотография Киры до Раскола.

Он снова посмотрел на картинку, изучая лицо ребенка; девочка была еще маленькой, ее щечки имели ребяческую округлость, но черты лица были все те же. Это были нос Киры, глаза Киры, и Кира точно так же прищуривалась в солнечный день. Маркус покачал головой.

— Почему она с Нандитой? Они ведь даже не встречались до Раскола.

— Именно, — сказала девушка. — Нандита знала об этом, но никогда никому не говорила.

«Странный способ постройки предложения, — подумал Маркус. — Не «Нандита знала Киру», а «Нандита знала об этом»«.

— Знала о чем?

Девушка выключила фонарик, опустила его в карман и забрала у Маркуса фото.

— Ты знаешь, где она?

— Кира или Нандита? — спросил Маркус. Он беспомощно пожал плечами. — Ответ на оба вопроса «нет», поэтому неважно. Кира ушла искать... — Кира ушла искать Партиалов, и Маркус никому этого не сообщал, но сейчас он решил, что это не имело значения. — Ты Партиал, верно?

— Если ты встретишь Киру, передай ей привет от Херон.

Маркус кивнул.

— Ты — та, что поймала её, а затем отвела к доктору Морган.

Херон, убирая прочь фотографию и оглядывая тени за своей спиной, не ответила на его вопрос.

— Скоро на этом острове станет весьма интересно, — сказала она. — Ты знаешь о «сроке годности», о котором говорил Сэмм?

— Ты тоже знакома с Сэммом?

— Кира Уокер и Нандита Мерчант необходимы, чтобы решить загадку «срока годности», и доктор Морган полна решимости их найти.

Маркус в замешательстве нахмурился.

— Какое они имеют к этому отношение?

— Не отвлекайся на детали, — сказала Херон. — Неважно, почему доктор Морган хочет их найти, важно только то, что она хочет и собирается это сделать, а Партиалы умеют делать что-то только двумя способами: так, как поступаю я, и так, как поступают остальные.

— Мне не слишком нравится то, как поступаешь ты, — сказал Маркус, бросив взгляд на ее винтовку. — Не думаю, что мне хочется узнать, как поступают остальные.

— Ты уже это видел, — сказала Херон. — Это назвали Войной с Партиалами.

— В таком случае, мне больше нравится твой способ, — произнес Маркус.

— Тогда помоги мне, — сказала Херон. — Найди Нандиту Мерчант. Она где-то на этом острове. Я бы и сама нашла ее, но у меня другие планы.

— А твои планы не на этом острове, — сказал Маркус и рискнул высказать догадку: — Ты будешь искать Киру.

Херон снова улыбнулась.

— Что мне делать, если я найду Нандиту? — спросил Маркус. — Предполагая... что я вообще стану ее искать, потому что ты мне не начальник.

— Просто найди ее, — сказала Херон. Она сделала шаг назад. — Поверь мне, тебе не захочется столкнуться с тем, как поступают остальные.

Она развернулась и скрылась в тени.

Маркус попытался последовать за ней, но ее уже и след простыл.

 

Глава 5

Кира стояла, пригнувшись за кустами, и смотрела сквозь новый оптический прицел своей винтовки на дверь магазина электроники. Этот был уже четвертым из тех, что она посетила — все предыдущие были разворованы. В обычной ситуации это не было бы странным, но офис ПараДжен заставил Киру насторожиться, а ее предыдущие исследования доказали все то же: грабитель, кем бы он ни был, был здесь совсем недавно. Она имела дело с чем-то большим, нежели просто мародерством одиннадцатилетней давности — кто-то последние несколько месяцев занимался тем, что забирал из дикого ныне Манхэттена компьютеры и генераторы.

Она наблюдала за этим местом уже почти полтора часа, направляя на это все свои усилия, стараясь быть в поисках грабителя такой же острожной, каким был он, когда заметал свои следы.

Кира помедлила еще несколько минут, во время которых внимательно всматривалась в фасады этого и соседних магазинов, а также в четыре этажа окон над ними. Ничего.

Она в который раз проверила улицу — чисто в обоих направлениях. Никого не было видно, двигаться было безопасно. Кира осмотрела свою экипировку, стиснула винтовку и побежала через разбитую улицу. Дверь была стеклянной, и Кира перепрыгнула через разбитое стекло двери даже не останавливаясь. Затем она проверила углы, держа оружие на изготовку, после чего осмотрела все коридоры.

Магазин был небольшим и занимался в основном динамиками и стереосистемами, большей части которых здесь уже давно не было — благодаря самым первым грабежам. Единственными человеческими останками здесь были останки кассира, которого смерть застала прямо за прилавком. Удовлетворившись, что магазин безопасен, Кира повесила винтовку на плечо и занялась своим делом: она стала самым внимательным образом осматривать пол. Вскоре она их обнаружила: следы в пыли, четкость которых указывала на то, что оставлены они были уже после того, как витрину магазина разбили, а само здание наполнилось грязью и ломом.

Эти следы были даже более четкими, чем те, что Кира видела раньше; она измерила один из них ладонью — обувь была все того же огромного размера, может быть, сорок восьмого или даже сорок девятого. Следы поразительно хорошо сохранились: со временем вода и ветер должны были бы стереть их, особенно эти, что были посреди прохода, но именно они, казалось, никакого влияния среды на себе не испытали. Кира опустилась на колени и как можно аккуратнее стала изучать следы. Те, что она видела раньше, были сделаны в течение последнего года, но эти были не более чем недельной давности.

Тот, кто крал генераторы, все еще оставался в городе.

Кира обратила свое внимание на полки, пытаясь понять по их состоянию и по положению следов, что именно забрал грабитель. Предсказуемым образом следы наибольшую сосредоточенность имели в том углу, где выставлялись генераторы, но чем внимательнее Кира смотрела, тем явственнее замечала ответвления узора: грабитель как минимум два раза прошел к противоположной части магазина, первый раз медленно, как если бы что-то искал, а второй раз — увереннее; следы в этот раз отпечатались глубже, как если бы он нес что-то тяжелое.

Кира провела взглядом по полкам, где в металлические рамки все еще были вставлены пыльные пластиковые телефоны, а рядом с ними красовались тонкие ноутбуки и музыкальные плееры, подобные тем, что собирала Хочи. Кира прошла по тропинке следов через мусор туда, где они оканчивались у низкой и пустой полки в задней части магазина. Определенно, грабитель забрал с нее что-то. Кира наклонилась, чтобы смахнуть пыль с ценника и стала разбирать, что же было на нем написано: «ХЭМ». Ветчина? Магазин электроники не станет заниматься подобной продукцией. Кира вгляделась внимательнее, разбирая выцветшие и запачканные буквы, что следовали за первыми: «радио». На табличке значилось «ХЭМ радио», причем «хэм» было написано заглавными буквами. Еще одно сокращение, подобное ИТ, которого Кира раньше не встречала.

Компьютеры, генераторы, и вот теперь — радио. Этот загадочный грабитель, похоже, увлекался коллекционированием техники старого мира и, судя по всему, был ее знатоком, ведь он совершенно точно знал, чем являлся прибор на полке (ему не понадобилось счищать пыль с ценника, как Кире). Более того, он забрал некоторое специфическое оборудование из офиса ПараДжен, и это не могло быть совпадением; грабитель не просто хватал первый попавшейся ему из определенного вида предмет техники, он забирал конкретные приборы. Старые компьютеры из ПараДжен и генераторы, чтобы получить к ним доступ. А теперь еще и радио установки — с кем же ему нужно было связаться?

Манхэттен был необитаемой, пустой территорией, неофициальной демилитаризованной зоной между Партиалами и выжившими людьми. Здесь никому не следовало находиться, не потому, что это было запрещено, а потому, что появляться здесь было опасно. Если бы с тобой что-нибудь здесь произошло, ты мог попасться любой из сторон и ни одна из них не стала бы тебя спасать. Эта территория никого не интересовала даже с точки зрения шпионажа, ведь здесь не было ничего, за чем можно было наблюдать и о чем докладывать — кроме, разве что, документов ПараДжен.

Кира искала именно их, и этот грабитель делал то же самое — и он был на шаг впереди.

Теперь, благодаря ему, здесь не осталось генераторов, которые Кира могла бы взять в офис ПараДжен, и гарантии, что в оставшихся в офисе компьютерах будет какая-нибудь полезная информация.

Кира надеялась найти генератор, чтобы запустить компьютер главного администратора и посмотреть, содержалось ли в нем то, что она искала, но загадочный грабитель, очевидно, искал ту же информацию, а он-то полностью проигнорировал головной компьютер. Скорее всего, у грабителя уже было все то, что искала Кира. Если она хочет прочитать эти документы, ей придется найти его самого.

Ей нужно было выяснить, как ПараДжен был связан с Партиалами, РМ и самой Кирой, но была еще одна причина, что привела ее сюда. Последняя записка Нандиты приказывала Кире отыскать Доверие — лидеров Партиалов, высшее командование, которое отдавало приказы всем остальным — и, если Кира и не найдет их здесь, возможно, она все-таки найдет зацепки для начала поисков. Но... стоило ли доверять Нандите?

Кира покачала головой, хмурым взглядом окидывая разворованный магазин. Когда-то она доверяла Нандите больше, чем кому бы то ни было, но когда обнаружила, что Нандита знала до Раскола саму Киру и ее отца, и никогда не говорила об этом... Нандита обманула ее раньше, и Кира не представляла, с какими намерениями женщина командовала ей, что делать. Но это было ее единственной зацепкой.

Кем бы ни был этот загадочный грабитель, Кире придется продолжить поиски информации о ПараДжен — в ней были скрыты ответы на ее вопросы, и искать ее следовало у этого незнакомца.

Не имело значения, был ли он Партиалом, человеком, двойным агентом или кем-то еще; Кире нужно было найти его и выяснить, что ему было известно.

В голову ей пришла еще одна мысль — перед мысленным взором возник образ столба дыма.

Она видела его в прошлый раз, когда была здесь с Джейденом, Гару и остальными; видела тонкую струйку дыма, поднимающуюся из очага или от костра. Они тогда отправились узнать, что это было, и встретили Сэмма и других Партиалов; в спешке возвращаясь домой, Кира и не вспомнила, что они так и не узнали, откуда шел дым.

Тогда она подумала, что из лагеря Партиалов, но более поздний опыт общения с ними показал, что это предположение было неверно почти до смешного — Партиалы были слишком умны, чтобы оставить настолько очевидный признак своего присутствия, а кроме того, им едва ли понадобился бы лагерный костер.

Более вероятным теперь казалось, что дым шел из лагеря какой-то третьей группы, а Партиалы шли проверить место — так же, как и люди. И обе группы нейтрализовали друг друга до того, как какая-либо из них могла узнать, что происходило. Возможно. Догадка казалась в некоторой мере притянутой за уши, но лучшей у Киры не было. Если она пойдет по этому следу, у нее будет больше шансов достичь чего-то, чем если бы она стала наблюдать за магазинами электроники в напрасной надежде, что грабитель нагрянет в один из них в ее присутствии.

Она начнет с того района, который они проверяли тогда, и, если хозяин костерка изменил свое местоположение — что казалось особенно вероятным после случившейся всего в пару кварталах перестрелки — она поищет следы, которые сообщат ей, куда он мог направиться. В городе кто-то был, и Кира была полна решимости найти его.

Отыскать источник дыма оказалось тяжелее, чем Кира планировала. Во-первых, больше дым ниоткуда не шел, поэтому ей пришлось искать место по памяти, а во-вторых, город был настолько большим и сбивающим с толку, что девушка не могла вспомнить достаточно без наглядной картинки. Ей пришлось вернуться до южного моста, по которому они тогда попали в город, найти то же здание и выглянуть из того же окна.

Оттуда, наконец, ей открылся знакомый пейзаж: длинная полоса деревьев, три многоквартирных дома и прочие знаки, что привели ее к месту схватки с Партиалами много месяцев назад. Туда, где она впервые встретила Сэмма, — ну, не совсем «встретила», скорее «вырубила его и взяла в плен». Странно, сколько всего изменилось с того времени. Если бы Сэмм был сейчас здесь... Да, все было бы гораздо проще.

Но даже когда она думала это, она понимала, что дело было не в нем. Кира смотрела из окна на утопающий в листве город и сотый раз задавала себе вопрос, была ли та связь, которую она почувствовала с Сэмму, линком Партиалов или чем-то более глубоким. Возможно ли вообще найти ответ на этот вопрос? И имел ли он значение? Связь была связью, и за последние дни Кире редко приходилось испытывать нечто подобное.

Но сейчас было не время думать о Сэмме. Кира изучала панораму города и пыталась точно запомнить место, откуда раньше шел дым, и как к нему пройти. Она даже достала блокнот и набросала в нем карту, но так как она не знала точно, сколько всего на ее пути попадется улиц и как они будут называться, то не могла предугадать, пригодится ли ей этот рисунок. Здания были такими высокими, а улицы настолько узкими, что город превращался в лабиринт металлобетонных каньонов. В прошлый раз путь им показывали разведчики, но, будучи здесь в одиночку, Кира боялась потеряться и никогда не выбраться.

Со всем старанием Кира закончила карту, отметив на ней ориентиры, которые могли помочь ей выбирать правильное направление пути, а затем спустилась по длинной лестнице и направилась в глубь города. Улицы были неровными; тут и там стояли помятые машины или сквозь асфальт пробивались хилые деревья, чьи листья легонько трепетали на ветру.

Кира миновала место, где когда-то произошла дорожная авария: больше дюжины машин столкнулись в отчаянной спешке покинуть зараженный чумой город. Девушка не помнила, чтобы раньше видела это место, что заставило ее волноваться: вдруг она сбилась с пути? Но скоро за углом она обнаружила один из выбранных ею ориентиров и продолжила идти уже более уверенно.

Легче всего было передвигаться по серединам улиц: там было меньше развалин, чем по краям или в переулках, но на них также было проще заметить путника, а Кира слишком боялась слежки, чтобы покинуть возможные укрытия. Она жалась к стенам и заборам, осторожно ступая по шатким нагромождениям обломков, насыпавшихся с возвышающихся над ними зданий. Идти приходилось медленнее, но такой путь был более безопасным — по крайней мере, так говорила себе Кира.

Иногда она замечала в обшивке машины или на почтовом ящике дыры от пуль, и это подтверждало, что она на верном пути. Здесь они когда-то пробежали, спасаясь от снайпера; Джейдена даже ранило в руку. Мысль о Джейдене отрезвила девушку, и она остановилась, чтобы прислушаться. Птицы. Ветер.

Два кота схватились в драке и протяжно выли. Глупо было думать, что и сейчас ей встретится снайпер, но Кира не могла позволить себе расслабиться. Тяжело дыша, она нырнула под рассыпающуюся лестницу и стала убеждать себя, что ее беспокоили ее же собственные нервы, но думать девушка могла только о Джейдене, о том, как ему прострелили руку — о том, как его ранило в грудь в госпитале Ист-Мидоу, как он истек кровью на полу, пожертвовав собою, чтобы спасти ее.

Это он заставил ее преодолеть свой страх, заставил ее встать на ноги тогда, когда она боялась даже шевельнуться. Кира сжала зубы и снова встала, продолжив свой путь. Она могла бояться сколько угодно, но не позволит этому остановить себя.

Кира достигла жилого комплекса тогда, когда солнце уже высоко поднялось над горизонтом; комплекс состоял из пяти зданий, которые казались тремя из того небоскреба. То самое место. К нему вела широкая лужайка, теперь заросшая молодыми деревцами, и Кира осторожно двинулась между ними к зданиям. «Вот это мы тогда миновали, а в это вошли...»

Она зашла за угол и поглядела вверх, высматривая огромную дыру, которую они пробили тогда на высоте третьего этажа. Обвисшую балку обвила лоза, а на торчащем куске арматуры какая-то птица устроила себе насест. Со времен бесчинств прошло немало дней, и теперь природа возвращала свое.

Они пришли сюда тогда в поисках источника дыма и решили войти именно в этот многоквартирный блок потому, что его окна выходили на, как они посчитали, обитаемое жилище.

По мере ходьбы Кира не опускала свою винтовку; она повернула за угол, обогнула еще один.

Улица была именно той, что была ей нужна, а нужная квартира должна была оказаться за шестой дверью вдоль по этой улице. Первая, вторая, третья, четвертая... стоп. У Киры отвисла челюсть, и она в полном изумлении уставилась на шестой по счету таунхаус.

На его месте была пустая воронка; квартиру разнесло на кусочки.

 

Глава 6

— Заседание Сената объявляется открытым, — произнес Сенатор Товар. — Мы официально приветствуем всех наших сегодняшних гостей и с нетерпением ожидаем услышать ваши отчеты.

Но, пока мы не начали, я должен объявить, что на парковке стоит зеленый форд Sovereign со включенными фарами, поэтому мы просим его владельца, если он здесь присутствует. . — Он с серьезным видом поднял глаза и взрослые, находящиеся в комнате, рассмеялись. Маркус, сбитый с толку, нахмурился, и Товар хохотнул. — Прошу присутствующих здесь детей эпидемии простить меня. Это — шутка старого мира, и не самая удачная. — Он сел. — Давайте начнем с команд по синтезу. Доктор Скоусен?

Скоусен поднялся, и Маркус положил себе на колени папку, приготовив ее на случай, если доктор задаст ему какой-нибудь вопрос. Скоусен сделал шаг вперед, затем помедлил, чтобы прочистить горло, затем еще чуть помедлил, подумал и снова выступил вперед.

— Ваша нерешительность говорит о том, что хороших новостей нет, — сказал Товар. — Давайте перейдем к кому-нибудь, у кого для доклада есть что-то положительное.

— Просто позвольте ему говорить, — сказала Сенатор Кесслер. — Не нужно заполнять каждую паузу шуткой.

Товар приподнял бровь.

— Я мог бы шутить во время чьей-нибудь речи, но это считается грубым.

Кесслер проигнорировала его и повернулась к Скоусену:

— Итак, Доктор?

— Боюсь, что он прав, — сказал Скоусен. — Хороших новостей у нас нет. Плохих — тоже, кроме затянувшегося отсутствия всякого прогресса... — Он помедлил, неуверенно запнувшись. — У нас... не было сильных задержек, вот что я хотел сказать.

— Значит, с прошлого раза вы ничуть не приблизились к возможности синтезировать лекарство, — сказал Сенатор Вульф.

— Мы исключили некоторые варианты как тупиковые, — произнес Скоусен. Его лицо выглядело изможденным, оно было все покрыто морщинами, и Маркус услышал, как голос доктора упал. — Это немного, это даже не похоже на победу, но ничего другого у нас нет.

— Так продолжаться не может, — сказал Вульф, поворачиваясь к остальным сенаторам. — Одного ребенка мы спасли, а почти два месяца спустя все еще не в состоянии помочь другим. За одну только последнюю неделю мы потеряли четверых. Их смерти — сами по себе трагедии, и я не хотел бы обойти их молчанием, но они даже не являются нашей первейшей проблемой. Люди знают, что у нас есть лекарство, знают, что мы могли бы спасти младенцев, но не делаем этого.

Известны и причины этого, но они больше никого не успокаивают. То, что лекарство так близко, но все еще недосягаемо, только добавляет острову напряжения.

— Тогда что вы предлагаете делать? — спросил Товар. — Напасть на Партиалов и украсть их феромон? Мы не можем так рисковать.

«Скоро может не остаться выбора, — подумал Маркус. — Если сказанное Херон — правда...» Маркус ссутулился на своем месте, стараясь не представлять опустошений, к которым может привести вторжение Партиалов.

Он не знал, где находились Нандита или Кира, и даже если бы знал, не хотел бы открывать их местонахождение Партиалам, но с другой стороны... Вторжение Партиалов могло означать уничтожение человеческой расы – не медленное увядание, вымирание из-за невозможности размножаться, а кровавый, жестокий геноцид. Сэмм так яростно настаивал, что не на Партиалах лежит ответственность за РМ. Что они ощущают вину за то, что, пусть даже ненамеренно, спровоцировали ужасы Раскола. Двенадцать лет назад они доказали, что не боятся войны, но геноцид? Настолько все изменилось? Решатся ли Партиалы пожертвовать целой расой, чтобы спасти свой вид?

«Меня они просят о том же, — подумал Маркус. — Принести Киру или Нандиту в жертву, чтобы спасти человечество. Если до этого дойдет, стану ли я так поступать? Должен ли?»

— Можно было бы отправить к ним наше представительство, — сказал Сенатор Хобб. — Это уже обсуждалось, и была избрана команда — так чего же мы ждем?

— К кому вы предлагаете ее отправить? — спросила Кесслер. — У нас была связь только с одной группировкой Партиалов, и ее члены пытались убить детей, которые попали к ним. Мы пытались убить Партиала, который попал к нам. Если в будущем и возможна мировая, то я, черт возьми, не знаю, как ее достичь.

Маркус осознал, что это были те же доводы, которыми они с друзьями обменивались в гостиной Хочи. Все те же предложения, те же возражения — тот же бесконечный спор. «Неужели взрослые так же не уверены во всем этом, как и мы? Или у задачи просто нет решений?»

— Боюсь, что с медицинской точки зрения, — произнес доктор Скоусен, — я должен поддержать — хоть и против собственных желаний — попытку. . — Он снова помедлил. —

...Попытку заполучить свежий образец. Заполучить еще одного Партиала или по крайней мере какое-то количество их феромона. У нас есть некоторые остатки той дозы, что была использована на Арвен Сато, как и изображение структуры феромона и характеристика его свойств, но ничто не сможет заменить свежий образец. В прошлый раз мы решили эту проблему тем, что отправились к источнику — к Партиалам — и, я полагаю, что если мы хотим чего-то достичь сейчас, то должны сделать это тем же способом. Получим ли мы образец путем применения грубой силы или переговоров, но мы должны его получить.

Комнату заполнил торопливый шепот и тихое бормотание, подобное шуршанию листьев.

«Не «мы» решили проблему в прошлый раз, — подумал Маркус. — Ее решила Кира, а доктор Скоусен был тем, кто больше всего ей мешал. А теперь он советует предпринять те же действия, даже не упомянув ее?»

— Вы хотите, чтобы мы пошли на риск еще одной Войны с Партиалами, — сказала Кесслер.

— На этот риск уже пошли, — произнес Товар. — Лихо, как говорится, уже было затронуто, но мы все еще живы.

— Не стоит и дальше испытывать судьбу, — возразила Кесслер. — Если есть какой-нибудь способ синтезировать лекарство без применения военной силы, мы должны сделать для этого все возможное. Если мы спровоцируем Партиалов...

