Лестершир — одно из самых маленьких графств Англии. Прежде его жители занимались в основном скотоводством, но сейчас добрая половина пастбищ перепахана. Лестершир славится не одним сыром и пирогами со свининой; он даже упоминается в учебниках истории как место гибели Ричарда III, проигравшего в 1485 году битву на Босвортском поле и уступившего Генриху Тюдору английскую корону.
Графство разделено на западную и восточную части долиной реки Сор и защитными полосами, используемыми для охоты на лис, которая, несмотря на все усилия обществ в защиту животных, процветает здесь, как и в былые времена, и не прекратится, видимо, до тех пор, пока какая-нибудь самоотверженная пожилая активистка, протестующая против уничтожения бедных животных с плакатом «Убейте лучше эту лису!», не погибнет под копытами охотничьей лошади.
Город Лестер, административный центр графства Лестершир, расположен севернее Нарборо, минутах в пятнадцати езды по Лестер-роуд. Некогда он славился чулочными и обувными изделиями, сейчас здесь бурно развивается машиностроение, производство пластмасс и лакокрасочных материалов. В Лестере почти триста тысяч жителей, в том числе немало выходцев из Азии и Ост-Индии. Порядок в городе поддерживают почти семнадцать тысяч полицейских.
Лестерцев совершенно справедливо считают народом неотесанным. Даже вежливые горожане обычно хмурые и неприветливые. Прочие же и вовсе не отличаются воспитанностью и обильно пересыпают речь выражениями типа «ни хрена себе!» и еще более крепкими словечками.
Сами жители не согласны с подобной оценкой, ведь из их города вышли такие знаменитости, как Джон Меррик и Энгельберт Хампердинк!
А какие здесь красивые места! Всего в пятнадцати минутах езды от Лестера можно наслаждаться пасторальными картинками, достойными пера Джона Констебля; неудивительно, что многие горожане хотят перебраться в деревню.
* * *
В 1983 году в рабочем районе Лестера жила тринадцатилетняя девочка, мечтавшая о первой любви. Детство ее не было безоблачным, как у подружек: она воспитывалась приемными родителями.
Через несколько лет девочкой вдруг заинтересовалась полиция. Ее вызвали для дачи показаний и попросили припомнить кое-какие события.
— Родители воспитывали меня чересчур строго, — начала она. — Отец увлекался радиотехникой и мастерил всякие штуки, чтобы говорить по радио. Я тоже любила поболтать с кем попало. И однажды натолкнулась на того придурка.
Он представился Духом. Это был его позывной.
Она назвалась Зеленым демоном. Скоро Зеленый демон и Дух знали друг о друге все. Дух был всего на девять месяцев старше Зеленого демона, но сказал, что ему пятнадцать.
Зеленому демону нравилось просто разговаривать, но Дух настаивал на встрече и назначил ей свидание в школе Роули-Филдз.
Дух понравился девчонке. Не Ален Делон, конечно, но очень даже ничего: розовощекий, кареглазый, с непокорными темно-каштановыми волосами. Правда, ногти грязные и одет так себе: майка, засаленная куртка и джинсы. Дух был помешан на мотоциклах и мечтал о собственном. Он любил копаться в моторах и оттого вечно ходил в масляных пятнах.
Она в то время еще понятия не имела о том, что такое менструации и половая жизнь. Дух в общем-то тоже, но, как и все подростки, очень этим интересовался. Как-то весенним вечером в Джубили-парке в Эндерби она уступила его настойчивым требованиям и неуклюже-грубым ласкам.
И для взрослой девушки начало половой жизни редко бывает приятным, что же говорить о ней, тринадцатилетней? Она на всю жизнь запомнила его лицо, когда он впервые сделал с ней это. Он смотрел на нее широко раскрытыми глазами, не произнося ни звука. Просто смотрел, и все.
Она чувствовала себя ужасно, а хуже всего то, что после этого он, как ни в чем ни бывало, говорил ей о дисках, мопедах, о чем угодно, только не о том, что теперь их связывало. Об этом он не сказал ни слова! Словно ничего и не было!
