Звук пронзительного свистка заставил Льюка застыть на месте, посреди главного холла.

Что это может быть? Звук явно исходил из того крыла гостиницы, где располагаются гостевые комнаты. Пробормотав ругательство, он двинулся в том направлении, сжимая в руке бухгалтерские счета.

В коридоре он увидел Консуэлу, стоявшую у входа в один из номеров.

– Что здесь происходит? – поинтересовался Льюк, выгибая шею, чтобы заглянуть внутрь комнаты.

К его удивлению, две немолодые горничные носились наперегонки у двух кроватей, застилая их. Они на предельной скорости расстилали простыни, загибали их под тюфяк, втискивали подушки в наволочки и разглаживали поверхность покрывал. За те полгода, что он знал этих женщин, он никогда не видел их такими шустрыми. Как правило, они ползали со скоростью жирных червей, на коих и походили. Сейчас же они щеголяли в новеньких черно-белых формах, в которых сильно смахивали на пингвинов.

– Проводим соревнование: кто быстрее застелит постель, – пояснила Консуэла. – Интересно, правда?

Потрясающе интересно, подумал Льюк и тут же догадался, кто стоит за этим проектом. Глазами он пошарил по комнате, разыскивая Джози, и, ясное дело, она оказалась здесь: стояла в углу, не отрывая глаз от секундомера; кудри падали на плечи в художественном беспорядке. В душе Льюка что-то занялось при виде девушки, а то, что она его не заметила, – разозлило.

За последние три дня он ухитрился не встретиться с ней ни разу, но не смог выбросить ее из головы. То, что Консуэла и Мануэль без конца о ней болтали, лишь усугубляло его тоску: Джози сделала то, сделала се, посоветовала это, и тому подобное. Они так ее восхваляли, словно она стала центром мироздания.

Нет сомнений, именно Джози помогла Консуэле отобрать и получить двух новых служащих, это она ввела нечто вроде поощрительной программы для гостиничного персонала, побуждающей их являться вовремя и работать лучше, чем раньше. Льюк был вынужден признать, что дела в гостинице пошли на лад, но вместе с тем вторжение Джози на его территорию жутко раздражало Льюка.

Подумать только! Начала с чистки картошки, а теперь уже норовит пристроиться у руля! Так не полагается, черт возьми, она явилась сюда отдыхать, и нечего клиентке влезать по уши во все, что касается менеджмента. Вся эта ситуация действовала ему на нервы.

– Готово! – воскликнула одна из горничных, сделав вмятину в подушке и победно вскинув руки.

– У меня тоже! – почти одновременно крикнула вторая.

Щелкнув секундомером, Джози просияла улыбкой, глядя на обеих женщин:

– Потрясающе, дамы. Вы обе улучшили свое время на целых десять секунд. Если сбросите в следующий раз еще по десять секунд, Консуэла вручит вам приз – по фунту кофе каждой. Отнесете домой.

– Прекрасно! – Более высокая горничная повернулась к другой. – Это интересно, правда, Майра?

– Да-а. Не работа, а сплошное удовольствие, – согласилась та.

– Я считаю, что работа и должна быть удовольствием, – сказала Джози. – На этой неделе мы проведем еще одно соревнование, а до того вы можете ежедневно, застилая постели, тренироваться. И помните: если каждая из вас всю неделю не будет опаздывать, будет укладываться в смену с уборкой комнат и делать все, что вам положено по списку, – каждая унесет домой в пятницу полный обед.

Обе горничные расплылись в улыбках.

– Скорее бы пятница! Так здорово не готовить вечером на всю семью, – сказала Майра.

– Если вы не шутите, – добавила вторая, – я обойдусь совсем без перерывов.

– В пятницу вы наверняка получите большой перерыв, – сказала Джози, дружески похлопав каждую женщину по плечу. – Но имейте в виду: цель у вас одна, вы работаете бригадой.

– Мы не подведем друг друга, – торжественно заявила высокая. – Правда, Майра?

Майра с готовностью кивнула:

– Правда.

С довольной улыбкой Джози выпрыгнула из номера и в коридоре столкнулась с Льюком.

– Ой! – Глаза ее расширились от удивления.

И снова яркая голубизна ее глаз пронзила его как стрела. Он схватил девушку за плечи, чтобы поддержать, но чуть не упал сам: исходящий от нее нежный женственный запах щекотал ноздри, нарушая душевное равновесие.

Недовольная гримаса помогла ему скрыть свои чувства.

– Что здесь происходит? – спросил он строго. – И вообще, кто все это разрешил?

Выступив вперед, Консуэла гордо выпрямилась:

– Я разрешила. Если у тебя есть вопросы, обращайся ко мне.

Отойдя на шаг, Льюк потер подбородок. Черт, я же всю жизнь позволял Консуэле командовать гостиничным персоналом, доверял ей в этих делах больше, чем самому себе. Но мне не нравится, что теперь она безоговорочно принимает все предложения Джози.

– На кой бес им униформа?

– Она заставляет женщин гордиться местом работы, – вмешалась Джози, – дает им чувство локтя, а еще – так они выглядят приличнее, с точки зрения отдыхающих.

