Бродягу я впервые увидел у кинотеатра. В Клейтоне иногда появляются бродяги — люди, которые приходят в город в поисках работы, еды или денег на автобусный билет, чтобы доехать до следующего городка, — но этот был какой-то особенный. Он не побирался, не пытался с кем-нибудь поговорить. Просто смотрел. Наблюдал. Никто так внимательно и долго не наблюдает за людьми, кроме меня, а у меня серьезные эмоциональные проблемы. Я решил, что за человеком, напоминающим меня, стоит присмотреть: он может быть опасен.

Мои правила не позволяли мне следовать за ним или даже искать его, но в течение нескольких следующих дней этот человек мне показался не раз: он сидел в парке, смотрел, как детишки на парковке скатываются с сугробов и забираются на них, стоял у бензоколонки, курил, смотрел, как люди заправляют автомобили. Он словно оценивал нас, сравнивал с каким-то представлением в его голове. Я ждал, что полиция его задержит, но он не делал ничего противозаконного. Просто был здесь. Большинство людей — в особенности если они, в отличие от меня, не читают ради удовольствия книги с психологическими портретами убийц — проходили мимо, не замечая его. Он обладал какой-то странной способностью смешиваться с окружающей средой даже в таком небольшом приятном местечке, как округ Клейтон, и большинство людей просто его не замечали.

Когда несколько дней спустя в новостях сообщили об ограблении, я в первую очередь подумал о нем. Он был внимателен, анализировал увиденное и достаточно долго наблюдал за жителями города, чтобы понять, кого имеет смысл грабить. Был ли он только грабителем или кем-то еще — вот вопрос, который требовал ответа. Я не знал, давно ли он в городе; если достаточно давно, то он вполне мог оказаться Клейтонским убийцей. Невзирая на все свои правила, я должен был узнать, что он предпримет теперь.

Это было все равно что стоять на краю утеса и пытаться убедить себя прыгнуть вниз. Я установил для себя правила не с бухты-барахты (они помогали мне воздержаться от поступков, которых я не хотел совершать), но это был особый случай. Если тот тип был опасен и если нарушение правила могло его остановить — а ведь правило это, в конце концов, не входило в число самых важных, — то это хорошо. Это правильно. Я целую неделю боролся с собой и в результате пришел к выводу, что если смотреть вперед, то лучше нарушить одно правило и понаблюдать за бродягой. Может быть, я даже спасу чью-нибудь жизнь.

Перед Днем благодарения у меня не было уроков, и, хотя утром в морг привезли тело Теда Раска, мама отказалась принять мою помощь, так что я был свободен. Отправившись в город, я бродил около часа, пока не увидел его — бродягу. Он сидел на автобусной остановке у скобяной лавки. Я пересек улицу, зашел в ресторанчик «Френдли бургер» и сел за столик у окна, чтобы наблюдать за ним.

По сложению он вполне мог быть Клейтонским убийцей — не громадный, конечно, но крупный. Он производил впечатление достаточно сильного человека, чтобы свалить с ног Джеба Джолли. С длинными и неопрятными каштановыми волосами, доходившими ему до подбородка. В округе Клейтон такие типы были не редкость, в особенности зимой, когда стояли холода: длинные волосы не давали ушам замерзнуть. Конечно, лучше иметь шапку, но, я думаю, у бродяг не богатый выбор.

Дышал он коротко в отличие от других людей на улице, вокруг которых медленно клубились облачка пара. Это означало, что он нервничает. Не высматривает ли он жертву?

Пришел и уехал автобус, а бродяга остался на месте. Он наблюдал за чем-то на другой стороне улицы — на другой от него, то есть на той, где был я. Я огляделся: слева от бургерной находился книжный магазин «Твейн стейшн», а справа — охотничий магазин Эрла. Бродяга смотрел на него, что само по себе не предвещало ничего хорошего. На улице перед магазином стояли машины, одна из которых показалась мне знакомой. У кого из известных мне людей есть белый «бьюик»?

Когда из охотничьего магазина вышел мистер Кроули, нагруженный всевозможными рыболовными снастями, я понял, почему эта машина показалась мне такой знакомой, — она почти все время стояла в пятидесяти футах от моего дома. Если заставляешь себя не думать о людях, трудно запомнить даже такие очевидные детали.

