Глава 32

Я осторожно замедлил шаг и остановился, когда голова дракона опустилась ниже. Но он сделал это движение только для того, чтобы наездник мог спуститься с длинной шеи на плечо и оттуда соскользнуть на землю, сопровождая свои действия кряхтением, хотя расстояние, которое он преодолевал, не было слишком уж большим. Спустившийся расправил спину и тяжело вздохнул. Дракон слегка повернул свою массивную голову и посмотрел на своего всадника с выражением, которое я мог бы расценить как озабоченное.

Человек сказал:

— Клянусь всеми богами, староват я становлюсь для всего этого.

Я посмотрел на сказавшего эти слова мужчину, снежно-белые волосы которого, собранные в длинный, до поясницы, хвост, блестели в холодном свете луны. Кожа на лице незнакомца была грубой, под стать той, что покрывала крылья его «коня». Глубокие морщины избороздили ее повсюду. Человек этот был ростом пониже меня, примерно одних размеров с Уртом, и выглядел как самый настоящий дикарь, как живущий в горах отшельник. Впрочем, именно им он и оказался. Грубо сшитая грязная залатанная рубаха, перепоясанная власяницей, такие же штаны. Камзол из волчьей шкуры обтягивал широкие плечи. На ногах его красовались соответствовавшие всему остальному наряду башмаки. Незнакомец улыбнулся, обнажая ряды удивительно ровных зубов.

— Итак, ты — Рвиан. — Его глаза (цвета их из-за сияния луны я определить не мог, но, думаю, что они были голубыми или серыми) внимательно изучали нас, точно желая убедиться в нашей подлинности. — А ты — Давиот. Тогда вот это тот, которого зовут Уртом, а это — Повелитель Небес.

— Я — Тездал Касхиан, — произнес рыцарь и торжественно поклонился.

Беллек усмехнулся.

— Тездала вполне будет достаточно, Повелитель Небес. У нас тут свои понятия об этикете.

Всадник жестом показал на дракона, мирно замершего возле него, точно сторожевой пес.

Я стоял, опираясь на Рвиан и Урта, и восхищался этим зрелищем.

— Откуда тебе знакомы наши имена? — спросил я.

Отшельник рассмеялся. Мне казалось, что я слышу какую-то сумасшедшинку в его голосе:

— Кровь взывает к крови, Давиот, к тому же во снах есть правда.

Это заявление напоминало туманную речь оракула, но тут Рвиан воскликнула:

— Я говорила вам! Это знак свыше.

Беллек пожал плечами.

— Есть ли прок в названиях? — спросил он. — Просто зов крови. Предначертание? Возможно. Однако, думаю, обсуждать все это лучше в каком-нибудь укромном месте, где преследователи не смогут найти нас.

Беллек замялся, покосился на дракона и кивнул.

— Да, милаша, я слышу. Скоро, да? Позови их, да и отправимся.

Урт тихонько застонал, и я почувствовал, как спина его под моей рукой выгнулась.

Беллек сказал:

— Они ничего тебе не сделают, Урт. Те дни давно канули в забвение. Доверяй им, они понесут тебя на своих крыльях.

Тон, которым он произнес эти слова, был мягким, но в нем чувствовалось некоторое скрытое презрение. Мне пришло в голову, что таким, наверное, и должен быть голос сытого хищника — волка или совы, набившего брюхо и потому на какое-то время утратившего желание охотиться, если представить себе такую вероятность, что звери эти могли бы говорить со своими вероятными жертвами.

Урт еще сильнее затрепетал и покачал головой. Движения эти были едва различимы на фоне дрожи, охватывавшей тело Измененного.

— Урт! Верь ему! — воскликнул я.

Измененный, зубы которого стучали от страха, с трудом проговорил:

— Как я могу верить драконам?!

Беллек сказал:

— Или он полетит с нами, или придется бросить его здесь.

Тездал возразил:

— Без Урта я не поеду. Хотите оставить его — я останусь с ним.

Беллек сказал:

— Скоро здесь будет полным-полно твоих соплеменников и колдунов Измененных, Повелитель Небес. Если они найдут вас здесь, — вы умрете и, думаю, очень медленно.

— Что ж, — ответил Хо-раби, — пусть так, но Урта я не брошу.

Я убрал руку с плеча Рвиан и покачнулся, когда нога моя почувствовала на себе вес моего оставшегося без поддержки тела. Положив обе ладони на ходившие ходуном плечи Урта, я заглянул своему другу прямо в лицо.

— Ты веришь мне? — спросил я Измененного.

— Да, — простонал тот в ответ, — но не могу сесть на дракона.

Я подумал, что Урту понадобилось собрать в кулак всю свою волю, чтобы стоять прямо и отвечать мне. Такое мужество вызывало во мне восхищение. Я произнес:

— Тебе придется. В противном случае Алланин выдумает тебе такую пытку, в сравнении с которой твой теперешний страх покажется просто шуткой. Хуже того, она добьется своего и ввергнет мир в кровавую бойню во имя своих властолюбивых притязаний. Разве ты можешь допустить такое?

— Нет, конечно, но… — Урт осекся и готовыми выпрыгнуть из орбит глазами обвел окружавших нас чудовищ. — Драконы, Давиот. Нет… я не могу.

Я вновь спросил его:

— Ты веришь мне, Урт?

Он опять кивнул и начал говорить. Я обхватил его за шею, чуть не потеряв при этом равновесие, и нащупал болевую точку.

— Прости меня, Урт, — прошептал я.

Он дернулся, стараясь высвободиться, но было уже поздно. Измененный выпучил на секунду наполнившиеся яростью глаза, заставляя меня испытывать чувство вины. Затем тело его обмякло и мы оба упали на землю.

Рвиан и Беллек помогли мне подняться. На глаза моей любимой набежала пелена, я увидел в них одновременно и сомнение и одобрение. Чувство, выраженное во взгляде отшельника, сомнения не вызывало. Когда я поднялся, он шепнул мне на ухо:

— Молодец, Давиот.

Тездал поднял Урта, на лице Хо-раби я прочитал неодобрение.

Я почел за необходимость сказать:

— Если бы он остался, и ты вместе с ним, вы бы погибли, а я не хочу этого. Послушайся, пожалуйста, Беллека.

Лицо Тездала сверкнуло злобою в свете луны.

— Разве он не заслужил права выбрать смерть? Или о чести в Дарбеке не ведают?

Рвиан ответила за меня:

— Мы должны думать о наших главных задачах, Тездал. Я не могу допустить, чтобы Урт погиб только из-за того, что испугался отправиться вместе с друзьями. Также я не хочу, чтобы и ты отдал свою жизнь без пользы. Помни про свою клятву!

Голос Рвиан звенел как булат. Тездал уставился на нее, и я подумал, что он останется вместе с Уртом, чтобы избрать свой Путь Чести, и оба погибнут.

Рвиан настаивала:

— Не отнимай у меня надежду, Тездал! Беллек предложил нам спасение, и я прошу тебя не забывать о своей клятве.

Лицо Повелителя Небес стало чернее ночи, он кивнул.

— И что же я должен делать?

Рвиан посмотрела на Беллека, который сказал:

— Вам придется сделать то, чего никто, кроме меня, уже давным-давно не делал — оседлать драконов.

Опираясь на плечо Рвиан, я уставился на чудовищ, не понимая, каким образом мы сможем это сделать.

Беллек произнес:

— Поторопитесь. Скоро прилетят другие летающие суда, прискачет конница. Сил моих драконов не хватит, чтобы победить их всех, поэтому или вы летите, или остаетесь.

Рвиан ответила:

— Мы полетим.

— Как? — спросил я.

Беллек вновь издал свой диковатый смешок и поманил нас пальцем.

— Посадите Урта на Катанрию, — сказал он. — Сейчас я покажу вам, как это сделать.

С этими словами Беллек указал на зверя, на котором он сам приехал сюда. Она, при упоминании своего имени, подняла сияющие глаза. Отшельник обратился к чудовищу, которое опустило свою огромную голову на землю, точно кошка или собака в ожидании ласки, старающаяся услужить, чтобы заслужить одобрение своего… Нет, сказать «хозяина» язык не поворачивался. Есть какая-то особая связь между собаками и их владельцами, между кошками и их хозяевами, которая, как я думаю, рождается из обоюдного доверия и зависимости.

Тогда я наблюдал лишь, как огромное чудовище опустило голову на землю, вытягивая свою длинную шею так, что я увидел своеобразное седло с высокими луками около плеч животного. Если не брать во внимание размеров седла, вполне сообразных с объемами зверя, то оно мало чем отличалось от того, в котором я объехал Келламбек на своей серой кобыле.

Мы взобрались на переднюю лапу животного, которую дракон выдвинул вперед, как лестницу. Первым поднялся Беллек и принял из рук Тездала расслабленное тело Урта. Седовласый отшельник поманил к себе Повелителя Небес, и тот взобрался наверх, точно дракон был для него не в новинку. Мы с Рвиан оставались внизу около огромной лапы. Катанрия лежала спокойно, но я видел, как от дыхания вздымаются ее бока, ощущал запах, исходивший от пропыленной кожи, в которой копошились не обращавшие на меня никакого внимания насекомые. Думаю, я казался им слишком маленьким.

С помощью Тездала Беллек уложил Урта за седлом. Достал из сумки веревку и крепко привязал ею Измененного. Лететь нам, судя по всему, неблизко, можно было только представлять себе, какой ужас охватит Урта, если тот очнется во время полета. Я опасался, что он может лишиться рассудка. В любом случае Урт вряд ли простит меня за то, что я сделал.

Беллек спустился.

— Теперь ваш друг в порядке, — заверил он нас. — Катанрия — девочка примерного поведения.

Я взглянул в немигающие глаза зверя, ответившего мне выразительным взглядом, и усомнился в том, что столь ужасное создание можно называть «девочкой примерного поведения». Полагаю, я не мог по достоинству оценить всего происходящего, так как сознание мое в изрядной мере находилось под впечатлением нашего бегства и погони.

К действительности меня вернул голос Беллека:

— Позвольте мне представить вас вашим скакунам?

Не дожидаясь ответа, он, сделав нам знак следовать за ним, направился к следующему дракону.

Шкура Катанрии была коричневатой с рыжим оттенком, как у лани. А этот зверь казался более темным, в его окрасе смешались черные и серые вкрапления. Глаза были темно-желтыми. Сам не понимая почему, я знал имя животного, прежде чем Беллек назвал его, и то, что передо мной самка.

— Это — Анриёль, — сказал он. — Прошу садиться, Рвиан.

Рвиан кивнула и, протянув руку, коснулась могучего тела дракона с таким видом, точно гладила обыкновенную лошадь. Анриёль испустила бурный выдох, и я понял, что ей понравилось такое внимание. Стоя с открытым ртом, я наблюдал, как моя любимая, выполняя указания Беллека, взобралась на плечо зверя и опустила ногу в болтавшееся стремя, без посредства чего нельзя было сесть в седло. Следом взобрался Беллек, чтобы показать, в какие пряжки продевать соответствующие постромки, что было быстро исполнено. Рвиан, схватившись за переднюю луку седла, посмотрела сверху на нас с Тездалом.

Беллек спрыгнул на землю, качнувшись и цветисто выругавшись.

— Ничего не делайте, — сказал он. — Просто сидите и старайтесь не умереть от страха. Если… — Он усмехнулся и повернулся к Рвиан, улыбка которой расплывалась до ушей, как у ребенка, получившего наконец игрушку, о которой он очень долго мечтал. — Если, конечно, вам будет страшно.

— Мне не страшно, — донеслось сверху.

Беллек обратился к Тездалу:

— Ты полетишь на Пелиане, Повелитель Небес, и узнаешь, что такое полет.

Пелиана оказалась черной, как доспехи Хо-раби, но с блеклыми желтыми полосками над пастью и по крыльям. Тездал преспокойно взобрался в седло, точно вскочил на лошадь. Беллек показал ему, как правильно пристегнуться, чтобы не выпасть в полете. Я стоял и наблюдал за ними, стараясь унять боль в ноге.

Наконец наступила моя очередь.

Приближавшаяся осень остудила ночной воздух, но мне стало жарко. Во рту пересохло, отрыжка напомнила мне о том, чем я в последний раз отобедал. Я принялся убеждать себя, что все это чушь, если бы отшельник задумал злое, то драконы могли попросту давно уже сожрать нас. Да я и так знал, что мне никто ничего плохого не сделает. В драконах заключалась наша надежда не только на собственное спасение, но и на нечто большее. Они сулили исполнение мечты, заветных желаний, лелеемых еще со времен Дюрбрехта. И все же мне было страшно.

Беллек произнес:

— Это Дебура, Давиот. После Катанрии она самая большая милашка и самая шустрая из всех в замке.

Я посмотрел на Дебуру, встретившую мой взгляд блеском своих глаз-топазов. Кожа ее оказалась синей, как океан в сиянии луны, и гладкой, как выброшенный морем камешек. Мне вдруг пришло в голову, что она прекрасна, в своем роде конечно. Я почувствовал, что Дебуре моя мысль пришлась по душе. Я был так смятен и напуган, что даже не подумал, каким образом она поняла это и как я сам услышал ее ответ.

Подъем давался мне нелегко, нога заныла, как никогда раньше, но все-таки я в конце концов взгромоздился в седло. Беллек крепко пристегнул меня к моему сиденью, перекинув ремни мне через плечи и живот. Я сунул ноги в стремена и почувствовал себя увереннее. Передняя лука седла была снабжена специальными рожками, в которые я и вцепился всеми пальцами.

Беллек предупредил меня:

— Просто сиди, и все, Давиот, а остальное предоставь Дебуре.

Я кивнул и полузадушенным голосом ответил:

— Да.

Беллек рассмеялся и, хлопнув меня по бедру так, что я вздрогнул, спустился и потрусил к своей Катанрии.

Держась за седельную луку, я осмотрелся и понял, что спина дракона, — о нет, спина Дебуры — представляла собой некоторый гребень, выступавший вверх над грудной клеткой и животом. Сидел я весьма удобно, впереди сложенных по бокам крыльев, место, которое я занимал, давало мне очень хорошую возможность смотреть вперед и вниз. Внезапно мне стало спокойно, Дебура точно говорила со мной, но не на языке слов, а на языке эмоций. Страх мой рассеялся, словно гной выдавили из раны. Я вдруг почувствовал себя счастливым и улыбнулся.

В следующую секунду, однако, меня охватило изумление, когда я почувствовал, как животное развернуло свои крылья.

Эти паруса казались мне внушительными и с земли. Сейчас, когда легкие дракона вобрали в себя воздух, когда тело его подо мной заходило ходуном, эти гигантские перепончатые крылья показались мне необъятными. Гордо развернувшись в небе, они закрыли собой звезды и луну. Форма их была резкой и угловатой, но все равно они казались мне прекрасными. Тут мне вдруг пришло в голову, что многие в моей школе продали бы душу, чтобы только одним глазком взглянуть на то, чему я стал свидетелем. Я крепче ухватился за седло, почувствовав, что ноги животного распрямились, тело напряглось, в голове моей зазвучал голос, и я понял, что сейчас начнется взлет.

Отовсюду раздавались призывные кличи. Я оглянулся на своих товарищей, восседавших на невероятных скакунах. Рвиан на спине Анриёль запрокинула голову назад, словно сливаясь с драконом в страстном предвкушении чуда. Лицо Тездала на Пелиане было мрачным. Я видел, как Беллек поднял руку и указал пальцем в чернеющие небеса.

Дебура подняла голову, изогнула шею и в следующую секунду бросила ее вперед и вверх. Животное оттолкнулось своими задними ногами от земли, ударило могучими крыльями. Движения эти, изящные и сильные, как взмахи веслами опытных гребцов на галере, подняли нас вверх.

Гром грохотал во взбудораженном воздухе ночи. Внизу поднялись облака пыли. Мы устремились к луне и звездам. Дыхание мое перехватило, тело втиснулось в седло, ремни врезались в грудь, живот и бедра. Я совершенно забыл про покалеченную ногу. Какая тут боль, когда я лечу, лечу в небеса? Когда со мной происходит такое чудо?

Мы поднимались.

Крылья дракона размеренно хлопали у меня за спиной, сердце ритмично билось в груди животного. Ветер хлестал мне в лицо, бешено трепал мои волосы. Я завопил от дикой радости. Страх и восторг слились воедино и превратились в уверенность. Я мчался по небу.

Все выше и выше, все быстрее и быстрее, полет опьянял меня. Холодный ветер не страшил меня, согреваемого жаром тела Дебуры. Я кричал от восторга, крутя головой во все стороны. Я увидел, что мы летим группой. Беллек впереди, Рвиан справа, Тездал слева. Я оглянулся: равнина Требизара стала маленькой, здание Совета затерялось вдали. Мчавшиеся в погоню за нами всадники исчезли, я не видел их, и они теперь не могли питать надежду поймать нас. Озеро окрасилось серебром в свете луны, которая висела совсем рядом, так что я мог бы просто протянуть руку и потрогать ее. Дома казались детскими игрушками, разбросанными вокруг лужи. Я видел красные туши кораблей Хо-раби возле воды, строй поднявшихся в воздух судов-разведчиков, устремившихся за нами, и крылатые тени, преградившие им путь.

Каждый из драконов сражался с противником один на один, точно поединки эти стали для чудовищ делом чести. Они бросались на врагов и, убивая их, издавали ликующие крики. Ночная долина наполнилась этими победными кличами, эхом отдававшимися в кольце гор.

Потом Требизар исчез вдали, и горы, окружавшие долину, выросли на нашем пути. Я почувствовал, что Дебура сильнее забила своими могучими крыльями, взмывая выше в небо, оставляя хребет далеко внизу.

Я видел, как горы, для преодоления которых человеку понадобились бы многие дни конного перехода, встали перед нами. Скалистые пики были здесь выше и круче, чем на юге. Нетронутой белизной сиял в низинах снег, облака висели серой неприступной массой.

Дебура лишь сильнее забила крыльями и поднялась над горами, превратившимися в холмы. В воздухе стоял зимний холод, но мне это было безразлично, я точно находился внутри кокона, как будто тело дракона согревало меня. Я с чувством уверенности смотрел вниз на посрамленные вершины. Небо стало серым, воздух наполнился сыростью, звезды и луна исчезли. Я не ощущал в себе ни тени страха, веря в своего «конька», своего небесного мустанга — удивительного, прекрасного дракона. Существовала связь между этими зверями и их наездниками, благодаря которой я знал, что Дебура пронесет меня над этими горами и доставит на землю в целости и сохранности.

И пики остались позади, воздух вновь стал чистым и ясным. Ярко сияла луна, мерцали звезды, отражаясь на коже моего небесного скакуна драгоценными камнями.

Я посмотрел на простиравшееся внизу плоскогорье, виденное мной раньше лишь во снах. Дикая, необитаемая местность проплывала под нами, ни единого огонька, свидетельствовавшего бы о наличии хутора или деревеньки, лишь залитая лунным светом, поросшая вереском заболоченная земля. Я видел реки, блиставшие в ночи, чернеющие сплошной массой, насколько хватал взгляд, леса. Они простирались далеко на север до подножий таких гор, каких я никогда в жизни не видел и даже и подумать не мог, что подобные существуют. Рядом с ними вершины, окружавшие Требизар, самые высокие точки Келламбека казались просто бугорками. Они, казалось, соединяли небо и землю гранитным занавесом. Лес обрывался у самого их подножия, точно у деревьев недоставало сил одолеть такие кручи. Иссиня-черный, как шкура Дебуры, голый камень, из которого состояли скалы, исключал всякую возможность подняться по ним. На самых вершинах упиравшихся в небо гор лежал вечный снег. Я был уверен, что мы не сможем перелететь через эти горы, ни одно живое существо не могло бы подняться на такую высоту.

В мозгу у меня зазвучал — мне все-таки приходится пользоваться словами, понятными и мне и вам, — голос, сказавший мне, что не стоит бояться, потому что для небесного скакуна моего это всего лишь небольшое препятствие, которое необходимо преодолеть, чтобы попасть в прекрасную страну, лежавшую за ним.

Это было как во сне, когда ненужные слова заменяет язык чувств. Голос звучал у меня в душе. Недоверие исчезло, больше я не чувствовал ни сомнений, ни страха, только бесконечную, безоговорочную уверенность. И в ответ я ощущал благодарность Дебуры за мою веру. Я испытывал поразительное единение с другим живым существом, которое случилось мне узнать лишь один раз, когда я полюбил Рвиан.

В ту же секунду я стал Властителем драконов.

Мы поднимались, устремляясь к звездам, горделивый гром наших крыльев сотрясал ночное небо. Воздух становился все более и более разреженным, головы наши шли кругом, одурманенные радостью нашего могущества перед непреодолимым для всех прочих меньших существ препятствием. Человек, ползущий медленно, может быть, и найдет проход сквозь эти обрывистые скалы, но с огромным трудом, следуя более отлогим путем через перевалы, поднимаясь, останавливаясь, чтобы отдохнуть. Мы перемахнули через эти скалы, которые ничего для нас не значили, потому что нам подчинялась стихия, мы стали Повелителями Небес. Мы заглядывали в лик луны, гордо рея крылами в свете ее холодного взора. Мы скользили в токах, даримых нам землею. Мы ловили невидимые течения воздуха, как рыбаки — приливы и отливы океана. Мы плыли по небу. Скалы бросали в нас свои остроконечные жала, которые точно клыки выступали из земли, чтобы пожрать весь мир. Мы видели, как снег на утесах уступал место голому камню, словно кровь, окрасившая собой верхушки перевернутых вверх ногами зубов драконов.

Наверное, таких гор не могло быть в целом свете. Это место мои учителя в Дюрбрехте называли Драконьи зубы, а следовательно, мы оказались в Покинутой Стране, в Тартаре.

«Дома».

Это слово я услышал у себя в мозгу, и больше меня уже не удивляло, каким образом это получилось.

Дебура, хлопая крыльями, повернула сначала к востоку, а потом на запад, выполняя вираж вслед за Катанрией, которая вела нашу эскадрилью. Я поискал глазами Рвиан и Тездала, которые восседали на своих воздушных скакунах неуверенно, как дети на крестьянской кляче, как я в стародавние времена на старом мерине Робуса, мешая восторг со страхом. Интересно, так же ли крепко цеплялись они за свои седла, как я?

Солнце начинало дразнить своими лучиками небо с востока. Вся ночь прошла в полете. Скоро светило окрасит своим светом горизонт над Фендом. А разве море здесь называется Фендом? Тут, в стране драконов, где нет ни Дарбека, ни Ур-Дарбека, разве имена что-нибудь значат? Мы провалились в прошлое или в будущее? Я был готов выть от счастья и восторга. Оглядевшись по сторонам, я увидел, что драконы, не несшие седоков, парят высоко над нами, точно следя за тем, чтобы мы благополучно добрались до места назначения.

Впереди нас высились горы, на западные склоны которых еще не пал свет утренней зари. Небо там по-прежнему оставалось темным, усеянным звездами, и луна не желала уходить, уступая место дню. Я посмотрел вниз на рвавшиеся в небо скалистые утесы, а тем временем Дебура спланировала вниз вслед за Катанрией.

«Верь».

— Я верю.

Мы заскользили к земле, раскрывая крылья.

Мы опустили наши ноги, опираясь несущей плоскостью на ударивший в крылья ветер.

Мы несколько раз взмахнули крыльями, управляя парением.

Мы, выпуская когти, уселись на скалу.

Мы свернули наши крылья и принялись избавляться от раздражавшего нас куска плоти или застрявшего в зубах обрывка обшивки цилиндра воздушного корабля Хо-раби, воевать с которыми было делом даже более забавным, чем охотиться. Мы надеялись, что первый раз не был последним.

Какое-то время, пока Дебура копалась у себя в зубах, я сидел совершенно ошеломленный. Я чувствовал… да нет, я не мог сказать, что я чувствовал.

Удивление? Да, но этого маловато.

Состояние, близкое к помешательству? Вот это уже ближе.

Что еще?

Ликование. Гордость. Любовь. (Нет, я должен сразу же оговориться, не ту, что я испытывал к Рвиан, другую: объяснить трудно; впрочем, Властитель драконов понял бы меня.)

Я развязал ремни, помогавшие мне держаться в седле, и спустился на подставленную мне лапу. Я погладил огромную синюю щеку, которая оказалась сухой и теплой. Я сказал:

— Спасибо.

Дебура одарила меня длинным косым взглядом своих темно-желтых глаз и вновь принялась прочищать свои клыки.

Я заковылял по двору, столь огромному, что палаты дюрбрехтских господ ему и в подметки не годились, думаю, что и Кербрину здесь не стоило бы равняться.

Я подошел к Рвиан. Волосы стояли у нее дыбом, но к выражению, застывшему у нее в глазах, это не имело никакого отношения. Больше я не мог уже считать ее слепой, словно драконы наделили ее обычным, не оккультным зрением. Я взял за ее руку.

— Давиот, — произнесла она и, покачав головой, засмеялась.

Я сказал:

— Да. Я все понимаю, я тоже это чувствовал.

Подошел Тездал.

— Надо принести сюда Урта, — сказал он.

Я испытал чувство вины за то, что мог так легко забыть о своем добром друге. Я кивнул, и мы направились к Катанрии, где Беллек уже отвязывал Урта.

Измененный пока еще окончательно не пришел в сознание, я даже не мог с уверенностью сказать, было ли это результатом моего воздействия на его болевую точку, или же он просто не желал возвращаться к действительности. Я помог опустить его на землю. Урт осмотрелся и сначала было кивнул, а потом широко распахнутыми глазами уставился на нас. Почувствовав, что Урта опять охватывает дрожь, я встряхнул его. Он спросил:

— Где мы?

Я повернулся к Беллеку, ожидая услышать ответ на вопрос, который я и так уже знал.

Беллек произнес:

— В Тартаре. В последнем Замке Драконов.

 

Глава 33

Я оглядывался вокруг в совершенном изумлении. То, что я видел, стерлось из памяти даже Мнемоников, столь древним было все здесь. Несмотря на все, что случилось этой невероятной ночью, я едва мог верить своим собственным глазам. Казалось, этот полет перенес меня назад во времени, в навсегда забытое прошлое.

Гора, на которой мы находились (не самая высокая, вокруг виднелись и более внушительные, но все равно величественная), казалась мне вершиной мира. Раскинувшаяся далеко внизу долина выглядела точно игрушечная. Я уже говорил, что двор поражал своими размерами, да и как иначе могли бы в нем разместиться столь огромные животные, которые расселись на торчавших кверху уступах. Однако эти драконы не были столь велики, как те, которые спускались вниз сейчас. Их кличи звучали повсюду, напоминая победные кличи солдат, возвращавшихся с битвы.

— Это самцы, — сказал Беллек. — Для езды они не годятся, но в битве лучше их нет. — Его выцветшие глаза внимательно посмотрели на нас. — Остерегайтесь их, пока не пообвыкнетесь здесь и не научитесь управляться со своими скакунами. «Мальчики» ревнивы и не всегда предсказуемы.

— Как и полагается мужчинам, а? — рассмеялась Рвиан.

Я посмотрел на приземлявшихся самцов, они были раза в два крупнее самок и имели более яркую раскраску, в которой преобладали красные и желтые, зеленые и синие тона. И хотя самцов было меньше числом, они тем не менее подавляли своей массой и мощью. Я увидел, как одно из гигантских чудовищ уселось возле Дебуры. Оно вытянуло шею, наклонило голову и потерлось щекой о щеку самки, которая, перестав копаться в своей пасти, ответила на это проявление ласки, вызвав во мне укол ревности.

Затем громадные глаза уставились на меня, уголки губ подались назад, обнажая огромные клыки, каждый из которых способен был пронзить меня насквозь. Зверь издал свистящее шипение.

Не задумываясь, я смущенно склонил голову и громко произнес:

— Прости меня.

Губы медленно вернулись на место, закрывая клыки, и чудовище вновь перенесло свое внимание на Дебуру.

Я почувствовал себя маленьким и брошенным.

Рвиан рассмеялась и, взяв мою руку, спросила:

— У меня появилась соперница?

Я покачал головой и выдавил из себя нервный смешок:

— Понимаешь?

— Боже мой, конечно, я же чувствовала. — Рвиан оглянулась, охватывая взглядом окружавшее нас великолепие. — Божественно.

Беллек улыбнулся.

— Вы ощущаете связь. Вы ступили на тропу. Скоро вы станете Властителями драконов.

— Я? — спросил Урт едва слышно. — Властителем? Драконов?

Беллек похлопал Измененного по плечу с такой силой, что у того из глаз брызнули слезы, и сказал:

— Да, дружок, и ты тоже. Сны не лгут.

