Сара сидела за туалетным столиком в ночной рубашке и втирала крем, приготовленный из гусиного сала и пчелиного воска, в свои покрытые шрамами ладони. Она ухаживала за руками каждое утро и каждый вечер, превратив эту процедуру в ритуал, который одновременно и излечивал, и ранил, всякий раз напоминая ей о прежней жизни. Сара не знала, может ли крем разгладить шрамы ее прошлого, но по крайней мере он делал кожу рук более нежной и гладкой, а шрамы — не такими заметными.

Взглянув на часы, Сара натянула хлопчатобумажные перчатки, чтобы крем не испачкал постельное белье. Было уже поздно, но Вейн все еще не вернулся домой. На просьбу Сары взять ее с собой на поиски Тома Вейн ответил категорическим отказом. Сара не стала настаивать, тем более что Вейн пообещал послать за ней, если поиски увенчаются успехом.

Но он отсутствовал уже очень долго, и за окном сплошной стеной лил дождь. Наверное, Вейн замерз и проголодался. Единственное, что могла сделать для него Сара, — это приказать подать ему горячий ужин по возвращении и приготовить горячую ванну. Ей было очень стыдно за то, что она в очередной раз создала ему проблемы.

Суди человека по его поступкам, говорила ей мать. И до сих пор Вейн не совершил ни единого поступка, который заставил бы усомниться в его порядочности. Даже в ту первую ночь, когда Сара пришла в его дом, он не тащил ее в спальню силком. Она поднялась к нему сама, не пожелав дожидаться в гостиной. И он не прикасался к Саре до тех пор, пока она сама этого не захотела. И после этого продолжал ее защищать. До сих пор ей не в чем было его упрекнуть.

Она была несправедлива к нему, даже жестока. Она лгала ему. Она не принесла ему ничего, кроме боли.

И, несмотря на все это, он делал для нее все, что бы она ни попросила. Он ничего для нее не жалел. И все, чего он просил взамен, — это разделить с ним брачное ложе. Чего бы ни стоило ей это решение, но она отблагодарит Вейна за его доброту и щедрость.

Страх сковал ее сердце.

Вернулись воспоминания о той судьбоносной ночи в его постели, живые и яркие. Воспоминания, которые навек переплелись с иными воспоминаниями — Бринсли, лежащий в крови на диване.

Она предала Бринсли и, предав его, стала нисколько не лучше своего покойного мужа. Слабое, похотливое существо, неспособное держать в узде животные инстинкты, существо, не доросшее до права носить гордое имя человека. Что за безумие охватило ее в ту ночь, если ради страсти она охотно пожертвовала всеми своими принципами — принципами, которыми не поступилась ни разу за все десять лет своего замужества? Какое ослепление нашло на нее, если она с готовностью поверила в то, что Вейн готов расплатиться за ее услуги?

И все же она отдала ему себя, и отдала не только тело, но и душу. Но лишь на одну ночь. Утром она спохватилась и потребовала назад и тело, и душу. И вернула. Или подумала, что вернула. Похоже, сердце ее так и осталось у него.

Вейн прав. Выйдя замуж за Бринсли, она расписалась и в собственной глупости, и в собственной пошлости. Впрочем, вскоре после свадьбы Сара поняла, какую ошибку совершила, но было уже слишком поздно что-то менять. Оставалось лишь терпеть. И она испытывала извращенное удовлетворение и гордость от того, что, живя с Бринсли, вернее, влача с ним жалкое существование, стойко сносила все тяготы, терпела все унижения и обиды. Как ни старался Бринсли Коул нащупать ее слабое место, ему это не удавалось. Она относилась к мужу с неизменным холодным презрением. И так было до тех пор, пока Бринсли не обнаружил ее ахиллесовой пяты. Вот тогда Бринсли сделал с ней то, что умел делать лучше всего: сыграл на ее слабости.