– Хмм, – ему это не нравилось, но было неясно почему. – А что это за списки, упомянутые вами?

– О, хорошие списки! – загорелась Консуэла. – Джози написала им, что они должны выполнить, убирая комнаты, чтобы пройти акробатцию.

– Пройти… что? – Льюк нахмурил лоб.

– Апробацию. – Джози выдала ямочку на щеке. – Такой список дает Консуэле объективные данные, по которым она может судить о качестве их работы, а также позволяет горничным точно узнать свои обязанности. Если они справляются с заданием или даже перевыполняют его, им выдается премия.

– Эти списки творят чудеса! – воскликнула Консуэла, всплеснув руками от восторга. – Не понимаю, как я сама до них не додумалась.

– Ты, вероятно, не собиралась разбазаривать имущество, – хмуро ответил Льюк.

– Но мы дарим только то, что покупаем оптом, по дешевке, – запротестовала Консуэла, – или готовим сами. – Она повертела пальцем перед носом Льюка: – Это гораздо дешевле, чем каждую неделю платить за объявление о найме и обучать людей заново.

Льюк мрачно смотрел на носки своих сапог. Женщины говорили очень разумные вещи, идеи здравые, подумал он, и неважно, от кого они исходят. Почему же меня так злит, что Джози – инициатор всех этих новшеств?

Потому что она – одна из отдыхающих, упрямо повторил себе Льюк. И то, что она делает, – не ее забота и вообще неприлично.

Однако Льюк знал, что все не так просто. Суть была в том, что он не хотел попадать к ней в сети, не хотел нуждаться в ней. А главное, не хотел, черт возьми, скучать по ней, когда она уедет.

Эта догадка подстегнула его. Придется выставить девицу из гостиницы, вернуть в статус отдыхающей, и сделать это как можно скорее.

– Джози, ваш вечерний лодочный поход в лагерь запланирован на завтра, – сказал Льюк. – Я отправлю с вами Мануэля, он будет грести, а Консуэла встретит вас уже на месте.

– Но я же не могу, – воскликнула Консуэла, – надолго оставлять хозяйство! Мне нужно после обеда проследить за уборкой и приготовить завтрак на следующее утро.

– Чепуха. Ты сама хвасталась, что теперь кухарки, твои помощницы, приходят вовремя и старательно исполняют все твои указания. – Льюк хитро ухмыльнулся. – Я доставлю тебя в расположение лагеря после обеда и отвезу назад в гостиницу очень рано утром.

Консуэла нахмурилась. Ее попытки сосватать его и Джози были очевидны, толстуха старалась, чтобы в оставшиеся дни они почаще бывали вместе. Глаза экономки сверкнули:

– Блестящая идея! Ты сам ее отвезешь, Льюк. И побудешь в лагере, ведь ты не был там уже сто лет.

Он не ожидал такого ультиматума даже от Консуэлы.

– Я уверен, что ей гораздо удобнее остаться на стоянке с женщиной, чем со мной, – возразил он.

– Но я не хочу причинять Консуэле лишнее беспокойство, – вмешалась Джози. – Может, просто отменим этот поход?

– Даже слышать не хочу, – ответил Льюк. – Это мероприятие оплачено вами, как и все прочие. Кроме того, Консуэла и Мануэль обожают ночевать в палатках. Сам Мануэль расписывал мне, как здорово они провели прошлые выходные у озера Тен-киллер. Погода обещает быть прекрасной, эта теплынь продержится до понедельника.

– Если разобраться, я и одна могу туда поехать, – сказала Джози.

– Наша страховая компания такого не позволяет, – ответил Льюк. – И я уверен, ваши доброжелатели будут счастливы вас сопровождать. – Одарив Консуэлу многозначительным взглядом, он гордо удалился.

Это избавит меня от ее присутствия хотя бы на пару дней, думал он на ходу. Под наблюдением верных людей с ней не случится никакой беды. А если ее не будет на ранчо, то и со мной беды не будет.

– Лагерная стоянка как раз за поворотом, – громко сказал Мануэль, сидящий на корме лодки. – Боюсь об заклад, Льюк и Консуэла уже там.

Пока лодка шла по изгибу реки, Джози вглядывалась вдаль, а сердце ее билось учащенно. Действительно, они уже там и даже складывают на поляне поленья для костра.

Консуэла была ближе, и Джози ясно видела, как она достает большую черную кастрюлю из ящика с продовольствием и посудой, однако совсем другая фигура завладела ее вниманием.

Льюк. Она жадно вглядывалась в него, отмечая про себя каждую мелочь: темные волосы лежат гладко, словно он по привычке только что прочесал их пальцами, широкие плечи обтянуты голубой фланелевой рубашкой, мускулы ног напряглись под джинсами, когда он присел у поленницы. Кровь побежала быстрее у нее в жилах.

Она не видела его с того памятного вечера, когда они ездили верхом, их вчерашний разговор в гостиничном коридоре не в счет. Джози не сомневалась, что все эти дни он избегал ее. И все из-за того поцелуя!