— Расскажешь нам об этих снах? Как? Почему все это? — я повел рукой вокруг. — Для чего вы спасли нас?

— Конечно. — Зубы Беллека блеснули белизной в лучах солнца. — В свое время я вам все объясню. Никакой особой тайны тут нет.

Никакой особой тайны? Я уставился на него с открытым ртом и широко распахнутыми глазами. Беллек рассмеялся и сделал нам знак следовать за ним.

В пределах ярко освещенного солнцем двора, по которому мы шли, могли свободно разместиться несколько сотен кавалерии. Имелось место и для стрелков, и для метательных машин. Укрепления, как мне и показалось с самого начала, представляли собой архитектурный альянс созданного природой и человеком. Я бы остался тут подольше, чтобы все осмотреть, если бы Рвиан не потянула меня, заставляя следовать за хозяином-спасителем.

Мы прошли под густо покрытой плесенью аркой и оказались в широком коридоре, с потолка которого капала вода, скапливавшаяся по краям пола и местами покрывавшая его поверхность. Мне вдруг стало очень холодно, и я почувствовал, насколько разрежен здесь воздух. Меня зазнобило, и я услышал, как застучали зубы Рвиан.

— Без драконов вам будет холодно, — бросил через плечо Беллек. — Но здесь есть где обогреться и перекусить.

— Как это так? — спросил я. — Каким образом драконы могут согревать нас?

Властитель драконов только засмеялся:

— В свое время, Сказитель. Все в свое время.

Мы шли дальше. Средствами освещения служили здесь прорубленные в толстом камне оконца, через которые дневной свет падал тоненькими лучиками поперек пола. Так что мы шли от тьмы к свету и из света во тьму. Под ногами у нас хлюпала вода, брызгами разлетаясь в разные стороны. То тут, то там шныряли крысы, в туннеле стоял запах плесени, говоривший о старости и запустении.

Мы вошли в атриум, оказавшийся тоже весьма впечатляющим по размерам. Колонны были увиты плющом и стеблями морозоустойчивых растений. Ветки и сучья свисали сверху, украшая потолок, точно в оранжерее. Многие плиты пола были расколоты корнями нагло прорывавшихся к свету растений. В галерее когда-то обитали птицы, о чем свидетельствовал оставленный ими на полу помет и древние остатки гнезд наверху. Я поднял голову и увидел, что небо все сплошь скрыто переплетавшимися между собой ветвями, через которые лишь слабыми пятнышками голубело небо. Я посмотрел на Рвиан и по ее нахмуренному лицу понял, что и ей это тоже непонятно. Я заметил, что Беллек остановился в дверном проеме.

Там, вне всякого сомнения, когда-то находились двери, огромные, если судить по их валявшимся на полу и догнивавшим остаткам. Из косяков все еще торчали петли почерневшего от времени металла, погнутые под тяжестью веса, который они когда-то выдерживали.

Думаю, Беллек прочитал мои мысли на моем лице, потому что улыбнулся и, пожав плечами, произнес:

— Тут все выглядело куда красивее. Но это было давно.

За догнивавшим дверным проемом начинались ведшие вниз, потерявшие форму, сглаженные множеством ног, ходивших по ним, каменные ступени. Там, где мы оказались, не было ни окон, ни даже маленьких амбразур, как в коридоре наверху, поэтому единственным освещением являлись светлячки, облепившие стены и потолок, поросшие мхом и плесенью. В мокром воздухе стоял еще более сильный запах упадка и разложения. Стаи крыс разбегались по сторонам от негромких звуков наших шагов. По потолку сновали крупные жуки. Запустение, царившее в Замке Драконов, поражало.

Ступени кончились еще одной аркой, за которой находился опять же двор, каменные стены и плиты пола покрывали причудливые сплетения корней и стеблей растений. Замок, похоже, занимал всю гору, но я и представить себе не мог, что за руки создали его. Следующий коридор, освещенный солнцем через отверстия, еще более запущенный. И наконец, еще одна лестница со сглаженными временем ступенями привела нас к дверям.

Тут меня постигло удивление. Я уже было начал думать, что все дерево в замке, кроме того, которое прорастало из камня по воле самой природы, стало жертвой гниения. Однако черные двери, возле которых мы остановились, висевшие на массивных петлях темного металла, оказались совершенно целыми. Беллек распахнул их с видом гордого наместника, приведшего гостей в святилище.

Думаю, что именно в таком месте мы и оказались.

Рот мой сам собой раскрылся, когда я увидел то, что показалось мне просто великолепным, особенно после того, что мы наблюдали на своем пути сюда.

Такого зала, как там, я не видел нигде, даже в Дюрбрехте. Я подумал, что даже Гаан — а теперь его сын или злой волею судеб оказавшийся у власти регент — не смогли бы похвастаться ничем подобным у себя в Кербрине. Помещение это превосходило своей грандиозностью даже двор, на котором приземлялись драконы.

Высоченные своды, каменные перекрытия, точно ребра чудовища, большего даже, чем любое из этих летающих созданий. Отзвук наших шагов разнесся по всему помещению и замер у дальних стен, взметнувшихся вверх под стать букам в требизарском саду. Мрамор пола белел под толстым слоем пыли, на котором оставались следы наших башмаков. Стены были чернее самой черной ночи, и лишь в тех местах, где вырастали из пола перекрытия, белели поросшие сетями паутины белые, устремленные к потолку каменные ребра. Мы точно шагнули в чрево зверя, заключенного в камень горы. Через высокие, похожие на глаза драконов окна, прорубленные с трех сторон, в зал заглядывали лучи поднимавшегося все выше и выше солнца, игравшие искрами в наполнявшей воздух пыли. Я подошел к одному из окон (почему они такие чистые?) и поразился тому, что увидел. Зал этот был вырублен из каменного монолита, выступавшего из скалы так далеко, что казалось, мы просто висим в утреннем небе. Я поспешил вернуться к своим друзьям, следовавшим за Беллеком через этот удивительный зал.

Я увидел камины, в которых лежали поленья из древних и вымерших деревьев, резные дубовые столы, на чьих поверхностях пыль лежала толстым слоем, и стулья с высокими спинками, опутанными паутиной. Со сводчатого потолка свисали люстры, скорее всего золотые. Впрочем, утверждать этого я бы не стал, так как рожки светильников буквально заросли паутиной, на спускавшихся книзу ниточках которой покачивались в солнечном свете жутковатые жирные пауки.

Рвиан крепче сжала мою руку, Тездал свел брови, и на лице его появилось выражение нескрываемого отвращения. Хорошо, казалось, чувствовал себя один лишь Урт, — очевидно, в этом каменном мешке, вдали от драконов, ему было спокойнее.

Беллек двинулся по старой дорожке через пыль в дальний угол комнаты.

Насчет огня Властитель не солгал, в очаге действительно горели дрова. Правда, пламя почти совсем уже угасло, но быстро разгорелось вновь, когда хозяин подбросил в огонь новое полено из сложенных рядом. Около камина стоял стол какого-то темного дерева, окруженный пятью стульями, словно нас здесь ждали. Беллек усадил Рвиан на пропыленное сиденье и помог Тездалу устроить Урта на другом стуле. Мы заняли места по другую сторону стола. Лишь одна Рвиан не выглядела скованной.

Меня порадовало уже то, что стол оказался чистым и на висевшей у нас над головой люстре не было ни одного паука. (Не люблю я пауков.) Беллек наполнил пять золотых кубков из золотого же кувшина, и я подумал, каким же должен оказаться вкус вина.

Хозяин произнес:

— Пейте и чувствуйте себя в Замке Драконов как дома, а я позабочусь о трапезе.

С этими словами он поднялся и вышел в дверь, расположенную рядом с камином, а я посмотрел на своих спутников, которые также уставились на меня, и ни у кого из нас не находилось ответа на вопросы, которые задавали наши глаза. Я сделал глоток вина и сказал:

— Вкусно.

Тездал спросил:

— Что это за место?

— Замок Драконов, как сказал нам Беллек, — ответила Рвиан.

Я произнес:

— Никогда бы не подумал, что существуют такие древние замки.

Молчал один лишь только застывший в напряженной позе Урт, тело которого словно приклеилось к пыльному сиденью. Мне бы следовало как-то подбодрить его, но все случившееся с нами так захватило меня, что, должен со стыдом признаться, я совсем забыл о затруднительном положении моего друга.

Вернулся Беллек, неся в руках блюдо с мясом, которое он поставил перед нами, а потом, улыбнувшись, снова исчез, чтобы возвратиться с овощами и хлебом. Затем хозяин принес нам ножи и тарелки.

— Ешьте, — сказал он, и я внезапно почувствовал, что очень голоден.

Мясо оказалось поджаренной на вертеле олениной с пропеченной корочкой и с кровью. Овощи были почти сырыми, хлеб выпеченным из грубой муки, но мне было безразлично, и я с энтузиазмом принялся за еду.

— Вы должны простить меня. — Я поднял голову и увидел Беллека, обращавшегося к Рвиан. — Повар я неважный.

Она слизала со своих губ капельку крови и спросила хозяина:

— Так вы здесь один?

Глаза его на секунду потемнели, а затем Беллек улыбнулся, пожал плечами и кивнул:

— Да, если не считать драконов. И давно уже, отсюда и это запустение.

Я спросил:

— А что в других замках?

— Там нет Властителей, — ответил он.

Я удивился.

— Так выходит, что вы последний?

Беллек лишь молча кивнул в ответ, и это обычное движение было исполнено грусти.

Я огляделся вокруг и увидел повсюду следы, оставленные рукой времени. Я ощутил груз веков, увидел это в глазах у Беллека и спросил:

— И как давно?

Хозяин посмотрел на меня и улыбнулся, а я поймал себя на мысли, что увидел что-то сумасшедшее в выражении его лица.

— Я не Мнемоник, Давиот. Я утратил счет дням, годам… Прошло уже очень, очень много времени.

Я произнес:

— В Дарбеке верят, что драконы давно не существуют, а вместе с ними и Властители драконов.

— Это, как вы сами могли убедиться, заблуждение, — усмехнулся Беллек и наполнил наши кубки.

Я поинтересовался, откуда же берется вино и пища.

— С мясом все обстоит просто — для меня его добывают драконы. А остальное? — Он сделал паузу и озорно улыбнулся. — У меня есть друзья. Кстати, они смогли бы, наверное, ободрить Урта.

Я нахмурился, смущенный этим напоминанием. Я посмотрел на друга, который ел, опустив нос в свою тарелку. Услышав слова Беллека, он поднял голову. Нечасто на лице Измененного можно было увидеть столь понятное выражение: надежда смешалась в глазах Урта с недоверием и страхом — вдруг вывод, который он сделал из слов хозяина, окажется беспочвенным.

Однако Беллек подтвердил:

— Здесь есть Измененные, Урт. Они не боятся драконов, потому что им незачем их бояться.

— Где? — В голосе Урта слышалась крепнущая надежда.

Беллек ответил:

— Они живут в долине, крестьянствуют. Вот и подбрасывают мне кое-что из продуктов.

Урт посмотрел на старика с удивлением, во мне же начало просыпаться любопытство. Я спросил:

— Как такое может быть?

Властитель рассмеялся. Мне показалось, что он наслаждается долгожданной возможностью поделиться с кем-нибудь лакомыми кусочками своих знаний, намеренно делая это не спеша. Он совершенно точно был в немалой степени безумен. Или же мир, с его точки зрения, выглядел совсем по-иному.

— С тех пор как колдуны Истинного народа создали Измененных и оставили их в Ур-Дарбеке, покидая эту страну, всегда находились те из них, кто обитал в местностях севернее Требизара. Они довольно быстро поняли то, что, я полагаю, этому вашему Рэту теперь тоже известно: драконы охотятся на людей не ради пищи, а ради развлечения. Подумайте сами! Вы же ездили на драконах, видели их охоту. — Беллек показал рукой на остывавшее на наших тарелках мясо. — Что для них олень? Клянусь Богом, они берут лань, как терьер крысу. Им и зубр нипочем. Многие ли люди выйдут на зубра? Нет, драконы охотились на пришедших сюда людей только ради забавы и еще потому, что пришельцы осмеливались оспаривать исключительные права хозяев этих мест. И какое-то время по тем же самым причинам они охотились на Измененных Ур-Дарбека. Но те, ты уж прости меня, Урт, оказались скучноваты для них. Может быть потому, что Истинные владели искусством колдовства, а это… добавляло… остроты охоте.

Беллек прервал свой рассказ и, осушив чашу, вновь наполнил ее. Меня вдруг охватил ужас, я искоса посмотрел на Рвиан, но хозяин перехватил мой взгляд и, поняв направление мыслей, произнес:

— Бояться нечего, Давиот. Анриёль установила связь с Рвиан, и поэтому она в безопасности.

Мне полегчало, однако вопросов стало больше.

Думаю, что мои чувства отразились на моем лице, потому что Беллек продолжал:

— В определенном смысле драконы мало чем отличаются от большинства животных. Они оберегают свои охотничьи угодья от чужаков и расправляются со всеми, кто представляет угрозу их благополучию. Истинные стали являть собой опасность, когда открыли кристаллы и употребили их мощь в борьбе против драконов…

Рвиан прервала рассказчика вопросом:

— Вы знаете о возможностях кристаллов?

Беллек осклабился.

— Разве я не Властитель драконов? Я черпаю свою власть из кристаллов, которых в этих горах великое множество. Драконы питаются ими.

— Питаются? — выдохнул я.

— Птицы тоже поедают камешки, улучшающие их пищеварение, — ответил он, — так же вот и драконы поедают кристаллы, которые за многие века изменили их. Они вобрали в себя волшебную силу, благодаря которой отказались от легкой добычи в Ур-Дарбеке… малоинтересной для них. Теперь драконам доставляет радость бросать вызов. Они как скаковые лошади, или боевые кони, или охотничьи собаки. Только гораздо более умные: легкая добыча не прельщает их.

Рвиан произнесла:

— Если человек слишком долго работает с кристаллами, они сводят его с ума. В Требизаре Алланин и ее сторонники превратились, по моему разумению, в полных безумцев. А как обстоит в этом случае с драконами?

— Они другие, — сказал Беллек. — Более древнее племя, живущее по иным законам. Они не сходят с ума, наоборот, похоже, что именно благодаря кристаллам драконы начинают проявлять понимание в отношении тех, кто умеет общаться с ними.

Старик повернул свое изрезанное морщинами лицо, обводя глазами всех нас, и добавил:

— С такими, как вы.

Все молчали, и я решился задать вопрос:

— Объясните?

— Не уверен, что смогу сделать это, — ответил Беллек. — Но… у тебя дар Сказителя, так? Рвиан — колдунья. Я — Властитель…

— А Урт? Тездал? Как насчет них? — перебил я Беллека.

Он пожал плечами и сказал:

— Не знаю, только драконы сказали мне, что я больше не один, что есть подобные мне люди в других странах. Могущество драконов необъяснимо, Давиот. Они видят сны, которые простираются по всему миру. Драконы сказали мне, что вы в Требизаре в большой опасности.

Я возразил:

— Но это ничего не объясняет, мои видения начались еще задолго до Требизара.

— Возможно, причина в том, что ты верил в них и передал свою веру Рвиан, а также Урту и Тездалу. Может быть, они решили, что ваши способности нужны им. Они нашли вас. Клянусь Богами, вы летали на них, на Катанрии, Анриёль, Пелиане и Дебуре, связанные с ними душами, и спаслись.

Рвиан воскликнула:

— Высшая сила! Разве я не говорила тебе, Давиот?

Я кивнул, тут было о чем подумать. Я знал, что меня с дороги к праотцам, на которой я раньше времени (уверен в этом) оказался, умчали чудовища, на существование которых я, против всякого здравого смысла, питал надежду. Я мечтал о драконах, но не благодаря же этому они стали явью? Я рассказывал о драконах Рвиан и Урту, но не из-за этого же они стали разделять мои сны? И каким образом это произошло с Тездалом?

Я протянул руку к золоченому кувшину, который оказался пустым. Беллек, усмехнувшись, поднялся и унес посудину, поднимая за собой клубы пыли.

— Ничего не понимаю, — изрек Тездал.

— Измененные живут здесь, под крыльями драконов? — пробормотал Урт.

Как раз в этот момент вернулся Беллек с полным кувшином и, услышав сказанное Уртом, произнес:

— Да, как я и говорил. Несколько храбрецов, которые вернулись, увидев, во что превращается ваш Рэт.

Немного осмелевший Урт нахмурился и, приняв из рук хозяина наполненный кубок, заявил под стать мне:

— Объясните?

Властитель усмехнулся.

— Всегда ведь найдутся смельчаки, которые сделают то, на что другие не осмелятся? Те, кто решится пойти наперекор всеобщему мнению.

Старик заглянул в глаза каждому из нас четырех и, усмехнувшись, произнес:

— Такие, как вы.

Слова эти относились в большей мере к Измененному.

Я промолчал, чувствуя, что это был сложный момент для Урта, точно стоявшего на краю обрыва. За спиной у него находилась твердая почва — прошлое, будущее же лежало на той стороне пропасти. Он мог попятиться или рискнуть. Мог рухнуть вниз на камни. Я ждал его ответа.

— Расскажите, — произнес он.

— Они пришли на север. Зачем — не знаю, только так они сделали, и я считаю их храбрецами. Они ушли из Ур-Дарбека, чтобы жить в этих горах. Позже пришли и другие, когда проведали о планах Алланин.

— Откуда они узнали? — спросила Рвиан.

— Этого я сказать не могу, да и, честно говоря, меня не слишком-то заботит это, — ответил Беллек. — Главное, что они пришли и построили здесь свои жилища, как было это встарь. Я не ссорюсь с ними, как и мои драконы. — Он рассмеялся. — Думаю, мои ребята в некотором смысле заскучали в одиночестве. Как бы там ни было, эти Измененные пришли сюда, и благодаря им эта земля стала похожей на ту, какой была когда-то. Так что я приветствую таких соседей.

Урт спросил:

— Можно мне встретиться с ними?

Властитель драконов рассмеялся.

— Ну почему же нет? Конечно, но попозже, хорошо?

Я увидел, что этот ответ в изрядной мере вдохновил Урта, потому что он облегченно вздохнул и улыбнулся.

— Хотелось бы поскорее. Мне стало бы намного легче.

Рвиан спросила:

— Но откуда у вас информация, Беллек? Вы говорили нам, что живете один, потом выясняется, что вы прекрасно осведомлены об Алланин, Рэте и прочих событиях, происходящих на юге, что требует вполне детальных знаний. Вы скажете нам, откуда об этом знаете?

Лицо Беллека расплылось в широкой улыбке. Его, совершенно очевидно, развлекала собственная таинственная осведомленность. Мне не меньше, чем Рвиан, хотелось знать.

— Мои драконы видят мир во снах, — начал он. — А иногда я отправляюсь на юг, чтобы… посмотреть. Они… чувствуют… то, что витает там, или узнают что нужно от духов воздуха. — Беллек, наверное, видел, как у меня отвалилась челюсть, потому что, улыбнувшись, произнес: — По сравнению с драконами люди в этом мире новички. Драконы — более древнее племя, они ближе к естеству природы. Я не знаю, каким образом, но они общаются с элементалами. Но поговорим потом. Вы все, конечно, очень устали. Сейчас я провожу вас на отдых.

Постель сейчас казалась столь же желанной, как и некоторое время тому назад — еда. Я посмотрел на слипавшиеся глаза Рвиан. Она улыбнулась и кивком головы дала понять, что не возражает против отдыха. По лицу Урта можно было сказать, что тот готов забиться в какую-нибудь более или менее безопасную дыру и не вылезать оттуда, пока обстоятельства не примут более благоприятный оборот. Только Тездала, казалось, ничуть не давила усталость, но и он, пожав плечами, пробурчал что-то в знак согласия.

— Тогда ступайте за мной.

Беллек поднялся и вывел нас через дверь, которой я раньше не заметил, в коридор, пробитый в скале. Окон там не было, но помещение каким-то непонятным образом все-таки освещалось.

Рвиан указала рукой на свечение.

— Вы умеете пользоваться кристаллами, Беллек? Вы знаете магию?

Он усмехнулся и ответил:

— Я Властитель драконов, госпожа. Если благодаря этому я становлюсь колдуном, тогда — да. Но я — другое дело, чем вы.

— Этот замок стал таким, как он есть, благодаря волшебству? — спросила Рвиан.

Старик вновь усмехнулся и ответил:

— Это так, но в старину все было по-другому. Первые Дары, ступившие на эту землю, тоже отличались от теперешних. Думаете, что таланты не меняются со временем? Или что кристаллы не меняются? Так я скажу вам: кристаллы модифицируют свои свойства в соответствии с нуждами тех, кто пользуется ими, а те, в свою очередь, приобретают иные способности, сообразные с изменениями кристаллов.

Беллек пожал плечами и махнул рукой. Рвиан сказала:

— Тот, кто строил этот замок, обладал колоссальным талантом.

— Когда-то — да, — сказал он. — Когда-то Властители драконов были неподражаемы. Они выстроили этот замок и другие крепости на вершинах гор, где раньше гнездились лишь драконы. Тогда мы были Повелителями Небес. Но мы изжили себя, и народ забыл о нас. Ничто не может так обескровить могущество, как забвение.

— А что случилось с остальными? — спросил я.

Ответ прозвучал просто:

— Они умерли.

Он замолчал. Мне показалось, будто тускловатый свет в пыльном проходе лишил его живости. Я больше не задавал вопросов и, найдя руку Рвиан, шел рядом с нею молча.

Беллек развел нас по комнатам, расположенным вдоль коридора за черными, не тронутыми временем и гниением, словно специально ждавшими нас дверями на золоченых петлях. Первую комнату наш хозяин предоставил нам с Рвиан.

Он сказал:

— Уверен, что тут вам будет удобно. Если понадоблюсь, найдете меня в зале. Если меня там не окажется, тогда предлагаю подождать меня: помещение это достаточно большое и занятное. Если захотите выйти наружу, остерегайтесь самцов.

Мы вошли в комнату, которая, к моему удивлению, оказалась довольно чистой. На полу не было пыли, а на сводчатых стенах и потолке — паутины. Сквозь прозрачные стекла широких окон открывался вид на долину, над которой поднимался, тая в воздухе, дымок человеческого жилья — хуторов или деревень. В комнате стояла внушительных размеров кровать с чистым бельем и огромный шкаф. За полированной дверью находилась ванна и прочие удобства. Подобное мне приходилось встречать только в самых крупных замках.

— Здесь чувствуется присутствие волшебства, — сказала Рвиан.

Я оглядел комнату и сказал:

— По крайней мере, здесь чисто.

— Это действие магии, — повторила Рвиан. — Способности Беллека куда более высоки, чем он говорит.

— А как твои?

Рвиан закрыла глаза, точно раздумывая, потом улыбнулась и произнесла:

— Полностью восстановились. Больше ничто не мешает.

— Только вот неясно, кто мы тут: гости или пленники?

Рвиан рассмеялась и взяла меня за руки, «всматриваясь» в мои глаза.

— Давиот, — проговорила она. — Он спас нас. Если бы не он, мы были бы уже мертвы, если не что-нибудь похуже.

Я ответил:

— Да, с этим я спорить не стану. Но сейчас? Мы что, так и останемся здесь до скончания века, пока в мире будет бушевать кровавая бойня? Ко дню Эннаса, так сказала Алланин. Я не могу оставаться безучастным, если начнется война.

Моя возлюбленная поцеловала меня в щеку.

— Ты думаешь, я забыла дату, забыла то, о чем мы мечтали в Дюрбрехте? Нет, я помню. И понимаю также, что теперь у нас есть будущее — благодаря Беллеку и драконам. Подумай об этом.

Я пробормотал что-то в знак согласия. На ум пришли воспоминания о давно минувших днях, когда я мечтал повести драконов на защиту Дарбека. Можем ли мы, Рвиан и я, осуществить теперь эту мечту? Тогда драконы казались фантазией, а я был единственным Истинным, всерьез думавшим о них. Но теперь-то я знал, что они существа из плоти и крови, и больше того, что и прочие мои мечты могут осуществиться. Драконы не только могут защитить Дарбек, но и стать инструментом в деле установления мира между моими соплеменниками и народом Тездала, между Истинными и Измененными. Волнение охватило меня, я улыбнулся, почувствовав, как старые мечты начали принимать новые формы.

Рвиан я сказал:

— Я поговорю об этом с Беллеком.

Я готов был немедленно отправиться к нашему хозяину, если бы Рвиан не удержала меня:

— Может, завтра, а? Думаю, драконы уничтожили весь флот Хо-раби в Требизаре, так что Повелителям Небес теперь понадобится какое-то время, чтобы отстроить новый. У нас есть время, я полагаю, а сейчас я так устала. Давай спать?

Я кивнул. Мы сбросили одежду и улеглись в постель.

Я пробудился от непривычного звука: стука дождя в стекло. Я осторожно, чтобы не потревожить Рвиан, поднялся и босиком подошел к окну. Похоже, что мы проспали весь день или большую его часть, сказать с уверенностью я не мог. Мы находились высоко, далеко на севере, и причиной темноты, вероятно, были облака, скрывавшие горные вершины и обрушивавшие свой водный груз на долину, скрытую во мгле. Я стоял и думал, что такой ливень пришелся бы как раз кстати высушенным жарой полям Дарбека. Прижимая лицо к стеклу, я чувствовал, как вопросы, на которые не находилось пока ответа, потоком хлынули в мое сознание.

Грянул гром, и на секунду вершины осветились сиянием молний. Интересно, летают ли в такую погоду драконы? Интересно… список того, что интересовало меня, был, пожалуй, слишком длинен. Я отвернулся от окна, услышав, как Рвиан заворочалась.

Она сбросила простыни с аппетитным неприличием и, встав, подошла ко мне.

— Как давно, — проговорила она, — я не видела дождя.

Я кивнул и прижал к себе свою возлюбленную, когда раскаты грома прокатились по замку и холодные сияющие стрелы молний ударили в горные пики.

— Дикие здесь места, — произнес я.

— Самое подходящее место для драконов, — услышал я в ответ. Рвиан рассмеялась, крепче прижимаясь ко мне. — Старый мир, который, может быть, сумеет создать новый.

Я ответил:

— Хотелось бы, чтобы это произошло до дня Эннаса.

Рвиан улыбнулась в знак согласия и обвила руками мою шею, придвигая мои губы к своим. Мы страстно поцеловались.

— Ну, — заявил я, когда мы прервали наше лобзание, — может быть, разыщем Беллека и соберем всех остальных да и поговорим с ними начистоту?

Но мне пришлось унять свое нетерпение.

В последовавшие дни мы сумели убедиться в том, что хозяин наш весьма и весьма не прост. О, он вел себя вполне дружелюбно, отвечал на вопросы, град которых обрушивался на него точно из баллист, построенных покойным Гааном. Однако всякий раз что-нибудь оставалось недосказанным или в казавшихся прямыми и ясными ответах проглядывало какое-то сомнение.

Беллек никак не мог сказать, сколько ему лет и как давно он живет один. Он объяснил нам, что драконы-самки — моя прекрасная Дебура, Катанрия, Анриёль и Пелиана — посылали нам сигналы во снах столь же долго, сколь и мы сами делали это неосознанно в наших видениях. Думаю, он не мог объяснить это четче, чем любой неординарный человек (а в незаурядности Беллека или его некоторой ненормальности сомневаться не приходилось) изложить сущность своих снов. Драконам скорее даже, чем самому Властителю, мы были обязаны своим спасением, это они почувствовали наше присутствие в Требизаре и опасность, угрожавшую нам. Беллек только следовал их чутью, ведя к нам наших спасителей.

Он показал нам лежбища летающих чудовищ. Природные ямы, углубленные самцами, в которых и обитало их племя. Каждому из «мужчин» принадлежал гарем из пяти-шести «дам», охраняемых им с чрезвычайной ревностностью, а каждая из самок, в свою очередь, с не меньшим энтузиазмом берегла свое гнездо.

В пещерах было тепло, запах драконов, напоминавший то, как пахнет высушиваемая на солнце кожа, наполнял их. Припахивало там и сырым мясом. Когда Беллек впервые ввел нас туда, я едва сдержал спазм в кишечнике, проходя мимо самца, который в тот день, когда мы прилетели сюда, ласкался к Дебуре. Желтую кожу его покрывали темные пятна, напоминавшие окрас диких кошек, обитавших в горных лесах.