Гнев и боль возвращались вновь и вновь при каждом воспоминании об этой последней низости Бринсли, о последнем повороте ножа в кровоточащей ране. Сара не могла простить Бринсли, и все же она чувствовала себя перед ним виноватой. И это чувство вины отравляло ей жизнь. Она не могла принять того счастья, которое предлагал ей Вейн. Приняв это счастье, она расписалась бы в собственной слабости, и тогда уже ничто не поможет ей вернуть утраченное самоуважение.

Мыслить ясно мешали сильные эмоции. Она знала, что, если позволит Вейну стать ее настоящим мужем, душа больше не будет принадлежать ей. Он опять станет полновластным хозяином ее души и тела.

Сможет ли Сара отделить тело от души? Сможет ли отдать ему тело, не отдавая сердца, сохранив свою гордость? Сможет ли нести на своих плечах бремя вины и при этом удерживать столь хрупкое равновесие?

Наверное, ей это не по силам. Но ради него она должна рискнуть.

Сара двигалась медленно, словно каждое движение давалось ей ценой боли. Она стянула с рук перчатки — палец за пальцем, отложила их в сторону и осторожно, с помощью губки, смоченной специальным составом, удалила с рук крем.

* * *

Оставив попытки найти Тома, Вейн направился в «Уайте». Переступив порог клуба, он оказался в совсем ином мире, ничего общего не имеющем с миром трущоб Биллингсгейта. Запах пчелиного воска и старой кожи, спокойная, умиротворяющая атмосфера клуба для джентльменов казалась почти непристойной в сравнении с мерзостью запустения восточной окраины.

Вейн нечасто посещал этот клуб. Однако швейцар поздоровался с ним, назвав по имени, когда Вейн протянул ему шляпу, плащ и трость.

Вейн кивнул швейцару.

— Лорд Джардин здесь?

— Да, милорд. Наверху. Читает газету.

Вейн застал своего друга лениво развалившимся в кресле.

Вейн уселся в кресло напротив и подождал, пока Джардин отреагирует на его появление.

Джардин приподнял бровь.

— Здравствуй, Вейн.

— Планируешь очередное темное дело? — В представлении большинства Джардин был типичным скучающим аристократом, страдающим от избытка свободных средств и свободного времени. Только немногие знали, что он является тайным агентом министерства внутренних дел.

— С чего ты решил? — Джардин наклонился вперед и бросил газету на ближайший столик. — А теперь ты мне скажи: это правда? Тебя можно поздравить?

Итак, Джардин уже все знает. Вейн не удивился.

— Прости, что не пригласил на свадьбу. Там были только близкие родственники.

Джардин брезгливо скривился.

— Я на тебя не в обиде. Я и в лучшие времена к свадьбам относился неважно, хотя к тебе у меня особое отношение. — Его темные глаза блеснули интересом. — Но ведь ты здесь не для того, чтобы обсуждать со мной супружеские радости, а, Вейн?

Поскольку Вейн с ответом не спешил, Джардин добавил:

— Усопший оставил после себя кучу дерьма, я угадал?

Вейн встретился с другом взглядом.

— Я подумал, что если кто-то и может сказать мне, что стояло за этим убийством, то это ты. А это было убийство. И убили его не из этого чертова дамского пистолетика.

— Ты хочешь узнать, кто убил Коула? — Брови Джардина от удивления поползли вверх. — А я-то считал, что ты — наименее заинтересованная сторона в такого рода расследовании.

— Так кто убил?

— Говорили, что ты и убил, старина, и те, кто так говорил, готовы были в очередь выстроиться, чтобы пожать тебе руку. О, я знаю, что это не ты. Да и они тоже пришли бы к такому выводу, если бы слегка напрягли мозги. — Он замолчал. — Фолкнер был готов упрятать тебя за решетку. Твоя невеста поспешила тебе на выручку. Тебе, похоже, повезло с женой.

Вейн от потрясения лишился дара речи. Она ради него рассказала им правду? Она призналась в том, где находилась в ночь убийства, понимая, что губит себя? И это все ради него? А он еще и отругал ее за это. Он злился на нее и не скрывал этого, а она не сочла нужным объяснить, что заставило ее открыться перед Фолкнером.