Когда бродяга поднялся и затрусил через улицу к мистеру Кроули, я понял, что ситуация резко изменилась. Я должен это услышать. Я вышел на улицу, присел у своего велосипеда и стал делать вид, будто снимаю цепь. Я даже не пристегивал его ни к чему, но велосипед стоял рядом с какими-то трубами, и я решил, что ни Кроули, ни бродяга не обратят на меня особого внимания.

— Рыбку ловить будете? — спросил бродяга.

На вид ему было лет тридцать пять — сорок. Он сказал что-то еще, но я был слишком далеко и не услышал. Тогда я повернул к ним голову.

— Это для подледного лова, — сказал мистер Кроули, поднимая бур. — Озеро замерзло неделю или две назад, и теперь лед, наверное, уже достаточно крепкий — ходить можно.

— Что вы говорите! — воскликнул бродяга. — Я сколько ходил на подледную рыбалку в свое время — и ни одной поклевки.

— Так мы коллеги? — спросил мистер Кроули, оживляясь. — Тут людей, которые занимаются подледным ловом, можно по пальцам пересчитать — Эрлу пришлось заказывать бур специально для меня. Сегодня такой холод, наверняка даже на коньках никто не приедет кататься — все озеро будет мое.

— Вы так думаете? — спросил бродяга.

Я нахмурился — что-то в его голосе меня насторожило. А если он собирался ограбить дом мистера Кроули, пока тот будет рыбачить? Может, последовать за ним на озеро и убить его там?

— Вы заняты? — поинтересовался мистер Кроули. — Когда ты один на озере, это тоска зеленая, так что я не откажусь от компании. У меня есть лишняя удочка.

«Кроули, ты идиот».

Брать с собой этого типа куда бы то ни было — настоящая глупость.

«Может, у Кроули болезнь Альцгеймера?»

— Это так любезно с вашей стороны, — сказал бродяга. — Но мне не хотелось бы показаться навязчивым.

И о чем только думал мистер Кроули? Я уже хотел подбежать к нему и предупредить, но передумал. Может быть, у меня просто разыгралось воображение?

Но, с другой стороны, мистер Кроули — идеальная кандидатура в жертвы: пожилой, белый, крупный.

— Об этом можете не беспокоиться, — сказал мистер Кроули. — Залезайте. Шапка у вас есть?

— К сожалению, нет.

— Тогда мы сделаем небольшой крюк, и я куплю вам шапку. И прихвачу еще что-нибудь к обеду. Напарник стоит пяти долларов — нет проблем.

Они сели в машину и уехали. Я едва не вскочил, чтобы предостеречь Кроули. Но я знал, куда он поедет, и знал, что они задержатся, чтобы купить еды и шапку. Конечно, я рисковал, но у меня был шанс добраться туда раньше их и спрятаться. Я хотел увидеть, что произойдет.

Я добрался до берега меньше чем за полчаса — спуск от дороги к озеру здесь был довольно пологий, так что можно подойти к самому льду. Ни мистера Кроули, ни его опасного пассажира и вообще никого я не увидел. Кроме нас, на озере никого не будет. Я спрятал велосипед в сугробе и притаился среди нескольких молодых деревьев. Если мистер Кроули и приедет, то точно сюда. Я присел и стал ждать.

Озеро было подо льдом, как и предполагал мистер Кроули, припорошенное снегом. На другом берегу возвышался небольшой холм, казавшийся высоким только по контрасту с гладью озера. Ветер хлестал, и его порывы становились видимыми, когда подхватывали снег и кружили его в воздухе. Я притаился и замер, глядя на поземку.

Погибнуть в результате стихийного бедствия — будь то холод, жара или вода — самая нелепая смерть. Насилие — это страсть и реальность: в последние мгновения, когда сражаешься за свою жизнь — стреляешь из пистолета, сопротивляешься убийце, зовешь на помощь, — сердце рвется из груди, тело насыщается энергией, ты начеку, ты в сознании, и на это краткое мгновение ты более живой и в большей степени человек, чем когда-либо раньше. С природой все не так.