— Мы уже переступили эту черту! — сказал Вульф. — Вы слышали рапорты: суда Партиалов замечены у Северного Побережья, их корабли патрулируют наши границы...

Публика начала еще более возбужденно шептаться, и Сенатор Хобб перебил говорящего:

— Не самое лучшее место обсуждать эту информацию.

Маркусу показалось, будто его ударили под дых: Партиалы патрулируют пролив.

Одиннадцать лет они почти не покидали своих территорий, разве что предпринимали молниеносные разведывательные миссии, подобно той, что совершила Херон, но делали это всегда скрытно — люди об этом даже не подозревали. А теперь Партиалы открыто патрулируют границу.

Маркус осознал, что его рот открыт, и крепко сжал зубы.

— Люди должны знать, — сказал Вульф. — Они в любом случае узнают — один из кораблей подойдет слишком близко, и его увидит каждый фермер Северного Побережья. Из известного нам можно заключить, что некоторые Партиалы уже сошли на наш берег. Наша береговая охрана ни в коем случае не безупречная.

— Значит, наша холодная война распаляется, — сказал Скоусен. Он казался посеревшим и высохшим — будто был трупом с дорожной обочины. Помедлив пару мгновений, он сглотнул и опустился — почти рухнул — на свое место.

— Если позволите, — произнес Маркус и понял, что в какой-то момент поднялся на ноги. Он опустил глаза на свою папку, раздумывая, что с ней сделать, затем просто закрыл и стал держать перед собой, будто бы надеялся, что она послужит ему броней. Он посмотрел на членов Сената, размышляя, была ли Херон права: мог ли один или несколько из этих людей быть агентом Партиалов. Осмелится ли он говорить? Может ли позволить себе промолчать? — Прошу прощения, — снова начал он. — Мое имя — Маркус Валенсио...

— Мы знаем, кто вы такой, — сказал Товар.

Маркус нервно кивнул.

— Я считаю, что обладаю б ольшим опытом нахождения на территории Партиалом, чем кто-либо еще в этой комнате...

— Именно благодаря этому мы и знаем, кто вы, — сказал Товар, взмахивая рукой. — Представляться — излишне, переходите к сути.

Маркус сглотнул, и внезапно забыл, из-за чего вообще поднимался; ему показалось, что нужно было что-то сказать, но он не чувствовал себя тем, кто должен был это делать. Он даже не знал, что именно нужно было сказать. Он оглядел комнату, всматриваясь в лица собравшихся здесь специалистов и политиков, задаваясь вопросом, кто из них был предателем и был ли вообще такой.

Он подумал о Херон, о ее поисках Нандиты и понял, что единственный здесь знал достаточно, чтобы сказать хоть что-нибудь. Был единственным, кто слышал предупреждения Херон. «Мне просто нужно придумать, как выразить все это и самому не показаться предателем».

— Я хочу сказать, — в конце концов произнес он. — Что Партиалы, которых мы встречали, проводили эксперименты. У них кончается «срок годности» — они все скоро умрут — и они желают излечить это так же сильно, как мы хотим излечить РМ. Даже, возможно, сильнее — они вымрут раньше.

— Мы знаем о «сроке годности», — сказала Кесслер. — Это было лучшей новостью за последние двенадцать лет.

— Не считая лекарство от РМ, — быстро вставил Хобб.

— Это вовсе не хорошая новость, — сказал Маркус. — Этот их «срок годности» перебрасывает нас с раскаленной сковороды... в жерло вулкана. Умрут они — погибнем и мы. Нам нужен их феромон, чтобы излечиться самим.

— Поэтому мы и пытаемся выделить его искусственным путем, — сказал Вульф.

— Но ничего не получается, — сказал Маркус, показывая сенаторам свою папку. — Мы могли бы несколько часов перечислять вам все, что испробовали, и причины неудач, но вы бы все равно не поняли научную сторону вопроса — пожалуйста, не примите это за оскорбление, — но смыла в перечислениях нет: ничто из испробованного нами не сработало. «Почему» оно не сработало не так важно. — Маркус опустил папку на стоящий за ним стол и снова повернулся к сенаторам. Их молчаливые направленные на него взоры заставили его внезапно почувствовать легкую тошноту, и молодой человек скрыл ее улыбкой. — Не нужно аплодисментов, плохие новости у меня тоже есть.

Товар поджал губы.

— Не знаю, что такое вы собираетесь сказать, что превзойдет первую часть вашей речи, но я в нетерпении услышать это.

Маркус почувствовал, что на нем сосредоточилось внимание всей комнаты, и подавил в себе желание произнести еще одну остроту. Они вырывались у него непроизвольно, когда он нервничал, а сейчас он волновался больше, чем когда-либо. «Не я должен делать это, — подумал он. — Я медик, не оратор. Не участник дебатов. Не лидер, не...

...Я не Кира. Это ей следовало бы быть здесь».

— Мистер Валенсио? — подал голос Сенатор Вульф.

Маркус кивнул, решившись.

— Что же, раз вы спрашиваете, то вот что я хотел сказать: руководительница встретившейся нам фракции Партиалов, та, что захватила в плен Киру, была кем-то вроде доктора или химика; ее называли «доктор Морган». Потому-то они и отправили отряд Партиалов на Манхэттен все те месяцы назад, потому-то и пленили Киру: доктор Морган считает, что возможность излечение Партиалов каким-то образом связана с РМ, а значит — связана с людьми.

Очевидно, эксперименты на людях они ставили и раньше, еще до Войны с Партиалами, и если они решат, что это может спасти их жизни, то захватят в плен стольких из нас, сколько им понадобится. Они могут просто попытаться снова заполучить к себе Киру — или же всех нас разом. Возможно, сейчас они точно так же заседают где-то на противоположном берегу пролива и пытаются решить, как наилучшим образом захватить пару-тройку человек для экспериментов. Или же, если те рапорты, о которых вы упомянули, истинны, Партиалы свои собрания уже провели, а теперь приступают к осуществлению своих планов.

— Это секретная информация, — произнес Сенатор Хобб. — Нам необходимо...

— Если позволите, я хотел бы подвести итог, — прервал его Маркус, поднимая руку. — Существует группа суперсолдат, — он загнул один палец, — имеющих специальную военную подготовку, — он загнул другой, — которые превосходят нас численностью в приблизительном соотношении тридцать к одному, — третий палец, — которые достаточно отчаялись, чтобы пойти на все, — четвертый палец, — и которые верят, что «все» в данном случае означает «захват в плен людей и проведение над ними экспериментов». — Маркус загнул последний палец и молча поднял кулак в воздух. — Господа сенаторы, эта информация может быть секретной, но я готов поспорить, что Партиалы рассекретят ее гораздо раньше, чем выдумаете.

В комнате воцарилась тишина, все глаза были уставлены на Маркуса. Несколько тяжелых, долгих мгновений спустя Товар наконец заговорил:

— То есть вы думаете, что мы должны защищаться.

— Я думаю, что до смерти напуган и мне нужно научиться помалкивать, когда все на меня смотрят.

— Защищаться — неосуществимый план, — произнес Вульф, и остальные сенаторы резко выпрямились от неожиданности. — Наша Армия обучена и оснащена так хорошо, как только может быть армия людей. На всех берегах у нас расставлены посты, под каждым до сих пор стоящим мостом заложена бомба, места для засады в возможных точках вторжения уже нанесены на карту и подготовлены к обороне острова. Но неважно, насколько хорошо мы подготовлены, приличного размера фракция Партиалов об нас даже не споткнется, если начнется ее вторжение.

Это неизбежный факт, который едва ли является новостью для кого-то в этой комнате. Мы патрулируем этот остров, потому что это все, что мы можем делать, но, если Партиалы однажды действительно решат напасть на нас, мы проиграем эту войну за пару дней, если не часов.

— Единственной относительно хорошей новостью, — сказал Маркус, — является то, что их общество, прошу простить мне это сравнение, еще более раздроблено, чем наше. Когда мы были на материке, он являлся практически зоной военных действий, что можно назвать единственной причиной, которая мешала Партиалам атаковать нас до сих пор.

— Значит, они поубивают друг друга, и наша проблема решится сама собой, — сказала Кесслер.

— Если забыть про РМ, — заметил Хобб.

— Учитывая все, что рассказал мистер Валенсио, — сказал Вульф, — есть только один план, на успех которого можно надеяться. Шаг один: проникнуть в эту зону военных действий на материке в надежде, что никто нас не заметит, и схватить парочку Партиалов для экспериментов доктора Скоусена. Шаг второй: эвакуировать остров и убраться отсюда как можно дальше.

Комната затихла. Маркус сел. Предложение оставить остров прозвучало дико — это был их дом, единственная безопасная гавань, потому-то они и поселились здесь с самого начала — но, выходит, что ситуация изменилась? После Войны с Партиалами остров послужил людям убежищем: туда они скрылись от Партиалов, там нашли себе новую жизнь и начали отстаивать ее заново. Но теперь Маркус поразмыслил и понял, что сам по себе остров не означал безопасность.

Раньше люди были в безопасности потому, что Партиалы их игнорировали, а теперь этому пришел конец: по проливу плавают корабли, в тенях прячется Херон, а хитроумная доктор Морган пытается захватить всех людей для опытов. Какой бы иллюзорной ни была безопасность раньше, теперь и эта иллюзия растаяла в воздухе. Не нужно было произносить речей, не нужно было официальных постановлений — Маркус знал: решение принято. Он видел это по лицам собравшихся в комнате. Как только эвакуацию огласили как возможный выход, она стала неизбежной.

Открылась боковая дверь, и Маркус увидел нескольких солдат, что охраняли комнату снаружи. Те отступили в сторону, и вошел крупный мужчина — Дуна Мкеле, сотрудник разведки.

Маркус осознал, что точно не знает, на кого именно работал Мкеле; казалось, тот имел свободный допуск в Сенат и влияние в Армии, но, насколько было известно Маркусу, он не отчитывался ни перед теми, ни перед другими. На чем бы ни основывались их отношения, этого человека Маркус недолюбливал. Его появление почти всегда означало плохие новости.

Мкеле подошел к Сенатору Вульфу и что-то прошептал ему на ухо. Маркус попытался прочитать сообщение по губам или хотя бы сделать какие-нибудь выводы по выражению лиц собеседников, но те повернулись к толпе спинами. Товар слушал с мрачным видом, затем бросил взгляд на группу наблюдающих за ним людей. Он снова повернулся к Вульфу и громким хорошо поставленным голосом произнес, позаботившись, чтобы его слова разнеслись по всей комнате:

— Первая часть всем уже известна. Можно огласить и вторую.

Маркус совершенно отчетливо увидел мрачное выражение, которое пронеслось по лицу Мкеле. Вульф взглядом извинился перед новоприбывшим и повернулся к толпе.

— Похоже, нам придется работать по форсированному графику, — произнес Вульф. — Партиалы сошли на берег Лонг-Айленда в гавани Маунт-Синай приблизительно пять минут назад.

Зал заседаний взорвался шумом разговоров, и Маркус почувствовал, как его живот внезапно ухнул от поглотившего его ужаса. Что означала принесенная Мкеле новость — неужели конец?

Была ли это полномасштабная атака или наглый рейд по захвату людей для опытов? Были ли это союзники доктора Морган, ее враги или какая-то третья сторона?

Был ли с ними Сэмм?

Значит, план Херон провалился? Киру и Нандиту не нашли при помощи хитростей и расспросов, поэтому пришло время военной интервенции? Маркус ощутил волну ужасающей вины — он упрекнул себя за то, не обратил должного внимание на предупреждение Херон. Но он уже несколько месяцев не видел Киру, а Нандиту — больше года; разве он мог что-то сделать?

Толпа заревела в ужасе и замешательстве: люди осознали положение дел, и Маркус понял, что чьей бы ни была вина, это не имело сейчас значения. Он не собирался отдавать кого-то в жертву; он скорее пойдет сражаться с Партиалами, чем продаст ради мира свою душу.

Во второй раз за сегодня Маркус обнаружил, что стоит, и услышал, как его собственный голос произнес:

— Я вызываюсь добровольцем в группу, которая отправиться на встречу с ними, — сказал он. — Вам понадобится медик — я предлагаю себя.

Сенатор Товар взглянул на него, кивнул и повернулся обратно к Мкеле и Вульфу. Комната продолжала жужжать голосами напуганных, теряющихся в догадках людей. Маркус рухнул на свой стул.

«Мне действительно надо научиться помалкивать».

 

Глава 7

Кира пробиралась через развалины таунхауса, который превратился в хаос: стены обвалились, в полах и потолках зияли дыры, мебель разлетелась на кусочки, и они лежали повсюду беспорядочными кучами. Досками, книгами, кусками бумаги, посудой и покореженной металлической арматурой была завалена не только сама воронка, но и улица рядом — такова была мощность взрыва.

Очевидным было то, что это место служило кому-то домом, и не так давно. За свою жизнь Кира насмотрелась достаточно развалин старого мира; она росла, окруженная ими, и хорошо с ними познакомилась. Рамки с фотографиями давно усопших семей, маленькие черные коробочки мультимедийных проигрывателей и игровых систем, щербатые вазы, в которых стояли хрупкие стебли — эти и многие другие детали заполняли покинутые дома, но атмосфера в них всегда была одной и той же: забытых жизней забытых людей. Здесь же, в этой квартире, обломки и мусор были совсем другими, более современными: составленные вместе консервы теперь взорвались и их содержимое догнивало среди прочего хлама; окна были заколочены, а двери укреплены; нельзя было не заметить оружие, боеприпасы и самодельный камуфляж.

Долгое время спустя после конца света кто-то здесь жил. А когда кто-то другой — Партиалы? — вторгся в это уединение, здешний жилец или жильцы взорвали свой собственный дом. Разрушения были полными, но достаточно локализованными, поэтому взрыв не мог оказаться атакой извне. Враг использовал бы бомбу меньшей мощности, чтобы пробить брешь в стене, или же более мощную, чтобы взрывом захватило и соседние квартиры. Чьим бы деянием ни были представшие перед Кирой разрушения, работа была сделана прагматично и обдуманно.

Чем больше Кира размышляла, тем сильнее эта воронка напоминала ей о другом взрыве — взрыве, произошедшем в прошлом году, до открытия лекарства, до ее встречи с Сэммом. Тогда она вместе с Маркусом и Джейденом отправилась на Северное Побережье Лонг-Айленда на рейд по проверке и сбору имущества. В одном из зданий оказалась заложена бомба. Та ловушка была обманкой, как, судя по всему, и эта: целью взрыва было не убийство, а сокрытие следов. «Как назывался тот маленький городок? Ашарокен; помню, как много раз Джейден шутил над этим именем». Но зачем они тогда сунулись в то здание?

Его отметила предварительная команда, и поэтому туда были отправлены солдаты для более тщательного осмотра. С ними были особые специалисты: кажется, кто-то, разбиравшейся в компьютерах. Или в электронике? Дыхание Киры зашлось, когда память вернулась: дело было в радиостанции. Кто-то устроил на Северном Побережье радиостанцию, а затем взорвал ее, чтобы не выдать свою тайну. А теперь здесь, в этом таунхауcе, произошло то же самое. Совершил ли это тот же самый «кто-то»?

Рефлексивно Кира отступила назад, как если бы в разрушенном помещении могла прятаться еще одна бомба. Некоторое время она внимательно рассматривала развалины, а затем собралась с мужеством и вошла внутрь, стараясь ступать по неустойчивой конструкции как можно осторожнее. Скоро обнаружилось первое тело. Солдата в сером — Партиала — прижало упавшей стеной, и он стал трупом в покореженном бронежилете защитного цвета. Рядом лежала его винтовка, и Кира неожиданно легко вытащила ее из-под руин. Механизм работал довольно натужно, но все же работал, а в патроннике была пуля. Кира достала обойму и увидела, что она была полной — солдат перед смертью ни разу не выстрелил, а его товарищи не забрали его амуниции и даже не похоронили погибшего. «Значит, взрыв застал из врасплох, — подумала Кира, — и убил всех до одного. Некому было хоронить погибших».

Кира продвинулась дальше, аккуратно обходя нападавшие балки и кирпичи, и наконец увидела знакомую картину: почерневшие остатки радиопередатчика, такие же, как в Ашарокене.

Сходство было налицо: группа разведчиков обнаруживает что-то подозрительное, находит безопасный дом, наполненный оборудованием для связи, попадает в защитную ловушку и погибает. Тогда Кира и остальные предположили, что виноват в разрушениях в Ашарокене был Голос, но Оуэн Товар отрицал это и тогда, и сейчас. Следующими в списке подозреваемых шли Партиалы, но здесь, на Манхэттене, именно они стали жертвами ловушки. «Значит, другая фракция», — подумала Кира.

«Но которая принадлежит доктору Морган: фракция шпионов с радио или разведчиков, которые напали на них? Или ни одна из них? И как все это связано с ПараДжен? Тот, кто забрал из офиса компьютеры, забрал и радиоустановки из магазина, а здесь же имелись фрагменты и того, и другого. Должна же быть какая-то связь». Казалось вполне вероятным, что радиостанции в городе устраивала та же фракция, что и забирала технику из магазинов. Так чем же они занимались? И почему так легко шли на убийство, чтобы сокрыть это?

— Мне нужна зацепка, — произнесла Кира, хмурясь от досады. За последние дни она стала все больше говорить сама с собой, и, когда услышала, как по пустому городу прокатился звук ее голоса, почувствовала себя глупо. Но, с другой стороны, она уже несколько недель не слышала другого человеческого голоса, и ее собственный звучал странно успокаивающе. Кира покачала головой. — Хочется с кем-то поговорить, да? Как бы жалко я при этом ни выглядела. — Она наклонилась и стала осматривать кусочки бумаги, которые были разбросаны среди прочего мусора. Тот, кто устраивал безопасные дома и прятал в них бомбы, все еще был где-то неподалеку, но найти его будет практически невозможно — любые свидетельства, которые могли бы помочь Кире напасть на след, были уничтожены. Девушка сухо рассмеялась: — Хотя, полагаю, в этом-то и был смысл.

Кира подняла одну из валявшихся у нее под ногами бумаг. Это был фрагмент газеты старого мира — помятый, желтый листок, заголовок которого был едва читаемым. «Протесты в Детройте: было применено насилие», — прочитала девушка. Более мелкий шрифт статьи было разобрать еще труднее, но Кира различила слова «полиция» и «завод», а также несколько упоминаний о Партиалах.

— Значит, собирающая радиоустановки фракция еще и интересуется статьями о мятеже Партиалов? — Кира хмуро посмотрела на газетный лист, затем бросила его обратно на пол. — Или же все дело в том, что перед Расколом во всех газетах писали о Партиалах, и в таком случае мне это ничем не поможет. — Она тряхнула головой. — Мне нужно что-нибудь железобетонное. Ну, кроме обломков железобетонной стены.

Она пнула кусок мусора, тот откатился от воронки и, звякнув, стукнулся об лежавшую на полу радиоантенну.

Кира подошла осмотреть ее. Антенна была длинной — вероятно, в несколько ярдов длиной, — но прямой и тонкой, как провод. Должно быть, раньше конструкция была вполне устойчивой, но от взрыва антенна погнулась и покорежилась.

Кира стала вытягивать ее из-под кучи нападавшего кирпича и гипсокартона, что почти полностью скрыла антенну. Та свободно продвинулась около трех футов, а затем зацепилась за что-то. Кира потянула сильнее, но металлический стержень больше не поддался ни на дюйм.

Девушка, запыхавшись от усилий, разжала руки и огляделась в поисках... еще чего-нибудь. Она обнаружила еще несколько газетных обрывков, три гниющих тела Партиалов и гнездо садовых ужей, которое те устроили под упавшей на пол солнечной батареей, но ничего из того, что могло бы сказать ей, куда направились взрывники или была ли у них еще где-нибудь в этом городе радиостанция. Кира присела отдохнуть возле еще одной солнечной батареи, и внезапно ее осенило.

Зачем здесь две солнечные установки?

Подобный тип солнечных батарей назывался «Зобл» и Кира хорошо их знала — Хочи установила такую же панель на крыше их дома, чтобы подпитывать свои музыкальные проигрыватели, ещё больше панелей было у госпиталя. Они прекрасно поглощали солнечную энергию и очень эффективно преобразовывали её, а ещё они были невообразимо редкими. Хочи оказалась в состоянии получить такую только благодаря своей «матери» и её связям в сфере сельского хозяйства и рынка свежей еды. Нет, в том, чтобы найти панель на Манхэттене, не было ничего совсем уж исключительного — разрушения были минимальны, да и конкурентов не было, но сразу две панели в одном здании говорили о ненормально высокой потребляемой мощности.

Кира снова прочесала воронку, на этот раз ползая на четвереньках, в поисках потребителя такого количества энергии, но вместо этого она нашла обломки третьей солнечной панели.

— Три «Зобла», — прошептала Кира. — Зачем кому-то нужна была вся эта энергия? Для радио? Неужели приемникам нужно так много?

Дома Кира пользовалась крошечными переносными рациями размером с ладонь, и работали они на маленьких батарейках. Какому радиоприемнику понадобится три панели «Зобл» и пятиметровая антенна? Это было совершенно непонятно.

Или же электроэнергия здесь требовалась не только радио. А еще и, например, целой коллекции украденных из офиса ПараДжен компьютеров.

Кира снова огляделась, на этот раз обращая внимание не на воронку, а на улицу за своей спиной, на холодные и безжизненные здания по бокам. Она чувствовала себя выставленной всем на показ, как если бы на нее был направлен луч прожектора. Девушка шагнула в укрытие тени обвалившейся стены. «Если здесь и было что-то ценное, — подумала она, — защитники этого места уже давно забрали это. Огромное количество энергии вырабатывалось здесь для подпитки радио и компьютеров, а тот грабитель, что собирал повсюду эти приборы, делал это последние несколько месяцев — гораздо позже, чем это здание взорвалось. Грабитель все еще где-то неподалеку, и затеял он что-то странное».

Она подняла глаза к крыше, к темнеющему над ней небу. «И чтобы найти его и этих взрывников мне нужно всего лишь отыскать то, что нужно им: огромную антенну и достаточное для работы радиопередатчика количество солнечных батарей. Если где-то в этом городе есть еще подобные станции, отсюда я их не увижу».

— Пора забраться повыше.