Вскоре Зеленый демон стала тем сосудом, куда Дух выплескивал свой безудержный пыл. Он удовлетворял свою потребность при любой возможности, не снимая с себя ни единой вещи, а ее заставлял оголяться только ниже пояса. В том же году у нее начались менструации, но к осени вдруг прекратились, и она запаниковала. Они с Духом не предохранялись, и Демона беспокоило, что скажут родители, если она забеременеет, — в декабре ей будет только четырнадцать!
Она начала противиться желаниям Духа, чем доводила его до белого каления. Как только он ее ни обзывал! Он хватал ее за плечи и сильно тряс, а однажды даже ударил по лицу и овладел ею, не обращая внимания на слезы.
Она приходила к нему, когда его родителей не было дома, и они занимались сексом в спальне. Если она отказывала, он бил ее кулаком в живот и хватал рукой за глотку, заставляя ложиться на пол. Он называл ее «шлак».
Однажды в спальне он так сильно ткнул ее в живот, что она ударилась головой о стену и чуть не потеряла сознание; он подсунул ей под нос что-то дурно пахнущее. Маленький брат Духа, который обычно бывал дома, когда они уединялись в спальне, закричал:
— Ты же сам не знаешь своей силы!
И все-таки она постоянно возвращалась к нему. Ей было очень одиноко.
Однако постепенно Демон — была она влюблена в Духа или нет — начала понимать, что его домогательства опасны. Дело в том, что он страдал от «выскочек». Когда она услышала это слово впервые, то даже рассмеялась. Но он в раннем семяизвержении не видел ничего смешного. Когда с ним это случалось, он свирепел и, едва сдерживая слезы, колотил кулаками в стену. А она незаметно выскальзывала из спальни и уходила домой.
— Никто меня не любит! — кричал Дух. — Никто! Особенно ты, шлак!
Чтобы побороть «выскочек», Дух начал экспериментировать и однажды попробовал заставить ее лечь с ним валетом. Ей стало стыдно, и она отказалась.
— Ладно. Тогда давай я сзади, — предложил он, но Демон и этого не хотела.
— Он настаивал на том, чтобы взять меня сзади, — призналась она полицейским, — и я сдалась.
Сексом «сзади», когда он ставил ее на четвереньки, они стали заниматься с осени; в школе уже начались занятия. Стояли холодные ноябрьские дни 1983 года. Но ненастье не охладило пыл Духа: впервые они совершили это на улице, на скамейке железнодорожной станции.
Потом анальный секс вошел у них в норму. Но Духу и этого было мало. Ему доставляло удовольствие кусаться, причем довольно больно. Ей же эти «ласковые» покусывания ушка, шейки, плеч и внутренней стороны бедер вовсе не доставляли удовольствия. Они приносили ей столько же боли, сколько и «задний» секс. А Дух становился все грубее.
— Как-то, когда мы были у него в спальне, он вдруг взял ремень, связал мне руки, стянул с меня рейтузы и сделал это.
Наконец терпение Демона лопнуло. Вскоре она встретила другого мальчика — не сравнить с этим придурком! — позвонила Духу и сказала, что между ними все кончено и она больше не хочет его видеть.
— Шлак! — закричал он в трубку.
По словам Демона, все это время после сношений Дух вел себя, как в первый раз: включал музыку, говорил о мопедах, машинах и тому подобной ерунде.
— Все было так, словно между нами ничего не происходило. Ничего вообще.
И это было самым странным. Для нее. Даже более странным, чем его взгляд, когда он, связав ее, делал с ней все, что хотел.
А Дух сказал, что в их первые дни он места себе не находил от унижения из-за «выскочек».
— Она смеялась надо мной, — заявил он. — Они все надо мной смеялись!
— Кто? — спросил полицейский.
— Они! Я называю их шлаком, суками, дрянью, тварями. Всех их.