Женский крик. Опускаю глаза и вижу пистолет у себя в руке. Видит ли его кто-нибудь еще? Автомобиль Броди продолжает двигаться, медленно ползет к боковой улочке и наконец с металлическим скрежетом врезается в другую машину. Женщина кричит опять — не от ужаса или злости, просто кричит. Что-то неразборчивое.

Снова смотрю на пистолет. Я убил человека. У него не было лица, и я его застрелил, а потом лицо вернулось. Как-то так. Было ли это взаправду? Скрывал ли он свою истинную природу, или я убил невинного человека?

Бегу во всю прыть, руки и ноги работают как в мультике. Ветер холодит грудь. Пистолет держу в правой руке. Боюсь, что он выстрелит, стараюсь ни на что случайно не нажать. Я помогаю себе другой рукой и медленно, неловко переворачиваю оружие — теперь держу его за ствол. Обхватываю пальцами спусковую скобу. Все видят, как пистолет скачет у меня в руке на бегу, словно флаг, вниз-вверх, вниз-вверх. Его нужно спрятать. Необходимо бежать.

Я должен взять себя в руки.

Ноги выводят на широкую улицу с невысокими грязными домами, которые бесконечно тянутся в обоих направлениях. Двое мужчин сидят на крыльце и провожают меня взглядом. Маленькая девочка на велосипеде, бесстрашно крутя педали, заворачивает за угол. Опускаюсь на край тротуара в тени мусорного бачка, наклонившегося в сточном желобе. Что мне делать? Следует выбросить пистолет, засунуть его в этот бачок и исчезнуть… Но мужчины, девочка и еще бог знает сколько людей, сидящих у окон, — они все свидетели. Они будут знать, куда я сунул пистолет, сообщат в полицию, копы найдут оружие и схватят меня. Нет, оставить его здесь я не могу.

А что, если меня будет искать Броди? Или другие безликие?

Встряхиваю головой, стараюсь дышать ровно. Неужели Джимми был одним из них? Я видел его всего в двух футах — у него не было лица, как и у того, в больнице. Но в больнице лекарство все еще действовало, а теперь прошло слишком много времени, и я не знаю, возвращаются галлюцинации или нет. Свисток локомотива, который различал лишь я, — что это было: моя галлюцинация или Джимми так запаниковал, что ничего не слышал? И почему его лицо вернулось, а лицо уборщика — нет?

Думай. Кем бы ни был Джимми, теперь он мне не опасен. Моя непосредственная угроза — это Броди и полицейские. Они придут за мной, и потому я не могу выбросить единственное средство защиты. Смотрю на пистолет, взвешиваю его в руке, потом оглядываюсь. Двое мужчин, которых я видел прежде, исчезли — возможно, спрятались в доме и теперь вызывают полицию. Осматриваю себя — весь в грязи и пыли, комбинезон затвердел, покрылся коркой, когда просохла дождевая вода. Провожу рукой по волосам — грязные патлы. Оставаться здесь в таком виде нельзя. Необходимо найти одежду и спрятать пистолет.

Пистолет невелик, уместится в кармане, но я все же сомневаюсь. Что, если он выстрелит? Я уже стрелял из него, и, значит, предохранитель был спущен. Если только я его не переместил, когда крутил в руках. Нахожу то, что, как мне кажется, и есть предохранитель. Правда, он никак не обозначен. Я перемещаю его в одну сторону, потом в другую. В боевое положение, потом в безопасное. Или наоборот? Выбираю одну из позиций и оставляю предохранитель в ней, а потом осторожно засовываю пистолет в карман.

Снова оглядываюсь. Женщина смотрит на меня из ближайшего дома через щель в оконных шторах. Отшатываюсь не от нее, а от телевизора, который ярко сверкает в глубине комнаты. Неужели этот телевизор наблюдает за мной? Подавляю дрожь, пригибаюсь и пускаюсь бегом.