План Киры был прост: забраться на самое высокое здание, что она найдёт, получить отличный вид всего города, и наблюдать. Если ей повезет, она заметит столб дыма, хотя Кира допускала, что те, за кем она охотится, сделали выводы со времени ее прошлого визита, и все, что ей останется — пристально рассматривать горизонт во всех направлениях и под всеми углами солнца в надежде заметить отблеск гигантской антенны или одной или нескольких солнечных панелей.

— Потом мне останется только лишь соотнести замеченные места с картой и лично проверить их, — сказала Кира сама себе, поднимаясь по очередному лестничному пролёту. — И надеяться, что я не подорвусь, как все те бедолаги до меня.

Выбранное ею здание было довольно близко к офисам ПараДжен — примерно в миле к юго-западу. Массивный гранитный небоскреб, гордо называющий себя «Эмпайр Стейт Билдинг».

Наружные стены целиком заросли лозой и мхом, как и б ольшая часть города, но внутренняя структура казалась достаточно крепкой, и, чтобы попасть к основной лестнице, Кире понадобилось всего-навсего прострелить замок. Сейчас она находилась на тридцать втором этаже, пробираясь вдоль перил на тридцать третий, и, если верить указателям в вестибюле, Кире осталось преодолеть ещё пятьдесят три этажа.

— У меня осталось три литра воды, — вслух перечисляла она свои запасы, поднимаясь дальше. — Шесть консервов тунца, две — бобов, последняя упаковка сухпайка из того магазина военного снаряжения на Седьмой авеню. Кстати, нужно еще раздобыть таких же. — Она достигла площадки тридцать четвертого этажа с пересохшим горлом и продолжила подниматься дальше. — Лучше бы мне хватило этих запасов на довольно длительное время, потому что я не собираюсь снова проделывать весь этот путь.

Как казалось Кире, прошла целая вечность, но наконец она, задыхаясь от усталости, добралась до восемьдесят шестого этажа и остановилась, чтобы выпить воды, после чего отправилась проверять свой предполагаемый наблюдательный пункт. Вид открывался просто прекрасный, но множество окон, по большей части разбитых, делали этаж ветреным и весьма холодным.

Она устало потащилась назад к лестнице, и поднялась до сто второго этажа, в самое основание гигантского шпиля, что возносился еще на две или три сотни футов вверх. На висевшей у двери дощечке Кира прочла в свой адрес поздравления с преодолением тысячи восьмисот шестидесяти отдельных ступенек, и с удовлетворением заметила, что дыхание начало восстанавливаться.

— Ну и везет же мне, — тяжело дыша, проговорила она. — Должно быть, среди всех оставшихся девушек планеты у меня теперь самые красивые ягодицы, а вокруг нет никого, кто мог бы это оценить.

В то время как восемьдесят шестой этаж был просторным и квадратной формы, сто второй оказался небольшим и круглым, словно помещение маяка. Единственным, что отделяло посетителей от улицы, были расположенные по кругу окна. Большая их часть была невредимой, но Кира не смогла сопротивляться порыву высунуться в одно из разбитых, ощутить порывы ветра, посмотреть вниз с головокружительной высоты. Открывшийся ей вид представлял собой, как она полагала, ту панораму, что люди старого мира видели из иллюминаторов самолетов, летающих так высоко, что мир внизу казался маленьким и игрушечным.

Но более важным было то, что с этой точки Кире открывался потрясающий вид на весь город; в нем существовали и более высокие здания, но их было немного, и открывающийся из них вид не будет лучше этого. Кира сбросила сумку на пол и вытащила из нее бинокль. Она начала изучение города с юга, внимательно всматриваясь в линию горизонта в поисках блеска радиоантенны. Но результат оказался непредвиденным. Кира медленно выдохнула, качая головой.

Она не представляла, как сможет определить, какое из всех этих зданий было ей нужно. Девушка закрыла глаза.

— Единственный способ, — тихо произнесла она, — начать.

Она достала из заднего отделения сумки блокнот и начала наносить на план местонахождение ближайшей антенны, увиденной ею в южном направлении.

 

Глава 8

Самая дальняя из замеченных Кирой антенн находилась, по подозрениям девушки, за пределами Манхэттена, в районе Бронкс. Кира надеялась, что так далеко заходить в своих поисках ей не придется (возможность близости Партиалов заставляла ее волноваться), но она поклялась себе, что в случае необходимости сделает это. Ответы, которые она искала, оправдывали любой риск.

Ближайшая же антенна находилась в одном здании с Кирой, являясь огромным шпилем на крыше, но кроме девушки здесь больше не было ни одной живой души. По крайней мере так считала Кира, но все же здание было ужасно большим.

— Наверное, у меня паранойя, — говорила она себе, забираясь на крышу, чтобы проверить антенну. Остановившись, она поправила себя: — Скорее, невероятно серьезный случай паранойи.

В небольших дозах она может быть вполне полезной.

Антенна оказалась полностью отсоединенной от сети, и Кира удивилась, насколько легче себя почувствовала. Она рассматривала город, отмечая на плане местоположения новых замеченных ею шпилей, и наблюдала, как в блеске заходящего солнца перед нею одна за другой представали панели солнечных батарей — они отражали внезапно упавшие на них лучи светила, а затем снова скрывались в тени. С наступлением ночи она спустилась на несколько этажей, нашла уединенную комнату и уютно устроилась в ней в своем спальном мешке. На этой высоте здание было поразительно чистым: сюда не нанесло ветром грязи, стебельков травы, не было птичьих следов в пыли. Это напомнило Кире о доме, о зданиях, над чистотой и порядком которых она и остальные так усердно работали: о ее домишке, о госпитале, школе. Не первый раз Кира задала себе вопрос: увидит ли она их еще когда-нибудь?

На четвертый день закончилась вода, и Кире пришлось преодолеть долгий спуск, чтобы восполнить запасы. Внимание девушки привлек парк к конце квартала, где она и нашла то, что искала: не пруд или болотце, а вход в подземный тоннель, у ступеней которого плескалась вода. В старом мире тоннели использовали как средство передвижения, но теперь они почему-то наводнились и превратились в подземные реки, небыстрые, но все же реки.

Кира достала фильтр для воды и наполнила свои бутыли, постоянно при этом наблюдая за окружающим её городом. Затем девушка нашла бакалейный магазин и стала пополнять свои запасы консервированными овощами, но остановилась, обнаружив вздувшуюся банку — этим заготовкам было более одиннадцати лет, что являлось пределом их срока годности. Кира не хотела рисковать своим здоровьем, в случае если некоторые из них уже испортились. Девушка вздохнула и вернула консервы на место, раздумывая, сможет ли выкроить время для охоты.

— Остановимся на нескольких ловушках для дичи, — решила она и соорудила несколько силков у входа в туннель. Возле него на земле виднелись следы, из чего Кира заключила, что местные антилопы и кролики собирались сюда на водопой. Девушка заново взобралась на свой наблюдательный пункт, установила ещё несколько ловушек для птиц и приступила к работе. Две ночи спустя на ужин у нее была гусятина, обжаренная над бездымной походной печкой; в качестве вертела девушка использовала старые проволочные вешалки. Лучшей трапезы за последние недели у нее не было.

Пять дней и три похода за водой спустя у Киры случился первый значительный прорыв: в далеком огне мигнул красный огонек и тут же пропал. Что это было — сигнал? Или Кире он только померещился? Она выпрямилась и внимательно вгляделась в то место через бинокль.

Пошла минута. Пять минут. Когда девушка уже готова была сдаться, она снова это увидела: движение, огонек, а затем — закрывающуюся дверь. Кто-то выпускал из помещения дым, возможно, там вырвался из-под контроля костерок. Кира поспешила до темноты отметить местоположение этого здания, и за следующие полчаса заметила пламя еще три раза. Когда взошла луна, Кира начала выглядывать, не поднимался ли откуда-нибудь дымок, но ничего не обнаружила.

Должно быть, пламя горело бездымно или же дым рассеивался ветром.

Девушка выпрямилась, глядя в строну привлекшего ее внимание здания, теперь невидимого в темноте. Оно было одним из тех, которые она определила как возможную цель: крыша была покрыта солнечными батареями, которые окружали находящуюся по центру антенну. Та была настолько большой, что, по мнению Киры, вполне могла являться антенной самой настоящей радиостанции. Если кто-то заново запустил то старое оборудование, то пользы от него будет больше, чем от любой из тех радиоустановок, что Кира обнаружила взорванными.

— Отправиться сейчас или дождаться утра?

Глядя в темноту, Кира поняла, что все еще не определилась с планом: знание места, где засели плохие ребята, ничем ей не поможет, если на самом входе она подорвется на бомбе. Она могла попытаться поймать кого-нибудь из этих загадочным техников при помощи, скажем, более большой версии ловушки на кроликов и задать некоторые вопросы или же проскользнуть в здание тогда, когда бомба была безопасна. Это, как подозревала девушка, возможно было только тогда, когда сами взрывники были на месте. Что тоже не казалось ей безопасным вариантом.

— Лучше всего, — прошептала Кира, пригнувшись у окна, — делать как раз то, что я делаю сейчас: наблюдать, ждать и надеяться узнать что-нибудь полезное. — Она вздохнула. — Таким-то образом я и дожила до сих пор.

Но вопрос оставался прежним: пойти к загадочной радиостанции сейчас или подождать до утра? Путешествие через город ночью будет более опасным, но те, на кого Кира вела охоту, показали себя невероятно острожными: если они поняли, что отблеск огонька и струйка дыма выдали их местоположение, то могут перейти в другой здание, а в старом оставить еще одну бомбу-ловушку, и тогда Кира их потеряет. Был ли огонек случайным?

Было ли этой промашки достаточно, чтобы обратить техников в бегство? Кира не знала ответа на этот вопрос, и неуверенность заставила разволноваться и ее саму. В этой ситуации медлительная осторожность была слишком рискованной: девушка уже потеряла пять дней; она решила, что отправиться сейчас будет лучше, чем рисковать потерей единственной на данный момент хорошей зацепки. Упаковав свое имущество и проверив винтовку, Кира начала долгий спуск по темным пролетам лестницы.

По первым этажам здания в поисках еды разгуливали дикие кошки с ярко блестящими во тьме глазами. Кира слышала, как они прятались в тенях, как выжидали, наблюдали, а затем набрасывались на добычу; слышала, как хищники шипели, а их жертвы пытались вырваться.

Перед тем как покинуть здание, Кира внимательно осмотрела улицу, а затем короткими перебежками стала тихо передвигаться от машины к машине, стараясь, чтобы они скрывали ее как можно дольше. Здание с огоньками находилось в трех милях к северу — неприятно близко к Центральному парку. По всему городу жили дикие животные, но в парке обитали самые крупные из них. Кира передвигалась так быстро, как только смела. Она не включала фонарика, довольствуясь светом луны.

В этом полумраке тени казались глубокими и зловещими, а земля — более ровной, чем была на самом деле, и Кира спотыкалась каждый раз, когда начала двигаться быстрее. Она обходила парк с запада, выглядывая, не прятались ли в тенях какие-нибудь животные, но ни одного не увидела. Это была плохая новость: если бы поблизости был, скажем, олень, это предоставило бы хищникам лучшую жертву, чем Кира. Едва ли дикие кошки были самыми опасными обитателями города.

Боковым зрением Кира заметила, как шевельнулась какая-то тень, и резко обернулась.

Ничего. Девушка помедлила, прислушиваясь... да... все верно. Глухой гул, почти неуловимый слухом. Неподалеку дышало что-то очень большое, не просто дышало, а урчало, издавая тихий рык. Это было что-то, что очень хорошо умело прятаться.

За ней охотились.

Впереди была большая площадь, асфальт на которой потрескался, кое-где встал дыбом, и сквозь него проросли высокие и темные стебли травы. В центре стаяла статуя, серьезная и неподвижная. По кругу площадь обрамляли машины с давно сдувшимися и обмякшими шинами.

Кира, держась у ограды парка, медленно отходила, стараясь не предоставлять хищнику возможностей к атаке. Она задержала дыхание и внимательно прислушалась. Низкое урчание все еще не утихло: округу заполнял звук вдохов и выдохов гигантских легких. Кира не могла определить, откуда он исходил.

«В городе обитают пантеры, — подумала она. — Я видела их днем — пантер, львиц, а однажды, клянусь, даже тигра.

Это беглецы цирка или зоопарка, которые совсем неплохо кормятся стадами оленей и лошадей, что бродят по Центральному парку. Здесь даже были слоны — в прошлом году я слышала их. Они тоже попадают к хищникам на зуб?»

«Сосредоточься, — сказала себе Кира. — Если ты не найдешь выход, то тоже попадешься к ним на зуб. Пантерам или львам или еще кому-нибудь похуже».

Пантеры. В голову Киры пришла ужасающая мысль: «Пантеры охотятся по ночам, но я видела их только днем. Неужели они теперь ищут добычу не только ночью, или же это что-то в тенях гораздо хуже их — настолько хуже, что пантерам пришлось изменить свой распорядок дня, чтобы избегать этого чего-то? Так кто же за мной охотится: ночные пантеры или какое-то другое существо, которое заставило других хищников попрятаться в норы?» На ум ей непрошеными пришли картинки из брошюрки ПараДжен: изображения драконов, разумных собак, созданных на основе генной инженерии львов; как знать, что еще эти ученые могли создать? Они изобрели Партиалов — идеальных солдат; что, если также они изобрели идеальных хищников?

Кира бросила быстрый взгляд назад, покачав головой при виде длинной череды брошенных машин и фургонов для доставки. Существо могло прятаться за любым из этих автомобилей, дожидаясь, пока Кира пройдет мимо. Точно так же дело обстояло и с площадью впереди. Лучшей возможностью для Киры было перейти улицу и укрыться в холле, где раньше, должно быть, располагался торговый центр: об этом говорили попадавшие манекены, выцветшие плакаты с телами и лицами людей, бесконечный кипы рваной одежды.

Зверь мог быть и там — захламленные коридоры могли быть его берлогой, — но многочисленные двери оставляли Кире возможность спрятаться за одной из них и запереться, и тогда она будет в безопасности. Она просидит там до тех пор, пока существо не уйдет, если понадобится, то и до утра. Кира услышала все то же глухое рычание, на этот раз ближе, и яростно сжала зубы.

— Сейчас или никогда.

Она подскочила на ноги и сломя голову бросилась через потрескавшуюся улицу к торговому центру, маневрируя между машинами, а за спиной ее свистел ветер. Кира вообразила, как в ее спину впиваются гигантские когти и, пробегая через разбитые стеклянные витрины, приложила все усилия, чтобы сохранить равновесие. Там, где она проходила, рушились неустойчивые нагромождения развалин, и это вызывало больше разрушений, чем сама Кира могла бы устроить.

Девушка не смела оглядываться; она подняла на плечо винтовку и стала дико палить назад, а затем завернула за потрескавшуюся колонну.

Помещение торгового центра оказалось больше, чем она ожидала; блестели парные металлические лестницы, внизу пасть разинул большой внутренний двор, куда можно было спуститься из центра. Было слишком темно, чтобы увидеть пол или потолок; тьма скрывала практически все. Дверь, к которой планировала добраться Кира, была на противоположной стороне. Девушка повернула направо, обходя спуск на нижний этаж, и, нацелив винтовку перед собой, включила фонарик. Существо, казалось, не удержало равновесия на скользком полу и теперь пыталось подняться. Кира выбрала первую попавшуюся дверь и ринулась к ней.

Она бежала, и луч фонарика бешено дергался вверх-вниз, вправо-влево, отражался от плиточного пола, металлических ступеней и зеркальных панелей на стенах. Вспышкой света в одной из стен Кира увидела себя и догоняющую ее огромную тушу, а затем луч фонарика снова переместился и образовавшаяся в результате игры света и тени сцена ночного кошмара пропала.

Не отрывая глаз от двери, Кира бежала так, как еще никогда не бегала в своей жизни; за несколько мгновений до того, как она наконец добралась до выбранного ей места, она опустила дуло своей винтовки, прицелилась в дверную ручку и выстрелила. Замок выбило из двери, та распахнулась, и Кира без промедлений нырнула в дверной проем, ухватившись рукой за стену слева, чтобы сохранить равновесие при повороте вправо, к еще одной открытой двери. Пробегая мимо, она схватилась за нее и потом захлопнула за собой. Прислонившись к двери спиной, Кира почувствовала, как сзади в дверь что-то врезалось и раздался громкий треск. И все же дверь выдержала, и Кира с силой прижалась к ней, когда существо снаружи отступило для еще одного удара.

Кира лихорадочно осмотрелась, неловко держа винтовку одной рукой, пытаясь осветить прикрученным к ней фонариком комнату, и увидела большой деревянный письменный стол.

Снаружи по двери заскребли когти — существо ощупывало вставший перед ним барьер, не пытаясь пока его снести, — и Кира решила рискнуть: она перепрыгнула через стол и налегла на него со всей силой, толкая его, чтобы забаррикадировать дверь. Звук когтей превратился в стук прыжков, и внезапно Киру оглушил громовой рев. Она потеряла равновесие, уронила винтовку и снова налегла на стол, придвинув его к двери как раз в тот момент, когда существо снаружи снова врезалось в дверь так, что комната дрогнула.

Стол выдержал эту атаку. Кира отступила назад, потянулась за винтовкой и осветила с ее помощью верхнюю часть двери, которую избороздило трещинами и перекосило. Снаружи что-то двигалось, и это что-то головой почти достигало потолка; свет отразился от огромного, янтарного цвета глаза, который прищурился от луча фонарика. Осознав размеры существа, Кира отшатнулась, почти непроизвольно отступив назад. Массивная лапа дотронулась до щели над дверью, огромные когти заблестели серебром в свете галогенного луча, и Кира дала очередь из винтовки, ранив существо в лапу. Зверь снова взревел, но на этот раз Кира, обеспокоенная, ответила ему яростным криком.

Она взобралась на стол, прицелилась через щель и начала стрелять в высящуюся перед ней стену шерсти и мускулов. Существо взвыло от ярости и боли и дико забилось в дверь; Кира отбросила опустошенную обойму, заменила ее другой и снова открыла огонь. Существо развернулось и пустилось в бегство, скоро исчезнув во тьме.

Кира, оцепенев, стояла у двери, а костяшки ее пальцев побелели от того, с какой силой она сжимала винтовку. Секунда сменилась минутой, одна минута сменилась двумя. Монстр не возвращался. Вызванное адреналином возбуждение прошло, и Кира начала трястись, сначала слегка, потом все быстрее и сильнее, и вскоре ее охватила неконтролируемая дрожь. Она слезла со стола, едва не рухнув при этом на пол, и, рыдая, легла в углу.

Утренний свет не смог пробиться сквозь лабиринт стен и дверей, но Кира услышала звуки нового дня: приветствуя солнце, пели птицы, пчелы жужжали над проросшими через асфальт цветами, и, да, где-то вдалеке протрубил слон. Кира медленно встала, выглянула за перекосившуюся дверь. Фонарик она до сих пор не выключила, хоть его зарядка и была почти на нуле. Комната за дверью вся была покрыта брызгами и потеками крови, но самого существа не было.

Кира отодвинула стол и осторожно открыла дверь. Снаружи было светлее, и девушка увидела на полу торгового центра луч солнца. Красно-коричневые следы вели через улицу к площади, но Кира не последовала за ними. Она глотнула воды из своей фляги, ополоснула лицо.

Она знала: глупо было идти куда-то ночью, и пообещала себе, что больше такой ошибки она не совершит.

Она потрясла головой, разминая затекшие спину, руки и пальцы. Возможно, люди, за которыми она охотилась, были слишком далеко, чтобы услышать ночную пальбу, но, как знать, что могло произойти: вдруг эхо сыграло злую шутку? Это не изменило плана девушки: она и так спешила найти нужный ей дом, а теперь поняла, что должна сделать это еще быстрее. Достав из рюкзака карту, Кира определила свое местоположение. Найдя на плане нужное ей здание, она стала выбирать наиболее удобный к нему маршрут. Вздохнув и сделав еще один глоток воды, она отправилась в путь через город.

Кира путешествовала осторожно, опасаясь не только патрулей Партиалов, но и гигантских волосатых монстров с когтями. Ей чудилось шевеление в каждой тени, поэтому она прилагала большие усилия, чтобы оставаться спокойной и хладнокровной. Когда девушка достигла нужного ей района, она потратила несколько часов на то, чтобы понять, какое именно здание с антенной заметила тогда, хоть б ольшая часть того времени ушла на попытки оставаться незамеченной для возможных наблюдателей. Закончила она тем, что забралась по каркасу на другое здание, чтобы взглянуть на город с высоты птичьего полета, и тогда легко заметила нужную антенну.

Здесь здания были ниже, высотой только в три-четыре этажа. Зная, что искать, Кира легко обнаруживала признаки, говорящие, что дом был обитаем — большинство окон были заколочены, особенно на третьем этаже, а едва заметные следы в песке показывали, что недавно кто-то прошел по крыльцу.

Здесь начиналась рискованная часть плана. Кира не смела входить, не зная наверняка, кто жил в доме, где этот кто-то находился и оставил ли он за собой бомбу, готовую в любой момент взорваться. Наиболее вероятным Кире казалось то, что это место было базой одной из фракций Партиалов — и эта фракция была не в ладах с фракцией доктора Морган, судя по тому, как разрушительно прошла встреча на другой базе. Это не означало, что эта новая фракция была настроена к людям дружелюбно, и Кира не хотела оказаться в ловушке. Она решила наблюдать и ждать, что же случится.

Ничего не происходило.

Устроившись в квартире на противоположной стороне улицы, Кира днем и ночью наблюдала за зданием. Она ела холодные консервы с бобами и куталась в побитое молью одеяло, чтобы избежать необходимости разжигать огонь. Никто не входил и не выходил, а по ночам за окнами не зажигали света, не выпускали струек дыма из щелей. На второй день также ничего не произошло, и Кира начала волноваться: должно быть, здание покинули до того, как она добралась сюда, или же его обитатели проскользнули через черный ход. Девушка прокралась на улицу и быстро обошла строение по периметру, выискивая другие входы и выходы, но не нашла нигде следов использования: ни старых, ни недавних. Если дом действительно был обитаем в последнее время, жильцы его уходили через парадную дверь. Кира вернулась на свой наблюдательный пункт и продолжила нести вахту.

В эту ночь кто-то вышел.

