Этого он явно не ожидал. Вся краска сошла с его лица.
– Хорошо. Что именно ты хочешь знать?
– Что произошло той ночью? Ты что-то недоговариваешь.
– Чарли, я уже пытался поговорить с тобой об этом. Но ты была не готова. Это едва тебя не сломало.
– Теперь я готова, – твердо произнесла я, хотя меня терзали сомнения.
– Об этом нелегко говорить. – Он провел рукой по волосам, будто пытаясь доказать это. – Твоя мама… – Он запнулся. – Она была очень больна.
В ушах зазвенело, голова закружилась, как когда мне было десять. Но в этот раз я не позволю этому меня остановить.
– Я не понимаю.
Он взял меня за руку – мягко, но уверенно. Его взгляд стал стеклянным, и меня это напугало. Я затаила дыхание.
– Это был не несчастный случай.
Я крепко закрыла глаза, не желая этого принимать.
– Откуда ты знаешь?
– Она оставила записку.
Все встало на свои места. У мамы была депрессия. Точно. Вот почему у меня не было детских воспоминаний о ней – ее не было рядом. Она не хотела быть рядом.
Полицейская радиостанция затрещала в моих ушах, и папа щелкнул выключателем, заглушая ее. Я как можно сильнее прижалась лбом к приборной панели, надеясь, что боль избавит меня от мыслей.
– Чарли.
Я покачала головой.
– Чарли. Ты это знала. Иди сюда. – Он прижал меня к груди. – Ты знала. Дыши. Все будет хорошо.
Я кивнула, в душе не веря, что это возможно. Мама бросила меня. Намеренно.
Мой папа пах как… мой папа – чем-то средним между мускусным одеколоном и коричной жвачкой. Это был запах моего детства. Он был моим детством. Моей жизнью. Он всегда был рядом, в каждом детском воспоминании, где не было ее.
Папа зашевелился, поднимая руку, чтобы потереть свое лицо. Мне не хотелось поднимать голову и проверять, плакал ли он. Я не могла столкнуться лицом к лицу с его болью, когда моя и без того уже была слишком невыносимой. Однако мне не пришлось поднимать голову, я услышала это в его голосе.
– И она чуть не забрала тебя с собой.
Кровь ударила в голову, и я резко села.
– Я была в машине, – поняла я, сложив два и два.
Неудивительно, что я пыталась отрицать это всю свою жизнь. Сны. Вот почему я так четко видела, как крутилась машина, разбивалось стекло. Ее обмякшую руку перед собой. Это был не просто сон. Это было воспоминание.
– Она не знала, – быстро добавил он. – Ты пробралась в машину, когда должна была быть в постели.
Я выдохнула. По крайней мере, она не пыталась забрать меня с собой. От этой мысли мне ни капельки не стало легче. Но это было хоть что-то, поскольку в данный момент я вообще ничего не чувствовала. Я была полностью опустошена.
* * *
Назад к магазину, где осталась моя машина, мы возвращались в полной тишине. Папа постоянно открывал рот, желая что-то сказать, но затем вновь закрывал его.
– Если у тебя есть вопросы, задавай, – наконец изрек он.
На самом деле о вопросах я еще не думала, хотя и должна была.
– Она к кому-нибудь ходила? Пыталась лечиться?
– Она регулярно посещала психотерапевта. Но все равно не слезала с таблеток. Думала, что они помогают. Сразу после ее смерти я и тебя отправил к психотерапевту. Всех вас.
Точно, я вспомнила седовласого мужчину, который просил меня рисовать.
– Почему ты не рассказал мне раньше?
– Я пытался, Чарли. Но ты была не готова. Ты закрылась. Забралась на крышу и перепугала меня до смерти. После этого я решил подождать. У тебя все было так хорошо, и мне не хотелось, чтобы это тебе помешало.
– Я чувствую себя глупо. Я такая слабая.
– Нет, Чарли. – Он положил руку мне на плечо. – Нет, ты не слабая. Какой ребенок захочет думать нечто подобное о своей маме? Она была твоим миром.
Нет. Не была. Она едва была частью моей жизни.
– Джером, Натан… Гейдж?
