А вот и она…

Арик подрегулировал бинокль.

Когда восходящее солнце озарило женскую фигурку золотисто-розовым светом, губы мужчины растянулись в довольной улыбке.

А ведь всего несколько минут назад он с разочарованием подумал, что она не придет. Каждое появление на пляже этой одинокой Афродиты с длинными волнистыми волосами и совершенной фигурой скрашивало его скучные, однообразные дни.

Даже на расстоянии в пятьсот метров один ее вид разжигал в его теле огонь и заставлял сердце учащенно биться. Опустив бинокль, Арик провел ладонью по лицу.

Черт побери! До чего он дошел! За последние шесть недель он так устал от безделья, что начал подглядывать за женщинами. Наверное, ему следовало принять предложение какой-нибудь из многочисленных поклонниц составить ему компанию на время выздоровления…

Арик с нетерпением ждал, когда заживет его нога. Он не хотел окружать себя в собственном доме подобострастными женщинами, питающими ложные надежды на его счет. Увидев пару месяцев назад выражение глаз Хелен, он понял – пришла пора положить конец их отношениям.

А жаль. Хелен была умна, соблазнительна, обладала хорошим чувством юмора и необычайным для женщины сексуальным аппетитом. Им было хорошо вместе, но, когда она начала мечтать о браке с ним, все закончилось.

Арик предпочитал общество женщин, которые, как и он сам, получали удовольствие от мимолетных отношений. Он не разбивал женских сердец. Сейчас ему было просто необходимо небольшое развлечение. Короткий роман, способный скрасить его скучное времяпрепровождение. Мужчина снова поднял бинокль, и увиденное заставило его наклониться вперед и облокотиться на перила.

«Золотая женщина» установила мольберт, но вместо того, чтобы приступить к работе, начала расстегивать блузку.

Сердце Арика подпрыгнуло в предвкушении. Да!

Незнакомка сняла блузку, открыв его взору узкие плечи, нежные руки и тело с такими потрясающими формами, что Арику захотелось встать с инвалидного кресла и доковылять до пляжа, чтобы помочь ей раздеться. Когда незнакомка наклонилась, чтобы снять брюки, он обнаружил, что у нее тонкая талия, соблазнительные округлые бедра и длинные стройные ноги. Как я и ожидал.

Эта особа стоит того, чтобы познакомиться с ней поближе…

Незнакомка подошла к кромке воды. Теплые пенистые волны Аравийского моря омывали ее ступни, лаская кожу.

Оценивающий взгляд мужчины скользнул вниз по ее спине и снова вверх. В этот момент женщина повернулась и уставилась прямо на него, словно могла различить его среди теней на длинной террасе.

Арика словно током ударило.

Я действительно видел в ее взгляде желание? Нет, невозможно.

Опустив солнцезащитные очки, он снова посмотрел на незнакомку, но она уже отвернулась и вошла в воду, намочив нижнюю часть своего черного цельнокроеного купальника.

В бикини она выглядела бы лучше. А еще лучше – обнаженной.

Женщина прошла еще немного, затем нырнула. Арик испытал чувство облегчения, когда она снова показалась на поверхности и грациозно поплыла вдоль берега залива.

Она плавала минут двадцать, затем вышла на берег. Солнце поднялась высоко над горизонтом, розовый свет зари рассеялся. Теперь незнакомка была похожа на мифическую нимфу, и Арику ужасно захотелось избавиться от гипса и присоединиться к ней на пляже. Коснуться ее, ощутить ее запах, попробовать на вкус ее кожу, услышать ее восхищенный стон в момент наивысшего наслаждения…

У него внутри загорелся огонь, и он был разочарован невозможностью получить желаемое прямо сейчас.

Если бы они жили пару сотен лет назад, ему стоило только щелкнуть пальцами, и она стояла бы сейчас перед ним. Жаль, что некоторые обычаи перестали существовать.

Цивилизованность – это хорошо, но не тогда, когда видишь женщину, пробуждающую в тебе первобытные инстинкты. Кто она? Откуда? Судя по белокурым волосам, она нездешняя.

Откинувшись на спинку кресла, Арик взвесил свои шансы. Женщина: прекрасная, одинокая, соблазнительная. Мужчина: скучающий, расстроенный, заинтригованный. Губы Арика искривились в улыбке. Он был не из тех, кто привык сидеть, сложа руки… Скоро… очень скоро он удовлетворит свое любопытство. И даже больше.