Кира наклонилась вперед, стараясь, чтобы проходящий сквозь окно лунный свет не падал на нее. Мужчина был крупным, ростом не менее семи футов (2,1 м), весьма внушительной комплекции. Вероятно, он весил больше Киры на пару сотен фунтов (90 кг). Его кожа была смуглой, но едва ли темнее кожи Киры; в бледном свете луны, льющемся из-за облаков, точно сказать было сложно. Мужчина осторожно открыл парадную дверь, снес по ступенькам небольшую тележку и так же осторожно затворил дверь за собой.

Тележка была заставлена баками, и Кира решила, что мужчина вышел, чтобы пополнить запасы воды. На нем был тяжелый рюкзак с чем-то, чему Кира не могла найти определение, но оружия при нем видно не было. «Лучше рассматривать худший вариант», — подумала она: в складках свободного пальто мужчины вполне мог спрятаться крупнокалиберный пистолет или автомат.

Кира тихо похватала в темноте свои вещи и спустилась по лестнице, чтобы проследить за неизвестным. Когда она оказалась на улице, тот уже дошел до угла, но Кира выждала, пока он повернет, и только потом последовала за ним, как можно тише ступая по уличному лому. Она заглянула за угол и увидела, что мужчина, таща за собой тележку, медленно шел вперед.

Он двигался странно, шел почти вразвалку, и Кира задалась вопросом: была ли причиной этого его собственная масса или же что-то другое. Мужчина прошел до конца квартала и без всякой заминки ступил на следующую улицу, как если бы его совсем не волновало то, что его могли увидеть или, чего хуже, съесть. Как же он прожил здесь так долго, ни разу не встретившись в ночным монстром? Мужчина исчез за невысоким ограждением, и Кира прокралась вслед за ним.

Он стоял у входа в подземный тоннель и наполнял свои баки при помощи насоса, который мало отличался от насоса Киры. Работая, он дышал тяжело, как если бы усилия давались ему с трудом, но в остальном его движения говорили о долгом опыте и знании дела. Он достаточно много раз делал это и неплохо навострился.

Был ли он Партиалом? Кира неподвижно стояла в тени, наблюдая, пытаясь... не слухом, не обонянием, а чем-то другим уловить то, что она когда-то ощутила рядом с Сэммом. Линк. С его помощью можно было передавать скорее чувства, чем информацию. Если у Киры и получится связаться с этим мужчиной подобным образом, то она почувствует то, что чувствовал он. Она старательно оценила свои собственные эмоции и ощущения: любопытство, усталость, уверенность в цели. Могло ли что-то из этого исходить от него? Мужчина бормотал что-то, бормотал не злобно, а просто говорил — так же, как и Кира начала говорить с самой собой. Слов расслышать она не могла.

Чем больше она наблюдала за ним, за тем, как он методически заполнял баки, тем больше понимала: его размер свидетельствовал о том, что он человек. Партиалов создавали не просто как солдат, а как особых солдат: пехота полностью состояла из молодых, генералы были постарше, и Сэмм говорил, что врачи у них были женщинами, а пилоты — миниатюрными девушками, способными легко уместиться в небольшие автомобили и тесные кабины.

Военные подрядчики сэкономили на уменьшении размера самолетов миллиарды долларов.

Несомненно, существовали исключения — Кира совершенно не представляла, в чем заключалось назначение Херон (та была высокой, длинноногой супермоделью, которая захватила Киру в плен для доктора Морган) — но мог ли один из шаблонов включать в себя этого мужчину? Мог ли он быть суперсолдатом суперсолдат?

Например, специалистом по тяжелому вооружению или экспертом рукопашного боя? Сэмм ничего подобного никогда не упоминал, но он не упоминал огромное число вещей. Кира изо всех сил сосредоточилась, приказывая себе почувствовать этого мужчину какой бы версией линка она ни обладала, но ничего не вышло.

Кроме его размера, существовал тот факт, что мужчина страдал одышкой. Он прошел только пару кварталов, но запыхался так, как если бы только что пробежал марафонскую дистанцию. Это ничуть не состыковывалось с образом совершенного суперсолдата, а вот с образом человека с избыточным весом — вполне.

Мужчина был неплохо освещен луной с безоблачного неба, и Кира тихо достала свой бинокль, чтобы повнимательнее осмотреть неизвестного. Их разделяло не более тридцати ярдов

(27 м) — Кира укрывалась за ржавой машиной, — но она хотела удостовериться, был ли мужчина вооружен. На его ногах и бедрах не было ни кобуры, ни ножей, а в тележке, казалось, были только пластиковые баки. Мужчина закончил с одним из контейнеров, поднял его и поставил на тележку, повернувшись при этом к Кире. На одно мгновение его пальто распахнулось и Кира увидела его грудь и туловище: на них тоже не было оружия, никаких пистолетов или патронажа. Кира нахмурилась. Никто не стал бы путешествовать по одичалой местности невооруженным, поэтому, должно быть, оружие мужчины было скрыто от ее глаз, но зачем прятать что-то тогда, когда ты считаешь, что находишься в одиночестве...

Вспышкой озарения Кира поняла, что попала в ловушку: этого мужчину, грузного, медлительного и невооруженного, отправили наружу как приманку, чтобы остальные могли окружить девушку и отрезать ей пути отхода. Она бросилась на землю, пригибаясь на случай, если вдруг ее захотят внезапно застрелить, и стала дико осматриваться в поисках нападающих.

В городе было слишком темно; за любым окном или дверью, в любой тени мог прятаться снайпер, и Кира никогда бы его не заметила. Ее единственной надеждой было бегство — как и тогда с монстром на площади. Здание позади нее выходило на улицу чем-то вроде фронтона магазина, возможно, раньше здесь была пиццерия. В самом крайнем случае там должна быть задняя комната, возможно, подвал, а при особенной удаче — лестница, связывающая пиццерию с остальной частью здания. Кира могла бы проскользнуть внутрь, найти другой выход и выбраться оттуда до того, как ловушка захлопнется.

Мужчина возле спуска в тоннель потягивался, предварительно осторожно опустив свой рюкзак на землю. Мог ли он готовиться к атаке? Кира поняла, что ждать больше не может. Она вскочила на ноги и ринулась прямо к фронтону, готовая к граду пуль, выпущенных в ее рюкзак.

Из-за спины она услышала восклицание, вскрик страха, но не обернулась. В задней части старой пиццерии была тонкая деревянная дверь, а за ней — офис. Кира влетела в него и захлопнула дверь за собой, включая фонарик, чтобы поискать другой выход. Его не было.

Она оказалась в ловушке.

 

Глава 9

Кира провела рукой по металлическому столу, стоявшему в центре комнаты, стирая с него многолетнюю пыль и смахивая стопки бумаг. Последним был тонкий компьютерный монитор, который она тыльной стороной ладони столкнула на пол перед тем, как повалить стол на бок и пригнуться за ним для защиты. Она низко согнулась за этим барьером, поднеся винтовку к плечу и нацелив ее в центр двери. Если ручка хоть дернется, она выпустит всю обойму в того, кто стоял снаружи. Девушка ждала, почти не дыша.

Ждала.

Прошла минута. Пять минут. Десять минут. Она представила себе другого стрелка с другой стороны двери, который точно так же, как и она, устроил засаду. Кто не выдержит первым? Враги превосходили ее числом, у них было преимущество, больше пространства для маневра, больше людей для действия. Но Кира не собиралась так просто сдаваться. Чтобы захватить ее, им придется войти в комнату.

Прошло еще десять минут, и Кира болезненно перенесла свой вес с одной ноги на другую.

Она сморгнула пот со своих уставших и покрасневших глаз, но не шевельнулась. Еще десять минут. Ее горло саднило, пальцы на винтовке затекли. Ничто не двигалось. Ни один звук не нарушил ночной тишины.

Луч фонарика Киры задрожал желтым светом: начали садиться батарейки. Они были на исходе уже несколько дней, но девушка пока не смогла найти им замену. Десять минут спустя фонарик полностью погас, и Кира, оказавшись в полной темноте, с отчаянием закрыла глаза и стала прислушиваться каждой клеточкой. Она ожидала услышать звук поворачивающейся дверной ручки, скрип половиц или подошв, щелчок готовящегося к выстрелу пистолета. Еще десять минут.

Двадцать. Час. Неужели они там действительно настолько терпеливы?

Или же там никого нет?

Кира потерла глаза, мысленно вернувшись к началу атаки. Она предположила, что ее ожидала ловушка — это было самым логичным объяснением, — но на самом-то деле она никого не видела. Могло ли так быть, что тот мужчина, невооруженный и одинокий в полном монстров городе, действительно был один? Это было ужасно маловероятно, но, да, возможно. Но готова ли была Кира поставить на эту возможность свою жизнь?

Она опустила винтовку, слегка застонав от ноющей боли в плечах. Как можно тише она продвинулась к боковой стене комнаты, оставаясь вне возможной линии огня со стороны двери, и снова прислушалась. Тишина. Кира протянула одну руку и, не отрывая ее от стены, коснулась дверной ручки. Выстрела не последовало. Девушка вдохнула, крепко схватилась за дверную ручку и как могла быстро распахнула дверь, мгновенно убрав от нее руку и откатываясь по полу прочь от входа.

Никакого огня, никаких выстрелов, никаких звуков, кроме скрипа двери. Девушка уставилась в темноту дверного проема, пытаясь собраться с мужеством пройти сквозь него, и решила попробовать кое-что еще. Она подняла монитор, который до этого столкнула на пол, подобрала подходящую позицию и бросила монитор через вход, надеясь привлечь этим огонь того, кто прятался снаружи. Монитор упал на пол, экран треснул, и восстановилась тишина.

— Не стреляйте в меня, — сказала она на всякий случай и медленно обогнула угол дверного проема. Пиццерия снаружи была такой же пустой, как и раньше, а на улице просевшие машины отражали своим металлом лунный свет. Кира вышла из здания, держа винтовку наготове и в любой момент ожидая засады, но больше никого здесь не было. На дальнем конце улицы виднелся вход в тоннель, а рядом с ним, неподвижная и покинутая, стояла тележка того здоровяка. Рядом на земле валялся бак, поваленный на бок, и вода из него давно вытекла. В нескольких футах от него там, где его и ставил мужчина, к стене тоннеля был прислонен туго набитый рюкзак.

Кира обошла квартал по кругу, перебегая от машины к машине, и наконец приблизилась к рюкзаку. Он был огромным, чуть ли не больше ее самой, и Кира не могла не подумать об увиденных ею воронках в других домах. Так ли ей хотелось открывать рюкзак взрывника? Он мог оставить его здесь специально, чтобы убить ее... но, честно говоря, у него было много более легких возможностей убить ее, просто пристрелив. Или же взрывчатка была единственным известным ему оружием? Возможно, у него вообще не было пистолета.

Кира кругами ходила вокруг рюкзака, потирая ладонью лицо, пытаясь принять решение.

Стоило ли оно того? За ней охотился ночной монстр — в тот раз, когда она пошла на крупный риск, ее едва не убили. Но осторожность требовала времени, а время было не тем, что она могла позволить себе тратить так легко. Она искала ответы на свои вопросы: было ли в этом замешано Доверие? Как были Партиалы связаны с РМ? Кто такая она сама и частью какого плана является? Ответы на эти вопросы могли спасти человеческую расу или уничтожить ее. Какими бы опасными ни были ее варианты, она должна была сделать выбор. Девушка повесила винтовку на плечо, протянула руку к рюкзаку. .

...И услышала голос.

Кира отпрянула, нырнув за стену входа в тоннель. Голос был тихим, но он хорошо разносился в полуночной тиши. Легкое бормотание исходило из переулка, находящегося посреди квартала, и оно приближалось. Кира сжала винтовку, ища пути отхода, но она оказалась в ловушке на открытом месте. Поэтому она лишь медленно прокралась вбок так, чтобы вход в тоннель оказался между ней и говорящим. По мере того как он приближался, бормотание становилось громче, и наконец девушка смогла разобрать слова.

— Нельзя оставлять рюкзак, нельзя оставлять рюкзак. — Одна и та же фраза повторялась раз за разом: «Нельзя оставлять рюкзак». Кира выглянула из своего укрытия и увидела все того же крупного мужчину, который тащился по улице все той же развалистой походкой. — Нельзя оставлять рюкзак. — Его руки дрожали, а глаза бегали, осматривая улицу. — Нельзя оставлять рюкзак.

Кира не знала, что и думать. Что-то — возможно, то, как он шел, как говорил, как потирал ладони друг об друга, а может, и все разом — заставило ее принять решение. Она потратила уже достаточно времени. Пришла пора действовать. Кира повесила винтовку на плечо и вышла из своего укрытия, оказавшись между мужчиной и его рюкзаком.

— Доброй ночи.

Мужчина резко остановился, и его глаза расширились от ужаса, а затем он бросился туда, откуда пришел. Кира ступила вперед, чтобы последовать за ним, не уверенная в правильности этого решения, когда внезапно мужчина остановился, согнувшись пополам, будто раненый, и яростно затряс головой.

— Нельзя оставлять рюкзак, — сказал он, поворачиваясь к Кире. — Никогда.

Он снова увидел ее и отпрянул на несколько шагов как будто бы непроизвольно, но затем опять остановился и повернулся к рюкзаку, осматривая его с болезненным, испуганным выражением.

— Нельзя оставлять рюкзак.

— Все в порядке, — произнесла Кира, задаваясь вопросом, что же происходило. Она ожидала совсем не этого. — Я не причиню вам вреда.

Она старалась выглядеть как можно более безобидной.

— Мне нужен рюкзак, — сказал мужчина голосом, в котором звенело отчаяние. — Я не должен оставлять его без присмотра, я всегда ношу его с собой, это все, что у меня есть.

— Здесь ваши припасы? — спросила Кира, отступая в сторону. Это позволило мужчине лучше увидеть рюкзак, и он придвинулся еще на пять шагов, а его руки протянулись, будто бы готовясь схватить рюкзак с расстояния в пятьдесят футов (15 м). — Я не собираюсь грабить вас, — медленно сказала девушка. — Я просто хочу поговорить с вами. Сколько здесь ваших?

— Это единственный, — умоляющим голосом сказал мужчина. — Он нужен мне, мне нельзя потерять его, это все, что у меня есть...

— Я не про рюкзак, — сказала Кира. — Про людей. Сколько еще с вами людей в безопасном доме?

— Пожалуйста, дайте мне рюкзак, — снова сказал он, продвигаясь еще вперед. Он шагнул под свет, и Кира увидела слезы на его щеках. Голос его звучал хрипло и отчаянно. — Он нужен мне, нужен мне. Мне нужен этот рюкзак. Пожалуйста, верните его мне.

— В нем лекарство? Вам нужна помощь?

— Пожалуйста, верните мне его, — все бормотал он. — Нельзя оставлять рюкзак. — Кира размышляла мгновение, затем шагнула в сторону, отходя на двадцать футов (6 м) от тележки — достаточно далеко, чтобы мужчина мог подойти и забрать рюкзак, не приближаясь к ней при этом.

Незнакомец бросился вперед и всем телом навалился на рюкзак, обхватил его и зарыдал, а Кира снова огляделась в поисках засады — в поисках выглядывающих из окон снайперов, людей, крадущихся вслед за мужчиной по улице. Казалось, он был совершенно один. Да что же это такое происходило? Мог ли этот человек быть тем взрывником, которого было так сложно выследить, который ставил такие хитрые ловушки, что даже Партиалы не обнаруживали их до тех пор, пока не становилось слишком поздно?

Однако мужчина, казалось, не хотел говорить ни о чем, кроме своего рюкзака, поэтому Кира сосредоточилась на этом.

— Что в нем?

Он ответил, не поднимая глаз:

— Всё.

— Ваша еда? Оружие?

— У меня нет оружия, — твердо сказал мужчина, тряся головой. — Никакого оружия. Я не военный, вы не можете меня застрелить. У меня нет оружия.

Кира сделала маленький шаг вперед.

— Что тогда? Еда?

— Вы голодны?

Он, казалось, оживился при этом и поднял голову.

Кира осторожно поразмыслила, затем кивнула.

— Немного. — Она помедлила, затем указала рукой на свою сумку. — У меня есть немного бобов, если пожелаете, и баночка ананасов, которую я нашла в аптекарском магазине.

— У меня есть много ананасов, — сказал мужчина, медленно поднимаясь на ноги. Он отряхнул ладони и поднял рюкзак на спину. — Я очень люблю фруктовый коктейль с ананасами, персиками, грушами и вишнями. Давайте пойдем в мой дом, и я покажу вам.

— Ваш дом, — произнесла Кира, снова вспоминая про взрывные воронки. Теперь она была больше чем когда-либо уверена, что этот мужчина не был Партиалом. Кем бы он ни был, он казался огромным ребенком. — Кто там еще есть?

— Никого, — ответил он. — Совсем никого. Я не военный, вы не можете застрелить меня.

Мы выпьем по фруктовому коктейлю в моем доме.

Кира еще пару мгновение подумала, затем кивнула. Если это и было ловушкой, то самой странной из всех, что она когда-либо встречала. Она протянула руку для рукопожатия.

— Меня зовут Кира Уокер.

— Моя имя — Афа Дему. — Он поставил упавший бак на тележку, поднял свой насос и покатил тележку обратно к дому. — Вы Партиал, а я последний человек на земле.

Убежище Афы оказалось старой телевизионной станцией — настолько старой, что в ней имелось оборудование времен докомпьютерных развлечений. На Лонг-Айленде Кира участвовала в рейдах по сбору имущества на местных новостных станциях, и там оборудование было замысловатым, но компактным: лишь камеры, кабели и компьютерные системы, которые передавали информацию. В этом здании все это тоже было — наверное, это можно было сказать о каждой телевизионной станции, подумала Кира, учитывая одержимость старого мира Интернетом — но также здесь присутствовали и менее современные устройства: режиссерский пульт, комната с загадочными механизмами, которые должны были передавать сигнал в небо, где его ловили с помощью антенн, а не с помощью прямой спутниковой связи. Потому-то у здания и была такая огромная антенна, и потому же Афа жил здесь. Афа несколько часов подряд кругами рассказывал Кире все это.

— Сеть развалилась, — снова произнес он, — но для работы радио она не нужна: это двухточечный вид связи. Все, что тебе нужно, — это радио, антенна и достаточно электроэнергии для работы системы. Я могу передавать информацию куда угодно, и кто угодно может передавать информацию мне, и для этого нам не нужны всемирная паутина, сеть или еще что-то в этом роде.

С помощью настолько большой антенны, как эта, я могу вещать на весь мир.

— Это замечательно, — сказала Кира. — Но с кем вы общаетесь? Кто еще остался?

Кира всегда надеялась, но не смела верить, что выжившие есть не только на Лонг-Айленде.

Афа покачал головой — лицо его было широким, кожа смуглой, а в бороде проглядывала седина. Кира посчитала, что он был полинезийцем, но она недостаточно хорошо знала отдельные острова, что определить, откуда конкретно происходил этот человек.

— Никого не осталось, — сказал он. — Я последний человек на земле.

Он и в самом деле жил здесь один; хоть это, по крайней мере, было правдой. Он превратил телестанцию в запутанную берлогу-склад оборудования и припасов: генераторов, портативных радио, еды, взрывчатки и огромного количества бумаг. У него были целые кипы файлов и папок, стопки новостных газет, перевязанные шпагатом, коробки пожелтевших распечаток и коробки бумажных обрывков, чеков и нотариально заверенных документов.

Толстые папки со скоросшивателями распирало от фотографий, некоторые из которых были глянцевыми, некоторые — распечатанными на потрепанной офисной бумаге. Еще больше фотографий высовывалось из коробок и выглядывало из-под дверей комнат — целых офисов, которые от пола до потолка были завалены записями и картотечными ящиками; здесь было больше фотографий, чем Кира могла себе представить. Те немногие стены, которые не были закрыты шкафами, полками и высокими стопками коробок, были сплошь завешены картами: картами штата Нью-Йорк и других, картами всей Америки, картами Северо-Американской Оборонной Инициативы, картами Китая, Бразилии и всего мира.

Карты покрывала плотная сеть кнопок, строк и согнутых металлических флажков. У Киры кружилась голова от одного только их вида, и всегда и везде, на каждой горизонтальной поверхности, даже под ногами, шурша и шелестя, лежали бумаги, бумаги, бумаги, которые определяли и связывали жизнь Афы.

Кира, отставив свой стакан с фруктовым коктейлем, продолжала настаивать на своем:

— Что вы здесь делаете?

— Я последний человек на земле.

— На Лонг-Айленде есть люди, — сказала Кира. — Что вы скажете об этом?

— Партиалы, — быстро произнес он, пренебрежительно взмахнув рукой. — Они все Партиалы. Всё здесь, в этих документах.

Он с восторженным выражением указал рукой вокруг, как если бы горы беспорядочных бумаг были доказательством его несомненной правоты. Кира кивнула, с раздражением радуясь этому проявлению безумия: когда Афа первый раз назвал ее Партиалом, это испугало ее и сильно расстроило. Он был первым человеком, который сказал ей эти слова, и это обвинение — знание, что кто-то может знать и произнести это вслух — потрясло Киру до мозга костей. Мысль же о том, что Афа находится в заблуждении, считая всех людей на земле Партиалами, была гораздо легче.

Кира продолжила настаивать на своем, надеясь при помощи более нацеленных вопросов вытянуть из мужчины конкретные ответы.

— Вы работали в ПараДжен.

Он замер, уставившись на нее, весь напрягся, а затем с наигранной беспечностью вернулся к еде. Он ничего не ответил.

— Ваше имя значилось на двери офиса ПараДжен, — сказала Кира. — Там вы и раздобыли кое-что из всего этого оборудования. — Она указала на ряды компьютеров и мониторов. — Для чего они?

Афа не ответил, и Кира снова помедлила, чтобы всмотреться в него. Она была уверена, что у него было не все в порядке в рассудком: об этом говорили манеры его движений, речи, осанка. Он думал медленнее или, по крайней мере, не так, как те, кого Кира встречала раньше.

Как же он так долго выживал один? Определенно, он был осторожен, но только в отношении нескольких вещей. Его дом был удивительно хорошо защищен, наполнен изобретательными ловушками и прочими мерами безопасности, которые сохраняли его самого и оборудование в целости и сохранности, но, с другой стороны, наружу он выходил невооруженным. «Скорее всего, — сказала себе Кира, — с ним здесь есть кто-то еще.

Учитывая все, что я видела, он не особенно приспособлен к самозащите, и вряд ли он сам установил все это оборудование. Он как ребенок. Может быть, настоящий хозяин этого дома-оплота использует Афу как помощника?» Но как бы Кира ни пыталась, она не сумела услышать или заметить присутствие еще кого-то в этом здании. Кто бы это ни был, он прятался слишком хорошо.

