Наверное, мне не следовало покупать тот журнал. Я и так уже достаточно зла на Ксандера. Но я купила и теперь сижу в одиночестве на диване в гостиной, ожидая, когда мама вернется домой, и перечитываю статью еще раз. В ней лишь говорится, что «Принц Отелей» был замечен в Нью-Йорке во время открытия одного из отелей его семьи.
Неудивительно, что при первой нашей встрече он бы в шоке, когда узнал, что мне не известно, каким бизнесом владеет его семья. Может быть, Ксандер подумал, что я притворяюсь. Зря. Все потому, что у нас нет кабельного. Однако хоть я и не знала, кто он, я всегда понимала, что он является кем-то значимым. И статья, напоминающая мне об этом, ничего не меняет. Я сминаю тонкий журнал и бросаю его в работающий телевизор. Спустя пару секунд в комнату заходит мама.
– Привет, – говорит она, заметив меня на диване.
– Твоя встреча длилась вечность. – Если я подберу журнал сейчас, то будет слишком заметно, поэтому я оставляю его на месте в надежде, что она не заметит.
– Прости. После приема мне нужно было выполнить парочку дел.
Я указываю за свое плечо.
– Я сделала тебе сэндвич. Он в холодильнике.
Освещение меняется, когда по телевизору начинается реклама, и я замечаю, что у мамы заплаканные глаза. Я сажусь ровно и поворачиваюсь к ней.
– Ты в порядке?
– Конечно. Просто устала. – Она уходит на кухню, которая отделена от гостиной одной стенкой.
– Правда?
– Да, все хорошо.
Я хватаю журнал и засовываю его в карман.
Мама гремит чем-то на кухне, а потом кричит:
– Хорошо провела время?
Я делаю несколько шагов до телевизора и выключаю его, потом жду, когда она присоединится ко мне на диване.
– Да, мы ездили к отцу Скай копать могилу. Это было круто.
– Звучит здорово. Твой друг должен к нам прийти. Я хочу с ним познакомиться.
Нет, не хочешь. Тебе бы не захотелось с ним знакомиться.
– Он боится кукол. Детская травма.
– Серьезно?
– Нет, мам.
– Ты смешная, Кайман.
– А ты стала понимать сарказм.
Она смеется.
– Так этот друг – твой парень?
– Мы просто друзья. – Но являемся ли мы ими сейчас?
– Ну, если это все, что тебе нужно, то тебе стоит быть внимательнее, потому что разница между «просто друзья» и «парень»…
Я с улыбкой закатываю глаза.
– Да, да.
– Очень маленькая, – продолжает она. – Не разбивай сердца.
– Ты что, подражаешь Сократу, мам.
– Так заметно? – Я слышу, как открывается и закрывается шкафчик, и жду, когда она присядет ко мне, но она говорит: – Спасибо за сэндвич, дорогая. Съем его завтра. Я уже поела.
– Хорошо.
– Прости, что пришла и испортила твои планы, но я иду спать.
– В восемь часов?
– Это был долгий день, сначала я занималась магазином, а потом бегала по городу.
Я вскакиваю и следую за ней по коридору.
– Подожди.
Она поворачивается ко мне лицом. Свет выключен, и мы стоит в темноте.
– Да?
– Пожалуйста, поговори со мной. Что-то не так. – Мы с мамой всегда всем делились. Дистанция, которую я ощущаю между нами, – моя вина, я знаю. Она из-за всех секретов, которые мы держим в себе, но нам нужно поговорить.
Мама смотрит на свои руки, а ее плечи поднимаются и опускаются. Она избегает моего взгляда, когда произносит:
– Все в порядке, правда.
– Пожалуйста, мам. Я же чувствую, что что-то не так.
– Сегодня я пыталась взять ссуду, и мне отказали.
Мне не нужно спрашивать, но я все равно это делаю:
– Ссуду на что?
Она наконец поднимает взгляд. Ее глаза налиты кровью.
– На оплату некоторых счетов.– Мама берет мою руку. – Только не переживай. Все будет хорошо. Выберемся, как всегда. Давай надеяться, что дальше будет лучше. Нам просто нужно быть экономнее.
– Экономнее? – Как мы можем быть экономнее? Мы и так практически ничего не покупаем.
– Не переживай, ладно? Все хорошо.
Я киваю, и она меня обнимает. Но это не уймет мое беспокойство.
Когда она скрывается в своей комнате, я закрываю дверь в свою спальню с огромной тяжестью на душе. Журнал упирается мне в бедро, поэтому я достаю его и расправляю.
– Стоишь ли ты всех этих проблем, Ксандер? – говорю я смятому лицу.
