Путники спустились с кряжа. Из лагеря обнаружить их было невозможно. Так что они решили обезопасить тылы и повернулись спиной к горной цепи.

— Ты уверена? — спросил Брахт.

— Их двадцать, — сказала Ценнайра. — Судя по доспехам, это котузены, и они несутся к нам во весь опор.

Керниец выругался, Очен произнес:

— Магия! Вазири-перебежчики следят за всеми подступами к лагерю, да прокляни их Хоруль.

— Может, если мы поедем вдоль хребта, то избежим встречи с ними? Может, нам повезет и мы доберемся до Анвар-тенга прежде, чем они нас догонят?

— Их гонит вперед колдовство, — пояснил Очен. — Скорее всего, они последуют за нами, куда бы мы ни направились.

Брахт уже вытаскивал из чехла лук и пристраивал колчан к седлу.

— Значит, придется драться, — заявил он.

Очен рассеянно кивнул и повернулся к Ценнайре.

— Больше никого нет? — спросил он.

Она отрицательно покачала головой.

— Нет, только они. Двадцать всадников.

Вазирь с минуту подумал и сказал:

— Поскакали вдоль хребта до озера Галиль, в драку вступаем только при крайней необходимости.

Брахт взглянул на небо и проговорил:

— Стемнеет нескоро. А при свете они имеют преимущество.

Каландрилл и Катя вытащили луки и натянули тетиву. Очен твердо произнес:

— Скачем к Анвар-тенгу. Надо как можно ближе подъехать к городу. Будем надеяться, нам помогут оттуда.

— Чего мы тогда стоим здесь и обсуждаем? — спросил Брахт. — Вперед!

Они поскакали. Вначале вниз по склону холма, затем по твердой под травой земле, благодаря богов за то, что им не приходится передвигаться по снегу. Впереди на черном распластавшемся жеребце мчался Брахт. Сразу за ним — Катя, затем Очен, раскачиваясь в седле и произнося проклятия, далее Ценнайра и Каландрилл.

Ценнайра посмотрела на север и крикнула:

— Они сменили направление! Скачут нам наперерез.

— Как далеко? — спросил Каландрилл.

— Около лиги.

«У них свежие лошади, — подумал он. — Они быстро нас догонят». Река слегка изгибалась, поворачивая на север, а затем сходила на нет, превращаясь в поросший травой берег озера. Там стояли шатры восставших. «Из огня да в полымя», — заметил про себя Каландрилл. Шансов добраться до Анвар-тенга у них не оставалось почти никаких — и еще меньше с боями пробиться через расположение осаждающих цитадель войск. «Дера, Хоруль! ~ взмолился он. — Помогите нам. Мы уже почти у цели. Неужели погибнем здесь?»

А вместо ответа — только яростный перестук копыт и шумное дыхание едва не загнанных лошадей. Солнце безразлично смотрело на них сверху вниз с бледного неба; трупный запах усилился, словно предсказывая их судьбу. Котузены приблизились настолько, что теперь и он их видел — двадцать черных теней, мчавшихся во весь опор им наперерез.

Они подскакали к тому месту, где кончался кряж, и Брахт резко натянул удила — жеребец возмущенно заржал, но остановился. Катя, не ожидавшая такого маневра, едва не натолкнулась на кернийца.

— В чем дело? — спросила она, с трудом останавливая сивого и возвращаясь к кернийцу.

Брахт луком указал на расстилавшуюся впереди равнину, на которой темными пятнами выделялись шатры.

— Там нас ждет ловушка. Встретим врагов здесь. — Он хищно улыбнулся. — Их всего двадцать. Здесь мы на возвышенности, у нас преимущество.

— Сможем ли мы взять над ними верх? — спросил Каландрилл, останавливая гнедого. — Даже если нам это удастся, что потом? На нас пошлют целый отряд.

— Надо продержаться до сумерек, в темноте будет легче. — Брахт соскочил на землю и отцепил от луки колчан.

Каландрилл нерешительно взглянул на вазиря. Тот осмотрел простиравшуюся перед ними землю и кивнул.

— Брахт разбирается в ратном деле лучше меня, — произнес старик. — А раз уж нас увидели восставшие, то, думаю, и вазирь-нарумасу тоже.

— А можешь ли ты воспользоваться колдовством? — спросила Катя.

— Лучше пока этого не делать, — сказал Очен. — Вполне возможно, они приняли нас за разведчиков. Попытайтесь разделаться с ними без моей помощи.

— Спрячем лошадей среди скал. — Голубые глаза кернийца сверкали в предвкушении битвы. — Пешком до Анвар-тенга добираться будет трудно.

Не дожидаясь ответа, он повел жеребца в скалы, отмечавшие окончание кряжа, и спутал ему ноги, остальные последовали его примеру.

Брахт отправил Катю и Каландрилла к тому месту, где камни уступали место траве. Ценнайра и Очен прятались чуть в стороне. Каландрилл взглянул на кандийку и улыбнулся, она помахала ему рукой, хотя в глазах ее стояло беспокойство.

Они выбрали хорошее место для обороны: уклон, хоть не крутой, замедлит всадников, а если они выберут в качестве оружия луки, то им придется драться без щитов Если же предпочтут мечи, то прежде им предстоит преодолеть уклон под стрелами противника. Каландрилл приставил колчан к валуну так, чтобы он был у него под рукой, и натянул тетиву.