Зверь сидел на уступе возле входа в пещеру и с помощью клыков и зубов чистил свою шкуру. Он казался огромным, намного крупнее самок. Когда мы приблизились, он уставился на нас желтыми немигающими глазами, расправил крылья и ощерился, обнажая острые клинки своих клыков. Чудовище зашипело. Я, почувствовав неладное, остановился, когда Беллек предостерегающе поднял руку. Рвиан замерла в удивлении, а из-за моей спины раздался слабый вскрик Урта. Я обернулся и увидел, как Тездал схватил Измененного за плечи. Повелитель Небес не дрогнул, а лишь хладнокровно встретился взглядом с чудовищем.

Процесс коммуникации с драконами не вербальный, и мозг их избирает способы общения, не сходные с нашими. Беллек не открывал рта, но я обнаружил, что голову мою наполняют… эмоции, образы… точнее выразиться я не могу. Властитель успокоил чудовище, выразив просьбу допустить нас в его великолепное жилище, где мы могли бы полюбоваться гаремом хозяина, являвшимся несомненным доказательством его величия. От дракона пришло разрешение, поток образов был исполнен удовлетворения и гордости. Нам позволили войти.

Мы двинулись вперед под сенью крыльев. Я взглянул в глаза зверя и послал ему образ, говоривший о моем смирении перед ним: сделать это оказалось удивительно просто. Мое послание было милостиво принято, я понял, что дракона зовут Тазиэл. Я поотстал от Рвиан, потому что беззвучный контакт оказался слишком сильным, чтобы я мог управлять своим движением. Рвиан, похоже, даже не заметила этого, подходя к Анриёль.

Я подошел к Дебуре, моей любимице, которая приподнялась на своем насесте и повернула ко мне свою голову. Я ощутил зов. Я взобрался на шероховатый камень и увидел высиживаемое ею яйцо, которое покоилось на ложе из веток и обрывков шкур, напоминавшем птичье гнездо. Яйцо, высотою доходившее до пояса человека, было снежно-белым с красными прожилками. Я понял, что мне разрешалось потрогать его, и, приложив руку, ощутил под скорлупой медленное и ритмичное биение сердца. Я узнал от Дебуры, что высиживание займет годы, прежде чем на свет появится детеныш-самец, который вырастет сильным, как его отец.

Меня окатила волна любви. Я коснулся щеки Дебуры, которая повернула голову, и я чуть было не упал, но удержался, наткнувшись на выставленную, чтобы поймать меня, лапу. Я прислонился к ее плечу.

«Скоро ли мы полетим? Будем охотиться?» — зазвучало в моем мозгу.

Я ответил:

«Да. Скоро».

Ответом мне стало такое радостное ощущение, которого не могло дать ни одно самое лучшее вино. Пещера поплыла у меня перед глазами. Рвиан испытала то же самое.

Беллек отводил нас и в другие пещеры, коих в горе Замка Драконов было множество. В одной из них на пустом гнезде сидела Пелиана, все мы стояли позади, когда Тездал подошел к ней и встретился ней взглядом. Хо-раби торжественно поклонился дракону, точно обращаясь к высокородной даме при Ан-фесгангском дворе.

Потом я увидел то, чего никто не мог припомнить с тех пор, как Повелитель Небес рассказывал нам с Рвиан про гибель Ретзе. Тездал смахнул слезы, но другие покатились по его щекам, а со стороны Пелианы я ощутил прилив приязни и сострадания. Я видел, как Тездал шагнул к ней и поднял руки, точно желая обнять дракона за шею. Она опустила могучую голову так, чтобы Хо-раби мог прислониться к ней, прижавшись к щеке.

Я услышал, как Рвиан прошептала мне в ухо:

— Думаю, Тездал будет с нами.

Я кивнул и прижал ее к себе, подумав, что мой друг Повелитель Небес нашел теперь, чем заполнить пустоту в своей душе. Наверное, он оставит мысли о Пути Чести. Я надеялся, что именно это и произойдет.

В Урте я был гораздо менее уверен.

Когда мы вышли из пещеры, я видел, как лицо его покрылось бусинками пота, несмотря на стоявший вокруг холод. Измененный содрогнулся под пристальным взглядом самца, шкуру которого покрывали красные и темно-зеленые полосы, сидевшего перед входом в логово, где на пустом гнезде сидела Катанрия. (Несмотря на то, что драконы довольно часто совокупляются, оплодотворения случаются очень редко. Период созревания плода продолжается в течение многих лет, а появление яйца событие и вовсе почти уникальное и потому значительное. Моя Дебура оказалась в этом смысле, впрочем как и во многих других, явлением исключительным.) Урт обвел взглядом самок, изучавших нас со своих насестов. Я думал, что он развернется и побежит прочь, но мой друг, выдохнув воздух, спотыкаясь на усыпанном костями полу, направился к Катанрии. Желание пересиливало страх, как у заядлых игроков, которых мне доводилось встречать в Дюрбрехте. Опасаясь возможного проигрыша, они тем не менее оказывались не в силах устоять перед искушением. Урт, казалось, боролся сам с собой, заставляя себя взбираться к гнезду дракона.

Потом Катанрия устремила на него свой взгляд и, подняв лапу, подхватила и прислонила Урта к своей щеке, уже невзирая на то, хотел он того или нет. Я услышал, как Измененный застонал, и увидел, что он прижался к Катанрии, как щенок к мамке.

— Урт тоже, — прошептал я в ухо Рвиан. — И, думаю, скоро.

Но как скоро? Успеем ли мы узнать все, что нужно? Я видел, что роковой день Эннаса замаячил близким страшным рифом в море моих высоких надежд, но был вынужден сдержать свое нетерпение и утешиться верой в то, что мы успеем.

С вершин Замка Драконов мы видели пришедшую в долину зиму. Я никогда в жизни даже и представить себе не мог такого количества снега. Мы научились седлать наших небесных скакунов — даже Урт, который с трудом преодолевал свой вековечный страх, несмотря на доброжелательные посылы Катанрии, — и могли уже обращаться к ним с просьбой о взаимодействии. Именно так — просить их и ни в коем случае не приказывать — и это одно уже само по себе оказывалось непростым делом для людей, привыкших заставлять слушаться лошадей с помощью уздечки и шпор. Вспоминая о своей серой кобыле (жива ли она еще, надеюсь, что да), я учился просить Дебуру лететь туда, куда мне хочется.

Сколь достославно это занятие: сидя на спине дракона, взмывать под самый купол небес, парить над облаками, посыпающими долину снегом, видеть голубое небо и солнце, отмеряющее свой шаг с востока на запад, невидимое для тех, кто остается внизу.

И охотиться!

О, я познал эту радость. Медленно хлопать крыльями, приводя в ужас все живое на земле, ощущать теплую пульсацию крови. Проноситься над лесами в голодном поиске. Находить жертву и рушиться вниз, выставляя вперед когти.

Драконы изменили мой образ мышления. Они одновременно являлись и плотскими и волшебными существами, питаясь кристаллами, губившими Истинных и сводившими с ума Измененных, совершенно не разделяя при этом столь незавидной участи людей. Драконы умели разговаривать с элементалами, которых Аттул-ки заставляли служить себе, покоряя их волю, как с подобными себе, пусть и живущими другой жизнью, но равными созданиями. Драконы иные, они, как я полагаю, куда умнее, чем мы, люди: Истинные или Измененные, Дары или Аны. И мы, сливавшие свое естество с ними, тоже становились иными от этой близости и от странных камней, сути которых я, даже сейчас, не пытаюсь понять.

Мы научились летать на драконах. Мы исследовали их замок, который сам по себе был настоящей легендой.

Я потратил много времени на изучение всего содержимого замка, но все, что узнал, — это то, что когда-то люди летали на драконах и жили здесь счастливо. Я не видел ничего, что бы свидетельствовало о детях, но тогда я мало об этом задумывался.

Мы обследовали кухни Беллека, и Рвиан, высказав свое неодобрение, употребила все свое умение на то, чтобы привести их в порядок и навести чистоту. Затем она, я и Урт (Тездал оказался совершенно не искушенным в поварском искусстве) по очереди занимались приготовлением пищи.

Мы встречались с Измененными, крестьянствовавшими в долине, давали им мяса и получали взамен оброк продуктами в пользу Беллека. Это был честный обмен, и никто из них не страшился драконов, рассматривая их как соседей, обитавших на этой дикой земле. Мы провели с Измененными немало времени. Поначалу Урт изумлялся тому, что они не боятся наших визитов, а потом пришел в восхищение от жизни, которую вели эти его соплеменники под крыльями драконов. Хуторяне посмеялись над его опасениями и сказали, что здесь они свободны и от Истинных, и от войны, и от Алланин. Урт был озадачен, каким образом они вызнали о ее планах, а крестьяне в ответ не меньше удивлялись, как это он не догадывался об этом.

К тому времени Урт пришел к полной поддержке нашего дела.

С Тездалом все оказалось гораздо сложнее.

Повелитель Небес достиг такого же уровня общения с Пелианой, как я с Дебурой, он любил ее, однако не разделял еще уверенности, что должен будет выступить против своих братьев Хо-раби.

— Ты слишком многого от меня требуешь, — сказал он. — Ты хочешь, чтобы я отринул клятвы, живущие в моей крови. Я не могу ожидать, что ты поймешь, что такое быть Хо-раби, но ты знаешь, что на моем языке означает «Посвященный», что это — то, что мы есть: родившиеся для святого дела возвращения нашей отчизны.

Я открыл было рот, чтобы возразить, но Тездал, подняв руку, остановил меня со столь суровым выражением лица, что я поневоле придержал свой язык. Я уже слишком хорошо знал Тездала, чтобы разбираться в его настроениях. Он долгое время находился в состоянии самопогружения. В действительности я видел его счастливым только в те моменты, когда он общался с Пелианой. О, Повелитель Небес оставался человеком воспитанным — его манеры были куда лучше, чем мои, он осознавал свой долг перед Рвиан, ценил дружбу, крепнувшую между нами и между ним и Уртом. Но червь сомнения грыз его душу с того самого момента, когда мы оказались в Замке Драконов и он убедился в том, что Рвиан ничего не угрожает. Я пытался заводить с ним разговор на эти темы, то же делала и Рвиан, но он давал нам ответы такие же уклончивые, как Беллек. То был первый случай, когда он согласился обсудить все открыто, и поэтому я сидел молча и ждал, когда он продолжит разговор.

— Ты не можешь понять, — произнес он. — Вы, Дары, Истинный народ, пришли в Келламбек с вашей магией и мечами и тех из моих предков, которых вы не убили, обратили в рабов. Вы принесли своего единого Бога и потешались над нашими Тремя; вы отобрали наследие моего народа и втоптали его в землю своими сапогами. Но Аттул вернул нам надежду, показал путь на восток к островам Ан-фесганга, а потом Трое преподнесли нам дар, о котором я рассказывал тебе, чтобы мы смогли вернуть то, что принадлежит нам по праву. Теперь путь нам указывают Аттул-ки, а мы, Хо-раби, жаждем похода, который вы именуете Великим Нашествием.

— Нет, послушай! — Это уже к Рвиан, которая хотела было возразить, но не решилась раскрыть рта, подавленная холодной решимостью его взора. — Вы для меня не враги. Вы, двое Даров, и ты, Урт. Но то, чего вы от меня хотите, — чересчур! Вы хотите, чтобы я выступил на Пелиане против своих. Вы хотите, чтобы я предал все, во что верил. Я ничто без верности тому, чему меня учили, а вы предлагаете мне сражаться против моих соплеменников, против моих братьев. Просите выступить против воли Трех! Вы требуете, чтобы я покрыл свое имя бесчестием ради вашей мечты, а этого я сделать не могу.

Тездал закрыл глаза, запрокинув голову на спинку стула. Я видел, как пальцы его левой руки сжали рукоять висевшего у него на поясе кинжала, и понял, каковы будут его следующие слова.

Я оказался прав.

— Я уже совершил одно предательство, когда помог вам бежать из Требизара. Я не мог поступить иначе из-за данной тебе, Рвиан, клятвы. Но это… — Он устало покачал головой. — Нет. Лучше мне на сей раз избрать Путь Чести.

Рвиан сказала очень тихо и ласково:

— Ты и правда думаешь, что это достойный выбор?

Его глаза резко распахнулись. Голова подалась вперед. Он посмотрел на Рвиан с яростью дракона-самца.

— Да.

— Не хотелось бы видеть, как ты распорешь себе живот, друг мой, — сказал я.

Тездал расхохотался, и звук его смеха громко зазвенел в пустоте зала, напоминая мне вой ветра снаружи. Я чувствовал боль Повелителя Небес. Я знал, как бесконечно трудно ему принять решение.

Тездал протянул руку к кувшину, который я немедленно подвинул к моему другу. Он налил себе чашу и осушил ее, прежде чем продолжить.

— Вы могли бы предать вашего Бога? — спросил он и, не дожидаясь ответа, продолжал: — Так почему же хотите, чтобы я предал Троих, все, во что верил, все, для чего жил? Прошу простить меня, я не хочу выказать ни к кому неуважения, но вы, Истинный народ, Дары, имеете весьма слабое понятие о чести, которая для нас — главное. Я Хо-раби, всю свою жизнь я живу лишь для одной цели. А теперь вы хотите, чтобы я отверг ее?

Рвиан обдумывала ответ, но, к моему удивлению, Урт, положив ей руку на плечо, жестом попросил Рвиан помолчать и сам обратился к Тездалу.

— Я родился на свет Измененным, — начал он. — Я — продукт волшебного искусства Даров, добыча драконов, слуга. В Дарбеке я был никем — существо для исполнения определенной работы, незаметная прислуга, которую никто даже и не благодарит за ее труд. Меня продали как животное, как ты бы продал пса, лошадь или корову. Я был ничем! И ты думаешь, я после этого возмечтал о завоевании? О том, чтобы мой народ поднялся против своих господ? Я не хочу этого. Нет! Нет! И нет! Я сбежал из Карисвара и перебрался через Сламмеркин, чтобы жить свободно среди диких Измененных.

И что же я нашел в Ур-Дарбеке? Те, кто сулят освобождение, на деле лишь мечтают о власти! Алланин и ее присные вступают в союз с вами, Хо-раби, чтобы уничтожить Истинных, чтобы занять место Даров. Не для того, чтобы создать новый мир, а чтобы изменить порядок старого. Мне не нужен хозяин, Тездал, кто бы он ни был, Истинный ли, Измененный ли. Я хочу жить свободно, быть самим собою.

Что, как ты считаешь, будет представлять из себя Великое Нашествие? Кровавую бойню, которую принесут с собой ваши полки, спустившиеся с неба, и мои соплеменники, под предводительством Алланин переправившиеся через Сламмеркин, а также Измененные Дарбека, восставшие против своих угнетателей. А дальше что? Что потом? Разделят ли Аттул-ки с Алланин то, что будет завоевано кровью? Или амбиции возобладают и на сей раз и Алланин решит не делиться с Повелителями Небес? И не придет ли в голову вашим Аттул-ки поработить Измененных? И где окажутся уцелевшие Дары? Не займут ли они место Анов — рабов и отверженных, мечтающих вернуть утраченное? Я видел доброту Истинных — вот двое из них сидят перед тобой! — но я находил и жестокость. И то же самое встречаю в своих соплеменниках. Говорю тебе: нет между нами большого различия. Давиот понял это многие годы тому назад и заплатил свою цену. И Рвиан поняла это, поэтому она здесь — колдунья Даров, жизнь которой посвящена защите Дарбека. Была посвящена. До того момента, пока ей не суждено было увидеть другое будущее, достойное служения в большей мере!

Урт умолк, как мне казалось, и сам смущенный своим красноречием. Он поднял чашу и выпил вино. Ни я, ни Рвиан ничего не сказали, потому что Урт сказал все, больше добавить было нечего. Я улыбнулся своему старому другу, но он смотрел прямо в глаза Тездалу, точно желая внушить свои мысли Повелителю Небес.

Мой друг Хо-раби хранил молчание, черты его орлиного лица казались непроницаемой маской, но я не сомневался, что в душе Тездала бушует буря.

Мы все ждали.

Наконец он произнес:

— Другое будущее, Урт? Достойное служения в большей мере? Скажи мне, что это такое, а? О каком высшем служении могу помышлять я, клятвопреступник?

Урт смотрел только на Тездала.

— О служении во имя лучшего мира, друг мой, — сказал Измененный. — Мира равных, который бы не делился на господ и слуг. Мира, в котором бы не существовало ни угнетателей, ни угнетенных, завоевателей и побежденных, в котором все жили бы вместе и были свободными.

— Но как, — спросил Тездал, — каким образом собираетесь вы достигнуть этой утопии?

Урт ответил:

— Я думаю, что это будет нелегко. Полагаю — мы дорого заплатим за это, возможно, прольется кровь. Но я верю, что у нас может получиться.

Тездал опустил глаза, уставившись в свою пустую чашу, Рвиан встала и наполнила его кубок. Повелитель Небес выпил и поднес руку к губам, на которых остались капельки красного вина. Смахнув их изящным движением, он уставился на свои пальцы.

— Ну так объясните же мне… — произнес Тездал с тщательно выверенной интонацией, сохраняя на лице полное спокойствие.

Однако я видел, что он скрывает поглощавшую его боль. Маятник качнулся между отчаянием и надеждой, приведенный в движение рассудительной речью, произнесенной Уртом. Мне было жаль Тездала. Я не посмел бы сказать такого вслух, потому что он скорее всего расценил бы это как оскорбление чести Хо-раби, и сожалел о том, что ему приходилось терпеть такую пытку. Тездал был единственным из нас, кто оказался в действительно двойственной ситуации. Я думал о высшей воле, свившей паутину, в которой мы оказались. Она не так уж отличалась от той, которую плели свисавшие с люстр в этом зале пауки, пока Рвиан с помощью своего волшебства не избавила нас от них. То было сложное кружево из множества нитей, и бедняга Тездал угодил в него как муха, против своей воли, только еще более запутываясь от своих тщетных попыток найти достойный выход.

 

Глава 34

Я вел свой монолог, а ветер настойчиво стучал в окна. Хотя день только начинал клониться к вечеру, небо уже было тяжелым и темным в преддверии снегопада. Скудный свет солнца, которому удавалось пробиться сквозь толстый слой свинца облаков, тонкими длинными лучиками падал на вершины гор. Я говорил с красноречием, достойным своего ремесла, и с жаром страстной уверенности. Я видел, что мне удалось воспламенить пожар в душе Повелителя Небес. Сначала он, как прежде, пребывал в сомнениях, но вот глаза его сузились и затем широко распахнулись, когда семена, посеянные Уртом, дали всходы под щедрым солнцем моих речей. Я видел, как менялось выражение его лица, то вспыхивая, то угасая, точно тени и свет, танцевавшие за окнами. Я видел, как вера зародилась в душе Тездала, подобно солнцу, предвещавшему весну после долгого зимнего мрака.

— Думаешь, это и правда можно сделать? — спросил он, обращаясь не ко мне, а к Рвиан.

Она кивнула и сказала ему:

— Уверена, что упустить такую возможность — означает совершить предательство в отношении всех наших народов.

Тездал перевел свой взгляд на Урта, склонившего голову в торжественно-молчаливом согласии.

Повелитель Небес обратил свое лицо с вопросительно поднятыми вверх бровями ко мне. Я произнес:

— Я не вижу выбора, иначе все останется как было и война никогда не кончится.

— Даже той ценой, которую заплатите вы, Дары? — спросил он.

— В сравнении с ценой погубленных жизней цена эта невелика.

— А мне она кажется очень высокой, — ответил Хо-раби.

Я пожал плечами и сказал:

— Мы собираемся изменить наш мир, Тездал. А тут дешево не отделаешься. И все же стоит заплатить.

Он засомневался, налил себе вина, точно желая предложить тост.

— Я с вами, — громко сказал Тездал и добавил уже тише: — Да простят меня Трое.

— Браво!

Мы все дружно развернулись и посмотрели в сторону дверей, откуда и раздался возглас Беллека. Сколько времени простоял он там в тишине, прислушиваясь к нашему разговору, оставалось лишь гадать. Полагаю, что, вероятно, с того самого момента, как мы только начали разговор, так как он направился к нам с таким выражением лица, точно знал о нашем решении.

Хозяин замка бросил взгляд на кувшин и, взяв его со стола, сказал, отправляясь на кухню:

— Столь серьезные решения требуют полных кубков, но тут вам понадобится моя помощь.

Последние слова он бросил через плечо, как бы невзначай.

Беллек вернулся и наполнил наши чаши терпким красным, приятным на вкус, дурманящим вином. Никогда мне не приходилось пробовать столь прекрасного напитка.

— Я все гадал, сколько же еще пройдет времени, — сказал он, — прежде чем вы придете к этому.

Я уставился на него с удивлением.

— Вы знали?

— Я ведь был в курсе ваших мечтаний, — ответил старик, усмехаясь. — Драконы говорили мне. Я, конечно, не мог быть уверен, но подозревал, что рано или поздно вы примете какое-то решение. Предпочтете тот или иной путь. Я не ошибся в своих предположениях.

Рвиан спросила:

— И вы поможете нам, Беллек?

Властитель драконов уставился на мою возлюбленную своими выцветшими глазами. Эмоции, отразившиеся на его лице, менялись быстро, как свет и тень в горах, и я не мог с уверенностью сказать, что у него на уме. Я подумал, что надежда и уверенность омрачались в его душе предчувствием какой-то невосполнимой, но неизбежной потери. Наконец старик произнес:

— Придется заплатить за это.

Я воскликнул:

— Назовите цену, думаю, мы сумеем заплатить ее.

Беллек хохотнул, и в смешке этом я различил отголоски того переплетения чувств, которое отразилось на лице старика, да еще и, пожалуй, некоторый намек на его безумие. Интересно, что это за цена?

Он произнес:

— Вы должны стать настоящими Властителями драконов.

За этими словами я уловил какой-то скрытый смысл и спросил:

— Сможем ли мы достигнуть наших целей, если не станем ими?

Беллек покачал головой.

— Нет, только тот, кто полностью посвятит себя этому, сможет повести в битву драконов.

— Я согласна, — сказала Рвиан.

Блеклые глаза уставились на меня. Я на секунду взглянул в сторону Рвиан и, кивнув головой, произнес:

— Я согласен.

— Хорошо. — Беллек посмотрел на Урта. На Тездала. Оба кивнули и подтвердили свое согласие словами.

— Тогда, — объявил Беллек, — давайте составим план. Дело это не простое, но… — Во взгляде, которым обвел нас старик, вспыхнул огонек. — Полагаю, что драконов это приведет в восторг.

Мы принялись обсуждать план нашей стратегии.

Каждый из нас располагал сведениями весьма значительной ценности, упрощавшими нашу задачу, по крайней мере, я на это надеялся. Рвиан знала секреты колдовства, которыми владели Стражи и маги Пограничных Городов, чародеи Кербрина и Дюрбрехта. В моей памяти хранились знания о замках Дарбека, количестве баллист на стенах и численности дружин, настроениях населения и замыслах наместников. Урт рассказал нам об Ур-Дарбеке, о Требизаре, о могуществе магии Алланин и ее сторонников, о тех военных силах, которые могли собрать Измененные. Тездал поведал нам о том, какие приготовления Хо-раби и Аттул-ки делают для Великого Завоевания.

Пока мы обсуждали наши планы, зимняя мгла за окнами уступила место быстротечным сумеркам, следом за которыми замок окутала ночь. Ветер стих, точно удовлетворенный проделанной им работой. Громады подсвеченных луной облаков заполонили небо. Снег, кружась в зимнем воздухе, не спеша падал вниз на скалы и парапеты Замка Драконов. Переместившись на кухню, мы, не прерывая беседы, наскоро приготовили ужин и под разговоры уселись за стол.

Часов в зале не существовало, ни клепсидр, ни приспособлений, ведущих отсчет времени по солнцу (да от них и нет зимой никакого прока). Время словно бы остановилось, потеряв свой смысл перед величием наших целей. Никогда я не видел Беллека столь возбужденным, и это его состояние каким-то образом неизвестно почему беспокоило меня.

Из того, что рассказал я вам о своей жизни, вы знаете, что в школе моей нас обучали технике, обычно позволявшей читать язык тела — выражение глаз, интонации голоса, движения рук и плеч, эти маленькие, зачастую тайные знаки, говорящие порою громче любых слов. Я мог сказать с уверенностью, что чувствовал волнение Беллека, но наряду с этим и многие другие эмоции, и причин, вызывавших их, я не мог объяснить. Я верил хозяину замка, у меня не существовало сомнений, что он сдержит обещание и поможет нам, но было и еще нечто такое, что он старательно скрывал. Наверное, это и заставило меня последовать за ним, когда он покинул нас.

Я пошел за ним через заснеженный двор по коридорам, в которых замерзла просочившаяся со стен вода, крысы скользили по покрывшему плиты пола льду. Мы вышли в роившуюся снежным маревом ночь и спустились по дорожкам, — он уверенно, как хозяин, я крадучись, как вор, — к пещерам, где жили драконы.

Было холодно, и я, трясясь от озноба и опасаясь выдать себя стуком зубов, пожалел, что не захватил плащ. Но Беллек не заметил слежки и, лишь на секунду задержавшись перед входом, исчез внутри.

Я последовал за ним и остановился у аркообразного прохода, ведущего в пещеру, в котором сидел на страже своего гарема Тазиэл. Крылья его были сложены, клыки торчали наружу. Он посмотрел на меня, и я, как учил нас Беллек, молча обратился к нему с просьбой:

«Я пришел с миром, не тая зла. Ты величественный и могучий, и я смиренно прошу тебя позволить мне войти и насладиться созерцанием твоего восхитительного семейства».

Получив милостивое соизволение, я, следом за Беллеком, вошел в пещеру.

Я не мог не откликнуться на посыл Дебуры, как не мог ранее совладать со своим любопытством. Мне бы следовало подумать об этом, но я был еще новичком в подобных отношениях. И как любовник, медленно познающий все тонкости запретного и дозволенного, я еще не ведал, сколь многое может сказать мне моя чудовищно-величественная возлюбленная.

Она обрадовалась мне. Я погладил ее по лоснившейся щеке, по извилистой шее, вырвал кусок — ломоть! — причинявшего неудобства мяса, застрявшего между зубов. Дебура поблагодарила меня; я любил ее столь же сильно, как Рвиан, хотя и иной любовью. Я спросил Дебуру, как себя чувствует ее яйцо. (Мне очень хотелось бы узнать, зачем так поздно пришел сюда Беллек, но существует своеобразный этикет во взаимоотношениях с драконами, столь же незыблемый, как и при дворе любого наместника. Драконы живут долго, и время течет для них медленнее, подгонять их может лишь голод. Если имеешь дело с драконами, то всегда приходится платить, но, как я считаю, это того стоит.)

Она сказала мне, что с яйцом все в порядке. Я потрогал его скорлупу и, радуясь за Дебуру, ощутил гордость самца. Я ощущал пульсацию сердца внутри яйца. Мне потребовалось некоторое усилие, чтобы вспомнить, зачем я оказался здесь. Я спросил Дебуру.

Я съежился от охватившей меня скорби. Я еще не изведывал горечи такой утраты.

Мой взгляд заскользил по пещере, и я увидел Беллека, коленопреклоненного перед гнездом, вернее перед тем, что от него осталось. Старик благоговейно касался останков яйца, как гладил я скорлупу плода Дебуры, под которой билось сердце не явившегося еще в этот мир существа.

Властитель драконов смотрел в прошлое, я — в будущее.

Я удивлялся, почему на насесте не было самки.

Дебура сказала мне, что она умерла.

Самка эта была старой, древнее даже самого Беллека, но сумела в этом возрасте воспроизвести яйцо. Я чувствовал, что Дебуру радует мое появление в Тартаре, и понял, хотя и очень смутно, что кладка яиц каким-то образом связана для драконов с присутствием Властителей, что я неким образом причастен к ее способности воспроизводить потомство. Этот посыл утешил меня, помогая легче переносить скорбь Беллека. Это была гордость за наше яйцо, хотя я едва ли, даже сейчас, могу понять, каким образом плод чрева дракона может оказаться в зависимости от доверия к нему человека, Истинного или Измененного. Я испытал огромное сочувствие утрате Беллека.

Тогда я едва лишь вкусил силу, которой связаны дракон и Властитель, но все равно чувствовал боль Беллека, хотя и не понимал в полной мере, что она означала. Словно обнаженный клинок рубил мою душу.

Я понял, что вскрикнул, лишь тогда, когда Беллек повернулся ко мне. Ширина пещеры разделяла нас, но в исходившем от стен свечении я видел слезы, блиставшие на его щеках, наполнявшие его глаза и бежавшие через край. Такой скорби я еще никогда не видел.