Циник подумал бы, что она поступила так, чтобы заставить его жениться, но Вейн так не считал. Нет, учитывая то, с какой неохотой Сара уступила его уговорам и с какой настойчивостью призывала его одуматься и отказаться от предложения, она вряд ли спасала его из эгоистических соображений. Теперь он видел ее в новом свете. Но надеяться пока преждевременно…

— Смерть Коула оказалась тебе на руку, верно, Вейн? — сказал Джардин.

Вейн нахмурился. Ему не нравился ход разговора.

— На что ты намекаешь?

— Ты получил ее, Вейн. Наконец получил, — тихо сказал Джардин. — Я тебе завидую.

Проникновенный тон Джардина не должен сбить его с мысли.

— Так кто его убил?

Джардин развел руками.

— Бринсли замахнулся на то, что оказалось ему не по зубам. Затронул слишком влиятельных людей. И посему нет надежды на то, что это убийство будет когда-нибудь раскрыто. На самом деле речь идет об одном конкретном влиятельном человеке: графе Строи.

— Понятно, что он не хочет, чтобы имя его дочери склоняли на все лады.

— Да… — Джардин смотрел на Вейна с пристальным интересом. И этот странный взгляд заронил в маркизе подозрения, что они с Джардином думают об одном и том же. — Или, возможно, он не хочет, чтобы кто-то совал нос в другие грязные делишки Коула. Возможно…

Возможно, граф Строи убил своего зятя. Или кому-то заплатил, чтобы его убили.

Джардин продолжал как ни в чем не бывало:

— Список подозреваемых велик. Покойный занимался шантажом и вымогательством. Причем довольно активно, насколько мне известно. Тебе удалось отыскать какие-нибудь документы?

Вейн покачал головой.

— К тому времени, когда я прибыл туда, найти что-либо уже не было возможности.

— Кто-то забрал их до тебя.

— Вся квартира была перевернута вверх дном. И, судя по всему, там действовал не вандал. Там что-то искали. Искали тщательно. И тот, кто обыскивал квартиру, не счел нужным делать это незаметно. Возможно, искали именно те документы, о которых ты упомянул.

Вейн не стал сообщать, что и он хотел отыскать один документ, который был нужен лично ему. Где-то у кого-то хранился его чек на неприлично круглую сумму. Он уже сообщил банкирам о том, что чек попал не по адресу, и платеж все равно не пройдет. Но ему нужно найти этот чек до того, как он попадет в руки Сары или в руки властей.

Как бы там ни было, Вейн пришел сюда, чтобы найти Джардина и выпытать у него ответ на один-единственный вопрос.

— Зачем кому-то понадобилось шантажировать графа Строи?

Джардин решительно покачал головой.

— Прости, старина. Он — член правительства. Даже если бы я знал, то все равно не мог бы тебе сказать.

«В этом что-то есть», — подумал Вейн. Джардин немного помолчал и сказал:

— Шантаж, как правило, подпитывает один из двух источников: страсть или деньги. Если бы Бринсли Коул знал нечто такое, что могло скомпрометировать графа, то каким образом он получил эту информацию? Какова история их отношений? Каким образом Бринсли познакомился с леди Сарой? Каким образом ему удалось отхватить ее до того, как мамаша вывела ее в свет, на ярмарку невест? Вот вопросы, которые должны подвести тебя к истине.

Эти вопросы давно уже не давали Вейну покоя.

Давал ли ему Джардин конкретный намек или в своей обычной ненавязчивой манере прочищал Вейну мозги?

Как бы там ни было, роль графа Строи в деле убийства Бринсли надо прояснить. И Вейн сомневался, что ему понравится то, что он выяснит.

Вейн приехал домой уже ближе к полуночи. Сару он застал свернувшейся калачиком на шезлонге в библиотеке. Томик стихов валялся на полу. Очевидно, она уронила его, засыпая. На ней был шелковый халат, белый кружевной чепец и миниатюрные изящные туфельки. Она спала, положив под щеку ладошку.

