Саре не нравилось носить одежду с чужого плеча. Вначале она была горячо, до неприличия, благодарна Питеру и Дженни за то, что они дали ей возможность снять с себя грязный, испачканный кровью наряд, но чувствовать себя обязанной совершенно незнакомой женщине, как бы обходительно ни вела себя с ней Дженни, Саре было неприятно.

— Где мой зеленый костюм? — спросила Сара у маленькой горничной, которая ей прислуживала.

— Пятна невозможно вывести, миледи, — с виноватой улыбкой ответила горничная. — Мисс Коул сказала, что вы можете пользоваться ее вещами.

Платье, что горничная выложила на кровать, было сшито из черного бомбазина. С некоторым запозданием Сара вспомнила, что ей следует носить траур и что она должна заняться организацией похорон. И что она даже не знает, где сейчас находится тело Бринсли.

Всякий раз при мысли о Бринсли перед глазами вставала картина его страшной смерти, и тогда Сару охватывал отупляющий, животный ужас, но скорби, которую должна бы испытывать по усопшему верная жена, она не испытывала. Разве это правильно? В течение десяти с лишним лет Бринсли постоянно присутствовал в ее жизни, и сейчас его не стало. Разве не должна она испытывать чувства более глубокие и благородные?

Сара отправилась на поиски Питера Коула, решительно настроенная исполнить долг перед мертвым мужем. Питер спокойно ответил на все ее вопросы. Он все организовал от ее имени, включая похороны.

При иных обстоятельствах она бы возмутилась, посчитав, что Питер слишком много на себя берет, но сейчас она была ему благодарна за то, что он избавил ее от необходимости заниматься столь скорбными делами. Она поблагодарила его и тут же напомнила себе, что не должна слишком уж полагаться на его участливость. Относиться к Питеру Коулу как к другу опасно.

Сара подняла глаза и увидела мистера Фолкнера, в сопровождении дворецкого входящего в библиотеку.

Сара никак не ожидала, что Фолкнер приедет сюда. Она бросила неприязненный взгляд на Питера, но он казался удивленным не меньше ее.

После обмена приветствиями Фолкнер окинул ее пристальным взглядом.

— Я думаю, что вам не помешало бы подышать свежим воздухом, леди Сара. Давайте прокатимся.

Фолкнер не предлагал, он приказывал, и Сара прикусила язык, не дав сорваться с губ саркастическому замечанию. Она не могла отрицать того, что очень хотела вырваться за пределы этого дома, пусть на короткое время, отдохнуть от душной атмосферы ее пусть комфортного, но все же заточения. Но ведь Фолкнер предложил прокатиться не ради ее здоровья.

— Позвольте мне взять шляпу и перчатки, и я немедленно поеду с вами, — ответила она.

Через десять минут она в напряжении сидела в коляске рядом с Фолкнером, который вез их по улице Саут-Одли-стрит на север. Когда они проезжали мимо Гросвенор-сквер, Сара со страхом подумала, что он везет ее к родителям, но он свернул на Маунт-стрит, и она немного расслабилась.

В тишине они проехали через Гросвенор-Гейт в Гайд-парк. Сара поблагодарила небо за то, что в это время экипажей здесь было немного. Высший лондонский свет в этот час еще не выезжал на прогулки. Если ее не увидят в коляске с Фолкнером, слухов, возможно, удастся избежать. Впрочем, новость о смерти Бринсли уже могла облететь лондонский бомонд.

Сара настроила себя на боевой лад, но Фолкнер лишь поддерживал ни к чему не обязывающий, вежливый разговор. Ее охватило почти фантастическое ощущение, что эта поездка — не более чем свидание. Она — юная незамужняя мисс, а он — кавалер, пригласивший девушку покататься. Возможно, Фолкнер нарочно ввел ее в транс, хотел внушить ей ложное ощущение безопасности. Но чтобы достичь своей цели, ему понадобилось бы нечто большее, чем свежий воздух и светская беседа.

— Питер Коул сообщил мне, что вчера к вам приходил с визитом маркиз Вейн. — Фолкнер повернул голову и посмотрел на Сару. — Лорд Вейн проявляет к вашему делу слишком живой интерес, что подозрительно для человека, который отрицает всякую свою причастность к этой истории.

Сара не знала, что на это сказать.

— Мы с лордом Вейном знакомы. Он — настоящий джентльмен, он никогда не оставит леди в затруднительном положении. — «В отличие от других», — подумала она про себя. Но говорить об этом вслух было не обязательно.

Фолкнер что-то нечленораздельно проворчал, а потом спросил:

— Вы знаете, что лорд Вейн накануне смерти мистера Коула играл с вашим мужем в карты?