Долгие секунды мы смотрели друг на друга. Меня охватило смущение от того, что я вторгся в чужие переживания. Потом старик провел рукавом по своему лицу и высморкался. Раздался тонкий свистящий звук, едва различимый на фоне вздохов и всхрапываний драконов, но я слышал его ясно, как крик раненого существа. Я сказал:

— Простите.

Расстояние между нами было слишком большим, чтобы он мог расслышать, что я сказал, но Беллек понял, и я услышал, как он произнес:

— Не важно.

Я понял, что эти слова относятся не к соболезнованию о его утрате, а к принесенному мной извинению. И то и другое было искренним, и он знал это. Мы пользовались словами, но обмен мыслями шел через сознание драконов. Он поднялся, расправил плечи и, вздохнув, спустился вниз и направился ко мне.

Я стоял, прижавшись к Дебуре, наблюдая за тем, как он приближался. Меня вдруг охватил какой-то неосознанный страх, словно в тумане увиделось мне мое собственное будущее. Я стану таким, как Беллек, старым человеком с измученной душой, полусумасшедшим. Но моя милая сказала мне, что до этого еще далеко.

Беллек остановился около насеста Дебуры:

— Теперь ты кое-что понял, это и есть та цена.

— Но вы не сказали нам этого, — произнес я.

— А вы не спрашивали.

Я пожал плечами, поглощенный мыслями Дебуры.

— Нет, тогда это не имело значения. — Вот и все, что я ответил.

Он улыбнулся. В Канун Танноса, мы, Дары, надеваем личины и пируем напролет всю ночь в честь Бледной Подруги, смерти. Празднества эти не слишком одобряются Церковью, так как считаются отголосками языческой старины. На масках изображены оскаленные черепа или лица прекрасных женщин, каждое из этих воплощений представляет собой Бледную Подругу, подсчитывающую свой урожай. Лицо Беллека напоминало мне эти маски смерти.

Без всякого предисловия он сказал:

— Ее звали Аийлра. Она была прекрасна, настоящая королева.

Хриплый голос его звучал глухо, без интонаций, что позволяет скорбящему мужчине избежать унизительной демонстрации своей слабости. Я понимал, каково Беллеку, и рефлекторно положил ему на плечо руку. Я по-мужски обнял старика, и он, прижавшись ко мне, плакал не таясь. Рубаха моя намокла, я чувствовал, как плечи его содрогаются под моими руками.

— О Давиот, — сказал он упавшим голосом. — Она была столь прекрасна. Она произвела на свет Катанрию. Только благодаря ей я могу летать на Катанрии. И Дебуре, хотя… — Беллек рассмеялся сквозь слезы и сказал, как отец говорит о любимом ребенке: — Хотя Дебура, как и мать ее, — горда. Она допустит к себе лишь одного седока. Установит связь лишь с одним Властителем. Она не позволит мне летать на ней. Только тебе. Ты хоть понимаешь, Давиот?

Я только начинал чувствовать это. Я ощутил гордость и страх. Я сказал:

— Я не уверен…

Беллек ответил:

— Ты любишь Рвиан, так ведь? Какие бы опасности ни подстерегали нас в скором будущем, ты же хочешь, чтобы она была рядом, и никто иной, так?

— Да, — ответил я и послал сигнал Дебуре: «И ты».

— А если бы ты потерял ее? — спросил он.

— Я и потерял ее, — сказал я, — но вновь обрел. Думаю, я предпочел бы умереть, чем потерять ее теперь.

Он произнес:

— Это еще хуже.

— Как? — спросил я, не представляя, что может быть хуже, чем потерять Рвиан.

Беллек отстранился от меня, потирая глаза. Он выглядел очень старым и усталым, как Триман в той легенде про гиганта, который в качестве наказания держал на своих плечах мир.

— Драконы и те, кто связан с ними, живут дольше, чем люди. Это и есть расплата. Это и любовь.

— Что вы мне такое говорите? — спросил я, объятый страхом, лишь наполовину понимая, что он сказал.

— То, что, если вы хотите победить в этой войне, все вы должны стать Властителями драконов, а став ими, свяжете свои души с душами ваших скакунов.

Я произнес:

— Мне это понятно. Вы говорили нам, и мы согласились.

Он возразил:

— Но я не говорил вам всего.

— Я догадывался, — проговорил я. — Но мы все равно согласны.

Беллек покачал головой.

— Скажи я вам все до конца, вы, наверное, не стали бы принимать этого с такой готовностью.

Я ответил:

— Наверное — нет. Но мы ударили по рукам, если теперь мы дадим обратный ход, что тогда? Великое Нашествие? Восстание Измененных? Залитый кровью Дарбек? Если мы выполним предназначение, о котором говорит Рвиан, построим другой мир, то жертвы наши будут оправданными.

Он вздохнул, выпрямил спину и уставился на меня немигающими глазами.

— Став Властителями, вы познаете проклятье очень долгой жизни, иной раз даже более длинной, чем жизнь драконов. — Он снова издал свой сумасшедший смешок. — Когда самка, связанная с тобой на подсознательном уровне, кладет яйцо, это продлевает твою жизнь. А драконы живут долго, Давиот, и они создания весьма требовательные… просто так они тебя не отпустят. Вот в чем состоит сделка с ними, в которую мы, Властители, вступаем.

— И все-таки я не совсем понимаю, — сказал я.

Тут Беллек расхохотался так громко, что дракон-самец, сидевший на страже у входа, повернул свою голову и внимательно посмотрел на нас. Я услышал, как скрипнули его когти на камне.

Властитель произнес:

— Длинная жизнь. Ты увидишь, как твои друзья, женщины, которых ты любил, умрут. Все. А ты будешь продолжать жить. В славе, да! Рядом с драконами! Летать на них по небу. Какое величие! И какая боль, когда все кончается. Когда та, с кем ты связан душой, умирает. Как Аийлра! Если бы не Катанрия и Дебура, которых она произвела на свет, я бы умер или избрал бы Путь Чести, о котором все время думает Тездал.

Я узрел истину. Это было как озарение, истина и не может, наверное, прийти иначе.

— Так именно это и случилось с остальными? С вашими товарищами-Властителями?

Беллек склонил голову и ответил:

— Да. Они потеряли тех, с кем срослась их душа, они погибли в бою или умерли от старости, не оставив потомства… и их надежда умерла.

Снова раздался этот смех сумасшедшего.

— Нити, которые связывали меня с жизнью, истончились. Аийлра ушла, а я… я устал. Меня еще держали Катанрия и Дебура, но теперь у них есть вы.

Я спросил:

— Что же вы будете делать?

— Научу вас, как управляться с драконами в бою, — ответил Беллек.

— А потом? — спросил я.

Старик ответил:

— Обрету покой. Предамся в руки Бледной Подруги. С радостью, поверь мне, как в свое время сделаешь и ты.

— Не слишком ли много боли? — спросил я.

Беллек опустил голову, и, прежде чем он ответил мне, я увидел, как с ресниц его скатились новые слезы.

— Да. Боль такова, что тебе и не понять. Думаю, что мне следовало бы воспользоваться средством твоего друга Повелителя Небес. Разом выпустить себе кишки — лучше, чем терпеть такие страдания.

Я с дрожью в голосе спросил его:

— Тогда почему вы не сделали этого?

Беллек ответил:

— Потому что у меня были Катанрия и Дебура, потомство Аийлры… и мое. Я бы последовал за ней дорогой смерти, если бы остался еще хотя бы один Властитель, кроме меня. Не мог я бросить их, своих детей.

Взгляд его скользнул к входу в пещеру, где восседал на своем уступе могучий самец, и я понял все, что мне сказал Беллек.

Во рту у меня пересохло. Кишки мои свело. Я приносил свою жизнь в жертву, а вместе со мной Рвиан, и Урт, и Тездал. Я понял это и почувствовал себя маленьким и перепуганным мальчиком, застывшим на берегу под накрывшей меня зловещей тенью драккара Повелителей Небес. Хриплым голосом я произнес:

— Теперь я понимаю.

— И готов согласиться? — спросил Беллек.

Я посмотрел на Дебуру, понимая, что выбора у меня нет.

— Да.

Беллек сказал:

— Но ты не можешь отвечать за своих друзей. Если они не согласятся, ты не сможешь повести драконов против своих врагов.

Я посмотрел на него и спросил:

— Почему вы думаете, что они не согласятся?

Старик ответил:

— Потому что это будет означать, что вам придется жить здесь, и нигде больше. И жизни ваши будут очень долгими. Это означает, что вы не сможете вернуться в Дарбек и займете мое место в Замке Драконов.

Думаю, что я понял его, но все-таки спросил:

— Почему?

Он ответил:

— Потому что драконы не станут жить в другом месте, а вы, когда полностью вступите в связь с ними, тоже не сможете уйти отсюда. Думаю, что уже сейчас вы ощущаете это единение. И цепи, которые свяжут вас до скончания вашей жизни, будут становиться лишь крепче.

И я действительно ощущал это. Уже сейчас мысль о расставании с Дебурой причиняла мне боль. Я сказал:

— Я готов принять это решение. Думаю, что и остальные также согласятся.

— Все не так просто, — усмехнулся Беллек. — Пойдет ли Тездал на то, чтобы примириться с мыслью о том, что ему никогда больше не придется ступить на землю Ан-фесганга? Решится ли Рвиан забыть своих коллег-колдунов? Не захочется ли Урту вернуться в Ур-Дарбек?

Я сглотнул подкативший к горлу кислый комок.

— Почему я не могу предложить им этого?

Беллек отвернулся, а когда я вновь увидел его лицо, оно было спокойным.

— Потому что они могут не согласиться. Нет, Рвиан, я думаю, не станет возражать, пока ты рядом. Но Урт с Тездалом? — Старик взял меня за руки, и я вздрогнул от его крепкого рукопожатия. — Вам придется занять мое место! Вы четверо можете вдохнуть новую жизнь в Тартар. Сделать драконов вновь великими. Но и расплачиваться за это придется вам!

Я взвешивал эти слова в своей голове, чувствуя, что Дебура ждет моего решения. Интересно, не сделай я уже несколько шагов по дороге, которая ведет к единению драконов с Властителями, мог бы я поступить иначе? Делал ли я вообще какой-то выбор? Или просто летел вслед нашей с Рвиан мечте? Или Дебура подтолкнула меня? Я не знал и, вероятно, не узнаю.

Я ответил на рукопожатие Беллека и сказал:

— Решено. Я ничего им не скажу.

— Даже Рвиан? — спросил он.

Я покачал головой и почувствовал себя со всех сторон виноватым, отвечая ему:

— Даже Рвиан.

Тут я испытал такое дурманящее наслаждение, какое может дать только глоток холодного вина в жаркий день вместо теплой воды. Я почувствовал… это описать невозможно. Обещание славных дней, длительного счастья, понимания, удовольствия. Я качнулся и чуть было не упал, когда Дебура боднула меня своей огромной головой в спину. Беллек поймал меня, и на лице его я видел удовлетворение, которое источала моя прекрасная драконесса.

Я сказал твердо:

— Даю слово.

А затем из глубин моего сознания, где прятались самые потаенные мысли, пришло:

«Прости меня, Рвиан».

Бывает, что принятые решения камнем ложатся на нашу душу. За каждым восторженным обещанием следует черная тень сомнения. Беллек получил от меня согласие, а я даже не был уверен, имел ли я право давать его. Я обрекал свою возлюбленную и своих друзей на такое будущее, о котором они и понятия не имели. Я даже не спросил их, хотят ли они этого? Но поступи я иначе, и наши общие цели скорее всего никогда не могли бы быть достигнуты.

Я говорил себе, что у меня не существовало иного выбора, когда мы с Беллеком возвращались обратно заснеженными тропинками.

У меня и не было выбора.

Легче мне от этого не становилось. Я думал, что Рвиан прочтет вину, написанную на моем лице. Во рту моем пересохло, и, когда мы вернулись в пустой зал и подошли к догоравшим в камине дровам, чувствуя, как снежинки тают на нашей одежде и волосах, я взял кувшин с вином и выпил прямо из горлышка.

— Помни, — сказал мне Беллек, даже и не осознавая, вероятно, что оскорбил меня, — если ты расскажешь что-нибудь об этом, ни один дракон не поднимется в воздух.

Я кивнул. Иногда принятые решения камнем ложатся на нашу душу.

Когда я вернулся в нашу комнату, Рвиан спросила:

— Почему ты так долго был с Беллеком?

Вопрос завис в воздухе. Я наклонил голову, мне не хотелось смотреть ей в глаза. Я успел уже пожалеть об обещании, данном мною Властителю. Мне захотелось нарушить его. Я знал, что не могу так поступить, потому что в противном случае ее же мечты погибнут в зародыше.

— Да, мы с ним поговорили немного, — пробормотал я.

Она спросила:

— О чем?

Я пожал плечами.

— Позволь мне сначала умыться. Там так холодно.

— В драконьей пещере? — спросила она.

Откуда она знала?

Я ответил:

— Да.

Сказав это, я скрылся за дверью и принялся вытирать волосы, умываться, в общем, тянуть время.

Наконец я приготовился к встрече с женщиной, которую любил даже сильнее, чем мог себе представить. Больше, чем Дебуру. И мне приходилось ей лгать. Думаю, что большего сожаления я не испытывал за всю свою жизнь.

И она, Рвиан, в каком-то смысле усложнила мое положение, использовав свое колдовство для того, чтобы дрова в камине разгорелись ярче, чтобы мне стало теплее. Она откинула одеяло, чтобы я забрался к ней под теплый бочок. Я лежал рядом со своей возлюбленной, обнимая ее и продолжая свою молчаливую ложь. Рвиан спросила, не желаю ли я вина или эля, на что я лишь покачал головой и попросил ее обнять меня и верить мне.

— Я верю, — сказала она, и это оказалось самым тяжелым для меня.

Что я мог сделать? Пришлось импровизировать.

Или притворяться?

Я сказал:

— Подруга Беллека умерла.

Тело Рвиан напряглось. Я почувствовал дрожь, которая прошла по нему, зная, что она, так же как и я, испытывает сочувствие, ибо ее связь с Анриёль уже была крепка, как и моя с моим драконом.

— Это, это… — сказала она упавшим голосом и покачала головой так, что мое лицо на несколько секунд потонуло в золоте ее волос. Потом она, откинув в сторону этот шелковистый занавес, закончила: — Бедняжка. И ты был там. Ты разделил его горе.

Прижимаясь к ее груди, я пробормотал:

— Да. Он плакал… Он…

Я едва не сказал ей все, что узнал, но Рвиан нежно поцеловала меня и сказала:

— Я чувствовала что-то такое. Точно мне приснился сон, думаю, Анриёль рассказала мне об этом. Мне кажется, что она не отпустит меня… Думаю, я начинаю понимать, что такое быть Властителем.

— Ты правда так думаешь? — спросил я.

Если бы она ничего мне не сказала, я, наверное, нарушил бы договор с Беллеком и все ей рассказал. Но Рвиан поцеловала меня и произнесла:

— Случается, что в момент скорби люди делятся с другими чем-то личным, чего не полагается знать никому другому. Ты ведь обещал ему?

Горло мое перехватило, и я с трудом выдавил из себя:

— Да.

— Твое обещание помешает нашим планам? — спросила она.

Я ответил:

— Нет. Совсем наоборот, но…

Рвиан прислонила палец к моим губам и сказала:

— Тогда я ничего не спрашиваю. Я верю тебе. Беллек просил тебя сохранить все в секрете, так?

— Да.

Рвиан сказала:

— Тогда держи слово.

Я покачал головой.

— Ты не знаешь, в чем суть. Если бы ты только знала…

— Нет, — возразила она и засмеялась, поднимаясь надо мной, и, прижав меня своим мягким бедром, положила мне руки на плечи. — Разве я могу сомневаться в человеке, которого люблю? Твое обещание ведь не может причинить мне зла?

— Не знаю, — сказал я. — Дело в том, что это обещание касается не только нас с тобой, но и Урта и Тездала.

Рвиан опустила свое лицо ко мне и поцеловала меня.

— Если ты скажешь им, это поставит под удар наши планы?

Я ответил:

— Вполне возможно.

— Это причинит им зло? — спросила Рвиан.

Наши губы соприкоснулись.

— Думаю, нет.

— Но может? Или это отвратит наших друзей от желания строить новый мир?

Я отодвинулся от Рвиан и отстранил ее волосы, чтобы лучше видеть ее лицо. Я посмотрел в зеленые глаза своей возлюбленной. Слепые глаза! Но уверенность, которую я видел в них, не оставила мне выбора. Я кивнул и произнес:

— Может.

— И сможет ли состояться наш новый мир, если они отвернутся от него? — спросила она. — Сумеем ли мы что-нибудь изменить?

Что я мог ответить ей?

— Думаю, что нет, — ответил я. — Думаю, что мир останется тем же самым. Люди как воевали, так и будут воевать.

— Тогда держи слово, которое ты дал Беллеку, — сказала она. — Ради высших целей. Я не спрашиваю, что сказал тебе Властитель драконов, но не говори ничего Урту и Тездалу.

Я спросил:

— А разве это честно?

Меня поразило то, как точно она скопировала мою манеру говорить.

— Люди как воевали, так и будут воевать, — передразнила меня Рвиан и улыбнулась. — Давиот, Давиот. Отойдем в сторонку, и пусть кровь льется рекой? Будем сидеть и ничего не делать, успокаивая свою совесть, раздумывая, какое решение правильное, а какое неправильное? Избрать ли нам тот путь или этот? Или, может быть, все-таки решимся вступить на тот, который открылся перед нами? Ты считаешь, что наши планы ошибочны?

Я покачал головой. Испытывая приятное удивление, я коснулся губами ее груди.

Рвиан приподнялась, желая говорить серьезно, и «посмотрела» мне прямо в глаза. Она сказала:

— Тогда, если мы поступим иначе, не сделаем того, что считаем правильным, получится, что мы совершим ошибку, так?

Я ответил:

— Да.

Я чувствовал себя смертельно усталым и в то же время возбужденным. Я ужасно хотел Рвиан, но и спать мне хотелось не меньше. Я чувствовал себя виноватым, а она утешала меня, убеждая, что это не так. Ее вера оставалась непоколебимой, а меня терзали сомнения.

Я сказал Рвиан то же самое, что и раньше Беллеку:

— Я не скажу им.

 

Глава 35

Зима все еще сжимала горы Тартара в своих объятиях, когда мы начали готовиться к своему полету на юг.

Беллек, собиравшийся лететь вместе с Уртом на Катанрии, снабдил нас меховыми одеждами, столь необходимыми в холодном воздухе, и мы воссели на наших скакунов. Оказавшись на своем месте на спине Дебуры, я ощутил прилив эмоций. Кровь моя взыграла, во мне проснулся инстинкт охотника. Я уже перестал быть самим собой, слившись в одно целое со своим драконом: чувство, знакомое лишь Властителям. Я посмотрел туда, где восседала на Анриёль Рвиан, на лице которой отразилось выражение восторга, точно такого же, какой охватил и меня. Никогда раньше не видел я такого количества драконов, собранных вместе. Не нашлось ни уступа, ни крыши, ни башни, на которых бы не сидело животное, а в небе под тяжелыми снеговыми тучами не умолкало биение крыльев все новых и новых драконов, слетавшихся со всего Тартара.

Беллек, точно какой-то древний полководец, поднял руку, давая знак войскам приготовиться.

Прежде чем она опустилась, самцы начали взлетать, и я почувствовал своей кожей, как они жаждали битвы. Дебура развернула свои великолепные крылья, и мы взмыли в небо. Мой радостный крик утонул в кличах драконов.

Самые высокие пики — ничто для нас, наше место — там, где над облаками сияет солнце, там, куда и птицы не дерзают подняться, там, под безбрежной голубизной, покрывающей весь мир, — безраздельные владения драконов. Машут крылья, и далеко внизу проплывают острые Драконьи Зубы, которые сменяются болотистыми долинами Ур-Дарбека. Утро уступало место дню, когда кольцом охватывавшие Требизар горы стали неуклонно приближаться.

Беспокойство мое возросло: не опоздали ли мы? Весна там уже вступила в свои права, и я сказал себе, что все равно день Эннаса еще не наступил.

Урожаи созревали в полях под нами, мирно паслись на свежей травке коровы. Я думал о том, как волшебное искусство, которым владели дикие Измененные, сумело преобразить эту заброшенную пустошь в благодатный край, где всем достает места. Так, наверное, думали простые жители этой страны, но оставалась Алланин и ее присные, рвавшиеся бросить этот миролюбивый народ через Сламмеркин и ввергнуть его в кровопролитную войну. И вместе с тем, не обращайся мы, Истинные, так скверно с Измененными, они не пошли бы воевать.

Тут воспоминание о Пеле и Мэрке пронеслось у меня в мозгу, подтверждая еще раз мою уверенность в том, что понимание возможно, что Истинные и Измененные могут жить вместе.

Но не все так просто. Чтобы достигнуть этого, нам придется преподать им урок. Не в первый раз уже пришло ко мне сомнение в правильности нашего решения. Не выступаем ли мы против естественного порядка вещей, составляющего основу взаимоотношений общества, где всегда были господа и слуги, друзья и враги? Я отогнал от себя эту мысль. Пути назад уже не существовало, построить лучшее общество можно, только разрушив старый порядок.

Воодушевление Дебуры наполняло меня. Она чувствовала присутствие впереди оккультных сил, и это разжигало ее аппетит. Если уж она готовилась бросить вызов всем, кто собирался оспаривать ее превосходство в воздухе, то что говорить о самцах, чье предвкушение битвы было столь сильно, что опьяняло меня, заставляя забыть все сомнения.

Небо вокруг наполняли смертоносные эскадрильи драконов, существа из древних легенд вернулись, чтобы броситься на молодой мир.

Они были бесподобны! Живая воплощенная слава! Их крылья закрывали собой солнце, в лучах которого сверкали смертоносные клыки этих прекрасных чудовищ. Я был одним из них — овеществленной яростью. Я забыл обо всем, когда мы, перемахнув через окружавшие Требизар горы, устремились на воздушные суда.

Никто не смел бы назвать Повелителей Небес трусами, потому что их корабли не повернули, продолжая двигаться прямо на нас, колдуны Хо-раби устремляли в нас стрелы своего колдовства, а воины в корзинах, несмотря на свою малочисленность, натягивали луки и смело бросали дротики в чудовищ, которых не могли не бояться.

Но сил Хо-раби недоставало, а элементалы, против своей воли несшие по небу воздушные корабли, лишь выполняли команды хозяев. Я слышал радостный вой порабощенных духов, увидевших, как самцы пикировали на их поработителей, раскрыв пасти и выпустив когти. В синем весеннем небе расцвели багровые цветы разрывов, раздались ликующие крики драконов-бойцов и безудержно-радостный визг сбросивших оккультные кандалы элементалов. Я видел, как многие из Хо-раби, точно схваченные невидимыми руками, оказались разодраны в клочья. Но большинство их стало жертвами драконов.

А затем весь наш славный полк ударил на большие воздушные суда.

Корабли Хо-раби стояли на приколе, ни воинов, ни колдунов в них не было, никто не ждал нашего рейда. Сомневаюсь, что что-нибудь изменилось, если бы они подготовились, возможно, нам пришлось повозиться подольше, но результат вышел бы тот же — Повелители Небес не владели тактикой борьбы с драконами. Откуда им знать ее?

Мы ударили.

Я отбросил в сторону все сомнения, став единым целым с Дебурой и пуская вместе с ней слюнки в предвкушении добычи. Мы выбрали цель и яростно забили крыльями, набирая высоту, чтобы в следующую секунду, сложив крылья, камнем броситься на воздушный корабль, выпуская смертоносные когти. С призывной радостью вопили элементалы, чуя скорое освобождение. Стрелой вниз! Удар!

Та часть меня, которая продолжала смотреть вокруг моими собственными глазами, узрела бежавшего под нами Хо-раби. Он был в черных доспехах, но без привычного глухого шлема, и я видел поднятое вверх лицо воина. В руках он держал меч, похожий на оружие Тездала. Хо-раби взмахнул своим клинком, стараясь попасть в устремленные к нему когти Дебуры. Храбрость воина не вызывала сомнения, он продолжал размахивать своим оружием, даже когда лапа дракона схватила его и поднесла к своей — нашей — пасти. Я не слышал его вопля, но думаю, что обреченный кричал. Я видел, как широко раскрылся рот несчастного и распахнулись глаза, когда зубы дракона впились в него. Я видел, как разделенное на две части тело рухнуло на пылавшую и залитую кровью землю.

Я захохотал.

Мы набрали высоту и, увидев нашу сестру Катанрию, разрывавшую корабль, помчались к ней. Лицо Беллека сияло, как никогда прежде. В чем это выпачканы меха, в которые обряжен Урт? Похоже — блевотина. Но на размышления времени нет. Битва еще не кончена. Скорее вперед! Скорее к победе! Мы утопили свои когти в оболочке узурпатора нашей власти на небесах и разорвали ее на части. Люди посыпались из корзины, и мы накинулись на них с истинно сестринским соперничеством. Мы ухватили колдуна, чья плоть стала слаще для нас после его бесплодных попыток справиться с нами своим волшебством. Глупец! От нашей пасти не уйти. Разве можно всерьез думать, что жалкие чары окажутся эффективны против нас, истинных хозяев небес!

Мы и не думали останавливаться.

Кораблей уже не осталось, лишь пылавшие обломки. Мы рвали шатры и ловили разбегавшихся людей, делая это с ленцой, точно из баловства протягивая руку к лакомству после слишком обильного пира только потому, что оно есть.

Потом раздался призыв Беллека. И мы поднялись в голубое небо над Требизаром.

Синеву озера под нами окрасила краска огня, пожиравшего обломки воздушных судов, а зеленая трава потемнела, заваленная грудами искалеченных человеческих тел.

«Требизар? Совет? Алланин?»

Голос его терялся в грохоте драконьих крыльев и ликующих криках самцов, и я слышал слова Беллека только через посылы Дебуры, этим же путем я отправил ответ:

«Да! Чем скорее мы покончим с ними, тем лучше».

Согласие Рвиан пришло немедленно, остальные ответили с задержкой и не столь уверенно. От Урта — сердечная мольба повременить или хотя бы избегнуть мясорубки.

А от Тездала… Я не был уверен. Скорбь? Неприятие? Отвращение, направленное внутрь? Я не слишком-то задумывался, поглощенный ликованием и удовольствием от охоты. Я желал, чтобы она продолжалась, и лучше, чтобы добыча оказалась более достойной охотника. Посыл Дебуры понес мысль, которую я по привычке выкрикнул громко в голос:

— Только Алланин и ее сторонники. Пусть остальные не пострадают.

«Это, — возразил мне Беллек, — будет нелегкой задачей. Самцы разгорячены кровью, теперь их не просто будет убедить».

Я ответил:

«Постарайтесь».

Следующий мой посыл был обращен непосредственно к Урту:

«Лучше покончить со всем этим сразу, пока Алланин не сбежала. Можешь не принимать участия, если не хочешь».

Ответ, принесенный мне от Урта через Катанрию, оказался каким-то калейдоскопом ужасных переживаний, подобных тем, которые пришли ко мне от Тездала. В голове моей раздался голос старого товарища-Измененного:

«Нет, если уж делать это, то я должен тоже участвовать. Алланин — мое дело, чтобы потом никто не сказал, что это была месть Истинных».

Доблестный Урт! В словах его была не только храбрость, но и здравый смысл, но я не мог не почувствовать боли, скрытой в словах друга.

«Да будет так», — услышал я Беллека, и без дальнейших проволочек мы помчались над озером к зданию Совета.

Мы оставили за спиной у себя разгромленных и посрамленных Хо-раби, перемолов груду воинов, как я подозреваю, так и не успевших толком понять, что случилось, что за страшная ярость подлинных Повелителей Небес обрушилась на их головы. Они, само собой разумеется, не сделали ни малейшей попытки преследовать нас, а лишь стояли и смотрели, как мы планировали на овал здания Совета. Некоторые пали на колени, воздевая руки к небу, наверное, им казалось, что на них обрушил свой божественный гнев сам Вахин.

Но на размышления и догадки времени у меня не осталось: надо было действовать. Мы спустились к странному белому строению, и тут началось самое сложное.

