Ежевечерне доктор Литтл приходит с новой таблеткой и целой бандой охранников и санитаров, которые помогают протолкнуть ее мне в горло. Каждый раз сопротивляюсь, и после нескольких минут борьбы они неизбежно прибегают к уколу. По ночам сплю мертвецким сном, а по утрам выплываю из бездонной изначальной бездны.

Доктор Литтл ведет меня в коридор в сопровождении самого крупного санитара, какого мне доводилось видеть.

— Майкл, хочу вам кое-что показать.

Идем к двери, но я останавливаюсь, не доходя до входа в сестринскую. Оконный проем, в котором прежде виднелась лишь часть монитора, теперь оснащен монитором большего размера и компьютерными динамиками. Кроме того, вижу радиоприемник с часами и телефон. Входная дверь внешне никак не изменилась, но я опасаюсь подходить к ней ближе.

Доктор Литтл поворачивается, улыбается и манит меня рукой:

— Подойдите.

— Нет, спасибо.

Он сцепляет руки и стоит с самодовольным видом.

— Именно то, чего я и добиваюсь, — говорит он. — Как видите, мы усовершенствовали систему безопасности. Код теперь меняется ежедневно, а знаем его лишь я и дежурная сестра. Любой, кто проходит через эту дверь, должен попросить открыть ее, что не только снижает опасность утечки информации, но и имеет дополнительный полезный эффект: каждый раз, когда дверь открывается, рядом находятся как минимум двое. К тому же два человека закрывают от вас пульт. — Он показывает на полку с электронными приборами. — Все это, конечно, не представляет никакой опасности, но у нас есть ощущение, что техника заставит нашего первого кандидата на побег, то есть вас, держаться отсюда подальше. Возможно, со временем при надлежащем медикаментозном и терапевтическом лечении ваш страх перед электроникой так или иначе пройдет. — Он улыбается, а громадные глаза за стеклами очков светятся безумным сиянием.

Осторожно тянусь к приборам. В руке по мере приближения к ним начинается зуд, едва заметная дрожь. Быстро отдергиваю ее.

— А код где-нибудь записывается?

— Этого мы вам, конечно, не скажем.

— Но если где-то по ту сторону дверей, то какая разница, знаю я или нет?

— Майкл, вы очень изобретательный человек. Даже эти ограниченные сведения, при условии, конечно, что они соответствуют действительности, могут стать основой нового плана побега. Полагаю, вы уже начали его обдумывать. — Он улыбается.

Смотрю на него, пытаясь увидеть на лице еще что-то, кроме улыбки, которая приводит в бешенство. Неужели он громоздит одну ложь на другую, чтобы только запутать меня? Неужели я и в самом деле так опасен? Да, один раз мне удалось бежать, но ведь недалеко, да и вреда никому не причинил.

Но что, если он так не думает?

Если безликих на самом деле не существует и они не более чем галлюцинация, то доктора Литтла беспокоит что-то иное. Очень сильно беспокоит. Не таясь, я заглядываю ему в глаза:

— Расскажите о Хоккеисте.

Он щурится, лоб бороздят морщины, хотя улыбка и не пропадает.

— Зачем это вам?

— О нем все говорят. И на вашем столе фотографии его жертв.

— Боюсь, рассказывать не о чем, кроме уже известных фактов.

— Какое отношение он имеет ко мне?

— К вам?

Подхожу к нему ближе, бросаю настороженный взгляд в сторону электроники.

— Думаете, это я? Я убил всех тех людей? Поэтому держите меня здесь?

Доктор Литтл улыбается и качает головой:

— Майкл, вы далеко не единственный мой больной. То, что вы случайно увидели на моем столе, не обязательно имеет отношение к вам.

— Но у них нет лиц! Конечно, это имеет отношение ко мне. Я, как их увидел, сразу сложил два и два. И вы, конечно, понимаете, что по-другому поступить я не мог.

— Да, тут существуют некоторые поверхностные связи, но это ерунда. ФБР попросило просмотреть их досье: у меня нет опыта составления психологических портретов преступников, но я лучше других знаком с… местным психиатрическим сообществом. Они решили, что я могу найти какие-то аналогии. — Он снова улыбается. — Пока ничего не нашлось.

— Ничего, кроме меня.

— Возможно.

Делаю еще шаг вперед:

— Вы мне не все говорите.

Он открывает рот, собираясь ответить, но в этот момент моя голова взрывается от боли — электронные динамики вдруг поднимают пронзительный визг. Зажимаю уши, стараюсь удержаться на ногах. Поблизости звонит телефон.

