Я ЗАНИМАЛАСЬ ЦЕЛЫХ два часа подряд. Наверстывать оказалось намного сложнее. И как я раньше занималась так долго? Я зевнула. Лимонад и арахисовое драже. Мне нужна была энергия для занятий. Я встала из-за стола и пошла к машине.

В магазине я взяла самую большую бутылку лимонада и упаковку драже. Максин читала журнал и потягивала газировку. Когда я подошла, она подняла голову.

– А вот и она, наша мультимиллионерша в полном сиянии славы. И как тебе теперь твои шансы?

– Я бросила им вызов, – ответила я.

– И даже молния сначала не ударила.

– Это точно.

Я поставила на стойку лимонад и достала деньги.

– Теперь ты знаешь, что великие мечты сбываются.

– Да, надо мечтать о великом.

– Ты не приходила с самого выигрыша.

– Была занята.

– Тратила деньги. – Она осмотрела мою одежду, волосы и выгнула бровь. Затем поерзала на стуле и достала что‐то из кармана – какую‐то карточку. – Я ждала тебя с того самого дня, как увидела новости.

Она протянула карточку мне.

– Что это?

– Мой адрес.

– Хорошо… – На карточке идеальными печатными буквами был указан адрес.

– Знаешь, если бы не я, ты не купила бы тот билет.

У меня отвисла челюсть, но я быстро взяла себя в руки.

– Поэтому, если захочешь меня как‐то отблагодарить, это тебе.

– О.

Я не знала, что сказать. Она была права – если бы не она, я бы не купила билет. Должна ли я чувствовать себя обязанной или признательной?

– Подумай об этом, – сказала она и пробила мои покупки.

Я передала ей пять долларов, и она вернула мне сдачу. Опешив, я вышла из магазина. Что же мне делать? Этот магазин явно не принадлежал Максин. Владелец магазина получил отличную выплату из моего выигрыша. Однако уговоривший меня на покупку продавец не получил ничего. Но что мне ей дать?

* * *

Прошел час в попытках позаниматься, а этот вопрос все не выходил из головы. Я понятия не имела, что делать. Подумывала спросить совета у мамы, но беспокоилась, что она разозлится. Возможно, я могла поговорить с кем‐то еще?

Я встала и подошла к двери Бо. Тихонько постучала. Ответа не последовало.

– Мам! – закричала я. – Бо дома?

– Вроде да, – крикнула она из гостиной.

Я поджала губы и открыла дверь. Все его вещи были упакованы. Возле кровати стояли коробки, но его самого нигде не было. Я отправила ему сообщение: «Ты где?» В темноте раздалось жужжание, я посмотрела на комод и увидела его телефон. Вздохнула, подошла к нему и подняла. Экран был заблокирован. Я села и открыла комод в поисках листочка или чего‐нибудь еще, на чем можно было бы оставить записку.

Достала лежавший сверху листок, и на пол опустился небольшой клочок бумаги. Я его подняла. Это был парковочный талон из казино «Моронго», датированный прошлым воскресеньем, три ноль пять утра. Бо был в казино в три часа утра?

Я кинула талон обратно в ящик. Он что, променял дневной сон на азартные игры? В груди закипела обида. Я дала ему деньги не для этого. Нацарапав ему записку: «Нам нужно поговорить. Найди меня, когда придешь домой», я вернулась в комнату и легла на кровать, вне себя от злости. Потом попыталась мысленно успокоиться. Может, то был его первый и единственный поход в казино. Или именно там он провел всю эту неделю? Я его почти не видела. Я села в кровати и раздраженно заворчала себе под нос.

На столе лежал цент, который Сет нашел в зоопарке и подарил мне. Я подняла его и перевернула на ладони. Затем, пока не погрузилась в раздумья, достала из кармана телефон и отправила сообщение: «Расскажи мне что‐нибудь веселенькое».

Сет ответил быстро: «Квадратный корень из 144 – 12». – «И это веселенькое?» – «Тебя веселят факты. И числа. Тебе нравятся числа». Я улыбнулась. «Ты прав. Настроение уже улучшилось». – «Что случилось?» Ох. Если просишь кого‐то тебя развеселить, они всегда хотят узнать причину печали. «Дерьмовый день». – «Расскажи». – «Мой брат…» Я перестала писать. Как объяснить все это в сообщении?

Зазвонил телефон, и у меня душа ушла в пятки. Я посмотрела на имя на экране. Сет. Мы никогда друг другу раньше не звонили. Но я была не против такой перемены. И ответила:

– Алло?

– Привет, Мадлен, произносится по‐французски. Ты знала, что по телефону можно разговаривать с людьми?

– Это странно.

– Да? И почему мы не занимались этим раньше?

– Не знаю. По той же причине, по какой ни разу не виделись за воротами зоопарка?

– Это точно. Я мешаю тебе заниматься?

Я оглянулась на лежавшие на столе учебники и стакан выветрившегося лимонада.

– На самом деле нет.

– Что случилось?

– Может, и ничего. – Брату было дозволено развлекаться по ночам. Но сколько таких веселых ночей он провел? – А может, и все.

Сет засмеялся, его теплый глубокий смех тут же вызвал в голове его безупречное лицо – темные глаза, полные губы, высокие скулы.

– Это два очень разных варианта.

– Знаю. Наверное, я слишком остро реагирую.

– Я тебя слушаю.

Эти слова согрели меня изнутри. Он меня слушал, а больше мне ничего было не надо.

– Кажется, мой брат впал в депрессию.

Это было видно по его реакции на отсрочку учебы, когда он не мог позволить себе оплатить обучение. Он замкнулся, словно потерял стержень.

– Вот отстой.

– А сейчас ему как будто стало лучше, но я беспокоюсь, что он принимает решения, которые могут вернуть его обратно в это болото.