– Они знают.
Я прокашлялась, избавляясь от комка в горле, а затем прислонилась щекой к окну:
– Я чувствую себя глупо. – Понятно, почему папа с братьями считали меня такой хрупкой. Почему они так меня защищали. – Мне так жаль, что я не родилась еще одним мальчиком.
– Что? – Мы подъехали к магазину, и он поставил машину на паркинг.
– Я белая ворона. И я разбита.
– Ох, Чарли. Нет.
– Я нашла книгу в твоей комнате. Кэрол, твоей «коллеги».
Его щеки покраснели.
– Детка, это просто помогает мне разговаривать с тобой на девчачьи темы. К сожалению, очевидно, у меня не очень хорошо получается. Я хотел все сделать правильно. Суметь тебе помочь. Знаю, что ничего не вышло. Я не твоя мама. Она бы справилась лучше.
Я крепко сжала его руку. Не позволю себе больше плакать.
– Ты все сделал правильно, – с трудом проговорила я. – Ты все сделал правильно.
Он обхватил мое лицо руками и поцеловал в лоб:
– Наверное, что-то я действительно сделал правильно, потому что ты выросла удивительной девушкой. Уверенной в себе, умной, спортивной и красивой. Я люблю тебя, детка.
– Я тоже тебя люблю.
Он погладил мои щеки большими пальцами:
– Мне нужно возвращаться на работу. Я попрошу кого-нибудь из твоих братьев тебя забрать.
– Нет, пап. Пожалуйста. Мне нужно уехать. Я хочу побыть одна, мне нужно все это обдумать.
Он нахмурился.
– Пожалуйста. Я буду осторожна. И отлучусь ненадолго.
Он кивнул:
– Если через час тебя не будет дома, я отправлю ориентировку на розыск.
Я закатила глаза, но потом поняла, что он совершенно серьезен.
– Или можешь просто позвонить мне. – Я подняла свой сотовый. Тем более в моем телефоне был установлен маячок, и мое местоположение не будет для него секретом.
Он кивнул. Зуб даю, он отправит кого-нибудь за мной через час. Что ж, мне нельзя задерживаться.
– О, и Чарли… – сказал он, когда я открыла дверь.
– Да?
– Ты наказана до вечеринки.
Я бросила взгляд на смятую в ком рекламку, которая лежала между нами:
– Справедливо. Прости, что соврала тебе.
Он улыбнулся. Впервые с тех пор, как забрал меня.
– Все совершают ошибки.
Я вылезла из его машины и направилась к своей. Глядя на магазин Линды, я понимала, что мне следует пойти и все объяснить, но прямо сейчас это было выше моих сил. Сначала мне нужно было попасть в другое место.
* * *
Я пристально смотрела на ее надгробие. Я целый год не навещала ее могилу, поэтому подумала, что, возможно, неверно запомнила эпитафию на памятнике, но нет, на камне все же было запечатлено «Любящая мать».
Меня одолел гнев. Эти слова казались мне самой большой ложью в мире. Если она была столь любящей, тогда почему так поступила? Она была эгоисткой. Я пнула камень, и он рикошетом отлетел от надгробия.
Позади меня захрустел гравий.
– Еще и тридцати минут не прошло, – сказала я раздраженно.
Папа не мог дать мне хотя бы час, чтобы все обдумать?
– Он сказал пока не ехать за тобой, но я волновался.
Я повернулась к Джерому. Его лицо отражало беспокойство.
Я злилась не только на маму. Но еще и на братьев. Они скрывали от меня правду.
– Я в порядке.
– Правда?
– Нет. Я размазня.
– Чарли. – Его голос был резким. – Не говори так. Это неправда. Ты имеешь полное право переживать.
– Но вы считаете меня слабой. Поэтому так оберегаете. Вы думаете, я на грани срыва.
– Нет. Ты сильная. Иногда даже слишком. Ты думаешь, что должна справиться со всем этим сама, но это не так. – Он обнял меня за плечи и тоже взглянул на надгробие. – Давай пройдем через это вместе.