***
В понедельник утром я очень долго собираюсь. Все выходные я пыталась придумать, что сказать Ксандеру. Я устала от чувства, которое поселилось у меня в груди и угрожает там остаться.
Когда я спускаюсь по лестнице, мама складывает зеленый банковский бланк для вклада и убирает его в сумку.
– Я думала, ты разобралась с депозитом в субботу.
Она подпрыгивает от неожиданности.
– Ты меня напугала. – Она оценивающе пробегается по мне взглядом с головы до пят. – Ух ты, ты сегодня хорошо выглядишь. Я не видела тебя в этом свитере целую вечность. Он подходит твоим глазам. Это для особенного мальчика в школе?
Если бы я так сильно не любила свою маму, то задушила бы ее.
– Нет, мам. Я же говорила, мы просто друзья. – И он не ходит в мою школу. И... подождите, она пытается сменить тему? У нее почти получилось. – Так, что с депозитом?
– Я не внесла взнос в субботу.
Она не внесла взнос? Моя мама дотошна, когда дело доходит до вкладов. И разве она вчера не говорила, что у нас и так проблемы с оплатой счетов?
Должно быть, мама замечает мой взгляд, так как говорит:
– Ничего страшного. Внесу, как только откроется банк.
– Хорошо. – Я беру свои вещи, поправляю свитер и иду к двери. Мое сердцебиение ускоряется впервые с того момента, как мы повздорили с Ксандером. Я улыбаюсь и выхожу на холод.
Его здесь нет.
Дорога до школы кажется длиннее, чем обычно. Может быть, потому, что я постоянно оглядываюсь назад или потому что иду медленнее, давая ему возможность меня догнать. Но он так и не появляется.
***
После школы, пока мама наверху разбирает заказы, я достаю камеру Ксандера, которую спрятала под столом в подсобке, и фотографирую кукол. Еще никогда не чувствовала такую мотивацию создать сайт. Он поможет увеличить продажи. Когда я смотрю через объектив на безжизненные глаза Айслин, меня посещает мысль о том, как утром мама стояла у прилавка и пыталась избежать вопросов о депозите.
Вешаю камеру на шею и проскальзываю в ее кабинет. Первой вещью, которую я просматриваю, является гроссбух. Долг еще больше – три тысячи долларов. Это не удивляет меня, однако заставляет беспокоиться еще сильнее. Я открываю ящик, где мама хранит сумку с деньгами, и достаю ее. Она закрыта. Ощущая груз в своих руках, я смотрю на нее несколько секунд. Мне не хочется ее открыть и узнать, что деньги еще внутри. Даже не представляю, что это будет означать, если деньги еще там. Что она по-прежнему что-то от меня скрывает? Быстро и безболезненно. Я открываю сумку и заглядываю внутрь. Пусто. Но, даже зная, что она внесла вклад, я не могу успокоиться.
Звенит дверной колокольчик, я запихиваю сумку обратно в ящик и бегу в зал.
Высокий мужчина с темными волосами и бородой стоит около двери. У меня уходит всего секунда, чтобы вспомнить, что он был в магазине несколько недель назад и разговаривал с мамой.
– Сьюзан здесь? – спрашивает он, его взгляд задерживается на камере у меня на шее.
– Нет, ее нет. – Я могу казать ему, что она наверху, но беспокойство, которое появилось у меня в мамином кабинете, только возросло.
– Можете передать, что заходил Мэттью?
– Могу ли я вам чем-либо помочь?
Его глаза загораются, а губы растягиваются в улыбке.
– Нет. – И с этим он выходит из магазина. Через витрину я наблюдаю, как он уходит, а потом быстро выбегаю наружу и прислоняюсь к зданию, чтобы он меня не заметил. Мэттью садится в темно-синий внедорожник, припаркованный через несколько магазинов. Я быстро делаю пару снимков, приближая фокус к номерным знакам, а затем к его лицу. Мое сердце почти останавливается, когда он смотрит в объектив камеры. Ручка металлической двери впивается мне в спину, когда я резко отклоняюсь назад. Навряд ли он меня заметил, я ведь совсем немного приблизила.
Зайдя в магазин, я поднимаю трубку телефона. И как раз тогда, когда готова нажать на кнопку, я себя останавливаю. Не хочу говорить маме о Мэттью по телефону. Я вообще не хочу говорить ей о нем. Не то чтобы мама никогда ни с кем не встречалась. У нее были… знакомства. Но она всегда мне о них рассказывала. Так что кем бы Мэттью ни являлся, она с ним не встречается. А если она с ним не встречается, то кто он?