— Нет, я не знала. — Она даже не солгала. Бринсли ничего не говорил об игре в карты. Он лишь рассказал ей о предложении Вейна. Она отвернулась, глядя на гладь Серпентайна и немного щурясь от отраженного солнечного света, что струился по поверхности озера подобно потоку сияющих алмазов. Сара крепила оборону. Сейчас нельзя оступиться.

— Между ними произошла ссора, — ворчливо и монотонно продолжал Фолкнер. — Есть свидетель, который видел, как лорд Вейн выволок вашего мужа из игорного дома на Сент-Джеймс. — Фолкнер помолчал. — А другой свидетель слышал, как лорд Вейн угрожал его убить. Все это выглядит не слишком хорошо.

Вот, оказывается, откуда у Бринсли взялись синяки на шее. Вейн, должно быть, пытался его задушить, разгневанный предложением Бринсли. Несмотря на тревогу, которая ни на миг не покидала Сару, она почувствовала, как по телу разлилось странное тепло. Никто ни разу не защищал ее от Бринсли.

Внезапно, словно ушат ледяной воды, на нее обрушилось понимание того, на что намекал Фолкнер. Вейн становился подозреваемым в убийстве.

Ее мозг лихорадочно заработал. Такого допустить Сара не могла. Вейн не убивал Бринсли. Пусть маркиз и был в ярости от ее предательства, но Бринсли он убивать не стал бы: скорее, он убил бы ее. И тогда миссис Хиггинс нашла бы ее тело, а не тело Бринсли. Сара не верила, что Вейн мог хладнокровно убить Бринсли. Скорее, она могла представить, что он отхлестал бы его плетью.

Но то, что она знала, и то, что она могла доказать, не одно и то же. Спасти Вейна, отвести от него подозрения она могла, лишь признавшись, что провела ту ночь с ним.

И все же Сара остерегалась говорить правду. Она попыталась применить логику.

— Вы правы, мистер Фолкнер. Все это выглядит не слишком хорошо. Но я убеждена, что лорд Вейн не настолько глуп, чтобы на глазах у свидетелей затеять с Бринсли ссору и той же ночью убить его. Он — человек весьма разумный.

Фолкнер бросил на нее косой взгляд.

— Когда преступления совершаются на почве страсти, даже самые разумные из нас действуют вопреки разуму.

Сара вымучила сдавленный смешок:

— Преступление на почве страсти? Я не понимаю вас, сэр.

— Вздор, леди Сара, — проворчал Фолкнер. — Вы прекрасно меня понимаете. — Помолчав, он добавил: — Выстрел слышали примерно в половине седьмого утра. Вы можете мне сказать, где находился в это время Вейн?

Сара очень хотела казаться безразличной.

— Полагаю, слуги лорда Вейна засвидетельствуют, что он в это время находился в постели. Почему бы вам не опросить их?

— Нет смысла опрашивать слуг. Они ему преданы. Они скажут то, что он велит им сказать. — Один из жеребцов испуганно метнулся от встречного экипажа, и Фолкнер прервал допрос, чтобы усмирить коня.

Как только конь успокоился, Фолкнер переложил поводья в одну руку и вновь повернулся лицом к Саре.

— Вейн — мужчина темпераментный и сильный, леди Сара. Об этом всем известно. Он достаточно бурно отреагировал на сделанное вашим мужем нелестное замечание в ваш адрес. Потом его видели в переулке, где он держал вашего мужа за горло. На следующее утро Коул был найден убитым. Карету Вейна видели у вашего дома, и у Вейна нет никаких удовлетворительных объяснений относительно местонахождения в момент убийства.

Вновь занявшись лошадьми, Фолкнер проговорил:

— И к этому еще добавляется обвинение вашего мужа. Сара стремительно обернулась к Фолкнеру.

— Обвинение? Какое еще обвинение?

— Наверняка вы должны знать, леди Сара. Вы там были. Она покачала головой, но он продолжил:

— Вы спросили Бринсли Коула, кто его застрелил. Насколько я знаю, Коул ответил «Вейн», не так ли? Я помню, что читал об этом в отчете сторожа. Сторож не понял, что это могло значить, поскольку он не знаком с лордом Вейном, но мы-то с вами знаем, чье имя назвал Бринсли, не так ли, леди Сара?

Сара похолодела от страха. Она не помнила разговор в точности, но знала, что Бринсли упомянул Вейна лишь в связи с ее визитом в его дом. Сару охватила паника. Она принялась лихорадочно размышлять. Она пыталась расставить все по местам, вспомнить, что сказал тогда Бринсли.

Сара сделала глубокий вдох. Она должна успокоиться, в противном случае ей никогда не найти выхода из тупика. Она не может допустить, чтобы Фолкнер обвинил Вейна в убийстве. Неужели она и так недостаточно глубоко ранила его?

Молчание становилось все напряженнее. Если она в ближайшие секунды не придумает какой-нибудь ответ, то Фолкнер решит, что она согласна с его версией событий. Но разве могла она сказать ему правду?