Вскоре появились двадцать котузенов. Они приближались галопом, но, заметив, что путники исчезли из виду, натянули удила и остановились, разглядывая склон. На них были темно-красные доспехи с клановыми знаками на груди и спине. Луки пока что зачехлены и пристегнуты к седлам, но у всех были мечи, а у двоих еще и военные топоры на длинных ручках. Котузены посовещались, внимательно всматриваясь в вершину кряжа. Лиц их за железной вуалью друзья разглядеть не могли. Один из тех, кто имел топор, взмахнул рукой, и остальные выстроились в линию по обеим сторонам от него. На мгновение, показавшееся Каландриллу вечностью, установилась мертвая тишина. Каландрилл вставил в лук стрелу. Раздался окрик, за которым последовал воинственный клич, и всадники бросились вперед.

Они приблизились на расстояние выстрела из лука — Каландрилл спустил тетиву. Не дожидаясь, когда стрела его вонзится в темно-красные доспехи, он вытащил из колчана следующую, вставил ее в лук, одним движением натянул тетиву и выстрелил. Однако доспехи на джессеритах оказались очень прочными, потому что тот, в которого Каландрилл целился в первый раз, продолжал скакать со стрелой в груди.

— В лица! — закричал Брахт. — Цельтесь им в лица.

Каландрилл так и сделал, и вуаль разлетелась. Видимо, котузен застонал, но Каландрилл не услышал этого звука за перестуком копыт и воинственными кличами. Джессерит закачался в седле, меч выпал у него из руки, он склонился влево, уперся плечом в луку, и тетива задрожала, как натянутая струна; джессерит приподнялся на стременах с прямой спиной и повалился через круп лошади назад. Первый же, в ком уже сидело две стрелы, так и продолжал скакать вперед, только вместо меча он держал в руках широкий кинжал. Каландрилл выстрелил, и, поскольку расстояние сильно сократилось, стрела вошла в доспехи глубоко. Джессерит вздрогнул и упал на бок, увлекая за собой лошадь. Конь сердито заржал, взбрыкнул, резко развернулся и поскакал вниз по склону. Всадник, лежавший на земле, медленно поднялся и взял кинжал. Из нагрудника торчало оперение трех стрел, одна попала в лицо. Котузен, петляя, стал подниматься на холм. Каландриллу показалось, что из-под вуали у него текла кровь.

Семеро уже лежали мертвыми, но двенадцать все еще сидели на лошадях, хотя в доспехах их застряли стрелы. Смерть товарищей разъярила их. Развернув коней, они спустились до середины склона, выстроились в линию и вновь бросились в атаку. Раненый продолжал одиноко ползти вверх, пока Катина стрела не попала ему точно в правый глаз. Теперь Каландрилл явственно услышал стон; котузен упал на колени, медленно поднимая руку, затем замер и повалился лицом вниз. Больше он не шевелился.

Еще трое были убиты во время второй атаки. Стрелы, попадая в вуаль, вышибали их из седел. Оставшиеся в живых ретировались на безопасное расстояние и перегруппировались.

Брахт крикнул:

— Ценнайра, нет ли у них подкрепления?

Она оставила Очена и перебежала в укрытие к Каландриллу, внимательно вглядываясь в нагромождение шатров на большом расстоянии, потом сказала:

— Нет, больше никого.

— Очень хорошо, а то у меня кончаются стрелы, — рассмеялся Брахт диким смехом и посмотрел в небо. — Если мы сдержим тех, кто остался, то сможем ускользнуть, если до того не перебьем их всех до одного.

Ценнайра положила Каландриллу руку на плечо, и он потерся щекой о ее палец. Она хмуро улыбнулась и провела ладонью по его длинным волосам.

— Если на их стороне колдовство, то они знают, что мы еще здесь, — крикнул Каландрилл, обращаясь к Очену.

— Скорее всего, — подтвердил вазирь. — Собственно, у нас есть только один путь — назад.

— Там они найдут нас по следам на снегу, — заметил Брахт, покачав головой. — Нет, друзья мои, надо драться здесь.

Противник бросился в атаку, и они забыли о дебатах.

Теперь враги скакали вперед с луками в руках, посылая длинные, выкрашенные в красный цвет стрелы. Каландрилл нырнул в укрытие и потащил за собой Ценнайру. Тут же три стрелы ударились в валуны по обеим сторонам от них.

— Ха! — воскликнул Брахт. — А у нас как раз стрелы кончаются, — и прицелился.

Защитники располагались выше, поэтому преимущество было на их стороне. Котузены атаковали без прикрытия, приподнимаясь на стременах, чтобы выстрелить из луков. Еще двое пали, и атака захлебнулась.

— Возьми.

Ценнайра протягивала Каландриллу несколько джессеритских стрел. Он поблагодарил и жестом отправил ее под прикрытие, в пылу битвы забыв, что стрелы не могут причинить ей вреда.

Всадники ринулись в четвертую атаку. Умирающий день наполнился свистом стрел. Колчан Каландрилла уже опустел, и он вставил в лук красную стрелу котузена. Наконечник ее был зазубрен. В следующее мгновение она выбила из седла еще одного джессерита, пополнившего собой ряды погибших. Лошади, потеряв всадников, как безумные носились по склонам. Некоторые бросились вниз, подальше от битвы, другие метались между живыми котузенами, останавливаясь у скал и поднимаясь с диким ржанием на дыбы, словно были заодно с нападавшими.

В животных они не стреляли не столько из альтруизма, сколько из-за нехватки стрел.

В последней попытке еще трое одетых в красное тел отправились в Заджанма, а четверо оставшихся в живых оказались у скал.

Отбросив луки, они проворно, несмотря на тяжелые доспехи, соскочили на землю, прячась за лошадьми, потерявшими всадников, и выхватили мечи.