Чьи-то руки поддерживают, не давая упасть, а тело превращается в клубок боли. Кто-то тащит меня по коридору в общую комнату, и боль мгновенно стихает. К тому времени когда опускаюсь на стул, в голове проясняется, насколько это позволяет кветиапин, от которого там постоянный туман. Поднимаю взгляд и вижу с одной стороны доктора Литтла, а с другой — громилу-санитара. Комната пляшет перед глазами.

— С тобой все в порядке? — спрашивает санитар.

— Что вы со мной сделали?

— Ничего. — Доктор Литтл выглядит удивленным. — Зазвонил мой сотовый телефон, и это вызвало у вас острую реакцию.

— Головная боль началась до звонка. — Закрываю глаза и делаю глубокий вдох, чтобы замедлить сердцебиение. — Это была реакция не на телефон, а на верещание динамика — словно звуковая атака. Вы намеренно меня отключили.

— Это мобильник верещал, — сообщает санитар.

Открываю глаза и изумленно смотрю на него. Доктор Литтл делает то же самое.

— Вы уверены? — спрашивает врач.

— Такие динамики производят звук с помощью магнитного поля, — объясняет санитар. — Сигнал от сотового, попадая в это поле, искажает его, и этого хватает, чтобы изменить звук. У меня дома с компьютером так постоянно происходит.

Доктор Литтл смотрит на него, потом на меня. Затем вытаскивает телефон. Я отшатываюсь.

— Майкл, оставайтесь здесь. Картер, идемте со мной. — Он кивает в сторону коридора — до него футов двадцать-тридцать. — У вас есть сотовый?

Санитар кивает и достает из кармана аппарат. Доктор Литтл диктует свой номер.

— Наберите его, но вызова пока не делайте. — Он направляется к сестринской.

Встаю, чтобы лучше видеть, но держусь подальше от санитара с его телефоном. Подходят Стив и несколько любопытствующих больных. Мы никогда не видели доктора Литтла таким возбужденным.

— Ну, — кричит доктор Литтл, остановившись у динамиков, — давайте!

Он подносит телефон к динамикам, санитар нажимает кнопку вызова на своем мобильнике. Я на всякий случай делаю шаг назад. Секунду спустя раздается чириканье динамиков — громкий, похожий на автоматную очередь звук. Еще через мгновение звонит телефон доктора. Литтл несколько мгновений смотрит на сотовый, потом нажимает кнопку отмены вызова. Звонок прекращается, а с ним и треск.

— Так, — бормочет он. Топчется, глядя на динамики. — Так.

Из кабинета выходит сестра:

— Изображение на мониторе тоже искажалось. Что вы сделали?

Доктор Литтл убирает телефон, делает несколько шагов, останавливается. Он медлит, поворачивается, снова замирает.

— И все же это могла быть психосоматическая реакция.

Я смотрю на него в недоумении:

— Что?

— Если вы имели представление о таком эффекте динамиков, пусть и подсознательно, ваш мозг мог ответить на верещание той же реакцией, что и на звонок.

— Это никакая не ментальная реакция, — возражаю я, — она вполне реальная, физическая. Сигнал воздействует на что-то в моей голове точно так же, как он воздействует на динамики. Это микрочип, или передатчик, или один из этих треклятых инопланетных «жучков»!

— Это, безусловно, физическая реакция, — говорит он, направляясь ко мне. — Ваш мозг — субстанция физическая. Даже ваши галлюцинации — это физические реакции, вызываемые реальными физическими импульсами и химическими процессами. Нет у вас никакого имплантата — всего лишь обычные уши. Они слышат звук и сообщают об этом мозгу, который корректирует ваши иллюзии и создает психосоматическую болевую реакцию.

— Но вы не можете быть в этом уверены! — кричу я. — Вы сейчас высказываете предположения, отметая мою мысль, как отметаете все, что я говорю!

Санитар пытается перехватить меня, едва я делаю шаг к врачу. Литтл неожиданно достает из кармана телефон, и я подаюсь назад, съеживаясь от воспоминания о боли. Он держит мобильник перед собой, словно крест, заставляя отступать дальше.

Какое-то время врач смотрит на меня.

— В этом ничего нет, — произносит он наконец. — Абсолютно ничего. Я отметаю то, что вы говорите, поскольку подобные мысли заведомо глупы: в вашей голове нет никаких электрических сигналов или инопланетян. — Он оглядывает собравшихся пациентов. — Возвращайтесь к себе… мы закончили.

Литтл поворачивается и уходит. Громила-санитар, будто телохранитель, шествует рядом.

Во мне сидит устройство слежения. Другого объяснения нет. Когда меня похитили, в мозг внедрили нечто, реагирующее на электронные поля. Так они следят за мной, контролируют и делают все остальное. Доктор Литтл не верит в это или намеренно лжет. Вот только кого он обманывает — меня или себя? Либо он игнорирует неприятную ситуацию, либо покрывает преступников.