— Вы должны знать, что политические взгляды лорда Вейна сделали его в правительстве непопулярной фигурой, — пробормотал Фолкнер. — Есть люди, которых весьма обрадовало бы его заключение в тюрьму. Заодно это снимет подозрение с вас, чего мы и добиваемся, не забывайте, какое положение занимает ваш отец. — Фолкнер пожал плечами. — Мы арестуем Вейна и без вашего свидетельства, леди Сара. Косвенные доказательства и без того достаточно серьезны, вы не находите?

Сара с шумом выдохнула сквозь стиснутые зубы. Больше это продолжаться не может. Она не допустит, чтобы из-за нее погубили Вейна.

Осторожно подбирая слова, она сказала:

— Если я скажу вам, что произошло, вы можете дать мне гарантии, что это останется между нами?

Фолкнер окинул ее взглядом, в котором не было и намека на жалость, и покачал головой:

— Этого я вам гарантировать не могу.

Сара судорожно сглотнула слюну. Мысли ее, как и чувства, пребывали в смятении. Теперь ее репутацию уже ничто не спасет. Она погублена. Семья откажется от нее. У нее нет денег, и идти ей некуда. Но другого выхода нет.

— Хорошо, — тихо сказала она. — Хорошо. — Лучше разом покончить с этим. — В то время, когда в Бринсли стреляли, я была с лордом Вейном, — выдавила она. — В его доме. Он отправил меня домой в своем экипаже. Я приехала и застала своего мужа умирающим. С ним были домохозяйка и сторож. Увы, я не знаю, который был час, но знаю, что покинула дом Вейна не раньше чем без четверти семь. — Она сказала все это быстро, чтобы не дать себе времени струсить.

Она ждала. От напряжения плечевые мышцы натянулись и болели, но Фолкнер молчал. По его лицу невозможно было определить, что он думает по поводу сказанного, но Сара чувствовала, что он раздосадован. Неужели Вейн так сильно насолил Фолкнеру, что ему не терпелось упрятать маркиза в тюрьму?

— Так, значит… — выдохнул Фолкнер. — Ну-ну…

Больше Фолкнер ничего не сказал, но слов и не требовалось. Сара понятия не имела, каким образом он использует эту информацию. Что перевесит? Желание обесчестить Вейна? Или все же уважение к ее отцу? Единственное, что Сара знала точно, так это то, что ей не стоит рассчитывать на сохранение тайны. Сара не сомневалась в том, что он обязательно воспользуется ее признанием, если это будет в его интересах.

В тишине мимо проплывали деревья, покрытые изумрудной листвой, лужайки с маргаритками. Погублена. Тот мир, что она принимала в свои семнадцать как должное, теперь для нее закрыт. Двери захлопнулись, раз и навсегда. Она останется без пенни за душой.

Возможно, она найдет себе место компаньонки у какой-нибудь престарелой леди. Сара не думала, что у нее хватит терпения работать гувернанткой, к тому же похвастать безупречной репутацией она теперь тоже не могла. Даже престарелая леди может отказаться взять ее в компаньонки из-за запятнанной репутации. Тогда придется сменить имя и подделать рекомендации. Сару даже затошнило от страха и омерзения.

Вспомнив предложение Вейна, она поежилась, как от озноба. Жить за его счет, позволяя маркизу пользоваться ее телом до тех пор, пока она ему не прискучит? А что делать, когда он бросит ее? Ужасная судьба. Но захочет ли он ее сейчас? Сара не знала.

Когда они подъехали к дому Питера, Фолкнер наконец заговорил:

— Я мог бы сказать вам, леди Сара, что сейчас, когда у нас имеется исчерпывающая информация о событиях той ночи, наше расследование закрыто. Мы представим дело так, что смерть вашего мужа была случайной. Он застрелил себя, заряжая ваш пистолет. — Фолкнер взглянул на нее с нескрываемым презрением. — Если вы мудрая женщина, вы поддержите эту версию.

У Сары закружилась голова от испытанного облегчения. Она кивнула. Пусть убийство Бринсли останется нераскрытым. Пусть его убийца гуляет на свободе. И от ее репутации не останется живого места, если только Фолкнер не будет держать рот на замке. Как бы там ни было, всю оставшуюся жизнь ей предстоит провести с неизбывным чувством вины.

Но, по крайней мере, она спасла Вейна.

— Что вы сделали? — Вейн запер дверь библиотеки и, схватив Сару за локоть, потащил к дивану. Он был мрачнее грозовой тучи.

С бешено бьющимся сердцем Сара вырвалась из его тисков и развернулась к нему лицом. Она не даст себя запугать!

— Я сказала Фолкнеру правду. У меня не было выбора.

Вейн заскрежетал зубами.

