Ценнайра рассматривала двоих мужчин с загадочной улыбкой, сознавая, что держит их жизни в своих хрупких руках. Несмотря на их длинные, столь любимые кернийцами кинжалы на поясе, несмотря на мечи, поставленные под рукой, несмотря на мускулы и силу, она ни на мгновение не сомневалась, что, если понадобится, убьет их без труда. Может, кстати, это и есть самый быстрый путь к истине: надо только покалечить одного и убить на его глазах другого, чтобы видел, с кем имеет дело.

Но, сама не понимая почему, она колебалась.

Неужели незаметно для себя она стала совестливой? Или на нее так подействовало чувство долга и преданности братьев, столь же узнаваемое, как и похоть, и любопытство, витавшее в воздухе? Отыскать их в Ганнсхольде не составило труда, ибо город еще был полон слухов о стычке с теми из кернийцев, кто недолюбливал Брахта ни Эррхина, с которыми этих братьев связывали какие-то странные, пока непонятные ей узы. Гарт и Кыфан ни Моррхины звали их, и, найдя их на постоялом дворе «Услада всадника», Ценнайра проложила путь к их сердцам неотразимыми улыбками и соблазнительными обещаниями.

Поначалу они были крайне осторожны, но манера куртизанки быстро развязала им языки, и теперь они наперебой хвастали тем, как помогли бежать ее добыче. Редкий мужчина оставался равнодушен к ее огромным карим глазам, которые она не спускала сейчас со своих жертв, вслушиваясь в каждое слово. А когда она наклонялась вперед, позволяя обозреть пышную грудь, почувствовать запах своего тела, то тут капитулировал всякий. Эти двое не стали исключением. И все же сверхъестественно обостренные чувства подсказывали, что, несмотря на обожание, они что-то от нее скрывают. То, что разыскиваемая ею троица побывала в Ганнсхольде и оставила крепость, она узнала довольно быстро. Но куда они направились, пока оставалось загадкой. А именно этого требовал от нее повелитель.

Первым делом она подумала о самом быстром и эффективном методе разгадки, но, проведя с братьями какое-то время и используя все свое искусство обольщения, пришла к выводу, что открытым насилием вряд ли чего добьется. За их похвальбой и вожделением чувствовалась горячая и густая, как кровь в их жилах, решимость скорее умереть, чем раскрыть тайну. Преданность их была сильнее любой физической силы, и Ценнайра знала наверняка, что каждый будет драться до смерти и скорее позволит ей убить брата, нежели опорочит честь, составлявшую их суть. В этом они сильно отличались от людей типа Дарфа, и, к своему удивлению, сие обстоятельство ее растрогало и заставило сомневаться. В них была гордость, но отличная от той, что была в Менелиане. В них были преданность и порядочность, которые хотя и были выше ее понимания, но задевали в ней тайные струны, остававшиеся загадкой для нее самой.

Ценнайра мучилась в сомнениях. С одной стороны, ей как воздух необходимо было знать то, что знают они: иначе ее ждет провал и Аномиус будет недоволен. И тогда она решила потянуть время и пообещала братьям прийти позже.

Наконец, все обдумав, Ценнайра вернулась в гостиничную комнату, снятую братьями для тайных свиданий с ней, принеся с собой то, что могло спасти им жизнь. И вот, кажется, момент! Или все-таки действовать более прямолинейно?

Они привели себя в порядок и переоделись. От рубашек их уже не так пахло лошадьми и кожей, и ей это нравилось. Как нравилось и то, что братья обращаются с ней не как с какой-то гулящей, которую можно купить и использовать, а как с женщиной знатного происхождения. Много запахов она чуяла. Но один из них не спутать ни с чем, он был сильнее всех остальных: и мыла, и масел для обольщения, и любопытства, и животной настороженности. Братья жаждали — это она чуяла точно — возлечь с ней, но, несмотря ни на что, они ей не доверяли. Знай они, что она зомби и охотится за тремя странниками, они боролись бы, с ней всеми своими хрупкими человеческими силами — в этом Ценнайра нисколько не сомневалась.

Ей стало смешно: да, узнай братья, кто она, они будут драться до конца и умрут. Обладание подобной силой пьянило, но уже не так, как раньше. Теперь к этому прибавилось что-то еще. Но что? Уважение? Может быть. В одном она была уверена: ей не хотелось забирать у них жизни. Как уверена она была и в том, что ею овладела нерешительность, какой не испытывала она ранее ни с Менелианом, ни с Дарфом. И это беспокоило ее.

Ценнайра приняла решение, повинуясь инстинкту и чувствам, природу которых не понимала.

Она выпила с ними бутылку вина, предложила выпить еще и встала, играя роль служанки. Подошла к столику у окна, незаметно откупорила пузырек, купленный ею по дороге, и вылила бесцветную жидкость в бутылку темного красного вина. Затем разлила вино по трем кубкам. На нее это зелье не подействует, это она знала. Братья залпом выпили.

Очень скоро бутылка была пуста. Кернийцы глупо улыбались, не сводя с нее жаждущего взгляда.

— Ну и крепкое же вино, Ахрд, — с трудом произнес Гарт. — У меня голова пошла кругом.

Кыфан, развалившись на стуле, хихикнул и попытался похлопать брата по плечу, но едва не перевернулся.

— Надеюсь, ты не разочаруешь даму? — пробормотал он, поднимаясь, чтобы произнести тост в честь Ценнайры.

Она ослепительно улыбнулась и сказала:

— Расскажите мне о Брахте и его друзьях. Куда они отправились? Зачем?

Ночь кончилась. Ценнайра закрыла ставни и зажгла две свечи, хотя на улице сияло раннее утреннее солнце. Проверив, заперта ли дверь, она покопалась в своих пожитках и вытащила волшебное зеркало. Протирая его и рассеянно глядя на свое отражение, она попыталась привести в порядок свои мысли. То, что она узнала, настолько ее потрясло, что она еще не была готова к докладу, когда в зеркале вместо ее отражения появится лицо Аномиуса. Какое место во всем этом займет она?

Ребенком Ценнайра, конечно, слышала древние легенды о войнах богов: о том, как Фарн, впав в гордыню, вступил в единоборство со своим братом Балатуром и как они довели мир до полной разрухи; о том, как Фарн обезумел и родители его — Ил и Кита — отреклись от обоих братьев и обрекли их на сонное забвение, а вместо них создали Молодых богов. Но, как и всякий ребенок, она и не предполагала, что во всем этом есть доля истины; а повзрослев, она и думать об этом забыла, занятая, как все взрослые, земными, более неотложными делами, за которыми не оставалось времени на праздные теологические изыски и мифы.

И вдруг оказалось, что как-то незаметно семя истины, заложенное в этих сказках, набухло и уже вот-вот готово прорасти, если, конечно, то, что она услышала от Гарта и Кыфана, — правда. Она нахмурилась, поджала губы, но тут же разгладила морщины на лбу. Она почти не сомневалась в том, как Аномиус воспримет эту невероятную весть: он попытается наложить лапу на «Заветную книгу». Но какая роль в этом будет отведена ей, об этом Ценнайра могла только догадываться.

Омерзительный маленький колдун держал в руках ее сердце, что вынуждало ее подчиняться под страхом смерти. Она не сомневалась, что он прикажет ей броситься за книгой, как не сомневалась и в том, что он по-прежнему жаждет мести. Но если она заполучит для него «Заветную книгу», что тогда? Попытается ли он, как тот, другой колдун, пробудить Безумного бога? Нужно ли ей это?