Что-то в груди Вейна болезненно сжалось. Она выглядела такой… беззащитной. Невинной и доверчивой. Такой, какой, наверное, была, когда много лет назад выходила замуж за Бринсли.

Вейну невольно припомнились слова Джардина о том, что она бросилась его спасать. На сердце потеплело.

Поужинав с Джардином, Вейн заехал в «Крибс». Он не хотел возвращаться домой, там его ждала пустая постель.

В первую брачную ночь он понял, что Сара его боится, но в этом ли состояла суть проблемы? Потом, когда Сара пришла к нему за помощью, она уже не боялась. Она доверяла ему настолько, что поделилась самым наболевшим. Конечно, она отчаялась найти мальчика, но ведь она могла бы обратиться к своему отцу вместо того, чтобы просить помощи у нелюбимого мужа.

После той их первой ночи она не могла не понять, что он никогда не станет склонять ее к исполнению супружеского долга.

Она была напугана. Но, возможно ее пугал не Вейн. Возможно, ее пугала собственная страсть, сила той страсти, что сжигала их обоих. Он понимал ее страх, потому что в некоторые моменты той первой ночи он тоже испытывал страх перед силой их страсти.

И если это так… Надежда зашевелилась, кровь побежала быстрее.

Сара выглядела такой нежной, такой славной. Вейн смотрел на нее, чувствуя, как его пожирает плотский голод. Если она откажет ему сегодня, то лучше просто взять и застрелиться.

Вейн саркастически усмехнулся. Он, похоже, становится сентиментальным. Можно по крайней мере уложить ее в постель.

Осторожно, чтобы не разбудить Сару, он поднял ее с шезлонга и прижал к груди. Она положила голову ему на плечо, устроилась поуютнее и блаженно вздохнула. На несколько секунд он замер, зажмурившись.

Она была такой теплой, такой ароматной и податливой. Им овладело жгучее желание погрузиться в эту ароматную податливую мягкость, сорвать с ее губ вздох наслаждения.

С гулко бьющимся сердцем Вейн вынес ее из библиотеки и понес наверх. Потом через гостиную перенес ее в свою спальню. Он осторожно положил Сару на кровать и отошел, чтобы запереть дверь.

Закрыв дверь на задвижку, Вейн обернулся и посмотрел на Сару. Она по-прежнему крепко спала. Она лежала на боку, и силуэт ее, крутой изгиб бедра, очертания ягодиц под шелковым халатом были едва различимы в полутьме.

Внутренний голос говорил Вейну, что он не должен соблазнять свою жену, когда она спит, когда она так беззащитна.

Но пока совесть высказывалась против, руки уже лихорадочно снимали одежду. Задолго до того как он скинул брюки, голос совести заглушил рев бушующей в венах крови, трубный глас желания.

Вейн забрался в кровать с другой стороны, стараясь не беспокоить Сару. Она лежала к нему лицом, и он вспомнил другую ночь, когда она смотрела на него, думая, что он спит. Он вспоминал, как она провела кончиками пальцев по его губам.

Желание, вызванное этим воспоминанием, было настолько острым, что Вейн, опасаясь, как бы не утратить контроль над телом, замер в неподвижности. И в этот момент ресницы Сары затрепетали, она открыла глаза, и спустя мгновение ее взгляд сфокусировался на Вейне. Она беззвучно вскрикнула и приподнялась на локте. Вейн прижал палец к ее губам, а потом поцеловал.

Он целовал ее нежно, стараясь не спугнуть. Она с тихим стоном обвила руками его шею и, опускаясь на подушку, увлекла за собой, в свое тепло, в свою душистую мягкость, туда, куда он так стремился попасть.