Можно с уверенностью сказать, что ему явно нравилось меня целовать, раздумывала Джози. Может, я и первая начала, но он тоже проявил неподдельный энтузиазм. Мне и сейчас становится жарко, стоит вспомнить, каким жгучим был его поцелуй. По каким бы причинам он меня ни избегал, подумала девушка, меня это должно устраивать. На данном этапе жизни любовный роман мне ни к чему. А значит, лучше держаться от него подальше. С глаз долой – из сердца вон!

А между тем какая-то тайная, видимо подсознательная, часть ее существа постоянно его ждала. По ночам ощущение его поцелуев не давало ей заснуть, она металась в постели, сбивая одеяла и простыни. Понимала, что это противоречит всякой логике, и приходила в отчаяние.

Подняв глаза от будущего костра, Льюк встретился взглядом с Джози. Стараясь не выдать волнения, она молча подняла руку в знак приветствия. Он помахал в ответ и пошел к лодке.

Мануэль направил челнок к берегу, и его днище заскрипело по гальке, выстилающей речное дно. Спустившись с обрыва, Льюк помог Джози выбраться на сушу. Ладонь его была сухой и горячей, и это ощущение наполнило Джози восторгом, весьма ее огорчившим. Она намеренно отвела глаза, чтобы он не видел, какой эффект произвело его рукопожатие.

– Хорошо ли доплыли? – спросил Льюк.

– Изумительно. Места здесь необычайно красивые – просто нет слов. Я нащелкала две пленки. – Джози приподняла фотоаппарат, висящий у нее на шее.

– Да, действительно, есть на что посмотреть, – улыбнулся Льюк. – Но больше всего мне нравится плавать по реке осенью.

У Джози пересохло во рту, она прилагала героические усилия, чтобы справиться со своим состоянием, но все же заметила краем глаза, каким жарким поцелуем обменялись Консуэла и Мануэль. Меньше всего хотелось ей сейчас думать о поцелуях.

– Вы часто плаваете в лодке? – спросила девушка.

Он покачал головой:

– Не влезал в нее уже несколько лет. Столько хлопот с этой гостиницей, что нет никакой возможности отдыхать.

– Какая жалость: жить среди такой красоты и не иметь времени ею любоваться!

– Я даже выспаться не могу – где уж мне любоваться. Пока не найду нового менеджера, об этом нечего и мечтать.

– А есть кандидаты?

– Сегодня утром беседовал с одним, но Консуэла его забраковала.

Оказавшаяся рядом Консуэла презрительно фыркнула:

– Настоящий сволопай.

Джози наморщила лоб:

– Кто?

– Она хочет сказать – шалопай, – перевел Льюк, улыбаясь от уха до уха.

– Такой влюбленный в себя, грубый, хочет командовать, – пояснила экономка.

– Кроме того, его рекомендации не подтвердились. – Льюк переступил с ноги на ногу. – Кстати, уже темнеет, а нам еще нужно поставить палатки. Мануэль, а не пособирать ли тебе еще дровишек?

– Слушаюсь, босс, – кивнул работник.

– А я достану остальные продукты из джипа, – сказала Консуэла.

– Я помогу тебе, – вызвался Льюк.

– Там всего одна маленькая сумка, – отмахнулась экономка, – я прекрасно ее донесу. Оставайся с Джози. Ты почти не видел ее в последнее время; наверное, тебе не терпится поблагодарить ее за помощь.

Джози наблюдала, как Консуэла карабкается по высокому берегу к джипу; лицо девушки горело от стыда за то, что толстушка так неловко оставила их наедине.

Льюк прочистил горло, намереваясь что-то сказать, адамово яблоко заходило вверх-вниз.

– Консуэла права, я как раз собирался сказать, насколько ценю ваше сотрудничество.

– Можете не благодарить, мне это доставило настоящее удовольствие.

– Я хотел сказать еще кое-что. Я… э-э-э… хотел извиниться за тот вечер…

У Джози вспотели ладони. Он мог говорить только о поцелуе, но зачем же тогда извиняться?

– Не имеет значения. – Джози упорно смотрела вниз, якобы разглядывая что-то на земле. – Все это в порядке вещей.

– Я чувствовал себя виноватым, – он поддел камешек носком сапога.

Виноватым за поцелуй? Ничего себе «комплимент»! Джози выпрямилась и холодно сказала:

– Напрасно. Если уж кто и виноват, так это я.

– Да нет, ответственность лежит на мне. Не в моих правилах пользоваться тем, что…

– Пользоваться чем? – Она ничего не поняла. Что он хочет сказать, черт возьми? Звучит так, словно она слабоумное, беспомощное существо, не умеющее постоять за себя. И словно он имеет над ней какую-то власть, что еще более унизительно. – Почему вы думаете, что можете чем-то воспользоваться? – От этих слов повеяло еще большим холодом.

Льюк пожал плечами:

– Ну-у, вы одна проводите медовый месяц, а я знаю… Знаю, как уязвим бывает разочарованный человек.

– Минуточку, – Джози подняла руку. – Вы что, думаете, я не понимаю, что делаю?

– Я не вкладывал такого смысла. Просто я считаю, при данных обстоятельствах вы, возможно, более восприимчивы к мужскому вниманию, чем обычно. Только и всего.