Когда ты становишься жертвой стихии, происходит иначе: движения становятся неторопливыми, мысли замедляются, и ты понимаешь, что твое тело лишь механизм — с трубками, клапанами, моторами, электрическими сигналами и гидравлическими насосами, и он нормально функционирует только в определенных условиях окружающей среды. Когда температура падает, машина выходит из строя. Клетки начинают замерзать и трескаться, мышцам требуется больше энергии для совершения меньшей работы, кровь течет слишком медленно и попадает не туда, куда надо. Чувствительность падает, температура внутри резко понижается, мозг посылает хаотичные сигналы, но твое тело слишком ослабело, чтобы их интерпретировать или им следовать. В этом состоянии ты больше не человеческое существо, ты даешь сбои, как двигатель без масла, который со скрежетом стирает свои части в тщетной попытке завершить последнюю бессмысленную задачу.

Услышав, как подъехала и свернула машина, я повернул голову и, прячась за деревьями, различил белый «бьюик» Кроули. Бродяга вышел первым и мрачно уставился на озеро. Наконец распахнулась вторая дверца, и я услышал кашель Кроули.

— Сто лет не ходил на зимнюю рыбалку, — сказал незнакомец, скользнув взглядом в сторону Кроули. — Еще раз спасибо, что взяли меня.

— Да нет проблем, — ответил мистер Кроули, направляясь к багажнику.

Он протянул незнакомцу удочку, контейнер с провизией, сетку, бур, два складных стула и закрыл багажник. У него в руках была еще одна удочка и маленький термос.

— Я всего взял по паре — на всякий случай, — улыбаясь, сказал мистер Кроули. — Тут достаточно горячего шоколада, чтобы нам обоим не замерзнуть.

— Ну, вы меня так накормили, что можете не беспокоиться, — сказал бродяга.

— Мы здесь с вами напарники, что ваше — то мое, а что мое — то ваше.

— Что ваше — то мое, — повторил незнакомец, и я почувствовал тревогу.

О чем только думает мистер Кроули? Брать с собой такого бродягу может быть смертельно опасно даже и не в таком уединенном месте… даже если на свободе не разгуливает убийца-психопат.

Я посмотрел на руки бродяги — нет ли у него чего-то вроде когтей? Но руки были обычные. Может, он и не убийца. Но я умирал от любопытства и хотел увидеть, как он это делает.

Тут я нахмурился, удивляясь самому себе. Неужели мне важнее увидеть, как орудует маньяк, чем спасти мистера Кроули? Я знал, что это неправильно. Будь я нормальный человек, способный к сочувствию, я бы сейчас вскочил и спас ему жизнь. Но я не был нормальным.

Поэтому я только смотрел.

Мистер Кроули осторожно двинулся вниз по склону к берегу озера, следом пошел незнакомец. Я сжался в комок в моем укрытии за деревьями, стараясь быть как можно меньше и незаметнее.

— Постойте минутку, — сказал бродяга. — Кофе просится наружу.

Он поставил контейнер, осторожно положил на него удочку.

— Я быстро.

И пошел назад вверх по склону, и я вжался в землю в ужасе от мысли, что он пойдет помочиться к моим деревьям. Но он направился к зарослям по другую сторону машины.

Там лежал мой велосипед. Он наверняка увидит его.

Он так долго выбирал подходящее место, что в мою голову стали закрадываться подозрения. Я посмотрел на мистера Кроули и понял, что он думает о том же. Сморщив лоб, он перевел взгляд на озеро, словно это были гигантские часы, а он куда-то опаздывал. И мистер Кроули мучительно закашлялся.

Я ждал, что бродяга в любую минуту заметит мой велосипед или вытащит из-за дерева бензопилу и с ревом бросится вниз. Но ничего такого не произошло. Он нашел место, которое его устроило, надолго замер, потом застегнул ширинку и повернулся.

Он должен был практически споткнуться о мой велосипед. Почему же ничего не сказал? Может, он знает, что я где-то здесь, и теперь просто ждет, когда представится возможность убить Кроули и меня?

— Должен еще раз от всей души поблагодарить вас, — сказал бродяга. — Я перед вами в неоплатном долгу и не знаю, смогу ли его отдать. — Он рассмеялся. — Эта шапка — лучшее, что у меня есть, и подарили мне ее вы.

— Мы что-нибудь придумаем, — сказал Кроули и снял перчатки, чтобы поскрести щетину на подбородке. — Давайте так: я заявлю свои права на всю хорошую рыбу, которую мы поймаем.

Он широко улыбнулся и снова закашлялся.

— У вас такой кашель, и все сильнее, — заметил незнакомец.

— Небольшая проблема с легкими, — сказал Кроули, снова поворачиваясь к замерзшему озеру. — Скоро должно пройти.