Каландрилл отбросил лук и тоже достал меч, едва успев отразить удар в голову. Ответный удар его скользнул по нагруднику. Каландрилл отскочил в сторону от тяжелого меча джессерита, направленного ему прямо в ребра. Он нанес еще один удар и, хотя и не смог разрубить шлем противника, избежал нового выпада. Каландрилл отскочил, пытаясь разглядеть слабое место в красных доспехах, но его не было. Джессерит наседал, дико поводя под вуалью красновато-желтыми глазами. Меж скал к нему бежал второй, и они попытались окружить Каландрилла с двух сторон. Он слышал звон металла о металл. Брахт выругался, вместе с Катей отступая к камням — им тоже не удалось пробить доспехи котузенов.

Каландрилл обогнул валун и тут же пожалел — он оказался на открытой площадке, где два котузена запросто могли взять его в клещи. Вдруг раздался сухой стук, и один из нападавших зашатался и упал на колени; меч вывалился у него из рук; от второго удара вуаль его вдавилась в лицо, из глаз закапала кровь, и котузен повалился ничком. Каландрилл отразил удар второго, но тут кто-то попал его обидчику в щеку, и тот замер. От второго удара в грудь котузен пошатнулся, третий камень пролетел над головой Каландрилла и угодил джессериту прямо в лоб. Голова его рванулась назад, Каландрилл сделал выпад и вонзил ему меч в скулу, направляя клинок к мозгу, тот хрюкнул и повалился навзничь.

Каландрилл выдернул меч и обернулся — Ценнайра со свирепым выражением на лице держала в руках по камню.

— И вновь ты спасла мне жизнь, госпожа! — воскликнул он.

Ценнайра коротко улыбнулась и бросилась на помощь Кате, уже прижатой спиной к полукругу валунов. Отступать Кате было некуда. Каландрилл ринулся за Ценнайрой, а та с такой силой швырнула камень, что котузен зашатался; второй пробил красный шлем. Нападавший застонал и упал на колени. Катя одним сильным резким движением рубанула его по горлу.

Подхватив еще два камня, Ценнайра побежала к Брахту. Короткий меч кернийца едва сдерживал удары тяжелого клинка джессерита. Первый камень угодил котузену точно в шлем, второй — в колено, и он повалился на землю с неестественно изогнутой ногой. Брахт сбил с него шлем и перерубил ему глотку.

— Благодарю. — Керниец поднял в приветствии окровавленный меч. — А теперь быстро отсюда, прежде чем пришлют новых.

Они побежали к лошадям, Очен уже держал их за поводья, произнося проклятия. Небо темнело быстрее, чем обычно, словно в ожидании бури. На западе солнце окрасило его в кровавый цвет; на востоке луна терялась за непонятной тенью; на севере вспыхнули мириады костров. Путники вскочили на лошадей, вглядываясь вперед и понимая, что вряд ли им удастся проскочить незамеченными через ряды противника.

— Похоже, — сказал Очен, — настало время рисковать.

Брахт громко рассмеялся:

— Можно подумать, в первый раз!

— Я имею в виду магию, — коротко улыбнулся Очен. — Постараюсь связаться с вазирь-нарумасу.

— Так что мы делаем: скачем вперед или дожидаемся? — спросил Каландрилл.

— Скачем, — сказал маг, — скачем и молимся.

Они бросились вниз по склону — Брахт впереди, сдерживая жеребца для последнего рывка. Небо стало темно-синим. Ни луны, ни звезд. Отвратительная вонь Фарна усилилась. Скача рядом с Оченом, Каландрилл вдруг учуял легкий запах миндаля; он повернулся, чтобы убедиться, что Ценнайра рядом, и мысленно произнес или подумал молитву:

«Слышите ли вы меня, Молодые боги? Если это в ваших силах, помогите нам добраться до Анвар-тенга».

Огни костров виднелись уже совсем близко, перестук копыт отсчитывал мгновения перед столкновением с рядами неприятеля. Каландрилл скакал с мечом в руке, понимая, что, если Молодые боги или вазирь-нарумасу не придут к ним на помощь, они погибнут здесь, у стен Анвар-тенга. Воздух вонял гниющей плотью.

Они приближались к вражеским кострам. До ушей их уже долетал шум лагеря противника. Брахт крикнул:

— В галоп! Гони во всю мочь, — и отпустил поводья.

…Вдруг к бешеной скачке их присоединился еще один конь. Он был без всадника. Огромный, намного крупнее вороного жеребца кернийца, с иссиня-черной шкурой. Звездный свет переливался на ней так, словно конь этот был не из плоти, а из другой субстанции. Глаза его яростно вращались в орбитах, копыта выбивали из земли искры, но не производили ни малейшего звука. Конь обогнал их, словно заманивая в безумную гонку, увлекая за собой смертных животных. И копыта их уже более не касались земли, они мчались по воздуху, не встречая преград, налагаемых физическим существованием.

— Хоруль! — воскликнул Каландрилл. — Благодарим тебя!

И в голове у него — в голове у всех — раздался неслышный голос:

«Всем, чем могу, помогу. Я вам это обещал. Или вы поставили под сомнение слова мои? Неужели вы думаете, что я и братья мои покинем вас? Нет, мы помогаем чем можем, не забывайте этого там, куда вы пойдете».

Навстречу им выехали всадники с копьями и луками.

«Заблудшие глупцы/ — услышали они мысли Хоруля, в которых звучало презрение и жалость. — Они сами не ведают, что творят».

