Глава 1

Новорожденная номер 485GA18М умерла 30 июня 2076 года в 06:07 утра. Ей было лишь три дня отроду. Средняя продолжительность жизни человеческого дитя с момента Раскола составляла пятьдесят шесть часов.

Теперь им даже не давали имен.

Кира Уокер растерянно смотрела, как доктор Скоусен исследует крошечное тело. Медсестры, половина из которых тоже были беременны, записывали подробности жизни и смерти, одетые в безликие костюмы и респираторы. Из коридора были слышны печальные завывания матери, приглушенные стеклом. Ариэль МакАдамс, около восемнадцати лет. Мать трупа.

— Температура 99 градусов при рождении, — сказала медсестра, просматривая показания термометра. Сквозь маску голос был очень тоненьким; Кира не знала ее имени. Другая медсестра аккуратно переписывала цифры на лист желтой бумаги. — 98 градусов на второй день, — продолжила медсестра: — 99 в четыре часа утра. 105,5 во время смерти.

Они тихо, словно темно-зеленые тени в царстве смертных, двигались по комнате.

— Просто дайте мне подержать ее, — рыдала Ариэль, ее голос дрогнул и надломился. — Просто дайте мне подержать ее.

Медсестры не обращали на нее внимания. Это было третье рождение за неделю, и третья смерть; было гораздо важнее зафиксировать смерть и изучить ее, чтобы не допустить, если не следующей, так сотой, тысячной. Найти способ, найти что-то, что поможет выживать человеческим детям.

— Пульс? — спросила другая медсестра.

«Я не могу так больше», — подумала Кира. — «Я здесь для того, чтобы работать медсестрой, не могильщиком…»

— Пульс? — снова спросила медсестра настойчивым голосом. Это была Сестра Харди, глава родильного отделения.

Кира мгновенно встрепенулась, следить за пульсом было ее работой

— До четырех утра пульс скакал от 107 до 133 ударов в минуту. Пульс в пять часов был 149. В шесть — 154. В 6:06 пульс был… 72.

Ариэль снова завыла.

— Мои показания подтверждают это, — сказала другая сестра. Харди записала цифры, но сердито посмотрела на Киру.

— Ты должна сосредоточиться, — хрипло сказала она. — Очень многие из интернов отдали бы правый глаз за твое место.

Кира кивнула:

— Да, мэм.

Доктор Скоусен встал в центре комнаты, протянул умершего младенца медсестре и стянул респиратор. Его глаза были такими же мертвыми, как и ребенок: — Думаю, это все, что мы можем узнать на данный момент. Уберите здесь все и проведите полный анализ крови, — он вышел, все вокруг Киры не останавливались и продолжали действовать. Заворачивали ребенка для погребения, чистили оборудование, мокрое от крови. В одиночестве, всеми позабытая, рыдала мать. У Ариэль было искусственное оплодотворение, у нее не было мужа или друга, который бы ее утешил. Кира дисциплинировано собирала записи для последующего хранения и анализа, но не могла не смотреть на рыдающую девушку за стеклом.

— Не отвлекайтесь, интерн, — сказала сестра Харди. Она тоже сняла свой респиратор, волосы прилипли к потному лбу. Кира молча на нее смотрела. Сестра Харди смотрела на нее в ответ, потом приподняла бровь: — О чем говорит нам скачок температуры?

— Вирус пересек точку насыщения, — сказала Кира, цитируя по памяти. — Он размножился достаточно, чтобы забить его дыхательную систему, и сердце начало работать усиленнее.

Сестра Харди кивнула, и Кира впервые заметила, что глаза у нее были уставшие и красные:

— Однажды исследовали выведут закономерность по этим данным и синтезируют лекарство. И единственное, что поможет им, если мы…? — она замолчала, ожидая, что Кира закончит.

— Проследим за течением болезни каждого ребенка настолько тщательно, насколько возможно, и будем учиться на своих ошибках.

— Лечение будет зависеть от данных в ваших руках, — сестра Харди показала на бумаги Киры. — Запишите их неправильно, значит этот ребенок умер напрасно.

Кира снова кивнула, оторопело выравнивая бумаги в своей папке.

Старшая сестра отвернулась, но Кира дотронулась до ее плеча; когда та обернулась, Кира не осмелилась взглянуть ей в глаза:

— Прошу прощения, мэм, но, если доктор закончил с телом, можно Ариэль ее подержит? Хотя бы минутку?

Сестра Харди вздохнула, сквозь мрачный облик профессионала проглядывала усталость:

— Послушай, Кира, — сказала она, — я знаю, насколько быстро ты усваиваешь обучающую программу. У тебя есть явные способности к вирусологии и анализу РМ, но специальные навыки, лишь полдела. Ты должна быть готова эмоционально или роддом сожрет тебя живьем. Ты с нами три недели, у тебя это десятая смерть. У меня — девятьсот восемьдесят вторая, — она замолчала, и ее молчание длилось дольше, чем ожидала Кира. — Ты должна научиться двигаться дальше.

Кира взглянула на Ариэль, которая рыдала и билась в толстое стекло:

— Я знаю, вы многих потеряли, мэм, — Кира сглотнула, — но у Ариэль это первенец.

Сестра Харди долго смотрела на Киру, в ее глазах залегла тень. Наконец, она обернулась:

— Сэнди.

Еще одна молодая медсестра, которая несла крошечное тельце к двери, подняла взгляд.

— Разверните ребенка, — сказала сестра Харди. — Пусть мать подержит ее.

Кира покончила с бумагами примерно час спустя, как раз во время, чтобы дойти до собрания возле Сената. Маркус встретил ее в холле поцелуем, а она постаралась оставить длинную тяжелую ночь позади. Маркус улыбнулся и она улыбнулась в ответ. С ним жизнь становилась намного проще.

Они покинули госпиталь, и Кира прищурилась от внезапной вспышки солнечного света, ударившей по ее утомленным глазам. Госпиталь был технологическим бастионом в центре города, настолько отличавшимся от разрушенных домов и заросших улиц, что вполне мог показаться космическим кораблем. Большая часть разрушений, конечно же, была разобрана, но следы Раскола все еще были повсюду, даже одиннадцать лет спустя: заброшенная машина стала пристанищем для рыб и растений; лужайки перед домами превратились в сады и курятники. Мир, который был настолько развит — старый мир, мир до Раскола — теперь был руинами, заселенными культурами, всего лишь на шаг опережающими Каменный Век. Солнечные панели, обеспечивающие госпиталь энергией, были роскошью, о которой большая часть Ист Мидоу могла лишь мечтать.

Кира пнула камень на дороге:

— Думаю, что я больше не смогу.

— Тебе нужен рикша? — спросил Маркус. — Колизей не так уж и далеко.

— Я не имею в виду идти дальше, — сказала Кира, — я имею в виду это — госпиталь, младенцы. Моя жизнь. — Она вспомнила глаза медсестры, бледные, красные и уставшие, очень уставшие. — Ты знаешь, сколько умирающих детей я видела? — спросила она мягко. — Лично видела, прямо здесь, передо мной.

Маркус взял ее за руку:

— В этом нет твоей вины.

— Да разве важно, чья это вина? — спросила Кира. — Они-то мертвы.

— Никто не смог спасти ни одного ребенка после Раскола, — сказал Маркус, — ни одного. Ты проходишь интернатуру всего лишь третью неделю. Ты не можешь винить себя за то, что не можешь сделать того, чего не смогли сделать доктора и исследователи.

Кира остановилась, уставившись на него; он не мог говорить это серьезно.

— Ты пытаешь помочь мне? — спросила она. — Если так, то говоря, что невозможно спасти жизнь ребенка, ты выбрал самый глупый способ.

— Ты знаешь, что я не это имел в виду, — произнес Маркус. — Я всего лишь говорю, что это не ты. РМ убил этих детей, не Кира Уокер.

Кира окинула взглядом магистраль:

— Смотря с какой стороны на это посмотреть.

Теперь, когда они подходили к Колизею, толпа становилась все плотнее; возможно, он даже полностью заполнится, чего не было уже несколько месяцев. Не заполнялся с тех пор, как в Сенате были приняты последние поправки к Акту Надежды, снижающие рост деторождения до восемнадцати. У Киры внезапно сжался желудок и она поморщилась:

— Как думаешь, на счет чего это «экстренное собрание»?

— Зная Сенат, наверняка, что-то скучное. Сядем возле двери на случай, если Кесслер разразится очередной тирадой.

— Думаешь, ничего важного не будет? — спросила Кира.

— Оно будет, по меньшей мере, пафосным, — сказал Маркус. — Ты всегда можешь положиться на Сенат в этом. — Он улыбнулся ей, видя насколько серьезной и нахмурившейся она была. — Могу предположить, они будут говорить о Голосе. В лаборатории все утро были разговоры о том, что они атаковали очередную ферму на этой неделе.

Кира смотрела на тротуар, старательно пряча глаза:

— Не думаешь, что они собираются опять снизить порог деторождения?

— Так скоро? — спросил Маркус. — И девяти месяцев еще не прошло… не думаю, что они опять его снизят, пока не поймут, что и у восемнадцатилетних нет никаких перспектив.

— Снизят, — сказала Кира, все еще глядя вниз. — Снизят, потому как Акт Надежды — это единственное, что может решить проблему. Они думают, что если детей будет достаточно, хотя бы один из них проявит способность сопротивляться, но это не работает и не работало на протяжении одиннадцати лет. И куча беременных подростков ничего не изменит, — она отпустила руку Маркуса. — Все тоже самое и в госпитале: они заботятся о матерях, содержат все в стерильности, записывают все показатели, а младенцы все равно гибнут. Мы точно знаем, почему они умирают (мы так много знаем о том, как и почему они умирают, что меня тошнит от одной только мысли об этом), но мы абсолютно ничего не знаем о том, как спасти их. У нас куча беременных девчонок, значит у нас просто будет больше мертвых детей и еще больше блокнотов с той же самой статистикой о причинах смерти младенцев, — она почувствовала, что краснеет, к глазам подступили слезы. Некоторые смотрели на нее, когда проходили мимо; многие из женщин были беременны, и Кира была уверена, что некоторые слышали ее. Она сглотнула и крепко обняла себя руками, злая и смущенная.

Маркус подошел ближе и обнял ее за плечи:

— Ты права, — прошептал он. — Ты абсолютно права.

Она наклонилась к нему:

— Спасибо.

Кто-то из толпы прокричал:

— Кира!

Кира подняла глаза, вытирая их тыльной стороной ладони. Сквозь толпу ей взволнованно махала Мэдисон. Кира не смогла сдержать улыбку. Мэдисон была на пару лет старше, но они выросли вместе, были практически сестрами, поскольку вместе проживали во временной семье после Раскола. Кира подняла руку и помахала в ответ.

— Мэдс!

Мэдисон подошла к ним и взволнованно обняла Киру. Ее новый муж, Гару, шел в нескольких шагах позади нее. Кира не очень хорошо его знала; он был в Армии, когда они с Мэдисон встретились. Они заключили брак лишь несколько месяцев назад. Он пожал ей руку и серьезно кивнул Маркусу. Кира снова задумалась над тем, как Мэдисон могла связаться с таким серьезным человеком, но она полагала, что любой по сравнению с Маркусом казался бы серьезным.

— Приятно видеть вас, — сказал Гару.

— Ты можешь меня видеть? — спросил Маркус, похлопывая по себе. — Должно быть у зелья закончилось действие! Это был последний раз, когда я обедал с говорящей белкой.

Мэдисон рассмеялась, а Гару приподнял сконфуженно бровь. Кира наблюдала за ним; отсутствие у него чувства юмора было забавным, так что она смогла удержаться и тоже расхохоталась.

— Как поживаете, ребята? — спросила Мэдисон.

— Выживаем, — сказала Кира. — С трудом.

Мэдисон поморщилась: — Тяжелая ночь в роддоме?

— Ариэль потеряла ребенка.

Мэдисон побледнела, в глазах появилась глубокая печаль. Кира видела, насколько эта новость ранила ее, ведь ей было почти восемнадцать. Пока Мэдисон не была беременна, но это лишь вопрос времени.

— Мне очень жаль. После собрания я пойду с тобой, чтобы поздороваться с ней и посмотрю, может, смогу чем-нибудь помочь.

— Отличная идея, — сказала Кира, — но тебе придется справляться без меня. У нас сегодня рейд по проверке и сбору имущества.

— Но ты всю ночь не спала, — запротестовала Мэдисон. — Они не могу отправить тебя еще и на этот рейд

— Я вздремну перед отъездом, — сказала Кира, — но я должна идти. Я просто разваливаюсь на работе, я могу использовать отставание в свою пользу. Кроме того, я должна доказать Скоусену, что могу с этим справиться. Если Армии требуется медик в их очередном рейде, я буду лучшим чертовым медиком, которого они когда-либо видели.

— Им с тобой повезло, — сказала Мэдисон, обнимая ее еще раз. — Джейден идет?

Кира кивнула:

— Сержант там за главного.

Мэдисон улыбнулась:

— Обними его за меня.

Джейден и Мэдисон были братом и сестрой — не приемными, а по рождению, единственные генетические родственники в мире. Они были доказательством того, как говорили, что иммунитет к РМ может наследоваться. Но это делало вирус лишь более ужасным, поскольку до сих пор никто из новорожденных не смог подтвердить этого. «Скорее всего», — подумала Кира, — «Мэдисон и Джейден были аномалией, которую никто не сможет повторить».

Джейден был так же, как часто говорила Кира Мэдисон, самым привлекательным человеческим существом на планете. Кира ехидно посмотрела на Маркуса:

— Просто обнять? Я могла бы передать поцелуй или два.

Маркус смущенно посмотрел на Гару:

— Так что, есть идея, о чем будет собрание?

Кира с Мэдисон рассмеялись, и Кира счастливо вздохнула. От присутствия Мэдисон она всегда чувствовала себя лучше.

— Они закрывают школы, — сказал Гару. — Самым младшим на острове исполняется четырнадцать, и сейчас учителей уже практически больше, чем учеников. Полагаю, они просто чуть раньше отправят всех по профессиональным программам, а учителей перебросят туда, где они будут более полезны.

— Думаешь? — спросила Кира.

Гару пожал плечами:

— Я бы так сделал.

— Пожалуй, они собираются потрепаться и о Партиалах, — сказала Мэдисон. — Сенат никогда не перестанет говорить о подобных вещах.

— Можно ли их в этом винить? — спросил Гару. — Они убили всех на Земле.

— За исключением присутствующих, разумеется, — сказал Маркус.

— Я и не говорю, что они безопасны, — сказала Мэдисон, — но никто не видел их уже около одиннадцати лет. Жизнь продолжается. Кроме того, у нас однозначно есть проблемы посерьезнее. Я полагаю, они будут говорить о Голосе.

— Думаю, скоро мы это выясним, — сказала Кира, кивнув в сторону севера; колизей был едва виден среди деревьев. У Сената было, конечно же, свое помещение в ратуше, но собрания, подобные этому, предполагали присутствие всего города, так что оно проводилось в колизее. Они редко заполняли его, но взрослые говорили, что в былые времена колизей заполнялся полностью, когда его использовали для спортивных состязаний. До Раскола.

Во время Раскола Кире было лишь пять; большинство вещей из старого мира она даже и не помнила, многим, что помнила, не доверяла. Она помнила своего отца, его темное лицо и спутанные черные волосы, его толстые очки, приподнятые на переносице. Они жили в двухэтажном доме, она была уверена, что он дом был желтого цвета, а когда ей исполнилось три, у нее была праздничная вечеринка. У Киры не было друзей ее возраста, так что на празднике не было маленьких детей, только друзья отца. Она помнила, что у нее была большая коробка для игрушек, полная моделек животных, ей очень хотелось показать их всем остальным, так что она пыхтела от напряжения и толкала ее по коридору; ей казалось, около получаса или больше, но она-то знала, что в реальной жизни было не настолько долго. Когда же она, наконец, добралась до гостиной и крикнула, чтобы все посмотрели, отец рассмеялся, пожурил ее и отнес все обратно в ее комнату. Все ее усилия укладывались в пару секунд. Воспоминания не волновали ее; она никогда не думала об отце как о человеке заурядном или несправедливом. Это было просто воспоминание, одно из немногих, что остались у нее от старого мира.

Толпа была очень плотной. Они пробились сквозь деревья, растущие вокруг колизея. Кира крепко держала Маркуса одной рукой и Мэдисон — другой. Гару замыкал эту человеческую цепочку. Они проложили себе путь через скопление людей и нашли несколько пустых сидений возле двери, как и хотел Маркус. Кира знала, что он прав: если Сенатор Кесслер выдаст свою напыщенную речь или Сенатор Лефоу будет говорить о графике грузоперевозок, или еще каких скучных вещах, как это уже было в этом месяце, у них должен быть простой способ ускользнуть. Присутствие было обязательным для всех, но, когда с важными вещами было покончено, они были не единственными, кто уходил пораньше.

Когда сенаторы заполнили помост в центре, Кира заерзала на своем сидении, размышляя, прав ли Гару. Сенаторов было двадцать человек, Кира узнала их всех, хоть и не знала каждого по имени. Один из мужчин, однако, был новеньким: высокий, темноволосый, крепкого телосложения. Он стоял с выправкой военного, но на нем был простой гражданский костюм. Он что-то шепнул доктору Скоусену, представителю от медицины, потом скрылся в толпе.

— Доброе утро, — по огромному стадиону прогремел голос, отдаваясь эхом от громкоговорителей и потолка. В центре колизея появилось огромное голографическое изображение Сенатора Хобба. Сенаторов было двадцать, но они всегда позволяли Хоббу главенствовать на подобного рода собраниях, ведя вступительные речи и делая большинство объявлений. Он, определенно, был самым очаровательным.

— Призываю собрание к порядку, — продолжил Сенатор Хобб. — Рады приветствовать вас здесь сегодня; очень важно, что вы принимаете участие в жизни вашего правительства, а подобные встречи являются лучшим способом для нас оставаться на связи. В этот раз мы хотели бы выразить благодарность Лонг-Айлендской Армии, в особенности Сержанту Стюарту и его команде за то, что они всю ночь здесь, в колизее, вручную боролись с генераторами. Как мы вам и обещали, на наших встречах мы не использовали и не будет использовать электроэнергию сообщества, — раздались жидкие аплодисменты и Хобб любезно улыбался, пока они не затихли: — Начнем. Мисс Римас, прошу вас присоединиться ко мне на трибуне.

— Это школы, — сказала Кира.

— Я же говорил, — ответил Гару.

Мисс Римас возглавляла систему школьного образования Ист Мидоу, сократившуюся до одной школы, директором которой она сейчас и работала. Закрыв рукой рот, Кира слушала, как пожилая женщина с гордостью рассказывает о проделанной учителями работе, о том успехе, который их система демонстрировала на протяжении многих лет и о значительных делах, которые свершили их выпускники. Это была торжественная оглядка на прошлое, на их упорный труд и преданность делу, но Кира не могла не чувствовать некий осадок от всего этого. Не важно, как они справлялись, не важно, насколько они старались обратить внимание на положительные моменты, страшная правда заключалась в том, что больше нет детей. Они закрывали школы, потому что у них не было учеников. Учителя сделали свою работу, а вот доктора еще пока нет.

Самому младшему человеку на планете, насколько знали все остальные, в этом месяце исполняется четырнадцать. Существовала вероятность, что на других континентах были еще выжившие, но никто не был способен связаться с ними. Так что с течением времени беженцам на Лонг-Айленде пришлось поверить, что они остались одни. Поверить, что самый младший из них, был самым младшим на планете. Его звали Саладин. Когда они вывели его на постамент, Кира не смогла сдержать слез.

Маркус обнял ее и они слушали проникновенные речи и поздравления. Молодых студентов распределяли по профессиональным программам, как и предсказывал Гару. Десятерых приняли в медицинскую предпрограмму, которую Кира уже закончила; а в последующие год или два они станут интернами в госпитале, как и она. Будет ли тогда все по-другому? Будут ли младенцы все еще умирать? Будут ли медсестры все еще смотреть, как те умирают и записывать статистические данные и заворачивать их для погребения? Когда же это все закончится?

По мере того, как каждый учитель вставал и благословлял своих учеников, в колизее становилось все тише, тишина была почти благоговейной. Кира знала, что они думают о том же, о чем и она сама. Закрытие школ становилось закрытием прошлого, окончательное признание, что мир движется к концу. Осталось сорок тысяч взрослых и ни одного ребенка. И нет вероятности, что они появятся.

Последний учитель говорила мягко, со слезами на глазах провожая своих учеников. Учителя тоже присоединялись к профессиональным программам, двигаясь навстречу новой работе, новым жизням. Эта последняя учительница присоединялась к Саладину в Комиссии по Животным, тренирующей лошадей, собак и ястребов. Кира улыбнулась. Если Саладин вынужден повзрослеть, он все же сможет играть с собакой.

Учитель села, а Сенатор Хобб поднялся и подошел к микрофону, спокойно стоя в центре внимания. Его изображение заполнило колизей, торжественное и тревожное. Он помедлил мгновение, собираясь мыслями, потом взглянул на собравшихся ясными голубыми глазами.

— Этого не должно быть.

По толпе прошелестел шепот, он рябью прошелся по стадиону, пока люди переглядывались между собой. Кира видела, что Маркус смотрит на нее; она покрепче взяла его за руку и не спускала взгляда с Сенатора Хобба.

— Школам вовсе не обязательно закрываться, — мягко сказал он. — В Ист Мидоу едва ли наберется двадцать детей школьного возраста, но на острове их больше. Гораздо больше. В Джеймспорт есть ферма, где живет десять детей такого же возраста, что и Саладин — я видел их своими глазами. Я держал их за руки. Я умолял их приехать сюда, где безопасно, где Армия сможет защитить их, но они не согласились. Взрослые, их приемные родители, не позволят им. А неделю спустя после того, как я уехал оттуда, около двух дней назад, так называемый Глас Народа напал на ферму, — он помолчал, успокаиваясь. — Мы отправили туда солдат, чтобы хоть что-то найти, но я боюсь худшего.

Голограмма Сенатора Хобба пристально оглядела колизей, пронзая толпу серьезным взглядом.

— Одиннадцать лет назад Партиалы пытались уничтожить нас и они проделали чертовски хорошую работу. Мы создали их более сильными, более быстрыми, чем мы, чтобы они сражались за нас в Изоляционной Войне. Они умело выиграли эту войну, а когда они повернулись против нас пять лет спустя, у них не заняло много времени стереть нас с лица земли, особенно после того, как они запустили РМ. Те из нас, кто выжил, пришли на этот остров ни с чем — сломленные, в отчаянии, разобранные по частям, но мы выжили. Мы восстановились. Мы создали круговую оборону. Мы нашли еду и кров, мы воссоздали энергию, правительство, цивилизацию. Когда мы обнаружили, что РМ не перестанет убивать наших детей, мы приняли Акт Надежды, чтобы увеличить наши шансы на рождение детей с иммунитетом к РМ-вирусу. Благодаря нашим действиям и неустанно работающей медицине, мы приближаемся к нашей мечте все ближе с каждым днем.

Сенатор Хобб кивнул доктору Скоусену, сидящему рядом с ним на помосте, потом перевел глаза обратно. Его взгляд был мрачным и торжественным: — Но на этом пути кое-что произошло. Некоторые из нас позабыли про врага, который все еще скрывается на материке, наблюдая за нами и выжидая. А еще они забыли о враге, что наполняет наш воздух, нашу кровь, убивая наших детей, как он убил так много наших семей и друзей. Потому что некоторые увидели в той цивилизации, что мы построили, чтобы защитить себя, некое подобие врага. Мы все еще боремся за то, что принадлежит нам, но только сейчас мы сражаемся друг с другом. С момента принятия Акта Надежды два года назад, Голос, эти бандиты, вооруженные бандиты под смехотворным видом революционеров, сжигают наши фермы, грабят наши магазины, убивают свою плоть и кровь — своих собственных братьев, сестер, матерей, отцов и, да поможет нам Бог, своих собственных детей. Потому что, что мы такое: Мы семья и не можем позволить себе воевать друг с другом. И каковы бы ни были их мотивы, Голос (давайте называть все своими именами — варвары), просто пытаются завершить работу, которую начали Партиалы. Но мы им не позволим, — он помолчал. — По крайней мере не должны. Хотел бы я донести до вас хорошие новости, но Армия наткнулась на боевую команду Голоса, которая прошлой ночью напала на склад снабжения. Знаете где? Кто-нибудь догадается?

Некоторые из толпы выкрикивали свои догадки, в большинстве называя отдаленные фермы и рыбацкие деревушки, но гигантское голографическое изображение грустно покачало головой. Кира опустила взгляд, глядя на самого человека — крошечную фигурку в потертом коричневом костюме, который под светом прожектора стал почти белым. Он медленно поворачивался, качая головой, когда из толпы раздавались выкрики о местах со всего острова. Он перестал вертеться и указал на пол.

— Здесь, — сказал он. — На самом деле, там, к югу от автострады, в старой Келленбергской средней школе. Нападение было небольшим и нам удалось сдержать его без особого кровопролития, так что многие из вас даже и не знали об этом. Но все же они были здесь. Многие из вас живут там рядом? — он поднял руку, кивая тем, кто тоже поднял свою. — Да, — сказал он, — вы живете там. И я живу там, в самом центре сообщества. Голос теперь больше не скрывается в лесу, они здесь, в Ист Мидоу, в нашем районе. Они хотят растерзать нас на части изнутри, но мы не позволим им!