* * *

Убрав за ухо прядь волос, Розали окинула критическим взглядом окружающую местность. После многодневных усилий она ненамного продвинулась. Несмотря на все ее попытки, детали пейзажа ускользали от нее. Она набросала очертания пляжа и скал и немного поэкспериментировала с цветами, но у нее ничего не вышло. Не помогли даже фотографии, которые она сделала, захваченная волшебной красотой местности.

Полупрозрачная рябь утренних волн, необыкновенный розовый оттенок мелкого песка, дымчатая синева отвесного утеса, похожего на угрюмого задумчивого стража… Мощные коричневато-желтые стены, величественные арки и глубокие террасы старинной мавританской цитадели, возвышающейся на краю обрыва…

С того самого утра, когда Розали, огибая мыс, обнаружила эту бухту, она испытывала при виде нее знакомое томление и прилив сил. Это ощущение застало молодую женщину врасплох. Она думала, что больше никогда не испытает ничего подобного.

Поразительная красота местности возродила в ней желание заниматься живописью, пробудила давно забытое вдохновение. Это придало Розали смелости достать принадлежности для рисования, которые мать тайком подложила ей в багаж.

Но годы бездействия сделали свое дело, – каким бы художественным талантом Розали когда-то, ни обладала, одной лишь красоты пейзажа оказалось мало, чтобы его пробудить. Да, она потеряла его навсегда – чудный дар переноса увиденного на холст.

Три года назад Розали стоически восприняла эту потерю. Она даже не особенно расстроила ее, поскольку тогда весь ее мир перевернулся. Три года назад она больше не хотела рисовать. Ее родных и друзей беспокоила произошедшая с ней перемена.

Поэтому Розали так удивилась, испытав знакомое томление. Но оно не выдержало столкновения с реальностью. Розали с отвращением вырвала лист из альбома.

Опять чего-то не хватает.

Губы молодой женщины изогнулись в скептической усмешке.

Должно быть, таланта. И чего-то еще…

Розали снова огляделась. Несмотря на шум бьющихся о берег волн и сокола, кружащего в небе над утесом, пейзажу недоставало жизни. Розали встала и потянулась, разминая затекшие мышцы.

Это не имеет значения. В любом случае я не способна оценить пейзаж по достоинству. Я больше не художница.

От разочарования у Розали внезапно задрожал подбородок, и она стиснула зубы. Какой же она была идиоткой, когда надеялась вновь обрести то, что утратила навсегда.

Розали глубоко вдохнула. Она выжила, выбралась из трясины страха, отчаяния и горя и продолжила жить. Более того, ей удалось обрести покой и радость в этой новой жизни, счастье, которое она боялась уже никогда не испытать. Она была счастливой женщиной. Разве имеет значение, что она больше не является художницей?

Но когда Розали убирала в сумку принадлежности для рисования, ее руки дрожали. После короткого прилива надежды и вдохновения осознавать правду было нелегко.

Но нет, она больше не пойдет по этому пути, не станет мучить себя мечтами о несбыточном. Вместо этого она сосредоточит свое внимание на других вещах, например, на осмотре достопримечательностей прибрежного городка. Возможно, даже совершит путешествие по пустыне. Будет плавать каждый день и, наконец, откроет детективный роман в мягкой обложке, который взяла с собой в отпуск.

Я забуду волнующую красоту пустынной бухты и крепости, словно взятой из сказок «Тысячи и одной ночи»…

Внезапно Розали заметила какое-то движение на противоположном конце пляжа – бело-золотые фигуры в свете восходящего солнца приближались к ней, двигаясь вдоль кромки воды.

Да это же лошади…

Муж сестры Розали занимался разведением лошадей, и молодая женщина быстро поняла, что перед ней два чистокровных арабских скакуна. Набегающие на песок волны омывали их копыта.

Розали услышала ржание и увидела, как одна из лошадей тряхнула длинной гривой, Сидящий на ней мужчина наклонился вперед и что-то шепнул ей. На фоне светлой лошадиной шкуры темные волосы всадника казались черными как смоль. Розали заметила, как лошадь дернула ухом и слегка повернула голову.

Розали казалось, что перед ней мифический кентавр – было трудно сказать, где заканчивается человек и начинается животное. Мужчина был в белых брюках и свободной белой рубашке с длинными рукавами, расстегнутый ворот открывал треугольник бронзовой кожи. Седла под ним не было, однако он держался уверенно, словно с раннего детства ездил верхом. Одной рукой он небрежно сжимал поводья, другой – узду второй лошади.