Стрелы взмыли в воздух и растворились в сверкающем блеске, едва приблизившись к богу. Копьеносцы пытались пронзить его пиками, но покатились по земле, сбивая товарищей, словно поваленные невидимым ветром. Кто-то в ужасе закричал и бросился вон с пути бога. За ним мчались путники, копыта их лошадей высекали из воздуха искры, поджигавшие стога сена. Лошади восставших в ужасе ржали и рвались с привязи, разбегаясь в разные стороны и усиливая хаос, поразивший бивак.

Впереди возвышались стены Анвар-тенга с сигнальными огнями, обещавшими безопасное пристанище. Над городом поднялось голубое сияние, поначалу слабое, но все более и более усиливающееся. Отвратной вони Фарна противостоял сладкий запах миндаля. Из амбразур до них доносились подбадривающие голоса, перекрывавшие крики осаждавших. Ворота тенга со скрипом открылись; за ними горел яркий синий свет. Защитники города разбежались в стороны, образовав коридор, в который опустился бог.

Хоруль остановился, не входя в ворота. Огромные копыта взмыли в воздух, а из раздувавшихся лошадиных ноздрей вырывались снопы света.

«Здесь я вас покину. Я не могу пойти с вами туда, куда вы скоро отправитесь. Ни один из нас не может вас туда сопровождать. Разве что в помыслах своих. Знайте, что идете вы с нашим благословением и с нашей благодарностью и что несете вы с собой нашу надежду на счастливый исход и на скорое возвращение».

Воины Анвар-тенга — в синих, как свечение над городом, доспехах — попятились. Хоруль ударил огромными копытами оземь и взвился в небеса, оставив после себя яркую полосу. Пока Каландрилл смотрел за полетом бога, створки ворот закрылись. И через мгновение с небес донесся оглушительный грохот. Ослепительная молния на один миг перерезала небеса и осветила Анвар-тенг и всю окружавшую его долину с озером Галиль.

В следующее мгновение все словно ослепли, привыкая к сумеркам. Каландрилл почувствовал, что гнедой под ним зашевелился. Юноша заморгал, восстанавливая зрение, и наконец с трудом различил котузена, который вел его мерина в самое сердце города. Каландрилл потер глаза и воскликнул:

— Ценнайра!

Она откликнулась сзади, и в голосе ее слышался священный ужас. Постепенно зрение вернулось к Каландриллу, и он увидел Катю и Брахта, следовавших перед ним за колдуном, оживленно беседовавшим с тремя одетыми в богатые халаты джессеритами, которые шли энергичным шагом рядом с лошадью вазиря.

Все остальные молчали. По сумеречным улицам, по переулкам их вели к центру города.

На площадь, где оказались путники, выходили четыре дороги с четырех сторон света. На зданиях, окружавших площадь стеной, была нарисована голова лошади — бога джессеритов. Они спешились, и уже никто не бросился подставлять им спину. Джессериты уважительно держались в стороне. По настоянию Брахта они сами отвели лошадей в конюшни. Затем Очен и трое одетых в халаты людей торопливо повели их по анфиладам слабо освещенных залов и по винтовым лестницам в огромные покои с потолком из прозрачного стекла. Небо было темным и печальным. Каландрилл почувствовал себя легко. Запах Фарна исчез. Он огляделся.

Словно из уважения к обычаям чужеземцев, помещение было ярко освещено, свет от ламп и факелов в канделябрах отражался от голых каменных стен и от деревянного пола. Здесь все было просто, никаких украшений. Посредине стоял круглый стол с табуретами, на некоторых из них восседали в ожидании вазири. При появлении чужеземцев все взгляды устремились на них. Трое джессеритов, что привели их сюда, также сели за стол рядом с товарищами. Очен вышел вперед, поклонился и представил путников одного за другим.

Каландрилл разглядывал сидевших за столом старцев с испещренными морщинами лицами, в основном в возрасте Очена. Почти все белобородые, но кое у кого волосы на голове еще местами чернели. На всех были халаты великолепных расцветок.

По окончании представления вазирь, восседавший за столом напротив гостей, жестом пригласил их сесть.

— Добро пожаловать в Анвар-тенг, друзья, — вновь заговорил главный среди вазирей. — Мое имя Зеду. Мы, вазирь-нарумасу, выражаем вам свою признательность за предпринятую попытку…

— Попытку? — До Каландрилла вдруг дошел смысл этого слова, и, забыв о приличиях, он позволил себе прервать вазирь-нарумасу: — Почему ты говоришь о попытке?

Зеду задержал на нем взгляд раскосых глаз, в коих Каландрилл явственно различил отчаяние. Остальные молчали, и молчание это становилось угрожающим. Зеду вздохнул, ему было трудно говорить. Каждое слово его прозвучало как удар молотка, вгоняющий последний гвоздь в гроб их надежды:

— День назад в Анвар-тенг прибыл всадник. Сказал, что его послали верные нам города, а к нам он пробрался хитростью. Его имя Джабу Орати Макузен.

— Ахрд! — не сдержался Брахт и с силой ударил кулаком по столу. — Рхыфамун, он был здесь.

Ценнайра шумно вздохнула и взяла Каландрилла за руку.

— Вы задержали его? — резко, хрипло спросила Катя. — Во имя всех богов, скажите: вы задержали его?

Ответ можно было прочитать на лице Зеду и на лицах других колдунов. Словно холодная рука схватила Каландрилла за сердце, во рту пересохло. Зеду медленно качнул головой:

— Мы не задержали его, да простит нас Хоруль, но…

— Вы его отпустили?! — взревел Брахт. — Клянусь священной кровью Ахрда, как это могло случиться? Как вы не распознали его?