– В этом-то и дело. Ты уже это пережил, не так ли? Я думала, мы были самой лучшей семьей в мире, но вы, ребята, ничего мне не рассказали.
– Папа пытался. Мы просто решили, что будет лучше, если мы подождем.
– До каких пор?
Он вздохнул, явно тоже расстроившись:
– Я не знаю. Но, Чарли, это, – он указал на надгробие мамы, – не наша семья. Это то, что случилось с нашей семьей. До этого наша семья была крепкой, и она крепка до сих пор. Ничего это не изменило.
Я триллион раз перечитала фразу на ее надгробии. «Любящая мать».
– Всю жизнь я думала, что она была бы моей лучшей подругой. Что она научила бы меня быть женщиной. И из-за этого я в какой-то степени сердилась на папу. Ведь он не мог дать мне то, что дала бы она. А теперь оказывается, что она этого не хотела. Не хотела быть моей мамой. Я так на нее зла.
Он сжал мое плечо и судорожно вдохнул. Поразительно, никогда не видела у брата даже намека на слезы.
– Ты имеешь право на нее злиться.
– Я не знаю, как с этим справиться.
– Ты можешь только пройти через это.
* * *
Блаженный сон. Не помню, когда я в последний раз так много спала. Особенно если в течение дня не занималась спортом. Я боялась, что кошмары о маме повторятся, но этого не произошло. Мне вообще ничего не снилось. В голове основалась туманность, и мне хотелось в ней затеряться.
Похоже, папа попросил братьев оставить меня в покое, потому что уже много часов меня никто не трогал. В течение дня луч солнечного света путешествовал по моему телу и в конце концов добрался до лица. Чтобы избавиться от него, мне нужно было лишь закрыть шторы, но я не могла собраться с силами и встать. Я так устала. Поэтому просто накрыла голову подушкой.
Раздался стук в дверь. Я не ответила. Если это Гейдж, он и так войдет. Дверь со скрипом отворилась.
– Что? – спросила я приглушенным подушкой голосом. Интересно, братья решили по очереди пытаться мне помочь?
– Привет.
Брейден!
Слава богу, моя голова была под подушкой, потому что щеки сразу же вспыхнули. Я взяла минутку, чтобы успокоиться, и только тогда убрала подушку.
– Привет.
Он зашел в комнату.
– Что случилось ночью?
Ночью? Я покопалась в голове, соображая, что он имеет в виду, и вспомнила, что мы должны были встретиться у забора.
– Я заснула. Прости, – погруженная в свои переживания как-то не очень искренне произнесла я.
Он подбросил мяч и принялся поочередно отбивать его коленями:
– Хочешь поиграть?
Он норовил меня взбодрить, и хотя я сочла это милым, прямо сейчас мне не хотелось гулять с Брейденом. Это лишь станет очередным напоминанием того, что не может быть моим и насколько нынче моя жизнь отстойна.
– Не особо. Но передавай всем от меня привет.
– Ну, это будет сложно, потому что «всех» там не будет. Только я.
Еще хуже.
– Думаю, Гейдж дома. Позови его. Он точно согласится.
Брейден подбил мяч коленом, и тот, вычертив в воздухе дугу, приземлился на края моей кровати.
– Гейджа дома нет, и я хочу тебя.
В этот раз я не смогла скрыть румянец на щеках. Ему следовало следить за своими словами. Но он вроде бы не заметил моей реакции.
– Пойдем. Пожалуйста, – добавил он и, подойдя к шкафу, достал мою обувь.
– Я в порядке, Брейден. Меня не нужно подбадривать. Правда.
Он сел на кровать рядом со мной и убрал прядь волос с моего лица:
– А зачем тебя подбадривать? Что-то случилось?
Он не слышал? Я шлепнула его по рукам и откинула волосы за спину:
– Ничего, что бы мне хотелось сейчас обсуждать.
– Вот видишь, я здесь не для этого. Я здесь по совершенно эгоистичным причинам. – Он протянул руку, глядя на меня щенячьими глазками. – Не заставляй меня умолять.
Если честно, мне отчасти хотелось, чтобы он умолял. Я поглядела на его руку, которую он твердо держал в воздухе между нами, и приняла ее.