– А почему вы так считаете? – Она стояла, уперев руки в бока, гневно сверкая глазами.

Льюк опять пожал плечами:

– Ну, покупая путевку на ранчо, вы собирались провести здесь время с молодым мужем. И естественно, ожидали получить здесь какие-то… какой-то… опыт. По этой причине вы, может быть, легче идете навстречу мужчине, который мог бы оправдать ваши ожидания.

– Благодарю вас, доктор Фрейд, это весьма лестный для меня анализ. Я не знала, что вы еще и психиатр.

– А-а-а-а! О-о-о-о! – Этот вой, явно человеческий, раздался у них над головой – кто-то кричал с площадки над обрывом.

– Консуэла! – выдохнул Мануэль; худощавый и жилистый, он выбежал из зарослей и, роняя на бегу собранный хворост, вскарабкался по обрыву с невиданной скоростью.

Льюк помчался следом, объятый тревогой. Консуэла давно стала для него самым близким человеком, он любил ее как вторую мать. Джози бежала следом.

Мужчины примчались одновременно; Консуэла сидела рядом с джипом, сжимая ладонью лодыжку.

– Змея укусила? – прокричал Льюк. Обменявшись с женой испанской скороговоркой, Мануэль взглянул вверх, на босса:

– Она говорит, что вывихнула ногу.

– О-о-о, – снова застонала Консуэла.

– У нас нет с собой льда? – Джози протиснулась сквозь мужские плечи.

Правильная мысль, подметил Льюк, преодолевая волнение.

– Есть, в джипе.

Джози моментально влезла в машину, нашла дорожный холодильничек и завернула пригоршню льда в бумажное полотенце.

– Вот, – сказала она, вернувшись бегом и протягивая самодельный компресс пострадавшей.

– Спасибо. – Консуэла положила лед на ногу, не переставая стонать.

– Та самая лодыжка, которую она сломала весной, – встревожился Мануэль.

– Консуэла, ты можешь встать? – спросил Льюк.

– Не знаю. Даже пробовать и то больно.

– Нельзя опираться на ногу, пока ее не осмотрел врач, – сообразила Джози. – Раз это больная нога.

– Вы правы, – ответил Льюк, – Мануэль, тебе придется немедленно везти жену в город и сделать рентген. Возьми джип. – Он протянул ключи от машины.

– А как же ночной лагерь? – простонала Консуэла.

– Не волнуйся, я все сделаю, – ответил Льюк.

– Да мы можем обойтись и без лагеря, – вмешалась Джози. – Они нас подбросят до ранчо.

– Это двухместный джип, – отрезал Льюк. – Мы все не поместимся, а нам с вами и здесь будет неплохо.

На губах экономки мелькнула тень улыбки; а может, показалось? Льюк кое-что заподозрил и нахмурился, но тут же отверг эту мысль.

Нет. Было бы несправедливо по отношению к Консуэле даже думать так. Она, конечно, неисправимая сваха, но вряд ли зашла бы так далеко – разыгрывать «адскую боль» лишь для того, чтобы оставить его наедине с Джози.

А если все-таки?

Льюк перевел взгляд на Мануэля и сразу откинул все сомнения: лицо испанца было серым, на лбу – глубокие нервные складки. Было ясно, что даже если Консуэла притворяется, супруг ничего об этом не знает.

Двое мужчин с трудом усадили упитанную экономку на сиденье машины, Мануэль сел за руль.

– Мануэль, если повреждение не опасно, может, ты… – Льюк прервал себя на полуслове. Просить Мануэля покинуть больную жену и вернуться сюда лишь ради того, чтобы я не оставался наедине с Джози? Не хватит совести. Сказать ему, чтобы он прислал сюда другого работника? Нет, в этот час все уже давно дома, со своими семьями.

Да Господи Боже мой, подумал Льюк, в конце концов, мы с Джози взрослые люди. Вполне можем обойтись и без дуэньи.

– Ладно, ничего. Позаботься о Консуэле. Только утром пришли за нами джип.

Мануэль кивнул. Забрав с заднего сиденья холодильничек и последнюю сумку с припасами, Льюк какое-то время стоял на месте, глядя на отъезжающих.

Как только исчезли огни задних фар, стоявшая рядом Джози подавила тяжелый вздох:

– Бедная Консуэла, мне ее так жалко!

– Мне тоже. Не дай Бог, она снова сломала лодыжку.

– Мануэль так нервничал, – вслух размышляла Джози, – видно, очень переживает за жену.

– Ничего странного. Он ее обожает.

– Да и она его тоже. Им повезло: они нашли друг друга.

Простая фраза, казалось бы, но Льюк почувствовал в ней глубокий личный смысл. Внезапно приоткрылись проблемы в собственной жизни, и от тяжелой, ноющей пустоты заболела душа.

Солнце быстро скатывалось за деревья, его слабеющие лучи окрасили облака в размытые розовые, оранжевые и сиреневые тона. Льюк указал на тропинку:

– Пошли, уже темнеет. Нам не нужны новые травмы, значит, надо разбить лагерь до темноты.