«Разговоры о ПараДжен заставляют его замкнуться в себе, — подумала она. — Поэтому мне понадобится другой подход». Девушка заметила, что Афа бросал быстрые взгляды на ее недоеденную банку фруктов и протянула ее ему.

— Хотите закончить?

Он быстро схватил банку.

— Это с вишней.

— Да, верно. Вам нравятся вишни?

— Конечно, я люблю вишни. Я человек.

Кира почти рассмеялась, но сумела сдержаться. Она знала достаточное число людей, которые ненавидели вишни. Поделившись фруктами, она, судя по всему, смогла разрядить напряжение, которое вызвала упоминанием ПараДжен, поэтому она попробовала перейти к другой теме.

— Вы очень храбры, если выходите из дома по ночам, — сказала она. — Несколько ночей назад на меня напало что-то огромное, и я едва спаслась.

— Оно было медведем, — сказал Афа; его рот был набит фруктами. — Нужно ждать, пока оно поймает кого-нибудь.

— А что тогда происходит?

— Оно съедает свою жертву.

Кира встряхнула головой.

— Да, я понимаю, но почему нужно ждать, пока это произойдет? Что вы хотели этим сказать?

— Когда оно что-то или кого-то съедает, то больше не хочет есть, — сказал Афа, невидящим взглядом уставившись в пол. — Жди, пока оно поест, а затем, когда оно занято, иди за водой. Тогда останешься невредим. Но никогда нельзя оставлять рюкзак, — произнес он, взмахнув перед собой в воздухе ложкой. — Нельзя его оставлять.

Кира подивилась простотой его схемы, но все равно его ответ вызвал в ее мозгу дюжину новых вопросов: как узнать, когда монстр сыт? и что значит «оно было медведем»? почему рюкзак так важен и кто научил Афу всем этим хитростям? Кира решила поискать ответа на последний вопрос: он казался ей более удобным, чтобы затронуть интересующую ее тему.

— Кто сказал вам, что рюкзак нельзя оставлять?

— Никто, — ответил мужчина. — Я человек. Надо мной никто не властен, ведь я последний.

— Разумеется, над вами никто не властен, — сказал Кира, обескураженная тем, что разговор ходил кругами. — Но что насчет вашего друга? Того, кто предупредил вас не терять рюкзак?

— У меня нет друзей, — сказал Афа, тряся головой каким-то странным образом — так, что задрожала вся верхняя часть его тела. — У меня нет друзей. Я последний.

— Но ведь были и остальные? Люди, которые жили вместе с вами в этом убежище?

— Только вы.

Его голос изменился, когда он говорил это, и Кира была ошарашена мыслью, что этот человек, возможно, был совсем один, что она могла быть первой, кого он встретил за последние годы. Кто бы ни спас его и ни научил его выживать, кто бы ни устроил эту и другие радиостанции, кто бы ни начинил их взрывчаткой, этот человек, вероятно, давно умер — пал от рук Партиалов, лап диких животных, от болезни, несчастного случая или чего-то еще, оставив этого пятидесятилетнего ребенка одного среди развалин. «Поэтому он и считает себя последним, — подумала Кира. — Он видел, как умирали остальные».

Кира заговорила тихо, мягким голосом:

— Вы скучаете по ним?

— По другим людям? — Он пожал плечами, его голова дернулась. — Без них стало тише.

Мне нравится тишина.

Кира откинулась назад, хмурясь. Чем больше он говорил, тем больше она запутывалась, и сейчас она была даже дальше от понимания его положения, чем с самого начала. Больше всего ее смущало имя на двери в ПараДжен: у Афы Дему был офис, на двери которого было обозначено его имя, и ПараДжен не казался Кире местом, которое наняло бы психически больного лишь для его удовольствия. Он должен был работать там. Он должен был делать что-то важное или быть кем-то важным.

Что же было написано на той двери? Кира напрягла память и кивнула, когда вспомнила буквы: ИТ. Глупая шутка? Назвать странного «оно»? Это объяснило бы, почему Афа не хотел говорить о ПараДжен. Но, нет, это не имело смысла. Ничто из того, что Кира знала о старом мире, не предполагало подобного поведения, по крайней мере не в официальной обстановке крупной корпорации. Буквы на двери должны были обозначать что-то другое. Кира наблюдала, как мужчина заканчивал банку с фруктами, пытаясь угадать его эмоциональное состояние. Стоит ли еще раз упоминать ПараДжен или он снова замолчит, как и до этого? Вероятно, она могла бы не упоминать компанию, а назвать только буквы.

— Вы, судя по всему, многое знаете об... ИТ.

Девушка вздрогнула, надеясь, что ее вопрос не прозвучал глупо или, что еще хуже, оскорбительно. Глаза Афы загорелись, и Кира почувствовала победное возбуждение.

— Я был директором по ИТ, — ответил он. — Делал все на свете — без меня ничего не обходилось. — Он широко улыбнулся, указывая на компьютеры в комнате. — Видите? Я знаю про компьютеры все. Я знаю все.

— Это удивительно, — произнесла Кира, едва сдерживая довольную улыбку. Наконец-таки она чего-то добилась. Она придвинулась поближе. — Расскажите мне про это — про ИТ.

— Нужно знать, как все работает, — сказал он. — Нужно знать, где все находится. Где в сети, где на диске, и если это не тот диск, то без энергии ничего не будет работать. Поэтому у меня на крыше «Зоблы».

— Солнечные батареи, — сказала Кира, и Афа кивнул.

— «Зоблы» и «Гуфонги», хоть последние куда сложнее найти и они чаще ломаются. Я преобразовал генераторы из комнаты С в конденсаторы, скапливающие дополнительную энергию «Гуфонгов», и какое-то время так можно продержаться, но батареи должны действовать, иначе они выходят из строя. Теперь, — сказал он, наклоняясь вперед и жестикулируя руками, — имея нужный вид энергии, можно проверить любое устройство. Б ольшая часть того, что у меня здесь есть, находится в состоянии покоя, но вон те большие штуковины в углу — серверы с дисковой базой данных — потребляют гораздо больше электричества, хоть и позволяют тебе накапливать больше данных, что и является предпочтением.

Он продолжал говорить, причем быстрее и более оживленно, чем раньше. Кира растерялась от внезапного потока информации: она понимала большинство слов, но только часть обозначенных Афой концепций. Очевидно, он говорил об электронных базах данных и разных способах хранения информации, зарядки и проверки систем, но говорил он очень быстро, а у Киры было недостаточно знаний по этой теме, так что большая часть его объяснений не задерживалась в ее голове.

Больше всего ее поразило внезапно обнаружившееся глубокое знание Афой предмета речи.

До этого она полагала, что он был медлительным и слишком инфантильным, чтобы сделать хоть что-то большее, чем принести воды по чьей-то инструкции, но теперь девушка поняла, что ее первое впечатление было ужасно ошибочным. Несомненно, у Афы были странности, и Кира была уверена, что с ним было что-то не так, но мужчина показал себя гениальным по крайней мере в одном отношении.

— Погодите, — попросила она, поднимая ладони. — Погодите, вы говорите слишком быстро. Начните с начала: что значит ИТ?

— Информационные технологии, — сказал Афа. — Я был директором по ИТ. Я поддерживал в работе компьютеры, устанавливал серверы и обеспечивал безопасность сети; я знал в паутине все. — Он наклонился вперед, внимательно глядя на Киру, и ткнул пальцем в пол. — Я все видел.

Я видел, как это происходило. — Он откинулся назад и развел руки в стороны, как если бы хотел объять всю комнату, а возможно, и все здание. — У меня здесь есть все, почти все, и я покажу это всем, и все узнают историю полностью. Узнают, как это произошло на самом деле.

— Как произошло что?

— Конец света, — ответил Афа. Он сглотнул, его лицо покраснело: он говорил не переводя дыхания. — Партиалы, война, восстание, вирус. Всё.

Кира кивнула. Она пребывала в таком возбуждении, что у нее начали зудеть кончики пальцев.

— Но кому вы собираетесь все это рассказать?

Лицо Афы опустилось, руки безвольно повисли.

— Некому, — сказал он. — Я последний живой человек.

— Нет, это не так, — твердо возразила Кира. — На Лонг-Айленде есть целое поселение, там проживают почти тридцать шесть тысяч человек, и, кто знает, сколько еще людей осталось на других континентах. Они должны были остаться. И что насчет меня?

— Вы — Партиал.

Это обвинение снова заставило Киру почувствовать себя неуютно еще и потому, что она не могла так просто его опровергнуть. Она попыталась перевести разговор в другое русло.

— Но почему вы считаете, что я Партиал?

— Людей не бывает на Манхэттене.

— Вы же здесь.

— Я был здесь раньше. В этом разница.

Кира скрипнула зубами от того, что снова попала в замкнутый круг объяснений Афы.

— Тогда почему вы впустили меня в свой дом? — спросила она. — Если Партиалы плохие, то почему вы доверяете мне?

— Партиалы не плохие.

— Но... — Кира нахмурилась, раздраженная его простыми незатейливыми ответами, которые, казалось, не имели смысла. — Вы здесь, совсем один, — произнесла она. — Прячетесь, защищаетесь, как сумасшедший, взрываете радиостанции, как только кто-то приближается к ним.

К востоку от вас есть огромное поселение, к северу — тоже, но вы не присоединились ни к одному их них. Если Партиалы не плохие, то почему вы остаетесь в одиночестве?

Произнося это, девушка поняла, что тот же вопрос можно было задать и ей. Она провела месяцы в одиночестве, избегая и людей, и Партиалов.

«Не избегая их, — сказала она себе, — а спасая. И тех, и других». Но все же эта мысль обеспокоила ее.

Афа выскреб из своей баночки последние кусочки фруктов.

— Я остаюсь здесь, потому что мне нравится тишина.

— Вам нравится тишина. — Кира рассмеялась скорее от беспомощности, чем от веселья, и встала с пола, потягиваясь и потирая глаза. — Я не понимаю вас, Афа. Вы собираете свою информацию и не хотите ее никому показывать. Живете в огромной радиобашне и не любите разговаривать с людьми. Между прочим, зачем вам радио? Оно просто часть сбора информации?

Вы просто пытаетесь знать все?

— Да.

— А вы думали, что, возможно, кому-то другому могла пригодиться собранная вами информация?

Афа встал.

— Мне пора спать.

— Подождите, — сказала Кира, которую пристыдила его неловкость. Она спорила с гениальным директором по ИТ, почти кричала на него от досады, но вот перед ней снова стоял ребенок, неуклюжий, медлительный, крошечный разум в огромном теле. Она вздохнула, поняв, что тоже сильно устала. — Простите меня, Афа. Мне жаль, что я разозлилась. — Она потянулась к его ладони, колеблясь и наблюдая за его глазами. Они так и не соприкоснулись — Афа всегда оставался от нее на некотором расстоянии — и внезапным потоком эмоций Кира осознала, что не прикасалась ни к кому — ни к одному живому человеку — много недель.

Афа же, если она правильно поняла его ситуацию, не прикасался ни к кому много лет. Ее ладонь замерла над его, и в глазах его Кира увидела ту же смесь страха и тоски, что и сама ощущала. Она опустила ладонь на его пальцы, и он вздрогнул, но не отстранился. Она почувствовала его кости, плоть, жесткую кожу, теплое биение пульса.

Кира почувствовала, что в уголке ее глаза образовалась слеза, и сморгнула ее. Афа начал рыдать, и он был больше похож на потерявшегося ребенка, чем кто-либо, кого Кира видела за десять лет. Девушка обняла его. Он крепко обхватил ее в ответ и начал хныкать, как дитя, едва не задушив Киру своими огромными руками, и девушка позволила своим слезам пролиться. Она легонько похлопывала мужчину по спине, нежно успокаивая его, наслаждаясь одним лишь присутствием другого человека, настоящего, теплого и живого.

 

Глава 10

Маркус со всех ног бежал по лесу, пытаясь не потерять равновесия и не врезаться головой в низко растущие ветви и не зацепиться за петли лозы. Внезапно солдат, что бежал рядом с ним, упал, красная кровь полилась из того места на его спине, куда угодила пуля. Маркус замешкался, инстинктивно повернувшись помочь павшему, но Гару схватил его и потащил вперед, сломя голову петляя между деревьями.

— Он погиб, — прокричал Гару. — Не останавливайся!

Рядом засвистели пули, которые пробивали листья и отскакивали от стволов и старых досок.

Эта часть Лонг-Айленда была лесистой еще до Раскола, а за прошедшие с тех пор двенадцать лет природа полностью поглотила эту местность, снеся прогнившие ограды и обрушив старые крыши и стены, заполонив лужайки и сады свежей растительность. Даже тротуары переулков и улиц потрескались и разверзлись спустя дюжину циклов замерзания и оттаивания, и теперь деревья росли из каждой трещины, разрыва и щели.

Маркус перепрыгнул через рушащуюся кирпичную стену и последовал за Гару в гостиную, которая настолько была оплетена лозой и вьющимся кустарником, что оставалась почти незаметной снаружи. Маркус увернулся от проросшего сквозь половицы саженца и отпрянул, когда еще одна партиалская пуля просвистела мимо его уха и разбила стекло рамки с фотографией, которая была лишь в десяти футах перед ним.

Гару завернул в коридор с прогибающимися стенами, и тут же вслед за ним был направлен целый град пуль. Глаза Маркуса, когда он отпрыгнул от этого потока, расширились от ужаса, и он побежал вперед с таким ускорением, на которое не считал себя способным. Маркус рухнул в дальнем углу помещения как раз в тот момент, когда прозвучал взрыв. Гару снова с торопливым бормотанием помог напарнику подняться на ноги.

— Если они уже настолько к нам близко, как я полагаю, то это убило по крайней мере одного из них, — сказал Гару, задыхаясь от быстрого бега. — В любом случае это замедлит любого, кто проследовал за нами в дом, и заставит его дважды поразмыслить перед тем, как продолжить гнаться за нами.

— Сато, ты в порядке? — внезапно послышался из лесной растительности женский голос, и Маркус узнал по нему Грант, сержанта его подразделения Армии. Гару чуть ускорился, чтобы нагнать остальных, и Маркус, последовав его примеру, зарычал от изнеможения.

— Просто подбросил в тот дом гранату, — сказал Гару. — Мы с медиком в порядке.

— Гранаты — это, конечно, очень хорошо, но как только они закончатся, ты невероятно затоскуешь по ним, — произнесла Грант.

— Эта не была потрачена даром, — настаивал Гару. Один из солдат рядом с ним резко крутанулся и упал на полушаге, сраженный еще одной пулей. Маркус непроизвольно пригнулся и продолжал бег. Это продолжалось уже почти час, за который лес превратился в ночной кошмар смерти, сорвавшейся с привязи привычных правил причины и следствия. Пули появлялись из ниоткуда, люди, только что живые, внезапно погибали, а остальным оставалось только бежать.

— Нам нужно залечь в засаду, — сказал Гару. Он был в лучшем состоянии, чем Маркус, но нельзя было не заметить изнеможение в его голосе.

Грант почти неуловимо покачала головой, экономя оставшиеся у нее силы.

— Мы уже пытались, помнишь? Потеряли половину подразделения.

— Мы выбрали неподходящее место, — сказал Гару. — Если мы займем хорошую позицию или объединимся с другими группами, то, возможно, у нас будет шанс. Мы смогли хотя бы неплохо рассмотреть силы врага, и их не так уж много. Мы превосходим их числом и лучше знаем местность. Должен быть способ.

Мимо пролетела еще одна пуля, и Маркус подавил вскрик.

— У тебя невероятно обнадеживающий уровень оптимизма.

— Здесь рядом есть рабочая ферма, — произнесла Грант. — На землях старого поля для гольфа. Мы можем залечь там.

Группа удвоила усилия. По мере бега они оставляли за собой гранаты, надеясь, что беспорядочные взрывы смогут достаточно задержать погоню, чтобы подарить им несколько бесценных секунд. Маркус увидел указатель поля для гольфа и подивился трезвости сознания Грант: сам он был слишком напуган и взволнован, чтобы не то что узнавать местность, но и даже обращать на нее внимание.

Из-за деревьев раздался голос, приказывающий группе остановиться, но солдаты продолжали движение, а Грант прокричала:

— За нами Партиалы! Не покидать позиции! Стрелять!

Маркус следовал за остальными мимо линии машин, которые обозначали границу парковки, и бросился на землю за самым большим грузовиком из тех, что смог найти.

Мужчина в потрепанной фермерской одежде пригнулся рядом с ними, сжимая в руках пистолет.

— Мы слышали сообщения по радио. Это правда? — Его глаза были дикими от ужаса. — Они начали наступление?

Грант ответила, готовя свой автомат к бою: она проверила обойму и вернула ее на место.

— Полномасштабное. База Армии в Квинсе пала, а наблюдательные посты с Северного Побережья сообщают, что Партиалы высаживают на берег по линии от самих постов и до Вайлдвуда.

— Мать милосердная, — пробормотал фермер.

— Идут! — прокричал еще один солдат, и Грант, Гару и остальные подскочили, опершись о линию машин, и начали яростно палить по деревьям. Около десяти фермеров, которые были созваны радиосообщениями, с мрачным видом присоединились к солдатам. Маркус поднес руки к голове и пригнулся еще ниже, зная, что должен помочь, но оказался парализован ужасом.

Партиалы начали ответный огонь, и машины стали сотрясаться от ритмичных ударов пуль. Грант продолжала выкрикивать приказы, но внезапно с гортанным бульканьем замолкла и упала на землю в красном облачке крови. Маркус пододвинулся к ней, чтобы помочь, но женщина умерла еще до того, как завершила падение.

— Назад, — прошипел Гару.

— Она мертва, — сказал Маркус.

— Я знаю, что она мертва, отступай! — Гару опустошил обойму, затем отступил назад, чтобы перезарядить винтовку. Он яростно поглядел на Маркуса. — Ферма где-то за нашими спинами, и там не осталось бойцов. Все, кто мог держать оружие, находятся здесь. Найди их и выведи в безопасное место.

— Куда? — спросил Маркус. — Грант сказала, что Партиалы везде.

— Идите на юг, — сказал Гару. — Мы попытаемся догнать вас, но ты должен уходить с гражданскими прямо сейчас. Вам понадобится все время, какое только возможно выиграть.

— Идти «на юг» недостаточно, — сказал Маркус. — Это не приграничная стычка, это вторжение. Даже если мы доберемся до Ист-Мидоу, они продолжат наступать нам на пятки.

— Значит, хочешь остаться? — спросил Гару. — Не знаю, зачем они здесь: чтобы захватить нас в плен или убить, но ни один вариант не кажется мне особенно приятным.

— Знаю, — сказал Маркус. — Я знаю.

Он оглянулся на ферму, пытаясь набраться мужества, чтобы бежать. Гару поднялся, повернулся и снова открыл огонь по деревьям.

— Вот что выходит, когда записываешься добровольцем, — произнес Маркус и бросился бежать к ферме.

 

Глава 11

Афа спал на королевских размеров постели, размещавшейся на седьмом этаже здания, в помещении, которое когда-то, похоже, было гардеробом. Кира подоткнула мужчине одеяло с боков, как ребенку, и пошла поискать комнату себе самой. В конце концов она обнаружила просторную темную студию, с одной стороны которой были кресла, подобные сидениям на стадионе, а с другой — стилизованная гостиная. Кира предположила, что это было помещение для ток-шоу, хоть логотип на стене и не вызвал из глубин ее памяти никаких воспоминаний.

Она знала, что существовали ток-шоу, потому что кто-то раньше смотрел одно из них в ее доме — возможно, ее сиделка — но Кира сомневалась, что смогла бы узнать даже то название. Афа заставил стулья коробками, к каждой из которых была аккуратно прикреплена бирка, но диванчик студии был пустым. Кира проверила, не завились ли на нем пауки, затем развернула спальный мешок и легла спать. Ей приснился Маркус, затем Сэмм, и девушка гадала, увидит ли их еще когда-нибудь.

В здание не проникал естественный свет: Афа вполне логично настоял на плотных шторах. В студии света было еще меньше, но Кира уже давно научилась сама о себе заботиться и проснулась в то же время, как и всегда. Она пробралась к окну и выглянула наружу, увидев тот же знакомый пейзаж, что встречал ее каждым утром: разрушенные здания, оплетенные зеленым кружевом и подернутые синеватым светом — темное небо бледнело к рассвету.

Тишина говорила ей, что Афа еще не встал, и Кира воспользовалась возможностью просмотреть кое-какие из его документов, начав коробками в студии. На них стояли номера от 138 до 427, на каждом стуле стояло по коробке, остальные (большинство) подпирали стены по периметру комнаты. Кира начала с ближайшей к ней коробки под номером 221 и достала оттуда верхний лист бумаги, который оказался сложенной распечаткой военного бланка.

— «Всем, кого это касается, — прочитала девушка. — Я мастер-сержант Кори Черч, и я был членом Семнадцатой Вооруженной кавалерии во время Второго Нигонского вторжения».

Первое Нигонское вторжение было одним из первых поражений войск САОИ в Изоляционную войну, провалившейся попыткой объединенных армий отвоевать у внезапно проявившего агрессию Китая Японию. Кира помнила, как учила это в школе Ист-Мидоу, но не смогла воскресить в памяти детали.

Второе Нигонское вторжение сработало: армия из двухсот тысяч Партиалов пошла в наступление и оттеснила изоляционистов обратно на материк, закончив эту затянувшуюся кампанию и завершив войну. Это и было причиной, по которой создали остальных Партиалов.

Кира продолжила читать письмо, которое было чем-то вроде рапорта с поля боя, описывающего воспоминания мужчины, сражавшегося бок о бок с Партиалами. Солдат называл их «новым оружием» и замечал, что они были «отлично обучены и точны».

Пока Кира росла, она знала Партиалов только как страшилищ, монстров, которые разрушили весь мир, и даже встретив Сэмма — даже зная, что сама она была одной из разновидностей Партиалов, — она считала странным, как к ним можно было относится так положительно. И с такого клинического аспекта, будто бы они были лишь новой моделью джипа, присланной снабжением. Мастер-сержант упоминал, что они казались «сдержанными», что держались своих и игнорировали солдат-людей, но подобное отношение нельзя было назвать негативным — только немного зловещим, учитывая их последующее восстание, — и ни в коей мере не угрожающим или пугающим.