Голос нацелен на Акт Надежды, — продолжил он. — Они называют его самодурством, они называют его фашизмом, они называют его способом контроля. Вы называете его нашим единственным шансом. Вы хотите дать человечеству будущее; они же хотят жить настоящим и убьют любого, кто попытается им помешать. Разве это свобода? Если и есть хоть что-нибудь, чему мы научились за последние одиннадцать лет, друзья мои, что свобода — это ответственность, которую нужно заслужить, а не лицензия на безрассудство и анархию. Если когда-нибудь, несмотря на наши усилия и глубочайшую решительность, мы падем, пусть это случится от рук нашего врага, а не потому что мы обыграли сами себя.

Кира слушала спокойно, отрезвленная этой речью. Ей не нравилась мысль о том, что она может забеременеть так скоро, ей оставалось еще два года до детородного возраста. Но она знала, что Сенат прав. Будущее куда важнее, чем колебания одной девушки, которая сомневается в следующем своем шаге.

Голос Сенатора Хобба был мягким, печальным, решительным: — Голос несогласен с Актом Надежды, они решили выразить свое несогласие при помощи убийств, воровства и терроризма. Они могут быть несогласны; проблемой являются их методы. Не так давно была еще одна такая же группа, которая использовала такие же методы, группа, которой не нравилось положение вещей, решившая восстать. Их называли Партиалами. Разница лишь в том, что Партиалы — бездумные, бесчувственные, бесчеловечные убийцы. Они убивали, потому что мы создали их для этого. Голос — это люди и это в некотором роде делает их куда более опасными.

По толпе прошелся шепот. Сенатор Хобб посмотрел вниз, откашлялся и продолжил.

— Есть вещи, более важные, чем мы сами, более важные, чем границы настоящего, чем наши капризы. Есть будущее, которое нужно строить и защищать. И если мы хотим это будущее сделать реальным, мы должны перестать воевать между собой. Мы должны искоренить инакомыслие, где бы мы его не находили. Мы должны снова доверять друг другу. И речь идет не о Сенате и городе, не о городе и фермах, не о маленьких группках и фракциях. Речь о нас. Человеческий род должен стать единым целым. Есть люди, которые хотят разъединить нас, но мы им не позволим!

Толпа снова взревела и на этот раз Кира присоединилась к ним. Но даже присоединившись к хору голосов, ее не покидало внезапное ощущение страха, ледяными пальцами проникающего в ее сознание.

 

Глава 2

— Опаздываешь, Уокер.

Кира не стала ускорять шаг, наблюдая за лицом Джейдена, пока подходила к фургону. Джейден с Мэдисон были очень похожи.

— Что такое? — спросила она. — Разве солдаты теперь не должны присутствовать на общих собраниях?

— Благодарю тебя за подобный настрой, — сказал Джейден, прислонив винтовку к плечу. — Как приятно, что ты и твое остроумие вместе присутствуете на этом рейде.

Сложив из пальцев пистолет, Кира молча выстрелила ему в лицо:

— Куда направляемся на этот раз?

— В маленький городок Ашарокен. — Он помог ей забраться в металлическую повозку, в которой уже сидел десяток солдат с двумя генераторами; это означало, что ей, вероятно, нужно будет протестировать какое-то старое оборудование на предмет возможности забрать его с собой. Также там сидели еще двое гражданских, мужчина и женщина, которые используют второй генератор для своего оборудования.

Джейден прислонился к краю повозки:

— Клянусь, на этом острове у городов самые чудные названия, какие я когда-либо слышал.

— Вы, ребята, словно на медведя собрались, — сказала Кира, глядя на тяжелые солдатские винтовки. Они всегда были вооружены, когда покидали город, даже у Киры на плече висела винтовка, но сегодня они выглядели как военный отряд. У одного из солдат была длинная труба, в которой Кира узнала ракетную установку. Она нашла свободное сидение, засунула сумку и медицинский набор под ноги: — Ждете налета?

— Северное Побережье, — сказал Джейден и Кира побледнела. Северное Побережье было в принципе не устроено и полностью принадлежала Голосу.

— Валенсио, ты опоздал, — прокричал Джейден и Кира посмотрела на него с улыбкой.

— Привет, Маркус.

— Давненько не виделись, — Маркус широко улыбнулся и запрыгнул в фургон. — Прости, Джейден, я опоздал. У меня была тяжелая встреча, к концу которой я был мокрый от пота. Главной темой разговора был ты, однако, между приступами пламенной…

— Просто переходи к той части, где про мою мать, — сказал Джейден, — а я потом озвучу ту часть, где я предлагаю тебе катиться к черту и тогда мы смогли бы вернуться к работе, которую нам надо бы сделать.

— Твоя мать померла от РМ одиннадцать лет назад, — сказал Маркус, на лице было написано притворное удивление. — Тебе тогда сколько было, шесть? С моей стороны это было бы невероятно грубо.

— Ну, твоя-то мать уже в аду, — сказал Джейден, — так что скоро ты с ней увидишься. Нам стоит закончить. Ублюдок.

На подобное оскорбление Кира нахмурилась, но Маркус лишь ухмыльнулся, оглядывая остальных людей в повозке:

— Десять солдат, да? Куда рейд?

— Северное Побережье, — сказала Кира.

Маркус присвистнул:

— А я то переживал, что не будет никакого веселья. Я так понимаю, что сейчас все стало куда более ясно, да? — он посмотрел на гражданских: — Прошу меня простить, но я не узнаю никого из вас.

— Эндрю Тернер, — сказал мужчина, протягивая руку. Он был взрослым, около пятидесяти, с начинающими появляться проплешинами в редеющих волосах: — Электрик.

— Приятно познакомиться, — сказал Маркус, тряся его руку.

Женщина улыбнулась и помахала:

— Джианна Кантрелл. Я по компьютерам, — она тоже была взрослой, но моложе, чем Тернер. Кира подумала, что ей должно быть лет тридцать пять — достаточно взрослая, чтобы изучить компьютерное дело еще до Раскола. Кира рефлекторно посмотрела на ее живот, но женщина, конечно же, не была беременна. Имущественные рейды были слишком опасны, чтобы рисковать ребенком; она, должно быть, сейчас находилась между циклами.

— Интересное сочетание, — сказал Маркус. Он взглянул на Джейдена. — Что там за место?

— Солдатский рейд прошел несколько дней назад, — сказал Джейден. — Они посетили клинику, аптеку и «метеостанцию», не знаю, что это значит. А теперь я получаю задание на кроличий забег. Можете представить мою радость, — он подошел к передней части повозки и забрался на сидение рядом с водителем — молодой девушкой, которую Кира видела несколько раз до того. У нее все еще оставался год до детородного возраста, что делало ее пригодной для активных действий. — Отлично, Юн, вперед.

Девушка дернула поводья и причмокнула четверке лошадей. У армейцев было несколько электромобилей, но они были недостаточно сильны, чтобы тащит такой тяжелый груз. Энергия была дорогой, а лошади были дешевле, так что все электромобили были приспособлены для других целей. Повозка наклонилась и Кира положила руку позади Маркуса, чтобы удержаться. Маркус прижался ближе к ней.

— Привет, детка.

— Привет.

Эндрю Тернер посмотрел на них:

— Кроличий рейд?

— Это просто сленг для имущественного рейда с такими специалистами как вы вместо обычных пехотинцев, — Кира посмотрела на загар мужчины. — Вы никогда не были в таких рейдах?

— Я побывал во многих из них, что были раньше, как и любой другой, но через год или около того меня назначили на работу с солнечными панелями на постоянное время.

— Кроличьи рейды легче, — сказал Маркус. — На Северном Побережье жутковато, но все будет хорошо, — он оглянулся вокруг и улыбнулся. — За пределами поселения дорожные условия не самые лучше, однако, наслаждайтесь поездкой, пока можете.

Некоторое время они ехали молча, ветер хлестал по открытой повозке, хвостик Киры метался прямо перед Маркусом. Она наклонилась вперед, нацелив неистовые волосы прямо ему в лицо и рассмеялась, когда он, отплевываясь, смахнул их. Он начал щекотать ее и Кира спешно от него отпрыгнула, хлопнувшись на сидящего рядом солдата. Он неловко ей улыбнулся — мальчишка примерно одного с ней возраста, он был явно рад тому, что девушка практически сидит у него на коленках, но он ничего не сказал. Она сползла обратно на сидение, стараясь не рассмеяться.

Солдат рядом с Кирой выкрикнул приказ:

— Последняя отметка. Смотреть внимательно!

Солдаты в кузове сели чуть прямее, прижимая оружие сильнее и наблюдая за пролетающими мимо, словно ястребы, домами.

Кира отвернулась, глядя на огромный пустой город прошлого. Город выглядел пустым, он, наверное, таким и был, но никогда нельзя быть слишком осторожным. Отметки показывали края поселения Ист Мидоу и края, которые патрулировались, но это вряд ли была оконечность реальной городской площади. Старый город простирался на мили во все стороны, от побережья до побережья всего острова. Большинство людей жили в Ист Мидоу или на военной базе на западе, но здесь были бродяги, мародеры, бандиты и они были рассыпаны по всему острову. Самая большая угроза исходила от Голоса, но и они были не единственными.

Даже за пределами Ист Мидоу дорога была хорошей и открытой; конечно, на ней находился мусор — грязь, листья и отбросы природы, но регулярное движение ограждало асфальт от растений и лишь редкие выбоины или колея заставляли повозку подпрыгивать. За пределами бордюра была абсолютно другая история: за одиннадцать лет, что город был покинут, разрушились дома, тротуары потрескались и проросли корнями деревьев, безудержно разрослись сорняки и огромные массы кудзу все покрыли ковром. Больше не было ни газонов, ни двориков, ни стекол в окнах. Большинство из боковых улиц, по которым ездили меньше, чем по главной, были исполосованы зелеными линиями. Мать Природа медленно возвращала все то, что украл у нее старый мир.

В любом случае, Кире это нравилось. Никто не мог диктовать природе, что делать.

Некоторое время они ехали в молчании; потом один из солдат показал на север и прокричал:

— Мародер!

Кира крутанулась на своем месте, оглядывая окрестности, а потом уголком глаз уловила какое-то движение — школьный автобус, по сторонам которого свисал тяжелый хлам, а крыша была завалена коробками, ящиками и мешками, мебелью. Все, покачиваясь, свисало на веревках. Рядом с автобусом стоял человек, выкачивая бензин из припаркованного рядом автомобиля; два подростка, пятнадцати и семнадцати лет, как подумала Кира, стояли около него.

— Чувак, — сказал Маркус, — он все еще используют бензин.

— Наверное, он нашел способ фильтровать его, — сказала Джианна, с интересом вглядываясь в автобус. — Многие общины так делают — все еще разрушают двигатели, однако, моторов, оставшихся в бесхозных автомобилях после Раскола, хватит ещё надолго.

— Они должны пойти в город, — сказал Тернер. — У него может быть настоящий дом, мы же можем обеспечить его электричеством, защитой и… ну, всем.

— Всем, кроме мобильности, — сказала Джианна. — Анонимности и свободы…

— Что вы имеете в виду под словом «свобода»? — спросил солдат, сидевший рядом с Кирой. На бейдже было написано БРАУН. — У нас есть свобода, то, что у него — это анархия.

— Тогда безопасности, — сказала Джианна.

Рядовой Браун поднял винтовку:

— Что вы имеете в виду?

— Большие сообщества стали первыми, кто пал перед восставшими Партиалами, — сказала Джианна. — Многонаселенные центры становятся легкой добычей и, если Партиалы, где бы они ни были, разработают новый штамм РМ, который уничтожит наш иммунитет, оружие здесь ничем не поможет. Такие места как Ист Мидоу, станут худшим местом, где ты мог бы находиться.

— Ну, всегда пожалуйста, — сказал Браун. — Я рад, что моя жизнь так высоко оценивается.

— Я и не говорю, что вас никто не ценит, — сказала Джинна. — Я просто говорю… ну, я просто сказала, что сказала. Понятно же, что я выбрала Ист Мидоу, я просто объясняю, почему, возможно, он этого не сделал.

— Он скорее всего из Голоса, — проворчал другой солдат. — Он воспитывает из этих детишек шпионов или убийц, или еще черт знает кого.

Рядовой Браун обругал его, а Кира отвернулась, не обращая на них внимания и ощущая ветер на своем лице. За последнее время она слышала множество подобных аргументов. День был жарким, но ветер делал его достаточно приятным, а ей всегда нравилось иметь возможность прижаться к Маркусу. Она подумала о прошедшей ночи, о прошедшем утре, мертвом ребенке и обо всем на свете. «Как там говорил отец?» — подумала она. — «Я сильнее, чем выпадающие мне трудности».

«Я сильнее, чем выпадающие мне трудности».

 

Глава 3

Прошло несколько часов, пока они добрались до Ашарокена, небо уже начало темнеть. Кира надеялась, что они быстро закончат и разобьют лагерь подальше от побережья. Ашарокен больше, чем город соседствовал с остальной частью острова сплошной массой домов, дорог и зданий, но Кира мгновенно поняла, почему рейды пехотинцев длились так долго — это был узкий перешеек земли, простиравшейся к северу острова, и с той и с другой стороны раздавались звуки прибоя. Один берег заставлял людей нервничать, а уж два и подавно.

Повозка остановилась перед небольшой ветеринарной клиникой, Маркус застонал.

— Ты не говорил, что это собачья лечебница, Джейден, что мы собираемся там искать?

Джейден выпрыгнул из повозки:

— Если бы я знал, я бы забрал это сам, когда был здесь два дня назад. Пехотинцы помечают медикаменты и рентгеновские аппараты; иди, делай свое дело.

Маркус спрыгнул на дорогу и они с Джейденом оба подали Кире руку, чтобы помочь ей. В порыве озорства она взяла обе руки и улыбалась про себя, пока они с хмурыми лицами помогали ей спуститься.

— Спаркс, Браун, вы идете первыми, — скомандовал Джейден и половина солдат начала вываливаться из повозки, вытаскивая и один из генераторов. — Паттерсон, ты со своей командой закрепляешься на местности, обеспечивая безопасность и сопровождаешь медиков до следующего участка. Такое ощущение, что со вчерашнего дня здесь кто-то побывал, так что мне не нужны сюрпризы.

— Кто-то был здесь? — спросила Кира. — Откуда ты можешь это знать?

— Глаза, мозги и новая блестящая прическа, — сказал Джейден. — Возможно, это просто мародеры, но это чертово Северное Побережье. Если найдете что-то хорошее, подготовьте это для транспортировки и мы подберем на обратном пути. Я со своими людьми пойду на север в третий квадрат. Паттерсон, сеансы связи через каждые пятнадцать минут. — Он взобрался обратно в повозку и крикнул водителю: — Поехали.

Повозка тронулась и направилась на север. Кира закинула свою медицинскую сумку на плечо и огляделась; Ашарокен был погребен под кудзу, как и большинство маленьких городов, но Лонг-Айленд Саунд мягко простирался до побережья, небо было чистым и спокойным.

— Милый городишко.

— Глядеть в оба, — сказал Паттерсон. Солдаты рассыпались цепью, медленно обходя клинику по периметру, пока Спаркс и Браун приближались к разрушенному зданию, держа штурмовые винтовки возле глаз. Кира была очарована тем, как они двигались, их тела поворачивались, поднимались и опускались, они были твердыми как скала — выглядело так, словно оружие находилось на невидимых рельсах, пока солдат кружил вокруг него. Фасад клиники, когда-то стеклянный, теперь был разрушен и зарос кудзу, но на одной из центральных бетонных опор была нанесена ярко-оранжевая метка спасательной команды. Кира сделала достаточно рейдов, чтобы узнавать большинство из знаков, но этот она знала лучше всего — «частично зарегистрировано, вернуться с медиками». Спаркс и Браун плавно передвигаясь, прикрывали друг друга, когда входили внутрь, пробираясь через завалы и растительность. Паттерсон осторожно залез на крышу, держась на краю, где она оставалась твердой, и продолжил наблюдение с высоты.

Пока они охраняли здание, Кира с Маркусом проверяли генератор. Это была тяжелая рама на двух колесах; нижняя часть держала массивную батарею и рукоять, в то время как сверху была расположена солнечная батарея и виток за витком, кабели и разъемы. Медики всегда присутствовали на таких рейдах, чтобы рабочие были в безопасности, но, если пехотинцы помечали медицинское оборудование, то медики брали генераторы, чтобы воткнуть оборудование в розетку, проверить его и убедиться, что оно стоит того, чтобы его забрали с собой. Остров был и так захламлен, так что не имело смысла наполнять Ист Мидоу техникой, которую нельзя использовать.

Улица была заполнена припаркованными проржавевшими автомобилями, со спущенными шинами и разбитыми стеклами окон, что не выдержали забвения и воздействия стихии. В одном из авто на водительском сидении находился жутко ухмыляющийся скелет — жертва РМ, которая попыталась куда-то сбежать, пыталась уехать на другой конец мира. Кира гадала, куда бы он мог попытаться сбежать. У него даже не получилось отъехать от своего двора.

Две минуты спустя Браун снова открыл дверь и махнул им:

— Все чисто, но смотрите под ноги. Выглядит так, будто дикие собаки облюбовали это место в качестве своего логова.

Маркус ухмыльнулся:

— Преданные маленькие ребята. Должно быть, очень любили своего ветеринара.

Кира кивнула:

— Давай-ка его подключим.

Маркус поставил генератор на колеса и медленно вкатил его внутрь, но Кира, заметив, что Браун надел маску, остановилась, чтобы достать свою: сложенный надвое платок, смоченный несколькими каплями ментола. Все тела уже давно сгнили, как тот скелет в машине, но собачьи тела все еще продолжали разлагаться, не говоря уже об ужасном запахе мускуса, экскрементов, и Бог знает, чего еще. Кира повязала платок вокруг рта и носа и зашла внутрь, где Маркус, сдерживая рвотные позывы, шарил в карманах в поисках своей маски.

— Тебе следует быть более внимательным, — спокойно сказала она, проходя мимо него в заднюю комнату. — Все, что чувствую я — живой запах мяты.

Медицинская комната была хорошо оборудована и не выглядела разрушенной, хотя кто-то, очевидно, значительно в ней порылся, оставив отпечатки и следы на толстом слое пыли. «Скорее всего, это были пехотинцы», — подумала она, — «хотя, я никогда раньше не видела, чтобы их интересовали медикаменты».

Кира начала готовить место на прилавке, чтобы откладывать то, что нужно забрать и то, что нужно уничтожить. На тренировках первое, что узнавали интерны — какие лекарства и с каким сроком годности нужно взять, чтобы они были безопасными. Принести в Ист Мидоу лекарства с истекшим сроком годности было куда хуже, чем притащить сломанные механизмы, не потому что они занимали место, а потому что они были опасны. Доктора были хранителями всей человеческой расы; последнее, что им было нужно, чтобы кто-нибудь принял просроченные таблетки. Или того хуже, чтобы выброшенные лекарства попали в грунтовые воды. Было гораздо проще и безопаснее разобраться с ними здесь; их обучали работать и с медикаментами для животных именно на случай такого рода событий — антибиотики для собак были, в конце концов, антибиотиками, а без их производства островитяне могут только взять то, что уже создано. Кира уже сортировала содержимое шкафчиков, когда зашел Маркус. Его маска заняла свое законное место.

— Здесь пахнет как в склепе.

— Это и есть склеп.

— И животные — это не самое худшее, — сказал он, — хотя, клянусь, что вонь стоит как от всех собак в мире. — Он открыл другой шкафчик и стал не глядя раскидывать лекарства по кучкам Киры, зная, что куда. — Нет, — сказал он, — самое худшее — это пыль. Что бы еще мы не забрали отсюда, я уношу фунт пыли домой в своих легких.

— Это закалит твой характер, — смеясь сказала Кира, пытаясь подражать Сестре Харди. — Я была в девяти миллионах миллиардов имущественных рейдов, а тебе нужно просто научиться справляться с этим. От того, что ты дышишь трупной пылью, активизируется работа твоих почек.

— В рейдах нет ничего хорошего, — сказал Маркус, олицетворяя Сенатора Хобба, — но это важно для выживания всего человечества. Задумайся о том, какой вклад ты внесешь в славную новую страницу истории!

Кира громко рассмеялась, Хобб всегда говорил о «новой странице истории». Словно все, что им нужно делать — писать, а книга никогда не закончится.

— Будущие поколения будут с трепетом вспоминать исполинов, что спасли нашу расу, — продолжил Маркус. — что отбросили Партиалов и излечили от РМ раз и навсегда. Что спасли жизни многих детей и… — слова замерли и в комнате повисла неловкость. Они продолжили работать в тишине. Спустя некоторое время Маркус снова заговорил.

— Я думаю, они нервничают больше положенного, — сказал он. Потом помолчал. — Они не говорили об этом на собрании, но они действительно снова говорят о снижении детородного возраста.

Кира остановилась, рука замерла в воздухе. Она бросила на него мимолетный взгляд:

— Ты серьезно?

Маркус кивнул:

— Я встретил Изольду по дороге, когда шел домой переодеться. Она говорит, что новое движение в Сенате настаивает на статистическом исследовании, они говорят, нам нужно не лекарство найти, а нарожать достаточно детей, чтобы ударить по проценту.

Кира повернулась к нему лицом:

— Мы и так уже его снизили. 0,4 процента означает, что каждый из двухсот пятидесяти детей будет иметь иммунитет. Мы это уже дважды проходили.

— Я знаю, что это глупо, — сказал Маркус, — но даже врачи сами «за» — большее количество детей поможет им в любом случае. Больше возможности для изучения.

Кира повернулась обратно к шкафчику.

— В этот раз возраст снизят до семнадцати. Изольде семнадцать, что она будет делать? Она не готова к беременности.

— Они найдут донора…

— Это не служба знакомств, — резко сказала Кира, перебивая его, — это программа по размножению. Насколько нам известно, они добавили препараты, способствующие зачатию, в водоснабжение. И если честно, я бы не удивилась, если так оно и есть, — она сердито взяла коробочки из шкафчика, бросая их либо в кучку, либо со всей силы в мусор. — Забудь про любовь, забудь про свободу, просто «залети» и сохрани этот чертов мир.

— Не семнадцать, — мягко сказал Маркус. Он помолчал, глядя на стену, у Киры сжался желудок от предчувствия того, что он собирался сказать: — Изольда говорит, что в Сенате проведут референдум о том, чтобы снизить возраст до шестнадцати.

Кира замерла, ей было слишком больно, чтобы говорить. Детородный возраст — это не ограничение, это правило: По закону все женщины определенного возраста должны забеременеть как можно скорее и беременеть как можно чаще.

«В течение двух лет я этого ждала», — подумала Кира, — «с тех самых пор, как они установили такой порядок. Два года, чтобы себя подготовить, настроить себя психологически, но все же, я думала, что у меня в запасе есть еще два. А они продолжают снижение. Нет, я к такому не готова».

— Это глупо, — сказал Маркус. — Это глупо и несправедливо, я знаю. Я только могу представить, что это значит. Я думаю, это ужасная идея и, надеюсь, она исчерпает себя как можно быстрее.

— Спасибо.

— Но, что если этого не случится?

Кира откашлалась, крепко зажмурив глаза:

— Не начинай, Маркус.

— Я просто говорю о том, что нам нужно… подумать об этом, — быстро сказал он, — если закон вступит в действие. Если ты сама не сделаешь выбор, они просто…

— Я сказала, не сейчас, — проговорила Кира. — Сейчас не время, не место и не те обстоятельства, при которых я хотела бы вести этот разговор.

— Я говорю не только о сексе, — сказал Маркус. — Я говорю о браке. — Он шагнул к ней, замер и посмотрел в потолок. — Мы планировали это, Кира, с тех пор, как нам исполнилось тринадцать, мы собирались вместе в интернатуру, собирались вместе работать в больнице и собирались пожениться. Это был и твой план тоже…

— Ну что же, это больше не мой план, — быстро сказала она. — Я не готова принимать такие решение, ясно? Я не готова сейчас, уверена, что не была готова и в тринадцать. — Она повернулась к шкафчику, тихо выругалась и направилась к двери, чтобы выйти наружу: — Мне нужно подышать свежим воздухом.

На улице она стянула маску и сделала несколько глубоких вздохов. «Хуже всего то, что я понимаю их точку зрения».

Внезапно с северной стороны ярко-оранжевым вспыхнули деревья, а затем через секунду раздался оглушительный рев. Кира почувствовала, как через нее проходит ударная волна, скручивая внутренности. Она едва успела осознать то, что увидела и услышала. Когда к ней вернулся слух и она услышала крики солдат.

 

Глава 4

Рядовой Браун бросился к Кире, схватив ее и опрокинув на землю возле припаркованного автомобиля:

— Не высовывайся!

— Что происходит?

— Просто не высовывайся! — Брайн вытащил свою рацию и нажал кнопку вызова: — Сержант, это Шейлон. По вам ведется огонь, прием!

Рация протрещала; ничего, кроме шума.

— Кто-то стреляет по нам? — спросила Кира.

— Если бы я знал, я не спрашивал бы Джейдена, — сказал Браун и опять взялся за рацию: — Сержант, вы слышите? Что у вас происходит?

Рация жужжала пустотой, Кира с Брауном таращились на нее с отчаянием. Взрыв мог быть несчастным случаем или это мог быть Голос, или даже Партиалы. Было ли это нападение? Вторжение? Рация молчала; потом, словно взрыв, из нее вырвался голос Джейдена.

— Третий квадрат взорван! Пятеро человек заблокированы внутри — привести медиков сюда как можно СКОРЕЕ!