Согласно кивнув, Джози последовала за ним. Они шли молча, но в голове Льюка вертелись резкости, которыми они успели обменяться в начале вечера. Нужно сгладить впечатление, подумал он, если я хочу, чтобы мероприятие закончилось мирно.

– Джози… – начал он.

– Льюк… – сказала она в тот же миг.

Оба замолчали, глядя друг на друга.

– Продолжайте, – сказала она.

– Уступаю очередь даме.

– Я бы сначала послушала вас.

Льюк прочесал пальцами волосы и сделал глубокий выдох.

– Очень сожалею, если я вас сегодня обидел. Просто мне хотелось извиниться за тот вечер. – Он перевел дух и посмотрел ей в глаза. – Понимаю, мы оба в дурацком положении. Просто хочу сказать, что вам не следует беспокоиться о… об… – он сглотнул слюну, – ни о чем. Я имею в виду, что ничего не будет.

– Вы правы, не будет ни-че-го. – В ее глазах мелькнула злость.

Черт возьми, она и не собирается сделать хотя бы шаг навстречу, подумал он. А вроде бы не так уж я и плох.

Она же меня целовала. Дважды.

– Ну что ж, ладно. – Нагнувшись, он начал собирать хворост, рассыпанный Мануэлем, слегка раздраженный ее ответом. – Я просто хотел вас успокоить, вот и все.

– А я и не беспокоюсь.

Выпрямившись, Льюк посмотрел на девушку. Последние лучи заходящего солнца отбрасывали на нее яркий розовый свет, что делало ее щеки золотисто-румяными, словно персики. Волосы, освещенные сзади, излучали сияние, свет просачивался и сквозь ажурную кофточку, добираясь до соблазнительных округлостей. Льюком овладело дикое желание схватить ее в объятия, закинуть ее голову назад и целовать до тех пор, пока у обоих не затуманится мозг и не исчезнут всякие сомнения.

Вместо этого, еще раз переведя дух, он пробурчат, отворачиваясь:

– Вот и хорошо. Я рад, что все в порядке.

Однако в порядке было далеко не все. Совсем нет, подумала Джози, взглянув на парня позже, когда уже пылал костер. Пока они укладывали дровяную пирамиду, ставили палатку и готовили ужин, разговор перешел на другие темы. Но взаимное притяжение вопреки их благим намерениям ощущалось все сильнее – желание разгоралось в них, как поленья в костре.

А между тем стало холоднее. Джози придвигалась все ближе к костру, прижимая колени к груди.

– Интересно, как там с Консуэлой, – подумала она вслух.

– Вероятнее всего, ее напичкали лекарствами и сняли боль. А Мануэлю гораздо хуже, чем ей.

Взглянув на него, Джози улыбнулась, потом стала серьезной.

– Я всегда любовалась такими парами. У родителей моей лучшей подруги похожие отношения. Об этом можно только мечтать!

– А отношения ваших родителей другие?

Джози покачала головой.

– Они прекрасно ладят, но каждый живет своей жизнью. Видимо, их это устраивает, и они, по-моему, счастливы, однако у них нет такой сердечной привязанности, как у Консуэлы с Мануэлем. А что было у ваших родителей?

Она сбоку глянула на Льюка, сидевшего рядом со скрещенными ногами.

– Они были неразлучны. – Он вытянул ноги и лег на спину, опершись на локти.

– Наверно, отец сильно переживал, когда мать умерла? – осторожно спросила Джози. – Это было внезапно?

– Автокатастрофа, – кивнул Льюк.

– Ужасно! Она была в машине одна?

– Нет, с ней был я, – Лицо его ушло в темноту, потому что порыв ветра на минуту пригнул пламя костра. Потом пламя взметнулось вверх, и она увидела жестко сложенные губы и морщинки у глаз, выдающие боль.

– О, Льюк… – Джози прикрыла рот руками, сердце ее перевернулось. – А что же случилось?

– Это было в субботу, после обеда. – Перед тем как начать говорить, он долго смотрел на огонь, стиснув челюсти. – Мы с ней ехали домой из города после соревнований. Отец остался на ранчо, потому что одна из кобылок повредила ногу и он ждал ветеринара. Мне не терпелось увидеть отца и рассказать ему про игру: мне удался двойной удар, и моя команда выиграла. И мама после игры повела меня есть мороженое, чтобы это отпраздновать.

Мама спокойно вела машину, как вдруг на шоссе выскочила собака; чтобы не сбить ее, она резко рванула в сторону. Дальше… в памяти осталось только то, как машина катится вниз, с насыпи. Вместе с нами. Я очнулся в больнице: сотрясение мозга, два сломанных ребра и сломанная рука.

Он замолчал. Вдали проухала сова.

– Но никакая боль не могла сравниться с той, которую принесла весть: мамы больше нет.

Джози сидела не двигаясь. Как ей хотелось унять душевную боль, которую выдал его голос. Не найдя лучшего способа, она протянула ему руку.

Он взял ее в свою, ее пальцы сразу согрелись и, словно став еще меньше в его ладони, как-то ловко в ней поместились. Взглянув девушке в лицо, он был потрясен: в глазах ее стояли слезы.