— Вот как оно начиналось, — сказала Кира вслух, откладывая бумагу и беря в руки другой листок из той же коробки. Это был еще один отчет с поля боя от сержант-майора Симуса Огдена.

Он говорил о Партиалах так же: не как о монстрах, а как об орудии.

Кира прочла еще один документ, затем следующий, и отношение было в каждом одинаковым: солдаты не думали, что Партиалы были безобидными, они вообще почти о них не думали. Это было оружие, как пули в обойме, которые можно было истратить и забыть.

Кира перешла к другой коробке, 302-й, и вытащила вырезку из газеты, называемой «Los Angeles Times». «Партиалы борются за свои права: протест действиям администрации». Внизу в коробке была такая же вырезка из «Seattle Times», а под ней — еще одна из «Chicago Sun». Статьи датировались концом 2064 года, когда лишь несколько месяцев оставалось до Войны с Партиалами. Кире скоро должно было исполниться пять лет.

Очевидно, все новости тогда были о Партиалах, но Кира не помнила, чтобы ее отец когда-нибудь говорил о них. Теперь, когда она узнала, что он работал в ПараДжен, это показалось ей более понятным. Если он работал с ними или даже помогал создавать Партиалов, то его отношение могло отличаться от мнения остальных и, возможно, быть весьма непопулярным. «По крайней мере я надеюсь, что его отношение отличалось, — подумала она. — Иначе с чего бы ему воспитывать Партиала как свою дочь?» Кира неясно припоминала и свою сиделку, и домработницу, но они тоже никогда не говорили о Партиалах. Они не делали этого по просьбе ее отца?

Знали ли они, кем на самом деле была Кира?

Кира обратилась к коробкам с меньшими номерами, нашла 138-ю и достала из нее верхний лист бумаги. Это была еще одна газетная вырезка, на этот раз из финансового раздела издания под названием «Уолл-стрит-джорнел», где в неопределенных тонах описывалось заключение крупного военного контракта: «В марте 2051 года правительство Соединенных Штатов связалось с ПараДжен, процветающей компанией, специализирующейся в биотехнологиях, и заказало производство армии «биосинтетических солдат»«. Главное место в статье занимали стоимость проекта, его последствия для акционеров и влияние, которое проект окажет на остальные сферы биосинтетической промышленности.

Гражданские права не упоминались, как и болезни, — те значительные проблемы, которые стали определяющими в мире перед Расколом. Речь шла лишь о деньгах. Кира проглядела остальные бумаги в коробке, которые были почти идентичными: копия появившегося в новостях интервью с главным финансовым директором ПараДжен, служебная заметка ПараДжен по поводу неожиданного нового контракта компании, журнал «Форбс» с логотипом ПараДжен на обложке, фоном которой служил четкий силуэт вооруженного солдата-Партиала.

Кира перелистала страницы журнала, проглядела множественные статьи о деньгах, о технологиях, которые использовали, чтобы зарабатывать деньги, о том, как Изоляционная война, даже являясь «ужасной трагедией», поможет исцелить американскую экономику. Деньги, деньги, деньги.

Деньги имели хождение в обществе Ист-Мидоу, но ими редко кто пользовался. Почти все, в чем нуждались жители, было бесплатным: если ты нуждался в банке продовольствия, паре брюк, книге, доме, в чем бы то ни было, нужно было лишь пойти и найти это. Деньги по большей части использовали, лишь чтобы получить свежую пищу вроде пшеницы с фермы или рыбы из прибрежных деревень — того, ради чего нужно было трудиться, — и даже тогда господствовал натуральный характер торговли, хоть на рынке и существовала система обмена.

Нандита и Хочи создали прибыльное дело, обменивая лекарственные травы на свежую пищу, и благодаря этому Кира всегда хорошо питалась. Деньги, по существу, нужны били лишь при производственных выплатах: государство возмещало валютой время, проведенное ей в госпитале, оплачивало ее жизненно важный труд тем, что не всегда подходило для товарообмена.

Этого хватало, чтобы у Киры были свежие рыба и овощи на обед, но этим все и ограничивалось.

Деньги занимали малую, почти незначительную роль в ее жизни.

Документы из коробки №138 описывали мир, в котором деньги были всем — не только средством поддержания жизни, но ее целью. Кира попыталась представить себя осчастливленной войной с Партиалами или с Голосом, радующейся разрушениям и смертям, потому что они принесли бы ей дополнительные средства, но идея была настолько ей чужда, что девушка вслух рассмеялась. Если так был устроен старый мир — если в этом заключалось все, что его волновало, — то, возможно, конец света был к лучшему.

Возможно, он был неизбежен.

— Вы настоящая, — сказал Афа.

Кира от неожиданности резко обернулась и виновато спрятала журнал за спиной. Он разозлится, что она перебирала его архивы?

— Вы сказали, что я, — она помедлила, — настоящая?

— Я подумал, что вы мне приснились, — сказал Афа, входя в комнату своей шаркающей походкой. Он остановился у одной из коробок и лениво просмотрел ее содержимое, что было похоже на то, как хозяин гладит своего домашнего питомца. — Я так долго ни с нем не разговаривал — а прошлой ночью в моем доме был гость, и мне показалось, будто это был сон, но вы все еще здесь. — Он кивнул. — Вы настоящая.

— Я настоящая, — уверила она его, возвращая журнал в коробку 138. — Я восхищаюсь вашей коллекцией.

— В ней есть все — почти все. Видео, хоть не в этой комнате. Я владею историей целиком.

Кира сделала шаг ему навстречу, задаваясь вопросом, насколько на этот раз хватит его разговорчивости.

— Историей Войны с Партиалами, — сказала она. — Историей Раскола.

— Это только часть моей истории, — сказал Афа, беря в руки два скрепленных степлером пучка бумаг и изучая собственные чернильные пометки в верхних углах; затем он вернул документы в коробку. — Это история конца света, восхождения и краха человеческой цивилизации, создания Партиалов и смерти всех остальных.

— И вы прочитали ее всю?

Афа снова кивнул, и его плечи повисли, когда он переходил от одной коробки к другой.

— Всю. Я последний человек на планете.

— Тогда, полагаю, это понятно, — сказала Кира. Она остановилась у коробки под номером

341 и вытащила из нее что-то вроде правительственного доклада; судя по всему, это было судебное распоряжение: в углу его красовалась круглая печать. Кира хотела получить ответы, но не желала снова давить на мужчину, смутить его, сказав или упомянув что-то, о чем он не хотел вспоминать.

«Пока будем разбираться в общем».

— Как вы все это нашли?

— Я работал с облаками, — сказал он, затем мгновенно исправился: — С «облаком». Всю свою жизнь я провел там, я мог отправиться куда угодно и найти что угодно. — Он кивнул на коробку с пыльными подборками. — Я был как птица.

«Я видела ваше имя в ПараДжен, — хотела снова сказать девушка. — Я знаю, у вас есть информация по Доверию: по поводу РМ, «срока годности», по поводу того, кем я являюсь». Она искала ответы на эти вопросы так давно, а теперь была к ним совсем близка: они были разложены по коробкам и упрятаны в слабеющем разуме. «Он стал таким от одиночества? Возможно, его мозг отлично работает, он просто так давно ни с кем не говорил, что забыл, как общаться с людьми».

Она хотела посадить его рядом с собой и задать ему миллион вопросов, но она так долго ждала, она сможет подождать еще немного. Она сможет заслужить его доверие, научиться не смущать его, заставить его перейти на ее сторону.

Она прочитала часть судебного распоряжения, где говорилось о том, что выражение «Нация Партиалов» объявлялось знаком террористических симпатий. Ученикам не позволялось писать его или произносить в школьных кампусах, а те, кого застанут за изображением этих слов посредством граффити, подлежали судебному слушанию как субъекты, угрожающие государственной безопасности. Кира легонько взмахнула документом, привлекая внимание Афы.

— У вас здесь много о последних днях перед войной, — сказала она. — Вы так усердно работали, чтобы собрать все это. Вы знаете что-нибудь... — Она помедлила, гадая, осмелится ли спросить. Она хотела знать о Доверии, которое, по словам Сэмма, было частью правительства Партиалов, но девушка боялась, что если она просто выпалит свой вопрос, как сделала это с ПараДжен, то мужчина снова уйдет в себя. — У вас есть что-нибудь о самих Партиалах? О том, как организовано их общество?

— Это армия, — сказал Афа. — Они организованны, как армия.

Он был на полу, просматривал содержимое двух своих коробок. Каждый третий или четвертый документ вызывал на его лице хмурое выражение и оказывался в другой коробке.

— Да, — согласилась Кира. — Но я интересовалась командующими армии — генералами.

Вы знаете что-нибудь о том, где они находятся сейчас?

— Этот умер, — сказал Афа и, не отрываясь от своего занятия, показал Кире лист бумаги.

Девушка подошла к нему и аккуратно взяла документ. Это была статья из «Нью-Йорк Таймс», похожая на те, что она видела раньше, но распечатанная с интернет-сайта, а не вырезанная из настоящей газеты. Заголовок гласил: «Североатлантический флот затонул о Лоуэр-Бей».

Кира в удивлении подняла глаза.

— Они потопили флот Партиалов?

— У Партиалов не было военно-морского флота, — сказал Афа, все еще сортируя бумаги. — Это была человеческая флотилия, затопленная военно-воздушными силами Партиалов у самых берегов Бруклина. Это был самый масштабный военный удар за всю войну, возмездие за смерть генерала Крейга. О нем у меня тоже есть.

Афа протянул ей еще одну бумагу, и Кира схватила ее и впилась глазами в информацию.

— «Генерал Скотт Крейг, лидер партиалского восстания, бывший оратор движения за права Партиалов, был убит прошлой ночью в ходе рискованной человеческой диверсии...» Его убили мы?

— Это война.

— А затем они уничтожили целую флотилию. — Кира подсчитала количество упомянутых в статье кораблей той крупной группы, которая двигалась на север, чтобы атаковать штат Нью-Йорк, где наблюдалось сосредоточение сил Партиалов. На кораблях не хватало людей: многие члены команд стали жертвами чумы. — Двадцать кораблей, а они просто... убили каждого, кто был на борту.

— Это война, — снова произнес Афа, забирая у нее документы и возвращая их в коробку.

— Но это не было необходимым, — сказала Кира, следуя за мужчиной по комнате. — Партиалы не хотели никого убивать — вы сами сказали, что они не были злыми. Они хотели равенства, хотели жить нормальной жизнью, и они могли добиться этого, не прибегая к убийству тысяч людей, которые были на тех кораблях.

— Они убивали людей миллиардами, — сказал Афа.

— Вы точно это знаете? — требовательно спросила Кира. — У вас есть на этот счет документы, статьи и все остальное? У вас есть что-нибудь насчет РМ? Информация о том, откуда взялся этот вирус?

— Я последний человек на планете, — громко сказал Афа, ускоряя шаг, чтобы оставаться впереди Киры, и девушка поняла, что почти кричала на него. Она отпрянула, заставляя себя успокоиться. У него должно было быть что-то по поводу вируса, но она никогда не сможет найти это без его помощи. Ей нужно успокоить его и самой оставаться спокойной.

— Простите меня, — сказала она. — Простите, что я повысила голос. Мне очень... — Она глубоко вздохнула, собираясь с мыслями. — Я ищу ответы на некоторые очень важные вопросы, и они у вас, и это излишне возбудило меня.

— Вы все еще настоящая, — произнес он, отступая в угол. — Вы все еще здесь.

— Я здесь, и я ваш друг, — тихо сказала она. — Вы совершили потрясающую вещь — вы собрали здесь всю информацию, которая мне нужна. Но я не знаю вашей системы, не знаю, как вы организовали сведения. Пожалуйста, вы поможете мне найти то, что я ищу?

Голос Афы был тих.

— У меня есть все, — сказал он, кивая головой. — У меня есть почти все.

— Вы можете сказать мне, кто создал РМ?

Она сжала кулаки, заставляя себя сдерживать громкость голоса и его агрессивность.

— Это легко, — сказал Афа. — Это было Доверие.

— Да, — произнесла Кира, с готовность кивая. — Доверие, продолжайте. Доверие — это командование Партиалов, генералы, адмиралы и прочие люди, которые принимают решения, верно? Вы говорите, что это они создали РМ?

Это полностью противоречило тому, что говорил ей Сэмм. Он настаивал, что Партиалы никак не были связаны с вирусом, но Кира давно начала подозревать, что это было ложью — ложью не Сэмма, но его командования, которое сообщило ему эту информацию. Если лекарство от РМ заключалось в дыхании Партиалов, вырабатывалось их организмами, то нельзя было отрицать связь между Партиалами и болезнью. Выяснить, что это они создали вирус и выпустили его, было первым и самым легким шагом.

И все же Афа отрицательно затряс головой.

— Нет, — сказал он. — Доверие — это не командование Партиалов, это даже не Партиалы.

Это ученые, которые создали Партиалов.

От изумления у Киры отвисла челюсть.

— Ученые? ПараДжен? Люди?

Слова с трудом покидали ее глотку.

Афа кивнул.

— Генералы Партиалов все еще подчиняются Доверию. Я не знаю, почему. Вот кто отдает им приказания.

— Доверие, — сказала Кира, заставляя себя произнести это слово. — Доверие создало РМ.

Афа снова кивнул. Движения его головы не прекращались, все его тело медленно закачалось.

— Значит, человеческую расу уничтожили... люди. — Девушка попыталась нащупать стул, поняла, что все они были завалены коробками с бумагами, и тяжело опустилась на пол. — Но... зачем?

— Я знаю все, — сказала Афа, все еще покачиваясь туда-сюда. — Я знаю почти все.

 

Глава 12

Кира уставилась на Афу.

— Что вы имеете в виду, говоря, что знаете почти все?

— Нельзя знать всего.

— Я понимаю, — сказала Кира, стараясь не позволить себе вспылить. — Я понимаю, что вы не можете знать всего, но здесь у вас так много информации. — Она вытянула из ближайшей коробки стопку бумаг и потрясла ими, крепко зажав их в кулаке. — В этой комнате у вас сотни коробок, не говоря уже обо всем здании. У вас документы в каждом помещении, ящики в каждом коридоре, в комнате, где мы вчера ужинали, у вас по меньшей мере двадцать исправных компьютеров. Как может так быть, что у вас есть так много — полная история Партиалов — но нет ничего о тех людях, кто создал их?

— У меня есть фрагменты, — сказал Афа, поднимая руку вверх. Он прошел своей странной походкой из угла комнаты к ближайшей двери. — У меня есть офрагменты в рюкзаке, и он всегда должен быть при мне. — Он побежал вглубь холла, крича через плечо, и Кира последовала за ним, держась позади. — Рюкзак всегда должен быть при мне. В нем всё.

Кира догнала его в столовой, переделанной в компьютерную лабораторию, в которой они вчера вечером ели фруктовый коктейль.

Афа присел перед своим массивным рюкзаком и расстегнул молнию. Показались толстые пачки бумаг.

— Так вот что в рюкзаке? — спросила Кира. — Еще бумаги?

— Самые важные документы, — сказал Афа, кивая. — Все ключи к истории, основная ее последовательность, главные игроки. — Он молниеносно перелистывал бумаги, его пальцы, несомненно, были знакомы с этими листами. — И самым крупным игроком из всех было Доверие.

— Он вытащил тонкую коричневую папку и хвастливо размахивая ею в воздухе, повторил. — Доверие.

Кира робко взяла ее, будто дотрагиваясь до ребенка в роддоме. Папка была тонкой — в ней было не более двадцати-тридцати листов — и выглядела жалкой рядом с огромной кучей бумаг, вываливающихся из переполненного рюкзака. Девушка открыла папку и увидела, что первый лист представлял собой распечатку электронного письма, обрамленного множеством непонятных символов. В начале страницы было имя, увидеть которое она даже не надеялась.

Армин Дхурвасула.

Армин.

Её отец.

Электронное письмо было датировано 28-м ноября 2051 года, список получателей был неразборчивым — еще одной строчкой случайных символов. Кира читала его, затаив дыхание:

— «Итак, информация официальная. Правительство опубликовало заказ на двести пятьдесят тысяч биосинтов 3-ей модели. Мы создаем армию, которая уничтожит мир». — Она посмотрела на Афу. — Он знал?

— Продолжайте читать.

Он немного пришел в себя, как будто знакомая тема освежила его разум.

— «Четверть миллиона солдат, — продолжила она. — Вы представляете, насколько это абсурдно? Это небольшой город совершенно новых существ, технически не людей, но все же разумных, с самосознанием, способных чувствовать. Одно дело — создать несколько тысяч Сторожевых псов, но это — новый человеческий вид».

Это были его слова, слова ее отца. Читая эти строки, Кира боролась с желанием расплакаться.

— «Правительство, и даже наш совет директоров, говорит о них как о собственности, но не так будут видеть их большинство людей, не так будут воспринимать себя они сами. В лучшем случае мы вернемся к беспределу «частичных людей» и к человеческому рабству. В худшем, люди окажутся устаревшим видом».

Кира покачала головой, неотрывно глядя на лист.

— Откуда он знал все это? Как он мог, столько зная, не сделать ничего, чтобы это остановить?

— Продолжайте читать, — снова сказал Афа, и Кира проглотила слезы.

— «Я не знаю, чем все закончится, но понимаю, что сейчас остановить это мы не в силах.

Механизм запущен, технологии утверждены — Майклз и остальной совет могут принять решение как с нами, так и без нас. Мы не можем это остановить, но должны сделать что-то, чтобы подправить ситуацию. Я не хочу больше ничего говорить, даже на зашифрованном сервере.

Встречаемся сегодня в девять вечера в здании «С». В моем офисе.

Первое, что мы должны сделать, — это разобраться, кто заслуживает доверия».

Кира замолчала, читая и перечитывая электронное письмо, пока слова не стали расплывчатыми и не потеряли смысл. Она покачала головой.

— Я не понимаю.

— Это происхождение названия, — произнес Афа, вставая и указывая на последнее предложение. — Он сказал, что им нужно понять, кто заслуживает доверия. Из того, что я смог выделить, можно заключить, что той ночью на секретном собрании сформировали группу и начали использовать «Доверие» как ее кодовое название.

— Он сказал, что они собирались что-то подправить, — произнесла Кира. — Что это значит?

Они пытались изменить касающиеся Партиалов планы? Или самих Партиалов?

— Я не знаю, — сказал Афа, забирая у нее папку. Он сел и начал раскладывать бумаги на полу. — Все, что они делали, было закодировано — в этом и заключена вся эта абракадабра здесь и внизу. Я разобрал столько, сколько смог, но они были очень осторожны. — Он осторожно положил перед собой еще одну распечатку. — Вот это следующий документ, хоть в нем и немного. Полагаю, что это шифр, но не компьютерный, иначе я смог бы его взломать. Они разработали пароли и кодовые слова, чтобы их разговоры оставались тайной для руководства.

Кира села перед мужчиной и развернула бумагу к себе. Это было еще одно электронное письмо от ее отца, но в нем говорилось о парковках компании. Афа обвел некоторые слова кружочком: «Доверие». «Параллель». «Предохранитель».

— А что это значит?

— Я почти уверен, что «Параллелью» назывался их план, — сказал Афа. — Тот, который они начали разрабатывать той ночью. Или, возможно, это был второй план, который должен был сопутствовать первому. Насчет «Предохранителя» я не уверен. Иногда кажется, будто они пытались создать что-то вроде «предохранителя», иногда — будто работали, чтобы ему противостоять. Я не могу понять, о чем же это.

— Так о чем это письмо?

Афа забрал его из ее рук, прикоснулся к некоторым отмеченным словам.

— Если я расшифровал их коды правильно, то здесь говорится, что план начали приводить в исполнение и сейчас ведется работа над «Предохранителем». До следующей встречи им надо залечь на дно. — Он пожал плечами. — Больше ничего я определить не могу. Я последний живой человек.

Кира кивнула, поняв по последней фразе, что мгновения ясности сознания подходят к концу.

Через несколько минут Афа вернется к своей старой, бормочущей сущности. Она постаралась настоять на своем, желая узнать как можно больше перед тем, как он ускользнет.

— Где вы это нашли?

— Я выудил это из сети. Письмо было зашифровано, но я знал б ольшую часть кодов.

— Потому что работали в ПараДжен.

Девушка задержала дыхание, молясь, что мужчина не замкнется в себе при этом упоминании. Он замер, тупо уставившись в пустоту, и Кира в отчаянии сжала пальцы в кулак.

— Я был директором по ИТ в манхэттенском офисе, — произнес он, и Кира с облегчением выдохнула. — Я годами наблюдал, как это росло, как складывалось по кусочкам. Я не знал, к чему это приведет. Не знал, как далеко зайдет.

— Вы нашли это в компьютерах из офиса, — сказала Кира, осматривая ряды компьютерных драйверов, которыми была заставлена столовая. — Есть способ извлечь из них остальное?

— Информация не в компьютерах, — сказал Афа, качая головой, — она в облаках. — Он тут же поправился, но Кира заметила еще одну прореху в его сознании. — В «облаке». В сети. Вы знаете, как устроено «облако»?

— Расскажите.

— Оно не просто в небе, — сказал он. — Каждая крупинка информации хранится где-то в каком-то компьютере — в маленьком, как эти, или в большом, который называется сервером. Это как муравьиная ферма. У вас в детстве была эта игрушка — муравьиная ферма?

— Нет, — сказала Кира, жестом руки указывая ему продолжать. — Расскажите мне об этом.

— Это как система комнат и дорог, соединяющих их. Можно создать что-то на одном устройстве, а на остальных это тоже будет видно, потому что информация путешествует по этим маленьким дорогам. К каждому устройству ведет «дорожка». Но теперь «облако» рухнуло.

Он опустил взгляд на бумаги и, будто заметив их первый раз, начал собирать. Мужчина слишком долго молчал, и Кира решилась заговорить, чтобы вернуть его к реальности.

— Если информация в «облаке», то как его вернуть?

— Этого нельзя сделать, — сказал он все еще звучным голосом — все еще голосом настоящего. — Оно навсегда погибло вместе с энергосистемой. «Облако» функционирует только в том случае, если функционирует каждая его составляющая — каждый компьютер, начиная от этого и заканчивая тем, с которым ты хочешь связаться, это как звенья цепи. И когда энергосистема рухнула, «облако» рухнуло вместе с ней. Все «дорожки» были засыпаны, и «комнатки» больше не сообщаются друг с другом.