— У вас был выбор. Я сказал вам вчера, что найду решение, и оно у меня есть, но сейчас уже слишком поздно. — Он посмотрел на нее. — Что с вами? Вы что, потеряли рассудок? Вы знаете, что это значит?

«Я сделала это, чтобы спасти тебя, грязная скотина!» Но она этого не сказала. Она ничего не сказала, она слушала, как он излагал план, который придумал, чтобы обеспечить ее сфальсифицированным алиби.

Она недоверчиво нахмурилась:

— Моя мать согласилась на это?

− Да.

— Господи! — Мама готова была солгать властям, чтобы спасти ее. Сара не могла в это поверить.

В душе забрезжила надежда, но Сара безжалостно растоптала ее.

— Полагаю, любой скандал, в котором замешана я, непременно отразится на моей семье. — Да, такое объяснение лучше, чем то, первое, что пришло ей на ум. То, за которое она сначала жадно ухватилась.

Вейн выдохнул и провел рукой по голове, взъерошив коротко стриженные волосы.

— Похоже, вы не понимаете всей серьезности ситуации.

— Нет нужды объяснять мне последствия, милорд. Я погублена.

Он мерил шагами комнату. Прошло несколько секунд, и он остановился.

— Не думаю.

Сара скептически приподняла бровь, но ничего не сказала.

Вейн забарабанил пальцами по спинке дивана, глядя на Сару в упор.

— Насколько я понимаю, у вас есть три пути. Вы можете вернуться к родителям, надеюсь, их влияния окажется достаточно, чтобы помочь вам выдержать бурю, какой бы она ни была.

Ее передернуло от этой мысли.

— А что, если мои родители выставят меня вон?

— Сомневаюсь, что они так поступят. Но даже если они не захотят жить с вами в городе, вы можете уехать в деревню или вообще из страны.

— И питаться воздухом? Милорд, я совершенно без средств. — Сара взмахнула рукой. — Даже платье не мое. Эту одежду одолжила мне золовка. И я не сомневаюсь, что к настоящему моменту квартирная хозяйка продала все мои оставшиеся пожитки и прикарманила деньги.

Вейн кашлянул, не глядя на Сару.

— Вы ошибаетесь. Ваш муж оставил вам значительную сумму.

Сара недоуменно заморгала. Могло ли случиться, что Бринсли откладывал деньги на черный день? Но откуда Вейн может что-либо знать о финансовом положении ее покойного супруга?

И тогда до нее дошло.

— Нет. Десять тысяч фунтов?

Вейн говорил с полным безразличием.

— Не обязательно именно эта сумма. Может оказаться, что деньги пришли к нему из вполне легальных источников. Наследство после смерти дальнего родственника, к примеру.

От стыда она едва не задохнулась.

— Вы намерены сделать из меня шлюху? Вы ничем не лучше Бринсли, если говорите такое.

— Я скорее рассматривал бы это как компенсацию за причиненный моральный ущерб, чем как оплату за услуги, — сказал Вейн. — Но если вы так болезненно воспринимаете мою попытку компенсировать вам ущерб, то остается только один выход. — Он посмотрел на нее, и на лице его не дернулась ни одна жилка. — Вы должны выйти за меня замуж.

На мгновение Саре показалось, что она летит в пропасть. Она закрыла глаза и вцепилась в спинку стоявшего поблизости стула.

— Что?

— Думаю, вы слышали, что я сказал.

Сара открыла глаза и посмотрела на Вейна. Он что, сделан из камня, если способен с эдакой невозмутимостью предлагать руку и сердце? Сара и помыслить не могла, что та ночь может иметь такие последствия. Благородство Вейна вдруг заставило ее чувствовать себя очень подлой и мерзкой.

— Вы знаете, что я не могу принять вашего предложения, — прошептала Сара.

— Почему? — Вейн расправил плечи, словно готовясь к тяжкому испытанию. — Сара, я думаю, вы знаете, что я всегда…

Она отвела глаза. Его взгляд, полный любви, она вынести не могла. Не стоило ему так смотреть на нее. Она не принесла ему ничего, кроме боли и унижения!

Его голос обрел глубину и силу.

— Вы окажете мне честь, если станете моей женой.

Честь? Брак с женщиной, опустившейся до супружеской измены, нищей, слабовольной, с женщиной, чье имя навеки запятнано смертью и предательством, Вейн считает честью? Сара резко сказала:

— Вы безумец.

Он шагнул к ней, и она отступила. Если бы он прикоснулся к ней, она бы разрыдалась. И тогда он заключил бы ее в объятия, и она могла бы сказать «да» и приговорить их обоих к тому, о чем они будут жалеть всю жизнь. У него всегда будет ощущение, что она вынудила его жениться. Он станет презирать ее за это, а она не вынесет его презрения.