Он шагнул на лед, пробуя его одной ногой.

Бродяга спустился по склону, на мгновение остановился у контейнера, нагнулся, чтобы поднять его, потом быстро кинул взгляд на дорогу и засунул руку в карман пальто. Когда он ее вытащил — в ней был нож. Не раскладной или охотничий, а длинный кухонный; лезвие было покрыто ржавчиной и грязью. Похоже, он подобрал его на свалке.

— Думаю, нам надо отправиться в ту сторону, — сказал Кроули, показывая на северо-восток. — Ветер повсюду сильный, но там самая глубокая часть озера и недалеко верховья реки. Под нами будет небольшое течение, а это хорошо для поклевки.

Бродяга шагнул вперед. В правой руке он твердо держал нож, а левую выпростал в сторону для равновесия. Он был от Кроули на расстоянии вытянутой руки. Еще шаг — и он нанесет смертельный удар.

Кроули снова почесал щетину.

— Я хочу поблагодарить вас за то, что согласились составить мне компанию, — сказал он, снова закашлявшись. — Из нас получится неплохая команда.

Бродяга сделал еще шаг вперед.

— У вас нет семьи, — сказал Кроули, продолжая кашлять, — а я едва дышу. Из нас двоих получится один более или менее полноценный человек.

Постойте. Что-что?

Бродяга остановился, встревоженный не меньше меня, а Кроули в мгновение ока развернулся и нанес удар рукой без перчатки — она каким-то образом удлинилась и потемнела, ногти вытянулись, превратившись в острые белые когти. Первый удар вышиб из руки перепуганного бродяги нож, и он пролетел мимо того места, где я прятался среди деревьев. Второй удар — кулаком по лицу — сбил незнакомца с ног на заснеженную землю. Бродяга попытался подняться на ноги, но Кроули бросил термос и удочку и прыгнул на него, рыча, словно зверь. Сквозь перчатку на другой руке тоже вылезли когти, теперь оба ряда когтей прошлись по поднятой руке бродяги, срывая мясо с костей. Я больше не видел бродягу: он глубоко погрузился в снег, но слышал его крик — жуткий крик ужаса и боли. Кроули рычал, открывая рот, полный сверкающих, похожих на иглы зубов. Еще два жестоких удара, и крик прекратился.

Мистер Кроули присел над телом в облаке пара, руки у него были нереально длинные, а необыкновенные когти красны от крови. Голова приобрела луковицеобразную форму и потемнела, уши торчали в стороны, как лопасти. Челюсти распахнуты неестественно широко, так что обнажился ряд хищных зубов. Он тяжело дышал и постепенно приобретал свою обычную, знакомую мне форму: руки укоротились, когти превратились в ногти, голова уменьшилась до привычных размеров. Мгновение спустя передо мной снова был прежний, совершенно нормальный мистер Кроули. Если бы не кровавые пятна на его одежде, никто бы и не подумал, что несколько секунд назад он выглядел совсем по-другому и сделал то, что сделал. Он закашлялся, стащил продранную перчатку с левой руки и устало бросил ее на землю.

Я смотрел на все это, потрясенный; ветер хлестал меня по лицу, а по ногам текло что-то теплое.

Мистер Кроули был монстром.

Мистер Кроули был тем самым монстром.

Я слишком испугался, чтобы думать о том, как лучше спрятаться, — просто сидел и смотрел, не в силах шелохнуться от ужаса. К горлу подступала тошнота. На правой руке Кроули снова появились когти, и он стал сдирать с бродяги одежду.

— Ишь ты, хотел меня убить, — пробормотал он. — А я тебе шапку купил.

Он вытянул обе руки, и лицо его исказила гримаса, а я услышал отвратительный треск — один, два, три, четыре, пять, шесть — это ломались ребра. Кроули спустился по склону и на некоторое время выпал из моего поля зрения, а когда я снова его увидел, он держал в руках два бесформенных окровавленных мешка.

Легкие.

Мистер Кроули стал медленно расстегивать пальто… потом фланелевую рубашку… еще одну… третью. Скоро его грудь обнажилась на холодном ветру, он заскрежетал зубами, тяжело задышал и закрыл глаза. Переложил выдранные легкие в левую руку, а правой, на которой были дьявольские когти, вскрыл себе брюшину ниже ребер. Я вскрикнул, когда сквозь сжатые зубы Кроули прорвался слабый стон, но, похоже, он меня не слышал. Кровь брызнула из вспоротого живота, и ноги подкосились. Но он удержал равновесие.