— Но ведь «комнатки» никуда не делись, — сказала Кира. — Информация все еще существует где-то на одном из компьютеров и ждет, пока мы включим его. Если мы найдем нужный компьютер и подключим его к генератору, вы сможете извлечь информацию, верно? Вы знаете систему файлов, систему кодов и все остальное?

— Я знаю все, — сказал Афа. — Почти все.

— Тогда где сервер ПараДжен? — требовательно спросила Кира. — Где-то здесь? Или в офисном здании? Давайте отправимся за ним — я могу отправиться за ним прямо сейчас. Только скажите мне, как его найти.

Афа покачал головой.

— Манхэттенский офис был лишь по финансовой части. Нужный нам сервер слишком далеко.

— В дебрях? — спросила она. — Послушайте, Афа, я могу отправиться в дебри, если понадобится. Нужно найти остальные документы.

— Я не могу этого сделать, — сказал он, прижимая к себе папку и уставившись в пол. — Я последний живой человек. Я должен хранить эти документы.

— Сначала их нужно найти, — сказала Кира. — Скажите мне, где они.

— Я последний человек...

— Я здесь, Афа, — сказала Кира, пытаясь вернуть мужчине ясность сознания. — Мы можем сделать это вместе. Вы не один. Только скажите мне, где сервер.

— В Денвере, — сказал Афа. — На другом краю континента. — Он снова опустил взгляд. — Ничего не изменилось бы, будь он даже на краю света.

— ...Проходим зону высадки...

Голос прорывался через треск статического электричества, будто дышащий кит, лишь на мгновение возникающий на поверхности перед тем, как снова уйти в бездну. Белый шум снова наполнил комнату, дюжина разных сигналов, перекрывающих и взаимодействующих друг с другом, обрушилась на уши Киры. Афа совершенно замкнулся в себе, будучи сильно напуганным всем услышанном, или тем, что все это могло значить, чтобы думать о чем-либо важном.

Кира отвела его к складу пропитания и сделала ему фруктовый коктейль, надеясь, что это успокоит мужчину, а затем оставила его одного.

Некоторое время она просматривала его записи, отчаянно пытаясь найти то, что ей было нужно, но без указаний Афы систему его файлов постичь было невозможно. В какой-то момент поисков звук статики привел ее в радиостудию, и Кира стала беспомощно слушать шепот безликих голосов. На пульте зелеными звездочками горели лампочки, сотни кнопок, цифровых дисков и рычажков расположились перед девушкой. Она их не трогала.

Она слушала.

— ...в роте В. Запрещается... пока не получат. .

— ...приказы от Тримбл. Это не для...

— ...везде! Сообщите им, что мне все равно...

Последний голос был человеческим. Кира умела различать человеческую и партиалскую радиосвязь, хоть это и не было особенно сложно: в разговорах Партиалы придерживались профессиональной лексики, были более сдержаны и неэмоциональны. Не то чтобы они ничего не чувствовали, они лишь не привыкли выражать свои эмоции вербально. Линк переносил их ощущения посредством химических соединений, а радиосвязь была слишком официальной, чтобы в ней нужно было передавать эмоции. Она была прагматичной даже на поле боя. А сражений было много.

Партиалы напали на Лонг-Айленд.

В сообщениях людей слышалось что-то отчаянное, напуганное, и это сначала сбило Киру с толку, ведь информация доходила до нее крошечными фрагментами, лишенными смысла и содержания. Люди Лонг-Айленда находились в напряжении и в ужасе, но девушка не могла разобрать причину. Вскоре фоном сообщений стала стрельба — послышались слишком знакомые ей хлопки и грохот, возвещающие, что за спинами говорящих свистали пули. Снова Голос? Еще одна гражданская война?

Чем больше она слушала, тем более очевидным все становилось: Партиалы. Они начали упоминать местные ориентиры, которые она знала, — города Лонг-Айленда, — и их порядок говорил о том, что началось неустанное продвижение от Северного Побережья к Ист-Мидоу.

А Кира могла лишь слушать.

Она снова подумала об Афе, о том, что можно сделать, чтобы вернуть ему психическое здоровье. Если поразмыслить, то его частые уходы в себя были логичными: со времени Раскола он двенадцать лет провел в одиночестве, и, возможно, только притворяясь, что он все еще один, он мог успокоиться. Эта ирония заставила Киру рассмеяться: вот мужчина, владеющий нужной ей информацией, но он настолько потерян, безумен, что не может даже говорить об этом. Голоса стали угасать, обволакивая Киру.

— ...больше территории, вернуться к...

— ...прошлой ночью на ферме, мы не учли...

— ...подкрепление. Сато ко мне...

Кира удивленно распахнула глаза, услышанное имя буквально выдернуло ее из состояния мечтательности. «Сато? Говорят о Гару? — Когда Кира покидала Ист-Мидоу, он был отстранен от службы, с позором уволен из состава вооруженных сил из-за его роли в похищении Сэмма. — Неужели его восстановили в звании? Или говорят о каком-нибудь его однофамильце? О Господи, только бы не о Мэдисон или Арвен. Если они попали в неприятности...» Кира не знала, что и думать.

Она поглядела на пульт управления, который представлял собой не одиночное устройство, а целую систему найденных в разных местах приемопередатчиков; все они были соединены проводами, кабелями и изолентой. Основой всего этого была старая радиостанция, но Афа, очевидно, в корне переделал ее. Было слишком темно, чтобы ясно различать детали, и Кира, для начала попробовав включить карманный фонарик, с досадой подошла к окну.

Афа затемнил окна старым картоном и фанерой, и Кира оторвала одну из этих панелей, после чего в комнату ворвался свет. Девушка бегом вернулась к радиопульту и стала внимательно его изучать, пытаясь понять, от кого из множества говорящих пришло последнее сообщение. Кто сказал «Сато»?

Было невозможно сказать с уверенностью, но она остановилась на двух предполагаемых устройствах. Судя по всему, системы контроля в некотором роде группировались вокруг динамика, к которому они относились, и Кира искала среди кнопок какую-нибудь, какая показалась бы ей знакомой. Разумеется, раньше она пользовалась радио — маленькими переносными рациями, без которых не обходился рейд по сбору имущества, но те устройства устроены были очень просто: они состояли лишь из регулятора громкости и переключателя каналов. Но чем бы не были усложнены системы, которые сейчас были перед ней, в них должны были быть те же базовые компоненты, верно? Кира обнаружила на приемнике, из которого, по ее мнению, прозвучало упоминание имени Сато, ручку, вероятно являющуюся переключателем частот, и стала осторожно ее поворачивать. Из динамика продолжал литься белый шум, прерываемый время от времени обрывками фраз из других приемников. Кира наклонилась ближе к динамику, сосредоточившись на звуке и игнорируя все остальное.

— ...еще не пересекли, повторяю, третий...

Партиалы. Кира убрала руку от переключателя и передвинулась к следующему динамику, принимающему сигналы.

Радиосигнал был утонченной вещью, беззвучным, невидимым голосом, летящим по небу.

Чтобы точно уловить его, нужно было настроить приемник на верную частоту и при достаточном количестве энергии и идеальных погодных условиях надеяться, что у передающего радио окажется достаточно мощности. Даже размер и форма антенны могли иметь значение. Найти тот одинокий, слабый сигнал во всей этой трескотне было...

— ...сержант, немедленно поднимитесь на холм, необходимо огневое прикрытие на правом фланге. Прием.

— Есть, сэр, выходим. Прием.

Это был голос Гару.

— Да! — выкрикнула Кира, вскинув кулак в воздух. Сигнал все еще был слаб — говорящие, вероятно, использовали переносные рации, подобные тем, на которых училась девушка; мощности этих устройств не хватало, чтобы передавать сигнал на такие большие расстояния. «Они, должно быть, близко, — подумала Кира, — к западу от Лонг-Айленда. Военная база в Бруклине?»

Неужели Партиалы атаковали это место первым? Кира попыталась вспомнить, что узнала о тактике Партиалов на уроках истории, гадая, что могло означать подобное вторжение. Рейды по Северному Побережью были одним делом, но если теперь Партиалы начали уничтожать армейские штабы, то это было подготовкой к полномасштабной атаке. Обезвредить защитные укрепления — и затем беспрепятственно занять остров. Кира внимательно прислушивалась ко всему, что говорило отделение Гару, затем продолжила переключать частоты, прослушивая отрывки переговоров Партиалы, пока, наконец, один из них не привлек ее внимание.

— ...на холм. Снайперы на изготовку.

Кира замерла. Это было сообщение Партиалов, раздалось оно из другого динамика. Все приказы Партиалов исходили из разных приемников, даже те, которые произносил одни и тот же голос, находившийся в одном месте. Они постоянно изменяли свои частоты, чтобы никто не мог подслушать их разговоры, но они не учли параноидальную пресыщенность оборудованием студии Афы. Кира могла слышать все. Партиалы знали, куда направлялось подразделение Гару, и готовили засаду. И только Кире было об этом известно.

Кира потянулась к микрофону, но не обнаружила ни одного — ни ручных, ни спускающихся с потолка, никаких. Она поглядела под пультом, затем заглянула за него. И снова ничего. Как будто Афа специально их удалил, что, как с яростью подумала Кира, было вполне возможно. Мужчина не пытался ни с кем связаться, он только слушал. Собирал информацию.

— ...почти на вершине, здесь на побережье все чисто... — Снова голос Гару. Кира громко выругалась — это был наполовину крик, наполовину стон отчаяния — и бросилась на колени к стопке коробок в углу, стала переворачивать их содержимое в поисках микрофона. Первая коробка оказалась пустой, и девушка отбросила ее в сторону. Во второй были провода — огромная путаница толстых кабелей, — которые Кира выбросила наружу, и, как только определила, что и здесь микрофона нет, откинула все еще не освободившуюся от своих пут коробку за спину. «Я должна предупредить его». Третья коробка была заполнена динамиками, штепсельными вилками и справочниками; четвертая и пятая хранили в себе старые приемопередатчики, полуразобранные на детали. Сзади динамики разразились стрельбой, криками и взрывами оглушающей статики, и Кира, которая как раз просмотрела последнюю коробку и нашла в ней только еще больше проводов, заплакала.

— ...мы под огнем! — кричал Гару. — В нас стреляют с вершины! Я потерял Мёрти и...

Со щелчком и воем статики сигнал пропал, и Кира рухнула на пол.

— Сато! Сержант Сато! Как слышите меня? — В студии раздался голос командующего людей, нечеткий из-за прерывающегося сигнала.

Кира покачала головой, представляя себе Мэдисон и Арвен, одна из которых сейчас овдовела, а другая — осиротела. На самом деле, ничего нового в этом не было — в Ист-Мидоу все уже давно стали сиротами, — но здесь и заключалась проблема. Семья Сато была уникальной, первой вступившей в новое поколение: спустя одиннадцать долгих лет наконец появилась настоящая семья. Она олицетворяла надежду. Потеряв это — услышав, как это произошло, — Кира почувствовала, как у нее разбилось сердце. Она рыдала, лежа на полу, с такой силой сжимая в руках отброшенные ею ранее кабеля, будто они могли утешить ее, защитить, как-то помочь.

Девушка всхлипнула и вытерла нос.

«На это у меня нет времени».

Кира пыталась понять, что делать с информацией, которую она уже обнаружила. Одно было ясно: до того, как сформулировать следующий шаг, ей придется получить больше сведений из записей Афы. Но теперь всем, кого она пыталась спасти, угрожала опасность. Если люди и Партиалы поубивают друг друга до того, как она найдет ответы...

Она заставила себя подняться на ноги, стряхнула путы кабелей. Радиопульт был устроен хаотично, но с ним можно было разобраться. Кира могла определить, какие кнопки к чему относились, какие регуляторы управляли определенными динамиками. Где-то на крыше находилось сборище антенн, подключенных и готовых к использованию; здесь, внизу, на разные частоты были настроены дюжины приемопередатчиков. С таким оборудованием ей были доступны все радиосигналы в радиусе тысячи миль — и даже больше, если в распоряжении Афы действительно было столько энергии, как он заявлял. А как только она найдет микрофон — не если, а когда, — то сможет связаться с домом. В здании должны быть старые микрофоны, а если Афа их все уничтожил, то оставались магазины электроники и стереосистем. Где-нибудь обязательно найдется нужное ей устройство.

Она отыщет его. И использует.

— Мне нужен микрофон.

Афа не был готов к еще одному противостоянию, но времени у Киры не было: люди умирали и она должна была помочь им. Крупный мужчина копался в своих запасах продовольствия, близоруко вглядываясь в полки с банками.

— Я ни с кем не разговариваю, — сказал он. — Я только слушаю.

— Я знаю это, — ответила Кира, — но мне нужно. Партиалы напали на Лонг-Айленд, а у меня остались там друзья. Мне нужно помочь им.

— Я не помогаю Партиалам...

— Я пытаюсь помочь людям, — настаивала Кира.

Кира запустила руку в свои волосы, почувствовав, насколько она устала и вымоталась. Она разрывалась на части даже по такому, казалось бы, простому вопросу: она не хотела, чтобы люди вымерли, однако исчезновения Партиалов она тоже на желала. Ее целью было сохранить оба вида, но теперь, когда начались открытые боевые действия, что она могла поделать?

— Если у меня будет микрофон, то через эту аппаратуру я смогу отправлять им дезинформацию, заставляя всех нарезать круги в погоне друг за другом. Быть может, потом придумаю что-то получше.

Афа нашел банку тушеных бобов и направился к двери.

— Вы не можете помогать людям. Я последний, кто остался...

— Нет, вы не последний! — громко прервала его Кира, вставая на его пути. Афа был больше чем на голову выше ее, и втрое тяжелее, однако он отскочил от нее, будто воздушный шарик, из которого откачали часть воздуха: взгляд направлен вниз, подбородок опущен, плечи сгорблены.

Казалось, он ожидал от Киры удара. Она чуть смягчила голос, но осталась такой-же решительной:

— На Лонг-Айленде проживают тридцать пять тысяч человек, Афа, тридцать пять. И всем им нужна наша помощь, нужны ваши знания. Всё, что вы смогли собрать, им бы очень пригодилось.

Они пытаются излечить РМ, почти ничего о нем не зная, а вам столько всего известно. Насколько я могу судить, где-то находится ключ для производства лекарства от РМ, тайна «срока годности» Партиалов, способ предотвратить войну. Выжило целое людское сообщество, Афа, и они нуждаются в ваших сведениях. — Она твердо посмотрела на него. — Они нуждаются в вас.

Афа чуть не упал, запутавшись в своих же ногах, потом резко повернулся и поковылял в глубь хранилища, намереваясь обойти стеллаж с банками консервов и выйти через следующий проход. Кира тяжело вздохнула и снова стала перед Афой:

— Где находятся микрофоны?

Афа опять остановился, нервно уставившись в пол, затем развернулся и отступил назад.

Кира осталась стоять у двери, зная, что ему неизбежно придется миновать ее.

— Вы не сможете прятаться вечно, — сказала она. — И я имею ввиду не только эту комнату, а весь мир в целом. Мы должны двигаться вперед или назад, что-то делать. Вы собрали всю эту информацию, и вы могли бы показать ее кому-нибудь. Давайте так и сделаем.

— Некому ее показывать, — откуда-то из-за стеллажей с консервами и куч коробок раздался голос Афы. — Я последний выживший человек.

— Знаете, о чем я подумала? — спросила Кира, еще больше смягчив голос. — Я думаю, что причиной того, что вы настаиваете на этом, является ваш страх встречаться с кем-либо. Если все люди мертвы, значит, не с кем говорить, некому помогать и некого разочаровывать.

Теперь он находился в окутанной тенью задней части комнаты.

— Я последний, кто остался.

— Вы последний директор по ИТ, — сказала Кира. — По крайней мере из всех, кого я знаю.

Учитывая все, что вызнаете о компьютерах, сети, радио и солнечных панелях, вы как гений, Афа, и я говорю серьезно. Вы и есть гений. Вы так много времени провели в одиночестве, но этому наконец может настать конец. Вы ведь поможете мне, правда? Вы говорили со мной, я совсем не страшная.

— Нет, вы страшная.

— Простите, — сказала девушка. — Я не специально. Но вам нужно преодолеть это. От чего вы прячетесь, Афа? Чего вы боитесь?

Какое-то время Афа молча смотрел в пустоту, а затем шепотом ответил. Голос его был хриплым от многих лет боли и страха.

— Конца света.

— Он уже наступил, — произнесла Кира. — Эта катастрофа уже прошла. — Она сделала шаг вперед, медленно приближаясь к мужчине. — Мы отмечаем это в Ист-Мидоу — не день конца, но день начала. Восстановления. Старый мир мертв, его больше нет; я знаю, для вас это куда тяжелее, чем для меня. Я едва знала тот мир. — Она подошла еще ближе. — Но есть мир вокруг нас. Он так много может подарить нам, но ему так нужна наша помощь. Отпустите старый мир и помогите нам построить новый.

Его лицо было скрыто тенью.

— Так они и говорили в электронных письмах.

— Кто?

— Доверие. — Теперь его голос изменился, стал не беспорядочной чепухой смятения и даже не светлым окном разума, но отдаленным, почти мертвым шепотом — будто сама земля говорила его устами. — Дхурвасула, и Риссдал, и Тримбл, и все остальные. Они знали, что строят новый мир и что для этого они уничтожили старый. Они сделали это специально.

— Но почему? — настаивала Кира. — Зачем всех убивать? Зачем заключать единственное лекарство в Партиалах? Зачем на последнем этапе связывать людей с Партиалами? Почему они оставили нам столько вопросов?

— Я не знаю, — тихо сказал он. — Я пытался понять, но у меня ничего не вышло.

— Тогда давайте разберемся вместе, — предложила Кира. — Но для начала мы должны им помочь. — Девушка помедлила, вспоминая слова мистера Мкеле, слова, которые показались ей когда-то такими необоснованными. Теперь она повторила их для Афы, удивляясь, насколько изменилось ее положение. — Человечеству нужно будущее, и мы должны сражаться за него, но мы не сможем ничего добиться, если не спасем человечество сейчас. — Она положила ладонь на его руку. — Помогите мне найти микрофон, и тогда мы сможем позаботиться, чтобы остался кто-то, кому нужны будут эти ответы.

Афа с тревогой смотрел на ее; в темноте он казался маленьким и хрупким.

— Вы человек? — спросил он.

Кира почувствовала, как слова застряли в ее горле, а сердце подпрыгнуло в груди. Что он хотел услышать? Поможет ли он ей, если она скажет, что человек? Вдруг любой другой ответ снова загонит его под панцирь?

Она покачала головой. Ему нужно было услышать правду. Она помедлила, глубоко вздохнула, сжала кулаки, чтобы набраться мужества. Она еще никогда не произносила это вслух, даже наедине с собой. Наконец девушка заставила себя говорить.

— Я Партиал. — Слова показались ей истиной и ложью, запрещенными и ужасными, и в то же время чудесными. То, что она наконец произнесла правду, извлекла ее из груди, принесло ей чувство свободы, но от природы самой правды девушка содрогнулась. Ей казалось, что неправильно было говорить так, но она тут же ощутила вину за то, что устыдилась своей природы.

Больше этого не повторится. — Но я отдала всю свою жизнь, пожертвовала всем, чтобы спасти человеческую расу. — Ее губы раздвинулись тонкой улыбкой, и она почти рассмеялась. — Мы с вами — единственная надежда, которая для нее осталась.

Афа поставил банку с бобами на стол, затем снова поднял ее, потом опять отставил. Сделал шаг, остановился и кивнул.

— Хорошо. Идите за мной.

 

Глава 13

Маркус находился в укрытии за полуразрушенной стеной из шлакоблоков — остатков старого гаража, как он полагал. Через пролом видна была стоящая внутри машина со скелетом, все еще находившимся за рулем. Маркус попытался понять, почему этот человек умер здесь, сидя в машине, в закрытом гараже, однако теперь трудно было сделать какие-либо выводы. Если Партиалы обнаружат его патруль, то Маркус будет мертв так же, как и этот скелет.

— Нам не хватит сил защитить фермы, — произнес рядовой Кантона. Сказано это было шепотом, притом он не отводил взгляда от леса. Маркус уже начинал ненавидеть его, однако нельзя было отрицать, что Кантона был отличным солдатом. — Или фермеров.

— Мы не отступим, — прошипел Гару. От стал командиром отряда после смерти Грант. Он оглянулся на четверых фермеров, прятавшихся за спинами солдат — двоих мужчин и двух женщин, в глазах которых читалась паника и испуг. — Насколько я могу судить, Партиалы захватывают всех, до кого дотягиваются их руки. Нам приказано защищать людей, именно этим мы и будем заниматься на протяжении всего пути назад в Ист-Мидоу.

— Мы должны защищать гражданских, — сказал Кантона. — Это была исправительная ферма. Как знать, может, эти четверо являются осужденными преступниками.

— Если они нужны Партиалам, — сказал Гару, — то я умру, но не допущу их пленения.

Маркус поглядел на фермеров, у которых было три винтовки на четверых. Казалось маловероятным, чтобы заключенные имели доступ к какому-либо оружию, но что можно было сказать теперь, когда на них надвигалась армия Партиалов? «Я бы их всех вооружил, — подумал Маркус, — и стал бы надеяться на лучшее. Когда твой враг — Партиалы, каждый человек — друг».

— Из-за них нас убьют, — сказал Кантона. Их подразделение, в котором когда-то было двадцать солдат, теперь уменьшилось до семерых военных и этих фермеров. Половину они потеряли, когда были атакованы из засады, а остальных — по мере отступления, которое представляло собой гонку через лес с единой целью — оставаться впереди захватчиков. — Они не задерживают нас, — продолжил Кантона. — Проблема не в этом, а в том, что они производят слишком много шума. Они не знают, как прятаться.

Лица фермеров были опаленными солнцем и усталыми, но Маркус видел, как побледнела их кожа, пока эти люди слушали спор солдат, решающих их судьбу. Маркус покачал головой и вмешался в разговор.

— Они умеют делать это лучше, чем я.

— Я не вышвырну врача.

— Но он прав, — сказал Гару. — Когда с нами Маркус, шума достаточно, чтобы выдать нас, и тогда все равно, сколько с нами гражданских.

— Ну, со мной не так все плохо, — вставил Маркус.

— Это в любом случае не важно, — произнес Гару. — Если враг не услышал, как мы разговариваем, то пока мы в безопасности — становится темно, и у Партиалов нет причины охотиться за группой вооруженных солдат, которые могли залечь в засаду. Более чем вероятно, что они отступили, перегруппировались и, могу поспорить, сейчас на пути к следующей ферме.