Близятся сумерки, и я слышу вой далекой сирены — едут за мной? Едут за Джимми? Добираюсь до большой улицы, дрожа от нетерпения дожидаюсь разрыва в потоке и бросаюсь к группе коммерческих зданий. Ремонтный бокс. Салон красоты, в окнах которого реклама на неизвестном мне языке. Ломбард, мясной магазин, секс-шоп. По мере того как сгущаются сумерки, дома становятся все выше. Бегу вдоль длинной стены временного склада. В дальнем конце вижу небольшое офисное здание — всего два этажа. Окна темные. Ныряю за него и обнаруживаю маленькую парковку, втиснутую между этой двухэтажкой и задней стеной другого сооружения. Это скорее похоже на проезд — узкое пространство, почти целиком заполненное тремя помятыми машинами для вывоза мусора. Проскальзываю между двумя грузовиками и прижимаюсь к стене, зажав нос от вони.

Когда пуля попала в Джимми, его лицо вернулось, а уборщик так и остался без лица. Означает ли это, что Джимми на самом деле вовсе не безликий или что уборщик в тот момент был еще жив? Проверял ли я его дыхание, или электрическое гудение вокруг его лица было слишком сильным? Проверял ли его пульс? Не помню.

Если уборщик не умер, то, возможно, полиция и не ищет меня. Больница сообщила копам о сбежавшем пациенте, но это не значит, что они ведут активный поиск. А Броди почти наверняка не звонил по 911 — машина и карманы Джимми, вероятно, были набиты наркотиками…

Наркотики. Я так и не получил кветиапин. А ведь именно для этого искал наркодилеров, но перепугался и убежал. Нужно найти других, тем более что галлюцинации уже возвращаются.

Выгляжу я очень подозрительно, а по комбинезону меня вообще легко опознать. В особенности если прохожие сообщат в полицию об опасном психе с пистолетом. Нужна новая одежда. Под комбинезоном больничная пижама, но ее опознать еще легче. И вообще, куда я иду? Какой у меня план? Набираю в грудь побольше воздуха и успокаиваю себя. Ничего, я достаточно умен, просто перепугался из-за этой стрельбы. Необходимо успокоиться.

Мне нужны одежда и лекарство — и то и другое есть дома. В спальне припасен клоназепам, если отец не выбросил, — несколько полных пузырьков, может, сотни таблеток — я их купил, но не принимал. Они не такие сильнодействующие, как кветиапин, но пока и это сойдет. Если найду железнодорожную станцию, то смогу сориентироваться по карте, где я и куда идти.

Сначала домой, а потом… туда, где я был раньше. Как сказал Ванек.

Вижу какое-то движение в проулке и вскакиваю на ноги; похоже, это мусор — вывалился на землю мешок. Выхватываю пистолет.

Чмокающий звук, словно кто-то жует или пьет.

Почти в полной темноте смотрю на пистолет, трогаю предохранитель. Какое из положений боевое? Мусор шевелится снова — беспорядочный ритм царапанья и ударов, стук бутылок, падающих на асфальт и катящихся по земле. Слабый скрежет металла. Влажное, тяжелое хлюпанье. Крепко сжимаю пистолет и подхожу к краю грузовика.

В проулке нет света, всего лишь далекое сине-голубое мерцание уличных фонарей.

Снова звуки, теперь уже ближе. Выхожу из-за грузовика разобраться, что там происходит. Помятая банка из-под колы выпадает из груды мешков с мусором, потом появляется невысокая влажная фигура — гигантская личинка, кожа у нее переливающаяся, скользкая. Тварь направляется ко мне по куче мусора. Дыхание перехватывает, я делаю три неровных шага назад, рука с пистолетом дрожит.

— Что тебе надо?

Она фыркает и засасывает воздух, тычась в мусор круглым зубастым ртом.

Руки трясутся.

— Что тебе надо?