Потрясение, которое я испытал, как будто прошло, но я был настолько ошеломлен увиденным, что теперь мог только смотреть.

Мистер Кроули снова закашлялся, изнемогая от боли, и отчаянным движением затолкал легкие в свое распоротое брюхо. Упал на колени, и я увидел, как легкие исчезли внутри его, словно их туда засосало. Вдруг его глаза широко раскрылись — так широко, что я даже не думал, что такое возможно, рот страшно задвигался в тщетной попытке сделать глоток воздуха. Что-то темное засочилось из раны, и он быстро погрузил в нее руку, вытащил другую пару легких, похожую на первую. Только эти были черные и больные, как в социальной рекламе. Черные легкие зашипели, выскальзывая из открытой раны, и Кроули уронил их на распростертое мертвое тело. Постоял несколько мгновений неподвижно, задыхаясь, потом шумно вдохнул, как ныряльщик, появляющийся из воды в бассейне и отчаянно хватающий ртом воздух. Он жадно вздохнул еще три раза, пока не смог дышать спокойно, в размеренном ритме. Правая рука постепенно превратилась в человеческую… Обеими руками он сжал рану, и края ее сошлись, словно застегнули молнию. Полминуты спустя его грудь была уже белая и без шрамов.

Ветки надо мной дрогнули, и на землю упали снежные комья. Я прикусил язык, чтобы не вскрикнуть, и упал на спину в ложбинку между двумя деревьями. Теперь я не видел Кроули, но слышал, как он вскочил на ноги. Я представил, как он напрягся перед схваткой, готовый убить любого, кто стал свидетелем хотя бы части того, что он сделал. Я затаил дыхание, слушая, как он идет к деревьям, но он не остановился и даже не взглянул в мою сторону. Кроули прошагал мимо и нагнулся, отыскивая что-то на снегу — наверное, вылетевший из руки бродяги нож, — потом выпрямился и направился к машине. Я слышал, как он открыл багажник, зашуршал пластик, хлопнула дверца и он пошел назад к телу ровной и уверенной походкой.

Я только что видел, как умер человек. Его убил мой сосед. Это было слишком. Я почувствовал дрожь во всем теле, хотя и не мог сказать — от страха или от холода. Попытался поджать под себя ноги, чтобы они не сотрясали кусты и не выдали меня.

Не знаю, сколько я лежал там в снегу, слушая, как работает, и молясь, чтобы он не увидел меня. Снег был у меня в ботинках, на штанах и рубашке. Он пробрался под воротник и под пояс и был обжигающе холоден, как лед. Я слышал шуршание пластика, стук костей, что-то снова и снова жидко хлюпало. Как будто прошло сто лет — и я услышал, как Кроули тащит что-то тяжелое, хрипя от напряжения. Его ботинки цокали по льду озера.

Второй шаг. Третий. Четвертый. Когда он сделал десять шагов, я очень медленно приподнялся и посмотрел между стволами деревьев. Кроули шел по льду, на плече у него был большой пластиковый мешок, за пояс заткнута пила для льда. Он шел медленно, осторожно, с опаской ставя ноги, сопротивляясь сильному ветру. Его фигура становилась все меньше и меньше, а порывы ветра, колючие от ледяной пыли, яростно набрасывались на него, словно сама природа протестовала против того, что он сделал. Или какая-то темная сила радовалась его поступку. Он отошел на полмили и скрылся из виду.

Я с трудом выбрался из укрытия, ноги были как студень, а мысли путались. Я знал, что должен скрыть свои следы: отломил сосновую ветку и стал заметать отпечатки собственных подошв, отступая к велосипеду. Я видел, как это делают индейцы в одном из фильмов Джона Уэйна. Способ не идеальный, но лучшего у меня не было. Добравшись до велосипеда, я поднял его и бросился огибать деревья с дальней стороны, надеясь, что Кроули не увидит мои следы так далеко от места убийства. Я добежал до дороги, прыгнул в седло и бешено закрутил педали — нужно было добраться до города, прежде чем он вернется и догонит меня на машине.

Сосны вокруг были темны, как рога демонов, а заходящее за кроны дубов солнце превращало голые ветки в кровавые кости.