Оттолкнув табурет, керниец вскочил на ноги, в бессильной ярости сжимая кулаки. Голубые глаза его метали молнии. Вазирь-нарумасу пристыженно опустили глаза. Катя коснулась его руки, пытаясь успокоить, хотя в серых глазах ее бушевал шторм.

— Фарн становится сильнее, — словно извиняясь, продолжал Зеду. — Даже во сне он помогает всякому, кто жаждет его пробуждения. Он разлагает умы людей…

— И опьяняет ваши. — Брахт подхватил табурет и с силой грохнул его об пол. Затем повернулся к Очену: — Ты обещал нам помощь этих колдунов. А они ничего не стоят! Ты обещал, что они распознают Рхыфамуна.

Очен молчал, древнее лицо его было пепельного цвета, в глазах стоял ужас, голова медленно покачивалась из стороны в сторону, словно он не хотел ничего слышать. Брахт сел, сердито обводя взглядом собравшихся магов. Оскорбление его осталось безответным. Они не смели поднять глаз.

Если бы Каландрилл услышал эту новость за стенами Анвар-тенга, он, скорее всего, потерял бы всякую надежду. Но здесь мозг его работал четче, словно магия пристыженных колдунов создавала особую атмосферу, позволявшую ему преодолеть отчаяние, ярость и разочарование и спокойно размышлять.

— Возьмем себя в руки и выслушаем Зеду, — обратился он к Брахту.

— Какой смысл? — прорычал Брахт. — Он же сказал — Рхыфамун был здесь, никто его не узнал, и он спокойно ушел. Как ты думаешь, куда он направился?

Каландрилл жестом попросил разгневанного кернийца помолчать и повернулся к Зеду:

— Продолжай, пожалуйста.

Вазирь-нарумасу благодарно улыбнулся.

— Нас обманули, — сказал он. — Будь мы не столь заняты этой проклятой войной, мы распознали бы Джабу Орати Макузена. — Он резко, словно обвиняя самого себя, выдохнул и продолжил: — Мы пали жертвой собственной гордыни. Мы были уверены, что никто не сможет нас провести, хотя все наше внимание было сосредоточено на тех силах, что собрались по ту сторону наших стен. Фарн обволок его особым облаком, и мы впустили его в город. Хоруль, он времени зря не терял. Безумный бог направил его прямо к воротам… Он отыскал их и вышел из города.

Голос его осекся, и он замолчал. Каландрилл дышал глубоко и прерывисто, горло его было словно разорвано на узкие полоски плоти, сердце бешено билось о ребра, кровь тяжело стучала в голове. Он хрипло спросил:

— Когда?

— Сегодня, — последовал едва слышный ответ, — на заходе солнца, когда Фарн становится особенно силен.

— В это время мы дрались! — простонал Брахт. — Ахрд! Нападение было предназначено специально для того, чтобы задержать нас, если не убить. Несмотря на помощь Хоруля, Рхыфамун оказался проворнее.

«Мы помогаем, чем можем, не забывайте этого там, куда вы пойдете».

Рхыфамун вышел через ворота, «Заветная книга» была с ним. Это имел в виду Хоруль? Знал ли бог, когда вел друзей в Анвар-тенг, что цитадель — лишь промежуточный пункт на их пути? Каландрилл пытался привести в порядок мысли и успокоиться. Они же сами были готовы гнаться за Рхыфамуном через Боррхун-Мадж! Они собирались преследовать его всюду, куда бы он ни пошел, и даже намеревались пройти через ворота, если в том возникнет необходимость.

Да, они действительно так говорили, но это было раньше, когда впереди брезжила хоть слабая надежда перехватить врага, драться с ним там, где еще действуют законы для смертных. Теперь эта надежда рухнула, и у них оставалось два выбора: сдаться, признать победу Рхыфамуна или продолжать преследовать его до того места, где спал Безумный бог, где соединенная мощь хозяина и приспешника могла стать непобедимой. От этой перспективы, которая уже казалась вполне реальной, ему стало не по себе. Очен обещал им помощь вазирь-нарумасу в подготовке к схватке с Рхыфамуном в оккультном мире. Теперь у них не оставалось времени, иначе они упустят последнюю возможность. Необходимо немедленно гнаться за Рхыфамуном.

Каландрилл повернулся к товарищам, чувствуя, что должен рассказать все это, прежде чем потеряет дар речи, прежде чем испугается величия того, что ждет их впереди.

— Нам некогда рассиживать. Надо идти вперед!

Катя посмотрела ему прямо в глаза:

— Через ворота?

— За Рхыфамуном.

— Мы дали клятву в Тезин-Даре, — заявил Брахт, — и я не собираюсь отказываться от своего слова.

— Истинно, мы дали клятву, — подтвердила Катя и холодно улыбнулась, — и мы пойдем вперед.

Каландрилл посмотрел на Ценнайру, и та сказала:

— Я с тобой, куда бы ты ни пошел.

— В таком случае, — он обвел взглядом вазирь-нарумасу, — ведите нас к воротам. Только быстро, ибо Рхыфамун может воспользоваться заклятиями из «Заветной книги» в любой момент.

Колдуны переглянулись, они явно колебались. Зеду нервно погладил себя по серебристой бороде и произнес:

— Ни один смертный не вернулся оттуда живым. Если вы пройдете через ворота, то найдете смерть.