Никто не оплакивал мои горести уже много, много лет, подумал он. Пожалуй, с тех пор, как это произошло.

Он вглядывался в лицо Джози, тронутый ее сочувствием настолько, что не мог говорить, но тяжелый холодный камень, навалившийся на его душу, дал трещину и полегчал. Льюк не задумывался о том, почему она приняла все так близко к сердцу, но уже сам этот факт стал затягивать старые, болезненные шрамы у него в сердце.

Теплые, нежные чувства, названия которым он не знал, зарождались у него в душе, сжимали горло, заставляли сердце стучать о ребра, как птица, бьющаяся в клетке.

Джози отвернулась и вытерла слезы. Она не хотела, чтобы Льюк их видел, а он не мог оторвать от нее взгляда, но видел только облако волос.

– Представляю, как тяжело вам было, – проговорила она наконец.

Льюк глядел на нее не отрываясь, не зная, как совладать с чувствами, пульсирующими в нем, не зная, что делать. Джози пробудила в его душе нечто такое, что дремало там долгие годы. Теперь это нечто пробудилось и расправляло крылья. Он стал рассказывать дальше.

– Отец тоже сильно страдал, после похорон он целую неделю не выходил из кабинета. Наконец Мануэль проник к нему и как-то уговорил появиться на людях. – Рассказывая, Льюк глядел вдаль. – Если разобраться, отец так и не вышел из своего «заключения». Это проявлялось во многом. Со мной он общался только за столом, во время еды; я долго думал, что он винит меня в смерти мамы. Ведь и правда: если бы не мой бейсбол, мы бы не попали на ту дорогу, ну и…

– О Льюк, неужели вы до сих пор так думаете?

– Нет. Я даже не считаю, что отец меня в чем-то винил, но после смерти мамы он ко мне охладел. Я без конца старался приблизиться к нему, жить его интересами или втянуть его в свои, но между нами стояла стена. Казалось, я для него сплошное разочарование, мне никогда не удастся сказать или сделать нечто такое, чтобы он меня заметил. Я просто видел, что ему со мной неинтересно, он не хочет знать, что я думаю или чувствую. А когда он наперекор мне решил строить эту гостиницу, это стало предметом наших споров. Я решил, что мне никогда не добиться его уважения. А значит, нечего и пробовать.

– Наверное, вы были совсем одиноки, – вставила Джози тихо, почти шепотом. – Вы потеряли не только мать, но и отца.

Как она догадалась? Интуитивно она попала в самую точку.

Льюк вдруг понял, почему он так легко раскрывается перед ней, почему всегда так откровенен. Она слушает не ушами, а сердцем, догадался он. Она не просто пытается понять, она сопереживает. Это редкий, особый дар – уметь так слушать.

Льюк сжал ее пальцы чуть крепче, наслаждаясь ощущением их в своей руке.

– Конечно, одинок. И я поклялся, что если во мне кто-то будет нуждаться – друг или родственник, – я приду на помощь. – Льюк глубоко вздохнул и помолчал. – Но когда я был больше всего нужен отцу, меня рядом не оказалось. Как говорится, яблоко от яблони недалеко падает, а? – Глядя на огонь костра, он с укором покачал головой.

Джози сжала его ладонь.

– Вы это сделали не нарочно. И я уверена, отец тоже не отделялся от вас преднамеренно. Горе очень меняет людей.

Лунный свет тоже меняет людей, подумал Льюк. Что со мной происходит, что заставляет меня так распускать язык?

– Простите, я не хотел изливать на вас свои переживания, у вас же отпуск, в конце концов. Поговорим о чем-нибудь более приятном.

– А вы и не изливаете. Я чувствую с вами какую-то… – (Боже, что сказать: связь? Близость? Не годится. Сочувствую, тронута? Подумает, что я тронутая вообще.) – Льюк, я хочу вас узнать поближе, – пробормотала Джози.

Он взглянул на нее вспыхнувшими глазами; от его взгляда внутри у нее потеплело, словно от глотка черного кофе. Да, обаятельный. Судя по его горящим глазам, это слово не нужно было произносить вслух, он его уже прочитал и даже послал ей мысленно такое же слово в ответ.

Щеки Джози запылали; осознав, что он все еще держит ее руку в своей, она, перестав дышать, стала гладить его запястье своим пальцем.

– А я уже начал узнавать вас получше, – сказал он низким, хрипловатым голосом, наклонившись к ее лицу.

Пространство между ними наэлектризовалось. Теперь они сильнее чувствовали все происходящее вокруг: плеск реки, потрескивание костра, шелест листьев. Но вот Льюк поднес ее руку к своим губам, и окружающее отступило на задний план.

Он нежно прикасался губами к тыльной части ее руки, и от этого Джози как-то размякла, сознание затуманилось, а сердце затрепетало, словно крылья птички колибри. Потом он не спеша перевернул ее руку и поцеловал там, где бьется пульс, потом прошелся губами по ладони. Джози прикоснулась кончиками пальцев к его лицу, почувствовав щетину, выросшую за день.