— Тогда нам больше не нужно их защищать, — сказал Кантона, снова указывая на фермеров.

— Мы в любом случае оставляем их, направив к Ист-Мидоу, и пытаемся воссоединиться с нашими.

— Я не могу связаться с ними по рации, — сказал Гару. — Нам не с кем воссоединяться.

Один из солдат, крупный мужчина по имени Хартли, поднял ладонь, и все замолкли. С этим знаком все уже давно свыклись, и Маркус стал внимательно вслушиваться, крепко сжимая в руках винтовку. У Партиалов были более чувствительные органы восприятия — более острые слух и зрение, — поэтому они могли засечь группу Маркуса с гораздо более дальнего расстояния, но в таком густом лесу, как этот, для нападения врагу нужно было подобраться поближе, и тогда люди иногда могли его услышать.

И все же Маркус и остальные не могли сравниться с подразделением Партиалов; до сих пор они смогли убить только тех врагов, что были отвлечены более крупными силами. Группа бежала, просто и понятно, и от прежней их численности осталась только часть.

Прислушиваясь, они сидели в тишине, держа винтовки наготове. Лес уставился на них в ответ, неподвижный, как могила.

Маркус услышал, как один из наблюдателей внезапно выругался и прокричал первых несколько слогов предупреждения, а затем, отбившись от стены, к его ногам упал маленький черный диск. Маркус опустил взгляд и успел увидеть, как диск взорвался вспышкой света, и внезапно весь патруль начал кричать.

Постанывая от пульсирующей боли, Маркус зажмурил глаза; перед его взором плясали ярко-белые огни. Раздались звуки выстрелов. Выкрикивал приказы Гару. Люди кричали и вопили.

Маркус почувствовал, как на его руки плеснуло горячей жидкостью, и пригнулся, прячась за стеной. На него упало чье-то тело, и он отполз назад. Дыхание его было прерывистым от ужаса. К тому времени как зрение Маркуса прояснилось, схватка окончилась.

Над ним стояла с винтовкой в руках Сенатор Делароса. Она была одета в плотный плащ с капюшоном.

Маркус попытался сосредоточиться.

— Как?

— Вам повезло, что их было только двое, — сказала Делароса. — И что мы застали их врасплох. — Ее лицо помрачнело. — И что у нас была такая хорошая приманка.

— Двое кого?

— Двое Партиалов, — сказал Гару. Он тряс головой, похлопывая ладонью по уху, будто в нем звенело. — И не называйте нас приманкой.

— Не знаю, как вас еще называть, — сказала Делароса, переворачивая одно из лежащих на земле тел ногой. Маркус увидел, что среди них были тела солдат, кого-то в плаще, подобном плащу Деларосы, и двоих неподвижных Партиалов в серой броне, которую ни с чем нельзя было спутать. Тот, что был под ступней Деларосы, застонал, и она выстрелила в него еще раз. — Вы производите столько шума, что привлекаете каждый патруль Партиалов в радиусе нескольких миль.

— Вы использовали нас как наживку! — повторил Гару, изо всех сил пытаясь подняться. Что бы ни вывело его из строя, действие этого еще продолжалось. — Вы знали, что они здесь? Как долго вы за нами наблюдали?

— Достаточно долго, чтобы быть наготове к тому времени, как вас обнаружили, — сказала Делароса. — Мы знали, что в определенный момент вы привлечете внимание патруля, поэтому залегли поблизости и стали ждать. — Женщина опустилась на колени у тела и быстро сняла с него полезное обмундирование: броню, неиспользованные боеприпасы, несколько обойм, пристегнутых к груди и плечам убитого. Не отрываясь от работы, она обернулась и кивнула на черный диск, что лежал на земле у ног Маркуса. — Это светошумовая граната. Враг думал, что вывел вас из строя, поэтому расслабился.

Маркус попытался встать на ноги, но обнаружил, что, как и Гару, не мог поддерживать равновесие. Для опоры он схватился за шлакоблочную стену. Когда Маркус шевельнулся, рядом с ним на землю сполз солдат, на лице которого Маркус увидел дыру от пули.

— Вам следовало предупредить нас.

Делароса сложила снаряжение первого Партиала в аккуратную кучку и начала снимать с трупа бронежилет.

— Вас нашли бы в любом случае. Но в данной ситуации враг не знал о нашем присутствии до тех пор, пока не стало слишком поздно.

— Мы могли бы залечь в засаду, — сказал Гару. Он огляделся, оценивая ситуацию, и Маркус сделал то же: погибли три солдата-человека и один из отряда Деларосы. Позади у деревьев стояли на вахте еще как минимум двое. — Тогда мы были бы наготове и не потеряли бы стольких людей.

— Мы были наготове, — сказала Делароса, переходя к следующему телу. — Это и была засада. На нашей стороне были идеальные обстоятельства и идеальная приманка, но мы потеряли четверых, и ранены были двое гражданских. — Она указала на фермеров. — Идеальные условия, но враг все равно убил вдвое больше человек, чем сделали мы. Вы действительно хотели бы предпринять вторую попытку, только уже без отвлекающего фактора?

— Вашим отвлекающим фактором были мои люди!

— Вы в самом деле хотите со мной об этом поспорить? — спросила Делароса, вставая и поворачиваясь к собеседнику лицом. — Я спасла ваши жизни.

— И позволили убить троих из нас.

— Если бы я не сделала того, что сделала, вас бы всех убили, — выплюнула в ответ Делароса, — или еще хуже — взяли бы в плен. Мы сражаемся с превосходящим нас врагом, врагом, который лучше экипирован, лучше обучен и имеет отличные рефлексы. Если хотите рискнуть и встретиться с ним в честном сражении, то вы так же глупы, как Сенат.

— Сенат приговорил вас к заключению, — сказал Маркус, сумев наконец подняться на ноги.

— Вы были на исправительной ферме. — Он нахмурился. — На этой ферме?

Делароса отвернулась ко второму Партиалу и сложила оставшуюся часть его снаряжения в кучу со снаряжением первого.

— Когда это еще была исправительная ферма — да. Но теперь она стала... местом преступления. Все, кто остался жив, разбежались.

— Вы сбежали, когда началась атака или застрелили всех, кто пытался вам помешать? — спросил Гару.

— Я здесь не для того, чтобы убивать людей, — сказала Делароса и снова встала, глядя прямо на Гару. — Меня приговорили к исправительным работам — в этом вы правы. Но помните ли вы за что?

— За убийство человека, — ответил Маркус. — Это в некотором роде подрывает наше доверие к вам.

— За то, что я шла на любые меры, — сказала Делароса. Она махнула рукой одному из своих спутников, одетому в тот же плащ с капюшоном, и он подошел, чтобы собрать снятое с убитых снаряжение. — Перед нами стоит вопрос вымирания нашего вида, — строго продолжила она. — Это превыше всего — превыше доброты, морали, закона. То, что вы не стали бы делать двенадцать лет назад, теперь стало не просто приемлемым — это стало необходимостью. Моральным долгом.

Я убью сотню, тысячу Шейлонов Браунов, но не позволю Партиалам победить.

— Об этом я и говорю, — сказал Кантона. — Только так мы сможем пережить все это.

— Если вы убьете тысячу своих людей, то Партиалам не придется даже пальцем шевельнуть, — сказал Маркус. — Вы сделаете за них всю работу.

Из леса раздался громкий крик птицы, и Делароса подняла взгляд.

— Это сигнал к отступлению. Похоже, к этим двоим спешит подкрепление.

Она побежала к краю опушки, но Гару покачал головой.

— Мы с вами не пойдем.

— Я пойду, — сказал Кантона. Он забрал от трупа второго павшего солдата винтовку. — Пойдем, Гару. Ты же знаешь, что она права.

— Я не оставлю этих людей!

— Вообще-то, — сказал один из фермеров, — думаю, я тоже пойду с ней.

Это был пожилой человек с морщинистой кожей, сухощавый от тяжкого труда. Он взял в руки свою винтовку и забрал у павшего солдата пистолет.

Кантона поглядел на Деларосу, которая кивнула и перевела взгляд на Гару.

— Мы больше не станем использовать вас как наживку. — Она обернулась и растворилась в лесу. Ее люди последовали за ней, за ними — фермер. Последним уходил Кантона. Он помедлил, махнул рукой и скрылся за деревьями.

Маркус поглядел на Гару, на Хартли, на троих оставшихся с ними фермеров. Они вооружились винтовками и боеприпасами павших солдат.

— Двое из вас ранены?

— Мы можем идти, — сказала одна женщина, лицо которой приняло суровое выражение.

— Это замечательно, — ответил Гару, — но можете ли вы бежать?

Задыхаясь от изнеможения, они остановились на школьном дворе. Погоня Партиалов забрала еще двоих, так что остались только Маркус, Гару и двое фермеров. Одна из них, женщина с каштановыми волосами по имени Иззи, была ранена. Она тяжело прислонилась к стене, закрыв глаза и прерывисто дыша. У Гару закончились боеприпасы, и Маркус передал ему свою последнюю обойму.

— Ты с этим лучше справляешься. — Он помедлил, чтобы вдохнуть, затем кивнул на Иззи.

— Она не может идти дальше.

— Оттяни ее от стены, — сказал из укрытия кустов Гару, задыхаясь. — Нас увидят.

— Она больше не сможет подняться, — сказал Маркус.

— Тогда я понесу ее.

Маркус и фермер, мужчина по имени Брайан, аккуратно усадили раненую женщину на землю и прислонили ее к стене, так что ее голова свесилась между коленями. Маркус осмотрел повязку — женщине прострелили плечо, пуля чудодейственным образом не попала ни в кость, ни в жизненно важную артерию, но рана все равно была серьезной, и женщина потеряла много крови.

Во время коротких передышек вроде этой Маркус уже дважды менял ей повязку и дал пострадавшей столько болеутоляющего, сколько мог, не вводя ее при этом в бессознательное состояние. Сейчас повязка была пропитана кровью. Когда Маркус наклонился, чтобы сменить ее, перед его глазами помутнело от изнеможения.

— Я уже начинаю жалеть, что банда партизан не использует нас как наживку, — сказал Гару.

Маркус нахмурился.

— Это не смешно.

— Я и не шучу.

— У вас могло получиться, — сказал Брайан. — Я имею в виду засаду. Для леса было достаточно оружия, место было удобным. Вам бы не пришлось рисковать с наживкой.

— Обязательно получилось бы, — сказал Гару, который до сих пор не отдышался. — Обязательно получилось бы. — Он достал рацию и снова попытался связаться с остальными, его голос был хриплым от отчаяния. — Это Гару Сато. Со мной медик и двое гражданских, мы загнаны в угол у, — он поднял взгляд, — у начальной школы «Хантсмен». Не знаю, что это за город. Если меня кто-то слышит, хоть кто-нибудь, пожалуйста, ответьте. Мы не знаем, насколько масштабной была эта атака, не знаем, куда отступать. Мы даже не знаем, где находимся.

Иззи закашлялась. Это были резкие, мучительные звуки, от которых ее тело содрогалось до тех пор, пока женщину не вырвало. Маркус отстранился, пережидая позыв, затем закончил перевязку.

— Мне кажется, с вашей рацией что-то не так, — сказал Брайан. — Когда с вами в прошлый раз была установлена связь? С какой стороны ее установили?

— Мы ни с кем не разговаривали после встречи со снайперами, — сказал Гару, вяло уставившись на рацию. В ней не было дыр от пуль, но выглядела она весьма помятой. Маркус бы не удивился, если бы оказалось, что она вышла из строя.

— Позвольте мне взглянуть, — сказал Брайан, затем поднялся, чтобы взять рацию. Его голова приподнялась над уровнем окружающего группу кустарника, и мужчина дернулся, из его уха вылетело алое облачко.

Маркус и Гару мгновенно припали к земле, прижавшись к ней животами. Лишившись поддержки руки Маркуса, Иззи без сознания упала на бок.

— Похоже, выхода нет, — сказал Маркус. — Либо нам на помощь придет ваша убийца, либо нам придется встретиться с доктором Морган.

— Ты простишь меня, но я надеюсь на вариант с убийцей.

— Вы с доктором Морган поладите, — сказал Маркус. — Она ненавидит людей почти так же, как ты ненавидишь Партиалов.

Гару оглядел двор.

— У нас где-то три фута кустарника, который пророс через асфальт. Если мы доберемся до того места, которое я считаю футбольным полем, там кустарник будет шесть или семь футов в высоту. — Он поглядела на Иззи. — Не думаю, что мы сможем нести ее.

— Я схвачу ее и побегу, — сказал Маркус. — Прикрой меня. Те высокие заросли только...

— Нет, — возразил Гару, — но притворимся, будто пытаемся сделать именно это. — Он указал себе за спину на основание школьной стены. Маркус увидел черный прямоугольник разбитого подвального окна. — Тащи ее туда, — сказал Гару, собирая в кучу обломки асфальта. — Я постараюсь представить все так, будто мы ползем через площадку.

Маркус кивнул.

— Сколько времени это нам предоставит?

— Достаточно, — сказал Гару. — Если это сработает. Мы найдем другую дверь и выскользнем из здания с противоположной стороны.

Маркус вздохнул, глядя на мрачную дыру подвального окна.

— Если меня съедят барсуки или кто еще там живет, я притворюсь, будто это было не единственным нашим вариантом.

— Действуй.

Маркус перевернул Иззи на спину, поднял ее руки и взялся левой рукой за ее запястья.

Используя локоть правой руки, он начал на животе ползти по асфальту к окну. Его одежда цеплялась за острые обломки, а от стены над его головой отскочила пуля.

Маркус прижимался к земле, стараясь, чтобы от его продвижения не шевелились ветки кустарников. Гару метал в сторону футбольного поля камни, не подбрасывая их слишком высоко, чтобы Партиалы не поняли его уловку. Когда камни падали, от этого шуршал кустарник. Маркус подумал, что задумка сработала, потому что следующий выстрел снайпера безвредно угодил в кусты в двадцати футах от стены.

Он добрался до окна и заглянул внутрь. Воздух помещения был спертым, как в пещере, и Маркус почувствовал запах влажной собачьей шерсти. Сейчас или чуть раньше подвал служил животным берлогой, хоть собаки, вероятно, использовали другой вход. Земля вокруг подвального окна была рыхлой, совсем не такой, какой была бы часто используемая тропинка. Маркус едва мог что-то разглядеть, поэтому решил, что безопаснее будет сначала самому забраться внутрь, а затем затащить за собой раненую женщину.

Когда к отдушине, тяжело дыша, подобрался Гару, Маркус успел влезть в помещение только наполовину.

— Похоже, игра окончена, — сказал Гару. Над ним в кирпичную стену врезалась пуля. — Точно. Давай пошевеливайся.

Маркус соскользнул в подвал, упал на пол и тут же проехал несколько дюймов в вязкой грязи. Он встал и затащил за собой Иззи, в то время как еще несколько пуль ударились о стену. Как только отдушина освободилась, Гару бросился в подвал и с придушенным стоном упал в грязь.

— Пахнет мертвыми псами.

В поисках фонарика Маркус пошарил в карманах, придерживая Иззи одной рукой.

— И я думаю, что здесь не только грязь.

— Не включай свет, — сказал Гару. — За мной.

С чавкающим звуком он шагнул вперед, превращаясь в сумеречный силуэт, и Маркус как можно осторожнее последовал за ним. В добавок к пяти дюймам жидкой грязи, подвал был наполнен металлическими столами, стопками погрызенных червями книг и рядами старых ноутбуков, которые при помощи ржавых проводов были присоединены к металлическим тумбочкам на колесиках.

Гару осторожно шел через этот лабиринт. Когда глаза Маркуса привыкли к нехватке освещения, в темноте перед ним материализовалась дверь. Гару нажал на ручку, которая поддалась, но внезапно в комнате стало еще темнее, чем было. Источник света позади резко заслонили, и Маркус рухнул на землю.

В воздухе засвистели пули, комнату осветили вспышки, раздались ритмичные оглушающие хлопки. Слабая деревянная дверь распахнулась от этого натиска, и Маркус успел только увидеть, как Гару нырнул в укрытие за ближайшим столом с ноутбуком.

— А они настойчивые, — сказал Гару. — Я и раньше хотел вас поубивать, но не так сильно.

Гару открыл ответный огонь в направлении окна, и стрелок отпрянул. Маркус использовал эту возможность, чтобы броситься вперед и протащить за собой через дверь Иззи. Когда они оказались в безопасности, Гару прекратил стрелять, пытаясь сохранить оставшиеся пули, и нападающий вернулся к окну, начав плотный поток огня. Гару выпустил последние несколько пуль, что заставило Партиала снова пригнуться, и проскользнул по грязи сквозь дверной проем.

— Я не согласен с тем, что сейчас скажу, — сказал Маркус, — но на данный момент мы в безопасности. Пока по крайней мере.

Гару кивнул, утирая с лица грязь.

— До тех пор, пока у нас есть патроны — пока они думают, что у нас есть патроны — они сюда не полезут. Но, бьюсь об заклад, они попытаются найти другой вход. — Он поднял взгляд, и Маркус почувствовал, как его пронзили глаза напарника. — Пора решать, Валенсио. Хочешь умереть прячась или давя на курок?

— А где же вариант «обмочившись под себя»?

Гару рассмеялся.

— Уверен, таким будет бесплатный бонус к любому выбору. — Он втянул носом воздух. — Кроме того, мы уже влезли в чью-то мочу. Никто не разберет разницы.

— Попробуй рацию, — сказал Маркус. — Чтобы знать наверняка.

Гару достал рацию из-за ремня и поднял ее.

— С помощью этой штуковины у тебя больше шансов связаться с Богом, чем с живым человеком.

— Тогда я начну молиться. — Маркус взял рацию и нажал на кнопку. — Это Маркус Валенсио, если меня кто-нибудь слышит. Я... прячусь в грязном тоннеле, где кроме меня еще полно собачьей мочи и Гару Сато, и я не знаю, что хуже. Здесь раненая женщина и, судя по всему, целый отряд жаждущих отмщения Партиалов. Они гнались за нами на протяжении нескольких миль, после чего от двадцати солдат осталось двое. Я не знаю, хотят ли они завоевать остров, разграбить его или убить нас ради развлечения. Я даже не знаю, кто может слышать это — мы вполне можем оказаться последними живыми людьми.

Он убрал палец с кнопки, и рация тут же ожила.

— Если бы мне давали по пять центов за каждый раз, когда я слышу эту фразу в последнее время, — ответил голос. Он был хриплым и прерывался, но раздался так неожиданно, что Маркус едва не выронил устройство. Гару поднялся с расширившимися глазами.

— Кто это? — спросил Маркус, в изумлении уставившись на Гару. Он покачал головой, надавил кнопку и произнес свой вопрос еще раз: — Кто это? Повторяю, кто это? Мы требуем немедленной помощи, немедленного подкрепления, требуем... спасти наши жизни. — Он отпустил кнопку и беспомощно пожал плечами. — Надеюсь, нам не откажут только потому, что я нарушил протокол переговоров.

Рация снова заговорила:

— Частоты Партиалов сообщают, что тебя старательно ищут, Маркус. Ты зачем-то нужен доктору Морган.

Маркус замер, внезапно осознав, почему голос казался ему знакомым.

— Кира?

— Привет, милый, — сказала Кира. — Скучал?

— Что? — Маркус не мог подобрать слов. — Где ты? Что происходит? Почему меня ищет доктор Морган?

— Возможно потому, что ей нужна я, — ответила Кира. — Хорошая новость в том, что она совершенно не знает, где я.

— Ну, хоть что-то хорошее, — иронически произнес Гару. — Я так рад, что Кира в безопасности.

Маркус нажал на кнопку.

— Гару передает тебе привет.

— Не волнуйтесь, — сказала Кира. — Для него у меня тоже есть хорошие новости: к вам приближается армейская рота.

— Приближается?

— Выметайтесь из здания и двигайтесь на юг, — сказала Кира. — Самое большое через две минуты вы встретите батальон армейцев.

— Чертовски круто, — сказал Гару. — Выбираемся из этого дерьма.

Он поднял Иззи на плечо и начал двигаться по коридору.

— Погоди, — произнес Маркус, бегом догоняя его. — Где ты? Что происходит?

Рация ответила гробовым молчанием, и Маркус вернулся туда, где был до этого. Должно быть, это было единственное место, где устанавливалась связь, потому что устройство снова ожило.

— ... сейчас же. Повторяю, уходите сейчас же. У батальона реактивные гранаты, и он собирается обрушить все это здание.

— Подожди! — выкрикнул Маркус. — Мы все еще внутри!

— Тогда уходите!

Маркус развернулся и побежал, догнав Гару у основания лестницы. Они быстро поднялись и осторожно приоткрыли дверь, что вела в широкий школьный коридор. Партиалов там не было видно, и Гару указал на незамкнутые двойные двери.

— Туда.

Они выбежали из здания с южной стороны и ринулись по пустой улице к укрытию жилого района, который был рядом. Сзади не раздалось криков, в спину им не полетел пули. Маркус обогнул угол, Гару с Иззи на плечах несся сразу за ним. Маркус поднес рацию к губам и закричал на бегу.

— Кира? Кира, ты меня слышишь? Что происходит?

— Сколько мне было лет, когда мы встретились? — спросил голос Киры. — Увеличь на это число частоту приема.

«Пять, — подумал Маркус. — Мы встретились в первом классе». Он переключил частоту, затем помедлил. «Здесь школу организовали не с первого года. Мы встретились, когда ей было шесть». Он перевел рычаг частоты на еще одно положение вверх.

— Что происходит?

— Это была уловка, которая работает только один раз, — ответила Кира. — Партиалы прослушивают ваши частоты, а я прослушиваю их. Я сказала тебе, что здесь неподалеку батальон Армии, а мой друг передал Партиалам фальшивый доклад с той же информацией. Те двое, что гнались за вами, отступили, но они не станут долго пережидать, а батальон находится все еще в шести милях к югу от вас. Вам нужно добраться туда как можно быстрее, потому что Партиалы охотятся именно за тобой, и, как только они разоблачат обман, они снова начнут погоню.

— Итак... — Он помедлил, восстанавливая дыхание. — Что мне делать теперь?

— Я помогу вам, чем смогу, — сказала Кира. — Но вариантов у нас немного. Мы подслушали переговоры Морган, и у нас плохие новости: Партиалы не просто вторглись на остров, они хотят завоевать его. Через два дня каждый человек на Лонг-Айленде станет пленником Партиалов.