— А что будет, если мы не пойдем? — Каландрилл сердито уставился на мага. — Так и будем сидеть и ждать пробуждения Фарна? А вазирь-нарумасу примут его с распростертыми объятиями? Если Рхыфамун доведет свое черное дело до конца и пробудит Безумного бога, не думаю, что мы проживем долго. Если он и оставит нам жизнь, то только для того, чтобы подвергнуть нас страданиям, ибо Рхыфамун поклялся нам отомстить.

Голос его звучал убийственно спокойно. Зеду и его товарищи даже съежились, словно под ударом хлыста.

— Так вы решились? — спросил Зеду.

— Стоит ли рисковать и открывать ворота? — вступил в разговор второй вазирь. — Если Фарн пробудится, то разумнее держать ворота закрытыми.

— Если Фарн пробудится, вряд ли нам удастся удержать ворота закрытыми, — возразил третий.

— Это решение мы должны принимать все вместе, советом, — сказал четвертый.

— У нас нет времени на рассуждения! — Стол содрогнулся под ударом кулаков Брахта. — Рхыфамун мчится к своему хозяину. — Голубые глаза бросали магам холодный вызов. — Пока вы тут рассусоливаете, он пробуждает Безумного бога.

Катя сидела не шевелясь, но, когда заговорила, голос ее произвел впечатление разбушевавшегося шторма:

— Я прибыла из Вану, дабы доставить туда «Заветную книгу», где она может быть уничтожена. Я пересекла весь мир. И здесь останавливаться не намерена.

Каландрилл повернулся к Очену:

— Именем Деры, именем Хоруля, убеди их. У нас нет времени.

Вазирь был раздавлен. Он сидел съежившись, плотно смежив веки, словно пытался сдержать слезы. Каландриллу показалось, что старец даже не слышал его слов. Но тут Очен открыл глаза, по телу его пробежала дрожь, будто он очнулся от кошмара. Подняв голову, он посмотрел через стол на старейшину и кивнул.

— Ты самый мудрый, самый великий из нас, — сказал Очен, и хотя голос его звучал тихо, он долетал до каждого уха. — Я же простой вазирь и недостоин вас, но я утверждаю: эти четверо идут рука об руку с богами, они выполняют миссию, возложенную на них Молодыми богами. Им самой судьбой предопределено довести эту миссию до конца. Только им по силам уничтожить Рхыфамуна; только они могут помешать пробуждению Фарна Если встанете вы на их пути, то на головы ваши падет проклятие Хоруля и его братьев и сестры. Ежели задержите их, ежели откажете им в помощи, в коей они нуждаются, то заявляю именем Хоруля: вы вступаете в сговор с Фарном.

Вазирь-нарумасу заговорили все разом, и в словах их были обида, злость, согласие, поддержка. Каландрилл нетерпеливо переводил взгляд с одного на другого, думая о том, что, знай он, где находятся врата, он без них побежал бы туда и силой проложил бы к ним путь. Минуты уходили как века, и с каждой из них Рхыфамун приближался к злому богу. Каландрилл заскрежетал зубами, кляня нерешительность колдунов. Брахт сидел с каменным лицом, олицетворяя саму ярость. Серые глаза Кати, сидевшей подле него, метали искры. Ценнайра не шевелилась, держа Каландрилла за руку.

Зеду жестом приказал всем замолчать и возвысил голос, чтобы перекричать гул:

— Если Очен не ошибается, то он имеет полное право с нами так говорить, ибо на самом деле мы обречены. — Зеду обвел взглядом вазирь-нарумасу, те умолкли и повернулись к своему главе. Зеду выдержал многозначительную паузу и продолжал: — Я верю ему. Очень скоро, если останемся мы живы, он станет одним из нас. И я повторяю: Очен глаголет истину. Я голосую «за». Отведем их к воротам, и чем быстрее, тем лучше.

— Не спросив мнения других, имеющих право голоса? — раздался вдруг вопрос. — Ты не хочешь их выслушать?

— Нам нужно поспешить, — заявил Зеду.

— Мы не имеем права принимать такое решение, не собрав всех, — возразил кто-то еще. — Пошли за ними гонцов.

Сейчас спор разгорится вновь, каждое предложение и контрпредложение будут забирать драгоценные минуты, и так до тех пор, пока спору этому не будет положен конец пробуждением Фарна. Брахт зашептал Каландриллу на ухо:

— Ахрд, и это — самые мудрые из джессеритов? Они лопочут как дети, а мир тем временем идет к краху.

Каландрилл кивнул и повернулся к Очену:

— А один ты не сможешь отвести нас к воротам?

Очен отрешенно мотнул головой и сказал:

— До ворот я провести вас смогу — при условии, что нас не остановят. Но через них — нет, ибо не знаю магических формул, их открывающих. К тому же, чтобы их открыть, необходимо семь вазирей.

Каландрилл застонал и вновь прислушался к разговору. В этот момент Зеду заявил:

— Послав гонцов, мы потеряем время, а если и созовем всех сюда, то кто будет охранять город? Я требую, чтобы мы отказались от совета и приняли решение немедля.

— Истинно! — воскликнул один из вазирей. — Я отдаю свой голос Зеду и Очену.

— Очен не имеет права голосовать, — возразил кто-то.