Странно, подумала она, я рассуждаю так, будто держу в руках судьбы мира. Ну ладно, этот мир я знаю. Тот же, что может устроиться на земле с пробуждением Фарна, мне неведом, рассуждала она. Отблагодарит ли Безумный бог тех, кто вернул его к жизни? Она усмехнулась, подумав, что священник быстрее бы нашел ответы на эти вопросы, чем лишенная сердца куртизанка, зомби, сотворенная колдовством. Вернее — она цинично рассмеялась, — священник, кого бы он ни почитал: Бураша, Деру или древесного бога Ахрда, — не задумываясь, предал бы ее проклятию, хотя она лишь творение Аномиуса, обязанное ему подчиняться.

Какое мне дело до мира? — думала она. Мир обошелся со мной жестоко. Так почему я должна скрывать от хозяина, что те, за кем гонится она, сами скачут за «Заветной книгой»? И все же она сомневалась, не понимая при этом причину своих сомнений.

Теперь она знает все. Но что ей с этим делать? Сердце ее в руках у Аномиуса, и, хотя он и находится сейчас в армии тирана и не может вернуться в Нхур-Джабаль, поскольку такова воля колдунов тирана, когда-нибудь он туда все-таки вернется. И если сейчас она утаит истину, он от злости может покончить с ней в мгновение ока. С другой стороны, если она все расскажет, не приведет ли это к исчезновению привычного ей мира? Если добудет для него «Заветную книгу», не отбросит ли он ее как ненужную игрушку?

Странные мысли. Что с ними делать? Мораль, этика. Она в этом ничего не смыслит. Для нее жизнь — сплошное удовольствие и отсутствие боли. А если будет пробужден Безумный бог, то еще неизвестно, что за этим последует. Уверена она была только в трех вещах: Аномиус возжелает «Заветную книгу», Аномиус безумен и Аномиуса почти невозможно обмануть. И еще, подумала она, откладывая шелк и глядя в зеркальную поверхность, сердце мое у Аномиуса, а значит, следует быть крайне осторожной.

Она медленно произнесла слова заклятия.

Зеркало потемнело, по нему побежали разноцветные волны, воздух наполнился запахом миндаля. Разноцветье постепенно стало складываться в желтоватые черты колдуна с мясистым бородавчатым носом и бледными требовательными глазками. Ценнайра наклонилась к зеркалу, прислушиваясь к его шепоту.

— Что ты узнала?

— Многое, — сказала она. — Дело меняется.

— Рассказывай.

Шепот его был требовательным. Ценнайра мгновение помолчала, облизывая полные губки розовым язычком, и наконец начала:

— Из Ганнсхольда они отправились в Куан-на'Фор. Они все еще гонятся за Давеном Тирасом. Хотя он вовсе не Давен Тирас.

— Я знаю. Он Варент ден Тарль или был им.

— Нет. До этого он был Рхыфамуном. Это древний колдун — Она чуть не сказала: «древнее тебя», но вовремя остановилась. — Ему несколько сот лет, а книга заклятий вовсе не книга заклятий.

— Ты говоришь загадками. Нельзя ли яснее? Не зли меня.

— Рхыфамун вселился в тело Варента ден Тарля, чтобы заполучить карту из архивов Лиссе. Он хитростью отправил Каландрилла и Брахта в Тезин-Дар за «Заветной книгой»…

— За «Заветной книгой»?

Колдун от удивления даже взвизгнул. Затем придвинулся поближе к зеркалу, водянистые глаза его широко раскрылись и тут же прищурились.

— Ты хочешь сказать, они гонятся за «Заветной книгой»?

— Ты знаешь о ее существовании?

— Еще бы! Есть ли колдун на свете, не слышавший о «Заветной книге»?! Клянусь всеми богами, этот томик — само олицетворение могущества. Продолжай.

— Он, то есть Рхыфамун, завладел книгой и вернулся с ней в Лиссе. Они последовали за ним…

— А вануйка, она с ними?

— Катя? Да. Она отправилась с ними в Куан-на'Фор.

— Теперь мне все ясно. — Аномиус кивнул и почесал нос. — Верховные жрецы Вану разгадали замысел и отправили ее в путь. Их по-прежнему трое? Они в Куан-на'Форе?

— Да. Но Рхыфамун в теле Давена Тираса намного опережает их.

— В этом теле пересечь пастбища ему будет просто. Они скачут на север?

— Так мне сказали.

— Ясно. Кто?

— Два кернийца, Гарт и Кыфан. Они из племени Брахта.

— Откуда они знают?

— Брахт обращался к ним за помощью.

Ценнайра рассказала о мести Джехенне ни Ларрхын, и о помощи, которую братья оказали Брахту, и обо всем, что узнала от них. Когда она замолчала, Аномиус хрюкнул и спросил:

— Ты уверена?

Она кивнула:

— Я воспользовалась отваром, развязавшим им языки. Потом они и не вспомнят об этом.

— Ты оставила их жить?

Он был удивлен. Ценнайра опять кивнула.

— Убийство представляется мне бессмысленным. К тому же меня с ними видели. Могут возникнуть вопросы.

Аномиус хмыкнул, дергая себя за торчащие из носа волосы. Ценнайра ждала.

— Так, значит, они гонятся за Рхыфамуном по Куан-на'Фору?

— Так мне было сказано.

— На север, — задумчиво пробормотал Аномиус. — «Заветная книга» у Рхыфамуна, а троица гонится за ним. Рхыфамун намерен пробудить Безумного бога и заручиться его милостью. Так вот, этому не бывать! Вознаграждение будет моим!

— Как ты отберешь у него книгу? — поинтересовалась Ценнайра. — Куан-на'Фор безбрежен.

— Куан-на'Фор не больше, чем шаг на его пути. — Колдун задумался и отодвинулся от зеркала. — Истинно. Как и Джессеринская равнина. Чтобы пробудить Безумного бога, Рхыфамуну предстоит достичь земель, неведомых человеку. Осмеливаюсь предположить, что он направляется к Боррхун-Маджу и дальше.

— — Боррхун-Мадж — это край земли.

— Что может знать об этих вещах шлюха? — Аномиус разразился презрительным хохотом. — Край одного мира не более чем начало другого. Истинно. Полагаю, именно туда он и направляется! А они вслед за ним.

— Если избегут лап мстительной лыкардки.

— На их стороне боги. Иначе они бы меня не провели. Я не сомневаюсь, что она им не помеха. Но теперь я знаю истинную ставку в этой игре. И теперь я развернусь.

Ценнайра быстро спросила:

— Как? Ты собираешься в Лиссе? Или в Куан-на’Фор? В погоню?

Безобразное лицо колдуна потемнело, и он поднял руки показывая тускло блеснувшие на запястье браслеты.

— Я не могу, пока на мне эти побрякушки, — покачал он головой.

— Где ты? — спросила его Ценнайра.

— На востоке от Кешам-Ваджа, — хмуро ответил колдун — Избранникам тирана надлежит обеспечить безопасность береговой линии. Перед штурмом Файн-Кипа. Это будет наша последняя битва, так он говорит. Но прежде, чем мы нападем на эту крепость, надо взять Мхерут'йи и остальные прибрежные города.

И в Нхур-Джабаль ты вернешься не скоро, подумала Ценнайра, где сердце мое бьется в твоей волшебной шкатулке. Вслух же она сказала:

— Что делать мне?