– Ты с ним уже разговаривала?

– Он принимает все в штыки. Но надо попробовать.

– Печально, что ты за него волнуешься.

– Почему печально?

– Потому что это тебя гнетет.

– Теперь-то я счастлива. Мне напомнили, что квадратный корень из ста сорока четырех – двенадцать, и все мои проблемы оказались ерундой.

– Это точно.

– Как у тебя дела? – спросила я, устраиваясь на кровати. – Что‐нибудь новенькое происходит в жизни?

– Совсем ничего. Можно подумать, сейчас, когда наказание кончилось, моя жизнь должна заполниться бесконечным восторгом, но все вокруг сосредоточены на выпускном и заняты подготовкой к нему.

– А ты не думаешь о выпускном? Именно этого мы ждали последние восемнадцать лет нашей жизни.

Он промычал:

– Наверное, следовало бы.

Хм, Сет не проявлял к этому такой интерес из‐за того, что не был уверен в будущем?

– Да, иначе этот поезд тронется без тебя.

– Ладно, научи меня, что надо сделать, чтобы сосредоточиться.

Я плюхнулась на живот и провела рукой по рубчикам на пледе.

– Не издевайся, – попросила я. – Намекаешь на то, что я слишком много думаю о выпускном?

– Что? Нет, я над тобой совсем не издевался. Я правда хочу знать, как уметь концетрироваться.

– Я научу тебя концентрироваться на цели, если ты научишь меня, как вести себя более расслабленно.

Он засмеялся:

– Хочешь знать, как расслабляться?

– Да, пожалуйста.

– Хорошо. Сначала ты. На чем мне сейчас сосредоточиться?

– Сейчас? Осталось два месяца до окончания школы, и ты должен каждый день проверять почтовый ящик на наличие писем из университетов, с этого дня и вплоть до выпускного знать все задания к каждому уроку и выполнять эти задания в рекордно короткий срок.

– И ты все это делаешь?

– Да. В этом я профессионал.

– Хорошо, начнем с первого. Сколько писем ты получила?

– От всех, кроме Калифорнийского и Стэнфорда.

– Это приоритетные для тебя университеты?

– Калифорнийский. А Стэнфорд…

– Что? – спросил он.

Я провела рукой по складке на пледе.

– Это мечта Блэр и, возможно, университет, об учебе в котором я никогда не задумывалась, но теперь… думаю об этом чаще.

– Думать – это хорошо.

– Но я слишком много обо всем этом думаю. Вот почему ты должен научить меня расслабляться.

– Сначала надо закончить обучение меня. Второй пункт в твоем списке ты точно выполняешь.

Ты знаешь все задания к каждому уроку.

– Конечно.

– А если учитель подкинет задание-сюрприз?

Чего ты совсем не планировала?

– Вот почему так важно учиться. Помогает со всеми возможными вариантами.

– А третий пункт? Ты сделала все задания на этот день?

Я посмотрела на стол:

– Нет. Но сделаю.

– Одна только мысль об этом меня утомляет.

Я улыбнулась:

– Ладно, мистер беззаботность. И что же мне делать, чтобы стать более расслабленной?

– В том‐то и прелесть: ничего.

– Ничего?

– Ну, можешь лечь.

– Уже лежу.

– Хорошо. Только когда лежишь, не думай обо всех своих нерешенных делах. Тебе надо очистить разум и расслабить все мышцы, чтобы казалось, будто ты вот-вот взлетишь. И отпустить все на ветер. Все ожидания, все ненужные волнения, все, чего от тебя хотят другие, но чего не хочешь ты.

Я несколько раз глубоко вздохнула.

– Именно так ты понял, что не хочешь учиться в университете? И чем будешь заниматься, если не поедешь в университет?

– Не знаю. Работать. Выяснять, чего хочу в жизни.

– Я думала, ты знаешь, чего хочешь! Стать великим режиссером.

Он вздохнул.

– Если бы это было так просто. Ты знаешь, как сложно пробиться в эту индустрию? Практически невозможно. К тому же я и азиат.

– Ты сдаешься?

– Не хотелось бы, – тихо произнес он. – Но иногда…

– Иногда что?

– Иногда реальность берет верх, несмотря на наши желания.

– Я хочу почитать твои сценарии.

– Может, почитаешь. Скоро. Честно говоря, я сейчас работаю над одним.

– Да ладно? И о чем он?

– Не готов рассказывать об этом сейчас. Придется подождать.

Я снова легла на спину и уставилась в потолок.

– Я тебе когда‐нибудь говорила, что терпение – не самая моя сильная черта?

– Я бы с этим не согласился. Ты два часа кряду помогаешь детям кормить козлов, отмываешь грязь и помогаешь парню с серьезными пробелами в математике. Я бы сказал, что терпение – определенно одно из твоих достоинств.

Я не знала, что на это ответить.

– Тогда ты тоже терпеливый. Забираешься на деревья и часами любуешься пейзажем.

– Я никогда и не утверждал обратное. Да я король терпения. Во мне столько терпения, что я месяцами могу ждать того, чего действительно хочу.

– А чего ты действительно хочешь?

Не знаю, зачем я задала ему этот вопрос, и не знаю, какого ответа ждала. Что он хотел меня? Но он, конечно же, не произнес этих слов, а сказал лишь:

– Лимонад со льдом.

– А разве не все его хотят?

Он засмеялся, а я закрыла глаза, слушая его смех, теплый и знакомый. Я не знала, сколько мы еще проговорили, но мне было очень хорошо. Я словно очутилась в зоопарке, где жила прежней жизнью, в которой все было просто и понятно, со всеми было легко общаться и никто не упоминал о моих деньгах через слово. Я чувствовала себя по‐настоящему живой.