Льюк чувствовал ее дрожащие пальцы на своей щеке, и по его телу пробегала ответная дрожь. Ни одна женщина не влекла его так, как эта. Хотелось прижать ее к себе, ласкать губами ее лицо, гладить ее волосы, потом уткнуться носом в ее шею и вдыхать только ей присущий запах. А дальше – целовать до самозабвения, глотнуть воздуха – и начать все сначала. Хотелось раздеть ее, ласкать каждый кусочек ее тела, подарить ей медленное, обжигающее наслаждение, любить ее…

Любить? Откуда, дьявол меня подери, явилась эта мысль? – спохватился он.

И вообще, что со мной творится? Ведь я сюда притащился, чтобы ничего подобного не случилось, – она же гостья, она отстегнула кругленькую сумму за эту ночь на лагерной стоянке, не подозревая, что хозяин ранчо готов осчастливить ее своей любовью за ее же деньги. Даже если бы она сама этого пожелала – я не вправе воспользоваться состоянием эмоционально уязвимой женщины. Он резко освободил ее руку.

– Уже поздно. Думаю, нам не помешает соснуть. – Поднявшись на ноги, Льюк скрылся где-то в темноте, из которой вынырнул с двумя спальными мешками в руках. – Вы займете палатку, а я посплю у реки, по другую сторону костра, – сказал он.

Хотя он и не задумывался о том, будет девушка спать в одежде или сменит ее на ночной наряд, но от внезапной мысли о ее переодевании у него пересохло во рту.

– Держите, – сказал он, протягивая ей один мешок. – Я пройдусь к реке, а вы устраивайтесь поудобнее. Спокойной ночи.

Развернувшись на каблуках, он зашагал куда-то в ночь, боясь, что передумает. Каждая картина, появляющаяся в его мозгу, возбуждала его больше предыдущей. И если он не прогонит их все, наверняка изобретет повод оказаться с ней рядом.

Джози проснулась от холода. Зубы стучали, ноги заледенели – она промерзла до самых костей.

Никогда еще в жизни я так не зябла, думала Джози, сотрясаясь от дрожи внутри спальника. С опаской вытащив руку из мешка, она уже в пятый раз за этот час взглянула на светящийся циферблат. Даже трех нет, Боже милостивый, по крайней мере еще три часа до рассвета, за это время можно превратиться в ледышку.

Не могу же я вот так лежать и ждать смерти от переохлаждения, нужно спасаться! Может, у костра теплее.

Вздрагивая от прохладного ветра, Джози вылезла из палатки, завернувшись в спальник.

Костер догорел, к тому же здесь завывал ветер, залезая под самую кожу. Сердце Джози упало.

– Как себя чувствуете? – Обернувшись, она увидела Льюка, который стоял, опираясь на дерево и тоже завернувшись в мешок.

Джози пошла к нему, прижимая к себе спальник как можно крепче.

– Я з-за-мерзаю. Хотела с-со-греться у костра, но он п-погас.

– Сейчас для костра слишком сильный ветер. Нельзя рисковать – мы можем спалить лес.

Льюк взглянул на небо, она тоже подняла глаза. Тучи то и дело набегали на луну, загораживая и ее, и звезды.

– Это, видимо, тот холодный циклон, который должен был пройти стороной, – негромко проговорил Льюк.

– У вас нет лишних о-д-деял? Я н-над-дела все, что у меня есть, и все р-рав-но х-хо-лодно.

В ответ парень дернул молнию на своем спальнике, вылез из него и протянул ей:

– Возьмите.

– Н-нет, не м-могу. Вы по-гиб-нете.

– Ничего мне не будет. – Он пожал плечами.

Джози внимательно на него посмотрела: его одежда – джинсы и фланелевая рубашка – явно не годилась для холодной ночи. Льюк храбрился, хотя с трудом скрывал дрожь. Покачав головой, Джози протянула мешок назад:

– Погода не располагает к галантности.

– Тогда у нас выход один: соединить два мешка и согревать друг друга своим теплом.

Джози слегка занервничала: учитывая их взаимное притяжение, они явно собираются играть с огнем. Но она так нестерпимо замерзла, что ей было все равно, откуда возьмется тепло. Девушку сотрясал озноб, мешок чуть не выпал у нее из рук. Вместо ответа она смогла только неопределенно кивнуть.

– Пошли в палатку, она хоть от ветра защитит, – сказал Льюк.

Джози поспешно влезла внутрь, откинув клапан. После жуткого ветра снаружи здесь, в окружении нейлоновых стен, было тихо и почти уютно.

Небольшая палатка показалась еще меньше, как только в нее забрался Льюк, хотя само его присутствие словно согрело воздух на пару градусов.

Льюк включил электрофонарь и поставил его на пол, направив мощный луч на потолок. Потом расстелил свой спальник на полу, расстегнул молнию и выжидательно посмотрел на Джози. Она неохотно протянула свой и, охватив себя руками, наблюдала за Льюком, который, расстегнув второй мешок, соединил их в один. Джози поспешно отогнала возникшие к мозгу ассоциации, ее сотряс очередной приступ дрожи, но она сомневалась, что виной тому только холод.

Сидя у совмещенных спальных мешков, Льюк снова на нее посмотрел:

– Этот способ лучше сработает, если мы слегка разденемся.