Ее тело сжимается, единственная мощная мышца под тонкой белой пленкой. Личинка подтаскивает себя ближе ко мне. Пистолет в руке, он уже наведен на монстра, до которого остается всего семь футов. Нужно только нажать на спуск. Будет ли этого достаточно? В каком положении предохранитель — в боевом?

И в самом ли деле передо мной монстр?

Я пристрелил Джимми не потому, что он был наркодилером или покушался на мою жизнь. Он вообще едва мог двигаться. Я его пристрелил потому, что он был монстром из моих галлюцинаций. Потом выяснилось, что это не так, но было уже поздно. Смогу ли я сделать то же самое еще раз? Личинка подползает все ближе, она распухает, удлиняется, круглая пасть раскрывается и смыкается, пробуя воздух.

— Скажи что-нибудь!

Может быть, это бродяжка, бездомная мать, ищущая еду. Или потерявшийся ребенок. Или больной мужчина. Или собака. В глазах у меня слезы.

— Скажи мне, кто ты!

Расстояние пять футов. Я подаюсь назад, пистолет по-прежнему направлен на чудовище. Я кричу от безысходности, не зная, что делать. У меня нет права доверять собственной голове! Знаю, что безликие люди существуют, но по меньшей мере некоторые из них — игра воображения; нужно сопротивляться им, но не уверен, что образы, с которыми сражаюсь, реальны. Снова кричу, скрежещу зубами.

— Скажи что-нибудь!

Нельзя рисковать. Разворачиваюсь, бросаю пистолет в грузовик с мусором и сломя голову бегу из проулка. Добежав до улицы, оглядываюсь и вижу, что личинка медленно ползет ко мне. С перекрестка доносится гудок автомобиля, мелькают передние и задние огни, я поворачиваюсь и бегу.

Добегаю до более широкой улицы, перехожу на трусцу, стараясь не выглядеть так, будто я от кого-то спасаюсь. На улице толпы людей, много магазинов и ресторанов.

— Почему ты выбрал это направление? — До боли знакомый голос.

Сглатываю слюну и продолжаю бежать.

— Где-то там машина Броди.

— Ты думаешь, там есть железнодорожная станция?

— Надеюсь, что есть. Обязательно должна быть, если я пройду достаточно далеко.

Она кивает:

— На железнодорожных станциях есть карты, но там есть и камеры слежения.

Останавливаюсь и закрываю глаза, тяжело дыша:

— Мне не нужно никуда ехать. Мне нужна карта. Мне нужно знать, где я.

— Не останавливайся, — говорит она. — Останавливаться пока небезопасно.

— А куда идти?

— Ко мне — я тебя спрячу.

— Люси… — Поворачиваюсь к ней, но она исчезает.

Снова закрываю глаза, напрягаю мозг, словно это мышца. Никакой Люси нет. Прекрати слышать ее.

На железнодорожной станции будет карта с названием, и тогда я смогу сориентироваться. Снова бегу трусцой, а потом слышу сирену и прижимаюсь к стене.

Здесь одни магазины и огни. Внутрь мне нельзя. Нужно найти какой-нибудь проулок. Ищу взглядом полицейскую машину, не нахожу и снова пускаюсь в бег. Люси, как и я, замечает просвет в стене.

— Туда!

Следую за ней, несколько секунд несусь сломя голову, едва замечаю удивленные лица прохожих. Ныряем в большую черную арку и обнаруживаем, что это проезд в частный гараж, принадлежащий, вероятно, офисному зданию. Взбегаем по короткому пандусу длиной футов десять и останавливаемся перед широкими металлическими воротами. Бросаюсь в угол, прижимаюсь спиной к кирпичу, делаю несколько глубоких вздохов. Люси приседает рядом, темными глазами оглядывает улицу:

— Думаешь, нас ищут?

Я качаю головой:

— Меня — да. А тебя просто не существует.