Он был так рад перемене, что даже не подумал, что же могла означать такая перемена в ее отношении к нему. Он целовал ее с нежностью и страстью. Ладони Сары скользили по его плечам, сжимали их, сводили с ума своими легкими, как перышки, прикосновениями. Тихий вздох щекотал ему ухо, когда он прокладывал дорожку из поцелуев от щеки до шеи.

Он вдыхал запах Сары — запах лилий и чего-то острого и пряного, запах, который вдохновлял и сводил с ума. Он развязал тесемки ее маленького кружевного чепца и отбросил его в сторону, словно гребнем, провел рукой по ее волосам, распуская косу. Рассыпав ее волосы по подушке, он любовался роскошным зрелищем.

— Сара, я…

— Тсс. — Она приложила дрожащий палец к его губам и сказала: — Сейчас. Пожалуйста, я хочу тебя сейчас.

И словно для лучшей иллюстрации своих слов, она сомкнула пальцы и потянула Вейна к себе.

Он судорожно втянул в себя воздух, боясь сойти с ума.

— Еще рано. Ты не готова. Позволь мне…

— Я готова, я готова, — прошептала она. — Не останавливайся.

Он замер в нерешительности.

Она судорожно сглотнула и хрипло приказала:

— Сейчас, Вейн. Сейчас или никогда.

Он сгреб в охапку лен и шелк и поднял все эти мешающие слои ее одеяний до самых бедер.

Он вошел в нее неглубоко. Он знал, что женщине требуется куда более длительная подготовка, чтобы принять его.

К тому времени как Вейн решил, что Сара уже готова, он едва не обезумел от желания. Кто бы мог подумать, что после того, как она так упорно настаивала на раздельных спальнях, на том, чтобы они жили словно чужие, Сара вдруг превратится в ненасытную нимфу, которой так не терпится почувствовать его у себя внутри?

Меньше всего ему хотелось причинить ей боль, и поэтому он входил в нее медленно, постепенно, дюйм за дюймом. Она заерзала под ним, и скользкая плоть, жар и мягкость втянули его в себя.

Господи, она такая податливая… Он судорожно втянул в себя воздух, стараясь обрести контроль над своим дрожащим телом, заставляя его ограничиться неглубокими, размеренными погружениями. Вейн сохранял этот темп, несмотря на все ее призывы ускорить чувственный натиск. Он ощущал, как в ней нарастает напряжение неудовлетворенности, он наступал на горло собственному желанию.

Ее ладони скользнули вниз по его спине к бедрам. Не предупреждая, она сильно сжала его ягодицы и толкнула Вейна вниз, в себя, выгибаясь навстречу. Он не успел остановиться и оказался в ней на всю длину. Он не вошел, он вколотил себя в нее, словно молот.

Потрясение заставило его забыть о самоконтроле. Разрядка пришла как ураган огня. Но Вейн услышал и ее вскрик — вскрик боли. Полный злости и отвращения к себе, Вейн вырвался из ее объятий и откатился, пролив семя на простыни.

— Господи, мне так жаль, — прошептал он.

— Не жалей, — нежно сказала она. Она хотела, чтобы все закончилось быстро. Вот почему она просила его войти в нее сразу. Она не ожидала такой острой боли.

— Я причинил тебе боль.

— Нет, нет. — Сара тоже села в кровати и пододвинулась к нему. Не смогла удержаться и поцеловала его в лопатку.

Кожа его горела.

— Это я виновата, — прошептала она, проводя губами по его натянутой мышце. — Я… я поторопилась.

Сара едва смогла сдержать дрожь наслаждения, которая прокатилась по ее телу, когда он оказался в ней. Сара боролась со своей страстью, когда он целовал ее так нежно. Она боролась с неодолимой потребностью отдать ему всю себя.

Она стремилась избежать этого взрыва блаженства, эту потерю себя. Стремилась избежать любой ценой. Она рисковала потерять себя.

Не в силах сдержаться, она прижалась щекой к его спине и обхватила руками за талию.

— Я не заслуживаю тебя, — выдохнула Сара. — Ты всегда так хорошо ко мне относился.