Когда наконец Сара смогла говорить, она сказала:

— Вы очень добры, Вейн, но я не думаю, что сейчас что-то может меня спасти. Даже брак. Люди начнут шептаться. Вы ничего не сможете с этим поделать.

Он поджал губы.

— В обществе у меня создалась репутация человека резкого. Никто не посмеет бросить тень на ваше имя, если вы будете моей женой.

Он помрачнел. Сейчас, глядя на него, Сара легко могла представить, как он схватил за горло Бринсли в грязном переулке. Она прищурилась.

— Не думайте, что я позволю вам направо и налево убивать из-за меня людей, Вейн.

— Это вас не касается, — сказал он и раздраженно добавил: — Я знаю, как защитить то, что считаю своим. — Его горячечный взгляд встретил ее взгляд и удержал его, и стремление принадлежать Вейну разрослось, подступило к груди.

Да, Сара хотела его, всегда втайне хотела его. Выйти за него замуж… От этой мысли по спине пробежала дрожь.

Но Сара ничего не могла дать ему в обмен. Ее способность любить всем сердцем скончалась в первый год брака. С тех пор Сара ожесточилась. О, как она ожесточилась! Иногда она не узнавала саму себя, не понимала, откуда берутся эти едкие, злые слова, что она так часто произносила. Жизнь с Бринсли научила ее тому, что лучшей защитой является нападение. А он был, в общем и целом, человеком слабым. Не таким, как Вейн, чья сила характера ощущалась даже физически.

Нет, Вейн не остановится, пока не сомнет все линии ее обороны, пока не оставит ее беззащитной, пока не поработит ее. Даже за те недолгие часы, что она провела с ним в ту ночь, Сара почувствовала, как тает ее способность владеть собой. Сара чувствовала, что льнет к нему, что готова покориться. Она боялась даже думать о природе этого влечения, чтобы окончательно не потерять себя.

Вейн опасен. Она не позволит ему властвовать над ней. И, разумеется, не примет его предложение, если оно сделано из соображений благотворительности или из чувства долга, направленного явно не по адресу.

Сара переплела пальцы и глубоко вздохнула.

— Лорд Вейн, я очень благодарна вам за рыцарское предложение. Есть несколько причин, по которым я должна вам отказать, но позвольте мне назвать лишь одну: у меня не может быть детей.

Его черные брови сдвинулись к переносице. Несмотря на решение отказать ему, сердце у Сары упало. Это было важно для него. Конечно, это было для него важно.

— Простите, но вы уверены? Возможно, ваш муж… Она покачала головой, не в силах скрыть горечи.

— Нет. Уверяю вас. Бринсли способен… был способен… зачать ребенка.

Он пытливо смотрел в ее лицо, но Сара не могла заставить себя сказать больше, не могла рассказать Вейну о внебрачном ребенке Бринсли. Это унижение было выше ее сил. Конечно, маркиз, должно быть, догадался, но сказать об этом вслух…

— Не вижу в этом препятствий, — сказал он наконец. — У меня четверо братьев, и у одного из них есть сыновья. Я ничего не имею против того, чтобы передать титул любому из них.

Потрясенная, она сжала сплетенные пальцы.

— Каждый мужчина хочет оставить после себя сына. Это так естественно. — Даже Бринсли, у которого не было ничего, кроме долгов и дурной крови, часто горевал по поводу их бездетности. И Саре приходилось молча сносить его попреки.

И она, и Бринсли получали от плотских утех немалое наслаждение. Даже после того, как она поняла, что Бринсли за человек. Она много раз уступала плотским желаниям Бринсли, несмотря на то что ее любовь к нему зачахла и умерла. В глубине души Сара считала, что ее бездетность — наказание за похоть, за неспособность усмирить желания плоти.

При всей своей хитрости, Бринсли не смог распознать в ней эту слабость. Нет сомнений, что он считал себя неотразимым. Самодовольный осел.

Но Вейн — другое дело. Несмотря на то, что Сара настойчиво убеждала его в том, что была вынуждена отдаться ему той ночью, сама она правду знала. Ее отклик на его страсть был свободным и страстным. Вейн заставил Сару испытывать то, что ни ее сердце, ни тело никогда до этого не испытывали.

Но долго ли ей придется ждать того момента, когда он решит использовать эту слабость против нее? Стоит только поддаться ему, и она утратит волю и независимость. Сара не могла во второй раз совершить ошибку, отдавая мужчине власть над собой.

— Подумайте об отце, — с нажимом сказал Вейн. — Этот скандал запятнает не только вас.

У Сары сжалось горло при мысли о том, какой урон она едва не нанесла своей развратностью и глупостью. Она признала силу этого аргумента. Сара понимала, что линия ее обороны слабеет и скоро падет.