Первыми приземлились самцы, сразу же принявшиеся рвать крышу и рушить стены, охваченные яростью от присутствия враждебных сил колдовства. Как действует собака-боец, вкусившая крови, охваченная одной лишь страстью к разрушению, так вели себя и самцы-драконы. Скоро от белого здания Рэта остались лишь обломки стен. Мы с Дебурой кружили над руинами, и мне были отчетливо видны, как на плане, изгибы коридоров и нагромождения комнат, заваленных обломками камня и штукатурки, среди которых в панике сновали фигуры Измененных — членов Совета.

Некоторые пытались достигнуть берега озера, но им это не удалось.

Мы с Дебурой спустились, и я, расстегнув пряжки своих ремней, выскользнул из седла, мельком замечая, как остальные, приземляясь вслед за мной, выскакивают из седел.

«Будь осторожен».

Дебура беспокоилась обо мне, ее прекрасная голова опустилась, я погладил моего дракона по щеке и, взяв древний меч, подаренный мне Беллеком, сказал ей:

— Не волнуйся, я скоро.

Я узнал этот зал, хотя и полуразрушенный и лишенный потолка. Как раз в этом помещении мы с Рвиан впервые повстречались с Алланин. Там, среди прочих жертв буйства самцов, мы увидели распростертый труп Герана, убитого обломком камня. На другом конце зала стояла Алланин.

На ее красивое лицо было страшно смотреть — врожденный страх перед драконами совершенно обезобразил его. Если драконы стали воплощением могущества, то Алланин — ярости. Она укрылась под арочным сводом, путь к отступлению ей перекрывал завал из камней. На пропыленном багрянце платья «кошки» виднелись пятна крови убитых. Колдунья оскалилась так, что хорошо видны были ее десны: мне пришло на ум сравнение с загнанной в угол дикой горной кошкой.

Алланин завизжала:

— Что вы сделали? Думаете, вам это сойдет с рук?

Сказав это, она принялась творить в клубившемся пылью штукатурки воздухе колдовские знаки. Я поднял меч. Урт крикнул:

— Мы несем мир. Прислушайся к нам.

Ответом Алланин был магический удар такой мощи, с какой мне еще не приходилось сталкиваться. Но Рвиан подняла руки, отразив выпад предохраняющим заклятием, и энергия, посланная Алланин, точно водный вал, наткнувшийся на волнолом, бурля, обошла нас стороной.

Рвиан сделала жест, и «кошка» точно тряпичная кукла отлетела назад, упав на камни. Обескураженная, ослабленная своим генетическим страхом перед драконами, одаренная Измененная продолжала сопротивляться.

— Взаимодействие с драконами, похоже, прибавило тебе сил, но я не сдамся, я буду драться с вами до конца, — прошипела она.

Урт повелительно поднял руку.

— Мы не хотим драться с тобой, Алланин, не заставляй нас идти на крайние меры. Ты должна выслушать нас!

Алланин поднялась и, поправив платье, медленно окинула взглядом разрушенные стены, на обломках которых восседали драконы. Страх, казалось, совершенно покинул колдунью, с презрением смотревшую на ужасающие лики чудовищ.

Но с презрением еще куда большим обратилась она к Урту.

— И что же ты скажешь мне, предатель? — В голосе «кошки» звучал вызов. — Кому нужен твой мир, если для этого надо ползать на брюхе перед драконами?

Урт сделал вид, что не заметил издевки в ее словах.

— Мы хотим положить конец мечтам о войне, которая не принесет народам ничего, кроме страданий. Если для этого нам приходится пользоваться могуществом драконов, что ж, отлично, пусть так! Лучше недолгий страх, чем вечный ужас кровопролития, к которому ты толкаешь наших соплеменников. Мы установим вечный мир — создадим иное общество, в котором не будет господ-Истинных и рабов-Измененных, бредящих идеей завоевания Повелителей Небес и трясущихся перед ужасами вторжения Даров. Мы изменим порядок вещей так, чтобы в нашем сообществе всем хватило места, каждому нашлась сфера применения для его сил. И когда мы сделаем это, драконы вернутся в Тартар. Хочешь ли ты сотрудничать с нами для достижения этих целей? Желаешь ли помочь своему народу?

Алланин отбросила со лба прядь рыжих волос.

— Вот ты и обрел свое подлинное призвание, Урт. Стал ручной болонкой этих Истинных! Думаешь победить? Думаешь, что твои драконы заставят Измененных забыть страдания и унижения, принесенные им Истинными? Сумеют заставить Анов простить то, что сделали с их предками Дары, отнявшие у них отчизну?

Алланин оскалилась и вновь послала в нас сгусток оккультной энергии, который Рвиан с легкостью отразила.

На сей раз Рвиан использовала другой прием, она как будто бы сковала Алланин магическими цепями, нейтрализовав ее колдовские чары. «Кошку» затрясло, на лице ее появилось растерянное выражение. Затем, выхватив из складок своего платья кинжал, Алланин стремительно, как и подобает кошке, прыгнула на Рвиан.

Я выскочил вперед, но Тездал действовал быстрее: клинок его скользнул змеей в боковом ударе, и оружие Алланин, вращаясь, полетело в сторону. Кинжал ударился о стену и, со звоном упав на залитый кровью мраморный пол, остался лежать там, сверкая в лучах солнца, точно разбитая надежда.

Тездал остановил свой взлетевший для удара клинок и, обернувшись к Урту, произнес, повторяя собственные слова Измененного:

— Чтобы потом никто не сказал, что это была месть Истинных?

Урт — наверное, самый мягкосердечный из нас — закрыл глаза и кивнул. Думаю, что ему все это было не по душе. И все же Измененный вынул свой меч (я и не заметил, что все это время оружие Урта находилось в ножнах) и занес его над головой.

— Мне бы не хотелось, чтобы так все кончилось.

— Предатель! Прихвостень Истинных! — зашипела Алланин.

Урт никогда не учился владеть мечом. И удар его не снес голову Алланин, а лишь оставил страшную глубокую рану в том месте, где изящные плечи «кошки» соединялись в длинную стройную шею.

Алланин с криком упала на пол. Кровь хлынула из раны, фонтаном обрызгивая нас. Урт снова взмахнул своим оружием, и колдунья умолкла.

Я повернулся, услышав, как кто-то негромко ударяет в ладоши, и увидел Беллека.

— Совета больше не существует. Тех, кто не погиб в завалах, прибрали драконы. Думаю, что теперь не много останется Измененных, владеющих таким колдовством.

Урт спросил:

— А как город? Население в безопасности?

— Да. Некоторые разбежались, но драконы пока никого не тронули, — произнес Беллек и счел нужным подчеркнуть: — Пока.

Мы сели в седла и понеслись над озером, сея панику своим приближением. Улицы города наводнились перепуганными Измененными, которым не удалось спрятаться в домах. Несчастные сжимались, дрожа от страха под закрывавшими свет солнца, хлопавшими над их головами крыльями. Гордость, которую я испытывал, проносясь на крыльях моей Дебуры по широким улицам, граничила с отвращением. Ее крылья сносили на своем пути веранды, ее когти оставляли борозды на земле. Я ощущал себя богом, способным даровать жизнь или смерть, зная, что стоит мне только намекнуть своей подружке, как все вокруг меня превратится в прах.

Власть развращает. Она — кружащее голову варево, дурману которого трудно противостоять. Я испытал гордость за то, что мне это удалось, потому что искушение было велико, но я сумел устоять перед манящим убожеством Измененных и презрением, которое источала Дебура. Но я устоял и увидел Аила и некоторых храбрецов рядом с ним. Я думаю, что они бросились бы на нас, не окажись рядом Урта. У них на лицах было выражение людей, готовых принять смерть.

Наш бывший тюремщик узрел моего друга-Измененного на объятой страхом улице с драконом в поводу и с широко раскрытыми глазами и отвисшей челюстью смотрел на него, пока Урт не окликнул его:

— Аил! Мне нужен хотя бы один нормальный человек.

Тут Аил, бросив меч, упал на колени, вопрошая Урта, что тому от него нужно.

Могучего «быка» охватил страх, Измененный дрожал, стараясь не поднимать глаза на драконов, тем временем Урт обратился к нему:

— Алланин мертва, и почти все колдуны тоже — больше не будет призывов к войне. Корабли Повелителей Небес уничтожены вместе с бредовыми фантазиями Алланин. Расскажи об этом народу, Аил. Скажи им, что мы открыли ворота в новый мир, скажи им, что они могут забыть о войне.

Произнеся эти слова, Урт показал на драконов, паривших вокруг, и на того, что был у него за спиной.

— Скажи людям, что никому не будет причинено вреда, если они не станут раздувать пожар войны. Скажи им, что любые попытки пересечь Сламмеркин будут пресечены подобным образом.

Точно подтверждая слова своего седока, Катанрия подняла голову, раскрыла пасть, обнажая свои страшные клыки, и испустила страшный вой. Все стоявшие поблизости бросились врассыпную, но Аил, несмотря на то, что все его тело охватывала крупная дрожь, оставался.

Урт произнес:

— Наступают новые времена, Аил. Грядет новый, лучший, мир, в котором мы, Измененные, не будем больше ни слугами Истинных, ни подданными одаренных. Мы станем свободными и равными со всеми Истинными и Повелителями Небес. Даю тебе слово. Расскажи об этом людям.

Аил кивнул, а я не мог сдержать удивления, что все получается так просто, даже когда Рвиан приземлилась со своей Анриёль рядом с Дебурой и, взяв меня за руку, сказала:

— Начало положено, Давиот. Мы построим мир, о котором мечтали.

Как бы там ни было, первый суровый шаг оказался сделан. Хорошо бы и дальше все шло так же.

С притязаниями Алланин покончено. А как с остальными? Джарет? Повелители Небес, сородичи Тездала, — откажутся ли они от своих планов? Неужели нам и правда удастся заставить всех жить в мире?

Вот в этом-то я как раз и не был уверен, но другого пути у меня не существовало. Теперь, после того как руки мои омылись в крови, я тем более не мог повернуть назад. Я знал, что только успех сможет смыть это пятно с моей совести.

Мы запаслись провизией в перепуганном городе и полетели дальше. Сейчас Требизару больше нечего было дать нам, как и всему остальному Ур-Дарбеку: оставалось только надеяться на то, что сумасшедшие мечты Алланин умерли вместе с ней и что здравомыслящие парни вроде Аила сумеют навести порядок в городе. Позднее, возможно, мы и вернемся, но сейчас… сейчас перед нами новые битвы и новые завоевания, которые нам надлежит совершить до дня Эннаса, когда на Дарбек нахлынет армада Повелителей Небес. Оставалось надеяться, что мы успеем ко времени и то, что натворили в Требизаре, окажется не напрасным.

Когда свет солнца стал слабее, чем сияние оставленных нами пожарищ, мы устремились к горам на южной границе долины, где наши драконы, рассевшись по выступам скал, перекликались друг с другом. Мы же, все впятером, обустроили себе стоянку, отложив обсуждение наших планов до утра.

Ни Урт, ни Тездал не проявляли особой разговорчивости, по большей части отмалчиваясь. Они оба наблюдали гибель своих сородичей сегодня. Интересно, как буду чувствовать себя я, когда поведу драконов против моего собственного народа.

Вскрики драконов раздались на рассвете. Чудища наслаждались теплом здешних мест, и я чувствовал их желание лететь на юг, к ожидавшим их там битвам. Я с готовностью воссел в седло Дебуры, поднимаясь с ней в небо; авангард самцов, захлопав крыльями, устремился к солнцу. Мы сделали круг в память о перепуганном Требизаре и помчались прочь в сторону Сламмеркина.

Пролива мы достигли к полудню.

Никогда я не видел ни Сламмеркина, ни Пограничных Городов и был поражен их размерами. Сламмеркин куда как шире Треппанека, меня просто поражало, как Измененным удавалось пересечь такую преграду. Я решил, что только такие упрямцы, как Урт, могли одолеть подобную ширь. А Пограничные Города? Каждый из них мало чем уступал Дюрбрехту, как и неприступные крепости на южном побережье. Я испытал тревожное чувство, подумав о колдунах, сидящих в этих залитых солнечным светом городах, и о том, сколь велика сила волшебства, которую они могут обратить против нас.

От моей Дебуры пришло ко мне ощущение спокойствия и уверенности в том, что мы невредимыми минуем эту преграду. Что никакие смертоносные заклятия не навредят мне, пока я сижу на ее спине. Оставалось надеяться, что она права, выбирать мне не приходилось.

Города неуклонно приближались. Даже если колдуны не чувствовали нашего приближения, то могли, по крайней мере, видеть нас: мы закрывали собой все небо. И с той, и с другой стороны реяли эскадрильи драконов, и великое множество их устремлялось нам вослед. Воду под нами накрыла густая тень.

Нас, конечно, заметили, но, как и уверяла нас Рвиан, никто не сделал попытки остановить нас. Мы застали их врасплох. Мы мчались столь быстро, что колдуны просто не успели воспользоваться мощью кристаллов. Мы появились и исчезли, точно гонимая ветром туча в летний полдень. Мы не тронули Пограничных Городов, спеша к нашей цели — Кербрину.

Очередная веха на нашем пути, Кербрин, был настоящей цитаделью, укрепленной даже сильнее, чем Дюрбрехт, да к тому же еще получившей известие о нашем приближении.

Нас встретил заградительный кордон магической энергии и снаряды метательных машин. Я видел, как самца, прекрасное сребробокое создание, забросало, точно шлюпку на штормовой волне. Зверь забился, хлопая крыльями, тщетно пытаясь освободиться. Но раньше, чем ему удалось сделать это, сверкавший на солнце снаряд угодил в его крыло, в то место, где оно прикреплялось к туловищу. Через Дебуру услышал я пронзительный вскрик самца, голос его был полон не столько боли, сколько ярости и униженной гордости. Никогда раньше не видел я крови драконов. Она красна, как ваша или моя. Кровь хлынула по груди дракона, пытавшегося набрать высоту, но вторая стрела ударила в грудь зверю и убила его. Я почувствовал себя так, точно впервые увидел смерть рядом с собой. Я знал, что значит потерять друга, знал, каково, пронзив человека мечом, видеть, как жизнь покидает его. Но сейчас… Нет, такого я в жизни не испытывал, как никогда не чувствовал такой ярости, какую разделил с драконами.

И не успело еще громадное тело долететь до земли, как запылала месть.

Самцы тучей демонов, которыми так старательно пугает маловеров Церковь, ринулись вниз. Когда Дебура, когда мы — я почти уже не видел разницы между нами — последовали за авангардом, я видел, как два самца, точно соколы, спикировали на пославшую снаряд баллисту. Один из них схватил механизм задними лапами и поднял его, солдаты, обслуживавшие орудие, посыпались в разные стороны, точно муравьи. Дракон, забив крыльями, поднялся в небо. Я увидел бедолагу-солдата, уцепившегося за баллисту и вместе с ней рухнувшего на улицы города, когда чудовище разжало когти. Второй дракон тем временем уселся на укреплениях. То, что увидел я в следующие секунды, мне уже случалось наблюдать в своих видениях, только тогда летающие гиганты разрывали на части и грызли рыцарей Хо-раби, а не воинов Дарбека, солдат из полков Великого Властелина.

А потом Дебура, то есть мы — слитые в единое целое дракон и человек, — пылая яростью ринулись вниз, чтобы преподать урок ползающим тварям, осмелившимся убить дракона.

Спустившись низко к укреплениям Кербрина, мы пожали на них кровавый урожай. Мы не останавливались, наши когти и челюсти не уставали хватать и рвать людей, хвост — сметать все уцелевшее на нашем пути. Баллисты для нас были тяжеловаты, и их мы оставили самцам, которые прекрасно разобрались с этими приспособлениями. Нашей целью становились люди, мы резвились, как лиса в курятнике. Ярость завладела нами, и, когда на стенах остались лишь одни мертвые искалеченные тела, мы всеми силами ударили на город. И гневная Рвиан, и Тездал, и Урт с Беллеком на Катанрии.

И когда все было кончено, когда Дебура приземлилась во дворе прямо напротив дворца Великого Властелина, а остальные драконы или восседали на стенах, или кружили в небе, я спустился из седла на землю, вновь став самим собой. Стоило мне осмотреться вокруг, как я почувствовал, что комок подкатил к моему горлу, и я встал на колени, не в силах сдержать тошноты. Меня вывернуло, как Урта в Требизаре. А когда я поднялся, отвечая Дебуре, что не могу как следует понять, почему на меня так подействовали результаты побоища, то увидел, что одежда Рвиан измазана блевотиной, а лицо стало столь бледным, что я испугался, как бы моя любимая не упала в обморок.

Рвиан прислонилась к Анриёль, излучавшей чувство столь же глубокой удовлетворенности, как и Дебура, и, вытерев рот, выдавила из себя:

— Мы ведь не думали, что это будет легко, а?

Я покачал головой и, сплюнув, сказал:

— Нет, но все же не предполагали, что все окажется таким страшным.

Тездал произнес:

— Это война, и, как бы там ни было, война вещь кровавая. Думаю, что, когда мы отправимся на восток, будет еще страшнее.

— Нет, — сказал я, едва слыша свой голос. — Я никогда не думал…

— Как и я, — подхватил Урт. — Но мы можем сделать то, что задумали. Мы должны. Сейчас более, чем когда-либо. Или все напрасно, все.

Я ощутил на своем плече твердую руку друга. Как когда-то в Дюрбрехте. Я сплюнул, опустил голову и ответил:

— Все верно, Урт, все верно.

Измененный улыбнулся, и выражение его лица напомнило мне то, которое я видел у Беллека, когда тот говорил мне о кончине Аийлры. Оно напоминало маску Бледной Подруги.

Я сказал:

— Может быть, нам послать кого-нибудь внутрь и попросить Великого Властелина и регента принять нас? — предложил я.

Беллек расхохотался и дал сигнал самцу, который — прежде, чем кто-либо из нас успел что-нибудь возразить — вырвал вместе с петлями дверь, преграждавшую нам путь.

Из проема появился слуга-Измененный с желтой тряпкой парламентера на шесте, который он сжимал в своих трясущихся руках. Чуть позади расположилась группа арбалетчиков.

Рвиан выдвинулась было, чтобы говорить, но я выскочил вперед, закрывая ее своим телом. Меньше всего мне хотелось бы, чтобы мою возлюбленную убили.

Я прокричал:

— Мы желаем говорить с Великим Властелином Тэрлом и с регентом Джаретом. Мы не желаем дальнейшего кровопролития.

Перепуганный Измененный исчез, и несколькими секундами позже появился офицер в чистой форме и в начищенных доспехах. Он еще не успел побывать в сражении, но крепко сжимал в руках своих меч, и голос солдата звучал твердо как сталь. Стоявшие за спиной у командира арбалетчики целились мне в грудь. Мне очень хотелось сейчас оказаться где-нибудь в другом месте.

— Кто вы такие, чтобы настаивать на этом? — требовательным тоном спросил офицер.

Лица его мне было не видно из-за забрала шлема, но в глазах и тоне сквозила надменность. Я всмотрелся в фигуру офицера и понял, что он не кербринец, а мардбрехтец, по цвету накидки.

— Мне кажется, — сказал Беллек, — драконы еще не наелись. Пусть они сожрут его.

Рвиан воскликнула:

— Нет! Мы пришли, чтобы говорить, а не убивать.

Я повторил свои слова:

— Мы должны поговорить с Великим Властелином.

Из-под забрала своего шлема воин посмотрел на окружавших нас ужасающих чудовищ, на тех, которые восседали на стенах и кружили в небе. Нелегко читать язык движений тела человека, закованного в броню, но я все же почувствовал, как под доспехами плечи офицера опустились. Я продолжал:

— Мы не хотим убийств, но если вы предпочитаете сражаться, драконы сотрут Кербрин с лица земли. Или вы сомневаетесь в этом?

Глаза латника ответили мне раньше, чем я услышал голос:

— Нет. Подождите здесь.

Я сказал:

— Не долго.

Он наклонил голову и ушел, но стрелки остались. На лицах их был запечатлен откровенный страх. Я мог бы поаплодировать их смелости, потому что ни один из них не побежал и не опустил своего оружия.

Мы ждали во дворе, поджариваемые колдовством Аттул-ки, имея возможность убедиться в печальных последствиях, которые оно оказало на природу. Я видел засохшие растения, высушенные фонтаны, увядшие лозы, погибшие деревья. Вокруг царила атмосфера безнадежности: плиты, которыми был вымощен двор, растрескались, ростки сорняков пробивались вверх, уже засохшие и почти безжизненные. Драконы грелись на солнышке. Я, даже сбросив свои меховые одежды, чувствовал, как испарина обволакивает мое тело.

Раздались звуки рожков, и появился герольд, длинные волосы которого висели клочьями, а лицо покрывали бусинки пота. Камзол его был грязен, но голос звучал громко:

— Регент Джарет милостиво согласился выслушать вас, следуйте за мной.

Раз уж я взял на себя обязанности парламентера, то, следовательно, и говорить приходилось мне.

— Нет. Пусть Великий Властелин Тэрл и регент явятся сюда.

Я не завидовал герольду, который, покосившись на драконов, сглотнул слюну и произнес:

— Я передам ваши слова.

— И побыстрее, — сказал я. — Если они не явятся сюда до… — я покосился на сидевшего на обломках крытой аллеи из вьющихся растений дракона, — до того, как солнце коснется головы дракона, именно ему я и поручу привести их сюда.

Власть развращает людей. Мне нравилось смотреть, как лицо герольда на моих глазах стало еще более бледным. Я услышал смешок Беллека, раздавшийся вслед умчавшемуся прочь бедолаге. При всем этом я прекрасно понимал, что арбалетчики держат меня на прицеле, и делал все возможное, чтобы не обращать на них внимания.

Наконец появились Тэрл и Джарет.

Великий Властелин был не намного моложе меня, но выглядел как невинное дитя. Он, совершенно очевидно, очень неуютно чувствовал себя в боевых латах, сковывавших его движения, а меч, болтавшийся у него на поясе, служил скорее украшением, чем оружием. Шлем Тэрл нес под мышкой, что позволяло мне рассмотреть черты первого лица нашего государства. Мягкие и невыразительные черты юноши искажала тревога. Светлые, какие были и у Гаана, и без того большие голубые глаза еще шире раскрылись от удивления при виде чудовищ. Мне понравилось, что я прочитал в них скорее удивление и интерес, чем страх.

Джарет оказался совершенно иным. Худой и высокий, но широкоплечий, он носил доспехи куда более роскошные, чем у Великого Властелина. Сверкавшие на солнце посеребренные поверхности по краям ограняло золотое витье. Он был в шлеме той же формы, что обычно носят наместники, но богато украшенном, со стилизованными орлиными крыльями на висках и забралом, выполненным в форме оскаленной пасти льва, которое было поднято, что позволяло мне видеть надменный лик регента. На нем не читалось ни тени удивления, только лишь высокомерное раздражение, точно наше вторжение, наши драконы наводили на Джарета скуку. Ноздри его тонкого носа раздувались от стоявшего в воздухе запаха свежей крови (и, если уж говорить правду, вони испражнений драконов). Я не мог считать последнее основанием для проявления такого высокомерия. Я посмотрел в глаза регента, холодные и отстраненные. Мне он очень не понравился.

От Дебуры ко мне пришла волна раздражения, она ощутила мою неприязнь и разделила и умножила ее. Мне страшно захотелось вытащить меч и рубануть им этого разряженного фигляра.

Рвиан, «подслушавшая» беззвучный разговор между мной и Дебурой (Анриёль послала сигнал своей Властительнице), сказала:

— Успокойся, Давиот! Хватит крови!

Я ответил молча, зная, что слова мои достигнут Рвиан.

«Ее и не будет, если нас не вынудят».

Я смотрел в надменное лицо и почти желал, чтобы именно так и произошло.

— Я — Джарет, регент трона Дарбека. Что вам угодно?

Я произнес:

— Ничего, я собираюсь разговаривать с Великим Властелином Дарбека.

Джарет, услышав эти слова, еще пуще раздул ноздри, в глазах его засверкала злоба. Стоя под взглядом регента, я уповал на то, что здравый смысл в нем возьмет верх, и мардрехтский воевода не отдаст арбалетчикам приказа стрелять, что повлечет за собой неизбежную бойню. Тэрл явно испытывал смущение, он вздрогнул под своими доспехами и, оторвав взгляд от драконов, перевел его на меня. За спиной юноши рядом с арбалетчиками появились колдуны, коих я насчитал девять.

В моей голове я услышал пришедший от Рвиан посыл:

«Это посвященные, Давиот. Я сомневаюсь, что справлюсь с ними всеми».

Я послал ответ:

«Все в порядке, тебе не придется этого делать. Береги себя».

«А ты? — спросила она. — Как же ты?»

Я посмотрел на колдунов и арбалетчиков, подумав, что мне, возможно, придется несладко. Но выхода у меня не осталось, я мог лишь идти напролом. Поэтому я посмотрел Великому Властелину прямо в глаза и сказал:

— Я буду говорить с вами, господин Тэрл, только с вами. О будущем.

Джарет сказал:

— Я говорю за Великого Властелина. Если у вас есть какие-нибудь требования, изложите их мне.

Я сделал посыл Дебуре, которая взмахнула крыльями, вытянула шею и оскалила страшную пасть, перемещаясь поближе ко мне. Остановившись за моей спиной, она зашипела на регента. Тот отпрянул.

Власть развращает, но иногда, пользуясь ею, можно доставить себе некоторое удовольствие. Зрелище Джарета, усевшегося своей бронированной задницей на каменные плиты пола, не могло не согреть мне душу. Я взял Тэрла за руку — думаю, не сделай я этого, он бы так и стоял, любуясь драконами, пока мы не улетели из Кербрина, — и отвел его в сторону.

Раздался чей-то властный приказ, но Тэрл поднял руку и крикнул:

— Не стрелять!

В эту секунду я решил, что он вполне может стать достойным наследником своего отца.

Я решил!

Да кто я такой, чтобы решать, кому из Дарбека править страной, а кому нет? Но, с другой стороны, опять же, почему бы нет? Я считал, что Джарет не годится, и за время своих странствий успел узнать, что это весьма распространенное мнение. Вполне приличные люди, такие, например, как Сарун, разделяли эту же точку зрения. Так почему бы мне не стать ее выразителем?

Особенно когда у меня за спиной дракон.

Я рассказал Великому Властелину все о наших планах, о том, что мы уже сделали и что только собирались сделать. Постепенно к нам присоединилась сначала Рвиан, а затем и Урт с Тездалом. Привыкший больше к общению с драконами, чем к разговорам с Истинными, Беллек стоял в стороне. И очень хорошо, что так получилось, потому что Джарет, по-видимому почуявший, к чему клонится наш разговор, решил попытаться защитить свои интересы.

Все, что я знаю наверное, — это то, что я услышал крик Беллека и предостережение, переданное мне Дебурой. Я оглянулся вовремя: сверкающая на солнце стрела мчалась нам навстречу.

Я забыл о Тэрле, для меня существовала сейчас только Рвиан, и я бросился на нее всем телом, сбивая и увлекая мою возлюбленную на плиты двора. Она закричала, и, когда мы очутились на земле, в нос мне ударил запах блевотины, исходивший от одежды Рвиан. Но я думал лишь о том, что стрела могла убить мою возлюбленную, не закрой я ее своим телом.

Я даже не видел, как Тездал сбил с ног Великого Властелина, а Урт закрыл Тэрла своим телом.

Зато я видел, как Дебура и Катанрия разом схватили зубами Джарета, на которого претендовали и Анриёль с Пелианой. Я прекрасно видел, как арбалетчики, напрасно расходуя стрелы, осыпают ими драконов, чьей коже эти смертоносные для человека снаряды не причиняли никакого вреда. Я видел разорванное на куски тело Джарета и стрелков, умиравших от когтей и зубов мстительных драконов. Я слышал, как хохотал Беллек.

Потом все было кончено. Осталась лишь окровавленная мешанина из плоти и железа доспехов, лежавшая во дворе дворца памятником амбициозным людям. Остальные и не помышляли о сопротивлении, стоя и с благоговейным ужасом взирая на то, что случилось.

Урт с Тездалом подняли трясущегося Великого Властелина с пола. С побелевшим лицом он окинул взглядом двор.

— Что я должен сделать?

Я ответил:

— Построить новый мир, созданию которого уже положено начало в Ур-Дарбеке и который скоро будет принесен и Ан-фесгангу.

Тэрл сказал:

— Тогда расскажите мне.

И, несмотря на пролитую кровь, я почувствовал, что надежда есть.