— Отправляйся за ними, — сказал Аномиус.

— А может, за Рхыфамуном?

— Нет. Я начинаю понимать его замысел. Бураш! Будь у меня доступ к библиотекам Нхур-Джабаля!.. — Он заколебался, копаясь в носу. — Ладно, это неважно. За Рхыфамуном предопределено гнаться троим. Они и приведут нас к самому Рхыфамуну.

Он замолчал, размышляя. Впервые видела его Ценнайра в такой нерешительности. Планы его явно изменились. Она терпеливо ждала. Наконец он кивнул, пробормотал что-то себе под нос, а затем, уже обращаясь к ней, сказал:

— Все так! Это объясняет присутствие вануйки. Истинно, отобрать книгу у Рхыфамуна предначертано им, и если таково их предназначение, то, вернее всего, они в нем преуспеют. По крайней мере его они найдут.

— Но отберут ли книгу? — спросила Ценнайра.

Аномиус тихо булькающе рассмеялся и сказал:

— Возможно, и нет. Судя по тому, как далеко он зашел, Рхыфамун обладает огромной оккультной силой. И когда они схлестнутся, исход будет предсказать очень трудно. Как бы то ни было, наши планы меняются.

— Каким образом?

Аномиус презрительно сплюнул.

— Троица нужна мне живой, неразумная! Если им предначертано быть вместе, то, уничтожив их, я потеряю больше. Я хочу обладать «Заветной книгой», и они приведут меня к ней. Истинно, теперь они мои союзники. Теперь они — мои гончие псы, преследующие мою добычу.

— Вряд ли они пойдут к тебе на услужение.

Аномиус заскрежетал желтыми зубами.

— О боги! — воскликнул он. — Почему меня окружают одни глупцы? Конечно, они не намерены мне помогать! Но они и знать не будут, что помогают!

Ценнайра съежилась от оскорбления, но сумела скрыть раздражение — за плечами у нее был немалый опыт, который дало ей прежнее ремесло, — и лицо ее осталось спокойным.

— Слушай меня, — заявил Аномиус. — У Каландрилла, Брахта и вануйки есть что-то, указывающее, куда движется Рхыфамун. Если я не ошибаюсь, они сидят у него на хвосте, имея много больше возможностей догнать его, чем ты. Если он доберется до Джессеринской равнины, то, вероятнее всего, переселится в новое тело. И тогда найти его будет еще сложнее. Так что тебе сейчас следует объединиться с ними.

— Объединиться с ними? — Ценнайра не смогла скрыть удивления. — Но ведь ты жаждал их смерти!

— Жаждал, да, — подтвердил колдун. — Только теперь все изменилось. Отомстить я еще успею, а пока они могут быть мне полезны. Так что теперь ты им будешь помогать. И не вздумай их умерщвлять. Отыщи их и отправляйся вместе с ними. И когда они отберут у Рхыфамуна книгу, отними ее у них. Такова твоя главная задача! Если для того, чтобы достать «Заветную книгу», тебе придется убить их — убей! Самое главное — заполучить книгу! Принеси ее мне, и я приобрету безграничную власть. Если понадобится, можешь даже оставить им жизнь, но принеси мне книгу.

Возбуждение Аномиуса было настолько велико, что он едва сдерживал себя. Несмотря на огромное количество лиг, разделявшее их, несмотря на Узкое море, бушевавшее между ними, Ценнайре показалось, что она учуяла его запах. Он утер слюни с толстых губ, улыбаясь, как скупец, перебирающий монеты, или кладбищенский вор, разглядывающий могилу. Очень осторожно она сказала:

— Они далеко ушли. Как найду я их в Куан-на'Форе? Как догоню?

— Они идут на север, — ответил колдун. — Если они опасаются мести лыкардки, то будут вынуждены путешествовать с большими предосторожностями, а это значит — медленно. Я дам тебе коня, каковой понесет тебя быстрее ветра. Как ты их найдешь? — Он помолчал, кусая нижнюю губу, затем кивнул и усмехнулся. — Да, они направляются на север, к Джессеринской равнине, так что им придется пересечь Кесс-Имбрун. А через него переправ немного. Вернее всего, они, как и Рхыфамун, направляются к ближайшей, к самой безопасной. А это — то самое место, которое кернийцы называют Кровавой тропой, Дагган-Вхе. Отправляйся туда и ты. И если будет угодно богам, ты окажешься там раньше их.

Ценнайра сомневалась в том, что боги будут помогать ей уничтожать самих себя, но не стала возражать, заметив лишь:

— Я не знаю Куан-на'Фора. К тому же там нет ни дорог, ни городов. Чтобы отыскать Дагган-Вхе, мне придется останавливаться и спрашивать. А я сомневаюсь, чтобы меня там ждали с распростертыми объятиями. Да и как уговорить троицу взять меня с собой?

— Что касается того, как ты туда доберешься, то оставь это мне. Убеждать же их придется тебе. Бураш! Ты же куртизанка, женщина! — Аномиус нетерпеливо взмахнул рукой. — У тебя есть конь? Нет? Отправляйся и купи. Время теперь — наш враг. Нельзя терять ни мгновения. Слушай меня внимательно! Возьмешь с собой лишь самое необходимое, только то, что поместится в переметные сумки. И чтобы быстро! Направишься на север через Ганнский перевал. И как окажешься подальше от посторонних глаз, воспользуйся зеркалом. Все поняла?

— Да, — кивнула Ценнайра и собралась было задать еще один вопрос, как колдун жестом приказал ей замолчать. Образ его заколебался и исчез из зеркала, превратившись опять в самую обыкновенную серебряную поверхность. В воздухе запахло миндалем, и уже в следующее мгновение запах развеялся.

Посидев несколько мгновений в задумчивости, Ценнайра пожала плечами и убрала зеркало в футляр. Она была уверена, что не догонит беглецов, но Аномиус настаивает, что колдовство перенесет ее к месту переправы. Все еще размышляя над тем, как ему это удастся, она начала собирать вещи в дорогу.

Солнце перевалило через зенит, когда Ценнайра на только что купленном чалом выехала через ворота из Ганнсхольда. Солдаты не скрывали похотливых взглядов, но она не обращала внимания на их сальные замечания по поводу одиноких хорошеньких женщин, отправляющихся в Куан-на'Фор. Все необходимое для верховой езды — бриджи из мягкой коричневой кожи и такую же тунику — приобрела она еще в Лиссе и теперь могла ехать верхом, как мужчина. Ездить на лошадях она научилась еще в детстве, на ферме. На самых обыкновенных рабочих лошадях. Правда, Ценнайра не совсем была уверена, что сможет далеко уехать в дамском седле. Затея с поездкой вообще пришлась ей не по вкусу, ибо, хотя она теперь и не страдала от физических неудобств, которым подвержены те, чья жизнь подчинена биению сердца, ей не нравилось жесткое седло, резко поднимавшееся и опускавшееся под ней.