— Возможно, Фолкнер сохранит нашу… тайну, — в последней отчаянной попытке что-то ему противопоставить сказала Сара. — Из уважения к моему отцу…

Вейн нахмурился еще сильнее:

— Рисковать нельзя. Нельзя допускать, чтобы такой человек, как Фолкнер, до конца наших дней держал над нашими головами дамоклов меч. Я не исключаю, что в определенных обстоятельствах он может воспользоваться полученной информацией. И он не единственный, кто об этом знает. Питер Коул заподозрил, что между нами что-то было. Рокфорт был в определенной степени посвящен в дела вашего мужа, и у него нет причин держать рот на замке. — Вейн покачал головой. — Слишком много людей знают этот секрет. Рано или поздно тайное станет явным, и что тогда будет с вашим отцом?

— Мой отец — блестящий политик, — возразила Сара, понимая, как лицемерно звучат ее слова. — Если кто-то знает, как пройти через скандал и не испачкаться, так это он.

Вейн прищурился и недоверчиво покачал головой:

— Зачем проверять на деле его умение выходить сухим из воды, если идеальное решение — вот оно, смотрит вам в лицо?

Господи, как выбрать между Сциллой и Харибдой? Имеет ли она право принять от Вейна такую жертву? И все же разве может она отказать ему, если скандал разрушит благополучие ее семьи? Выйдя за него замуж, Сара лишит его будущего, которое он заслуживал: свободы, возможности стать отцом, возможности быть счастливым в браке с настоящей леди.

Но он выбрал Сару. Он хотел этого брака. И ради семьи, ради сохранения собственной репутации, ради сохранения доброго имени Вейна Саре придется согласиться на этот брак.

— Вы правы, — бесцветным голосом сказала она. — Иного выхода нет.

Его темные глаза сверкнули — то ли от гнева, то ли от удовлетворения, она не могла сказать точно. Возможно, ее ответ прозвучал неблагодарно, но она не могла лицемерно демонстрировать восторг от того, что ей достался такой великолепный приз. Приз, которого она никак не заслуживала. Она прижала кулак к груди, словно хотела вырвать из нее стыд и чувство вины. Вейн думает, что знает ее. Он понятия не имеет, какая она.

— Милорд! — Сара разжала кулак и скользнула ладонью вниз, к животу. Ее тошнило. Как трудно было произнести это. — Вейн, я думаю, вы ждете от меня слишком многого.

Вейн хотел ответить, но она подняла руку, жестом попросив его не перебивать.

— Прошу вас! Послушайте. Я не в состоянии сделать счастливым ни одного мужчину, и меньше всего — вас. Я прошу вас, я умоляю вас — поверьте в это.

Видя скорбные складки у губ Сары, видя тревогу и муку в ее глазах, Вейн едва не сказал ей правду. Что он взял бы ее в жены на любых условиях. Но время для таких признаний еще не настало. Он сомневался, что она поверила бы ему. Он сам не хотел себе верить.

Он намеревался вернуть ее родителям не запятнанную скандалом. Вейн планировал ухаживать за ней по всей форме и жениться только после того, как закончится траур.

Теперь, рассказав Фолкнеру правду, она не оставила выбора им обоим. Но если говорить об интересах Вейна, то он был только рад. Для него все эти месяцы ожидания превратились бы в пытку.

Он не обманывал себя верой в то, что он ей небезразличен. Сара предельно ясно дала понять, что перспектива нового замужества ее не прельщает. Даже несмотря на то, что титул, положение в обществе и состояние делает Вейна едва ли не самым желанным призом на ярмарке женихов. Сара колебалась, даже выбирая между ним и изгнанием из общества и нищетой. Могла ли она унизить Вейна сильнее?

Но, несмотря на все это, он не мог избавиться от ощущения, что сильнейшее плотское влечение, которое, безусловно, существовало между ними, может прорастать из более глубокого источника, чем животные инстинкты. Даже если к тому, чтобы лечь с ним в постель, ее вынудили некие обстоятельства — и как сама мысль об этом задевала его гордость! — Сара не была настолько талантливой актрисой, чтобы разыграть наслаждение.

Господи, она будет его, хочет она этого или нет!

Она смотрела ему в глаза. Не отводя взгляда. Словно бросала вызов, побуждая приблизиться еще на шаг, еще на дюйм. Вейн мрачно усмехнулся и сделал этот шаг. Теперь их разделяли всего несколько дюймов.

Он поднял руку и взял Сару за подбородок. Она не сопротивлялась. Она продолжала невозмутимо смотреть на него. Вейн никуда не спешил, он взглянул на ее горло, которое сжалось на миг, словно она проглотила комок. Он увидел, как слегка расширились ее зеленые глаза. Он услышал ее тихий вздох в тот момент, как его рука обвилась вокруг ее талии. Вейн привлек Сару к себе и, опустив голову, прижался губами к ее губам.