Браун, плавно поднявшись, повернулся в сторону клиники.

— Раненые в третьем квадрате!

Кира побежала прежде, чем Браун развернулся к ней — она уже видела дым, поднимавшийся над квадратом, примерно в миле вниз по дороге. Браун с винтовкой наперевес бежал в шаге от нее. Кира дотронулась до своей медицинской сумки, и, прошептав слова благодарности за все, что в ней находилось, пригнула голову и устремилась вперед еще быстрее. Браун едва поспевал за ней.

Первым она увидела Джейдена, стоявшего на кабине заросшего грузовика, с биноклем в руках он осматривал окрестности. Рядом валялась повозка, левое переднее колесо отсутствовало, по крайней мере две лошади были мертвы, остальные испуганно ржали. Наконец, она увидела здание — дымящиеся руины между двух других строений, будто ребенок в порыве злости свалил башенку из кубиков. Один солдат медленно оттаскивал другого от места обрушения здания. Кира опустилась рядом с раненым, одной рукой она проверила пульс, другой — ощупала его грудную клетку и шею на наличие травм.

— Я в порядке, — прокашлял солдат. — Найдите гражданских.

Кира кивнула и вскочила на ноги, в шоке глядя на разрушенный дом. Откуда ей стоит начать? Она схватила стоящего солдата и потащила его прочь от упавшего.

— Где остальные?

— В подвале, — сказал он, показывая вниз. — Здесь на углу.

— Тогда помоги мне туда пробраться.

— Здание было двухэтажным, они погребены под ним.

— Тогда помоги мне туда добраться, — снова сказала она, притягивая его к дому. Кира уже почти проложила взглядом себе путь через завалы, когда появился задыхающийся Маркус.

— Вот… дерьмо.

Кира еще глубже опустилась в руины:

— Мистер Тернер! — позвала она. — Мисс Кантрелл! Вы меня слышите? — они с солдатом замерли, прислушиваясь, Кира указала на пол слева от себя: — Там.

Они встали на колени, отбрасывая в сторону широкий кусок обрушившегося пола. Она замолчала и снова услышала это — тихий шорох, словно легкий вздох и приглушенный кашель. Она показала на груду кирпичей и солдат помог ей сдвинуть ее, передавая кирпичи вверх Маркусу, Спарксу и другим солдатам. Все хватались за обломки, чтобы расчистить завал. Кира снова закричала и услышала слабый ответ.

— Сюда, — произнес голос. Кира услышала женский тембр, это была Джианна, и отодвинула кусок упавшей мебели. Солдаты помогли оттащить ее от отверстия. Внизу Джианна вскрикнула от боли: — Слава богам.

Кира проскользнула еще дальше в отверстие, чтобы помочь ей:

— Вы все еще зажаты чем-то?

— Не думаю, — сказала Джианна. Кира крепко схватила ее за руку, другой цепляясь за раскуроченный пол. Но она не удержалась, соскользнула вниз и почувствовала, как ее саму схватила сзади сильная рука.

— Я держу вас, — сказала Кира, — а они держат меня. Выбирайтесь.

Медленно Джианна протискивалась сквозь сломанное дерево и кирпич, Кира дюйм за дюймом тащила ее наверх. Когда Джианна поднялась достаточно высоко, сильная рука вытащила их обеих на поверхность. Кира обернулась и увидела Джейдена.

— Спасибо, — сказала Кира.

Он кивнул:

— Помоги найти второго.

Кира вернулась к дыре:

— Мистер Тернер! Вы меня слышите?

— Он был рядом со мной, когда бомба взорвалась, — задыхаясь сказала Джианна. — Он не может быть далеко.

Кира забралась обратно в дыру, выкрикивая его имя:

— Мистер Тернер! Эндрю! — Она замолчала, прислушиваясь и наклоняясь настолько низко, насколько могла. Ничего. Она откинулась назад, стараясь угадать, куда он мог упасть.

— За тем камнем, — сказала Джианна, показывая на большой плоский камень под обломками. — В подвале был камин, большой дымоход, все сделано из камня, а не из кирпича. Скорее всего, это старая часть дома.

— Нам никогда не удастся сдвинуть его, — сказал Маркус. Кира скользнула вниз рядом с ним, прислоняясь как можно ближе.

— Эндрю Тернер! — прокричал Маркус, но Кира шикнула на него.

— Тише, я кое-что попробую.

Пыль уже улеглась, воздух был неподвижным. Кира открыла сумку и достала стетоскоп — цифровую модель со звуковым усилителем. Молясь про себя о том, чтобы батарея была в рабочем состоянии, она включила его и прижала стетоскоп к валуну.

Пом, пом, пом, пом…

— Это его сердцебиение, — крикнула Кира. — Он прямо под обрушившимся дымоходом.

— Эти камни подпирают половину дома, — сказал Маркус. — Мы не станем их двигать.

— Пока его сердце бьется, мы будем их двигать, — произнес Джейден. — С дороги Уокер.

Он проскользнул вниз к Кире и позвал остальных на помощь.

— Юн, подай веревку, привяжи второй конец к лошади.

Спустя мгновение солдат кинул им прочный нейлоновый канат. Джейден отдуваясь обмотал веревку петлей вокруг камня. Кира снова прижала к нему стетоскоп.

Пом, пом, пом.

— Я все еще слышу сердцебиение. — Кира повернулась и обвела комнату глазами в поисках бревна. — Но Маркус прав, если мы сдвинем камень, весь первый этаж сдвинется с ним. Вот, подопри его этим. — Она подтащила длинную балку, прикрепленную к деревянному полу, Джейден установил ее так, чтобы подпереть валун.

— Готово. — Джейден выкрикивал приказы управлявшему повозкой. — Давай вперед, Юн! Еще… еще…. хорошо, канат натянут, теперь потихоньку.

Веревка была туго натянута; Кира не видела двигался ли камень, но она слышала его скрежет о пол.

— Работает! — крикнула она.

Джейден продолжал отдавать команды Юн.

— Продолжай — не спеша, медленно, так отлично. Теперь приготовьтесь.

Камень сдвинулся со своего места, открыв отверстие. Джейден, кряхтя, помогал его отталкивать.

Кира повернулась к открывшейся дыре, тревожно осматривая поддерживающую балку, как внезапно увиденное заставило ее замереть. Она не заметила этого раньше — это было скрыто камнем.

Это была человеческая нога, оторванная чуть выше колена.

— Нет, — пробормотала Кира. Она осторожно подалась вперед и ощупала рваный край, где была сломана кость. «Раздавлена», — пронеслось у нее в голове; она видела повреждение. Камин обрушился и придавил его ногу. «Как же он все еще может быть жив?» — Она прижала стетоскоп к соседнему камню.

Пом, пом, пом.

— Черт возьми, — сказал Джейден, крадясь за ней, — это что, его нога?

— Это значит, мы близко.

— Это значит, он мертв, — сказал Джейден. — Этот дымоход просто расплющил его.

— Говорю тебе, я слышу, как бьется его сердце — шикнула Кира. — Дай мне веревку.

Трос переместили, Кира зажмурилась, закрываясь от града камней и пыли. Брус над ней застонал, и она услышала сверху встревоженные крики солдат.

— Вытаскивай ее оттуда! — крикнул Маркус.

— Он прав, — сказал Джейден. — Все это может обрушиться на нас в любой момент. Мы не можем потерять медика из-за мертвеца.

— Я же говорю вам, он жив.

— Выбирайся, — отрезал Джейден. — Если мы его достать не можем, не сможем и тебя.

— Это человеческая жизнь — сказала Кира. — Сейчас мы не можем ими разбрасываться.

— Выбирайся!

Стиснув зубы, Кира двинулась вперед; за ее спиной Джейден выругался и попытался ухватить ее за ногу, но она оттолкнула его.

Пом, пом, пом.

Она ощупала следующий камень перед собой, проверив можно ли за него ухватиться и устойчив ли он. «По-моему, этот я могу сдвинуть,» — подумала она. — «Он должен быть прямо за ним, тогда они поймут. Я знаю, что он жив».

— Мистер Тернер, — крикнула Кира, — вы меня слышите? Я иду к вам, мы не оставим вас здесь.

Молясь, чтобы не сдвинуть что-то лишнее, она нажала на огромный камень, чувствуя, как тот медленно поворачивается. Она надавила сильнее и с напряжением сдвинула камень в сторону. В темноте она увидела еще один силуэт, по очертаниям которого было невозможно догадаться чему или кому он принадлежит. Кира, схватив стетоскоп, подалась вперед.

Тук, тук, тук, тук…

«Стоп, — подумала Кира, — что-то не так». Ее пальцы скользнули по липкой влажной плоти. Она схватила рукой кусок ткани и подтащила поближе, стук раздавался все громче в небольшой полости. Она ощупала окровавленную конечность обоими руками, отказываясь верить; затем немного отползла назад к свету, чтобы окончательно убедиться.

— Это его рука, — мягко сказала она. — Он мертв.

Джейден посмотрел на нее:

— А как же сердцебиение?

Она подняла руку; на запястье что-то блестело. Тук, тук, тук.

— Его наручные часы. — Она почувствовала себя опустошенной, лишенной жизни. — Он мертв.

Джейден отбросил руку подальше, поддерживая девушку рукой.

— Давай-ка выбираться отсюда.

— Мы должны отвезти его обратно, — сказала Кира.

— Это произошло не случайно, — ответил Джейден. — Кто-то пришел и установил здесь бомбу, кто-то, кто знал, что мы будем здесь. Возможно, этот кто-то все еще поблизости.

Кира нахмурилась.

— Зачем кому-либо понадобилось взрывать метеостанцию?

— Здесь была радиостанция, — сказала Джианна. — Мы не увидели этого до того, как все взорвалось, но теперь я знаю наверняка. Это был крупнейший узел связи из всех, что я видела.

— Голос, — сказала Кира.

Голос Джейдена звучал мрачно и подавлено.

— И после всего этого шума, они точно знают, что мы здесь.

 

Глава 5

Джейден собрал выживших в тени дымящейся повозки:

— Мы не можем вернуться домой на этой штуке, что говорит о том, что мы в двух днях пути от цивилизации. Наша радиостанция тоже уничтожена. Мы сами по себе.

— Мы должны соорудить носилки для рядового Ланье, — сказал Маркус. — У него сложный перелом голени. Я вправил его насколько возможно, но он не сможет идти самостоятельно.

Кира осмотрела деревья и руины, вздрагивая при каждом движении. Она уже оказывалась в госпитале во время атаки Голоса; она видела раненых солдат, стонущих и кричащих от боли, пока медперсонал катил их в операционные. Ее по-прежнему шокировало то, как люди могли причинять вред друг другу.

— Сделайте носилки, — сказал Джейден. — У нас уцелели две лошади: Паттерсон и Юн поедут верхом первые и отправят нам подмогу, как только доберутся до границ, где стоит Армия. Остальные пойдут пешком.

— Здесь около тридцати миль, — сказала Юн, — а лошади и так уже уставшие. Они не смогут преодолеть расстояние за раз.

— Они могут идти еще по крайней мере час, — ответил Джейден. — Вы все равно засветло не успеете. Отправляйтесь так далеко, как возможно, затем дайте лошадям отдохнуть до рассвета.

— Нам не нужно возвращаться в Ист Мидоу, — сказала Джианна. — Есть ферма к западу отсюда, и еще несколько к востоку. Они намного ближе, чем тридцать миль, Ланье сможет получить помощь быстрее.

— Наша карта была в той части повозки, которая взорвалась, — ответил Джейден. — У меня сейчас не то настроение, чтобы слоняться вдоль острова в поисках колхозников.

— Они не колхозники, — сказала Джианна. — Многие из них пообразованней тебя будут…

— Их замечательное образование ничем нам не поможет, пока у нас нет карты, чтобы их найти, — произнесла Кира. Зачем Джианне ругаться именно в такое время. — Ист Мидоу — наша лучшая цель, мы можем двигаться по главным дорогам.

— Ланье вряд ли выдержит такой путь, — сказала Джианна. — Точно не с таким переломом. На фермах есть больницы, как у нас.

— Не как у нас, — ответила Кира. — И нет, Ланье не умрет по дороге. Может у тебя есть медицинское образование, о котором ты не упомянула?

— Любой может заметить…

— Любой может заметить, что он плох, — спокойно сказал Маркус, — но мы наложили шину, забинтовали его. Я могу вколоть ему такое количество обезболивающего, что ему покажется, будто он летит домой на волшебной радуге из карамели. Ему можно только позавидовать.

— Паттерсон, Юн, вы идете на юг в Ист Мидоу, — твердо сказал Джейден. — Остальные идут туда же, но, — он взглянул на Джианну, — если мы будем проходить через ферму, заставу или еще что-нибудь, мы сможем реквизировать другую повозку.

— У вас недостаточно полномочий, чтобы реквизировать повозку, — отрезала Джианна.

— А у вас нет полномочий, чтобы не подчиняться мои приказам, — сказал Джейден. — Это военная операция, которая находится на данный момент в чрезвычайном положении. И я доставлю вас домой таким способом, какой считаю лучшим, даже если вколю вам такое же количество наркоты как и Ланье. Все ясно?

— Разве это то, к чему мы стремимся? — спросила Джианна. — Это ли наш новый храбрый мир, когда вырастают чумные младенцы и приводят в движение нечто?

Джейден не дрогнул:

— Я спросил, все ли ясно.

— Абсолютно, — сказала Джианна. — Давайте вернемся в рай.

Джейден поднялся и группы рассредоточились, собирая свое снаряжение и готовясь к походу. Кира взяла Джейдена за руку и потянула назад.

— Мы не можем их просто так оставить, — сказала она. — Я не говорю о мертвых лошадях, конечно, а о трех телах в том доме. Как мы собираемся доставить их домой?

— Мы можем потом вернуться за ними.

— Я насчитала шесть одичавших кошек, которые шли за нами, пока у вас было маленькое совещание, а в той клинике, где мы были, весьма большая стая собак устроила себе дом. Если мы оставим там три тела, нам нечего будет забирать потом.

Глаза Джейдена были холодными:

— Что ты хочешь, чтобы я сделал, Уокер? Мы не можем нести их, у нас нет времени, чтобы похоронить их. Мы вернемся с подмогой для расследования произошедшего и восстановления генераторов, но сейчас десять живых людей гораздо важнее троих мертвых.

— Десять минут, — сказала Кира. — Мы можем уделить им это время.

— Думаешь, что сможешь похоронить их за десять минут?

— Они и так уже наполовину похоронены.

Кира внимательно на него посмотрела, потом пожала плечами и кивнула:

— У тебя есть обязанность. Я помогу тебе.

В дополнение к Эндрю Тернеру взрыв убил двух солдат, их тела аккуратно лежали возле дома. Мужчина и женщина. На самом деле мальчик и девочка, наверное, не старше шестнадцати лет. Девушка, может быть, была даже моложе, но Кира не могла точно сказать. Она с серьезным видом стояла над ними, задумываясь над тем, кем они были: как они веселились, с кем они жили, как они оказались здесь. Она даже не знала их имен. Джейден взял девушку под руки, Кира за ноги, и они бережно понесли ее через руины. Самым глубоким отверстием была дыра, которую они проковыряли, чтобы спасти Тернера. Они опустили тело девушки вниз настолько осторожно, насколько могли, проталкивая ее в нишу за каминные камни. К настоящему времени другие солдаты уже закончили свои дела и пришли, чтобы помочь, аккуратно неся парня и опуская его тело тоже вниз. Оцепенев, Кира наблюдала за тем, как Джейден и рядовой Браун расшатали последнюю оставшуюся стену и обрушили ее на отверстие, закрывая тела.

Когда стена рухнула, Кира ощутила, как у нее разрывается сердце. Этого было недостаточно. Хорошо, что они похоронили их, но они заслуживали большего. Кира попыталась что-то сказать, но было очень много лениво оседающих облаков пыли из-за обломков, так что она не смогла произнести ни слова.

Маркус посмотрел на нее, в его глазах отражалась боль и нежность. Он взглянул на Джейдена:

— Нужно ли что-то сказать?

Джейден пожал плечами:

— Прощайте?

— Хорошо, — сказал Маркус, выступая вперед. — Думаю, я могу сказать. Кто-нибудь знает, какую веру они исповедовали?

— Не очень правильную, — прошептала Джианна.

— Майя была христианкой, — сказал Спаркс. — Не уверен, правда какого рода. Роб — буддистом. Я мало знаком с гражданской жизнью.

Маркус оглянулся, но никто ничего не знал.

— Не самое простое сочетание для работы, — сказал Маркус. — Тогда, как на счет такого — я думаю, я могу вспомнить кое-что из старой поэмы, которую мы учили в школе. — Он выпрямился, устремив глаза вдаль, а солдаты склонили головы. Кира перевела взгляд на кучу кирпича, от которого все еще поднималась пыль.

— Смерть, не гордись, — произнес Маркус, — что кто-то называл тебя великой и ужасной. — Он замолчал, задумавшись. — Я разделю так: Ты раб судьбы, случайности, раб королей, отчаянных, но можешь ты… не убивать меня. Уснув на краткий миг, очнемся неизменно, и смерть тогда отступит непременно.

Джейден посмотрел на Маркуса:

— Думаешь, они очнутся? Вот так запросто?

— Это просто старая поэма, — сказал Маркус.

— Где бы они не очнулись, — сказал Джейден, — там становится чертовски тесно.

Он повернулся и направился к повозке.

Кира держала Маркуса за руку и наблюдала за тем, как медленно оседает пыль от рухнувших кирпичей.

От дождя образовывались лужи, перемешанные с грязью, заполняя широкие следы от резиновых шин. Кира плотнее натянула капюшон, пытаясь прикрыть глаза, но гроза становилась лишь сильнее, от чего казалось, что дождь льет со всех сторон и, отскакивая от луж, просачивается под одежду через каждый ее шов.

Джейден снова замер, остановив движение поднятым кулаком. Следы от шин вели не от Ашарокена и бомбы, но присутствие любого в этой дикой природе становилось опасным для них. В этой части острова в былые дни жили более состоятельные люди, чем в других районах, так что вместо плотной застройки и заросших газонов они шли через густой, мокрый лес, встречая там и сям одиноко стоящие в темноте особняки. Кира склонила голову на бок, прислушиваясь и надеясь уловить малейших отзвук того, что услышал Джейден сквозь ливень; она видела, что Маркус делает тоже самое. Она слышала дождь, плеск, хлюпанье по грязи. Джейден опустил кулак и указал вперед, группа снова начала движение.

— Мне кажется, он просто все выдумал, — прошептал Маркус. — Ему просто нравится использовать свой кулак в качестве сигнала и смотреть, как мы ему повинуемся.

— Никогда в жизни не была такой мокрой, — сказала Кира. — Даже погруженная в ванну, клянусь, я была суше, чем сейчас.

— Будь оптимисткой, — сказал Маркус.

Кира ждала.

— Суть дела в том, — сказала она, — что ты всегда советуешь быть оптимисткой.

— Я никогда не был обычным парнем, — сказал Маркус. — Кроме того, я и не говорю, что я знаю, каково это смотреть на вещи оптимистично, я просто думаю, что это правильный взгляд на вещи.

Джейден поднял кулак и группа остановилась.

— А вот Джейден, что-то слышит с оптимизмом, — прошептал Маркус. — Вот за теми кустами скоро появится поднимающая настроение метафора.

Кира фыркнула, на них, обернувшись, посмотрел Джейден. Потом он отвернулся опять, щелкнул пальцами в сторону дороги и пошел сквозь просвет в деревьях.

Кира удивленно последовала за ним; даже она могла бы сказать, что следы направлялись дальше по разрушенной дороге. Деревья на другой стороне были темными и зловещими, что Джейден там услышал?

Группа осторожно пробиралась через узкую прореху в деревьях, которая раньше была дорогой, а нынче была вся в трещинах и разломах от прораставших десятилетием сорняков. Впереди в темноте маячил большой дом, такой же темный, как и ночь вокруг. Маркус прокрался за Кирой, и тихо пошел рядом с ней. Она наклонилась к нему, чтобы что-то спросить, но резко остановилась, когда глаза выхватили вспышку света: оранжевый проблеск в окне — крошечный огонек появился и исчез в одно мгновение. Огонь. Она замерла на месте, хватая Маркуса за руку и потянувшись губами к его уху.

— Там кто-то есть.

Кира крепко сжала винтовку, надеясь, что та не очень намокла и не даст осечку. Даже окруженная пятью вооруженными солдатами, она ощущала себя беззащитной. Она медленно опустилась на корточки, потянув за собой и Маркуса. Джейден резко остановился, поднимая к щеке винтовку. Из темного дома раздался голос.

— Не стоит подходить ближе и так достаточно.

Голос был высоким и грубоватым, призрачным в темноте. Дождь барабанил по капюшону и спине Киры; она сосредоточилась на винтовке, это была ее безопасность — маленькая кнопочка, сделанная из пластика, превращающаяся в палочку-выручалочку смерти. Прицелиться и нажать, а потом наблюдать, как взрывается цель. Вода просачивалась за воротник, сквозь ткань перчаток, стекала на глаза.

— Меня зовут Джейден Ван Рейн, — сказал Джейден, — сержант второго класса, армия Лонг-Айленда. — Он держал винтовку направленной на невидимую цель; должно быть он все-таки увидел мужчину, прежде чем тот заговорил. Кира же до сих пор ничего не видела: — Назовите себя.

— Я не тот, кто доставляет проблемы, — сказал голос, — и не тот, кто желает их заполучить.

— Назовите себя, — повторил Джейден.

Кира представила, что за деревьями вокруг, лес полон людьми из Голоса — темными тенями, бесформенными под своими дождевиками, крепко прижимающими оружие, как и Кира прижимала свое. Темнота под деревьями была угольно-черной, а звезды с луной затерялись за штормовыми тучами. Если кто-нибудь начнет стрелять, она сомневалась, сможет ли открыть ответный огонь — как она сможет определить, какие фигуры в темноте враги, а какие — друзья?

— Они могут быть и не из Голоса, — прошептал Маркус. Его голос был почти неслышен, губы почти касались ее уха: — Они могут быть торговцами, бродягами, даже фермерами. Просто не поднимайся.

— У вас очень прелестное имя, — сказал из темноты голос. — Можете забрать его с собой, куда бы вы там не направлялись.

— Мы направляемся в Ист Мидоу, — сказал Джейден, — просто, прежде чем разобьем лагерь, хотим убедиться, что здесь безопасно. Сколько вас там?

Голос хрипло рассмеялся:

— У меня должен начисто отсутствовать интеллект, если я скажу вам это, не зная ваших намерений. Что если вы из Голоса?

— Армия Лонг-Айленда, — сказал Джейден. — Я же уже говорил.

— Меня не раз уже обманывали.

Кира услышала шум в кроне деревьев — шелест листьев, щелчок, который можно было принять за сломанную ветку или взведение курка. Она ниже прижалась к земле, надеясь, что это был один из их людей.

— Нас десять, — сказал Джейден. — Голос куда более коварный… а что уж до одинокого старика, скрывающегося в развалинах дома.

— Думаю, вы правы, — сказал мужчина. — В любом случае, вряд ли мы сможем доверять друг другу в полной мере. — Голос замолк. Дождь стучал по листьям. Через мгновение голос продолжил: — Мое имя Оуэн Товар. Я направляюсь в Ист Мидоу, однако, если так случилось, я мог бы использовать возможность, что кто-то замолвит за меня словечко. Если вы не против разделить местечко со мной и Долли, добро пожаловать. — Кире ничего не было слышно, но потом раздался звук открываемой двери. Некоторое время Джейден раздумывал, потом опустил винтовку к бедру.

— Спасибо за приглашение.

 

Глава 6

Оуэн Товар оказался высоким, худощавым, потрепанным мужчиной. Он ждал сразу за дверью, на плече лежал черный дробовик. Оуэн улыбнулся Кире и Джианне.

— Если бы этот болван сказал мне, что среди вас есть женщины, я впустил бы вас гораздо раньше.

Защищая Киру, Маркус встал перед ней, но Товар усмехнулся и хлопнул его по плечу:

— Ничего непристойного, сынок, просто хорошие манеры. Я бы мог впустить или не впустить солдат, но, боюсь, моя мама воспитала меня слишком хорошо, чтобы оставить леди снаружи в такой шторм. — Он закрыл дверь за последним солдатом и протиснулся в комнату. — Должен сказать, тот, кто отыскал меня здесь, лучший следопыт, чем многие другие. Вы попусту растрачиваете свой талант в Армии. — Он открыл другую дверь, в которой появилась ярко освещенная комната — старая гостиная, без окон и с веселым оранжевым огоньком в каменном камине. Комната была плотно заставлена старыми диванами, а напротив закрытых двойных дверей с противоположной стороны стояла небольшая деревянная телега. Кира свернула направо, когда вошла, оценивая размер помещения, но тут же с удивлением отпрыгнула назад, столкнувшись нос к носу с верблюдом.

— Поздоровайся, Долли.

Верблюд заревел и Товар усмехнулся:

— Ребята, не будьте невежами, отвечайте.

Маркус улыбнулся и поклонился верблюду:

— Приятно с вами познакомиться, Долли. Мистер Товар не упоминал о том, какая у него великолепная спутница.

— Не знаю, все ли верблюды такие же ленивые, как и она, — сказал Товар, — но мы более-менее справляемся. Я так думаю, она из зоопарка сбежала; я нашел ее несколько лет назад, когда бродил по округе. — Он пропустил группу через дверь и закрыл ее за ними. — Я приложил много усилий, чтобы огонь не было видно снаружи, — пояснил он. — Дымоход все еще работает, так что во время такого шторма, вы бы никогда не узнали, что я здесь.