Она направила лошадь вдоль перевала. По обеим сторонам от нее поднимались серые каменные глыбы, у подножия которых росли мелкие кусты. Высоко над головой клубились легкие облака и кружили птицы. Оставив северные ворота города позади, Ценнайра пустила чалого в легкий галоп по ровной дороге. Постепенно каньон пошел вверх, и Ганнсхольд скрылся из виду. В это время дня мало кто отваживался переваливать через хребет, и, встретив одного-двух путников, она очень скоро оказалась одна в узкой расщелине, огибавшей невысокий пик. Почувствовав, что с увеличением высоты чалому становится все труднее, хотя сама она не испытывала ни малейшего неудобства, она пустила его шагом и так проехала последнюю лигу до хребта. Здесь дорога опять расширялась и спускалась к горному лугу, с одной стороны которого бежал бурный ручей. Она узнала местность по рассказам Гарта и Кыфана — земля была изрыта копытами, тут и там валялись поломанные стрелы. Здесь она и решила остановиться и исполнить приказание своего господина.

Ценнайра направила мерина к ручью, привязала его к лиственнице и вытащила зеркало из переметной сумки.

На миг она прислушалась, хотя сверхъестественные чувства подсказывали ей, что она здесь совершенно одна. Но на всякий случай она удалилась в рощицу и только там развернула зеркало и произнесла волшебные слова.

К смолистому запаху лиственниц примешался запах миндаля, поверхность зеркала зарябила, пошла цветными волнами, и перед ней возникли отталкивающие черты Аномиуса, явно раздраженного тем, что пришлось долго ждать.

— Ты не торопишься, женщина.

Здесь, в горах, голос его прозвучал громко.

— Мне надо было купить лошадь, — оправдывалась она, — и выехать из города.

— Где ты?

— На перевале. Высоко, в горной долине.

— Ты одна?

— Конечно. Насколько я знаю, близко нет никого.

— Отлично. Обведи местность зеркалом, чтобы я посмотрел.

Ценнайра подчинилась и переместила зеркало по кругу. До сих пор она считала, что он видит только ее лицо, а оказалось, что это не так. Она запомнила эту, как и множество других, деталь — пригодится на будущее.

— Довольно, — сказал он. — Посмотри на меня.

Она повернула зеркало к себе.

Аномиус спросил:

— У тебя есть клинок?

Ценнайра кивнула, притрагиваясь рукой к висевшим на поясе ножнам.

— У меня есть нож, — сказала она.

— Покажи.

Он вытащила клинок и показала Аномиусу. Колдун кивнул:

— Сейчас я научу тебя еще одному волшебству. Слушай меня внимательно.

Он стал тихо произносить гортанные слоги и слова.

Они будто вырывались из его тощей груди. Запах миндаля усилился. Ценнайра слушала его внимательно, а затем повторила заклинание слово в слово, хотя ей казалось, что предназначено оно далеко не для человеческого горла. Ей пришлось повторить его несколько раз, прежде чем Аномиус остался доволен. После этого он заставил ее еще несколько раз произнести заклинание, пока оно не зазвучало легко, словно переливаясь в бессмысленном для ее уха бульканье.

— Неплохо, — похвалил Аномиус и злорадно усмехнулся. — Смотри, если не получится, тебя ждет долгий путь. Поставь лошадь так, чтобы мне ее было видно.

Она закрепила зеркало меж нижней ветвью и стволом лиственницы и подвела к нему мерина, мирно щипавшего траву.

— Вытащи нож, — приказал Аномиус, и Ценнайра подчинилась.

Чалый тихо заржал и нервно забил ногой о землю, словно предчувствуя недоброе.

— Держи его крепко и произнеси заклинание, — продолжал Аномиус.

Ценнайра начала произносить магические слова, и запах миндаля распространился настолько, что вытеснил запах лиственниц и лошадиного пота. Аномиус эхом повторял в зеркале те же слова, что усиливало колдовские чары. Чалый перестал нервничать и опустил голову, словно магические слова подействовали на него усыпляюще.

— Убей его, — сказал колдун. — Перережь ему глотку. И не переставай повторять заклинание.

Ценнайра взяла чалого за уздечку и, повторяя слова, вонзила нож в горло животного, перерезав крупную артерию. Лошадь содрогнулась, со свистом выпуская воздух через ноздри. Как только Ценнайра вытащила нож, кровь вырвалась из раны мощной густой струей, но конь не упал, он лишь дрожал всем телом, словно вытекающая из него жизнь раздражала его как назойливая муха. Ценнайра дочитала заклинание до конца.

— Хорошо, — одобрил Аномиус. — А теперь жди.

Ценнайра наклонилась и вытерла окровавленный нож о траву. Когда она выпрямилась, то сильная струя крови, вытекавшая из горла животного, превратилась в тонкую струйку. Конь вздохнул и тяжело повалился на бок. Мухи деловито суетились вокруг темно-красной лужи и даже поползли по шее к ране, как вдруг лошадь содрогнулась и резко вскочила на ноги, раскрыв глаза. Кожа в том месте, где в горло вошел нож, стала затягиваться, и вскоре от раны осталось лишь засыхающее пятно крови. Мухи разлетелись в разные стороны и потом опять собрались у лужи крови.

— Вот твой конь, — сказал Аномиус. — Он донесет тебя до Дагган-Вхе. Скачи!

Ценнайра заколебалась.

— Если мне понадобится говорить с тобой, что мне делать?

Отталкивающее лицо колдуна сморщилось в зеркале.

— Зови меня только в случае крайней нужды, — сказал он. — Шаманы Куан-на'Фора способны услышать твой зов, а их лучше избегать. Вообще старайся избегать всех, а меня, как я и сказал, вызывай только в случае крайней нужды. Если все будет в порядке, свяжись со мной от Кесс-Имбруна, но только если это будет безопасно. Самое главное: те трое ни в коем случае не должны догадаться, что твой хозяин — я.

— А если они отыщут Рхыфамуна, а я буду в это время с ними?

— Ты должна быть с ними. — В словах этих прозвучала невысказанная угроза. — У тебя самой есть голова на плечах. Действуй сообразно обстановке. Рхыфамун может распознать в тебе зомби, но, если я правильно понял правила игры, у троицы есть возможность взять над ним верх. Оставь это им, а потом забери «Заветную книгу»,

— Ты полагаешь, они отдадут?

Изображение Аномиуса сморщилось, он оскорбительно рассмеялся.

— Сомневаюсь, — хихикнул он, — Но ты найдешь средство. Какое? Это я оставляю на твое усмотрение. Мне все равно, главное — добудь книгу. Как заполучишь, зови меня. А теперь — вперед!

Запах миндаля положил конец волшебству. В зеркале вновь отражались только лиственницы и голубое небо, да лицо Ценнайры. Она с мгновение смотрела на себя, поправляя волосы, потом спрятала зеркало и повернулась к коню.

Он стоял смирно, едва помахивая хвостом, скорее по привычке, нежели потому, что ему докучали мухи, подумала она. Его мутные глаза смотрели в никуда. Аномиус неплохо управляется с чужой жизнью, подумала она. Теперь ему принадлежало сразу две: её и этого несчастного животного. И она вовсе не была уверена, чью жизнь колдун ценит выше. У него мое сердце, напомнила она себе, и, пока оно у него, мне остается только подчиняться. Она вскочила на коня, развернула его к Куан-на'Фору и пришпорила.

То, что произошло дальше, страшно удивило Ценнайру. Конь фыркнул и взял с места в карьер, едва не сбросив ее. К счастью, она успела ухватиться за луку, отпустив поводья и думая только о том, как бы не вылететь из седла. Впрочем, она очень скоро убедилась, что этому животному повод был не нужен. Он помчался по широкой дороге, не обращая внимания на более узкие тропки. Копыта его громыхали по камням перевала. Не было в мире коня, способного нестись с подобной скоростью. Но чалый уже перестал быть нормальным живым существом, и он без устали нес ее вперед и вперед, вниз по перевалу, так что очень скоро Ценнайра просто обмотала поводья вокруг луки, а сама вцепилась в нее обеими руками.