 

Глава 36

Тэрл не выказал противодействия нашему предложению, он даже высказал некоторые собственные дополнения к нему. То, как быстро сумел юноша приспособиться к столь драматичным образом изменившимся обстоятельствам, показало мне, что он был на самом деле сыном своего отца. А то, с какой готовностью принял он наши планы, говорило, что Тэрл не слишком-то доволен своим положением. Он с радостью согласился, когда мы предложили (а это, в свете мощи горделиво восседавших на кербринских стенах чудовищ, выглядело в значительной мере и требованием), что отныне и впредь Великий Властелин станет править страной вместе с Советом Наместников и представителей колдунов и Мнемоников. Однако Тэрла в немалой степени поразило наше предложение (требование!), чтобы Измененные Дарбека стали отныне не бесправными слугами, но пользовались бы правами и привилегиями наравне со свободными Истинными. Но когда длинная ночь стала окрашиваться первыми проблесками наступавшего утра, когда мы рассказали Великому Властелину все, что знали, он согласился с правомочностью наших требований. Что касалось его советников, то те оказались не столь сговорчивыми, однако слово господина и неупоминаемая, но оттого не менее реальная угроза возмездия со стороны драконов заставила и их, пусть лишь на словах, согласиться. Я понимал, что придворные партии станут оспаривать наш порядок общественного устройства, найдутся недовольные в городах и замках, но это не являлось для нас в тот момент предметом наиважнейшей заботы. Довольно было уже того, что Тэрл поддержал нас, чем в изрядной степени облегчил нашу задачу.

Пусть Тэрл и не обладал твердостью и решительностью характера своего отца, как и его самолюбием, но юноша оказался в полной мере наделен мудростью Гаана. Он сказал:

— Если мы сумеем провести в жизнь достигнутые между нами соглашения, тогда, я полагаю, это может сделать Дарбек более счастливой страной. Но как же быть с Повелителями Небес?

Солнце уже встало, хотя у него совершенно не было никакого права так жарить в это время года. В комнате, несмотря на распахнутые окна, стояла духота. С улицы доносились крики драконов. Я испугался, что наши скакуны возжаждут пищи и отправятся на поиски ее, прочесывая улицы города.

То же пришло в голову и Беллеку, потому что он, проведя рукой по губам, оттолкнул свой стул.

— Мы все решили, — произнес он, поднимаясь, — остались детали, обсуждайте их, а я отправлюсь с ребятами на охоту.

Я кивнул в знак согласия, а седовласый Властитель обратился к Урту.

— Могу я сесть на Катанрию?

Измененный (которому, кстати, все время было не по себе в этом собрании) выглядел пораженным.

— Вы спрашиваете моего разрешения? — произнес он.

Беллек кивнул и совершенно серьезно ответил:

— Теперь, друг мой, она твоя. Я могу лететь на ней, только если позволишь мне.

Урт насупился и сказал:

— Конечно.

Я думал, что мой друг тоже бы с радостью ушел с Беллеком, но Измененный не шелохнулся, а старик, поклонившись ему, двинулся к выходу. Что-то странное просквозило в лице Властителя, но что именно, я сказать не мог.

Рвиан окликнула его:

— Поосторожнее выбирайте охотничьи угодья, Беллек, ладно?

Старик рассмеялся и ответил:

— Конечно, милая. Я не хочу разрушить то, чего вы достигли с таким трудом. Только не сейчас.

Смех его точно повис в душном воздухе зала, но времени размышлять над этими словами у меня не было. Тэрл задал весьма уместный вопрос.

Я бросил короткий взгляд на Тездала, молчаливого и задумчивого, и сказал:

— Когда мы, Дары, впервые ступили на земли Келламбека, то убили живших там Анов, а оставшихся превратили в рабов. Мы поступили жестоко и несправедливо.

Тэрл кивнул.

— Заглядывая в прошлое, мы не можем не признать этого, но разве мы ответственны за грехи наших отцов?

— Да, если не исправим их, — ответил я.

Тэрл вторично кивнул и произнес:

— И что же вы… предлагаете?

— Мы лишили Анов родины, и это послужило причиной начала Нашествий, — сказал я. — Если мы не предложим им возмещения их потери, Нашествия будут продолжаться.

Один из сидевших за столом дигнитариев сказал:

— С такими союзниками, как ваши драконы, мы можем разгромить Повелителей Небес.

В говорившем я по одежде опознал мардбрехтца.

Тездал напрягся, ладонь Рвиан упала на запястье сжавшей эфес меча руки Хо-раби.

— С нашими драконами мы в состоянии сровнять с землей весь Дарбек, — поспешил сказать я. — Но мы хотим совсем другого — мира, прекращения Нашествий, окончания войны.

Не дав мардбрехтцу возразить, Тэрл поднял руку.

— Под таким решением я с удовольствием поставлю свою печать, — сказал юноша, демонстрируя сообразительность. — Разве это не станет нам всем замечательным памятником, господа? Только подумайте! Мы с вами миротворцы, победители Повелителей Небес… — Он осекся и виновато улыбнулся Тездалу. — Положившие конец Великому Нашествию, всем вообще Нашествиям. Школа Давиота навсегда прославит наши имена, которые будут веками жить в легендах Сказителей.

Я улыбнулся. Я не мог с уверенностью сказать, солнце светило слишком ярко, но мне показалось, что Великий Властелин подмигнул мне. Он спросил:

— Так скажите же мне, как нам достигнуть этого мира?

— Вернуть Повелителям Небес их родину, — ответил я.

Я не ждал ничего, кроме вспышки всеобщей ярости, так и случилось.

Тут Тэрл поразил меня вторично. Он с такой силой стукнул своей чашей по столу, что она погнулась, а ни в чем не повинный камешек вылетел из узора на золоте кубка. Вино обрызгало рукав Великого Властелина. В наступившей тишине он произнес:

— Мы должны выслушать Давиота. Сидите, пожалуйста, спокойно, или, может быть, вы предпочитаете излагать свои возражения драконам?

Тэрл произнес эти слова мягким, совсем не ораторским голосом, но в речи его прозвучала властность, которая заставила собравшихся умолкнуть.

Пробормотав слова благодарности, я сказал:

— Кровь льется уже столько лет, что никто из присутствующих здесь не смог бы подсчитать число погибших. Первой пролилась кровь Анов, когда мы, Дары, пришли на их землю. Уже потом кровь наших отцов окропила эту землю в войне с Повелителями Небес. И правда и неправда остается в прошлом, каким станет будущее — решать нам. Будем ли мы упорствовать в ошибках древности? Или попытаемся исправить их? Я полагаю, что существует лишь один способ достижения нашей цели: или мы воспользуемся им, или Нашествия будут непрестанно продолжаться.

Все тот же нобль из Джаретовых мардбрехтцев опять повторил:

— Если исключить возможность разбить Анов с помощью драконов. Так поступил бы любой достойный Дар.

Слово взяла Рвиан, в простых словах излагая то, что уже не раз приходило мне на ум и (как я думаю) страшило меня.

— Мы уже не Дары в полном смысле слова, ни я, ни Давиот. Как Урт уже больше не слуга-Измененный, беглец, избравший путь на север через Сламмеркин. И Тездал уже не Повелитель Небес. Мы Властители драконов, мы не такие, как вы. Мы иные, мы смотрим на мир глазами драконов, а это не глаза Истинных, Измененных или Повелителей Небес. И как мы — иные, так и мир, который мы построим, станет иным! И вы не помешаете нам! Не сможете!

Рвиан не приняла ванны, не сменила своей грязной одежды, она лишь немного пригладила пятерней волосы, и только-то. Щеки ее покрывала грязь, кровь темными пятнами засохла на одежде. Кожа побледнела за время длительной зимы в холодном Тартаре, ее слепые глаза сияли как изумруды возле огня, но огонь этот шел изнутри. Я еще сильнее любил ее за эту пламенность во взоре. Тэрл смотрел на Рвиан с благоговейным изумлением. И это казалось мне естественным, потому что она была величественна, бесподобна. Что удивило меня, так это выражение лица Тездала, которое я, пожалуй, мог бы определить одним словом «преклонение».

Кто-то произнес:

— Вы хотите запугать нас, дамочка?

И Рвиан, улыбнувшись точно посланник Бледной Подруги, лишь один раз наклонила голову в простом жесте, не требовавшем словесного подтверждения для того, чтобы его смысл стал понятен.

— Это уже чересчур, — сказал кто-то.

Я подумал, что мы, пожалуй, слишком далеко зашли. Тропинка к взаимопониманию была слишком узка, чтобы засорять ее сорняками злобного несогласия, следовало, напротив, с корнем вырвать их с самого начала.

— Чересчур? — спросил я, указывая на окна. — А жара не чересчур? Кладовые Кербрина полны зерна? Или, может быть, в Дюрбрехте все в этом смысле в порядке? Большой урожай удастся собрать нынче в Дарбеке крестьянам? И воды, наверное, будет — хоть залейся? Источники не пересыхают, и скот не мрет в полях? Народ сыт и благоденствует? Послушайте, я сын рыбака…

— Меня это не удивляет, — раздался чей-то голос.

Однако я пропустил мимо ушей столь дешевую остроту и продолжал:

— И совсем не так давно я был дома. Уловы снизились, а каковы они будут в этом году? Дарбек будет процветать или, может быть, страдать от голода и засухи?

Уже знакомый голос возразил:

— Вы можете положить этому конец.

Высказывание это принадлежало толстощекому мужчине средних лет с мокрыми от пота волосами. От голода и жажды, судя по внешнему облику, говоривший явно не страдал. Я посмотрел на него так, что заставил опустить глаза.

— Да, мы можем. Думаю, что мы вполне в состоянии долететь до Ан-фесганга и уничтожить все корабли, которые Аны понастроили для того, чтобы начать свое Великое Нашествие, с той же легкостью, с которой мы уничтожили те, которые стояли на рейде в Ур-Дарбеке. Наверное, мы могли бы разрушить замки и города Повелителей Небес столь же просто, как и Кербрин. Но мы не станем этого делать! Вы не понимаете почему? Мы просто не будем! Мы, как сказала моя Рвиан, — Властители драконов. Мы не собираемся длить вечно старую ненависть, а хотим установить новый порядок. Примете вы это или нет, но мы сделаем то, что собираемся.

Установилась душная давящая тишина, которую на сей раз нарушил Тэрл:

— Каким образом вы это сделаете?

Я ответил:

— Мы отправимся на острова Анов и предъявим Аттул-ки те же условия, что и вам, мы потребуем, чтобы они сняли заклятье, которое уничтожает Дарбек, и оставили свои мечты о завоевании.

Тэрл повертел в руках свой поврежденный кубок и сказал:

— И взамен мы отдадим им Келламбек?

Я покачал головой и произнес:

— Нет! Взамен они получат право селиться в Келламбеке. Жить и работать бок о бок с Дарами и живущими там Измененными. Как, в свою очередь, любой из Даров или Измененных получит право поселиться в Ан-фесганге, если пожелает.

— Это, — произнес Тэрл, — будет, я полагаю, делом нелегким.

Я сказал:

— Да, это будет нелегко. Старая ненависть — как гноящаяся рана. Но мы сделаем то, что задумали. Во имя сохранения мира все страны увидят в своих небесах драконов.

Тэрл произнес:

— Сохранения мира? Под страхом смерти?

Я пожал плечами.

— Это будет зависеть в конечном счете от людей. Но если нам, Властителям драконов, понадобится применить силу, мы это сделаем. Потому что это все равно лучше, чем нескончаемая война. Разве нет?

Великий Властелин посмотрел мне прямо в глаза, затем перевел взгляд сначала на Рвиан, а затем на Тездала, обращаясь к которому спросил:

— Такое возможно? Ваш народ согласится на это?

Повелитель Небес ответил:

— Так же как и ваш. Найдутся и несогласные… но, если вы вернете нам отчизну, тогда — да. Думаю, что мир достижим.

Тэрл довольно долгое время смотрел на него пристальным взглядом, а потом рассмеялся, энергично качая головой в разные стороны.

— Клянусь Господом, — сказал юноша, — отец мой и представить бы этого не мог! Посмотрите на меня! — Он вскочил, роняя стул и широко раскрыв руки, как бы желая охватить нас. Я подумал, что юноша или немного пьян, или же утомлен длинной бессонной ночью. — Великий Властелин Дарбека ведет дискуссию с Повелителем Небес и диким Измененным. Я внимаю Хо-раби и беглому слуге. Я слушаю Сказителя и… — он немного неловко поклонился Рвиан, — колдунью-мятежницу. Ну не чудо ли, господа мои?

Я услышал, как кто-то пробормотал:

— Чего еще ждать от мальчишки.

Однако, окинув взглядом сидевших за столом ноблей, я не смог определить, кто из них сказал это. Наверное, толстяк-мардбрехтец, хотя, может быть, и кто-то другой. Я видел, как Тэрл подошел к окну и посмотрел на руины дворцового двора. Юноша поставил локти на подоконник и сказал с удивлением:

— Все улетели, как ваш друг Беллек и обещал.

Тот же голос, что и раньше, произнес уже громче:

— Тогда мы можем убить их. Всех! Почему нет, мой повелитель? Отрубить драконью голову, а когда тот, другой, вернется, разделаться и с ним, убить или подкупить.

Я видел того, кто это говорил. Им оказался тот толстый сторонник Джарета. От волнения он даже вскочил со своего стула. Брюхо мардбрехтца было не менее толстым, чем его щеки. Даже и Рвиан уже не могла больше сдержать Тездала, лицо которого побагровело от ярости. Я до сих пор не могу поверить, что человек с таким проворством может выхватить меч.

Клинок взлетел, блеснув в лучах заливавшего комнату солнца, когда Повелитель Небес, приводя на своем пути в ужас кербринских дигнитариев, со скоростью стрелы промчался вдоль длинного стола. Никто даже и не попытался остановить Тездала. Толстяк завизжал точно кастрируемый хряк и вскинул обе руки, чтобы закрыть голову. Он споткнулся о стул и упал.

— Стоять!

Это, к моему удивлению, выкрикнул Тэрл.

Но, к еще большему моему изумлению, Тездал остановился, занеся меч над дрожавшим от страха толстяком. В глазах Повелителя Небес полыхала ярость. Я увидел, как на полу из-под массивного зада лежавшего начала растекаться вонючая лужа.

— Я приношу вам извинения, Тездал Касхиан, за оскорбление, нанесенное Гэртом Мардбрехтским, — произнес Тэрл и, повернувшись к нам, сказал: — Я приношу извинения также и вам.

Тездал отошел от лежавшего, который немедленно начал отползать, оставляя за собой мокрый след. Я уловил запах фекалий. Интересно, что же будет дальше?

Великий Властелин вызвал командира стражников и приказал:

— Казнить предателя.

Офицер, хотя и носивший цвета Кербрина, заколебался.

Тэрл произнес:

— Выполняй приказ, если не хочешь составить ему компанию.

Наступила тишина.

Мы прожили в Кербрине семь дней, но я так и не удосужился посмотреть город, который видел, лишь пролетая над ним на Дебуре. Мы безвылазно сидели во дворце Тэрла, поглощенные обсуждением наших планов, разработкой приемов его осуществления, составлением приказов и посланий. Колдуны приходили и уходили, благоговея перед Рвиан, точно она была главой их школы. Распоряжения и разъяснения отправлялись в свой путь по сети оккультных каналов, охватывавшей замки и города. Мнемоники приходили, чтобы запечатлеть в своей памяти наши дела, и смотрели на меня как на заморское чудо. Некоторых из них я знавал по Дюрбрехту, но между нами точно лежала целая жизнь, они казались мне чужестранцами. Или, если уж быть более точным, чужестранцем был я, потому что я не мог более притворяться, что я такой же, как они. Все происходило именно так, как и говорила Рвиан, — общение с драконами сделало нас иными, чем Истинные.

Урт разговаривал со своими соплеменниками, через которых тоже посылались сообщения как бы в дополнение к тому, что безликие, бессловесные слуги вызнают из речей господ. Все это скоро кончится, потому что станет всенародно известно, что Измененные получают равные с Истинными права. Если все у нас получится, бывшие слуги займут свое достойное место среди Истинных Дарбека. Мы доходчиво разъясняли, что никто не может чинить никому вреда и обид или помышлять о возмездии, потому что любым нарушителям придется нести ответственность перед нашими драконами. Я вышел с предложением, что в наш новый совет должен войти также и представитель Измененных, — Лан, как мне казалось, мог бы оказаться вполне достойным этой роли.

Были и прочие предложения: чтобы такие наместники, как Сарун и Янидд, тоже вошли в правительство, я упомянул и имя Клетона.

В решении всех этих вопросов Тэрл проявил себя как зрелый муж, опровергая расхожее мнение. Юноша просто слишком долго находился в тени репутации своего отца, а теперь проявил недюжинную смекалку. Я все больше чувствовал уверенность в том, что, покидая Дарбек, мы оставляем его в хороших руках. Я и сам изменился, стал другим и смотрел теперь на мир иными глазами. Я скучал по Дебуре: когда я не имел возможности «говорить» с ней, я ощущал пустоту, а когда она возвращалась, испытывал счастье, которое мне удавалось познать лишь в общении с Рвиан. Я знал, что мы не сможем остаться в Дарбеке, даже после того, как вернемся из нашего запланированного путешествия через океан. Я знал, что нам придется возвратиться в Тартар и остаться там, потому что это единственное место, пригодное для нормального существования драконов.

Снабженные провизией на дорогу, облаченные в новые одежды, предоставленные нам Великим Властелином, мы готовились к отправлению в Ан-фесганг утром восьмого дня.

Стояло раннее утро в преддверии дня Эннаса, но солнце, висевшее в безоблачном серебрившемся от нестерпимого жара небе, немилосердно припекало. Груз магических чар Повелителей Небес давил на Кербрин и весь Дарбек. Взбираясь в седло Дебуры, я осознавал, какую великую надежду мы несем с собой и какую грандиозную ответственность взвалили мы на свои плечи. Мы диктовали условия, и теперь мы или исполним в полной мере свои обещания, или имена наши останутся проклятыми навеки.

Но, едва пристегнувшись к седлу моего прекрасного, удивительнейшего небесного скакуна, я ощутил головокружительное волнение. Возможность взмыть в небо, слиться со своим драконом манила и соблазняла меня. Слишком долго пробыл я на твердой земле, и, повернувшись к своим соратникам, увидел, что и они испытывают то же нетерпение, что и я. Даже Урт улыбался и, когда я махнул ему, ответил бесшабашным жестом. Я на секунду бросил взгляд на Рвиан и заметил, как блистают на солнце ее белые зубы, приоткрывшиеся в широкой улыбке. Беллек просто сиял, точно сбылись все его мечты. Тездал в ответ на мое приветствие кивнул и осклабился, но, как я и подумал, Повелитель Небес испытывал меньшее воодушевление, чем все прочие. Я ободрил его:

— Мы творим мир, друг мой. Мы делаем это для людей всех стран, для твоих и моих соплеменников, для народа Урта. Для всех!

«Да», — только и услышал я в ответ, и меня поглотило предвкушение предстоящего путешествия.

А потом… потом раздалось хлопанье множества драконьих крыльев, поднимавших нас в небо над Кербрином. Люди внизу, остолбенев от удивления, стояли и глазели на невероятные эскадрильи, кружившие над городом.

Впрочем, мысль эта не задержалась надолго, лица очень быстро исчезли вдали, а расправившая свои могучие крылья Дебура устремилась к солнцу. В немногие секунды Кербрин остался за нашими спинами, и мы понеслись над сожженными солнцем равнинами, держа путь к побережью.

Страшновато на первых порах оказаться над морем, не видя под собой спасительной земли, а лишь тронутую амальгамой гладь Фенда. Впереди лежали острова Стражей.

Никаких попыток препятствовать нашему продвижению колдуны не сделали, получив приказ Тэрла, и мы проследовали мимо них без каких-либо эксцессов. Мы шли слишком высоко, что не позволяло разглядеть лиц конкретных людей, но я впервые увидел могучие белые башни, в которых хранились кристаллы, чье магическое присутствие давало себя знать покалываниями кожи, как когда-то в Требизаре. Огромная устрашающая мощь магии мало чем отличалась от той, что исходила от кораблей Повелителей Небес.

Драконы ощущали ее куда сильнее, чем мы, всадники, и я «слышал» зов самцов, просивших позволения устремиться вниз, чтобы разрушить башни, вырвать оттуда кристаллы и уничтожить тех, кто использовал их. Беллек запретил бойцам спускаться, «сказав» им, чтобы оставили эту цель, по крайней мере пока. Я объяснил Дебуре, что перед нами другая, более важная задача, и она неохотно, как и прочие ее сородичи, понесла меня дальше на своих крыльях, так что скоро острова Стражей растаяли за спиной.

Теперь мы летели над Керин-веином.

Мы, Дары, не знали другого названия для этого моря, как «восточный океан», не имея необходимости давать имена территориям, лежавшим за пределами нашего мира. Под нами расстилались не изведанные нами просторы, над которыми корабли Повелителей Небес несли дружины Хо-раби к берегам нашей страны. Тездалу однажды случилось пролететь здесь в том корабле, что был уничтожен магической энергией Рвиан. То было нелегкое путешествие, даже и с колдунами Хо-раби, подгонявшими запряженных в их суда духов воздуха. Для нас, которых в не достижимой ни для кого высоте, покорявшейся лишь драконам, несли наши небесные скакуны, все выглядело иначе. Страшное колдовство презренных людей не обладало здесь никакой силой.

Самым краешком глаза видел я и элементалов, не веря своим глазам, но Дебура сказала мне, что они и правда находятся рядом, помогая нам в нашем продвижении. Потому что драконы ближе к духам воздуха, чем сыны и дочери рода человеческого, которые жаждут лишь поработить этих эфемерных созданий, а не жить с ними в согласии.

«Но это, — я рад был „услышать“, — не относится к Властителям».

Пока я решил удовольствоваться имевшимися объяснениями. Более чем когда-либо раньше, хотел я достигнуть берегов Ан-фесганга, чтобы выполнить там последнюю часть нашего плана.

Однако мне приходилось умерить свое нетерпение, потому что даже драконы не могут перелететь океан без остановки. Это под силу только элементалам, но они не вполне существа материального мира, в то время как драконы, несмотря на свое волшебное происхождение, все-таки состоят из плоти и крови и им нужен отдых.

Солнце висело у нас за спинами, окрашивая вокруг себя небо в цвет расплавленного золота. Впереди синела утыканная бисеринками звезд тьма, из которой безучастно взирал на мир лунный лик. Воздух, несмотря на теплую ауру, исходившую от Дебуры, и подбитые мехом одежды, подаренные мне Тэрлом, холодными струями пронизывал кожу. Я услышал посыл Беллека, предлагавшего спуститься на ночной отдых. Где и каким образом? Дебура объяснила, когда мы спланировали к поверхности моря.

Я и не знал, что драконы умеют плавать, это выяснилось лишь теперь.

Они могли, если обстоятельства вынуждали их, передвигаться по воде так же, как они летали в небе.

Мы спускались на посеребренную луной, покрытую барашками волн поверхность. Волнение было невелико — мне случалось переживать настоящие штормы в лодке своего отца, — но, даже несмотря на успокоительный посыл Дебуры, я почувствовал страх, когда мы сели в океане: никогда я еще не оказывался так далеко от берега.

Дебура широко расправила крылья, как обычно делала, когда мы планировали на добычу, и приводнилась столь аккуратно, что соленая вода лишь едва забрызгала мои башмаки. Затем она сложила крылья, подгребая конечностями, что вызвало у меня теплое воспоминание о ночных плаваниях в лодке моего отца, покачивавшейся на волнах Фенда.

«Не бойся, Давиот, — сказала мне Дебура. — Просто немного отдохнем».

Я верил ей, да и как могло быть иначе? Я знал, что моя Дебура отдаст за меня жизнь и что я готов сделать то же самое. Я осмотрелся и увидел остальных своих товарищей, собиравшихся вокруг меня.

Странный был у нас ужин на открытом воздухе и на воде. Дебура, Анриёль, Пелиана и Катанрия мирно подремывали, пока мы, их седоки, передавали друг другу пищу и эль. Остальные драконы, покачиваясь на волнах, прятали головы между крыльев, точно спящие лебеди, лишь только сторожевые самцы бодрствовали.

Если я и сожалел о чем-нибудь, так только о том, что не мог прижать к себе Рвиан, вынужденный оставаться привязанным к своему седлу даже во сне. Колыбель морская не была непривычной мне, я спал прекрасно и проснулся, внезапно разбуженный биением драконьих крыльев. Беллек скомандовал подъем, и мы взлетели.

Еще не рассвело, небо окрасилось в опаловый цвет, предшествующий восходу солнца. В такое время на суше птицы поют здравицу нового дня, здесь же мы могли видеть только светлевший восток и серые волны. Я вцепился в седельную луку, когда мы в считанные секунды взмыли в небо, держа свой путь к восходу, прямо к берегам Ан-фесганга.

Ночь пала, прежде чем мы достигли островов.

Сначала они показались мне замысловато изломанной линией под сенью лунного света, напоминая Драконьи Зубы, окруженные волнами океана. Земля эта выглядела суровой и неприветливой. Край каменистых вершин и густо покрытых лесами холмов, трудных для обитания человека и непригодных для земледелия. На каждом острове главенствовали огромные пики, чьи вершины окрашивали ночное небо тускловатым красным свечением, земля словно выдыхала горячий воздух из своей груди.

Тут я услышал посыл Беллека, спрашивавшего, где лучше всего спуститься, чтобы передать наши условия по назначению.

Тездал отвечал:

— В Ан-кеме, там, где Высочайшие из Аттул-ки построили свой дозийан.

Я спросил:

— А это безопасно?

— Сомневаюсь, что наше предприятие в какой-либо его части можно причислить к безопасным, друг мой, — ответил Тездал. — Или ты надеешься на более теплый прием, чем тот, который нам устроили поначалу в Кербрине?

Рвиан сказала:

— Может быть, нам подождать?

— Чего? — поинтересовался Тездал, и хотя слова его пришли ко мне через Пелиану и Дебуру, все же я слышал в голосе Повелителя Небес отголоски дикой безнадежности. — Подождать, пока мой народ сумеет собраться, чтобы дать нам мощный отпор? Чтобы погибло больше людей? Нет! Сделаем это сейчас или никогда.

В речи Тездала слышалась страшная обреченность, точно он, приняв решение, намеренно не давал себе времени на обдумывание, чтобы не позволить сомнениям одержать над собой верх. Нам он тоже не дал ни секунды на размышления, а лишь ринулся вперед на бешено замахавшей крыльями Пелиане, да так, что даже самцы расступились в стороны, и нам ничего не оставалось, как только последовать за ним.

Мы промчались над омытыми волнами берегами мимо жутковатых гор, распахнувших свои огненные пасти. Мимо распаханных полей и заросших лесом равнин, над разбросанными то тут, то там деревеньками, блестящими лентами рек, несших свои быстрые воды в высоких берегах к океану. Тут я в беспримерном удивлении не смог сдержать своего крика, увидев висевшие удерживаемые швартовыми канатами над склонами горы воздушные корабли. Они показались мне похожими на поросят, копошащихся возле свиноматки. Их были сотни или — я подумал обо всех этих красногубых вершинах — целые тысячи.

И тут меня постигло новое восхищение физической мощью драконов.

Наше полчище устремилось вниз, и искушение присоединиться к самцам, охватившее Дебуру, прошло по мне пьянящей волной. Я подчинился ее воле, и мы бросились вслед за авангардом.

Это было освобождение. Я, сын рыбака из деревни Вайтфиш, сидел охваченный ликованием на спине дракона, рвавшего зубами и когтями воздушные корабли, страшный кошмар моего детства. Через Дебуру я ощущал жгучее предвкушение свободы духов воздуха, впряженных в корабли. Когда мы раздирали в клочья кроваво-красные цилиндры, проносясь в огромных шарах полыхавшего газа, элементалы вырывались на свободу и хохотали, наслаждаясь полетом. Я чувствовал невидимые, почти лишенные веса руки, благодарно гладившие мне лицо. Какие-то фигуры, точно сотканные из нитей тончайшего шелка, порхая в лунном сиянии, покрывали холодными поцелуями мои губы или гладили бесплотными пальцами мои волосы. Дебура переполняла мое сердце ликованием, которое она испытывала от разрушения уз зловещих колдовских чар.

Когда мы взмыли к небу, не оставив за собой больше достойной добычи, а лишь полыхавшие обломки, озарявшие склоны гор с раскаленными докрасна вершинами куда более ярким сиянием, я почувствовал себя виноватым. Тездал не позволил Пелиане последовать за остальными, и она разрывалась между желанием доставить приятное своему Властителю и неудержимой жаждой принять участие в охоте вместе со своими соплеменниками. Я почувствовал грусть каждого из них. Душу Тездала пронизывала глубокая боль, надежда и смятение.