— Мы шли по следам, — сказал Маркус, снимая пальто.

— Следы сюда не ведут, — сказал Товар. — По крайней мере, не напрямую.

— Я слышал вас, — сказал Джейден, в уголках его рта появилась легкая улыбка. — Долли нужно преподать пару уроков маскировки.

Товар покачал головой:

— Ей хотелось еще сахара. Когда вы, ребята, уже почти прошли, она решила со мной поспорить. Большинство людей (я не имею в виду тех, кто любопытен и умеет слушать) никогда не отыскали бы это место. Они бы просто пошли дальше по моим следам вниз, вокруг следующего дома, вернулись бы обратно в лес, а потом потеряли бы следы у ручья. Получается, что мост обвалился, но я-то использую доски, чтобы перебраться на другую сторону, а они очень хорошо спрятаны.

— Вы бродяжничаете, — сказал Джейден.

— Я торгую. Это делает меня мишенью для всякого рода неприглядных личностей, но это вовсе не означает, что я должен быть мишенью по стечению обстоятельств, — он подвинул кучу одеял ближе к огню. — Лучшие места для леди, естественно. Это место достаточно уютное, когда я здесь один, но мы собираемся соседствовать с кучей людей, которые пытаются уснуть.

Кира наблюдала как мужчина раскладывает одеяла на пыльных кушетках, устраивая спальные места для десяти людей и животного. Был ли он из Голоса? Точно сказать было нельзя, не до тех пор, как он попытается взорвать их.

Бродяга протянул одеяло Брауну, который смотрел на него с подозрением. Потом грубовато выдернул его у того из рук. Товар улыбнулся и отступил.

— Это будет чертовски длинная ночь, если мы не будем доверять друг другу. Вы и вправду думаете, что я из Голоса?

Браун ничего не ответил и Товар повернулся к Джианне:

— Что на счет вас? — он опять повернулся, останавливаясь напротив Джейдена и распахивая руки: — А что вы, думаете я из Голоса? Рисковать своей жизнью и делиться сухими одеялами — это по вашему грандиозный план по уничтожению оставшейся цивилизации?

— Я думаю, вы бывший военный, — сказала Кира, подбираясь ближе к огню.

Товар склонил голову на бок:

— Что заставляет вас так думать?

— Некоторые слова, которые вы используете, — сказала Кира, — такие как «интеллект» и «мишень по стечению обстоятельств». То, как вы убрали оружие, когда мы вошли. То, как вы стоите сейчас. Вы и Джейден стоите сейчас в абсолютно одинаковых позах.

Джейден с Товаром посмотрели друг на друга, потом на самих себя: ноги на ширине плеч, прямая спина, руки небрежно сведены сзади. Они неловко отошли друг от друга, перенеся вес и разжав кулаки.

— То, что он бывший военный не означает, что он не может быть из Голоса, — сказал Браун. — Там тоже очень много военных.

— Если быть военным само по себе является доказательством вины, — сказал Товар, — семеро из десяти в этой комнате виновны.

— Так расскажите нам о себе, — сказал Маркус, поудобнее устраиваясь на диване. — Если мне предстоит всю ночь ждать, когда вы, ребята, перестанете заигрывать друг с другом и стрелять друг в друга, я хочу, в конце концов, чтобы меня развлекли.

— Оуэн Товар, — с поклоном повторил он, — родился и вырос в городе Мейкон, штат Джорджия. В течение двух лет я играл в футбол в университете, закончил его, записался в морскую пехоту и лишился четырех пальцев на ногах во время войны. Во время иранской войны, а не Изоляционной. Не той, во время которой мы воевали с китайцами, как вы, детки, должно быть, подумали. Не той, в которой мы отправили Партиалов сражаться вместо нас. Хотя большинство из вас что, всего лишь подростки. Вам было сколько, два или три года, когда война закончилась, пять или шесть, когда весь мир покатился в тар-тарары пару лет спустя? Нет, когда я говорю «война», вы думаете о Войне Партиалов, вы думаете, что именно такой и бывает война. Но придется вас разочаровать, что это никакая не война, просто некоторые сражаются, некоторые умирают, а для некоторых — «все было так, как она написала». Видите ли, война — это две стороны, может быть, не равны, но в такой войне качели кренятся то в одну сторону, то в другую. То, что мы называем Войной Партиалов, всего лишь выглядит так, словно «человечество грабанули в переулке».

— Я помню Изоляционную войну, — сказала Джианна. — Не все здесь дети эпидемии.

— Не мне рассуждать о возрасте дамы, — сказал Товар, садясь возле огня. Он выглядел расслабленным, но Кира отметила, что он по-прежнему мог легко и быстро выхватить дробовик. Джейден сел напротив него, но большинство солдат остались стоять. Кира села рядом с Маркусом, поднырнув под его руку, которая теперь лежала у нее на плечах. Рядом с ним было тепло и спокойно.

— Мне кажется, не важно, что за война была, — сказал Товар. — Я потерял четыре пальца, ушел в запас по состоянию здоровья и вернулся в Джорджию, чтобы играть в хоккей.

— Там, в Джорджии, не могли играть в хоккей, — сказал Спаркс. — Ведь это южный штат, правильно? Джорджия? В хоккей играли на льду.

— При игре в хоккей, катались на коньках, — кивая, сказал Джейден, — а это невозможно в Джорджии. Особенно, без пальцев.

Товар улыбнулся:

— Вот тут-то детки эпидемии начинают показывать свое невежество. — Он повернулся к Джианне. — А вы помните ледовые катки?

На ее лицо прокралась усмешка:

— Помню.

— Ледовый каток, — продолжил Товар, — представлял собой огромную комнату, как целая баскетбольная площадка, внутри холодильника. Только представьте, все здание настолько холодное, что лед не тает. Затем, наполняете ее людьми, порой сотнями людей — и это только в низшей лиге — и все начинают свистеть, кричать и заводиться; все люди разгоряченные в той комнате, словно бревна в огне, но холодильник все так же охлаждает, и лед остается замершим, так что все, что требуется от работников — поливать его водой в перерывах между периодами, и в считанные секунды он снова становился гладким и плоским как фигуры у болельщиц Тигровых Акул. — Товар злобно усмехнулся. — Прошу прощения. Старые соперники.

— Никогда не слышал подобной глупости, — сказал Спаркс. — Электричества бы хватило на целый город.

— На такой маленький, как Ист Мидоу, безусловно, — ответил Товар. — На такой городок хватило бы и одного приличного кондиционера. Но в прежние времена все было по-другому, даже такое крошечное, по тем временам, место, как Мейкон, поглотило бы Ист Мидоу целиком. Сотни тысяч людей разъезжали на автомобилях, смотрели фильмы, пользовались Интернетом круглые сутки, но у нас все еще оставалась энергия для ледового катка в штате Джорджия — одном из самых жарких, где, как вы говорите, мы вообще не имели права ничего замораживать.

— Все еще не верю, — пробормотал Спаркс.

— Мы говорим о низшей хоккейной лиге в Мейконе, штат Джорджия, — сказал Товар. — Я сам в это не верил. Знаешь, как мы назвали команду? Хотя если ты ничему не веришь, этому ты точно не поверишь: мы назвали нашу команду Мейконский кутеж. — Он фыркнул от смеха. — Звучит, будто я тут лапшу вам вешаю, но так и было, Мейконский кутёж. — Товар шлепнул себя по коленке; несколько солдат смеялись, даже Кира не могла удержаться от смеха. — В высшую лигу мы так и не попали, в городке, который принимал все виды спорта, кроме нашего. У нас не было будущего, и мы знали это, так почему бы не повеселиться? В сороковых, когда я играл, нас официально признали самой жесткой командой страны, а, следовательно, и всего мира, и кстати, поэтому я и смог кататься без пальцев. Как фигуристу, или конькобежцу или нападающему НХЛ, вам разумеется нужны пальцы для контроля, но все эти нежности отступают, если всё, что вы пытаетесь сделать, это пихнуть кого-нибудь на стену или сломать чьи-либо зубы.

— Хоккей, — задумчиво сказал Маркус. — Спорт королей.

Товар замолчал, глаза были устремлены куда-то вдаль, в омуты памяти:

— Порой мне очень не хватает прежних деньков. Старых времен. У нас так много всего было, что мы понапрасну растрачивали все, все впустую. «Золотой Век Человечества». — Он снова улыбнулся, улыбка вышла кривой и кислой: — Гордыня, как говорят, до добра не доводит.

Джейден, слегка улыбаясь, кивнул.

— Не могу сказать, что эта история заставила меня больше вам доверять, но определенно вы мне нравитесь.

Товар кивнул в ответ.

— Очень мило с вашей стороны, учитывая обстоятельства, — он вытащил из заднего кармана фляжку, сделал глоток и предложил Джейдену. Солдат отхлебнул и вернул фляжку.

— Должен признать, — сказал Маркус, — как медик я все еще жду счастливого продолжения истории.

Товар выглядел удивленно.

— Простите?

Маркус ухмыльнулся.

— Пальчики, явите-ка их миру!

Солдаты заулюлюкали, Товар усмехнулся.

— Сам попросил. — Он откинулся назад и стал расшнуровывать ботинок. — Каждый ученый в Северной Америке предлагал мне вырастить их заново, ну, мол, ветеран войны как никак, но я решил, что военные травмы есть военные травмы, и я не мог притворяться, что войны и не было вовсе. А сейчас: хозяин шоу уродов рекомендует женщинам и детям закрыть глаза, но так как здесь почти все вы в этой категории, думаю, хозяин разочаруется. — Он стряхнул ботинок и со словами «Узрите» демонстративно стащил с бледной, волосатой ноги носок.

Вся комната ахнула, половина — от испуга, другие — от смеха; Кира кривилась и смеялась одновременно. Ступня Товара вся была покрыта шрамами и мозолями, четыре маленьких пальца обгорели или их оторвало, оставшийся большой палец неуклюже закрутился в сторону. Ногтя не было, а вся поверхность ступни была совершенно белая.

— Это отвратительно, — сказал Кира, давясь от смеха. — Как вы сказали, у вас так вышло?

— Я был специалистом морской пехоты, — ответил Товар, шевеля своим изуродованным пальцем. — Подрывники.

Обстановка в комнате сменилась так внезапно, что Кира могла бы поклясться, она чувствовала это: порыв ледяного ветра, брызги холодной воды в то время, как солдаты резко взвели свои винтовки. Даже Товар хоть и сидел, не смог удержаться и завалился назад, неловко размахивая носком, практически упал с кушетки, пытаясь уклониться от направленных на него винтовок.

— Какого… что я сделал?

— У тебя десять секунд, чтобы рассказать нам, где ты был последние двадцать четыре часа, — сказал Джейден, опуская винтовку вниз, — или мы начнем в тебя стрелять. Так, на всякий случай.

— О чем вы говорите? — прокричал Товар.

— Девять, — жестко сказал Джейден. — Восемь.

— Подожди, — сказала Кира, разведя руки, пытаясь всех успокоить. — Просто дай ему время подумать.

— Семь, — сказал Джейден.

— Я не понимаю, о чем вы говорите! — сказал Товар.

Кира отчаянно наклонилась вперед:

— Просто успокойтесь, — твердо сказала она. — Он не знает, о чем ты говоришь.

— Не делай глупостей, Кира.

Кира повернулась к Товару:

— Это потому что вы сказали, что были подрывником. У нас как бы плохой день, взрывной, я бы сказала. Все, чего они хотят, узнать, где вы были…

— Ни слова больше, Кира, или он поймет, что нужно отрицать.

Кира не сводила глаз с Товара:

— Просто расскажите, где еще вы были.

— Вчера я был в Смиттауне, — сказал Товар. — Оттуда пришел прямо сюда. Там есть ферма, на старом поле для гольфа. Я продавал им оружие.

— Оружие?

— А вы что думали, что я щенками торгую? Я морпех, продаю то, с чем знаком. А здесь, без Армии Лонг-Айленда, людям необходимо оружие. В большинстве этих старых домов есть оружейные сейфы в подвале, так что я… разношу их взрывчаткой и продаю оружие.

— Ваши слова отнюдь не делают вас невиновным, — сказал Джейден.

Голос Товара звучал хрипло и отчаянно.

— Сложно поверить, когда десять стволов наставлены на одного, но не у всех на острове есть оружие. Не у всех на острове есть патруль, готовый броситься в бой каждый раз, когда кто-то подозрительно выглядит. Здесь люди знают, идет война, между Ист Мидоу и Голосом, и людям нужно защитить себя. Я просто даю им средства для защиты.

— Он лжет, — сказал солдат.

— Ты этого не знаешь, — сказала Кира. — Ты не можешь стрелять в кого бы то ни было из-за одного лишь подозрения.

— Что, кто-то попытался взорвать вас, ребята? — спросил Товар.

— Видишь? — прокричал солдат, делая шаг вперед. — Он знает!

— Назад, — сказал Джейден. — Без моего приказа не стрелять.

Кира судорожно сглотнула:

— Не нужно быть гением, чтобы прокрутить в уме последние минуты нашего разговора и догадаться, что кто-то пытался нас взорвать. Если бы он знал о бомбе, стал бы он говорить нам, что был подрывником. — Она повернулась к Товару: — Вы когда-нибудь были в Ашарокене?

Он покачал головой:

— Разве так может называться реальный населенный пункт.

— Ты говоришь, что продаешь оружие и боеприпасы, — сказал Джейден. — Взрывчатку тоже?

— Я был бы глупцом, если б продавал, — ответил Товар. — Тот, кто покупает ее либо охотится за тем же, что и я, либо планирует что-то похуже — как, например, то, что случилось с вами, ребята. Я храню мою взрывчатку в тайниках.

— Где? — требовательно спросил Джейден.

— Что-то в телеге, что-то спрятано в небольших схронах по всему острову.

Джианна спрыгнула с телеги:

— Я что, лежала на бомбе?

— Она стабильна, — ответил Товар, поднимаясь. Солдаты снова навели на него стволы, но он поднял руки, показывая, что невиновен. — Они абсолютно стабильны, ясно? — Хромая, он проковылял к телеге, одна нога в тяжелом ботинке, другая — босая. — Водно-гелиевая — полностью инертна до тех пор, пока вы ее не активируете, и даже тогда для нее нужен детонатор.

— Где ты находишь взрывчатку? — спросил Джейден, все еще направив на него винтовку. — Я думал, военные уже давно собрали здесь всё, что можно.

— Да, они забрали всё оружие, — сказал Товар, — но у этого промышленное назначение. — Он откинул тяжелый брезент и указал на белый пластиковый контейнер, напоминавший бутыль с водой. — Я нашел это на строительной площадке; активирующая смесь на другом краю телеги. И я клянусь, что никому это не продавал.

Кира взглянула на Джейдена.

— Если он лжет, то это самая изощренная и отлично выполненная ложь за всю мировую историю. Мы так или иначе направляемся в Ист Мидоу, давайте опустим пушки и пусть дома во всем разберутся. Если решат, что он виновен, посадят его за решетку, но я не позволю вам убить его здесь.

— Ваше второе предложение не самое лучшее, — сказал Товар. — Но так как первое — застрелить меня на месте, я согласен со вторым.

Джейден уставился на Киру, его глаза пылали словно раскаленные угли. После длительного молчания, он наконец опустил оружие.

— Хорошо. Но если он что-либо учудит по дороге, я не собираюсь ждать твоего одобрения, мол, «Он из Голоса, убейте его».

 

Глава 7

Кира спала урывками. Она слышала, как Маркус и другие солдаты ворочались, храпели, бормотали в темноте. Верблюд всю ночь издавал странные, получеловеческие стоны; дом скрипел от дождя. Даже мыши, живущие в каждом доме, где ей приходилось быть, здесь, казалось, шныряли громче и назойливее, чем обычно. Возможно, это были крысы или даже что-то больше.

Несмотря на всё это, она не могла выкинуть из головы слова Товара. Действительно ли приближалась война? На самом ли деле Голос был настолько безрассуден или настолько организован? Сенат изобразил их эдакими дикарями-террористами, опустошающими и беспорядочно убивающими, но ведь Сенату выгодно их выставлять в таком свете. Если их на самом деле достаточно, чтобы сформировать фронт и начать настоящую войну, они представляют собой большую угрозу, чем она предполагала.

РМ медленно подавляет человечество, по одному, и некому заменить поколения. С другой стороны, война могла бы покончить со всем за несколько недель.

Кира плотнее вжалась в диван, ей очень хотелось поспать.

Утром она почувствовала себя разбитой и окоченевшей.

Товар провел их через заднюю часть дома по своему безопасному лабиринту: через временный мост, через внутренний двор другого дома и вывел их обратно на дорогу почти на полмили вниз. Дождь прекратился, Долли быстро тащила свою тележку, так что они сохраняли хороший темп. Кира попыталась заставить себя не оглядываться, не обращать внимания на сотню иллюзорных людей из Голоса, которые мерещились ей за каждым деревом и каждой сломанной машиной. Они сами должны были оставаться на виду, на случай, если Армия вышла на их поиски, но из-за этого Кира чувствовала себя уязвимой и беззащитной. Они сделали привал на обед, когда солнце было уже высоко над головой. Кира допила свою последнюю воду, оглядывая ряды разрушенных домов. Нигде ничего не двигалось. Она помассировала уставшие ноги и проверила Ланье на носилках. Он был без сознания, температура стала угрожающе высокой.

— Как он? — спросила Джианна.

— Не очень, — вздохнула Кира. — У нас заканчивается Налоксон, и еще мне кажется, у него инфекция. — Она достала из сумки антибиотики и начала готовить небольшой укол.

— Это нормально, что он вот так спит?

— Это не супер, — ответила Кира, — но это и не плохо. Обезболивающее, которое мы используем, предназначено для боевых действий; можно дать много и не бояться, что это убьет его. А вот дезинфицирующие, с другой стороны, работают не ахти как. — Она вколола раненому полную дозу антибиотика. — Если подкрепление не прибудет поскорее, у парня будут большие проблемы.

Кира услышала вдалеке свист и резко подняла голову; Джейден тоже его услышал.

— Разведчики, — сказал он. — Они увидели кого-то.

Все отступили в ближайший дом с выбитыми окнами. Внутри ветром было нанесено достаточно почвы, чтобы появилась растительность; кудзу уже захватил диван. Кира присела на корточки в углу за покосившемся пианино, Ланье беспокойно метался позади нее. Маркус поймал ее взгляд и выдавил улыбку.

Она услышала еще один свист, серию коротких посвистов, означавших «люди, о которых я вас предупреждал, свои». Она начала подниматься, но Джейден жестом приказал ей оставаться на месте.

— Не мешало бы убедиться, — прошептал он.

Минуту спустя мимо проехала повозка — длинный, бронированный вагончик, запряженный шестью лошадьми. Джейден громко просвистел — «мы свои, выходим, не стреляйте». Кира с Маркусом вынесли Ланье на крыльцо, где их встретила еще одна команда медиков. Кира полностью рассказала им о его состоянии. Вновь прибывшие бойцы раздавали воду и протеиновые батончики, пока помогали забираться в повозку.

Товар с несчастным выражением лица вывел Долли из-за дома.

— Меня сейчас застрелят или когда вы вернетесь домой?

— В идеале вас вообще не застрелят, — ответила Кира.

Джейден поприветствовал командира; Кира не смогла опознать его звание по нашивкам.

— Спасибо, что подобрали нас.

Солдат отсалютовал ему в ответ:

— Мы не думали, что найдем вас так быстро; вы не теряли даром время.

— Этот торговец нам очень помог, — сказал Джейден, кивая на Товара. — Большинство нашего снаряжения ехало в его телеге. — Он сделал глоток воды и вытер губы тыльной стороной ладони. — Мы больше никого не видели. Так что, если кто-то и следил за нами, они решили не связываться с вооруженным армейским патрулем.

— Треклятый Голос, — сказал солдат. — Наш передовой отряд ищет, все что можно найти — ваш взрыв вызвал много хлопот дома. Мы собираемся остановиться в Догвуде для разбора.

Фургон развернули и поехали обратно; возница подстегнул лошадей и пустил их галопом. Солнце быстро нагрело металлический каркас фургона, внутри стояла духота, и Кира задремала, опустив голову на колени Маркуса. Проснулась она от резкого толчка, когда повозка остановилась. Догвуд оказался старой электростанцией, своего рода гарнизоном при Ист Мидоу. Вокруг строения тянулась высокая металлическая ограда; еще один солдат по ту сторону открыл ворота, когда они подъехали. За ним Кира увидела других военных.

— Отсюда мы можем пойти пешком, — сказала Кира. Но солдат в повозке покачал головой.

— Мкеле желает выслушать каждого из вас, не только торговца.

«Выслушать», — подумала Кира. Иными словами «вежливо допросить».

— Кто такой Мкеле?

— Разведка, — ответил солдат. — Управление было шокировано вашими новостями. Думаю, они просто надеются, что вам известно что-то важное.

Он помог им спуститься вниз с повозки и проводил в здание старой электростанции. Молодой парень в полном обмундировании провел Киру в небольшую комнату и оставил там, закрыв за собой дверь.

Кира услышала щелчок запираемого замка.

Комната была небольшой и без всяких прикрас, хотя Кира увидела на выцветшем линолеуме следы от вынесенной мебели. Грубые очертания столов и книжных полок покрывали пол, словно в призрачном офисе, остаточное изображение прежних времен. В комнате не было стола, но в дальнем углу стояли два кресла.

Она сидела и ждала, готовясь к разговору. Она прорабатывала сценарий с разных сторон и звучал он весьма блестяще. Но ожидание затягивалось, ее искусная тирада уже сводилась к незаконному лишению свободы для непонятного допроса. В конце концов, ей стало скучно и она перестала об этом думать.

На стене висели старинные круглые часы с маленькими черными стрелочками, и Кире стало в очередной раз интересно, как они вообще работают. Похожие часы были у нее дома, правда посимпатичнее, чем эти, видимо у того, кто жил там до нее, до Раскола, была особая любовь к стеклу. Очевидно было, что эти стрелочки должны двигаться, если завести часы, но все-таки цифровые часы требовали меньше энергии, так что других она почти не видела.

Ну или почти не помнила. Были ли у ее отца такие круглые часы со стрелочками? Глупо, конечно, но она даже на знала, как называются такие часы — странно, что такая распространенная вещь не упоминается в словарях. Но как она ни старалась, она не могла вспомнить видела ли когда-нибудь такие часы работающими, или училась ли как их заводить, или слышала ли, как они называются. Они были лишь пережитком умершей культуры.

Большая стрелочка указывала на десять, маленькая находилась между двойкой и тройкой. Десять или два с половиной? Она пожала плечами. Часы остановились ровно в десять или два с половиной. Что-то вроде этого. Она поднялась, чтобы изучить их. Должно быть они были привинчены к стене, иначе они бы упали.

Открылась дверь и вошел мужчина, Кира узнала в нем того странного человека с собрания. Ему было около сорока. Кожа у него была темнее, чем у Киры. Скорее, африканская, подумала она, в то время как у нее была индийская.

— Добрый вечер, мисс Уокер, — он закрыл за собой дверь и протянул руку; Кира встала и пожала ее.

— Наконец-то.

— Мои глубочайшие извинения за то, что вам пришлось так долго ждать. Меня зовут мистер Мкеле, — он указал Кире на стул, поставил другой на расстоянии нескольких футов и сел. — Пожалуйста, присаживайтесь.

— У вас нет никакого права держать меня здесь…

— Мне жаль, если у вас сложилось подобное впечатление, — сказал Мкеле. — Мы не задерживали вас, это было просто мое желание, чтобы вы были в безопасности, пока ждете. Вам принесли еды?

— Мне ничего не приносили.

— Вам должны были принести еды. Опять же, примите мои извинения.

Кира внимательно на него смотрела, ее злость от того, что ее заперли в этой комнате на столь длительное время, медленно превращалась в подозрительность:

— Почему, мистер…? — спросила она. — У вас есть звание?

— Я не военный, мисс Уокер.

— Вы находитесь на военном объекте.

— Так же как и вы.

Кира сохраняла невозмутимое выражение лица, пытаясь не нахмуриться. Что-то в этом мужчине раздражало ее. Он ничего такого не сделал, наоборот, говорил с ней спокойно, прям воплощение вежливости и учтивости, и тем не менее… она не могла понять, что именно. Кира взглянула на стул, который он предложил, но осталась стоять, скрестив руки на груди.

— Вы говорите, что заперли меня здесь, чтобы уберечь от опасности. Какой именно?

Мужчина удивленно поднял брови.

— Интересный вопрос от человека, который только вернулся с заброшенной территории. Насколько я понял, кто-то пытался взорвать вас пару дней назад.

— Не меня лично, но, в принципе, да.

— Мое официальное звание, Мисс Уокер, — глава разведывательного управления, не только на военных объектах, но на всем острове, что практически означает, что я являюсь главой разведки всего человечества. Сейчас в мои обязанности входит убедиться, что человечество будет существовать завтра; поэтому я и узнаю факты. Обдумайте, если желаете, то, что нам известно сейчас. Он поднял свою руку и начал загибать пальцы.

— Во-первых, кто-то, вероятнее всего Голос, или еще хуже Партиалы, с успехом провели нападение на войска Ист Мидоу. Во-вторых, этот кто-то неплохо разбирается во взрывчатках и, возможно, в радио технологиях. В-третьих, при нападении были убиты минимум трое. Так что, отдавая должное этим небольшим знаниям, что мы имеем, думаю, вы согласитесь, что то, что нам еще не известно, вызывает, мягко говоря, беспокойство.