Вдруг словно какая-то внутренняя сила заставила Очена встать на ноги. Стоя с прямой спиной, он зычно заявил:

— Да, у меня нет права голоса, если не считать того, коим обладает каждый из нас, живущий на этой земле: это право выбора между Молодыми богами и Фарном. Я отдаю свой голос за Хоруля и его братьев и сестру. Да, я не принадлежу к вашему числу, но если управляете вы нами таким образом, если таков ваш совет, то я немного потерял, ибо мало чем отличаетесь вы от простых смертных. Мужественный керниец правильно сказал: вы лопочете как дети и приведете мир к краху. Хоруль! Вы же сами только что признали, что прихвостень Безумного бога провел вас, заставил пропустить его через ворота! А вы сидите и ругаетесь, как сварливые женщины, хоть и понимаете, что Рхыфамун все ближе и ближе к своему повелителю. — Старец помолчал, обведя вазирь-нарумасу сверкающим взглядом; ни один не посмел возразить или прервать его, словно он околдовал их своим гневом. — Я вновь заявляю: ваша нерешительность на руку Фарну. Я вновь требую: отведите этих мужественных людей к вратам и пропустите их. Они готовы рискнуть своей жизнью, дабы спасти наш мир, а вы… сидите и спорите из-за мелочей, теряя драгоценные минуты. И так вы будете спорить бесконечно до тех пор, пока в мир не вернется Безумный бог. Проведите их через врата, заклинаю вас, скрепите сердце и пропустите их!

Последние слова он уже прокричал. Установилось долгое молчание, кое нарушено было Зеду:

— Послушаем Очена. Нас порицают, и заслуженно. Мы обязаны пропустить их через врата.

Раздалось два-три голоса в поддержку, затем еще несколько. Наконец последняя горстка возражавших сдалась, и решение было принято.

— Вы пойдете сейчас? — спросил Зеду, переводя взгляд с одного на другого.

Друзья переглянулись, и Каландриллу показалось, что они стоят на краю пропасти, на краю эфирной бездны, куда как более глубокой и широкой, чем сам Кесс-Имбрун. Броситься в Кесс-Имбрун означало лишь физическую смерть; шаг же, который им предстояло сделать сейчас, мог закончиться для них значительно печальней. Брахт хмуро улыбался. Красивое лицо Кати было решительно. Ценнайра по-прежнему держала Каландрилла за руку; глядя прямо ему в глаза, она кивнула.

— Да, — сказал Каландрилл, говоря за всех, — мы идем прямо сейчас.

— Да не покинут вас Хоруль и его братья и сестра! — воскликнул Зеду и поднялся. — Следуйте за нами.

Они проделали обратный путь вниз по лестнице, коридорам и залам и направились к площади. Впереди разноцветной толпой шли вазирь-нарумасу. По дороге Очен поманил друзей к себе и быстро заговорил:

— Я бы хотел преподать тебе еще несколько уроков оккультного мастерства, но… не успел. Пользуйся хотя бы тем, чему я тебя обучил, Каландрилл. Эти знания тебе сильно пригодятся в сочетании с той силой, коей ты обладаешь. Помните, что вы как один человек, вы одно целое, а ты, Каландрилл, не забывай про клинок, благословленный Дерой… В нем большая сила. Хоруль, как жаль, что у меня не хватило времени… Но ничего, все в руках судьбы. Катя, зеркало у тебя? Да? Прекрасно.

Слова его потонули за громом, и через узкое оконце в коридоре, к которому они спешили, Каландрилл увидел угрожающе красную молнию, расколовшую небо пополам и затмившую собой голубое сияние, висевшее над тенгом. Жуткий грозовой порыв ветра едва не задул сигнальные огни.

Они прошли по крытой галерее, чьи колонны и крыша дрожали под натиском грома. По небу летали рукотворные молнии и огненные шары, запускаемые катапультами противника. Часть из них поглощалась голубым светом, другая, поднимая фонтан искр, падала на крыши и улицы града. Но, несмотря на грохот и завывание неестественного ветра, Очен говорил и говорил, словно хотел в последние оставшиеся мгновения передать друзьям все те знания, которые могли им пригодиться, и напомнить обо всем, чему он их научил.

— Не забывайте, что предрекла вам гиджана Киама. Вы можете преуспеть, это вам по силам.

В памяти Каландрилла тут же всплыли слова, которые сказала она следом: «Но вы можете и не преуспеть, ибо противник ваш обладает силой достаточной, дабы взять над вами верх».

— Помните, — продолжал Очен, когда они шли по площади, — что «один из них, не желая того, может помочь вам, и ежели случится сие, гнев его будет безграничен. Вам понадобится также и сила, коей обладает один из вас, хотя выражает она себя посредством другого. Доверие — вот краеугольный камень вашего союза. Без доверия вы ничто, без него вы погибнете». Примерно так она говорила.

Брахт сказал:

— Доверие мы обрели, остальное остается для меня загадкой.

— Возможно, — согласился Очен, когда они через кем-то открытую дверь вошли в темный коридор. — Я надеялся, что вазирь-нарумасу расшифруют некоторые из ее изречений. Хоруль, если бы у нас было время!

— Но у нас его нет, — заявил Каландрилл, глядя на факел, горевший где-то впереди. — Поэтому скажи, как ты это понял?

— Я думал над ее словами, — сказал Очен и замолчал.

Теперь они спускались по узкой лестнице меж холодных, гладких давящих стен.

Лестница вывела их в помещение с низким потолком, в котором пахло древним камнем. В дальнем конце его была металлическая дверь. Зеду подошел и прижал к ней ладонь, что-то бормоча. В помещении запахло миндалем. Еще шесть вазирь-нарумасу присоединились к нему, и тогда он взялся за кольцо и открыл дверь, продолжая бормотать. И бледное сияние, исходящее ниоткуда, осветило ее.

— Я полагаю, у вас два врага, — произнес наконец Очен. — Это Рхыфамун и Аномиус.

— Это мы знаем, — сухо заметил Брахт через плечо.