В лицо ей бил ветер, волосы ее развевались, скалы пролетали мимо как смазанные картинки, топот копыт эхом отдавался сзади. Вскоре Ценнайра успокоилась и даже стала получать удовольствие от бешеной скачки на заколдованной лошади. Конь, несмотря на огромную скорость, скакал ровно, и она уже больше не боялась упасть. Аномиус наделил чалого силой, равномерным быстрым бегом и невероятной выносливостью. Ровная дорога кончилась, а он все не сбавлял скорости, легко перескакивая или объезжая валуны и поваленные деревья. Ценнайре только и оставалось, что крепко держаться в седле, а на это ее собственных колдовских сил было более чем достаточно.

Ближе к вечеру она перевалила через Ганнский хребет. Начался длинный спуск к Куан-на'Фору. Солнце садилось у нее за спиной, по земле стелились длинные тени. Сумерки опустились на прерии у подножия гор, а к полуночи она уже была на лугах. Конь-зомби бежал ровно, но с сумасшедшей скоростью — темень для него не была помехой, как и валуны и поваленные деревья.

Он без устали гнал и гнал вперед, ведомый сверхъестественным инстинктом, дарованным ему Аномиусом. Постепенно он сам по себе сменил направление с северного на северо-западное. Дикие собаки злобно лаяли, когда он проносился мимо их нор, а потревоженные во сне лошади ржали. Несколько раз Ценнайра видела костры, а дважды проехала совсем близко от становищ из покрытых кожей кибиток. Но она пронеслась мимо так быстро, что, даже если ее и видели, никто просто не успел бы вскочить на коня и броситься вдогонку.

Ночь начала перерождаться в рассвет, а мерин все нес и нес Ценнайру вперед. Рассвело, взошло солнце, а он скакал не останавливаясь. Маленькие, в ярком оперении птички едва успевали вспорхнуть у него из-под копыт. А над головой кружили пернатые хищники. Воздух был теплый, но от скорости Ценнайре он казался холодным. Однажды она увидела всадников, и подумала, что ей конец. Но конь-зомби, не обращая на них внимания, неумолимо нес ее вперед. Всадники пустили коней в галоп, крича во всю мощь своих легких, но очень скоро потерялись позади.

Пьянящее чувство безграничной силы овладело Ценнайрой. Нечто подобное она испытывала раньше, когда крутила мужчинами, как хотела. Но теперь она мчится вперед, и нет в мире силы, способной остановить ее и ее коня-зомби. Она ощущала себя богиней, восседающей на коне, о котором мир смертных может только мечтать. Она расхохоталась во все горло, и смех ее разнес по округе ветер. На следующую группу всадников она даже не обратила внимания, хотя они и стояли у нее на пути. Что они подумали, когда она как вихрь промчалась мимо, можно было только догадываться по их потрясенным лицам. Один даже успел вставить стрелу в лук, но, прежде чем он ее выпустил, чалый налетел на его коня, и тот, дико заржав, повалился на землю, а конь Ценнайры продолжал путь как ни в чем не бывало. Ему было все равно, какая перед ним преграда: живая или нет. Вслед им понеслись стрелы и дикие, яростные вопли. Но очень скоро преследователи на своих обычных лошадях безнадежно отстали.

Лига пролетала за лигой, день — за днем. Солнце поднималось в небо, проходило свой обычный путь и уступало место Луне. Затем и ночное светило опускалось за горизонт, расчищая путь дневному, и так до бесконечности. Ценнайра переносила тяготы пути столь же стойко, как и ее конь. Она потеряла счет дням. С тех пор как она выехала из Ганнсхольда, время утратило для нее всякое значение. Единственное, что имело смысл, — это сама гонка. Ценнайра знала только одно: она покрыла бескрайние просторы Куан-на'Фора со скоростью, не доступной ни одному живому существу. Она не сомневалась, что доберется до Кесс-Имбруна прежде своих жертв, ибо они созданы из плоти и крови, о которых необходимо заботиться, а на это нужно время.

И вот однажды, в день, когда небо затерялось за кучевыми облаками, вдали Ценнайра различила широкую темную полосу, пересекавшую весь горизонт травяных просторов. Она была как море, как океан, колыхавшийся под ветром. Мерин взял на запад, не желая приближаться к этой огромной тени. Ценнайра даже и не пыталась направить его в другую сторону, ибо, когда они подъехали ближе, поняла, что это была за тень: это было море деревьев, это был Куан-на'Дру, Священный лес, обитель бога Ахрда. И она почувствовала, что въехать в него — значит умереть, к каким бы заклинаниям ни прибег Аномиус. Ею овладел ужас, и она развернулась в седле, чтобы получше рассмотреть огромный, бескрайний Лес. Она ощущала его присутствие, словно он был разумным существом, единой массой, состоящей из мириад деревьев, противостоящих ей и ее цели. Она чувствовала это где-то в глубине себя, в душе, могла бы она сказать, будь у нее таковая.

Ценнайра вспомнила, что по всей дороге конь ее тщательно избегал скоплений деревьев, будь то роща или перелесок. Прежде она думала, что причиной тому была скорость, ибо по открытой местности скакать проще; лес, каким бы маленьким и редким он ни был, — преграда. В лесу Ценнайру даже могло выбить из седла. Но теперь она поняла, что мерин просто избегал встречи с Ахрдом, присутствующим в любом лесу. Аномиус своим колдовством, видимо, сразу настроил коня на то, чтобы он объезжал владения Ахрда. Она с опаской смотрела на Куан-на'Дру. Ахрд не может быть на стороне того, кто имеет целью завладеть «Заветной книгой». Ахрд и все Молодые боги благосклонны к тем, кто стремится обезопасить их существование.

Истинно, думала она, глядя в наступающих сумерках на проносившийся мимо Лес. Молодые боги благосклонны к своим спасителям. И, уж конечно, Молодые боги обладают властью достаточной, чтобы вернуть зомби сердце и простить ей бывшие прегрешения, если поможет она им избавиться от подобной угрозы.

Но пока сердце ее в шкатулке в Нхур-Джабале. И хотя до окончания войны в Кандахаре на Аномиусе оковы колдунов тирана, все-таки настанет день, когда он вернется во дворец. И что тогда? Тогда вся она будет в его власти, а ведь этот безумец может уничтожить ее одним словом. Что-то подсказывало ей, что надо дождаться своего часа. Она огляделась вокруг: солнце опустилось за горизонт и Куан-на'Дру погрузился во мрак.

Она скакала еще одну ночь и еще один день, а огромный лес все не кончался и не кончался. Безграничный, непроницаемый, словно древесная стена, переливающаяся под лучами солнца разными оттенками зеленого, тянулся он справа от нее. Чалый держался от него подальше. Ценнайра тоже ощущала присутствие Ахрда в густой напряженной торжественной тишине, обволакивавшей Лес, и ей было не по себе, словно сам бог смотрел на нее из-за деревьев.