— Ну да, — кивнула Кира, соглашаясь, — разумеется. Но я больше не на заброшенной територии, я — на военной базе. Это же дает какие-то гарантии безопасности.

Мкеле расслабленно на нее посмотрел:

— Вы когда-нибудь видели Партиалов, мисс Уокер?

— Лично? Нет. Во время войны мне было всего пять, а их никто не видел с тех пор.

— Откуда такая уверенность?

Кира нахмурилась:

— Что вы имеете в виду? Никто годами их не видел, они… ну, я жива, так что никто из них меня тоже не встречал.

— Предположим, — сказал мистер Мкеле, — только на минуту, что, что бы Партиалы не планировали, это несколько значимее, чем убийство подростка.

— Как-то оскорбительно звучит.

— Прошу прощения.

— Так вот к чему всё это, — сказала Кира раздраженным тоном. — Партиалы? Серьезно? Разве у нас нет более насущных проблем?

— Если Партиалы замышляли что-то масштабнее, — сказал Мкеле, игнорируя ее вопрос, — скрытую атаку на нас или наши ресурсы, или любые другие аспекты нашей жизни, самым действенным было бы проникнуть в нашу среду. Они выглядят, как мы; они могли бы разгуливать среди нас, не боясь быть разоблаченными. Вы же врач, Вы должны знать это как никто другой.

Кира нахмурилась.

— Партиалов нет, Мистер Мкеле, они загнали нас на этот остров и исчезли. Никто не видел их с тех пор — ни здесь, ни на границе, вообще нигде.

Мкеле одарил ее насмешливой улыбкой.

— Вот она наивность детишек эпидемии. Говорите, вам было пять, когда восстали Партиалы? Весь мир, который вы видите, это всё, что вам известно. Как много вы помните про восстание, Мисс Уокер? Что-либо о прежнем мире? Вам хоть известно, на что способен один единственный Партиал, не говоря уже о целом их батальоне?

— У нас есть проблемы поважнее, нежели Партиалы, — снова сказал Кира, стараясь не потерять самообладание. Весь разговор ей напоминал то, с чем она сталкивалась в больнице — каждый взрослый упрямо и настойчиво боролся с призраками прошлого, вместо насущных проблем. — Партиалы разрушили мир, я знаю, но это случилось одиннадцать лет назад, затем они исчезли, а, между тем, РМ продолжает убивать наших детей, напряжение нарастает из-за Акта Надежды, люди Голоса совершают набеги на фермы, воруя припасы, и я не думаю…

— Голос, — прервала ее Мкеле, — и то более гуманный, нежели Партиалы.

— О чем вы?

— Вот о чем, Мисс Уокер. Может Партиалы и исчезли, но им вряд ли придется атаковать остров, если разногласия между поселенцами и Голосом не уладятся. РМ выполняет более коварную роль, чем было задумано Партиалами: наша неспособность иметь здоровых детей и те меры, к которым мы, в следствие этого, прибегаем…

— Имеете в виду Акт Надежды.

— Помимо всего прочего, да. Они разрывают остров на части. Мне трудно поверить, что то, что случилось с вашей группой вчера, никак не связано со всем этим. И пока не появится более убедительных доказательств обратного, я склонен предполагать, что это было задумано с целью дестабилизировать человечество и ускорить наше вымирание.

— Вы чрезвычайно параноидальная личность.

Мкеле склонил голову на бок:

— Мне было поручено, как я уже сказал, сохранить человеческую расу. У меня работа такая, быть параноиком.

Терпение Киры было на исходе.

— Прекрасно, тогда давайте-ка со всем этим покончим. Что вы хотите знать?

— Расскажите мне про ветеринарную клинику.

— Что?

— Клиника, которую вам и Маркусу Валенсио было поручено осмотреть. Расскажите, что вы видели там.

— Я думала, вы хотите знать про бомбу.

— Я уже поговорил с другими свидетелями, которые находились там до и во время взрыва; думаю, они обладают большей информацией, чем вы. А вот клиника, наоборот, в вашей компетенции. Расскажите мне о ней.

— Обычная клиника, — Кира старалась вспомнить что-то стоящее. — Как и все остальные клиники, в которых нам приходилось бывать, — старая, вонючая развалина. Ее обжила стайка бродячих собак, и… что еще вы хотите знать?

— Вы видели собак, когда были там?

— Нет, а что? Это так важно?

— Понятия не имею. — ответил Мкеле, — хотя кажется странным, что бродячие собаки не стали защищать свое жилище, когда вы туда вторглись.

— Думаю да, — сказала Кира. — Возможно, их разогнала группа, что была там несколькими днями ранее.

— Может быть и так.

— Что еще…, - задумалась Кира. — Мы начали с медицинского оборудования, но потом раздался взрыв, так что у нас не было возможности проверить рентген-аппарат.

— Итак, вы видели главный вход, фойе и медицинский кабинет.

Кира утвердительно кивнула.

— Вы заметили что-то необычное?

— Ничего на ум не приходит. Хотя…, - она замолчала, вспоминая отпечатки на слое пыли. — Вот вы заговорили об этом, и я вспомнила, что все медикаменты были перепутаны перед нашим приходом и лежали не на своих местах.

— Спутаны?

— Переставлены, — ответила Кира. — Будто кто-то в них копался. Будто искали что-то.

— Как давно?

— Не за долго до нас. Там повсюду на пыли были пятна, следы и отпечатки, как на стойке, так и в шкафу.

— Возможно, как вы уже предположили, следы оставил отряд, что был там до вас.

— Возможно и так, — сказала Кира, — но я никогда не видела, чтобы пехотинцы так рылись в медикаментах.

Мистер Мкеле поджал губы и задумался.

— Могут ли медикаменты, что вы там нашли, использоваться как наркотики?

— Вы думаете, кто-то из пехотинцев собирался словить кайф?

— Есть и такая вероятность.

Кира закрыла глаза, пытаясь вспомнить названия лекарств.

— Я не уверена, и всё из-за этой зубрежки. Мы учим, какие лекарства можно хранить, какие нельзя, и просто раскидываем их по кучкам, толком даже не задумываясь. Но в этих ветеринарных клиниках всегда есть обезболивающие, как, например, Римадил, а любое обезболивающее в больших дозах действует как наркотик. Оно может даже убить, если не использовать военные нанотехнологии, которых, разумеется, в таких клиниках нет. Кроме этого… — Кира снова задумалась. Если бы она была Голосом, жила бы в пустоши, вступала бы в стычки с солдатами из Дефенс Грид, в этом случае у нее были бы другие заботы, нежели обезболивающие с целью получить кайф. Она подумала о том, что говорил Мкеле, и представила клинику военным объектом. — В подобных местах есть много лекарств, которые бы пригодились повстанцам, — сказала она. — Антибиотики, антипаразитные средства, порошки и шампуни от блох, и прочие вещи, используемые лесными бандами налетчиков.

— Интересно, — сказал Мкеле. — Вам придется простить моё невежество в вопросах ветеринарных клиник, но думаете, есть возможность получить перечень их товаров? Тогда вероятно, мы сможем, в какой-то степени, определить, что там еще осталось, а что пропало или же было испорчено.

— Сомневаюсь, что есть какие-то записи, — ответила Кира, — но в клинике был компьютер. Можно подсоединить его к генератору в надежде, что перечень лекарств хранился на жестком диске. Если же его сохранили на внешнем носителе, тогда увы.

Компьютеры использовали в госпитале, благодаря солнечным панелям, но в прежние времена их использовали во всех областях, и все каким-то образом, Кира даже не могла представить как именно, соединялись в одну глобальную сеть. Все рухнуло вместе с энергосистемой, и вся информация, что на них хранилась, была навсегда утеряна.

— Мы проверим, — кивнул Мкеле. — Есть ли еще что-либо, с чем вы могли бы нам помочь?

Кира пожала плечами.

— Если я что-то вспомню, обязательно дам вам знать.

— Спасибо, что уделили мне время, — сказала Мкеле, указывая на дверь. — Вы можете идти.

 

Глава 8

Рядовой Браун повез Киру домой в маленьком фургончике, она сидела сзади, крепко держа Маркуса за руку. Джейден со своими солдатами остался на дальнейший разбор полетов. Она не видела ни Джианну, ни Товара.

День уже клонился к закату, от монотонного раскачивания фургончика Маркуса клонило в сон. Кира видела, как его голова опускалась ниже и ниже, как вдруг он резко проснулся, но потом голова снова упала на грудь. И так снова и снова. Цокот лошадиных копыт эхом отражался от стен пустых домов, но чем ближе они подъезжали к населенной местности, тем яснее Кира видела знакомые ей признаки присутствия людей: окрашенные дома, подстриженные газоны, крыши, все еще прочно державшиеся. Ист Мидоу. Кира напряженно вглядывалась в отблеск света вдалеке, наконец, она поняла, что это было и улыбнулась: застекленное окно. На остальной части острова все окна уже давно были разбиты котами или птицами, или погодными условиями, в то время как деревянные рамы, в которых держались стекла, сгнили. Но не здесь. Здесь окна защищали и берегли, большая их часть все еще была чистой и ясной, как небо. Их окружали мародеры и Голос, все вокруг постепенно приходило в упадок.

Но все же здесь были окна со стеклами.

— Просыпайся, соня, — сказала Кира, стукнув плечом Маркуса по уху: — Мы почти дома.

— Я не заказывал суши.

— Что?

Маркус осторожно приоткрыл глаза:

— Что я говорил?

— Ничего такого, за что я тебя выпорола бы. Тебе повезло, что ты грезил о еде, а не о девчонках.

— Я мужчина, — потирая глаза, сказал Маркус. — Шанс был пятьдесят на пятьдесят.

— Наш отпуск на одну ночь затянулся на два дня, на нас напал Голос, мы прошли через допрос, — сказала Кира. — Как думаешь, у нас будут неприятности, за то, что мы пропустили сегодня работу в госпитале?

— Армейцы должны были передать им, что случилось, — сказал Маркус, разминая шею. — Полагаю, даже если мы пойдем отработать оставшуюся смену, они отправят нас домой с пайкой куриного супа.

Кира рассмеялась:

— Отличная причина, чтобы не ходить туда.

Маркус усмехнулся и посмотрел на опускавшее солнце.

— Так или иначе день и так вот-вот закончится. Так что, если бы они отпустили нас с дневной смены, то точно не оставили бы на ночную.

— Значит, решено, — сказала Кира, опускаясь на жесткий пол фургона. — Я собираюсь домой, помыться и поспать. Возможно, я проснусь к вечеринке на этих выходных, но обещать не буду.

— Ни за что не пропущу эту вечеринку, — сказал Маркус. — Хочи собирается приготовить цыпленка — настоящего, живого цыпленка. Но полагаю, он долго не проживет. Я сам, своими руками, буду разрывать его на части.

— Как думаешь, ее мама там тоже будет?

— Сенатор Кесслер? — Маркус от удивления открыл рот. — Теперь, когда у Хочи есть оружие, Кесслер к ней близко не подойдет.

Кира расхохоталась и кивнула. Она, конечно, надеялась, что Хочи не будет стрелять в свою приемную мать, но уверенной наверняка она не была.

— Только принеси что-то для всех в этот раз, — Кира повернулась к Маркусу и ткнула его пальцем в грудь. — Я за тебя отдуваться как в прошлый раз не собираюсь.

— Ну было-то всего один раз, — засмеялся Маркус. — И не в прошлый раз, а давным давно. Вот я за тебя в сто раз больше приносил.

Кира снова ткнула его в грудь.

— Я лишь сказала, что не хочу, чтобы мой непутёвый парень-нахлебник выставлял меня в плохом свете перед остальными. В очередной раз. — Игриво на него поглядывая, она ткнула его пару раз напоследок.

— Ты так всех парней тыкаешь, или я особенный?

Кира прильнула к нему.

— Только тебя, — она поцеловала его в щеку. — Пока не встречу кого-то получше.

Маркус положил руку ей на макушку и притянул к себе для поцелуя, медленного, мягкого, великолепного. Кира прижалась к нему, чувствуя его тело рядом, думая о том, что он сказал ей в клинике. Неужели сейчас подходящее время? Были ли она готова?

— Ребята, — раздался голос Брауна. — Я вам не мешаю?

Кира в смущении отстранилась.

— Прости.

— А мне не за что извиняться, — сказал Маркус. — Это стоило того.

— Ты говорила синий дом, да? — Браун указал на ряд домов впереди, и Кира узнала родную улицу.

— Да, синий дом мой.

Браун кивнул.

— Твой Ромео с тобой пойдет?

— Я бы пошел, — ответил Маркус. — Но боюсь Нандита меня не пустит. Так что, если можешь, подбрось меня еще на пару кварталов.

— Без проблем.

Молодой солдат притормозил лошадь и сбавил скорость. Кира быстренько поцеловала Маркуса и спрыгнула с телеги.

— А вон и Нандита, — Маркус выпрямился и указал перед собой.

Кира повернулась и увидела женщину, работающую в саду. Маркус понизил голос.

— Узнай, есть ли у нее приправы для курицы.

— Розмарин, я полагаю, — сказала Кира, на что Маркус одобрительно кивнул и усмехнулся. — Тебе нужно что-то еще?

— Всё, что ей не жалко, — ответил он. — В вашем саду все шикарное.

— Заметано, — произнесла Кира. — Спасибо, Браун.

— Называй меня Шейлон, — улыбнулся солдат.

— Полегче, приятель, — сказал Маркус. — Она уже занята.

Когда телега тронулась, Кира надела на плечи свой рюкзак и зашагала в сторону дома. Кроме нее в доме жило еще несколько девушек и «нянька», которая за прошедшие одиннадцать лет стала для всех скорее бабушкой. Нападение Партиалов и атака РМ затронула каждую семью: каждая выжившая жена стала вдовой, а каждый ребенок — сиротой. Те немногие люди, что сохранили иммунитет к вирусу, объединились для защиты здесь на Лонг Айленде. Это место считалось развитым, легкообороняемым, открывающим доступ к рыбным и пахотным угодьями. Всех детей поделили между взрослыми, и счастливой Нандите достались четверо: Кира, Мэдисон, Ариэль и Изольда. Ариэль съехала около трех лет назад, когда ей исполнилось шестнадцать лет, а Мэдисон живет с Гару с тех пор, как они поженились. Ариэль практически не общается ни с кем из них, но Кира их любила, как родных сестер.

Нандита работала в саду, и Кира смогла унюхать аромат экзотических трав: розмарин, мускатный орех, анис, кориандр, базилик, майоран…. Кира работала в саду каждое лето, но все равно не могла перечислить всех трав.

— Маркусу нужен розмарин для курицы в эту пятницу? — спросила Нандита. Она подняла голову и стряхнула землю с рук. Говорила она быстро, казалось, почти безразличным тоном, но Кира видела по ее глазам, что та ужасно беспокоилась все время, пока Киры не было дома.

Кира улыбнулась.

— Ты его слышала?

— Мне и не нужно его слышать, — ответила женщина. — У этого парня мысли об одном. — Она крякнула и полностью встала, подняв корзину полную свежих листьев, ростков и ягод. Даже для работы в саду она надевала сари. — Торговля сегодня была успешной. Пойдем в дом, поможешь мне.

Кира забросила на плечо свой рюкзак и медицинскую сумку и проследовала за старушкой к крыльцу, а затем и внутрь дома. Сверху из комнаты Хочи доносилась музыка, и Кира улыбнулась. Ей нужно будет поговорить с Хочи после того, как поможет Нандите.

Нандита любила всех девочек, но всегда с особой нежностью относилась к Кире. Возможно, потому что она была самой младшей, или потому что была не по годам умна. Кира помнила, как ребенком помогала ей на рынке, бесстрашно и упрямо зазывая взрослых купить пучок — другой. Нандита называла ее Маленькой Вспышкой.

Порой Кира чувствовала стыд, что у нее было столько много воспоминаний, связанных с Нандитой, и ни одного о настоящей матери. Она знала отца, но мать… Ну, ничего. Зато у нее была Нандита.

— Что-нибудь интересное случилось, пока меня не было?

— Моя Маленькая Вспышка чуть не погибла в большой, — сказала Нандита, открывая дверь. Предыдущие владельцы (Мартели, судя по документам, фотографиям и альбомам) умерли за закрытыми изнутри дверями. Поэтому первым выжившим пришлось взломать ее, чтобы пробраться внутрь и убрать тела. В течение нескольких лет Нандита меняла дверь четыре раза, поскольку либо одна, либо другая из девчонок забывала ключи после долгой ночи. «Лучше менять дверь», — говорила она, — «нежели оставлять ее незапертой». Кира положила пакет и прошла за Нандитой на кухню.

— Ты прилично подросла, — сказала Нандита, обернувшись в дверях кухни и глядя на Киру с улыбкой. — Из тебя выйдет хорошая жена.

— Эхей, ура!

Женщина поставила корзину на тумбочку, открывая шкафы в поисках чашек:

— Ты не хочешь быть женой? Не собираешься замуж за Маркуса?

Кира открыла буфет и подала Нандите керамическую чашку:

— Я… не думала об этом.

Нандита повернулась и внимательно посмотрела на девушку. От ее взгляда Кира почувствовала себя неловко. Некоторое время она ждала, что Нандита отвернется, но в конце концов вздохнула и развела руками.

— Ну ладно, я думала об этом, но еще ничего не решила. Я не знаю, чего хочу.

— Ты хочешь быть счастливой, — сказала Нандита и прошла мимо Киры к открытому шкафу, откуда вытащила набор посуды. — Каждый этого хочет. Ты просто не знаешь, что сделает тебя счастливой.

Кира нахмурилась.

— Это странно?

Нандита мягко покачала головой.

— Счастье становится естественным состоянием, если оно у тебя есть; и наоборот, кажется самым недостижимым, если ты его не имеешь. — Она разложила тарелки и начала перебирать травы, разделяя их по группам и отбрасывая веточки и листья. Аромат толченной мяты наполнил кухню. — Это похоже на изучение иностранного языка: ты можешь как угодно долго проговаривать в уме слова, но никогда не научишься говорить, пока не откроешь рот и не произнесешь их вслух.

— А что если произнесешь их, а они окажутся неверными?

— Тогда тебе стоит попросить у библиотекаря принести парочку «книжных червей», — сказала Нандита, — или как там правильно звучит метафора. Никогда не была в них сильна.

— Очень плохо, — сказала Кира, взяв горсть розмарина и закинув бледно-зеленые веточки в чашу: — Я надеялась, ты продолжишь: счастье, любовь, цель всей жизни, полагаю.

— Чьей жизни?

— В смысле?

— У каждого в жизни свое предназначение, некоторым людям отыскать свою цель гораздо легче остальных. Разгадка, — сказала она, поворачиваясь к Кире и размахивая руками, крепко держа веточку кинзы, — вот самое важное, что ты можешь вообще узнать, ключ к твоему предназначению.

— Да?

— Не имеет значения, зачем ты здесь, не имеет значения, зачем мы все здесь, но ты не привязана к своей судьбе. Ты не заперта. Ты сама принимаешь решения и делаешь выбор, Кира, и ты не можешь позволить, чтобы кто-то делал его за тебя.

— Ладно, — сказала Кира. — Не такого я ждала от этого разговора.

— Это потому что я тоже сама делаю выбор, — сказала Нандита, поднимая корзину. Она все еще была наполовину полна нерассортированными травами. — Отнесу соседям; Арманд болен. А ты пойди и приведя себя в порядок, хочу, чтобы в доме пахло базиликом, а не подмышками.

— Сделано, — сказала Кира и побежала наверх. Здесь музыка была громче, обычный набор визга, грохота, орущей музыки, которую Хочи всегда слушала, когда была одна. Кира обнюхала себя, поморщилась и побежала прямиком в душ.

В небольшом перечне преимуществ от произошедшего конца света, на самом верху стояла одежда. На Лонг-Айленде когда-то жили почти восемь миллионов человек, поэтому здесь было много торговых центров, супермаркетов, которые должны были всех одеть. Раскол сократил население, оставив лишь незначительную часть, и стер экономическую систему, но осталось очень много одежды. Кира понимала, что это ужасно. Выжившие проживали свою жизнь в жестокой смеси тяжелой работы, отчаяния и страха. Но все они были хорошо одеты.

В основном одежда на острове была слишком ветхой, чтобы носить — слишком покрыта плесенью, слишком поедена молью, слишком испорчена от внешнего воздействия. Но многое из оставшегося все еще можно было носить, даже в сегодняшние времена. «Шоппинг» был очень прост, нужно было просто пройти по пустому соседнему магазину, найти что-то, что подходит, постирать, чтобы избавиться от насекомых и запаха. Самое лучшее можно было найти на складах и в хранилищах. Там одежда была запечатана в коробках, а не выставлена на весь мир. Кира потратила много времени со своими друзьями, рыская по торговым центрам в поисках «22», «Тридлесс» или какого другого маленького бутика, который еще никто не нашел. У девочек Нандиты была целая комната, забитая всякого рода одеждой, какую можно было только представить, от мешковатых свитеров до обтягивающих платьев. Кира выбрала такое, что открывало ноги (хотелось хорошо повеселиться после двух дней смертельной опасности). И пошла поздороваться с Хочи.

Хочи Кесслер переехала в их дом после того, как съехала Мэдисон; Хочи только что исполнилось семнадцать и она дождаться не могла, чтобы освободиться от «матери». Она принесла с собой четыре модуля солнечных батарей (ее приемная мать была богата, если не больше), которые давали электрическое освещение, возможность иметь электроплиту и даже тостер, если захотеть, но вместо унции сока вся мощность панелей уходила на стереосистему Хочи. Музыка была всей жизнью Хочи. Кира познакомилась с ней несколько лет назад, когда ходила за одеждой, а Хочи за цифровыми музыкальными плеерами. Они были размером с ладонь, сделаны были из металла, пластика и стекла. В каждом из них бывшие владельцы хранили свою музыку. Хочи собрала в свою коллекцию около сотни.

Когда Кира шагнула в проем, Хочи махнула ей:

— Приветствуйте Киру, могучего героя рейда по проверке и сбору имущества в неизвестном до селе Ашарокене! В этих шортах выглядишь супер, красотка!

Кира помахала в ответ и усмехнулась.

— Когда у тебя такие шикарные ноги, грех их прятать, — она грациозно покружилась на месте. — От маленького люда.

— Это что ирландская шутка? — спросила Хочи с наигранной серьезностью. — Очень на это надеюсь.

Сенатор Кесслер гордилась своим ирландским происхождением, поэтому воспитала удочеренную Хочи в жестких ирландских традициях. Корни же Хочи уходили больше на юго-запад, к мексиканцам или даже ацтекам, но это не изменило настойчивых культурных наставлений сенатора. Теперь, когда Хочи сердилась, она начинала говорить с ужасным ирландским выговором. Кире это казалось забавным.

— Я не имею в виду лепреконов, — ответила Кира, — я говорю о простом народе. Это деревенская шутка, но, думаю, она не кажется очень смешной, пока не представишь, что я вообще-то принцесса.

— Я настоящая принцесса, — сказала Хочи, — и пусть кто-нибудь попробует доказать обратное.

— Принцесса чего? — спросила Кира. — Линкольн Авеню?

— Мои родители были правителями огромной экзотической империи, — сказала Хочи, производя загадочные пассы руками. — Или в конце концов, поскольку никто не знает, кем они были, они могли быть правителями.

— Что собираешься готовить для пятничной вечеринки? — Нандита была хорошим поваром, но Хочи была лучшей и всегда готовила еду для особых случаев.

— Жаркое из курицы, жареная картошечка и пончики, если достану для них муки. Сладкий рис это хорошо, но ради всего святого, я хочу немного гребаного шоколада.

— Пончики с шоколадом? — присвистнув, спросила Кира. — Кто-то умер и тебя назначили сенатором?

— К сожалению, не моя мамаша, — сказала Хочи. Она вскочила на ноги и направилась к двери. — Я на рынке нашла парня вчера, он поклялся, что у него есть немного пшеничной муки. Хочешь со мной?

— От таких шикарных ног никакой пользы, если их никто не видит, — торжественно сказал Кира. — Народ должен видеть свою принцессу.

Настала пятница. День Восстановления.

Пришло время для вечеринки.

В эту пятницу никто не родился и не было младенцев, за которыми требовалось наблюдение. Так что Кира пришла домой уставшая, но готовая к веселью и не чувствовавшая при этом вины. Она приняла душ, расчесала волосы и выбрала яркий наряд из своей «кокетливой» коллекции: шелковую рубашку с китайской вышивкой, пару босоножек на высоких каблуках и джинсы, достаточно короткие, чтобы подумать о том, какая погода за окном. Стояло лето, но весьма холодное, и она вполне могла пожалеть, что не надела что-то потеплее. Она задумалась, сравнивая джинсы с другими, чуть длиннее и в конце концов решила надеть те, что короче. Они лучше смотрелись с рубашкой и лучше смотрелись на ней, а ей нужен был стимул. Она могла рискнуть и поморозить ноги, но она могла стать на некоторое время нормальным человеком. Они скорее всего наружу выходить не будут.

— Поторопись, — сказала Хочи, постучав в спальню Киры. Она была одета во все черное, губы накрашены черной помадой, глаза подведены черным. Не соответствовал лишь яркий фартук, повязанный вокруг талии: — Мэдисон с Гару уже здесь, и какой-то чувак по имени Маркус — высокий, выглядит глуповато, им легко помыкать. Тебе он понравится.

