Я сидел в фургоне, неподалеку от магазина Стини, и размышлял, что делать дальше. Все было просто и ясно. Сдаться. Я вынул из «бардачка» мобильный и включил его. Раздался сигнал, и в углу дисплея загорелась лампочка. Всегда находится тот, кто желает со мной поговорить. Подождут. Я открыл бумажник и принялся перебирать и сортировать все, что там было. Наводящие уныние банковские счета и счета-фактуры, наскоро нацарапанные телефонные номера, визитные карточки, неподшитые квитанции и три розовых штрафных талона за парковку в неположенном месте. Узкая визитка Андерсона с голубым гербом тоже была здесь. Может, я уже давно решил для себя, что позвоню ему, только не признавался в этом. Я прикрепил визитку на приборную доску и стал смотреть на нее. Да, другого варианта просто нет. Нужно позвонить Андерсону и рассказать про фотографии. Я снова взял карточку и потер ею переносицу. Что там Лес говорил? Плохие ребята. Ох уж этот Лес – мастер делать из мухи слона, пока до дела не дойдет. Да. Единственное, что можно сделать, – свалить все на плечи Андерсона. Мне самому не удалось добыть никаких улик. Все они ведут либо в тупик, либо к безумию.

Назад по подземелью мы со Стини шли молча. В последней комнате он повернулся ко мне и прошептал:

– Ты покаешься и примешь в сердце Господа Иисуса Христа, который был распят на кресте и пострадал ради людей?

Я уверил его, что подумаю об этом. Он споткнулся. Я шагнул вперед, чтобы поддержать его, и тут он совершенно неожиданно обнял меня руками за шею и сунулся ко мне лицом в крови и соплях, норовя поцеловать. Я отшатнулся и грубо оттолкнул его. Когда мы друг за другом поднимались по лестницам, мои ботинки победоносно шаркали по бетону.

Мягкий, дрожащий свет в магазине после полумрака кладовых показался просто слепящим. Когда мы со Стини уходили, в магазине было пусто, а сейчас, в обеденный перерыв, у полок толпились несколько посетителей, перелистывающих книги. Сначала никто не заметил нас, но я уже успел осознать, что за картину мы собой являем. Стини с расплющенным носом и со слезами на глазах держал в руках скомканный свитер. Наша одежда была в крови и известке. Читатели продолжали листать книги, какой-то студент разворачивал свой затейливо сложенный список рекомендованного чтения, пожилой господин, с хрустом согнув колени, потянулся ко всеми забытому тому на нижней полке и негромко пукнул. По «Радио Три» запел хор. В мягком кресле для клиентов лежала черная кошка и надменно щурилась. Видимо, почувствовав сквозняк от подвальной двери, Джон поднял глаза от книги, которую заворачивал. Встретился взглядом с братом и осмотрел его с ног до головы. Целую минуту он не отрывал глаз от нас обоих, потом аккуратно опустил незаконченный сверток на стол и, пошатнув высокую стопку книг, направился к нам через весь магазин. На секунду замялся, потом дотронулся ладонью до окровавленной щеки Стини.

– Стивен, что случилось? – В его голосе послышалась паника. Он заглядывал брату в лицо, пытаясь сообразить, насколько сильно тот ушибся. – Ты что, упал?

Стини покачал головой, и глаза его снова наполнились слезами. Джон опять помолчал, потом посмотрел на меня из-за плеча брата:

– Что случилось? – Он даже не подозревал, что причиной мог быть я.

– С лестницы кувырнулся.

Читатели оторвались от своих книг и в воцарившейся тишине наблюдали за нами. Я безуспешно попытался смахнуть с себя пыль, потом обвел их взглядом, и они отвернулись.

– Чокнутый, просто чокнутый.

Джон легонько похлопал брата по спине и покосился на меня, словно на злого незнакомца.

– Рильке, что там у вас за чертовщина творилась?

– Что ты знаешь о Маккиндлессе?

Джон помолчал.

– Ничего. А что он такого сделал?

Я наклонился к нему и прошептал:

– Я знаю, что вы с ним сообщники. Если не хочешь, чтобы о твоей нелегальной торговле узнал весь свет, лучше скажи все, что знаешь о нем.

Джон снова похлопал Стини по спине.

– Пойди и приведи себя в порядок, Стивен. Я недолго поговорю с Рильке, а потом мы закроем магазин, и я отвезу тебя домой.

Стини начал было протестовать, но брат легонько подтолкнул его.

– Давай, иди, иди.

Мы с Джоном отошли к его столу. Он открыл ящик и вынул бутылку виски.

– Нам ведь это не помешает. – Он разлил по кружкам. – Маккиндлесс был нашим клиентом и коллекционировал книги. Недавно умер. Вот и все, что я знаю.

– А что за книги он собирал?

– У него был избирательный вкус знатока. Мне даже нравилось удовлетворять его прихоти.

– Законные прихоти?

– Законные! – Джон рассмеялся. – А что такое закон? Бесконечные превращения. То, что сегодня законно, завтра – преступление. Тебе ли этого не знать? Не так давно таких, как ты, бросали в тюрьмы и сажали в газовые камеры. У Маккиндлесса, по крайней мере, вкусы были постоянными.

– Так какими они были?

– Ты видел его библиотеку?

– Не очень присматривался.

– Ну так посмотри. – Он опять засмеялся. – Полистай его книжки, старик. И у тебя не останется сомнений. – Он вытер глаза. – А что касается твоих деликатных угроз по поводу моих нелегальных продаж, то не беспокойся: теперь, когда Маккиндлесса не стало, и продаж поубавится.

– Я не понял, о чем ты.

– Он был моим основным поставщиком. Он организовал для меня весь ассортимент, лишь на одном условии – что я буду продавать ему все коллекционные и антикварные издания, которые могли бы его заинтересовать. Так что я буду скучать по старому развратнику. – Он засмеялся громче: – И не я один в этом городе.

Я развернулся и вышел из магазина, оставив непочатую кружку с виски, примирившихся братьев и потрясенных покупателей, выглядывающих из-за своих открытых книг, подрагивавших в руках.

Я последний раз взглянул на визитку Андерсона и убрал ее в бумажник Я встречусь с ним. Но не сейчас. Машина завелась с первого раза. Хороший знак Все шло нормально, а если даже и нет, то жизнь все равно продолжается. Я медленно, задним ходом вырулил из переулка и повернул к Хиндланду, к дому Маккиндлесса.