К полудню внимание ее привлекли смятая трава и давно потухший костер — здесь когда-то был лагерь. Не племенное становище, а бивак нескольких путников. Ничего необычного. Но когда конь Ценнайры приблизился к нему, она поняла, что здесь была борьба. Тут и там дикие собаки и хищные птицы рвали на куски трупы; в траве рыжело пятно засохшей крови. Чуть поодаль валялись две головы, отделенные от туловищ, а рядом — туловище с отрубленными, а не отгрызенными' собаками конечностями. Видимо, здесь произошла схватка, а затем тела побежденных были расчленены для какого-то странного жертвоприношения. В общем, ей было все равно, но все же она порадовалась, когда место это осталось позади.

Чалый скакал весь день, а с наступлением вечера вновь сменил направление. В серебристом свете луны Ценнайра поняла, что они достигли западной оконечности Куан-на'Дру и теперь направляются вдоль Священного леса на север. Как далеко он простирался, она не имела представления, ибо, когда солнце встало, ему все еще не было видно конца. Ей даже показалось, что, несмотря на огромную скорость коня, им суждено скакать так вечно вдоль угрожающе толпящихся деревьев.

Они скакали еще день и большую часть следующей ночи, и наконец, на рассвете, ей показалось, что бескрайний Лес начал редеть. Огромные дубы стали попадаться все реже, уступая место бузине и рябине и зарослям терновника, которые в свою очередь неохотно сдавали свои позиции прериям. Когда взошло солнце, Куан-на'Дру остался позади, а перед Ценнайрой вновь простиралась огромная, бескрайняя степь с колышущейся под ветром травой. Настроение у нее сразу изменилось, и она почти забыла о своих страхах, но не мыслях, посетивших ее, когда она скакала вдоль владений Ахрда.

Солнце стояло в зените, когда далеко на горизонте она увидела еще одну тень — изгибающуюся черную линию, тянущуюся словно огромная река тьмы, текущая по прериям. Вначале Ценнайра подумала, что это еще один лес, но подивилась тому, что конь даже не пытается сменить направление движения, а несется прямо к этой темной полосе. С наступлением вечера она поняла, что это — Кесс-Имбрун. То, что вначале показалось ей рекой ночи, на самом деле было огромным каньоном.

Конь Ценнайры остановился в нескольких шагах от края каньона так же резко, как и начал эту колдовскую гонку, едва не перебросив всадницу через голову. Схватившись за его шею, она с ужасом заглядывала в головокружительную глубину пропасти. Но вдруг в ноздри ей ударил резкий трупный запах. Животное под ней содрогнулось, и Ценнайра поспешила выпрямиться в седле. Вонь исходила от самого животного. Нахмурившись, она соскочила с коня и отступила на шаг. В тот же момент губы животного раскрылись и из пасти его на траву вывалился целый клубок омерзительных желтых копошащихся личинок. Вонь все усиливалась, и Ценнайра поспешила отстегнуть переметные сумки и оттащить их подальше от лошади, не сводя с нее взгляда.

Чалый, исполнив свою миссию и перестав быть нужным колдуну, начал разлагаться прямо у Ценнайры на глазах. Кожа обвисла на костях, мутные глаза потекли по неожиданно ввалившейся морде, рана на горле открылась, обнажив почерневшую плоть, и из нее на траву высыпался еще один клубок личинок. Ноги его подогнулись, и полуразложившееся тело рухнуло на землю. Кости прорвали кожу, и воздух наполнился невыносимым запахом гниющих внутренностей. На мгновение к нему примешался запах миндаля, но тут же оба запаха улетучились. Труп коня усох, словно уже давно валялся здесь.

Ценнайра отвернулась, в желудке у нее бурлило, и она сделала несколько глубоких вдохов, чтобы прийти в себя. Затем огляделась. На юг, на восток и на запад простиралась бесконечная травянистая степь; на севере лежал Кесс-Имбрун, так же непреодолимый, как и Куан-на'Дру. Она подошла поближе и, опустившись на четвереньки, заглянула вниз — бездонная глубина, как сирена, манила ее к себе. Ее так и подмывало махнуть на все рукой, броситься вниз и лететь, лететь вдоль скал. Голова у нее закружилась, и она легла на живот. Ровная, из красного камня стена уходила вертикально вниз. Далеко-далеко синела узенькая полоска — видимо, река, решила Ценнайра. Другая сторона каньона терялась в дымке на расстоянии нескольких выстрелов из лука. Да в этот каньон весь Нхур-Джабаль можно опустить, как детскую игрушку в колодец, с трепетом подумала она. На некотором расстоянии от нее на востоке в каменной стене каньона была расщелина с крутыми стенами, переходившая в неширокую тропу, петлявшую по головокружительной крутой стене обрыва, — Дагган-Вхе, догадалась она.

Очень осторожно Ценнайра отползла на несколько шагов от края и только тогда встала и обдумала свое положение. Она одна, коня у нее нет. Пища и вода ей не нужны. Они не более чем легкое удовольствие, без которого она может запросто обойтись. Так что это не помеха. Но как ей идти дальше? Пешком? Интересно, те трое уже пересекли Кесс-Имбрун? И если да, то что теперь делать ей? Она бросилась к переметным сумкам, вытащила зеркало и произнесла волшебные слова, вызывая Аномиуса. Запах миндаля напомнил ей о трупном запахе лошади, и она вытащила из кармана надушенный носовой платочек и поднесла его к носу.

— Ты уже у Кесс-Имбруна? — Голос колдуна раздался так резко, что. она вздрогнула.

— А чалый издох!

— Он уже давно издох, — усмехнулся колдун. — Он сделал свое дело, но его останки тебе могут еще пригодиться.

— Я здесь одна!

— Ну, это ненадолго. — Аномиус был явно доволен. — Если я все правильно рассчитал, наша троица еще там не была. А когда они прибудут, то найдут тебя.

— Почему ты так уверен?

Ценнайра огляделась — она физически ощущала на себе давление одиночества. Аномиус хрюкнул, и мясистый нос его покраснел от раздражения.

— Ты ставишь под сомнение мои заключения?

— Ни в коем случае. — Ценнайра нервно покачала головой. — Но ты уверен?

— Настолько, насколько позволяют мне мои оккультные способности. Разве не пересек мой конь Куан-на'Фор со скоростью, на какую не способно ни одно смертное существо? Разве не доставил он тебя к Дагган-Вхе?

— Если Дагган-Вхе — это тропинка, которая спускается вниз, то да. Но по этой тропке могут ходить только горные козлы, а не люди.

— По ней и люди ходят. — Он нетерпеливо взмахнул рукой. — Жди, и они придут.

Ценнайра молча смотрела на его уродливые черты, не в состоянии скрыть сомнения, и он сказал:

— Я гадал при помощи таких оккультных средств, суть которых тебе не понять. Знай одно: насколько бы раньше тебя они ни выехали, ты их обогнала. Рхыфамун, вполне возможно, уже пересек каньон по этому пути и теперь уже на Джессеринской равнине. Но те, кого преследуешь ты, еще не появлялись.

— Так, значит, ждать?

— Ты поступишь так, как я прикажу.

Голос его был властный, не допускающий возражений. Ценнайра с удивлением обнаружила, что глаза ее увлажнились. Она притронулась к ним носовым платком и пробормотала:

— Здесь очень одиноко.

— Это что за сантименты?! — зарычал в зеркале Аномиус. — Не забывай, твое сердце у меня. Ты будешь делать, что я тебе приказываю.

Ценнайра кивнула, сжимая платок в кулаке.

— Повинуюсь.