— Понимаю, почему твои монаршие родители избавились от тебя, — сказала Кира с игривой ухмылкой. — Ты можешь быть поразительно гнусной персоной, когда захочешь.

— Мое остроумие, как твои ноги, — ответила Хочи. — Было бы эгоистично скрывать его от других.

Кира проследовала за ней на кухню, где суетилась возле раковины с посудой Нандита. Хочи взяла миску с нарезанной картошкой, сбрызнула ее оливковым маслом и посыпала сверху розмарином.

— Нандита, травы пахнут обалденно.

— Спасибо, страшилка, — сказала Нандита. Это была их собственная шутка: гардероб Нандиты отличался яркими цветами, и она просто не могла понять. почему Хочи отдавала предпочтение черному.

— У тебя здесь на кухне замечательно пахнет, — сказала Кира, сделав глубокий вдох, — но я пойду поищу Маркуса.

— Поцелуй его от меня, — сказала Хочи.

— Взасос?

— Не слишком. Не хочу казаться легкодоступной.

Кира прошла в коридор, глубоко вдыхая очередную волну аппетитных ароматов. Говорите, что хотите про маму Хочи, но готовить она ее научила, как надо.

В коридоре, освещенном керосиновыми лампами, Кира слышала гул голосов, доносящихся из гостиной; шипение и потрескивание дров в печи на кухне. «Наверно, фермеры кушают так каждый день», — подумала Кира. — «Даже почти хочется пожить их жизнью».

Почти.

Она направилась к гостиной. Маркус и Гару, сидя на диване, были увлечены беседой, Мэдисон расположилась рядом на кресле. Проигрыватель находился здесь, так что звук наполнял комнату, подобно грозовой туче.

Мэдисон улыбнулась:

— Привет.

— Привет, Мэдс. Как жизнь?

Мэдисон ухмыльнулась и бросила взгляд в сторону Маркуса и Гару.

— Расслабляюсь, пока твой благородный парнишка принимает на себя праведный гнев моего мужа. Тот сегодня в ударе.

Кира понимающе кивнула. Гару действительно был жестким собеседником.

— Конечно, все дело в свободе, — говорил Гару, — в том, как сохранить свободу, с помощью закона. — Его взгляд был беспощадным, но Маркус хоть и побледнел, но выдержал. — Любому обществу нужно определенное количество закона. Слишком много приводит к деспотизму, а слишком мало — к хаосу.

— Кира! — воскликнул Маркус и подскочил с места. Он пересек комнату и, крепко стиснув ее руку, обнял. Он продолжал оглядывать ее с головы до ног, снова и снова, намеренно не глядя в сторону Гару. — Выглядишь великолепно!

— Спасибо, — Кира повела его назад и усадила на диван. Затем она посмотрела на Гару. — Привет, рада видеть тебя. — Ей не очень-то хотелось, чтобы тот продолжал свою тираду, но и не поздороваться с ним она не могла.

— Взаимно, — ответил Гару. — Рад слышать, что вы оба остались живы после вашей вылазки на побережье.

Кира приподняла бровь:

— Уже слышал?

— Все уже слышали, — сказала Мэдисон. — Думаю, нам всем есть о чем поговорить, кроме как о непонятной радиоуправляемой закладке, бомба которой убила трех человек, но ты ведь знаешь как это бывает. Мы тоже иногда говорим о скучном.

— Это был Голос, — сказал Гару. — Та женщина, что была с вами — Джианна или как ее там, была одной из них.

Кира рассмеялась:

— Чего? Она была в эпицентре всего, я своими руками вытащила ее из-под обломков. Или ты хочешь сказать, что она себя специально взорвала? Нарочно? Или она просто террорист-неудачник?

— Может, она пыталась сделать так, чтобы никто не нашел то, что там было спрятано, — сказал Гару.

— Она не вернулась, — мягко сказал Маркус.

Кира с удивлением на него посмотрела, потом взглянула на Гару:

— Она вернулась вместе с нами.

— До станции Догвуд, — кивая, сказал Маркус. Кира видела в его глазах печаль — печаль, смешанную с растерянностью и какой-то долей страха. — Никто после этого ее не видел.

Кира покачала головой; это безумие какое-то.

— Джианна не из Голоса. Ей очень не нравился Джейден, он действительно слишком сильно поигрывал мускулами. Больше, чем было необходимо, никому бы это не понравилось, — она взглянула на Мэдисон. — Без обид.

— Я не обижаюсь.

— Ведь это она определила, что там была радиостанция, — сказал Хару, — и единственный, кто мог с ней поспорить, умер при взрыве. Насколько нам известно, тот парень понял, что это была работающая база Голоса, и Джианне пришлось активировать бомбу, чтобы заткнуть его. Она одна выжила.

Кира громко рассмеялась, потом пришло жгучее чувство вины, но она постаралась заглушить его.

— Извини, конечно, но ты просто параноик. Почти, как тот парень, что допрашивал нас на днях.

— Параноик или нет, — ответил Гару, — но очевидно, что люди из Армии согласно со мной, иначе они бы не держали ее под арестом.

Хочи вошла в комнату и прислонилась к дверному косяку.

— Вы обсуждаете ту компьютерщицу с вашего рейда?

Кира, выпучив глаза, удивленно развела руками.

— О чём вы все говорите?!

— Ну, ты по пятнадцать часов в день проводишь в госпитале, — сказала Мэдисон. — Голос может похитить весь Сенат, а ты не заметишь этого.

— Армейцы не должен задерживать людей вот так, — высказалась Хочи. — Пускай проводят публичный арест или открытое слушание, но чтобы люди вот так исчезали без причины, нет.

— Это не без причины, — сказал Гару. — Она — террористка. Это довольно хорошая причина.

— Ты не знаешь, террористка ли она, — ответила Хочи. — Или может тебя наняли в армию Дефенс Грид с высшим уровнем доступа, а ты нам забыл сообщить?

Гару уставился на нее.

— У тебя есть проблемы с тем, как они выполняют свою работу?

— У меня проблемы с тем, что часть их работы — заставлять людей исчезнуть. Когда такое случалось?

— Их задача — защищать нас, и они делают, как считают лучшим. Если ты не доверяешь им, почему ты все еще здесь?

— Возможно, я верю, что лучше решить проблему, чем бежать от нее.

— Возможно?

«Здесь становится жарковато», — подумала Кира, но едва она собралась вступить и прекратить спор, заговорил Маркус.

— Думаю, пора нам сменить тему. Давайте все просто успокоимся, — он взглянул на Хочи. — Я могу как-то помочь с едой?

— Уже почти всё готово, — ответила Хочи, бросая последний испепеляющий взгляд на Гару. — Но можешь помочь принести.

Они прошли в коридор. Кира медленно перевела дыхание. Ей хотелось в этом споре обвинить Гару — он на самом деле виноват в том, что обсуждение перешло в спор — но она понимала, это была не только его вина. Напряженность чувствовалась по всему Ист Мидоу, вероятно даже по всему острову, и все уже были на пределе. Действительно ли Джианна была из Голоса? Неужели правительство просто заставило ее исчезнуть?

Раньше, когда Кира была ребенком, было намного проще: Партиалы были плохими, и всё ужасное, что происходило, легко находило объяснение, пусть и пугающее, но зато легко. Было просто отличать добро от зла. Но сейчас… Кира не имела представления, кого считать врагом, кого винить, а кому доверять. Если Джианна была из Голоса, получается ближним доверять нельзя; если она не была из Голоса, тогда нельзя доверять правительству. Кире не нравился ни один из вариантов.

Гару, все еще нахмуренный, поднялся с дивана.

— Пойду прогуляюсь, подышу немного. Он вышел из комнаты, и Кира услышала как он вышел через заднюю дверь.

— Прости за него, — Мэдисон грустно улыбнулась. — У него хватает стресса.

— Тяжелая неделя на работе? — спросила Кира. Гару работал в строительстве. Они не строили новые здания, потому что всё что им могло понадобиться уже было построено в прежнем мире. В нынешнее время отдел строительства поддерживал уже используемые здания в рабочем состоянии и занимался оценкой других, которые, по мнению Сената, могли понадобится обществу. Они проводили много времени в рейдах, проверяя старые здания на устойчивость. Хару отлично проводил земляные работы, поэтому его перевели в Армию (Дефенс Грид). Но было очевидно, что ему это не доставило особого удовольствия. Кира знала, когда что-то шло не так на работе, он несколько дней ходил мрачнее тучи. Ей всегда было интересно, был ли его перевод сюда следствием какого-то конфликта или нарушения.

Но к ее удивлению Мэдисон отрицательно покачала головой.

— На работе все в порядке, — мягко ответила она. — Просто… — она замялась, глядя в пол, затем пристально посмотрела на Киру. — Подойди сюда.

Ее голос звучал нежно, но взволнованно, взгляд был живой, наполненный энергией. Кира прищурилась, думая о том, что могло так осчастливить Мэдисон и заставить Хару переживать. Она проскользнула на кушетку рядом с Мэдисон и внезапно ее осенило; она ощутила эмоциональный груз всем телом. Широко открыв глаза, она взглянула на Мэдисон; дыхание перехватило.

— Нет…

Мэдисон повернулась, от уха до уха растянулась улыбка: — Я беременна.

Кира покачала головой, пытаясь сделать вдох:

— Нет, Мэдс, нет…

— Да, результат положительный. Меня тошнит уже несколько недель, я даже ничего съесть не могу, а периодами пожираю все подряд. Мне даже хотелось попробовать земли, Кира, земли из нашего сада. Бред, скажи же?

— Мы не получаем некоторых витаминов при нашем питании здесь, — прошептала Кира. — Беременные желания — это то, как твое тело говорит, какие питательные вещества ему нужны. Так что, земля это не так странно.

— Я собираюсь в больницу в ближайшие дни, чтобы узнать наверняка, — сказала Мэдисон. — Но я хотела сначала рассказать тебе.

— Нет, — Кира покачала головой. Это не могло быть правдой; она, конечно, понимала, что могло, но в то же самое время, она хотела думать, что это не так. Ведь это была Мэдисон, которая была ей почти как сестра.

— Ты хоть представляешь каково это? — спросила она. — Боль? Опасность? Женщины умирают при рождении ребенка; даже со всем нашим оборудованием в больнице и опытом это все равно случается. И даже если ты будешь жить, ребенок — нет. Мы еще не научились лечить РМ. Тебе придется жить с этим еще несколько месяцев, пройти через боль, ужас, кровь, а потом он все равно умрет. — Кира чувствовала, как слеза холодными каплями потекли по щекам. Она представила Мэдисон на месте Ариэль, с широко открытыми глазами та кричала и била по стеклу, видя как ее дочь извивалась от боли, плакала и потом умерла. Кира вытерла лицо ладонью. — Гару оправданно расстроен. Это слишком много для тебя. Тебе это не нужно.

— Нет, нужно, — мягко сказала Мэдисон.

— Этот дурацкий закон, — от гнева голос Кира зазвучал громче. Она нервно посмотрела в сторону коридора и постаралась говорить тише. — Тебе не нужно проходить через всё это. Просто дай мне время, мы соврем о бесплодии или что-то в этом духе. Такое случается, ты просто….

— Всё уже сделано, — прервала ее Мэдисон. Ее улыбка была прелестной, божественной, такой, какую Кира видела на лицах других матерей, и это разбило ей сердце. Мэдисон накрыла ее руку своей ладонью. — Я пошла на это не ради Акта Надежды, не ради Сената. Я сделала это для себя.

Кира покачала головой, слезы все еще катились по лицу.

— Я хочу этого, — продолжала Мэдисон. — Я была рождена, чтобы стать матерью, это у меня в крови, это моя сущность. — Она прижала руки к груди, в глазах стояли слезы. — Я знаю, что это пугает тебя и пугает Гару. Мне тоже страшно, страшно до смерти, но я знаю, это правильный выбор. Даже если ребенок проживет всего несколько дней, даже если всего несколько часов.

— О, Мэдисон, — Кира наклонилась вперед и сжала подругу в объятиях. Она чувствовала себя ужасно и считала себя виноватой, зная, что права, но стыдясь, что вот так напала на Мэдисон. Конечно, та осознавала риск, всем на острове он был известен. Но Мэдисон не бежала от него, она встречала его с высоко поднятой головой.

Кира отстранилась, вытирая глаза.

— Когда-нибудь однажды у нас будет выживший, — сказала она. — Это неизбежно. Ребенок выживет. И это может быть твой ребенок.

С деревянным подносом вошел Маркус и остановился, увидев их обнимающимися и плачущими:

— Все в порядке?

— Потом расскажу, — сказала Кира, отстраняясь от Мэдисон и снова вытирая глаза. Щеки были влажными.

— Ладно, — тихо проговорил Маркус, ставя поднос на низенький столик посреди комнаты.

На поднос Хочи положила целую жареную курицу, усыпанную травами и залитую подливкой, и целую гору картошки фри. Сама Хочи зашла следом, неся поднос со свежими овощами. За ней следовала Нандита с блюдом покрытых шоколадной глазурью пончиков. Кира чувствовала, как ее рот наполняется слюной; она уже и не помнила, когда было столько вкуснятины. Возможно, год назад на прошлый День Восстановления.

Маркус остановился напротив Киры:

— Тебе что-то нужно? Могу принести тебе попить или еще чего-нибудь?

Кира покачала головой:

— Я в порядке, но не мог бы ты принести немного воды для Мэдс?

— Тебе тоже принесу, — он нежно коснулся ее плеча и прошел на кухню.

Хочи посмотрела на Мэдисон, затем на Киру. Ничего не сказав, она повернулась к проигрывателю.

— Думаю, нам нужно что-то расслабляющее.

Проигрыватель представлял собой небольшую панель на полке, соединенную без помощи проводов с колонками, которые были расставлены по всей комнате. Хочи вытащила из центра панели запись и положила ее в корзину.

— Есть пожелания?

— Расслабляющее звучит здорово, — улыбнулась Мэдисон.

— Поставь Афину, — предложила Кира, поднимаясь с дивана, чтобы помочь. — Мне нравится ее музыка.

Вместе с Хочи они начали просматривать записи в корзине, наполненной тонкими серебристыми коробочками с записями. Большинство из них было подписано: ДЛЯ КЕЙТЛИН, ОТ ПАПЫ, ДЛЯ КРИСТОФА: С ДНЕМ РОЖДЕНЬЯ. Те, что были без подписи, все равно были тем или иным образом отмечены: картинкой или узором, или фотографией, а на некоторых коробочках висели амулетики. Эти футляры были больше, чем просто вместилище для записей; они отражали внутренний мир владельца — его вкусы, внутренние мысли, саму личность. Хочи целыми годами искала записи среди руин, а потом они с Кирой могли лежать на полу часами, слушая музыку и представляя, каким был владелец той или иной записи. Например, диск КЕЙТЛИН НА ВЫПУСКНОЙ БАЛЛ был полон бодреньких, звонких, душа нараспашку песен в стиле кантри. ДЖИММИ ОЛСЕН, кажется, слушал всё: от греческих напевов и симфоний до рока и металла. Свою любимую запись Кира нашла на дне корзины — АФИНЕ, МОЕМУ АНГЕЛУ — и вставила ее в панель. Спустя несколько секунд заиграла первая песня, мягкая, но волнующая, тонкая смесь электронной музыки и сокровенного глубокого вокала. Музыка была умиротворяющей и печальной одновременно, как раз то, что нужно было Кире. Она закрыла глаза и улыбнулась.

— Думаю, мне бы понравилась Афина. Кем бы она не была.

Маркус вернулся в водой, и спустя мгновение с заднего двора вошел Гару. Его лицо было серьезно, но уже гораздо спокойно. Он вежливо кивнул Хочи.

— Пахнет очень вкусно. Спасибо, что приготовила.

— Всегда пожалуйста.

— Мы еще кого-нибудь ждем? — Кира быстренько оглядела всех.

Мэдисон отрицательно покачала головой.

— Я старалась поговорить с Ариэль, но она не хочет разговаривать со мной. Изольда опоздает, так что она сказала, начинать без нее. Там что-то происходит в Сенате, и Хобб задержал ее.

— Вот уж повезло, — сказала Хочи, передавая тарелки и вилки.

Все притихли перед тем, как приступить к еде.

— Счастливого Дня Восстановления, — произнес Маркус, поднимая стакан с водой. Все остальные ответили ему тем же жестом. Стаканы были из одного набора — хрустальные фужеры, найденные в очередном рейде за город. Вода была свежей кипяченной, слегка желтоватой из-за химикатов и фильтра.

— Прежнего мира больше нет, — провозгласила Мэдисон. — Но новый мир только зарождается.

— Мы никогда не забудем прошлое, — сказал Гару. — И никогда не отречемся от будущего.

Хочи подняла голову.

— Жизнь рождается из смерти, и слабости учат нас быть сильными.

— Ничто не сокрушит нас, — продолжила Кира. — Мы сможем всё. — Она остановилась и тихо добавила. — И мы сделаем всё.

Они выпили; на мгновение в комнате было тихо, на заднем фоне лишь мягко звучала музыка. Кира, немного подержав воду во рту, медленно ее проглотила, ощущая химический привкус. Она его уже едва замечала, но все-таки он был — резкий горьковатый. Она подумала о Мэдисон и Гару, об их ребенке, милом, невинной, но, увы, обреченном. Она подумала о Джианне и Мкеле, о взрыве, Голосе, Сенате и многом другом, о целом мире, о прошлом и будущем. «Я не дам ему умереть, — решила она, глядя на еще плоский и упругий живот Мэдисон. — «Я спасу тебя, не смотря ни на что».

«Мы сделаем всё».

 

Глава 9

— Мне нужен образец твоей крови, — сказала Кира.

Маркус приподнял бровь:

— Не думал, что наши отношения дошли до такой стадии.

Она вырвала пучок травы и кинула в него.

— Это для работы, гений. — Они сидели на лужайке перед домом Киры, наслаждаясь редким днем, когда у них у обоих был выходной. Они несколько часов трудились на огороде Нандиты, отчего их руки благоухали терпким запахом трав: — Я собираюсь найти средство для лечения РМ.

Маркус рассмеялся:

— А я то все думал, когда же кто-нибудь на это решится. Это, кстати, был один из пунктов того, что я должен сделать в своей жизни, но ты ведь понимаешь: Жизнь полна забот и суеты, а спасение человечества доставляет столько хлопот…

— Я серьезно, — сказала Кира. — Я не могу больше смотреть, как умирают дети. Я не могу просто стоять и делать записи, пока умирает ребенок Мэдисон. Я не буду этого делать. Прошло уже несколько недель как она сказала нам, я все это время ломала голову, чем могу помочь и, думаю, я, наконец-то, нашла отправную точку.

— Ладно, хорошо, — сказал Маркус, сидя на траве. Лицо его стало серьезным: — Знаешь, я думаю, что ты великолепна, что у тебя самые высокие оценки по вирусологии, чем… у кого-либо. Когда-либо. С чего ты вдруг решила, что сможешь разгадать самую мистическую загадку в истории? Я хочу сказать, в больнице есть целая исследовательская группа, которая работает по РМ на протяжении десятилетия. А теперь вмешается интерн и… исцелит всех? Так просто?

Кира кивнула; это действительно звучало глупо, когда он произнес все вслух. Она посмотрела на Нандиту, гадая, что она сказала бы на этот счет, но пожилая женщина все еще работала в саду в полном неведении. Кира повернулась обратно к Маркусу:

— Я знаю, это звучит высокомерно, но я… — она замолчала и вздохнула, глядя ему прямо в глаза. Он сморел на нее, ждал. Кира положила свою руку на его: — Я знаю, что могу помочь. Они что-то упускают из вида. Я пошла в родильное отделение, потому что думала, что именно там самый центр. Я считала, что все дело в нем, что там все сосредоточено. Но после того как я там поработала и увидела, что они делают, я знаю, что у них ничего не получится. Если мне удастся сделать что-то конкретное, я уверена, меня могут перевести на исследования в полной мере. Это может занять месяц или два, но я уверена, у меня получится.

— Хороший ход, — сказал Маркус. — И для них тоже — ты придешь к ним из родильного отделения, у тебя будет немного другой взгляд на все, чем у других. И я знаю, что у них там есть свободное место, поскольку в прошлом месяце от исследователей был перевод в хирургию.

— Как раз то, что мне нужно, — согласилась Кира, — новое видение. Родильное отделение, исследователи, все изучали исключительно новорожденных. Но нам нужно искать не лечение болезни, а возможность получить к ней иммунитет. На нас же вирус не действует, значит, в нас есть что-то, что его отталкивает. Единственные, кто не защищен — это младенцы, потому-то только их и исследуют.

— Именно поэтому тебе нужна моя кровь, — сказал Маркус.

Кира кивнула, поглаживая пальцам тыльную сторону его ладони. Вот именно за это она и любила Маркуса: Он мог рассмешить ее, когда ей хотелось веселиться, и был серьезен, когда ей нужно было поговорить. Он понимал ее полностью и безоговорочно.

Она вырвала травинку, аккуратно очистила ее от земли и, задержав на мгновение на ней взгляд, снова кинула ее в Маркуса. Легкая травинка пролетела лишь пару сантиметров, когда ее подхватил порыв ветра и вернул обратно на колени Киры.

— Отличный бросок, — ухмыльнулся Маркус и посмотрел ей через плечо. — Изольда идет.

Кира повернулась и улыбнулась, приветственно махая «сестре». Изольда была высокой девушкой, с бледной кожей и золотистыми волосами; во временном приемном доме Нандиты она держалась обособленно и одиноко. Изольда помахала в ответ и улыбнулась, хотя Кира видела, что улыбка была натянутой и усталой. Маркус подвинулся, когда она подошла ближе, освобождая для нее местечко на траве, но Изольда лишь вежливо покачала головой.

— Спасибо, но это мой лучший костюм, — она поставила на землю свой портфель и осталась стоять, сложив руки на груди и устремив взгляд перед собой.

— Тяжелый день в Сенате? — спросила Кира.

— А бывает ли там вообще легкий? — Изольда оглянулась, ища на что можно сесть, потом вздохнула и села на свой портфель, скрестив ноги так, чтобы не испачкать светло-серые брюки о траву. Кира с интересом посмотрела на нее. Изольда, говоря о работе, всегда вспоминала сенатора Хобба. Если же она так не делала, значит, она действительно очень устала. Изольда безучастно смотрела перед собой, затем вздрогнула, будто проснувшись, и перевела взгляд на Киру и Маркуса: — Слушайте, вы же не часто выбираетесь за город, правда?

— Не совсем, — сказала Кира. Она посмотрела на Маркуса, который покачал головой. — Только, когда они зовут нас на рейды, думаю, а сами никогда. А что?

— Только что проголосовали за введение проверок на границе, — пояснила Изольда. — На прошлой неделе Голос нанес удар по дозорной башне, разрушил ее до основания и забрал солдат, которые там находились. Прибавьте к этому налет на старое здание школы и получите, по крайне мере, одну группу из Голоса, работающую непосредственно в Ист Мидоу. Возможно, их больше. — Она пожала плечами. — Это слишком близко к дому. Сенат решил, что лучший способ избавиться от них — это проверять и досматривать каждого, кто заходит в город и выходит из него.

— Но периметр огромный, — возразила Кира. — Они же не могут патрулировать его полностью.

— Они хотя бы попытаются, — сказал Маркус, — Это лучше, чем ничего…

— Пожалуйста, не продолжайте, — прервала его Изольда, потирая виски. — Я слышала все эти аргументы миллион раз сегодня и мне не хочется слушать их снова. Голосование прошло, проверки будут проводится официально. Давайте не будем спорить об этом.

— Как проголосовал сенатор Хобб? — поинтересовалась Кира. Изольда была его личным помощником. Она приоткрыла один глаз и устало посмотрела на Киру, потом открыла другой и скрестила руки.

— Если тебе нужно знать, он голосовал ЗА, — ответила Изольда. — Он не очень-то приветствует нарушение прав на частную жизнь, но и выступить против предотвращения очередной атаки не смог. — Она вновь пожала плечами. — Не думаю, что он прав, но лучших идей у меня нет. Если Голос уже начал похищать людей, кто знает, каков будет их следующий шаг?

— Чего Голос добивается? — спросила Кира. — Я не могу этого понять. Им не нужны припасы — одежда и еда доступны по всему острову, но они продолжают совершать набеги на Ист Мидоу и на фермы. Они, очевидно, не получают никакой поддержки, но лишь всех раздражают и бесят… Я не понимаю. Нападение на башню наверняка потребовало подготовки, плана, и что это дало? Продовольствия они не получили, никаких заявлений не сделали, возможно, они забрали какие-то боеприпасы и орудие у солдат, которых они похитили. Но, в принципе, они ничего не добились.

— Они забрали двух солдат, — сказал Маркус. — Может, все было сфабриковано с целью скрыть дезертирство.

Изольда покачала головой.

— Насколько мы можем судить, ну, по крайней мере, это лучшее предположение из всех, высказанных в Сенате, — они пытаются дестабилизировать правительство. Если они поразят достаточно целей, привлекут достаточно народа и растрясут хорошенько этот улей, то довольно скоро люди в Ист Мидоу восстанут. Их будет сложнее контролировать, что, разумеется, усложнит работу Сената и даст Голосу их главный шанс ворваться и осуществить государственный переворот.

— Ух ты, — сказал Маркус.

— Постой-ка, — сказала Кира. — Ты сказала, что Сенату станет тяжелее нас «контролировать»?

Изольда поморщилась:

— Я не совсем это имела в виду, просто слово вырвалось…

— Но настроения именно таковы, правильно?