Она почувствовала, как он напрягся. Затем Вейн обернулся и схватил ее за предплечья так, что пальцы вдавились в плоть.

Его темные глаза сверлили ее.

— Так вот что это было? Благодарность? Я согласился найти мальчика, и ты отблагодарила меня, позволив мне овладеть тобой?

Инстинкт подсказывал, что надо отрицать его обвинение, но если не благодарность заставила Сару принять это решение, тогда что?

Она смотрела на него. Все ее мысли, эмоции, все ее доводы смешались в кучу, и она не знала, что ответить. Как отреагировать. Как защитить себя, не делая больно Вейну?

— Нет, не благодарность, нет, — выдавила она.

— Тогда что? — требовательно вопрошал он. — Чем я обязан этой внезапной перемене в сердечной склонности? — Он медленно выдохнул. — Впрочем, мадам, иногда я сомневаюсь, что у вас вообще есть сердце.

Слова его были как удар в живот. Она опустила голову. Если она расплачется перед ним сейчас, то он точно будет ее презирать.

Он отпустил ее и спрыгнул с постели, а затем, подбоченившись, повернулся к Саре лицом. Он был ослепительно наг и при этом совершенно не смущался своей наготы.

— Ну? — холодно поинтересовался он.

— Я не знаю.

— Меня этот ответ не устраивает, Сара.

В его тоне чувствовались осуждение и злость, но она заслужила и то, и другое. Как бы дурно он ни обошелся с ней — она это заслужила.

Вейн провел рукой по волосам.

— В ту первую ночь мы были во власти редкой по силе страсти. Оба. Вы должны знать, как редко такое случается, какой это драгоценный дар. Я не понимаю, почему у нас вновь не может быть так, как тогда.

Почему она не может быть счастлива с ним? Этому есть миллион объяснений.

— Не говорите со мной о той ночи! Вина… О, я не могу ее вынести! Я не могу поверить, что вы вновь вспомнили о той ночи.

— Вина? Послушайте, Сара, он продал вас мне! Или пытался продать. Он предал вас, когда еще не успело стихнуть эхо от тех клятв, что давались у алтаря. Вы думали, что мы заключили сделку: он и я. Вы думали, что я намерен бросить вас в долговую яму, черт возьми! Вам не из-за чего чувствовать себя виноватой.

— Не важно, что сделал он, — сказала Сара, обхватив себя руками. — Его поведение никогда не бросало на меня тень и никогда не служило оправданием моих поступков. Я позволила себе…

Она закрыла глаза, крепко зажмурилась. Любая женщина, в которой течет кровь, а не вода, не может не желать его. Сара была всего лишь смертной — женщиной из плоти и крови. Она глубоко вдохнула.

— В ту ночь я не чувствовала, что делаю это по принуждению. Совсем не чувствовала. Как только вы прикоснулись ко мне, как только заключили в объятия, я забыла обо всем. Обо всем.

Ее глаза вспыхнули в свете свечей. Он не шевелился, словно боялся, что малейшее движение может спугнуть ее, заставить прервать исповедь.

Сара сглотнула слезы.

— Но мне продолжает являться Бринсли, весь в крови. Я слышу, как уверяю его, что между нами ничего не было. Я солгала ему, Вейн. Он лежал, истекая кровью, а я солгала и сказала, что мы не…

Она еще раз судорожно сглотнула и немного откинула голову, чтобы не дать пролиться слезам.

— Разве вы не понимаете? Я повела себя ужасно. Я нарушила собственный кодекс чести. Я наказывала Бринсли за его измены, такая уверенная в своей правоте, такая самодовольная, такая гордая своей решимостью никогда не грешить. Какое лицемерие! И куда привели меня мои грехи? Не к нищете и к гибели, а к этому! — Она раскинула руки. «Это» включало в себя и роскошный дом, и роскошную обстановку, и самого Вейна. — Вы дали мне так много. Но как я смогу искупить свой грех?

Последовало продолжительное молчание. Плечи Вейна тяжело поднялись и опустились.