— Может, удастся натравить одного на другого. — Очен замолчал. Лестница, начинавшаяся за дверью, резко поворачивала в сторону, опускаясь все ниже и ниже под Анвар-тенг. — «Один из них, не желая того, может помочь вам».

— Как? — спросил Каландрилл.

— Не ведаю, — вздохнул Очен, — только с первого момента, как увидел Ценнайру, я почувствовал в ней некое предназначение. Что еще сказала Киама? Да, вот: «Вам понадобится также и сила, коей обладает один из вас, хотя выражает она себя посредством другого».

— У меня есть меч, — задумчиво пробормотал Каландрилл, — и та сила, о которой ты говоришь, заключена в мече.

— А в венах Брахта течет сок Ахрда, — заметила Катя. — Может, речь об этом?

Очен покачал головой.

— Возможно, но в Ценнайре тоже заключена сила. Та, которой снабдил ее Аномиус, и, хоть и небольшие знания магии.

Перед ними выросла еще одна дверь, которую также открыли семеро вазирь-нарумасу. Пока они произносили заклятия, Ценнайра сказала:

— Во мне есть сила зомби, но какой в ней смысл там, куда мы идем? А магия?.. Я знаю заклятия, которым научил меня Аномиус, могу переноситься из одного места в другое и приводить в действие зеркало. Больше ничего.

— Время, время, — пробормотал Очен. — И почему я раньше об этом не подумал?..

— Больше у тебя времени нет, — заявил Каландрилл, следуя за Зеду по круто уходящей вниз лестнице в бледном свете, излучаемом его магией. — Мы спускаемся в самое сердце мира.

— Этого должно хватить, — пробормотал Очен. — Сила в тебе и меч; сок Ахрда в венах Брахта; заклятия, кои знает Ценнайра. Зеркало у тебя, Катя?

— Да, — подтвердила вануйка, едва сдерживая смех, несмотря на все напряжение. — Ты только что спрашивал. Потерять его я еще не успела.

— Прости. — Очен помотал головой.

Лестница вывела еще в одно помещение, вырубленное в скале, на которой стоял Анвар-тенг. Здесь имелась только одна дверь, та, через которую они вошли. И единственным источником света служил тот, который излучала магия Зеду. Когда глаза Каландрилла привыкли к темноте, он понял, что вместо второй двери здесь находились врата. Маленькое помещение имело форму куба. От такого количества людей стало тесно. Противоположная от двери стена была украшена магическими знаками, и они словно вибрировали под невиданным давлением, исходившим из невиданных мест. Прямо посредине стены стоял простой камень, из пор коего исходила миазма, сцепившаяся с окружавшим колдовством в борьбе за освобождение, за то, чтобы проникнуть в мир смертных.

Зеду объявил:

— Вот врата. Ради них был построен Анвар-тенг, дабы держать их вечно закрытыми.

— Жаль, что вам не удалось их уберечь, — заметил Брахт.

— Может, откроете? — предложил Каландрилл. — И пропустите нас?

Зеду кивнул. Каландрилл взял Ценнайру за руку и сказал:

— Но прежде у меня к вам просьба.

Вазирь-нарумасу тоже кивнули, и один из них произнес:

— Мы сделаем все, что в наших силах.

— Я прошу, чтобы вы, — начал Каландрилл, — если мы вернемся в целости и сохранности, прибегли ко всему своему оккультному мастерству и вернули Ценнайре ее сердце. Вы знаете, что она зомби. Если нет, Очен вам все расскажет. Я прошу вас сделать ее смертной.

Как и Очен, Зеду заколебался и, посмотрев на Ценнайру, спросил:

— Ты этого желаешь?

— Да, — сказала она. — Если мы вернемся и если это в вашей силе.

— То, чего ты просишь, сделать нелегко, — предупредил Зеду, — если вообще возможно. В случае неудачи появится опасность… Тебе лучше оставаться тем, кто ты есть.

— Нет, — твердо заявила Ценнайра и крепче сжала Каландриллу руку. — Я хочу свое сердце, я хочу стать смертной, чем бы мне это ни грозило.

— Как пожелаешь, — Зеду кивнул. — Если вы вернетесь живыми и невредимыми, обещаю: мы попробуем.

Ответ прозвучал не так уверенно, как хотелось бы Каландриллу, и ему показалось, что сомнение набежало на лицо Зеду, но времени на расспросы не оставалось.

— Что ж, пора в бой, если ты нас пропустишь, — сказал он и расчехлил меч.

Затем привлек к себе Ценнайру, Брахт и Катя с обнаженными клинками пододвинулись друг к другу.

Очен медленно проговорил:

— Да пребудет с вами Хоруль, мужественные друзья мои. Я буду ждать вашего возвращения.

Каландрилл хмуро улыбнулся, а Зеду и вазирь-нарумасу начали речитативом распевать заклинания.

По мере того как песнопение их становилось громче, знаки вспыхнули ярче, а запах миндаля усилился. Камень, стоявший у стены, начал расплавляться, исчезать, обнажая наводящую ужас зияющую тьму. Меч в руках Каландрилла поблескивал, как живое существо. Из черной пасти в ноздри им ударило омерзительное дыхание, трупный запах. Каландрилл покосил глазом на товарищей — все были полны решимости. Он сделал шаг вперед, в неизвестность, за камень, за предел смертного мира. Тьма манила к себе; она походила на утробу, жаждущую переварить его. Комната, Очен, вазирь-нарумасу — все осталось позади. Он услышал голос Брахта:

— Так чего мы стоим? Идем драться с Рхыфамуном.

Каландрилл рассмеялся и ступил в зияющую пустоту.