Изольда закрыла глаза, пытаясь собраться с мыслями, и Кира ощутила укол вины за то, что давила на нее. Изольда подобного не заслуживала, но Кира едва сдерживала злость. Ей хотелось понять:

— Ну и?

— Да, ладно, Кира, ты ведь прекрасно знаешь, чем занимается Сенат, — Изольда слегка пожала плечами: — Сенат «правит» и в этом очень много контроля как такового. Не то, чтобы они контролируют то, о чем мы думаем или что-то подобное, они просто… сохраняют мир. Следят, чтобы люди делали свою работу. Вот в таком смысле.

Кира услышала стук копыт и оглянулась; вниз по улице в их сторону двигались два солдата. Дом Киры был почти на краю поселения, так что патрули тут были не редкостью, но не в такое время. Кира почувствовала себя неуютно, но в то же самое время спокойно.

До тех пор, пока они не направились в ее сторону.

— Маркус, — сказала Кира. Казалось, он почувствовал в ее голосе беспокойство и тут же сел.

— Что такое? — он увидел лошадей и нахмурился. — Зачем они здесь?

— Не знаю. Ты знаешь, кто это?

— У них форма не стандартная, — сказала Изольда. — Они не из регулярной Армии.

Нахмурившись, Маркус разглядывал их с беспокойством:

— Кто же еще носит форму? На самом деле они похожи на ребят Мкеле. — Он покачала головой глядя на солдат: один был примерно их возраста, а второй выглядел лет на сорок. — Я не знаю их; не думаю, что они дислоцируются в Ист Мидоу.

— Мы можем вам чем-нибудь помочь? — прокричала Кира, но они проехали мимо нее по направлению к Нандите. Пожилая женщина перестала копаться в саду и наблюдала, как они остановились во дворе.

— Нандита Мерчант? — спросил солдат, что был моложе.

— Да, — спокойно сказала она. — Родственников нет.

— Чего?

— Мисс Мерчант, — сказал тот, что старше, качая головой и посылая лошадь вперед, — нам известно, что вы совершаете частые поездки за пределы Ист Мидоу. Это верно?

— Это что, проблема? — спросила она.

— Я не говорил, что есть проблема, — сказал солдат. — Так это правда?

— Она собирает травы, — сказала Кира, вставая и подходя к ним. — Вы же видите этот потрясающий сад? Она собирает их по всему острову.

— Я сама могу отвечать на вопросы, Кира, — сказала Нандита. Кира, нервничая, закрыла рот.

Солдат оставил поводья свободными, используя колени, чтобы удерживать лошадь прямо. Та тоже нервничала. Мужчина твердо посмотрел на Нандиту:

— Вы собираете травы?

— Я собираю их там, а выращиваю здесь, — сказала Нандита, — и в теплице на заднем дворе. Я продаю их на рынке, мои травы самые лучшие.

Солдат кивнул:

— А где, как правило, вы бываете во время своих похождений?

— А вот это не ваше дело, — сказала Кира. Она была зла от того, что рассказала Изольда, поэтому у нее было такое настроение, что хотелось на кого-нибудь накричать. — Думаете, что можете просто так пришвартоваться на чьей-то лужайке и спрашивать обо всем, о чем вздумается? Что, если она бывает там, где вы не хотите, арестуете ее?

— Никто не говорит об аресте, — сказал солдат. — Мы просто задаем вопросы. Успокойтесь.

— Просто задаете вопросы, — сказала Кира. — Ну, а что если она откажется отвечать?

— Кира… — сказала Нандита.

— Если ты еще не заметила, — ответил тот, что был постарше, поворачивая свою лошадь к Кире, — у нас сейчас достаточно проблем. Мы сражаемся с невидимым врагом, который хочет разрушить наш город, и единственное оружие, что у нас есть — это информация. Мы полагаем, твоя бабушка имеет сведения, которые нам нужны, чтобы остаться в живых. И если это оскорбляет те чудные идеалы, что ты себе напридумывала, то извини. Но предположи хоть на секунду, что информация, которая нужна солдатам для твоей защиты, важнее пяти минут копания в земле.

— Вы, высокомерные ослы…

— Я много где бываю, — выступила вперед Нандита. — Если кто-то подвозит, то подальше к фермам, если нет, то поблизости. Я уже не могу далеко уйти пешком, как раньше. Но есть много брошенных садов даже здесь, в Ист Мидоу. Они просто ждут того, кто в них разбирается.

— Нам нужны точные координаты, — сказал молодой солдат. — Вы по какой- то причине укрываете эту информацию?

— Она же просто сборщик, — вздохнул старший. — Они не знают координат, они просто бродят. — Он обратился в женщине: — Вы можете нам сказать, кто обычно подвозит вас?

— Торговцы. Иногда фермеры, направляющиеся домой с рынка, — ответила Нандита не сводя с него глаз. — Даже проезжие, если им можно доверять.

Солдат сурово посмотрел на нее.

— А как выглядит заслуживающий доверия проезжий?

— Один на прошлой неделе выглядел примерно, как вы, — ответила женщина. — На нем была другая форма, но такие же глаза, оружие, такой же важный вид. Много ваших тут разъезжает последние дни. — Она взглянула на младшего солдата. — И еще с ним был ребенок

— Вам нужно пересмотреть свое отношение, — сказал младший.

— А тебе — своё, — резко оборвал его старший и махнул на Киру. — Ты такой же невежа, как и она.

Кира прикусила язык, чтобы не поругаться с солдатом в очередной раз. Она понимала, что это лишь ухудшит ситуацию.

Солдат повернулся в Нандите.

— В принципе, у нас больше нет вопросов. Извините за назойливость, мы просто выполняем свою работу, проверяем информацию.

— Ничего страшного, — сказала Нандита, но держалась она по-прежнему строго.

— Рад это слышать. Теперь простите… — Он натянул поводья и развернул лошадь, когда вдруг остановился и оглянулся. — Еще раз извините, но чисто из-за любопытства, не для протокола, но как получилось, что вы живете так близко к границе?

— Не понимаю вас, — ответила женщина.

— Просто народ старается перебраться как можно ближе к центру. Здесь же живут в основном молодожены, потому что им стал нужен отдельный дом, а все в центре уже заняты. Вы же выбирали лет десять назад, как и большинство из нас, просто любопытно, почему вы оказались здесь.

Нандита внимательно посмотрела на него.

— Если вы интересуетесь просто как сосед, а не как солдат, мне кажется, я должна знать, как вас зовут.

— Сержант Джеймисон, мэм. Алекс Джеймисон.

— Мой дом в центре был затоплен, Алекс, — ответила Нандита. — Что-то заполнило фундамент дома и замерзло несколько лет назад, а когда пришла весна и все растопила, задняя стена дома буквально осыпалась. Девочкам и мне нужно было новое место, здесь есть теплица на заднем дворе. Так что это было лучшее из доступного в то время.

— Полагаю, так и было, — кивнул солдат. — Спасибо за помощь.

Он снова развернул лошадь, и вместе с младшим они поскакали вниз по улице.

Кира смотрела им вслед. От нервов казалось, его желудок затянулся в один узел.

— И что это было?

— Секретная Служба, — ответила Нандита. — Они сейчас дежурят на рынке, наблюдают за торговцами.

— Они просто выполняют свою работу, — сказала Изольда. — Тебе не нужно было на них нарываться.

— Это им не нужно было нарываться на Нандиту, — парировала Кира, посмотрев на Изольду. — Это как раз то, о чем я говорила: если кто-то ответственен за что-то, это не значит, что он ответственен за всё. Они не могут вот так разъезжать и отдавать приказы.

— Они же правительство, — произнес Маркус. — Отдавать приказы — это их работа, и, честно говоря, я думаю, говорить с людьми, которые много путешествуют по округе, — это отличный способ раздобыть сведения. Они же не были враждебно настроены, хотя надо признать, молодой задирал нос.

— Все на этом острове параноики, — сказала Нандита. — Они предполагали худшее обо мне, а Кира — худшее о них. — Она строго посмотрела на Киру. — Твои нападки были абсолютно не обоснованными и если ты не изменишь отношение, у тебя будут проблемы, с которыми ты едва ли справишься.

— Извини, — сказала Кира, но затем покачала головой и резко выпалила, — Если они хотят, чтобы я успокоилась, им придется позволить мне просто сидеть на своем дворе без всяких допросов. Что вы об этом думаете?

Нандита, посмотрев на нее, повернулась в сторону дороги, где лошади уже исчезли за поворотом.

— Будет только хуже. Новые патрули на границах, новые поправки к Акту Надежды, всё это лишь разозлит людей, — она взглянула на Изольду. — Если Голос старается разжечь восстание, им это прекрасно удается.

Внезапно Кира смутилась, оказывается Нандита слышала весь их разговор.

— Ну что теперь? — спросил Маркус. — Убежишь и присоединишься к Голосу?

— Убегу и вылечу РМ, — ответила Кира. — Нет РМ, значит нет и Акта Надежды. А начну я с эксперимента. У нас есть данные десятилетних исследований того, как вирус работает в организме младенцев, но я еще не видела того, как он воздействует на тех, у кого есть иммунитет. Самое время заняться этим.

Изольда вопросительно повернулась к ней:

— Каким образом?

— Я собираюсь взять немного крови у моего любящего, заботливого и никогда не жалующегося молодого человека, — сказала Кира, — и ввести в нее РМ.

Маркус присвистнул:

— «Твой молодой человек» звучит сказочно.

Нандита оценивающе посмотрела на него, затем наклонилась, чтобы поднять садовые инструменты.

— Она могла бы выбрать получше.

 

Глава 10

— Ой!

— Стой спокойно, большое дитя.

Кира уколола палец Маркуса и поднесла узкую стеклянную колбу к проколу. Та быстро заполнилась, Кира убрала ее и подставила другую. Она закрыла обе колбы колпачками, поставила в лоток и прижала маленький ватный тампон к пальцу Маркуса:

— Готово.

— Не знаю, как у тебя это получается, — сказал Маркус, — но мой пальчик чувствует себя настолько хорошо, как если бы ты удачно его проколола с первого раза. Преклоняюсь перед твоим мастерством.

— У меня это от природы, — сказала Кира. — Убери вату.

Маркус отнял тампон и Кира плотно обернула лейкопластырь вокруг его пальца:

— Теперь ты официально самый старый человек, у которого я когда-либо брала кровь в родильном отделении. А теперь принимай еще и это, тебе станет сразу легче, — она наклонилась и одарила его двумя быстрыми поцелуями.

— Мммм, — сказал Маркус, беря ее за талию, — сколько ты говоришь мне положено?

— Только два, — сказала Кира, — полагаю, на большее количество болеть не может.

Она снова наклонилась к нему, облизывая губы, но он рукой остановил ее.

— Нет, — твердо сказал он, — как медик, не думаю, что это к лучшему. Не стоит играть с лекарствами, что, если у меня будет передозировка? — Он мягко ее оттолкнул: — Что, если я стану наркоманом?

Кира прильнула к нему:

— Ты такой болван.

— А что, если у меня возникнет привыкание? — спросил он, лицо исказилось притворной гримасой ужаса. — Два сейчас, два потом, а вдруг двух будет недостаточно и мне нужно будет четыре или восемь, или двадцать, чтобы снять обострение! Думаешь, я смогу выдержать так много поцелуев?

Кира опять пошевелилась, произнеся своим самым знойным голосом:

— Думаю, ты найдешь выход.

Он замер, наблюдая как она становится все ближе, их лица уже почти соприкасались. В последний момент он ее остановил, положив палец ей на губы:

— Знаешь, лучший способ предотвратить передозировку, изменить активный ингредиент. Та блондинка из южной клиники отлично делает забор крови; я мог бы получить два от тебя, два — от нее.

Кира игриво зарычала, хватая его за воротник:

— О, нет, ты этого не сделаешь.

— Говоря медицинским языком, это полностью безопасно, — сказал Маркус. — Я могу получить два от тебя, а два от нее в одно и то же время. У меня может немного закружиться голова, но… ой!

— Ланцет для прокола пальца все еще при мне, — сказала Кира, прижимая острый кончик к его боку достаточно сильно, чтобы он знал, что игла там есть. — Ты флеботомист, Маркус Валенсио. Ясно?

— Ясно, — сказал Маркус. — Кстати говоря, я думаю, что действие моего лекарства закончилось.

— На сегодня достаточно, — сказала она, отталкивая его на спинку стула и беря в руки колбы с кровью. — Пришло время выяснить, каким человеком ты являешься на самом деле.

Она отнесла его кровь к медицинскому компьютеру, стоящему в углу, включила его и начала подготовку, пока тот загружался. Маркус пошел за ней, передавая ей стекла, пластиковые пипетки и другие мелкие инструменты именно в тот момент, когда ей было нужно. Ей нравилось работать с Маркусом; это напомнило ей о том взаимопонимании, с которым они сортировали медикаменты в имущественном рейде.

Она покончила с ползунком, засунула его в отсек компьютера и провела пальцами по его экрану; компьютер распознал кровь и вывел всю основную информацию.

— Группа крови первая, положительная, — сказал Маркус, читая через ее плечо, — холестерин в норме, глюкоза в норме; хм, высокая температура, это интересно.

— Да, — пробормотала Кира, ее пальцы порхали по экрану, — но погляди-ка на эти надменные частицы. — Маркус начал было спорить, но она рассмеялась, печатая инструкцию для более глубокого сканирования. Выскочил вопрос «Полное сканирование крови» и она нажала на «Да»; раньше она никогда не запрашивала полное сканирование и, очевидно, эту опцию можно было выбрать в меню. Она удивлялась, насколько старый мир был раньше другим, когда компьютеры использовались повсюду, а не только в медицине, где нужно было вырабатывать много электричества, чтобы их использовать.

Считанные секунды спустя компьютер выдал целый список различных электролитов, молекул глюкозы и других составляющих крови; для полного анализа требуется больше времени, например, плотность глюкозы сказала бы о состоянии печени, но компьютер обновит данные потом, когда они будут обработаны. Следующий набор записей — модификация генома; до раскола он был у многих похож. Генетические маркеры Маркуса были изменены искусственно, это значит, что его родители почистили ДНК от врожденных заболеваний еще до того, как он родился. В его красных кровяных телах были другие маркеры, говорящие об изменениях в костном мозге, но ни Кира, ни компьютер не смогли бы точно их определить без сканирования костного мозга. Это в любом случае не имело никакого значения; Скоусен и другие исследователи уже изучили генные модификации с точки зрения возможного иммунитета к РМ, но это был тупик, наоборот, казалось, что днк скорее куда более подвержен вирусу. Кира двинулась дальше и начала просматривать 3D фотографии крови, исследуя отдельные части аномалий, когда компьютер выдал небольшое предупреждение, а в углу экрана появился светящийся синий ромб. Она нахмурилась, посмотрела на Маркуса, но он лишь пожал плечами и кивнул. Кира посмотрела обратно на экран и нажала на предупреждение.

На экране появилось новое сечение с одним коротким предложением, к которому прилагалась горстка фотографий: 27 образцов РМ-вируса.

— Что такое? — прошептала Кира. Число мигнуло, обновившись до двадцати восьми. Она кликнула на одном из изображений и оно увеличилось в углу экрана, показывая 3D картинку РМ. Это была неровная, толстая сфера, которая выделялась желтым на фоне изображения. Она выглядела мерзко и зловеще.

Цифра в окне предупреждения продолжала расти: 33 образца. 38. 47. 60.

— Этот вирус повсюду, — сказала Кира, листая изображения так же быстро, как они появлялись. Она, конечно же, видела структуру вируса и раньше, это была часть ее начальной стадии обучения. Но она никогда не видела его таким. Не в таком количестве и не в крови человека: — Такого не может быть.

— Но я же не болен, это очевидно, — сказал Маркус.

Кира нахмурилась и принялась изучать одно из изображений более пристально. Вирус навис над остальными картинками, словно хищник, огромный и ненасытный.

— Мне ничего не говорит о том, что есть какая-то аномалия, — сказала Кира. — Он говорит о том, что он затаился там. Кто-то внес в компьютер информацию о том, как распознать вирус, но не о том, что есть повод для беспокойства. Насколько он распространен?

Она снова посмотрела на предупреждение и углядела небольшую ссылку на базу данных. Она легонько щелкнула по ней и с правой стороны экрана открылся длинный узкий прямоугольник. Когда она развернула окно, она обнаружила длинный список одинаковых ссылок. Кира пробежалась по нему пальцем, разглядывая страницу за страницей. Она кликнула на одну и открылось досье на пациентов, их кровь просто кишела РМ. Она просматривала один файл за другим, везде все было одинаково. Она даже не осмелилась прочитать все это вслух.

— Мы все — носители, — произнесла Кира. — Каждый выживший, всё это время. Даже если у нас иммунитет, мы все равно передаем его. Вот почему младенцы умирают, вот почему вирус добирается до них так быстро. Даже в герметичном помещении. — Она взглянула на Маркуса. — Нам никогда не удастся избавиться от него. — Кира пробежала глазами все изображения вируса, пытаясь вспомнить всё, что она когда-либо изучала о том, как он распространяется и действует. Особенностью РМ вируса было то, что он не вел себя как обычный переносимый с кровью вирус; да, он был в крови, но также и в любом другом органе; он мог передаваться с кровью и со слюной, через половые контакты, и даже воздушным путем. Кира сосредоточилась на снимках, разглядывая структуру вируса и пытаясь найти хоть что-то способное подтолкнуть ее к разгадке. Вирус был достаточно большой, чтобы содержать все элементы сложной системы, хотя никто еще толком не знал, что именно это была за система.

Маркус потер глаза, медленно проводя руками по лицу.

— Как я тебе и говорил — лучшие умы изучали РМ на протяжении одиннадцати лет. Они проверили все, что было возможно.

— Но там должно быть что-то еще, — сказала Кира, яростно пролистывая список.

— Изучение живых и мертвых, газовый анализ крови, диализ, дыхательный маски. Они даже животных исследовали. Кира, они изучили буквально все, до чего у них руки дотянулись.

Она продолжала листать исследование за исследованием, вариант за вариантом. Когда она дошла до конца, ее внезапно осенило.

Был один из испытуемых, который не был включен ни в одну из баз данных. Испытуемый, которого никто не видел на протяжении одиннадцати лет.

Кира помедлила, уставившись на экран и чувствуя себя грязной. Ей было неуютно от того, что вирус пялится на нее в ответ.

Если они хотят понять этот вирус, почему бы не обратиться к первоисточнику? Если они хотят посмотреть, как выглядит иммунитет, почему бы не посмотреть на тех, у кого настоящий иммунитет?

Если они действительно хотят найти лекарство от РМ, разве не лучшим способом для этого будет изучение самого Партиала?

 

Глава 11

— Войдите, — сказал Доктор Скоусен. Кира медленно отворила дверь, сердце ушло в пятки. Уже целую неделю они с Маркусом проводили исследование, она, наконец, убедила себя, что нужно поговорить со Скоусеном, распланировала что и как именно сказать. Получится ли? Согласится ли он или просто рассмеется ей в лицо? Или может, разозлится и вышвырнет ее из больницы с концами? Офис доктора был весь залит светом, с одной стороны — из широкого окна, с другой — из блестящей белоснежной лампы на его столе. Электрический свет всегда удивлял Киру, не зависимо от того, как часто она его видела. Не многие люди могли позволить себе такую роскошь. Знали ли они, насколько небрежно его использовали в больнице?

— Спасибо, что согласились встретиться, Доктор, — произнесла Кира, закрывая за собой дверь и решительно направляясь к столу. Сегодня на ней был ее лучший из деловых костюмов: красная блузка, кофейного цвета юбка и пиджак, и даже туфли на каблуках. Обычно она терпеть не могла каблуки, ведь они были до смешного непрактичны ни для ее нынешней работы, ни вообще для «послераскольной» жизни, но Скоусен вырос в прежнем мире, и Кира знала, что он оценит ее вид. Ей нужно было, чтобы он взглянул на нее, как на взрослого человека, умного и зрелого, так что она продумала мельчайшие детали. Она протянула руку, и Скоусен крепко ее пожал; его руки были старыми, кожа — сморщенной и сухой, но его хватка была по-прежнему твердой.

— Пожалуйста, — сказал он, указывая на стул, — присаживайтесь. Уокер, правильно?

Кира кивнула, присаживаясь на край стула:

— Да, сэр.

— Я впечатлен вашими записями.

Глаза Киры распахнулись от удивления:

— Вы их прочитали?

Скоусен кивнул.

— Не многие интерны стараются опубликовать исследования, так что ваше привлекло мое внимание, — он улыбнулся. — Представьте мое удивление, когда исследование оказалось не только прекрасно выполнено, но и уникально по сути. Ваши заключения по РМ были, разумеется, небезупречны, но оригинальны. Вы зарекомендовали себя как многообещающий исследователь.

— Спасибо, — Кира чувствовала, как теплота разливается по ее телу. Может и получится. — За этим я и пришла на эту встречу: мне нужны еще исследования.

Скоусен отклонился в кресле, его глаза были устремлены на нее; он не был в восторге, но, по крайней мере, он ее слушал. Кира бросилась в атаку.

— Подумайте вот над чем: Акт Надежды в действительности — это лишь одна из версий того, к чему все мы стремились последние одиннадцать лет — иметь как можно больше детей, и за все одиннадцать лет не достигли никакого успеха. Мы бросаем в стену грязь, чтобы увидеть, что прилипнет, но за все эти годы мы уже можем сказать, что больше грязи — это не решение нашей проблемы. Нам нужно начать бросать что-то еще.

Скоусен уставился на нее с вытянутым лицом.

— Что вы предлагаете?

— Я хочу перевестись из родильного отделения к исследователям.

— Решено, — согласился доктор. — Я и сам собирался это предложить. Что еще?

Кира сделала глубокий вдох.

— Я считаю, нам нужно всерьез подумать об открытии программы по изучению физиологии Партиалов.

— Что именно вы имеете в виду?

— Не знаю, как лучше сформулировать, сэр, я думаю, нужно собрать команду на большую землю с целью получить Партиала для изучения.

Доктор Скоусен хранил молчание. Кира наблюдала за ним, не смея даже дышать. В полной тишине она слышала лишь гул электрической лампочки.

Наконец Скоусен заговорил. Его голос звучал хрипло и жестко.

— Я-то думал, что вы серьезно рассуждаете.

— Никогда в жизни не была более серьезной.

— Ну, у вас не такой большой жизненный опыт.

— Мы говорим о вымирании, — ответила Кира. — Вы сами так сказали. Пока наш единственный план заключается в том, чтобы надеть маски, изолировать монстров и продолжать наблюдать, как наши новорожденные умирают. Безусловно, из этих наблюдений мы почерпнули много важного, но я не желаю подставлять под удар будущее моего вида, потому что его и так уже хорошо подставили. У Партиалов есть иммунитет: они создали вирус, чтобы уничтожить человечество, но у них самих есть иммунитет.

— Это потому что они — не люди, — сказал Скоусен.

— Но у них человеческая ДНК, — ответила Кира, — по крайней мере, частично. Вирус должен воздействовать на них так же, как на нас. Но он не действует, следовательно, их иммунитет был сконструирован, а это значит, что мы можем его расшифровать и использовать.

Скоусен потряс головой.

— Это безумие.

— Мы пытаемся получиться иммунитет, изучая лишь младенцев, у которых его нет, но неважно, сколько еще детей мы изучим, ответ просто в другом месте. Если мы действительно хотим получить иммунитет, нам придется взглянуть на Партиалов. У нас нет записей о том, как они были устроены, или что привело к созданию их генетического кода. Ничего. Но должны быть ответы там. Это стоит того, в конце концов.

— Вряд ли они просто предоставят себя для изучения.

— Мы сами возьмем одного, — предложила Кира.

— Пересечение границы может привести к началу очередной войны.

— Если начнется война, мы, возможно, завтра уже умрем, — парировала Кира, — Но если мы не найдем лечение РМ, мы будем умирать каждый день на протяжении следующих пятидесяти лет или раньше, если Голос начнет гражданскую войну. А если мы не вылечим РМ, гражданской войны не избежать.

— Я не намерен продолжать этот разговор с ребенком эпидемии, — рассердился Скоусен. — Ты была слишком маленькой, чтобы помнить вторжение Партиалов. Ты не видела, как их небольшая группа могла уничтожить целый военный взвод. Ты не видела, как все, кого ты любишь, медленно умирали, сгорая от лихорадки, как их тошнило кровью.

— Я потеряла моего отца…

— Мы все потеряли наших отцов! — заорал Скоусен. Кира побледнела, отодвигаясь подальше от его безумного взгляда. — Я потерял моего отца, мою мать и жену, моих детей, друзей, соседей, пациентов, коллег, студентов. Я проводил все время в госпитале; смотрел, как его заполняли больными, пока наконец, не осталось достаточно живых, чтобы уносить трупы. Я видел, как мой мир пожирал себя, Уокер, пока ты играла с куклами. Так что не надо говорить, что я не достаточно делаю для спасения человеческой расы, и даже не заикайся о возможном риске начать новую войну.

Его лицо было багровое, руки тряслись от злости.

Кира проглотила свои слова, не смея ничего произносить; это лишь ухудшило бы ситуацию. Она опустила голову и отвела глаза, борясь с порывом просто встать и уйти. Она не могла так поступить, доктор был в гневе и, вероятнее всего, уже уволил ее мысленно, но она знала, что была права. Если он хочет, чтобы она ушла, пусть сам попросит об этом. Она подняла голову и посмотрела ему прямо в глаза, готовая услышать его приговор. Она проиграла эту битву, но не собиралась сдаваться. Она надеялась, что он не заметил, как она дрожит.

