— Полезайте, — сказал Кавор, когда я уселся на край входного отверстия и заглянул вниз в черное нутро шара. Мы были совсем одни. Наступили сумерки, солнце село, и повсюду царила вечерняя тишина.
Я спустил вниз вторую ногу и соскользнул по гладкому стеклу на дно шара; затем повернулся и стал брать из рук Кавора ящики и банки со съестными припасами и прочий багаж. Внутри было жарко, термометр показывал 80° по Фаренгейту. Так как нам предстояла потеря лишь самой ничтожной доли этого тепла через лучеиспускание, мы были одеты в тонкую фланель, а на ногах у нас были туфли. Однако на всякий случай мы захватили с собой целый тюк теплой суконной одежды и несколько толстых одеял. По указаниям Кавора, я укладывал свертки, цилиндры с кислородом и прочие вещи рядышком у своих ног, и скоро все очутилось на месте. Кавор некоторое время расхаживал по не имевшему кровли помещению, стараясь вспомнить, не забыли ли мы чего-нибудь, и затем вскарабкался следом за мной. В руке его я заметил какой-то предмет.
— Что это такое? — спросил я.
— А вы ничего не захватили с собой, чтобы почитать?
— Нет.
— Я забыл сказать вам. Ведь, многое еще не совсем ясно. Путешествие может затянуться… На целые недели, чего доброго.
— У нас не будет никакого занятия.
— Когда бы я знал…
Он высунулся из люка.
— Смотрите, — сказал он, — там что-то белеет.
— А у нас еще есть время?
— О да, около часа.
Я вылез наружу. То был старый номер юмористического журнала «Сплетник». Его, должно быть, принес сюда один из наших рабочих. Кроме того я нашел в углу обрывок газеты «Новости Ллойда». Я взобрался обратно в шар с этой добычей.
— А вы что берете с собой? — спросил я.
Взяв книгу у него из рук, я прочитал заглавие: «Сочинения Вилльяма Шекспира».
Он слегка покраснел.
— Я получил строго научное образование, — сказал он, словно оправдываясь.
— Никогда не читали Шекспира?
— Никогда.
— У него кое-что есть, знаете ли… Но изложено без всякой системы.
— Мне так и говорили, — подхватил Кавор.
Я помог ему завинтить стеклянную крышку люка и нажал кнопку, чтобы закрыть соответствующую часть внешней оболочки. Тонкий, продолговатый сноп полусвета, проникавший к нам сверху, исчез. Мы остались в темноте.
Некоторое время мы не говорили ни слова. Хотя оболочка шара не мешала распространению звуков, все было попрежнему тихо. Я заметил, что здесь не за что ухватиться при толчке, неизбежном при начале полета, и подумал, что отсутствие стульев будет весьма чувствительным неудобством.
— Не беда, я все это предвидел, — сказал Кавор. — Стулья нам не понадобятся.
— Почему?
— Увидите, — ответил он тоном человека, не желающего продолжать разговор.
Я смолк. Мне вдруг стало ясно, что я, должно быть, совсем сошел с ума, если согласился забраться внутрь этого шара. «Неужели, — спрашивал я себя, — слишком поздно вернуться обратно?» Уже несколько недель, растратив все свои сбережения, я жил исключительно на счет Кавора, а потому знал, что внешний мир за пределами шара встретит меня очень холодно и негостеприимно. Все равно! Ведь, не будет же наш земной мир холоднее абсолютного нуля и негостеприимнее пустого пространства. Если бы не боязнь прослыть трусом, я, вероятно, тотчас же заставил бы Кавора отпустить меня. Но я только колебался, волновался и злился, а время шло.
Послышалось негромкое хлопанье, как будто в соседней комнате откупорили бутылку шампанского, и затем — слабый свистящий звук. На один миг я ощутил чувство огромного напряжения; казалось, груз, весящий неисчислимое количество тонн, подвешен к моим ногам. Это продолжалось всего один миг.
Но это заставило меня решиться.
— Кавор! — крикнул я куда-то в темноту, — нервы мои совсем измочалены. Я не думал…
Я запнулся. Он ничего не ответил.
— К чорту! — крикнул я. — Я дурак. Зачем я сюда забрался? Я не полечу, Кавор! Это слишком рискованно. Я вылезу.
— Вы этого не сделаете, — сказал он.
— Не сделаю? Посмотрим!
В течение нескольких секунд он не отвечал мне.
— Теперь слишком поздно ссориться, — сказал он наконец. — Это хлопанье означало, что мы тронулись в путь. Мы уже летим со скоростью пушечного ядра по мировому пространству.
— А… — промолвил я и замолчал. Все, что я мог бы сказать, не имело больше никакого значения. Некоторое время я стоял совсем ошеломленный. Можно было подумать, что прежде я никогда не слыхал о нашем намерении покинуть Землю. Потом я заметил неизъяснимую перемену в моих телесных ощущениях. Мною овладело чувство легкости, нереальности. При этом голова кружилась почти так, как будто меня хватил апоплексический удар, и глухой шум крови раздавался в ушах. Ни одно из этих ощущений не ослабело с течением времени, но я подконец так освоился с ними, что не испытывал более никаких неудобств.
Я услышал щелканье выключателя. Вспыхнула электрическая лампочка.
Я увидел лицо Кавора, такое же бледное, каким, вероятно, было и мое собственное лицо. Мы молча глядели друг на друга. На фоне прозрачной черноты стекла, находившегося позади, Кавор казался реющим в пустоте.
— Вот мы и попались, — сказал я наконец.
— Да, — сказал он, — мы здесь заперты.
— Не двигайтесь! — воскликнул он, заметив, что я собираюсь пошевелить рукой. — Приведите в состояние покоя все мускулы, как будто вы лежите в постели. Мы здесь в нашей собственной вселенной. Посмотрите на эти вещи!
Он указал на ящики и тюки, сложенные поверх одеял на дне шара. С изумлением я увидел, что они реют в воздухе на расстоянии приблизительно одного фута от сферической стены. Затем по тени Кавора я понял, что и он более не прикасается к стеклу. Я провел рукой позади себя и убедился, что я тоже повис в пространстве и ни на что по опираюсь.
Я не вскрикнул и не начал размахивать руками. Казалось, меня схватила и поднимает кверху какая-то неведомая сила. Легкое прикосновение рукой к стеклу заставило меня быстро передвинуться. Я понял, что случилось, но это нисколько не уменьшило моего страха. Мы были отрезаны от всякого внешнего тяготения, и продолжало действовать лишь взаимное притяжение предметов внутри шара. Поэтому все, что не было прикреплено к стеклу, валилось очень медленно, вследствие малого размера масс, к центру тяготения нашего крохотного мира. Этот центр находился приблизительно посредине шара, но несколько ближе ко мне, чем к Кавору, так как я весил гораздо больше.
Свободно парить в пространстве — какое это невообразимо странное ощущение! Сначала довольно жуткое, но затем, когда страх проходит, отнюдь не тягостное и необычайно спокойное. В нашем земном опыте, насколько мне известно, это всего больше напоминает лежание на пышной мягкой перине. Но прибавьте сюда чувство полной независимости и отрешенности от всего. Ничего подобного я не предвидел. Я ждал резкого толчка при отлете, головокружительного ощущения быстроты. Вместо того я словно освободился от собственного тела. Это было больше похоже на сновидение, чем на путешествие.