Затем как по команде обе лошади одновременно повернули и зашли глубже в воду.

Не теряя ни секунды, Розали достала альбом и машинально зарисовала изящные изгибы их шей и мощных ног. Взглянув на профиль всадника, она на мгновение замерла при виде его поразительной мужской красоты. Он находился слишком далеко, чтобы Розали могла разглядеть черты его лица, но даже в наклоне головы и линиях загорелой шеи было царственное величие.

Ее сердце учащенно билось, в то время как рука летала над бумагой, силясь запечатлеть ощущение от увиденного.

Розали вдруг осознала – именно этого ей и не хватало для того, чтобы вдохнуть жизнь в пейзаж. Сквозь шум волн до нее долетел глубокий голос – всадник произнес что-то одобрительное на арабском. От этого звука по всему телу Розали разлилось странное расслабляющее тепло. Затем мужчина рассмеялся низким грудным смехом, и по спине Розали побежали мурашки. Вздрогнув, она принялась энергичнее водить карандашом.

Вдруг троица повернулась и направилась к берегу. Они исчезнут раньше, чем мне удастся запечатлеть хотя бы часть желаемого, печально подумала Розали.

Она склонилась над альбомом, пытаясь уловить незримую связь между человеком и животным, благодаря которой они казались единым целым.

Прошло несколько секунд, прежде чем молодая женщина осознала, что они снова движутся в ее сторону. По мере их приближения она улавливала все больше деталей: побрякивание упряжи, раздувающиеся ноздри лошадей, босые, красивой формы ступни всадника. Промокшие брюки облепили его мускулистые бедра; тонкая хлопчатобумажная рубашка, забрызганная водой, просвечивала там, где соприкасалась с его кожей. Под ней угадывались бугры мышц и плоский живот.

Розали перестала рисовать и подняла глаза.

Мужчина наблюдал за ней. Он щурился от солнца, но его взгляд был пронизывающим. Розали выпрямилась. Ее сердце колотилось так быстро, что ей казалось, будто оно вот-вот выпрыгнет из груди.

Наверное, я просто слишком разволновалась из-за того, что снова могу работать…

Но, встретившись взглядом с всадником, Розали усомнилась, что ее возбуждение вызвано лишь творческим вдохновением. Нет никаких сомнений – его красота произвела бы впечатление на любую женщину. И на любого художника.

Тело мужчины казалось стройным и гибким, но от него исходила скрытая сила. Ему было лет тридцать. Легкий бриз ерошил его слегка волнистые волосы. У него было худое продолговатое лицо с высокими скулами. Орлиный нос говорил о властном характере, чувственные губы выдавали в нем страстного любовника.

Розали поспешно отвернулась и наклонилась, чтобы поднять упавший карандаш.

Возможно, он разозлился на меня за то, что я его рисовала…

Об этом она не подумала. Розали понятия не имела, как местные жители будут реагировать на ее работу.

Нужно ли по законам Куарума сначала спросить разрешения?

Шаря рукой по песку, Розали чувствовала на себе пристальный взгляд.

– Saba'a alkair. – Голос мужчины был низким и еще более приятным, чем ей показалось сначала.

– Saba'a alkair, – ответила Розали, радуясь, что, по крайней мере, знает, как сказать «доброе утро» по-арабски.

– Надеюсь, вы не возражаете… – Молодая женщина указала на свой альбом, затем покраснела, осознав, что он мог ее не понять.

– Вы говорите…

– Я говорю по-английски, – ответил мужчина прежде, чем Розали успела закончить вопрос.

– Вам понравился здешний пейзаж?

Розали подняла голову, чтобы посмотреть на него, и не смогла отвести взгляд. Глаза незнакомца были такими темными, что радужная оболочка по цвету не отличалась от зрачков.

Наверное, виной тому игра света.

Розали подозревала, что при ближайшем рассмотрении его глаза окажутся темно-карими, но отсюда они походили на горящие угольки.

– Да… Этот вид… Он очень живописный, – произнесла она, запинаясь. – Особенно при таком освещении.

– Вы покажете мне вашу работу? – произнес незнакомец, немного смягчая согласные.

Розали показалось, что это прозвучало скорее как приказ.

– Я нарушаю чье-то право владения? – Мужчина покачал головой, и Розали заметила, что его волосы были длинноваты сзади и падали на воротник рубашки.