Кровь вскипела в тот же миг, как встретились их губы, пробудив в нем зверя, разбудив голод. Вейн хотел большего. Прошло несколько секунд до того момента, как он осознал, что она никак не реагирует. Ее губы оставались упрямо сжатыми.

Он заставил себя чуть успокоиться. Нежно взяв ее голову в ладони, он провел языком по абрису ее губ, вновь и вновь, побуждая их раскрыться, и затем просунул язык между ее зубами и обвил им ее язык.

Сара вздрогнула всем телом. Приглушенно вскрикнув, она вывернула голову. Ее пульс трепетал под его пальцами, дыхание стало частым и сбивчивым. Вейн неумолимо провел губами по мочке ее уха, скользнул вниз по шее.

— Ты моя, — прошептал он, целуя темные завитки ее волос. — Ты всегда была моей.

— Нет! — сдавленно воскликнула Сара. Несмотря на то, что она не выказывала ни малейших признаков борьбы, она боролась с ним, напрягая всю свою волю. Он отпустил ее, и Сара тут же отвернулась, обеими руками схватившись за спинку дивана так, что костяшки пальцев побелели.

Вейн не понимал ее. Он предлагал ей все: имя, верность, себя самого, и тем не менее она бежала от него как от чумы.

Ослепленный обидой и желанием, он накрыл ее руки своими, зажав Сару между собой и спинкой дивана.

— Ты хочешь меня! — грубо сказал он. — Скажи это!

— Нет.

Плечи ее были расправлены, голова гордо поднята, но он слышал дрожь в ее голосе. Он скользнул ладонями вверх, по ее плечам, и почувствовал, что тело ее тоже дрожит.

И все же Сара не сдавалась. Он шагнул к ней ближе. Нежно провел рукой по контурам ее тела. Услышал, как она затаила дыхание.

Деньги, угрозы, принуждение — все это ушло. Осталось лишь влечение, настойчивое, мощное влечение тел. Он знал, что Сара его чувствует. Он знал, что она не устоит перед ним, если он проявит терпение. Это не просто, когда его тело так живо взывает к ее телу, так стремится вонзиться в ее нежное тепло.

Положив обе руки ей на талию, он наклонился и поцеловал Сару в изящный изгиб между ключицей и шеей. По телу Сары пробежала дрожь, и то была не дрожь отвращения. Он нежно прикусил зубами чувствительную кожу. Сара чуть слышно вскрикнула.

Вейн призвал на помощь весь опыт, чтобы удержать свое тело под контролем. Он играл с ней нежно, лаская ее губами и руками.

Вейн чувствовал, что она обмякла, стала податливее, хотя и не выдавала себя ничем, кроме нескольких тихих вскриков. Когда он наконец уступил желанию и накрыл ее груди ладонями, Сара прижалась головой к его груди.

Даже под стесняющим ее грудь корсетом и под несколькими слоями одежды он почувствовал, как отвердели ее соски. Она мелко вздрагивала, когда он играл с ее сосками, потирая и покручивая, дразня ее так же, как она дразнила его. Он мучил себя. Он изнывал от желания попробовать их на вкус, взять их губами и медленно ласкать их. Но сейчас было не время.

— Ты хочешь этого, — хрипло и глухо сказал он. — Не отрицай.

Сара судорожно сглотнула, но отвечать не стала. Мозг требовал, чтобы она немедленно высвободилась.

Но ее все глубже затягивало в эту воронку, в водоворот наслаждения, и внутренний голос, призывающий к осторожности, заглушал рев страсти. И вскоре в ней не осталось ничего, кроме этого жара и света, которые рождались там, где Вейн прикасался к ней. Несмотря на грубость, его слова задевали ее за живое, ласкали душу так, как его умелые руки ласкали ее тело. Ее чувство к нему было необузданным, глубоким и примитивным и не имело ничего общего с поэзией или изысканной любезностью нежных речей галантного кавалера. Ничего общего с любовью.

Но это чувство было не менее опасным.

Одной рукой он приподнял ее юбки и, едва касаясь, провел ладонью по голому телу. Жар дыхания обжег ее ухо.

— Мы можем быть вместе каждую ночь. Я войду в тебя, глубоко, туда, куда ты захочешь.

По ее телу пробежала дрожь. Опасно, фатально опасно. Она не позволит ему делать ее слабой. Вот так.

— Нет. Перестаньте!

Он услышал в ее возгласе осуждение и замер. Затем убрал руку, развернул Сару к себе лицом и поцеловал. Он целовал ее жадно, обжигал поцелуями, искал в ней отклика.

Сара не хотела, чтобы Вейн нашел то, что искал. Она уперлась ладонями в его грудь и оттолкнула его, но это было все равно, что пытаться сдвинуть стену. Он не отпускал ее. Он тихо застонал, поцеловал Сару в щеку и, опустив голову, прижался лбом к ее лбу. Дыхание их смешалось, оба задыхались, как будто бежали из последних сил.