У Джози отвисла челюсть:

– П-простите, н-не поняла.

– Снимите куртку и кроссовки. Общее тепло наших тел быстрее нас согреет.

Ей показалось, что она и так чувствует тепло его тела, хотя он и сидит в другом углу палатки.

– Вам лучше знать. – Встав на колени, Джози развязала шнурки синими от холода пальцами и сняла кроссовки. Стянула невесомую шерстяную кофточку. – Р-раз-деваться в т-такой холод – б-безумие.

Широко ухмыльнувшись, Льюк сел у края расстеленного двухспального мешка, отогнул полость и сделал знак рукой Джози влезать внутрь. Девушка неловко поместилась между двумя слоями спальника и лежала, одеревенев. Льюк тем временем стягивал ковбойские сапоги. Он сбросил куртку, и у Джози дух захватило от вида его бицепсов, вспучивших рукава голубой рубашки.

Зрелище для закаленных, подумала Джози и, сглотнув слюну, крепко закрыла глаза. Но тут же открыла, почувствовав на себе взгляд Льюка. И не только взгляд.

– Что вы делаете?

– Укутываю вам ноги вашей кофтой. – Он сел рядом с ней, потом наклонился и, прожужжав молнией, упаковал их обоих в общий мешок.

О Боже, как забилось ее сердце, когда, прижавшись к нему, Джози вдохнула запах холодного воздуха и чистой кожи, почувствовала его крепкие и выпуклые мускулы. А главное – исходящее от него животворное тепло.

Льюк просунул одну руку ей под голову, другой обнял за талию и прижал к своей груди. Ее пальцы наткнулись на жесткие волосы и голую кожу.

– У вас рубашка расстегнута, – пробормотала Джози.

– Это тоже для тепла.

Да, да, я уже это ощущаю, пульсировала в ней мысль. Пришлось признать, что не только его грудь согревает, но и руки, обнимающие ее, прижатые к ней ноги и легкое дыхание на ее лице. Каждый дюйм его тела излучал благотворное тепло.

– Если хотите согреть руки, просуньте их мне под рубашку, – предложил Льюк.

– Надеюсь, вы не попросите такого же одолжения в ответ, – сказала Джози.

Он тихо хохотнул, рука его поползла вверх по ее спине.

– Нет, не попрошу. Но помечтать я имею право, согласны?

О Боже! Кровь застучала у нее в висках, когда он стал баюкать ее, как младенца. Джози пристроилась поближе, наслаждаясь его теплом.

– Просуньте ноги между моими, – предложил он.

– Отличная мысль. А вы засуньте локоть мне в ухо. Или, еще лучше, колено мне в нос.

Он сверкнул белозубой улыбкой в полутьме палатки, грудь его задрожала от смеха. Джози не думала, что он сможет прижать ее еще крепче, но он смог.

– Рад, что чувство юмора у вас не замерзло, как пальцы ног, Джозефина.

Странно, но в душе девушки что-то дрогнуло, когда он назвал ее полным именем.

– Ну, в такой ситуации если не шутить, то что же еще делать?

– Ответ у меня имеется. Сказать?

Его густой, чувственный баритон, прозвучавший прямо в ухо, словно бы погладил ее.

– Вам все еще холодно? – Он обнял ее покрепче.

– Начинаю согреваться. – От него исходило такое успокаивающее тепло, что она расслабилась независимо от своей воли. – А вы?

– Ну, я-то уже согрелся, – проурчал он. И про себя добавил: даже слишком.

Согрелся не то слово, я прямо-таки раскалился, мрачно думал он. Нет наказания более тяжкого, чем лежать рядом с женщиной и не сметь дать волю своим чувствам и желаниям. Обнимать ее, вдыхать запах, ощущать, как прикасаются к лицу ее волосы, – ведь это же сущая пытка!

Даже биение сердца Джози он слышал сквозь ее свитер, оно ускоряло толчки его собственного.

А что же она?

Заснула. Слушая ее нежное, ровное дыхание, Льюк осторожно убрал руку девушки со своей груди. Рука стала тяжелой и безвольной.

Джози спала как убитая. Ну что ж, ничего удивительного: сегодня она встала с рассветом, чтобы помочь Консуэле на кухне, потом провела весь день на свежем воздухе. И возможно, не сомкнула глаз до того, как решилась выйти из палатки. Видимо, измоталась вконец.

И все же его мужская гордость страдала оттого, что она смогла вот так запросто убаюкаться, лежа в его объятиях. Неужели он ее совсем не возбуждает?

Льюк слегка отодвинулся, чтобы взглянуть на девушку, и у него перехватило дыхание при виде длинных, изогнутых ресниц, полуоткрытых во сне губ, нежного подбородка. Все у него внутри перевернулось.

Он бессознательно запечатлел поцелуй на ее шелковистых волосах и прижал к себе. Его охватила нежность – неодолимая и не поддающаяся объяснению. Она оказалась сильнее закипающей страсти.

Уткнувшись носом в ее шею, он вдыхал легкий цветочный запах. Тело его горело от желания, а сердце размякло, как пластилин на солнце. Так он и пролежал без сна, до самого рассвета.