— Ну вот и отлично. Так что будешь ждать. И когда они там объявятся, то должны увидеть беспомощную женщину, у которой пала лошадь и которая оказалась в безвыходном положении, одна-одинешенька.

— А как я им объясню, что я здесь делаю? На кернийку я не похожа.

— Истинно. Но я уже кое-что придумал. — беспечно сказал Аномиус. — Торговцы из Лиссе довольно часто направляют в Куан-на'Фор караваны с товарами. Этим ты и воспользуешься. Скажешь, что ехала с караваном. Но северные племена не пожелали, чтобы караван пересекал их земли, и произошла битва. Спаслась только ты и мчалась до тех пор, пока лошадь твоя не издохла.

— И они в это поверят? — удивилась Ценнайра.

— А почему бы и нет? Ты там, останки лошади тоже. Как еще могла ты добраться до столь отдаленного места? Имей веру, женщина! Они люди чести. Они пожалеют тебя и постараются помочь.

Слово «честь» он произнес с явным презрением. Ценнайра кивнула и сказала:

— А если они отправят меня назад, на юг?

— Тогда придумаем что-нибудь еще, — возразил колдун. — Но я уверен: честь и долг не позволят им прогнать одинокую женщину. Именно. Я думаю, они возьмут тебя с собой в Джессеринскую равнину. А по дороге постарайся стать им незаменимой. — Он сально рассмеялся. — В конце-то концов, там двое мужчин и всего одна женщина. Если только они не пользуются ею по очереди, одному из них ты наверняка приглянешься.

Он отвернулся, словно кто-то отвлек его за пределами зеркала, и сказал:

— Сейчас.

И затем, поворачиваясь опять к Ценнайре, продолжал:

— Меня вызывает наш доблестный тиран. Делай, как я тебе приказал, и когда будет безопасно говорить со мной — вызывай.

Он пробормотал магическую формулу, и образ его в зеркале заколебался, а в воздухе запахло миндалем. Ценнайра вздохнула, глядя на свое отражение в зеркале. Путешествие не прошло для нее бесследно: одежда была запачкана, волосы растрепались, и Ценнайра с трудом подавила желание привести себя в порядок. Вместо этого она стерла носовым платком остававшуюся косметику. Если уж она спасалась бегством от диких племен, то и выглядеть надо соответствующим образом.

А потом она принялась ждать. Это было нелегко, ибо пустота и одиночество вновь навалились на нее. Солнце клонилось к западу; птицы летели к югу в полыхающем багрянцем небе; на востоке всплыла бледная луна в филигранном окружении звезд. Дневная жара спала, дул прохладный ветерок, донося до нее запах пыли и камня из бездонных глубин Кесс-Имбруна. Далеко-далеко едва слышно завывали дикие собаки. Мало кто из людей осмеливался подходить к этому каньону, словно глубина и ширина его не подпускали людей близко. Ради разнообразия, чтобы облегчить ожидание, она решила поспать и слегка задремала, свернувшись калачиком в высокой траве.

Когда она проснулась, небо уже серело на востоке. Через несколько мгновений оно вспыхнуло сочным серебром, отливавшим золотом, и, словно какая-то невидимая рука распахнула занавес, небо предстало ярко-голубым, а затем засверкало и запереливалось, когда царственное светило выкатило на небосклон. Ценнайра быстро привела себя в порядок, намочив руки о траву и проведя ими по лицу, и встала, чтобы осмотреться. Сколько еще ждать? — подумала она, отгоняя мысли о том, что с ней будет, если троица здесь не появится. И вдруг она услышала далекий, едва уловимый перестук копыт. Сверхъестественное чутье подсказало ей, что всадник скачет сюда. Она прислушалась и нахмурилась, ибо услышала только одну лошадь вместо трех. Из предосторожности она отбежала от Дагган-Вхе и спряталась в высокой траве.

Перестук копыт все приближался, и наконец она увидела одинокого всадника на измученном, едва державшемся на ногах коне. Вскоре всадник подъехал так близко, что она уже могла его разглядеть — и чуть не вскрикнула от удивления: у него были песочного цвета волосы, перебитый нос и карие глаза.

Давен Тирас, переполошилась она. Рхыфамун! Что делать?

Первым ее порывом было вытащить зеркало и спросить совета Аномиуса; но она тут же сообразила, что Рхыфамун учует их разговор и обернет свое колдовство против нее. А Аномиус дал ей понять, какой силой обладает Рхыфамун. Ему не составит труда уничтожить ее. Так что она получше спряталась в траве и принялась смотреть.

Человек с песочными волосами подскакал к каньону, остановился и спешился. Руки и ноги у него не гнулись после длительной гонки на коне. Лошадь его захрипела, голова ее упала; она была вся в мыле и дрожала от усталости. Человек бросил поводья и подошел к самому краю Кесс-Имбруна, и Ценнайра поздравила себя с тем, что сообразила спрятаться. Он поднял руки и прокричал странные слова, которые разорвали утреннюю тишину. Они отскакивали от каменных стен каньона, сотрясая воздух, тут же наполнившийся сладким запахом миндаля. Стены каньона как будто содрогнулись, а воздух заколебался. Волосы у Ценнайры встали дыбом, она еще глубже зарылась в траву, стараясь не глядеть на этого человека и трясясь от страха.

Рхыфамуну она противостоять не сможет, поняла Ценнайра. Магические силы его слишком велики: она чувствовала это своими костями, своей трепещущей плотью. Аномиус был прав: только те трое, которых поджидала она, еще как-то могли попытаться взять над ним верх. Колдун опустил руки, и магия его перестала давить на природу. Воздух успокоился.

Он подошел к измученной лошади, покопался в переметных сумках, вытащил трутницу и сушеный навоз, высек искру и разжег костер. А затем, увидев, какой он готовит себе завтрак, Ценнайре пришлось сунуть кулак себе в рот, чтобы не закричать.

Теперь она поняла, кто так изувечил тела, встреченные по дороге, и почему конечности у трупов были отрублены.

Закрывая, словно кляпом, кулаком рот, она смотрела на Рхыфамуна, а он как ни в чем не бывало жарил часть человеческого тела, словно это была оленина или говядина. Сладковатый запах капающего на огонь человеческого жира забил собой аромат травы, и Ценнайра с трудом подавила в себе желание освободить желудок. В голове у нее стоял полный сумбур: что бы ни натворила она в этой жизни, в кого бы ни превратил ее Аномиус, все-таки есть вещи, до которых она никогда не опустится. Просто не сможет этого сделать! Она почувствовала страшное отвращение, а с ним пришло и понимание того, что тот, кого созерцали сейчас ее глаза, погряз в грешной трясине глубже, чем возможно любому существу; что, какова бы ни была цель, всему есть предел, переступив который сущность выходит за рамки разума.

Она сглотнула, сдерживая позывы рвоты, — Рхыфамун обгрыз кость и отбросил ее в сторону. Закончив свой страшный пир, он встал, подошел к обрыву и заглянул вниз, словно кого-то поджидая.

Кого бы он там ни вызывал, но в этот день никого не было, как и ночью, которую Ценнайра провела, свернувшись в траве, впервые сожалея о том, что позволила Аномиусу сотворить с собой такое.