— Вы доложите о своем переходе к исследователям завтра утром, — произнес доктор. — Я сообщу сестре Харди о вашем переводе.

 

Глава 12

Кира наблюдала за тем, как ее друзья смеются и шутят в гостиной Нандиты. Было уже поздно и комната тускло освещалась свечами; солнечные панели Хочи, как обычно были отданы под музыку, а не под сок. Сегодня выбор пал на ПОЗДРАВЛЕНИЯ ДЛЯ КЕВАНА, это было одним из любимых у Хочи: звук сверла и баса, яростная электронная музыка. Даже приглушенная, она заставляла кровь Киры бежать по венам быстрее.

Нандита уже отправилась спать, и это было к лучшему. Кира собиралась подбить друзей на измену, и было бы не совсем честно втягивать в это Нандиту.

Кира не могла не думать о том, что ей сказал Скоусен о том, каково это было пережить Раскол. Она не могла его винить в столь сильных чувствах, потому что все чувствовали так же. Но потом Кира поняла насколько разным было влияние, оказанное на людей. Скоусен был в больнице, когда выпустили вирус; он часами наблюдал, как медленно вирус расползается по коридорам и на улицу, поглощая весь мир. Его родные умерли на его руках. С другой стороны, Кира была совсем одна: ее няня тихо умерла в ванной, а отец просто… не вернулся домой. Она ждала его несколько дней, пока дома не закончилась еда, только тогда она выбралась наружу. В соседних домах никого не было, весь мир, казалось, опустел. Если бы не проезжавший мимо военный обоз, в отчаянии покидавший фронт, она могла вообще не выжить.

Скоусен помнил о том, как мир разваливался на части. Кира помнила, как мир снова поднимался, спасая себя. В этом была разница. Вот почему Скоусен и Сенат страшились того, что предстояло сделать для решения проблемы. Если кто-то и мог это сделать, так только дети эпидемии.

Гару уже что-то вещал, страстно, конечно, как он всегда делал. К какому бы разговору он не присоединялся, он становился его центром, не столько благодаря харизме, сколько — абсолютной непреклонности.

— Ты не понимаешь, что Сенату все равно. Ты можешь говорить об украденном детстве, о неэффективной науке, но всё это неактуально для них.

Слухи быстро распространялись о том, что Сенат снова собирается снизить возраст для беременности, и Гару воспринял отказ Изольды это комментировать как подтверждение слухов.

— Они решили, что лучший способ победить РМ — это утопить его в статистике, что значит, они будут понижать возраст столько, сколько им вздумается. Что им дает понижение с восемнадцати до шестнадцати лет? Лишние пять тысяч возможных матерей? Пять тысяч новых младенцев каждый десять-двенадцать месяцев? Им неважно, работает это или нет, ведь это самый быстрый способ следовать своей стратегии. Это неизбежно.

— Ты не можешь этого знать, — ответила Изольда, но Гару лишь покачал головой.

— Мы все знаем это, — сказал он. — Других решений это правительство не принимает.

— Тогда, наверное, нам нужно новое правительство, — сказала Хочи.

— Не начинай заново, — прервал ее Джейден, но Хочи, начав, уже не могла остановиться.

— Когда мы последний раз сами избирали кого-нибудь? — спросила она. — Когда мы вообще последний раз голосовали? Шестнадцатилетние не имеют права голосовать, но они принимают решение, которое напрямую нас касается, а у нас нет права голоса? Разве это честно?

— Причем здесь честность? — спросил Гару. — Посмотри внимательно вокруг, Хочи. Мир вообще штука несправедливая.

— Мир — да, — сказала Хочи. — Но это не значит, что мы должны подражать ему. Я склонна думать, что у людей есть чувство справедливости в отличии от природных явлений.

Кира наблюдала за Хочи, пока та говорила, и искала в ней… Кира не была уверена что. Хочи за последние дни изменилась, стала более пылкой, чем обычно. Остальные, вероятно, этого не замечали (Хочи всегда была пылкой), но Кира знала ее лучше других. Что-то изменилось. Сделает ли это изменение желание помочь в ней более сильным или более слабым?

— Акт Надежды был принят задолго то того, как мы получили право голоса, — сказала Мэдисон, — но я все равно был забеременела, когда мне исполнилось бы восемнадцать. Просто вот так все работает. Срок ее беременности был еще небольшим, но она уже начала округляться. Она мягко похлопывала по животу, почти рефлекторно; как заметила Кира, так делали все беременные женщины. Таким образом устанавливалась взаимосвязь, несмотря на то, что в очертаниях плода едва угадывался человек. Подобные мысли разбивали Кире сердце.

Мэдисон должна поддержать ее план, в конце концов, речь шла о ее ребенке. Ей было, что терять, но и приобрести она тоже могла многое. Гару тоже поддержит Киру по тем же самым причинам, но с ним никогда нельзя быть уверенной наверняка. Она не единожды видела, как он спорил вопреки своим интересам. Его убеждения были сильнее, чем его нужды. Что же до Джейдена, ну, он оставался для нее загадкой. Он не захочет потерять племянника или племянницу, Кира это знала, но в тоже время он был фанатически предан Армии. Он вряд ли положительно отреагирует, когда Кира попросит его совершить предательство.

— То, о чем ты говоришь — это измена, — сказал Джейден, холодно глядя на Хочи, и Кира улыбнулась. Старый добрый предсказуемый Джейден. — Заменить сенатора — это одно: он подаст в отставку и мы выберем другого, такое случается, но смещение всего правительства — это революция. А еще это самоубийство, ты вообще отдаешь себе отчет в том, насколько уязвим был бы город, если бы Сенат не организовал круговую оборону при помощи Армии и не сохранил мир? Голос взорвал бы его за десять минут.

— Если бы Сената не было, у Голоса вообще бы не было причин его взрывать, — продолжила Хочи. — Вот в чем суть вопроса.

— Не говори мне, что сейчас ты на стороне Голоса, — сказал Джейден.

Хочи наклонилась вперед:

— Если альтернативой правительству идотов или правительству военщины будет правительство повстанцев, то я выбираю последнее, не так уж плохо и звучит.

— Они не повстанцы, — проворчал Джейден, — они террористы.

Кира знала, что Хочи захочет помочь, но не знала, насколько ее подруга могла быть полезной. У той не было никакой военной подготовки, за исключением обычных уроков стрельбы, которые они брали в школе, и ее удивительных традиционных умений: готовки, земледелия, швейных навыков и так далее. Она выросла на ферме и это добавило ей некоторого опыта в познании дикой природы, но и все. С Изольдой и того хуже: она была последователем, тем, кто идет за тобой, но в данной ситуации она не могла, не должна была идти с ними. Она должна оставаться по другую сторону сцены, должна быть способна помочь им в сокрытии их действий от правительства и от Армии, но и это много значило. Если Кира собиралась ввязаться в это дело, ей нужны были преданные люди, которые смогут за себя постоять. Кира не могла полностью соотнести себя под это описание, но она, в конце концов, была медиком, и у нее был некоторый опыт в обращении с оружием. Опыт, полученный в имущественных рейдах.

Что приводило ее в конечном итоге к Маркусу. Он сидел рядом с Кирой на диване, глядя в окно на заходящее солнце и отказываясь вмешивать в спор, затеянный Гару. Он не был солдатом, но он был накоротке с винтовкой. К тому же он был талантливым хирургом, особенно, если дело касалось экстренных ситуаций. Его имя находилось в списке тех, кого вызывали в отделение скорой помощи незамедлительно. Благодаря ему она оставалась в безопасности и здраво мыслила. Кира дотронулась до его колена, укрепляя свою решимость в том, что собиралась сделать и выпрямилась.

— Ребята, мне нужно с вами поговорить, — сказала она.

— Да знаем мы, что ты собираешься сказать, — ответил Гару. — У тебя-то есть Маркус. Конечно, проблем с Актом Надежды у тебя нет.

Кира бросила смущенный взгляд на Маркуса, потом перевела его обратно на Гару и покачала головой:

— Вообще-то я не уверена, что думаю по этому поводу, но не это я хотела сказать. Я хочу поговорить о твоем ребенке.

Гару нахмурился и посмотрел на Мэдисон, рассеянно поглаживающую живот:

— А что насчет него?

— Могу я быть откровенна?

— Как и все остальные присутствующие, — сказала Изольда.

— Тогда хорошо, — сказала Кира. — Ребенок Мэдисон умрет.

Гару и Джейден заворчали от такого заявления, но вид боли на лице Мэдисон разбивал сердце Киры. Она боролась со слезами и подалась вперед: — Мне очень жаль, я знаю, что это жестоко, но мы должны быть реалистами. Акт Надежды слишком глупый, злой или необходимый, мне без разницы, как вы хотите назвать это, но это действительно не имеет значения, потому что это не спасет ребенка Мэдди. Может быть, это когда-нибудь поможет другим детям, но не этому. Если мы не сделаем что-либо сейчас.

Гару пригвоздил ее к месту своим холодным взглядом:

— Что ты имеешь в виду?

Кира сглотнула и уставилась на него в ответ, стараясь выглядеть уверенно:

— Я хочу захватить одного из Партиалов.

Джейден нахмурился:

— Имеешь в виду — организовать нападение на большую землю?

— Это сделает не Ист Мидоу, — сказала Кира, — не Армия. Я пыталась поговорить со Скоусеном, нет никакой вероятности, что Сенат на такое пойдет. Я говорю о нас, тех, кто в этой комнате сейчас. Партиалы могут стать ключом к разгадке РМ, так что я хочу, чтобы мы вышли за границы, пересекли пролив и схватили одного.

Друзья молча уставились на нее, открыв рты, музыка давно умершего Кевана сердито ревела на заднем плане. Мэдисон сидела в оцепенении, глаза были широко распахнуты от недоверия; Изольда с Джейденом нахмурили брови, вероятно, считая, что Кира сошла с ума; Хочи попыталась улыбнуться, наверное, думая, что это все розыгрыш.

— Кира… — медленно произнес Маркус.

— Черт побери, да, — сказал Гару. — Вот именно об этом я и говорю.

— Я думаю, ты это не серьезно, — сказала Мэдисон.

— Конечно, она сказала это серьезно, — ответил Гару. — В этом есть смысл. Партиалы создали вирус, и только они могут сказать нам, как вылечить его. В случае необходимости применим силу.

— Я не имела в виду, что мы должны допросить одного, — сказала Кира. — Их целый миллион, так что найти одного со знаниями вирусной биологии, навряд ли получится. Но мы можем изучить один экземпляр. Маркус и я попытались исследовать процесс иммунитета с использованием текущих данных, но это тупик — не потому, что научно-исследовательская группа в больнице не делает свою работу, а потому, что они делали свою работу слишком хорошо на протяжении более десяти лет. Они исчерпали буквально все другие возможности. Наш козырь, и наш единственный шанс, состоит в анализе физиологии Партиалов; нужно найти что-то, что мы могли бы адаптировать под себя в виде прививки или лечения. И мы должны сделать это в ближайшее время, пока ребенок не родился.

— Кира… — сказал снова Маркус, но Джейден оборвала его.

— Это же возобновление войны!

— Нет, если мы сделаем это осторожно, — сказал Гару, наклонившись вперед. — Большое вторжение, да, будет замечено, но небольшая команда сможет прорваться через линию, захватить одного и уйти с ним спокойно. Они даже не узнают, что мы были там.

— Кроме того, что один из их людей исчезнет, — продолжила Хочи.

— Они не люди, — огрызнулся Гару. — Они машины — биологические машины, но тем не менее это машины! Они заботятся о пропавших без вести не больше, чем одна пушка заботится о другой. В худшем случае, командир Партиалов заметит отсутствие одной машины в строю и просто построит новую, чтобы заменить ее.

— Неужели они могут создавать новых? — спросила Изольда.

— Кто же знает? — сказал Гару. — Мы знаем, они не могут размножаться, но разве мы можем сказать наверняка, что они не нашли оборудование в ПараДжен, которое их штампует и не привели его в действие? Все дело в том, что мы не можем думать о них, как о людях, потому что они сами так о себе не думают. Выкрасть Партиала — это не похищение, это… как украсть оборудование.

— Но мы-то все же огорчаемся, когда Голос крадет наше оборудование, — сказала Мэдисон.

— Нет, — сказал Джейден, уставившись в пол, — они правы. Он поднял взгляд. — У нас получится.

— О, и ты туда же, — сказала Мэдисон.

Кира молча возрадовалась, она не понимала, почему Мэдисон протестует, но это не имело значения, если Джейдена удалось привлечь на свою сторону. Она поймала его взгляд и кивнула, решив не сбавлять оборотов:

— Что думаешь?

— Я знаю пару ребят из Грид, которые нам помогут, — сказал Джейден. — В основном, разведчики — мы даже не знаем, где Партиалы, не говоря уже о том, что они за создания вообще; так что нам понадобится небольшая разведгруппа, которая сможет пересечь пролив, в одиночку или небольшим патрулем схватить одного из них и вернуться незамеченными обратно на остров. — Он посмотрел на Мэдисон, потом обратно на Киру. — Это не самый безопасный план в мире, но мы справимся.

— Я с вами, — сказала Хочи.

— Нет, ты не с ними, — сказала Изольда, — и никто другой в этой комнате тоже.

Кира проигнорировала их, не сводя глаз с Джейдена; ей нужно было, чтобы он сделал эту работу:

— Может, ты знаешь хорошее место, где можно пересечь пролив?

— Нам не нужно проходить через пролив, — сказал Гару, качая головой. — Мы как коршуны следим за своей стороной, бьюсь об заклад, они за своей тоже наблюдают. Если мы хотим пересечь границу, мы сделаем это через то место, которое пусто и изолировано, где никто за ним не следит.

Джейден кивнул:

— Манхэттен.

— Вы все точно сошли с ума, — сказал Маркус, накрыв ладонью руку Киры. — Никто не следит за Манхэттеном, потому что там все кишит взрывчаткой: мосты заминированы, город по обеим сторонам тоже и, насколько нам известно, граница территории Партиалов также заминирована на севере. Одно неверное движение и остров взлетит на воздух.

— Вот только мы знаем, где бомбы, — ответил Джейден. — Я могу получить доступ ко всем старым планам и записям, чтобы узнать безопасные маршруты.

— А есть и безопасные маршруты? — удивилась Хочи.

— Было бы глупо с нашей стороны не оставить таковых, — ответил Джейден. — Они узкие и их сложно найти, но с правильными картами мы сможем проскользнуть без какого-либо ущерба.

— Немедленно прекратите говорить об этом, — прервала всех Мэдисон. В ее голосе слышались сильные нотки, незнакомые Кире. — Никто не поедет на Манхэттен и не будет искать там тропинки через минное поле, и уж точно никто не будет нападать и похищать Партиала. Они первоклассные солдаты, созданные, чтобы выиграть Изоляционную войну, они не будут сдаваться кучке подростков. Это монстры, невероятно опасные, так что даже не думайте уговорить моего мужа и моего брата отправиться туда.

— Мы делаем это для тебя, — сказал Гару.

— Но я этого не хочу, — настаивала Мэдисон. Кира видела, как ее глаза наполнились слезами, рука инстинктивно легла на живот, как бы защищая его. — Если вы хотите защитить моего ребенка, не оставляйте ее без отца.

— Если я останусь, — мягко произнес Гару, — у моего ребенка папа будет только три дня. Или четыре, если нам повезет. Кира права, если мы что-нибудь не предпримем, ребенок умрет. Но если я поеду туда, и нам удастся привезти Партиала, у нас появится шанс спасти ее.

«Её», — подумала Кира. — «Говорят, как будто знают, хотя еще рано. Уже как настоящий человечек для них. Разве Мэдисон не видит, что иного пути нет?»

— А если вы погибнете? — голос Мэдисон дрогнул.

— Значит я отдал жизнь за моего ребенка, — ответил Гару. — Каждый отец на острове поступил бы также.

— Уговорили, — сказала Хочи, скрещивая руки. — Я в деле.

— Я против, — произнесла Изольда. — Поддерживаю Мэдс, это опасно и по-предательски, и шанс один на миллион. Игра не стоит свеч.

— Нет, стоит, — оборвала ее Кира. — Можете говорить, что это глупо и невозможно, но не надо говорить, что не стоит. Мы отдаем себе отчет, что можем не вернуться живыми или с успехом, и я не стала бы этого предлагать, если бы сама не понимала, что это единственный способ. Но Гару прав: пожертвовать одним из нас или всеми нами ради возможности растить новое поколение, это стоит того. Если мы сможем выполнить это и использовать Партиала для лечения РМ, мы спасем не только ребенка Мэдс, но тысячи детей, может даже миллион детей, каждого, кто родится после. Мы спасем наш вид.

Изольда молчала, Мэдисон плакала. Она вытерла глаза руками и прошептала, грустно глядя на Гару:

— Но почему именно вы?

— Потому что пока мы не докажем, что это верное решение, весь план незаконный, — ответил Гару. — Чем меньше людей знают о нем, тем лучше. Джейден сможет привлечь еще пару человек для подстраховки, но основной состав здесь, в этой комнате, иначе нам этот план боком встанет.

— Я все еще думаю, что это безумие, — вставил Маркус. — У вас хотя бы есть план? Вы же не собираетесь просто так схватить Партиала и нажать кнопочку «Исцелить РМ»? Даже если поймаете одного, что с ним делать потом?

Кира в удивлении повернулась к нему.

— Почему безумие? — она не ожидала, что он будет противиться. — Я думала, ты согласен.

— Я ничего подобного не говорил, — сказал Маркус. — Я думаю, это опасно, неуместно, глупо…

— Что же насчет будущего, как сказала Кира? — прервал его Гару. — Насчет нашего вида? Тебя разве это не волнует?

— Конечно, волнует, — ответил Маркус. — Но это не решение. Это благородно — отдать свои жизни ради цели, и будущее человечества — вполне достойная цель. Но задумайтесь и будьте реалистами, и вся ваша затея рухнет. Никто не видел ни одного Партиала за последние одиннадцать лет, вам неизвестно ни где они, ни что они делают, ни как найти или поймать одного из них, ни на что они способны. И даже если каким-то чудом вам удастся поймать Партиала и остаться в живых, что потом? Вы что, хотите просто притащить его в Ист Мидоу и надеяться, что вас никто здесь не заметит и не пристрелит?

— Мы возьмем переносное оборудование, — сказала Кира, — и генератор, чтобы запустить его. Мы сможем провести тесты на месте.

— Нет, не сможете, потому что вы уже мертвы. Ты хотела говорить на чистоту, так вот тебе чистота: все, кто отправится в это идиотское путешествие умрут. Другого выхода нет. И я не позволю вам губить себя.

— Какого черта ты тут решил? — рявкнула Кира. Она чувствовала, как кровь подступает к лицу, как руки дрожат от прилива адреналина и эмоций. Кем он себя возомнил? В комнате воцарилась тишина, все чувствовали себя неуютно, глядя на ее вспышку. Кира встала и отошла, даже не глядя Маркуса, боясь, что снова наорет на него.

— Это займет у нас, по меньшей мере, месяц, возможно больше, — тихо произнес Джейден. — Благодаря работе, у Гару есть доступ к картам, я могу поговорить с парой человек, которые смогут помочь нам. Скажем, что идем в рейд командой, которую я выберу. Никто ничего не заподозрит до тех пор, пока мы в обычное время не вернемся. А тогда уже будет поздно нас останавливать. Но подготовка займет некоторое время, чтобы не вызвать подозрений.

— Хорошо, — сказала Кира. — Нам не нужно терять время, но и бросаться в огонь не подготовленными тоже. Если мы хотим это сделать, надо сделать все правильно.

— Как я смогу пойти с вами? — спросила Хочи. — У меня же нет разрешения на рейды.

— Ты не идешь, — ответил Джейден.

— Иду, черт возьми!

— Ты останешься с Мэдисон, — сказал Гару. — Каждый делает, что может благодаря своим умениям. На территории Партиалов ты станешь скорее помехой, чем помощью.

— Пожалуйста, останься со мной, — Мэдисон взяла Хочи за руку. Ее глаза были наполнены слезами, на лице отражались отчаяние и мольба. — Я не могу потерять всех сразу.

— Если от Хочи не будет там пользы, от меня и подавно, — сказала Изольда. — Но я могу вмешаться от Сената, если заметят, что вас долго нет. Однако, если Армия вступит в дело, я ничего не смогу сделать.

— Хорошо, — согласился Гару, — но тебе придется сделать еще кое-что. Когда мы вернемся, убедись, что Сенат, по крайней мере, выслушает нас.

— Я тоже не иду, — сказал Маркус. — И Кира не идет.

Кира резко повернулась, подошла к дивану и взяла Маркуса под руку.

— Джейден, Гару, вы продолжайте. Нам с Маркусом нужно выйти и кое-что обсудить. — Она потащила его в холл, рывком открыла входную дверь и вытащила его на крыльцо. У нее глаза щипало от слез. — Ты что это устроил здесь? — она уставилась ему в лицо.

— Я спасаю твою жизнь.

— Это моя жизнь. Я сама позабочусь о ней.

— Так позаботься. Ты правда думаешь, что переживешь поход туда? Ты хочешь оставить все здесь?

— Что всё? Ты говоришь о нас? Так? То есть, чтобы не расставаться с тобой, мне нужно остаться здесь, сидеть и смотреть, как мир постепенно погибает. Я не принадлежу тебе, Маркус.

— Я не говорю, что принадлежишь, очевидно, что нет. Я просто не понимаю, почему ты готова отдать всё ради этой цели?

— Потому что другого пути нет, — ответила Кира. — Это-то ты понимаешь? Разве не видишь, что происходит? Мы разрываем себя на части. Если я пойду, я могу погибнуть, но если если я останусь, мы все умрем, неизбежно, всё человечество. Я отказываюсь так жить.

— Я люблю тебя, Кира.

— И я тебя люблю, но…

— Но что? — прервал Маркус. — Ты не обязана спасать мир. Ты — врач, еще даже не совсем врач, ты — интерн. У тебя есть склонность к науке и ты можешь сделать гораздо больше здесь, в госпитале. Здесь безопасно. Пусть они идут, если так надо, но ты останься. — Его голос дрожал. — Останься со мной.

Кира закрыла глаза, отчаянно желая, чтобы он понял ее.

— Остаться с тобой и что, Маркус? — Она снова открыла глаза и посмотрела в его. — Ты хочешь жениться? Ты хочешь семью? Мы не можем, пока нет спасения от РМ. Опустят они возраст или нет, я проведу остаток своей жизни будучи беременной: как большинство всех женщин минимум раз в год, и все дети умрут. Это то, чего ты хочешь? Мы поженимся, забеременеем, и через двадцать лет у нас будет двадцать мертвых детей? Мое сердце не выдержит этого, у меня просто не хватит сил.

— Тогда мы уедем, — сказал Маркус. — Переедем на одну из ферм, или в деревню рыбаков, или присоединимся к Голосу. Мне все равно, лишь бы ты была счастлива.

— Голос и Армия разорвут остров, если мы не найдем лекарства, Маркус, мы никогда не будем в безопасности, — она смотрела на него, пытаясь его понять. — Ты правда думаешь, я смогу быть счастлива в какой-нибудь крохотной деревушке, игнорируя то, что весь мир умирает? — Её голос дрогнул. — Ты вообще знаешь меня или нет?

— Лекарства не найти, Кира, — сказал Маркус с болью в голосе. Он сделал глубокий вдох и сжал зубы. — Ты — идеалист, решаешь загадки, ты смотришь на что-то нерешенное и видишь то, что еще никто не делал: безумные, опрометчивые поступки, на которые никто не решился, потому что они безумные и опрометчивые. Прими правду: уже пробовали всё, искали везде, во всех разумных источниках, но РМ так и не был вылечен, потому что этот вирус неизлечим. И ваш поход смертников этого не изменит.

Кира покачала головой, стараясь услышать слова, в которых она нуждалась. Как он мог говорить подобное? Как он даже посмел так думать?

— Ты не… — она запнулась от слез и начала заново. — Как ты можешь так жить?

— Это всё, что нам осталось, Кира.

— Но как ты можешь жить без будущего?

Он сглотнул.

— Я живу настоящим. Миру конец, Кира. Может однажды ребенок выживет, может нет. Это не изменится. У нас остались лишь мы, давай наслаждаться этим. Давай будем вместе, как мы всегда планировали, и забудем о смерти, о страхе, обо всём, просто будем жить. Если хочешь покинуть остров, давай покинем. Уедем туда, где нас никто не найдет, прочь от Сената, от Голоса, от Партиалов и всех остальных. Но давай сделаем это вместе.

Кира всхлипывая снова покачала головой:

— Ты правда любишь меня?

— Ты знаешь, что люблю.

— Тогда сделай для меня одну вещь, — она шмыгнула носом, вытерла лицо и посмотрела ему прямо в глаза. — Не мешай нам.

Он начал возражать, но она оборвала его:

— Я не могу жить в мире, о котором ты говоришь. Я уйду завтра, и если умру, значит умру, по крайней мере, попытавшись. И если ты любишь меня, ты никому не скажешь о том, что мы планируем, и куда мы направляемся, и как нам помешать. Обещай мне.

Маркус ничего не сказал. Кира решительно схватила его за руку.

— Пожалуйста, Маркус, обещай мне.

Его голос был медлительным и безжизненным:

— Я обещаю, — он отступил, отстраняясь от нее: — До свидания, Кира.