– А если бы я сказал, что нарушаете? – Уголок его рта поднялся в полуулыбке, затронувшей глубинные струны ее души.

– Разумеется, я бы ушла.

В любом случае мне следует так поступить.

Розали не могла понять, почему она так реагирует на этого человека.

– Тогда хорошо, что не нарушаете, – всадник улыбнулся еще шире, и у Розали перехватило дыхание.

Кто бы мог подумать, что мужчина с таким властным лицом может быть настолько очаровательным и…

– Все равно, мне пора.

– И вы не позволите мне взглянуть на вашу работу?

Отказать было бы невежливо. Хотя ее сегодняшние наброски не шли ни в какое сравнение с тем, что она делала прежде, все же они были неплохи.

Сделав шаг вперед, Розали остановилась и неуверенно посмотрела на лошадей.

– Не бойтесь. У Лайлы и Сорайи хорошие манеры. Они не кусают даже того, кто их кормит.

– То есть вас? – спросила Розали, подходя ближе.

– Да. Но это не единственная причина, по которой они меня любят, правда, мои сладкие? – Мужчина наклонился вперед, и лошади заржали, словно отвечая ему.

Внезапно Розали почувствовала себя окруженной: она стояла между двух лошадей. Ее обволакивало тепло. Влажный конский запах был одновременно грубоватым и успокаивающим. Помимо него ее ноздри щекотало что-то еще, менее ощутимое. Когда незнакомец наклонился, она поняла – это был запах мужчины, солоноватый и пряный.

Розали сделала шаг назад и наткнулась на лошадь. Подняв глаза, она встретилась с прищуренным взглядом мужчины. Блеск его глаз взволновал ее.

– Позволите взглянуть? – произнес он бархатным голосом, и Розали внезапно напряглась.

– Конечно. – Думай о набросках, приказала она себе. В присутствии этого мужчины она чувствовала себя не в своей тарелке.

Взяв большой альбом, Розали перелистнула несколько страниц. Когда она увидела то, что было изображено на одной из них, ее неуверенность и сомнение мгновенно исчезли. Первый набросок с лошадей, заходящих в воду, казался незаконченным, однако он точно передавал их грациозную поступь и гордую осанку.

Не дожидаясь комментария незнакомца, Розали перевернула страницу. Следующий эскиз: мощный изгиб лошадиных шей, широкие ноздри, темные глаза… Животные казались живыми, настоящими. Это было лучшее из того, что она сделала за все эти дни. Еще один набросок: лошадь и всадник, неразрывные, словно кентавр. У нее перехватило дыхание.

– Вы очень талантливы, – сказал наклонившийся к ней мужчина. Но Розали была так ошеломлена увиденным, что, не отреагировав на его замечание, лишь молча, перевернула страницу и с удивлением обнаружила, что разглядывает его руки с длинными тонкими пальцами.

Резкий контур мужского плеча, длинная шея, волевой подбородок…

– Очень талантливы, – сказал незнакомец, прервав ее размышления.

– Спасибо… – Розали взглянула на мужчину и утонула в его бездонных глазах.

Они действительно черные.

– Вы не против того, что я тут нарисовала? Лошади такие красивые, я не могла удержаться…

Незнакомец наклонился ниже, и она сглотнула, чувствуя себя неловко под его оценивающим взглядом.

– Для меня большая честь, что вы выбрали Лайлу и Сорайю в качестве натуры. – Арик не стал упоминать о набросках, на которых был изображен он сам. Незнакомка казалась напуганной, словно никогда прежде не видела мужчин. Однако эти наброски подтвердили – она знает, как устроен мужчина.

Столь точная передача формы означает, что она очень чувственная.

При мысли об этом кровь мгновенно закипела в жилах Арика, и ему с трудом удалось придать своему лицу менее заинтересованное выражение.

Впервые по-настоящему разглядев ее сегодня утром, он испытал разочарование. Она оказалась так молода… Слишком молода для того, что было у него на уме. Но ее серьезность свидетельствовала о том, что она вовсе не наивная дурочка.

– Предпочитаете писать пейзажи или живые объекты?

Ее взгляд, скользящий вниз по его торсу, дал Арику ответ, который он так хотел получить.

– Я… и то, и другое. – Закрыв альбом, Розали отвернулась и сосредоточила свое внимание на Сорайе, обнюхивающей рукав ее блузки в надежде получить угощение.