— Искупление. Так вот оно что. Господи.

Она подняла глаза и увидела в его взгляде едва сдерживаемую ярость.

Сара никогда прежде его не боялась, но сейчас…

Она невольно подалась назад, к изголовью кровати.

Он угрюмо усмехнулся. От этой усмешки легче ей не стало.

— Вы желаете получить епитимью за свои грехи, — шелковистым баритоном сказал он. — Хорошо. Я знаю, что следует делать. Снимите одежду.

— Вейн, нет.

— Исполняйте.

Она сглотнула и дрожащими пальцами принялась расстегивать халат. Внутри у нее все дрожало от волнения, вызванного по большей части возбуждением.

Вейн смотрел на нее, обжигая взглядом, в котором горел голодный огонь. Сара скинула халат с плеч. Соски ее отвердели, натягивая ткань ночной рубашки. Она развязала ленты под грудью, удерживающие лиф, после чего, взявшись за подол, стащила рубашку через голову.

— Ложитесь на спину. Руки закиньте за голову.

Сара повиновалась, чувствуя себя беззащитной, остро ощущая свою наготу и возбуждение.

Вейн подошел к изголовью. Она повернула голову, чтобы посмотреть, что он делает. Он развязал ленту, которой был подвязан полог балдахина, и этой лентой связал ее запястья.

— Вейн, я не думаю…

— Я спрашиваю у вас, что вы думаете? Это наказание, а не обмен мнениями.

Он закрепил конец ленты, обвязав его вокруг столбика кровати морским узлом и отступил, любуясь своей работой.

Наказание, епитимья, да, этого она хотела, она хотела, чтобы он ее наказал. Она испытывала в этом потребность. Теперь он будет делать с ней то, что она заслуживает. Он возьмет ее без нежности и жалости, а она будет терпеть. Ее тело будет страдать, но сердце и душа не будут в этом участвовать. Она позволит ему делать то, что он хочет, и при этом сама не будет испытывать наслаждения. Так она сможет доказать себе, что он мало чем отличается от других мужчин. Он такой же или почти такой же, как Бринсли.

Он уложил ее так, что она лежала на кровати по диагонали, и опустился на колени между ее раздвинутыми ногами. Она со связанными руками могла лишь приподнять бедра ему навстречу.

— Как вам не терпится быть наказанной, — пробормотал он. — Только я не собираюсь наказывать вас так.

Растерявшись, она спросила:

— Что вы собираетесь делать?

— Увидите. — И он опустил голову, лизнув ее сосок. Сара беззвучно вскрикнула. — Сорок плетей, — пробормотал он, еще раз хлестнув языком отвердевший сосок. На этот раз она всем телом вздрогнула от наслаждения. — Осталось еще тридцать восемь.

Ее протест выражался лишь тихим стоном, когда Вейн не торопясь начал приводить свой приговор в исполнение. Потом она начала вскрикивать, взвизгивать и даже умолять его прекратить, но он либо не обращал внимания на ее мольбы, либо сообщал, что из-за нее он сбился со счета и поэтому все придется начинать сначала.

Закончив с грудями, он стал медленно передвигаться по ее телу вниз, целуя и лаская языком каждый дюйм ее тела.

Тело Сары вибрировало, как струна под пальцами музыканта, и там, где воздух холодил влажный след, оставленный языком Вейна, кожу возбуждающе пощипывало. Он наращивал в ней желание с мучительной неторопливостью, и, когда в конечном итоге прикоснулся к сокровенному местечку, она рассыпалась на части, сотрясаемая конвульсиями наслаждения. Экстаз потряс ее от связанных запястий до кончиков пальцев ног.

— Вот так, — сказал Вейн, уткнувшись лицом ей в грудь.

Как она ненавидела его за это самодовольство! Она ненавидела его за этот тон, за то, что он с ней сделал. Она ненавидела себя за то, что утратила контроль над своими эмоциями. Ненавидела даже тогда, когда ее тело ликовало в экстазе, захлестывавшем ее волна за волной.