Я подлетел на моей Дебуре к Пелиане и сделал посыл:

«Думаю, что иначе нельзя, друг мой, сомневаюсь, что нам удалось бы сдержать самцов».

«Да, — получил я ответ, — скорее всего так».

«Мы покончим с войной, — сказал я, — будем крепить мир. Там ведь погибли совсем не многие твои соплеменники».

Тездал ответил:

«Да. А их мечты?»

«И это устроится, — возразил я. — Аны вновь смогут жить в Келламбеке, где все получат равные права».

«Возможно», — отозвался Тездал и закрыл доступ к своему сознанию, так что я только мог чувствовать беспокойство Пелианы. Я спросил себя, что испытывал я сам, когда мы пикировали на Кербрин, и не нашел ответа — только грусть и сожаление.

Потом Рвиан подлетела ко мне на Анриёль и сказала, что Беллек повел драконов на Ан-зел и Ан-ва, чтобы уничтожить напитавшиеся горячим дыханием гор корабли, пока те не успели подняться в небо. Рвиан предложила спуститься в дозийан, чтобы изложить наши условия Аттул-ки.

Все случилось на рассвете, и прошло еще немало времени, прежде чем солнце взметнуло свои сияющие копья над вершинами красноголовых гор. Повсюду на холмах Ан-фесганга догорали обломки уничтоженной армады Повелителей Небес.

Дозийан, возведенный на скалистом уступе, оказался прекрасным и одновременно жутковатым строением, возвышавшимся над раскинувшимся в низине городом, с которым его связывала длинная извилистая дорога. И город и храм освещались фонарями и сиянием пожаров, вызванных нашим вторжением, но большая часть сооружений все еще лежала в тени. Я увидел, что дозийан сооружен из дерева и камня: стены и фундамент — из темного гранита, верхние этажи из замысловато выгнутого теса с выступающими балкончиками под навесными крышами и узкими окнами. Здание огибала высокая каменная стена с массивными воротами, которые мы проигнорировали.

Мы — Рвиан, Тездал и я — приземлились на мощенном булыжником дворе. Те драконы, которых Беллек оставил с нами, расселись кто где: на башнях, шпилях и стенах, так что весь дозийан оказался в кольце драконов.

Аттул-ки вышли нам навстречу.

Все они, облаченные в черные и малиновые одежды с колдовскими знаками золотого и серебряного шитья, были безоружными и если и испытывали страх перед драконами, то хорошо умели скрывать его. Аттул-ки вышли и стояли молчаливыми рядами, из которых выдвинулся вперед внушительного вида человек.

Он окинул меня презрительным взором, посмотрел на Рвиан и затем уставился на Тездала, который глубоко поклонился, и я увидел, как лицо его стало несчастным.

Тездал отвел глаза и произнес:

— Прости меня, Дази.

Прошедшей зимой наш друг обучил нас немного языку Анов, так что я мог кое-как следить за развитием их беседы. Эмоции передали мне драконы, а остальное Тездал рассказал нам позднее. Я смотрел на Дази, который изучал Тездала, как когда-то давно наши преподаватели в Дюрбрехте рассматривали какой-нибудь странный образчик природы. Мне даже вспомнился Ардион, я чувствовал, что почти готов преклонить колени.

Дази произнес:

— Ты предал свой народ и своих богов, гийан? Изменил данным тобой клятвам и явился сюда с этими похитителями земель, чтобы лишить нас надежд на Завоевание? Ты забыл, что ты Хо-раби?

Тездал рухнул на колени, опустив голову к булыжникам двора, и отчаянно застонал.

— Ты — предатель, — сказал Дази. — Ты проклятый Хо-раби. Ты явился сюда с Дарами, чтобы разрушить мечту народа, надругаться над волей Трех. Отступник, проклятый богами и всеми Хо-раби. Я бы подсказал тебе избрать Путь Чести, но ты не заслуживаешь даже и его. Лучше продолжай длить свою презренную жизнь, памятуя о своем бесчестье, и умри отверженным в одиночестве. Хвала Трем, что госпожа Ретзе не видит этого.

Я плохо разбирал слова, но понял смысл того, что говорил Дази, по ледяному тону его голоса и стальному блеску в глазах жестокосердного священника. Я не мог не видеть, в какое отчаяние повергла моего друга эта речь. Я ненавидел проклятого Дази, как не ненавидел никого в своей жизни, кроме Алланин. Я понимал, что священник не изменит своего мнения, его уверенность в своей правоте не допускала возражений. Я слышал, как зашевелились драконы, до которых докатилась волна моего гнева. Крылья чудовищ вздымались как знамена в утреннем солнце, двор наполнило угрожающее шипение и раздраженный скрежет когтей о камни и дерево. Я видел Тездала, этого гордого и бесстрашного человека, склонившим свою голову! Мой друг не должен так унижаться.

Тщательно подбирая слова языка Анов, я сказал:

— Мы пришли говорить о мире. Аны могут вернуться в Келламбек.

Прозвучал ответ Дази:

— Мы вернемся. О да! Мы вернемся! Мы вернемся под парусами из ваших содранных шкур, а труп этого мерзостного предателя будет украшать нос флагмана наших кораблей.

Это было уже слишком. Ведь он говорил так о Тездале, моем друге, который вместе с нами искал способы построить лучший мир. Я выхватил свой меч. Попытка напугать железом таких колдунов, как эти, была, разумеется, глупостью. Я услышал крик Рвиан и увидел, как Дази расплылся в улыбке и небрежно взмахнул рукой. Я полетел назад, точно кулак великана обрушился на мою грудь. Думаю, что не миновать бы мне смерти, если бы не Рвиан, использовавшая силы своего колдовства, чтобы защитить меня. Я упал подле Тездала, судорожно ловя ртом воздух. Затуманенными болью и слезами глазами я видел, как Дази указал на меня пальцем. Я застонал в ярости и судорогах, зная, что не смогу ничего сделать против этого заклятья.

Но драконы оказались быстрее и, вероятно, злее.

Пелиана достала священника первой и сжала в своих когтях. Это длилось недолго, я услышал, как колдун закричал, увидев широко распахнувшуюся пасть чудовища. Челюсти сомкнулись, превращая колдуна в груду окровавленных кусков. Остальные драконы бросились на Аттул-ки, уничтожая их, так что скоро во дворе дозийана не осталось ничего, кроме искореженных и разорванных в клочья останков колдунов, разбросанных тут и там на булыжном полу, стенавшего Тездала и озверевших чудовищ, бросившихся крушить крыши и стены храма, оставляя после себя одни лишь развалины.

Все это время Тездал стонал, стоя на коленях, точно жизнь его кончилась и мечта разбита.

Ошеломленный, стоял я посреди двора, мучимый тошнотой, но в то же время и наполненный чувством дикого ликования. Рвиан подошла ко мне, и мы оба положили руки на плечи скорчившегося на коленях и стенающего Тездала, зная, что говорить с ним сейчас бесполезно — подходящих слов не найти.

Дебура сказала мне, что пришли Хо-раби, точно так же как Анриёль предупредила Рвиан, а Пелиана Тездала, который не обращал внимания на своего дракона. Мне пришлось склониться к нему и сказать о приближавшихся воинах, тогда Тездал поднял залитое слезами лицо:

— Если вы любите меня, пусть здесь не будет больше убийств.

Рвиан ответила:

— Это никогда и не входило в наши намерения, только мир.

Тездал закричал:

— Тогда остановите их! Я больше не вынесу!

Я подумал, что непросто будет унять драконов, те несомненно нападут на Хо-раби, если нам станет угрожать опасность. Я поискал глазами Дебуру, разрывавшую крышу, — обломки и щепки летели в разные стороны под ее могучими зубами. Я позвал Дебуру, не слишком-то уверенный в том, что она откликнется, но, к моему удивлению, она явилась по первому зову.

За ней последовали Пелиана и Анриёль, и я ощутил их беспокойство за Тездала, выразившееся в волне пьянящей злобы. Они готовы были взмыть в небо и обрушиться на приближавшуюся колонну, превратить весь Ан-фесганг в груду окровавленных развалин, но Рвиан убедила их успокоиться и унести нас отсюда. Драконы, хотя и неохотно, подчинились.

Мы подняли Тездала и помогли ему сесть в седло Пелианы, к которому я и привязал своего друга. Он сидел скорчившись, плотно смежив веки, из-под которых продолжали литься слезы. Я сел в седло Дебуры, а Рвиан взобралась на Анриёль. Мы поднялись в сиявшее светом утро, прежде чем Хо-раби достигли ворот дозийана. Меня поразило, что драконы последовали за нами, точно мы стали их вожаками вместо Беллека.

Тут я впервые увидел основу магии Повелителей Небес, с помощью которой наполнялись их воздушные суда. Горы изрыгали ее, подобно гною из открытого нарыва, точно земля плевала ядом в небо. Дикий внутренний огонь превратил эти горы в открытые рваные кратеры, расплавив камень вершин. Их огромные зиявшие утробы наполняла вздувавшаяся пузырями смрадной блевотины расплавленная лава, испускавшая струи ядовитого газа. От этих гор, когда мы очутились над ними, исходило то же влияние, что и от кристаллов, дававших могущество колдовским чарам Даров: они жили своей жизнью и уродовали и душу, и сознание человека.

Близость этих кратеров не приводила в восторг также и драконов, поэтому мы поспешили на поиски Беллека и Урта, чтобы обсудить наши дальнейшие действия.

Последнего мы не могли сделать, пока Тездал находился в таком состоянии.

Повелитель Небес сидел в седле Пелианы с закрытыми глазами, не отдавая никаких команд, раскачиваясь в такт биениям крыльев, уносивших его вместе с нами на север. Она шла за Дебурой и Анриёль, и посылы ее окатывали нас волнами беспокойства за своего седока. Впрочем, я и сам волновался за него не меньше.

Мы встретили Беллека, летевшего навстречу нам, сияя от восторга. Его изрезанное морщинами лицо просто заливала радость, точно сбылась его вековечная мечта и ни о чем большем он не мог и думать. Вот какой шел от него посыл:

«Все! Нет больше кораблей — армаде конец! Никаких Нашествий больше не будет!»

Это принесло мне как облегчение, так и огорчение, потому что я полагал, что какая-то необходимая часть человечности покинула старика, и опасался, что то же самое произойдет со мной. Меня уже захватывало восхищение беспредельным могуществом драконов. Интересно, не встал ли и я на тот же самый путь?

Я «услышал» вопрос Рвиан:

«А что с Тездалом?»

«Он выполнит свой долг. Подождите», — ответил Беллек.

Я не могу с уверенностью сказать, что за тем последовало, — это был обмен сигналами между драконами, способности понимать которые я еще не обрел в полной мере. Я знал лишь то, что Беллек пообщался с драконами, и Тездал пробудился точно после тяжкого похмелья.

Он поднял лицо и протер глаза, а Пелиана с гордостью вскинула голову.

«Дозийан Ан-нема не единственная цитадель в Ан-фесганге».

Беллек сказал:

«Другие не станут препятствовать нам».

«С Аттул-ки покончено?»— спросил Тездал.

Беллек ответил:

«С большинством. Некоторые уцелели, но они не смогут оказать нам достойного отпора. Как не смогут начать против Дарбека Великое Нашествие. Мечта осуществилась».

Мы долго кружили над Ан-кемом в полном молчании. Мы чувствовали грусть, хотя то, что мы планировали, было выполнено или почти выполнено. Я почему-то не испытывал ни радости успеха, ни ликования, одну лишь пустоту, досаду, угольями тлевшую в моей душе.

И наконец Тездал сказал:

«Ке-анйива сидит в своей крепости в Кейимаре. Нам лучше всего отправиться туда и изложить наши условия».

Голос его дрожал, как перетянутая струна.

Рвиан предложила:

«Тогда давайте отправимся туда и довершим наше дело».

Тездал повел Пелиану вперед мощным рывком, словно стараясь перегнать свою судьбу. Или спеша ей навстречу. Точно я знал лишь одно: я должен следовать за ним на своей Дебуре, быть рядом, потому что, думаю, я любил его не меньше, чем Пелиана, Рвиан или Урт, и меня пугало то, что я слышал в его голосе и видел в его глазах.

Мы достигли Кейимара, когда солнце уже клонилось к закату. Перед нами предстал выстроенный из дерева Кербрин. Единственными сооружениями из камня оказались крепостные стены да дворец Ке-анйива. Город обширно раскинулся частью своих построек, занимая обрывистое плато, в то время как остальные строения расположились на спускающихся вниз к перегороженной шлюзами и мельничными колесами реке широких уступах. Дворец — скопище башен и арок темно-серого гранита — стоял, возвышаясь, как бы поодаль. Я видел сады, фонтаны и широкие улицы. Но больше всего попадалось разинутых ртов и широко раскрытых глаз горожан, взглядами провожавших нас, проносящихся верхом на драконах в лучах солнца.

Лучники, сидевшие на стенах, попробовали было пускать в нас стрелы. Драконы спикировали на стрелков. Дебура смеялась над ними. Я смеялся над ними. Какой вред они могли причинить нам? Нам, Повелителям Небес, в чьей воле судьба и смерть.

Могущество развращает. Я не могу забывать об этом. Искреннее желание добиться мира толкало нас на то, что мы делали. Но отринуть дикое, волнующее сознание своей мощи я не мог, оно оказалось слишком сильным. Вкус резни, учиненной нами над Аттул-ки, был еще слишком силен, когда мы проносились над укреплениями Кейимара, чтобы изложить Ке-анйива наши условия.

Они вышли нам навстречу — Великий Господин всего Ан-фесганга со своей свитой. Повелителем Анов оказался человек одних лет с Тездалом, облаченный в латы, его шлем не позволял толком разглядеть ни его глаз, ни лица. Несколько сотен Хо-раби с обнаженными мечами и вскинутыми секирами охраняли своего господина. За ними выстроились десятка два колдунов в черных мантиях, дальше стояли копейщики и арбалетчики. Остальные находились на стенах.

Известие о том, что случилось с Аттул-ки и дозийаном, скорее всего уже достигло ушей Ке-анйива, который вышел в полном боевом вооружении со своей дворцовой стражей, явно готовясь дать нам отпор.

Я посмотрел на Дебуру за своей спиной и понял, что она готова к схватке. Катанрия принесла нам жаркое желание Беллека:

«Покончим с ними сейчас! Уничтожим всех!»

Урт:

«Нет! Только если они нас к этому вынудят!»

Рвиан:

«Мы пришли говорить о мире. Мы должны попытаться! Подождите, пока нам не оставят выбора».

Тездал молчал, терзаясь от бессилия и страха.

Я сказал ему вслух:

— Ты должен вести переговоры, друг мой, никто, кроме тебя, не владеет в достаточной мере вашим языком.

Тездал кивнул, и лицо его превратилось в каменную маску, сохраняемую усилием воли. На виске пульсировала жилка. Тездал опустился на колени и коснулся лбом каменной плиты, оставаясь в таком положении до тех пор, пока Ке-анйива не выкрикнул позволения встать, точно это он тут распоряжался драконами, а не мы, Властители. Тездал встал.

Ке-анйива снова что-то сказал, и подошедший к нему человек снял с господина шлем и отступил назад. Как я и думал, он оказался не старше, а возможно, и младше Тездала и довольно красивым. Черные глаза на резком угловатом лице разглядывали Тездала и нас, остальных, со смесью интереса и раздражения. Только одного я в них не заметил — страха. Напомаженные, зачесанные назад волосы лишь усиливали впечатление того, что мягкость не свойственна Великому Господину Анов. Я очень опасался, что вести с ним переговоры окажется делом куда более трудным, чем с Тэрлом.

Голосом не более мягким, чем выражение его лица, он произнес:

— Итак, слухи о том, что ты не умер, подтвердились.

Тездал сглотнул подступивший к горлу комок и снова упал бы на колени, если бы Ке-анйива не сделал ему знака стоять.

— Нет, Великий Господин, — проговорил Тездал, покачав головой. — Корабль мой погиб, а вот эта женщина, — он указал на Рвиан, — спасла меня.

Ке-анйива удостоил Рвиан долгим изучающим взглядом.

— Колдунья Даров, — произнес он. — Так. А этого зовут Давиотом.

Я встретил взгляд повелителя Анов и постарался как можно правильнее ответить ему на его собственном языке:

— Я — Давиот, Великий Господин.

Мне было приятно видеть, как он сузил глаза от удивления.

— Ты говоришь на языке Ан-фесганга?

Я наклонил голову и ответил:

— Тездал учил меня, Великий Господин. Если мы собираемся строить новый мир, то должны, как я полагаю, изучать новые языки.

— У тебя варварское произношение, — сказал он. — Но меня заинтересовало то, что ты говоришь на нашем языке. Ты пришел, чтобы заставить нас говорить на твоем?

Я покачал головой.

— Нет, Великий Господин, мы пришли не ради завоеваний, как приходили и в Дарбек, и в Ур-Дарбек. Мы пришли, чтобы говорить о мире.

Ке-анйива засмеялся, и я понял, что совсем не понимаю этот народ. В этом смехе чувствовалось искреннее изумление, и жесткость на короткое время покинула лицо повелителя Анов, когда тот, запрокинув голову, захохотал, как простой солдат. Свита за его спиной вежливо подхватила этот смех.

Ке-анйива взмахнул рукой в латной перчатке в сторону драконов и сказал:

— Вы прилетели на этих чудищах через Керин-веин, разрушили мою армаду, сровняли с землей храм Аттул-ки, вырезали моих священников и говорите, что пришли с миром?

Тут у меня возникли трудности с пониманием, и Тездал перевел мне.

— Великий Господин, прошу простить меня, — заговорил я снова, — но я еще плохо владею вашим языком. Позволительно ли будет, чтобы слово от имени нас всех взял Тездал? Он одновременно и ваш соплеменник, и наш представитель.

Ке-анйива посмотрел на меня молча, а затем перевел свой взор, сделавшийся вновь холодным, на Тездала.

— Тездал Касхиан не существует. Тездал Касхиан погиб вместе со своим кораблем. Его смерть привела его жену на Путь Чести. И более того, когда от наших союзников пришло известие, что рыцарь Хо-раби предпочел дружбу с Дарами своему долгу, отец Тездала Касхиана и его мать избрали для себя этот Путь, потому что не могли жить в таком бесчестье.

Я услышал стон Тездала и, повернувшись, увидел, что мой друг упал на колени, обхватив руками голову. Урт подошел и, также опустившись на колени, обнял Тездала. Я почувствовал, как ярость начала подниматься в драконах и они зашевелились. Я ужаснулся, предвидя новую резню, означавшую, что мечта наша обратится в кровавые руины. Я подошел к Тездалу и преклонил колени, чтобы удобнее было говорить ему на ухо:

— Тездал, послушай меня! Мне очень жаль, но перебори сейчас свою скорбь. Ты должен! Иначе драконы рассвирепеют и убьют Ке-анйива, и все наши планы зайдут в тупик. Тебе придется исполнить свое дело, иначе все, что мы уже сделали, — напрасно.

Тездал закрыл глаза и застонал. Рвиан поцеловала его в губы и прошептала что-то, чего я не расслышал, но спрашивать не стал. Я видел, как Тездал вздохнул и тяжело поднялся. На ломаном языке Анов (у нее никогда не было моих лингвистических способностей) Рвиан сказала:

— Великий Господин, как Давиот сказал вам, мы недостаточно хорошо знаем ваш язык для ясного изложения своих предложений, поэтому хотели бы, чтобы вы предоставили слово Тездалу. Прошу вас сделать это.

Ке-анйива встретился взглядом с невидящими зелеными глазами Рвиан и, повернувшись, посмотрел на драконов. На губах его заиграла улыбка фаталиста.

— А у меня есть выбор? — спросил он.

Рвиан сказала:

— Да, Великий Господин. Если вы откажетесь, мы уйдем.

Горделивое выражение на лице Ке-анйива сменилось удивлением, которое тут же было вытеснено недоверием.

— Что вы такое говорите? Вы пришли, чтобы уничтожить мечту моего народа, сокрушили могущество Ан-фесганга и не собираетесь извлечь из этого пользы? Вы просто уйдете? И все? Не пожелаете ни дани, ни земель? Просто возьмете и уйдете?

Тездал перевел нам эти слова, и я ответил за нас всех:

— Да, мы пришли не ради завоеваний, мы пришли говорить о мире.

Ке-анйива нахмурился, впервые приведенный в замешательство.

— Это не так-то просто, — ответил он медленно.

— Нет, — ответил я. — Установить мир всегда тяжелее, чем начать войну. Потому что война проще: убивай побольше врагов — и все. Куда труднее назвать врага другом и жить с ним в мире. Но и это достижимо.

Ке-анйива потрогал свой чисто выбритый, гладкий подбородок. Я невольно вспомнил о своем заросшем щетиной лице и подумал, как, наверное, неопрятно выгляжу. Да и желудок мой просил пищи — мы так давно не ели.

Повелитель Анов, удостоив меня короткой улыбкой, обернулся и о чем-то заговорил со своей свитой, а затем сказал:

— Тездал Касхиан умер, но я позволяю этому гийану говорить от вашего имени.

Я не понимал, что означает это слово, но оно явно имело оскорбительный смысл. Тездал вздрогнул, как собака, запуганная жестоким хозяином. Драконы в этом смысле более чувствительные создания. Они все поняли и злобно зашипели, приподнимаясь и готовясь к нападению.

Я посмотрел на Беллека и крикнул:

— Удержите их!

А Беллек усмехнулся и ответил:

— Они ваши, Давиот. Твои, Рвиан, Урта и Тездала. Вы и сдерживайте их.

И мы сделали так. Мы успокоили драконов, чтобы говорить с недальновидными людьми, не располагавшими мудростью этих животных, признававшими лишь свои желания, не умевшими мыслить как драконы. И к моему удивлению, они подчинились нам. Итак, мы получили возможность — через гийана-Тездала — передать наши условия Ке-анйива, объяснить ему, чего мы хотим и каков будет новый мир под крыльями новых Повелителей Небес.

 

Глава 37

Мы вели переговоры с Великим Господином Ан-фесганга Ке-анйива во дворе его дворца, где усевшиеся тут и там драконы служили напоминанием о близком возмездии в случае коварного нападения, и повелитель Анов внимал нам.

Мы разрушили мечту повелителя Анов, но дали взамен другую, так же, как, уничтожив Алланин, показали народу Урта иной путь освобождения своих соплеменников. Так же, как, покончив с Джаретом, изменили точку зрения Тэрла.

Ке-анйива слушал, за что я ему был страшно благодарен, потому что устал от кровопролития и старался по возможности избежать его.

Итак…

Мы оставили острова Ан-фесганга в надеждах, уносясь обратно в Дарбек с обещаниями. Войны больше не будет, если наши требования будут выполняться. Наша уверенность в этом подкреплялась мощью драконов, которых мы повели бы против тех, кто осмелился выступить против нас — новоиспеченных Властителей.

Никто с нами не спорил.

Да и кто позволил бы им?

Мы владели воздушной стихией, ни Дары, ни Аны с их магическими чарами не сумели бы одолеть нас. Мы могли разорвать на части корабли Повелителей Небес и выпустить на свободу порабощенных ими элементалов. Мы могли растерзать на части Стражей, а затем сровнять с землей любой город или замок Дарбека.

Развратила ли меня, нас власть?

Что касается Рвиан, думаю — нет. Полагаю, она искренне верила в реальность осуществления нашей мечты. Думаю, что и Урта — нет, он лишь искал лучшей жизни для своих соплеменников-Измененных. О Тездале и говорить не приходилось.

Беллек?

Его-то, наверное, да. А может, старик слишком долго прожил Властителем драконов, и ему уже было все равно, так как он больше не смотрел на мир глазами обычного человека. Теперь этот факт не имеет значения, как не играл он роли и тогда, потому что мы стремились лишь к достижению нашей цели, не оставлявшей нам времени на философские изыскания. Все откладывалось на потом, когда наступит Вечный Мир.

В данный момент нам было чем заняться. Как я и опасался, среди наместников Дарбека и Хо-раби Ан-фесганга нашлись несогласные, и мы двинули против них своих драконов. Я надеялся, что кровопролитие кончится с нашим появлением, но нам пришлось пролить крови еще больше, усмиряя бунтовщиков. А когда последние битвы утихли, нам пришлось немного полетать над странами из конца в конец, чтобы те, кто еще лелеял надежду на завоевания или месть, мог посмотреть в небеса и понять, что подобные мысли лучше оставить при себе.

Мы стали дозорными в небе и послами между тремя странами. Мы даже свозили Тэрла в Ур-Дарбек и Ан-фесганг. Великий Властелин был без ума от драконов (как я слышал, когда-то он обожал лошадей). Думаю, если бы не долг перед народом, Тэрл попросил бы нас взять его с собой и попытался бы стать Властителем драконов, но ему пришлось удовлетвориться теми прогулками, которые мы совершили. Он выглядел совсем ребенком, влезая в седло Дебуры, лицо его озарял свет изумления, когда она расправляла крылья, взмывая в небо! Юноша не боялся, а лишь радостно кричал в полете.

На Ке-анйива произвело большое впечатление, что Великий Властелин Дарбека навестил его и предлагал посетить его владения, обещая оказать теплый прием в Келламбеке. Они неплохо проводили время вместе, эти двое, подобно воинам, встретившимся после битвы и оказывавшим почтение друг другу. Или как два молодых человека, одиноких в своей власти, из которых каждый находил в другом равного себе, что давало им возможность поделиться частью своего одиночества. Нашему делу эти дружеские встречи принесли немало пользы.

Так же было и в Ур-Дарбеке, где Тэрл с блеском оправдал возложенные на него надежды, встречаясь и проводя время в беседах с членами вновь сформированного Рэта. Я уже начал надеяться, что скоро мы сможем прекратить наше патрулирование и предоставить миру самоуправление. Однако благодушие оказалось преждевременным, потому что план наш был велик, в то время как споры, зависть и соперничество людей по большей части мелки, но требуют много сил для достижения согласия. Мы добились мира и могли обеспечить его, но было бы куда лучше, если бы мы могли дать людям возможность самим решать свои проблемы, а не прибегать к силе для разрешения противоречий.

Когда первый мирный год окончился и наступил второй, я почувствовал, что меняюсь. Мне все больше и больше приходилось заставлять себя спокойно высиживать в обществе Тэрла и Ке-анйива, Аттул-ки и наших священников на совещаниях Совета Измененных. Мне все труднее и труднее было проводить — тратить — столько времени на земле, вместо того чтобы, воссев в седло Дебуры, наслаждаться головокружительной радостью полета. Я вдруг осознал, что скучал о суровых горах Тартара так, как не скучал раньше еще ни об одном месте в мире. Даже о доме. И с этой мыслью пришло четкое понимание, что для меня нет другого дома, кроме Замка Драконов, что я должен вернуться туда, где лежит яйцо Дебуры. И несмотря на то, что она сказала мне, что плоду ничего не угрожает и он в безопасности, мне все же хотелось убедиться в этом самому. Коснуться его, чтобы быть уверенным. Я чувствовал, что оно в той же степени мое, как и Дебуры или осеменившего ее самца.

Узы, связывающие Властителя и дракона, — вещь могучая, соблазнительная. Они проникают в вашу кровь и связывают вас сильнее, чем любые цепи, когда-либо скованные человеком.

Я знал это или чувствовал и соответственно стал лучше понимать, что чувствовал Беллек.

Вспоминаю прогулку с Рвиан во второй год мира в том знаменитом саду в Требизаре. Здание Совета лежало в руинах у нас за спиной, Тэрл оставался с Уртом и Тездалом в городе, предаваясь дискуссиям с Измененными и теми Хо-раби, которые остались в Ур-Дарбеке после того, как мы разрушили их корабли. Тэрл намеревался (его идея, не наша) предоставить им корабли, чтобы Аны могли отправиться на них в Келламбек или домой через океан. Беллек увел драконов на охоту. Стоял жаркий летний денек, приятно было знать, что в Дарбеке тоже стоит сейчас обычное лето, что колдовство Аттул-ки не сможет больше иссушать страну. Рвиан прислонилась ко мне, и мы вместе слушали пение птиц. Солнце ласкало наши лица, и Рвиан, повязавшая свои волосы платком, напоминала мне рыбачку.

Я думал о том, как изменилось это место без кристаллического безумия Алланин. Я спросил:

— Не начать ли нам сбор кристаллов, чтобы уничтожить их все?

Рвиан замотала головой, хлестнув меня мягкими, выгоревшими на солнце золотыми волосами, потому что как раз в этот момент я пытался поцеловать ее в шею. Волоски попали мне в ноздри, и я чихнул.