Но Арик поймал взгляд, который «золотая женщина» бросила на него украдкой из-под полуопущенных ресниц. Ее глаза были таинственными, словно дымка над водой, серо-зелеными, одновременно загадочными и манящими. Этот взгляд вонзился в него подобно острому лезвию.

Арику захотелось спешиться и присоединиться к ней. Но он знал – из-за негнущейся ноги ему будет трудно снова залезть на лошадь. Ему вообще пока не следовало ездить верхом, но, несмотря на предупреждения доктора, Арик не смог устоять перед искушением встретиться, наконец, с его «золотой женщиной».

Он уже отметил про себя, что на ее безымянном пальце не было кольца.

Но это еще ничего не значит.

– Вы приехали сюда в отпуск?

Молодая женщина медленно кивнула, затем повернулась, чтобы убрать альбом в большую сумку.

– Да.

– А ваш муж не возражает против того, что вы гуляете в одиночестве?

Будь она моей женой, я бы не отпускал ее от себя ни на шаг, чтобы другие мужчины даже не смотрели на нее.

Розали вцепилась в сумку так крепко, что костяшки ее пальцев побелели.

– У меня нет мужа, – дрожащим голосом произнесла она.

Поссорилась с бой-френдом? Наверное, из-за того, что он отказался на ней жениться. Арика охватило разочарование.

– А ваш… э-э… сердечный друг не возражает? – Глаза незнакомки загорелись зеленым огнем, и он понял, что перегнул палку.

– Вы прекрасно говорите по-английски, – прозвучало, словно обвинение.

– Спасибо, – ответил Арик, не сводя с нее глаз.

Пожав плечами, незнакомка отвела взгляд.

– Нет такого мужчины, который запретил бы мне делать то, что я хочу. – От Арика не укрылась горечь, сквозившая в ее голосе.

– Полагаю, для такой страны, как Куарум, это необычно?

– Вы удивитесь, узнав, насколько независимы куарумские женщины… – И моя собственная мать может служить тому наглядным примером. Арик улыбнулся, с удовольствием отметив, что влечение не было односторонним. От меня требуется лишь дать ей возможность осознать это, и вскоре я получу возможность насладиться ее теплым податливым телом. Однако в незнакомке чувствовалась какая-то настороженность, которая лишь усиливала его нетерпение.

– Я буду с нетерпением ждать нашей новой встречи, – перешел в наступление Арик.

– Вы вернетесь сюда завтра утром? – Глаза Розали блестели, в голосе слышался энтузиазм.

Отлично.

– Я не планировал… – Арик помедлил, словно обдумывая ее вопрос. – Вы хотите снова рисовать лошадей?

Молодая женщина пожала плечами.

– Если не возражаете… Было бы замечательно… Мне бы хотелось… – Собравшись с духом, она продолжила: – Мне бы хотелось нарисовать их на фоне моря. Конечно, если можно.

Это проще, чем отнять конфету у младенца, подумал Арик.

– Думаю, можно устроить, – не сразу ответил он, заставив ее ждать. – Я попрошу моего конюха Ахмеда привести их.

Розали разочарованно закусила нижнюю губу.

– А вы сами не приедете? – наконец спросила она, встретившись с ним взглядом.

Арик видел, чего ей стоило задать этот вопрос. Ему нравилось заставлять ее ждать.

– Вы бы хотели снова меня увидеть? – Розали покраснела до корней волос. Она вела себя как девственница, в первый раз противостоящая желанию. Но ее глаза сказали ему совсем другое. Она явно была опытной, и подобное противоречие заинтриговало Арика. Ему бы доставило удовольствие лучше узнать эту женщину.

– Да, чтобы нарисовать… если вы не возражаете.

Кто устоял бы перед этими большими, глазами и губами, похожими на лепестки роз?

– Думаю, я мог бы сюда прийти, если вы действительно этого хотите.

В воцарившейся напряженной тишине Арик почувствовал: она хочет его не меньше, Чем он – ее.

– Сколько времени это займет? – Пусть думает, что я оказываю ей любезность.

– Несколько дней… Три-четыре раза, по утрам? – Молодая женщина не могла скрыть своего возбуждения. Ее глаза горели, каждое движение было исполнено энтузиазма.

– Четыре утра… – Арик помедлил.

– Очень хорошо. Я дам вам четыре утра… – Он не смог удержаться от улыбки.

– Если вы дадите мне четыре дня.