Наслаждение становилось слишком острым, и Сара пыталась укрыться от него, но тщетно. Удерживая ее на месте, Вейн ласкал ее до тех пор, пока это стало совершенно невыносимым.

— Прекрати! — взмолилась она, но он хищно улыбнулся и прижался губами к тому месту, где только что была его рука.

Сара рванулась, но против него она была совершенно беспомощна. Она была беспомощна перед этим чувственным натиском. Этот опыт был для нее новым, она чувствовала себя погрязшей в разврате падшей женщиной, и в то же время падение было таким обезоруживающе приятным. Глядя на его руки, удерживающие ее бедра широко раздвинутыми, она ощущала себя какой-то языческой богиней, ублажаемой жрецом. Не выдержав, Сара снова закричала от наслаждения.

Она стиснула зубы, пытаясь остановить рвущийся из нее крик. Она и представить не могла, что наказание может так понравиться.

Сара уже потеряла счет тому, сколько раз он доводил ее до пика. Она в конечном счете сдалась и уже не молила Вейна о пощаде, потому что чем больше она его умоляла, тем более изощренно он ее мучил.

В какой-то момент в ходе этого виртуозного представления она прекратила бороться с ним. Она пыталась сконцентрироваться на физических ощущениях, но потребность покориться ему, сдаться целиком, позволить ему пробить брешь в той крепостной стене, которой она окружила свое сердце, возрастала с каждой минутой.

Потребность принять его в себя становилась все острее. Она думала о его твердости и его размерах, и у нее текли слюнки, а внутренние мышцы непроизвольно сжимались. Она не могла воспользоваться руками, чтобы направить его в себя, и потому пришлось просить об этом словами.

— Вейн. — Она слегка приподняла бедра. Он скользил по ее телу, слегка прикусывая зубами ее кожу.

— М-м-м? — Он лизнул сосок, затем взял его в рот и втянул в себя. Она заметалась под ним. Он с влажным шлепком отпустил ее сосок и спросил: — Что, моя радость.

— Я… я хочу тебя.

— Я не спрашиваю тебя о том, что ты хочешь. Ты принимаешь наказание, Сара. Или ты забыла?

Она едва не кричала от неудовлетворенности. И, тем не менее, он помнил, как все начиналось, он не забыл об изначальной цели того, что сейчас происходило, и он будет идти к этой цели, пока не добьется ее полной капитуляции. Теперь Саре всерьез хотелось заплакать.

— Да, — выдохнула она, — да, я забыла.

Он замер и поднял голову. Она попыталась заглянуть в его глаза, но он продолжал держать голову опущенной, и она так и не поняла, что он чувствует и что думает.

Вейн приподнялся. У нее возникло странное и непонятное желание лизнуть его член. Она знала о том, что некоторые так делают, но никогда не испытывала ни малейшего желания испытать подобный опыт, как бы Бринсли ее ни уговаривал.

— Ты хочешь этого? — Вейн сомкнул пальцы вокруг члена.

Сама не своя от стыда, Сара кивнула и посмотрела Вейну в лицо. Гнев исказил его черты. Она вдруг поняла свою ошибку.

— Нет, не этого, — тихо сказала она. — Я хочу тебя. Возьми меня, Вейн. Ты мне нужен.

Несколько секунд он молчал, его гнев нисколько не пошел на убыль. Она вдруг испугалась, что сейчас он ее развяжет и велит убираться.

Наконец он протянул руку, чтобы развязать ее, но лишь для того, чтобы стиснуть ее запястья в своей руке. Медленно, со смаком, он перецеловал все ее пальцы, провел языком по шрамам на ладонях, где кожа была особенно чувствительной.

Она взвизгнула от восторга и страха, испытывая и облегчение, и разочарование оттого, что он наконец ее освободил. Вейн продолжат целовать ее, опускаясь все ниже, и она со вздохом вытянулась и обняла его. Она закричала, когда он вошел в нее одним мощным толчком.