Его тело ощущалось ею как согретый солнцем камень, такое твердое, такое сильное, что она легко могла приникнуть к нему, забыть прошлое.

Сара провела дрожащей рукой по губам. У нее кружилась голова от ощущения, что это уже было, что время вернулось вспять. Она осторожно высвободилась из объятий Вейна.

Она чувствовала, как остывает, как ей становится холодно от того, что не хватает его тепла. Она смотрела правде в лицо. Она вновь поддалась страсти. Еще раз позволила Вейну с помощью дерзкой ласки заставить ее забыть доводы рассудка. Неужели она так и не извлекла урока из того, что пережила с Бринсли? Неужели не извлекла урока из того, что пережила в ту ночь с Вейном?

Сара смотрела в далекое будущее и видела, чем все это закончится. Она останется рабыней собственной страсти, а Вейн охладеет к ней. Останется пленницей своей неуправляемой похоти.

Нет, она больше никогда не будет любить. Но разве горячечное влечение плоти не столь же опасно, как и любовь? Не столь же разрушительно? Вейн мог делать с ней, что только пожелает, и она была слишком слаба, чтобы ему противостоять. Те жаркие слова, что он шептал ей на ухо, возбуждали ее.

Чтобы защитить себя, она ожесточила себя против Бринсли. Но Вейн был много сильнее.

И в процессе нового ожесточения она может разрушить и его жизнь, может сломить его.

Сара посмотрела на Вейна, но не увидела в его лице ни триумфа, ни даже удовлетворения. Его темные умные глаза смотрели пристально и настороженно, словно он знал, что она искала пути к спасению.

Сара судорожно вздохнула.

— Мне надо ехать домой. Питер сказал, что я могу быть свободна.

— Да. Ваша мать ждет вас.

Она прикусила губу.

— Я же сказала, что поеду домой. Вернусь в наши… в комнаты в Блумсбери.

Он ответил не сразу.

— Сара, там ничего не осталось.

— Что?

— Я ездил туда вчера днем. Ваша квартира разграблена. Все разбито и сломано. Даже перегонные кубы разбиты.

Сара схватилась за грудь. Вся ее работа уничтожена. Вейн между тем продолжал:

— Я приказал упаковать все, что осталось, и отправить в дом ваших родителей. Вы сами решите, как распорядиться этими вещами. Ваша квартирная хозяйка уже сдала эти комнаты другим людям. Вы не можете вернуться туда.

Сара опустилась на ближайший стул. Что теперь делать?

Если бы у нее была иная, более приятная альтернатива, Сара только порадовалась бы тому обстоятельству, что не может вернуться на прежнее место жительства. Ее начинало подташнивать при мысли о том, что она вновь войдет в эту забрызганную кровью гостиную, но у нее не было ни денег, для того чтобы снять иное жилье, ни друзей, которые могли бы ее приютить.

Сара подняла глаза на Вейна.

— Вы хотите отвезти меня в родительский дом?

Он кивнул.

— Я думаю, нам надо сказать спасибо вашей матери, если удастся избежать сплетен.

О, да. Графиня была мастерицей улаживать дела. Заметать мелкие грешки под ковер, словно пыль. Вейн откашлялся.

— Нам многое предстоит обсудить по поводу свадьбы, но, смею предположить, что вам не хочется заниматься этим сейчас. Я отвезу вас домой и приду с визитом завтра утром.

— Во вторник похороны Бринсли, — пробормотала Сара.

Он коротко кивнул:

— Разумеется, я буду.

Крайне неприятная обязанность, но Вейн был не из тех, кто уклоняется от исполнения долга. Он выглядел таким уверенным и сильным, что ей пришлось справляться с желанием прильнуть к нему, обвиться вокруг него, как плющ обвивается вокруг мощного ствола.

Она должна дать ему шанс для отступления.

— Вейн, я сказала, что выйду за вас, и я сдержу слово, но я хочу, чтобы вы хорошо подумали, прежде чем приговаривать себя.

Вейн сдвинул брови.

— Я просил вас выйти за меня замуж, и я не собираюсь менять свое решение. За кого, черт возьми, вы меня принимаете?

— И когда вы будете думать о том предложении, что сделали мне, — продолжала она, словно не слыша его, — помните о том, что я собой представляю. Напомните себе о том, что я обесчестила своего мужа тогда, когда он истекал кровью, а потом солгала ему, сказала, что не делала этого. Вспомните о том, что я была жестока к вам. Но вы еще не знаете, какой жестокой я могу быть, Вейн. Вы даже не представляете себе, какая я. Вспомните о том, что я бесплодна. — Тело ее лишилось последней капли тепла. Сара была холодна и уныла, как зимняя ночь. — Что я не люблю вас. И никогда не буду любить.