— Эй, Майк!

На пороге стоит Девон. Он ухмыляется:

— Тут к тебе пришли.

Люси! Вскакиваю и устремляюсь к двери:

— Наконец!

— Это твой отец.

Замираю на месте. Мой отец. Начинаю считать: почти месяц я провел здесь, плюс две недели, события которых не могу вспомнить, — не виделись мы долго. Отец. Чувствую, как вытягивается лицо. Невольно отступаю.

— Чего он хочет?

— Увидеть тебя, старина, — говорит Девон. — Он же твой отец, — конечно, он хочет тебя увидеть. — Я не двигаюсь с места, и санитар касается моего плеча. — Эй, Майк, ты здесь уже пять недель, а к тебе всего третий посетитель. Иди поздоровайся со стариком. Давай.

Девон не оставляет времени на размышления — хватает и тащит к двери. Я позволяю провести себя в коридор через общую комнату. У стены, с шапкой в руках, замер отец. Каждый раз, выходя на улицу, он надевает шерстяную шапку.

Увидев меня, отец распрямляется. На его лице выражение жесткое и непреклонное. Останавливаюсь в нескольких футах от него, демонстрируя полное безразличие.

— Меня попросил прийти доктор Литтл, — без обиняков сообщает он.

Жду, что отец скажет еще, но он молчит.

Не отрываю взгляда от пола.

— Наверно, он думает, это поможет мне.

Отец кряхтит:

— Значит, плохо нас знает.

— Ты не хочешь сесть?

— Я здесь не задержусь.

Киваю. Все верно. Я тоже не хочу проводить с ним много времени. Смотрю на стену, не зная, что сказать.

— Как ты доехал? Пробок не было?

— Были как всегда.

— Ага. — Очередной кивок.

Не слишком ли часто я киваю? Может быть, это диски… как она там называется? Дискинетика? Что-то многовато я волнуюсь в последнее время.

Упорно изучаю стену и стараюсь не двигаться.

— Доктор спрашивал о матери, — произносит отец, и в его голосе появляется гневная нотка. Она пока малозаметна, но я хорошо научился распознавать этот сигнал приближающегося бешенства. — Про ее болезни и все такое. Хочет узнать, была ли она сумасшедшая, как ты. Что ты рассказывал им про мать?

— Ничего, — тут же отвечаю я. — Меня и не спрашивали.

— Мне не важно, какие они задавали вопросы. Меня интересует, что ты им понарассказывал. — Голос его становится громче.

Снова чувствую себя ребенком. Как много лет назад, когда я стоял в углу и слушал его ругань: он бранил меня за то, что я что-то сломал, за то, что играл слишком далеко от дома. Отец всегда злился, если я куда-то уходил. Наверно, боялся, что они снова придут за мной.

Покачиваю головой, глядя в пол:

— Я им ничего не говорил. По крайней мере про маму. Она к этому не имеет никакого отношения.

— Ты чертовски прав, — рычит он. — Мне не нравится, когда ты тут носишься, тупой и психованный. Но еще меньше мне понравится, если ты выставишь тупой и психованной свою мать. Ты слышишь меня, парень? Она этого не заслуживает.

— Прошу прощения, сэр… — вмешивается Девон, выступая вперед, но мой отец свирепо обрывает его:

— А ты не суй свой нос в наши дела, ясно?

Девон стоит некоторое время на месте, потом огибает нас и направляется к выходу.

Что-то здесь не так. В прошлый раз, несколько лет назад, когда я лежал здесь, у доктора Литтла имелась полная история моей болезни и история болезни матери. Какой смысл задавать новые вопросы на сей счет? Истории болезней покойников не меняются.

— О чем он тебя спрашивал?

— Какая разница?

Я топчусь на месте, пытаюсь набраться смелости. Взгляд по-прежнему не отрываю от пола.

— Просто хочу знать, какие вопросы они задают, — спокойно говорю я. — Мне нужно понять, что, по их… по их мнению, со мной не так.

— Не так с тобой то, что ты слабак. Всегда был слабаком. У меня нет времени таскаться в психушку каждый раз, когда тебе взбредет в голову что-то такое, с чем ты не можешь справиться. Твоя мать заслуживает лучшего.

Моя мать. Все всегда сводится к ней.

За спиной отца появляется доктор Литтл. В нескольких шагах за ним с суровым выражением лица стоит Девон.

— Прошу прощения, сэр. — Врач кладет руку отцу на плечо. — Если не возражаете, у меня к вам есть еще несколько вопросов.

— Конечно, — резко отвечает отец.

Он поворачивается и вместе с доктором Литтлом идет к двери, даже не попрощавшись и не взглянув на меня напоследок. С облегчением смотрю, как он удаляется.

Мать точно заслуживала кого-нибудь получше.