Он — вернее, они — явились только к полудню следующего дня. И день тот был ужасный. Приподнявшись на локтях, в дрожащем над обрывами Кесс-Имбруна воздухе Ценнайра увидела всадников, взбирающихся по Дагган-Вхе. Их было пятеро. Одетые в кожу и кольчуги, они ехали на низкорослых лохматых лошадях. На поясах — короткие, сильно изогнутые мечи; сбоку к седлам привязаны луки и кожаные колчаны со стрелами, спереди — пики. Они с шумом выбрались на поверхность и остановились, склонив головы. Глаза их были совершенно пусты, словно они ничего перед собой не видели.

Они были невысоки ростом, и, когда Рхыфамун резким голосом отдал приказание, после чего в воздухе появился запах миндаля, спешились. Ценнайра обратила внимание на то, что они кривоноги. Из-под остроконечных шлемов свешивались длинные, смазанные маслом пряди волос, лица их были скрыты плотной сеткой с вырезами для глаз. Как лунатики, они подняли сетки, обнажая широкие плоские лица с высокими скулами и раскосыми желтоватыми, почти кошачьими глазами. Кожа у них была темнее, чем у кернийцев. От глаз и уголков рта начинались глубокие складки, так что возраст их было определить невозможно. У троих были жидкие усы, спускавшиеся до квадратных подбородков; у двоих — редкие треугольные иссиня-черные бородки, которые горделиво торчали вперед, несмотря на то что их обладатели пребывали в трансе.

Рхыфамун внимательно осмотрел каждого из них, оценивая, словно лошадей. Затем опять заговорил, и теплый ветер донес до Ценнайры запах миндаля. Она вновь едва не вскрикнула, когда джессериты вдруг выхватили мечи и набросились друг на друга.

Это была короткая и кровавая схватка. В живых остался один, остальные окровавленные, валялись в траве. Выживший тоже был ранен, но не серьезно, а меч его и широкий кинжал были в крови от острия до рукоятки. Рхыфамун рассмеялся страшным смехом, взмахнул руками и произнес несколько гортанных звуков. Рана джессерита тут же затянулась, и он, одного за другим, сбросил своих соплеменников в Кесс-Имбрун. Еще один приказ, новая волна миндального запаха, и за людьми последовали лошади, глухо стуча о стены каньона.

Рхыфамун поманил джессерита к себе и крепко прижал ладони ему к плечам. Запах миндаля усилился настолько, что забил собой все остальные запахи. Рхыфамун произносил одно слово за другим, и каждое из них словно горело в воздухе, ярким красным пламенем перелетая с уст колдуна в уста джессерита. Воздух сотрясался от силы заклятий, как при собирающейся грозе.

Трава пригнулась под волшебным ветром, и Ценнайра в страхе вжалась в землю, понимая, насколько этот колдун могущественнее Аномиуса. Достаточно ему почуять ее присутствие, и она умрет, и это — в лучшем случае.

Но, даже ощущая на себе мощь заклятий колдуна, она не могла оторвать глаз от того, что происходило рядом. Неожиданно из Рхыфамуна в джессерита перелетела какая-то волна страшной, непонятной для нее силы, магический речитатив смолк, и маг переселился в новое тело.

Тот, кто был Давеном Тирасом, рухнул на землю, как марионетка, у которой обрезали веревки; джессерит несколько мгновений стоял с опущенной головой, и слюни текли у него изо рта. Желтые глаза были пустыми. Но затем, словно новый хозяин соединил какие-то разорванные струны в его мозгу, голова его резко выпрямилась, глаза сфокусировались. Он рассмеялся, и Ценнайра в ужасе сжалась в комок. Он утер слюну, с усмешкой посмотрел на тело Давена Тираса и вытащил у него из-под рубашки маленькую черную книжечку. На первый взгляд совсем неприметную, но от нее исходило столько мощи, что у Ценнайры застучали зубы, а по коже побежали мурашки. Она ни на мгновение не усомнилась в том, что это «Заветная книга», и в один безумный миг чуть не рванулась вперед, чтобы вырвать ее из рук колдуна. А что потом? Он уничтожит ее в мгновение ока, и ни Аномиус, ни ее собственная сила зомби не уберегут ее от его магии. Она отбросила эту мысль. Рхыфамун подтащил брошенное тело к краю пропасти и спихнул его вниз.

Затем вскочил на оставшуюся лошадь и направил ее вниз по Дагган-Вхе.

Ценнайра не шевельнулась до тех пор, пока не стих последний шум и над каньоном не установилась прежняя мертвая тишина. Но даже тогда она выбралась из своего укрытия с большой неохотой, опасаясь, что Рхыфамун учует ее даже из глубины каньона. Но все же Ценнайра подползла к краю обрыва и, распластавшись, заглянула вниз. Далеко-далеко двигалась, как игрушечная, фигурка, ярко выделяясь на освещенном солнцем камне. Она, как паук, медленно опускалась все ниже и ниже по почти отвесной стене. Ценнайра наблюдала до тех пор, пока человек и лошадь не превратились в расплывчатое пятнышко, а затем и вовсе не растаяли в тени нависающих скал.

Медленно, уже не столько напуганная, сколько ошеломленная, она отползла от края каньона и уселась в траве, размышляя над тем, что только что увидела и узнала. Во всем мире ей единственной известно, как выглядит теперь Рхыфамун. Она посмотрела на футляр с волшебным зеркалом. Может, вызвать Аномиуса и рассказать все сморщенному колдунишке? Но что тогда он ей прикажет?

Броситься за Рхыфамуном? Этого ей делать совсем не хотелось. К тому же Аномиус сам говорил, что только те трое могут победить магию колдуна, который переселялся из тела в тело.

Более того, лихорадочно соображала Ценнайра, может, это и есть ее шанс? Может, воспользоваться знанием в собственных интересах? Она единственная видела новое обличье Рхыфамуна. Это заинтересует троицу. А Аномиус приказал ей присоединиться к ним. И если она убедит их в том, что знает, как выглядит новое тело колдуна, то они наверняка возьмут ее с собой!

Далее: если они обладают силой, способной взять верх над Рхыфамуном, не смогут ли они освободить и ее сердце и вырвать ее из лап Аномиуса? Они наверняка не откажут ей в помощи — за ее-то услугу!

Ценнайра кивнула собственным мыслям и, не мигая, посмотрела в лицо горячему, поднявшемуся высоко в небе солнцу. Она приняла решение. Она не вытащит зеркало и не будет говорить с хозяином, а воспользуется тем, что узнала, в собственных интересах. Она расскажет преследователям Рхыфамуна все, но осторожно, играя определенную роль, и попытается склонить чашу весов в свою пользу. Довольная своим решением, Ценнайра уселась в траву и принялась ждать.

Когда наконец она увидела троих всадников, то искренне обрадовалась им, словно и в самом деле мучилась от одиночества, Женщина наблюдала за ними из травы до тех пор, пока не убедилась, что это не воины кернийских племен. Наконец она поднялась на ноги, замахала руками и закричала.

Они галопом подскакали к ней — красивая девушка с развевающимися на ветру и переливающимися на солнце льняными волосами, темнокожий керниец на огромном вороном жеребце с черными, забранными в хвост длинными волосами и голубыми глазами и юноша, черный от загара, но явно лиссеанец, судя по чертам лица и выцветшим волосам, забранным на кернийский манер. На лице у него было озадаченное выражение.

Ценнайра бросилась вперед, и они, придержав лошадей, с любопытством рассматривали ее, держа руки на эфесе и оглядываясь по сторонам, словно опасаясь засады.

— Слава богам, вы здесь! — воскликнула она. — Меня зовут Ценнайра.