Рвиан сказала:

— Сомневаюсь, что нам это удастся. Кристаллы — неотъемлемая часть этой земли, как огнедышащие горы неотделимы от Ан-фесганга. Если бы мы заткнули их, что стало бы с теми островами?

Я нахмурился. Такая задача казалась мне невыполнимой. И даже если бы такое оказалось возможным, то получилось бы то же самое, что у пивовара, слишком рано закупорившего свои бочки. Я подумал, что острова взлетят на воздух, и сказал об этом Рвиан.

И она, кивнув, ответила:

— Точно так же нельзя уничтожить и кристаллы, придется перекопать весь Тартар и Ур-Дарбек, чтобы собрать их.

Я возразил:

— Но не может ли произойти все то же самое — новое соблазнение, — если мы не уничтожим их?

— Ты можешь положить предел ненависти, Давиот? — спросила Рвиан. — Можешь изгнать зависть из сознания людей? Укротить жадность?

— Нет.

— Точно так же не сможешь ты и разыскать все кристаллы. Да и нужно ли это? Мы сделали то, что сделали. Боже мой, мы прекратили войну, длившуюся столько лет, что начала ее не помните даже вы, Мнемоники. Разве этого недостаточно? Думаю, можно считать, что мы сыграли свою роль.

Я сказал:

— Да, но кристаллы…

Рвиан приложила к моим губам свой палец и закончила предложение:

— Обладают властью. Которой теперь стало поменьше, и урок, возможно, пойдет на пользу. Мы показали миру иной путь, пусть те, кто придет следом за нами, ищут способ для лучшего применения кристаллов. Но пусть решение принимают они!

Я произнес:

— Мы свое приняли. Мы нашли силу и навязали свою волю миру. И ради этого пролили кровь.

— Потому что мы, — сказала Рвиан, — взлелеяли эту мечту и сделали то, что считали правильным. Возможно, когда мы умрем, найдутся другие мечтатели, которые сумеют претворить в жизнь свои планы менее жестоким способом.

Мы прогуливались, держась за руки, когда точно гром среди ясного неба явились драконы.

Оба мы остановились на своем пути, точно набат ударил в наших душах. Я крепче сжал ладонь Рвиан, и она в ответ сильнее сдавила мои пальцы. Мы посмотрели на север и увидели, что драконы идут низко над холмами, быстро приближаясь. Я вдруг почувствовал страх: какое известие они несут нам?

И скоро мы узнали это.

Дебура и Анриёль приземлились возле нас, поднимая тучи пыли с высушенной солнцем земли. Катанрия, хлопая крыльями, зависла у нас над головами. Животные оказались столь возбужденными, что из обрушившегося на нас потока эмоций я не сразу смог понять, что именно они собираются сообщить нам. Одно не вызывало сомнений, новости были плохие. Я почувствовал, как огромная ноша свалилась мне на плечи, приводя меня в совершенное смятение.

Рвиан лучше, чем я, сумела разобрать смысл того, о чем в ужасном волнении пытались сообщить нам драконы. Она подошла к Анриёль и погладила пятнистые щеки своего дракона. Дебура толкнула меня в спину, я покачнулся и, повернувшись, увидел уставленные на меня блиставшие глаза. Я пробормотал проклятие, и если бы драконы могли плакать, то Дебура зарыдала бы.

Я спросил:

— Случилась беда?

Ответила мне Рвиан:

— Беллек! Он ушел от нас.

Я переспросил:

— Что? Что значит ушел? Куда? Пропал?

Рвиан и Дебура отвечали мне хором, и к их «голосу» добавился сверху посыл Катанрии:

«Нет, не пропал. Ушел. Умер».

Не успев дослушать это известие, я уже сидел в седле Дебуры. Иногда проворность движений опережает мысли. Рвиан не отстала ни на секунду, и мы взмыли в небо с такой проворностью, точно псы всех богов, в которых я не верил, хватали нас за пятки.

Крылья драконов неустанно мчали нас на север, туда, куда отправился на охоту Беллек. А потом все дальше на север через южные подножия Драконьих Зубов в Замок Драконов.

Твердыню заполонили драконы. Думаю, что собрались все семьи, крики животных наполняли небо. В голове у меня звенело, звук отражался от отвесных, как стены, скал эхом, и я закрыл уши. Полный скорби стон. И когда Дебура опустилась во дворе, я почувствовал, как новая непереносимая тяжесть придавила мою душу.

Он ничего не сказал нам о той долине. Наверное, потому, что знал: когда будет уверен, что у его драконов появятся новые Властители, он сможет удалиться туда. А может быть, опасался, что это отвратит нас от желания принять его наследие. Думаю, что этого не произошло бы, потому что связь наша с драконами слишком сильна.

Долина затерялась среди пиков к северо-западу, где утесы и скалы образуют собой зазубренные линии наподобие драконьих челюстей, последними встречая солнце и провожая его за море вечерней порой. Не росло там ни деревца, не журчало ни ручейка, а вершины окружавших это мрачное место гор скрывали снега. Тихое место, где ничто, кроме стонов ветра, не нарушало тишины покоившихся там в несметном количестве костей, белых и лишенных плоти. Хотя не совсем так. Среди мешанины ребер, скелетов, крыльев и черепов можно было различить один маленький фрагмент, носивший черты Беллека.

Я смог лучше разглядеть это, когда мы спустились, потому что Дебура показала мне, и я ощутил ее скорбь.

Я оставался в седле — спуск был слишком крутым, спуститься вниз не представлялось возможным, и я знал, что Дебура не рискнет приземлиться там раньше, чем наступит ее время, о чем и я не мог бы помыслить, прежде чем уйдет Рвиан. Перед нами предстало место последнего упокоения драконов всего мира, и никому не хотелось оказаться здесь раньше времени. Продолжая оставаться в седле, я слышал прощальный крик драконов, прозвучавший в гаснувшем свете уходившего дня. Когда стало тихо, я спросил Дебуру о том, что случилось.

Она ответила:

«Мы отправились на север охотиться, Беллек — на Катанрии. Но, когда мы прилетели сюда, он отправил нас дальше одних, сказав, что хочет побыть немного наедине с Аийлрой. Мы охотились, потом почувствовали, что он умирает, а когда примчались сюда, он уже ушел».

Я сказал ей:

«Он так хотел. Он избрал свой путь».

И тут я ощутил страх Дебуры, мне казалось невероятным, что дракон мог чувствовать такое.

«Он оставил вместо себя нас. Мы вас не бросим», — заверил я Дебуру.

Радость моего дракона затмила горечь утраты. Я посмотрел вниз на останки этого странного человека и понял, что Беллек прыгнул вниз с горы, чтобы присоединиться к Аийлре.

«Думаю, что теперь ему хорошо», — сказал я моей Дебуре.

А она вновь спросила меня:

«А вы не уйдете?»

— Нет! — воскликнул я и услышал, как мой крик точно эхо подхватила Рвиан.

Я почувствовал волну счастья, исходившую от драконов, она наполняла меня, изгоняя грусть, которую я испытывал с потерей Беллека. Признаюсь вам честно, горе мое было невелико. Я полагал, что старик исчерпал свою жизнь и просто поставил в ней точку.

Второй год сменился третьим, и пути мира стали иными. Измененные Дарбека официально получили полные гражданские права. Уцелевшие Аттул-ки прекратили оказывать влияние на погодные условия в Дарбеке, и страна процветала. Эскортируемые нашими драконами воздушные суда впервые пересекли Фенд с мирной миссией, неся Анов к берегам Келламбека. Измененные могли теперь пересекать Сламмеркин в обе стороны, оставляя за собой право вернуться. Ке-анйива выделил земли в Ан-фесганге тем немногим (очень немногим) храбрецам из Даров и Измененных, кто пожелал обосноваться в новой стране.

Конечно, не обходилось и без ссор, но колдуны исправно посылали сообщения, и тогда появлялись мы на наших драконах, с которыми никто не желал спорить.

Мы увидели освобождение Измененных и Анов, возвращавшихся на землю предков. Тэрл председательствовал в Совете, весьма похожем на тот, которым управлялся Ур-Дарбек. В Ан-фесганге Ке-анйива и Аттул-ки, которые теперь обладали меньшей властью, обращались с Дарами как с равными. Мир наш, похоже, и воистину принял курс, который мы проложили ему.

А мы, Властители драконов, жаждали возвращения в наш замок в высоких диких горах Тартара. Драконы наши устали, насытились битвами и мечтали о доме.

Я разделял это чувство, я не мог больше спорить с ним. Дарбек больше не был моим домом, мне нужны были лишь те крутые вершины, на которых жили драконы, — единственное место, где я чувствовал себя свободно.

Я говорил об этом с Рвиан, и она соглашалась. Мы вернулись.

Тездал и Урт последовали за нами. Они, тоже очень далекие от мира людей, чувствовали этот зов не меньше, чем мы. Урту предложили место в Рэте, очень просили занять его, и он все-таки отказался.

— Мне все время было бы не по себе, — признался он мне одним ясным ветреным осенним днем, когда мы, прогуливаясь по укреплениям, наблюдали за несущимися по небу облаками. — Я теперь Властитель драконов, и, окажись я в Совете, мне никогда не узнать, искренне ли люди соглашаются с моим мнением или боятся Катанрии?

Я кивнул. Такое же чувство испытывал и я, давая Тэрлу подобный ответ, когда он предложил мне стать его советником.

— Мои соплеменники, — продолжал Урт, — и по сей день в большинстве своем боятся драконов.

— То, что живет в крови поколений, умирает не скоро, — согласился я.

— Поэтому и со мной люди чувствуют себя несколько скованно, — пробормотал он. А затем рассмеялся: — Как и я с ними. Я иной, Давиот.

Я произнес:

— Как и все мы. Думаю, что наш дом теперь здесь.

— Да. — Урт подошел к амбразуре и, прислонившись к стене, взирал с головокружительной высоты на долину. Домики Измененных казались крошечными голышками, брошенными возле изящной жилки реки. Селение разрасталось по мере того, как новые соплеменники Урта, в чьей крови не было столь великого страха перед драконами, рисковали перебираться на север. Мой друг задумчиво продолжал: — Надо будет скоро отправляться на охоту да снабдить их мясом на зиму. А нам не помешает их эль.

Я подошел к Урту и, по-приятельски положив ему на плечо руку, проговорил:

— Как думаешь, Лизра закончила то одеяло?

Измененные, хотя и очень далеки от своих животных-прототипов, тем не менее сохраняют некоторые из их характерных черт. Например, они не краснеют. Но если бы они обладали этой способностью, щеки Урта покрыл бы румянец. Лизра была дочерью Примы и Валла, поставлявших нам эль. Женщина эта выглядела очень привлекательно и могла бы давно выйти замуж, живи она на юге. В наших же краях мужчин было немного, а девушка до сих пор отвергала ухаживания кавалеров, оспаривавших ее руку и сердце. Урт же пользовался расположением Лизры, которая, услышав о нашем возвращении, принялась вышивать одеяло, которым принято застилать брачную постель. От такого прозрачного намека моему другу трудновато было отмахнуться. Всем, кроме самого Урта, становилось очевидно, что девушка влюблена в него.

Он сказал:

— Она красива, правда?

— Изумительна.

— Ты думаешь, я должен… — пробормотал Урт.

Я ждал, но мой друг внезапно смутился, так что мне пришлось рассмеяться, хлопнуть его по плечу и сказать:

— Думаю, что ты должен. Она тебя ждет, а Рвиан обрадуется еще одной женщине здесь.

Он важно кивнул, сосредоточивая свой взгляд на деревне.

— Завтра, — произнес Урт, — я отправлюсь туда и спрошу ее.

— Она согласится, — сказал я. — И когда вы назначите дату, я поеду на юг и попрошу у Тэрла доброго келламбекского вина, чтобы мы могли отпраздновать это событие должным образом. Не сомневаюсь, что он захочет принять участие в церемонии. Или возжелает, чтобы вы сочетались браком в его дворце. Возможно, даже пригласит Ке-анйива и всех…

— Довольно! — Урт отошел на шаг назад и так побледнел, что я невольно рассмеялся. — Никого, кроме односельчан Лизры и нас, Властителей. Никакой помпы, Давиот, прошу тебя.

Я заставил себя изобразить на своем лице серьезную мину.

— Великий Властелин может ведь обидеться. Даже оскорбиться.

Урт нахмурился.

— Ладно, тогда, пожалуй, Тэрла надо пригласить.

— А Рэт? — спросил я. — Это ведь не дипломатично — оставлять их за бортом.

Урт еще больше помрачнел.

— Ты правда так думаешь?

Я кивнул, подавляя душивший меня смех.

— Конечно, а если Ке-анйива захочет, то придется пригласить и его. Ну и верхушку Церкви. Мнемоников. И…

Урт легонько стукнул меня кулаком в ухо, тут уж я не выдержал и расхохотался.

— Кого захочешь, того и пригласишь, дружище.

— Тогда по-простому, — решил он, широко улыбаясь и облегченно вздыхая. — Я сыт торжествами и церемониями на всю жизнь.

Я сказал:

— Да будет она длинной и счастливой. А теперь не следует ли сообщить эту грандиозную новость Рвиан и Тездалу? А потом начать празднование?

— Только очень скромно, — сказал он. — Я не умею пить, как Сказитель, и не хочу прийти завтра к Лизре подвыпившим.

— Скромно так скромно, — согласился я. — Только поспеши к ней, а то у меня такое чувство, что, закончив одеяло, она сама заберется к нам на гору, чтобы вручить его тебе.

Смеясь, мы направились в замок.

Но вот Тездал… Он потерял куда больше, чем любой из нас. Разве наши приобретения не перевесили наши потери? Со мной были две моих возлюбленных, мечты мои, которые когда-то разделила Рвиан, сбылись. Она обрела меня, и Анриёль, и мир без войны. Урту судьба даровала Лизру и Катанрию. А вот у Тездала, кроме Пелианы, оставались лишь старые глубокие незаживавшие раны. Жена его и родители умерли, и в смертях этих он считал повинным себя. В глазах своих соплеменников он по-прежнему продолжал считаться гийаном-отверженным. Никто из нас не мог по-настоящему понять этого или измерить тяжесть ноши, под гнетом которой изнемогала его душа.

Я старался. Клянусь, что делал все возможное, но это оказалось за пределами моих возможностей. Помню день, когда мы говорили с Тездалом.

Дул сильный пронизывающий ветер, мощные облака над вершинами восточных гор грозили снегопадом, небо над головой зияло как разбереженная рана. Облачная пелена скрывала приютившуюся в долине деревню, и даже драконы попрятались в свои пещеры. Приближался момент, когда на свет должен был появиться детеныш Дебуры. Урт женился. Тэрл присутствовал, но — к немалой тревоге своего новосформированного конклава — один. Не возьми он Урта за руки и не напросись в гости сам, то и его бы на свадьбе не оказалось. Но Великий Властелин не мог упустить случая прокатиться на драконе. Просьба юноши была столь горячей, что Урт не мог устоять и, посмеявшись, согласился. И благодаря Тэрлу мы получили несколько бочек превосходного вина и груды засахаренных фруктов, а молодоженам повелитель Дарбека пожаловал богатые дары, которые вызвали бы зависть у любого наместника. Пригласили Аила, Лана и еще нескольких Измененных (Урт, правда, сделал это не очень охотно, зато Лизра была рада), которым пришлось преодолеть немалый страх и сесть на драконов, чтобы лететь на них по небу. Мы попраздновали, и Лизра обосновалась в Замке Драконов. Тэрл вернулся к своим обязанностям, и мы занялись своими проблемами, которых теперь оставалось не так уж много.

Все время, пока мы пировали, Тездал улыбался, смеялся и пил вволю, но за веселостью друга я не мог не видеть отчаяния. Он был по натуре сдержанным человеком и последнее время вообще предпочитал оставаться в уединении. Когда же в замке вновь наступила тишина, я, заметив, что Тездал надевает свой подбитый мехом плащ, взял свой и последовал за моим другом, как когда-то пошел за Беллеком.

Тездал взобрался на самую высокую точку укреплений Замка Драконов, откуда открывался ничем не ограниченный вид на все окрестности. Когда я подошел к Тездалу, ветер ударил мне в лицо, и я пожалел, что не надел перчаток. Воин стоял и смотрел на восток, прирожденный Хо-раби не мог не заметить моего приближения, однако он не обернулся до тех пор, пока я не положил руку ему на плечо. Я не могу сказать точно: грусть или ветер покрыли влагой лицо Тездала.

— Расскажи мне! — попросил я.

Губы его изогнулись в горькой улыбке.

— Рассказать? Что?

Мне пришлось придвинуться поближе, — ветер уносил слова. Я произнес:

— Что беспокоит тебя, друг мой?

— Что меня беспокоит? — Рот его исказила гримаса боли. — Жизнь меня беспокоит, Давиот. Видно, мне придется что-то сделать с ней.

Я крепче сжал его плечо, испугавшись, как бы он не бросился в бездонную пустоту. Я спросил:

— Все так плохо?

Он отвернулся на секунду, а когда я вновь увидел его глаза, они пылали огнем.

— Я гийан. Ты не можешь понять, что это значит.

Я покачал головой и хотел было обнять Тездала, но тот отстранил меня, так что я мог лишь стоять и слушать его. Нам обоим пришлось напрягать голоса, чтобы перекричать завывания ветра.

— У меня нет имени.

— Ты — Тездал Касхиан, Властитель драконов и мой верный друг.

Он возразил:

— Да, я — Властитель драконов. Но не называй меня Тездалом, у меня нет имени. Я — гийан. Я не имею права на дружбу.

Я открыл было рот, чтобы ответить, но Тездал не позволил мне сделать этого.

— Послушай, а? Не говори ничего, ладно?

Я кивнул, и он убрал свои пальцы с моих губ.

— Ты не поймешь этого, просто не сможешь. Ты — Дар, и, хотя мы друзья, мы люди разные. Столь же разные, сколь Властители драконов и все ост… — Он махнул рукой, указывая вокруг, имея в виду не только долину внизу, но и весь мир. — Я родился и вырос Хо-раби. Я принимал присягу — это ты знаешь. И я эту присягу нарушил.

— Но ты же лишился памяти. Ты погибал. Рвиан спасла тебя.

— Ну а потом, когда мне вернули память, когда я узнал, кем был раньше?

Я возразил:

— Я видел Повелителей Небес и Измененных вместе, и ничего никому об этом не сказал. Я знал, что у Измененных существуют свои каналы связи, но молчал об этом, даже подозревая о готовившемся восстании. Ты не более моего виноват. Разве не так?

Он спросил:

— Твои родители живы? И разве Рвиан мертва?

На это мне нечего было сказать.

— Со мной все по-другому, Давиот. Я прекрасно сознавал, кто я есть, когда пришел в рощу в Требизаре и убил людей Алланин. Я знал, что предаю свой народ, помогая вам бежать и следуя за вами.

— Нет! — закричал я. — Ты дал слово Рвиан и поступил как благородный человек, сдержав его.

— Да, — сказал Тездал, склоняя голову. — И теперь моя честь оставляет мне лишь один вариант: смыть с себя позор.

— Нет на тебе никакого позора, Тездал, — возразил я.

— Будь я Даром или Измененным, тогда, возможно, я бы и согласился с тобой. Но я… Я был Хо-раби, а теперь я гийан! Все, кто был мне дорог, мертвы из-за того, что я сделал. Благодаря мне клан Касхианов стерт с лица земли.

Я сказал безнадежно:

— Ты помог народам прекратить войну, благодаря тебе твои соплеменники получили возможность вернуться на родину.

Я видел, как Тездал оскалился, и заметил, что его тело под плащом передернулось от холода.

— Может быть, Трое и простят меня за это, но я сам не могу.

Я спросил:

— А как насчет будущего? Как же быть с нами?

— Думаю, что будущее определено, — произнес Тездал. — А вы? — Он отвернулся, положив руку на зубец стены. — У Урта теперь есть Лизра, а у тебя Рвиан. Разве вы не счастливы?

— Все счастливы, Тездал, кроме тебя! — Я отчаянно старался найти слова, способные отвратить его от избранного им пути. — Разве ты не можешь снова жениться?

Он покачал головой и сказал:

— В своей жизни я любил лишь двух женщин. Первая — Ретзе, а вторая… вторая не может принадлежать мне.

Я должен был знать это!

Но я не знал и потому сказал просто:

— Рвиан?

Смех Тездала прозвучал под стать завываниям ветра.

— Ты что, не видел?

Я покачал головой.

— А она знает, — произнес Тездал. — Знает, но любит тебя. И всегда будет с тобой.

Слов у меня не находилось, я стоял, охваченный оцепенением перед тем, что должно последовать. Я был столь же слеп, как любой влюбленный мужчина, и в равной же мере глуп.

— Что ж, — Тездал перевел свой задумчивый взгляд с камня стены на меня. — Будем сражаться за нее? Ты убьешь меня или я тебя? Даст ли мне это ее любовь?

Я сказал:

— Тездал, я не стану драться с тобой.

Он ответил:

— И я с тобой, потому что в любом случае это не даст мне ничего, кроме ее презрения.

— А как же Пелиана? — спросил я.

Тездал ответил:

— Драконы живут и после смерти Властителей. Иначе и нас бы здесь не было. Беллек умер. Она погорюет немного, но у нее есть ты, Рвиан и Урт. И, вероятно, найдутся скоро и другие Властители. Разве я предаю ее, Давиот? Ну, если и так, то это лишь еще одно предательство в ряду совершенных мной. Я больше не могу жить с этой болью! Правда, не могу.

Он сбросил плащ, и я увидел, что под ним он носил клинки рыцаря Хо-раби — каген и кинжал, и я с ужасом понял его намерение и то, что он попросит сделать меня. Я отпрянул, яростно качая головой.

Тездал сказал:

— Я выбираю Путь Чести, Давиот. Хотя я и гийан, и не достоин этого. Знаешь, какой чести удостоил меня Ке-анйива? Гийан — большая редкость! — их обычно прибивают к дереву. Вниз головой, Давиот. Если бы тебе не понадобился переводчик, я бы висел и все проходившие плевали бы мне в лицо. Или хуже. Послушай меня!

Последние слова он прокричал, потому что я отскочил, яростно мотая во все стороны головой, выставляя перед собой руки, точно стараясь защититься от обязанности, которую он собирался возложить на меня.

— Послушай меня! Я должен умереть. И если ты не поможешь мне, то мне придется уйти, как Беллек. Но я бы предпочел расстаться с жизнью с честью, которая еще осталась у меня. Как если бы я все еще оставался Хо-раби. Может быть, хоть это умиротворит Троих, и они даруют моей душе забвение.

— Нет!

Я не узнал своего собственного голоса, звучавшего под стать вою ветра или кличу дракона. Я не знал, что этот вопль исторгли мои губы. Внутри своего сознания я почувствовал, как зашевелились драконы, как всколыхнулись Рвиан и Урт.

Я пятился, пока спина моя не уперлась в холодный камень, а Тездал все приближался, и я осознавал, что на мне лежит груз обязанностей друга.

— Если ты любишь меня, друг, — произнес Хо-раби.

Взгляд его не оставлял мне выбора, я взял клинок и спросил Тездала:

— Что я должен сделать?

Он сказал:

— Аттул-ки исполняют этот обряд. Или, по крайней мере, рыцари Хо-раби. Но… ты подождешь, пока я не открою Путь, а потом постараешься отрубить мне голову.

Я спросил:

— Неужели нет другого пути?

Он покачал головой.

— Нет. Я могу попросить об этом только самого преданного друга.

Тездал схватил меня за руку, и в глазах его стояла такая мольба, что я лишь кивнул и, не в силах сдержать слезы, вытащил из ножен его меч. Тездал опустился на колени и снял с себя камзол и рубаху, подставляя свой торс свирепому ледяному ветру, а шею лезвию меча в моих руках. Клинок блеснул в слабом свете. Мои руки онемели от страшной тяжести, столь же непереносимой, как и груз, придавивший мою душу.

— Я не знаю, смогу ли я сделать это, Тездал, — проговорил я.

Он ответил:

— Сможешь, если любишь меня.

И затем, прежде чем я успел возразить или, бросив меч, убежать прочь, он выхватил кинжал и вонзил его себе в живот, не издав при этом ни звука. Его лицо исказила гримаса предсмертной муки, но в глазах его я прочитал страшное облегчение, когда он ступил на свой Путь Чести.

И я сделал то, о чем он просил меня. Я поднял меч и, размахнувшись, вонзил клинок в шею Тездала. Никогда не случалось мне держать в руках такого прекрасного, такого острого оружия, срубившего голову моего друга с одного удара.

Я рухнул на колени, сотрясаясь в рыданиях, когда голова Тездала покатилась к моим ногам, заливая кровью каменные плиты.

Все, что я помню, — это боль. Потом я почувствовал, как чьи-то руки касаются моего лица, и, подняв его, я увидел невидящие глаза Рвиан. Я видел в них скорбь, но еще большее горе выражали лица Урта и Лизры. А потом я вдруг осознал, что вокруг нас сидят драконы. Я не мог ничего сказать и лишь плакал, уткнувшись в колени Рвиан.

Она спросила меня:

— Он настаивал?

Я кивнул, и Рвиан, опустившись на колени рядом со мной, обняла меня и сказала:

— О Давиот! Бедный мой, бедный, Давиот. Как же он верил тебе!

— Верил, что я убью его?!

— Он доверил тебе свою честь, попросив оказать ему эту ужасную услугу.

— Я убил его, Рвиан.

Она сказала:

— Он сам убил себя, любимый мой. Потому что для него не осталось другого пути. То, что ты сделал, была последняя обязанность друга, но я думаю, что нет выше любви, чем эта.

Мы завернули Тездала в его же плащ, а Урт принес парусину, в которую мы и зашили останки нашего друга. Затем мы оседлали наших драконов, привязали тело к Пелиане и полетели в долину мертвых, чтобы оно нашло свое упокоение там, среди останков Беллека, других Властителей и умерших за многие столетия драконов.

Живые драконы оплакивали его, крик Пелианы звучал громче и пронзительнее всех. Он вошел в мою душу ножом столь же острым, как тот кинжал, который вонзил себе в живот Тездал. Именно этот крик ранил меня больнее, чем то, что заставил меня сделать не снесший бесчестия рыцарь, чем даже сама потеря. Я потерял любимого друга — Пелиана лишилась большего. Я еще хоть как-то понимал, почему он поступил именно так, она же не могла осознать этого. Девять дней ужасные стенания Пелианы сотрясали стены Замка Драконов, и я уверен, что она скорее всего полетела бы туда, где остался Тездал, чтобы искать смерти, если бы не детеныш Дебуры.

Смерть и жизнь чередуются друг с другом, не так ли? Один умирает, другой появляется на свет. Жизнь продолжается, а боль слабеет. Утихла и моя скорбь, но медленнее, чем горе Пелианы, нашедшей новый смысл жизни.

Драконы горды и величественны и умеют любить, хотя и на свой лад, не так как Истинные или Измененные. Яйцо — предмет гордости всей драконьей семьи. Иногда мать оставляет детеныша на попечение другим самкам, главное — это отложить яйцо, и Дебура с радостью предоставила Пелиане уход за родившимся маленьким самцом. Она испытывала гордость, да, как и я, потому что я не мог не чувствовать, что пищащее дитя, которое разбило скорлупу с такой силой, что та разлетелась на части, было моим, так же как и Дебуры, и осеменившего ее самца. Мать отдала своего ребенка заботам Пелианы, и даже мне, когда я подходил, чтобы погладить лоснившуюся синюю головку и выразить восхищение остренькими как иголочки зубками (с большой осторожностью, потому что маленькие дракончики не слишком разбираются, куда вонзают эти свои зубы), разрешалось делать это только под наблюдением Пелианы. Я мог восторгаться тем, как быстро растут его крылышки под ее строгим доглядом, и не смел подходить близко, пока она не позволит.

Так вот и была спасена Пелиана от своей тоски.

А Рвиан спасла меня от моей скорби продолжительными беседами, которые в конце концов убедили меня в том, что я просто выполнил просьбу друга, не оставившего себе выбора.

Я согласился с этим, хотя, скажу вам, я все равно до конца не понимаю кодекса чести, по которому жили Хо-раби, и не могу уважать столь жестокого рабства. Я согласился с тем, что это был выбор Тездала, а я лишь оказал ему дружескую услугу, я оказался вынужден сделать это, как вынужден он был помогать нам, связанный клятвой, данной Рвиан. И я все-таки сомневаюсь, что мы, все мы, были правы.